Возьми меня с собой! бесплатное чтение

© Лаврова Л. текст, 2025.

© ООО «Издательство АСТ», 2025.

Алабай

– Вот этот пес…

Сотрудник приюта кивнул на вольер и вздохнул:

– Все равно ведь не возьмете.

– Какой он огромный! – Соня прищурилась. – А почему не возьму? Вообще-то я за собакой сюда приехала. Проблемный?

– Да как вам сказать… Уже несколько желающих «усыновить» его – вернули.

– Причина?

– Не сошлись характерами.

– Проблемный, значит.

Соня внимательно посмотрела на грустного алабая, сидевшего в вольере. Странно, конечно. Судя по виду, по цвету шерсти и еще некоторым признакам – это был в свое время очень дорогой щенок. Так почему же он оказался в приюте? Агрессивен? Глуп? Болен?

– Со здоровьем есть проблемы?

– Не без этого. И вы должны понимать, что это дорогая в содержании собака. Я бы сказал – очень.

– Я понимаю.

– Если не секрет, зачем он вам? Вы ведь именно за ним приехали?

– Да. Он очень похож на одного моего друга.

Парень, который потянулся было к замку вольера, усмехнулся.

– Такой же туповатый был?

– А кто вам сказал, что алабаи туповатые?

– Никто. Насмотрелся вот на него. Все собаки как собаки. Умные. Едят как положено, на прогулку выходят. Ладно, почти все. Я не беру тех, которые больные или только что от хозяина. А этот? У него постоянного хозяина давно нет, а все в тоске и печали. Не слушается совершенно. Сколько раз я замечал, как он от миски просто отворачивался. Вы бы видели этого пса, когда впервые его сюда привезли. Вот где мощь была! А сейчас даже половины не осталось. Как дедок на завалинке. Попробуйте, позовите его. Даже не шелохнется.

Говорливый парень все-таки открыл вольер и предостерегающе протянул руку к Соне.

– Не надо! Он странный. Честно вам скажу – я его побаиваюсь.

– Почему?

– Он в боях участвовал… – нехотя признался парень и пожал плечами. – Неудивительно. Такая мощная собака! Некоторые даже не стесняясь говорят, что хотят забрать его именно для этого.

– Плохо. Он агрессивен?

– Я бы не сказал. Ни разу не был замечен в таком. Но это же не значит, что агрессия не может вылезти в любую минуту. Повидавшая многое собака. Не удивлюсь, если проблемы будут. Знаете, вы уж извините меня за прямоту, но у вас машина хорошая, заметная.

– И?

– А на стекле наклейка, что ребенок в машине. У вас дети есть?

– Есть. Сын.

– Тогда не берите этого пса. Не надо. Давайте я помогу вам другую собаку найти. У нас большой приют и выбор есть.

– Почему вы так меня отговариваете? Боитесь?

– Да. Если что-то случится с вами или вашим ребенком, я себе потом не прощу. Нельзя таких красивых девушек скармливать таким чудовищам.

– Да не чудовище он! Смотрите, – Соня мягко отстранила парня с дороги и вошла в вольер.

Алабай даже не шевельнулся. Только глазами повел. Хвост у него был купирован, но Соня и так видела, что он не дрогнул. Плохо. Значит, она была права. Собака давно потеряла интерес к людям. Обижали, это очевидно.

– Привет.

Голос мягче, но не слишком. Командная нотка чуть звучит, как учил когда-то отец.

– Пойдешь со мной? Я за тобой приехала. Обещаю, что в моем доме тебя обижать никто не будет. Ты мне очень нужен. Я живу за городом и у меня большой дом с участком. И его сейчас никто не охраняет. А мне страшно. Неделю назад к нам залезли воры. Хорошо, что дома никого не было. Ведь вообще-то в это время мой сын, Денис, возвращается с занятий с няней. Если бы они были дома… Понимаешь, мне даже подумать страшно, что могло бы случиться. Воры эти не взяли толком ничего. Так, по мелочи. И поэтому мне очень страшно. Я боюсь, что они могут вернуться. Ты мне очень нужен. У меня есть сигнализация и все такое, но мой папа говорил, что собака – лучшая охрана. Вернее и надежнее не бывает. Как думаешь, прав был?

Пес прислушивался к тому, что говорила Соня. Хвост его все так же молчал, морда не сдвинулась ни на миллиметр, но Соня готова была поклясться, что ее услышали и поняли. А теперь размышляют – надо ли поддаться на ее уговоры.

– Я понимаю, что ты от людей ничего хорошего давно не видел. И это очень плохо. Но поверь, люди все разные. Я обещаю тебе, что никогда тебя не обижу. Если с твоей стороны не будет беды в мой адрес – у тебя будет дом и семья. Понимаешь? Не хозяева. А семья. Ну что? Пойдешь со мной? Или здесь останешься?

Сотрудник приюта, который наблюдал за всей этой беседой, хотел было что-то сказать, но Соня плавно повела рукой. Не сейчас.

Собака все еще лежала неподвижно. Пес внимательно смотрел на Соню, но не делал ни малейшей попытки сдвинуться с места.

И тогда Соня решилась. Она медленно опустилась на пол, сложив руки ладонями вверх на коленях. И застыла.

– Вы…

– Дайте мне полчаса.

В полчаса она не уложилась.

Ноги давно затекли, начинало темнеть, а Соня все сидела в вольере, чуть клацая зубами от холода. В конце концов она не выдержала и чихнула.

– Ну вот. Разболеюсь и выгонят меня с работы. Ты долго еще мне голову морочить будешь? Идем мы домой или ты остаешься?

Она спохватилась, что заговорила с собакой как с сыном, но было уже поздно. Впервые за все время, как Соня пришла сюда, обрубок хвоста все-таки дрогнул.

– Ну вот, а притворялся. Пошли уже!

Соня медленно поднялась на ноги и потянулась.

– Замерзла. Слышь, ты, большой друг, как тебя звать-то?

– Тамерлан его зовут.

Голос за спиной принадлежал вовсе не парню, который открыл Соне вольер.

Медленно повернувшись, Соня посмотрела на мужчину, что стоял у вольера.

– Откуда вы знаете?

– Я его хозяина знал.

– Первого?

– Да. Хороший был человек.

– Что с ним случилось?

– Рак. А родственники Тиму забирать отказались. Слишком много ест, сказали.

– Тим?

– Так его прежний хозяин звал. Тамерлан – это же Тимур иначе. Вот он и звал собаку Тимом. Но вы лучше зовите полным именем.

– Почему?

– Его другие тоже Тимом звали. Когда выпускали на ринг…

– Ринг – это там, где собаки дерутся?

– Да. По-разному называют. У нас в городе – так.

– Вы так спокойно об этом говорите. Часто видели таких псов?

– Да. Нередко.

– Дайте совет. Как мне с ним дальше?

– Честно? Никак. Оставьте его здесь. Вы не справитесь.

– Почему вы так думаете?

– Он слишком многое прошел.

– Я тоже.

– Что ж. Тогда, возможно, у вас и есть шанс. Не врите ему. Он почувствует. И не подпускайте близко к тем, кто вам дорог. Вы имели раньше дело с алабаями?

– Да. У отца была такая собака. Я росла с нею.

– Давно ее не стало?

– Да. Три года уже прошло. Она ненамного папу пережила. Слишком сильно скучала.

– Ясно. Тогда вы знаете, что алабаи очень умные. И потому с ними нужно договариваться. Просто так команды он выполнять не будет.

– Знаю. Поэтому его возвращали?

– И поэтому тоже. Он не дрался. Защищал себя, но не бился. Как они ни старались его заставить…

Соня оглянулась на собаку. Теперь Тамерлан уже не лежал в вольере, а стоял. Да уж! Грозная сила. Мощная, суровая такая. И при этом… Добрая. Почему-то Соня была уверена в этом.

– Ирлан будешь.

– Как? – мужчина удивленно поднял брови.

– Похоже на прежнюю кличку, но имя совершенно другое. Пусть привыкает. Идем!

Команда была отдана по всем правилам. Собака чуть подалась вперед, прислушиваясь, и медленно подошла к Соне.

– Ошейник принести?

– Смеетесь? Я его все равно не удержу. Так что, или сам пойдет, или тут останется.

Пес пошел.

Он добрел вслед за Соней до машины и даже не удивился, когда она открыла багажник своего кроссовера.

– Залезай. Пешком далеко идти.

Пес помедлил, но потом тяжело запрыгнул в багажник.

Денис Соню ждал.

– Отказался ложиться, – Лидия Сергеевна, няня Дениса, вышла на крыльцо вслед за мальчиком.

– Я не одна.

Пес ступил на дорожку у калитки и замер, принюхиваясь.

– Заходи. Ты теперь здесь живешь. Знакомиться будем.

Осторожно ступая, словно боясь неверно поставить лапу, пес дошел вслед за Соней до крыльца.

– Это – Ирлан.

– Какой большой! – Лидия Сергеевна придержала Дениса, который готов был уже кинуться с объятиями к собаке.

– И очень непростой. Я его в вольер отведу и попрошу вас пока не подходить к нему. Пусть привыкнет немного. Сложная судьба у него. Надо, чтобы понял, что тут его не обидят. Ирлан! Это Денис. Мой сын. Его охранять и беречь как меня. А это – Лидия Сергеевна. Ее тоже охранять и беречь. Понял? Тогда пошли.

Вольер, оставшийся от Герды, был просторным и хорошо оборудованным. Соня вызвала накануне мастера, и он заново оснастил и утеплил будку.

– Тепло тебе будет. Я знаю, что это не очень нужно и ты можешь спать на снегу, но лучше же, когда тепло?

Соня налила воды в миску и оставила собаку одну ненадолго.

– Вот!

Миска со свежим мясом вызвала у пса неподдельное изумление.

– Давно так не кормили тебя? Можешь не отвечать. Я и так вижу. Завтра поедем к дяде Гоше. Это папин друг. Доктор. Он тебе диету назначит и витамины.

Соня смотрела, как осторожно, словно опасаясь, что еду отнимут, ест алабай. Смотрела и чуть не плакала.

Вот так же и она еще совсем недавно не знала, что ее ждет. Будет у нее какое-то будущее или все отнимут и снова заставят драться. А она никогда не была хорошим бойцом. Не умела держать удар. Зачем, если рядом есть папа?

Отец воспитывал Соню один. Мамы не стало, когда маленькой Сонечке исполнился всего год. Сердце… Поэтому, когда в саду, а потом в школе Соня слышала выражения вроде «любит всем сердцем» или «сердце болит за него», первым порывом у нее было заткнуть уши. Глупое это сердце! Не любит оно никого и болеть умеет так, что потом уходит кто-то хороший и близкий.

Маму, Соня, конечно, не помнила. Смотрела на фотографии, которые стояли в рамках и висели на стенах по всему дому, и пыталась вспомнить хоть что-то. Иногда ей казалось, что это удалось. Но это была лишь иллюзия.

– Ну и пусть! – Соня усаживалась на широкий подоконник в кабинете отца. – А я буду думать, что так и было!

Отец Сони, Илья Алексеевич, дочь разубеждать не спешил. Он давно решил, что в его дом не войдет другая женщина и у Сони не будет мачехи. Воспитывать дочь ему помогала теща. Своих родителей Илья давно потерял, а с Ольгой Ивановной, своей тещей, общий язык он нашел еще при жизни жены. А потом и вовсе уговорил осиротевшую мать перебраться в свой дом.

– Вместе – легче будет. Вы нужны нам. Соне, мне… Согласитесь?

– Конечно. Спасибо тебе, Илюша! Страшно одной в пустой квартире. Все кажется, что вот-вот моя девочка выйдет из своей комнаты и спросит, где Сонечка…

Так и устроилось все. Ольга Ивановна занималась Соней, Илья – своим бизнесом, а Соня владела умами и душами обоих.

Она благополучно окончила школу, поступила в университет и радовала отца и бабушку своими успехами.

– Хороший врач из тебя, Сонька, выйдет! – Илья щелкал дочь по носу, заставляя поднять голову от учебника. – Не сутулься! Уже как скрипичный ключ стала! Как можно так перекрутиться, а? Тебе удобно?

Соня расплетала свои длинные руки-ноги, свернутые каким-то немыслимым узлом и потягивалась в отцовском кресле.

– Удобно! И креслице у тебя, папка, удобное! Я его себе заберу! Зачем тебе такое? Ты все равно в кабинете редко бываешь.

– Я тебе заберу! Ишь, пигалица! Тут занимайся! Это я тебе кабинет освободил. Мне и на работе трудов праведных хватает. Дома я уж как-нибудь без них обойдусь.

– Врешь, папка! Я же знаю, что ты и сегодня бумажки свои приволок. Опять на кухне рассядешься. Бабушке мешать.

– А она не против! К тому же, у бабушки твоей ума больше, чем у всех моих помощников, вместе взятых. Она мне иногда такие советы дельные дает, что я только диву даюсь. Ведь простой учитель, а как много знает!

– Ты только бабуле этого не скажи! Обидится! Во-первых, она не простой, а заслуженный учитель. А во-вторых… Пап, тебе не кажется, что мы как-то неправильно себя ведем по отношению к ней?

– В смысле?

– Да в прямом! Превратили ее в обслугу.

– Она же сама от домработницы отказалась.

– Да, но ей же тяжело! Я не могу сейчас помогать ей в полной мере. А дом-то большой! Надо что-то придумать.

Так в доме появилась Инга.

Некрасивую, угловатую девушку привел охранник.

– Работу ищет. Любую. Вы говорили, Илья Алексеевич, что вам помощница по хозяйству нужна.

– А что вы умеете?

– Кашу манную без комочков варить.

Девица смотрела искоса и была весьма неприветлива. Но это сыграло только ей на руку. Ольга Ивановна женщиной была доброй, жалостливой, и Инга пришлась ей по душе.

– Хорошая девочка. Пусть остается.

Со временем оказалось, что Инга совершенно не умеет и не любит убираться, зато готовит так, что дар речи потерял даже искушенный Илья Алексеевич.

– Это божественно! Где вы учились?

– У мамы на кухне, – Инга ставила на стол блюдо с рыбой и усмехалась. – Кто меня возьмет в ресторан работать? Я же неуч. Даже школу толком не окончила.

– А почему?

– Работать надо было. Отец пил сильно. А нас у матери пятеро со мной вместе. Кто-то же должен был эту ораву кормить. А я – старшая.

Соня слушала все эти откровения молча. А потом вызвала отца в кабинет, заперла дверь и принялась ругаться шепотом.

– Человек живет в доме уже почти полгода. Работает как проклятая, а мы что?

– Что, Соня? Чего ты злишься? Не пойму!

– А то! Папка, давай Ингу учиться отправим?

– Куда?

– Да хоть в техникум для начала. Туда больших знаний не надо, зато чему умному научат точно. А потом – посмотрим.

Инга окончила техникум, и Илья помог ей устроиться в ресторан своего друга.

– Эх, Илья! Знал бы ты, какое сокровище мне подарил! У меня от посетителей отбоя нет! Валом валят! А все почему? Потому, что Инга всю кухню мне перебаламутила. Меню поменяла, подсобку перестроила, кондитерский цех запустила. Прибыль… Даже говорить об этом не буду, чтобы не сглазить. Короче, спасибо тебе и не вздумай ее обратно звать. Не отдам!

Собственнические настроения друга Ильи одолели нешуточные, и уже через год Инга стала его женой. Соня так отплясывала на ее свадьбе, что сломала каблук на новых туфлях.

– Босиком еще лучше!

Именно Инга подарила Илье щенка. Герду.

К тому времени отец уже знал, что болеет. Но Соне не говорил. И Ольге Ивановне ставить в известность дочь о своих проблемах запретил категорически.

– Не надо! У нее жизнь бьет ключом. Появился кто-то, похоже. Не хочу, чтобы она переживала. Пусть радуется, пока это возможно. А я еще побарахтаюсь.

А Соня, и правда, влюбилась. В кинолога, который занимался с Гердой.

Это был немногословный, немного даже угрюмый парень, отлично знавший свое дело. Герда в его руках быстро превратилась из озорного щенка в умную красавицу, которая четко знала, как, когда и зачем ей нужно что-то делать.

– Умница она у вас! – говорил тренер Герды, Олег, по окончании занятия.

Соня кивала, соглашаясь, забирала собаку и ломала голову как объясниться с этим застенчивым парнем.

Повод нашелся быстрее, чем она его придумала. Герда поймала вора. Причем сделала это таким странным способом, что удивился даже Олег.

– Странно! Собаки вообще-то так не поступают. Не пойму, что на нее нашло!

Воришка, который забрался во двор дома Ильи, был настолько обескуражен произошедшим, что просто сидел молча на бортике бассейна, куда загнала его Герда, и даже не пытался вытащить из воды ноги. Собака же смирно сидела рядом, изредка трогая лапой голову воришки и поглядывая с гордостью на хозяина.

– Уберите ее! Пожалуйста! Пусть меня заберут уже, а? Вы же вызвали полицию?

Соне стало даже немного жаль этого незадачливого грабителя.

– Ты зачем во двор полез? Знал же, что здесь собака!

– Я думал, что она в вольере. Вы ее не выпускаете в это время.

Соня с Ильей переглянулись. Вот как! За ними следили, оказывается!

– Посиди пока тут, дружочек, – Илья поманил за собой дочь и Олега. – Герда, охраняй!

Совет, который они держали в беседке рядом с бассейном, был коротким и продуктивным.

– Что делать с ним? Пацан ведь совсем. Ума ему то, что мы его отправим туда куда следует, точно не добавит, – Илья хмурился, глядя, как Герда не дает встать воришке. – Нет, ты посмотри, что она творит! Вот так же из бассейна его не выпускала. Как только пытался вылезти, лапой его и с головой под воду. Камеры записали. А охрана, балбесы такие, вместо того, чтобы достать пацана, ржали как кони. Кино, говорят, смотрели! Забавное! Я им устрою кино!

– Папка, не горячись. Лучше скажи, что ты предлагаешь?

– А поговорить с ним. Мало ли, что за человек. Может совсем непуть, а может ничего еще.

Парнишка оказался не совсем потерянным. Жил он в соседнем поселке вместе с матерью и двумя сестрами.

– Зачем в дом полез?

– Посмотреть хотел. Вы не думайте! Я воровать не хотел ничего! Просто интересно стало. У вас там такая штука стоит – квадроцикл. Я, когда помладше был, видел, как вы ездили на озеро. Так хотелось прокатиться! А еще у вас машина красивая. Та, на которой дочка ваша ездит.

– Зависть, друг мой, поганая штука.

– А кто вам сказал, что я завидую? – парнишка взвился над скамейкой, на которой сидел, и Герда тут же подала голос, усадив его обратно. – И у меня все будет! Просто я молодой еще! Мамка говорит, что если учиться хорошо, то можно много денег заработать. Только я ей не верю. Это все не от большого ума берется.

– А от чего? – Соня переглянулась с отцом.

– От хитрости! От умения дела делать. Вот у вас какое образование?

– Юридическое, друг мой. Долгое, нудное и весьма обширное такое образование. И именно поэтому у меня сейчас есть то, что ты видишь.

– А разве вы не бизнесом занимаетесь?

– И им тоже. Но по образованию я – юрист.

– Долго учиться надо? – парнишка принял из рук Сони кружку с горячим чаем и блаженно вздохнул.

– Долго.

– Ладно.

Очень серьезно кивнув, непрошеный гость принялся пить чай.

Юристом Юра не стал, так как, поразмыслив, решил, что хочет занимать чем-то другим. А пока думал, чем именно, стал правой рукой и помощником для Ольги Ивановны. И скоро под его присмотром оказался и дом, и гараж, и все, что касалось ухода за Гердой. Платил Илья ему хорошо, и очень скоро Юра похвастался Соне, что отложил уже приличную сумму на учебу сестрам.

– Они у меня умные! Не то что я! Машка хочет ветеринаром стать, а Дашка – людей лечить. Пусть учатся. А я помогу.

Соне, правда, было не до его откровений. Она на тот момент только-только вышла замуж и узнала все-таки, что отец болен.

– Почему не сказал мне? – она ревела как маленькая и отталкивала от себя руки отца. – Я тебе чужая, да? Чужая? Как ты мог! Все знали, и только я ни сном ни духом! Папа! Почему ты так со мной?

Илья, понимая, что эта истерика временная, дал дочери успокоиться немного. А потом прижал к себе.

– Не плачь, девочка моя! Я еще здесь. С тобой. Так давай не будем портить то время, что нам отмерено. Я пока барахтаюсь, Сонька. И бросать тебя вовсе не собираюсь.

– Не смей, папка! Как я без тебя… Бабушка Оля ушла, а теперь ты куда-то собрался! Вы что?! Как я одна тут?

– Ты не одна. У тебя теперь Олег есть.

Да, Олег у нее был. Соня этому обстоятельству была очень рада. Они долго спорили с мужем, где будут жить – в крошечной однокомнатной квартирке Олега или в доме Ильи. Победил в этом споре Олег. После свадьбы они какое-то время жили в квартире Олега. Но он же предложил Соне перебраться к отцу, когда узнал, что тот болен.

– Ближе будешь. Сейчас – это главное.

Они перебрались в усадьбу, и тут пришла еще одна беда.

Управляющий, которому Илья доверил свои дела, оказался нечист на руку. И не просто нечист. Своими махинациями он поставил фирму Ильи на грань банкротства.

Соня, которая ничего не понимала в делах отца, была вынуждена просить помощи у друзей Ильи. И, к сожалению, очень быстро поняла, что далеко не все таковыми являются.

Помогла ей Инга. Услышала от мужа о неприятностях Сони и примчалась, уложив в автолюльку недавно рожденного сына.

– Смотри какой! Красивый! Не то что я! – с гордостью демонстрировала она малыша Соне.

– Инга, вот ты странная! Ты себя в зеркало давно видела? Да тебя хоть сейчас на обложку. Вот что с людьми любовь делает!

– А вот с тобой что-то не сделала ничего! – Инга, как всегда, не церемонилась. – Плохо выглядишь! За отца волнуешься?

– И это тоже.

– А еще что?

– Муж ушел.

– Куда это?

– А я знаю? Сказал, что вместе мы быть уже не сможем, и удалился. Инга, что мне делать, а? Я ребенка жду! А тут все это… И папа, и Олег, и дела эти проклятущие…

– О, про дела! Я тебе нашла хорошего человека. Все, что сможет – сделает. Он юрист. Отца твоего когда-то знал. Ну как знал… Встречались по работе. Говорит, что умнее мужика не видал. Обещал помочь, но предупредил, что все очень непросто. Соня, ты должна знать, что фирму отца скорее всего потеряешь. Но хотя б останешься без долгов и какую-то часть состояния сохранишь.

– Уже хорошо.

Так и вышло. Фирму сохранить не удалось, но отец об этом уже не узнал. Его не стало сразу после рождения внука. Дениса он еще успел увидеть. А вот того, что случилось вслед за этим – уже нет.

Олег решил, что сын у Сони от другого мужчины. Ребенка он не принял по вполне объяснимой причине. Думал, что вообще не может иметь детей. Так ему сказала мать, мотивируя это тем, что Олег переболел в детстве паротитом.

Почему он не сказал об этом Соне? Трудно сказать. Но, узнав об этом от матери, Олег молча собрал вещи и съехал в свою холостяцкую квартиру. Счел, что обсуждать нечего. Если он не может иметь детей, значит, и ребенок от другого. Как простить такое? Да никак и точка!

Стараниями Инги, которая уговорила Соню сделать ДНК, отцовство Олега было установлено и у Дениса в свидетельстве о рождении появилось имя в графе «отец».

А Соне пришлось очень постараться, чтобы хотя бы попытаться простить Олега.

– Ты предал меня!

– Соня! Нет!

– Да! Если ты мне не доверяешь – это предательство!

– Может быть, ты и права. Прости! Я не хотел!

– Тебе даже в голову не пришло сделать тест. Ведь это так просто сейчас. Так нет же. Ты просто бросил нас и ушел. И когда? Когда и папа, и ребенок, и дела! И я вынуждена была врать папе, что ты в командировке. А он все понимал! И что я вру, и что с тобой все не так просто! Стыдно мне невыносимо до сих пор! Я никогда его не обманывала… Только из-за тебя. А ты бросил меня, Олег! Как простить такое?

– Я не знаю. Прошу только – постарайся. Ради сына!

– Запрещенный прием!

– Знаю. Поэтому и использую его. Последнее средство.

К мужу Соня так и не вернулась. Наладила их отношения с сыном и поставила на этом точку. Любовь любовью, а такое не забудется. И будет напоминать снова и снова.

Еще одна беда случилась, пока они выясняли отношения с Олегом.

Герда…

Она не пережила ухода любимого хозяина. Соня пыталась остановить ту тоску, которая накрыла собаку после похорон Ильи. Она часами сидела рядом с Гердой в вольере, уговаривая ее поесть. Приносила туда Дениса. Даже забрала собаку в дом. Но та не пошла дальше прихожей, как Соня ее ни уговаривала. Легла у порога, уткнулась носом в куртку Ильи, которую случайно забыли убрать с вешалки, и затихла. Куртку она стащила сама, без спроса, нарушив четкий запрет трогать хозяйские вещи. Соня попыталась было отобрать ее у собаки, но Герда впервые чуть оскалилась на нее, а потом заскулила так, что проснулся и заплакал Денис.

Она так и ушла, тихо, среди ночи, никого не тревожа и обняв лапами ту вещь, которая все еще пахла ее человеком.

Почему-то именно уход Герды стал для Сони последней каплей. Что-то внутри у нее надломилось, и мир вдруг выцвел, стал каким-то смазанным, словно наполненным не людьми, а тенями. Изредка только Денис обретал цвет, да и то ненадолго. Соня продолжала заботиться о ребенке, что-то делать по дому, но все это автоматически, без желания и настроения. Сделав все необходимое, она уходила в отцовский кабинет, забиралась с ногами в кресло и выла. Иногда тихонько, чтобы не напугать и не разбудить сына, а иногда в голос. Жалея себя и то, что было утеряно и возврату не подлежало. Ее мучила бессонница, и Соня могла часами бесцельно слоняться по дому или участку.

Первым тревогу забил Юра. Он позвонил Инге и сказал, что с Соней что-то не так.

– Денис плачет, а она где-то по участку ходит. Не ест ничего. Даже мамины пирожки не попробовала, которые я привез. А еще… Не знаю, как сказать. У нее глаза пустые… Совсем. Смотрит сквозь меня и молчит, когда я что-то спрашиваю. Или отвечает невпопад. Что делать?

Инга приехала через пару часов. Оценила обстановку и укатила в город, ничего не спрашивая у Сони. Вернулась она на следующий день и не одна. Так в доме Сони появилась Лидия Сергеевна.

Эта спокойная миловидная пенсионерка была соседкой Инги. Познакомилась с ней и узнала о сложной ситуации в ее семье Инга совершенно случайно.

Возвращаясь как-то домой после задержавшегося банкета, она увидела, что на ступеньках сидит какая-то женщина. Судя по домашнему халату и тапочкам – соседка.

– У вас что-то случилось? Дверь захлопнулась? Домой попасть не можете?

– Да. Не могу.

– Давайте, я вам помогу. Что сделать? Слесаря вызвать?

– Не стоит. Спасибо! Еще час-другой, и я смогу вернуться в свою комнату.

– А почему не сейчас? – Инга даже решила, что у нее что-то не так с головой от усталости. Сидит человек на лестнице и не идет домой, а объяснить почему – не может.

Оказалось – не хочет. Лидия Сергеевна считала, что семейные дела выносить на публику неприлично.

Инге свою историю она доверила после того, как та застала ее снова на лестничной клетке, но уже без халата, в одной ночной рубашке и босиком.

– Господи! Что с вами? Почему вы в таком виде?!

– Я прошу вас, не так громко! – Лидия Сергеевна чуть не плакала. – Вы не могли бы одолжить мне какой-нибудь халат? Так стыдно просить вас о подобном одолжении, но выхода у меня просто нет.

Инга подхватила плачущую соседку под локоток и спустя час уже знала, что случилось.

Лидия Сергеевна стала жертвой семейных «разборок». Ее муж, тихий, такой же как она, человек, скончался около года назад. И тут выяснилось, что квартира и небольшая уютная дача, которую Лидия Сергеевна обустраивала с такой любовью, записаны на его мать. Та женщиной была беззлобной, с Лидией Сергеевной дружила, и потому, казалось, ничего плохого ждать не приходилось. Лида, интеллигентная донельзя, никогда не интересовалась у мужа его делами. Она даже прописана не была в этой квартире. У нее была комнатка в коммуналке, оставшаяся от матери. Жить там было нельзя, так как старый дом дышал на ладан, а признавать его аварийным власти по каким-то причинам отказывались. Поэтому Лидия просто закрыла эту комнату, оставаясь прописанной там, и жила у мужа.

Казалось, что все это несущественные пустяки. Стоило ли переживать, если отношения в семье были прекрасными? Свекровь Лиду – как это ни странно – любила, хоть и пеняла ей немного на то, что внуков так и не дождалась.

Из родственников у свекрови Лидии был только родной брат, да и тот жил далеко и с сестрой почти не общался.

Беда пришла нежданно-негаданно. Свекровь Лидии хватил инфаркт, и она скончалась до приезда скорой. Переоформить документы она не успела, и Лидия Сергеевна вдруг оказалась не у дел.

Она даже не обеспокоилась поначалу. Похоронила свекровь, справила поминки и заказала памятник, который должны были установить по прошествии определенного времени. И именно в тот день, когда она вернулась из конторы, с которой заключила договор на установку, под дверью у себя Лидия обнаружила странную делегацию.

– Где тебя носит? Открывай, давай!

Смутно знакомый мужчина явно был чем-то недоволен.

– Что смотришь? Я – брат Ольги, свекрови твоей. Приехал в наследство вступать.

– Какое наследство? – Лидия Сергеевна растерялась.

– Такое! Какое мне положено! Дочь с мужем в ее квартирке остановились, а я здесь с женой и сыном жить буду.

– Как же это?

– А вот так! Ты, насколько я знаю, здесь никто и звать тебя никак. Вот и выметайся! Сроку тебе – месяц! Я человек добрый. В положение войду, конечно. Но не больше! У меня своих проблем хватает.

Так Лидия Сергеевна оказалась в собственном доме на птичьих правах.

Она, конечно, сходила к юристу, но тот только развел руками.

– Ничем помочь не могу. Нужно было раньше думать и оформлять документы в соответствии с законодательством.

Лидия Сергеевна поняла, что законно свои интересы защитить она не сможет.

А сроки, данные ей новыми собственниками, оказались короче, чем было заявлено. Сначала новые хозяева навели свои порядки в квартире, запретив Лидии появляться на кухне. А потом новоявленный собственник и вовсе принялся выгонять «соседку» из квартиры, мотивируя это тем, что у «семьи» могут быть свои дела, в которые не след вмешивать «чужих». Делал он все это, совершенно никого не стесняясь и ничего не боясь.

Все его планы поломала Инга. Она уговорила Лидию Сергеевну съездить в квартиру свекрови.

– Зачем? Там же его дочь с мужем!

– Они работают?

– Кажется, да.

– Значит, нам нужно съездить туда в то время, когда они на работе. Надеюсь, ключи у вас есть?

– Да, конечно. Я же ухаживала за Ольгой Михайловной после ухода ее сына.

– Вот и воспользуемся ими.

Почему новые хозяева не обыскали квартиру, как только въехали туда, можно было объяснить только беспечностью. Зачем морочить себе голову, если и так все понятно?

Но Инга была другого мнения. Она очень подробно расспросила Лидию Сергеевну об отношениях с мужем и его матерью и понимала, что все не так просто.

К счастью, она не ошиблась. Завещание, составленное по всем правилам, нашлось. Датированное месяцем спустя после ухода Лидиного мужа, оно говорило о том, что ее свекровь была человеком исключительной порядочности и большого сердца. Причем, лежало завещание вместе со всеми другими документами в одной папке. И это говорило лишь о том, что новые хозяева квартиры просто не сочли нужным его искать.

Лидия Сергеевна плакала навзрыд, сжимая в побелевших пальцах последний привет от свекрови, а Инга тут же позвонила юристу, который занимался когда-то Сониными делами.

– Помощь нужна!

Квартиру удалось отбить. Лидия Сергеевна выдержала суд, который встал на ее сторону, и постаралась вычеркнуть из памяти ночи на холодной лестнице, крики и недовольные взгляды людей, которые прокляли ее напоследок.

– Забудьте! – Инга, как всегда, была очень немногословна. – Они вам никто и звать никак! А незаслуженное проклятие вернется на голову того, кто его послал.

– Откуда вы знаете?

– Закон такой. Мама говорила.

Именно Лидию Сергеевну Инга назначила в ангелы-хранители к Соне и Денису. И не ошиблась.

Увидев в каком состоянии Соня, ребенок и дом, Лидия Сергеевна ахнула, покачала головой, а потом засучила рукава. И уже к вечеру в доме пахло свежестью, Денис был сыт, а Соня впервые за все время уснула спокойно в чистой постели. Что намешала ей в чай Лидия Сергеевна, Инга так и не смогла выяснить.

– Травки. Ничего плохого. Бабушка моя травницей была. Знала, что и от чего помогает. Я, конечно, ей в подметки не гожусь, но кое-что все-таки помню. Соня поспит. Долго. А потом видно будет.

Проспала Соня тогда почти трое суток. Она просыпалась, но как-то не до конца. Принимала от Лидии чашку с бульоном или чаем, доходила до туалета и снова падала в постель, зарываясь головой в подушку как в детстве.

Проснулась она от того, что где-то чей-то ласковый голос напевал те потешки, которые так любил отец, когда она была маленькой:

– Ладушки, ладушки…

Спросонья Соня даже махнула руками в ответ на «полетели, полетели». А потом улыбнулась впервые со дня ухода отца и пошла искать ту, кто напомнил ей о нем так нежно.

Денис сидел на руках у Лидии Сергеевны и уплетал кашу.

– А мне можно?

– Кашку? Конечно! Садись! Я сейчас! – Лидия Сергеевна поставила Дениса на пол, и он затопал к матери, которая удивленно распахнула глаза.

– Как это? Когда он на ножки встал?

– Не знаю. Когда я пришла, он уже чуть не отплясывал в кроватке. Хороший мальчишечка! Крепкий!

– В деда…

Соня всхлипнула и вдруг разревелась, совсем как маленькая. Слезы, которые были так нужны ей, такие желанные, наконец пришли. И Лидия Сергеевна все поняла правильно. Она не стала успокаивать Соню, а просто прошла в ванную, принесла оттуда два больших полотенца и села рядом с Денисом.

– Плачь. Это хорошо. Это помогает. Поплачешь и легче станет. А потом я тебя кашкой накормлю.

Почему-то этот ласковый тон совершенно сбил с толку Соню. Она даже не стала спрашивать, откуда взялась здесь эта странная женщина, а просто уткнулась в колени Лидии Сергеевны и заревела еще громче.

Денис маму не понял. Он удивленно смотрел то на нее, то на Лидию, и раздумывал, а не зареветь ли и ему тоже. Но странная теплая женщина, чьи руки так не похожи были на мамины, улыбалась ему, и Денис решил, что плакать не стоит. Он что-то загулил, хлопая в ладоши, и Соня словно очнулась. Мир снова стал цветным и цельным.

Конечно, на этом все не закончилось. И еще не раз она ловила себя на том, что серые тени мелькают рядом, норовя задеть, напомнить о себе. Но рядом теперь была Лидия, был Денис, Инга, и жизнь постепенно начала налаживаться.

Несколько лет прошли незаметно. Соня работала, занималась сыном и отмахивалась от робких попыток Лиды уговорить ее наладить личную жизнь.

– Мне и так хорошо!

– Ничего хорошего, Сонечка! Ты молодая, красивая женщина! Как же без любви?

– А есть она, любовь эта самая? Я вот думала, что есть. А оказалось – пшик, да и только! Я ведь Олега очень любила. Уверена была, что это на всю жизнь. А что вышло?

– Денис получился. Разве этого мало?

– Да… Нет… Не знаю я! Ребенок – это прекрасно, но есть же еще что-то. То самое, что должно быть между мужем и женой.

– А что должно быть, Соня?

– Доверие. Все остальное вторично. И постель, и бытовые трудности. Если доверия нет – ничего не будет. Вот вы своему мужу доверяли?

– Даже слишком. Ты же все знаешь. Но пока он был жив, я была счастлива. Остальное… Я сама виновата. Нельзя жить с головой в облаках. Иногда нужно спускаться на грешную землю. Если бы не свекровь моя, не Инга… Я не знаю, что сейчас со мной было бы. Оказалась бы, наверное, опять в той коммуналке. Кстати, дом все-таки признали аварийным. Будут расселять.

– Вот и замечательно! Только…

– Что, Сонечка?

– Вы теперь уйдете от нас?

– С ума сошла?! Куда?

– Ну как же… Теперь у вас появится источник дохода и вам не будет нужды…

– Соня! Пока ты меня не прогонишь – я с вами!

– Я прогоню? Я?! Да вы мне семью вернули! Как же я могу? Лидочка Сергеевна, не бросайте нас, а?

– Куда я от вас денусь, Соня? – Лидия Сергеевна обнимала Соню, и все успокаивались на время.

Именно Лидия нашла в сети объявление от приюта, в котором говорилось о Тамерлане.

– Смотри, Соня! Какая собака страшная! Огромная как дом! Кто же возьмет такую? Она же взрослая уже! Опасная, наверное. Морда такая недружелюбная… Хотя, нет… Грустная больше…

Соня, которая разбирала бумаги, сидя за столиком в гостиной, подошла к Лидии и заглянула через плечо. На экране ноутбука был пес, как две капли воды похожий на Герду. Только крупнее.

– Что это?

– Да вот, реклама приюта выскочила, и я нажала нечаянно. Там такой котенок милый был на картинке. Я хотела Денису показать.

– Контакты приюта есть?

– Сейчас найдем. Соня! – Лидия Сергеевна ахнула. – Ты же не собираешься…

– Именно! Я хочу съездить и забрать этого пса.

– Но так нельзя! У нас ребенок! А собака может быть опасной.

– Я тоже была опасной, Лидочка Сергеевна. Но вы меня не бросили, так? Обещаю, я не стану его брать, если увижу, что он действительно опасен.

– А как ты это поймешь?

– Забыли? Я все-таки замужем за кинологом была. А муж мой работу свою очень высоко ценил. Спасибо ему за это. Я многому научилась. И папа тоже разбирался в собаках. В общем, я не совсем дилетант, смею надеяться. Посмотрим.

Ирлан к имени своему новому привыкал долго. А еще дольше осторожничал, пытаясь понять, куда же он попал. Его не били, вкусно кормили, лечили и никуда не возили, надев ненавистный «строгий» ошейник. Это было странно. Грустная молодая женщина, которая забрала его из приюта, приходила утром и вечером, много говорила, но довольно долго не касалась его.

– Я не знаю, можно ли тебя гладить. Ты такой суровый. Когда разрешишь – я попробую.

В конце концов Ирлан не выдержал первым. Он подошел к ней как-то вечером, ткнулся лобастой башкой в ладонь, и Соня легонько провела пальцами по изуродованной шрамами морде. Раз, другой, третий…

– Спасибо…

Так началась их осторожная дружба. Она была очень хрупкой, почти невесомой поначалу. Человек и собака присматривались друг к другу, ожидая чего-то и не совсем понимая, чего ждут.

С Денисом Ирлан общий язык нашел куда быстрее. Соня как-то вышла на крыльцо утром, собираясь ехать на работу, и испуганно охнула. Ее сын стоял в вольере и гладил алабая.

– Хороший! Ирлан, Ирланчик! Ты очень хороший! Дай лапу!

Лидия Сергеевна выглянула во двор и чуть не кинулась к вольеру, но Соня успела ее перехватить и зажала ей рот ладонью.

– Тихо! Смотрите!

Собака медленно подняла лапу, и Денис, ухватившись за нее обеими руками, попытался потрясти ее.

– Ух ты! Какая тяжелая!

Звонкий смех разнесся по двору, и обе женщины облегченно выдохнули.

– Как он вольер открыл?

– Ключ стащил, поросенок! – Соня покачала головой. – Потом всыплю! Ключ перепрятать, а Денису сладкого сегодня не давать. Вечером приеду – поговорим.

Денис наказание воспринял с пониманием.

– Мам, а он умный.

– Да уж! Умнее некоторых мальчишек! Это уж точно!

– Не сердись! Он так на нас смотрит, что мне его жалко. Разве его никто никогда не любил?

– Почему ты так думаешь?

– Мне кажется, что ему этого очень хочется, но он не знает, как это, когда любят…

Спустя год Соня впервые решилась взять Ирлана с собой на рыбалку. Страсть к этому времяпрепровождению привил ей отец. Он был страстным рыболовом, и Соня не уступала ему. До сих пор самыми лучшими воспоминаниями о времени с отцом были именно предрассветные минуты на берегу реки, когда солнце только потягивается, просыпаясь, тоненько звенит мошкара и туман, стелящийся у мостков, вкрадчиво касается чуть замерзших рук, держащих удочку.

Ирлан совершенно спокойно запрыгнул в машину и вообще вел себя так, словно для него это все вовсе не в новинку. Он спокойно лежал рядом с Соней, пока она ловила рыбу и терпеливо выслушал все ее стенания по поводу работы, изменившегося поведения сына и проблем в личной жизни.

– Совсем сбрендила! С собакой советуюсь! – Соня сняла с крючка очередную выловленную рыбешку и потянулась за садком. – Ты хоть понимаешь, что я не сумасшедшая?

Ирлан что-то тихо буркнул в ответ.

– Ага! Понимаешь… Я вот так с папой разговаривала здесь… Знал бы ты, как мне его теперь не хватает…

Ирлан смотрел на Соню так, что у той даже сомнений не оставалось – собака точно поняла, о чем она говорит.

Через неделю после этой рыбалки, Соня разбудила сына затемно.

– Вставай, Дениска! Поедешь с нами? – тихонько подула она в макушку сладко спящего мальчика.

Денис потянулся, еще не понимая, о чем говорит мама, но тут же подскочил на кровати.

– А можно? Мам! Ты не шутишь?

– Нет! Ирлан ждет нас в машине. Умывайся быстренько!

Рыбалка удалась. Денис гордо демонстрировал Лидии Сергеевне выловленного карпа.

– Я почти сам его поймал!

– Почему почти?

– Мама помогала вытащить. Он тяжелый!

С тех пор рыбалка с сыном стала для Сони доброй традицией. Она сидела теперь рядом с сыном, держа в руках удочку и помогая, точно так же, как когда-то делал ее отец.

И лишь об одном она жалела. О том, что это делал не Олег. С сыном он, конечно, общался, но Соня старалась лишний раз не встречаться с бывшим мужем. Боль так и не отпустила. Соне до сих пор отчаянно хотелось сделать вид, что ничего не было, и проснуться рядом с бывшим мужем, чтобы лежать потом тихо-тихо и смотреть, как дышит тот, кого она до сих пор любила…

Соня знала, что Олег так и не женился. Живет один, работает, забирает на выходные Дениса.

Соня и сама не поняла, что дернуло ее как-то послать ему сообщение и предложить присоединиться к воскресной рыбалке. Быстро набрав текст, она даже не проверила ошибки и ткнула пальцем в экран смартфона, отправляя сообщение. А потом зажмурилась и долгую, невыносимо долгую, минуту ждала, пока не пришел ответ.

«Буду!».

Весь оставшийся день Соня то и дело доставала смартфон и перечитывала ответное сообщение Олега. Что это значит? Почему он согласился? Они давно уже не вместе, и сына он мог бы на рыбалку свозить и без нее.

Ответа не было и ей оставалось лишь гадать, почему Олег решил, что это хорошая идея.

Рано утром в воскресенье Соня открыла вольер и потрепала Ирлана по голове.

– Привет! Составишь нам компанию? Хочу показать тебя одному человеку. Он собак любит, и ты ему точно понравишься.

На условленном месте Олега не оказалось.

Соня приуныла было, но потом решила, что стоит просто подождать. Вставать рано Олег никогда не любил.

Они с Денисом уже успели вытащить по паре рыбешек, когда Соня вспомнила о прикормке, которую приготовила Лидия Сергеевна.

– Я к машине схожу, а вы не скучайте! Ирлан, охранять!

Она уже возвращалась, когда увидела, как Денис вдруг вскочил, кинулся к удочкам и поскользнулся на еще влажном от утренней росы и тумана настиле. Крик замер в груди, и Соня, отшвырнув от себя контейнер с прикормкой, бросилась к реке.

Денис не умел плавать…

Но пока она бежала, понимая, что не успевает, помощь пришла оттуда, откуда Соня ее совсем не ждала.

Ирлан ухнул вниз с мостков почти в то же мгновение, что и Денис.

Соня точно знала, что ее алабай воду не любит. Он спокойно ходил с ней по берегу реки и ручья рядом с домом, но в воду всегда ступал с явной неохотой. А уж попытка поплавать с ним на мелководье была позорно провалена Соней задолго до этого дня. Тогда Ирлан просто вырвал из ее рук поводок, выскочил на берег и, даже не отряхнувшись, рванул в сторону дома. Денис смеялся так, что начал икать, а Соне пришлось признать, что ее пес – сухопутный житель.

И вот сейчас эта собака, даже не задумываясь, кинулась спасать того, кто свое утро начинал не с чистки зубов, и не с завтрака, а с того, что прибегал в вольер по любой погоде в одной пижаме и, заглядывая в глаза, говорил:

– Ирлан! Ирланчик! Ты – хороший!

Соня добежала до мостков, скользнула в воду и почувствовала, как снизу ее что-то толкнуло. Над водой показалась голова Дениса, и она ухватила его за куртку.

У мостков было глубоко. Когда-то давно Сонин отец долго искал место, где поставить мостки и радовался как ребенок, найдя именно это.

– Смотри, Сонька! С головой! И с ручками! Здорово, правда?!

Почему-то именно этот восторженный крик отца звучал сейчас в ушах. Соня отчаянно барахталась, пытаясь добраться до берега. Рука, которой она пыталась ухватиться хоть за что-то на крутом спуске у свай помоста, скользила по глине, а другой рукой Соня пыталась удержать над водой голову сына.

– Денис!

Знакомый голос вдруг пробился через панику, и Соня попыталась крикнуть в ответ. У нее это не получилось, но было уже и не нужно. Олег и так все понял. Он выловил сначала сына, потом Соню и, постукивая по спине отчаянно кашляющего Дениса, заорал:

– Вы с ума сошли?!

И тут же осекся. Ему показалось, что это действительно так. Ведь Соня, которую он вытащил на берег, снова кинулась в воду.

– Куда?!

Но она его уже не слушала. Нырнула раз, другой, и все-таки нашарила в темной воде то, что искала.

– Тяни!

Ее приказ прозвучал почти неслышно, но Олег понял. Вытащить Ирлана сама Соня просто не смогла бы. Собака была слишком тяжелой.

К счастью, обошлось.

Час спустя все они сидели на кухне Сониного дома и Лидия Сергеевна ахала, слушая рассказ Дениса. Впервые с того дня как в доме появился Ирлан, она без страха подошла к собаке, ухватила ее за голову обеими руками и расцеловала.

– Ты ж мой хороший! Самый лучший! Умнее тебя на свете пса нет, Ирланчик!

Ирлан, слегка опешивший от такого проявления чувств, удивленно гавкнул и покосился на хозяйку.

– Все верно, Ирлан! Ты – лучший пес в мире!

– Где ты такого красавца взяла? – Олег принял из рук Сони кружку с чаем и покачал головой. – Всегда была сумасшедшей! Как ты вообще справилась с такой собакой? Соня!

– Справилась! – Соня погладила алабая, уложившего морду на ее колени, и с вызовом глянула на мужа. – Пришлось! Тебя же рядом не было!

Лидия Сергеевна, послушав пару минут нарастающую перепалку, тихонько увела Дениса наверх и шепнула:

– Давай мы с тобой сделаем вид, что спать пошли. Пусть поговорят! Им это нужно!

– Они же ругаются…

– Поругаются… Помирятся… Иногда так и надо. Понимаешь?

– Нет.

– Ничего. Какие твои годы? – Лидия Сергеевна тихо рассмеется и обнимет мальчика.

А спустя два года Соня уложит в коляску, стоявшую на веранде, дочь и скомандует:

– Ирлан! Охранять!

И большой белый алабай лениво поднимется по ступенькам, заглянет в коляску и тяжело плюхнется рядом, глянув на хозяйку.

– Молодец, мой хороший! Если что – позовешь.

Ангел в полосочку

– Бывают! – в голосе Маши уже отчетливо звучали слезы, а тихий, поначалу, протест перерос в почти крик.

– Не бывают! – Анюта спорила, как обычно, азартно, внимательно наблюдая за двоюродной сестрой и поглядывая на дверь.

Если родители услышат, то не будет ничего хорошего. Папа еще, может быть, и спустил бы ей такое поведение, а вот мама… Мама – строгая. В угол поставить может при всех. И не посмотрит, что в доме бабушки собралась сейчас вся семья, как всегда, на Рождество. Наоборот, скажет, что Аня должна думать головой, прежде чем делать то, за что потом стыдно будет. И, ведь, не поспоришь…

Но как можно промолчать, когда Машка ей битый час уже доказывает, что ангелы бывают без крыльев?! Вон, даже бросила рисовать и спорит сидит. Даже заплакала. Это, конечно, совсем плохо, потому что Ане ее тут же жалко стало. Сестра все-таки. Не от мира сего, как тетя Лена говорит, но ведь родная. У них в семье никогда не делили детей на родной-двоюродный. Все родные и точка! Так бабушка говорит. А если родные, то нельзя обижать никого, ведь это самого себя обижаешь тоже. И в другой раз Аня бы уже пожалела сестру и перестала вредничать, но не сейчас. Потому, что нельзя рисовать ангела без крыльев, да еще в полосочку и с хвостом. Так не бывает!

Дверь в детскую все-таки распахнулась и тут же стало шумно. В гостиной взрослые играли в какую-то настольную игру. Взрывы хохота, шутливые протесты и победные вопли сменяли друг друга.

– Что тут у вас?

Тетя Нина, мама Маши, прикрыла дверь и опустилась на ковер рядом с маленьким столиком, за которым сидели девочки. Аня, как всегда, во все глаза уставилась на тетку. Все-таки, Нина – самая красивая женщина на свете! Куда красивее мамы и тети Лены. Хотя раньше, когда Анюта была помладше, ей казалось, что сестры должны быть все одинаковые. Ведь они же родные! Потом, когда стала старше, поняла, что так не бывает. И каждый человек сам по себе человек. Может быть похож будет на родню, но не более. Вот и у них в семье так. Тетя Нина черненькая, кудрявая, зеленоглазая, а мама и тетя Лена светловолосые и голубоглазые. Они на бабушку похожи, а тетя Нина немножко на деда и на саму себя.

Анюта отвела взгляд от лица тетки и посмотрела на ее руки. Тонкие пальцы крутили карандаш так изящно, что она невольно залюбовалась. Правильно мама говорит, что у Нины самые красивые руки в семье! Руки хирурга. Нина ведь тоже врач, как и мама, и тетя Лена. Только не кардиолог и не косметолог, а хирург. Это очень сложно, Аня знает. И поэтому, когда вырастет, тоже станет таким врачом, потому что Машка не хочет. Она детей лечить будет как бабушка. Ну и хорошо! Не придется «по людям» бегать, как мама говорит. Ведь Аня хочет много детей. Троих, наверное. Пока не решила. Но точно много, потому что это хорошо, когда есть, кого любить.

– Что вы опять не поделили? Вроде, большие уже девочки, а все вредничаете. Вот подрастут малыши, как они будут на вас смотреть? Старшие сестры, а ведете себя хуже маленьких. Они решат, что так и надо. И тоже будут ссориться все время. Хорошо это будет?

Маша сердито замотала головой и, обняв мать, уткнулась носом в ямку на ее шее.

– Что случилось? – голос Нины стал мягче, а пальцы пробежались сначала по кудряшкам дочери, а потом по гладким, тяжелым косам Анюты.

– Вот.

Аня развернула рисунок сестры так, чтобы Нина увидела странного ангела.

– Мы ангелов рисовали. Бабушка сказала, что в Рождество они всегда ближе всего к людям ходят и их даже увидеть можно. А Маша говорит, что они вот такие! Тетя Нина, а разве бывают ангелы в полосочку? Это же неправильно! Я ей говорила, а она не слушает!

Нина провела пальцем по рисунку дочери и улыбнулась.

– Ну-ка! – чуть поменяв позу, она усадила дочь на колени и вытерла ей щеки. – А почему ты Анюте не рассказала про этого ангела? Тогда бы и ссориться не пришлось!

– Она слушать не хотела. Только говорила, что так не бывает, – Маша вздохнула, успокаиваясь, и показала язык сестре.

Аня растерянно смотрела на тетку.

– Но как же…

– Садись, Анютка. Я расскажу, раз вы сами разобраться не смогли. А ты решишь потом, кто из вас прав. Слушай! Случилось это давно, когда ни тебя, ни Маши еще на свете не было и никто не знал, что вы появитесь. Бабушка с дедом тогда жили в другом городе. Городок этот был маленький. На весь город одна больница и одна поликлиника. Дед ваш работал как раз ее заведующим, и его очень хорошо все знали. А бабушка работала на скорой в единственной детской реанимационной бригаде. Тогда это немножко по-другому называлось, но суть та же. Конечно, они выезжали и на другие вызовы, но чаще всего все-таки к деткам. Работать было сложно, потому что уже была тетя Лена и бабушке приходилось совмещать и заботу о своем ребенке, и о других детях. Но бросать свою любимую работу она не хотела. Вы же знаете, какая она. Сама, как тот ангел.

– Так это про нее история? – Аня встрепенулась и заглянула в глаза тетки.

– Нет, Анютка! – Нина рассмеялась. – Где ты на бабушке полоски видела? Нет, можешь, конечно, посмотреть пойти, но вряд ли найдешь!

Аня рассмеялась вслед за теткой и подвинулась поближе к Маше, взяв ее за руку. Та ладошку не отобрала, и это уже было хорошо. Значит, простила и не обижается больше. Теперь можно и дальше слушать, а то как-то не по себе было, когда поняла, что зря сестру обидела.

– Ну вот! – Нина сделала вид, что не заметила Анютиного маневра. – В тот день, когда ваша бабушка познакомилась с таким вот полосатым ангелом, она дежурила. Было это перед самым Рождеством, как раз в Сочельник. Только тогда эти праздники не отмечали, как сейчас.

– Почему?

– Ну… Сложно объяснить. Я вам потом расскажу. Если коротко, то людям говорили, что ничего ценного в этих праздниках нет и в Бога верить не надо. Поэтому и праздновать, получается, нечего. Люди, конечно, были разные. Кто-то верил, кто-то – нет, а вот бабушка ваша Рождество любила. В ее семье всегда в Бога верили. И ваш прадед, который был очень известным хирургом, в операционную никогда без молитвы не заходил. Говорил, что он только скальпель, а оперирует Господь Бог. И, странное дело, девочки, за все время у него на столе только два ухода было. Представляете? Два! За все годы. И то не по его вине, а просто очень уж сложные пациенты были с кучей побочных заболеваний. Такой «процент», как у нас говорят, это для хирурга почти нонсенс.

– Почему?

– Потому, что все мы люди, Анюта. И ошибки делаем, и устаем. Цена таких ошибок огромная, но обойтись совсем без них, к сожалению, получается не всегда.

– А ты?

– Что я?

– Ты тоже так делаешь? Как прадедушка?

Нина улыбнулась:

– Да. Так же делаю. Он очень умный человек был. Поэтому, я думаю, что это правильно.

Нина помолчала, думая о чем-то своем. Девочки притихли и не мешали, ожидая, когда она продолжит. Маша тихо тронула мать за руку.

– Что? Ах да! Простите, девчонки! Рассказываю дальше! В ту ночь вызовов было много. Время холодное, дети болеют. Бабушка была уже совсем уставшая, когда под конец дежурства вызвали их на окраину города. Там такие бараки стояли рабочие, вроде общежитий. Далеко, да и людей там жило уже не так много. Начали переселять в новостройки, но к тому времени всех еще не успели. Вот… Приехали они. Старенький двухэтажный дом. Очень холодно, темно. В подъезде все лампочки перебиты. Лестница деревянная. Скрипит страшно. Бабушка тогда еще удивилась. Если так громко, то почему никто не услышал ничего, не помог. Думать не хотела о том, что всем было просто все равно. Она никогда этого не понимала. Не понимала, как можно быть настолько равнодушным, когда рядом творится такая беда.

– А какая беда, тетя Нина? – Анюта вздрогнула, услышав в голосе тетки такую боль, что ей стало не по себе.

– Большая, Анечка. Потому, что, все касающееся детей, – это всегда большая беда. Вот и тогда так случилось. Поднялись они с бригадой на второй этаж, а там на лестничной клетке лежит куча тряпья какого-то. Бабушка сразу даже не поняла, зачем их вызвали. Люди стояли вокруг и просто смотрели. А на этой куче лежала большая полосатая кошка. Странно так лежала, на боку, неловко приткнувшись к чему-то, завернутому в темную тряпку. И рычала! Так сильно и так громко, будто это была не простая дворовая Мурка, а настоящий тигр! Бабушка тогда подошла поближе и только тогда сообразила, что происходит. Ох, и ругалась же она! Это мне потом дядя Вася, водитель ее бригады рассказывал. Помните его? Они к нам в прошлом году в гости приезжали с внучкой.

Девочки дружно кивнули. Дядю Васю они знали очень хорошо. Раз в год он обязательно приезжал в гости к бабушке и всегда привозил с собой целую гору гостинцев, самыми вкусными из которых были мед с его пасеки и персики из собственного сада.

– Он говорил, что бабушка чуть с кулаками не кинулась на женщин, которые просто стояли и смотрели на это безобразие. Она так разошлась, что кошка даже рычать перестала. А когда бабушка встала на колени и протянула руку к ней, а потом спросила так серьезно, что все открыли рты: «Можно?», молча встала и чуть посторонилась, пропуская к младенцу, которого грела все это время.

Анюта ахнула и вскочила на ноги:

– Там был ребенок?!

– Да, Анечка. Маленькая девочка. Новорожденная. Кто-то бросил ее в подъезде, несмотря на то, что в тот день мороз был просто страшный. Замотанная в тонкую тряпку, она, конечно, замерзла бы насмерть, если бы не ее хвостатый ангел в полосочку. Именно он, а точнее она, Мурка, ее и спасла. Бабушка ребенка осмотрела и забрала. А когда уже спускалась, обернулась и, дядя Вася рассказывал, что совсем как человеку, сказала кошке: «Пойдешь со мной? Или останешься?».

– И кошка пошла?

– Пошла. Сама. Спустилась вниз и запрыгнула в машину, как только дядя Вася дверь открыл. А потом бабушка ей всю дорогу объясняла, пока ребенку помощь оказывала, что в больнице кошек не держат, а девочку оставить там придется. Но, если Мурка хочет, то может пожить у нее. Бригада посмеивалась, а бабушка не обращала на них никакого внимания. Для нее эта кошка была человеком больше, чем все те, кто не услышал крика маленького ребенка, который пролежал в подъезде несколько часов. А ведь девочка кричала… Так громко, как только могла. И время было такое, когда все возвращаются домой с работы. Значит, не захотели увидеть. Не захотели услышать…

– Тетя Нина, а девочка потом поправилась?

– Не сразу. Долго лежала в больнице. Но потом выздоровела.

– И что с ней дальше было?

– А дальше за ней пришли ангелы уже не в полосочку. Правда, без крыльев и вполне себе похожие на людей. И сказали, что теперь она будет их дочкой. И вырастет большой и сильной. Девочка этого не помнит, но так ей рассказывали те, кто это слышал.

– Это были ее родители? Настоящие?

– Да, Анечка, настоящие! Не те, кто ее родил, но самые настоящие, потому что они ее любили. Ведь родители – это те, кто любит. Кто жизнь не просто дает, а хранит ее потом, стараясь сделать для ребенка счастливой.

– Хорошо… А Мурка? Что с ней стало? Они с девочкой еще встретились?

Нина поцеловала дочку, отпустила ее и встала. Подойдя к стеллажу, стоявшему у стены, она достала с полки альбом, полистала его и, открыв на нужной странице, положила на столик перед девочками:

– Это – Мурка! Мой самый любимый ангел в полосочку…

С большой черно-белой фотографии на них смотрела глазастая, кудрявая девочка лет двух. Она сидела на полу, прижав к себе большую полосатую кошку. Хвостатая нянька, прикрыв глаза, хранила невозмутимость, хотя ее пушистый полосатый хвост был накрепко зажат в маленьком кулачке.

– Она прожила очень долгую жизнь. По кошачьим меркам ей было гораздо больше ста лет, когда она просто уснула рядом со мной как-то вечером и больше не проснулась. Я тогда готовилась к очередному экзамену в институте. В тот вечер я сказала ей, что встретила твоего отца, Машуня. И, хотя мы только познакомились, я почему-то уже знала, что выйду за него замуж и у меня будет очень красивая дочка. Наверное, Мурка решила, что теперь может меня отпустить… И ушла… Вот такая история…

Нина обхватила девочек за плечи, притянула к себе и поцеловала сначала одну, потом другую.

– Теперь вы точно знаете, что ангелы бывают разные. Есть с крыльями и без, а у некоторых даже хвост присутствует. Главное – не то, как они выглядят, а то, что они делают, правда?

Девчонки кивнули, и Аня потянула к себе свой рисунок. Взяв серый карандаш, она принялась рисовать полоски на крыльях своего ангела, а Нина улыбнулась и вышла из комнаты. Какое-то время за столиком было тихо, а потом Аня спросила, не поднимая глаз от рисунка:

– И давно тебе мама рассказала?

– На мой день рождения. Месяц назад.

– Это когда бабушка нам котят подарила?

– Ага. Мама сказала, что они Муркины прапрапра-… Я забыла сколько раз, но внуки. В общем, ее родственники. А значит, тоже немножечко ангелочки.

– Да уж. Это ты моей маме расскажи! Когда мой Барсик по ней ночью скачет, она его немножко другим словом называет!

Дети прыснули, а потом расхохотались уже в голос. Они старательно водили карандашами и фломастерами по бумаге до тех пор, пока не услышали, как зовет их тетя Лена, которая резала торт и подгоняла сестер с чаем. Тогда Аня с Машей, прихватив рисунки, помчались в гостиную, обгоняя друг друга, спеша отдать подарки бабушке и голося так, что даже взрослые смолкли на минутку.

– Бабуленька! Это тебе!

И кто-то из мужчин, заглянув через плечо тещи, удивленно поднял брови, а потом спросил:

– Это что? Ангелы? Красивые! Только… Почему у них хвост? И почему они в полоску? Разве так бывает?

И Аня, глянув на Машу, а потом на Нину, которая улыбалась, твердо сказала:

– Бывает!

Аспид

– Мама… – Настя изрекла это так глубокомысленно, получив тяжелым томиком Пушкина по голове, что даже безобразник Аспид замер на мгновение, с любопытством разглядывая хозяйку, а потом продолжил свою прогулку по книжной полке над кроватью.

Книга, принадлежавшая еще бабушке Насти, свалилась на пол и трепетала там теперь страницами на легком сквозняке, явно возмущенная подобным обращением.

– Да, глупая была затея повесить полку над кроватью… А ведь мама мне говорила… Надо было ее послушать! – Настя потерла лоб, предвкушая знатную шишку на том месте, куда ее приложил корешок многострадального томика. – Интересно, почему мудрая мысль, что родители иногда правы, приходит к нам уже после граблей? Бывает так, чтобы без этого сенокоса и увечий?

Аспид, выслушав все это, пристроился на крае полки, почесал умопомрачительно длинной лапой за ухом, а потом, недолго думая, сиганул вниз, приземлившись прямо на живот Насти.

Заорать Насте не позволила только гордость. Что это она за хозяйка такая, если кот способен ее довести до истерики в три минуты? И это даже еще не рекорд. Обычно хвостатый с этой задачей справлялся гораздо быстрее.

Ухватив довольно жмурившегося кота за шкирку, Настя заглянула в его зеленые глазищи и дернула за ухо:

– Мне сегодня ко второй паре, злодей! И зачем ты, спрашивается, бабушкину книгу трогал? Зачем уронил на меня светоч русской поэзии? Думаешь, я так поумнею быстрее? Вряд ли это поможет в моем случае. Все! Я обиделась! Не буду тебе больше читать!

Кот изобразил удивление, и длинный розовый язык прошелся по Настиной руке шершавой теплотой:

– Да, да, подлизывайся теперь! Брысь! Раз уж я встала, то пойдем гулять до кофейни. Я вчера не успела в магазин зайти, а у нас с тобой кофе закончился.

Аспид, которого Настя турнула с кровати, развалился на коврике, наблюдая за хозяйкой, и тронул лапой книгу, которую свалил с полки.

– Не смей! – Настя хлопнула по нахальной лапе и отобрала у кота свою драгоценность. – Это же моя любимая! Мне бабулечка ее в детстве читала каждый день почти. Хотя, что я тебе объясняю? Откуда у котов возьмется тяга к русской словесности?

Аспид посмотрел на хозяйку с такой обидой, что Насте на мгновение стало жаль этого неугомонного хулигана.

– Ладно! Я знаю, что ты тоже сказки любишь. Особенно про котиков. Нечего мне тут униженного и оскорбленного изображать! Это не я тебя разбудила.

Кота подарила Насте мама. Когда уже точно знала, что скоро ее девочка останется совсем одна, попросила соседку съездить в питомник, а после вручила маленькое лопоухое нескладное чудо дочери.

– Имя сама придумаешь.

– Мам! Ты же всегда была против животных в доме.

– А теперь очень даже «за»! Посмотри, какой он милый! И очень общительный! Пока тебя не было, он нам с Ирочкой такие серенады пел! Тебе теперь скучно не будет…

– Мама!

– Не мамкай! Так надо, Настена!

А потом они вместе долго гадали, как назвать это черное худое чудовище, которое мгновенно устроило «веселую» жизнь Насте, ее матери и даже соседям, которые, впрочем, не жаловались, несмотря на то, что неугомонный кот регулярно устраивал ночной «тыгыдык», не обращая внимания на время и условности.

Уже потом Настя оценила то, что сделала для нее мать. Кот и правда оказался очень общительным. Он не давал девушке даже минуты покоя, требуя внимания и ласки. И Настя вытирала слезы, чтобы видеть, как этот черный безобразник скачет по комнате, висит на шторах, а потом лезет обниматься, что-то все время вещая на своем кошачьем.

Вот и сейчас говорливое создание вилось под ногами девушки, не давая одеваться.

Джинсы, футболка и старенькие кеды. Пока можно и так.

Наряжаться Настя не любила, делая это только по принуждению, да и то в редких случаях, вроде свадьбы своей двоюродной сестры, которая состоялась как раз накануне.

Вспомнив о прошедших выходных, Настя поморщилась.

– Пора бы уже и о семье подумать, детка! – прогундосила Настя, подражая своей тетке, Анне. – Вот моя Аллочка – умница и красавица! Все вовремя, а ты… Настенька, так нельзя! Я твоей маме обещала…

Настя сердито швырнула плед на кровать и плюхнулась следом.

– Надоели! Еще и маму приплетают каждый раз… Как будто кроме замужа других дел на свете нет!

Аспид наклонил ушастую голову на бок и неожиданно чихнул.

– Вот! Даже ты со мной согласен! Значит, я не вру!

Настя приободрилась было, но, глянув на кота, который в позе сфинкса уселся у ее ног, снова нахмурилась:

– Не был бы ты котом, решила бы, что ты смеешься надо мной!

Аспид что-то муркнул в ответ и дурашливо заскакал по комнате.

– Угомонись! Свой план на сегодня ты уже перевыполнил! – Настя поставила книгу обратно на полку и потянулась за шлейкой. – Иди сюда!

Назначение этого атрибута Аспид знал прекрасно, а потому позволил отловить себя и даже просунул передние лапы туда, куда полагалось. Настя выгуливала его довольно часто, и все соседи давно перестали удивляться этой парочке: девушке с растрепанной косой и черному худому коту, гордо вышагивающему рядом с ней. Даже сердобольная тетя Ира, подруга Настиной матери, давно перестала ахать при виде Аспида.

– Что ж он такой худой у тебя, Настена? Кормила бы ты его, что ли…

– Тетя Ира, он лопает как не в себя! Это порода такая. Не в коня корм, как мама говорила.

– На тебя похож! Такой же изящный и точеный! – Ирина Андреевна Наклонялась, чтобы почесать лопоухое чудо, и улыбалась. – А уши-то! Уши!

– Что, тоже копия? – Настя невольно тянулась к своему уху, а потом, рассмеявшись, отмахивалась от соседки. – Тетя Ира!

– А я что? Я – ничего! Красивые у вас уши! Зайди ко мне вечером, я пироги затеяла, а у Аленки сочинение. Поможешь?

– Легко! Пусть пишет. Я проверю.

С домашним заданием Настя внучке Ирины Андреевны помогала постоянно. Оставшаяся без родителей девочка жила с бабушкой и Настю давно уже воспринимала как старшую сестру.

– Ты одна, и я одна… Настя, а можно, мы будем вместе?

Алена, так рано понявшая, как жесток бывает этот мир, с бабушкой на «грустные» темы предпочитала не разговаривать.

– Понимаешь, она тогда плачет и совсем старенькая становится.

– Да ты что, Аленка, у тебя еще очень молодая бабушка!

– А мне тогда кажется, что старая. Она как будто жить не хочет. Настя, мне страшно! А если и с ней что-то случится? Меня тогда в детский дом отправят?

– Вот еще! Ничего с твоей бабушкой не случится, Аленка! Нечего панику наводить!

– А вдруг? Мама с папой тоже не болели! А теперь их нет, – Алена смотрела на Настю так серьезно, что той становилось не по себе.

О том, что случилось с родителями Аленки, Настя, конечно, знала. И не понимала, как можно отнестись так безответственно к своему ребенку. О том, что пятилетняя Алена больше двух суток провела в одной квартире с родителями, погибшими от передозировки, Настя с матерью узнали первыми. И именно они присматривали за девочкой по очереди в больнице, пока Ирина Андреевна улаживала вопросы с опекунством. Аленка осталась с бабушкой, а у Насти появился маленький такой, почему-то вечно лохматый «хвостик».

– Я тебе не мешаю? – Алена, которую бабушка иногда оставляла у соседей, когда выпадала ночная смена, прижималась к Настиному плечу. – Можно, я посижу с тобой рядом?

Настя укутывала девочку в плед, обнимала и продолжала зубрить историю или геометрию, но теперь уже вслух. Ребенок под теоремы и даты засыпал так быстро, что прибежавшая забирать внучку Ирина Андреевна нередко оставляла ее на широком Настином диване.

– Так жалко ее будить…

– И не надо! Пусть спит! Я завтра ее сама в садик отведу. Отдыхайте, тетя Ира!

Потом Ирина Андреевна скажет, что именно благодаря Насте Аленка выкарабкалась из своих кошмаров, которые преследовали девочку первый год после потери родителей.

– Кричит по ночам. Я ее разбужу, а она потом засыпать отказывается.

– А у меня спит спокойно почему-то.

– Наверное, потому, что ты, Настена, для нее стала якорем.

– В смысле?

– Держишь ее в покое. Понимаешь? Я должна бы, конечно, но почему-то Аленка тебя для этой цели выбрала. Как мне тебя отблагодарить за то, что ты для нас делаешь?

– Никак! Пусть просто Алене станет полегче.

Случай для того, чтобы выразить свою благодарность молоденькой соседке, Ирине Андреевне представился, к сожалению, очень скоро. Мать Насти слегла, и девушка совершенно растерялась.

– Не надо бояться, Настена! Я рядом! – Ирина, работавшая операционной медсестрой в больнице, разделила с Настей все заботы, связанные с уходом. – Учись только! Мама очень переживает на эту тему. Поступи туда, куда вы наметили, и это будет самая лучшая пилюля для нее! Ей нужны положительные эмоции, Настена!

Настя успела не только поступить, но и закончить первый курс, положив на тумбочку у кровати матери зачетку, пестревшую отметками «отлично», до того, как болезнь все-таки победила.

И тут Ирина Андреевна не бросила Настю. Организовав все, она держала девушку за руку все время, пока они бегали, оформляя документы и договариваясь с ритуальной службой.

– Я с тобой, девочка! Мы справимся!

Тетка Насти, которой Ирина Андреевна позвонила сразу, как только матери девушки не стало, вежливо объяснила, что приехать не сможет и появилась у племянницы только на девятый день после похорон.

Настя, опухшая от слез, встретила ее и долго не могла понять, чего от нее хотят.

– Поживешь у меня. Квартира большая, места всем хватит. А то тут у тебя совсем мрачно! Ремонт бы сделать небольшой не мешало.

– Мы не могли. На лечение много денег нужно было…

– Я знаю, Настя. Поэтому и говорю – тебе лучше будет пожить у нас. Все-таки мы – твои единственные родственники.

– Спасибо, тетя Аня, но я хочу остаться дома.

– Как знаешь. Но я часто не смогу к тебе приезжать, а ты еще совсем молоденькая. Всякий обидеть может. Подумай!

Настя тогда наотрез отказалась, а потом поняла, что правильно и сделала.

О том, какие планы были у тети Ани на ее квартиру, Настена бы и не догадалась, но Ирина Андреевна была куда как прозорливее девятнадцатилетней своей соседки.

– Настя! Даже не думай! Никого сюда не пускай, а то без жилья останешься!

– Почему?

– Да потому что! Не хочу я про людей плохо! Мало ли, может ничего такого и нет. Просто послушай меня и пока ни на какие предложения тетки не соглашайся. Время покажет.

Насте позже пришлось признать, что Ирина Андреевна оказалась права. Даже полгода не прошло, как тетя Аня снова заявилась в гости и попросила у Насти разрешения подселить к ней Аллу.

– Вы обе девочки. Университеты ваши рядом. Аллочке было бы куда как легче добираться на учебу от тебя, чем ехать через весь город. Квартира большая, и вы друг другу не помешаете.

Настя даже не успела ничего сказать в ответ. Ирина, которая забежала к соседке, чтобы попросить присмотреть за внучкой, вмешалась в разговор и, улыбнувшись, спросила:

– Настена, а что же ты не скажешь тете, что замуж собралась? Как это вы будете жить все вместе? Разве Дима не будет против? Ой, Анна Петровна, такой хороший мальчик! Из очень приличной семьи! Я так рада за нашу Настеньку! И мама бы ее порадовалась… – Ирина Андреевна смахнула слезинку и вздохнула. – Настена, почему тете ничего не сказала? Нехорошо это! Она бы за тебя порадовалась!

Настя, которая сидела, открыв рот, даже не нашлась, что ответить.

– Стесняется! – Ирина Андреевна доверительно понизила голос. – Все-таки девочка взрослая уже, а парень только сейчас появился. Она ж вся в учебе, да теперь вот и в работе. Все сама! Все сама! Помочь-то некому. Умничка! Мама бы тобой очень гордилась, Настюша!

Анна, нахмурившись, свернула разговор и, наскоро распрощавшись, уехала, а Настя, выпроводив тетку, в недоумении воззрилась на соседку.

– Настя! Что ты на меня смотришь? Так надо!

– Где-то я уже это слышала… А кто такой Дима? – Настя едва сдерживалась, чтобы не рассмеяться, глядя, как прячет глаза Ирина. Врать она отродясь не умела, а тут выдала такое, что Настя подумала, что совершенно не знает эту маленькую пухленькую женщину с мягкими уютными руками и тихим голосом.

– Да Бог его знает! Я даже имя толком придумать не успела! Назвала первое попавшееся.

– Спасибо…

– Ох, Настена! Как же вам, девочки мои, материнской ласки и внимания не хватает. Не я должна за вами присматривать, конечно. Но что смогу – сделаю!

Кофейня, к удивлению Насти, оказалась закрыта.

– О как! А как же завтрак? – глядя на внимательно смотревшего на нее кота, спросила Настя. – Тут нам кофе не дадут. Придется искать где-то в другом месте. Тетя Ира уже на работу ушла, наверное. Хотя нет, что-то я путаю. Она сегодня в ночную. Странно! А почему тогда Аленку не привела?

Не успела Настя договорить, как кот рванул куда-то в сторону, дернув поводок, и девушке пришлось обернуться.

То, что она увидела, заставило Настю замереть на месте.

Ирина Андреевна, зареванная и растрепанная, бежала по тротуару в домашних тапочках, что-то крича Насте.

– Господи! Как же хорошо, что я тебя нашла! Беда, Настена! Аленка пропала!

Настя почувствовала, как воздух вдруг закончился. Она хотела вдохнуть, заставить сердце биться дальше, и не могла. Аспид цапнул ее за ногу, выбрав местечко там, где заканчивался носок, и острая боль заставила Настю прийти в себя.

– Как пропала?!

– Я утром домой пришла после смены, а ее нет! И не ночевала! Постель не разобрана и рюкзака школьного нет! Настя, ты же знаешь, она не могла сама! Никогда бы Аленка так не сделала! Господи, что делать-то? Где мое дите?!

Истерика почти завладела Ириной, и Насте не оставалось ничего другого, как отвесить соседке пощечину, а потом крепко обнять, прижав ее к себе:

– Тетя Ира! Мы ее найдем! В полицию надо. И… Я еще подумаю! Идем!

Подхватив Аспида на руки, Настя почти бегом кинулась по улице, а потом обернулась и почти силком сунула кота в руки Ирине.

– Держите! Крепче! А то удерет! Придется тогда двоих искать! Мне позвонить надо!

Ирина вцепилась в кота как в спасательный круг. Аспид недовольно мяукнул было, но стерпел. Он не пытался вырваться, а напротив, прижался к женщине, обняв ее длинными лапами за шею.

Через час у дверей отдела полиции, куда Настя привела Ирину, собралась небольшая толпа. Здесь были студенты из группы Насти, а также те, кто учился на параллельных потоках, и даже несколько преподавателей. Все, кого успели собрать за это время.

Невысокий юркий паренек лихо затормозил у крыльца отделения, пристроил велосипед к перилам лестницы, ведущей ко входу, и расстегнул рюкзак, достав оттуда распечатанные ориентировки с фотографией Аленки.

– Подходите ко мне! На всех, может, и не хватит, но вам лучше не ходить по одному. Я сейчас распределю вас по району, а дальше посмотрим. Связь держать в телефонном режиме со мной, Настей или Дмитрием. Дима! Где ты? Иди сюда! Покажись, чтобы все тебя увидели!

Долговязый, нескладный парень махнул рукой и пристроился рядом с говорившим на нижней ступеньке.

– Осматриваем те места, где ребенок мог бы спрятаться. Чердаки, подвалы, гаражи. Кричим, зовем, расспрашиваем собачников. Еще рано, многие дома. Помните, от нашей скорости сейчас зависит очень многое! От скорости и внимательности! У нас нет волонтеров, которые знают, как это правильно делать. Но они же тоже люди, которые когда-то ничего не умели. И мы – люди. А значит, сможем помочь. Девочка может быть напугана или ранена. Чтобы не было вопросов: ссоры не было, в семье все в порядке. Ищем, друзья! И… Удачи…

Ирина Андреевна, постаревшая разом на целую вечность, вышла на крыльцо и, охнув, опустилась на ступеньку, поддерживаемая Настей.

– Ноги не держат…

Настя, присев рядом, погладила Ирину по плечу и покачала головой:

– Надо идти, тетя Ира! Домой нам надо!

– Нет! Зачем домой? Как я туда пойду без Аленки?

– А если она придет домой? Сама придет? А там никого? Лучше будет, если мы ее там подождем!

Ирина Андреевна глянула на Настю, а потом подхватила под мышку кота и попыталась встать.

– Все верно! Идем! Вдруг она уже дома? А я тут сижу! Она же голодная!

Настя, кивнув ребятам, подхватила под руку соседку, помогая подняться.

– Вот так! Потихонечку! Аспид! Иди ко мне!

Кот на Настю внимания даже не обратил. Он висел под мышкой у Ирины безвольной тряпочкой, свесив длинные лапы и вертя ушастой башкой.

– Ладно! Раз тебе так удобнее… – Настя глянула на часы и покачала головой.

Аленки нет уже слишком давно. Даже если вчера она осталась у кого-то из подруг, давно уже дала бы о себе знать. В школу Настя позвонить уже успела, пока Ирина писала заявление, и точно знала, что девочка там сегодня не появлялась.

Дойдя до перекрестка, Настя неожиданно свернула в сторону, потянув за собой Ирину.

– Куда ты, Настена? Нам же домой надо!

– А мы туда и идем! Давайте только через школу, а? Это же рядом совсем. Вдруг кто-то ее видел? Или вы идите домой, а я сама пробегу, поспрашиваю…

– Нет! Я с тобой! – Ирина перехватила кота поудобнее. – Давай скоренько!

Насчет «скоренько» Ирина Андреевна явно погорячилась. Ноги ее не слушались, перед глазами мелькали противные черные мушки, а Аспид стал весить, казалось, раз в сто больше, чем было на самом деле. Она остановилась на мгновение, чтобы отдать кота Насте, но тот вдруг вырвался из ее рук, неожиданно мощно и сильно оттолкнувшись лапами, а потом рванул куда-то в сторону забора вокруг недостроенной многоэтажки.

– Аспид! Стой! – Настя кинулась за котом, пытаясь поймать волочившийся по земле поводок.

Кот метнулся в сторону, протиснулся в щель под забором и был таков.

– Тетя Ира!

– Я не знаю, как он вырвался! Настена, вон туда беги! Там вход на стройку! – Ирина махнула в сторону шлагбаума и схватилась за сердце.

– Куда я побегу от вас? Давайте-ка вон туда, на лавочку! Валидол есть с собой?

– В кармане…

Усадив Ирину на лавочку, Настя достала телефон.

– Скорую?

– Не вздумай! Алену искать надо! Я сейчас соберусь и встану! Мне уже легче. Просто передохнуть нужно немножко. Иди пока, кота поищи. Может, он недалеко удрал! Лови его побыстрее и пойдем дальше!

Настя понимала, что Ирина, несмотря на то, что случилось, пытается ее успокоить. В этом была вся соседка. Самой плохо, сердце вон скачет как сумасшедшее, а она думает о том, что Настя потеряла последний подарок матери.

– Я попрошу сторожа, чтобы поглядывал по сторонам. Оставлю ему номер и вернусь, хорошо?

Ирина только устало кивнула в ответ. Силы вдруг оставили ее. Не справилась… Как ни старалась, а не справилась… Аленка хоть и смышленая, а все ж таки ребенок. Не надо было ее одну дома оставлять! Пропади пропадом эта работа! Давно пора было поменять ее на что-то более свободное по графику. Пусть в оплате бы и потеряла, зато внучка была бы под присмотром. И почему она Алену послушала, когда та решила, что уже достаточно взрослая, чтобы остаться одна на ночь?!

– Бабушка! Что со мной может случиться? Я уроки сделаю и спать лягу!

– Я буду волноваться! Лучше будет, если ты у Насти переночуешь, как всегда.

– Она так никогда замуж не выйдет! Никакой личной жизни, ба! Она мне в няньки не нанималась!

– Что это еще за разговоры?

– Прости! Я не хотела грубо. Но Настя же уже взрослая! Ты сама говорила! Вот пусть и занимается своей личной жизнью! Я не хочу ей мешать! Она и так со мной уроки делает и помогает нам. И вообще! Я уже большая!

– Маленькая! И я волноваться буду! Ты же до меня не дозвонишься, если я в операционную уйду.

– А зачем мне тебя дергать? Работай спокойно! Мы же с тобой люди взрослые, так давай и жить по-взрослому, ба! Не волнуйся за меня! Я же ответственный человек? Как ты считаешь?

Возразить Ирине было нечего. Алена действительно была на редкость ответственной девочкой. Она сама ходила на занятия в музыкальную школу, да и на родительских собраниях Ирине не приходилось краснеть за внучку.

Господи, зачем же она только согласилась с Аленкой?! Вот где она теперь? Где ее искать?!

Ирина тихо заплакала, даже не заметив, что Настя, разговаривая со сторожем, вдруг кинулась бежать, не обращая внимания на окрики у себя за спиной.

Сторож припустил вслед за девушкой, и скоро все стихло.

Ирина смахнула слезы, ругая себя за то, что разнюнилась так не вовремя, встала было с лавочки, но тут же снова рухнула на нее, когда увидела, как со стороны стройки почти бежит сторож, а на руках у него… Алена.

Настя, обогнав мужчину, подхватила сползающую с лавочки Ирину и крикнула:

– Скорую! Аленка, сейчас! Все будет хорошо с бабушкой! Не бойся!

Приехавшая скорая привела в чувство Ирину, совсем обезумевшую от счастья, и увезла в больницу Аленку со сломанной ногой.

А уже потом, дома, гладя Аспида, который пристроился рядом с ней, Алена рассказала бабушке, как оказалась на стройке.

– Мы домой шли с ребятами после школы, а там мальчишки. Кидают камнями в собаку со щенками. Там такая красивая собака живет, бабуль! Я тебе хотела рассказать, но все время забывала. Мы ей все по очереди еду таскали по утрам. Ну, что от завтрака останется. Она же мать! Ей хорошо питаться надо! А тут эти! Камнями в нее! Так же нельзя! Один щенок испугался и убежал. Мы его искали, искали… А потом я в ту яму свалилась. Я нечаянно! Честно! Просто уже темно было, и я не увидела, что там эта… Как ты ее назвала, Настя?

– Траншея…

– Вот! Она! Я туда свалилась, а потом долго кричала. Но меня никто не услышал. Там же стройка заброшенная, никого нет, кроме сторожа.

– А как же вы туда попали? Как прошли мимо него?

– Там дырка в заборе есть. Надо же было щенка найти! Он маленький еще совсем! Мог и погибнуть! Вот… Я кричала, кричала в этой яме, а потом охрипла. И было очень холодно… А та собака пришла ко мне. Села на край ямы и выла почти всю ночь. Как будто звала на помощь. Это ее Аспид услышал! А потом Настю привел. Показал, где я. Бабушка, представляешь, какой он храбрый! Собаку не побоялся! А ведь она там на стройке не одна! Его поранить могли, а он меня спасал!

– Ничего не понимаю! А где сторож был? Почему не нашел тебя раньше?

– Не знаю. Я там совсем одна сидела. Бабушка! Ты только не сердись на меня, ладно?

– Ох, Аленка! Ни за что я тебя больше одну не оставлю! Будешь как Аспид на поводке ходить, чтобы не потерялась больше!

– Хорошо, хорошо! Я сама больше одна не хочу! Мне там очень страшно было…

Настя, которая успела поблагодарить всех, кто участвовал в поисках Алены, и даже дать свой номер телефона отчаянно красневшему Дмитрию, погрозила пальцем виновнице переполоха и, оставив кота у соседей, ушла домой, а Ирина еще долго сидела у постели внучки, гладя ее по голове и нашептывая сказки. Алена спала крепко и сладко. Ведь ее сон охранял не кто-нибудь, а кот со странным именем Аспид.

Но разве важно, как тебя зовут, если ты умеешь делать то, что иногда могут только ангелы? И пусть крыльев природой для тебя не предусмотрено, но есть же длинные ноги, которые умеют бегать быстро, и крепкие когти, чтобы отбиваться от тех, кто посмеет преградить тебе путь. А еще есть большие уши, которые хорошо слышат. И этого достаточно, чтобы те, кто тебя любит, были рядом с тобой в безопасности.

Беги, Сима, беги

– Ай! – Ольга вскрикнула и невольно зажмурилась, когда крупный град защелкал по лобовому стеклу ее машины.

– Мам, ты чего? – теплая ладошка сына погладила ее по щеке, и стало еще тревожнее.

– Владик, ты как? – она повернулась к сыну, который сидел рядом в детском кресле, глазея на стихию, бушевавшую у их дома.

Добраться до него они смогли, а вот войти в подъезд уже не успели. Пока Ольга возилась с сумкой и ключами, пока отстегивалась, редкие капли дождя, которые шлепали по стеклам неуловимо и споро, сменились вдруг настоящим тропическим ливнем. Вода, льющаяся с неба, превратилась в почти сплошной поток, а потом началось какое-то светопреставление. Ветер гнул к земле деревья. Качели на детской площадке плясали какой-то странный, если не сказать страшный, танец. А град уже через несколько минут грязно-белым покрывалом укрыл двор, устроив шаманские пляски на крыше машины, в которой сидели Ольга с сыном.

– Ух, как громко! Да, мам?! – прокричал Владик, от восторга хлопая в ладоши, когда гром раскатисто заворчал, а потом шарахнул так, что Ольга подпрыгнула на сиденье и закрыла уши руками. – Не бойся! Я же с тобой!

– Это хорошо! – Ольга не хотела пугать сына, а потому взяла себя в руки и постаралась успокоиться.

Что им грозит? Да ничего! Они в машине, под крышей и в безопасности. А гроза долгой не бывает. Нужно только чуть-чуть подождать и все сойдет на нет. Дождь пройдет, снова покажется солнце, и страх, который сейчас ледяными пальцами играл бусиной ее души, уйдет. Ведь боится Ольга не за себя, а за сына. А Владу эта свистопляска, похоже, даже нравится…

Град усилился, творя такую какофонию, что Ольге даже показалось, будто в этой барабанной дроби вот-вот появится какая-то едва уловимая рваная мелодия. Ведь не может же быть все настолько негармоничным! Ей, привыкшей слышать музыку даже в мелочах, таких как дождь или скрип давно не смазанной калитки на старой даче, оставшейся от деда, было сложно не попытаться найти хотя бы отзвук гармонии в созданной природой симфонии.

Но, видимо, сегодня был не ее день. И почти услышанная мелодия куда-то испарилась, когда Влад дернул вдруг свой ремень, отстегивая его, и затеребил ручку дверцы.

– Ты куда?! – Ольга опомнилась и схватила сына за руку, не давая ему открыть дверцу.

– Мама, смотри! – Влад ткнул пальцем в какое-то светлое пятнышко на фоне кустов у подъезда, и Ольга ахнула.

– Не может быть! Сиди здесь!

Она выскочила из машины и тут же болезненно охнула, когда град, который уже пошел на спад, довольно чувствительно защелкал по ее плечам и макушке. Торопливо натянув на голову капюшон куртки, Ольга кинулась к маленькому светлому комку, который жался к кустам, пытаясь спрятаться.

– Господи! Откуда ты здесь взялся?! – Ольга подхватила котенка, который больше был похож на комок грязного мокрого меха, выброшенного кем-то за ненужностью, сунула его под куртку и кинулась обратно к машине.

Влад от нетерпения подпрыгивал на сиденье.

– Мам, дай! Дай мне его!

– Погоди, сын! – Ольга отстранила руки Владика и осторожно отвернула полу куртки.

Котенок был жив. Он так вцепился в тонкий свитер Ольги, раздирая коготками ее нежную кожу на груди, что женщина невольно поморщилась.

– Больно… Погоди, малыш…

Старенький детский плед, который Ольга возила с собой в машине с тех пор, как у нее появился ребенок, пришелся как нельзя кстати. Она попыталась отодрать от себя котенка, но тот не дался. Сидел, закрыв глазки, и даже не кричал. Просто вонзал свои коготки все глубже, пытаясь получить защиту от той, что его спасла.

– Ладно! Ладно! Сиди так! Только перестань царапаться! – Ольга укрыла котенка пледом и прижала к себе. – Маленький… Как же ты на улице оказался в такую погоду?!

Влад притих, разглядывая находку, и Ольга вдруг поняла, что почти успокоилась.

Подумаешь – гроза! Вон какой кроха и тот выжил! Значит, ничего страшного не случится!

Дождь утихал. Град прошел, и где-то далеко, за рекой, которая разделяла город надвое, еще разок напоследок громко ругнулся гром, а потом появилось солнце. Его луч скользнул по краю иссиня-черной тучи, и Ольга невольно замерла, поразившись красоте, которую творила на ее глазах природа.

Котенок шевельнулся, и Ольга заторопилась.

– Домой! – велела она Владу и выбралась из машины первой.

– Мама, смотри! Радуга!

Они застыли, не обращая внимания на редкий уже дождь и разглядывая двойную радугу, привольно раскинувшуюся над городом, и только когда котенок завозился у нее под курткой, Ольга опомнилась.

– Идем, Владик! Нужно же разглядеть нашу с тобой находку! Он, наверное, голодный.

– А блошки у него есть? – Влад хихикнул, и Ольга погрозила сыну пальцем.

– Будем надеяться, что немного.

Ее надежды не оправдались. Блох на котенке было столько, что даже Влад открыл рот от удивления.

– Мам, а они его совсем не съедят?

– Вот еще! – возмущенно фыркнула Ольга, разглядывая закисшие глазки и крошечный хвост. – А мы с тобой на что?!

Вечер прошел в хлопотах. Ольга позволила сыну помочь, и они вдвоем отмыли котенка, попытались накормить и долго спорили о том, где найденыш будет спать.

– Мам, ну пожалуйста! – Влад держал котенка, укутанного в теплый плед.

– Нет! – Ольга была неумолима. – Не сейчас, Владик. Нужно свозить его в ветеринарную клинику. Предпочитаю лечить одного кота, чем тебя и его за компанию! И не спорь со мной! Лучше принеси бабушкину корзинку для вязания.

– Зачем?

– А, посмотришь! – Ольга отобрала котенка у сына и погладила найденыша. – Не дрейфь, малыш! Все будет!

Эту присказку она сотни раз слышала от своего деда. Тот воспитывал внучку в строгости, но всегда говорил:

– Ты у меня балованная, Олька! Самая любимая и самая лучшая! Помни об этом! И мамка с папкой тоже тебя любят!

– Да? Дед, почему же они тогда не живут с нами?

– Потому, что есть такие профессии, дитя мое, которые очень нужны и важны, но требуют серьезных усилий. И детям там, где эти усилия будут приложены, не место! Куда тебя в геологоразведочную партию?! Ты же там всю тайгу перебаламутишь!

– Дед!

– А что сразу – дед?! Разве я не прав? Кто вчера с бульдогом из сороковой квартиры целовался? Его даже хозяйка боится! А ты лезешь!

– Ну и зря боится! Марсик добрый!

– Как же! Слопает и не подавится! Головой соображать надо, Олька! Это тебе не хомяк!

– Конечно, нет! Что я не понимаю?!

– А в тайге ты с кем целоваться будешь? С медведями?!

– Они милые…

– Только в сказках! А так – это самый свирепый и непредсказуемый хищник! Даже дурноватый немного. И нечего к нему лезть!

– А я и не лезу!

– Вот и сиди дома! Скоро мать с отцом вернутся – пусть тебя и воспитывают! А я умою руки на пару месяцев! На рыбалку хочу!

– Дед…

– Ась?

– А они точно вернутся?

– Все будет, Олька! Когда я тебе врал?

Дед и правда никогда не обманывал Ольгу. Даже тогда, когда она задавала «неудобные» вопросы. В отличие от своих одноклассниц, она знала все и обо всем задолго до того, как в ее жизни появилась первая любовь.

– Ты, Олька, будь умнее! Это дело – оно не хитрое. Раз, два и в дамках. Но расхлебывать потом – тебе! Поэтому думай головой! Готова ли ты стать матерью-одиночкой и воспитывать ребенка одна? Сложно это… Надо быть и за мать, и за отца.

– Как ты для меня?

– Именно! И поверь, далеко не сахар это все! Я, конечно, и дочку свою, и зятя люблю. И помогать им никогда не отказывался. Но столько, сколько я страху натерпелся за эти годы, тебе не пожелаю!

– Какого еще страха, дед?

– А такого! Ты думаешь, легко дитя растить? Дочку-то я почти и не видал! Мать занималась. Работал много, по тайге мотался, вот так, как твои родители сейчас. Домой приеду – она сыта-здорова, обнимает меня… Только радость от нее и видел. А как ты у меня появилась, так я и понял, что такое отцом быть. Да и матерью тоже.

– И что же?

– А это две стороны разом, Олька. С одной – радость, что ты у меня есть, а с другой… Никогда и ничего я так в жизни не боялся, как того, что с тобой что-то случиться может. Как-то, еще по молодости, вышел я в тайге на медведя-шатуна. Не с пустыми руками, конечно, но что-то отвлекся, не остерегся и выскочил на поляну прямо перед его носом. Так вот я тебе скажу, что и тогда мне так страшно не было!

– И он тебя не тронул?!

– Нет! Мы минут пять стояли друг против друга и ждали, кто уступит. Я понимал, что, если шевельнусь – живым мне не быть. Все равно не успею…

– А медведь?!

– Что медведь? Откуда мне знать, что он там себе думал? Потоптался немного, да и ушел обратно в тайгу. А я пошел штаны сушить.

– Дед!

– Как есть – так и говорю! Не шутки это…

Сравнение Ольгу впечатлило. И к выбору спутника жизни и прочим подробностям, с этим связанным, она подошла со всей серьезностью. Дед, который уже болел, но сдаваться не собирался, ее выбор одобрил.

– Хороший, Олька! Мужик! Выходи замуж.

На свадьбе Ольга танцевала и с отцом, и с мужем, но главным танцем для нее в этот день так и остался тот, что был с дедом.

– Счастлива?

– Очень!

– Это хорошо!

– Дед…

– Аюшки?

– Как жить?

– Лучше всех, Олька! Лучше всех…

Не получилось. Сначала не стало деда. Потом ушел муж. Глупо, нелепо, по чужой злой халатности… Водитель, который сбил его, был пьян и получил наказание в соответствии с законом. Но кому от этого стало легче? Ольга осталась одна с годовалым сыном на руках.

Нет, родители, конечно, помогали, но это было совсем «не то». Ольге не хватало того, с кем можно было бы поделиться своей болью. Таких людей на свете было всего двое – дед и муж, но они ушли… И Ольге пришлось сильно постараться, чтобы собрать себя «в кучку», как говаривал дед, и научиться жить дальше самостоятельно.

У нее получилось. Была квартира, оставшаяся от деда. Была работа. И был сын. Он и держал. Только теперь Ольга в полной мере осознала, насколько дед был прав всегда и во всем.

– Мам, он уснул! – Владик крутился возле корзинки, иногда протягивая руку, чтобы погладить котенка, но тут же отдергивал ее, помня о запрете матери.

– Вот и пусть поспит! Не трогай его. Потерпи немножко и сможешь играть с ним столько, сколько захочешь.

– Мы его оставим?

– А как ты думаешь?

– Думаю, что мы за него в ответе. Мы же его нашли!

– Прав был дед. Хорошие книжки нужно читать вовремя! – улыбнулась Ольга, обнимая сына.

Котенок оказался той еще морокой.

– Кошка. И повозиться вам с ней придется, предупрежу сразу.

Ветеринар был молодым, но, судя по всему, уже достаточно опытным. Ольга смотрела, как он вертит в руках тщедушное тельце, и понимала, что у нее появилась еще одна «заботушка».

– Мам, а как мы ее назовем? – Влад нес корзинку с кошкой после первого осмотра у ветеринара с такой гордостью, что Ольга невольно посмеивалась, даже не догадываясь о том, что делала она это совершенно так же, как ее дед когда-то.

– Варианты?

– Помнишь, мы с тобой в моем телефоне симку меняли? Она была такая малюсенькая, что ты ругалась.

– Я?! Ругалась?!

– Да! Потому что не могла ее нормально запихать в слот. А потом у тебя получилось, и ты обрадовалась. Вот я и подумал… Она пока маленькая кошка и проблем с ней будет много, но потом, когда подрастет, ты тоже будешь радоваться, что она у нас есть.

– И?

– Симка, мам. Давай назовем ее – Симка.

– Тогда уж – Сима!

За все усилия, которые были затрачены Ольгой и Владиком на то, чтобы выходить ее, кошка отблагодарила с лихвой.

Ласковая, умненькая, она быстро стала еще одним членом маленькой Олиной семьи. Вечерами, когда уставшая Ольга возвращалась с работы, Сима бежала к ней, требуя беседы и рук. И усталость отпускала. Появлялись силы на дела по дому и помощь сыну с уроками. От Влада же Сима просто не отходила ни на шаг.

– Маленькая ты моя… Такая кроха, а сколько в тебе понимания и ласки! – гладила кошку Ольга.

И Сима, будто понимая, что ей говорят, откликалась, многозначительно жмурясь и напуская на себя всю ведомую ей загадочность кошачьего племени.

Именно Сима стала для Ольги тем оберегом, который позволил ей сохранить семью и достоинство.

Олег появился в жизни Ольги через год после того, как в ее дом пришла Сима. Они познакомились на переговорах, где Ольга работала переводчиком. Работа была сложной, так как перевод предполагал не только синхронность, но и умение правильно понять желания заказчика и сгладить «углы», что Ольга умела делать просто виртуозно. За это ее и ценили, доверяя самые сложные участки подобной работы в большой строительной компании. С задачей своей она, как и всегда, справилась на отлично, но усталость взяла свое и перед тем, как поехать домой, к сыну, Ольга решила выпить чашку кофе и собраться с мыслями, прежде чем сесть за руль.

– Устали? – молодой юрист, участвовавший в процессе переговоров со стороны заказчика, смотрел на Ольгу с сочувствием и пониманием.

– Да. Иногда это очень выматывает.

– Понимаю, – собеседник замялся, но все же задал тот вопрос, который и положил начало отношениям. – Вы замужем?

Отношения у Ольги и Олега были спокойными и ровными. Спустя какое-то время она познакомила его с сыном, внимательно наблюдая за реакцией своего избранника на мальчика. И не увидела ничего такого, что могло бы смутить ее. Олег азартно играл в компьютерные игры с Владом, давал советы по настройке нового компьютера, подаренного Ольгой сыну, и иногда брал мальчика с собой на рыбалку. Все складывалось вроде бы неплохо, если бы не одно «но».

Сима Олега не принимала категорически. С первого дня, когда он появился в доме Ольги, кошку будто подменили. Стоило Олегу появиться на пороге, и Сима, распушив хвост, начинала ворчать.

– Симочка, девочка моя, что ты ругаешься? – пыталась утихомирить кошку Ольга.

Но раз получив по рукам лапой, попытки эти оставила.

– Боится она тебя, что ли? – пожимала плечами Ольга, глядя, как Олег удивленно наблюдает за кошкой. – В моем доме не было взрослых мужчин. Влад не в счет. Сима его как котенка воспринимает, мне кажется.

– Если так, то спасибо твоей кошке! – усмехался Олег.

– За что?!

– За то, что она дала мне понять, что ты ждала именно меня! Других ведь не было?

Олег обнимал Ольгу, а Сима словно сходила с ума. Она кидалась под ноги Олегу и пыталась укусить или поцарапать его. В итоге, устав от этих выходок, Ольга стала запирать кошку в комнате сына, когда Олег приходил в ее дом.

– Мам, а если она пытается нам что-то сказать? – Влад гладил притихшую после ухода Олега кошку.

– Что именно, Владик? Мне кажется, что дело тут не в этом. Мы же не знаем, кто выбросил Симу на улицу? Может быть, это сделал мужчина и она теперь боится Олега?

– Может быть… А если нет?

– Тогда я не знаю, что она хочет нам сказать, Владик. Тебе Олег нравится?

– Наверное…

– Вот и мне тоже. Давай, не будем принимать на веру кошачий хвост! Решать как и что – должны люди! Как думаешь?

– Не знаю. Может, ты и права…

Дело шло к свадьбе, и Олег уже готовился перевезти свои вещи в дом к Ольге, так как своего жилья у него не было, когда случилось то, что наглядно показало Ольге – с кошачьим хвостом стоит считаться. Ведь иногда он может дать понять человеку, что тот, кто приходит в его дом, не всегда хорош.

В тот день Ольга задержалась на работе и Олег, с которым они договорились поужинать вместе, приехал раньше. Поздоровался с Владом, разобрал пакет с продуктами, который привез с собой, и принялся готовить мясо. Олег очень любил показать себя хорошим кулинаром, и Ольга не раз нахваливала его блюда, радуясь, что в доме появится тот, кто умеет хорошо готовить. Сама она этим умением не особо владела. Были какие-то блюда, которые ей удавались, но в основном они с Владом питались просто и без затей.

Сима, которую Влад забыл закрыть у себя в комнате, какое-то время сидела у порога кухни, наблюдая за Олегом, который резал мясо.

– Что смотришь? – Олег покосился на кошку. – Как только мы с Ольгой поженимся, пойдешь жить в подвал. Терпеть комок меха в своей квартире я не намерен. Поняла?

Сима промолчала. А вот Влад, который случайно услышал этот монолог, – нет. Олег думал, что мальчик делает уроки, нацепив, как обычно, наушники, а тому просто захотелось воды и он притопал на кухню.

– В маминой квартире, – поправил будущего отчима Влад. – Это не ваша квартира.

– Пока.

Олег впервые смотрел на Влада как-то странно. Оценивающе, холодно и даже, наверное, неприязненно. Разбираться в значении взглядов взрослых Влад пока еще хорошо не умел. Он просто почувствовал, как заныло под ложечкой от этого взгляда, и невольно присел на корточки, чтобы взять на руки Симу и унести ее из кухни.

– Меня вы тоже отправите в подвал? – невольно вырвалось у него, и Олег сделал то, чего ни кошка, ни мальчик не ожидали.

Он шагнул к Владу и схватил его за ворот футболки.

– Встань!

Приказ был отдан резко, хлестко, странно. Влад ахнул, но сделать ничего не успел.

Маленькая белая молния взвилась над полом, и Олег заорал, пытаясь отбиться от кошки, которая вмиг добралась до его лица. Отодрав от себя обидчицу, он стиснул Симу так, что та жалобно вскрикнула, а потом отмахнулся от Влада, который попытался отобрать у него кошку.

– А ну! Тихо мне! Распустились!

– Отпусти ее! – Влад повис на руке Олега, пытаясь освободить кошку. – Не делай ей больно! Беги, Сима! Беги!

Оплеуха, которую Олег отвесил Владу, была звонкой и не столько болезненной, сколько обидной.

– Рос без отца и теперь не умеешь себя вести. Я тобой займусь! А этой… – Олег потряс Симу, которая теперь уже хрипела, а не кричала. – Этой здесь не будет!

Влад, который после оплеухи отлетел к стене, готов был уже заплакать, совсем как маленький, когда услышал:

– Что здесь происходит?!

Голос матери звенел такой яростью, что Влад невольно вжал голову в плечи и лишь потом опомнился. Что это он? Это же мама!

– Мам, он…

– Иди к себе, сынок! – Ольга легко коснулась макушки сына. – Мы разберемся!

Влад спорить не стал. Шмыгнул мимо матери в коридор и последнее, что успел увидеть, закрывая за собой дверь в свою комнату, была Сима, которую Ольга отобрала у Олега.

– Вон из моего дома!

– Оля, ты вот так все разрушишь? Все, что между нами было? – Олег недоумевал, глядя, как Ольга гладит кошку, ощупывая ее и пытаясь понять, нет ли повреждений.

– Между мной и этой кошкой было куда больше, Олег. Я не хочу тебя больше видеть!

– Но я люблю тебя!

– Мой сын и моя кошка – это тоже я. Ты поднял руку и на Влада, и на Симу. Как думаешь, между нами еще что-то возможно? Нет, разумеется! Это не обсуждается. Ключи оставишь в прихожей.

Олег попытался было еще поспорить и оправдаться, но слушать его Ольга не стала. Ушла в комнату сына и прикрыла за собой дверь.

А спустя неделю узнала, что таких «невест» у Олега было сразу две. И, по всей видимости, единственное, что интересовало его и в том, и в другом случае, было наличие жилья. Как он объяснил второй своей пассии, которая, узнав об Ольге, решила так же разорвать отношения: «Зачем снимать, если есть возможность жить так?»

Неудавшийся свой роман Ольга переживала тяжело. Родителям рассказывать ничего не стала. Просто поставила в известность, что свадьбы не будет и все останется по-прежнему. Она, сын и кошка.

Откуда ей было знать, что пройдет всего два года и в ее жизни появится человек, который станет верным другом и хорошим отцом ее сыну? И Сима примет его сразу и без вопросов, в первый же вечер боднув головой протянутую ей ладонь и прислушавшись к ласковому:

– А что это за красотка? Оль, две таких красивых на одну семью – это же прекрасно!

И этот человек не будет претендовать на метры Ольги. Напротив, он построит ей дом. Именно такой, о каком она всегда мечтала – просторный, светлый, с розами в палисаднике…

А когда она станет мамой второй раз, родив дочь, Симе придется выбирать между кроваткой в спальне Ольги и комнатой Влада.

– Мам, а Сима меня больше не любит, что ли? Все время Настену караулит! – обиженно надуется Влад.

– Что ты! Просто кошки малышей воспринимают как своих котят. Тебя она тоже нянчила. А теперь ты вырос… Стал старшим братом… Неужели не понимаешь?

– Мам, да все я понимаю! – рассмеется в ответ Влад. – Настене сейчас нужнее Сима, чем мне. Шучу я так! Пусть спит, где хочет! Все равно я знаю, что она – моя кошка!

– Наша, Владик. Наша…

Ольга почешет за ухом невозмутимо восседающую в детской кроватке Симу и улыбнется.

Бирюк

– Ох, и суров ты, Владимир Иванович! Не зря тебя Бирюком кличут! Ладно, улыбнуться тебя не допросишься. Да и просто, так вот, глянешь – и страх берет. Заморозили тебя, али что? Чего тебе жизнь-то не мила, а?

Пелагея еще что-то говорила, да только Владимир ее уже не слушал. Он молча забрал свои покупки с прилавка единственного в поселке магазинчика и двинулся к выходу.

– Ленка твоя к матери приехала на днях. Пацана привезла. Слышь, Владимир Иванович? А если все-таки твой ребятенок-то? Так и будет безотцовщиной по свету маяться? Похож ведь на тебя!

Сказанное догнало Владимира в дверях, и он чуть было не споткнулся о невысокий порожек. Оборачиваться не стал. Зачем? Все равно ничего не докажешь. Да и жизнь свою на чужой суд выносить не привык. И так все всё знают. А что не знают, так придумают. И не объяснишь ведь, не расскажешь всего. Да и не надо. Это их с Еленой дела. И чужим носам там не место.

Яркое, не по-весеннему жаркое солнышко омыло лицо Владимира теплом и заставило прикрыть глаза. Тяжелые веки опустились, мгновенно превратив лицо мужчины в точеную маску. Не открывая глаз, Владимир шагнул вперед раз, потом другой и вздрогнул от детского окрика:

– Осторожно!

Мальчишка, окликнувший его, кинулся к крыльцу магазина и схватил на руки двух щенков, возившихся на ступеньках.

– Не раздавите их, пожалуйста!

Слегка облупленный нос, темные глаза с тяжелыми веками и разрезом, привычным в здешних краях, и оттопыренные слегка, как и у него самого, уши. Похож! Не зря соседки по поселку языки чешут. Только вот Владимир точно знал, что мальчишка, внимательно наблюдавший сейчас за ним, вовсе не его сын. Родственник, конечно, но не настолько близкий.

– А вам щенок не нужен? Смотрите, какие лапы у него! Как у волка! Сильный будет!

У Владимира хватило сил качнуть головой в ответ, а потом пройти до угла, свернув вовсе не в тот переулок, который был нужен, а тот, что оказался поближе. И там силы его оставили. Он прислонился к высокому смирновскому забору, ловя воздух и не понимая, как вообще дышать теперь дальше.

За что такое? Зачем она опять приехала? Зачем привезла этого парнишку, который мог бы быть его сыном, случись все иначе? Неужели Олег ее все-таки бросил?

Мысли теснились, не давая даже мгновения передышки, а сердце сбилось с такта и заныло совсем как тогда, семь лет назад. Все помнит, окаянное! И не прикажешь ему, не заставишь молчать! А надо бы!

Люба Смирнова стукнула калиткой, удивленно подняла брови и кинулась к Владимиру:

– Вовка! Ты что? Плохо тебе? Давай, помогу! Или Илью позвать?

Теплые руки прошлись по его плечам, и Владимир открыл глаза.

– Не надо, Любушка! Спасибо! Я сейчас… Сейчас пойду…

– Да куда ты пойдешь, горе мое! А ну-ка, давай! Обопрись на меня! Вот так! Шагай, если сможешь, потихоньку. Ага, молодец! Давай-давай! Тяжелый какой, Господи! Иваныч! Нельзя так сердце себе надрывать! С кого потом за тебя спросят? С меня! Скажут, что не проследила за тобой! Ты ж мой пациент, забыл? Вот и не подставляй меня! Не надо! Сейчас я тебе давление измерю и укольчик закачу, а то и парочку! И будешь ты у меня как свеженький огурчик, который только что с грядки! Шагай!

Ноги не слушались, но Люба была сильной. Почти волоком она затащила Владимира в свой двор, толкнула ногой калитку, прикрывая ее, и закричала:

– Илья! Помоги мне!

Дальше Владимир почти ничего не помнил. Очнулся он на диване в доме Любы. Что-то давило на грудь, не давая дышать свободно, и он решил было, что сердечный приступ его все-таки догнал. Но открыв глаза, слабо улыбнулся и успокоился.

Пушистая дымчатая кошка, лежа у него под боком, вылизывала одного из своих котят. Остальные копошились на груди Владимира.

– Мурка наша людей чувствует, как никто! Раз детей своих к тебе притащила, значит, хороший ты человек, Володя. Светлый. Другому бы не доверилась.

Люба отложила в сторонку тетради дочек, в которых проверяла домашнее задание, и захлопотала вокруг Владимира.

– Вот и ладно! Вот и хорошо! Почти огурчик! Пульс хороший уже, спокойный. Ты, Володя, больше меня так не пугай! Дороги развезло совсем, скорую не дождешься теперь. А ты чего удумал? Помирать? Рано тебе туда! Не все дела еще переделал.

– Какие у меня дела, Любушка? Зорька только да Полкан. Вот и все мои дела теперь.

– Корова у тебя знатная, что и говорить. За такой хороший уход нужен. А если ты болеть придумаешь, то куда ее?

Владимир только сейчас заметил, что в комнате задернуты плотные шторы на окнах и горит свет.

– Сколько времени-то, Любаша?

– Лежи! Поздно. Я домой тебя не отпущу сегодня. У нас переночуешь. И не волнуйся. Зорьку я встретила. В порядке она.

Люба выпрямилась, отложила в сторонку стетоскоп, мимоходом обняла мужа, подставив щеку, и пошла на кухню, а Илья присел рядом с Владимиром.

– Худо тебе?

– Есть такое. Сам не знаю, что со мной.

– Я знаю. Ленка.

– Не трави душу, Илья, – Владимир отвернулся и тут же наткнулся на внимательный взгляд зеленых кошачьих глаз.

– Вон, даже Мурка, и та тебя чувствует, – Илья усмехнулся и, протянув руку, почесал кошку за ухом. – Животина, а понимает, что человеку одному плохо. Вишь, всех своих котят тебе приволокла, чтобы успокоить. Сначала бросила их в корзинке и пришла. Долго сидела возле дивана, пока Любаша пыталась тебя в чувства привести. А как Люба сказала, что ты спишь, Мурка вернулась к котятам и принялась их сюда таскать. Пока всех тебе на грудь не сложила – не успокоилась. Животные, Вовка, умнее нас. Они не головой думают, а сердцем, инстинктами. Нам бы так тоже не помешало иногда. Ты вот замкнулся, все в себе носишь, а много ли вынести сможешь? Насколько тебя хватит? Я понимаю, ты мужик умный, дельный, за свое сам ответишь и ни у кого совета не спросишь. Живешь как можешь. Да только вижу я, как та Мурка, что плохо тебе.

– А что тебе, Илья, до моих проблем? Своих мало?

– Хватает! – Илья чуть усмехнулся и разгладил усы. – Только, когда мне помощь нужна была, ты у меня разрешения не спрашивал. Так? Просто пришел и помог. А долг, Вова, платежом красен. Если я могу что-то для тебя сделать, то дай мне попробовать. Сам понимаешь, мне это надо больше, чем тебе.

– Да чем тут поможешь, Илья?

– Бабка моя, Царствие ей Небесное, говорила, что иногда беду просто вылить надо. Есть кому – хорошо. Нет – ямку выкопай и туда покричи. Не держи в себе! Вредно это. Сожжет тебя изнутри тоска и пепла не оставит. Ты столько лет в себе все носишь. Не дело. Я раньше не спрашивал, да и не виделись мы долго, пока ты на заимке жил. Но сегодня посмотрел, как Любушка тебя пытается в чувство привести, и понял, что нечего тянуть больше. Бирюк – бирюком, а только мы не волки, Володя. Люди мы. И вести должны себя по-другому. Стая – не стая, а человеку одному несподручно жить. Мы с тобой столько лет друг друга знаем! С тех самых пор, как ты с родителями сюда приехал. В каком классе ты к нам в школу пришел? В шестом?

– В седьмом…

– Это ж если посчитать… Страшно подумать! Мы уже седые, Володя, а все друг от друга таимся. Вроде все вместе, все рядом, а как беда к тебе пришла, сели по углам и ни гу-гу. Прости меня! Я тут тоже виноват. Давно надо было с тобой поговорить. Не по-людски это… Не серчай на меня! Если скажешь, чтобы катился теперь – я пойму. А нет – выслушаю и, если чем помочь смогу, так с радостью это сделаю. И ты меня знаешь, Вова. Я не трепло.

– Знаю… – Владимир протянул руку, осторожно погладил крошечных котят, копошившихся у него на груди, и заговорил. – Что мне тебе рассказать, Илья? Стыдно об этом. Как мужику мне стыдно. Такое из избы на люди не выносят. Ты знаешь, как я Лену любил. На твоих глазах все было. Как еще в школе за ней бегал. Как из армии к ней летел. Ведь ждала… Рядом с нами в ЗАГСе стоял. Все знаешь.

– Знаю. Не знаю только, какая кошка, да простит меня Мурка, между вами пробежала. Никто не понял. Только жили вместе, все хорошо было и вдруг – бац! Лена в город подалась, а ты на заимку уехал. Ни с того ни с сего. Я помню, как мать твоя корову вашу продавала. Помню, как плакала, а объяснить ничего не могла.

– Не знала она ничего. Я сказал, что Лену разлюбил и жить с ней больше не буду. Они с отцом меня тогда чуть не прокляли…

– Володя, не бывает ничего без причины. Что случилось между вами? Почему Лена уехала? Я же тебя знаю. И вижу. Как любил ты ее, так и любишь до сих пор.

Владимир отвернулся, не ответив. Слезы просились, но глаза были сухими. Он все уже выплакал, когда метался по лесу, словно дикий зверь. Кричал, зовя ее снова и снова, а потом падал на стылую землю и плакал как ребенок. И простить не мог, и как жить без нее – не представлял.

– Я другой причины не вижу для того, чтобы ты от нее так отказался, но ни в жизнь не поверю, что она от тебя гуляла. Не про Ленку это.

Владимир судорожно вздохнул, и на Илью глянули черные шаманские глаза рода Будаевых.

– Я их видел. Сам. Если бы кто-то сказал – не поверил бы…

Илья охнул и покачал головой.

– Не верю! Расскажи мне все, как было! Нечисто здесь что-то.

– Все нечисто, Илья. Все. От начала и до конца. Она врала мне. Говорила, что только меня любит, а сама… Я из-за нее не только без жены, а вообще без семьи остался. Родители меня не поняли, а остальная родня отвернулась. Ты знаешь, у нас силу в роду уважают. А что это за мужчина, если жена у него другого предпочла? Где у него сила? Нет ее… И меня теперь нет…

– Ты погоди пока об этом. Не сепети. Тут разобраться надо.

– А что тут разбираться? Помнишь, я по делам как-то в город уехал надолго? Почти два месяца меня не было. Мы тогда думали ферму ставить здесь. Кумыс хотели делать. Даже с санаторием местным договорились, что они у нас его покупать будут. Все ладилось. Лена первая была, кто эту идею поддержал. Она про лошадей все знает. Отца ее помнишь? Первый знаток был! Вот и она не по верхам нахваталась, а до донышка дошла в этом деле. Да что я тебе рассказываю, ты и сам все знаешь! Она меня тогда и уговорила в город ехать, чтобы с нужными людьми встретиться, контакты наладить. А я и повелся… Поехал… А она тут…

– Ничего такого не знаю. Да и для тебя не секрет, что у нас шила в мешке не утаишь. Ежели кто чего – тут же весь поселок в курсе. А про то никакого разговора не было. Не замечали за ней. Я, конечно, не баба, чтобы сплетни собирать, но всяко узнал бы что-то. Любушка бы сказала или еще кто.

– Не знали ничего, потому как все это у нас в доме и случилось. Кто ж такое за порог выносит? – Владимир прикрыл глаза и вздохнул. – Прости, Илья, сложно мне об этом. Столько лет я молчал, никому не говорил. Прав ты… Нельзя такое в себе носить. Если раньше камушек был, то сейчас целая гора внутри выросла. Заполнила все собой и дышать не дает мне.

Илья, поперхнувшись от удивления, просипел:

– Да с кем ей было-то? Неужто…

– С Олегом. С братом моим двоюродным спуталась. Он с матерью тогда как раз в поселок приехал, обустраиваться думал здесь. Полгода они у родителей моих жили вместе с нами. Ты же помнишь, мы с Леной тогда дом ставить заканчивали, всего ничего оставалось. Думали, ферму наладим, новоселье сыграем и будем о ребенке думать. Лена очень хотела детей. Мы и пытались, но что-то не получалось поначалу, а потом решили не спешить. Как Бог даст… Дал… Только не мне…

– Видел я ее пацаненка… Хороший такой, – Илья хлопнул себя по шее и покачал головой. – Нет, все равно не верю я, что она так поступить могла!

– Да какие тут сомнения могут быть, если я сам, своими глазами все видел?! – Владимир дернулся, попытавшись сесть, но Мурка рявкнула вдруг на него так громко, словно у нее, только что мирно мурлыкавшей, проснулись гены древних предков. Прижав Владимира лапой, она запустила когти в одеяло и ухватила зубами за загривок скатившегося к ней котенка. – Прости меня, киса! Не хотел я…

Мужчина сгреб котят в кучку и прикрыл широкими ладонями.

– Вон что природа делает, Илья… Мать своих детей завсегда защищать будет. Даже если они еще на свет не появились. Я знал, как Лена детей хотела, а к врачу идти отказывался. Не верил, что во мне проблема может быть. А она, видишь, как решила… Раз не я, значит, другой…

– Ты себе не придумывай чего не надо! Прям все по полочкам уже и разложил!

– У меня на это времени много было…

– Да дурное-то дело не хитрое. А вот не от своего ли дитя ты по лесам хоронился, Владимир Иванович? Больно подозрительно это все!

– Ты говори, да не заговаривайся! – Владимир поднял было голос, но из кухни выглянула обеспокоенная Люба, и он снова стих. – Я считать-то тоже умею. Пусть и не шибко, а два и два сложить всяко смог бы. Не сходится.

– Что не сходится?

– Тетка моя, мать Олега, приезжала на заимку, когда Люба родила. Все мне популярно объяснила.

– Доказательство нашел! Ты мне лучше скажи, что ты видел, когда из города вернулся? Так ли все очевидно там?

– Они в обнимку стояли на кухне. Олег целовал ее! Понимаешь? А она не возражала! – голос Владимира сорвался, и Илья тревожно оглянулся на Любу, которая снова появилась в дверях.

– Ничего! Я сейчас еще укол тебе сделаю, Володя, и ты поспишь, успокоишься. Все остальное потом. Отдохнуть тебе надо!

Владимир кивнул, даже не пытаясь уже прятать слезы, и вскоре после укола забылся тяжелым сном.

А Илья поманил за собой жену, вышел в другую комнату и спросил:

– Все слышала?

– Все.

– И что думаешь?

– Думаю, что пойду-ка я прогуляюсь, Илюша. Пора эту историю из тайной превратить во что-то более удобоваримое. Не дело это, когда два человека вот так маются. Я Лену вчера видела. От нее даже половины не осталось. Видно, что болеет. Точит ее что-то. И я не уверена, что это вина какая-то. Коли виновата бы была, так глаза бы прятала. А она смотрит прямо и ничего не боится. Неспроста это. Пойду!

– Куда?

– Сначала к тетке Вовкиной. Есть у меня к ней разговор серьезный. А потом к Лене забегу. Поздно уже, да только тянуть уже больше нечего. Сердце у Володи нехорошее. Не нравится оно мне. Совсем себя загнал, бедный!

Люба накинула куртку и ушла, а Илья уселся на ступеньки, закурил и задумался.

Все-таки жизнь – непростая штука. Думаешь, вот оно счастье, ухватил его за хвостик, ан нет! Только перышко в руке останется, а счастье – фыр! И нет его больше! Они с Любой столько всего пережили. И родителей проводили одного за другим, и сына потеряли, и девочек своих как дар свыше приняли, правда не сразу, пять лет спустя после того, как зареклись вообще детей иметь… Люба боялась. Так и не смогла смириться с тем, что как врач проглядела у сынишки грозные симптомы. И хотя все в областной больнице твердили, что она не виновата и инфекция эта развивается ураганно, Люба все равно никого не слушала. А когда узнала потом, что двойню ждет, чуть с ума не сошла. И не от счастья, как положено бы было, а от страха. Мало ли… А если опять? Еле-еле он ее тогда уговорил, чтобы успокоилась! Не доносила бы на таких-то нервах. Это сейчас она спокойная да уверенная в себе. А тогда?! Как струна натянутая ходила. Ступить лишний раз по земле и то боялась. Может, потому и ноет у нее теперь так сердце, когда она смотрит на Лениного сына? Понимает, как мать, каково это, когда дите без родителей, считай, растет. Ведь отца не знает, а мать в тень превратилась. Еле ноги таскает и на белый свет уж и смотреть перестала. Держится только ради ребенка, а что тому с ее печали? Парень ведь растет, ему сила рядом нужна, плечо… В нормальных-то семьях двое встанут рядом и ребенок обопрется, удержится. А тут что? Разбежались в стороны, и мальчишка этот стоит один в поле как перст. Богом данный, да родителями не поцелованный толком.

Илья сидел на крыльце долго. Пару раз сходил, проверил Владимира, но тот спал. Тяжело, беспокойно, но спал. И Илья возвращался на свое место на ступеньках, укутывался в теплый плед и снова погружался в свои мысли. Ждал жену. Уж и светать начало, а Любы все не было.

Когда калитка наконец стукнула, он встрепенулся, стряхнул с себя дремоту и поднялся навстречу Любаше. Увидев ее лицо, когда Люба шагнула под фонарь, висевший над крылечком, он молча обнял жену, прижал к себе и спросил:

– Тяжко?

– Ох, Илья! Какие все-таки люди бывают… Звери и то лучше…

Люба заплакала, совсем по-детски, как ее маленькие дочки, размазывая слезы по лицу ладонями, и принялась рассказывать, понимая, как ждал ее с новостями муж.

– Володькин это сын, Илюша! Теперь я это точно знаю. Тетка его, Тамара, созналась во всем.

– Как тебе это удалось?! – Илья отстранил от себя жену и заглянул ей в глаза. – Как, Люба?! Если она столько лет молчала, то почему тебе сейчас рассказала?

– Не знаю. Может не совсем гнилая еще. А может испугалась меня. Я такая злая была, когда от Лены к ней прибежала! Я сначала все-таки к ней пошла. Решила послушать, что она мне скажет. Ленка и рассказала, как дело было в тот день, когда Володя их с Олегом застал. Не виновата она там ни в чем. Уже беременная была, просто Вове сказать не успела до отъезда. Да и боялась. Мало ли, случится еще что, а он потом с ума сойдет и не до дел ему будет. У нее ведь три выкидыша было, оказывается. Она никому не говорила. Даже мужу. Представляешь?! Им обоим надо фамилию менять! Как есть Бирюки! Ничегошеньки друг другу не доверяли! Все в себе, на тихушку! А в итоге что?! Беда сплошная!

Люба почти кричала, себя уже не сдерживая, и Илья снова обнял ее, поглаживая по голове, чтобы успокоилась.

– А дальше?

– Да что дальше… Лена тесто месила на кухне, когда Олег к ней подошел, силком к себе развернул и целовать начал. Она даже понять ничего не успела. Пока тестом занималась – имена перебирала. Думала, как мальчика назвать. Почему-то уверена была, что сын будет. А тут такое! Когда очухалась – уже поздно было. И ты скажи, Илюша, какие они все-таки странные оба! Что она, что Вовка! Один на заимку умотал, даже разговаривать не захотел с ней, а другая в город подалась, точно зная, что он ее не простит. И все молчком! Разве так можно?!

– Нельзя! А Тамара тут причем?

– Да при всем! – Люба выкрикнула это так гневно, что сама себя испугалась, и прикрыла рот ладошкой. – Не хватало еще детей перебудить! Ох, Илья! Это же она во всем виновата! Она сына своего надоумила и заставила все это провернуть.

– Как так?!

– А вот так! Там, Илья, столько всего намешано… Чертей в аду не хватит, чтобы ноги ломать! – Люба вывернулась из рук мужа, опустилась на ступеньку, устало вытянув ноги, и похлопала ладошкой по мягко отозвавшемуся дереву. – Садись! Я устала как не знаю кто! А спать все равно уже ложиться поздно. Полчаса еще и пойду коров в стадо провожать. Потом покемарю, днем. Не могу в себе все это носить… Темно и страшно…

Илья послушно опустился рядом, укутал жену в плед и обнял за плечи.

– Рассказывай!

– Даже не знаю с чего и начать. Тамара-то все сумбурно рассказывала, перескакивая с пятого на десятое, да еще и выла как белуга. Все ж таки стыдно ей, Илюша. Хоть немного, а стыдно. И это хорошо! Не увидь я этого и совсем бы тошно было! Как можно сотворить такое зло людям? Да еще и не чужим? Все-таки родня! Хотя тут как раз собака и порылась. Тамара сестре своей мстила таким образом. Ты представь! Сколько лет прошло?! Обе седые уже, дети взрослые, а Тамара все копила в себе, носила эту темень, пестовала!

– А что промеж ними вышло, что она так?

– Да что?! Мужик! Что еще-то? Тамара сестре завидовала с детства. Та покрасивее была да побойчее. Ребята за ней табунами бегали. А выбрала она в мужья того, кто самой Тамаре нравился. Он на нее и не смотрел никогда, да только Тому это не волновало. Предмет для обожания есть, а остальное – дело десятое. Знала, что отец ее сговорит, когда время придет, вот и не волновалась особо. Не учла только одного. Что сестра ей дорогу перейти может. А у той все сладилось как-то очень скоро. Опомниться не успели, а мать Вовкину уж засватали и свадьбу сыграли. Тамара тогда в горячке неделю провалялась. А потом встала, оправилась немного и, спустя пару лет, махнула замуж за первого встречного. Олега родила от него. Жить пыталась, но не срослось. Точила ее обида смертная. Ни есть, ни спать не давала. И понимать, что сестра перед ней ничем не виновата, Тамара отказывалась. А чего обижаться, если молчала как каменюка, никому ничего не говоря о своих чувствах? Поделилась бы с сестрой, та, глядишь, и поразмыслила бы, стоит ли замуж выходить. Хотя… Ты же знаешь Вовкиных родителей. Столько лет душа в душу. Любовь там, это видно…

– Есть такое. А дальше?

– А дальше… Тамара же, как замуж вышла, от родителей уехала и с сестрой знаться не хотела. Та и так, и этак, но Тома ни в какую. На письма не отвечала, общаться не хотела. Родители Владимира уж сюда переехали, а она все знать о себе не давала. А потом заявилась, когда овдовела. Сказала, что решила в семью вернуться, тяжко одной. Татьяна, мать Вовы, ее приняла. Родная ведь… Как выгонишь? Даже в мыслях не имела, что такое сестрица натворить может. А Тамара как укусить побольнее долго не думала. Сразу поняла, что если Володьке жизнь порушит, то вся семья удара не выдержит… Так и получилось. С Володей родители после всего случившегося какое-то время даже знаться не хотели. Мать в город ездила, пыталась с Леной поговорить, но та совсем не в себе была. Прогнала ее в сердцах, сказав, что всю их семью во главе с Владимиром знать больше не желает. Глупо, конечно, но я ее понимаю. Не знаю даже, как сама бы поступила в этом случае…

– У Татьяны была? Рассказала ей?

– Тамара сама меня туда отвела. Повинилась перед сестрой, в ногах валялась.

– И что Таня?

– А ничего. Надавала ей по щекам, а потом ревела в три ручья. Она ж такая же, как Володька – сердца много, а злости нет ни грана на людей. Может и правильно это, не знаю… Так жить-то легче, Илюша. Представляешь, если бы вот так все время злиться? Света белого не увидишь, одна темнота кругом так и будет.

– Простила она Тамару-то?

– Думаю, простит. Но не сейчас. Приказала ей убираться из поселка вслед за сыном. Чтобы даже духу их тут не было. Выгнала ее, а сама к Лене побежала. Каяться. Я почему так долго и задержалась, что они меня не отпускали. То одной плохо, то другая в обморок падает. У Татьяны же давление! А тут столько сердца надо, чтобы все это переварить да теперь наладить… Так и уснула, сидя у кровати Сережкиной. Лена сына-то Сергеем, в честь деда Вовкиного, назвала.

Илья прижал к себе Любу покрепче и поцеловал в висок.

– Справилась ты, моя хорошая!

– Да плохо мы справились, Илюша! Плохо! – Люба вздохнула. – Раньше бы все это надо было! Намного раньше! Почему люди такие странные? Казалось бы, чего проще – скажи да ответ выслушай! Так нет же! Будут молчать да страдать почем зря! Ух, какая я сейчас злая! Прям оладушки жарить на мне можно!

– А я бы не отказался от завтрака! Живот подвело, пока тебя ждал!

– А где холодильник у нас, ты, конечно, не помнишь! – Люба погладила мужа по щеке и поморщилась. – Как терка! Иди, побрейся! А я, так уж и быть, оладьи тебе организую. Скоро девчонки встанут, да и Володю накормить надо. У него день очень сложный будет. Столько дров наломал, что теперь складывать их долгонько придется.

Солнце ухватилось за край зазолотившегося горизонта, потянуло с себя одеяло и пошло озоровать по поселку.

Владимир, вышел слегка покачиваясь от слабости, на крыльцо, зажмурился от яркого света, залившего до краешка Любашин двор, и вздрогнул, услышав:

– Ты, что ли, мой отец?

Мальчишка сидел на ступеньках крыльца, прижимая к себе давешнего щенка.

– Смотри! У него сильные лапы! Почти как у волка! Хорошая собака получится, как думаешь?

Владимир перевел дыхание, опустился рядом с мальчиком на ступеньку смирновского крылечка и потрепал щенка по голове.

– Знатный будет пес. Хороший выбор ты сделал.

Внимательный взгляд черных глаз, так похожих на его собственные, не отпускал Владимира. И он, несмело еще, положил руку на плечо мальчишки, сжал его легонько и кивнул:

– Я. Я твой отец, Сережа…

– Вот и хорошо! Пойдем домой. Там мама завтрак готовит. И бабушка пришла. Обещала, что меня заберет сегодня с собой. На коней смотреть. Можно?

Владимир вдруг понял, что державшая его все это время узда, скрученная из горя, не дававшая говорить и дышать легко и привольно, вдруг лопнула, задев концом напоследок хлестко и больно. И что-то внутри вдруг расправилось, даруя свободу и радость, а голос вернулся таким, каким он был раньше. Уверенным и спокойным. Забрав из рук сына щенка, мужчина встал, кивнул и ответил:

– Можно! А теперь идем. У нас с тобой столько дел еще, сын. Столько дел…

Васильки

– Ты опять здесь?! Напугал!

Катерина закончила с очередной грядкой, выпрямилась и вздрогнула, наткнувшись на внимательный взгляд зеленых глаз. Провела рукой по щеке, убирая выбившиеся из-под светлой косынки пряди, и прищурилась, разглядывая большого серого кота, сидевшего на заборе.

Кот на ее возглас не обратил никакого внимания. Чуть дернул хвостом и только.

Подумаешь, какая! Сидит Васенька на заборе битый час, а она только сейчас внимание свое соизволила обратить! Что за странная женщина?!

Катя, словно прочитав мысли хвостатого, усмехнулась и поманила его за собой.

– Идем! Угощу тебя чем-нибудь!

Коту приглашение не понравилось. То ли ждал слишком долго и оттого обиделся, то ли настроения не было, но он остался сидеть на заборе, когда Катя развернулась и пошла к дому. Пора было собираться на работу.

Завтрак, душ, белый сарафан, который так нравился маме… Жаль, что не видит она Катю сейчас. Как выросла ее девочка, как похорошела…

Катерина скрутила длинные волосы в привычный пучок и глянула на часы. Ой-ей! Как бы не опоздать!

Она захлопнула дверь, ведущую на террасу, и удивленно присвистнула, тут же хлопнув себя по губам. Мама не одобрила бы…

– Катюша! Ты же не мальчишка! Слезь с дерева и перестань вопить как индеец! И что это за свист?! Разве этому я тебя учила?

– Ты – нет! А папа – да! – растрепанная шестилетняя Катерина хохотала, сидя на ветке вишни, растущей в родительском дворе. – Хорошо получается?

– Да уж неплохо! Громко так! Ладно, побезобразничала и будет! Слезай!

Голос матери чуть менялся, и Катя словно ныряла с головой в ту ласку, что обнимала ее, пока мама разбирала ее растрепанные косы.

– Лохмутик ты мой! Доченька…

Мамы не стало год назад, но Катя до сих пор не могла принять этого. Слышала ее голос, оглядывалась, готовя что-то на кухне, ожидая, что вот-вот войдет та, что дороже всех на свете была, и скажет:

– Ай, умница моя! Что готовишь? Сырники? Хорошо! Мне возни меньше! Чайку заварю пока…

Вот и сейчас, глядя на кота, сидевшего на заборе, Катя словно услышала голос матери:

– Не просто так пришел. Кошки они такие… Кошки… Себе на уме.

Катя сбежала по ступенькам, подошла вплотную к забору и потянулась к коту:

– Что ты хочешь от меня?

Кот не ответил. Подался в сторону от руки девушки, не давая коснуться себя, но не ушел. Глянул внимательно, спрыгнул на землю и затрусил к калитке, то и дело оглядываясь на Катю и проверяя, идет ли она за ним.

Та призыв кота оценила правильно.

– С тобой? Ладно. Пойдем. Только ненадолго, а то я на работу опоздаю!

Идти пришлось совсем недалеко. Кот добежал до ворот дома, который был знаком Кате слишком хорошо, и остановился, тронув лапой калитку.

Катерина же застыла посреди улицы и совсем как в детстве замотала головой, отказываясь понимать, что же происходит.

Эти ворота, выкрашенные зеленой краской… Эта калитка со странной кованой ручкой, которую нужно было повернуть особым образом, чтобы открыть ее… Сколько раз Катя прибегала сюда, зная, что ничего эта беготня ей не даст… Как мечтала она войти через эту калитку хозяйкой дома… И все напрасно…

Воспоминания нахлынули, затопив сердце, казалось, изжитой уже болью, и Катя сердито шмыгнула носом, пытаясь не дать эмоциями разгуляться.

Было! И прошло! Нечего!

Она уже не та шестнадцатилетняя девчонка, что провожала первую свою любовь, закусив губу и пытаясь не разреветься «на людях». Именно здесь, у этой самой калитки стояла она с подружками, когда Сергей подхватил на руки свою жену, Наталью, чтобы перешагнуть порог и объявить всему поселку, что именно она, а вовсе не Катя, любимая его…

А ведь Катя так мечтала, что когда-нибудь испуганно и счастливо охнет, обняв Сергея за шею, когда он поднимет ее над землей и шепнет, не обращая внимания на тех, кто рядом:

– Моя…

Не случилось…

Сергея Катя знала столько, сколько себя помнила. Их родители дружили, да и между детьми, несмотря на разницу в возрасте, отношения были самые теплые. Сергей заменил Кате брата поначалу, а позже она поняла, что этот невысокий, коренастый парень значит для нее куда больше, чем представляли взрослые вокруг. Врать Катерина никогда не умела, но свои чувства к Сергею как-то умудрилась не выдать ни словом, ни взглядом. Только мать Кати, повнимательнее присмотревшись к дочери, вздохнула украдкой, но в душу лезть не стала, ожидая, пока дочь сама все расскажет.

А Катя молчала… Таилась, боялась даже смотреть на того, с кем еще вчера запросто смеялась, наперегонки переплывая речку.

Сергей о ее чувствах если и догадывался, то тоже молчал. Дергал за косичку, как раньше, приветствуя по утрам в школе, но больше никаких знаков внимания не оказывал. Да и зачем? У него тогда уже была Наталья…

Чистенькая, чуть чванливая девчонка пришла в его класс в шестом. Брезгливо тронула пальчиком лежавшую на парте потрепанную сумку, в которой он таскал в школу учебники.

– Убери, пожалуйста!

Аккуратно расправила подол тщательно отглаженного платья и села рядом, стрельнув зеленой искоркой из-под опущенных ресниц.

– Если ты не против…

«Пропал» Сергей сразу и бесповоротно. Кроме Наташи своей и видеть никого больше не желал. А уж тем более какую-то соседскую малявку.

А малявка эта росла. Вздыхала украдкой и все-таки мечтала, что Сергей «одумается».

Не дождалась…

Наташа проводила Сергея в армию, а, как только он вернулся, съездила в город и купила свадебное платье. Несла его по поселку гордо, милостиво улыбаясь тем, кто восхищенно ахал, глядя на красивый чехол с вензелем.

– Наталка, никак, свадьбу играть будете?

– А как же? Зря ждала, что ли?!

Именно Наташа первой поняла, что творится на душе у Кати, когда встретила ее в тот день на улице.

– Что смотришь, Скворцова?! На чужой каравай…

Договорить Наталья не успела. Катя развернулась, не обращая внимания на недоуменные взгляды подруг, и кинулась по улице к своему дому. Нервы все-таки сдали…

Как же жалела она потом, что дала понять Наталье, какие ураганы бушуют у нее на сердце… Да только было уже поздно.

Наташа деликатностью не отличалась. И Кате досталось «по полной программе». Скоро уже весь поселок гудел, обсуждая, как «молодая Скворчиха» на чужого жениха зарится.

Катя почти перестала выходить из дома, умоляя мать отправить ее в город, к тетке, но та наотрез отказалась это делать.

– Катя! Никогда в нашей семье трусов не было! И отец не понял бы тебя! Рано он оставил нас, конечно… Не хватает его слова сейчас… Да и будь он жив, никто бы на тебя косо не глянул…

– Мне стыдно, мам! Как ты не понимаешь?!

– А чего тебе стыдиться, дочка? Что такого плохого ты сделала? Полюбила?! Так сердцу не прикажешь! Молодая ты еще. Много не понимаешь. Но за любовь стыдно быть тебе не должно! За что угодно – но не за нее! К тому же ты никогда Сергею повода не давала, чтобы думать о тебе плохо. Чиста ты, девочка моя! И никто тебя марать в грязи не посмеет!

– Мам, неужели ты не видишь?! Уже посмели!

– Глупости, доченька! Поболтают и перестанут! Люди они такие… Любят посудачить. Язык-то без костей. Найдется другая тема для разговора, и забудут о твоей беде, будто и не было ее. Уж ты мне поверь! Я знаю! А вот если ты прятаться по углам будешь, то разговоры эти долго еще не утихнут! Соберись! Нос выше! Сарафан новый, что я тебе из города привезла, надень, и вперед! Пусть любуются на такую красоту!

– Не могу, мам…

– Можешь! – в голосе матери было столько металла и злости, что Катя невольно подчинилась.

Подруги поддержали ее, и Катя, стоя у соседской калитки в разгар веселой свадьбы, не опустила глаз, наткнувшись на насмешливый взгляд Натальи, которая усмехнулась ей прямо в лицо и прильнула к губам Сергея, давая понять, чья взяла.

Соседи, внимательно наблюдавшие за этой сценой, удивленно переглянулись, и шепотки, еще вчера ходившие по поселку, утихли. Если глаз не прячет Катерина – значит и вины на ней нет. И все пустое… Подумаешь, влюбилась девчонка! Да с кем не бывает! Да и влюбилась ли? А может это Наташка себе цену набивает, вот и оговорила почем зря малую? Какая любовь в шестнадцать-то? Молода еще Катерина и говорить тут не о чем!

Катя вынуждена была признать, что мать оказалась права. И тем больше было ее удивление, когда, спустя пару недель после выпускного, мать собрала ее вещи и объявила, что Катя едет в город.

– Почему, мама? Ты же против была?!

– Потому! Учиться тебе надо! – устало отрезала мать и Кате осталось только подчиниться ее решению.

Вернулась она в поселок не скоро. Окончила университет, работала в городе, досматривая тетку. Мама приезжала по выходным, но про жизнь в поселке рассказывала мало, не желая тревожить дочь.

Ушла из жизни тетя, благословив напоследок племянницу, заменившую ей дочь, и Катя засобиралась домой. Мама болела, и Катерина решила, что в городе ей больше делать нечего.

Поселок встретил ее, чуть помусолил причины возвращения, но притих почти мгновенно, найдя себе другую тему для пересудов.

А посудачить было о чем. Наталья, бросив двоих детей, сгинула, словно ее и не было. А Сергей, оставив малышей своей матери, уехал на заработки.

Что случилось между ними, в поселке никто так и не понял. Слухи ходили разные. Главным в них было то, что дети у Натальи с Сергеем получились почему-то совершенно разными. Сын старший, Иван, пошел в отца. Такой же смуглявый, коренастый, деятельный мужичок, деловито топавший рядом с бабушкой «по делам» и вежливо здоровающийся с соседями. А девочка… Дочь Натальи была на Сергея совершенно не похожа. Она вообще была не в «Васильковую» породу. Синеглазая, белокожая, она была похожа на ангелочка, но даже ее красота не смягчила сердца родни Сергея.

Васильевы, которых весь поселок звал «Васильками», девочку дружно не приняли.

– Не наша! – объявили Сергею тетки и заставили его мать принародно отказаться от внучки.

– Записали на него, а отец он там или нет – кто ж знает?!

Сергей с таким предательством родни не смирился. Одно дело, когда дома, за семейным столом такое скажут, а другое – при всех! Зачем это? И ладно бы ему, а дитю, которое еще и света белого-то толком не видело, – к чему?

Маленькая Аленка тихо посапывала в своей коляске, даже не подозревая о том, какие страсти кипят вокруг ее рождения.

Вскоре после ее рождения семейная жизнь Сергея и Натальи окончательно разладилась, и маленький, возмущенно пищащий сверток был передан бабушке. Мать Сергея заботиться о девочке не отказывалась, но любить – не любила, всячески отличая ее от брата.

– Ванечка, хороший мой! Отойди от коляски! Кричит? Ничего! Покричит и успокоится!

Кричать Аленка отучилась довольно быстро. Зачем горло драть, если все равно никто не придет? А если и придет… Бабушкину узкую твердую, безжалостную ладонь Аленка узнала слишком рано…

Единственным, кто жалел девочку, кроме отца, был, как это ни странно, ее брат, Ваня. Как ни старалась бабушка «отвадить» его от сестры, мальчишка слушать ее отказывался.

– Не тронь! Аленка – моя! – закрывал собой коляску Иван, понимая, что за испачканные пеленки Аленке опять влетит. – Я папе скажу!

На его угрозы бабушка плевать хотела, но вид рассерженного мальчишки действовал на нее отрезвляюще. Она принималась ворчать, но Алена бывала вымыта, накормлена, а сухая ладонь бабки проходила по темным кудрям внука:

– Жалостливый… Хорошо это или нет… Не знаю…

Именно Ваня притащил в дом полудохлого котенка со слезящимися, закисшими глазами и заставил бабушку выходить его.

– Да на что он тебе сдался, родный мой?

– Он – живой! – Ваня, отметя любые возражения, требовал, чтобы кота спасли.

Конечно, он и предположить не мог, что этот серый, едва дышащий комок станет ангелом-хранителем для него и Алёнки.

Комок вырос и теперь сидел у калитки своего дома, глядя на Катю требовательно и, казалось, сердито.

– Не пойду я туда! Слышишь? Нечего мне там делать!

Кота ее возмущение нисколько не тронуло. Он снова царапнул калитку и, открыв рот, мяукнул вдруг таким густым басом, что Катя вздрогнула.

– Ничего себе голосок! Не ругайся! Иду я…

Катя повернула ручку и открыла калитку…

Она не была здесь давно. Двор изменился, и она не сразу сообразила, куда делась старая беседка, где они сиживали по вечерам с ребятами. Куда-то делись и цветники, которые мать Сергея считала лучшими в поселке. С тех пор как она отдала этот дом «молодым», перебравшись жить к своей свекрови, которой требовался уход, цветы здесь больше никто не сажал. Наталья в земле возиться не любила, а потому просто вызвала бригаду и «закатала» двор в асфальт, чтобы не возиться.

Катя знала, что Сергей здесь больше не живет. Он давно перебрался к матери вместе с детьми. Работал вахтами, оставив заботу о детях на бабушку и мать. И потому Катя очень удивилась, когда за углом летней кухни мелькнуло яркое желтое пятно, и топоток детских ножек оповестил о том, что во дворе она не одна.

– Эй! Хозяева! Есть кто дома? – она сделала шаг, потом другой и наткнулась на внимательный взгляд темных, как у Сергея, глаз.

Ваня разглядывал ее внимательно и почти не стесняясь.

– А ты кто?

– Я? Катя.

– А зачем ты пришла?

– Меня кот позвал.

– Васька?

– Наверное. Я не знаю, как его зовут. Большой такой, серый. Ваш?

– Наш! Вася. Василек. Только зря он тебя привел.

– Почему?

– Потому, что никто не должен знать, что мы здесь.

– Вот как? Почему?

Ваня ответил не сразу. Долго смотрел в глаза Кате, а потом развернулся и куда-то ушел. Катя растерянно посмотрела ему вслед и повернулась к коту.

– Куда это он?

Ответ ждать себя не заставил. Ваня вернулся, таща за руку упирающуюся маленькую девочку в замызганном желтом платьице.

– Вот!

Красные полосы на щечке ребенка сказали Кате если не обо всем, то о многом.

– Кто тебя так? – она присела на корточки и потянулась к ребенку.

Алёнка испуганно вздрогнула и отпрянула от девушки.

– Что ты?! Что ты, маленькая?! Я не обижу…

Катя, не зная, что делать, замерла, боясь напугать ребенка еще больше, но тут на помощь ей пришел кот.

Пушистый хвост прошелся по детским коленкам, и Василек завился вокруг девочки, громко урча и не давая сделать еще один шаг назад.

Маленькие пальчики зарылись в кошачью шерсть, и Алёнка все-таки подняла глаза на незнакомую ей женщину.

Катя, увидев синеву, плескавшуюся в этом бездонье, больше не думала.

Она встала на колени, протянула руки к детям и обняла разом обоих, прижимая к себе так крепко, как только могла.

– Мои вы хорошие… Да за что же!

Ответ ей был и не нужен. Алёнка дернулась было, пытаясь вырваться, но, глядя на брата, который, совершенно не стесняясь, обнял незнакомку за шею, передумала и робко прижалась к Кате, ловя новые для себя ощущения.

Ее никогда и никто не обнимал вот так. Даже отец. И это ощущение, такое странное, непривычное и волнующее, ей неожиданно понравилось. Катины руки не были похожи на те, твердые и сухие, от которых приходила боль. Напротив, они были теплыми и мягкими, а еще очень… добрыми… Ласкали спутанные кудряшки и легонько касались болевшей щеки, даря что-то такое, от чего хотелось плакать…

Кот, сидя чуть в стороне, наблюдал за всей этой картиной внимательно и настороженно, словно гадая, не ошибся ли с выбором.

Успокоился он не скоро. Прошло немало времени, прежде чем он освоился в новом доме и привык считать Катю своей хозяйкой.

Он прекрасно помнил, какой скандал закатила бабушка Вани и Алёнки, когда нашла детей к вечеру того дня у Кати. Ваня сходил домой и объявил бабушке, что уходит, но не сказал куда. А она решила, что это детская блажь, и не стала искать его сразу, забеспокоившись только к вечеру. Обегав поселок, она догадалась-таки заглянуть во двор к Кате и увидела, как плещется в тазу Алёнка, а Ваня, уже выкупанный и сонный, сидит, завернутый в большой плед на веранде в обнимку с котом, и ждет, когда Катя разрежет только испеченный пирог.

– Это что ж такое делается, а?!

Крик бабушки заставил Алёну испуганно вскрикнуть, и она разревелась, пытаясь подняться на ножки и снова бежать куда глаза глядят.

Но дно таза было скользким, а из-за слез она почти ничего не видела, и потому выбраться сразу у нее не получилось. И, когда Катины руки подхватили ее, успокаивая и даря надежду на то, что больше никто не посмеет сделать ей больно, девочка уже не сомневалась. Она прильнула к Катерине, обнимая ее так крепко, как только могла.

– Тише, маленькая, тише! Никто тебя больше не обидит!

А потом кот удивленно смотрел, как эта хрупкая девушка костерит на чем свет стоит старшую хозяйку. Нет, ругалась она совершенно другими словами. Не такими острыми и колючими, какие привык слышать кот в старом доме, но впервые Василёк увидел, как седая голова, обычно гордо поднятая, опустилась. И Ване, который проснулся и встал перед Катей сразу, как только бабушка вошла во двор, впервые не пришлось заступаться за сестру. Кто-то сделал это за него…

И пусть далеко не сразу, но старая и новая хозяйка смогли договориться. И Алёнка перестала плакать по ночам, будя кота, спящего рядом. Теперь ему не нужно было успокаивать девочку, ведь появилась та, что делала это куда лучше.

И пусть мечта Кати станет реальностью далеко не сразу. И пройдет не один год, прежде, чем знакомая калитка распахнется и Сергей возьмет за руку свою новую жену, чтобы ввести ее в свой дом. И мечта эта будет уже совсем другой, ведь место Сергея в ней будет уже не первым и даже не вторым…

Какая разница?

Главное ведь то, что люди должны быть счастливыми. Ведь тогда рядом будут счастливы те, кого это счастье, выпестованное, долгожданное, полное, коснется. И неважно, будет ли это маленькая девчонка с синими, как васильки, глазами или кот, сидящий у нее на руках и выводящий свою песню для той, что достойна любви и счастья больше, чем любая из живущих на этой земле. Ведь имя ей – мама…

И пусть родной она будет только карапузу, спящему в коляске у заново разбитого цветника во дворе дома Сергея. Какая разница? Главное ведь то, что этим именем будут называть ее еще двое и отнять это право у них никто и никогда не посмеет.

Веник

Лидия Васильевна Круглова купила новый веник.

Хороший такой, большой, с удобной ручкой. Мечта, да и только!

Скажете, то еще событие? Ну, веник! Ну, купила! Подумаешь!

А вот для Лидии Васильевны это было еще какое событие! И дело было вовсе не в том, что новый веник ей нужен был в хозяйстве уже давно, так как старый совсем истрепался. О, нет! Повод для покупки был самым, что ни на есть, особенным.

Лидия Васильевна Круглова готовилась полностью изменить свою жизнь.

Да-да! Вот так глобально. В пятьдесят с хвостиком. Взять и придумать себе новую жизнь! Потому, что жить по-старому стало совершенно невыносимо…

Лидия Васильевна маршировала от рынка к своему дому, помахивая веником и слегка пугая прохожих своим чуть диковатым взором, который мнился ей сейчас орлиным и грозным, и пыталась понять, как она докатилась до жизни такой распрекрасной.

Ответ был прост и понятен, но принять его Лидия Васильевна не могла. А скорее не хотела. Потому, что формулировать умела как никто и отлично понимала, что единственно верным ответом в данной ситуации будет – а сама ты, Лида, виновата! Просилось, конечно, словечко покрепче, но Лидия Васильевна женщиной была культурной, работала завучем в школе и блюла себя всегда. Даже тогда, когда очень хотелось отринуть все маменькины установки, заложенные в далеком детстве, и вспомнить папенькино емкое: «Чтоб тебя! Раскудрить твою черешню!»

Что за черешня и что с ней надо такое сделать, Лидочка поняла годам к шести. Да и то не сама. Мальчишки во дворе объяснили. Это был единственный раз, когда мама отпустила Лидочку погулять во двор одну. Больше она подобной ошибки не повторяла. Словарный запас Лидочки в тот день обогатился множеством идиом и интересных выражений, так как она решила последовать совету бабушки, которая считала, что в любом деле нужно разбираться досконально или не разбираться вообще. На вопрос мамы, чем она занималась во дворе, Лидочка продемонстрировала всю свою осведомленность, чем довела родительницу до сердечного приступа, а отца – до истерики. Он хохотал так, что мама Лидочки решила повременить с угрозами отбыть на тот свет сию минуту и принялась распекать мужа за неуместную, по ее мнению, реакцию на выходки единственной дочери.

Лидочку отшлепали, поставили в угол и лишили сладкого. Так она усвоила, что крепкие выражения не самый лучший способ выражать свои эмоции, но все, чему ее учили мальчишки во дворе, зарубила на своем прекрасном, усыпанном веснушками, курносом носу. Вдруг пригодится?!

Пригодилось. Почти полвека спустя. И сейчас Лидочка, отбросив излишнюю щепетильность, помянула маму всуе и принялась вспоминать все то, чему научили ее в детстве уличные мальчишки.

Помогло. Правда, не слишком. Но все-таки стало чуть легче. И Лидия Васильевна воспаряла духом. Если такая мелочь помогает, то ее радикальный план уж точно сработает. Хотя, положа руку на сердце, план был вовсе даже и не ее, а Галкин. И если бы маменька Лидочки узнала, что дочь перестала «думать своей головой», а снова слушает свою подружку, возмущению ее не было бы предела.

Галку Лидочкина мама не любила. А, точнее, терпеть не могла с самого первого дня знакомства.

В тот достопамятный осенний погожий денек она привела нарядную Лидочку первый раз в первый класс. Тугие косички Лиды были заплетены мамой так старательно, что моргать девочка могла через раз, а поворачивать голову ей и вовсе было больно. Она так и стояла на линейке, вытаращив глазенки и гадая, не взлетит ли над землей, если вдруг ветер дунет посильнее, и не превратятся ли ее огромные банты в подобие воздушного шара. О воздухоплавании Лидочка знала многое, так как папа ее не просто этим увлекался, но и старательно приучал к своим интересам дочь.

Первоклашки, которые толпились рядом с нею, были примерно в таком же положении и, млея под солнцем, постанывали тихонько, ожидая конца линейки, и старались не уронить врученные родителями букеты.

И только одна девочка глазела на происходящее с интересом. Ее волосы были коротко острижены, а потому не мешали, да и букета у нее тоже не было почему-то. Она вертелась, как юркая обезьянка, умудряясь за мгновение глянуть на учительницу, на директора, который говорил длинную приветственную речь, на одноклассников и на Лидочку, которая застыла рядом, мечтая лишь об одном – чтобы все это безобразие поскорее закончилось.

– Ты чего такая? – девчонка все-таки не выдержала и легонько дернула Лидочку за косичку.

Сделала она это очень даже зря!

Лидочка взвыла боли и, сама не особо понимая, что творит, вдруг развернулась к нарушительнице спокойствия и изо всех сил врезала ей своим пышным букетом. А потом еще раз. И еще…

Лидочкина мама ахнула где-то далеко и очень громко, а учительница, оторопев на мгновение от изумления, тут же спохватилась и кинулась разнимать первоклашек, которые решили, что если кому-то можно так, то и им тоже не помешает, и принялись лупить друг друга цветами, так заразительно хохоча, что даже директор не смог сдержать улыбку.

Порядок, пусть и не сразу, но был восстановлен. Несколько потрепанный первый «А» завели в класс, а родители принялись оживленно обсуждать странное происшествие.

Девчонка же, из-за которой все это случилось, на Лидочку, удивительное дело, нисколько не обиделась. Выслушала ее объяснения после того, как все закончилось, и рассмеялась:

– А ты попробуй так, как я.

– А что ты сделала?

– Стащила у мамы ножницы и остригла волосы. Она тоже любила мне косички заплетать. Теперь немножко ругается, конечно, но уже не слишком сильно. Попробуй!

Лидочка задумалась. То, что предлагала девчонка, было немыслимо! Но терпеть каждый день то, что ей пришлось испытать сегодня, тоже не вариант. Поэтому Лида просто кивнула в ответ и вечером того же дня сделала то, о чем говорила новая подружка.

Крику было!

Мама Лидочки, которая порой весьма сурово отчитывала мужа за неуместно-громкие беседы или повышение голоса на полтона, орала так, что Лида вынуждена была закрыть уши ладошками. Успокоилась мама лишь после того, как папа Лиды вернулся с работы.

– Ух! Ничего себе! Сурово! – осторожно коснулся он коротких, торчащих во все стороны волос дочери.

– Ты издеваешься?! – взвилась было снова мама Лидочки, но ее тут же осадили.

– Угомонись! Ребенка испугаешь! Парикмахерская тебе в помощь. Пусть приведут голову Лиды в порядок.

Короткая модная стрижка дочери, которая удивительным образом ей шла, немного примирила мать Лиды с реальностью.

Так Лида поняла, что иногда не нужно просить и умолять, чтобы сделать что-то такое, от чего станет легче. Нужно просто принять «суровые» меры. Пусть даже и в ущерб своему спокойствию на какое-то время. Буря пройдет – результат останется.

Девчонку, которая стала виновницей всех этих событий, звали Галиной. И она с самого первого дня знакомства и на долгие годы стала для Лиды ближайшей подругой и наперсницей. А для мамы Лидочки – головной болью.

– Лида, мне не нравится твоя новая подружка.

– Мамочка, но ведь главное, чтобы она нравилась мне? Или нет?

Возразить дочери мама Лидочки не могла. Она твердила, что Лида должна взрослеть и принимать собственные решения обдуманно и взвешенно, приводя правильные аргументы. И ей пришлось смириться с тем, что Лидочка настояла на своем праве иметь такую подругу, пусть и стоило это не малых затрат нервной системы для родителей обеих девчонок.

Чудили дети частенько, проверяя родительскую психику на прочность и удивляя изобретательностью. Чего стоил один только «поход на Москву», которую девчонкам захотелось посмотреть. И они, составив план, почти полгода готовились к вояжу, а потом умудрились доехать почти до столицы на электричках. На тот момент им было по тринадцать. Высокие, стройные, они очень тщательно подошли к выбору одежды и макияжа, а потому почти никто из тех, кто их видел, не задался вопросом, почему дети путешествуют одни. Прокололись они на обуви. Лидочка сбила ногу в маминых туфлях и вынуждена была переобуться в собственные босоножки. Именно они и смутили дежурного по вокзалу. Имея в наличии двух дочерей такого же, как девчонки, возраста, он быстро вычислил, что перед ним вовсе не взрослые дамы.

Мама Лидочки была в ужасе. Папа мрачен и сердит. Но очень уж ругать дочь они не стали. Так переволновались за нее, что сил на выяснение отношений просто не осталось.

Наказали девчонок сурово, запретив общаться на какое-то время. Но и это не помогло. Связь, которая установилась между ними, оказалась прочнее, чем думали родители.

Со временем все наладилось. Дети взялись за ум. Окончили школу, поступили и по очереди вышли замуж. Началась другая, новая жизнь, в которой было место множеству забот и хлопот, но далеко не всегда хватало времени на простое: «Привет!», даже по телефону.

А через какое-то время судьба и вовсе разбросала их по разным городам, а потом и странам. Галина с мужем уехали работать в университет за рубежом, так как оба были преподавателями, а такой контракт – это была большая удача, позволившая им со временем решить проблему с жильем.

А Лида осталась одна… Конечно, у нее были муж и дети, которых она буквально вымолила и родила довольно поздно, но и это не спасало от одиночества. Муж Лидочки был мужчиной серьезным, деловым, немного замкнутым и совершенно не склонным к авантюрам. Даже в лес за грибами его вытащить было и то сложно.

– Саша, ты собираешься так, как будто нам предстоит кругосветное путешествие! Мы всего лишь на полдня! Грибов наберем, и домой!

– Лида, так нельзя! Мы должны быть готовы ко всему! – Александр паковал объемистый рюкзак и давал наставления сыновьям, что еще нужно взять с собой, чтобы не остаться неподготовленными к любым неприятностям.

Лиду подобная обстоятельность несколько раздражала. Но со временем она смирилась и подстроилась. В чем-то муж был прав. Такой подход давал свои результаты. И пусть он делал жизнь несколько скучной и пресной, не позволяя сорваться, например, на пару дней в незапланированный крошечный отпуск, спокойное упорядоченное существование тоже имело свои плюсы.

Благосостояние Лидочкиной семьи росло. Муж открыл собственную фирму, потом еще одну, и уже довольно скоро Лида могла не пересчитывать копейки в своем кошельке, гадая, хватит ли денег на молоко детям. Родители болели и сдавали, помогать уже не могли, а, напротив, сами требовали помощи. Так же, как и родители мужа. И Лида с головой ушла в эти хлопоты, пытаясь попутно воспитывать детей и быть примерной женой.

Вот только результат всех этих стараний оказался совсем не таким, как она ожидала.

Дети слушаться ее не желали, тратя свое время на компьютерные игры, которые исправно поставлял им отец, вдруг непонятно почему решивший, что такое времяпрепровождение отвечает интересам его отпрысков. На вопрос Лидии, как быть теперь с учебой, он ответил, что школа никуда не убежит, и посоветовал лучше контролировать детей. Каким образом Лидия должна была это сделать, он не уточнил. Дети же, воспитанные в понимании того, что мама – это мама, а слушаться надо скорее отца, на Лиду и ее претензии не обращали особого внимания. И ей оставалось только раз в неделю выгребать из комнаты сыновей мусор и скопившуюся грязную одежду, так как чаще в их комнаты ее просто не допускали, и стараться сделать так, чтобы в аттестатах детей были хотя бы тройки. Это она могла устроить, так как оба мальчика учились в той же школе, где она работала.

Контроль всегда и над всем, который был так присущ маме Лидочки, самой Лидии никак не давался. Никто не воспринимал ее всерьез. Ни муж, ни дети, ни кот, который старательно гадил мимо лотка тогда, когда она забывала его кормить четко по часам.

Но и это было не самой большой проблемой Лиды. Она, конечно, об этом даже не подозревала, памятуя о том, что муж всегда твердил ей, что она не просто женщина, а супруга, и что коней на переправе не меняют. Его уверениям Лида верила. Но реальность оказалась куда прозаичнее. Александр завел себе пассию на стороне и однажды, в один совсем не прекрасный момент, Лидия узнала, что спонтанность, которой отродясь не было в характере ее мужа, давно стала его второй натурой и все «командировки» он проводил с той, которая не постеснялась позвонить «законной» и поставить ее в известность о том, что ждет ребенка.

Сыновьям Лиды на тот момент было четырнадцать, сама она только что отпраздновала юбилей, и муж не преминул объяснить ей, что мужчинам в его возрасте иногда хочется «молодого и резвого», чтобы не чувствовать себя стариком.

– В конце концов, Лида! Не устраивай сцен! Для тебя ничего не поменяется! Ты – моя жена! И ею и останешься! Я не позволю тебе разрушить семью только потому, что ты привыкла жить ветхозаветными понятиями! Ничего особенного не случилось! Посмотри статистику!

Почему-то именно статистика добила Лиду окончательно. Она молча развернулась и ушла в спальню, саданув за собой дверью так, что сыновья в своей комнате разом сняли игровые наушники и удивленно переглянулись.

А потом она открыла в интернете статистику, как советовал муж, ознакомилась с нею и набрала номер Галины.

– Ой, мамонтов жалко! – хохотнула было подруга, услышав голос Лидии. Но, не дождавшись ответной реплики, тут же посерьезнела. – Что случилось?

Выслушав Лидию, Галина молчала долго.

– Галь? – не выдержала, наконец, Лидия.

– Да тут я! – вздохнула Галина. – Думаю, что тебе сказать.

– Придумала?

– Лид, купи веник!

– Что?!

– Веник, говорю, новый купи! И вымети к такой-то бабушке из своей жизни все плохое. Сколько можно? Ты же молодая еще женщина! Жить да жить! А я слышу сейчас старушку, которая решила, что если муж завел любовницу, то все кончено!

– А разве нет?

– Ой, Лида! Я тебя умоляю! Закончился этот муж – найдем другого! Делов-то! Сложнее с мальчишками. Но если они веника не испугаются, то пусть шуруют жить к отцу. И пусть он занимается их дальнейшим воспитанием.

– Но он же не сможет! У него… эта…

– Или та. Или еще какая-нибудь. Лид, это уже не твои проблемы. Они такие же его дети, как и твои! И забота об их будущем не только твоя обязанность. Сколько ты уже бьешься с ними? Он хоть чем-то тебе помог?

– Ага! – невесело усмехнулась Лидия. – Купил им новые компьютеры на той неделе. Какие-то очень навороченные.

– Лида! А это идея!

– Ты о чем?

– Слушай меня! Если не получается изменить ситуацию, попытаемся ее обернуть себе во благо!

– А как?

Разговор затянулся до поздней ночи. Лидия слышала, как хлопнула входная дверь, когда ушел муж, отправившись по своим «очень важным» делам. Как сгоняли на кухню дети, чтобы смести то, что она для них приготовила. И как скребся, воя под дверью, кот, которого, конечно, никто и не подумал покормить.

А утром Лида собралась, надела новое платье, сделала легкий макияж и отправилась на рынок, где купила тот самый веник. И решимость ее с каждым шагом, который она делала к своему дому, лишь возрастала.

Муж был дома. Заехал сменить костюм и рубашку.

– Собирайся! – Лидия не стала размениваться на мелочи.

– Зачем?

– Теперь это только мой дом. Мой и детей. Напомню, что эта квартира моей бабушки и досталась она мне по наследству. Ты к ней не имеешь никакого отношения.

– Лида…

– Я за нее! Ты думал, что твоя аргументация будет достаточной, милый? Увы, мне она показалась несостоятельной. Чемодан в кладовке, – Лидия тряхнула веником и улыбнулась так, что у Александра мурашки табунчиком прошли по коже. – С детьми решим вопрос позже.

– А что тут решать? Дети останутся с тобой, разумеется.

– Э, нет! Это буду решать я. И зависеть мое решение будет от того, как сработает этот вот веник! – Лидия взяла орудие своей мести наперевес и отправилась в комнату к сыновьям.

Ее появление было встречено недовольным хмыканьем, которое сменилось на возмущенные вопли сразу, как только Лидия нагнулась и выдрала из розетки удлинители.

– Мам, ты что творишь?!

Веник прошелся по спинам сыновей, и Лида вдруг вспомнила ту самую линейку, кружащиеся в воздухе лепестки от букетов и то воодушевление, которое почему-то испытала она тогда.

– Ну, вот что, милые! Или вы живете по моим правилам в моем доме, или выметаетесь отсюда вслед за отцом. Ясно?

– Мам, ты чего? Вы разводитесь?! – сыновья Лидии удивленно глазели на мать, тут же забыв про веник и про то, что им полагается возмутиться таким поведением по отношению к их драгоценным особам.

– Именно.

– А как же…

– А я вам сейчас расскажу. Кстати, компьютеры, которые купил отец, на самом деле так хороши?

Вопросу мальчишки удивились.

– Ну… Есть что доработать. А что?

– Значит, будете дорабатывать. Сами. И за свой счет.

– Как, мам?

– Молча! Заработали – улучшили. Куда податься, чтобы копеечку неплохую получать, я подскажу.

– А зачем нам это?

– Теперь у вас есть цель. Я слышала, что киберспорт может быть весьма прибыльным занятием. Это так?

– Так. И мы даже подали заявку в команду.

– Замечательно! Значит, будете работать на результат. Расписание занятий я вам составлю.

– Каких занятий, мам?!

– Обыкновенных. Или вы думаете, что без знания языка и базовых навыков коммуникации вы кому-то там нужны? Чтобы ездить на турниры, одного желания мало, дети мои. Да и в финансовых вопросах, так же, как и в особенностях правильного подхода к заключению контрактов, тоже разбираться не повредит. Как думаете?

Мальчишки сопели и молчали, признавая правоту матери.

– Значит, договорились. А начнем мы с того, что больше ваше помещение не моя забота. Здесь должно быть чисто! Нечего технику такую дорогую изничтожать.

– Чем это?

– А пылью! У вас тут вечно в три слоя! Сами сообразите или показать? – Лидия потянулась было к кожуху, закрывающему блок одного из компьютеров, но дружный вой сыновей ее остановил. – То-то! Лучше сами. Проверю!

Оставив детей переваривать услышанное, Лидия отправилась исправлять последний пункт своего списка.

Кот оказался умнее всех мужчин в доме Лидии. Заметив ее в конце коридора с веником наперевес, он ломанулся в ванную и устроился четко в центре своего лотка.

– Молодец! – хмыкнула Лидия, глядя, как таращится на нее хвостатый. – Все правильно понял.

Бравада ее закончилась. Хотелось плакать и чего-нибудь сладкого. Но Лида понимала, что отступать ей теперь некуда. Нужно было как-то налаживать свою жизнь.

И она пристроит веник в угол, как напоминание о том, что, только выметя из своей жизни все плохое, можно получить что-то хорошее. А потом закроет за мужем дверь, понимая, что эта страница уже перевернута и возвращаться к ней точно не стоит.

А еще через пару месяцев Лида слетает на недельку в гости к Галине. Они прекрасно проведут время, наревевшись и насмеявшись на годы вперед. Уже перед самым отъездом Галина познакомит ее со своим коллегой. И Лида вновь почувствует себя женщиной. Настоящей. Желанной и красивой во всех отношениях.

А еще через несколько лет ее сыновья приедут на очередной турнир в ту страну, где Лидия будет жить с мужем, и остановятся в доме матери. И будут долго хохотать, разглядывая веник, который Лидия превратит в предмет интерьера, заказав специальную золоченую раму со стеклом.

– Мам! Что это?

– А это, друзья мои, орудие женщины, которое, если использовать его правильно, способно изменить, если и не все, то очень многое в ее жизни! Поверьте, это самое лучшее приобретение, сделанное мной за последние годы.

– Почему?

– Потому, что именно взяв его в руки впервые, я поняла, что все зависит только от меня. Никто и никогда не сделает за тебя то, что подвластно только тебе самому! Никто не свалится с неба, не взмахнет волшебной палочкой и не изменит вдруг твою жизнь к лучшему, если ты сам этого не захочешь. И иногда, для того, чтобы навести порядок в своей жизни, нужен такой вот веник. Главное – держать его в руках крепко и выметать без жалости весь мусор, который тебе мешает. Тогда это поможет.

– Правда?

– Зуб даю! Мне же помогло!

– Мам!

– А что? Я не права? Ладно! Не нравится так, я могу еще и про черешню!

– Не надо!

Дон и Бусинка

– Дон, Донушка, поешь хоть немножко! И вода вся осталась… Ты и не пил ничего? Что же мне с тобой делать?

Кира присела на ступеньку рядом с собакой. Крупная овчарка подняла было голову, но тут же снова опустила ее на лапы.

– Я знаю, что ты скучаешь по нему… Я тоже! Если бы только знал, как я по нему скучаю! – Кира всхлипнула, но тут же взяла себя в руки.

Дон всегда реагировал на ее настроение. С тех пор как семь лет назад он появился в их доме, для Киры не было лучшей «жилетки», чтобы поделиться своими печалями. Он единственный, кто не задавал глупых вопросов, которые теребили душу, не настаивал на том, чтобы она рассказала все в подробностях, не давал неуместных и ненужных советов. Он просто садился рядом, слизывал слезы с ее щек, а когда она успокаивалась, приносил любимую игрушку и поводок. Они собирались и уходили на долгую прогулку. Папа называл это «проветрить голову».

Именно отец принес в свое время домой неуклюжего лопоухого смешного щенка.

– Прошу любить и жаловать! Дон. В документах имя другое, но пока его выговоришь – язык сломаешь.

Мама тогда пришла в ужас, а Кира хохотала, глядя, как Дон, усевшись посреди прихожей, смешно крутит головой, пытаясь понять, куда попал.

– Не будет покоя в этом доме… – мама, вздохнув, пошла искать тряпку, а отец с улыбкой подмигнул Кире.

– Хорош?

– Да, куда уж лучше! Пап, а почему?

– Доктор посоветовал. Сказал, что для меня нужны долгие прогулки и положительные эмоции. Вот я и решил совместить два в одном. Ты же знаешь, я всегда мечтал о собаке.

– Знаю.

– Когда-то надо осуществлять свои мечты, дочь. Думаю, что время пришло.

Сейчас Кира не сомневалась, что именно Дон продлил жизнь отца так надолго. Ведь врачи не давали ему и года. Всегда спортивный, крепкий, он очень удивился, когда кардиолог, просмотрев результаты обследований, покачал головой:

– Нечем мне вас порадовать, к сожалению…

Отец тогда не стал долго слушать о том, как мало ему осталось. Что-то, конечно, поменял, отказавшись от курения и бани, но в остальном продолжал жить так же, как и раньше. С удовольствием возился на даче, высаживая любимые свои розы и ухаживая за яблонями, долго гулял и вплотную занялся тренировкой Дона.

– Собака должна быть не балованной, а умной и подготовленной.

Кира вздохнула. Папа очень хорошо подготовил Дона ко всему, кроме своего ухода. В ту ночь, когда не стало отца, Кира проснулась от странного, жуткого какого-то звука. Она даже не сразу поняла, что это воет Дон.

Никогда ни до, ни после она не слышала от него ничего подобного. Столько боли было в этом звуке, что она, еще толком не проснувшись, сразу поняла, что случилось. Она побежала в спальню родителей, и мама, подняв на нее ставшие совершенно темными глаза, попросила:

– Кирочка, убери собаку…

Дон, услышав ее голос, тут же замолчал, внимательно посмотрев на Ольгу, мать Киры, а потом лег рядом с кроватью, на которой лежал отец.

– Он не уйдет, мама. Не гони его. Ведь он тоже любил папу…

Следующие дни слились в какой-то кошмар, который то мелькал так, что Кира не успевала ухватить суть происходящего, то вдруг начинал тянуться невыносимо долго, и ей хотелось закричать, умолять, чтобы все это, наконец, закончилось.

Они не стали перебираться в городскую квартиру, оставшись на даче.

– Не могу пока, Кирочка, не хочу. Тут он пока рядом. Мне так кажется…

– Мама! – Кира обнимала мать, всерьез опасаясь за ее здоровье.

Головные боли снова вернулись, и Ольга дни напролет лежала в темной комнате, сжимая зубы, чтобы не стонать и не пугать дочь. Мигренями она страдала всегда, но, пока болел муж, запретила себе даже думать о них. Приступы накатывали, как и прежде, но Ольга справлялась, не давая им захватить себя в тиски боли. А сейчас у нее было такое чувство, что вся та боль, что должна была распределиться на отдельные части и приходить в свое время все эти годы, разом обрушилась на нее, не давая дышать и думать, не давая даже поднять голову от подушки.

Кира металась возле матери, не зная, чем помочь.

– Ничего, Кирочка, потерпи. Все образуется.

«Когда?!» – хотелось крикнуть Кире, но она молчала, понимая, что матери сейчас и так плохо.

Дон, который все это время не заходил в дом, проводя все время на веранде и лишь изредка спускаясь в сад, вдруг вернулся и занял место рядом с кроватью Ольги. Как ни старалась Кира уговорить его уйти, ничего не вышло. Четыре дня он провел рядом с хозяйкой, отказываясь от еды. Только воду, которую Кира ставила возле него в миске, купленной еще отцом, он изредка пил. На пятые сутки Ольга открыла глаза утром и удивилась. Голова не болела, а самое главное – она ведь спала. Спала почти всю ночь.

Осторожно приподнявшись, она спустила ноги с кровати и чуть не взвизгнула, когда они коснулись чего-то теплого и пушистого.

– Дон! Напугал! Ты что здесь делаешь?

Собака приподняла голову и посмотрела на Ольгу. Что-то было в ее глазах такое, что хозяйка опустила руку и, коснувшись лобастой головы, сказала:

– Спасибо…

Она, покачиваясь, встала и пошла на кухню. Кира застала мать сидящей на ступеньках веранды и жующей бутерброд. Хлеб был совсем черствым, а сверху в холодильнике не нашлось ничего, кроме горчицы, но Ольге почему-то казалось, что вкуснее она в жизни ничего не ела.

– Мамочка…

– Кира, это полное безобразие. В доме шаром покати! Есть нечего. Чем ты питалась? И Дон? Он же голодный!

– Он ничего не ест, мама. Как я ни пыталась, как ни уговаривала…

Дон, лежащий на ступеньках рядом с Ольгой, сердито буркнул и закрыл глаза.

– Вот так все время.

– Папа бы нам задал… Ставь воду и доставай мясо, если там что-то осталось. Надо сварить ему свежую кашу.

Теперь с Доном пытались справиться сразу две хозяйки. Но результата это никакого не дало. Когда они совсем допекли его, Дон встал и, еле переставляя лапы, ушел в сад. Кира с Ольгой переглянулись.

– Надо к ветеринару. Потеряем собаку, – Ольга решительно поднялась и кивнула дочери. – Выгоняй машину, я быстро.

Пока Кира возилась с воротами, Ольга оделась и вышла на крыльцо.

– Дон! Донушка! Иди сюда, мальчик!

Ответом ей была тишина. Она спустилась в сад и пошла по дорожкам, которые так заботливо прокладывал здесь когда-то муж. Его любимые яблони стояли, склонив ветки под дозревающими плодами. Еще немножко и можно будет собирать. Как он гордился тем, что в этом году такой урожай!

Ольга тряхнула головой, запрещая себе думать о том, чего уже все равно не вернуть.

Шорох в кустах малины заставил ее остановиться. Дон стоял возле невысокого заборчика, которым был огорожен малинник, и что-то сердито бурчал.

– Что там, Дон? Крыса? Или еж?

Собака сердито гавкнула, и Ольга присмотрелась. В траве явно что-то было, но что именно, она понять не могла.

– Ладно! Была бы это крыса, уже бы удрала, а с остальным как-нибудь справимся, да? – она перешагнула невысокий заборчик и раздвинула траву.

– Этого нам еще не хватало! Ты только посмотри!

Котенок, которого она выудила из зарослей травы, был совсем крошечным. Он слепо тыкался в ее ладони. Голос у него был таким тихим, что Ольга поняла, почему не услышала его сразу, как только подошла. Дон удивленно отступил на пару шагов, когда она поднесла найденыша к его морде.

– Что ты? Испугался, что ли? Этакая малявка тебя точно не съест. Что ж делать-то с ним, Донушка? Он слепой еще.

Сердито ворча, Дон обнюхал котенка. Тот, ища тепла и еды, ткнулся с размаху в нос собаки, и Дон замер. Ольга улыбнулась, глядя, как оторопел пес, и поднесла котенка поближе.

– Что скажешь?

Дон осторожно обнюхал котенка еще раз и, неожиданно для Ольги, лизнул его раз, потом другой.

– Понятно. Ну, пойдем. Посмотрим, что Кира скажет.

Кира удивленно разглядывала процессию, которая шла к крыльцу.

– Мама, я тебя потеряла. Что это?

– Дон нам проблему нашел, – Ольга посадила котенка на верхнюю ступеньку и Дон тут же пристроился рядом, вылизывая и пытаясь согреть найденыша.

– Ничего себе! И что теперь делать с этим счастьем?

– Не знаю. Надо придумать, чем его кормить, а нянька для него, похоже, уже нашлась.

Котенок оказался спасением для всех. Дон приободрился и после выволочки, которую устроила ему Кира, начал, наконец-то, есть.

– Если в отцы придумал податься, то ешь, давай! – она сердито подвинула миску в морде собаки. – Родителям силы нужны. Как ты собрался ребенка воспитывать, если тебя шатает уже?

Дон поднялся, виновато переминаясь с лапы на лапу, и, глянув на котенка, который пополз к миске, сердито рыкнул.

– О! Процесс воспитания пошел! Молодец, Дон! – Кира посмотрела, как собака ест, и облегченно выдохнула. Ей не хотелось себе признаваться в том, что, если бы не этот маленький комок шерсти, Дона они скорее всего потеряли бы. В их семье все были с характером. И собака исключением не стала.

Ольга взяла на себя кормления по ночам, настояв на том, чтобы Кира спала.

– Ребенок, тебе сессию закрывать надо и диплом писать. Вот и займись. А с младенцем, пусть и кошачьим, я уж как-нибудь справлюсь.

Котенок рос, и скоро стало понятно, что это кошечка.

– Как назовем? – Ольга держала на коленях котенка и, отталкивая Дона, который пытался забрать свою подопечную, кормила его из бутылочки. – Дон! Я тебя накажу! Дай поесть ребенку!

– Не знаю… – Кира теребила на запястье браслет, который когда-то подарил ей отец.

Ничего особенного, просто низка маленьких бирюзовых бусинок, но ей он очень нравился, а теперь она носила его не снимая. Нитка вдруг не выдержала и лопнула. Кира ахнула и опустилась на колени, пытаясь поймать раскатившиеся бусины.

– Ну вот! – она чуть не плакала.

– Не реви! Соберешь и на новую нитку нанижешь. Только покрепче выбрать надо. Придумала! – Ольга подняла на ладони наевшегося котенка. – Бусинка! Отличное имя для кошки, а?

Дон, поняв, что кормление окончено, тут же ухватил свою приемную дочь и потащил к своей лежанке. Устроившись там, он принялся вылизывать сонного котенка.

– Никогда бы не подумала, что у взрослого серьезного пса могут проснуться отцовские инстинкты.

– Я тоже! – Кира подобрала последнюю бусину. – Все! Мама, найдешь мне хорошую нитку…

Договорить она не успела. Дон сорвался с места в сад.

– Что там? Кира, не ходи сама! – Ольга поднялась и поспешила вслед за дочерью.

Громкий лай Дона привел их к самой большой из яблонь.

– Ясно! – Кира рассмеялась, глядя на перепуганные рожицы мальчишек, которые сидели на дереве, поджимая под себя ноги и боясь пошевелиться.

Дон прыгал внизу, пытаясь достать непрошенных гостей.

– Дон! Рядом. Молчи!

Мальчишки удивленно ахнули, глядя, как собака мгновенно выполнила команды и села рядом с девушкой.

– Умный… – протянул самый чумазый из сорванцов.

– Еще бы! Скажите мне, друзья мои, а что вы здесь забыли?

Мальчишки опустили глаза и замялись. Наконец, тот же мальчик, что подал голос первым, буркнул:

– Яблоки у вас вкусные!

– Конечно, вкусные. Только зеленые же еще?

– Все равно вкусные. Знаешь, какие? Если солью посыпать…

Кира усмехнулась и взяла Дона за ошейник.

– И не побоялись лезть? Знали же, что здесь собака?

– Знали. Только собака ваша последнее время даже не лаяла. Все лежала на веранде и не двигалась почти.

– Так вы еще и следили за нами? – Кира нахмурилась.

– Не за вами. За собакой. А как его зовут?

– Дон его зовут. Слезать-то будете?

Горе-грабители дружно замотали головами.

– Да не бойтесь вы. Без команды он не тронет, и я его держу.

– Слезайте уже! – Ольга подошла ближе. – Яблоки пока рано рвать. Потом придете, я вам разрешу собрать. Когда дозреют. А пока есть вкусные булочки и варенье. Устроит?

Мальчишки посыпались с дерева как горох. Дон удивленно разглядывал ребят, но, когда к нему потянулись грязноватые ладошки, сменил гнев на милость.

– Можно погладить?

– Уже не боишься? – Кира улыбнулась и кивнула. – Можно.

Компания уничтожила весь запас малинового варенья, которое Ольга наварила на зиму. Ягоды в этом году было мало и получилось его всего ничего. Но, глядя, как мальчишки уплетают булочки, которые она испекла утром, щедро намазывая их вареньем, она только улыбалась и подвигала банки ближе и подливала чай.

– Ешьте на здоровье!

– А это что у вас? – Матвей, тот самый чумазый заводила, кивнул на Бусинку, которая, пристроившись между лап своего собачьего папы, подставляла ему бока, позволяя привести себя в порядок.

– Да вот, Дон нашел себе дочку.

– Хорошая! На тети Раину Мурку похожа.

– А, тогда понятно, откуда она у нас во дворе, – Ольга кивнула. Раиса Александровна была их соседкой.

– Только теперь кошка ее обратно не примет, – Матвей важно кивнул. – От нее собакой пахнет.

– А Дон ее и не отдаст, – Ольга оглядела стол. – Наелись?

– Да! Спасибо! – вразнобой загалдели мальчишки. – Тетя Оля, а можно мы еще придем?

– Приходите! – Ольга рассмеялась. – Только варенья у меня больше нет.

– Зато булочки вкусные, – Матвей еще раз погладил Дона и запрыгал вниз по ступенькам. – Мы купаться!

– Холодно же уже!

– Кому как! Нам в самый раз. Мы закаленные! Да, парни?

Кира с Ольгой смотрели вслед веселой компании, которая унеслась к калитке. А наутро Ольга проснулась от того, что Дон глухо гавкнул пару раз и замолчал, но во дворе послышались какие-то странные звуки. Она, закутавшись в шаль, вышла на крыльцо и засмеялась. Вся ватага, во главе с Матвеем, дергала траву, которая росла между плитками дорожек. Раньше за этим следил муж, но сейчас Ольга и Кира совсем запустили двор, и трава росла, как ей вздумается.

– Здрасьте, теть Оль! А булочки будут? – Матвей широко улыбнулся.

– Будут! За такое дело хорошее, так даже с изюмом!

Мальчишки стали частыми гостями на даче Ольги. Скоро начались занятия в школе, а Кира стала чаще оставаться в городской квартире, чтобы не добираться с утра пораньше на учебу. Ольга привыкла с утра ставить тесто и после обеда ждала своих помощников. Они помогали ей в саду, а потом долго пили чай. Узнав, что у Матвея есть проблемы с учебой, Ольга предложила его матери позаниматься с ним.

– Зря я, что ли, столько лет в школе проработала?

– Оль, у меня на репетитора денег нет… – Света замялась, поглядывая на сына.

– А я что-то сказала о деньгах? Обижаешь, Свет! Столько, сколько Матвей мне помогал последнее время, это я не рассчитаюсь с тобой!

Матвей идею поначалу не оценил, но, получив первую пятерку за диктант, приободрился и возмущаться перестал.

Бусинка подросла и превратилась в пушистую красивую кошечку, которая шустро носилась по дому и саду. Дон уже не поспевал за своей «дочкой». Он настолько привязался к ней, что даже уже не ворчал, когда она подходила к его миске. Кира, глядя, как эта парочка спит, прижавшись друг к другу, говорила матери:

– Как-то слишком вовремя она появилась, тебе не кажется, мама? Этакий кошачий ангел-хранитель для всех нас.

Осень вступила в свои права окончательно, и Ольга, глядя на зарядившие дожди, стала думать о возвращении в город. Но тут Кира, краснея, призналась ей, что Дима, ее давняя любовь еще со школьных времен, наконец-то набрался храбрости и сделал ей предложение.

– А все-таки хорошо, Кирочка, что папа успел довести дом до ума, да? Квартира – вам, живите, а я останусь здесь с Доном. И всем будет хорошо!

– Мама, но как ты тут одна?

– А как все? Был бы это просто дачный поселок, а так, ты же знаешь, сколько людей здесь постоянно живут. Да и от города здесь всего ничего. Ты на машине. Если случится что – телефон есть. Не придумывай проблемы там, где их нет!

Кира с Дмитрием тихо расписались в конце ноября, и к Новому Году Ольга узнала, что скоро станет бабушкой. Готовя стол и ожидая в гости дочь с зятем, она весело напевала.

– Дон! Забери Бусю, пока я на нее не наступила! – Ольга в очередной раз увернулась от снующей под ногами кошки. – И вообще, пошли бы вы, погуляли!

Она открыла дверь и шуганула животных за дверь. Вдохнув свежий, морозный воздух, она замерла на секунду на пороге. Вчера пошел долгожданный снег, и теперь сад стал похож на рождественскую открытку. Ольга посмотрела, как прыгает, увязая в сугробе, Бусинка, и рассмеялась:

– Дон, присматривай за ней, а то потом не найдем!

Закрыв дверь, Ольга глянула на часы и заторопилась. Дети приедут с минуты на минуту, а у нее еще ничего не готово. Поставив в духовку утку, она принялась лепить маленькие пирожки, которые так любил ее зять.

Диму Ольга любила. Воспитанный бабушкой, так как рано потерял родителей, мальчик рос у нее на глазах, и Ольга всегда удивлялась, сколько рассудительности и доброты всегда было в нем. Когда Кира объявила в пятом классе, что теперь решила сидеть с Димой, Ольга только порадовалась. Конечно, ни о чем серьезном она тогда и не думала, но мысль о том, что она рада была бы иметь такого сына, у нее тогда мелькнула. Бабушки Димы не стало пару лет назад, и теперь он еще больше потянулся к Ольге, которая стала для него близким человеком, всегда стараясь поддержать и помочь.

Глядя на Матвея, Ольга невольно сравнивала его со своим зятем, видя в нем те же качества, которые так нравились ей в Диме.

– Хороший из тебя человек получится, Матвейка, если не сбавишь темпы.

– Вы так думаете? – Матвей спрятал язык, который по детской привычке до сих пор высовывал, когда сильно старался.

– Я знаю, мой дорогой! Ну-ка, давай проверим, что ты тут написал?

Сочинения Матвея Ольга читала с удовольствием. Ее удивляло, как в этой вихрастой голове умещалось столько свежих мыслей. Правда, скакали они как ретивые кони и Матвей не всегда мог их облечь в правильную форму. Но, видя, как он старается, Ольга поддерживала его.

– Вот это очень хорошо! Нет, просто отлично! Ты – молодец!

Поставив противень с пирожками в духовку, Ольга вдруг услышала лай Дона. Странно! Собака лаяла громко и сердито, как на чужого. Ольга выглянула за дверь и увидела, что Дон кидается на калитку, отчаянно пытаясь выбраться из двора.

– Что такое? Дон! Перестань немедленно! Что там? – она сунула ноги в стоптанные сапожки и накинула на плечи пуховый платок.

Уже почти добежав до калитки, она внимательнее глянула на собаку и вдруг похолодела. Дон был один. Кошки рядом не было.

Ольга распахнула калитку и замерла, увидев то, что было за ней.

Еще осенью Дима с Матвеем прошли по всему периметру участка и поправили забор. Набив понизу доски, они решили, что кошка теперь точно не выберется на улицу, где часто бегали брошенные нерадивыми хозяевами собаки.

Но шустрая Бусинка нашла способ выбраться. Старая яблоня, ветки которой свисали над забором, стала для нее отличной «лесенкой». Дон пытался остановить кошку, но только впустую щелкнул зубами, когда она серой молнией метнулась по стволу наверх. Она вовсе не собиралась прыгать на улицу, но снег, который накопился за ночь на ветках, вдруг начал осыпаться и просто сбил кошку на дорогу, что шла вдоль забора.

Ольга едва успела ухватить за ошейник кинувшегося на защиту Бусинки Дона. С трудом сдерживая разъяренного пса, Ольга лихорадочно искала способ спасти кошку, которая, прижавшись к забору, сердито шипела на целую стаю собак, окружившую ее.

– Нельзя, Дон! Они просто разорвут тебя!

Собака уже хрипела, пытаясь вырваться из рук хозяйки, как вдруг из-за соседнего забора прилетел снежок. Попав прямо по морде собаки, которая яростнее всех кидалась на Бусинку, он заставил ту закрутиться на месте. Второй, третий, и вот уже целая лавина снежков обрушилась на стаю, которая с перепуга не поняла, что происходит, и отступила. Следом полетело что-то еще, и Ольга буквально подпрыгнула на месте, когда раздался первый громкий хлопок. Дон все-таки вырвался из рук Ольги и мгновенно оказался рядом с кошкой, заслонив ее собой. Опустив голову, он зарычал, глядя на вожака стаи, готовый в любое мгновение кинуться на него, но собаки уже разбегались.

Матвей подтянулся и уселся сверху на забор, перекатывая в ладонях очередной снежок.

– Нечего нашу Бусю обижать! – погрозил он кулаком вслед убегавшим собакам.

– Господи, Матвей! Как же я рада тебя видеть! – Ольга прислонилась к калитке, чувствуя, как подкашиваются у нее ноги. – Что ты здесь делаешь?

– А мы петарды пускали! Новый Год же! Только вы маме не говорите, а то она ругаться будет!

В конце улицы показалась машина, и Матвей, присмотревшись, лукаво усмехнулся:

– Я пошел! Вон Кира едет. Теть Оль, а завтра булочки будут?

– Наполеон будет! И все, что захочешь! Приходи с мальчишками. Будем Новый Год встречать! И, Матвейка…

– Что? – Матвей обернулся, готовый уже спрыгнуть с забора.

– Спасибо!

Матвей кивнул и спрыгнул вниз, скрывшись из глаз. Ольга, глядя, как Дон, ухватив за шкирку Бусинку, тащит ее во двор, покачала головой.

– Поводок куплю твоей дочке! Не справляетесь с воспитанием, папаша!

Притихшая, перепуганная кошка всю ночь жалась к Дону, не отходя от него ни на шаг и не реагируя даже на любимую свою Киру. И только под утро, когда уставшая Кира улеглась наконец спать, Бусинка тихо запрыгнула на кровать и свернулась калачиком у нее под боком, уткнувшись носом в живот. Кира обняла одной рукой мужа, другой – кошку и уснула, уже не услышав, как в комнату тихо вошел Дон и устроился рядом с кроватью.

А два года спустя Ольга поставила на плиту тазик с вареньем и выглянула в сад, где Кира с Матвеем собирали яблоки.

– Спит еще? – помешивая варенье, спросила она у дочки.

– Спит.

– Глянуть?

– Не надо, мам. Там обе няньки на посту.

Кира потянулась к следующей ветке, а Ольга прикрутила газ и вышла на веранду. Внучка крепко спала, раскинув ручки. Бусинка лежала рядом с ней в коляске, тихо мурлыча, а Дон вытянулся рядом на теплых досках веранды. Он поднял голову, вопросительно глядя на хозяйку.

– Ничего. Все хорошо! Пусть спит.

Ольга потрепала пса за ушами, провела по спинке замурчавшей чуть громче кошке, поправила простынку, которой была укрыта внучка, и улыбнулась.

Жорик

– Сережа, что мне с ним делать? Ты же знаешь, у меня никогда собак не было! Я не знаю о них ничего! Ни как кормить, ни как обращаться! А он такой маленький! Вдруг я ему наврежу? – женщина в черном платье и с чуть опухшими от слез глазами осторожно приняла на руки щенка английского бульдога.

– Ох, Лиля, что ты выдумываешь? Когда и кому ты делала что-то плохое? Справишься! Иван очень хотел эту собаку. Ждал, когда щенки подрастут. Мечтал, как вы будете выгуливать этого песика по вечерам.

– И бросил меня…

Лиля прижала к себе сонного щенка и нахмурилась.

Плакать сил у нее уже не было. Всего две недели прошло с тех пор, как она простилась с мужем. В голове все еще не укладывалось, что тот, кого она так любила, ушел так рано, оставив ее совершенно одну на белом свете.

Родственников ни у нее, ни у Ивана не было.

Родители ушли один за другим довольно рано. Ни Лиле, ни Ивану не было тогда еще и сорока. За один год не стало сначала матери Лили, а потом и родителей Ивана.

Отца своего Лилия никогда не видела, зная о нем лишь то, что человеком он был важным, высокопоставленным, а мать работала у него домработницей. Как и что случилось между ними – Лиля тоже не знала. Мама об этом никогда ей не рассказывала. Аккуратно откладывала «на книжку» деньги, которые присылал на содержание ребенка Лилин отец, и проявила недюжинную смекалку, умудрившись сохранить эти средства в условиях вечно меняющейся экономической ситуации в стране. После того как Лиле исполнилось восемнадцать, мать купила ей небольшую однокомнатную квартиру и успокоилась, когда дочь поступила без особых проблем в институт. Училась Лиля всегда очень хорошо. Девочкой была тихой, спокойной. По крайней мере, для мамы. О том, какие страсти кипели у нее за душой, Лиля никогда и никому не рассказывала. Зачем? Это ее переживания и ее фантазии. Пустить туда кого-то казалось ей чуть ли не кощунством.

Единственным, кто удостоился этой чести, стал Иван. Они познакомились с Лилей на свадьбе друзей. Танцевали весь вечер, боясь даже на минуту отойти друг от друга, потом гуляли почти всю ночь по улицам, потому, что не могли наговориться, а уже через неделю решили пожениться.

Их скоропалительного решения родители не одобрили, но Ивану и Лиле было все равно кто и что скажет.

Они согласились подождать с регистрацией, но уже не мыслили даже минуты друг без друга. Мать Лили, приходя иногда в квартиру дочери, пока та была в институте или на работе, видела, что Лиля живет там явно не одна, но молчала. Иван ей нравился. Серьезный, молчаливый, очень спокойный. От него так и веяло надежностью. А какой матери не захочется отдать свою дочь в надежные руки?

На свадьбе Лили и Ивана она плакала так, что ей то и дело предлагали то воды, то валерьянки, но это были слезы радости. Лиля обнимала мать, пытаясь успокоить ее, а сама не сводила глаз с того, кто стал для нее самым близким человеком после мамы.

Благодаря своему характеру и отменному терпению, которому научила ее мама, Лиля сумела найти общий язык с родителями мужа. И хотя видела, что свекровь поглядывает на нее искоса, когда Иван в очередной раз разводит руками на вопросы о внуках, понимала, что та ее жалеет, а не осуждает.

Детей Лилия с Иваном так и не нажили. Ходили по обследованиям, лечились, горевали, а потом смирились, решив, что если уж так угодно было небу и родителями им не стать, то стоит жить друг для друга, стараясь не думать о том, как могло бы быть.

Поначалу получалось неважно. Не говоря ничего, они втайне винили каждый себя в том, что семья так малочисленна. Страдали по-своему, думая, что нужно бы отпустить партнера, ведь, возможно, с кем-то другим все сложится иначе. Но сил в себе ни один, ни другая на это так и не нашли. Жили по инерции, удивляя окружающих отношением и заботой друг о друге.

Прорвало их лишь раз, сразу после серебряной свадьбы. Они уехали тогда в небольшое путешествие, которое планировали уже давно. Жили у моря какое-то время, а потом поехали в горы. И что нашло там на них, объяснить потом не могли долгие годы. Уйдя как-то раз без проводника по уже знакомой тропинке, они вдруг начали говорить так, как не позволяли себе никогда до этого. Что-то кричали, слушая, как эхо возносит их общую боль к небу, обвиняли друг друга и себя, а потом просили прощения. Плакали и смеялись снова и снова. А когда опомнились, оказалось, что высказано было все, что накопилось за эти годы. И в сухом остатке лишь понимание того, что стали они лишь ближе друг к другу, ведь расстаться даже на миг немыслимо… Невозможно…

Домой, в Москву, они вернулись обновленными и спокойными. Какой смысл оглядываться назад, когда большая часть пути уже пройдена? Не лучше ли взяться за руки и идти дальше столько, сколько отмерено, без упреков и злости? Ведь какой путь ни возьми, он покажется слишком коротким, когда тот, кто рядом, вдруг отпустит твою руку и уйдет вперед, не в силах даже обернуться в ответ на твой удивленный вопрос:

– А ты куда? Без меня…

Лиля задавала этот вопрос снова и снова на протяжении тех двух недель, что прошли с того дня, как она узнала, что Ивана больше нет. Сначала вопрос этот звучал удивленно, потом зло, а после с горечью и обидой. Она не спала по ночам, перебирая свою жизнь снова и снова, пытаясь понять, не обидела ли где-то ненароком того, кто был ее светом все эти годы и дал ей так много любви, что казалось, она никогда не закончится. Лиля все еще чувствовала, что любовь эта, золотая, теплая, нежная, как прикосновения губ Ивана к ее щеке по утрам, до краев наполняет ее сердце.

И от этого было больно и светло… И очень непросто.

Она вставала по ночам с дивана в гостиной, на котором спала, не в силах даже зайти в спальню, где подушка еще помнила запах Ивана, бродила по квартире и подолгу стояла у окна, глядя на темную улицу и дома по соседству. Когда начинало светать, мимо окон проходили и пробегали собачники, и Лиля немного завидовала им. Ведь у них есть хоть кто-то рядом, заставляющий двигаться, куда-то идти, что-то делать. Кто-то, о ком нужно было заботиться…

Может быть поэтому, когда друг мужа, Сергей, неожиданно появился на пороге ее дома и, не глядя в глаза, сунул в руки щенка, она, конечно, запротестовала, но в душе обрадовалась.

Сергей, как всегда, деловито и без лишних слов, выгрузил в прихожей две большие сумки с кормом и аксессуарами для собаки, начиная с поводка и кончая игрушками, а потом отбыл, отмахнувшись от Лилиной благодарности и пообещав заглянуть на днях, чтобы проверить, как она справляется.

С Сергеем Лиля была знакома примерно столько же, сколько и с мужем. Лучший друг, балагур и насмешник, Сергей был для их семьи тем самым братом, сватом или добрым дядюшкой, которого так не хватало среди кровной родни Лиле и Ивану. Несмотря на то, что Иван и Сергей были почти ровесниками, Лиле всегда казалось, что ее муж чуть младше своего друга. Было в Сергее что-то такое, что позволяло ему брать на себя роль руководителя. Он мог решить любой вопрос в кратчайшие сроки, находя каких-то нужных людей, средства и возможности. И все это при том, что его совершенно не нужно было просить об этом. Он появлялся, словно чертик из табакерки, как раз тогда, когда это было просто необходимо. Не задавая лишних вопросов, принимал эстафету, и в скором времени оказывалось, что проблема решена и беспокоиться больше не о чем.

Единственный раз, когда не помогли ни связи Сергея, ни его старания, был связан как раз с Иваном. Сергей, руководитель крупного медицинского центра, светило хирургии, плакал как ребенок, заперев дверь в свой кабинет и перебирая результаты анализов и обследований друга.

«Упустил… Не заметил… Проморгал грозные симптомы… Светило, чтоб тебя… Бездарь…»

В ярости он наливал себе коньяку, чтобы успокоить хоть как-то бушующую в душе злость, но снова и снова, не сделав даже глотка, швырял стакан о стену, не обращая внимания на вкрадчивый стук в дверь своих сотрудников.

Когда, спустя час, переколотив всю «тару», он вышел из кабинета, узнать его было сложно даже тем, кто хорошо знал Сергея Петровича Соколовского. Осунувшийся, бледный, но решительный… Перед ними был человек, который готов был на все, чтобы не потерять ту крупицу надежды, что еще оставалась, но уже понимающий, что усилия эти будут тщетны…

Ближе Лили и Ивана у него на свете никого не было. Мальчишка, приехавший в столицу из глухой сибирской деревни, он два года пытался поступить в медицинский, понимая, что никто и ничем ему не поможет. Работал санитаром, едва сводя концы с концами, иногда жил впроголодь, не зная, когда удастся поесть в следующий раз, до тех пор, пока не познакомился случайно с матерью Ивана. Та шла с рынка, осторожно ступая по присыпанным солью скользким дорожкам, но у самого крыльца своего подъезда все-таки упала, тяжело и неловко, успев лишь охнуть от острой боли, пронзившей руку.

Сергей, который шел мимо, спеша на занятия, подбежал к ней и, увидев, что она без сознания, вызвал скорую. Бригада приехала довольно быстро. Находчивого парня похвалили и ничуть не удивились, когда он вызвался доехать с незнакомкой до больницы, чтобы проконтролировать, как и что.

Так началась его дружба с семьей Ивана.

Мать Вани, разобравшись что к чему, взяла «шефство» над «мальчиком», и у Сергея появился, пусть и не родной, но дом, в который он мог прийти в любое время, точно зная, что там его ждут.

Будучи хитроватым от природы и понимая, что люди не склонны помогать друг другу просто так, первое время он старался быть полезным, вызываясь исполнить какие-то поручения или хотя бы просто сбегать за хлебом. Но мать Ивана, Анна, подобные попытки быстро пресекла: