Своих не бросаем. Век двадцать четвертый. бесплатное чтение

Кем мы были для Отчизны?

Не ответит нам ни один судья.

Жаль, что меру нашей жизни

Мы поймем, из жизни уходя.

Песня Трофима

По плодам их узнаете их.

Евангелие от Матфея, глава 7, стих 16.

Предисловие

Он отправил бы в Ад всех, всех кто виноват, прежде всего чертовых волфов, если бы это зависело от него…

Этот день начался так же, как и десяток предыдущих. Блекло-синие глаза открылись, немигающий взгляд уперся в холодный, белый потолок.

В автономном модуле на два человека недобрая тишина, которую даже в мыслях он боялся назвать кладбищенской. Время застыло. Тяжелый спертый воздух застревал в груди, жилая комната замкнулась в маленькую коробочку, такую ненужную, такую тесную, что он в ней почти задыхался. А еще густой запах гари, которого априори не могло быть в герметичных помещениях модуля, но он ощущал горькую, словно степная полынь бескрайних степей центральных областей континентов вонь, даже когда перед рассветом забывался в беспокойном сне.

Сквозь толстые бронестекла, защищавшие от смертоносной радиации снаружи, струился полумрак, вычерчивая на полу четко очерченный прямоугольник. Тьма стала гуще, невольно отметил он.

Тьма… закрывшая голубое, ласковое небо серо-черная пелена радиоактивных облаков сажи и пепла … та самая тьма, которая через несколько дней на столетия скроет от света поверхность планеты Дальний Форпост. В этом было нечто инфернальное (адское, дьявольское). Иногда ему казалось, что тьма с ним разговаривает. Рассказывает, как убила бессчетное множество людей. И тогда он плакал, тихо… без слез. Так плачут мужчины, давно позабывшие, что такое слезы.

Человек с усилием сжал губы и посмотрел на светящиеся цифры времени на стене – шесть утра. Пора.

– Спишь? – повернулся бледным лицом к кровати напарника и произнес негромко и хрипло со сна.

– Нет. Доброе утро, – напарник: Георгий Константинович Собенко повернулся к Владимиру. Уже в возрасте, он выглядел не то, чтобы мрачным, а подавленным и угнетенным. Глаза прятались под полуопущенными веками, он смотрел мимо Владимира, словно видел где-то в углу комнаты нечто ужасное.

– Да… доброе, – бесстрастно согласился Владимир и приказал компьютеру, – Комп, включи свет.

Потолок вспыхнул, осветив спартанскую обстановку. На миг зажмурился. Напротив тускло отблескивал встроенный в стену экран телевизора, дальше дверь в комнату удобств и рабочую, а из нее в крохотную кухню-столовую. Еще дальше вторая кровать. «Замороженный» взгляд напарника не отрывался от окна, от картины апокалипсиса снаружи.

Они привели себя в порядок и зашли на кухню-столовую, достали плитки белково-жирового концентрата из СПВКФ (стандартный паек воздушно-космических сил), именуемых в обиходе сухарями. Обезвоженные и спрессованные до каменной твердости, по ощущениям как халва, только не сладкая. Жесткие плитки размочили в воде и посыпали специями, придавая хоть какое-то подобие вкуса. Наскоро перекусили, избегая встретиться взглядами. Кофе сварили в микроволновке. Ели молча – разборка завалов и труппы. Труппы, труппы не способствовали общению. Первые пять дней они работали в столице планеты, городе Новоархангельске, в развалинах жилого комплекса. И какова же была их радость, когда они обнаружили в заваленном убежище почти сотню живых! Измученных, с радиационным поражением, но живых! Это стало подлинным праздником! Враг напал внезапно и слишком мало оказалось тех, кто укрылся и, после орбитальной бомбардировки, в живых осталось чуть больше процента населения. А планета еще сотни лет будет непригодна для жизни.

Следующим объектом дали неперспективное место в рабочем поселке в ста километрах севернее. Прошло слишком много времени, чтобы надеяться отыскать живых. Но каждый имеет право на погребение по-человечески, и они день за днем раскапывали завалы, изредка находя фрагменты человеческих тел.

Еще через полчаса люди перешли в рабочую комнату и опустились в кресла, здесь запах гари, к которому примешивался сладковатый – мертвечины, буквально шибал в нос. В бронестекло все так же лился полумрак. На голову напарника лег шлем виртуального управления, отрезая от угрюмой действительности. Владимир немного помедлил и последовал примеру. Его, очищенного до чистого сознания, стремительно увлекло в воронку из идеально-черного ничто, через миг он достиг дна, брызнул тусклый свет.

Огляделся. Мгла. Мертвая, темно-серая равнина до горизонта; еще не покрытые снегом остатки стен; покрытые корочкой льда холмы камней от развалившихся зданий, торчали из грязного снега и казались угольно-черными. В десятке метров дальше из снега вырастал обугленный ствол дерева, без веток, дальше все терялось в серой мгле. И у мглы был страшный голос. Ветер волком выл похоронный марш, по снегу неслась сухая, серая поземка. Все казалось бессмысленным и пустым. Пустым, пустым, пустым. От мглы не спасешься, миг и она тебя уже одолела. Одолела воспоминаниями о той, прежней жизни, когда Дальний Форпост был теплым и пригодным к жизни. Когда здесь радовались жизни миллионы.

И мгла растила в нем крик, неслыханный крик потерявшего Все. И этот так и не выпущенный наружу крик, рвал душу промоинами сожалений, страха и потерь.

Он поднял глаза и холодный злой блеск засветился в них. Низко нависая над равниной, клубились серо-черные тучи, сквозь них едва пробивалось тусклое пятно – солнце. Падали крупные, грязно-серый хлопья снега, пропитанный гарью и смрадом пожарищ.

Все это создавало картину предрассветного кошмара, до такой степени инфернальную, что окружающее казалось одним из кругов ада, окружающего вмороженного в лед Люцифера и, описанных в «Божественной комедии» Данте Алигьери. Того самого кошмара, от которого просыпаешься, закрывая обеими ладонями рот, давясь задушенным криком и долго потом судорожно глотая живительный и сладкий воздух.

Девятка роботов робототехнического комплекса номер 2 (три тяжелых тридцатитонных разградителя, гусеничных с бульдозером впереди и, двумя манипуляторами и шесть легких, отдаленно напоминающих двухметрового металлического человека) застыла, повернув камеры к командно-поисковому аватару (дистанционно управляемый человеком робот), которым командовал Владимир.

– Ждать! – приказал мысленно и вновь, для очистки совести просканировал пластикобетонный завал на месте поселка. Ни единого живого существа, массой больше килограмма. Сладковатый запах мертвечины не мог перебить даже всепроникающий запах гари. Только под землей прятались от прогремевшего над землей огненного апокалипсиса и незапланированной зимы мелкие зверушки.

– Вариант два, разборка завалов тяжелыми разградителями, при обнаружении органики остановить работу и доложить!

Примерно два часа он координировал деятельность слабых ИИ (искусственных интеллектов), управлявших роботами, когда один из них доложил, что обнаружена органика, массой около шестидесяти килограммов. Роботы застыли.

Тяжело шагая, аватар приблизился. В яме, между двух пластикобетонных блоков лежало сломанное, словно великан небрежно отбросил со своего пути надоевшую игрушку, человеческое тело, одежда покрыта темными пятнами замерзшей крови. Совсем юная женщина, едва больше двадцати. Она лежала на спине, левая рука плотно прижата к груди, а в культе раздавленной упавшими плитами правой белели осколки кости, кровенели оледеневшие остатки мышц.

Аватар, склонив голову к плечу, долго смотрел на красивое и после смерти лицо, девушка, несмотря на ужасную смерть, была красива. Лицо гладкое, глаза – словно два синих озера, курносый славянский носик. Широко открытый рот еще таил немые отзвуки последнего, мучительного крика, в уголке тронутых синевой губ тускло блестел багровый комок заледеневшей слюны. Красивое лицо погибшей женщины на фоне обломков было настолько неестественно, настолько кричаще чуждо… что сердце на миг пропустило такт, чтобы потом забиться с новой силой. Это была далеко не первая погибшая, которую он нашел в поселке, но сейчас он особенно остро почувствовал собственную вину. Девушка мертва, а он молодой и сильный мужчина жив и здоров. Это неправильно. Это против естества, против жизни. Погибать должны сильные мужчины, а женщины должны жить и растить детей.

Владимир закрыл глаза. Из-под ресниц, скрытых шлемом, медленно выползла слеза и скатилась по щеке.

Поднял на руки-манипуляторы неожиданно легкое тело. Оно обвисло, словно тряпочное, словно перебиты все косточки, сколько их не есть в человеческом теле. Палец–манипулятор прикоснулся к щеке, срезая микроскопический срез кожи для генетического анализа.

– Мария Федоровна Ковальская, – побежала перед глазами, с сумасшедшинкой, строка, – двадцать три года, замужем, ребенок двух лет, Артем.

Значит где-то рядом лежит тело сына и, возможно, мужа. По сердцу резанула боль воспоминаний о собственной невесте и так и не родившемся сыне.

Он скинул шлем и оказался в рабочей комнате модуля. По правую руку сидел напарник, лицо его скрывал шлем виртуального управления.

Мертвенный запах гари. Проклятый запах. Его, наверное, он будет ощущать всю оставшуюся жизнь.

Стиснул кулаки так, что еще чуть-чуть и ногти прорвут туго натянутую кожу ладоней и, кажется, застонал. Такая вспышка ярости совершенно не соответствовала его характеру и в следующую секунду он испугался что действительно совершит нечто непоправимое.

Он отомстит. Отомстит!!! Облизал пересохшие губы, стирая рукой влагу с щеки.

И одновременно ощутил, как в душе разливается непривычное, давно не посещавшее спокойствие. Голова стала чистая и ясная, а злоба – спокойной, деловой. Владимир Тимофеевич Устинов, тридцати двух лет, круглый сирота, готов драться не на жизнь, а на смерть с теми, кто отнял у него все. Но пока дело. Скорбное, тяжелое как смертный грех, но абсолютно необходимое не мертвым – живым.

Шлем вновь лег на голову, мгновения полета в Нигде и, он снова на замерзающей, радиоактивной равнине Дальнего Форпоста – своей погибшей Родины. Аватар, с женским телом в руках, тяжелыми шагами направился к братской могиле на окраине бывшего поселка…

Глава 1

За два месяца до спасательной операции на «Дальнем Форпосте».

Если бы Володя знал… Если бы мог предвидеть трагедию Дальнего Форпоста, то, несомненно, предпочел бы разделить участь жителей планеты, но он не владел даром предвидения. Тот вечер, когда первый раз покинул систему «Дальнего Форпоста» он будет помнить всю жизнь, но не из-за первого в жизни межзвездного перелета, а из-за того, что тогда последний раз видел Анечку.

Молодые люди стояли напротив длинного ряда стоек регистрации пассажиров первого уровня, а всего их на терминале было четыре. Далеко в вышине сходились металлические и пластиковые конструкции и простор внутри терминала был просто пугающий. Все пространство заполнено людьми и не людьми, которых обуяла жажда передвижения. Рядом, за прозрачной перегородкой регистрировались на рейс трое двуногих рептилий, ростом немного меньше двух метров, с крокодильей головой и хвостом: инопланетяне – лабхи.

Девушка шмыгала прелестным носиком, а молодой человек… Ну как молодой, лет тридцати, виновато улыбался и словно ребенка гладил по растрепанным волосам прильнувшей к мужской груди кудрявой головки. Второй рукой бережно придерживал за талию и шептал в ушко, не обращая внимание на равнодушные взгляды торопящихся пассажиров:

– Ну что ты, глупышка! Месяц пройдет совсем незаметно, зато за командировку заплатят такие деньги, что хватит на первый взнос на квартиру. А как только вернусь, поженимся. Ты не забыла день нашей свадьбы? А? Анечка?

За прозрачной преградой стеклопластика, отделявшего взлетную полосу от космопорта, тянулась цепочка людей к колоссальных размеров «барракуде» орбитального шаттла. Через несколько минут корабль взмоет над взлетной полосой, по параболе выйдет за пределы атмосферы и еще через полтора часа пришвартуется к грузопассажирскому варп-короблю, сообщением Дальний Форпост – Терра Хермоса – аграрной планете, заселенной латиноамериканцами, испанцами и итальянцами. Дальше, у грузового вертолета копошились киберы-грузчики. Позади них скучал их оператор.

– Нет, – всхлипнула девушка чуть обиженно, пальчик притронулся к мочке, где сиял бриллиантовый гвоздик – подарок жениха на помолвку. Им она очень гордилась, – Просто плохо на душе и я заранее скучаю! Очень!

Опять хмыкнула покрасневшим носиком.

Когда Владимир начал оказывать Анечке знаки внимания, она приняла их благосклонно. Парень был высок, широкоплеч, с длинными мускулистыми руками. В черных как смоль волосах проскакивали синеватые искорки, а глаза серо-голубые, глубокие. На лице, правильной формы, выделялся широкий подбородок, характерный для людей волевых и властных. Излишнюю резкость черт смягчала улыбка, не сходившая с полных губ. И к ней он всегда был добр. К тому же парень умный и образованный, работал в знаменитой корпорации Роскосмос и считался перспективным инженером. Анечка сама не заметила, как влюбилась, словно девчонка – восьмиклассница.

Теплые ладони Владимира обняли за затылок, чуть пониже короткого хвостика вкусно пахнущих девичьих волос. Повернул зарумянившееся лицо к себе. Ее брови были подобны крыльям парящей птицы, приоткрытые губы – немного пухлые и необычайно яркие. Так и манили поцеловать.

Улыбнулся ободряюще.

– Анечка, душа моя, ты должна думать о нашем будущем ребенке, а ты ревешь! Эх ты – рева-корова! Так нельзя – это для него плохо! Ну обычное дело же. Смотаюсь быстренько в соседнюю систему и через месяц я у твоих ног!

И вроде ничего такого в ней не было, но он сходил от любви с ума. Полгода тому назад, когда впервые заглянул в темные, как арабская ночь, глаза, блестевшие в свете заходящего солнца колдовски и влажно… В тот же миг понял, что пропал. Пропал. Окончательно и бесповоротно. И что не может без нее.

И снова с удовлетворением и тайной радостью Аня отметила неравнодушный, алчный взгляд, которым смотрел на нее жених.

– О Егорке? – девушка всхлипнула носиком и подняла загоревшийся взгляд, – Мы с Егоркой будем ждать папку! Очень ждать его!

Анечка не была совершенной красавицей из модных сетевых журналов, но от одной ее походки Володя сходил с ума. Под модной в этом сезоне полупрозрачной кофточкой, охватившей плотный сбитень тела, наивно высовывались, поднимаясь вверх и врозь, девичье-каменные груди, пуговками торчали остренькие соски. Животика не видно, он появится через месяц.

– Тебе сюрприз, – почти детская улыбка тронула жесткие губы молодого человека. Завел руку за спину и через миг протянул белоснежную розу.

– Это тебе! – поймал удивленный и восхищенный взгляд.

Долгий, блаженный вздох. Глаза округлились. На покрасневшей щеке дрожала от удивленной улыбки, пробившейся сквозь слезы, неглубокая розовеющая ямочка.

– Ой какая красивая! А как это? У тебя же ничего не было в руках?! – в голосе Анечки звучало почти детское удивление. Девушка, с восторженным лицом, осторожно провела пальцами по нежным лепесткам бутона, в глазах звездочками блестят непролитые слезы. Потом достала из сумочки платочек и вытерла лицо, тонкий пальчик еще раз притронулся к бриллиантовому гвоздику, – Вот всегда у тебя этакое. Недоступное большинству! – произнесла с придыханием.

– Скажешь еще! – на миг смущенно отвел глаза молодой человек. Он действительно умел многое, недоступное большинству: драться, хотя и был в общем неконфликтным человеком, жонглировать, показывать фокусы, при этом на уровне недоступном большинству, хотя никто его этому не учил. Само как-то получалось, стоило один раз показать.

В стекле напротив отразилась длинноногая полноватая блондинка с недовольным лицом – она сидела в кресле напротив стоек регистрации. Встретившись с Володей глазами, женщина окинула его оценивающим взором, презрительно поджала губы и отвернулась. Он не соответствовал образу ее героя.

Взгляд Володи опустился вниз. Липучка на новеньком красном ботинке Ани отцепилась. Посмотрел в лицо любимой.

– У тебя липучка на ботинке отцепилась, – показал взглядом вниз.

– Ой, – девушка попыталась нагнуться, но парень придержал ее в объятиях, стремительно нагнулся и застегнул липучку на ботиночках. Поднялся. Обнял.

– Вот и вся авария, а нагибаться лишний раз не стоит! Береги малыша.

– Ты странный, Володенька… но хороший. Очень хороший. Ты такой, каким должен быть мужчина… верный, сильный… Только тебя любить и хранить, ибо ты – душа моя! – ослабевшим голосом прошептала девушка, обхватив за плечи жениха и прижимаясь к нему всем телом. Губы сводило, усилие держало слезы.

– Душа моя, что тебе купить в подарок?

Девушка, отодвинувшись, закрутила головой.

– Ничего не нужно – приезжай быстрее!

Владимир согласно кивнул и задумался что же этакое купить в подарок? Цепочку золотую? А может кулончик?

Откуда-то сверху прозвенел визгливый женский голос:

– Пассажир Устинов Владимир Тимофеевич срочно приглашается на регистрацию на рейс 5872, сообщением: Дальний Форпост – Терра Хермоса. Повторяю, пассажир Устинов Владимир Тимофеевич срочно приглашается на регистрацию на рейс 5872, сообщением: Дальний Форпост – Терра Хермоса!

С звонким щелчком репродуктор отключился.

Володя едва слышно вздохнул. Говоря по правде, и у него неспокойно на сердце, но и отказаться от командировки не мог.

Он не выдержал и обнял Анечку, порывистым движением наклонился и поцеловал в приоткрывшиеся алые, вкусные губы. Девушка тоже обняла его так, словно боялась, будто в следующую секунду он исчезнет.

– Не грусти, я люблю тебя! – шепнул в ушко, – Я скоро вернусь, очень скоро. Не успеешь и соскучиться, – торопливо подхватил сумку и энергично направился к стойке регистрации.

Он прошел все формальности, обернулся, и поймал на себе больной, умоляющий взгляд Анечки. Ладошки сложила в умоляющем жесте под грудью. Лицо у нее было такое, что захотелось все бросить и вернуться. И от ее необычного взгляда он ощутил, не сказать, что головокружение, но нечто вроде, а еще ему показалось, что длилась эта немая сцена невыносимо долго.

На душе было неспокойно, томительно, словно он совершает большую ошибку.

Он мало чего боялся в этой жизни, а если и боялся, то умел победить страх. Но потерять Анечку боялся. Для парня, проведшего детство в детском доме, она была всем, была лучшим, что произошло в жизни. Володя вспомнил, как впервые встретил свою любовь…

Он торопливо подошел к автоматической кафешке, в которой обычно обедал. Стеклянная дверь, пшикнув, распахнулась настежь и застыл у порога. Напротив входа за пластиковым столиком с чашкой кофе сидела девушка. Лет двадцати трех, а может, двадцати пяти. Он бы не смог ее описать; в этот момент лишь заметил, что кожа ее белоснежна, а волосы – иссиню-черные, брови подобны крыльям парящей птицы, губы –пухлые и непривычно яркие, манящие. Кого-то она напоминала… Не знаю! Ничего не знаю! Но он знал одно – девушки прекрасней не встречал. Ни одна из женщин сравниться с нею не могла. Даже длинноногая Анжелика, последняя знакомая… Незнакомка повернулась, и он заглянул ей в глаза.

Колдовские, странные, темные как ночь, влажные и блестящие… Какой взгляд! Какая красавица, черт побери!

Он не помнил, что делал в тот день, с кем встречался, кому звонил. Все колебалось и плыло словно в тумане…

Он оскалил в шпанистой улыбке зубы, повернулся и скрылся за дверью.

Ровно через месяц началась война с межзвездной империей волфов.

***

В середине двадцать второго века удалось реализовать старую, еще двадцатого века, идею варп-двигателя. Человечество, объединившись в Генеральную Директорию, отправилось покорять звезды. Наступила героическая, овеянная легендами эпоха космической Конкисты (исп. conquista – завоевание, термин, употреблявшийся в исторической литературе применительно к периоду завоевания Мексики, Центральной и Южной Америки испанцами и португальцами в конце 15-16 веке.).

А через двадцать лет произошла катастрофа. Мирный исследовательский корабль «Магеллан» наткнулся на инопланетян. Первый контакт закончился трагически. Военный корабль империи волфов уничтожил земной.

Орион – рукав нашей галактике, где расположена Солнечная система, раздирали зависть, жестокость и яростные войны. Три расы, владевшие технологиями межзвездных полетов, сошлись в непримиримой битве: собакоподобные волфы, разумные ящеры Лабхи и невообразимые для землян Биин-арапо. Человечество вынужденно вступило в схватку на стороне противников волфов, старейшей расы рукава Ориона, владевшей колоссальных размеров межзвездной империей. Существование независимой расы, владевшей технологиями межзвездных перелетов, угрожало миропорядку волфов, где существовали старшие и младшие, а независимых не должно быть. Началась война, названная человечеством Первой Галактической.

Люди оказались талантливой во всех отношениях расой и, благодаря помощи союзников, их технический уровень серьезно подтянулся. Спустя десять лет кровопролитных сражений, стоивших миллионов погибших и сотен звездолетов, объединенные силы человечества, Лабхи и Биин-арапо одержали победу. По итогам мирных переговоров волфы сохранили несколько десятков планет и перенаправили экспансию в сторону от владений победителей, но затаили мечту о реванше.

Прошло двести лет, которые можно назвать мирными. На границах время от времени случались отдельные стычки, под час кровопролитные, но во всеобщую войну они не переходили и так, казалось, будет вечно.

Человечество колонизировало полтора десятка планет. Бурно развивалась культура и технологии. Невиданного размера достигло социальное развитие. Стандарты Генеральной Директории предусматривали всеобщий безусловный (гарантированный) базовый доход (регулярная выплата определенной суммы денег каждому члену определенного сообщества вне зависимости от уровня дохода и без необходимости выполнения работы). Три четверти населения не работали – в роботизированной, интеллектуальной экономике места им не было. Официально их называли отдыхающие, а неофициально обзывали «жрунами». Вместе с тем все меньше оставалось людей готовых рисковать жизнью за идеалы Директории; население богатых стран и планет погрязло в роскоши и вседозволенности, пышным цветом расцвел сепаратизм, религиозный фанатизм, социальное неравенство и преступность.

Война, названная впоследствии Второй Галактической, началась внезапным нападением флота волфов на Дальний Форпост. В результате орбитальной бомбардировки термоядерными и зарядами с антиматерией, поверхность планеты на десятки, если не на сотни лет стала непригодна для сколько-нибудь сложной жизни.

Планета Дальний Форпост расположена в системе желтого карлика в сорока трех световых годах от старой Земли. Открыта в начале двадцать третьего века экипажем исследовательского варп-корабля «Герои Новороссии». Радиус планеты немного больше земного: 6572 км. Ускорение свободного падения 9,9 м/с2. Обладала атмосферой, в основном состоящей из углекислого газа и, биосферой на уровне мхов и водорослей. Колоссальные массы воды были скрыты в полярных ледниках и вечной мерзлоте.

Планета располагалась на полпути к империи волфов и потенциально могла стать крупным источником продовольствия. Поэтому странами Восточной Европы было принято решение об освоении. Терраформирование завершилось к середине двадцать третьего века.

На планете один гигантский континент, вытянутый вдоль экватора и два небольших в северном полушарии. На большей части территории господствует умеренный и средиземноморский климат.

История: в начале двадцать третьего века заселена выходцами из Восточной Европы и Сибири, в основном славянами: русскими, украинцами, поляками, южными славянами, а также румынами (2%) и венграми (3%). Индийское и китайские меньшинства в сумме не превышают семи процентов, компактно проживают в республиках Новая Индия и Новый Китай. Население двадцать восемь миллионов человек.

Языки: общепланетным считаются русский, местными –преобладающей в республике национальности.

Экономика: аграрного типа, развита добыча полезных ископаемых.

Государственное устройство: Славянская федерация – федеративная президентская республика, состоящая из 500 республик и федерального города – двухмиллионной столицы Новой Ладоги. Входит на правах субъекта в Генеральную Директорию.

Выдержка из электронного издания «Галактическая энциклопедия». Издание 156 г. Галактической Эры. Земля. Русская социалистическая федерация. Ленинград.

Лабхи объявили о нейтралитете и это качнуло маятник сил в сторону агрессоров, союзники: человечество и Биин-арапо, отступали, огрызаясь в арьергардных боях.

***

За год до войны, на столичной планете империи волфов, во дворце главы клана Быстроногих.

Молодой милорд Руфас, наследник, с оскаленными клыками, ни на кого не глядя, быстрым шагом покинул покои престарелого главы клана Быстроногих милорда Сафура, которому принадлежала корпорация Инвеко, известная торговыми связями с голокожими (презрительная кличка людей у волфов).

Была гроза – понял начальник разведки клана Имагми, провожая наследника взглядом. Видимо молодой шалопай опять что-то натворил – не самое лучшее время для общения с предводителем, но и отступать поздно. Секретарь уже доложил о просьбе об аудиенции, поэтому, дождавшись поклона секретаря, решительно открыл дверь, ведущую в личные апартаменты предводителя.

Проход дальше закрывала ширма с фантастическими птицами и животными и что дальше не видно.

Страшно свистнул перерубаемый воздух и Имагми на миг остановился и заколебался. Коль дошло дело до фамильного меча, то все плохо. Украдкой приложил ладонь в ритуальном жесте к сердцу. Да дадут изначальные боги удачу! Ну, будь что будет!

Отодвинул ширму.

Милорд Сафура с белой шерстью, в которой почти незаметны седые волоски, все еще крепкий и массивный для своего солидного возраста, с поднятым над головой мечом, замер у низкого ложа-полумесяца. Слева, в широкой части комнаты, – с легким треском полыхали бревна в камине, а перед ним – низкий круглый столик, вырубленный из цельного кристалла сапфира. Еще дальше – бассейн в окружении мини сада. В потоках теплого воздуха шелестела листва, свет приглушен, а у сводчатого потолка плавала имитация газового гиганта с красной нашлепкой колоссального газового вихря на экваторе. В лучах светила вода в бассейне казалась розовой, как драгоценное вино с планеты Алварис, на окруженном креслами столе бутылка.

«Шух!» – снова пронзительно свистнул разрубаемый воздух, меч отправился в ножны и только тогда налитый кровью взгляд предводителя обратился на Имагми.

– Чего тебе, Имагми, утащи тебя в Преисподнею изначальные боги!? – рыкнул гневно, треугольные уши воинственно встопорщились, – Ты не видишь – я занят?

В былые времена Имагми, пожалуй, не рискнул бы тревожить предводителя, который «славился» необузданным нравом. Голову бы не снес нерадивому, посмевшему помешать, а вот руку или ногу – вполне. Валяйся потом десяток дней в регенерационной камере – отращивай! Удовольствие гораздо ниже среднего, но годы и опыт смирили буйный нрав и Имагми небезосновательно надеялся на понимание.

– Достопочтенный милорд! – престарелый начальник разведки почтительно склонил голову и ритуально приложив руку к левой стороне груди, – Я лишь исполняю ваш приказ – немедленно сообщить, когда утрясутся все нюансы с соглашением с голокожими.

Предводитель несколько мгновений безмолвно смотрел на крупные завитки седеющей шерсти, плотно покрывавшие макушку склоненной головы, потом раздвинул тонкие черные губы, сверкнули белоснежные клыки – жест – аналогичный человеческому смеху. Уселся за стол и положил на него, рядом с бутылкой, меч:

– Смел, ничего не скажешь смел, – немного оттаял глава клана, а Имагми, наконец, выпрямился, – И предан… Где еще я возьму такого верного и ловкого стража интересов клана, который к тому же не имеет слишком далеко идущих амбиций, как, скажем, Э`Неримо?.. Соглашение с этими, как их… Ндзорами?

– Так и есть, милорд, Виндзорами.

– Да какая разница как называется этот клан голокожих, – с некоторой досадой произнес Сафура, – Докладывай, верный слуга!

– И спасибо, милорд за высокую оценку моих стараний…

– Полно Имагми! Давай по существу! – недовольно рыкнул старый повелитель.

– Как прикажите, милорд, – послушно склонил голову верный слуга, – Как вы повелели, мы подготовили соглашение. Все наши требования учтены, но голокожие просят 500 тонн высокообогащенного урана.

– Сумма серьезная, но даже если не обратимся за компенсацией расходов к совету кланов, мы можем позволить себе такие расходы… – Сафур удивленно рыкнул. – Вышли на своих врагов с предложением предать собственную расу… Немыслимо! Не пойму, чем они руководствуются? Да за такое предательство в империи медленно сжигают в раскаленном котле.

– Они не волфы, милорд – они не подчиняются заветам изначальных богов, хотя и у них за предательство строго наказывают.

Глава клана презрительно дернул кончиками ушей. На несколько мгновений установилась напряженная, словно натянутая тетива лука, тишина.

– А понимают они, что потеряют территории?

– Конечно, милорд. Они понимают, что это неизбежно и согласны на это… – он резко остановился, давая повелителю возможность самому закончить мысль.

Тот несколько мгновений осмысливая услышанное. И у начальника разведки мелькнула мысль, что, несмотря на годы тот все еще остер умом, хотя не так вспыльчив, как раньше. Сафур поднял глаза:

– Согласны на территориальные потери… Но зачем это им? – тонкие губы Имагми раздвинулись, обнажив волчьи, словно у дикаря, клыки, – Они же голокожие – одной расы с теми, кто от этого пострадает!

– Деньги. Как всегда, деньги и положение, а остальное мишура, – спокойный, размеренный голос верного слуги так не соответствовал содержанию речи, – Их не устраивают глупые законы их империи. Согласно им, крупные предприятия должны быть или государственными, или принадлежать местным сообществам или быть частно-государственным партнерством. Виндзорам и тем, кто их поддерживает, надоело быть на подхвате у государства и чиновников.

Глава клана еще несколько мгновений сохранял прежнюю позу у стола, ожидая продолжения, потом неторопливо выпрямился. Собеседники обменялись понимающими взглядами, потом Сафура оскалил клыки.

– Изначальные боги… нашими руками и за наш счет хотят приобрести власть. Пусть, – он снова презрительно дернул кончиками ушей, – … Уничтожить голокожих руками других голокожих во имя процветания расы волфов… Руками одних врагов уничтожьте других. Это правильная война как учил великий учитель Гуан-Лао!

Имагми подтверждающе рыкнул. Глава клана задумался. На несколько мгновений установилась напряженная, тишина, повернулся вместе с креслом.

– Компьютер, – произнес негромко в пустоту, – на связь!

На дальней стене на угольном фоне вспыхнула густая россыпь огней.

– Слушаю вас, милорд – прозвучал бесплотный голос.

– Приказ о переводе 500 тонн высокообогащенного урана по сделке… – престарелый волф покосился на слугу.

– Контракт 15789, – торопливо подсказал начальник разведки.

– 15789, – продолжил невозмутимо Сафура, – принять к исполнению.

– Принято и зафиксировано, – вновь прошелестел бесплотный голос.

Сафура покосился на доверенного слугу, потом на бутылку на столе.

– Ну что стоишь, словно не член клана? Присаживайся, попробуем этого благословенного напитка, – ощутимо тяжелый взгляд предводителя клана остановился на бутылке на столе, вверх взлетела пробка. Откуда-то сверху неторопливо опустились два объемистых, словно пивная кружка, бокала.

Сердце Имагми на миг остановилось. Изначальные боги, какая честь! Тщательно выверенным жестом склонил седую голову. Несколько раз гулко ударил ладонью по левой стороне груди и осторожно присел на кресло.

***

За год до начала Второй Галактической войны.

Раннее утро, распахнутое настежь; безоблачное небо полосовали тонкие белые линии стартующих и садящихся суборбитальных джамперов (от английского jump – прыжок).

С легким журчанием электроприводов распахнулись автоматические ворота закрытой от посторонних глаз зоны международного аэропорта Хитроу, одного из крупнейших в «старой» Европе. Под едва слышный в кабине аккомпанемент мощных двигателей оттуда вырвались четыре черных топтера – микроавтобуса, сверкающие как новенький полтинник и безукоризненные, как проповедник и, помчались в сторону Лондона. Нельзя сказать, что эти машины совсем не привлекли внимание, но никаких полицейских сирен или почетного сопровождения не было и в помине и, поэтому, немногие прохожие, скользнув по кортежу равнодушным взглядом, спешили дальше.

Под колесами летела прямая, как луч лазера, насквозь современная дорога. То и дело мелькали на пластикобетоне синие, красные, желтые зигзаги, ромбы, волнообразные линии – старая уловка, призванная уберечь водителя, коль взбредет ему блажь отключить автопилот, от «гипноза дороги».

Пассажиры машин прибыли разными рейсами с интервалом в пару часов, но такие подробности никому не интересны. Мало ли, кто прилетает в аэропорт, где недавно построили для мечтающих побродить по древностям старой, доброй Англии новый терминал.

Машины домчались до развилки: Лондон – Лэнгли и, прибавив ходу, помчались строго на север. За окнами назойливо сменяли друг друга едва покрывшиеся зелеными всходами поля, однообразные холмы и долины. Выращивание растений в вертикальных фермах при искусственном климате и освещении и, производство искусственной пищи, намного рентабельнее выращивания «естественной» еды, зато последняя вкуснее и неизмеримо статуснее. И местные жители специализировались на ее выращивании.

В деревеньке Ивер, кортеж внезапно затормозил у придорожного ресторанчика с длинным славянским названием. Из головной машины выскочил дюжий молодец, через пару минут вернулся с объемистыми бумажными пакетами в руках. Видимо, кому-то из пассажиров захотелось перекусить.

За границами городской черты Ивера кортеж прибавил скорость.

Четверо пассажиров, отделенных от водителя-телохранителя толстым, звуконепроницаемым бронепластиком, выглядели совершенно по-разному, но была у них одна общая черта: на всех заметная печать властности и целеустремленности. Плюс породистый старомодный аристократизм, по крайней мере у троих, которого так не хватало большинству современных политиков.

Наследник королевского рода Баварии Отто Виттельсбах, высокий, с внешностью отставного прусского генерала брезгливо сморщил нос. По салону несся странный запах жаренного мяса, хлеба и непонятных приправ – сосед на кресле напротив вытащил из пакета контейнер и с аппетитом уплетал блюдо варварской славянской кухни. В руке его маслено блестел очередной блин с мясом. Не то чтобы Отто не любил именно ее. Он принципиально не переносил фаст-фуд, какой бы кухне тот не принадлежал.

– Прошу прощения, брат Ханс, – не выдержав, обратился к «едоку», – но не понимаю вашего пристрастия к варварской еде. Ведь есть же нормальная, приготовленная поваром, ну или хотя бы в нормальном ресторане! В конце концов этим можно отравится!

– Брат Отто, – произнес Ханс, когда прожевал и вытер рот белоснежным платком с монограммой. Потом пожал плечами. Ханс Лихтенштейн – глава одноименного княжеского рода и, одновременно, глава собственной крохотной страны, с удивительно холодным выражением лица, но яркими, живыми глазами, – даже князья бывают иногда голодными. К тому же это банально восхитительно на вкус. Жаль, что нет блинов с красной икрой – пробовал их в Москве. Вы не поверите, братья, но это изыскано вкусно!

Он благовоспитанно откусил еще кусочек. Черный костюм с синим отливом сидел на нем столь идеально, что не оставалось и тени сомнения, что это безумно дорогая ручная работа, впрочем, как и у остальных пассажиров.

– Пожалуй, поддержу брата Ханса, – негромко произнес Георг Виттельсбах – наследник греческих королей откинулся на спинку кресла и широко улыбнулся. Он приходился Отто дальним родственником и носил такую же фамилию, но далеко не всегда поддерживал родственника, – Русские такие затейники. Космос, блины, опять же варп-двигатели– это все они.

Ханс, не переставая жевать, сдержанно улыбнулся и благодарно кивнул родственнику.

За окном голубовато-зеленым зеркалом промелькнуло озеро Саксон, излюбленное место летнего отдыха лондонцев, сейчас по-весеннему пустынное.

– В изобретении варп-двигателя отметились и китайцы, вроде бы соавтора звали… подождите… кажется Фэн Юйсян. У этих китайцев такие странные имена, – в улыбке Георга появилась толика брезгливости, словно он упоминал о чем-то недостойном упоминания джентльменом, вроде поноса, – Кстати, никто не знает, зачем великий мастер так срочно вызывает?

– Полагаю, – Ханс Лихтенштейн, с некоторым сожалением забросил объедки в пакет. Вытащив салфетку, тщательно вытер руки и бросил ее туда же. Трое братьев безмолвно смотрели на Ханса Лихтенштейна, ожидая продолжения речи, – что наступило наше время. Пора переходить к реализации Плана.

Оглядел заинтересованные лица братьев. Пусть маленькая, но победа льстила.

– Брат Ханс как всегда самый информированный, – изобразил легкую, слегка натуженную усмешку четвертый пассажир и наклонил бритую наголо голову. Он не был родовит, как братья и, в среде аристократов королевской крови чувствовал себя словно пацан, забредший в женскую раздевалку, зато занимал важное положение в руководстве МВД России, что разом возносило в высшие сферы ложи, – не скромничайте, дорогой брат, уж расскажите, что знаете. У нас говорят: сказал «а», говори и «б».

– Ох уж этот парадоксальный русский язык, – задумчиво улыбнулся Ганс, небрежно, словно по пустому месту, скользнув равнодушным взглядом по широкому славянскому лицу полицейского, и откинулся в кресле, – «а» и «б» сидели на трубе… Он для загадок, для мистических тайн, в отличие от предельно конкретного английского – языка торговли и математики или немецкого – языка воинов и промышленников.

Оглянулся на братьев. Они смотрели на него предельно внимательно.

– А если серьезно? – с нотками нетерпения произнес Отто, небрежно рассматривая тщательно ухоженные ногти.

– Сдаюсь, сдаюсь, – Ханс шутливо поднял руки вверх и раздвинул губы в благожелательной улыбке, – Мне известно немногое, но sapient – sat (умному – достаточно), как говорили римляне. Не буду утруждать вас исходными данными, на основании которых я пришел к выводам, но исполню роль болгарской бабы Ванги. Начнется скоро. Очень скоро!

Затянувшееся молчание нарушал едва слышный свист мощного мотора. Братья размышляли.

– Значит, наши волосатые… – произнес русский, сжимая пудовые кулаки, которыми он по мнению сидевших в машине аристократов выбивал признания из арестованных и впервые посмотрел тяжелым взглядом в по-арийски синие глаза Ханса, словно пытаясь выведать скрытые мысли, но тому было наплевать. Русский отвел взгляд, потом, пытаясь подобрать слово, поводил в воздухе неожиданно короткими пальцами, – партнеры, готовы к выступлению?

– Почти, почти готовы, – сопроводил ответ ледяной улыбкой Ханс, прищуренный взгляд застыл на чем-то, видимым только ему одному. Медленно наклонил голову. В этот момент он выглядел величественно, подобно далеким предкам, легким мановением руки, посылавшим полки в смертельный бой.

Братья кивнули и сдержанно улыбнулись. Они готовы подождать еще немного, но не до бесконечности. Потому что время для созерцания давно прошло. Настало их время. Дурацкая и несправедливая система, когда крупные предприятия принадлежат государству или муниципалитетам, или государственно-частному партнерству, при этом главное в последней форме владения слово государственно, будет разрушено. А власть будет принадлежать не плебсу, а достойным этого. Сотнями лет управлявшими своими землями!

Мир обречен изменится, изменится до неузнаваемости!

Наступившая тишина могла бы быть абсолютной, если бы не свист двигателя. Увы, длительной немой сцены не получилось.

Машины свернули с шоссе к очередному городку – тихому, безмятежному и чистому. Дома и уличные фонари были неподдельно старинными, как и вывески и решетки крошечных газонов. Показался парковый комплекс, огороженный глухим высоким забором. В резиденции бывшего королевского рода Виндзоров, предпочитали не привлекать к себе излишнего внимания досужей публики. Проехав открывшийся автоматически барьер, как на железнодорожном переезде, покатились мимо подтянутых вооруженных охранников в полной выкладке, чуть в стороне из-за кустов торчали стволы роботизированных пулеметов, стационарных лучеметов и антенны системы глушения радиоуправляемых фугасов. Что поделаешь, наследие смутного времени и охраняли резиденцию на совесть.

Мимо проплывали геометрически ровные линии кустов и ухоженные лужайки. В воздухе густо пахло весенней свежестью и лесом. Промелькнули последние деревья.

Кортеж обогнул куртину, остановился у ворот древнего замка – с XI века бывшего символом почившей английской монархии. С едва слышным журчанием электроприводов распахнулись массивные ворота. Показалось двухэтажное здание с богато украшенными фронтонами в викторианском стиле из потемневших от времени кирпичей с балконами на втором этаже, двухскатной крышей и высокими кирпичными дымоходами. Широкие и низкие ступени вели к гигантским, в два человеческих роста, дверям. По сторонам от нее застыли слуги в ливреях с гербом и седыми и пышными бакенбардами – огромная редкость по нынешнему времени, когда человеческий труд дорог. Весьма дорог.

Машина остановилась у полукруглого входа.

Один за другим пассажиры вышли. Охрана немедленно рассредоточилась по периметру, оставив подопечных наедине.

История Европы пестрит звучными фамилиями аристократов и семейных кланов, которые в свое время влияли на жизнь и политику не только в своем регионе.

У досужей публики о старой, еще феодальной аристократии создалось впечатление, что это нечто вроде сборища чудаков, хвастающихся заслугами предков и не играющих никакой роли в современном мире титулами. Это не так. Рассказы об обедневших, чудаковатых аристократах, ютящихся в полуразрушенных родовых имениях – литературный вымысел, не имеющий отношения к реальной жизни. Большинство аристократов благополучно выжили и приумножили собственные огромные состояния. В той же Англии треть земель принадлежит династиям местной аристократии. Центральные районы Лондона: Мэйфер и Белгравия находятся в собственности герцога Вестминстерского. Центр столицы – это владения графа Кадогана. Ему принадлежит площадь Кадоган, и частично улицы Слоун-стрит и Кингз роуд. А улицы Харли-стрит и Мэрилебон-Хай-стрит в собственности баронессы Говард де Вальден.

А стоимость принадлежащего «старой» аристократии антиквариата вообще не поддается оценке. Особняком стоит семейство Виндзоров. Распад Великобритании на Шотландию, Уэльс и собственно Англию, ставшую республикой, никак не повлиял на состояние бывшего королевского рода. И сегодня им принадлежит земельная собственность на миллиарды, дворцы и замки, дома и коттеджи. А коллекции картин и других ценностей вообще бесценны.

Гости вошли в роскошный кабинет – сплошная золотая лепнина, портреты на стенах кисти гениев и отражение огромной хрустальной люстры в натертом до блеска паркете.

– Добро пожаловать, – поприветствовал гостей небольшого роста, если не откровенно маленький, человек лет пятидесяти, в идеальной одежде строгих тонов. Костюм выглядело почти как маскировочная накидка на поле боя, как знак принадлежности к некой общности. Поднялся из-за стола и вытянулся вверх как можно выше, но все равно едва дотягивался до плеча рослых гостей, – Здравствуйте, братья.

Голос у хозяина дворца бархатный, обволакивающий, как и пристало герцогу Филиппу Эдинбургскому, наследнику рода Виндзоров и главе великой масонской ложи Англии, объединяющей только в Европе более двухсот тысяч человек и еще сто тысяч за ее пределами. Среди них влиятельные люди множества стран: политики и военноначальники, публицисты и рыцари плаща и кинжала, промышленники и банкиры. Невидимая армия, способная на многое, если не на все. Отличный инструмент для реализации властных амбиций!

– Достопочтимый мастер, – под недовольным взглядом хозяина – ну не любил он людей, по крайней мере большинство, гости учтиво склонили головы.

– Присаживайтесь, братья, присаживайтесь, – голос все такой же бархатный, хозяин ткнул рукой в не слишком удобные кресла вдоль стен. Сам опустился в кресло за столом. Гости расселись, с нетерпением ожидая объяснения: зачем их собрали? Никто, разумеется, и не подумал жаловаться на неудобства для собственного седалища. Все они получили приглашение срочно приехать всего несколько часов назад, а означать это могло только одно: успех. В противном случае их бы здесь не было. Два с лишним года тяжелых переговоров стали для руководства ложи – сильных и волевых людей, серьезным испытанием. И им отчаянно хотелось надеяться, что проект закончился успешно, приближая главную цель – передачу власти в руки достойных вести человечество в будущее.

– Не буду терять наше общее время, – с некоторым превосходством усмехнулся достопочтенный мастер Филипп, когда вопрошающие взгляды обратились на него и вздернул подбородок вверх. – Для краткости скажу, что деньги для работы и переворота у нас есть. Прошу…

Глава 2

После двухвекового перерыва, собравшиеся с силами волфы неожиданно напали на победителей в Первой Галактической войне. Одной из первых жертв стала планета Дальний Форпост, входившая в «русский» сектор освоенного человечеством космоса. Лабхи объявили о нейтралитете и это качнуло маятник сил в сторону агрессоров, союзники, вынуждено отступали, изредка огрызаясь в арьергардных боях. Сходились в ожесточенных схватках, когда в плен не сдавались и в плен не брали, сотни кораблей. Несколько планет людей и волфов, выжженные дотла, стали непригодны для жизни. Земная конфедерация напрягала ради победы последние силы, альтернативой этому служила гибель человечества, и оно существовало в бешеном, тяжелом ритме военного завода и армейского лагеря. Но необъяснимые случайности, то ли судьба, то ли какие-то неведомые человечеству силы, покровительствовали волфам. То в самый напряженный момент сражения, когда капризная богиня войны колебалась кому отдать предпочтение, нелепый сбой связи приводил к рассогласованности действий земных кораблей и, как следствие к поражению. То важный приказ – прикрыть планету с земной колонией застревал в штабах и, когда военные все же пребывали, то находили лишь дотла выжженные города и поселки. То тщательно подготовленная десантная операция срывалась из-за тотальной нехватки некой мелочи, без которой усилия десятков тысяч людей, весь их героизм, становился напрасным.

***

Спасательная операция на Дальнем Форпосте завершилась: выживших разыскали, погибших, кого отыскали под завалами, захоронили в братских могилах. Крайняя рабочая смена закончилась. Утром Владимиру с напарником – Георгием Константиновичем, пришел приказ о прекращении спасательной операции и эвакуации.

Владимир подошел к кухоньке автономного жилого модуля. Рука потянулась, чтобы привычно активировать сенсор открывания и тут же отдернулась. Из щели неплотно закрытой двери раздавались задушенные всхлипы.

– Твою мать! Что там происходит?

Несколько мгновений помедлил, потом решительно прикоснулся к сенсору. Дверь бесшумно втянулась в стену.

На расстоянии чуть дальше вытянутой руки увидел лицо напарника, на котором полыхала гремучая смесь растерянности, страха и боли. А немного ниже черный зрачок направленного ему в лоб пистолета. Владимир понял, что одно неосторожное слово или движение и пистолет выстрелит.

– Спокойно! – медленно и осторожно, словно имеет дело с младенцем или сумасшедшим, попятился, не глядя прикоснулся к сенсору. Только когда с едва слышным «шипением» дверь встала на место, шумно выдохнул воздух. До него только сейчас дошло, что все это время он двигался, затаив дыхание. Вот дьявол, и угораздило же остаться наедине с психом! Что же делать?

– Не мешай мне, – зазвенел сквозь дверь истеричный крик, – Ты не понимаешь, Валечка, сын, они были для меня всем. – добавил после короткой паузы заметно спокойнее, – Я не хочу жить…

– Гоша, – крикнул в ответ Владимир, – если ты так твердо решил, то почему направил пистолет на меня?

За дверью воцарилось молчание, заполненное вечными звуками автономного модуля: шипением воздуховода и легким клацаньем автоматики.

– Я… я трус… хотел выстрелить в голову и не смог… представляешь? – тусклым голосом произнес Георгий, – Потом случайно повернул пистолет, а тут ты вошел… Все случайно.

– А ты… – Владимир облизал губы и осторожно произнес, – считаешь, что твоя семья одобрила бы решение уйти, а не отомстить волфам?

– Месть? – в голосе Георгия прозвучало недоумение и, даже оживление, – Месть… – потом возбуждение исчезло, произнес все тем же тусклым, словно полярный лед, голосом, – Месть бесплодна. Она не может вернуть семью… Моего малыша, моего ангелочка Сашеньку…

– А ты плюнь на меня – слюна зашипит. Для себя я все решил, а ты думай сам, но думаю, что они не хотели бы, чтобы ты ушел словно тряпка, а не мужчина… Решать тебе, но я… – заметно волнуясь, произнес Владимир. За дверью царила гробовая тишина, – Я думаю, что жить… не так важно, а важно ради чего жить! Я себе нашел цель – меня не устроит ничего, кроме крови убийц. И мща моя будет страшна!

Тяжелое молчание длилось несколько тревожных секунд, потом дверь медленно приоткрылась. Пистолета в руках Георгия не было. Сощурился на миг, потом беспомощный взгляд вонзился в глаза напарника.

– Ты… ты, наверное, прав, прости, прости за слабость, – он был бледен, но на лице не было и следа недавней истерики.

Владимир осторожно обнял напарника за плечи, прижал к себе, ощутив костлявое, мосластое тело. Чем-то неуловимым Георгий напоминал косулю. Такой же хрупкий и тощий-претощий и такой же потерявшейся в жизни. Отстранился. Своя смерть не страшна, страшно, когда умирают по чьей-то злой воле близкие. И боль от потери не исчезнет иначе, как смытая кровью врагов. Всех. всех… Кому как не ему понимать напарника.

– Ничего, земляк, ничего. Понимаю … сам чуть с ума не сошел. Я пойду во флот… добровольцем. Ты со мной? – Владимир ободряюще улыбнулся.

Георгий кивнул. Владимир только сейчас заметил, что у него глаза не подходят к лицу. Лицо вновь превратилось в маску, а глаза больные.

На следующий день оба записались добровольцами в военно-космический флот. Выжившие с Дальнего Форпоста отличались иступленной ненавистью к врагу и никогда не отступали, и армия с флотом брали их охотно. Месяцы учебы то тянулся медленно, словно мед, выливающийся из бочки, то неслись вскачь, словно птица-тройка древности. Наконец, прошли выпускные экзамены и наступил долгожданный день распределения – сегодня они узнают где будут служить.

Приятели – Владимир с Гошей подружились насколько это возможно для людей разных поколений и разного жизненного опыта, вместе зашли в штабной корпус. Синхронно вскинули руки в воинском приветствии перед алым, словно кровь, знаменем части, рядом с которым замер вооруженный часовой. По широкой пластикобетонной лестнице поднялись на второй этаж. Вытяжки вентиляции над головой, однообразные двери с пластиковыми табличками. Сухо. Серо. Однообразно.

У кабинета командира батальона. переминалась очередь волнующихся курсантов. Дождались своей. Георгий постучался и подумал: Бог не выдаст, и Этна – так прозвали комбата курсанты за любимое слово – паразит, не съест.

– Курсант Собенко? – хрюкнула изношенная мембрана динамика. – Что тебе? Заходи.

Дверь сдвинулась в сторону, и Георгий шагнул за порог. Застыл, вытянулся в строевой стойке оловянным солдатиком. За ним заскочил Устинов.

– Товарищ капитан второго ранга, курсант Собенко для получения распределения прибыл! – рявкнул, тщательно скрывая любые признаки интеллекта.

– Товарищ капитан второго ранга, курсант Устинов для получения распределения прибыл! – Владимир изо всех сил сжал челюсти, кадык дернулся.

За спиной дверь с шипением вернулась на место.

Кабинет как кабинет, самый обычный. Такой найдешь в любой конторе, в любом бизнес-центре. Единственное отличие – над лысой, аж зайчики пускала, головой хозяина портрет президента Генеральной Директории, а справа в стену вмонтирован сейф. Вокруг внушительных размеров стола мягкие пузыри, принимавшие по ментальной команде любую форму.

Этна упер в стол могучие волосатые лапы и привстал.

– Этна, я не понял, не знаем порядок как заходить за распределением? – рявкнул и тут же понизил голос до угрожающего шепота – А, курсанты Собенко, – на миг опустил взгляд на вмонтированный в стол экран консоли, – и Устинов?

– Никак нет, знаем, по одиночке, – Володя облизал пересохшие губы и упрямо набычил голову, – но просим распределить нас вместе на один корабль. Любой. Очень просим!

Он замолчал, рассматривая лицо собеседника, на котором смешались удивление и нешуточное негодование. Из открытого окна прогрохотал дружный стук ботинок и отчаянный крик:

– Смирно! Равнение налево!

Комбат прищурил густые брови и вдруг рявкнул: – Кру-гом! Разгильдяи…

Курсанты выполнили команду четко, как на плацу. Звонко щелкнули каблуки.

– Шагом марш, – гораздо тише и опустился в кресло.

Устинов прикоснулся к сенсору двери и, вдруг, с отчаянным видом повернулся:

– Мы оба с Дальнего Форпоста. Георгий потерял семью и сына, я – невесту. Помогите… пожалуйста, – произнес с отчаянной надеждой и умолк, стиснув кулаки.

Этна положил ладони на подлокотники. Взгляд опустился вниз на консоль, сощурился на миг, потом впился взглядом в лицо Володи.

– Наглецы… – произнес, успокаиваясь. Пальцы побарабанили по столешнице и добавил чуть насмешливо, – Черт с вами, этна, но только из уважения перед памятью мертвых!

Провел пальцем по консоли и произнес:

– Обоих разгильдяев на корвет «Гремящий» на должности операторов артсистем ближней обороны. Все – идите, и чтобы я вас не видел больше!

– Есть, товарищ капитан второго ранга! – восторженно гаркнули во весь голос оба бывших курсанта, а ныне матроса третьего ранга. Ура – получилось!

Володя перед тем, как выскользнуть за дверь тихо произнес:

– Спасибо вам!

Третий флотский отряд, в состав которого входил «Гремящий» отправился на патрулирование к звезде Росс 154, в девяти с половиной световых годах от Солнца. По данным разведки в ее окрестностях наблюдалась подозрительная активность волфов.

Отряд вынырнул из варп-режима у насквозь промерзших карликовых планет внешних границ звездной системы. Вначале все было спокойно, потом из пояса астероидов на месте четвертой, разрушенной планеты, вынырнул второй имперский флот волфов, по численности превышающий земной отряд почти в три раза, и система превратилась в гигантскую ловушку– набрать достаточную скорость для включения варп-двигателей земляне не успевали.

Варп-двигатель искривляет пространство таким образом, что позади корабля пространство «раздуто» а перед кораблем «сжато». При этом корабль оказывается внутри варп-пузыря – сфероидальной области искривленного пространства – как в контейнере. Из-за этого корабль – относительно варп-пузыря неподвижен, а движется сам варп-пузырь вместе с кораблем.

Земляне приняли бой.

Напряженная тишина, нарушаемая только шуршанием вентиляции – вечными звуками, которые бывалый космонавт не замечает, затаилась в отсеках «Гремящего». Страшно, очень страшно, но драться придется. Вероятность победить, да что там победить, уцелеть, приближалась к нулю, но о сдаче в плен никто и не помышлял. О том, как обращаются с пленными волфы, люди знали слишком хорошо.

Они приготовились драться не на жизнь, а на смерть – потому что ничего другого и не оставалось. Смерть? Пусть смерть, но за собственные жизни взять достойную плату!

Сквозь потолочный экран безжизненные и холодные, словно лед, разноцветные искорки звезд безмолвно вглядывались в кресла-коконы артиллеристов. Дальние углы отсека терялись в плотном сумраке. Недавний страх и желание оказаться как можно дальше от места схватки остались позади. Владимир жаждал отомстить. Отомстить за сломанную жизнь, унылое будущее без Анечки, за пережитый страх, за мысли о смерти, за липкий пот на теле. За все! За все! Теперь пусть они боятся. Настала его очередь внушать ужас.

А еще немного давил в груди скафандр. Похоже поправился. Займусь физкультурой. Если выживу.

Он ощутил какую-то странную веселость.

Больше всего это, пожалуй, походило на мандраж перед гонкой: тело накачивалось адреналином, он ощутил, как подрагивают от избытка энергии кончики пальцев… Нет, всего потряхивало.

– Надерем задницу хвостатым! – произнес преувеличенно бодро и повернулся бледным лицом к Гоше.

Тот несколько секунд не реагировал, потом согласно наклонил голову. Взгляд застыл, словно он хотел разглядеть в полутьме отсека, подсвеченного только мертвенным светом звезд и холодными огоньками дежурного освещения, нечто видимое только ему, быть может прошлую, довоенную жизнь, когда он был счастлив, но сам не понимал это.

Потом повернулся облитым лихорадочным румянцем лицом к Владимиру, в глазах отразились испытываемое им чувство – неистовый гнев:

– Хвостатые считают, что мы в их власти? Зря, даже заяц, когда некуда бежать, способен забить волка ногами. А мы им не зайцы, мы люди!

Шлем затемнился, в виртуальном пространстве загорелась сетка целеуказателя, красными огоньками светились вражеские корабли и рои дронов и ракет перед ними – цели.

Огонь по готовности, – голос капитана был ровен и бесстрастен.

Поймал в крестик целеуказания ближайшую цель. Синие, как море, глаза сузились, мысленно скомандовал: «Огонь!»

Дрон рассыпался огненным облаком металлических и пластиковых осколков.

– А, попал! – крик полон задора и дикого восторга, – Попал! Попал! Я Бог войны, суки!..

Дальнейшее сражение слилось для Владимира в мельтешение в виртуальном пространстве красных огоньков вражеских дронов и ракет, хаотично маневрирующих, пытаясь сблизиться с человеческой эскадрой и частыми стробоскопическими вспышками взрывов. Смыслом существования была месть и он, наконец, смог утолить ее.

Угольно-черное, налитое абсолютной тьмой пространство часто полосовали лазерные лучи, комками плазмы разлетались корабли.

Он ловил вражеские аппараты в перекрестье целеуказателя и стрелял, стрелял и стрелял.

Что-то орал. И безумный, издевательский смех, когда очередной дрон исчезал в яркой вспышке.

И в прорези оскаленных зубов ядовито искрилась слюна.

А дроны и ракеты вновь и вновь появлялись, упорно пытаясь пробиться к «Гремящему». Он едва успевал перехватывать очередного механического камикадзе. И казалось этому безумию нет конца.

И какофония боя в эфире.

– Говорит капитан, потеря запасного электроснабжения центрального поста, электрикам немедленно разобраться и восстановить!

– Есть!

– Потеря управления элеватором дронов!

– Перейти на запасную цепь!

– Есть!

– Батареям сконцентрировать огонь по кораблям в квадрате 26-8. Повторяю! Батареям сконцентрировать огонь по кораблям в квадрате 26-8.

– Вас понял, исполняю!

Момент ядерного взрыва он не помнил. Миг тому назад он азартно ловил в перекрестье целеуказателя очередной дрон. А потом тело сотряс сильнейший удар… и все исчезло.

Сознание включилось неожиданно. Рывком. Ему показалось что всего через миг открыл глаза. Он лежал в незнакомом помещении на полу, а над ним и, спиной, стоял космонавт в скафандре незнакомой конструкции. Что за чушь? – подумал он. Откуда новая конструкция?

В глотке словно поселился местный филиал Сахары. Невыносимо болела голова. Он открыл рот, чтобы попросить воды, но из горла вырвался только слабый хрип.

Незнакомец в скафандре видимо услышал, рывком повернулся и Владимир увидел за прозрачным пластиком шлема темнокожее лицо с большими заостренными треугольными ушами, удлиненную челюсть с оскаленной пастью и мощными кривыми клыками.

Человек смотрел в лицо своего самого страшного и непримиримого врага– волфа. По спине потекла холодная струйка пота.

***

Десять пленников в оборванной одежде, в которой только опытный взгляд мог опознать донельзя заношенную и рваную военную форму, мчались, тяжело дыша, по узкой звериной тропе по первобытным джунглям планеты, даже название которой они не знали.

«Хлюп, хлюп» – при каждом шаге нога погружалась в полусгнившие листья, ковром усыпавшие землю, на пару сантиметров, этот звук смешивался с хриплым дыханием людей и воплями прячущихся в джунглях неведомых тварей. В полутьме образованного густыми кронами деревьев нижнего этажа джунглей скорее угадывались, чем видны нечеткие очертания лесных исполинов, словно из грубого хаоса рождалась новая вселенная.

За дозорным, судорожно глотая горячий воздух, пропахший чуждыми земному существу запахами, бежал заводила сумасшедшего побега из концлагеря – Устинов. Соленый, едкий пот заливал худое лицо, он бежал в полуобморочном состоянии, поддерживаемый только жаждой жизни и мести. Именно они помогли выжить этот трижды проклятый год. Выбора не оставалось. Или они захватят межзвездный корабль и получат шанс выбраться с проклятой планеты или их настигнут надзиратели клана Черноногих и тогда они позавидуют мертвым.

Устинов задыхался, но не снижал темп.

Торопливо обогнул разноцветный, словно радуга в небе, ствол, в два охвата, похожего на земную секвойю лесного исполина и замер, словно пригвожденный к земле. Через десяток шагов, пришпиленный к такому же дереву несколькими дротиками – крепкими шипами с кисть длиной, словно бабочка жестоким энтомологом, висел мертвый человек. В полутьме жадно шевелились, пеленая тело все туже, ветки куста-стрелялки. Концы их глубоко вонзились в людскую плоть на незащищенном лице, шее и кистях рук и медленно расцветали алыми цветами, похожими на маленькие, жадные рты. Дозорный не заметил хищника и подбежал слишком близко. Теперь беглецов уже не десять, а девять.

Устинов содрогнулся всем телом, рот за стиснутыми зубами наполнился кислой слюной – съеденное рвалось из желудка наружу. На скулах до черноты загорелого лица проступил лихорадочный румянец. Рука торопливо сдернула с головы драную бейсболку на которой скорее угадывался, чем виделся герб Генеральной Директории. Сердце и душу жег стыд перед погибшим товарищем, совсем как год тому назад, когда после проигранной битвы около звезды Росс 154 очнулся в окружении врагов – волфов, в плену. С тех пор тысячу раз пожалел, что выжил, а не погиб вместе с экипажем. Сглотнул вязкую слюну, пытаясь справиться с приступом тошноты. Оглянулся. В полутьме виднелись белые пятна человеческих лиц, взгляды не отрывались от тела так страшно погибшего товарища.

– Мы отомстим, страшно отомстим! – ярость сделала голос ледяным, отвернулся. Потом назначил двоих в дозор и вновь побежал, далеко обходя останки. Следом – остальные земляне.

Джунгли начали редеть, далеко вверху в просветах между пыльными кронами блеснул ярко-синий из-за состава местной атмосферы краешек местного светила, немного крупнее земного Солнца.

Через десяток минут наступил кризис. Сердце раздирало и сжимало грудь, воздух жег горло пылающим огнем, в глазах мелькали искры, но самое плохое – он начал спотыкаться.

Соленый пот заливал лицо, он бежал вслепую, увлекаемый силой, неисчезающему присутствию которой в себе мгновениями еще мог удивляться. Мышцы работали на пределе.

Бежать, бежать дальше!

Но ноги отказывались слушаться. Все в нем кричало, требовало остановиться, стоять, а то и рухнуть на кажущуюся такой безопасной землю.

Еще пять минут сумасшедшего бега на пределе человеческих возможностей и между стволов появилась пыльная трава просеки, шириной в пару десятков шагов. Закатное солнце коснулось толстой металлической решетки в несколько человеческих ростов, дальше – серые плиты космопорта.

Качаясь из стороны в сторону от усталости, пробежал последние шаги.

Запалено дыша, беглецы спиной рухнули на землю. Дрогнули губы, в глазах облегчение. Все-таки добрались!

Устинов отдышался, сбросив рюкзак на землю, достал из него электронный бинокль, окуляры прижались к глазам. Изображение рывком приблизилось. Примерно в полукилометре на нагретых заходящим солнцем пластикобетонных плитах возвышался зализанных очертаний белоснежный корабль, походивший на земные самолеты доисторического двадцать первого века. Это был малый дальний разведчик человеческого флота, способный приземляться на поверхность планет и летать на межзвездные расстояния. И главное, вокруг нет волфов, так же, как и на корабле. На своей родовой территории хозяева не опасались никого. Человек облегченно выдохнул воздух меж стиснутых зубов, обернулся.

Две недели тому назад надсмотрщики пригнали пленников в космопорт. Пришлось выносить из пропахшего вонью смерти корабля мумифицированные тела экипажа и заделывать отверстия в прочном корпусе, но после этого корабль был готов к полету. Именно тогда мечты о побеге обрели реальные очертания.

Старший из беглецов по возрасту– Гоша лежал на спине, тяжелое дыхание вырывалось из груди, загнанный взгляд не отрывался от далекого, такого неземного неба. На пыльной траве рядом – лазерная турель с полуразряженной батареей. Сумасшедший марш по джунглям дался ему тяжелее всех. В лагере Гоша казался самым забитым, казалось, долго не протянет, но он выжил, но сейчас все же сломался.

– Гоша, давай.

Гоша перевернулся на живот, немного помедлил, с хрипом дыша, кивнул. Тяжело поднявшись, подхватил за ручку турель. Путаясь ногами в густой траве, пригибаясь, пересек просеку и скрылся в скрывавших основание ограды кустах.

Коротко прошипела лазерная турель, выплавляя в ограде дырку.

Настороженные, словно разведчики на нейтральной полосе, двое землян, осторожно пролезли в дырку и направились к кораблю. Человеческие фигуры казались лишними на прокаленной солнцем чужой планете. Что-то неуловимое, непонятное ощущалось в самом воздухе. Что именно Устинов не понимал, но ощущал это на подсознательном уровне. Неожиданно в оружейной башенке корабля ослепительно блеснуло и тут же снова. В груди обоих землян появились дыры, в два кулака размером, сквозь них на миг пробились синие лучи местного Солнца, где-то позади, в джунглях затрещал огонь. Люди, уже мертвые, рухнули плашмя на плиты, порыв ветра донес тошнотворный запах горелой плоти.

Устинов припал к земле. Захолодели пальцы рук, и он отчетливо ощутил тяжесть пистолета за поясом. Их ждали, их несомненно ждали. В один миг беглецы превратились в жертву, которую еще не загнали, но это дело времени. Не смерть страшна, с ней пленник давно смирился как с неизбежным злом, которое весь этот год была рядом, на расстоянии вытянутой руки. На миг до слез возненавидел дурака, заведшего себя и доверившихся людей в ловушку.... Все жертвы, все – оказалось напрасным. Лицо застыло в непроницаемой маске…

– Уходим! – повернулся к беглецам.

– Вы уходите ребята, я задержу, – неожиданно спокойно произнес Гоша.

– Ты… – Владимир облизал внезапно пересохшие губы.

– Бегите, бегите если не задержать, ляжем все.

Устинов вновь и несколько иначе посмотрел на старого товарища: черты лица заострились, стали словно уже неземные, такие он видел в своей жизни только в военной хронике. У идущего на таран пилота космоистребителя. А еще в храме, у святых и представил, как тот устал за целый день сумасшедшего бега. У меня и то ноги как не свои, а ему каково? Да…

Но он был русский, хотя в крови замешен добрый десяток народов и, этим все сказано.

– Прощай, Георгий Константинович, – сглотнул горький комок в горле. Пальцы на миг крепко сжали плечо товарища, не оглядываясь, увел беглецов.

Гоша устал убегать. На посошок вернуть долг за Дальний Форпост, за десятки миллионов убитых. Перед мысленным взглядом появились лица жены, сына, родителей. Ждите меня родные… Лег поудобнее в кустах, сразу за решеткой, словно косарь перед страдой скрупулезно проверил инструмент. Ребристый язычок предохранителя отвел большим пальцем вниз и никаких недомолвок. И сорок секунд непрерывного огня. Прицелился в рамку прицела на звездолет, повел толстым стволом направо-налево. Нормально…

Долго ждать не пришлось. В корпусе корабля протаял люк, бесшумно упали аппарели. На пластикобетонные плиты спустилось несколько десятков волфов в тяжелых бронескафандрах. На груди эмблема клана Черноногих – хищный паук раскинул лапы на фоне цвета крови. Веселые, предвкушающие лучшее в мире развлечение: охоту на разумную добычу. Что может быть интереснее и принести охотникам большее удовольствие?

Бегут красавцы, стремительно приближаются со скоростью электроавтомобиля. Вмонтированные в скафандр искусственные мышцы позволяли и не такое. Не стали даже разворачиваться в боевой порядок. А зачем, чего бояться? Охота вполне безопасна, даже тяжелая лазерная установка способна пробить броню скафандра только с ближнего расстояния. Тем более что голокожие, несомненно, драпают.

Безусловно, волфам не повезло – подвела самонадеянность. Все шансы были на их стороне. Развернулись бы в цепь, посекли издали тяжелыми пулеметами и гранатометами, у Гоши оставался единственный, крохотный шанс.

Человек взялся за лазерную турель, когда до передовых охотников осталось совсем немного, чуть больше тридцати метров. Ударил почти в упор, когда никакая броня не способна противостоять лазерному лучу. Налево-направо.

А дальше все понятно. Кинжальный огонь лазерной турели с предельно короткой дистанции, практически в упор, способен проредить толпу и поболее. И растерянность, конечно, и паника – все, спрессованное в мгновения. Длинная, импульсов на тридцать очередь, насквозь прожигала бронескафандры, мертвые волфы падали, словно сорная трава под косой опытного косаря. Мгновенно возник завал, задние, пытаясь спастись, прыгали на землю.

Очередь опять прошлась вправо-влево, по тем, кто пытался отстреливаться с колена. Потом кто валялся на земле. А не ложитесь без спросу!

Вот так и водил изрыгающий лазерные импульсы ствол из стороны в сторону, пока батарея окончательно не сдохла.

Бесполезная турель полетела в сторону. Он улыбался – он сделал все, что в человеческих силах и, дал шанс беглецам выжить и, значит, смерть его будет не напрасна!

Убегать от волфа в бронескафандре глупо – только умрешь уставший. Человек перевернулся на спину, вытянувшись во весь рост и, закрыл глаза, словно косарь, прилегший передохнуть после тяжелой страды. Один Господь знает, как происходит преображение самого неказистого с виду мужичка в нерушимую СКАЛУ. Перед мысленным взором Георгия возник сынишка. Задорно хохоча во все горло, мальчишка бежал по полю одуванчиков и махал руками, вздымая в воздух белесые облака семян, медленно за ним опадавшие в густую траву. Русые волосы горели в лучах заходящего Солнца золотом. Они с женой так и называли сына Золотинка. Родные мои, я иду к вам!

А рядом с Георгием, незримые, Александр Матросов, и преподобный Сергий Радонежский. Странное все-таки существо человек. Маленькое. Боящееся смерти. Но насмерть стояли, защищая Родину, двадцать восемь панфиловцев. И учили, рискуя собственной жизнью, проповедники дикие племена «не убий». И прививали себе смертельные болезни ученые, чтобы создать лекарство для других. Есть в этом некое колдовство. И оно в безграничном величии человеческого Духа…

Резкая боль, пронзившая тело и, мгновенно ушедшая в никуда вместе с сознанием – бронированная нога раздавила грудь, остановив уставшее сердце. Человек уже не чувствовал, как иступлено топтали разъяренные волфы мертвое тело, превращая в окровавленное месиво из мяса и обломков костей. За считанные секунды пока шла бойня погибло два с половиной десятка охранников и трое приглашенных на охоту высокопоставленных гостей коменданта лагеря.

Через три месяца и пять мучительно-долгих дней война отодвинулась от безымянной планеты больше чем на десять световых лет, а на поверхность высадился земной космодесант. Еще через три дня, рано утром, к передовым отрядам из джунглей вышел изможденный – кожа да кости, полуседой человек, представившийся Владимиром Тимофеевичем Устиновым, матросом третьей категории с корвета «Гремящий».

В тот же вечер он разговаривал в полевом лагере ставки земных войск с инспектором Генеральной Директории из комитета по реабилитации территорий и людей.

Человек с холеным лицом и брыластыми, румяными щеками разлил по чашкам кофе такой консистенции, что ложка едва не стояла в густой суспензии и пододвинул по столу к бывшему узнику исходящую ароматным паром чашку.

– Нет! Нет! И не возгажайте Владимир! – с сочувствием глядя на изможденное лицо собеседника, произнес с нажимом, проглатывая букву «р», – Я, знаете ли, человек пгямой. И полагаю, что вы гегой. Настоящий гегой, – Вы единственный! Боже ты мой! Вы единственный, кто выжил!

Впечатления он не производил. Лет сорока, лицо невыразительное, но несмотря на полевые условия в безукоризненном костюме. Редкие волосы зачесаны назад, открывая обширные залысины; глуповатые глазки с поволокой, ранний животик. По такому лицу скользнешь в толпе беглым взглядом и тут же забудешь.

Владимир втянул ноздрями густой, словно смог, кофейный запах.

Отхлебнул, вспоминая полузабытый вкус.

– Сказка востока, – произнес задумчиво, – Но тут вы, Алексей Петрович, не правы. Какой я герой, вот Гоша… если бы не он… Я вот все думал. В библии сказано: нет больше той любви, аще кто положит душу свою за други своя. Я не знаю, как это по православным канонам, а по мне это Святость…, – на лице бывшего узника заиграли желваки. А в его глазах чиновник с удивлением увидел стыд, словно тот упрекал себя в чем-то.

– Даже так? Очень ского вы поймете, что ошибаетесь. Сегьезно ошибаетесь! Может сигагету? Вы же кугите, насколько я знаю?

Владимир кивнул и сглотнул горькую слюну курильщика, давно лишенного сигарет.

Из ящика стола последовательно появилась вскрытая пачка сигарет, зажигалка и тяжелая пластиковая пепельница.

Инспектор энергично почесал шею под подбородком. Молниеносное движение, которым он метнул пепельницу в лицо Владимира было неожиданно и шансов перехватить у бывшего узника не было.

Рука Владимира вдруг, словно пружина из автоматного рожка в руках неумелого солдата, взлетела и перехватила «снаряд» в считанных миллиметрах от лица. Только после этого он понял, что сделал. Владимир и раньше знал, что у него отличная реакция – она помогла выжить во враждебном мире чужой планеты. За долгие месяцы пока он скрывался, иногда казалось, что, вот она, смерть, и ты понимаешь, что не успеваешь ни перезарядиться, ни вытащить пистолет, все, и тут что-то моментально всплывает в памяти и мышцах и, позволяет вновь разминуться с старухой с косой.

Но то, что он проделал – явно выше его возможностей.

Рука осторожно поставила пепельницу на стол, настороженный взгляд уперся в лицо чиновника. Безобидный пузан исчез. Из запавших серых глаз на него глядел матерый волчара. И это превращение было настолько неожиданно и страшно, что Владимир на миг замер.

– И… Что это было?

– Да так, последняя проверка, – картавость исчезла, а улыбка, или скорее оскал, так соответствовали новому, подлинному облику чиновника что Владимир окончательно понял, что это не безобидный чиновник, а та еще зверюга, скорее всего из спецслужб, – Дикий волк, – проговорил чиновник, четко выговаривая буквы, – всегда предпочитает приобретать «славянский» шкаф после обмена шифровками.

Владимир нахмурился, что за бессмысленная чушь? Он уже открыл рот чтобы сказать это, но тут голову словно прострелило огненной болью и тысячи воспоминаний, образов и мыслей хлынули из-под плотины фальшивых. И главным из них было то, что он не Устинов Владимир Тимофеевич, а кадровый разведчик и старший лейтенант Владимир Тимофеевич Разгуляев.

Во время первого задания на планете Нипон он попал в руки человеческих наемников одного из аристократических кланов волфов…

Владимир Разгуляев сидел на стуле, прикованный к нему пластиковыми кандалами. Свет от лампы, под грязным потолком, холодный, безжалостный, оголял все вокруг. Все остальное пространство каземата, без единого окна, пряталось в устрашающем мраке. И не было черноты более черной, чем тьма вокруг. На потолке паутина да мусор на земляном полу. Пахло сыростью и фекалиями. А монументальность стен без слов говорила: кричи-не кричи, никто не услышит.

Посмотрел на оковы. Привязан на совесть, нечего и думать развязаться или порвать. Покраснел.

– Мы гуманные люди Разгуляев-сама (вежливое обращение, аналог господин, достопочтенный), – услышал равнодушный голос из темноты, - Зачем пытать, если можно выпотрошить память с помощью вот этого, – пронзительно скрипнуло, в круг света вокруг Владимира вступил человек с куцей бороденкой и узкими глазами-щелками. Он кивнул на похожий на шлем космонавта предмет в руках, – Нужно только знать, как. А мы знаем это. Я могу пересказать все что ты сказал в своей жизни, начиная с первого агуканья.

– Ну и что вы теперь от меня хотите, раз вы все знаете? Кончайте уж.

– Нет-нет! Это будет нерационально. Девять из десяти подвергшихся процедуре, которую вы перенесли, превращаются в безмозглые овощи, а у вас, похоже, даже голова не разболелась. Вы уникум, Разгуляев-сама, – он удовлетворенно улыбнулся, – У вас удивительно крепкая натура и это позволяет использовать вас повторно. Мы заложим в вас новую личность. Вы вернетесь домой и убьете генерала Домбровского.

Владимир поднял голову. Лунообразное лицо мучителя слегка наклонилось к нему. Стало бесстрастным и равнодушным.

– Итак, готовьтесь к небольшой боли, – скучно произнес человек, – Обычно прежняя личность не хочет добровольно уступать место и их соревнование не проходит бесследно.

Владимир отвернулся и сжался в комок. Может ли он избежать программирования? Один его приятель рассказывал, как пытался покончить с собой задержавая дыхание. Сверхчеловеческим усилием воли перестал дышать на несколько минут и впал в бессознательное состояние, но вместе с потерей сознания отключилась и воля. И врожденный инстинкт, тяга к жизни, заставила легкие снова заработать. Но попробовать можно. Смерть единственный выход.

Выдохнул весь воздух из легких и закрыл глаза.

Умирай, черт возьми, умирай, умирай, черт возьми, умирай, умирай, умирай…

Он считал пульс, походивший на тяжелый ритм парового двигателя из доисторических времен в другом конце завода, но постепенно замедлялся. Если бы он мог затихать побыстрее… Что за идиотская воля к жизни, которая отказывается подчиняться мозгу?

Умирай, черт возьми, умирай, умирай, черт возьми, умирай, умирай, умирай…

Он должен превратиться в вакуум, глубокий колодец небытия. Должен умереть!

Свет пробивался сквозь веки. И по-прежнему жизнь билась в пульсе.

И тут началось. Казалось, некто невидимый зашарил в голове и виски прострелила такая боль, что из груди вырвался дикий крик, голова упала на грудь. Свет помер перед глазами, и он потерял сознание…

Владимир застонал, закрыв ладонями в заживших царапинах, лицо.

Вся жизнь: детство, проведенное в детском доме, медленный и упорный путь вверх: школа-интернат для одаренных детей, потом учеба в политехническом университете Новой Ладоги… Неужели все это ложные воспоминания? Боже… А Анечка? Анечка? И нерожденный сын? Врешь, теперь он точно знает это его. Это не наведенный морок. Боже у него же остались родители… Они на Земле…

Старая личность, уже вторая, сползала с него как кожа с змеи во время линьки. Но остался опыт, знания, привычки, да и некоторые черты характера и, то, что получилось в итоге, было скорее симбиозом двух личностей.

Владимир поймал сочувственный взгляд псевдочиновника. Прикрыл горевшее лицо ладонями.

– Ну я и сука… – прохрипел Владимир, – Что со мной произошло?

Чиновник на миг опустил взгляд в пол, потом сочувственно посмотрел в лицо бывшего узника.

– Владимир Тимофеевич вы не сука – ни один человек не способен сопротивляться наложению новой личности. Но большинство погибает после этого, а вы выжили. А что касается того, что с вами произошло… вы должны были совершить покушение на одного из руководителей службы безопасности. К счастью, удалось вовремя распознать что вы закодированы, но снять кодировку не удалось. Вы бы погибли – необходимо время, чтобы кодировка естественным путем ослабла. Тогда вам наложили поверх кодировки новую личность и воспоминания и отправили на Дальний Форпост.

– И что теперь? – руки Владимира упали на стол. Черты лица остались прежними и, все же оно изменилось и, главное изменился взгляд. Изменился настолько, что никто из знавших его ранее, наверное, не узнал бы доброго и приветливого парня. Из глубины потемневших глаз выглядывал хищник. Жаждавший мести и смертей хищник. Циничный, жестокий. А еще изменился голос. Стал грубее.

Псевдочиновник не отрывал внимательного взгляда от трансформации подопечного.

– Молодец, – он скрестил руки на груди, – Держишь удар. Приказом директора Службы безопасности тебе присвоено звание капитан. Дорога на холод (во враждебном окружении, под чужими документами и без дипломатического прикрытия), сам понимаешь, тебе закрыта. Будешь служить где прикажет Родина. Сейчас в отпуск, потом явишься по адресу, здесь и документы, и деньги, – рука пододвинула к Владимиру инфокристалл, – Вопросы?

– Никак нет! – Владимир вскочил, – разрешите идти?

Псевдочиновник укоризненно качнул головой:

– От торопыга, – укоризненно произнес в пространство и добавил тоном приказа, – Присядь, присядь я сказал! Кофе попьем, поговорим. Нам есть, о чем поговорить!

Прошло три месяца.

Утро не задалось.

Владимир спал плохо. С вечера томила тревога, беспокойство. Потребность куда-то пойти, что-то немедленно сделать… Внутри будто дрожала натянутая до предела струна. Он заставил себя лечь и даже задремал, но и во сне успокоения не наступило. Вначале мелькали отрывочные, бессвязные картины и образы, а потом приснился кошмар.

Он снова на Дальнем Форпосте, под солнцем, едва пробивающимися сквозь черные тучи пепла, медленно идет между холмами мусора и пластикобетона – остатки рухнувших многоэтажек. Сумрачно, ветер гонит клубы пепла. Он торопится, потому что нужно разбирать завалы, спасать выживших. Наконец на месте. Оглядывается, роботов все нет. Он хватает лопату и вгрызается в мешанину осколков пластикобетонных плит, мусора и земли. И тут слышит едва слышный, но отчетливый голос из-под земли и понимает – это Анечка.

Она зовет, умоляет спасти!

Лопата падает, голыми руками, срывая ногти, ожесточенно выбрасывает камни и мусор. Он спасет, спасет любимую! С яростью отбросил очередную плиту. Анечка лежит на спине, раскинув руки. Лицо удивительно чистое, словно и не лежала под завалом. Глаза открываются, на губах рождается болезненная улыбка. И тут, вдруг, лицо страшно меняется. В единый миг оно иссыхает – это уже лицо старухи, кожа стремительно исчезает, и он видит костяной череп. Еще миг и тело рассыпается черным прахом. А на месте тела начинает клубиться черный, все густеющий туман. Его накрывает волна ледяного ужаса. Он поворачивается и, под аккомпанемент собственного ужасного крика бежит прочь. Впереди стены из разваленных зданий начинают сдвигаться. Бежит изо всех сил пока не застревает между ними. Обдирая плечи, выскакивает в узкую щель и застревает окончательно и вот-вот его раздавит.

Вынырнул из сна от крика и, только через миг понял, что кричал сам. Сердце колотилось так, что от гулких ударов вздрагивало все тело. И не проходило ощущение ледяного озноба.

Где я? А где Дальний Форпост? Потом он увидел сереющий прямоугольник фальшокна, ощутил острый запах кожзаменителя дивана-трансформера, на котором лежал, неудобно подвернув руку, и вспомнил. Включил свет в каюте – как офицеру ему полагалась индивидуальная.