БеZ анестеZии бесплатное чтение

Глава 1

Особые дети, особенности развития – это красиво звучит. Но только пока это не случается в твоей семье. И тогда вся красота, романтика, загадочность превращаются в боль и трагедию. Я работаю с детьми с особенностями развития много лет. Я детский психолог. Ко мне приходят семьи с самыми разными вопросами. Кто-то только пытается разобраться, почему ребенок отстает в развитии. А у кого-то уже поставлен диагноз: аутизм, шизофрения, умственная отсталость. Тогда нужны коррекционные занятия. Кто-то просит научить ребёнка играть или задаёт вопросы о том, как лучше общаться с детьми, как справиться со страхами и капризами. Одним детям получается помочь лишь отчасти, немного улучшив состояние. А у других со временем проблемы уходят почти полностью. Эти дети со временем смогут жить обычной жизнью. Но каждая история начинается не с ребёнка, она начинается со взрослых, которые рядом. И именно они, на самом деле, главные герои и персонажи, только от них зависит, куда дальше повернёт дорога и где она закончится. Этот дневник попал ко мне случайно, и история в нём – всего лишь один из десятков тех случаев, которые я вижу каждый день. В этой истории давно нет ничего нового и неизвестного для меня, но я всё равно возвращаюсь к ней раз за разом, хотя она заучена почти наизусть. Я развязываю верёвочные завязки на картонной папке со странными пятнами – как будто капнули водой на поверхность и не успели вытереть, размывшими чернила надписей, и снова перебираю лежащее в ней.

Обменная карта беременной:

Паспортные данные беременной – Кира Дмитриевна Васильева

Предварительная дата родов – 16 октября

Срок беременности на настоящий момент – 40 недель

Информация о предыдущих беременностях и абортах – отсутствует

Анамнез – без осложнений

Дневник Киры – именно так подписана старая тетрадь в клеёнчатой обложке, отслаивающейся от основы. Я провожу пальцами по гладкой поверхности и снова открываю первую страницу…

«Меня зовут Кира. Я и мой муж Саша ждём рождения первого ребёнка. Я начинаю вести этот дневник, чтобы не забыть ничего из первых лет жизни с нашим малышом. Мы уже даже выбрали имя – Серёжа. Сергей Александрович, по-моему, отлично! Девятый месяц. Вечером долго ворочаюсь, никак не могу удобно устроиться и уснуть. Дописываю ночью. Когда всё-таки удалось задремать, приснился кошмар: я иду по леске, натянутой между высотными домами, нога соскальзывает. Я падаю, просыпаюсь, сердце колотится. И вдруг понимаю: началось. А дальше – как у всех: схватить сумку, которая давно ждёт в коридоре, прыгнуть в машину, дышать ровно и глубоко на каждом светофоре, ритмичная боль, которая пугает и радует. Уже совсем скоро я увижу своего ребенка! Интересно, на кого он будет похож?»

Я отпиваю кофе, всматриваюсь в круглый, старательный почерк. Согласно статистике, большой процент родов сопровождается травмами. Самой тяжелой из родовых травм считается повреждение центральной нервной системы. Особенно опасны травмы головы, сопровождающиеся внутричерепными кровоизлияниями из-за механических воздействий и кислородного голодания плода. Последствия во многом зависят от того, в какой области мозга произошло кровоизлияние и до какой степени нарушено мозговое кровообращение. Получивший такие травмы ребёнок, как правило, сильно отстаёт в физическом и интеллектуальном развитии.

Глава 2

«16 октября

Пишу в послеродовой палате, если я не займу себя чем-нибудь, то свихнусь. С самого начала всё пошло не так. Я приехала в больницу, ко мне прицепили какие-то датчики, стали очень странно переглядываться. Но мне ничего не сказали. А я и не спрашивала, не до того было. Они же врачи, им виднее, разберутся. Я плохо помню сами роды. Кажется, они длились очень долго. Хотя было совсем не так больно, как я ждала. Дышала, как учили. Потом все собрались вокруг меня, орут что-то, с бешеной силой давят на живот. Дальше все темно, пощечина и холодная вода в лицо. Вообще не понятно, что происходит, и в ухо кричат: «Тужься!» Потом ребёнка не отдавали, крутили и рассматривали под яркими лампами. О чём-то тихо переговаривались, оборачивались на меня. Я спросила: «Почему он не кричит? Он живой?» Но меня, прикрыв простыней, быстро увезли на каталке в палату одну. Потом пришла пожилая врач, которая принимала у меня роды. «Не жилец… Будет овощ… Не забирайте, пишите отказ. Никогда не скажет «мама». А я слушала и не понимала. Овощ – это она о ком? Кто не проживет больше трех лет? Всё болело и не было сил ответить. Я только тихо сказала: «Нет, ни за что, я заберу его домой. Мы что-нибудь придумаем». Врач рявкнула: «Вы с ума сошли, не понимаете, на что идёте» и хлопнула изо всех сил дверью палаты, выходя. Как больно. Я и не знала, что бывает такая боль. Она так давит изнутри, что невозможно терпеть. Как будто не было анестезии. Я начала тихо выть, раскачиваясь из стороны в сторону. Прибежали врачи, долго пытались поймать руку, вкололи что-то. Глаза закрываются, очень хочу спать. Мне кажется, что продолжается мой ночной кошмар, я всё падаю, падаю и пробуждение не наступит никогда. Очень хочется спать, допишу потом…»

Глава 3

«30 ноября.

А у нас будни. Я почти привыкла к тому, что у Серёжа выглядит не как обычные дети. У него голова неправильной формы. И один глаз открыт меньше другого. И личико по утрам опухает так, что черты меняются ещё больше, и эта припухлость держится потом почти полдня. Он не похож ни на кого – сам на себя. Мне почему-то очень трудно называть этого ребенка, Сережу, «мой сын». Я никак не могу поверить в диагноз. Кажется, что это какая-то ошибка, может, из роддома позвонят и скажут, что ошиблись, и что ребёнок не мой, перепутали, а мой – другой, здоровый. Или что я просто ещё сплю. Бывают же такие дурные сны, когда никак не можешь проснуться. И сейчас я проснусь и поеду рожать, и в этот раз всё будет хорошо. Я помню, как Саша старался улыбаться, когда встречал нас из роддома, и улыбка эта у него всё время соскальзывала, не получалась. И потом он таким слишком бодрым голосом отвечал по телефону на все поздравления: «Да, сын родился». А я даже и не подходила к телефону. Я чувствую себя как маленькая девочка, которая долго ждала игрушку на день рождения, открыла коробку и увидела, что игрушка сломана. А коробку вернуть обратно нельзя. Если не смотреть долго на Серёжу, если не выходить никуда из дома, то можно жить почти нормально. Этого ребёнка так же нужно кормить, менять пелёнки. Можно натягивать на него маленькие вязаные ботинки и кофточки разных цветов, которые мы с Сашей накупили, когда ещё ничего не знали. Зачем столько набрали – думаю, Сереже всё равно, он ни на что не реагирует. Но кто же знал, что он будет таким… Особенным. В книгах про его диагноз пишут так деликатно – особенный. Не принято говорить – больной, инвалид. Но как не назови – суть от этого не меняется. Кто вообще придумал так говорить – «особенные дети»? Наверное, думали, что можно завернуть больного ребёнка, как в фантик в это слово – и сразу станет легче. А на самом деле, ведь, особенные дети – это звучит как будто их всех, этих детей, вместе с их родителями выгнали за забор обычной жизни. Кого я хочу обмануть – я никогда не научусь жить с этим. Не научусь не жалеть о том, что Серёжа мог бы быть нормальным. Но всё равно – я скупаю килограммы игрушек и книг. Я очень стараюсь с ним заниматься по этим книгам. Только у меня ничего не получается, недели идут, а состояние у Серёжи совсем не меняется. Наверное, я что-то делаю не так. Мы были на приёме у платных, бесплатных, самых лучших и просто известных врачей. И я уже не удивляюсь и не возмущаюсь, услышав в очередной раз: «Ребёнка нужно сдать в интернат, там занятия, там ему будет хорошо». «Возможно, когда-нибудь лекарство появится, но сейчас ничего предложить не можем», или просто – «Я не знаю, что с вами делать, никогда такого не видел». Я молодец, я привыкла. Когда это повторяется раз за разом – уже почти не больно. Я иногда плачу по ночам, но делаю это очень тихо. Когда мы гуляем – я ухожу с тех площадок, на которых сидят в песочницах родители с обычными детьми. Я никогда не смогу смотреть на них спокойно. А Саша может. Он вообще не видит никаких проблем, ему кажется, что с ребёнком всё в порядке. Когда я пытаюсь говорить с ним, он отмахивается: «Все начинают говорить, все развиваются, подрастёт – и всё наладится само». Он как будто не замечает, что на ребёнка все смотрят, шепчутся. Говорит, что я выдумываю, что мне кажется. Жаль, что он всё время на работе и не может часто гулять с Серёжей – только на выходных. Конечно, Саше приходится теперь работать больше, чем раньше. На врачей нужно так много денег! Оказывается, всё, что связано с особыми детьми так дорого: эти консультации, обследования, реабилитации. И ещё неизвестно, будет ли хоть какой-то результат от наших усилий. Кажется, у Саши стало чуть больше седины в волосах. А, может, так было всегда, просто я не замечала. Врачи удивляются: а что, Вы с мужем? Он не ушел еще? Одна врач, когда мы приехали с Сашей на консультацию вдвоём, попросила его выйти, и стала меня уговаривать: «Пиши отказ от ребёнка, муж уйдёт, что ты одна с инвалидом на руках делать будешь?» И знакомые говорят: «Саша – герой, не бросил тебя с Серёжей». Не понимаю. Мне кажется, что нет в этом никакого героизма. Ведь это наш общий ребенок, значит, и проблемы его мы должны решать вместе. Разве не так? Я перестала ходить в гости к друзьям и родственникам. Я постоянно вру: «Болеем. Времени совсем нет. Мы сегодня заняты». Мне всё равно, понимают они, что я обманываю, или нет. Не хочу никого видеть. И их сочувствие мне тоже не нужно. Они говорят: «Всё наладится, всё будет хорошо». Что будет хорошо? Ничего хорошо не будет, ничего не наладится. Я никому не пожелаю того, чтобы у них родился такой ребёнок. Но всех этих людей хотя бы на час на моё место! Я не понимаю, за что это всё именно мне, именно нам. Где мы так нагрешили, что не так сделали, что у нас больной ребёнок. Ведь здоровые дети рождаются даже у алкоголиков, у наркоманов, и они их сдают в детские дома! А мы так ждали, так хотели этого ребёнка! Я следила за здоровьем, пила витамины. Я делала все, что говорили мне врачи, честное слово, не пропускала ни один осмотр! Это не должно было случиться с нами! Никто не поймёт, что со мной происходит. Мы никому не нужны – ни я, ни мой сын. И нашему папе, который теперь допоздна работает мы, похоже, тоже не очень нужны.»