Принцесса Мэриголд. Случайное заклинание бесплатное чтение

© ООО «Клевер-Медиа-Групп», 2025

Посвящается Оуэну

Однажды в королевстве Имбервейл родилась принцесса, которая была невероятно доброй. Звали её Розалинда. Когда она смеялась, кустики клубники покрывались спелыми ягодами, а её улыбка исцеляла разбитые сердца. Когда она сделала первые неуверенные шаги по двору, придворные няни ахнули в удивлении, ведь в траве под ногами принцессы распустились колокольчики и лютики.

– Удивительная девочка! – согласились между собой дамы.

Они с восхищением следили за каждым шагом Розалинды – так же как и отец-король, мать-королева и каждый из верноподданных. Слухи о доброте маленькой принцессы Имбервейла распространялись всё дальше – через Дикий лес, горы, болота и топи. К тому времени, когда Розалинде исполнилось два года, эта новость достигла каждого уголка королевств Диссонанса – даже тех мрачных, бесплодных его углов, где жили волшебники.

– Удивительная девочка, – шептались волшебники, воображая, какой вред совершенно добрая принцесса может нанести их совершенно злым планам.

В утро третьего дня рождения Розалинды волшебник Торвилл проник во дворец и похитил Розалинду, исчезнув в облаке фиолетового дыма, прежде чем няни успели поднять тревогу. Король был безутешен, королева слегла на месяц, и вся клубника пожухла, пока королевство оплакивало потерю любимой принцессы.

Глава 1. Принцесса Имбервейла

Мэриголд появилась на свет как самый обычный ребёнок – с оглушительным рёвом. На этот раз король и королева Имбервейла приняли все меры предосторожности: каждый подлец и негодяй был выдворен из королевства, придворная чародейка сплела целую сеть защитных заклинаний вокруг дворца и с момента, как Мэриголд родилась, шесть королевских стражников не спускали с неё глаз днём и ночью. Однако вскоре каждому стало ясно, что вряд ли хоть один злой волшебник посмотрит в сторону маленькой принцессы. Её улыбка была очаровательна, но она не могла исцелить поцарапанное колено. Её смех был звонким, но от него не распускались цветы в королевском саду. Маленькая принцесса иногда даже унывала. А утром её третьего дня рождения, когда ей не позволили съесть торт на завтрак, Мэриголд сделала глубокий вдох, оттопырила нижнюю губу и устроила такую истерику, что все шесть королевских стражников немедленно уволились.

– Мне кажется, – сказала няня, засовывая вату в уши, – что принцесса Розалинда никогда не визжала так громко.

Мэриголд росла, слушая истории о Розалинде. О ней часто говорили няни, садовники, повара, конюхи, королевский распорядитель, земледельцы в поле и торговцы на рыночной площади: казалось, у каждого есть драгоценные воспоминания о сестре, с которой Мэриголд никогда не встречалась. Иногда перед сном король Годфри и королева Амелия рассказывали, как Розалинда исцелила раненого лисёнка или как её милые песни успокаивали злобного дракона Имбервейла.

Однако больше всего Мэриголд любила вечера, когда родители читали ей сказки, даже если король и королева пропускали самые интересные истории – о джентльмене Северном Ветре, который вызвал тот самый ледяной ветер, что впервые посеял раздор между королевствами Диссонанса, или о ведьме по прозванию Дважды Великая, которая дважды посещала Царство теней, куда большинство не смело сунуться и единожды, и каждый раз возвращалась с новым фамильяром – помощником в её зловещих заклинаниях. Как только Мэриголд научилась читать, именно этими историями она зачитывалась допоздна, вместо того чтобы спать.

Мэриголд вообще было сложно делать только то, что она должна делать. Особенно во дворце, полном извилистых ходов и забытых лестниц, куда принцессе было строго-настрого запрещено ходить. Она, конечно же, исследовала их все. Мэриголд даже нашла скрытую нишу в стене Зелёной галереи, где она пряталась и подслушивала про важные королевские дела своих родителей. Когда ей становилось скучно слушать советников и секретарей, ворчавших по поводу беспорядков, устроенных другими королевствами, – например, тучи комаров, наколдованной из Уитби, или пыли, вызывающей головную боль и насланной из Тискари, – Мэриголд тихонько уходила и, поднявшись по старым лестницам, через окно выбиралась на крышу восточной башни.

Эта крыша была излюбленным секретным убежищем Мэриголд. Если погода была ясной, отсюда было видно всё королевство вплоть до Дикого леса – тёмной чащобы на горизонте. Подобно крыше и Зелёной галерее, Дикий лес был запретным местом, но попасть в него было гораздо сложнее. Солдаты из Имбервейла иногда отправлялись туда, пытаясь найти дорогу к крепости волшебника Торвилла, но никто не знал точно, где живёт волшебник, а найти тропинку через Дикий лес было не так-то просто.

– Я уверена, что нашла бы её, – прошептала Мэриголд своему лучшему другу Коллину, когда они стояли во дворе, наблюдая за очередной группой измождённых и разочарованных солдат, возвращающихся во дворец.

– Наверное, ты смогла бы, – согласился Коллин, – а я бы пошёл с тобой. Мы стали бы двумя отважными героями, проехали бы сквозь эту чащу и сразились с драконами!

Коллин, который работал младшим помощником повара, тоже любил сказки, но его любимые истории были иными, чем у Мэриголд.

Иногда Мэриголд ловили на непозволительных поступках. Однажды, когда она подслушивала, как королевский распорядитель рассказывал королю Годфри, что королевство Хартсвуд наняло волшебника, чтобы каждая пара обуви на рыночной площади взлетела в воздух, девочка громко чихнула три раза подряд. Она понадеялась, что никто её не услышал, однако распорядитель – человек в аккуратном синем костюме, который часто бывал разочарован её поведением, – пересёк Зелёную галерею, отодвинул панель, где пряталась принцесса, и посмотрел ещё более разочарованно, чем обычно.

Мэриголд ответила распорядителю злобным взглядом – главным образом потому, что слишком стыдилась смотреть на своего отца. Король Годфри, вероятно, в этот момент чесал бороду под левым ухом, как он всегда делал, когда чувствовал себя неловко.

– Мэриголд, моя дорогая, – сказал король, – пожалуйста, выйди оттуда.

Принцесса выбралась из своего укрытия и отряхнула паутину с платья.

– Добрый день, папа, – сказала она. – Прости.

Король Годфри вздохнул:

– Полагаю, ты не случайно оказалась в нише?

Мэриголд покачала головой. Ей очень хотелось, чтобы это была случайность, – тогда голос её отца не звучал бы так разочарованно.

– Я хотела послушать о ботинках, – призналась она. – Зачем Хартсвуду нужно было поднять их в воздух?

– Потому что Хартсвуд, – ответил король Годфри, усадив Мэриголд себе на колени, – это место, где никто никогда не учился вести себя достойно. Даже королева там нанимает волшебников, чтобы проклясть тех, кто не сделал ничего плохого! – Король казался намного счастливее, когда ругал Хартсвуд, чем когда он ругал Мэриголд. – И в остальных восьми королевствах ситуация столь же плоха: всегда устраивают беспорядок, всегда испытывают правила на прочность. Такое поведение приемлемо в Диком лесу и на пустошах, но недопустимо в уважаемом королевстве. Мы точно не допускаем подобного в Имбервейле. – Он повернул к себе Мэриголд. – Особенно в королевской семье. Ты понимаешь это?

Мэриголд подумала и решила, что понимает.

– Я буду хорошей, – пообещала она.

Король Годфри поцеловал её в лоб.

– Молодец, – похвалил он, словно она уже стала таковой.

Мэриголд действительно старалась. Она учила алгебру и историю, запомнила семнадцать вежливых способов приветствовать незнакомца и играла в настольный теннис с Коллином, когда он был свободен от вечерней работы на кухне. Она не ходила в места, куда ей не разрешали, – кроме крыши дворца, когда никто не видел, или Зелёной галереи, если была уверена, что не чихнёт, или столярного сарая, который оказался крайне интересным местом для тайного проникновения, потому что он был полон деревяшек, клея, проволоки, ниток и прочих материалов, которые можно было поворачивать, изгибать и соединять различными способами. Когда королевский плотник поймал Мэриголд роющейся под верстаком, принцесса ожидала негодования или криков, но он лишь улыбнулся, дал Мэриголд полную коробку материалов и отправил обратно во дворец.

После этого Мэриголд провела много долгих и счастливых часов в своей комнате, создавая разнообразные устройства. Поначалу это были воздушные змеи, потому что их сделать было проще всего, но позже – маленький колокольчик, который звенел, если потянуть за нитку, и лодка с парусами, которые по-настоящему поднимались и опускались. Мэриголд нравилось, закрепив последние детали сложного устройства, задержать дыхание и наблюдать, как каждая шестерёнка и катушка начинают двигаться, выполняя свою особую функцию, заставляя весь механизм работать.

Кроме того, некоторые её изобретения были полезны. Когда королева Амелия пожаловалась, что шрифт документов слишком мелкий, Мэриголд смастерила увеличитель из старого оконного стекла и проволоки. А когда Коллин упомянул, что трудно расслышать инструкции повара из-за шума на кухне, принцесса собрала из шкивов и длинной верёвки систему обмена сообщениями: теперь персонал кухни мог передавать записки через комнату. И пусть пение Мэриголд ни за что не усыпило бы дракона и трава не росла под её ногами, сколько ни бегай босиком по газону, но по крайней мере она приносила пользу. Она не была совершенно доброй, но надеялась, что у неё получается быть достаточно доброй.

Когда Мэриголд исполнилось одиннадцать лет, она приступила к работе над особенно сложным устройством, которое опасалась показывать родителям.

– Это биплан, – однажды вечером сказала она Коллину, демонстрируя механизм.

Устройство было ненамного больше размером, чем её руки. Мэриголд целых несколько недель потратила, чтобы создать два широких крыла и изогнутый металлический пропеллер, который крутанулся, когда Коллин толкнул его пальцем. Глаза Коллина расширились от восторга, на что принцесса и надеялась.

– Ты его уже опробовала? – спросил он. – Эта штука действительно летает?

Мэриголд усмехнулась:

– Давай выясним.

Вместе они пробежали по коридорам и поднялись по старой лестнице.

– Дозорный, следи за подходами! – скомандовала Мэриголд, открывая окно, ведущее на крышу восточной башни.

Коллин вздохнул:

– Опять следить?

– А что делать? – ответила Мэриголд.

Она знала, что Коллин мечтал выбраться на крышу вместе с ней, но не хотела навлечь на него гнев главной поварихи, а на крыше его обязательно заметят.

Коллин был на пятнадцать сантиметров выше неё – несмотря на то, что на год младше, – с шапкой пушистых светлых волос, которая, по мнению Мэриголд, делала его похожим на высокий одуванчик.

– Обещаю, я полечу там, где ты сможешь увидеть.

– Ладно, – нехотя согласился Коллин.

Удерживая биплан одной рукой, Мэриголд присела на черепичную крышу и поползла к вершине башни. Вечерний свет придавал всему вокруг золотистый оттенок, а лёгкий ветерок казался идеальным для полёта. Мэриголд надеялась, что устройство долетит хотя бы до края двора, правда, она ещё не до конца починила пропеллер, который имел склонность заедать. Принцесса выпрямилась, отвела руки назад и направила биплан в сторону Дикого леса.

Внизу, во дворе, раздался пронзительный визг. От неожиданности Мэриголд потеряла равновесие. Ноги заскользили по черепице, биплан вырвался из рук, и принцесса покатилась вниз, к самому краю крыши. Через несколько метров биплан достиг края, перевалился через него и полетел на землю, но Мэриголд успела схватиться за карниз, а ногами попала в водосточную трубу. В таком положении она и застыла, дрожа всем телом.

– Мэриголд! – крикнул Коллин, высунувшись из окна. – Ты ранена?

Девочка посмотрела на свои исцарапанные руки и ноги, которые выглядели даже хуже, чем ей представлялось. Вода от размокших листьев в водостоке уже потекла ей в обувь. Она попробовала пошевелить пальцами ног, в ответ из ботинка хлюпнуло.

– Со мной всё в порядке, – ответила она Коллину, – но биплан упал на землю. Ты слышал, как внизу кричали?

Коллин кивнул, и в этот момент снизу послышался ещё один крик. На этот раз Мэриголд узнала голос.

– Мама! – закричала она.

Она вскарабкалась по черепице, забралась через окно в башню и побежала по коридору, не обращая внимания на хлюпающую обувь. Коллин поспешил за ней.

– Ты что-нибудь видела сверху? – обеспокоенно спросил он, пока они мчались вниз, преодолевая один лестничный пролёт за другим. – Ты уверена, что это была королева?

– Уверена, – ответила Мэриголд.

Она не представляла, что́ во всех десяти королевствах могло бы заставить её мать забыть о приличиях. Стрела убийцы? Проклятие волшебника, проскользнувшее сквозь защитные заклинания дворца?

– Мама! – снова крикнула Мэриголд, когда они с Коллином выскочили во двор. – Что случилось?

Они были не единственными, кто прибежал сюда. Казалось, половина персонала дворца собралась во дворе, перешёптываясь и вытягивая шеи, чтобы лучше видеть. Мэриголд же пробиралась сквозь толпу, не обращая на окружающих ни малейшего внимания.

Посреди двора были её мать и отец, они обнимали друг друга, а также третью особу, которую Мэриголд никогда раньше не видела. Родители рыдали и смеялись одновременно, так же вела себя и эта неизвестная третья особа. Она была такой же высокой, как отец Мэриголд, и такой же величественной, как мать Мэриголд, хотя платье незнакомки было мокрым и испачканным в грязи. Когда она улыбнулась королю и королеве, все птицы во дворе начали петь, а ближайший куст роз мгновенно расцвёл.

– Это ещё кто? – прошептал Коллин.

У Мэриголд живот свело от досады. Она совершенно точно знала, кто это.

– Мэриголд! – Королева Амелия наконец подняла голову и заметила её. – Дорогая, подойди скорее и познакомься со своей сестрой!

Глава 2. Ведро с птицами

У принцессы Розалинды были очень густые волосы. Они были даже более золотистыми, чем представляла по описаниям Мэриголд, и струились до самых лодыжек. Когда Розалинда обняла Мэриголд, волосы окружили их обеих тяжёлой завесой.

– Моя сестра! – воскликнула Розалинда. – Как здорово! Я всегда мечтала о сестре.

Мэриголд отступила на шаг от всех этих волос – туда, где было легче дышать. Она попыталась вспомнить один из семнадцати вежливых способов поприветствовать незнакомца, но в голову, как назло, ничего не шло.

– Привет, – сказала она наконец, потому что это было немного более вежливо, чем молчать.

– Розалинда сбежала от волшебника Торвилла, – сказала королева Амелия, глядя на них обеих с лучезарной улыбкой. – Можешь в это поверить? Боюсь, вся дворянская ратуша проснулась от моего крика, когда она вошла через ворота.

– Я думала, тебя ранили, мама, – призналась Мэриголд. Она вспомнила о своих собственных ранах и спрятала исцарапанные руки за спину.

Но никто не обращал внимания на Мэриголд. Король Годфри положил руку на плечо старшей дочери.

– Дорогая, – сказал он, – расскажешь нам, как ты сбежала?

Розалинда кивнула:

– Конечно.

Она присела на низкую ограду, толпа окружила её, и Розалинда стала рассказывать о волшебнике Торвилле и его тёмной и мрачной крепости на самом краю Дикого леса. Она рассказала, как после пятнадцати лет варки утренней каши для волшебника и починки его рваных лохмотьев однажды она распахнула окно своей спальни и обнаружила верёвку, свисающую до самой земли. Розалинда описала, как в ту же ночь, когда волшебник лёг спать, она спустилась по верёвке и скрылась между деревьев, а затем пробиралась через Дикий лес с помощью добрых белок, указавших ей путь в Имбервейл, и светлячков, которые освещали для неё дорогу домой.

Мэриголд слышала столько историй о Розалинде на протяжении многих лет, что казалось, будто один из персонажей её сказок сошёл со страниц книги, ожил и сидел сейчас там, где часто сидела сама Мэриголд, обнимая её родителей. И казалось, что все те истории были правдивыми, даже самые невероятные: прямо сейчас Мэриголд собственными глазами видела, как из земли под левым каблуком Розалинды пророс и распустился бледно-голубой цветок. Она мечтала задать ей тысячу вопросов: на что похож Дикий лес, и какие заклинания использовал волшебник Торвилл, и кто во всех королевствах мог осмелиться привязать верёвку к стене крепости злого волшебника. Однако, когда Мэриголд пыталась заговорить, в тот же момент задавала вопрос придворная чародейка, или второй повар выступал прямо перед ней, чтобы лучше видеть, или распорядитель наступал ей на ногу. После нескольких попыток Мэриголд сдалась. Она извинилась – хотя родители были настолько заняты Розалиндой, что вряд ли это заметили, – и отправилась искать свой биплан.

Он воткнулся носом в землю у подножия восточной башни. Крылья были порваны, пропеллер сильно искривлён, и бедный биплан больше напоминал груду обломков, чем величественное летающее приспособление. Мэриголд застонала и начала собирать отлетевшие при ударе детали, хотя в вечернем сумраке найти их было непросто. Она всё ещё слышала смех и радостные возгласы со двора. Голоса звучали так счастливо – и это понятно: почему бы обитателям замка не радоваться, ведь их давно потерянная принцесса наконец вернулась домой. Мэриголд тоже была рада, что Розалинда вернулась. По крайней мере она была уверена, что ей следует радоваться.

В честь возвращения Розалинды был объявлен большой праздник. Мэриголд ушам своим не поверила: празднества планировалось растянуть на целый месяц. Ещё больше она удивилась, когда Розалинда настояла, что на праздник нужно пригласить горожан и дворянство всех королевств Диссонанса. Мэриголд не могла представить, чтобы её родители согласились на подобное, – ведь другие девять королевств были полны разнообразных мошенников и невеж, которых нельзя пускать в Имбервейл, – и чуть не подавилась завтраком, когда король Годфри ответил, что считает такое приглашение вполне уместным, если Розалинда действительно этого хочет.

– Однако они должны вести себя хорошо, – добавила королева Амелия, бросив строгий взгляд поверх своей чашки. – Никакой летающей обуви или заклинаний головной боли. Я не потерплю злобы и коварства!

Итак, ворота дворца были открыты для приглашённых. Посетители добирались через горы из Блюмонтейна и через овраги из Туманного Ущелья, и все как на подбор демонстрировали примерное поведение. Придворный шут жонглировал, трубачи звучно дули в фанфары, придворная чародейка посылала в небо зачарованные фейерверки, король и королева приветствовали гостей на пикниках и парадах, и десятки благородных молодых людей прибыли во дворец, надеясь покорить сердце принцессы Розалинды.

Первые дни торжества привели Мэриголд в восторг, однако чем дольше продолжался праздник, тем меньше он ей нравился. Грохот и взрывы фейерверков допоздна не давали заснуть, а с утра пораньше Мэриголд будили разговоры благородных рыцарей, которые галдели на весь коридор. Придворный трубач, не очень умелый в своём деле, извлекал из трубы такие звуки, что у принцессы звенело в ушах. Учителя отменили её любимые занятия по алгебре и истории, и весь дворец был настолько переполнен посетителями, что она не могла незаметно пробраться в свои любимые тайные места.

Хуже всего было то, что ей не удавалось починить разбитый биплан. Она восстановила крылья, возилась и суетилась вокруг него, пока всё устройство не стало выглядеть как новое, но, что бы Мэриголд ни делала, пропеллер не хотел крутиться плавно. Когда она попросила отца помочь, тот почесал бороду под левым ухом и сказал, что с радостью бы, однако он уже обещал Розалинде посвятить утро обучению придворным обязанностям. Когда Мэриголд обратилась к матери, та ответила, что после обеда должна обсудить с Розалиндой новые заклинания для защиты дворца от волшебников. Королевский плотник строил платформы для парадов, а Коллин был занят, сервируя столы для бесчисленных вечеринок в честь Розалинды. Мэриголд не видела его по нескольку дней. Наконец однажды вечером она заметила Коллина на лужайке перед дворцом, но у него не было времени на разговор о её механизмах.

– Как думаешь, завтра у тебя будет время? – спросила Мэриголд, помогая Коллину расставлять на столе подносы с нежными тортами и кувшины с лимонадом. – Мы могли бы поработать над бипланом.

Но Коллин покачал головой:

– Завтра будет обед для Розалинды, в субботу – бал, в воскресенье – пир. Главная повариха сказала, что у нас не будет свободных вечеров, пока праздник не закончится.

– Это несправедливо! – Мэриголд бухнула два кувшина на стол. – Всё было в порядке до возвращения Розалинды, а теперь всё идёт кувырком.

Коллин улыбнулся поверх подноса с пирожными:

– Это всего лишь до конца месяца.

Проблема с Коллином, подумала Мэриголд, в том, что он всегда весёлый. Каждый день на кухне он весело мешал суп, подметал пол, бегал по поручениям, а однажды шутя помог Мэриголд выбраться из кухонного лифта, где она застряла, забравшись посмотреть, как он устроен.

Но сейчас неизменное веселье Коллина расстраивало, потому что всё, чего Мэриголд хотела, – чтобы кто-нибудь присоединился к ней в её тревоге.

– Даже после окончания праздника, – заметила она, – Розалинда по-прежнему будет здесь, будет шутить с папой, секретничать с мамой и отнимать внимание всех подряд. Иногда… – Мэриголд оглянулась, чтобы убедиться, что другие слуги её не слышат. – Иногда мне хочется, чтобы волшебник Торвилл украл её обратно.

– Что? – Гора пирожных на подносе Коллина зашаталась. – Ты это не серьёзно?

– Ещё как серьёзно!

– Но ведь она твоя сестра! – Коллин поставил поднос. – Готов поспорить, у вас двоих много общего. Вдруг она тоже любит механизмы?

– Не имею ни малейшего понятия. – Мэриголд взяла пирожное.

– Значит, нужно спросить, – сказал Коллин. – Вдруг она поможет тебе починить биплан?

– Ладно, – ответила Мэриголд, жуя. – Я поговорю с ней.

На закате садовники зажгли протянутые через весь парк висячие фонарики, и гости в костюмах и платьях столпились на лужайке для вечернего торжества. Мэриголд стояла с остальными членами семьи, когда посетители из таких далёких мест, как королевства Кэрровэй и Озёрный Край, пожимали руки королевы Амелии, целовали щёки короля Годфри и обнимали принцессу Розалинду так, словно она была их собственной давно потерянной дочерью. Было холодно не по сезону, ни один из гостей не проявлял интереса к Мэриголд, но она старалась улыбаться и приседать в реверансе так, как положено принцессе Имбервейла.

– Розалинда, – прошептала она, когда поток гостей поредел, – могу я спросить тебя кое о чём?

Розалинда посмотрела на Мэриголд сверху вниз:

– Конечно. Что-то не так?

– Не совсем. Просто…

Мэриголд колебалась. Ни одному из её учителей никогда не приходило в голову научить её, как правильно разговаривать с сестрой.

Стоя почти вплотную, Мэриголд подумала, что та заметит грязь под её ногтями и спутанные волосы. Ей вдруг стало страшно, что слова получатся тоже спутанными.

– Ты знаешь что-нибудь о бипланах? – выпалила она.

– Бипланах? – Розалинда казалась смущённой.

– Я сделала один, – объяснила Мэриголд, – но он сломался. И пропеллер никак не хочет крутиться плавно. – Она глубоко вдохнула и выговорила: – Я подумала, может, ты поможешь мне с его починкой?

Розалинда искренне рассмеялась, и бутоны пиона неподалёку распустились в пышные цветы.

– Извини, Мэриголд, но я в этом не разбираюсь.

Мэриголд нахмурилась.

– У меня много других механизмов, – снова сказала она. – Ты можешь прийти и посмотреть. Если хочешь, конечно.

На этот раз Розалинда вздохнула. Даже её вздохи были очаровательны.

– Я не могу, – сказала она. – Я так занята с мамой и папой и со всеми этими королевскими обязанностями и с гостями… О, смотри, подходят ещё. Нам нужно с ними поздороваться.

Она разгладила юбки и повернулась к гостям с лёгкой улыбкой – именно такой, которая должна наполнять сердца радостью. Однако Мэриголд чувствовала себя хуже, чем когда-либо.

Мэриголд никогда не плакала. Если глаза и слезились, то исключительно из-за ветра, который крепчал с каждой минутой. Если дыхание прерывалось, то лишь потому, что она слишком спешила ко дворцу.

– Розалинда занята, – бормотала она, взбегая по лестнице. – Розалинда идеальна. Розалинда не шпионит в стенах и не лазает по крышам, и она точно не топает. – Мэриголд затопала ногами ещё яростнее. – И я хочу, чтобы тот волшебник забрал её обратно, вот!

Она вела себя совершенно не так, как положено принцессе Имбервейла, но её это не волновало. Всё, чего она хотела, – побыть одной, почитать сказки и поработать над своими механизмами несколько часов в тишине и покое. Мэриголд добежала до своей спальни, с грохотом захлопнула дверь и рухнула на кровать, не беспокоясь о том, что пружины громко взвизгнули. Из ванной взвизгнуло в ответ.

Мэриголд застыла. Медленно, очень медленно она сползла с кровати. Когда она сделала шаг к закрытой ванной комнате, странный визгливый звук раздался снова – из-за двери. Кроме того, оттуда послышались и другие звуки: пронзительное чириканье, свист и отчётливое кряканье.

Мэриголд распахнула створку. Она была уверена, что днём в ванной не было птиц, но теперь там были павлины и канарейки, лебеди и лесные утки, малиновки и орлы – так много, что сосчитать их было невозможно. Они сидели на светильниках, гнездились на полотенцах, гребли лапами в деревянных вёдрах и плавали в ванне. Но хуже всего было то, что при виде Мэриголд все они начали петь:

– Стоп! – раздался голос королевского распорядителя откуда-то из глубины птичьей стаи. – Не та принцесса! Не та принцесса!

Все птицы умолкли. Павлин клюнул Мэриголд в ногу. Девочку бросило в жар.

– Господин распорядитель, – сказала она таким ледяным тоном, что лесная утка вздрогнула, – почему в моей ванной полно птиц?

Распорядитель наконец-то выбрался из глубины птичьей стаи и отряхнул перья с синего костюма.

– Ваше Высочество, – сказал он, отвесив небрежный поклон, – прошу прощения за вторжение. Зачарованные певчие птицы пробудут здесь недолго. Они вылетят в окно и будут петь для толпы в конце фейерверка, но придворная чародейка попросила меня согреть их до этого времени. На улице слишком холодно.

– Я в курсе, какая стоит погода, – сквозь зубы процедила Мэриголд. Из окна ванной комнаты она видела праздничные фонарики на лужайке двумя этажами ниже. Её родители и Розалинда всё ещё общались с гостями, виднелась лысина отца и блеск маминой короны. – Но неужели не было другого места, чтобы разместить птиц?

– О нет! – испуганно воскликнул распорядитель. – Другую ванную, которая выходит на эту лужайку, использовать абсолютно недопустимо. Она принадлежит принцессе Розалинде.

Услышав имя Розалинды, зачарованные птицы снова запорхали:

– Хватит! – закричала Мэриголд.

Распорядитель готов был заметить, что принцессам не полагается кричать, но Мэриголд прошла мимо него и распахнула настежь окно:

– Убирайтесь отсюда! Вон!

Птицы не шелохнулись. Некоторые склонили головы и вопросительно посмотрели на распорядителя. Пеликан сел на коврик рядом с ванной.

Мэриголд надоело, что её игнорируют. Она схватила ближайшее ведро с утками и потащила его к открытому окну, разбрызгивая воду на пол.

Снаружи на лужайке Розалинда подошла ближе к стене дворца. Мэриголд уже видела сияние волос Розалинды и слышала чудесный смех, от которого распускаются пионы. Мэриголд замешкалась, но лишь на мгновение. А затем опрокинула ведро прямо на голову Розалинды. Это был момент триумфа, подаривший Мэриголд глубокое чувство удовлетворения: громкий плюх воды, облившей Розалинду с головы до пят, удивлённые крики уток, внезапно оказавшихся в воздухе, гробовая тишина, которая сковала огромную толпу, глядящую снизу вверх на Мэриголд в окне. Мэриголд держала пустое ведро как трофей. Она чувствовала себя победительницей.

Королевский распорядитель задрожал от возмущения.

– Ты! – воскликнул он, указывая на Мэриголд. – Злобный, испорченный ребёнок!

На этом триумф закончился. Гости поспешили к Розалинде, спрашивая, всё ли с ней в порядке, не подхватит ли она простуду. Королева Амелия прижала Розалинду к себе, согревая, а король Годфри отправил слуг за одеялами. Птицы в ванной комнате впали в буйство. Оставшиеся утки, увидев, что их товарищи взмыли в воздух, не захотели оставаться в стороне и тоже вылетели наружу, неистово распевая. За ними последовали канарейки и малиновки, затем павлины, лебеди, орлы – все полетели к окну. Принцессу Мэриголд окружила мешанина крыльев, клювов и когтей, и не успела она понять, что происходит, как птицы вытащили её в ночь.

Конечно, удержать принцессу они не могли. Мэриголд почувствовала, что падает. С ужасным треском она рухнула в самую гущу живой изгороди, в то время как птицы кружились над ней, сбивчиво распевая о любящем сердце Розалинды и её изящных пальчиках. Это зрелище до того потрясло придворную чародейку, что она пустила в ход все заклинания для фейерверков разом. Когда те с грохотом взорвались над крышей дворца, птицы пронзительно закричали. Так же завопили и все гости.

– Война! – услышала Мэриголд чей-то крик. – На Имбервейл напали!

Когда Мэриголд выбралась из кустов, вся в синяках и царапинах, она увидела, что праздник закончился. Птицы сорвали большинство бумажных фонариков, которые валялись на траве сплошной бесформенной кучей. Гости в панике разбежались, опрокинув кувшины с лимонадом и подносы с изысканными пирожными. В ночном воздухе висел дым. Розалинду, должно быть, унесли во дворец, но король и королева всё ещё стояли на лужайке, и Мэриголд никогда не видела их в такой ярости: король Годфри сжимал кулаки и бросал бессвязные угрозы, а королева Амелия выглядела так, словно готова была начать войну немедленно.

– Мэриголд! – прогремел голос короля Годфри. – Где ты?

Единственное, что пришло Мэриголд в голову, – бежать. Она прорвалась через цветочные клумбы, растоптала валяющиеся на земле бумажные фонарики, оттолкнула подбежавшего к ней Коллина и даже не остановилась, чтобы извиниться, ведь королевский распорядитель был прав на её счёт, разве нет? Так и было, и теперь каждый мог убедиться в этом собственными глазами. «Злобный ребёнок», – глухо выстукивали по траве её туфли. «Испорченный ребёнок», – колотилось сердце. Но в Имбервейле нет места злобе и нечестию. Ворота дворца были открыты. Мэриголд пронеслась сквозь них, не оглядываясь.

Глава 3. Волшебник Торвилл

Вскоре Мэриголд добралась до Дикого леса. Ночь была такой тёмной, что девочка почти ничего не видела, только слышала рёв ветра и завывания волков. Её платье цеплялось за ветки и колючки, обувь вязла в грязи, но Мэриголд пробивалась вперёд с такой решимостью, что даже голодные лесные твари не посмели приблизиться к ней. Мэриголд было всё равно, где она окажется, лишь бы подальше – подальше от разрушений на дворцовой лужайке, от гневных лиц родителей и от всех людей во всех королевствах, которые когда-либо игнорировали её, ругали или бросали.

Теперь она будет изгнана из Имбервейла, поняла Мэриголд в тот момент, когда переходила глубокий ручей, вымочивший её платье до пояса. Она нарушила все правила. Она старалась не думать о своих механизмах, оставшихся в спальне, или о Коллине, которого оттолкнула, в чём теперь раскаивалась. Но по крайней мере ей не придётся больше терпеть вечеринки Розалинды, напоминания о том, что нужно быть милой и вежливой, или неодобрительные взгляды королевского распорядителя. По ним она ни капли не скучала.

На рассвете Мэриголд выбралась из леса и огляделась. Поляна, на которой она оказалась, была не более чем пустырём, зажатым на границе двух королевств, но Мэриголд узнала её сразу: здесь было так сухо, что ничего не росло. Впереди находился мутный ров, за ним был холм, а на холме, как и описывала Розалинда, возвышалась крепость, мрачная и угрюмая, как сердце злого волшебника.

Впервые с тех пор, как она покинула Имбервейл, Мэриголд засомневалась. Почувствовал ли Дикий лес злобу в её сердце? Неужели чавкающая грязь и колючки ежевики специально привели её сюда, к порогу волшебника Торвилла? Деревья за спиной Мэриголд уже сомкнулись без просвета, отрезая путь назад, словно даже они были уверены: это пустынное место – именно то, где она должна быть. Прохладный ветерок коснулся её шеи, заставив вздрогнуть.

И всё же Мэриголд не могла отделаться от любопытства. Розалинда сказала лишь, что Торвилл язвителен и груб и что у него есть привычка превращать надоедливых людей в насекомых, но сейчас Мэриголд гадала, можно ли убедить его дать злобному ребёнку тёплый ужин и место для ночлега. Кроме того, она никогда раньше не встречала волшебников и не бывала внутри мрачных и угрюмых крепостей. После минутного раздумья Мэриголд отряхнула грязь со своих туфель и направилась через поляну.

Моста через ров не было. Когда Мэриголд подошла ближе, она увидела, что под поверхностью воды движется что-то длинное и скользкое.

– Привет! – крикнула девочка в направлении крепости. – Дома ли волшебник Торвилл?

Облако заслонило солнечный свет. Длинное и скользкое существо в воде плеснуло хвостом, подняв брызги. Мэриголд прочистила горло и решила повторить попытку. Возможно, Торвилл, как некоторые правители королевств Диссонанса, предпочитал более формальные приветствия.

– Я ищу аудиенции у волшебника! – воскликнула она, пытаясь вспомнить, как придворные иногда обращались к её родителям. – Я проделала долгий путь через Дикий лес…

По ту сторону рва бухнул грандиозный взрыв, окутавший окрестности клубами фиолетового дыма. Внутри дымового облака кто-то кашлянул.

– Волшебник Торвилл? – спросила Мэриголд.

– Не трать моё время на эту цветистую чепуху.

Когда дым рассеялся, Мэриголд увидела человека по ту сторону рва. Он был ростом с её отца, однако моложе, с зачёсанными назад волосами и тщательно завитыми усами, а его мантию можно было бы назвать чернильно-чёрной, если бы она не была покрыта тонким слоем фиолетовой пыли.

Человек прищурился, глядя на Мэриголд.

– Я не люблю посетителей, особенно тех, кто является до завтрака. Что тебе нужно?

– Я принцесса Мэриголд из Имбервейла, – начала девочка, – и…

– Принцесса! – вскричал Торвилл. – Больше никаких принцесс! С меня хватит, слышишь? У меня здесь была принцесса целых пятнадцать лет, и этого более чем достаточно. Всегда пела, всегда улыбалась, всегда превращала мой мрачный терновник в цветущие кусты роз. А потом она сбежала, не удосужившись вымыть кастрюли из-под каши! Если бы моё сердце не иссохло много лет назад, мне было бы больно. – Торвилл бросил на Мэриголд недовольный взгляд. – Ты сказала, что пришла из Имбервейла. Ты сестра Розалинды?

Мэриголд вздохнула. Даже здесь она не могла избавиться от Розалинды.

– Да, это так. Но…

– Должно быть, ты пришла отомстить за неё. – Торвилл зажмурился, словно от этой мысли у него разболелась голова. – Сейчас слишком раннее утро для мстителей, – сказал он наконец и повернулся, чтобы уйти. – Исчезни с глаз моих, я покараю тебя позже.

– Да что же это такое! Вы не слушаете! – Мэриголд была сердита на него почти так же, как на королевского распорядителя. – Я здесь, потому что я злобный ребёнок!

Торвилл остановился и обернулся:

– Прошу прощения?

– Я злая, – твёрдо сказала Мэриголд, – как и вы. Мне нужно где-то остановиться, и мне больше некуда идти.

Торвилл упёр руки в бока. Мэриголд сделала так же. Торвилл смотрел на Мэриголд бесконечно долго. Мэриголд уступать не собиралась. В конце концов Торвилл вздохнул.

– Полагаю, ты можешь зайти, – сказал он, всё ещё хмурясь.

Приглашение было не слишком любезным, но Мэриголд приняла его. Она наблюдала, как Торвилл отошёл к крепостной стене и возился там, ругаясь себе под нос, пока через ров не перекинулся расшатанный разводной мост. «Интересное устройство, – подумала Мэриголд, – можно попробовать собрать что-то подобное». И наверняка она сможет починить этот, если изучит, как он работает.

– Поторопись, – сказал Торвилл, – пока я не передумал.

Существо в воде снова брызнуло водой. Оно было уже близко к мосту – слишком близко, подумала Мэриголд, торопливо перебираясь на ту сторону.

– Что это? – спросила она Торвилла.

– Это Нечто, – ответил тот. – В основном это щупальца, за исключением той части, на которой растут зубы. И оно обычно голодное. Ты знаешь, как варить кашу?

– Нет, – призналась Мэриголд. Даже от упоминания еды у неё заурчало в животе. – Оно любит кашу?

– О нет, – сказал Торвилл, поднимая разводной мост. – Нечто любит принцесс. – Он одарил Мэриголд жуткой ухмылкой. – Кашу люблю я, так что она нам пригодится, пока я буду думать, что же с тобой делать. Думаю, из тебя получится очень милый марморированный жук.

Взмахнув мантией, он скрылся в крепости, оставив Мэриголд карабкаться за ним по склону холма. Ей не понравился Торвилл, и она не знала, что такое «марморированный», но она точно знала, что не хочет остаться наедине с Нечто.

Внутри крепость Торвилла оказалась совсем не такой мрачной, как ожидала Мэриголд. Стены были каменными, полы – холодными, однако в холле кто-то постелил тканые коврики, а на стене висело маленькое круглое зеркало – Мэриголд предположила, что именно здесь волшебник подкручивает усы, перед тем как выскочить на улицу и вершить свои злодеяния. Высоченная каменная арка вела в помещение, похожее на банкетный зал, а справа от Мэриголд вилась спиралью громадная лестница. Девочка вытянула шею, пытаясь разглядеть, куда она ведёт.

– Хватит глазеть, – сказал Торвилл, – и сними грязную обувь. Я не люблю беспорядок. Когда имеешь дело с магией, нельзя быть неопрятным.

Он отряхнул собственные сапоги и исчез не через величественную арку, а через небольшую простую дверь в левой стене, которую Мэриголд до этого не замечала. Как оказалось, дверь вела на кухню. Мэриголд удивилась, насколько обычным было это помещение: чугунная плита – такая же, как на кухне в Имбервейле; набор разномастных стульев, сгрудившихся вокруг старого деревянного стола; широкое окно, из которого открывался вид на ров и бурую пустошь за ним. Пока Торвилл водворял тяжёлую кастрюлю на плиту и громко жаловался на принцесс, которые не умеют варить кашу, Мэриголд украдкой заглянула в кладовую. Здесь тоже всё выглядело на удивление обычно. Девочка ожидала увидеть чаны с тиной и илом, кувшин, полный глазных яблок или ушей летучих мышей, однако на ближайших к двери полках были только хлеб, яйца и банки с сушёными бобами. Вероятно, Торвилл держал уши летучих мышей в другом месте.

– А ты любопытная, да? – раздался голос позади неё.

Мэриголд вскрикнула и отступила от кладовки. Она огляделась, но никого не увидела.

– Я только подумала… Ох!

Она вдруг наступила на что-то.

– Теперь ты отдавила мне ногу, – пожаловался голос. – Торвилл! Мне не нравится этот ребёнок. Где ты её взял?

Мэриголд посмотрела вниз, на свои ступни. Рядом с ними стояло самое необычное существо, которое она когда-либо видела. Человечек доходил ей до колен, одет он был в аккуратный шерстяной костюм, из-под штанин выглядывали два отполированных копытца, а на голове виднелись блестящие рожки, между которыми был тщательно уложен пучок белых волос. В задней части костюма были проделаны отверстия для крыльев и хвоста. Человечек выглядел весьма разгневанным на Мэриголд.

– Извини, – сказала она. – Я не хотела на тебя наступить. Я не знала, что ты здесь.

– Ну, в свою очередь я тоже не знал, что ты здесь, – ответил человечек, – и до сих пор не знаю, зачем ты здесь. Торвилл! – Он рысью направился к плите, где волшебник всё ещё сражался с кастрюлей каши. – Мне казалось, ты говорил, что принцесс больше не будет.

– Именно так я и говорил, – проворчал Торвилл, – и я действительно подразумевал это. Но эту притащил не я, она сама вышла из Дикого леса и попросилась в дом. – Волшебник взял с полки две некомплектные миски, затем посмотрел на Мэриголд, закатил глаза и потянулся за третьей. – Мэриголд, познакомься с Крючкотвором. Это мой фамильяр и по совместительству компаньон. Крючкотвор, познакомься с Мэриголд. Она утверждает, что злая.

– Я действительно злая! – возмутилась девочка.

Торвилл разложил кашу по мискам и понёс их на кухонный стол.

– Также она сестра Розалинды.

Брови Крючкотвора удивлённо поползли вверх. Он пристально оглядел Мэриголд, словно искал что-то в изгибе её уха. Затем покачал головой.

– Не вижу сходства, – вынес он вердикт. – Розалинда не была любопытной. И её улыбка могла…

Мэриголд перебила его:

– Исцелить разбитое сердце?

– Что-то в этом роде, – согласился Крючкотвор. – А твоя нет.

Мэриголд вздохнула и опустилась на один из разномастных стульев. Каша была комковатая, с одного края слишком горячая, с другого – слишком холодная, однако ночь, проведённая в Диком лесу, пробудила в девочке голод. Склонившись над миской, Мэриголд принялась за завтрак и выскребла всё дочиста. Когда она подняла голову, то заметила, что Торвилл и Крючкотвор по ту сторону стола бормочут, обсуждая её.

– Она голоднее, чем Нечто, – сказал Крючкотвор.

– Но не такая восхитительно склизкая. – Торвилл сунул в рот ложку с кашей, не сводя глаз с Мэриголд. – Интересно. Доверяешь ли ты ей?

– Нисколечко, – ответил фамильяр. – Ты определённо не должен оставлять её в крепости.

Торвилл пожал плечами.

– Нам нужна помощь в хозяйстве.

– Но она же лазутчик, – сказал Крючкотвор. – Будет подглядывать, подслушивать. Разве ты не можешь просто превратить её в муху?

– Мухи надоели, – покачал головой Торвилл. – Я думаю перейти к жукам.

Это было уж слишком, и Мэриголд не утерпела:

– Я не хочу быть жуком! И я не собиралась шпионить в кладовке. Я просто искала уши летучих мышей.

Усы Торвилла дёрнулись, будто слова девочки его позабавили.

– Раз уж ты решила объяснить нам своё поведение, заодно расскажи, почему ты считаешь себя достаточно злой, чтобы мы тебя приняли.

На одном дыхании Мэриголд рассказала всё, что смогла вспомнить, начиная с истерики, которую она закатила в третий день рождения, и заканчивая птицами, которых выбросила в окно.

– И самое ужасное, – закончила она, – что я рада. Я не жалею, что испортила праздник Розалинды, и я бы сделала это снова, если бы могла!

Мэриголд почувствовала, насколько приятно было сказать это вслух. Её родители, услышав такое, ахнули бы от ужаса, однако Торвилл лишь кивнул.

– Я всё ещё не считаю её злой, – проворчал Крючкотвор. – Любой может испортить вечеринку.

– Но у неё есть потенциал, – ответил Торвилл. – Она не менее ужасна, чем был я, когда сбежал из дома. Конечно, моя сестра была совсем не похожа на Розалинду, к тому же у меня был брат, от которого тоже стоило сбежать. – Он подкрутил кончики усов, рассматривая Мэриголд. – Как насчёт испытания?

Девочка нахмурилась:

– Какого?

– Всё просто. – Торвилл положил руки на стол. – Крючкотвор тебе не доверяет, а я не люблю вызывать его недовольство, поэтому, если ты хочешь остаться с нами, тебе придётся доказать степень своего злодейства. Даю тебе семь дней на то, чтобы совершить нечто столь хулиганское, чтобы даже мой недоверчивый друг не смог отрицать твою злую натуру. В случае успеха сможешь оставаться здесь сколько пожелаешь. А если нет, пойдёшь куда ноги понесут, но предупреждаю: их у тебя будет шесть.

Мэриголд посмотрела на Крючкотвора, который ухмылялся во все зубы. Зубы были острые и ослепительно белые.

– Он точно меня ненавидит, – сказала она, – а семь дней – не такой уж большой срок.

– Если не нравятся условия, – спокойно сказал Торвилл, – я могу проклясть тебя прямо сейчас.

Он потянулся к складкам мантии.

– Нет! – Мэриголд вскинула ладони. – Меня всё устраивает.

– Я так и думал, что ты согласишься. – Торвилл отодвинул свой стул и указал на гору грязных тарелок, которая, похоже, копилась в раковине с того самого дня, как сбежала Розалинда. – А теперь помоги Крючкотвору вымыть посуду. Твоя неделя уже началась.

Мыть посуду, как выяснила Мэриголд, было совсем не так просто, как это выглядело в исполнении слуг во дворце. От горячей воды руки быстро загрубели, а Крючкотвор, орудуя пушистым полотенцем, то и дело возвращал ей всё, что не было вычищено до блеска.

– Когда здесь была Розалинда, – он хмуро поглядел на половник и вернул его Мэриголд, – посуда всегда пахла лимонами. Не могла бы ты сделать так же?

– Если бы могла, – заметила Мэриголд, – вы бы не сочли меня злой.

– И она никогда не жаловалась, – продолжал фамильяр. – Ей нравилось быть полезной.

– Даже в крепости волшебника? – Мэриголд яростно скребла половник.

– Она не одобряла нашу работу, но говорила, что даже такой ужасный человек, как Торвилл, не должен жить в грязи. – Крючкотвор обвёл полотенцем кухню. – Торвилл, как ты видишь, бесполезен в работе по дому. Он ненавидит беспорядок, но не даёт себе труда его убрать, а злые заклинания оставляют грязь по всей крепости.

Мэриголд передала ему половник, на который Крючкотвор едва взглянул и сразу вернул обратно.

– Надеюсь, быть злой у тебя получится лучше, чем мыть посуду.

Торвилл, который исчез, как только началась уборка, вернулся на кухню с охапкой чёрного рванья.

– Можешь надеть это, принцесса, – сказал он, бросив ворох ткани на стол. – Это старая мантия, которая была на мне, когда я затопил половину Блюмонтейна патокой, так что она до сих пор воняет, но зато выглядит солидно, а внешний вид – это главное. Струящаяся мантия! Мерцающий свет свечей! Скрипы половиц и таинственный стук в ночи! Когда ты выглядишь злобным, быть злобным проще. – Волшебник бросил взгляд на праздничное платье Мэриголд, которое было основательно испорчено шипами и колючками Дикого леса. – Сейчас ты выглядишь нелепо.

Мэриголд не была уверена, благодарить ей Торвилла или оскорбиться. Теперь она чувствовала запах патоки. А когда закрыла кран, ей показалось, что слышит пронзительный визг, похожий на шум выкипающего чайника или на писк сотни мышей. Звук доносился из отдалённой части крепости и становился громче с каждой секундой.

– Что это такое? – нахмурилась Мэриголд. – Это ужасно!

– Это Страдания. – Голос Торвилла звучал ещё более раздражённо, чем обычно. – Незапланированно, конечно же. Мне придётся пойти и разобраться с ними.

– Что такое «Страдания»? – спросила Мэриголд.

Крючкотвор обмотал голову полотенцем, чтобы заглушить шум, и только что вымытые миски дребезжали на столешнице.

– Почему они так визжат?

Но вопросы Торвилл проигнорировал.

– Крючкотвор! – крикнул он. – Засели ребёнка, пока я занят. Пусть займёт гостевую спальню. И не мешайте мне оба. Козьи крылья и рыбьи усы, я получу голову Элгина на блюде!

Он сунул руку в складки мантии, достал щепотку фиолетового порошка, пробормотал слово, которое Мэриголд не расслышала, и подбросил порошок в воздух. Второй раз за утро раздался сильный взрыв, окутавший всё клубами дыма. Когда через несколько мгновений дым рассеялся, Торвилла уже не было, ужасный звук стих, зато всё на кухне было покрыто тонким слоем фиолетовой грязи. Крючкотвор снял с головы посудное полотенце и попытался смахнуть пыль со своего костюма.

– Как бы я хотел, чтобы он прекратил так делать, – проговорил он.

– Куда он делся? – спросила Мэриголд.

– Всего лишь в кабинет. Не может удержаться, чтобы не устроить представление. – Крючкотвор оставил безуспешную попытку вытереться. – Пойдём, принцесса. Я должен тебя заселить.

Мэриголд взяла рваную мантию, стараясь не морщиться от её запаха.

– Откуда мне знать, что вместо этого ты не накормишь мною Нечто?

– Ниоткуда, – ответил Крючкотвор, – но я работаю на Торвилла, и я не настолько глуп, чтобы нарушать трудовой договор. Кроме того, ты ошиблась, когда сказала, что я тебя ненавижу.

– Разве нет? – Мэриголд посмотрела на него через дыру в мантии.

Крючкотвор покачал головой:

– Ты мне просто не нравишься. Это совсем другое дело.

Глава 4. «Зло за двадцать три минуты в день»

Мэриголд последовала за Крючкотвором в длинный каменный коридор, где на стенах мерцали свечи, озаряя всё вокруг зеленоватым сиянием. Мимо локтя Мэриголд проскочил жук – марморированный? – и она задумалась, не был ли он когда-то человеком, имевшим глупость заключить сделку с Торвиллом, однако не успела спросить, потому что жук быстро скрылся в тени.

– Это служебный вход в столовую для официальных приёмов, – пояснил Крючкотвор. Он распахнул небольшую дверь, а за ней оказался тот самый банкетный зал, который Мэриголд видела ранее. – Торвилл принимает здесь клиентов из королевств Диссонанса, желающих воспользоваться его услугами, а также проводит собрания Общества злых волшебников каждый третий вторник месяца. – Крючкотвор захлопнул дверь. – Ты не приглашена.

– Пока нет, – пробормотала Мэриголд.

Крючкотвор фыркнул.

Следующая дверь справа вела в ванную.

– Осторожнее с туалетом, – заметил Крючкотвор, когда они проходили мимо. – Он проклят.

Мэриголд заглянула в ванную:

– По-моему, выглядит совершенно нормальным.

Но Крючкотвор покачал головой:

– Торвилл пытался самостоятельно установить унитаз и случайно проклял его. Смотри.

Фамильяр прошёл в ванную, поднял крышку унитаза и спустил воду. Вместо того чтобы уходить в канализацию, вода в бачке зажурчала и поднялась. Унитаз затрясся.

– Кто осмелился потревожить мой покой? – раздался голос из ниоткуда.

Мэриголд отпрыгнула, чуть не уронив мантию. Крючкотвор поспешно закрыл крышку унитаза. Бульканье и тряска сразу прекратились, а рокочущий голос утих.

– Это небольшое проклятие, – сказал Крючкотвор, – однако я предпочитаю пользоваться туалетом наверху.

Дверь на противоположной стороне коридора вела в просторное хранилище, набитое теми самыми магическими принадлежностями, которые Мэриголд искала в кладовке. К её радости, здесь и вправду оказалась банка с ушами летучих мышей и ещё десятки склянок и кувшинов, на которых кто-то – скорее всего, Розалинда – сделал пометки аккуратным почерком: «жгучая крапива» и «белладонна», «кровяная мука» и «костяная пыль», «слёзы фей (дистиллированные)», нечто под названием «паутинный маринад» и ещё маленькая зелёная бутылочка с надписью «разочарование». Разноцветные порошки на верхней полке, пояснил Крючкотвор, – это готовые заклинания Торвилла, которые нельзя трогать без разрешения. Но Мэриголд больше интересовали нижние полки, где лежали ложки для размешивания, весы, гири, болты, отрезки проволоки и катушки ниток, – и всё это было даже лучше, чем материалы, оставшиеся в Имбервейле.

– А эти можно трогать? – спросила девочка. – Болты, проволоку и другие штуки?

Крючкотвор покосился на Мэриголд.

– Вряд ли ты пробудешь здесь достаточно долго, чтобы испытать нужду в каких-либо припасах Торвилла. Я просто показываю, что где лежит, на случай, если он попросит что-то принести. А теперь, если ты последуешь за мной…

– О чём все эти книги?

Не обращая внимания на слова Крючкотвора, Мэриголд направилась в глубь хранилища. Полки вдоль задней стены были не столь грандиозными, как в библиотеке дворца Имбервейла, но на них лежали помятые брошюры в мягких обложках, пожелтевшие тетради и свитки пергамента, рассортированные по категориям. Мэриголд читала подписи, сделанные тем же аккуратным почерком: «Заклинания разрушения» и «Заклинания иллюзий», «Повседневные проклятия» и «Великая магия», гора свитков, помеченных «Заклинания для врагов», и гораздо меньшая горка – «Заклинания для друзей».

– Стоп! – крикнул Крючкотвор, когда Мэриголд потянулась к одному из свитков. – Розалинда организовала всё очень точно, и я не позволю тебе испортить этот порядок. – Он взмахнул крыльями и провёл пальцем по корешкам на полках, наконец добравшись до толстой книги в кожаном переплёте в секции «ИСТОРИЯ». – Вот. Если уж тебе так хочется почитать что-нибудь, начни с этого. Это список всех злых заклинаний, которые волшебник Торвилл произносил в течение жизни, начиная с первой партии порошка для роста ногтей на ногах и заканчивая упырём, вызванным на прошлой неделе, когда королева Кэрровэя наняла его, чтобы напугать королеву Хартсвуда. – Тут Крючкотвор положил книгу на мантию, которую Мэриголд держала в руках. – Думаю, ты поймёшь, что волшебник Торвилл по крайней мере в шесть раз злее, чем ты о нём слышала.

– Впечатляет, – сказала Мэриголд, придерживая книгу подбородком.

Она подумала, что каталог ужасных злодеяний Торвилла подаст ей идею, как доказать собственную невероятную испорченность. А когда она вслед за Крючкотвором направилась к выходу, её внимание привлекла ещё одна книга. Это была тонкая брошюра, стоявшая в конце полки. На обложке высокими красными буквами значилось: «Зло за двадцать три минуты в день». Ниже мелкие чёрные буквы гласили: «Упражнения для ума, тела и души, чтобы высвободить злодея внутри». Быстро, пока Крючкотвор не заметил, Мэриголд схватила книгу с полки и сунула в середину своей стопки.

Крючкотвор повёл Мэриголд в глубь крепости – мимо комнаты, полной теней и трепета, комнаты, полной скрипов и шёпотов, и комнаты, полной малинового варенья.

– Ошибка, – пояснил фамильяр, торопясь мимо. – Когда накладываешь заклинание, нужно говорить более чётко.

Он показал Мэриголд подземелье, которое было страшным, подземную яму с угрями, которая была ещё страшнее, и обнесённый стеной сад, который был хуже всего, потому что между крапивой и ядовитыми лианами всё ещё весело сияли колокольчики и лютики.

– Розалинда любила работать здесь, – объяснил Крючкотвор. – Когда ей было шесть, Торвилл велел собрать жаб для наведения бородавок, но вместо этого она несколько часов просидела на пеньке, разговаривая с жабами и подробно расспрашивая об их семьях. В конце концов Торвилл ворвался сюда с сачком и ловил жаб самостоятельно. – Крючкотвор покачал головой с лёгкой грустью и сорвал колокольчик. – Теперь, когда она ушла, Торвилл снова сделает это место мрачным и заросшим.

Мэриголд надеялась, что это правда. У неё не получалось ходить по крепости без мыслей о том, как это делала Розалинда. В заросших паутиной коридорах она воображала, как Розалинда ведёт дружеские беседы с пауками. Поднимаясь по чёрной лестнице, представляла, как Розалинда полирует перила, напевая мелодию. Торвилл, вероятно, был рад избавиться от неё.

На втором этаже крепости Крючкотвор провёл Мэриголд мимо одной закрытой двери («лестница в кабинет Торвилла»), другой («спальня Торвилла») и открытой комнаты, дверь которой Крючкотвор быстро захлопнул, но Мэриголд успела заметить маленькую, аккуратно заправленную кровать, гладильную доску и стопку чистых выглаженных рубашек («Не стоит глазеть, принцесса»). Они прошли мимо нескольких чуланов: одного – сплошь заросшего паутиной, другого – с забытыми вещами, третьего – с сожалениями, ручка которого не поддалась, когда Мэриголд потянула за неё.

– Чулан сожалений, – сказал Крючкотвор, – закрыт для всех, кроме Торвилла. Особенно для тебя.

Наконец они попали в небольшую комнату с кованой кроватью и побеленными стенами. Окно было обрамлено кружевными занавесками, на полу лежал ковёр весёлой расцветки, кровать была застелена мягким зелёным покрывалом, а на подоконнике стоял кувшин с сухими цветами.

– Твоя спальня, принцесса, – сказал Крючкотвор.

Мэриголд вздохнула:

– Раньше она принадлежала Розалинде, не так ли?

– Если не нравится, можешь спать в комнате, полной скрипов и шёпотов. Или в подземелье, или на краю ямы с угрями…

– Нет, спасибо, – сказала Мэриголд, прежде чем у вредного фамильяра появились новые идеи.

– В таком случае, – сказал Крючкотвор, – обустраивайся. Можешь брать любую еду из кладовки, кроме шоколада: он мой. И не тревожь Торвилла. Если ты ему зачем-то понадобишься, он сам тебя найдёт. Желаю удачно побыть злой, – ухмыльнулся он и исчез.

– Семь дней, – пробормотала Мэриголд, – чтобы сделать что-то невыносимо хулиганское.

Она выпуталась из своего драного праздничного наряда, бросила его в угол и надела одно из простых рабочих платьев, которые всё ещё висели в шкафу Розалинды. Какое нелепое испытание! Мантия волшебника, которую она натянула через голову, оказалась минимум на три размера больше. Мэриголд посмотрела в зеркало, надеясь увидеть в отражении поистине злобного ребёнка, но перед ней была лишь неряшливая девочка с тёмными кругами под глазами и хлопьями каши в углу рта. Неудивительно, что Крючкотвор над ней смеялся.

Однако, постаралась утешить себя Мэриголд, нет никаких причин, по которым она будет вынуждена провести остаток жизни в виде жука. Она действительно была злой. Каждый раз при мысли о Розалинде она чувствовала, как сердце колотится и наполняется гневом. При этом она никак не могла перестать думать о ней. Как Розалинда стояла на этом весёленьком ковре. Как Розалинда сидела на кровати, болтая ногами. Как поправляла цветы в кувшине. И как в конце концов отодвинула занавески и вылезла в это самое окно, направляясь в Имбервейл, чтобы всё испортить.

Мэриголд зажмурилась.

– Я должна навести порядок в этой комнате, – сказала она сама себе.

Потом свернула коврик и поглубже засунула его в шкаф вместе с цветами и кружевными занавесками. Мягкое зелёное одеяло она сохранила – в крепости было холодно, – однако выдернула нитки, чтобы оно выглядело потрёпанным и изъеденным молью. Мэриголд даже распахнула окно и поискала верёвку, с помощью которой Розалинда сбежала, однако её не было видно. Что ж, по крайней мере не придётся запихивать её в шкаф. Спальня всё ещё не была мрачной, но теперь хотя бы стала похожа на место, где живёт злобный ребёнок. А ведь внешность – это главное.

В саду Мэриголд собрала букет из колючек и крапивы, чтобы заменить цветы в кувшине Розалинды. В хранилище нашла рулон тяжёлого пурпурного бархата, из которого сделала портьеры. Жуя тост с джемом, Мэриголд открыла брошюру «Зло за двадцать три минуты в день» и проделала первое упражнение: закрыла глаза, сделала глубокий вдох и представила, как она взрывается, подобно умирающей звезде. Затем, довольная своими успехами, Мэриголд постучала в дверь Крючкотвора.

– Я хочу перекрасить стены своей комнаты, – объяснила она, когда фамильяр высунул голову. – Есть ли у Торвилла краска?

– Проверь чулан под лестницей в кабинет, – сказал Крючкотвор. – А теперь уходи: я занят.

– А что ты делаешь? – Мэриголд посмотрела на предмет, который он пытался спрятать за спиной. – Это пяльцы для вышивания?

Крючкотвор уставился на неё.

– Если будешь совать свой нос куда не следует, – сказал он, – Нечто его откусит. – И захлопнул дверь.

В чулане под лестницей Мэриголд нашла молоток и гвозди, тряпки и кисти, а также полупустые банки с краской. Выбрав одну с надписью «ПОЛНОЧЬ», она взяла банку и большую кисть и уже направилась в свою комнату…

– Это ужасная идея! – раздался вдруг громкий голос Торвилла.

От неожиданности Мэриголд выронила кисть. Но спустя мгновение с облегчением поняла, что Торвилл кричал не на неё. Он всё ещё находился в своём кабинете. Просто его голос был достаточно злым, чтобы долететь до неё: он кувырком скатился по лестнице, протиснулся под закрытой дверью и ворвался в коридор, где Мэриголд застыла, прислушиваясь.

– Надо что-то делать, – сказал он, – но не так! Это слишком опасно.

Наступило долгое молчание.

– Конечно, я не это имел в виду, – наконец сказал Торвилл. – Мне надоели твои обвинения, Вивьен, и я не собираюсь стоять здесь и выслушивать их. Неужели ты думаешь, что можешь оскорбить меня, а потом умолять о помощи?

Снова последовало молчание.

– Нет, не можешь! – прорычал Торвилл.

На лестнице в кабинет раздался лязг металла, звон стекла и топот шагов. Торвилл ураганом ворвался в коридор, так что Мэриголд еле успела отпрыгнуть в сторону.

– Смотри, где прячешься! – рявкнул он.

– Извините! – сказала Мэриголд, но Торвилл уже пронёсся мимо неё в вихре мантии.

За ним тянулся резкий запах злой магии, и впервые за этот день Мэриголд пришло в голову, что она может быть не единственной проблемой волшебника.

Глава 5. Проклятие пренебрежения

Вполуночной краске было что-то странное. Мэриголд ожидала, что она будет чёрной, но она оказалась глубоко синей, с огненными блёстками, сияющими, как звёзды в ночном небе, и чем больше девочка красила ею стены, тем тише, холоднее и темнее становилась комната. Казалось, краска поглощает солнечный свет, а также пение птиц за окном, и шаги в коридоре, и тепло кухонной плиты, растопленной этажом ниже. Когда Мэриголд покрасила все четыре стены, в комнате воцарились тени и тишина.

Девочке не терпелось показать свою работу Крючкотвору.

– Зловеще, не правда ли? – спросила она, когда тот застыл в дверях, разглядывая комнату: полуночную краску, тяжёлые портьеры и букет колючек. – Как будто здесь живёт очень злой человек.

Крючкотвор наклонил голову к одному плечу, затем к другому, изучая интерьер под разными углами. Пожал плечами:

– Не в моём вкусе.

Мэриголд плюхнулась на кровать, отчего древние пружины взвизгнули.

– Сегодня утром я двадцать три минуты была умирающей звездой, – сказала она. – Ты должен засчитать это в копилку моей злобы.

– А ты должна помочь мне нарезать овощи, – ответил Крючкотвор. – На ужин – тушёный кролик.

– Но приготовление рагу – не злое дело! – запротестовала Мэриголд.

– С точки зрения кролика – очень злое. – Крючкотвор развернулся, взмахнув хвостом. – Осталось всего шесть дней, чтобы произвести на меня впечатление, принцесса. Придётся постараться.

С этими словами Крючкотвор направился на кухню, но Мэриголд за ним не последовала. В Имбервейле она редко подчинялась правилам и теперь не собиралась начинать.

Вместо этого она поднялась по тёмной узкой лестнице в башню, где располагался кабинет Торвилла, и постучала.

– Что? – отозвался Торвилл с той стороны.

Его голос звучал ворчливо, но по крайней мере без прежней ярости. И он не велел ей убираться прочь и не угрожал превратить в жука, так что Мэриголд толкнула дверь.

– А, это ты. – Торвилл сидел в потёртом зелёном кресле, повернувшись к неровной каменной стене, которую пинал. Он едва взглянул на Мэриголд, когда та зашла. Солнце уже садилось за Дикий лес, и небо за окнами пылало оранжевым. – Разве я не говорил тебе не мешать мне?

Мэриголд оглядела кабинет. Она предположила, что это было единственное место в крепости, где не бывала Розалинда. Комната была загромождена книгами и инструментами, а деревянные доски пола были покрыты застарелыми пятнами от зелий. В воздухе пахло сыростью и гарью злой магии. В центре кабинета стояли большой железный котёл, в данный момент пустой, и пьедестал, где был закреплён огромный, как глаз великана, хрустальный шар, внутри которого сейчас клубился дым. Грифельная доска, стоявшая неподалёку, была исчерчена символами и уравнениями, однако Торвилл даже не смотрел на неё.

– Вы не выглядите очень занятым, – заметила Мэриголд.

– Я тону в отчаянии. – Торвилл пнул стену. – Это требует много усилий.

Мэриголд вполне догадывалась, что привело волшебника в столь мрачное настроение.

– Те люди, с которыми вы разговаривали, – сказала девочка, – Страдания. Они?..

Пинок.

– Ты что-то хотела, принцесса?

– Да, – ответила Мэриголд, – хотела. То есть хочу. – Нелегко было разговаривать с человеком, погружённым в отчаяние. – Я хочу научиться накладывать проклятия, – сказала она спине Торвилла. – Расскажите, как это делать.

Торвилл пнул стенку обеими ногами сразу, и кресло, заскрежетав, развернулось к девочке.

– Нет. – Он поднялся и посмотрел в глаза Мэриголд. – Во-первых, я занят. А во-вторых, я не хочу.

– Но мне нужно произвести впечатление на Крючкотвора, – объяснила девочка, – а ему всё равно, сколько банок полуночной краски я нанесу на стены. Что его действительно впечатляет, так это проклятия. Особенно ваши проклятия, – добавила она, вспомнив совет своего учителя по этикету о пользе удачно сказанного комплимента. – Он даже дал мне книгу по этой теме. Я уже прочитала о том, как вы завязали дороги королевства Тискари в узлы, а также о чуме невидимых ящериц, которую вы напустили на королевство Туманное Ущелье.

– Это было пять лет назад, и они до сих пор пытаются поймать этих ящериц. Я слышал, что в прошлом месяце кронпринц нашёл одну из них в своей наволочке. – Торвилл улыбнулся, но лишь на мгновение. – Эти заклинания слишком сложны для новичков.

– Тогда научите меня чему-нибудь попроще! Ведь вы сказали, что у меня есть потенциал.

Торвилл сел обратно в кресло:

– У меня начинает болеть голова.

Он был упрям, но Мэриголд была ещё упрямее. Ей потребовалось пятнадцать попыток, чтобы сделать лодку с движущимися парусами, но в конце концов она добилась своего.

– Если вы не согласитесь учить меня, – заявила она, – я устрою очень громкую истерику.

– В таком случае, – ответил Торвилл, – я зачарую твой голос.

– Я разобью ваш хрустальный шар.

– Я прокляну тебя чесоткой.

– Я порву записи о ваших злодеяниях, – пригрозила Мэриголд, – а обрывки утоплю во рву.

Торвилл потёр виски.

– Я начинаю понимать, – сказал он, – почему в Имбервейле не хотят твоего возвращения. Встретимся завтра в десять утра, и не вздумай опоздать.

За все годы занятий у Мэриголд не было такого учителя, как Торвилл. Он не вручал ей охапки книг для чтения и не выдавал бумагу и перо. Он стирал записи с доски взмахом мантии, поднимая в воздух облако меловой пыли, а говорил так быстро, что Мэриголд казалось, будто она бежит за ним, пытаясь поймать слова, которые буквально растворялись в воздухе.

– Некоторые заклинания злы, – говорил Торвилл, – а другие, как ни прискорбно, можно использовать во благо. Некоторые необходимо употребить сразу же после приготовления, другие можно засушить и хранить в бутылках до тех пор, пока не понадобятся. Некоторые относятся к большой магии, то есть для их применения требуется группа волшебников, а другие так просты, что их осилит даже ребёнок. – Торвилл взглянул на Мэриголд и многозначительно поднял бровь. – Но для каждого из них необходимы три вещи: ингредиенты, заклятие и намерение.

Он написал эти три слова на доске.

– Ингредиенты – это физический материал для создания заклинаний: когти рептилий, слёзы от лука, дистиллированный туман, концентрированный страх. Каждый ингредиент должен быть точно взвешен и добавлен в котёл в правильном порядке. Ошибёшься с составом – катастрофа обеспечена. Заклятие – это слова, которые произносятся во время смешивания ингредиентов, и ты должна быть так же точна в своей речи, как и во взвешивании. Одно неправильно произнесённое слово – и?.. – Торвилл уставился на Мэриголд, ожидая ответа.

– Катастрофа? – догадалась она.

– Именно. А теперь слушай очень внимательно: даже если ты соберёшь все нужные ингредиенты, даже если произнесёшь все нужные слова, всё это не имеет значения без правильного намерения. – Торвилл обвёл третье слово на доске, мел скрипнул. – Добрые волшебники должны искренне желать добра, а злые – зла. Если в глубине души ты не хочешь, чтобы заклинание сработало, оно обязательно пойдёт не так. Секундное колебание может испортить весь рецепт.

Мэриголд подумала о чулане сожалений, в который она так и не смогла пробраться.

– С вами такое случается?

– Теперь уже нет, – с гордостью сказал Торвилл. – Если копить злобу в сердце достаточно долго, оно высыхает и сморщивается, и его толчки становятся слишком незначительными, чтобы обращать на них внимание. Я не беспокоюсь о своём сердце с тех пор, как мне исполнилось тридцать.

Мэриголд положила руку на грудь, чтобы почувствовать биение собственного сердца, удручающе сильное и ровное.

– Кажется, моё не сильно высохло.

– Ты ещё юна, – сказал Торвилл, – и поэтому, если ты всё же настаиваешь на проклятиях, следует начать с чего-нибудь простого. Может, ты хочешь создать грозовую тучу над милым пикником? Или чтобы у кого-то позеленели уши? Или ты могла бы наколдовать гул, который всегда доносится из другого конца комнаты и его источник невозможно обнаружить.

Мэриголд нахмурилась.

– Не думаю, что Крючкотвора впечатлит что-то подобное.

– А ему следовало бы впечатлиться! – Торвилл отложил мел. – Простые проклятия очень важны. С их помощью все злые волшебники остаются в деле. Лично я трачу почти половину своего времени, выполняя заказы на чихательные порошки и несезонный мрак, а другую – на то, чтобы помочь правителям королевств Диссонанса отомстить друг другу. Не так уж часто выпадает шанс сделать что-то по-настоящему ужасное только для себя. – На лице Торвилла мелькнула тоска. – Однако ты не сможешь создать невидимых ящериц, так что не стоит просить меня об этом.

Мэриголд вздохнула:

– Хорошо. У вас есть другие предложения?

Ворча о требованиях неблагодарных принцесс, Торвилл повёл Мэриголд в хранилище и нагрузил книгами, преимущественно с полок «ЕЖЕДНЕВНЫЕ ПРОКЛЯТИЯ». Вернувшись в башню, Мэриголд улеглась на живот и стала листать книги, а Торвилл бродил по кабинету, записывая расчёты на грифельной доске и взвешивая крошечные количества сушёного паслёна и порошка из стрекоз.

Злые заклинания в книгах выглядели впечатляюще, но Мэриголд понимала, что они за пределами её возможностей. Она не знала, как собрать большинство ингредиентов: слёзы человека, который никогда не плакал, или три чешуйки, только что снятые со шкуры дракона, – а ведь их количество ещё нужно было рассчитать с помощью формул, от которых у неё кружилась голова. Не лучше обстояло дело и с заклятиями, многие из которых были на незнакомых языках. Для некоторых заклинаний требовалась миниатюрная модель предмета, который хочешь зачаровать, – наподобие механизмов Мэриголд, но гораздо более детальная. А все наиболее впечатляющие заклинания указывали, что ингредиенты в котле должен мешать не сам волшебник, а «создание, призванное из пламени и тени».

– Что это значит? – спросила Мэриголд у Торвилла, когда в третий раз увидела эту фразу. – Вот здесь, в заклинаниях полёта, невидимости и отправки на Луну.

Торвилл рассмеялся:

– Это значит, что я лишусь рук, если попытаюсь сам мешать в котле, поэтому должен поручить это занятие Крючкотвору.

Мэриголд стало жутко интересно выяснить, чем занимается Крючкотвор, когда не вытирает посуду и не проводит экскурсии по замку.

– Значит, он – создание из пламени и тени? Это ты его вызвал?

– Именно так! – Торвилл отложил мел. – Каждому злому волшебнику нужен помощник, но не каждый способен отправиться в Царство теней, чтобы нанять одного из них. Приходится уворачиваться от всплесков кипящей лавы и трястись в дилижансе, запряжённом огнедышащими мулами, что ни с какой стороны не похоже на развлечение. Я описал это путешествие в своих заметках. – Он вытянул шею, чтобы увидеть, на каком заклинании открыта книга, лежащая перед Мэриголд. – Надеюсь, ты не планируешь отправить кого-либо на Луну. У тебя ничего не выйдет.

– Нет, не планирую! – пообещала Мэриголд. – Мне просто любопытно.

– Это я заметил. – Торвилл вернулся к своим расчётам.

Несколько заклинаний в книгах выглядели многообещающе, но каждый раз, когда Мэриголд спрашивала Торвилла, можно ли ей попробовать одно из них, он усмехался и объяснял, почему Мэриголд не может этого сделать.

– Как насчёт заклинания, разрушающего дружбу? – спросила она. – Звучит довольно злобно.

– Для него нужен лёд северных морей, – ответил Торвилл, не отрываясь от расчётов, – а у меня его нет.

– Вызывающее у врагов кошмары?

– Слишком амбициозно. Ты не готова к работе со снами.

– Заставляющее жаб и змей сыпаться изо рта?

– Кем ты себя возомнила – ведьмой Дважды Великой?

– Ладно…

Мэриголд вернулась к одной из книг. Она прочла её до конца – по крайней мере она так думала, – но теперь вдруг заметила, что там есть ещё одна страница.

– «Проклятие пренебрежения», – прочитала девочка вслух. – Заклинание… О! Это заклинание, которое заставляет окружающих игнорировать человека!

На этот раз Торвилл не стал пренебрежительно усмехаться.

– И на кого же ты собираешься его наложить?

– На Розалинду, конечно!

Мэриголд пробежалась по странице с инструкциями: ингредиенты не выглядели труднодоступными, а заклятие было достаточно простым.

– Это идеальное проклятие, – сказала она. – Даже Крючкотвор не сможет его высмеять, ведь что может быть злее, чем лишить Розалинду всего внимания?

Мэриголд вскочила. Она уже представляла себе это: фейерверки тают в ночном небе, толпы гостей разъезжаются по своим королевствам, и Розалинда остаётся совершенно одна, недоумевая, почему даже у её собственных родителей больше нет на неё времени. Это было самое ужасное чувство, которое только могла представить Мэриголд.

– Игнорирование Розалинды! – Торвилл задумчиво накрутил кончик уса на палец. – Какая интересная идея!

Он взял книгу из рук Мэриголд и изучил проклятие.

– Оно не рассчитано на новичков, – сказал он, – и это заклинание дальнего действия, а не то, которое можно разлить по бутылкам. Оно отскочит от защитных барьеров дворца.

Но Мэриголд быстро нашла решение:

– Я выполню его рано утром. Розалинда совершает конную прогулку перед завтраком.

– В таком случае, – сказал Торвилл, – ты можешь попробовать. Заклинание определённо злое, и намерение у тебя сильное. Но тебе нужно подготовить ингредиенты и выучить заклятие до окончания твоей недели в замке. – Он закрыл книгу заклинаний и вернул её Мэриголд. – Я никогда не видел жука, способного мешать ингредиенты в котле, и сомневаюсь, что ты станешь первым.

Глава 6. Катастрофа

Торвилл был прав. Наложить проклятие пренебрежения оказалось нелегко, даже имея доступ к хранилищу, полному странных субстанций. Мэриголд часами рылась на полках, не обращая внимания на предостережения и уговоры Крючкотвора быть осторожнее, прежде чем нашла необходимые ингредиенты: ёмкость с раковинами улиток и кувшин болотного тумана. Затем раковины следовало тщательно растолочь, а болотный туман отмерить чайной ложкой в меньшую ёмкость. Измельчая раковины в ступке, Мэриголд натёрла мозоли на руках, а кувшин случайно опрокинула, и болотный туман окутал весь первый этаж крепости; теперь ничего не было видно, и все постоянно натыкались на стены.

– Торвилл, из-за этой девчонки я рискую сломать нос! – донёсся до Мэриголд вопль Крючкотвора откуда-то из глубин тумана. – Неужели ты не можешь её остановить?

– Сомневаюсь, – крикнул в ответ Торвилл.

Он отказался помочь Мэриголд в подготовке проклятия, но по крайней мере не пытался ей мешать. Да и Мэриголд была не против, чтобы её предоставили самой себе, ей нужно было разыскать множество других ингредиентов – тех, которых не было в хранилище: горсть свежей амброзии, собранной в новолуние, первый утренний зевок, прядь волос проклинаемого и щепотку соли. Соль обнаружилась в кладовке с продуктами, но как Мэриголд раздобудет зевок? А прядь волос Розалинды? Она ведь не могла вернуться в Имбервейл и выдернуть волосы с головы своей идеальной сестры.

Но хуже всего дело обстояло с амброзией: она росла в саду возле крепости, однако в соответствии с астрономическим альманахом Торвилла новая луна взойдёт лишь в субботу – через день после крайнего срока. Когда за завтраком девочка спросила Торвилла, не может ли он сделать так, чтобы новая луна взошла раньше, волшебник смеялся так громко и долго, что у него каша потекла из носа, а Крючкотвор тем временем объяснил ей, что ни один чародей, добрый или злой, не может сотворить заклинание такого масштаба. Поэтому Мэриголд вручила Торвиллу салфетку и решила собирать амброзию в четверг, под почти новой луной. Коллин рассказывал ей, что иногда вносит небольшие изменения в рецепты, меняя коричневый сахар на белый или сок лайма на лимон, и, по его мнению, от этого блюда становятся лишь вкуснее. Возможно, с надеждой подумала Мэриголд, с магией дело обстоит так же.

А пока луна понемногу убывала, Мэриголд упражнялась в произнесении заклятия, топая вверх и вниз по лестнице, чтобы держать ритм, – до тех пор, пока Крючкотвор не пригрозил запереть её в подземелье, если она не успокоится. После этого Мэриголд тренировалась снаружи замка, маршируя вокруг рва на безопасном расстоянии от Нечто. Она записала на доске в кабинете несложные расчёты, необходимые для проклятия, а когда Торвилл не разрешил взять его весы, чтобы взвесить порошок из раковин, девочка соорудила собственные весы из чайных блюдец и бечёвки. Они колебались чуть сильнее, чем хотелось бы, но Мэриголд была почти уверена, что работают весы правильно. В понедельник она нашла пустую стеклянную бутылку, которую поставила у кровати; во вторник утром она зевнула в неё, как только проснулась, и сразу закрыла бутылку пробкой, чтобы зевок не улетел. В среду она вытащила из шкафа все старые рабочие платья Розалинды и перебирала их, пока не нашла длинную прядь золотистых волос, зацепившуюся за пуговицу. Во всех королевствах Диссонанса только у Розалинды могли быть настолько длинные и сияющие золотом волосы, так что Мэриголд сняла их с платья, чувствуя себя победительницей.

– Я почти готова произнести заклинание. Осталось собрать амброзию, – доложила она вечером Крючкотвору, когда они хозяйничали на кухне.

Графиня из Уитби заказала зелье, чтобы проклясть свою соперницу в Перепелиных Садах неприятным запахом изо рта, а для этого зелья требовалось такое огромное количество измельчённого чеснока, что Торвилл попросил и Крючкотвора, и Мэриголд помочь с приготовлением.

Крючкотвор поднял взгляд от разделочной доски и изучил Мэриголд с головы до ног.

– Проклятие пренебрежения действительно очень злое, – сказал он наконец, – но я не думаю, что ты с ним справишься.

Это было поистине несправедливо. Кроме подготовки всего необходимого Мэриголд продолжала делать упражнения из книги «Зло за двадцать три минуты в день», тренируя хмурое выражение лица с поджатыми губами и по-злодейски изогнутыми бровями, составляя списки всех людей, которые когда-либо вели себя недобро по отношению к ней, и топча муравьёв в крепостном саду. Упражнение с муравьями ей совершенно не понравилось, от него разболелся живот, и Мэриголд закончила его уже через пять минут вместо рекомендованных двадцати трёх. А вот хмуриться получалось хорошо, и теперь она хмурилась на Крючкотвора.

– Я справлюсь, – сказала она ледяным, как ей хотелось верить, тоном. – Вот увидишь.

Крючкотвор поморщился:

– Почему ты похожа на жабу, у которой болит зуб?

– Да что же это такое! – возмутилась Мэриголд и нахмурилась ещё сильнее.

Торвилл тоже стал хмуриться чаще. По меньшей мере раз в день по крепости разносился пронзительный свист чайника, заставлявший Торвилла бросать все дела и бежать в кабинет, чтобы устроить перебранку со Страданиями. Насколько Мэриголд могла судить по подслушанным разговорам, Страданий было всего двое – Элгин и Вивьен. Однако они приводили Торвилла в большее бешенство, чем все остальные его клиенты, вместе взятые, и, похоже, пытались приказывать ему, что показалось Мэриголд ужасно дерзким.

Чего бы ни хотели Страдания, Торвиллу это не нравилось. В четверг утром, когда Мэриголд ела кашу и размышляла, как бы соорудить приспособление для мытья посуды, Торвилл влетел на кухню с таким грохотом, что на столе подпрыгнули все тарелки, включая миску Мэриголд. Девочка вытерла кашу с коленей и обратила на Торвилла свой хорошо отработанный хмурый взгляд:

– Вам действительно необходимо делать это?

Торвилл протопал к плите, положил себе каши и сел за стол.

– Я могу делать всё, что хочу, – сказал он, – а хочу я громыхать и ломать вещи. Где Крючкотвор?

– На улице, – ответила Мэриголд, – кормит Нечто.

Она не знала, чем именно питается Нечто, когда не ест принцесс, но выяснять это не хотела.

Торвилл застонал:

– Но мне нужно ему пожаловаться!

– Вы можете пожаловаться мне, – заметила девочка.

Торвилл поджал губы. Он всегда так делал, когда взвешивал ингредиенты для заклинания, только в этот раз он, похоже, измерял Мэриголд.

– Это Страдания? – предположила девочка. – Они снова приказывают вам?

– Они всегда так делают! – взвыл Торвилл. – Элгин – бесцеремонный брюзга, а Вивьен хуже любого ночного кошмара! Они всё время пытаются выкрутить мне руки, но я не дамся. Я самый злой и самый умный. Они должны слушать меня! Наверняка завтра опять позвонят, а я так не хочу с ними говорить… – Он съел ложку каши. – Не то чтобы это тебя касалось.

– А вы не можете просто проклясть их? – спросила Мэриголд. – Превратить в мармеладных жуков? Похоже, они этого заслуживают.

– Марморированных, – поправил Торвилл. – И нет, я не могу, хотя мне бы очень хотелось. Это противоречит Кодексу. Кодексу злодеев, – пояснил он, предвосхищая незаданный вопрос Мэриголд. – Эти правила регулируют поведение каждого злого волшебника, ведьмы и колдуна во всех королевствах Диссонанса. Мы не имеем права причинять вред собратьям. Видишь ли, такое правило необходимо, потому что большинство из нас совершенно ужасны. Если бы не Кодекс, мы бы немедленно вцепились друг другу в глотку.

Теперь Мэриголд поняла, что отличает Страдания от других клиентов Торвилла: они тоже были волшебниками.

– Что будет, если нарушить Кодекс? – спросила она.

– Остальные злодеи насылают на виновника кару, – сказал Торвилл. – Сто пять наказаний, если не ошибаюсь. Неубиваемые осы, неугасимый огонь, поочерёдная потеря пальцев на ногах – и это ещё наименее ужасные. Я бы не хотел испытать такое только ради того, чтобы заставить Страдания страдать. Оно того не стоит.

Мэриголд согласилась. Она пошевелила пальцами ног, чтобы убедиться, что все на месте.

– Почему бы не игнорировать их звонки? – предложила девочка. – Когда мои родители получают сообщения от правителей других королевств, они иногда притворяются, что слишком заняты, и просто-напросто не отвечают. В частности, король Годфри всегда был слишком занят для короля Стикелриджа, который однажды обманом заставил его сесть на дикобраза.

– Я не могу игнорировать Страдания, – удручённо сказал Торвилл. – Если я не отвечу на звонок, они явятся лично.

– Кто явится?! – крикнул Крючкотвор из холла. Он влетел на кухню в панике, по самые глаза обмотанный шарфом. – Ты про Страдания, не так ли? Не впускай их, Торвилл, запри двери, если придётся. Заблокируй двери! Если ты сделаешь нас невидимыми, они подумают, что мы переехали!

– Видишь? – сказал Торвилл девочке. – Не стоит рисковать. Придётся завтра поговорить с ними. – Он отодвинул миску с кашей, хотя съел лишь несколько ложек. – А сегодня я собираюсь закончить зелье для графини Снут-Харли. Если кому-то из вас понадоблюсь, ищите меня в кабинете по сильному запаху чеснока.

Из-за полуночной краски в комнате Мэриголд трудно было понять, наступил ли рассвет, однако на следующее утро девочка проснулась рано даже без помощи солнца. Была пятница – с того дня, как она пересекла Дикий лес, прошла ровно неделя. В Имбервейле Розалинда готовилась к утренней прогулке. А в крепости Торвилла у Мэриголд почти закончилось время.

Она даже не пыталась завтракать, желудок неприятно сжимался при одной мысли о еде. Мэриголд натянула мантию и умылась, гадая, станет ли это утро последним, когда она видит в отражении зеркала человека, а не жука. Крючкотвор не верил, что она хоть сколько-нибудь зла. Он ошибался, он должен был ошибаться, но убедить его могло лишь идеально выполненное проклятие пренебрежения. Так что Мэриголд собрала ингредиенты: шестьдесят граммов толчёных раковин, пять чайных ложек болотного тумана, щепотку соли, прядь волос Розалинды, зевок в бутылке и амброзию, собранную в саду накануне, – и поднялась по лестнице в кабинет Торвилла.

Торвилл и Крючкотвор уже были здесь.

– Доброе утро, принцесса. – Голос Крючкотвора звучал бодро. – Покажешь мне, насколько ужасной ты можешь быть?

Мэриголд разложила необходимые принадлежности.

– Не сомневайся, – сказала она. – Я прокляну Розалинду. И когда я закончу заклинание, никто из нас даже не вспомнит её имени.

Она надеялась, что это правда, хотя и не могла представить, на что будет похожа жизнь без Розалинды, постоянно витающей в её мыслях, словно сказка, которую она так старалась забыть.

Торвилл и Крючкотвор внимательно следили за тем, как Мэриголд насыпает ингредиенты в котёл. Её руки слегка дрожали, однако она ничего не просыпала. Затем Торвилл протянул девочке деревянную ложку с длинной ручкой.

– Помни! Ингредиенты. Заклятие. Намерение. – Волшебник отступил на несколько шагов. – Приступай.

Мэриголд кивнула. Она начала мешать содержимое котла, ритмично постукивая ложкой по стенкам. «Не обращай внимания на Розалинду, – думала она про себя. – Не обращай внимания. Не обращай внимания». Её руки задрожали ещё сильнее – сильнее, чем когда она карабкалась по крыше дворца или пробиралась туда, где ей не следовало быть, – однако Мэриголд начала произносить заклятие:

Мэриголд замешкалась. Под котлом не было огня, но каким-то образом ингредиенты в нём расплавились и превратились в густую серо-зелёную жижу, которая пузырилась и дымилась от каждого взмаха ложки. Каждый раз, когда девочка заглядывала в котёл, ей казалось, что жижи становится всё больше. В кабинете стоял невыносимо сильный запах злой магии. Мэриголд глубоко вдохнула – от дыма из котла дыхание на секунду перехватило – и продолжила:

Мэриголд снова остановилась. Последние три слова заклятия были наиболее важными, и она должна была произнести их правильно. Нужно было сохранить ритм, нужно было сохранить намерение. Но сейчас всё её тело дрожало, а ужасная бурлящая жижа всё поднималась – и чем выше она ползла по стенкам котла, тем больше Мэриголд задумывалась о том, что именно проклятие сделает с Розалиндой. Будет ли ей больно? Сестра никогда не пыталась причинить вред Мэриголд. И Мэриголд полагала, что на самом деле Розалинда не виновата в том, что она настолько добрая, или что её волосы сияют, как летнее солнце, или что все её любят. Вообще-то Мэриголд тоже стоило бы её любить.

– Намерение! – Торвилл громко хлопнул в ладоши. – Закончи заклинание! Скорее!

– Да будет так! – воскликнула Мэриголд.

Как только слова вылетели из её рта, жижа в котле яростно забурлила и поднялась до самого верха. Дым стал гуще и быстро заполнил комнату. Сверкнула жёлтая молния, раздался удар грома – и Мэриголд рухнула рядом с котлом.

Прошло не меньше минуты, прежде чем дым рассеялся, а Мэриголд смогла перевести дыхание. Она осторожно поднялась и оглядела кабинет. Всюду царил беспорядок. Книги, банки и кусочки мела валялись на полу, грифельную доску перекосило, а несколько оконных стёкол треснуло. Котёл казался неповреждённым, однако был совершенно пуст. Крючкотвор сидел на полу и отряхивал носовым платком пыль со своего костюма.

– Ты в порядке? – Мэриголд протянула ему руку. – Мне жаль насчёт взрыва. Это то, что обычно бывает в конце проклятия?

Крючкотвор взял её руку с явной неохотой.

– Я ушиб хвост, – пожаловался он. – И нет, это не то, что обычно бывает.

Мэриголд так и подозревала, однако, когда это прозвучало вслух, она почувствовала себя ещё хуже.

– Ты был прав, – расстроенно сказала девочка. – Я не справилась с заклинанием. Не стоило и пытаться. Теперь Торвилл превратит меня в жука. – Она ещё раз оглядела комнату. – Крючкотвор? А где Торвилл?

Тот моргнул. Посмотрел налево, затем направо. Обошёл вокруг котла и, балансируя на кончиках копыт, заглянул внутрь. Затем поднял взгляд на Мэриголд.

– Торвилла здесь нет, принцесса, – осторожно сказал Крючкотвор. – Думаю, ты его испарила.

Глава 7. Сгусток желе

Сначала Мэриголд решила, что Крючкотвор шутит, однако он был не из шутников.

– Это невозможно, – возразила она. – Я не могла испарить Торвилла! Заклинание не сработало. И вообще, это не то, что оно должно было сделать.

– Ты потеряла концентрацию, принцесса! – воскликнул Крючкотвор. – Ты потеряла намерение! Я видел это по твоему лицу. И Торвилл тоже, вот почему он на тебя накричал.

Крючкотвор снова зашагал вокруг котла, сначала в одну сторону, затем в другую, будто хождение по кругу помогло бы ему найти исчезнувшего волшебника.

– Зря он всё это затеял, – бормотал фамильяр. – Он застрял в заклинании, вот что случилось. Я говорил, что ты всё испортишь, но разве он послушал? Сказал ли он: «Дорогой Крючкотвор, мудрейший Крючкотвор, ты всё время был прав насчёт этой девчонки»? Конечно, нет. «Она может быть полезной, – сказал он. – Она не способна причинить много вреда».

– Торвилл так сказал?

– И он ошибался по обоим пунктам, не так ли? Даже я не предполагал, что ты в итоге сотрёшь его из нашего мира. Если бы Торвилл думал, что ты способна на такое, он бы никогда не подпустил тебя к своему котлу.

– Катастрофа, – сказала Мэриголд чуть слышно.

Она тоже закружила по кабинету, заглядывая во все места, куда Крючкотвор не мог дотянуться.

– Торвилл? – звала она. – Злой волшебник Торвилл? Вы здесь? Я не хотела вас испарить!

Конечно, Торвилл был бессердечен, он не придавал значения ни людям, которых проклинал, ни основным принципам стирки одежды, однако во всех королевствах Дисгармонии он был единственным человеком, у которого нашлось время для Мэриголд. Было несколько моментов, когда она действительно радовалась его обществу. Но даже если бы таких моментов не было вовсе, Мэриголд отнюдь не хотела избавиться от Торвилла навсегда. Всё, чего она хотела, – проклясть свою сестру, а разве эта задача не должна быть по силам злобному ребёнку?

По другую сторону котла, рядом с тем местом, где прежде стоял Торвилл, Мэриголд остановилась. На полу кабинета была лужица чего-то густого, напоминающего желе. Диаметром она была со ступню Мэриголд, а цветом – насыщенно жёлтой, как сливочное масло летом. Мэриголд ткнула туда пальцем. Поверхность была скользкой, но неожиданно твёрдой, желе пузырилось, однако следов на пальце не оставило.

– Крючкотвор? – позвала Мэриголд. – Здесь какая-то слизь, которой раньше не было.

– Полагаю, это последствия взрыва, – сказал Крючкотвор, подбегая к ней. – Когда заклинание идёт не по плану, могут быть побочные эффекты.

Он достал носовой платок, обернул им палец и ткнул в желе.

Желе оттолкнуло его.

Мэриголд нахмурилась:

– А эти побочные эффекты всегда двигаются?

Крючкотвор не ответил. Он присел над лужицей. Полностью развернул платок и попытался вытереть странную субстанцию. Медленно, но очень целеустремлённо желе отпрянуло от платка. Лужица собралась в липкий жёлтый сгусток, приподнялась над поверхностью пола. Затем, двигаясь медленнее, чем улитка на капустном листе, желе качнулось из стороны в сторону, словно покачало головой.

– О нет… – тихо сказал Крючкотвор. – Не может быть…

Мэриголд опустилась на колени и уставилась на желе.

– Извините, – сказала она. – Вы живой?

Сгусток качнул своей верхней частью вверх и вниз. Кивок, поняла Мэриголд. Ей ужасно не хотелось задавать следующий вопрос, особенно учитывая, что она вдруг почувствовала ужасающую уверенность в том, каков будет ответ.

– Вы волшебник Торвилл?

Сгусток вновь кивнул.

– Этого не может быть! – Крючкотвор сжал в пальцах носовой платок. Он вскочил, затем снова опустился на корточки и склонился над желе. Прошептал: – Или может?

Казалось, что воздух в кабинете стал разреженным, – настолько Мэриголд было трудно дышать.

– Мне очень жаль, – сказала она сгустку, который был Торвиллом. – Это моя вина.

– Это уж точно! – воскликнул Крючкотвор. Его крылья трепетали, а в голосе слышалась паника. – Ты беспечное дитя, превращающее людей в желе без предупреждения. Это грубость, вот что это такое! Торвилл дал тебе крышу над головой, мягкую постель, не говоря уж о каше, и вот как ты его отблагодарила? Принцесса Розалинда никогда бы…

– Я знаю, что она бы так не поступила! – в отчаянии выкрикнула Мэриголд. – Я совершила ошибку!

Крючкотвор хмыкнул.

– Меня это радует не больше, чем тебя, – сказала девочка, – так что нет смысла меня ругать. Просто побыстрее верни Торвилла обратно.

– Прошу прощения? – Крылья Крючкотвора замерли. – Что ты сказала?

– Преврати Торвилла обратно. Ты ведь можешь это сделать?

Вот теперь Крючкотвор выглядел действительно сердитым.

– Конечно, не могу, нелепое ты дитя! Неужели все твои наставники ничему тебя не научили? Создания тени не занимаются магией.

– Но Торвилл говорил, что ты помогал ему…

– С перемешиванием котла, да, и с уборкой. Но никогда – с работой над заклинаниями!

– Может, ты попробуешь? – жалобно попросила Мэриголд. – Хотя бы разок?

Крючкотвор фыркнул. Он пересёк кабинет, открыл один из ящиков письменного стола, сунул туда голову и, покопавшись, извлёк длинный лист пергамента, который и предъявил Мэриголд. Пергамент был испещрён словами, написанными красными и чёрными чернилами, но Мэриголд не могла прочесть ни одного из них – наставники никогда не учили её языку теней. Однако в одном нижнем углу стояла подпись Торвилла, в другом – подпись Крючкотвора, а между ними мерцала пламенем сургучная печать.

– Когда Торвилл отправился в Царство теней, чтобы нанять меня, – наставительно произнёс Крючкотвор, – мы подписали стандартный договор. Волшебник обязуется предоставить помощнику комнату и питание, справедливую плату и безопасные условия труда, а помощник обязуется… Так, лучше я прочту соответствующую формулировку.

Крючкотвор взглянул на пергамент, прочистил горло и издал серию воплей, хрипов и страдальческих завываний.

– В вольном переводе, – сказал он, – это означает, что я должен оказывать Торвиллу помощь, когда он попросит, но не имею права заниматься магией по собственной инициативе. Ассоциация волшебников говорит, что это ради безопасности, но некоторые из нас считают, что волшебники просто не хотят конкуренции. В любом случае этот документ гласит, что, если я сделаю хоть малейшую попытку колдовать, меня тут же засосёт в портал, ведущий обратно в Царство теней. – Крючкотвор постучал пальцем по мерцающей сургучной печати. – Как видишь, на договоре стоит заклинание.

– Да, вижу.

Мэриголд не могла удержаться, чтобы не взглянуть на печать повнимательнее. Ей никогда раньше не доводилось видеть подобное. Её родители отказывались подписывать скреплённые магией документы без очень веской причины, и Мэриголд задумалась, какая же веская причина была у Крючкотвора.

– Ты не хочешь возвращаться обратно? – спросила она.

– Как ты думаешь, принцесса, зачем мне вообще нужна была эта работа? Почему я триста лет ждал, пока кто-нибудь меня выберет, собирал чемодан при каждом появлении волшебника, ходил на собеседования по крайней мере с дюжиной из них? Почему я потратил свой первый день в этой крепости на то, чтобы вымыть из волос запах серы? – Крючкотвор понизил голос, и Мэриголд подумала, не опасается ли он, что другое существо из пламени и тени может его подслушать. – Я наслаждаюсь бодрящим ветерком! Цветущими нарциссами! Свежим покрывалом снега! Мне нравится гладить свои рубашки и аккуратно складывать их в шкаф. С самого детства я мечтал именно о такой жизни.