Тени за снежной завесой бесплатное чтение

Глава 1. Город, где зима не кончается

Киселёвск жил по своим законам. В этом уголке Сибири, где снег выпадал даже летом, время словно остановилось. Старые дома, построенные из серого камня и деревянных балок, склонялись друг к другу, словно в унылом разговоре. На окнах – ледяные узоры, на улицах – следы саней, превратившиеся в трещины под давлением вечного холода. Люди здесь говорили тихо, словно боялись разбудить что-то, что копошилось подо льдом.

Марина приехала в город в середине августа, когда солнце едва пробивалось сквозь тучи. Её работа – оценка старых зданий, которые власти хотели снести, чтобы освободить место для «прогресса». Но что может быть прогрессом там, где даже ржавые трубы на крышах покрыты инеем?

Она сняла комнату в гостинице «Сибирь», которая стояла напротив церкви с облупившейся штукатуркой. Каждое утро, выходя на улицу, Марина чувствовала, как ледяные иглы впиваются ей в лицо. Её кожа покрывалась мурашками, а дыхание вырывалось из груди белыми облачками. «Скоро уеду», – повторяла она, но в глубине души понимала, что город уже притягивает её, как магнит.

Но больше всего Марину пугали истории. Старуха в кафе, где она завтракала, наклонилась через стол и прошептала: «Не ходите за шахту. Там… нечисть. Они ждут». Марина улыбнулась, как обычно улыбалась, когда ей рассказывали о привидениях. «Не верю в привидения», – сказала она, но в ту ночь, лёжа в постели, услышала скрип половиц в коридоре. Там, где не должно было быть дверей.

Поездка в Киселёвск стала для Марины испытанием. Она приехала из Москвы, где кипела жизнь, где звуки автомобилей, смех людей и шум мегаполиса не давали передохнуть. Здесь же, на сибирских просторах, мир казался вымершим. Поезд, в котором она провела двое суток, едва тащился по бескрайним снежным просторам. Вагон, в котором она занимала купе, был старым, с трещинами в потолке, с которых кое-где свисали ледяные сосульки. Даже в августе, когда в Москве уже припекало солнце, здесь царила зима. Воздух в вагоне был настолько холодным, что окна покрывались инеем, а дыхание пассажиров превращалось в облака, медленно плывущие к потолку.

Соседями Марины оказались трое: две старушки в тёплых платках, чьи лица были испещрены морщинами, как карта глубоких речных долин, и мужчина с опухшими от недосыпа глазами, который молчал, словно его язык превратился в лёд. Он сидел в углу, обхватив голову руками, и не шевелился даже тогда, когда поезд трясло на рельсах. Марина пыталась читать отчёт о реставрации старинных зданий, который ей дали перед отъездом, но буквы расплывались перед глазами, и она то и дело видела, как её собственное отражение в окне вагона искажается, будто кто-то за стеклом пытается приблизиться.

Когда поезд наконец въехал в Киселёвск, Марина почувствовала, как сжалось её сердце. Город, казалось, сошёл со страниц старого фотоальбома. Башни церквей с зелёными куполами, покрытые слоем снега, словно пытавшегося скрыть их истинный цвет. Дома с резными наличниками, облупившейся штукатуркой и окнами, защищёнными деревянными ставнями. Даже фонари на улицах были старыми, с матовыми стеклянными абажурами, которые едва пробивались сквозь белую пелену снега. Воздух здесь пах мазутом и сыростью, и Марина, привыкшая к запахам метро и кофеен, закашлялась, вдыхая этот чуждый аромат.

Она взяла такси, водитель которого молчал, как и мужчина в поезде, и всё время поглядывал в зеркало заднего вида, словно боялся, что увидит что-то у себя за спиной. Гостиница «Сибирь» встретила её запахом старой мебели и плесени. В её номере, расположенном на втором этаже, стояла железная кровать с тонким матрасом, комод с трещинами и окно, из которого открывался вид на церковь. Штукатурка на стенах местами отвалилась, обнажив кирпичи, и Марина заметила, что на них, словно паутина, проступили тонкие трещины. Она села на кровать, достала ноутбук и начала составлять план осмотра зданий, но каждые пять минут оборачивалась, ожидая, что за спиной появится чья-то тень.

На следующее утро она отправилась в кафе «У Бориса», чтобы позавтракать. Местные говорили, что это старейшее заведение в городе, и действительно, стены здесь были обиты потрескавшейся кожей, а столы – из тёмного дуба, покрытого царапинами и пятнами от кофе. За стойкой стояла пожилая женщина с резкими чертами лица, которая, увидев Марину, нахмурилась. «Чай или кофе?» – буркнула она. Марина заказала кофе, но вместо горячего напитка получила чашку чёрного чая с кусочками сахара, которые не таяли даже в горячей жидкости.

Сидя за столиком, она услышала, как за соседним столиком двое мужчин в тёплых вязаных шапках и толстых свитерах разговаривали о шахте. «Там уже сто лет никого нет, – говорил один, – но слышишь? По ночам, если прислушаться, доносятся голоса. Как будто они всё ещё там…» – «Не болтай чепухи, – перебил его второй, – это ветер гуляет по трубам». Марина усмехнулась, но улыбка мгновенно исчезла, когда она увидела, что их руки дрожат, словно от холода, а в глазах мелькнуло что-то похожее на страх.

После завтрака она отправилась на первую экскурсию. Первым в списке был дом на улице Ленина, 17 – старинный особняк с выщербленными кирпичами и облупившейся росписью на фасаде. Марину удивило, что в окнах за ставнями едва угадывались силуэты людей, словно они всё ещё смотрели на улицу сквозь щели. Она поднялась на крыльцо, но дверь оказалась заперта. Тогда она обошла здание, рассматривая трещины в стенах и следы плесени. Внезапно она наступила на что-то ногой – это был кусок фарфоровой куклы, у которой откололась одна рука. Марина подняла её, и в тот момент, когда её пальцы коснулись холодного фарфора, она почувствовала, как по спине пробежал холодок. У куклы не было лица.

«Что вы здесь делаете?» – голос за спиной заставил её вздрогнуть. Марина обернулась и увидела старика с длинной седой бородой, который держал в руках лопату. Его глаза были узкими, как щёлочки, а кожа – покрыта паутиной морщин. «Это частная собственность, – добавил он, – здесь нечего искать». Марина попыталась объяснить, что она архитектор, но он лишь покачал головой. «Этот дом проклят, – сказал он, – в нём живут тени. Они не любят, когда их беспокоят».

Она вернулась в гостиницу с тяжёлым чувством. Вечером, лёжа в кровати, она услышала скрип половиц в коридоре. Ей показалось, что это ей почудилось, но когда она встала и открыла дверь, коридор был пуст. Лишь в конце, за поворотом, мелькнула чья-то тень. Марина попыталась пройти туда, но двери не было. Только белая стена, покрытая трещинами, которые теперь напоминали человеческие следы, ведущие вверх, как по лестнице.

На следующий день она встретила Лизу, свою дочь. Девочка, обычно тихая и замкнутая, теперь казалась ещё более молчаливой. «Мама, ты сегодня какая-то странная», – сказала она, и Марина заметила, как в её глазах промелькнуло что-то похожее на страх. Она попыталась объяснить, но Лиза лишь кивнула и отвернулась. Позже, когда Марина смотрела в окно, она увидела, как её дочь, одетая в тёплый свитер, медленно шла по улице в сторону шахты. «Лиза!» – крикнула она, но девочка не обернулась. Воздух в комнате вдруг стал ещё холоднее, и Марина почувствовала, как у неё по коже побежали мурашки.

Вечером она снова отправилась в кафе «У Бориса». На этот раз за соседним столиком сидела старуха, чьи глаза были странно бледными, будто лишёнными радужки. «Не ходите за шахту, – прошептала она, не глядя на Марину, – там… нечисть. Они ждут». Марина попыталась улыбнуться, но улыбка застыла на её лице. В ту же ночь, лёжа в постели, она услышала не просто скрип, а голоса. Тихие, шепотные, будто они шептали из-под земли. «Они уже здесь», – прошептал один. «Они придут за тобой», – ответил другой. Марина зажала уши руками, но звуки становились громче, словно проникали прямо в её мозг.

На следующее утро она всё же решилась пойти к шахте. Снегопад усилился, и снежинки, словно белые стрелы, летели ей в лицо. Она шла по улице, и каждый её шаг проваливался в снег, оставляя глубокие следы. Дома вокруг становились всё более редкими, а в конце улицы возвышалась шахта – чёрная дыра в земле, обрамлённая ржавыми воротами. Марина подошла ближе и увидела, что ворота были полуоткрыты, словно приглашая её внутрь.

Она взяла фонарь и, несмотря на страх, шагнула вперёд. Внутри шахта встретила её ледяным дыханием. Стены, покрытые наростами льда, отражали свет фонаря, превращая тьму в мелькающие блики. Марина остановилась, когда её нога задела что-то твёрдое. Это был ящик, заваленный слоем снега. Внутри лежал старый дневник, кожаная обложка которого была исцарапана, словно когтями животного.

«Записки Ивана Петрова, шахтёра», – прочитала Марина, переворачивая страницы. Но вместо слов там были зеркала. Она замерла. Сначала она подумала, что это просто лакированные листы, но когда она поднесла фонарь ближе, отражение исказилось. Она увидела чужое лицо. Потом другое. Потом третье.

«Это невозможно», – прошептала Марина, но её руки продолжали листать страницы. Она видела мужчину в чёрном пальто, сидящего на краю кровати, жену с ребёнком, играющими в саду, женщину, которая плакала у фотографии в рамке. Каждое отражение было живым, дышащим. Они смотрели на неё, и Марина почувствовала, как её собственное отражение тает, как воск под дождём.

Внезапно страницы дневника начали меняться. Теперь она видела себя – нет, не настоящую, а молодую, смеющуюся, сидящую на траве рядом с мужчиной, которого она не помнила. Её сердце замерло. Она попыталась вспомнить, кто он, но воспоминания словно растворялись в тумане. Она пыталась кричать, но её голос превратился в шёпот, а страницы дневника начали поглощать её, как чёрная дыра.

Когда Марина вернулась в гостиницу, Лиза сидела в гостиной, её лицо было бледным, а взгляд – пустым. «Они здесь», – сказала девочка, не поворачивая головы. – «Они говорят, что ты должна их услышать». Марина попыталась обнять её, но дочь отстранилась. В ту ночь Марина поняла, что город не просто притягивает её – он поглощает. И что шахта с её тайнами и тенями стала её новым домом, из которого уже невозможно сбежать.

Снегопад усилился, и Марина увидела в окне, как снежинки вьются причудливыми узорами, словно пытаясь передать ей какое-то послание. Она вспомнила историю, которую ей рассказала старуха в кафе: «Здесь зима не сдавала своих позиций даже летом – она была вечной, холодной и безжалостной». Теперь Марина поняла, что это не просто метафора. Зима в Киселёвске была живой, дышащей, и она ждала, когда они, Марина и Лиза, тоже станут частью её вечной сказки.

На рассвете Марина снова открыла дневник. На этот раз страницы отражали её собственную жизнь, но искажённую, как в зеркале. Она видела себя в десяти разных возрастах, в десяти разных мирах. В одном – седой старухой, в другом – молодой девушкой с букетом цветов. «Кто я?» – спросила она, но зеркала молчали. Воздух в комнате становился всё холоднее, и она почувствовала, как ледяные иглы проникают в её дыхание, в её кровь.

«Они уже здесь», – прошептала Лиза, стоя у неё за спиной. – «Они ждут, чтобы их услышали». Марина попыталась закричать, но её голос поглотила тишина. Она поняла, что больше не может двигаться, что её тело превращается в лёд, а душа – в отражение, которое исчезнет, как дым.

В тот момент, когда она была готова раствориться, она увидела последнее отражение – своё лицо, но не своё, а чужое, посиневшее от холода, с глазами, полными ужаса. И тогда она поняла: Киселёвск – не просто город. Это ловушка. И она, Марина, теперь – часть его вечной зимы.

Глава 2. Шахта и её тайна

Шахта стояла на окраине, словно высохшая рана. Марина, несмотря на свой скептицизм, не могла отвести взгляд от её чёрной пасти. Рабочие, которые участвовали в сносе зданий, говорили, что когда-то там добывали алмазы. «Но это была не алмазная шахта, – шептал один из них, – это было место, где исчезали люди». Марина смеялась. Алмазы – это реальность. Алмазы – это её профессия. Она проектировала здания, в которых бриллианты будут вставлены в оконные рамы.

Но однажды, когда снегопад превратил мир в белый хаос, Марина решила заглянуть в шахту. Она не могла объяснить, почему – словно её тянули невидимые нити. Взяв фонарь, она направилась к заброшенному входу, где стояли ржавые ворота, скреплённые цепью.

Внутри шахта встретила её ледяным дыханием. Стены, покрытые наростами льда, отражали свет фонаря, превращая тьму в мелькающие блики. Марина остановилась, когда её нога задела что-то твёрдое. Это был ящик, заваленный слоем снега. Внутри лежал старый дневник, кожаная обложка которого была исцарапана, словно когтями животного.

«Записки Ивана Петрова, шахтёра», – прочитала Марина, переворачивая страницы. Но вместо слов там были зеркала. Она замерла. Сначала она подумала, что это просто лакированные листы, но когда она поднесла фонарь ближе, отражение исказилось. Она увидела чужое лицо. Потом другое. Потом третье.

«Это невозможно», – прошептала Марина, но её руки продолжали листать страницы. Она видела мужчину в чёрном пальто, сидящего на краю кровати, жену с ребёнком, играющими в саду, женщину, которая плакала у фотографии в рамке. Каждое отражение было живым, дышащим. Они смотрели на неё, и Марина почувствовала, как её собственное отражение тает, как воск под дождём.

Внутри шахты царила тишина, нарушаемая лишь эхом шагов Марины по ледяным плитам. Каждый её вдох казался прерывистым, будто воздух, которым она дышала, был густым и тяжёлым, как вода. Она чувствовала, как холод проникает в кости, заставляя дрожать не только руки, но и душу. Стены шахты, покрытые наростами льда, отражали свет её фонаря, превращая их в мерцающие грани алмазов, которые, по её собственным словам, должны были украсить новые здания. Но здесь, в этой бездне, бриллианты были лишь иллюзией, созданной светом и льдом.

Марина медленно продвигалась вглубь, её ноги скользили по скользким ступеням, оставленным шахтёрами. Каждая ступенька, каждый камень под её ногами были покрыты слоями времени и боли. Она вспомнила, как в детстве боялась темноты, как зажимала уши, чтобы не слышать шёпот ветра за окном. Теперь же этот шёпот превратился в гул, который словно вибрировал в её костях. Шахта дышала. Она жила. И Марина чувствовала это всем своим телом – как будто под её ногами, под толщей льда и камня, билось что-то живое, что-то, что наблюдало за ней.

Ящик, в котором лежал дневник, был старым, с обломанными краями. Его поверхность была покрыта иероглифами – символами, которые Марина не могла расшифровать. Они напоминали ей о той ночи, когда её дочь Лиза, всхлипнув после сна, сказала: «Они здесь, мама. Они смотрят». Тогда Марина подумала, что это детская фантазия. Теперь же, глядя на эти символы, она поняла, что Лиза видела то же, что и она, – призраков, которые не уходили, даже когда их не должно было быть.

Страницы дневника были тонкими, как пергамент, но не рвались, даже когда Марина листала их слишком быстро. На каждой странице был кто-то другой. Она видела мужчину в чёрном пальто – его лицо было искажено болью, а руки сжимали фотографию, на которой были женщина и ребёнок. «Это моя жена и сын», – шептал он, и Марина почувствовала, как сжимается её собственное сердце. Она не знала, откуда эти голоса – из её воображения или со страниц дневника. Но они были реальными, слишком реальными.

Затем она увидела женщину в платье, которое выглядело на несколько десятилетий старше. Она стояла у окна и смотрела на снег, падающий за стеклом. Её лицо было мокрым от слёз, а в руках она сжимала фотографию, на которой был молодой мужчина в военной форме. «Я тебя не забуду», – говорила она, и Марина почувствовала, как её собственные глаза наполняются слезами. Она не знала, почему эти истории так глубоко её тронули. Она не знала, почему они напоминали ей о её собственной жизни, которую она теперь не могла вспомнить.

На одной из страниц был изображён ребёнок, бегущий по коридору, освещённому тусклым светом. Его лицо было испуганным, а позади, в темноте, маячили тени. «Не смотри на них!» – кричал кто-то, и Марина резко отдёрнула руку от дневника. Воздух в шахте вдруг стал ещё холоднее, и она услышала шаги – нет, не свои. Они приближались. Марина попыталась бежать, но ноги не слушались. Она остановилась и, дрожа, обернулась.

Там, в глубине шахты, в тени, стояла фигура. Высокая, худая, с лицом, скрытым под капюшоном. Марина хотела закричать, но её голос превратился в шёпот. Фигура не двигалась, но её глаза – если это были глаза – смотрели на неё, пронизывая насквозь. «Они ждут тебя», – прошептала она, и Марина почувствовала, как её собственное отражение на страницах дневника исчезает, растворяется в темноте.

Она бросилась прочь, но шахта словно сужалась, стены смыкались вокруг неё, превращаясь в ловушку. Её фонарь начал гаснуть, и в темноте она услышала голоса – сотни голосов, которые шептали одни и те же слова: «Она пришла. Теперь она наша». Марина бежала, спотыкаясь, падая, её руки цеплялись за ледяные наросты, оставляя на них кровавые царапины. Она не знала, сколько времени прошло, пока не выбежала наружу, в ледяной воздух и белую пелену снега.

Дома её ждала Лиза. Девочка сидела на краю кровати, её глаза были странно бледными, словно лишёнными радужки. «Ты нашла их, – сказала она, – теперь они здесь». Марина попыталась объяснить, что это дневник, что это шахта, но Лиза лишь улыбнулась, и её улыбка была похожа на улыбку человека, который видит то, чего не видят другие.

В ту ночь Марина не могла уснуть. Она снова и снова открывала дневник, пытаясь понять, что это за люди. На одной из страниц она увидела себя – нет, не настоящую, а молодую, смеющуюся, сидящую на траве рядом с мужчиной, которого она не помнила. Её сердце замерло. Она не могла вспомнить, кто он. Она попыталась вспомнить, но воспоминания словно растворялись в тумане.

Утром она нашла Лизу в саду. Дочь, обычно тихая, теперь казалась ещё более молчаливой. «Мама, ты сегодня какая-то странная», – сказала она, и Марина заметила, как в её глазах мелькнуло что-то похожее на страх. Она попыталась объяснить, но дневник исчез из её сумки. «Он был у меня», – сказала Марина, но Лиза покачала головой: «Он всегда здесь. Всегда был. Но теперь он говорит».

Это были первые слова, которые Марина не смогла объяснить.

Ночью она снова вернулась к шахте. На этот раз она взяла с собой Лизу. Девочка держалась за её руку, её дыхание превращалось в облачка. «Там холодно», – сказала Марина, но Лиза лишь кивнула, словно это была её первая зима, а не десятая.

Внутри шахты было ещё темнее. Фонарик Марининого телефона едва пробивал тьму. Она снова нашла ящик, но дневника там не было. Вместо этого она увидела следы, ведущие вглубь. «Лиза, оставайся здесь», – сказала она, но девочка уже исчезла в темноте.

Марина последовала за ней. Они спустились по лестнице, которая, казалось, не имела конца. Воздух становился всё холоднее, и Марина почувствовала, как немеют её пальцы. Внезапно Лиза остановилась. Перед ними раскинулся подземный зал, стены которого были увешаны зеркалами. В каждом отражении – чужая жизнь.

«Это они», – прошептала Лиза. – «Они ждут, чтобы их услышали».

Марина почувствовала, как её собственное отражение исчезает. Она видела себя в десяти зеркалах, но в каждом – другую. В одном – старуху с седыми волосами, в другом – девушку с букетом цветов. «Кто я?» – спросила она, но зеркала молчали.

Воздух в зале становился плотнее, словно превращаясь в лёд. Марина чувствовала, как её ноги приросли к полу, как руки сковала тяжесть, которую невозможно было сбросить. Она пыталась кричать, но её голос не был слышен. Она видела, как Лиза отходит от неё, её фигура растворяется в тени, а за её спиной появляются силуэты – те самые тени из дневника, которые бродили по коридорам шахты.

«Ты должна выбрать», – прозвучал голос, который одновременно был и не был голосом. – «Останешься с нами или уйдёшь, но никогда не забудешь». Марина не понимала, что происходит. Она не понимала, как выбраться из этого кошмара. Она пыталась вспомнить своё прошлое, но воспоминания ускользали, как песок сквозь пальцы. Она видела себя в зеркале – молодую, смеющуюся, сидящую на траве. Но теперь она не могла вспомнить, кто был рядом.

Она вспомнила Лизу, её детство, как они гуляли по парку, как читали книги у камина. Но теперь эти воспоминания казались чужими, словно она смотрела на чью-то чужую жизнь. Она пыталась дотронуться до зеркал, чтобы увидеть себя настоящую, но её руки проходили сквозь них, словно она уже стала частью этого места.

Лиза подошла ближе. Теперь её глаза были чёрными, как бездна, и в них отражались тысячи лиц. «Они не уйдут, пока не услышат их», – сказала девочка. – «Они умрут в зеркалах. И ты умрёшь вместе с ними».

Марина упала на колени. Она попыталась вспомнить что-то – лицо отца, голос мужа, даже запах детства. Но всё это ускользало, как песок сквозь пальцы. Она видела себя в зеркале – молодую, смеющуюся, сидящую на траве. Но теперь она не могла вспомнить, кто был рядом.

Она закрыла глаза и услышала шёпот. Сотни голосов говорили ей, что она уже здесь. Что она всегда была здесь. Что шахта – это не просто место. Это её судьба. Её настоящее. Её вечность.

Она открыла глаза и увидела, как её собственное отражение исчезает в зеркалах. Она стала частью их. Частью тех, кто ждал, чтобы их услышали. Частью тьмы, которая пряталась за снежной завесой.

Глава 3. Дневник