Линия судьбы бесплатное чтение

© Галина Васильевна Гетманская, 2025

ISBN 978-5-0065-4887-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Линия судьбы

повесть

Осень 2023 года в городе М* выдалась дождливой. Рано налетели северные ветра, срывая с деревьев не успевшие покрасоваться яркими красками листья, и, развеивая, несли их в низины да согры. А те, цепляясь за заборчики, фундаменты домов и стволы деревьев, падали, сбивались в разноцветные валки и кучки. Поначалу ветер поднимал их от земли, кружил, а как дождик-то намочил, совсем сникли они, потемнели. Те, что упали в лужи, теперь лежали на дне их, яркие, почти нетронутые ржавчиной. Горы, с весны покрытые сочной зеленью, выцвели и приобрели палевый цвет. Расположившиеся на склонах небольшими группами берёзки, какое-то время ещё желтели кронами и вскоре, потеряв листочки, потускнели. Ночные заморозки стали серебрить инеем деревья, упавшую листву и крыши домов. В иные дни, жители города, проснувшись удивлялись белому снежку, насыпавшемуся за ночь, поговаривали:

– Ранняя, видно, зима будет в этом году, а значит – длинная.

От спрятавшихся под тонким ледком луж, тянуло холодом и какой-то отрешённостью, а душа противилась, ей хотелось ещё тепла. Уже в начале октября снег стал появляться чаще, он всё плотнее ложился на землю, оставаясь лежать, не подтаивая, под остывающими лучами солнца. Рябиновые аллеи горели огнём, крупные гроздья красных ягод, пока ещё не тронутые птицами, создавали есенинские образы. Город сверкал удивительной чистотой и свежестью. Вечерами, когда включалась иллюминация на магазинах, деревьях и загорались фонари вдоль проспекта и улиц, город превращался в сказку.

– Вот и зима приходит. Всему своё время. Одно уходит, другое спешит занять его место. Всё, как у людей… – проговорила Ирина, осторожно ступая по пышному снегу. – А, помнишь, как я тебя в снег завалила? Помнишь? Мне до сих пор стыдно за себя. Под снегом-то лёд был, а я, бесшабашная, резко пнула по твоей ноге – и тебя, как не было! Ой, какие мы тогда молоденькие были! Как я была влюблена тогда в тебя! Засыпала, думая о тебе и просыпалась с мыслью, что увижу тебя. Вспоминается всё это, и сейчас сердечко трепещет, вот-вот выскочит!

– Помню, конечно, да я тогда совсем не ожидал такой дерзкой выходки от тебя, вот и завалился, как лопух в снег. Зато как смеялись потом! Да, время не вернёшь, – задумчиво отвечал Алексей. – Много чего мимо нас с тобой прошло. Ну, да ладно, зато мы сейчас вместе. Смотри, как воробьи долбят рябину, только хруст стоит! Уродилась она нынче, хватит им на целую зиму.

– Дышится-то как легко! А воробьям свиристели помогут, они же в январе опять прилетят. Всей стайкой усядутся на деревья, и шерстить будут ягодки, пока не опустошат все ветки, потом исчезнут надолго, до следующего урожая! А снег под рябинами снова станет красным. Вот тебе и пищевая цепочка, всё до самых мелочей продумано в этом мире. И мы с тобой, и судьба наша наверняка кем-то запрограммирована.

Ирина задумалась…

Часть первая. Детство

Память унесла её в те далёкие шестидесятые, когда в холодные осенние дни в их доме было тепло от пылающего и потрескивающего огня в печи. Бабуля ставила тушиться в горячую духовку блюдо из картофеля с мясом и капустой, сестрёнки и братишка были рядом, мама (её звали Татьяной) уставшая, возвращалась с работы, а все её ждали. Она ставила тяжёлую сумку на стул и выкладывала купленные в магазине продукты – молоко, макароны, пряники, конфетки-подушечки, дети постарше называли их «Дунькина радость». Часто она приносила мороженную морскую рыбу; хек, кильку, минтай, обычно целыми пластами, а потом её жарили, и пекли с ней пироги на листе. Рыба в магазине в то время дешёвая была и привозили часто. Зарплата-то небольшая, вот и надо было как-то выкраивать, чтобы и детей накормить и одеть их.

Работала Татьяна бригадиром в стройгруппе на поверхности шахты «Шушталепская», занимались они текущим ремонтом административных помещений: выкладывали плитку в мойках и столовой, штукатурили, красили. Работа для женщин тяжёлая, раствор заводили вручную и на носилках подносили его к месту работы. Татьяна была на хорошем счету у руководства шахты, и ей раз в год давали бесплатную путёвку в санаторий. Ирина слышала, как мама жаловалась бабушке на боль в руках – сказывался тяжёлый труд. Она, всегда держала детей в строгости, обязательно проверяла выполнение заданий по дому, которые с утра выдавала: если летом, то кто-то полет грядки, кто-то воду таскает для полива, кто-то тротуары во дворе моет. В доме тоже уборку распределяли между собой. Зимой обязательная чистка снега, набрать и принести угля, дров для печи, накачать воду с колонки, установленной за домом. Дети исполняли все поручения, им, конечно же, помогала бабушка, особенно младшей Иринке. Той было обидно, что количество работы для неё было одинаковым, что и старшим сёстрам и брату, но она никогда не пасовала и, бывало со слезами, но заканчивала всё.

За хлебом дети бегали сами, вставали с утра пораньше, чтобы занять очередь в магазине. В руки тогда давали по две булки, так они по двое ходили и покупали четыре, чтобы хватило на день. Хлеб ребятишки любили, отрежут кусок, маргарином намажут, а сверху сахарком и на улицу играть, а то сахар на кусок хлеба, водой чуть польют и вперёд. Домой-то поесть, бывало, не загонишь.

Разложив купленные продукты по местам, все помогали бабушке собрать на стол и садились ужинать. За ужином обсуждали, как прошёл день.

А вот в школьные дела детей Татьяна совсем не вмешивалась, они учились сами. Даже на собрания в школу она, однажды, перестала ходить, объяснив это так:

– Сижу там красная вся от стыда, родителей отстающих детей учительница стыдит и ставит им в пример меня, а я ведь даже не знаю, когда вы уроки учите. Не пойду больше в школу.

И, обратившись к старшей дочери, сказала:

– Аня, ты, как старшая, теперь будешь на собрания ходить, и мне рассказывать, что там говорят.

И Аня ходила, записывала, о чём говорили на чистый лист, а дома вводила маму в курс дела.

Ирина очень любила маму, но вместе с тем, всегда побаивалась. Не знаю, почему, но в их семье не заведено было, как говорят, сюсюкаться с детьми. Дети росли самостоятельными, старшие заботились о младших и все были очень дружными. Хотя, как и во всех других семьях, порой выясняли отношения между собой, особенно славилась этим Ирина – она смело шла в рукопашный бой, а потом получала от мамы оплеуху.

А папу Ирина не помнит совсем, маленькая была, когда его не стало. В то время их семья жила в селе Пуштулим Ельцовского района. Мама рассказывала, что отец был гармонистом, его гармонь, долго стояла на видном месте в комнате, накрытая вышитой салфеткой. Татьяна сама вышивала гладью различные цветы на белой ткани, они красовались на оконных шторках, на наволочках и полотенцах.

Татьяна тогда работала на молочном заводе, который в селе называли молоканкой, а папа Иры, Василий, при жизни работал в артели сапожником, шил кирзовые сапоги. Ира помнит сапожки, сшитые отцом, и бережёт единственную фотографию, на которой она с папой стоит в них. В тот день фотограф приехал в село, Василий взял с собой дочек Валю и Ирину сфотографироваться. Старшие дети, Аня и Юра, были в то время в гостях у родственников, живших на другом краю села. Девочки впервые в жизни шли фотографироваться, не имея никакого представления, что там будут с ними делать. Когда пришли к фотографу, Валя, увидев фотоаппарат, стоявший на трёх ножках и укрытый черной тканью, испугалась его и убежала домой, вот и получилось, что на фото с папой одна Ирочка.

Через несколько лет после смерти мужа Татьяна убрала гармонь в сундук, завернув её в чистую простынь. Сундук тот Ирина помнит хорошо – его металлические уголки и резьбу, фигурное отверстие для ключа. В семье сундук появился давно, когда Иринина мама ещё девчонкой была. Детям всегда очень хотелось посмотреть, что в нём, но он запирался на ключ, и, только когда бабушка открывала его, можно было увидеть стопку разного цвета тканей, сложенные аккуратно чьи-то вещи, какие-то коробочки и много ещё чего. Иногда бабушка доставала из сундука содержимое, пересматривала и складывала назад, задумываясь над каждой вещицей. Трогать руками сокровища никому не разрешалось, дети стояли в сторонке и с огромным любопытством наблюдали за происходящим. И только когда Ирина подросла и училась в старших классах, она была посвящена в таинство сундука. Оказывается, он хранил бабушкино свадебное платье, её девичий нарядный сарафан, красивое расшитое постельное бельё, ночную сорочку и несколько отрезов разной ткани, а также бабушкино обручальное кольцо и серьги с красными камнями. На самом дне лежала стопка документов и старых фотографий, аккуратно завёрнутых в газету. Перебирая фотографии, бабушка показывала внукам молодого усатого мужчину с добрым смелым взглядом.

– Это ваш дед, – говорила она.

Молодая и очень красивая женщина, стоявшая рядом с ним, как оказалось, была сама бабушка. Маленькая Ира, глядя на фото, сказала однажды:

– Я эту тётю видела вон там, – и она побежала в горницу, где в красном углу на полочке под потолком стояли иконы, украшенные расшитым полотенцем. – Вот она! – Ира указала своим пальчиком на деву Марию.

Ирина и сейчас видит это удивительное сходство, как будто художник писал бабушкин образ. Бабушка так и осталась в её памяти статной красивой женщиной, доброй и заботливой. Ей был сорок один год, когда началась война. Потеряв мужа, она осталась верна ему до конца своих дней.

Её родители погибли в германской войне двенадцатого года и, она двенадцатилетней девочкой попала в детский приют. Маша (так звали её) красиво пела и батюшка, одной из церквей города Саратов, взял над ней опекунство. Мария до замужества жила у него в семье, пела на службах. Батюшка помог ей получить образование, и впоследствии она работала учителем в школе. К свадьбе батюшка приготовил своей воспитаннице хорошее приданое. Бабушка, открывая сундук, вспоминала ту счастливую жизнь, когда чужие люди окружали её заботой и любовью. Теперь в сундуке оставалось то, что сохранилось при обмене вещей на продукты во время войны.

Жили они скромно, расположившись в двух комнатах – большой горнице с русской печью и спальне. В горнице стояла широкая железная кровать с досками, поперёк которой спали ребятишки, пока были маленькие, а ещё – деревянный стол с лавками с двух сторон и напротив печи этажерка для посуды. Некрашеный пол, стол и лавки, периодически скоблили ножом, после чего они были удивительно чистыми и жёлтыми. Дети частенько спали на печи, там всегда было тепло и уютно. А в спальне, кроме печки-«голландки» вместили ещё один стол, две кровати и бабушкин сундук. Ирина помнит пышные подушки и одеяла на гусином пуху, гусей-то держали по многу.

Во дворе дома возвышался сарай, состоящий из помещения, для коровы Зорьки с телёнком и клетки для свиней. Зорька – поджарая, палевого цвета, умудрялась сама доставать сено с крыши сарая, за что Татьяна всегда ругала её:

– Ест, сколько хочет, что с ней делать? Корма не напасёшься! Продавать жалко, молочная она, и держать как? Опять сено на крыше всё объела, ведь не хватит на зиму! Чем её по весне кормить будем?

Маленькая Ира не понимала тогда, что значит «молочная», но помнит, как мама доила корову после стада, а они, дети, тут же вставали в очередь с кружками. Мама прямо в них сдаивала молоко, и ребятишки пили его тёплым, пенистым.

В доме всегда был творог, сметана и сыр делали свой. В начале зимы, пока корова была не в запуске, намораживали молоко и хранили его в холодных сенях. А когда корова отелится, из первого удоя делали молозиво. Ира помнит его вкус, говорили, что оно очень полезное.

Свиней кормили варёной картошкой и обратом, его Татьяна приносила с молоканки в вёдрах на коромысле, она говорила, что его всё равно там сливают в канализацию. На обрате свиньи вырастали большие. Однажды по первому снегу надумали одну из них колоть. Мужиков соседских попросили помочь, а свинья от них убежала. Всей улицей её ловили, чтобы загнать обратно в сарай, думали в тайгу уйдёт. Подойти близко к ней боялись, хотели уже пристрелить, уж больно крупная она была, но потом, всё-таки, с большим трудом заарканили. Ира в то время с остальными детьми наблюдала за происходящим из окошка, и все смеялись над тем, как мужики падали, гоняясь за свиньёй.

Куры жили в отдельном помещении за перегородкой, там они сидели на насестах под охраной петуха, а он строго следил за порядком и не дай-то Бог в сарай забежит соседский петух – начиналась настоящая драка, перья летели во все стороны.

Летом курицы-наседки высиживали цыплят. Однажды, когда двухмесячная Ирочка спала в подвешенной, прикреплённой к балке в горнице, люльке, Валя и Юра переловили всех вылупившихся цыплят, которые вылезли из-под курицы, а та оставалась ещё на гнезде с оставшимися яйцами, и сложили цыплят на спящую сестрёнку. Они, напевали, что-то вроде колыбельной и пытались их усыпить, качая люльку. Цыплята же спрыгивали вниз, но дети их снова ловили и укладывали, а в это время перепуганная курица-наседка, обнаружив пропажу, металась по двору, ища свой выводок. Когда пришла бабушка из огорода, цыплята вокруг Ирины уже не шевелились. Вале в то время два годика было, а Юре три с половиной.

На следующий выводок цыплят они устроили настоящую охоту. Посредине двора отцом был вырыт погреб, с большой деревянной крышкой. Осенью туда ссыпали картофель, морковь, свёклу, в общем, всё с огорода, и выставляли солонину. По весне вытаскивали остатки и внутрь погреба накидывали много снега, он там брался льдом и почти не таял до конца лета. На него ставили охлаждаться молочные продукты, мясо, квас, в общем, погреб летом играл роль холодильника. Так вот, Валя с Юрой взяли по прутику и били им по вылупившимся цыплятам, а потом скидывали их по одному в погреб, видимо хотели их на мясо. Разъярённая курица бегала по двору, пытаясь защитить выводок, но дети, пока взрослые были заняты, перебили всех.

Гуси сами по себе росли, им, конечно, корм сыпали в корыто, но они целыми днями паслись на травке, да к речушке спускались попить и к осени были уже крупными, большой стаей ходили по дороге, щипали травку сбок неё. Татьяна всегда переживала:

– Не улетели бы… Останемся без мяса.

За лето много чего нужно было заготовить к зиме; сено поставить корове с телком, а так как зиму топились дровами, их с весны необходимо было приготовить. Бывало, притянут волоком за трактором десятка полтора длинных спиленных осин ко двору, сначала старшие дети, бабушка и Татьяна ручной пилой на чурки пилили брёвна, потом кололи эти чурки на поленья. Тут и младшие выходили на подмогу, таскали поленья и помогали бабушке складывать их в поленницы, чтобы за лето дрова, уложенные с просветами, просохли.

За домом располагался большой огород, а за огородом начиналась тайга, сначала росли невысокие пихты, а метров через тридцать начинался настоящий хвойный лес. В огороде садили много картошки, капусты, да мелочи всякой. А в июле набирали и насушивали на зиму клубнику полевую, хранили её прямо в мешках. Помнит Ирина, как рядом с входной дверью в горнице стояли мешки: один с семечками, другой с ягодой сушёной, третий – с орехами кедровыми. На улицу идёшь мимо них и в карманы насыпаешь всего. Витамины натуральные, никакой химии не знали.

Утрами зимними морозными, пока чарым, так снежный наст называют, он прочный и по нему можно ходить и по глубокому снегу, но только пока, солнце не высоко, как потеплеет, так он исчезает, крепкий, ходили по нему в тайгу за калиной, её парили в чугунке в русской печи с сахаром. А потом пироги пекли с калиной. Ещё Ирина помнит вкусные пирожки и расстегаи с яблочным повидлом. Его покупали в трёх, а то и пятилитровых жестяных банках. С клубникой тоже пекли и с черёмухой. Печь в доме стояла на видном месте, она и согревала, и кормила семью. Ребятишки прибегут с улицы все в снегу, как ледышки, одежда на них колом стоит, так всех сразу на печь загоняли, прогреются и никакая зараза не приставала.

Дом и хозяйство охранял пёс Тарзан, Ирина не знает, как и когда он у них появился, мама её рассказывала, что отец часто охотился и брал его с собой в тайгу, он всегда приносил домой дичь. В то время зверья в лесу полно водилось. У Ирочки даже шуба была заячья, беленькая, пушистая. Пёс Тарзан не охотничьей породы, он выступал в роли охранника, мало ли, мог и медведь и волк напасть, тайга же вокруг глухая.

Однажды, по ранней весне, Василий отправился с ним на зайца в тайгу. Обошёл почти все заячьи места, свежих следов на снегу не обнаружил. В тайге всегда дольше лежит снег, частые высокие пихты затеняют землю и холод там остаётся ещё надолго и только в конце июня растают последние снежные заносы. Тарзан гонял бурундуков и намного отстал от Василия. А тот решил спуститься к роднику попить водицы и отдохнуть немного. Прозрачная, свежая, она вытекала прямо из-подо льда, и он, положив ружьё на снег рядом с собой, опустился на колени и прильнул губами к воде, но сделав пару глотков, ощутил на себе чей-то пронизывающий взгляд. Поднял голову, в метре от него стоял матёрый крупный волк. Длинная красивая, будто расчёсанная шерсть рыже-серого цвета, лоснилась на звере. Василий весь напрягся, осознавая, что до ружья он не успеет дотянуться, и он стал решительно смотреть волку в глаза. Не отрываясь. Знал, что собаки боятся взгляда человека, а вот, как получится с волком? Это противостояние длилось, как показалось Василию, целую вечность, но на самом деле несколько секунд. Он понимал, что справиться с таким огромным зверем будет очень сложно, и не отводил от него свой твёрдый взгляд, всеми силами внушая волку, что он сильнее. Наконец, волк не выдержал и отвёл глаза в сторону, потом, рыкнув, оскалил пасть. Василий продолжал смотреть ему прямо в глаза не шелохнувшись, понимал, стоит только показать слабость и всё, волк кинется на него! А тот, ещё раз бросил, но уже беглый, равнодушный взгляд на Василия и развернувшись пошёл назад по тропе. Василий не отводил от него глаз, пока тот не скрылся в пихтаче. Потом долго вспоминал этот случай, пытаясь объяснить, почему волк отступил. Может незримый закон, что звери у водопоя не трогают друг друга, или всё же он пересилил волка взглядом, или просто тот был сытый? Но что-то сработало. Василий шумно выдохнул, постоял немного, приходя в себя. Желание найти зайца исчезло, и он повернул в сторону дома. Через немного времени услышал лай приближающегося Тарзана и подумал, хорошо, что пса не было, а то неизвестно чем бы закончилась эта встреча.

Крупный, лохматый, белого с коричневыми пятнами окраса, Тарзан был настоящей игрушкой для детей, и будка большая, ему под стать, стояла в углу двора. Пёс был очень привязан к детям, они по зиме верёвками запрягали его в санки, и тот катал их по всей улице. Ирина помнит, как они играли с Тарзаном в снегу, как летом вместе бегали на речку купаться. Дети частенько уходили в ближний лес, особенно зимой, то за калиной, то за бояркой, а то и просто бурундуков погонять, так пёс всегда был с ними. Но однажды зимой произошло непоправимое.

Ребятишки, как всегда, играли во дворе, перед домом, Тарзан, был рядом с ними. Забор вокруг дома Василий так и не успел поставить, им служила длинная поленница, огибающая участок. Ирина увидела, как мимо их дома пара лошадей тянет стог сена на санях, а на самом верху стога сидят трое мужчин, один из них держит в руках ружьё. Она уже видела такое ружьё дома, оно было спрятано в кладовой, ей сказал тогда братик:

– Ружьё отцовское, трогать нельзя, может убить! – Но куда делось оно потом, никто из детей не знал.

Мужики, сидевшие на сене, громко разговаривали и смеялись. Вдруг, раздался выстрел. Тарзан пошатнулся, и в судорогах на глазах у детей упал на снег. Ирина увидела кровь на его шее, она со слезами побежала к маме, остальные дети пытались поднять Тарзана на ноги. До сих пор, вспоминая это, Ирина не понимает, как можно было стрелять в собаку, когда вокруг неё дети? Кто это был, что за люди? Неизвестно. Так Тарзана не стало.

Время шло, Ирина окончила первый класс, а сестрёнки и брат соответственно второй, третий и пятый. Татьяна, по настоянию сестёр отца, Ули и Галины, которые к тому времени уже жили в городе М*, стала подумывать о переезде к ним поближе, оставалось продать свой двухкомнатный рубленый дом, построенный мужем, в их первый год после женитьбы. Овдовевшей ей нелегко было в деревне без мужских-то рук.

Золовки уже и дом для семьи невестки присмотрели, нашёлся и покупатель на их деревенский дом, Ирина помнит, как какой-то мужчина принёс деньги в мешке. Она впервые увидела так много денег – толстые большие пачки. Вскоре, к их дому подъехали две полуторки, в кузове одной из них уже сидели незнакомые ей люди. Они помогли погрузить небольшой скарб, подняли детей и усадили на скамейку, которая была прибита к борту кузова. А во вторую машину погрузили скот: корову Зорьку, здоровенного быка и двух свиней.

Когда всё было готово, машины тронулись в путь. Ирине было интересно ехать в открытом кузове, но она не совсем понимала, почему у мамы и бабушки на глазах слёзы.

Она смотрела на всё удаляющийся её родной дом, ещё не осознавая, что увидит его только через много-много лет, заброшенным, с пустыми глазницами окон, с покосившейся, упёршейся в землю крышей, но нетронутым временем срубом, сложенным её отцом. Это вызовет у неё бурю эмоций и воспоминаний. Она узнает и сарай, остатки которого будут стоять на том же месте. Только согра, которая начиналась через дорогу от её дома и занимала всю низину перед речкой Пуштулимкой, к тому времени почти исчезнет, её место займут высокие стройные пихты…

Узкая, наезженная тракторами дорога, шла вдоль таёжной просеки. Она была разбитой, ухабистой, частые глубокие лужи покрывали её. Иногда машины буксовали, и всем взрослым приходилось спрыгивать из кузова прямо в грязь, чтобы вытолкнуть их. Вдоль дороги в сторону родной деревни тянулись деревянные столбы:

– Что это, мама? – спросила Ирина. – Зачем столько столбов? Они, издалека прямо, как спички стоят!

– Электричество к нам в деревню тянут, дочка, – ответила Татьяна. – Свет теперь будет в нашем доме. Керосинка не нужна больше, если только в сарай сходить…

Ирочка совсем не понимала о чём говорит мама, «Что такое электричество? Какое оно, интересно?» – пыталась представить она. Мысли её прервали громкие крики:

– Стойте, стойте! – кричал один из мужчин, ехавших с ними, и стучал по кабине кулаком. – Впереди, перед поворотом, медведица с медвежатами! Давайте кричать все вместе, чтобы она ушла подальше! Летом они могут не напасть, да кто знает, что у них на уме? Медведица-то очень уж крупная, а с медвежатами злая, она же защищать их кинется. Лучше остановиться, пусть уходят.

Тут все закричали во всё горло, получился оглушающий крик! Медведица остановилась, оскалилась, подождала, когда медвежата подбегут к ней, и скрылась в густой чаще. Ирочка впервые видела живых медведей и потом, всю дорогу, со страхом разглядывала густые заросли, пытаясь увидеть их там. Было страшно!

Небольшой домик ждал семью в городе М*. Он был так же на две комнаты, только побеленный снаружи и внутри, и комнаты поменьше размером. Татьяна говорила:

– За что продали, за то и купили. Как раз денег хватило!

Когда спустились сумерки, в доме включили свет и стало так светло, ещё лучше, чем днём! Ирочка долго разглядывала волшебную коробочку на стене у двери, несколько раз сама нажимала на выключатель, чувствуя себя настоящим волшебником, когда комната вдруг вся освещалась.

– Как здорово! Мама, мама, смотри светло как! – восхищалась она. – У нас ведь только над столом светло было.

Но быстро привыкла к новому и потом уже внимания не обращала на то, как становится вдруг светло в комнате.

Осенью дети пошли учиться в новую, точнее – в незнакомую, школу. Ирина в семье росла смелым, отчаянным ребёнком, училась, как и старшие сестрёнки и брат на четыре и пять. В семье легко было учиться, младшие запоминали всё, что учат старшие и в следующий класс переходили уже «подкованные».

Ирочка частенько брала в руки отцовскую гармонь и, на слух, подбирала лёгкие мелодии, а вот на басах плясовая получалась лучше. Бывало, играет она, а Валя частушки поёт, да притопывает. Любовь к музыке, к песням у Ирины проявилась с раннего детства. Она знала и пела все песни, которые в то время были на слуху и исполнялись в её доме.

Перед калиткой на территорию дома располагалась небольшая поляна, покрытая муравкой, а вокруг неё росло много черёмуховых деревьев. У каждого из детей было своё дерево, и никто не смел залезть за ягодой на чужое. Полянка эта быстро превратилась в поле для ребячьих игр, травку вытоптали в первое же лето, и она там больше уже не росла, появилась лишь после того, как дети выросли и разъехались.

Ирина не терпела подруг, поэтому её всегда можно было увидеть в обществе соседских пацанов. Она и сестрёнке своей Вале запрещала дружить с девочками и постоянно выгоняла их, когда те приходили. А с мальчишками она играла в войну, в вышибалы, в теннис – стол теннисный ставили прямо на поляне. Гоняла футбол, ловко лазила по деревьям, а ещё с братом ходила на рыбалку. Он ловил пескарей на самодельную удочку, а ей было поручено держать баночку с червями и следить, чтобы они не расползлись. Однажды брат, закидывая леску с крючком в воду, зацепил Ирину за нос, так она героически перенесла освобождение от крючка и потом дальше шла за братом. К вечеру они принесли домой рыбу.

В жаркие летние дни, купаясь в реке, она сама ловила рыбок на плетёнку, плели которую из мягкой проволоки. Надевали её на горлышко поллитровой банки, внутрь клали кусок белого мякиша и – готово. Банки ставили на мелкоте, чаще на перекате, и за несколько минут туда набивалось с десяток гольянов. За день получался неплохой улов. Придя домой, дружно чистили рыбёшек и складывали в сковороду, затем рыбу заливали взбитыми с молоком яйцами. Вкуснотища! За уши не оттащишь!

Летом, на каникулах, Ирочка держала несколько гольянов в трёхлитровой стеклянной банке, там у неё камешки были, песочек и водоросли, такой вот аквариум самодельный. Рыбки подолгу жили у неё, а кормила она их дафниями. Дафнии водились в протоке реки Кондома, прямо за их полянкой. Девочка их вылавливала из воды сачком, сушила на крыше веранды и кормила ими рыбок. И уже перед школой выпускала рыбёшек в воду. Эта любовь к рыбкам отразилась в ней по всей её жизни, в её семье всегда был аквариум с разными рыбёшками, а то и не один.

Из года в год осенью из картона сами делали кормушки для птиц и вешали каждый на свою черёмуху. Синички с воробьями склёвывали корм быстро, особенно в морозные дни. Свиристелей раньше не было видно, наверное, им корма в лесах хватало. Они в здешних местах стали появляться гораздо позже. А сороки прилетали, шугали мелких птиц, часто переворачивали лёгкие кормушки и корм летел в снег. Ребятишки гоняли вредных сорок, но те возвращались вновь и отбирали корм у воробьёв и синиц.

По выходным, вместе с соседскими детьми, строили ходы под глубоким снегом до позднего вечера. Создавали партизанские отряды, рисовали и выдавали мандаты. Ирина была в отряде комиссаром и у них была настоящая аптечка с бинтами и ножницами. На других улицах городка тоже были такие отряды и иногда происходили битвы между ними. Мальчишки дрались, а девочки перевязывали им раны и уводили с поля боя раненых. В отряде действовала настоящая разведка: где находится «враг», какие действия намечает он предпринять, в общем, добывалась вся информация. Даже разведчиков засылали друг другу.

Какое время было беззаботное, в душе улыбнулась Ирина. Не было телефонов, компьютеров, один телевизор с маленьким экраном.

Так получилось, что в их семье он появился раньше, чем у соседей. Вечерами в их доме около голубого экрана собирались все жители соседних домов – и мал, и стар, рассаживались, где кто мог и смотрели хоккей, оперетты, спектакли и фильмы. А после просмотра, выйдя во двор, с восхищением шумно обсуждали интересные моменты. Так и жили дружно, будто одной семьёй.

В соседях у семьи жили Петровы Ирина и Александр. И вот по весне произошёл такой случай.

Дети у них были помладше Татьяниных, Оле было семь лет, а Наде, два с половиной годика. Весной протока напротив их домов набиралась воды до краёв и почти до середины лета воды было достаточно, чтобы искупаться. В этой протоке соседи с самодельных деревянных мостков полоскали бельё, стирали самотканые дорожки, да воду для полива из неё таскали.

В один из дней погода выдалась солнечная, тёплая. Татьяна ушла на работу, старшие дети в школу, они с утра учились, а Валя и Ира с обеда. Ира сделала уроки и побежала на улицу, она выбежала на полянку. Черёмуха набирала цвет и аромат её уже чувствовался. Иринке нравилось стоять под своей черёмухой и любоваться на набухшие, вот-вот готовые залиться белым цветом, кисти. Ира пошла вдоль берега, мутная вода в протоке немного страшила, и она хотела уже бежать назад, как вдруг увидела впереди, в метре от берега, что-то странное. В воде, как ей показалось, плавали подошвы пинеток и вокруг них красная белым горохом ткань. Ира пригляделась и сразу вспомнила, что из такой ткани у соседской девочки штанишки. Она почувствовала беду, хотела сразу побежать за взрослыми, но подумала: «А вдруг это Надя? Пока буду бегать за ними, она совсем утонет, это же её штанишки и пинетки!»

Иру затрясло от страха и напряжения, она хотела закричать, но голос почему-то пропал. И девятилетняя Ира, полезла в холодную воду. Вода добралась ей выше пояса, когда она дотянулась до пинеток и поняла, что это детские ножки, со страхом крепко схватилась за них и потянула к себе, а сама в это время стала пятиться назад к берегу по скользкому дну. Поскользнувшись, она упала в воду с головой и с большим трудом выбравшись на берег, вытащила Надю из воды. В это время соседка вышла из калитки со словами:

– Наденька, ты где? Господи, не успела отвернуться, её уж нет!

И тут она увидела девочек, Ира сидела на земле вся мокрая, а Надя лежала рядом. С жутким криком, поняв, что произошло, бросилась к ним. Она схватила на руки посиневшую обездвиженную Наденьку и с диким рёвом:

– Скорую! Скорее скорую вызовите! – рванулась с ней в дом.

Ирина побежала к себе домой, сказать бабушке, что произошло. Забежала вся мокрая, продрогшая, напуганная:

– Бабушка! Надя утонула! Скорую, скорее!

Бабушка в чём была выскочила на улицу и побежала на помощь. Телефонов в домах в то время ни у кого не было, и отец Нади быстро побежал на почту вызвать скорую. А в это время, мать Нади, как на счастье, буквально за несколько дней прошедшая на предприятии, где она работала, курсы по спасению утопающих, приступила к спасению своей дочери. Спустя некоторое время, сердечко девочки забилось. Наде в этом очень повезло, да и скорая приехала быстро. Когда Надя заплакала и щёчки её порозовели, врач объяснила, что у девочки мнимое утопление, такое бывает, первые капли воды, попавшие в трахею, вызывают рефлекторную задержку дыхания и остановку сердца. Побудь девочка в воде ещё немного, её бы уже не спасли. Вода ей не попала в лёгкие, поэтому она и не ушла ко дну, когда попала в воду, а плавала, как поплавок. Это и увидела Ира. Долго Надя лежала в больнице со своей мамой, у неё было двухстороннее воспаление лёгких и ещё много чего, даже припадки, их так называют в народе, били, но с годами всё прошло. Девочку долго потом так поплавком и называли. Соседка всегда благодарила Ирину за спасение своей дочери.

– Да я Надю только в воде увидела и вытащила, а спасли-то её вы и скорая! – отвечала Ира.

Часть вторая. Юность

– О чём задумалась? – спросил Алексей, приобняв Ирину за плечи, – Не переживай, нам с тобой ещё жить да жить! У нас вон сколько внуков! Пока всех не женим и правнуков не понянчим, отсюда не уйдём!

– Так всё и будет! – весело откликнулась Ирина. – У нас ещё тут дел много! А пойдём-ка домой, я тебе горяченьких блинчиков напеку. Пойдём!

И они, похрустывая снежком под ногами и, наслаждаясь лёгким морозцем, с необъяснимой радостью находиться рядом, как прежде, рука в руке, затопали по полупустому проспекту в сторону дома.

Ирина совсем не выглядела на свои шестьдесят девять, она всегда говорила, что в этом ей помогает сцена. Пока она на сцене, не состарится, потому что там нужно быть молодой и красивой. Она следила за собой, подкрашивая волосы, одеваясь в красивую модную одежду. Алексей всегда поддерживал Ирину, делал ей дорогие подарки и говорил: