У врага за пазухой бесплатное чтение

«Сильнее всех влюбляются самые отъявленные

циники и пессимисты».

Ф. Бегбедер

Глава 1

– Эй вы! Остановитесь сейчас же! – раздается за спиной требовательный женский голос.

До встречи в редакции всего пару минут. Нет времени на баб, но все же оборачиваюсь. Даже интересно, что за бессмертная пытается мне приказывать.

– Переставьте, пожалуйста, машину! – Дамочка, похоже, и не собирается сбавлять обороты.

– Она отлично стоит. Меня все устраивает. – Окидываю командиршу взглядом.

Ничего выдающегося! В прямом и переносном смыслах. Тощая, невысокая блонди. Вместо гривы густых волос, как я люблю, короткий хвостик. Вместо сладких выпуклостей и пухлых губ – тоскливая холмистая местность и тонкие черты лица.

Эдакая миниатюрная домашняя хозяюшка. Из общей картины выбивается только взгляд. Колкий, слишком решительный для той, чья работа – согревать постель и варить щи.

– Почему вы решили, что имеете право раскорячить свой трактор по диагонали?

Язычок у дамочки тоже явно не для оральных ласк. Таким только кастрировать.

– Вообще-то это гостевые места. – Я подхожу ближе. – А вы… – киваю на бейджик. Он, как назло, перевернут. – Здесь работаете.

– Ваш мутант два места на парковке занял! – Блондиночка облизывает губы, задирает голову и смотрит прямо в глаза.

Редкий аттракцион! Мало кто выдерживает мой взгляд, а уж чтобы говорить таким тоном…

– Крупный самец. А у вас тут все узкое.

Вроде бы никаких намеков, строго по делу. Но от нашей перепалки ниже пояса вдруг становится тесно.

Аномальная реакция! Словно и не было ночью трех подходов в горизонтальной плоскости. Впору поздравить себя: «Вот он, Ярослав, кризис среднего возраста. Дождался. Кости начали возбуждать. Такими темпами скоро и на серых мышек начнешь кидаться!»

– Я попросила по-хорошему.

Дамочка сощуривается. Как кошка перед прыжком на руку.

– Это угроза?

Черт, заводит еще сильнее. В штанах не просто парус, а полноценный флагшток. Тут или сексуальную нагрузку перед сном удваивать, или нести черепушку к мозгоправу, чтобы искал, где там что выгорело.

– Вы, наверное, опаздываете. Не буду больше задерживать.

Заноза устраивает тактическое отступление. Пока я прикидываю, возле какой стены ее лучше всего прижать и научить уму-разуму, она паркует свой тощий зад в старенькую малолитражку, заводит движок. И, сдув с лица светлую прядь, резко газует в мою сторону.

Такой поворот оказывается слишком внезапным. Обескровленный мозг чуть не проебывает вспышку. Лишь закаленное тренировками тело спасает от столкновения с резвой капсулой смерти.

Отпрыгнуть успеваю в самый последний момент. Но словно одного испуга недостаточно, дамочка останавливает своего микрозверя возле багажника моего джипа. Надежно перегораживает выезд и, не дав мне очухаться, походкой от бедра удаляется к лифту.

Глава 2

В редакцию известного питерского интернет-портала вваливаюсь лишь черед пятнадцать минут. Пять из них потрачены на разборки с охраной парковки. Еще десять ушло на сражение с собственной эрекцией.

Оба мероприятия оказались настоящими испытаниями. Дежурный охранник вначале изображал глухого, потом немого, а когда я пригрозил вызвать полицию, предложил составить жалобу в письменном виде и даже сунул в узкое окошко мятый лист и огрызок зеленого карандаша.

С флагштоком дело было не легче. То, с чем в обычной ситуации я мог справиться за пару минут при помощи дыхательной гимнастики, в условиях адреналинового шока не желало проходить ни через пять, ни через семь минут.

Несмотря на боль, контуженный младший отказывался принимать свое компактное походное положение. Буравил упрямой башкой жесткую ширинку. Иногда, словно вспоминая охреневшую мышку, крупно вздрагивал. И стоял! Памятником, мать его, Кутузову! Такой же одноглазый, упрямый и способный сдать хозяина, но добиться цели.

После такой «прелюдии» у кабинета главного редактора я уже готов сношать и угнетать.

– Ты обещал мне своего лучшего журналиста. Такого, который достанет все скелеты из шкафа моего клиента. Где он? – захлопнув дверь, сразу перехожу к делу.

– Я обещал – я нашел, – разводит руками Василий Иванович Ломоносов, однофамилец великого ученого и заодно один из самых занудных работников прессы.

– Буровой со дня на день вернется на родину. Я два года угрохал, чтобы выманить его сюда! Кто будет заниматься расследованием?

– Кира Самсонова.

Ломоносов достает из стола папку и кладет передо мной. Сквозь прозрачный пластик вижу фотографию – девушка…

– Да она же ребенок!

– Фото старое. С паспорта. Сейчас ей двадцать девять.

– Я, конечно, слышал модную херню о равноправии, но… – Оттянув ворот рубашки, откашливаюсь. – У тебя что, мужики закончились?

– Ярослав, мужики покупаются и продаются на раз-два! Не успею я озвучить задание, как мужик будет искать, кому продаться подороже, – ухмыляется главред. – Ты просил самого принципиального и неподкупного. Вот! – Он стучит толстым, как сосиска, пальцем по папке.

Я снова присматриваюсь к лицу на фото. Девчонка кажется смутно знакомой. Блеклая, тощая, без искры. Однако даже такую, пусть и в двадцать девять, жалко бросать на амбразуру.

– Она хоть писать умеет? – Нехотя беру папку и начинаю листать.

– Писать?.. Это настоящая акула! – хмыкает Василий. – Даже не акула, а пиранья! Характер не сахар, но доводит до конца даже самые стремные дела.

– И часто у тебя бабы стремными делами занимаются?

Не нравится мне весь этот расклад. Если бы не знал Ломоносова лет десять, решил бы, что он собирается слить мой заказ. В целом его даже можно было бы понять: не каждая редакция возьмется копать под бывшего вора в законе. Безопаснее спустить все на тормозах – поручить дело самому слабому журналисту и потом спихнуть на него ответственность за провал.

– Самсонова у меня одна такая, – после небольшой паузы отвечает Василий. – Я бы и рад повесить на ее плечи какую-нибудь светскую хронику. Задолбался уже нервничать каждый раз, когда кто-то обещает прикопать ее или пустить по кругу в темном лесу. Но эта заноза…

Вместо того чтобы продолжить, он опускает взгляд на стол и тяжело вздыхает.

– Бедовая?

Еще одна категория женщин, которых я обхожу стороной. Не в мои сорок трепать себе нервы с подобными дамочками. Хватает перед глазами примера племянника с его зазнобой.

– Правильная! – снова вздыхает главред. – С принципами и с… – Договорить он не успевает.

После двух ударов в дверь, та распахивается.

– Шеф, не занят? – доносится знакомый голос.

– Кира, а я вот, собственно, хотел… – начинает мямлить Ломоносов.

– Вась, последний материал – полное дерьмо! Фотографы вообще видели, что снимали? Я на телефон лучше делаю!

Причина моей недавней контузии подлетает к столу главного редактора и веером бросает фотографии.

– Кир, я бы хотел тебя с кое-кем познакомить. – Ломоносов приминает свои буйные кудри.

Лишь после этого восходящая звезда отечественной журналистики решает посмотреть в сторону гостя – меня.

– А мы уже знакомы! – Самсонова скрещивает руки на груди. В глазах ни намека на испуг. – Ярослав Борисович Вольский. Вы по делу или жаловаться явились? – Она оборачивается к своему начальнику: – Если что, я могу все объяснить.

Глава 3

Кира

Вечер того же дня

Мой первый муж вначале сказал: «Давай разведемся!» – и только после этого прыгнул в постель к любовнице. Со вторым, к сожалению, пришлось испытать весь спектр эмоций, положенных брошенным женщинам.

– Слушай, ну он все же урод. Трахнуть твою племянницу – это вообще запредел! – охает моя подруга и одновременно соседка по гаражу Ира.

– Пределов нет.

– Эта коза тоже хороша! Ты ее в дом впустила, разрешила пожить, пока место в общежитии ждет, а она тебя на семейном ложе подвинула. Охрененная благодарность.

– Подвинуть можно только имущество. Движимое. А Паша…

– Парнокопытное! – подсказывает Ира, пока я в муках пытаюсь подобрать правильное слово.

– Наверное. – Нет никакого желания спорить.

– И что сейчас? – Подруга смотрит с тревогой.

Из нас двоих она, похоже, единственная, кто переживает. Я, в отличие от нее, не способна даже злиться. Внутри словно кто-то сорвал стоп-кран. Бесконечное торможение и прострация.

– Ир… а что я могу? Ничего нового.

Ловлю себя на мысли, что дико хочется курить. Забытое желание. Не с моей нервной работой убивать себя еще и никотином. Тут бы пулю не схлопотать! И все же…

Губы саднит, а руки, будто сами по себе, отчаянно тянутся к сумочке, на дне которой уже больше года валяется одинокая сигарета – мой страховой парашют на случай ПП – полного пиздеца.

– Опять ввяжешься в какое-нибудь опасное расследование? – понимающе вздыхает Ира. – Будешь вместо ментов охотиться на продажных чинуш или выводить на чистую воду этих… оборотней. В погонах!

– Кому-то ж нужно этим заниматься, – жму плечами. – Зарплату мне не за красивые глаза платят.

– Кира, тебе не в журналисты нужно было идти, а в саперы. Там тоже адреналин, но шансов уцелеть все же больше.

– Меня бы не взяли. Такая роскошь доступна только мальчикам. А я… – Повернувшись направо, как в зеркало, смотрюсь в окно своей машины.

С первым мужем еще пыталась быть привлекательной, следила за модой и весом. Наряжалась, красилась, словно моих двадцати лет недостаточно, чтобы быть самой-самой.

После развода стало все равно. Вместо походов по салонам красоты я засела за конспекты, умудрилась влезть в парочку громких журналистских расследований. На радостях забыла, что все мужики Ко, и снова выскочила замуж.

В отличие от первого мужа, Пашу мало интересовало соблазнительное белье или свежая стрижка. Больше всего он любил секс. На этой его любви мы почти безболезненно протянули три года.

Днем я затрахивала себя работой, старалась доказать всем и каждому, что женщина тоже может быть серьезным журналистом. Отращивала акульи зубы. А ночью трахалась с мужем.

Без особого огня, но до отключки, которая была просто необходима психике.

С таким графиком и «заботой» о себе к двадцати девяти я превратилась в моль… Тощую, без сисек и задницы, неприметную, серую, с большими глазами, маленьким носом и немодными, совершенно обычными губами.

Выцветшая копия молодой Мег Райан. Блондинистый двойник, который так задолбался со своей работой и непутевой личной жизнью, что в двадцать девять тянет на старуху.

– Ты офигенная! – с уверенностью произносит Ира. – Просто… немного подустала.

– Как «Волга» Иван Иваныча, – киваю я в сторону соседского гаража.

Когда-то в нашем гаражном кооперативе все принадлежало чиновникам и прочим шишкам. Сейчас от прежнего «величия» осталась только «Волга» соседа. Да и та покрылась ржавчиной.

– Нет, его колымагу уже ничего не спасет. Только пресс. А тебя… – Сощурившись, подруга прикусывает губу.

– Еще скажи, что меня тоже пресс.

– Он самый! Мужской, горячий, и обязательно с кубиками.

Так и хочется закатить глаза или рассмеяться, но неожиданно вспоминается упакованный в дорогой костюм торс Ярослава – чтоб его – Вольского, и по телу табуном мурашек пробегает дрожь.

Только с моим везением можно было так встрять. Сам Вольский. Племенной жеребец, а не мужчина. Тот редкий экземпляр, который с возрастом стал только привлекательнее.

Идеальный вариант «пресса», под которым можно забыть предателя мужа. Одна проблема – Вольский не случайный знакомый, не ловец одиноких женщин из Тиндера и даже не цель нового расследования.

По странному стечению обстоятельств Ярослав – моя давняя головная боль. Он человек, который упек за решетку отца, а затем сделал все, чтобы тот никогда оттуда не вышел.

Глава 4

После воспоминаний об отце мне всегда паршиво. Он был самым близким человеком – и папой, и другом, и учителем. Сегодня, словно сверху решили поиздеваться, к этому «паршиво» добавляется внезапный приезд мамы.

– Дорогая, привет! Я так соскучилась! – Она повисает на моих плечах, стоит открыть дверь квартиры.

– Привет, мам. Что на этот раз? Ухажер или деньги?

Наверное, некрасиво заявлять такое родному человеку. Да еще с порога! Как назло, я слишком устала, чтобы играть роль хорошей дочери.

– Кирюша, вот что ты за девочка?! – театрально всплескивает руками мама и входит в мою скромную двушку, единственное наследство, которое досталось от отца.

– Ма, мы уже обсуждали. Мне повезло с матерью, тебе не повезло с дочерью. Изменить ничего нельзя.

Без особого интереса наблюдаю, как мама проходится по гостиной, рассматривает открытые полки, а затем подплывает к столу.

– Детка, что за сумочка?!

Она берет в руки недавний подарок Иры – бархатный клатч, расшитый кристаллами Сваровски. Вещь совершенно не в моем вкусе и не по моему карману.

Подруге сложно было отказать. Она убедила себя, что на ближайшем юбилее редакции я должна выглядеть дорого и эффектно. Как результат, у меня появились неудобный клатч, туфли на головокружительных шпильках и соответствующее платье – алое, с голой спиной до самой задницы.

– Это просто сумочка. – Пытаюсь забрать.

– Безвкусица! – Мама надежно держит Ирин подарок. – Ты с ней будешь смотреться как сорока. Помнишь, из сказки? Я тебе еще в детстве читала.

– Папа, – поправляю ее, – он читал.

– Да какая разница! – отмахивается мама. – Знаешь, я возьму эту штучку себе.

Она по-хозяйски пристраивает клатч под мышкой и оглядывается на зеркало.

– Он тебе так нужен?

Это все уже было, и не раз. Духи, которые дарили мужья. Дорогие кремы и помады. Сувениры, привезенные из заграничных командировок… Давно пора привыкнуть, что «маме важнее», «мне не идет», и все равно за ребрами ёкает.

– Ну куда тебе, молодой, эта пошлятина? – фыркает мама. – А я старушка. Мне сойдет. К тому же прежняя сумочка совсем порвалась. Недавно нужно было на почту сходить, так документы с кошельком положить было некуда. Пришлось в пакет класть. Такой позор!

– Ты не ходишь на почту. – Я закатываю глаза.

– Ну в банк. Перепутала. Подумаешь!

– Ясно…

Представляю реакцию Иры, когда она узнает, что ее подарок сделал ноги. Вероятно, это будет целый поток слов. Но винить некого. «Кто не спрятался, я не виноват», – приходит на память глупая фраза из детства.

– Надеюсь, у тебя только сумочка порвалась. Больше ничего.

Ставлю чайник. Мама не будет, она не пьет жидкость на ночь. «Чтобы не отекать». А мне сейчас просто необходима чашка кофе.

– Ох, знаешь, Кирюш, – усаживаясь на диван, охает мама, – другие дети дружат со своими родителями. Волнуются о них! Спрашивают, как жизнь. Проведывают! А ты даже здоровьем никогда не интересуешься. Обидно.

– Ма… – Я проглатываю фразу, что обычно родители тоже интересуются детьми. Спрашиваю о другом: – А расскажи о деле, из-за которого посадили отца?

После смерти папы прошло девять лет, после его ареста – все одиннадцать. Целая вечность без любимого человека. За эту вечность я много раз прокляла себя за то, что согласилась на время суда уехать к ростовской тетке. Родители тогда хором уверяли, что так будет лучше. Меня, восемнадцатилетнюю, и слушать никто не хотел.

А потом… мы с мамой лишь дважды говорили о том деле. Каждый раз она заливалась слезами и умоляла не мучить ее.

Чтобы выяснить хоть что-то, пришлось пробивать информацию по своим каналам. Однако, несмотря на старания, узнать удалось немного. ДТП, алкогольное опьянение как отягчающее обстоятельство и тромб, который якобы оторвался у отца в камере.

– Кира! Ты расстроить меня хочешь? – Мама даже не коверкает мое имя.

– Ты ведь была с ним в машине, когда он сбил ту женщину. Как это вообще вышло? – Тру виски. – Отец прекрасно водил. Да и чтобы он сел за руль пьяным… не могло быть такого.

– Я уже много раз тебе рассказывала! – всхлипывает она.

– Пожалуйста, можешь еще раз? – Складываю руки в молитвенном жесте.

Мама не религиозна. Это скорее для себя.

– Не пил он ничего! Баба эта… она сама под колеса кинулась. Ей красный горел. А она… обкуренная была. Вообще ничего не соображала.

– Ты уверена?

Я помню материалы дела. Там не было ни слова о наркотиках в крови жертвы. Только о том, что она беременна. На девятом месяце.

– Мы когда ей помочь пытались, такого в сумочке насмотрелись! – Мама брезгливо передергивает плечами. – Не у каждого наркомана подобный набор. Да и сама она… невменяемая была. Под кайфом. Куда врачи в женских консультациях смотрят! Ее в какой-нибудь больнице нужно было держать. Под присмотром нарколога!

– А на суде об этом говорилось?

– Конечно! Я последние деньги на адвоката спустила! Он постоянно заявлял эти… как их?.. Ходатайства! И об экспертизе тоже было!

– По факту оказалось наоборот. Что женщина была трезвой, а папа пьяным.

– Кирюш, так этот Вольский, муж ее… он страшный человек. Денег горы. Совести ноль. Купил и прокурора, и экспертов. Из-за него там все поменялось. Черное стало белым, белое черным, а наркоманка так вообще в человека превратилась. Не пила, не курила, не кололась. – Из глаз мамы начинают течь слезы. – Нас с отцом отчаяние брало. Этот гад со свету его сжить решил… отомстить за то, в чем Игореша даже не виноват.

– Мам… – Я обнимаю ее.

– Что мама?! – заливается она еще громче. – Ты сама хотела узнать. Так знай! Твой папа был приличным человеком. Он не пил и никогда не нарушал правила. Во всем виновата та баба. Но Игорю приписали алкогольное опьянение и посадили, чтобы потом в тюрьме… убить.

– Можно же было попробовать апелляцию. Найти другого адвоката…

Это в деле отца было самой большой загадкой. Он признал себя виновным, согласился с приговором и добровольно сел.

– Ты что? Снова перейти дорогу этому Вольскому? – На лице матери отражается священный ужас.

– Хотя бы попытаться…

– Чтобы он потом еще меня или тебя убил?

– А после смерти отца? Узнать точные причины смерти. Потребовать экспертизу… эксгумацию, в конце концов.

– Кира! Ты мне вот это прекрати! Игоря не воскресишь! Нет его больше! А Вольский может сделать так, что не станет и нас.

– Мне кажется, ты преувеличиваешь.

Не вяжется образ сегодняшнего Ярослава Вольского с образом хладнокровного убийцы. Подкупить, нанять он может, но чтобы сам…

– Так! Я знаю, что ты задумала! Добить меня хочешь! – Мама становится серьезной. – Сейчас же поклянись, что не станешь копаться в этом деле! Памятью отца поклянись!

– Мама…

– Не мамкай! Клянись сейчас же! У меня сердце не выдержит, если еще и с тобой что-то случится.

– Прости…

– Кира! – Мама встает, забыв клатч на диване.

– У меня новое расследование связано с Вольским. Серия интервью.

– Катастрофа… Откажись! – Она берет меня за руку. – Милая, откажись. Он сам тебя не узнает, после всех твоих браков и смены фамилий ты в безопасности. Я-то не всегда помню, какая у тебя сейчас. А вот если ты докопаешься до чего-нибудь…

– Я не им буду заниматься. Он только заказчик.

– Не важно! Поклянись, что не станешь ничего узнавать о том ДТП и откажешься от нового дела.

– Я… – Собираюсь сказать «не могу», но телефон внезапно моргает сообщением от Ломоносова.

Главред редко пишет так поздно. Только если что-то срочное.

«Завтра первое интервью. Берешь его у Вольского», – читаю на экране.

«У Вольского?»

Знакомые мурашки становятся на стартовую позицию и начинают забег.

«Он был партнером нашей цели. Сможет многое рассказать».

Странное совпадение.

«Где?»

«Сейчас перешлю адрес и время. Это он назначил».

Спустя минуту на телефон приходит информация. Не веря своим глазам, я трижды перечитываю две строчки и тут же пишу шефу:

«Там? Он серьезно?»

Глава 5

За несколько лет в журналистике уже забыла, что такое мандраж. Любое интервью – просто часть работы. Неважно с кем. Но перед встречей с Вольским я все утро как на иголках. Трижды меняю костюм. Проливаю на него кофе и снова переодеваюсь.

Не успокаивает даже то, что накануне я выставила из своей квартиры мужа с племянницей и теперь совершенно одна.

В дороге тоже не все гладко. Больше, чем обычно, ругаю лихачей, разок глохну. А у клуба, в котором назначена встреча, чуть не подрезаю какую-то блондинку на дорогой иномарке.

Очень странное состояние. Нетипичное. И в самом клубе легче не становится.

На ресепшене встречают администраторы – фигуристая девушка, вероятно какая-нибудь «Мисс бикини», и такой же бугристый парень.

Рядом с ними так и хочется каяться, что давно забросила фитнес, а еще обещать отыскать в недрах шкафа беговые кроссовки.

– Добрый день, я к вашему начальнику, Ярославу Борисовичу, – произношу, пока и правда не начала исповедоваться.

– Мамочки к нему по записи, – с искусственной улыбкой отвечает девушка.

– Кхм… Я не мамочка.

– Прошу прощения, для остальных приема нет, – бодро скалится церберша.

– Мне назначено. Кира Самсонова. – Свечу журналистскими корочками. – Где его кабинет?

– Кабинет? – Администраторы дружно переглядываются.

– Приемная, офис, хоть что-то? – Я обвожу взглядом холл.

Типичный спортивный клуб для богатых. За стеклянной стеной зал с тренажерами, слева —раздевалки и дорогая кофемашина.

– Ах, кабине-ет! – Девушка растягивает губы так широко, что, кажется, они вот-вот лопнут.

– Так как найти вашего босса?

Не отпускает ощущение, что тупая здесь именно я.

– А очень просто! – вмешивается парень. – Прямо по коридору. Там у него и приемная, и кабинет, и… в общем, все.

Он снова смотрит на свою коллегу, словно оба общаются взглядами.

– Спасибо.

Происходящее напоминает цирк. Ни секунды не хочется здесь задерживаться, поэтому сразу же иду в указанном направлении. Прохожу десять шагов по ярко освещенному коридору, открываю одну дверь, затем другую. А после замираю от внезапного приказа:

– Мягче нужно быть! Танцуй его! Вначале обними… покрепче! Теперь вали! – командным тоном произносит Вольский.

Не понимая, куда я попала, открываю рот и осматриваюсь.

Это точно не кабинет! Не приемная! И не тренажерный зал для мажоров! Вместо рядов с гантелями и беговых дорожек здесь мягкий пол. Вместо фитнес-моделей и потных качков – дети! Мальчишки лет по десять-двенадцать. В боксерских перчатках, шлемах и с горящими глазами.

– Кажется, у нас гости, – гремит все тот же голос, и я наконец оживаю.

– Здравствуйте. Вы назначили встречу. – Останавливаю свой взгляд на массивной мужской фигуре в центре зала.

Местный босс тоже в перчатках, в такой же, как на мальчишках, майке, только своего размера, и без шлема. Мистер Тестостерон во всем своем великолепии.

– Подождите пару минут. Скоро закончу. – Это не предложение. Приказ. И отнюдь не детям.

В обычной ситуации я не стала бы слушаться. Ни за что! В журналистике, как в уголовном розыске, ждать и мучиться должна вторая сторона, иначе толка не выйдет. Но Вольский не позволяет возразить.

Распорядившись, он тут же подзывает к себе ближайшего мальчишку и продолжает тренировку. Не обращая на меня никакого внимания, показывает удары, заставляет оттачивать подножки, устраивает мини-спарринги с каждым из своих учеников.

Никогда не любила подобный спорт, не понимала родителей, которые отдают любимых чад в боксерские секции. А сейчас не могу отвести взгляд.

Вольский двигается совсем не так, как боксеры в телевизоре, – он похож на огромную пантеру. Осторожную и опасную. Каждый удар рассчитан с ювелирной точностью. Каждый блок будто непрошибаемая стена.

Ярослав завораживает как питон Каа в мультике про Маугли. На мгновение даже ощущаю себя тем самым бандерлогом – готова слушать и исполнять. Какой-то древний табунный инстинкт! Раньше этот мужчина на меня не действовал, а теперь словно обухом по голове.

Из гипноза выводит сам Вольский.

– Со мной на сегодня все! – кивает он парням. – Остались скакалка и отжимания. С этим справитесь сами.

– Ярослав Борисович, спасибо, – хором разносится по залу.

– Работайте!

Вольский поворачивается ко мне. В карих глазах что-то нечитаемое. То ли пожары, то ли костры святой инквизиции.

– А вы ждите здесь. Сейчас поедем!

Как и в первый раз, он не удосуживается что-либо разъяснить. Едва спрашиваю: «Куда?» – этот гад исчезает за ближайшей дверью, оставив меня с мальчишками.

Такая манера общения уже не просто злит, а конкретно бесит.

Не я назначала это интервью. Моя цель не Вольский, а бывший вор в законе по прозвищу «Китаец». И вообще… во вчерашней маминой истории не все гладко, профессиональное чутье так и вопит: «Там что-то темное!» Но воспоминаний о пролитых вечером слезах хватает, чтобы засунуть в одно место все свое воспитание.

Толкаю дверь, за которой скрылся Вольский.

– Мы договаривались на одиннадцать! Вы сами назначили… – Остаток фразы я проглатываю. Буквально, вместе с внезапно образовавшейся во рту слюной. – Черт, – шиплю секунду спустя и усилием воли отвожу взгляд от голого мужского торса.

Идеального, без усушенных кубиков, но плоского. С литыми косыми мышцами и кучерявой дорожкой от пупка до края полотенца… на бедрах.

– Чертом меня еще не называли, – с бархатной хрипотцой произносит Вольский. – Обычно кричат: «О господи!»

– Вы сообщили моему шефу, что готовы дать интервью, – Игнорирую последнюю фразу этого мерзавца и свои внезапно вспотевшие ладони.

– А вы такая пунктуальная?

Перед глазами пролетает полотенце. То самое, белое, которое мгновение назад было на упругой заднице Ярослава – чтоб его! – Борисовича.

– Представьте, да. – Я разглядываю полку с кубками.

– Отправьте свои данные в Красную книгу. Вас срочно нужно туда внести.

За последние десять лет брала интервью в самых разных обстоятельствах. Как-то даже с дулом у виска. Однако интервьюировать голого мужчину пока не приходилось.

– Вы сказали, что мы куда-то поедем… – пытаюсь отвлечься.

– Завтракать. Здесь недалеко есть неплохой ресторан.

– То есть вы решили сначала обаять меня детишками, а потом добить завтраком в ресторане?

Пока рассматриваю награды Вольского, он подходит ко мне и кладет руку на спину… чуть ниже талии. Уровень – «Интимно».

– Я так плох, что нужны детишки и еда?

С короткого расстояния его голос действует как гребаный эхолот. Всем телом ощущаю непривычную вибрацию и дрожь.

– Вы не в моем вкусе. – Отбрасываю глупую скромность и смотрю этому гаду в глаза.

– До вчерашнего дня я считал так же. Что такие, как вы, не в моем. – Губы Вольского искривляются в плотоядной улыбке.

– А сейчас? – спрашиваю я и тут же ругаю себя за этот вопрос.

Глава 6

Ярослав

С серой мышкой срочно нужно что-то делать. Неправильная дамочка ломает к херам все мои стереотипы. Вначале отворачивается, когда устраиваю для нее стриптиз, а затем наезжает, когда узнает, что повезу кормить.

Пожалуй, ее нужно даже не в Красную книгу, а в какую-нибудь о динозаврах.

– А сейчас…

Тело отвечает на вопрос вместо меня. Достаточно придвинуться чуть ближе, и член доходчиво объяснит, что мне надо и насколько срочно. Дико хочется так и сделать, хоть на секунду вжаться ноющим стволом в плоский живот. Но притормаживаю себя.

– …сейчас я пытаюсь понять, чем заслужил такое раздражение.

Это самый скромный вариант ответа, который пришел в голову.

– Считайте, что это аванс. – Акула задирает нос и, будто потеряла ко мне всякий интерес, делает разворот на сто восемьдесят градусов.

Мы с «флагштоком» стоя наблюдаем, как она выходит из раздевалки, и передергиваем. Я – шеей. Он – твердокаменной головой.

***

Уж не знаю, что влияет на журналистку, но в машине Самсонова тише воды, ниже травы. Словно боится аварии, внимательно следит за Федором, моим водителем, и улыбается чему-то своему, женскому.

– Есть повод для радости? – прекращаю нашу затянувшуюся молчанку.

– Да так… кое-какие выводы.

– Поделитесь?

– Интересно за вами наблюдать. – Кира щурится. Примерно так же, как на паркинге перед «наездом». – Дорогой офис в центре города, успешная компания, автомобиль с личным водителем… и детская секция по боксу.

– Не сочетается? – Я чешу левую бровь.

– Мягко говоря! Тянете на статус уникального.

Официально интервью еще не началось, но хватка уже ощущается.

– Я в юности увлекался боксом. Потом пришлось заниматься племянником, так что забросил. А теперь… форму нужно как-то поддерживать.

– Элитный клуб для маменькиных сынков?

Провоцирует акула красиво. С задором! Умная она, чтобы не заметить, какой у меня контингент. Благодарную шпану из подворотни невозможно спутать с мелкокалиберными мажорами, их я бы и на маты не пустил.

Все Самсонова прекрасно понимает и при этом хочет найти подвох.

– В некотором роде, – отвечаю максимально уклончиво.

Никто не обещал, что будет просто.

– А мое журналистское расследование… оно из той же серии? Не дают покоя лавры Робина Гуда?

– С этим еще проще. Предпочитаю, чтобы всякая шваль сидела за решеткой.

Я ни на миг не кривлю душой. Готов подписаться. Однако журналистка реагирует странно. Маска подозрительности на миг спадает, в глазах читается боль. Будто не Китайца обозвали швалью, а ее саму.

– Но это не помешало вам работать с одним из самых известных воров в законе. – Кира быстро берет себя в руки. Мышка снова акула.

– Порой приходится работать не с тем, с кем хотелось бы.

– Перефразирую. – Она бесстрашно наклоняется в мою сторону. – Иногда не до принципов. Верно?

***

К моменту парковки возле ресторана остро хочется попробовать гребаную ролевую игру с кляпом, наручниками и плеткой. Муза-вдохновительница совсем не бережет свой тощий задик.

После намеков на принципы она вываливает на меня еще парочку вопросов о прошлом, задевает за живое, спрашивая о покойной жене, и прибивает к спинке сиденья короткой криминальной сводкой из жизни племянника.

Не журналистка, а камикадзе! Любой другой на моем месте уже вез бы ее в лес – трахать и прикапывать. Удивительно, как она дожила до двадцати девяти. И еще удивительнее – почему с таким темпераментом Самсонова выглядит недотраханной.

Эту женскую хворь к сорока годам я научился определять безошибочно. По колкому взгляду, по резким жестам и особой бабской ебанце.

Чтобы не спугнуть, вопрос о муже пока держу при себе. Но в кафе, стоит нам сделать заказ, происходит странное. Только акула включает свой диктофон, как возле столика материализуется сонный мужик в мятой рубашке.

– Паша?!

Воочию, вижу, как бесстрашная Кира Самсонова вздрагивает и сжимает ладони в кулаки. Точь-в-точь как делали мои мальчишки до прихода в секцию.

– Милая, нам нужно поговорить, – не глядя на меня, хрипит мужеподобное недоразумение.

– Сейчас не могу. У меня интервью.

– Ты можешь хоть раз поставить свою идиотскую работу на второе место?! – Чувак, похоже, или совсем не знает эту женщину, или уже успел принять на грудь.

– Паша… Я занята, – змеей шипит Кира.

– Если нужно, могу помочь, – вмешиваюсь я.

– Спасибо, не нужно. Справлюсь.

– Вообще-то это моя жена!

Любой нормальный мужик в такой ситуации свалил бы в закат, но этот малахольный оказывается настоящим идиотом.

– Незаметно, чтобы она горела желанием с тобой общаться.

– Да ты, блядь, вообще кто такой? Очередной пуп земли, который считает, что имеет право учить жизни?

– Паша, можешь уйти?!

Кира отворачивается от мятого, снова включает диктофон и всем своим видом показывает, что готова заниматься лишь работой.

– Я чудом нашел тебя! Был недалеко отсюда, и программа GPS, та самая, которую ты просила поставить, показала, что твой телефон рядом.

– Послушай, мне неинтересно, как ты меня нашел. Я сейчас ра-бо-та-ю! – Последнее слово Самсонова произносит по слогам, как для глухих.

– Вчера все неправильно закончилось. Ты даже не дала мне объясниться.

– Паша… – Кира опускает голову на грудь, делает тихий вдох и исподлобья обреченно смотрит на меня: – Он ваш. Надеюсь, предложение еще в силе.

Никогда не был любителем семейных сцен, никогда раньше не вмешивался. Однако сейчас не раздумываю. Махнув рукой официанту, я указываю на недомужа, и уже через несколько секунд двое крепких парней уносят эту «неприятность» в сторону выхода.

– Не спрашивайте! – опережая все вопросы, произносит… нет, не акула – мышка.

– И в мыслях не было. – Демонстративно поднимаю руки вверх. – Вы попросили убрать мусор, я убрал.

– Спасибо. – К ассортименту масок, которые я сегодня видел на лице Самсоновой, добавляется новая. Теплая. С оттенком благодарности. – А сейчас давайте займемся интервью.

Словно не доверяет больше диктофону, Кира прячет его в сумочку и достает самый обычный бумажный блокнот.

Дальше все до банального просто и скучно. Я сливаю всю необходимую информацию на Китайца. Она записывает, задает уточняющие вопросы. Будто следователь, который хочет поймать на лжи, вслух играется с некоторыми моими фразами и ждет согласия.

К окончанию завтрака мы оба так устаем от этого блица, что допиваем кофе в полной тишине. По-хорошему, нужно отпустить ее… домой, на работу или к мятому. Но когда встаем, я придерживаю за руку.

– Вы хотели добавить что-то еще? – Кира скомканным жестом заправляет волосы за уши. Обезоруживает своей простотой.

– Да.

Между нами меньше метра. У нее муж. У меня до хрена срочных дел и железное правило: «Никаких отношений». Что тут можно добавить?

– Вот… – тяну присмиревшую акулу на себя, – это.

Накрываю губами ее губы и, пользуясь аффектом, толкаюсь языком в рот.

Глава 7

Целовать Самсонову оказывается намного приятнее, чем отвечать на ее каверзные вопросы. Небо и земля!

Во-первых, она молчит.

Во-вторых, член, наконец, утыкается, куда хочет, и не терроризирует меня ноющей болью.

А в-третьих, что самое странное, вкусно.

Журналистка – настоящее открытие! Как хорошо настроенная гитара, она откликается на каждое прикосновение – вздрагивает, распахивает свои огромные глаза и, кажется, стонет.

О том, что стон на самом деле – попытка что-то сказать, понимаю лишь через секунду. К щеке с болезненным хлопком припечатывается женская рука, и иллюзия нормальной отзывчивой бабы накрывается медным тазом.

– Да как вы смеете?! – испепеляя взглядом, орет Кира.

– Будем считать, я пробую десерт.

Тру щеку. Кожа горит. Бодрит отменно.

– Знаете что, засуньте ваш десерт… – Кира косится в район моего паха.

– Здоровая мужская реакция, – пожимаю плечами.

За стойкость «бойца» оправдываться пока не приходилось.

– Реакция у вас! – Она фыркает. – Обалдели совсем?!

Что ответить, не знаю.

В целом вопрос правильный. Самсонова не давала мне никаких намеков, не совала в карман номер телефона и вообще делала все, чтобы захотелось только одного – отшлепать эту вредную бабу по заднице и отправить на хер.

Ни одной причины встать в стойку! Сплошь противопоказания. Но долбаным инстинктам до фени, что думает мой мозг.

Инстинктам по кайфу!

Не помню уже, когда кто-то так заводил. Совсем не помню, чтобы так яростно давали отпор. А о фирменных женских «по мордасам» я знал лишь понаслышке. Покойная жена изначально досталась с ангельским характером. Учительница, святая и лучшая женщина на свете. Те же, кто были после нее, предпочитали заранее кричать «Да!» и снимать трусы.

Акула, похоже, о слове «да» и не слышала.

– Только посмейте еще раз ко мне прикоснуться. Так ославлю, что позавидуете этому своему Китайцу, – оглядываясь по сторонам, угрожает Кира.

– Нет таких новостей, которые нельзя было бы опровергнуть. Не мне вам рассказывать. – Складываю руки на груди.

Даже интересно, что еще она придумает.

– Не поможет! – Самсонова бесстрашно тычет пальцем в пиджак. – Таких, как вы, я размазываю качественно. Опровержение и читать никто не захочет.

– Сделаете меня известным?

Строптивая баба заводит еще сильнее. Был бы рядом приличный отель – уже сношались бы. Как кролики! До потертостей и искр из одного места.

– Звездой! – привстав на носочки, глаза в глаза произносит Кира. – Вспыхнете сверхновой! – добавляет, задрав подбородок.

Никогда не считал серых мышек привлекательными, однако эта – чистый секс. Темпераментом бог не обделил.

– Договорились!

Пока моя амазонка не отодвинулась, притягиваю ее к груди и скольжу носом вдоль шеи. Понимаю, что веду себя, как похотливое животное. Потерпит.

– Тебе конец, – шумно выдыхает Кира.

Переход на «ты» проходит как по маслу.

– Не нравлюсь? – Вопрос-тест.

– Не твое дело!

– Значит, нравлюсь.

Ломоносов все же был прав: его акула патологически честная. Одна на миллион. А еще она хочет меня так же сильно, как я ее. Аж уши дымятся.

– Самовлюбленный павлин.

– Я тебя оттрахаю. Везде! Говорить и сидеть потом не сможешь.

– У тебя губа раскаталась. Смотри, за ширинку зацепится – порвешь.

Кира и не пытается оттолкнуть. Гордая даже в зафиксированном состоянии. Жанна Д’Арк питерского разлива, неразбавленная.

– Сдаваться будешь сразу по всем фронтам. Можешь готовить белые флаги.

– Только если ты потом на них сядешь! – Акула держится, но крылья носа вздрагивают, выдают.

– Хочешь экспериментов? – Я резко отпускаю ее и внимательно слежу за реакцией. – Будут!

Чутье не обманывает. Оказавшись на свободе, Кира будто резко мерзнет – обхватывает себя руками и жадно сглатывает.

Глава 8

Кира

Меня бомбит! Нет, не раздражает, не бесит – именно бомбит! В голове крутятся сплошные эпитеты: «Павлин, кобель, неандерталец!», а тело… с ним все плохо.

Телу до сиреневой звезды, что Вольский – последняя сволочь, нарцисс и бабник. Меня шкалит от желания снова дать этому гаду по фейсу и от непривычной слабости. Губы саднит, будто не целовалась целую вечность, а суетливые мурашки уже достали своим бегом туда-сюда.

Никогда не верила в глупые сказки о предающем теле и ватных ногах. Считала их бредом для романтичных девушек и одиноких женщин. Но рядом с Вольским бред начинает походить на правду.

– Спасибо за интервью, – заканчиваю я наш разговор про эксперименты и белые флаги. – Черновик статьи получите электронной почтой, – возвращаюсь к безопасному официальному тону.

– Конечно, получу.

Паршивец скалится. Нагло! Во все тридцать два, будто я сказала не о статье, а о чем-то другом.

– За машиной доберусь на такси. Не буду вас больше задерживать.

Пока Вольский насильно не усадил меня в свой бронетранспортер, включаю заднюю передачу и самым трусливым образом сбегаю из ресторана.

К счастью, у этого озабоченного самца слишком большие проблемы в штанах, чтобы гоняться за мной по залу. Никто не преследует до самой парковки. Только садясь в машину, ощущаю лопатками пристальный взгляд откуда-то сзади.

***

После такой эмоциональной встряски до самого вечера я пашу как проклятая Золушка. Разгребаю очередной завал в редакции, набрасываю черновик статьи и даже успеваю поругаться с Ломоносовым.

Главред почему-то вбил себе в голову, что он лучше всех знает, как вести расследование о делишках Китайца и у кого брать интервью. В целом это не первая подобная стычка – его страх за меня частенько мешает нам обоим работать. Однако сейчас не хочется никакого контроля и тем более плана.

– Три интервью! – тряся кучерявой головой, вещает Вася. – Больше от тебя ничего не требуется.

– Это даже делом назвать нельзя! Любой практикант справится!

– Вольский, бывший бухгалтер Бурового и его уборщик! – загибает он пальцы. – Все они согласны с тобой пообщаться. Все проверенные люди.

– Интервью с уборщиком. Смеешься? – Я закатываю глаза. – Да кому оно будет интересно?

– Уборщики и консьержи иногда знают больше, чем дети и жены. – Ломоносов поправляет очки.

– Знают они! Как бабки на лавках! Кто с кем спит и как часто бухает.

Не нравится мне упрямство шефа. Или он что-то скрывает, или это какой-то мужской ПМС.

– Кира, ты хоть раз можешь сделать только то, что от тебя требуется?!

– Могу! После того как ты расскажешь, зачем все это Вольскому! – тоже перехожу на повышенный тон.

– Да какая разница?!

– Скажи честно, мои уши похожи на сушилку для спагетти?

– Кира… – Вася сдувается.

– Тогда почему уже третий мужчина за день пытается развесить на них лапшу?! – Я хлопаю распечатанным черновиком статьи о стол шефа. – Что вы оба задумали?

– Мне кажется, ты переработала сегодня. – Ломоносов кивает в сторону двери. – Давай поезжай домой. Черновик я посмотрю, а ты отдыхай. Завтра юбилей портала. Не хватало, чтобы мой главный журналист оказался на банкете уставшим и хмурым.

– Будешь дурить мне голову, вообще не приду.

Даже разозлиться на него нормально нельзя. Ни покричать, ни хлопнуть дверью. Ничего общего с Вольским!

– Ты мне это… не угрожай. Дуй лучше! – Начальство лично распахивает передо мной дверь. – Жду завтра при параде. Мужу привет!

Совершенно стандартное прощание. Никакой оригинальности или намеков. Однако от последнего напутствия мое и без того плохое настроение становится откровенно дерьмовым.

– Обязательно. – Ничего не объясняя, иду к двери.

Душеспасительные рабочие беседы – это последнее, что мне нужно.

***

Как выясняется через полчаса, с пожеланием Вася частично попал. Домой я приезжаю без приключений, по дороге успев заскочить в магазин за готовой едой. Но уже на месте, у порога квартиры, поджидает сюрприз.

– Тетя Кира, я не знаю, как так получилось! – Племянница вскакивает со своего рюкзака и в слезах бросается навстречу.

– Ася, ты что здесь делаешь?!

– Я… Я к вам. Жить.

– Ты сейчас шутишь?

– Я не виновата. Клянусь! Ваш муж меня чем-то напоил, а потом воспользовался!

В театральном ремесле Ася так же плоха, как и сегодняшний Робин Гуд. Разница в том, что он врал о своих мотивах, а эта готова очернить Пашу, лишь бы вернуться ко мне домой.

– И ты думаешь, что я впущу?

– Я так виновата перед вами. – Два ручья слез превращаются в настоящие водопады. – Нужно было сильнее сопротивляться, ударить его чем-нибудь.

Не хочу вспоминать сцену, увиденную в спальне. Нет никакого желания вновь переживать те эмоции, но девчонка не оставляет никакого выбора.

– Я помню твое «да» и «еще». Куда уж сильнее?

Два дня ничего не чувствовала, была как в аффекте. А теперь начинает накатывать.

– Нет, что вы! Я не могла такое кричать! – Схватившись за мою руку, племянница бухается на колени. – Только если от страха. Павел все же намного сильнее, – всхлипывает она. – И старше.

– А у меня на лбу надпись: «Дура». – Трогаю уши.

Четвертая партия макаронных изделий все же лишняя.

– Нет, вы очень умная. А еще добрая. И единственная моя родственница в этом городе.

От несчастного взгляда из-под неестественных, наращенных ресниц начинает подташнивать.

– Прости. У меня для тебя плохие новости. – Вырываю свою ладонь из захвата. – Ночлежка «У доброй тети» больше не работает. В следующий раз расставляй приоритеты правильно. Или член, или жилплощадь.

– Тетя Кира… – Ася, похоже, не понимает, что ее просто так могут оставить ни с чем.

– Москва слезам не верит. А Питер их даже не замечает.

Открыв замок, я вхожу в квартиру. Сразу же захлопываю дверь. И чувствую, как топит… заливает изнутри тем самым, во что не верит одна столица и чего не замечает другая.

Глава 9

Пожалеть себя нормально не получается.

Под стук и крики племянницы я целый час вою на коврике в коридоре. После, пытаясь успокоиться, давлюсь на кухне ромашковым чаем и, словно в наказание, всю ночь ворочаюсь в кровати без сна.

Морфей, как истинный мужчина, приходит только под утро. Отключив будильник, я проваливаюсь в сон, а просыпаюсь от стука в дверь.

– Кира! Самсонова! Я знаю, что ты дома. Открывай! – доносится голос подруги.

– Ира… Блин! – сиплю в подушку.

Голова как колокол. Не поднимаюсь, а воскресаю.

– У тебя что, ролевая игра «Спящая красавица»? – Ира с порога окидывает меня придирчивым взглядом и хмыкает.

– Что-то вроде того. – Собираю спутанные волосы в хвост.

– А до этого в Винни-Пуха играла? – цокает языком подруга. – Все лицо распухло. Тебя будто пчелы покусали.

– В Умку, – вспоминаю я древний детский мультфильм о медвежонке.

– Скорее в тугодумку.

Ира прохаживается по гостиной, заглядывает в спальню и, ничего не говоря, идет на кухню.

– Чай закончился, – спешу предупредить, пока эта деятельная особа не перевернула все мои шкафы вверх дном.

– Чай тебе и не поможет. – Она достает пачку натурального кофе и банку странного кокосового масла, которое подарила год назад. – Будем делать бронекофе! Если Дэвида Бекхэма спасает, приведет в чувство и тебя.

С самым деловым видом Ира ставит на плиту турку с водой и засыпает в нее кофе. С минуту мешает. Лишь потом поворачивается ко мне.

– Ревела? Наконец дошло, что ты теперь свободная женщина? – спрашивает она.

– Всего час. Потом не могла уснуть.

С некоторыми людьми лучшая защита – это не нападение, а признание поражения.

– Я уж подумала, что ты решила наспать на юбилей любимой редакции.

– Так ты ради этого приехала?

Наши гаражи рядом, но дома находятся в двух километрах друг от друга. Не так уж далеко, только подруга и в соседний подъезд предпочитает ездить на машине.

– Да разве можно тебе доверить подготовку к такому делу?

– Одеться и вызвать такси… Что сложного?

– Вот! Я ж сказала! Доверять нельзя. – Ира снимает с плиты кофе и добавляет в него свое странное масло.

– Я не буду это пить! – Даже нюхать не хочется.

– Еще как будешь! Заряд энергии на полдня! А еще накрасишься и наденешь то красное платье, которое я заставила тебя купить.

– Ир…

– До редакции довезу, не беспокойся. Вадик на неделю в командировке, а его мерс у меня. Не карета, но лошадей под капотом хватит.

– Целая неделя…

До Пашиной измены я тоже была в командировке. Неделю. А потом приехала и застукала его с Асей.

– У него каждый месяц такие командировки. Меньше не бывает.

– И ты не боишься отпускать так надолго? – Пока не вспомнила что-нибудь еще, я пытаюсь переключиться на Иру и ее нынешнего ухажера.

– Ты видела мои запасы эротического белья и игрушек?! Секс-шоп на максималках! – беззаботно отмахивается подруга. – Где Вадик найдет еще одну такую затейницу?!

– А если отыщет готовую на все? Даже на еще один магазин с игрушками.

– Вот в этом твоя главная ошибка. – Ира ставит передо мной чашку с маслянистой кофейной жижей и уверенно кивает. – Знаешь, что сильнее всего возбуждает мужчин?

Раньше – даже не задумывалась. Между браками не было времени ни на свидания, ни на обычные знакомства. Замужем вопрос о возбуждении не стоял, все складывалось как-то само. Однако после вчерашнего столкновения с одним наглым типом я догадываюсь.

– Сопротивление!

– Бинго! Эти мегаполисные хищники хиреют, если не устраивать им полноценное сафари.

– Еще скажи, с ружьем и приманкой, – несмотря на вялое состояние, улыбаюсь.

– Ружье у них свое. В штанах. А вот приманка должна быть достойной! Чтобы умотался, пока до нее доберется. Забыл о еде, отдыхе и других развлечениях.

– Кажется, я поняла. Если нужно отвадить хищника, лучше всего стать доступной зайкой.

После дневного сна мозг все еще барахлит, но теория выглядит логичной.

– Ну… какого-нибудь саблезубого хомячка, типа твоего Паши, так не отвадишь. А с тигром беспроигрышно.

Пока я давлюсь «бронекофе», Ира выгружает из модного кожаного рюкзака огромную косметичку и вдруг замирает.

– Подожди! Ты сказала «отвадить»? – Она трясет головой. – У нас появился тигр?

– Скорее нильский крокодил.

Память подкидывает картинки, как Вольский держал меня в объятиях и засовывал в рот свой нахальный язык.

– Такой же упругий и с железной хваткой?

Ира высыпает на стол всю свою косметику. Целую гору карандашей, кисточек, тюбиков и помад.

– Примерно. – Уже жалею, что завела этот разговор.

– А этот крокодил сегодня будет… на праздновании? – с подозрительной заминкой интересуется подруга.

– Он…

До интервью и в голову не приходило поинтересоваться этим. Еще пару дней назад в моей жизни были другие планы и другие мужчины.

– Так будет или нет?!

– Не исключено, – пожимаю плечами, чувствуя, как к щекам приливает жар.

– Черт, Кира! Да это же то, что нужно! – Глаза подруги вспыхивают, а руки начинают быстро перебирать разбросанный на столе скарб. – Сделаем из твоего крокодила сумочку! Я буду не я, если ты сегодня же не заставишь его расстаться со своей драгоценной шкуркой.

Глава 10

Ярослав

В моем рабочем графике совсем нет места для юбилея одной питерской редакции. Последний месяц в нем плотнячком. Но целых два вопроса заставляют перенести встречи и явиться в ресторан.

– Ярослав! Все-таки приехал! Снизошел! – Увидев меня, главный редактор тянет руку.

– Решил убедиться, что тебе хватит коньяка на всю эту шоблу. – Окидываю взглядом небольшой зал.

По размаху мероприятие едва дотягивает до дня рождения болонки моей бывшей. Никаких випов, вместо живой музыки – тощий диджей, а закуски своим видом напоминают что-то уже съеденное и переваренное.

Из всего ассортимента продуктов безопасным выглядит лишь коньяк.

– Семь ящиков! Смеешься? Да мне на три юбилея хватит. Дожить бы! – улыбается Ломоносов.

– Кто ж знал, что ваша братия такая непьющая?

– Так это, как раз наоборот. Пьющая, и даже запойная. Но мы больше по водочке, обычной, отечественной. С ней точно знаешь, как хреново будет наутро и каким пивом опохмеляться.

– Ну, коньяк я назад не повезу. – Салютую ему пузатым бокалом.

– Да кто ж тебе вернет? – Вася повторяет мой жест. В руке такой же бокал.

– Хотя за интервью можно было бы, – перехожу к первому делу, из-за которого приехал.

– Признаю, суховато получилось. – Ломоносов деловито поправляет очки.

– Суховато? – Я вспоминаю черновик, который пару часов назад получил на почту. – Если верить статье, мы с Китайцем два брата-акробата. Никакой разницы. Осталось оформить явку с повинной и присесть лет на двадцать.

– Ярослав, какая явка? Это ж только черновик! Никто статью в таком виде не выпустит. Кира еще поработает над ней, отшлифует, причешет.

«Отшлифует. Еще как…» – повторяю про себя.

– С бухгалтером и уборщиком ей тоже придется хорошо поработать. Я, конечно, обещал каждому из них прикрытие, но не хотелось бы прятать еще и от полиции.

– Понял. Поговорю с Самсоновой, чтобы сбавила обороты. – Ломоносов произносит это бодро, только в голосе нет никакой уверенности.

– И еще… поговори, чтобы не спешила. Пусть соберет информацию, нарисует свои черновики и ждет.

– Ты собираешься все отменить?

– Нет. Отмены не будет. Мне нужно, чтобы все рвануло сразу. Бомбой.

К сожалению, не могу посвятить Васю в свой план. Ни одна живая душа не должна пока знать, что Китаец вот-вот вернется на родину. Нельзя спугнуть ни самого Бурового, ни его бывших подельников.

Ставки заоблачные. И для меня, и для племянника.

У Ломоносова хватает ума не спорить.

– Хорошо, тогда выпуск статей я возьму под личный контроль. Кира напишет, подготовит фото, и, когда ты посчитаешь, что пора, мы опубликуем.

– Спасибо за понимание.

– Кстати, совсем необязательно было присылать коньяк. Такие услуги у меня бесплатно. – Вася снова улыбается.

– Кто ж знал? – Первая задача решена, так что я тоже перехожу в режим пустого трепа.

– Но назад, как и сказал, не отдам, – разводит руками Ломоносов и тут же переключается на следующего гостя.

За такую оперативность очень хочется сказать ему спасибо. Свободного времени все меньше, а моя цель номер два наверняка уже где-то здесь. И ею следует заняться как можно скорее.

«Найти и зажать!» – уточняю сам для себя.

«А еще хорошенько отодрать за все те слова, что написала обо мне в статье», – дополняю мысленно.

Задача, так сказать, повышенной важности. Однако стоит мне начать обход зала, случается незапланированный пит-стоп.

– Ярослав!

Голос узнаю влет. Вика, бывшая любовница племянника, дочь одного из местных чиновников и по стечению обстоятельств журналистка этой редакции. Красивая, молодая и настолько яркая, что могла бы украсить любой подиум.

– Привет. – Обернувшись, я позволяю поцеловать себя в щеку. – Как дела?

– Привыкаю к тому, что мне дали отставку. – Губы девчонки улыбаются, в глазах тоска.

– Первый раз, наверное, непривычно.

Чего не умею, так это утешать женщин словами. Обычно на выручку приходит более древний способ, с гарантированным удовольствием для обоих. Но с Викой я пас.

– Клим всегда любил только Диану. Рано или поздно он все равно бросил бы меня и вернулся к ней. – Она даже не пытается изображать трагедию.

Другая бы рвала на себе волосы, а этой пофиг.

– У них дочь.

Нужно заканчивать этот разговор. Где-то здесь бьет хвостом моя Акула, возможно уже не очень трезвая и готовенькая на все.

– Я его не осуждаю. – Вика облизывает губы. – Даже понимаю. – Она утыкается взглядом в мой кадык.

Стоп, девочка! Я знаю твой маленький секрет. С первого дня под одной крышей понял, ради чего ты легла под Клима.

Бывают бабы-дуры, а бывают – дуры героические. Первые отказываются слышать «нет» и устраивают скандалы. Вторые ищут пути, как обойти это «нет», иногда в ущерб себе.

С первым типом я не пересекаюсь. Хватает чутья обходить этот «геморрой» по большой дуге. Со вторым до недавнего времени тоже не было промашек. Бог берег от влюбчивых папиных дочек, пока не появилась одна. Та, что сохла по мне, но, получив отказ, начала спать с моим племянником.

Не любовь, а особая форма зависимости. Знакомая. После смерти жены сам был таким. Избегал тех, кто может понравиться, разрубал с ними любые связи и тянул в кровать лишь тех, кто был по барабану. Не трахался, а каялся.

К счастью, работа вылечила от этой блажи. Страдание сменилось усталостью, а когда сообщили о смерти убийцы – пустотой. Стало горько, что так и не добрался до него. Не заставил мучиться. Отпустил на тот свет без расплаты.

– Клим сказал, что вы дом в пригороде купили. У отца есть хороший дизайнер. Могу узнать контакты ее бюро, – продолжает Вика, пока я вспоминаю прошлое.

– Не нужно. Там не к спеху.

Ослабляю галстук. Надо искать Акулу и валить отсюда к чертовой матери.

– Мне несложно.

Качнувшись вперед, Вика распускает узел галстука и расстегивает верхнюю пуговицу рубашки.

Интимно. Ее никто не просил, но так действительно лучше. Больше ничего не душит и…

Додумать свою мысль не успеваю. Левая щека загорается как от пощечины, и стоит посмотреть в сторону, я скрещиваю взгляды с той, кого так долго искал.

Глава 11

Обычно меня не берут ни коньяк, ни водка – счастливая особенность организма. Однако сейчас резко хмелею.

Вика все еще жужжит на ухо о дизайнере, мнет в руках добытый с моей шеи трофей, а я второй раз за эту гребаную неделю поднимаю с пола челюсть.

Мышка, мать ее! Оборотень! С голыми плечами. Белыми, как жемчужины, позвонками и декольте на спине… до самой задницы.

Знал, конечно, что бабский марафет сродни черной магии, но сегодняшнее перевоплощение Самсоновой тянет на какой-то запрещенный ритуал.

– Ты меня вообще слышишь? – Вика машет перед лицом галстуком.

– Прости, у меня дела. – Даже не взглянув на нее, забираю удавку и отчаливаю к своей цели.

Выглядит, вероятно, по-скотски. Девчонка не заслужила такого футбола. К сожалению, роль джентльмена не удавалась мне даже в далекой молодости.

В отличие от экс-подружки племянника Кира встречает напалмом в глазах и плотно сжатыми губами.

Спустившаяся с коня амазонка. Без копья и в таком платье, что мое собственное копье вот-вот встанет по стойке смирно.

– Это сейчас мода такая? – Я забираю из рук Акулы бокал с шампанским и сую ей стакан с водой.

– То есть?

– Ходить на приличные мероприятия голышом.

– Если вы не заметили, на мне платье!

Мы снова на «вы».

– Пытался найти, но да. Не заметил! – Снова скольжу взглядом по красной тряпке, которую Кира назвала платьем.

– Тогда вам к окулисту. – Полуголая зараза аккуратно поправляет выпавший из моего кармана кончик галстука и опасно оскаливается. – Говорят, у мужчин зрение с возрастом притупляется. Надеюсь, вам помогут.

– Обязательно обращусь. Вот отвезу тебя домой и сразу поеду искать какого-нибудь доктора.

– А я не прошу домой. Еще рано, праздник в самом разгаре. – Ведьма гордо выпячивает грудь.

Судя по очертаниям, маленькую, стоячую и с упругими вершинками.

– Переоденешься и вернешься.

Во рту пересыхает. Рефлексы словно у пацана, который ни разу не видел женскую грудь. Уже и не помню, когда так быстро доходил до этой стадии спермотоксикоза.

– Мне и так хорошо.

– Обдувает, – соглашаюсь. – Вентиляция что надо.

– Еще не сковывает! И очень удобно. – Кира кивает официанту с подносом бокалов, но я спиной перегораживаю проход.

– А другим удобно заглядывать в поисках белья.

Руки так и тянутся к жопному декольте. Чтобы сдержаться, приходится засунуть их в карманы брюк.

– Боюсь, искать нечего. – Акула совсем себя не бережет.

– То есть? – Голос все. Связки слиплись. Остается хрипеть.

– Такой фасон. Все вопросы к дизайнеру.

Будто мне мало, эта бесстрашная женщина делает оборот на носочках вокруг своей оси. Доводит мою и без того бурную фантазию до сюжетов, которые не снились даже Тинто Брассу.

– В задницу этого дизайнера.

Вокруг нас целая толпа народа, до двери в коридор метров десять, но мне уже до лампочки. Кровь окончательно переливается из верхней головы в нижнюю, и принимать решения становится легко.

– Что ты сказал? – выгнув левую бровь, уточняет Кира.

– Что балу конец. Карета превратилась в тыкву, и Золушка едет домой. – Обняв эту заразу со спины, буксиром пру на выход.

Еще вчера за это мне бы устроили раскогтевку или по мордасам. Сегодня – хвала шампанскому – успеваю увести Киру в коридор до того, как она приходит в себя.

– Ты с ума сошел?! – с ударом под ребра обрушивается на меня возле лифта.

– Можешь считать, что я блюду нравственный облик редакции.

Как только двери раскрываются, заталкиваю свою разъяренную Акулу в лифт и знаком даю понять остальным ожидающим, что эта кабинка занята.

– Так ты у нас… блюдун? – Ладони Киры хлопают меня по груди. – Или блядитель?! – Каблучок звонко цокает.

– Мне казалось, ты у нас специалист в языках. Такие статьи пишешь, зачитаться можно.

Рядом никого нет, поэтому смело кладу руки на бедра и ощупываю все округлости. Где-то здесь просто обязаны быть трусы, хотя бы дурацкие бабские ленточки. Ну не могла она явиться на юбилей редакции без ничего. Только не мышка. Однако под пальцами сквозь шелк платья – лишь голая кожа.

Когда начинаю месить упругие ягодицы, Кира вырывается.

– Достаточно! Убедился? Свободен!

– Нет, драгоценная моя, я теперь до самого твоего дома несвободен! Буду переживать, чтобы не застудила что-нибудь, и бдить!

– А не порвешься, за всеми бдить? – Глаза Акулы горят так ярко, что о взгляд можно порезаться.

– Не понял. Что за грязные инсинуации? – Последнее слово дается с трудом.

Язык так и просится к кому-то во влажный горячий рот. Толкнуться поглубже, лизнуть и заставить дрожать.

– И часто ты свои «инсинуации» за один вечер к нескольким женщинам подкатываешь?

– Ты о Вике? – Можно мозг сломать с этими бабскими намеками.

– Да какая разница, о ком я?!

– Так это сейчас была ревность?

Я снова вминаю Киру в стенку лифта и на этот раз провожу личный досмотр сверху.

Мну сквозь ткань округлые полушария. Сжимаю подушечками пальцев отзывчивые вершинки и чуть не вою волком от адской пытки за ширинкой.

– Послушай, мне плевать, кого ты обхаживаешь, – тяжело дыша, возмущается Акула. – Ты мне вообще никто. Работа! И ничего больше у нас с тобой не будет.

– Сколько страсти! – Слегка покручиваю соски. Делаю тонкую настройку до первого стона. – Повтори еще раз. Мне понравилось, особенно про работу.

– Тебе не только к окулисту нужно, а еще и к лору!

Кира принимается без перерывов лупить меня по груди. Распаляет так, что готов заблокировать лифт и начать «работать» прямо здесь! Вкалывать до седьмого пота и последнего презерватива.

– Извращенец! – Она пытается вывернуться. – Маньяк! – Мажет сладким задом по моему напряженному паху. – Потаскун!

Вырвавшись, Кира испуганной зверушкой вжимается в угол кабинки и смотрит уже без вызова, без ярости – с чем-то новым. Таким непривычным, что зависаю.

Будто в первый раз ее вижу. Красивая без всякой пластический хрени. Породистая, как одна из княгинь на семейном портрете в Петергофе. Не мышка и не акула.

– Я не буду с тобой спать, – обхватив себя за плечи, произносит она. Твердо, словно для себя. Внушает! – Ни сегодня, ни завтра. Никогда. И вообще… у меня нет на тебя времени. Впереди командировка за город. Нужно собрать вещи и подготовить вопросы.

– Командировка? – Обескровленный мозг соображает туго. – У тебя же завтра с бухгалтером интервью. В Питере. Я сам договаривался.

– Не знаю, о чем ты договаривался, но он перенес. Сказал, что хочет встретиться на даче, в Шапках.

– Ерунда какая-то.

Бухгалтер не мог перенести встречу. Он больше года не покидал Питер, почти не выходит из дома, и не припоминаю, чтобы у него была дача.

– Ерунда или не ерунда, у меня куча дел.

Лифт распахивается, но, словно не доверяя мне, Кира остается на месте.

– Уговорила на этот раз. – Снимаю с себя пиджак и протягиваю ей.

Она отказывает принимать.

– Я с тобой никуда не поеду.

– Зато я с тобой поеду. – Вытягиваю ее из угла, сам пакую в пиджак и, пока эта дикая кошка не начала новую драку, добавляю: – Отвезу домой. Доставлю в целости и сохранности.

Глава 12

Кира

Меня никогда в жизни не трясло от мужчин. Ни от преподавателей, ни от преступников, у которых брала интервью, ни от лживых чиновников, требовавших опровержения. Я не дернулась, даже увидев мужа в постели с племянницей. Тихо прикрыла дверь и ушла к Ире.

Но от Вольского внутри все дрожит и булькает! Этот мерзавец всего за несколько минут успевает покатать на целой карусели эмоций.

Вначале, когда вижу его флирт с Викой, – вспыхивает раздражение. К чему эти шуры-муры на приличном мероприятии? Не мог дождаться финала или увезти девушку в отель? Потом, когда он переключается на мое платье, – злость.

Я чувствую себя еще одним экспонатом в коллекции охреневшего питерского бабника. С трудом сдерживаю слова, которые так и рвутся наружу. Ну а когда оказываемся в лифте… понимаю, что шампанского было слишком много!

Откровенный перебор!

Убойная доза!

Другого объяснения у меня нет.

Клянусь себе больше не прикасаться к бокалам и шалею от того, как правильно Вольский мнет мой зад, как грамотно его руки обращаются с грудью и как путает мысли горящий взгляд.

Все это противозаконно!

Где-то в подсознании мечется мысль, что он убийца моего отца, последняя скотина и ходок. А телу хорошо точно так же, как после интервью в ресторане.

Редкая разновидность аффекта.

Ума не приложу, как бы отбивалась, реши это чудовище утянуть меня в какую-нибудь подсобку, но, кажется, разговор о бухгалтере возвращает Вольскому способность думать.

Мы не говорим друг другу ни слова до самой машины. В салоне этот гад занят исключительно своим мобильным телефоном, а стоит остановиться у моего дома, я не оставляю ему шансов.

– Провожать не нужно!

Скидываю пиджак, сразу же толкаю дверцу и на рекордной для каблуков скорости лечу в подъезд.

Что вырвалась и никто меня не преследует, осознаю только под дверью квартиры. На душе почему-то становится тускло. В горле ком. Лишь затяжка на чулках напоминает о коротком сумасшествии в лифте.

– Слушай, а что за такси тебя привезло? – Ира встречает у порога. – Тачка отпад!

Можно только догадываться, как она успела отследить мой приезд и рассмотреть машину.

– Ты хотела сумочку из крокодила? Это была она!

– Очень большая сумочка! – округляет глаза Ира. – И стоит, кстати, дороже твоей квартиры.

– Я не интересовалась ценой. Привезли, к счастью, бесплатно.

– Да какое это счастье, когда на такой машине и бесплатно?! – Подруга как всегда в своем репертуаре.

– Ира, не начинай!

Дико хочется раздеться и в душ.

– Ты хотя бы намекнула, что готова рассчитаться?

– Ира!

– Ножки показала? А спинку? У тебя сзади такие виды! Импотенцию можно лечить.

– Поверь, у этого… крокодила хватает и спин, и ног, и прочего.

Как назло, вспоминается та самая потенция. Горячая, внушительная – от начала ширинки до пуговицы. Гораздо более габаритная, чем у Паши. Рычаг переключения передач, мать его!

– Слушай, ты так говоришь, будто сама с помойки или из дома престарелых!

– В сравнении с некоторыми барышнями я престарелая и слишком обычная. – Перед глазами проносится сцена с галстуком.

Вика так уверенно снимала его с шеи Вольского, так счастливо улыбалась… Как женщина, которой разрешено все. Близкая. Своя.

– Глупая, возраст – это ресурс, а не балласт! – Ира стискивает меня в объятиях.

– В данном случае мне без разницы. – Кладу голову ей на плечо.

Так хорошо, что хоть плачь. Проклятая карусель, похоже, решила окончательно меня ушатать.

– Но на чай можно было и пригласить… Такие сумочки на дороге не валяются!

– Иди ты! – Со смехом отталкиваю ее и тут же осекаюсь.

Лишь сейчас доходит! Совпадений не бывает! Вика целый год жила в Китае. Благодаря ей на портале даже появилась колонка о ресторанах и других развлечениях Пекина.

Раньше я не задавалась вопросом, для чего скряга Ломоносов отправил обозревателя светской хроники в Поднебесную. Очень уж быстро он сориентировался в политике партии. А сейчас вспоминаю интервью Вольского, его рассказ о годе в Китае, и все становится на свои места.

– И с чего это вдруг похоронная мина? – щурится подруга.

– Знаешь, давай не будем ни о сумочках, ни о потенции! – Иду к бару и достаю бутылку шампанского. – У меня юбилей! Редакции! А одно похотливое животное не дало нормально отпраздновать.

– Чувствую, ты все же что-то от меня скрываешь, – тяжело вздыхает Ира, но исполнительно топает на кухню и приносит бокалы.

– Никаких разговоров о мужчинах. Было и прошло! – Стараюсь говорить убедительно, однако профессиональное чутье и то самое намятое место хором подсказывают, что с «прошло» я поторопилась.

Глава 13

Утренний кофе с таблеткой аспирина ударяют по желудку и мозгам, заставляя воскреснуть. Чтобы не схлопотать обезвоживание, вливаю в себя стакан воды и строчу сообщение Ире. Хочу убедиться, что подруга в порядке и не нужно спешить к ней с домашней аптечкой.

Как вскоре выясняется, зря беспокоюсь. Счастливая Тарасова отбивается от меня коротким «Сплю» и через минуту еще одним СМС: «Взяла выходной».

На этом обязанности заботливой подруги считаю выполненными и быстро собираюсь в командировку.

По-хорошему, следовало заняться этим еще вчера – не лечиться шампанским, а готовиться к поездке. Но после эротического массажа от Вольского терапия была важнее.

Несмотря на общую разбитость, эта мысль заставляет улыбнуться. Не прошло и недели после измены мужа, а я уже страдаю из-за ухаживаний другого. Еще недавно не поверила бы, что такое возможно, а сейчас… От случайного взгляда в окно забываю, о чем думала.

– Какого лешего?.. – Я смотрю на гигантскую черную машину, заблокировавшую выезд моей малышке. – Вольский?! Что ты задумал? – спрашиваю сама у себя, закидывая в сумку все, что может пригодиться во время интервью.

Когда выбегаю на улицу, там тихо и спокойно. Не скрипят поржавевшие качели, не видно нашего садовода-энтузиаста тети Гали. Буйные соседи с первого этажа в кои-то веки закрыли окна и не орут на весь двор.

Так и хочется постучать по какому-нибудь дереву. Кажется, я даже знаю, по какому именно.

Заглядываю в окошко к водителю танка:

– И где ваш босс?

– Кира Игоревна? Доброе утро. – Шофер кивает и с самым невозмутимым видом выходит из машины. – Федор, – представляется он, будто у нас впереди общие дела.

– Федор, ваша машина загораживает выезд моей. Можно это как-то исправить?

– Да, конечно, только нужно немного подождать. – Он прячет в карман мобильный.

– Что значит подождать?

– Минут десять. Возможно, меньше.

– Вы сейчас так шутите?

– Нет, что вы? Если хотите, у меня есть для вас кофе! – Федор достает из салона стаканчик и протягивает. – Капучино. На овсяном молоке. Без сахара.

Все как я люблю. Подготовка на совесть.

– У меня через три часа важное интервью, – объясняю, игнорируя кофе и урчание в желудке. – Ваш босс в курсе. Если я буду распивать с вами кофе, интервью может не состояться.

– Прошу прощения, распоряжение Ярослава Борисовича: ждать.

– А не пошел бы ваш Ярослав Борисович к черту со своими распоряжениями?

Никогда не грублю незнакомым людям, но этот – копия начальника. Такой же непрошибаемый.

– Этот вопрос вам лучше задать ему лично. – Федор даже не смеется. Говорит на полном серьезе.

– Уж как-нибудь обойдусь без встреч! Вы сами передайте.

– Хорошо, как прикажете.

– Отлично! – Мы словно вернулись в позапрошлый век. Дворянка и крепостной. – А сейчас приказываю убрать авто в сторону и дать мне выехать!

У какой-нибудь княгини Шереметьевой наверняка получилось бы справиться с чужим холопом. Умели тогда и приказы отдавать, и слушаться. На мою беду, современный холоп даже не рыпается.

– Мне дорожную полицию вызвать? – Знаю, что такого на слабо не возьмешь, поэтому просто предупреждаю.

– Если это необходимо… – пожимает плечами Федор. – Я не против.

– Да что за издевательство!

Времени все меньше. Через полчаса на всех выездах образуются пробки. С такой удачей можно будет забыть о статье: я и к обеду не доберусь до проклятых Шапок.

– Еще раз извиняюсь. Ничем не могу помочь. У меня приказ.

Федор как настоящая скала. Даже жалко, что не все мужчины умеют быть настолько принципиальными. Если бы у моего первого мужа имелась хоть доля такой твердости, вероятно, я бы до сих пор бегала под его фамилией и вместо журналистики растила детей.

– Хорошо. Вы сами напросились! – Одергиваю себя от ненужных мыслей и набираю знакомого инспектора.

Обычный дежурный патруль здесь не поможет – увидят машину, развернутся и уедут. А вот майор, который к тому же должен мне за последнюю звездочку, обязан справиться.

Уверенная в том, что нашла управу на Вольского и его крепостного, я отворачиваюсь к дому и жду. Никандров берет трубку после пятого гудка. Для птицы его полета можно считать – мгновенно. Однако едва начинаю рассказывать, во что вляпалась, как за спиной появляется огромная тень и чья-то загребущая ладонь отбирает телефон.

– Никандров, ты, что ли?

Прямо передо мной стоит Вольский. В джемпере, удобных брюках и без галстука. Какая-то домашняя, уютная версия. И эта «версия» разговаривает с моим майором как со своим старым другом.

– Отдайте трубку. – Вместо того чтобы орать на Ярослава, пялюсь как на чудо.

– Слушай, Коль, Кира в порядке. Целая и невредимая. Не парься. Сейчас порешаем, больше не побеспокоит.

– Как это не побеспокою? – Очнувшись, толкаю этого нахала.

И спустя секунду оказываюсь прижатой к твердой мужской груди.

– Выбирай, – уже мне говорит Вольский, – или сразу трахаемся, а потом дела. Или вначале занимаемся делами, а после трахаемся.

– Что? – Не знаю, можно ли оглохнуть от чужой наглости, но я глохну.

– Уговорила, оттрахаю тебя потом. Без спешки.

Мое совершенно беспомощное тело доводят до незнакомой двухместной машины и заталкивают на пассажирское сиденье.

– Федор, ты знаешь, что делать! – обернувшись, бросает Вольский своему холопу. – А нам пора. – Устроившись рядом, он кладет правую руку на мое колено.

Глава 14

Ярослав

Если все началось через задницу, через нее и продолжится – личное наблюдение.

В случае с акулой все началось через другое место, и теперь этот символический хер преследует меня по всем фронтам.

Вчера вместо секса с красивой женщиной пришлось срочно разбираться с бухгалтером Китайца. Сегодня, снова вместо секса, – вращаю баранку.

По-хорошему, надо было доверить эту работу Федору. В конце концов, он, а не я бывшая звезда раллийных гонок и спец в езде по бездорожью. Как-нибудь справился бы с горячим темпераментом моей акулы. Но чутье шепчет, что одного умения крутить руль может оказаться недостаточно.

Не просто так бухгалтер свалил за город, не ради свежего воздуха он снял со счетов все деньги. И уж точно не ради интервью вспомнил о заброшенной даче своей бабки.

Эти чудеса неспроста.

Пока Китаец не раскусил мою затею, нужно разобраться со всеми странностями. И лучше – лично. Без посторонних, без спешки и тихо.

Именно из-за этого я с самого утра вкалывал как проклятый – разруливал то, что можно было разрулить без встреч. Нагружал племянника и подписывал километр бумаг.

Так себе начало рабочего дня. Утешает лишь то, что где-то на горизонте уже виднеется финал этой эпопеи. А еще – под рукой в безраздельном пользовании гладкое колено. Пока только одно. Без второго и того, что находится между ними.

– Вообще-то, это похищение! – колючим ежом пыхтит Кира, пытаясь отодрать мою ладонь от своей кожи.

– Самое настоящее! Федор будет свидетелем.

В вопросах с женским полом я давно понял одну штуку – спорить бесполезно. Чем умнее женщина, тем более извилистая у нее логика. В случае с Самсоновой это будет настоящий лабиринт. Какого-нибудь Минотавра или другого хрена с горы!

– Если ты прямо сейчас не остановишься, я позвоню Ломоносову и брошу это дело.

– Шантаж? Серьезно?

– Как я поняла, в полицию звонить бессмысленно, так что да. Шантаж.

Устав бороться за ногу, Кира откидывается на сиденье и скрещивает на груди руки.

– Уговорила, – опять соглашаюсь и даже протягиваю телефон. – Можешь с моего набрать. Номер там сохранен.

– Ты так уверен в том, что я не брошу?

Судя по ярости в голосе, сейчас акула злится сильнее, чем когда я положил руку ей на колено. Пожалуй, Ломоносов не ошибся в характеристике подчиненной – правильная до мозга костей. Исключение, подтверждающее правило, что все журналисты продажны.

– Не бросишь! Ты лучше меня знаешь, что любой другой твой коллега сразу же сольет информацию Китайцу и запорет все дело.

– А не много ли тебе обо мне известно?! – Кира вспыхивает как спичка. Даже щеки краснеют.

– Я не прав?

В лобовое стекло летят первые капли дождя, но вместо того, чтобы включить дворники, кошусь на сидящую рядом злючку.

– Да пошел ты! Сказать куда?

– Я бы пошел в тебя. Вошел бы по самое не балуйся. Но пока не разберемся, на хрена бухгалтер слинял из Питера, обоим придется потерпеть.

Успокаивая, глажу свою акулу по единственной доступной части тела и впервые за утро улыбаюсь.

***

Как и ожидалось, счастье длится недолго. Смирившись с тем, что никуда не денется с подводной лодки, следующие полчаса Кира работает. В прямом смысле. В наушниках, очках и с ноутбуком на коленях.

Это окончательно рвет на ошметки все шаблоны и жестко лупит по мужскому эго. Во-первых, непривычно – с таким откровенным игнорированием я еще не сталкивался. Ни бабской трескотни, ни массажа ширинки. Во-вторых, от вида закушенной губы, блестящих стекол и тонких пальцев, порхающих над клавиатурой, меня слегка уносит.

Дико признаваться, но это красиво. Тот самый высокий питерский стиль. С прописанной в коде ДНК породой, осанкой и мизинчиком… не оттопыренным, однако таким изящным, что хочется прикоснуться губами.

– Ощущение, будто ты ешь меня взглядом, – не отрываясь от экрана, произносит Кира.

– Еще не ем. Но уже облизал.

– Фу, выплюнь сейчас же! – Самсонова морщит свой маленький носик.

– Не могу. Вкусно.

– Лучше бы на дорогу смотрел. Минуту назад мы проехали нужный поворот. – Она тычет пальцем в карту на экране.

– Я в курсе. Нужно сделать небольшой круг. Адрес, который дал тебе бухгалтер, – это не совсем Шапки. Его улица чуть дальше, в деревне.

– И в чем проблема? Проедем по поселку до деревни!

Вопрос правильный. Если бы не одно но, я бы так и сделал.

– Часто тебе хорошие дороги в деревнях попадаются?

Догадку пока озвучивать не хочу. Пусть это будет моя паранойя.

– Только не надо рассказывать сказки про дураков и дороги. Двадцать первый век. Не все у нас так плохо.

– За патриотизм пять, а сейчас посмотри в окно.

– Окраина как окраина. – Кира жмет плечами.

– Что еще видишь?

– Обочину, кусты и дождь.

– Дождь заметила. Молодец. Еще вокруг одни болота, а я не Иван Сусанин. Это он в тридцать два экскурсии по торфяникам водил. Я уже староват для таких подвигов. Поедем в объезд.

– Почему кажется, что ты дуришь мне голову? – Кира даже крышку ноутбука опускает.

Высшая степень интереса! Добился-таки!

– На твою голову у меня совершенно другие планы. – Сворачиваю на объездную. Если в поселке нас действительно ждут, то пусть ждут и дальше. – Ни с какой пудрой они точно не связаны.

Глава 15

Дорога в объезд занимает гораздо больше времени, чем я думал. Самсонова успевает пять раз возмутиться, что она опаздывает на встречу, и дважды пообещать отправиться пешком. На короткой остановке она даже выходит из машины и с минуту мокнет под дождем.

Как вскоре выясняется, водная процедура благотворно влияет на женскую психику. Следующий час Кира больше не угрожает, не дерется за свое колено и не терроризирует несчастный ноутбук.

Идеальная спутница! Красивая, молчаливая и горячая.

Однако возле бухгалтерской дачи все меняется. Чутье так и шепчет: «Вали». Я с трудом сдерживаю себя, чтобы не проехать нужный поворот, акула же, напротив, вся подбирается, и кажется, вот-вот опять сиганет под дождь.

– Если из-за опоздания он откажется отвечать на вопросы, я тебе плешь проем! – честно предупреждает она, когда до финальной точки остается около двадцати метров.

– Всегда мечтал о голом черепе. Никакого геморроя со стрижкой и бритьем.

Паркую машину недалеко от покосившегося деревянного крыльца.

– И мозг выем. Чайной ложечкой!

– Думаю, у меня найдется чем тебя покормить, кроме мозга.

Пока Кира не вышла из машины, блокирую ее дверь и отстегиваю свой ремень безопасности.

– А это что за заявочки?

– Прости, дорогая, женщин я пропускаю первыми только в кровати. – Достав из бардачка травматический пистолет, толкаю дверцу.

– Ты его убить собрался? – Кира бледнеет.

– Нет. Всего лишь удостовериться, что никто здесь не собирается убить нас.

Не знаю, насколько убедительно звучат мои слова, но акула замолкает. Вжимается сладкой попкой в сиденье и на целую минуту превращается в симпатичный памятник.

Этого времени хватает, чтобы быстро оббежать дом и заглянуть во все окна.

– Тебя в спецназе готовили? – шепчет Самсонова, неожиданно оказавшись у меня за спиной.

За такую самодеятельность очень хочется отшлепать ее по заднице. От всей души! До розовых булок!

– На улице. Там практика лучше, – отвечаю я и толкаю эту любопытную особу за ближайшие густые кусты.

Дальше – ничего нового и ничего интересного. Стараясь не касаться руками рамы, выбиваю стекло в одной из форточек и, дотянувшись до шпингалета, открываю окно.

– Пока не разрешу, никуда не входишь! – Зло шиплю акуле и вваливаюсь в дом.

***

– Твою мать! Твою мать! Твою мать! Твою…

Словарный запас Самсоновой не блещет оригинальностью. Если бы не одно обстоятельство, решил бы, что мне достался какой-то бракованный экземпляр журналистки. Но посреди гостиной, распластавшись звездочкой, лежит то самое обстоятельство… без дыхания и с аккуратной дыркой в голове.

– Труп… Твою мать. Труп… – Кира кусает губы и, словно щит, прижимает к груди ноутбук.

Как знал, что не нужно впускать ее в дом. И ведь не хотел этого делать. Влез в окно, увидел тело и сразу же крикнул, чтобы валила к машине. Рыкнул так, что любая другая даже пикнуть не посмела бы. Бежала бы, сверкая пятками. Только где «любая», а где эта, со сбитыми настройками?

– А ну собралась! – Я притягиваю это трясущееся чудо к себе. – Не реветь.

– Это бухгалтер, да? – Кира трусливо смотрит за мое плечо и не сопротивляется.

– Он самый. Был, – подтверждаю с досадой.

– И он мертв?