Когда-то в начале двухтысячных годов мои родители категорически отказывались пользоваться мобильной связью. Без объяснения, только одним аргументом отвергая любые мои попытки вручить им самый простенький аппарат. Не хотели, чтобы мне было спокойнее, и я в любой момент мог с ними связаться.
Отец на мое недоумение отвечал:
– Не надо нам мозги облуча́ть!
Я все-таки купил, привез им самый простенький телефон с большими кнопками. Говорю:
– Я позвоню, просто нажмите зеленую кнопку и ответьте мне, а поговорив, нажмите красную.
И ничего. Аппарат этот разрядился и лежал в ящике родительского комода. Дозвони́ться было невозможно, а я все также гонял к ним по выходным за сто километров, прове́дать и поставить на зарядку «басурманскую машинку», как называл отец со́товый телефон. Они его просто не брали в руки.
И однажды в салоне я увидал необыкновенный аппарат. Внешне он ничем не отличался от старенького проводно́го чешской фирмы «Те́сла» с кнопочным набором. Но внутри этого корпуса оказалась сотовая начинка! И я сразу купил его.
Мне не важно было, сколько он сто́́ит. Этот аппарат родители мои уже не засу́нут в комо́д, он будет стоя́ть в прихожей, недалеко от окна! И я буду по нему звони́ть в любое время, потому что он не на батареях, он питается от сети! И от него идет провод на крышу – антенна.
Всё, я перехитрил моих упря́мцев! Вот только зачем?
Я все также ездил к ним по выходным, потому что годы шли, а мои родители не становились ни здоровее, ни моложе. И каждый звонок заканчивался одним:
– Приезжай и всё узнаешь.
А меня не оставлял страх, что однажды мой визит станет последним для кого-то из них.
Первой ушла мама. Внезапно. Отец сам позвонил. Через четыре года ушел и он. Позвонил мне, что очень ослабел. Ничего не болит. Встать не может. Я гнал к нему, вызвав «скорую», приехал раньше, снял ему ЭКГ (аппарат всегда со мной в машине), инфаркта нет, просто сердце останавливалось. «Скорая» законстатировала смерть.
Несколько лет дом стоял запертым, и только я раз в год привозил семью в отпуск летом. К счастью, соседи оказались порядочными и не разворовали ничего.
Потом дети мои выросли, стали ездить отдыхать в Турцию, на Кипр или в Тунис… А мы с женой все так же мота́лись в деревню, привыкая к той мысли, что скоро и нам придется переехать сюда насовсем.
Жена Варвара подала в отставку в своей конторе. Сил уже не осталось ездить по командировкам в экспедиции. А потом и мой черёд пришел уходить на пенсию, потому что стоять часами у стола на операциях становилось все труднее. Голова стала кружиться.
Многие медицинские профессии умирали у меня на глазах. Врачи-лаборанты заменялись автоматическими анализаторами, врачи рентгенологи – компьютерной программой рентген-диагностики, которая быстрее и точнее находила патоло́гии на снимках. А главное на приобретение ее не нужно тратить долгие годы подготовки врача. Дольше всех продержаться стоматологи, гинекологи и пластические хирурги.
Вся обычная медицина тихо и методично превращалась в компьютерную программу. Добрались до терапевтов, использование которых на первичном приёме стали считать слишком расточительным, поэтому сперва заменили фельдшером, а потом и его заменили автоматом, который опрашивал.
Анамнез собирать стало ненужно, он формировался автоматически в карте пациента, а семейный подгружался из карт предков.
Автоматизация медицины с каждым годом становилась все сильнее и входила в быт. Браслеты здоровья, автоматические тоно́метры, сатуро́метры, кардиома́йки со встроенным экг-монито́ром и дефибрилля́тором для сердечников… кибернетические штаны и целые комбинезоны, экзоскеле́ты и верикализа́торы для перенесших инсу́льт или ранение с пораже́нием центра́льной нервной системы – всё это не только появлялось в широкой продаже, но и стреми́тельно дешевело в огромном разнообра́зии моде́лей.
Поликли́ники освобождались от лишнего персонала, программисты да уборщики еще кое-где выходили на работу, но и они уже начинали работать из дома, или заменялись автоматическими пылесосами и полотерами.
«Скорая» и хирурги держались, но и им готовилась замена одним – обученными парамедиками с двумя чемоданами, а для других несколько десятилетий создавался механическая замена – ассистент в виде робота Да Винчи.
Я успел с ним поработать перед уходом на пенсию. Интересная машина. Но оставлять его без присмотра специалиста я бы не рискнул.
Закончил я врачебную практику, пошёл студентов поучить, два года нес им создаваемые веками гуманистические принципы милосердия и медицинской этики, а сам вижу – в глазах калькуляторы, одни темы их волнуют: где больше платят, да какую специализацию выбрать, чтобы в коммерческую больницу пристроиться. Их аккредитация не пугает. Они уже заточены под нее, все заранее посчитано, все доходы и расходы… кто пишет статьи, а кто их покупает? И уж очень легко эти молодые готовы сменить профессию, если что-то пойдет не так.
Устал я. Не физически устал, морально. Всё кругом меня́ется… кроме меня.
Но я успел самую малость захватить СВО[1], постоял у стола… вот где получил максимальный заряд удовлетворения от профессии: осколки, пули… заготовка крови, переливание крови.
Потом нате! Синтезатор изовалентной крови – хоть залейся первой группы резус минус, келл минус[2]… все минус. И эту специальность убили. Даже совмещать кровь теперь нет нужды.
Стали умирать и криобанки замороженной крови. Кто ж теперь будет ее хранить? Если кровь синтезируется в нужном объеме прямо в больницах. Даже в самой маленькой, обязательно есть автоматическая производственная лаборатория крови.
Эмбриология подпирает… уже собственные ткани повсюду растят для пересадок, а на подходе выращенные органы. Шесть месяцев – и вот тебе родное сердце из клеток, взятых изо рта – со щеки! Никакого отторжения! Печень нужна? На тебе новую печень – как у младенца. Твоя – родная. Почки? Вот тебе парочка свеженьких почек. Вот только головной мозг новый синтезировать не научились… Слишком уникальный орган. А спинной фрагментами заменить – не вопрос! Только это не быстро. Не быстро растет, не быстро приживается. Особенность нервной ткани.
Впрочем, я ж про телефон… да. Унесло не в ту тему. В общем, поселились мы в родительском доме, можно сказать… как я однажды услышал от внучки: «на краю Мира».
В тридцати верстах от границы с дружественной страной, когда-то входившей в Великий и Могучий Советский союз.
Пока сил физических хватало, я теплицы поставил, автоматику провел, ветряк наладил и солнечные панели на крыше. В общем, обвешал я свою вотчину разными полезными приблу́дами. И пока всем этим занимался, когда водопровод делал, утопил в колодце смартфон.
Сосед мне предлагает:
– Давай я магнитных ловцов вызову, вмиг вытащат.
– Да какой прок мне? – говорю, – утопленник уже не оживет. Пусть лежит, в доме тише, никто не звонит с предложением взять кредит или оформить банкротство…
День живём без связи, два… неделю… Боже, как хорошо то! Тихо, спокойно…. Ничего не вижу, ничего не слышу. Телевизор вечером по каналам погоняем с женой, сериальчик какой-нибудь легкий поглядим, и на боковую… Телефон жены я тоже утопил. Надоел.
Дети примчались через две недели, как я и предполагал.
– Что у вас случилось? Дозвониться не можем! Ты не отвечаешь, мама тоже!
Вот чего надо было давно сделать! А мы как заговоренные, отвечали на каждый звонок! «Все хорошо»? «Хорошо»… Так и общались…
А тут – сюрприз! Приехали все сразу!
В доме гомон, дети бегают, хохочут, самые мелкие…
А те, что постарше, стол накрывают, холодильник набили на месяц вперед! Самые старшие пошли смотреть наше хозяйство, где я, гордый, им все показывал. Вот парники! Вот ветряк – аккумуляторы заряжает, вот септик… Душ, туалет, вода горячая – живем, как в городе!
Господи! Это был наш самый счастливый день.
– Папа, мама, ну давайте мы вам новый телефон купим? Два телефона?!
– А почему не три? Давайте, в каждой комнате по телефону? – разозлился я, – на хрен нам он? Если вас сюда тогда вообще ничем не заманить?!
– Ну, чего нам тут делать? Тоска сме́ртная… степь да степь кругом…
– А сад наш? А огород? Вы арбузы наши, дыни… видели? Хоть бы приехали – забрали.
– А то у нас, в городе их нет? На любой цвет, вкус и форму…
– Это не те… А сад у нас какой! Осенью яблоки и груши девать некуда! Соседи ими скотину кормят! Молоком отдают! Я вон самогону из фруктов нагнал двадцать литров! Наливки делаем! Мы вот приноровились фрукты и ягоды самогоном заливать и закатывать в больших банках!
Жена выносит мешок сушеных фруктов.
– Возьмите на компотик!
Берут… а куда деваться? Машину карше́ринговую под крышу забили гостинцами.
Напоследок дети заводят серьезный разговор:
– Родители! Телефон или сами купите или мы вам купим! Чтобы вы всегда были на связи!
Пришлось купить. Древний, как копролит[3], без смс, только чтобы позвонить.
Я впервые сам позвонил с этого аппарата, когда жена вдруг упала. Несла ведро с яблоками, что-то под ногу попало… Споткнулась… смотрю – левая нога вывернулась наружу. Все ясно – шейка бедра сломалась. Соорудил из дощечек шину Дитерихса[4], вытянул ей ногу, чтобы отломки не звякали друг об друга. Вызвал скорую. Отыскал обезболивающие в доме, ввел. Жена молча терпит. Не спорит со мной, знает, что бесполезно.
Вертолет – гексакоптер прилетел.
Парень в скафандре пришел, посмотрел ногу, личную карту жены в свой оранжевый ящик вставил, после обследования, анализов и рентгена на дому, говорит:
– По возрасту ваша жена на замену сустава не проходит, пережили вы свой предел. Есть два варианта: один – я ее дома оставлю, сами будете ее на каталке возить, пока она доживать будет, или мы ее в хоспис отвезем, там она под присмотром поживет в чистоте и уходе, а вы ее навещать будете. Выбирайте.
Я ему говорю:
– Я – врач, можно по моему полису ей операцию сделать?
Парень со «скорой», написал чего-то в своем ящике, видим на экране: областной ФОМС – отказал, решить может только федеральный.
– Давай, – говорю, – запрашивай Федеральный!
А он покачал головой, отвечает:
– Не могу. Это вы сами должны написать заявку через МФЦ или госуслуги, у вас есть приложение?
– Нету, – отвечаю, – не пользуюсь я ни смартфоном, ни компьютером.
– Сходите в местную администрацию поселка, там наверняка есть терминал Госуслуг и через него с вашей личной карты – вам помогут оформить запрос.
Душевный малый. Вижу – хочет помочь, а чем и как, не знает, только советует. Даром, что в скафандре. Впрочем, чего язвить? После трех вирусных эпидемий сам залезешь черту в шкуру, лишь бы не заразиться ничем… а они сутками «на линии огня» работают.
Я сам когда-то на «скорой» мотался в областном центре. Только было это полвека назад, пока в институте учился. Все правильно: береженого Бог бережет, а не бережёного ковид стережёт…
Отпустил я парня. Начал сам бегать, оформлять жену на операцию. Две недели переписок. Договорился, по моей врачебной карте бюджет оплачивает стоимость эндопротеза ТБС[5], операция бесплатная. У нее пятьдесят лет стажа в госслужбе. Она геолог – лауреат госпремий за открытия месторождений очень полезных ископаемых.
Я все это время, пока решения ждали от высокого начальства – носил ее на руках. И видимо, от волнения я забыл на дорогу ей ноги забинтовать эластичными бинтами.
Прислали опять вертолет… погрузили, летим… а как сели – она синяя и не дышит.
Вскрытие показало – тромб оторвался в вене. Эмболия легочной артерии. Видно, растрясло в полете.
И это несмотря на то, что ее в особой камере перевозили, провода подключены, капельницы, если б просто сердце встало… дефибриллятор встроенный, даже насос специальный для непрямого массажа сердца и маска для дыхания… все это её могло бы оживить, а вот тромб… и ничего эта супертехника не могла поделать.
Я виноват. Склеротик старый. Как я мог забыть? И автоматика не напомнила. Что с нее взять?
Схоронили. Девять дней, сорок… соседи приходили.
Брат ее не приехал. Он большой медицинский начальник в областном центре. А я успокоился, написал письмо в «скорую», чтобы в инструкцию на перевозку больных непременно вставили пункт: бинтовать ноги, как профилактику эмболии. В ответ пришло обычное: «Спасибо, мы рассмотрим ваше замечание, виновных накажем, примем все меры, чтобы такого не повторялось»!
Дети предложили мне к ним перебраться, в город.
– С ума сошли? Куда я хозяйство дену? Мамка тут лежит, опять же, мои родители… нет, буду здесь доживать.
И опять мой аппарат звонит раз в неделю. По четвергам. «– Ну, ты как, папа? – Номально».
Вдруг осенью звонок невпопад… снимаю трубку.
– Узнаешь, бродяга?
– Не сразу, уточните, – узнал я говнюка, не сразу, а когда вспомнил, решил уже не сознаваться, ибо зол был на него.
– Шурин[6] твой! Вспоминай!
Вот теперь как бы вспомнил. Да, Степанов Женька! Вот уж, действительно, кто из нас бродяга?
– Жека! Ты? Где сам, чем занят? Чего Варвару проводить не приехал? – решил я сразу ему высказать обиду – телеграмму прислал с соболезнованием. Дрон с цветами.
– Из главнюков поперли, – жалуется, – говорят, дай дорогу молодым! Володька, а ты вообще не допускаешь, что бывают в жизни ситуации, когда не все можется, то, что хочется?
–
И что же с тобой было? – осведомляюсь.
–
Коленки мне меняли, обе… эндопротезы. Я как раз только гипс снял. Сам понимаешь, дальше сортира не ходок был. Теперь, как железный дровосек… Ну, меня под это дело из главнюков списали… Хорошо хоть на операцию дали квоту.
– Значит, как и я – на пенсии? Старая школа уже никому не нужна… Все изменилось.
– Ну, не скажи, брат, мы хоть и старые, но крепкие. А?
– Спорить не буду… я порой думаю, была бы где-нибудь опять заварушка, бросил бы все к черту и опять к столу встал бы… ВПХ[7] – вечна!
– Согласен, дружище. Дело у меня к тебе государственной важности.
Темнит Женька. Ну, какое у пенсионера может быть дело? Впрочем, сколько его помню – он скользкий… когда он на последнем курсе понял, что руки у него из задницы, и толком нигде себя развить, как врача, не сможет… он взял ординатуру на кафедре Организации здравоохранения и истории медицины. Работала древняя, как все медицинское студенчество, мудрость: отличники становятся врачами, а двоечники – главврачами! Шагал он с одной чиновничьей должности на другую… Дорос до зама главы департамента здравоохранения области, а там его карьерный возраст вышел, и Женя покатился вниз…
– Ну, если только государственной, а иначе – пошел вон!
– Я тут на общественных началах в облздравотделе, как бы консультант.
О как! Силен, Женька… впрочем, чему удивляться?
– На общественных, то есть даром?
– Ну, не совсем. Небольшой приварок к пенсии дали. Я вот чего звоню. У вас на днях поставят автоматическую модульную клинику.
– Зачем? – удивился я. У нас полторы тысячи рыл живет, из них две трети – пенсионеры. Фермы нет, заводов нет. Живем с огородов и разным промыслом. А клиника, как я понимаю – это сто коек минимум?
– На испытания, Володя. Это прототип, планируется такие комплексы штамповать и ставить везде, где не рентабельно открывать больницы. Например… – он помолчал, – в космосе, вся автоматика разрабатывалась для станции и большого корабля. Я выбил нарочно в твой поселок, чтоб ты за этой клиникой присмотрел. Согласен? А коек в ней всего тринадцать. Больше не нужно.
– Не понял, – я действительно не понял, – что я должен делать?
– Доктор Устименко! Дорогой мой человек! Ты же понимаешь, дело, которому мы служим, это не хобби. Это как военная служба, взялся за гуж – не говори, что не дюж. Амбулатория будет смонтирована не сейчас. Но я должен быть уверен, что она будет работать.
– Сейчас урожай в огороде… – попытался я отмотаться.
– На монтаж установки уйдет месяц, – давил Степанов, – Она подключится к вашей электросети и вам сразу упадут льготы, она подключена к единой информационной сети «РУСь», а значит скорость передачи для всех вас будет увеличена до предела и бесплатно. И еще – ты пройдешь в ней обследование первым и, пожалуйста, обеспечь полную диспансеризацию большей части населения твоего посёлка. Тебя там знают, ходят к тебе лечиться… не отрицай, я знаю. По вашей деревне самая низкая обращаемость в районной поликлинике! А значит, они все прутся к тебе за помощью. Росздравнадзор с подачи ФОМСа копытом бьет и землю роет, чтобы тебя за мошонку взять… а я просил, не трогать. Вот так, – он помолчал и добавил, меняя тему, – инструкцию к автоматике я тебе почтой вышлю. Там ничего сложного. Всем заправляет искусственный интеллект, но у тебя будет право вета.
– Вето, по-моему, не склоняется. Нет у меня почты, – я вдруг почувствовал невероятное удовольствие от того, что Степанов обескуражен и растерян. Меня, если честно, бесила его самоуверенность.