Обратное эхо бесплатное чтение

Обратное эхо

Пабло Эскуэрто

Пабло Эскуэрто

Обратное эхо

Пролог

Снег падал тихо, как шепот, укрывая городок белым одеялом, которое скрывало больше, чем показывало. У реки стоял человек – тень в длинном пальто, с руками в карманах, глядя на воду, где лед трещал под тяжестью прошлого. Ветер гнал листья, сухие и ломкие, как старые письма, что никто не прочел. Где-то вдалеке скрипнула дверь, но никто не вышел. Никто не вошел.

Он достал книгу из кармана – маленькую, потрепанную, с вырванными страницами. Пальцы, холодные и дрожащие, открыли ее наугад. Там было слово, одно-единственное, написанное неровно, будто в темноте: "Слушай." Он поднял голову, прислушался. Шаги. Тяжелые, медленные, где-то за спиной. Тук. Тук. Тук. Они приближались, но когда он обернулся, там была только пустота – снег, деревья, река. И все же шаги не стихали, как зеркальное эхо, отражаясь то в начале, то в конце.

Человек перевернул книгу в руках, провел пальцем по обложке. "Начинай откуда хочешь," – шепнул он сам себе, – "с первой страницы или с последней – тени все равно найдут тебя." Он усмехнулся, криво, болезненно, и сунул книгу обратно в карман. Взгляд упал на мост. Там, в тени перил, что-то блеснуло – маленькое, металлическое, как монета или ключ. Он не подошел. Не стал проверять. Он знал, что найдет, если захочет. И знал, что не готов. Еще нет.

Часы в городке пробили полночь, но звук пришел с опозданием, словно время здесь шло иначе – то вперед, то назад, то вовсе замирало. "Прости," – шепнул он, хотя некому было слышать. Или было? Река молчала, но подо льдом что-то шевельнулось – тень, длинная и тонкая, как рука, тянущаяся к поверхности.

Он ушел, оставив следы, которые снег засыпал за минуты. Книга осталась в кармане, шаги – в голове. А городок спал, притворяясь, что ничего не видел. Но он видел. И ждал тех, кто прочтет его тайны – с начала, с конца или вовсе по кругу.

Глава 1

Звук шагов за дверью

Шаги за дверью звучали как обратное эхо, и Эрик Лунд не знал, откуда оно идет.

Эрик Лунд стоял у могилы сестры, и ветер гнал по земле сухие листья, словно кто-то невидимый пытался замести следы. Надгробие было старым, серым, с выщербленным краем – двадцать лет дождей и морозов сделали свое дело. Анна Лунд, 1975–2005. Никаких цветов, никаких венков. Только книга. Старая, в потрепанной обложке, лежала прямо на камне, будто кто-то бросил ее в спешке. Эрик наклонился, чувствуя, как хрустят колени – он слишком долго простоял тут, глядя в пустоту. "Маленький принц" Сент-Экзюпери. Страницы пожелтели, а половина из них была вырвана, оставляя лишь обрывки фраз: "Ты в ответе за тех…" и дальше ничего.

Он не помнил, чтобы Анна любила эту книгу. Она вообще не любила читать – говорила, что буквы сбивают ее с толку, заставляют думать о вещах, которых нет. Эрик поднял книгу, ощущая холод обложки в пальцах. Кто-то оставил ее здесь. Сегодня? Вчера? Он оглянулся – кладбище было пустым, только голые ветки вязов качались на ветру, да где-то вдалеке каркала ворона. Никого. И все же он чувствовал взгляд – тот самый, что преследовал его последние недели, то ли в магазине, то ли в отражении витрины.

Эрик сунул книгу в карман пальто и пошел к выходу. Снег под ногами скрипел, как стекло, и каждый шаг отдавался в ушах. Он почти добрался до ржавых ворот, когда заметил следы. Маленькие, аккуратные, с четким рисунком подошвы – женские ботинки, судя по размеру. Они вели от могилы к дороге, а потом обрывались, будто кто-то растворился в воздухе. Эрик замер, сердце заколотилось. Он не видел этих следов, когда пришел. Или видел? Память в последнее время играла с ним в прятки, подсовывая то лица, которых не было, то звуки, которых он не слышал.

Дома было не лучше. Магазин – его букинистический уголок на краю городка – встретил его запахом пыли и старой бумаги. Эрик бросил пальто на стул и поставил чайник, пытаясь вытряхнуть из головы кладбищенский холод. Книга лежала на столе, глядя на него пустыми страницами. Он перевернул ее, и изнутри выпал листок – сложенный пополам, пожелтевший, но не от времени, а от сырости. Эрик развернул его. Одно слово, написанное неровным почерком: "Прости".

Он смотрел на записку, пока чайник не засвистел, заставив его вздрогнуть. "Прости". Анна так говорила, когда возвращалась после своих исчезновений. "Прости, Эрик, я просто гуляла". А потом она исчезла насовсем – нашли ее у реки, с синяками на шее и пустыми глазами. Убийство, сказали в полиции. Или несчастный случай. Доказательств не хватило, дело закрыли. Двадцать лет Эрик жил с этим "или", и оно пожирало его, как ржавчина – железо.

Ночью он проснулся от звука. Шаги. Тяжелые, медленные, прямо за дверью спальни. Эрик лежал, вцепившись в одеяло, и слушал. Тук. Тук. Тук. Как будто кто-то ходил по коридору, но не решался войти. Он заставил себя встать, чувствуя, как пол леденит босые ноги. Дверь была закрыта, как всегда. Он повернул ручку, скрип петель резанул по ушам. Коридор пуст. Только тень от лампы дрожала на стене, вытянутая и кривая, как будто принадлежала не ему.

Эрик вернулся в кровать, но сон больше не шел. Шаги звучали в голове, смешиваясь с ветром за окном. Может, это крысы. Или старый дом оседает. Или… Он не хотел думать об "или". Утром он проверит половицы, убедит себя, что все это ерунда. Но где-то в глубине он знал: шаги были настоящими. Как книга. Как следы. Как слово "прости".

Эрик зажег свет на кухне, хотя утро еще не наступило. Часы показывали половину четвертого, стрелки двигались с ленивым тиканьем, словно им тоже не хотелось просыпаться. Чайник остыл, и он налил воду из-под крана в старую кружку с отколотым краем – ту самую, что Анна подарила ему на какой-то забытый день рождения. На ней было написано "Лучший брат в мире", но буквы давно стерлись, оставив только призрак надписи. Он пил воду мелкими глотками, глядя в окно. Уличный фонарь мигал, бросая желтые пятна на снег. Никого. Только ветер гнал по улице клочья газеты, будто кто-то пытался избавиться от улик.

Он поставил кружку и взял книгу со стола. "Маленький принц". Эрик открыл ее снова, словно надеялся, что вырванные страницы вернутся на место. Вместо этого он нашел еще одну странность – на внутренней стороне обложки, почти незаметно, кто-то нацарапал карандашом: "10:13". Время? Код? Эрик нахмурился, провел пальцем по цифрам. Карандаш был мягким, след свежий, не старше пары дней. Он вспомнил, как Анна любила оставлять ему записки – глупые, бессмысленные, вроде "Купи хлеба" или "Не забудь зонтик". Но это было не похоже на нее. Слишком… намеренно.

Эрик отложил книгу и потер виски. Голова гудела, как будто кто-то бил молотком изнутри. Он не спал нормально уже недели три – с тех пор, как нашел в магазине ту старую открытку. Она лежала между страницами потрепанного "Гамлета", который он собирался выбросить. На открытке был рисунок реки – той самой, где нашли Анну, – и надпись от руки: "Ты был прав". Эрик тогда решил, что это чья-то шутка. Кто-то из местных, кто знал его историю, решил поиграть с его нервами. В городке любили сплетни, а смерть Анны до сих пор была любимой темой за чашкой кофе в кафе у площади. Но открытка не давала покоя. А теперь еще книга, шаги, следы. Слишком много совпадений.

Он поднялся и подошел к окну. Снег засыпал следы, если они вообще были. Эрик прищурился, пытаясь разглядеть что-то в темноте. У соседнего дома, где жила Марта, горел свет. Старуха редко спала по ночам – говорила, что темнота ей мешает думать. Эрик иногда видел, как она стоит у окна, глядя на его магазин, будто ждет, что он выйдет и помашет ей. Он не махал. Марта была странной даже по меркам городка: носила старые платья с чужого плеча, разговаривала с воронами и всегда знала больше, чем говорила. Эрик вспомнил, как она однажды спросила: "Ты ведь не думаешь, что Анна сама туда пошла, правда?" Это было лет десять назад, но ее голос до сих пор звенел в ушах.

Он отвернулся от окна и пошел проверить дверь. Замок был цел, ключ лежал на полке, где он его оставил. Эрик провел рукой по дереву, проверяя, нет ли царапин, следов взлома. Ничего. Но шаги… Он снова услышал их – или ему показалось? Тук. Тук. Тук. Теперь тише, дальше, где-то внизу, у лестницы, ведущей в подвал магазина. Эрик замер, дыхание застряло в горле. Он жил над магазином двадцать лет и знал каждый скрип, каждый звук. Это не было ветром. Не было крысами. Это было что-то живое.

Он взял фонарик с кухонного стола – старый, с тусклой лампочкой, который он держал на случай отключения света. Батарейки почти сели, луч дрожал, как его руки. Эрик спустился по узкой лестнице, чувствуя, как воздух становится холоднее, гуще. Дверь в подвал была приоткрыта. Он никогда не оставлял ее открытой – слишком боялся, что сырость доберется до книг. Он толкнул дверь, и петли заскрипели, как в дешевом фильме ужасов. Свет фонарика выхватил полки с коробками, старый стул с отломанной ножкой, паутину в углу. Ничего. Никого.

И все же он чувствовал запах. Слабый, едва уловимый – сигаретный дым. Эрик не курил. Анна курила, но только ментоловые, тонкие, с запахом мяты. Этот был другой – тяжелый, горький, как те сигареты, что продавали в ларьке у вокзала. Эрик шагнул вперед, луч фонарика скользнул по полу. Там, у дальней стены, лежал окурок. Маленький, смятый, с золотистым фильтром. Он наклонился, чтобы взять его, но замер. Рядом с окурком был след – влажный, четкий, как будто кто-то только что прошел в мокрых ботинках. Женский ботинок. Как те, что он видел на кладбище.

Эрик выпрямился так резко, что ударился головой о низкий потолок. Боль прострелила виски, фонарик выпал из рук и покатился, освещая углы подвала. Он схватил его, направив свет на след. Один. Только один. Как будто кто-то стоял здесь, смотря на него, а потом исчез. Он развернулся, луч метнулся по стенам. Никого. Только тишина, такая густая, что ее можно было резать ножом.

Наверху что-то упало. Глухой стук эхом разнесся по дому. Эрик бросился к лестнице, сердце колотилось в горле. Он взлетел наверх, ожидая увидеть разбитую лампу или упавшую книгу. Но это была кружка – та самая, с надписью "Лучший брат". Она лежала на полу, расколотая пополам, а вода растекалась по доскам, как кровь из раны.

Эрик стоял над разбитой кружкой, чувствуя, как вода пропитывает его носки. Он не слышал, чтобы ветер усилился, не видел, чтобы окно открылось. Кружка была тяжелой, с толстым дном – такие не падают сами по себе. Он наклонился, собрал осколки, пальцы дрожали. Надпись "Лучший брат" теперь была разорвана: "Лу" на одном куске, "чший" на другом. Он бросил их в мусорное ведро, но звук стекла о металл заставил его вздрогнуть, как выстрел в тишине.

Он вытер пол тряпкой, стараясь не думать о подвале, окурке, шагах. Утро уже близилось – за окном небо стало серым, как старое одеяло, которое слишком часто стирали. Эрик заварил кофе, хотя знал, что не уснет, даже если захочет. Кофеварка шипела, наполняя кухню горьким запахом, и он смотрел, как капли стекают в стеклянный кувшин. Анна ненавидела кофе. "Пахнет, как горелая резина," – говорила она, морща нос, и пила чай с мятой, которую рвала прямо у реки. Эрик улыбнулся этой мысли, но улыбка вышла кривой, болезненной. Он давно не вспоминал Анну такой – живой, с ее смехом и привычкой грызть ногти. Чаще приходили другие картины: ее тело на берегу, волосы, спутанные водорослями, и пустые глаза, глядящие в никуда.

Он взял чашку и сел за стол. Книга все еще лежала там, рядом с запиской "Прости". Эрик потянулся к ней, но остановился. Вместо этого он достал из ящика старую коробку – жестяную, с облупившейся краской, где хранил вещи Анны. Полиция отдала ему немногое: заколку, браслет с треснувшим камнем, пачку сигарет, наполовину пустую. Он открыл коробку, и запах ментола ударил в нос, слабый, но все еще живой. Эрик высыпал содержимое на стол. Заколка была простой, металлической, с погнутой шпилькой. Браслет – дешевый, из тех, что продают на рынке за пару крон. Сигареты – "Marlboro Lights", ее любимые. Он взял пачку, повертел в руках. Внутри что-то звякнуло.

Эрик нахмурился, вскрыл упаковку. Между сигаретами лежал ключ – маленький, ржавый, с коротким зубчатым краем. Он не помнил, чтобы видел его раньше. Полиция ничего не говорила о ключе. Эрик поднес его к свету, пытаясь разглядеть хоть что-то – буквы, цифры, метку. Ничего. Только ржавчина и холод металла. Он сжал ключ в кулаке, чувствуя, как острые края впиваются в кожу. Откуда он? От чего? И почему он оказался здесь спустя двадцать лет?

За окном послышался звук – скрип снега под чьими-то ногами. Эрик подошел к стеклу, прижавшись лбом к холодной поверхности. Улица была пуста, но фонарь снова мигнул, и на секунду ему показалось, что тень у соседнего дома шевельнулась. Марта? Нет, слишком быстро для нее. Он прищурился, но тень исчезла, оставив только ветер и тишину. Эрик вернулся к столу, положил ключ рядом с книгой. "10:13". "Прости". Ключ. Окурок. Шаги. Это было слишком много для одного утра.

Он допил кофе, хотя тот уже остыл, и решил открыть магазин. Работа всегда помогала ему отвлечься – перебирать книги, вытирать пыль с полок, слушать редких покупателей, которые заходили больше поболтать, чем купить. Эрик спустился вниз, щелкнул выключателем. Свет загорелся с гудением, освещая ряды стеллажей. Магазин был маленьким, тесным, с запахом старой бумаги и клея. Полки гнулись под тяжестью книг, которые никто не покупал: потрепанные романы, учебники по химии, сборники стихов никому не известных поэтов. Эрик любил это место, хотя оно едва приносило доход. Это был го щит от мира, его крепость.

Он начал раскладывать новые поступления – коробку книг, которую привезли вчера из соседнего города. Среди них был старый детектив Агаты Кристи, "Убийство в Восточном экспрессе". Эрик провел пальцем по обложке, вспоминая, как читал его в школе. Анна тогда смеялась над ним: "Зачем тебе эти загадки? Жизнь и так полна дерьма, которое не разгадать." Она была права. Ее смерть осталась загадкой, которую он не смог решить, сколько ни пытался.

Что-то упало за его спиной. Эрик обернулся – книга лежала на полу, раскрытая на середине. Он не слышал, как она падала. Он подошел, поднял ее. "Маленький принц". Та же самая чертова книга. Но он оставил ее наверху, на кухне. Эрик сжал челюсти, чувствуя, как пульс бьется в висках. Он поднялся по лестнице, проверяя стол. Книга была там. Две одинаковые книги? Он спустился обратно, сравнил их. Обе потрепанные, обе с вырванными страницами. Но на той, что упала, не было надписи "10:13". Вместо этого на первой странице было нацарапано: "Ищи".

Эрик смотрел на слово "Ищи", вырезанное на странице так грубо, что карандаш порвал бумагу. Он провел пальцем по буквам, чувствуя шершавость, будто кто-то писал в спешке или в гневе. Две книги. Одна наверху, другая здесь. Одна с "10:13", другая с "Ищи". Это не было совпадением. Кто-то играл с ним, оставлял следы, как хлебные крошки в лесу, но Эрик не знал, куда они ведут – к ответам или к пропасти.

Он положил обе книги на прилавок, рядом с кассовым аппаратом, который не открывали уже неделю. Магазин был тихим, только ветер стучал в витрину, да где-то наверху поскрипывали половицы. Эрик взял ключ из кармана и положил его между книгами. Три предмета, три вопроса. Он чувствовал себя героем тех детективов, что пылились на полках, только без остроумия Шерлока Холмса или хладнокровия Пуаро. У него были только усталость, кофеин в крови и двадцать лет непроходящей тоски.

Дверной колокольчик звякнул, заставив его подпрыгнуть. Эрик обернулся – в магазин вошла Марта, сгорбленная, в своем вечном пальто цвета мокрой земли. Ее волосы, седые и спутанные, торчали из-под вязаной шапки, а глаза, маленькие и острые, тут же уставились на него. Она несла корзинку, прикрытую клетчатой тряпкой, и пахло от нее кислыми яблоками и чем-то старым, как подвалы.

– Доброе утро, Эрик, – сказала она, хотя голос ее был скорее скрипом, чем приветствием. – Ты опять не спал, да? Вид у тебя, будто тебя по реке таскали.

Эрик заставил себя улыбнуться, хотя получилось плохо.

– Утро, Марта. Что-то нужно?

Она прошаркала к прилавку, поставила корзинку на пол и посмотрела на книги. Ее взгляд задержался на "Маленьком принце", и Эрик заметил, как дрогнул уголок ее рта – то ли улыбка, то ли гримаса.

– Читал Анне, небось? – спросила она, кивая на книгу. – Она любила сказки, твоя сестра. Всегда просила что-то придумать, когда была маленькой.

Эрик нахмурился. Анна не любила сказки. Она любила музыку, шум реки, запах дождя. Но он не стал спорить. Марта часто путала вещи – то ли от возраста, то ли нарочно.

– Не помню, – сказал он, пряча ключ в карман. – Ты что-то хотела купить?

– Нет, – она махнула рукой, костлявой, с синими венами. – Просто мимо шла. Увидела свет. Думаю, зайду, проверю, жив ли ты еще. А то слухи ходят.

– Какие слухи? – Эрик напрягся, хотя старался не подавать виду.

Марта наклонилась ближе, и запах яблок стал резче.

– Говорят, кто-то ночью у магазина крутился. Вчера. Или позавчера. В пальто длинном, как из старых фильмов. Ты не видел?

Эрик вспомнил тень у дома, звук шагов. Он покачал головой, хотя внутри все сжалось.

– Нет. Никого не видел.

Марта хмыкнула, будто не поверила, и потянулась к книге. Эрик хотел остановить ее, но она уже открыла ту, что с "Ищи". Пальцы ее замерли на странице, и она посмотрела на него, прищурившись.

– Странная книга, – сказала она. – Кто-то зря бумагу портил. Ты бы выкинул ее, Эрик. Нечего такое держать.

– Может, и выкину, – ответил он, забирая книгу из ее рук. – Спасибо за совет.

Она постояла еще немного, глядя то на него, то на прилавок, потом взяла корзинку и побрела к выходу. Колокольчик звякнул снова, и Марта исчезла в сером утреннем свете. Эрик выдохнул, только сейчас заметив, что задерживал дыхание. Она что-то знала? Или просто играла, как всегда, бросая слова, чтобы посмотреть, как он дергается?

Он вернулся к книгам, открыл ту, что была с "10:13". Цифры смотрели на него, как глаза. Время? Может, это было время смерти Анны? Нет, она умерла вечером, ближе к закату – так говорил полицейский отчет. Тогда что? Эрик достал телефон, старый, с треснувшим экраном, и набрал "10:13" в поисковике. Ничего, кроме случайных ссылок на часы и библейские стихи. Он попробовал добавить "Анна Лунд" – пусто. Интернет в городке был медленным, да и что он надеялся найти? Объявление в духе "Ищу брата, чтобы помучить его загадками"?

Эрик отложил телефон и потер лицо руками. Ему нужен был воздух. Он схватил пальто, выключил свет в магазине и вышел на улицу. Холод ударил в лицо, как пощечина, но это было лучше, чем сидеть взаперти с призраками. Городок просыпался медленно: кафе у площади открыло ставни, из пекарни тянуло запахом хлеба, а грузовик Йонаса, местного почтальона, тарахтел у перекрестка. Эрик пошел вдоль улицы, не зная куда, просто чтобы двигаться.

Он дошел до реки – той самой, где все закончилось. Вода была серой, покрытой тонким льдом у берегов. Эрик остановился, глядя на мост, старый, с облупившейся краской. Здесь нашли Анну, под этим мостом, в ее любимой куртке с капюшоном. Он вспомнил, как приехал сюда тогда, как кричал на полицейских, требуя объяснить, что случилось. Они не объяснили. Только сказали: "Синяки могли быть от падения. Или от кого-то. Мы не знаем."

Что-то блеснуло у воды. Эрик спустился по склону, цепляясь за ветки, чтобы не упасть. Это была монета – старая, потемневшая, с едва различимым профилем какого-то короля. Он поднял ее, чувствуя холод металла. Рядом, в грязи, был след. Тот же ботинок. Маленький, женский, с четким рисунком. Эрик посмотрел вверх, на мост. Никого. Только ветер гудел в проводах.

Эрик сжал монету в кулаке, чувствуя, как края впиваются в ладонь. След у реки смотрел на него, как немой укор. Он был свежим – снег вокруг еще не успел его засыпать, хотя ветер старался. Эрик присел на корточки, провел пальцем по краю отпечатка. Глубокий, четкий, с маленькими точками от шипов на подошве. Он вспомнил, как Анна любила такие ботинки – с шипами, чтобы не скользить зимой. "Я не собираюсь падать на каждом углу, как ты," – дразнила она, когда он однажды растянулся на льду, возвращаясь из школы. Но эти следы не могли быть ее. Не спустя двадцать лет. Или могли?

Он встал, сунул монету в карман к ключу и пошел обратно к мосту. Ноги дрожали – то ли от холода, то ли от того, что он слишком долго стоял на одном месте, глядя в пустоту. Река текла медленно, лениво, как будто ей было все равно, что здесь случилось. Эрик прислонился к перилам, чувствуя, как ржавчина осыпается под пальцами. Он не приходил сюда годами – слишком больно, слишком бессмысленно. Но теперь что-то тянуло его обратно, как магнит, который нельзя увидеть.

Вдалеке завыла собака – протяжно, тоскливо. Эрик оглянулся. Городок лежал перед ним, маленький и сгорбленный, как старик, который слишком долго ждал смерти. Дома с облупившейся штукатуркой, кривые заборы, дым из труб, растворяющийся в сером небе. Здесь ничего не менялось. Люди рождались, умирали, сплетничали у кафе, но время будто застряло в янтаре. Эрик ненавидел это место, но не мог уехать. Анна держала его тут, даже мертвая.

Он вспомнил, как они гуляли здесь детьми. Анна всегда бежала вперед, перепрыгивая через камни, смеясь, когда он не поспевал. "Ты слишком медленный, Эрик! Смотри, я уже королева моста!" – кричала она, забираясь на перила. Ему было страшно за нее, но он не говорил – она бы только фыркнула и назвала его занудой. А потом, когда ей исполнилось двадцать, она стала другой. Тише. Часто уходила одна, возвращалась с красными глазами и запахом сигарет. "Где ты была?" – спрашивал он. "Гуляла," – отвечала она, и это было все, что он из нее вытягивал. А потом она исчезла на три дня. Вернулась бледная, с синяками на запястьях, и сказала: "Не спрашивай." Он не спросил. А через неделю ее нашли здесь.

Эрик провел рукой по лицу, пытаясь стереть воспоминания. Они были как пыль – чем больше трогаешь, тем сильнее липнут. Он пошел обратно к магазину, снег хрустел под ногами. Улица была пустой, только Йонас, почтальон, махнул ему из своего грузовика. Эрик кивнул в ответ, но не остановился. Йонас был хорошим парнем – толстый, с добрыми глазами, всегда готовый помочь. Но он тоже знал про Анну, как и все. И тоже молчал.

Когда Эрик вернулся в магазин, колокольчик звякнул громче, чем обычно, будто приветствовал его с сарказмом. Он включил свет, бросил пальто на стул и подошел к прилавку. Книги лежали там, где он их оставил, но что-то было не так. Записка "Прости" исчезла. Эрик перевернул книги, заглянул под них, проверил пол. Ничего. Он сжал кулаки, чувствуя, как гнев поднимается внутри. Это не ветер. Не случайность. Кто-то был здесь, пока он ходил к реке.

Он проверил дверь – замок цел, никаких следов взлома. Окна закрыты. Эрик прошелся по магазину, осматривая полки. Все на месте, кроме этой чертовой записки. Он вернулся к прилавку, открыл ящик, где хранил мелочь и старые квитанции. Там, среди монет и бумажек, лежала фотография. Маленькая, выцветшая, с рваными краями. Эрик и Анна, лет десять назад. Он в школьной форме, она в своей куртке с капюшоном. Они улыбались, сидя на том самом мосту. На обороте было написано: "Не забывай."

Эрик замер, чувствуя, как холод ползет по спине. Он не видел эту фотографию с тех пор, как Анна умерла. Она была в коробке, той самой жестяной коробке наверху. Кто-то забрался в его дом, в его магазин, в его жизнь. Он бросился наверх, перепрыгивая через ступеньки. Коробка стояла на кухонном столе, открытая. Заколка, браслет, сигареты – все на месте. Но фотографии не было.

Он сел на стул, тяжело дыша. Кто-то знал, где искать. Кто-то знал, что эта фотография значит для него больше, чем все остальное. Эрик смотрел на пустую коробку, и в голове крутился только один вопрос: почему сейчас? Двадцать лет тишины, и вдруг – книги, шаги, ключ, следы, записки. Это было не просто шуткой. Это было посланием.

За окном снова послышался звук – скрип снега, медленный, размеренный. Эрик подошел к стеклу, держа фотографию в руке. Улица была пуста, но фонарь мигнул три раза, как сигнал. Он вспомнил "10:13". Может, это не время. Может, это что-то другое. Номер дома? Код? Он схватил телефон, набрал номер местной библиотеки – единственного места, где могли быть старые записи о городке. Трубку сняла Линнея, библиотекарша, с ее вечным усталым голосом.

– Эрик? Ты чего в такую рань?

– Линнея, мне нужна помощь, – сказал он, стараясь говорить спокойно. – Есть что-то про "10:13"? Номер, запись, что угодно.

Она помолчала, потом вздохнула.

– Не знаю, о чем ты, но приходи. Посмотрим в архивах. Только не жди чудес.

Эрик бросил трубку, надел пальто и сунул фотографию в карман. Он не знал, что ищет, но сидеть и ждать больше не мог.

Эрик вышел из магазина, не запирая дверь – в этом городке воровать было нечего, кроме старых книг и его собственных демонов. Снег падал крупными хлопьями, оседая на плечах, как пепел. Он шел быстро, почти бежал, чувствуя, как холод кусает щеки. Библиотека была в двух кварталах, в старом здании с покосившейся вывеской, которую никто не чинил лет тридцать. Эрик толкнул дверь, и запах пыли, смешанный с ароматом чернил и старого дерева, ударил в нос. Здесь было тепло, но не уютно – слишком тихо, слишком пусто.

Линнея сидела за стойкой, уткнувшись в толстую книгу с желтыми страницами. Ей было за пятьдесят, волосы собраны в неряшливый пучок, а очки висели на цепочке вокруг шеи. Она подняла глаза, увидев Эрика, и нахмурилась.

– Ты выглядишь, как призрак, – сказала она вместо приветствия. – Что за "10:13"? Ты опять в своих расследованиях копаешься?

Эрик подошел к стойке, выложил перед ней одну из книг "Маленький принц" – ту, что с надписью "10:13". Линнея взяла ее, повертела в руках, открыла обложку. Ее брови поползли вверх.

– Это не из наших, – сказала она. – У нас "Принца" никто не брал лет десять. Где ты это нашел?

– На могиле Анны, – ответил он, и голос его дрогнул, хотя он старался держать себя в руках. – Вчера. Или сегодня. Не помню.

Линнея посмотрела на него поверх очков, которые наконец надела. В ее взгляде было что-то среднее между жалостью и раздражением.

– Эрик, ты же знаешь, что я не верю в эти твои истории. Но… – она постучала пальцем по цифрам, – это странно. Давай посмотрим.

Она встала, жестом позвала его за собой. Они прошли мимо стеллажей с книгами, которые никто не трогал, к двери в подвал – туда, где хранились архивы. Лестница скрипела под ногами, свет был тусклым, от одной лампочки, висящей на голом проводе. Внизу пахло плесенью и бумагой, которая медленно умирала. Линнея подошла к шкафу, вытащила ящик с пожелтевшими карточками.

– Если "10:13" что-то значит, это может быть в старых записях, – сказала она, перебирая карточки. – Номера домов, даты, что угодно. Но ты понимаешь, что это как иголку в стоге искать?

Эрик кивнул, хотя внутри все кипело от нетерпения. Он стоял рядом, глядя, как ее пальцы скользят по бумаге. Через пять минут она вытащила одну карточку, прищурилась.

– Вот. 10 октября 2013 года. Газетная вырезка. "Женщина пропала у реки". Не Анна, другая. Звали ее… Клара Нильсен. Нашли через неделю, живая, но ничего не помнила. Говорила про шаги в доме.

Эрик почувствовал, как пол уходит из-под ног. Клара Нильсен. Он смутно помнил эту историю – тогда весь городок гудел, но он был слишком занят своими книгами, чтобы вникать.

– Где эта вырезка? – спросил он, голос хрипел.

Линнея пожала плечами.

– В коробках, где-то тут. Могу поискать, но не сейчас. У меня смена до шести.

– Мне нужно это сегодня, – сказал он, почти умоляя.

Она вздохнула, но кивнула.

– Ладно. Садись, жди. Только не трогай ничего.

Эрик сел на старый стул, который заскрипел под ним, как живое существо. Линнея ушла вглубь подвала, шурша коробками. Он смотрел на книгу в своих руках, на "10:13". Это не могло быть совпадением. Клара пропала через восемь лет после Анны, у той же реки. Шаги. Он вспомнил ночь, звук за дверью. Это было связано? Или он сходил с ума?

Линнея вернулась через пятнадцать минут, с коробкой, покрытой пылью. Она бросила ее на стол, подняв облако серого порошка.

– Вот. Копайся сам. Я не твоя секретарша.

Эрик открыл коробку. Внутри были газеты, старые, ломкие, с заголовками про урожай, ярмарки и редкие происшествия. Он нашел вырезку быстро – маленькую, на полстраницы. "Женщина 32 лет пропала у реки. Семья утверждает, что она ушла ночью, оставив записку: 'Вернусь скоро'. Через неделю найдена в лесу, в десяти километрах от города. Не помнит, как там оказалась. Упоминает шаги в доме перед исчезновением." Дальше шли детали: Клара была учительницей, жила одна, никаких врагов. Полиция закрыла дело, списав на потерю памяти.

Эрик перечитал последнюю строчку: "Шаги в доме". Он положил вырезку на стол, чувствуя, как сердце стучит в горле. Линнея смотрела на него, скрестив руки.

– Ну? Нашел свой "10:13"? – спросила она.

– Не знаю, – ответил он. – Может быть.

Она хмыкнула.

– Ты всегда так говоришь. И всегда ничего не находишь. Может, пора остановиться, Эрик?

Он не ответил. Взял вырезку, сунул ее в карман к фотографии и монете. Линnea покачала головой, но промолчала. Эрик поднялся, поблагодарил ее кивком и вышел из подвала. Снег снаружи стал гуще, ветер бил в лицо. Он шел обратно, думая о Кларе, Анне, шагах. Городок казался меньше, чем обычно, – дома жались друг к другу, будто боялись чего-то.

Когда он дошел до магазина, солнце уже клонилось к закату, хотя было только три часа дня. Зима здесь всегда была такой – короткие дни, длинные тени. Эрик вошел внутрь, и колокольчик звякнул, как предупреждение. На прилавке лежала еще одна записка. Новая. Чернила еще не высохли. "Она ждала тебя."

Эрик замер, чувствуя, как пальцы немеют. Он не слышал, чтобы кто-то входил. Дверь была открыта, но городок был пуст. Он подошел к окну, выглянул. Никого. Только следы – те же маленькие ботинки – вели от порога к улице и обрывались у фонаря.

Эрик смотрел на следы, уходящие к фонарю, и чувствовал, как внутри все сжимается. Записка "Она ждала тебя" лежала на прилавке, чернила блестели в тусклом свете лампы, будто кто-то написал ее только что, пока он моргал. Он подошел к двери, открыл ее нараспашку. Холод ворвался внутрь, принеся с собой запах снега и чего-то еще – слабый, горький аромат сигарет. Не ментоловых, как у Анны, а тех, что он нашел в подвале. Эрик шагнул на улицу, снег хрустел под ботинками. Следы были четкими, маленькими, с теми же шипами. Они вели к фонарю, а потом исчезали, будто кто-то испарился в воздухе.

Он поднял глаза. Фонарь мигал, как и утром, бросая желтые пятна на снег. Эрик подошел ближе, чувствуя, как ветер тянет за воротник. У основания столба что-то лежало – маленький сверток, завернутый в старую газету. Он наклонился, поднял его. Бумага была влажной, пахла землей. Внутри оказалась лента – красная, шелковая, с выцветшим узором из цветов. Эрик узнал ее сразу. Анна носила такую в волосах, когда была подростком. Он купил ей эту ленту на ярмарке, потратив все свои карманные деньги. "Ты дурак, Эрик," – засмеялась она тогда, но завязала ее в тот же день.

Он сжал ленту в кулаке, чувствуя, как ткань скользит между пальцами. Это не могло быть совпадением. Кто-то знал. Кто-то копался в его прошлом, вытаскивал вещи, которые он давно похоронил. Эрик оглянулся – улица была пуста, только ветер гнал снег по тротуару. Он вернулся в магазин, захлопнул дверь. Колокольчик звякнул резко, как выстрел. Эрик бросил ленту на прилавок рядом с запиской, достал из кармана фотографию, ключ, монету, вырезку про Клару. Все это лежало перед ним, как кусочки пазла, который он не мог собрать.

Он сел на стул за прилавком, уронил голову на руки. Мысли путались, как провода после бури. Анна. Клара. Шаги. Следы. Книги. Кто-то водил его за нос, но зачем? Он вспомнил слова Марты: "Кто-то крутился у магазина. В пальто." Может, она видела больше, чем сказала? Эрик встал, схватил пальто и вышел снова. Ему нужна была Марта. Сейчас.

Дом старухи был через дорогу, маленький, с покосившейся верандой и окнами, завешанными тяжелыми шторами. Эрик постучал в дверь – громко, настойчиво. Тишина. Он постучал снова, чувствуя, как гнев смешивается с отчаянием.

– Марта! Открывай, я знаю, что ты там!

Дверь скрипнула, приоткрывшись на пару сантиметров. В щели показался глаз Марты, острый и настороженный.

– Чего тебе, Эрик? Ночь на дворе, – проворчала она.

– Уже не ночь, – сказал он, толкая дверь. Она не сопротивлялась, отступила вглубь дома. – Мне нужно поговорить.

Внутри пахло яблоками, сыростью и чем-то кислым, как старое вино. Марта стояла у стола, сгорбленная, в своем пальто, будто не снимала его даже дома. На столе лежала корзинка, из-под тряпки торчали зеленые яблоки, маленькие и сморщенные.

– Ты что-то знаешь, – сказал Эрик, не садясь, хотя она указала на стул. – Про того, в пальто. Про Анну. Говори.

Марта посмотрела на него, потом отвернулась, шаркая к плите. Она включила чайник, не торопясь, будто тянула время.

– Я тебе уже сказала. Кто-то был у магазина. Ночью. Я видела тень, длинную, как от фонаря. Больше ничего.

– А это? – Эрик вытащил ленту, бросил ее на стол. – Это Анны. Откуда оно у тебя?

Марта замерла, глядя на ленту. Ее руки дрогнули, но голос остался ровным.

– Не у меня. Я такого не видела. Может, ты сам принес.

– Не ври! – Эрик хлопнул по столу, яблоки подпрыгнули. – Кто-то оставляет мне вещи. Книги, записки, эту ленту. Ты знаешь, кто это?

Она медленно повернулась, посмотрела ему в глаза. В ее взгляде было что-то новое – не насмешка, не жалость, а страх.

– Я не знаю, Эрик. Клянусь. Но… – она замялась, теребя край пальто, – я видела ее. Неделю назад. У реки.

– Кого? – Эрик шагнул к ней, чувствуя, как кровь стучит в висках.

– Анну, – тихо сказала Марта. – В куртке с капюшоном. Стояла у моста, смотрела на воду. А потом ушла.

Эрик отступил, будто его ударили. Это было невозможно. Анна мертва. Он видел ее тело, видел могилу. Но Марта не шутила – ее лицо было бледным, губы дрожали.

– Ты врешь, – сказал он, но голос был слабым, неуверенным.

– Не верь, если хочешь, – ответила она. – Но я видела. И не я одна. Спроси у Йонаса. Он тоже что-то знает.

Чайник засвистел, но Марта не двинулась. Эрик смотрел на нее, пытаясь понять, блефует она или нет. Потом схватил ленту и вышел, не сказав больше ни слова. Снег бил в лицо, ветер выл, как зверь. Он пошел к Йонасу – почтальон жил в конце улицы, в доме с красной крышей. Если Марта права, Йонас должен что-то сказать.

Когда он дошел до дома, свет в окнах горел. Эрик постучал, дверь открыл Йонас – в свитере, с кружкой пива в руке. Его круглое лицо было красным, как всегда после работы.

– Эрик? Ты чего? – спросил он, отступая, чтобы впустить его.

– Марта сказала, ты что-то знаешь, – сказал Эрик, не тратя времени. – Про Анну. Про реку.

Йонас замялся, поставил кружку на стол. Его глаза забегали, как у ребенка, пойманного на вранье.

– Слушай, я не хотел тебе говорить. Думал, тебе и так тяжело, – начал он. – Но да, я видел кого-то. Неделю назад. У реки. Женщина в капюшоне. Я подумал… черт, я подумал, это она. Но это же бред, да?

Эрик молчал, чувствуя, как мир рушится под ногами. Йонас смотрел на него, ожидая ответа, но ответа не было.

Эрик стоял в тесной прихожей Йонаса, чувствуя, как тепло от печки обжигает щеки, но внутри оставался холод. Йонас смотрел на него, теребя край свитера, будто хотел что-то добавить, но не решался. На столе рядом с кружкой пива лежали ключи от грузовика, пачка писем и старый фонарик с потрескавшимся стеклом. Дом пах дровами и чем-то жирным – наверное, Йонас жарил картошку, как всегда после смены. Эрик не сел, хотя Йонас указал на стул. Он не мог сидеть. Не сейчас.

– Расскажи все, – сказал Эрик, голос был низким, почти рычанием. – Что ты видел?

Йонас вздохнул, провел рукой по лысеющему затылку. Его пальцы оставили влажный след – он нервничал.

– Это было неделю назад, – начал он. – Я развозил посылки, уже темно было. Проезжал мимо реки, знаешь, там, где поворот перед мостом. Фары выхватили кого-то. Женщина стояла у воды, в капюшоне, спиной ко мне. Я подумал, может, заблудилась – там же никого не бывает зимой. Притормозил, посигналил. Она обернулась, но… черт, Эрик, я не разглядел лица. Капюшон закрывал. А потом она просто ушла. Быстро, в лес. Я крикнул, но она не остановилась.

– Почему ты решил, что это Анна? – Эрик сжал кулаки, чувствуя, как ногти впиваются в ладони.

Йонас замялся, посмотрел на кружку, будто там был ответ.

– Куртка, – сказал он наконец. – Такая же, как у нее. Зеленая, с капюшоном. Я помню, как она в ней ходила. И еще… она стояла так же. Знаешь, как Анна всегда замирала, когда думала? Плечи чуть вперед, голова вниз. Я тогда подумал, что это бред, что мне показалось. Но теперь ты тут, и Марта говорит… Я не знаю, Эрик.

Эрик молчал. Зеленая куртка. Он сам подарил ее Анне на ее двадцать пятый день рождения. Она носила ее везде, даже когда та выцвела и порвалась на локтях. Полиция нашла ее в этой куртке у реки – мокрая, с пятнами грязи. Ее забрали как улику, а потом вернули ему в пластиковом пакете. Она до сих пор лежала в шкафу, в коробке с надписью "Анна". Или нет? Он не проверял годами.

– Ты кому-то рассказывал? – спросил Эрик.

– Нет, – Йонас покачал головой. – Кому я скажу? Меня и так считают выпивохой, который видит чертовщину после пива. Но я трезвый был, клянусь.

Эрик кивнул, хотя не знал, верить ли. Йонас не врал – он был слишком простым для этого. Но его слова не укладывались в голове. Анна мертва. Он видел ее в гробу, трогал холодные пальцы, смотрел, как землю бросают на крышку. Это не могла быть она. Или могла? Мысль пробилась сквозь гнев и страх, как трещина в стекле. А что, если она не умерла? Что, если все эти годы он жил с ложью?

Он попрощался с Йонасом коротким "Спасибо" и вышел. Снег уже не падал, но ветер стал сильнее, гудел в проводах, как голоса. Эрик вернулся в магазин, поднялся наверх. Шкаф стоял в углу спальни, старый, с облупившейся краской. Он открыл дверцу, вытащил коробку с надписью "Анна". Внутри были ее вещи – свитер, пара писем, куртка. Эрик развернул пакет. Куртка была там, зеленая, с пятнами, которые не отстирались. Он выдохнул, чувствуя облегчение и разочарование одновременно. Она никуда не делась. Тогда кто был у реки?

Он бросил куртку обратно, закрыл шкаф. Но что-то было не так. Коробка казалась легче. Эрик открыл ее снова, перебрал вещи. Писем стало меньше. Одно пропало – то, что Анна написала ему за неделю до смерти. "Эрик, прости, я не могу объяснить. Скоро все закончится." Он хранил его, как реликвию. Теперь его не было.

Эрик сел на кровать, чувствуя, как пол качается под ногами. Кто-то был здесь. Снова. Он проверил окна, дверь – все закрыто. Но записка, лента, пропавшее письмо – это было реально. Он достал из кармана все, что собрал: ключ, монету, фотографию, вырезку, ленту. Разложил на кровати, как карты в пасьянсе. "10:13". "Прости". "Ищи". "Она ждала тебя." Это был не хаос. Это был порядок, который он не понимал.

За окном послышался звук – шаги. Тяжелые, медленные, как ночью. Эрик подошел к стеклу, прижался лбом к холодному. Улица была пуста, но фонарь мигал снова – три раза, пауза, еще три. Как сигнал. Он смотрел, пока глаза не заболели от света. А потом увидел. Тень. Длинная, в пальто, у дома Марты. Она стояла, не двигаясь, глядя на него. Эрик моргнул – и тень исчезла.

Он схватил фонарик, тот самый, с тусклой лампочкой, и выбежал на улицу. Снег скрипел под ногами, ветер бил в лицо. Он дошел до дома Марты, постучал. Тишина. Дверь была приоткрыта. Эрик толкнул ее, вошел. Внутри было темно, только запах яблок висел в воздухе.

– Марта? – позвал он.

Ответа не было. Он включил фонарик, луч скользнул по комнате. Корзинка лежала на полу, яблоки рассыпались. А на столе, среди осколков разбитой чашки, лежала еще одна книга. "Маленький принц". Открытая. На странице было написано: "Смотри."

Эрик услышал шаги за спиной. Обернулся. Никого. Но дверь хлопнула, закрывшись сама по себе.

Эрик замер, луч фонарика дрожал в его руке, освещая пустую комнату Марты. Дверь, хлопнувшая за спиной, скрипела на ветру, но не открывалась снова. Он шагнул к столу, где лежала книга – третья за день. "Маленький принц", потрепанная, с вырванными страницами, как две предыдущие. Слово "Смотри" было нацарапано красными чернилами, неровно, будто писали в темноте. Эрик провел пальцем по буквам – чернила были влажными, пахли металлом и чем-то кислым, как кровь. Он отдернул руку, чувствуя, как желудок сжимается.

– Марта! – крикнул он снова, голос эхом отскочил от стен. Тишина. Только ветер выл снаружи, да где-то капала вода – медленно, ритмично, как метроном.

Он обвел комнату фонариком. Яблоки на полу, разбитая чашка, стул, отодвинутый от стола. Все выглядело так, будто Марта ушла в спешке. Или ее увели. Эрик подошел к плите – чайник был холодным, хотя она включала его меньше часа назад. Он открыл дверь в маленькую спальню – кровать застелена, шторы задернуты, но запах сигарет висел в воздухе. Тот же горький, тяжелый запах, что в его подвале. Эрик проверил пол – следов не было, только пыль и старые доски.

Он вернулся к столу, взял книгу. Под ней лежал листок – вырванный из блокнота, с неровными краями. На нем было написано: "Река. Ночь. 10:13." Эрик сжал листок в кулаке, чувствуя, как бумага мнется. Это было слишком. Слишком много. Он не знал, что искать, но слово "Смотри" жгло его, как приказ. Он вышел из дома, оставив дверь открытой – Марта сама разберется, если вернется. Если.

Снаружи ветер стал тише, но снег падал гуще, засыпая следы у фонаря. Эрик пошел к реке, не думая, просто двигаясь. Фонарик мигал, батарейки садились, но он сжимал его, как оружие. У моста было темно – фонари тут не горели, только луна пробивалась сквозь тучи, бросая серебряные пятна на лед. Эрик остановился у перил, глядя на воду. Она текла медленно, черная, как нефть. Он достал телефон, проверил время. 21:47. До "10:13" оставалось больше получаса, если это вообще было время.

Он ждал. Снег оседал на плечах, холод пробирался под пальто, но Эрик не двигался. Он смотрел на реку, на мост, на лес вдалеке. Воспоминания приходили сами – Анна, бегущая по берегу, Анна, смеющаяся над его неуклюжестью, Анна, молчащая в последние дни. Он не замечал слез, пока они не замерзли на щеках. Это было не просто горе. Это была вина. Он не спас ее тогда. Не спросил, что случилось. Не настоял.

Фонарик мигнул последний раз и погас. Эрик выругался, потряс его, но свет не вернулся. Он сунул его в карман, достал телефон. 22:10. Еще три минуты. Он напряг слух, но слышал только ветер и шорох снега. А потом – шаги. Тихие, легкие, с той стороны моста. Эрик обернулся, сердце заколотилось. Тень двигалась в темноте – маленькая, в капюшоне. Она шла медленно, почти скользя, как призрак. Он шагнул навстречу, но тень остановилась.

– Кто ты? – крикнул он, голос сорвался. – Анна?

Тень не ответила. Она подняла руку, указывая на воду. Эрик посмотрел вниз – лед у берега блестел, но что-то было под ним. Что-то темное, длинное, как тело. Он моргнул, и видение исчезло. Только лед и вода. Он обернулся к тени – ее не было. Только следы, маленькие, с шипами, вели к лесу и обрывались у деревьев.

Телефон завибрировал. 22:13. Эрик смотрел на экран, чувствуя, как реальность ускользает. Он пошел по следам, но они растворялись в снегу, как дым. Лес был тихим, только ветки скрипели под ветром. Он дошел до старого дуба, где они с Анной вырезали свои имена в детстве. Имена были там, выцветшие, но читаемые. А рядом, свежей краской, было написано: "Прости."

Эрик упал на колени, снег промочил брюки. Он не знал, сколько просидел так – минуты, часы. Холод сковал тело, но внутри горел огонь. Это была не Анна. Или была. Или кто-то хотел, чтобы он думал так. Он встал, пошатываясь, и пошел домой. Шаги звучали в голове, как эхо, но улица была пуста.

Когда он вошел в магазин, на прилавке лежала еще одна книга. "Маленький принц". Открытая. На странице было одно слово: "Беги."

Эрик услышал шаги за дверью. Тяжелые, медленные. Тук. Тук. Тук.

глава 2

Письмо без подписи

Шаги за дверью звучали как обратное эхо, и Эрик Лунд не знал, откуда оно идет.

Эрик проснулся от холода. Одеяло сползло на пол, окно было приоткрыто, и ветер гулял по комнате, принося запах снега и чего-то горького, как дым. Он сел на кровати, потирая глаза. Сон был беспокойным, полным шагов и теней, но он не помнил деталей – только ощущение, что кто-то стоял у его постели, глядя на него. Эрик встал, закрыл окно, чувствуя, как занозы деревянной рамы впиваются в пальцы. Утро было серым, небо висело низко, как крышка гроба.

Он спустился на кухню, поставил чайник. Кофе вчера закончился, и ему придется довольствоваться чаем – тем самым, что Анна любила, с мятой. Пока вода закипала, Эрик подошел к столу, где лежали все собранные улики: книги, записки, ключ, монета, лента. Он смотрел на них, как на шахматную доску, где ходы делал кто-то другой. "Беги," – гласила последняя записка. Но куда? От кого?

Чайник засвистел, и Эрик налил кипяток в кружку, бросив пакетик чая. Запах мяты наполнил кухню, и на секунду ему показалось, что Анна здесь – сидит за столом, курит свою ментоловую сигарету, улыбаясь ему своей кривой улыбкой. "Ты всегда такой серьезный, Эрик. Расслабься, жизнь – это не детектив." Но теперь его жизнь стала именно этим – детективом, в котором он был и сыщиком, и подозреваемым, и жертвой.

Он выпил чай, обжигая горло, и оделся. Магазин нужно было открывать, хотя покупателей не предвиделось. Это был ритуал – щелкнуть замком, включить свет, вытереть пыль с полок. Эрик спустился вниз, открыл дверь. На пороге лежал конверт – белый, без марки, без адреса. Он поднял его, чувствуя, как сердце сжимается. Конверт был легким, почти пустым. Эрик оглянулся – улица была пуста, только ветер гнал снег по тротуару.

Он вошел внутрь, закрыл дверь, сел за прилавок. Конверт смотрел на него, как глаз. Эрик разорвал край, вытащил листок. Одна строчка, написанная неровным почерком: "Она не хотела уходить." Он перечитал ее три раза, пытаясь понять. Кто не хотел? Анна? Клара? Или кто-то еще? И откуда? Из жизни? Из городка? Из его дома?

Эрик положил письмо на прилавок, рядом с остальными вещами. Это было еще одним куском пазла, но он не знал, как его вставить. Он вспомнил, как Анна исчезла за три дня до смерти. Ему было двадцать пять, ей – двадцать. Он тогда работал в школе, учил детей литературе, а она… она просто была Анной – непоседливой, свободной, с ее вечными "гуляла". Но те три дня были другими. Она вернулась бледной, с синяками на запястьях, и сказала: "Не спрашивай." Он не спросил. А потом ее нашли у реки.

Эрик встал, подошел к окну. Снег засыпал следы, если они были. Он чувствовал, что кто-то наблюдает за ним, но не мог поймать взгляд. Городок был маленьким, все знали друг друга, но теперь он казался чужим – как маска, под которой скрывалось что-то темное. Он решил пойти к Йонасу – почтальон мог знать, кто принес конверт. Йонас всегда был в курсе, кто что получает, хотя и не болтал лишнего.

Дом Йонаса был в конце улицы, с красной крышей и кривым забором. Эрик постучал, дверь открыл сам Йонас, в свитере и с газетой в руке. Его лицо было красным, как всегда, но глаза – настороженными.

– Эрик? Опять ты? – спросил он, отступая, чтобы впустить его.

– Мне нужно знать, – сказал Эрик, не тратя времени на приветствия, – кто принес это? – Он показал конверт.

Йонас взял его, повертел в руках, нахмурился.

– Не знаю. Я не развозил сегодня почту, у меня выходной. Но это не через меня – нет марки, нет штампа. Кто-то подбросил.

– Ты никого не видел у моего магазина? – настаивал Эрик.

Йонас покачал головой, но его взгляд ушел в сторону.

– Нет. Но… слушай, Эрик, может, тебе стоит уехать на время? В город, к друзьям. Отдохнуть.

– У меня нет друзей, – ответил Эрик, и это было правдой. После смерти Анны он замкнулся, перестал общаться с кем-либо, кроме покупателей и соседей.

Йонас вздохнул, положил газету на стол.

– Я понимаю, тяжело. Но ты сам себя загоняешь. Эти письма, книги – может, это просто дети балуются. Или кто-то из местных, кто хочет пошутить.

– Это не шутка, – сказал Эрик, чувствуя, как гнев поднимается. – Кто-то знает, что случилось с Анной. И я найду, кто.

Он вышел, не дожидаясь ответа. Йонас что-то крикнул вслед, но Эрик не слушал. Он пошел к реке – месту, которое теперь стало центром его мира. Снег хрустел под ногами, ветер бил в лицо, но он не замечал. У моста было тихо, только вода журчала подо льдом. Эрик остановился, глядя на берег, где нашли Анну. Там, в снегу, лежал камень – плоский, серый, с вырезанными буквами. Он наклонился, смахнул снег. "А.Л. 2005." Кто-то вырезал инициалы Анны. Недавно – края были свежими, не затертыми временем.

Эрик провел пальцем по буквам, чувствуя холод камня. Это было не здесь раньше. Он бы заметил. Он приходил сюда каждую годовщину, приносил цветы, хотя они замерзали через час. Но камня не было. Он выпрямился, огляделся. Лес молчал, деревья стояли, как стражи, хранящие тайну. Эрик почувствовал, что за ним наблюдают – не из леса, а с другой стороны реки. Он посмотрел через мост. Там, у старой мельницы, стояла фигура – маленькая, в капюшоне. Она не двигалась, просто смотрела.

Эрик побежал через мост, снег разлетался из-под ботинок. Но когда он добрался до мельницы, фигуры не было. Только следы – маленькие, с шипами, вели к воде и обрывались у края льда. Он присел, коснулся следа. Лед был тонким, трещал под пальцами. Никто не мог уйти по нему – провалился бы. Но следов назад не было. Эрик встал, чувствуя, как голова кружится. Это не могло быть реальностью. Или могло?

Он вернулся к мосту, к камню. Буквы "А.Л." смотрели на него, как глаза. Он достал из кармана письмо: "Она не хотела уходить." Не хотела уходить откуда? Из жизни? Или из городка? Анна часто говорила, что уедет, найдет себя в большом городе, но всегда оставалась. "Здесь мои корни," – сказала она однажды, – "даже если они гнилые." Эрик не понимал ее тогда. Теперь понимал еще меньше.

Эрик стоял у камня, чувствуя, как холод просачивается сквозь ботинки. Он не знал, сколько времени прошло – минуты или часы. Ветер стих, и мир вокруг замер, как на фотографии. Обернувшись к мельнице, он заметил, что следов уже не видно – снег засыпал их, словно природа стремилась стереть все улики. Эрик сунул руки в карманы и нащупал ключ, монету, ленту. Эти предметы казались случайными, бессмысленными, но в глубине души он чувствовал, что ответ где-то рядом, скрыт за следующим поворотом судьбы.

Он решил направиться к старой мельнице. Здание пустовало уже лет двадцать, с тех пор как река обмелела, и огромное колесо перестало вращаться. В детстве Эрик и Анна часто играли там – прятались в пыльных углах, пугали друг друга выдуманными историями о привидениях. Теперь же мельница выглядела заброшенной: окна разбиты, крыша местами провалилась, стены поросли мхом и покрылись граффити. Эрик толкнул дверь – она отворилась с протяжным скрипом, словно жалуясь на вторжение, и он шагнул внутрь.

Внутри царила тьма, лишь слабые лучи света пробивались сквозь щели в крыше, рисуя полосы на прогнившем полу. Пахло сыростью, гнилью и чем-то еще – знакомым горьким запахом сигарет. Эрик замер, прислушиваясь. Тишина давила на уши. Он сделал шаг вперед, и доски под ногами жалобно застонали. В углу, рядом со старым жерновом, лежала пачка сигарет – свежая, не тронутая временем. Эрик поднял ее: "Marlboro Lights", любимая марка Анны. Внутри оказалось десять сигарет и сложенный листок бумаги.

Дрожащими руками он развернул записку. На ней было написано всего два слова: "Ты близко." Почерк – тот же, что и на письме, которое он нашел раньше. Эрик сжал листок в кулаке, чувствуя, как сердце колотится где-то в горле. Кто-то явно играл с ним, но зачем? Он обвел взглядом комнату: пыль, паутина, осколки стекла. На стене среди старых граффити выделялось что-то новое – нарисованная стрелка, указывающая вниз, прямо на пол. Эрик опустился на колени и смахнул слой грязи. Под ним оказалась крышка люка – старая, покрытая ржавчиной, с замочной скважиной.

Он достал ключ из кармана. Неужели это оно? Эрик вставил ключ в замок и повернул. Раздался щелчок. Крышка поддалась, открывая узкую лестницу, ведущую в подвал. Он заколебался лишь на секунду, но любопытство оказалось сильнее страха. Ступени скрипели под его весом, пока он спускался вниз. В подвале было темно, воздух пропитан запахом земли и плесени. Эрик достал телефон и включил фонарик. Луч света выхватил из мрака стены, увешанные старыми фотографиями в деревянных рамках – выцветшими, но все еще хранящими лица прошлого.

Он подошел ближе. На снимках был их городок и знакомые люди: Марта в молодости, Йонас, еще худой и с шевелюрой, его родители, директор школы. И Анна – улыбающаяся, с лентой в волосах, той самой, что сейчас лежала в его кармане. Но одна фотография заставила его замереть: Анна стояла у реки рядом с незнакомым мужчиной. Высокий, в длинном пальто, его лицо скрывала тень. Они держались за руки. На обороте снимка было написано: "Лето 2004."

Эрик нахмурился. Он не помнил, чтобы у Анны кто-то был в те годы. Она всегда казалась ему одинокой – или он просто не замечал? Он сунул фотографию в карман и продолжил осматривать остальные снимки. На одной из них была Клара Нильсен, девушка, пропавшая в 2013 году. Она стояла у мельницы, улыбаясь, с книгой в руках – "Маленький принц". Эрик почувствовал, как по спине пробежал холод. Это не могло быть простым совпадением.

Внезапно за спиной раздался шорох – будто кто-то шевельнулся в темноте. Эрик резко обернулся, луч фонарика заметался по стенам. Никого. Но у подножия лестницы на полу лежал окурок – свежий, еще тлеющий. Эрик не курил. Он бросился к лестнице, но в этот момент крышка люка наверху с грохотом захлопнулась. Он толкнул ее изо всех сил – бесполезно. Заперта.

Эрик закричал, но его голос растворился в толще земли. Он оказался в ловушке.

Эрик застыл, луч света от фонарика его телефона дрожал, выхватывая из темноты пыльные стены подвала. Фотографии, приколотые к доске, смотрели на него как призраки прошлого: Анна с незнакомым мужчиной в длинном пальто, Клара с потерянным взглядом, и ещё десятки лиц, которых он не узнавал. Стрелка, нацарапанная на стене, указывала вниз, к полу. Сердце колотилось, но он опустился на колени, ощупывая старые доски. Одна из них поддалась, скрипнув, и Эрик, затаив дыхание, отодвинул её в сторону. Под ней открылась небольшая ниша, в которой лежал потрёпанный кожаный дневник. На обложке было вытеснено: "Дневник Анны Лунд, 2005".

Он открыл первую страницу. Почерк Анны, знакомый и родной, ударил его как воспоминание о её голосе. Дрожащими пальцами он пролистал до записи от 15 июля 2005 года – всего за две недели до её смерти.

Сегодня я снова встретила его. Он говорит, что понимает меня, что я не одна. Но иногда его глаза пугают – в них что-то тёмное, как тень за спиной. Я не знаю, доверять ли ему, но он единственный, кто слушает.

Эрик нахмурился. Кто этот "он"? Тот мужчина с фотографии? Он перевернул страницу, и следующая запись, от 20 июля, заставила его замереть.

Он хочет, чтобы я уехала с ним. Говорит, что в городе есть место, где мы будем в безопасности. Но я не могу оставить Эрика. Он не поймёт. И Марта… она что-то знает. Видела нас вместе. Я боюсь, что она расскажет.

Марта? Старая соседка, которая всегда казалась Эрику безобидной старушкой с её вязанием и сплетнями? Почему она ничего не сказала ему за все эти годы? Мысли закружились, но их прервал слабый звук – едва уловимый шорох, словно ткань задела дерево. Эрик резко поднял голову, направив фонарик в угол подвала. Ничего. Только тени и пыль. Но ощущение чужого присутствия сгустилось, как туман. Он вспомнил окурок – свежий, с горьким запахом, всё ещё лежащий у стены.

И тут сверху раздались шаги. Медленные, но отчётливые, они спускались по скрипучей лестнице. Эрик сунул дневник в карман пальто и встал, готовый к чему угодно. Дверь наверху распахнулась, и в тусклом свете появилась женщина. Её лицо было знакомым, но постаревшим – острые скулы, напряжённые глаза, волосы в небрежном хвосте. Клара Нильсон, пропавшая в 2013 году и вернувшаяся с потерей памяти. Теперь она стояла перед ним, живая, в плотном пальто и тяжёлых ботинках.

– Эрик, – сказала она, её голос был тихим, но твёрдым. – Я привела тебя сюда. Нам нужно уходить.

– Клара? – Он отступил на шаг, сжимая телефон. – Это ты заперла меня здесь?

– Нет, – она покачала головой, бросив быстрый взгляд на лестницу. – Но я видела, кто это сделал. Они могут вернуться. Идём.

– Кто "они"? Что ты знаешь? – Эрик не двигался, его голос дрожал от смеси гнева и любопытства.

– Я объясню, но не здесь. Пожалуйста, доверься мне, – в её глазах мелькнула тревога.

Секунду он колебался, но выбора не было. Клара знала что-то, и это могло быть ключом к тайне Анны. Эрик кивнул, и они быстро поднялись по лестнице. Мельница встретила их холодным молчанием. Снаружи снег падал густо, заметая их следы, пока Клара вела его через лес к небольшому коттеджу на окраине города.