Дикая любовь бесплатное чтение

Глава 1

– Ну, что? Ты была в офисе, рассказала, как все было? – несется из мобильного телефона нетерпеливый голос подруги.

– Нет, я не была… – отвечаю тихо.

– Что?

– Не была, говорю! – повторяю уже громче.

– Почему? Лиза, ты что, струсила?

– Нет… ну… у меня были дела, срочные. Я завтра пойду, – я лгу подруге и знаю это, а что хуже всего – и она это знает.

– Лиза?! Что может быть важнее того, чтобы сходить на работу и рассказать директору, что это был твой клиент и твой договор, а эта белобрысая лошадь с силиконовыми сиськами украла его!

– Я завтра схожу, правда, Ань. Я не могу больше разговаривать, перезвоню, – и нажимаю отбой прежде, чем подруга успевает еще что-то сказать.

Задумчиво смотрю на свое отражение в витрине магазина. Маленькая, худая, с гулькой на голове и в очках. Некрасивая, но умная. Лучшая ученица в школе, студентка в универе. Диплом с отличием. Работа, о которой я могла только мечтать. Меня взяли с испытательным сроком в три месяца, но через четыре недели перевели в штат. И все было так хорошо, что казалось сказкой, а потому быстро закончилось. Ровно тогда, когда появилась в нашем офисе яркая и модная Оля, которая сумела быстро втереться в доверие к директору, подсидев по ходу дела нескольких коллег, в том числе и меня.

Открываю сумку, заглядываю в кошелек и почти против воли тяжело вздыхаю. Если в ближайшие полтора-два месяца не найду работу, придется съезжать со съемной однокомнатной квартиры в хорошем районе и возвращаться в общежитие. Вздрагиваю, вспомнив соседей-алкоголиков, которым не единожды вызывала милицию. Не хочу опять туда!

– Девушка, дай на хлебушек, – раздается рядом со мной хриплый голос.

Испуганно поворачиваюсь. Совсем рядом стоит неопрятного вида молодой парень. Костяшки пальцев сбиты, одежда вся в каких-то пятнах, волосы давно не мыты и не стрижены.

– Нет у меня, – пищу испуганно, шарахаясь от него внутрь магазина.

Долго хожу между продуктовыми рядами, раздумывая, что бы такое купить, чтобы не сильно тратиться, но и не ложиться спать голодной. В итоге беру упаковку сухого гороха и две картошины. Будет суп на два дня. Довольная собой и покупками, выхожу из магазина, опасливо рассматривая улицу, нет ли где поблизости того парня. Но нет, тихо и немноголюдно вокруг. Середина недели, вечер, начало осени. Как всегда в это время года меня накрывает меланхолией. Два года назад, в сентябре, долго и тяжело умирала моя мама – единственный близкий мне человек. Рак, он такой рак! Годами прячется внутри человека, как в панцире, а потом резко вылезает и сжимает свои клешни там, куда дотянется. С тех пор я до холодного ужаса и почти истерики боюсь смерти. Не смотрю новости, ужастики, мистику и прочее. Ничего, где может встретиться это слово, даже случайно.

Аня, моя подруга, говорит, что смерть – это часть жизни. Звено в цепи постоянных перерождений души. Но я не верю в перерождения. Для меня существует только здесь и сейчас, все остальное – ерунда!

Перехожу улицу и останавливаюсь в раздумьях. Сначала предполагалось, что поеду на автобусе, но потом решаю пройтись пешком. Тут всего три небольшие остановки, лучше сэкономлю деньги и куплю себе завтра что-то вкусненькое. Так хочется того шоколадного пирожного, которое недавно видела в кондитерской. Очередной раз вздыхаю о том, как бывает переменчива жизнь. Две недели назад я покупала эти пирожные по несколько штук, а теперь даже на одно жаль денег, которых остается с каждым днем все меньше.

В какой-то момент, решаю немного сократить дорогу через сквер. Вижу, что там ходят люди, есть освещение. Перехватив поудобнее сумку, бодро шагаю по аллейке, уже мысленно составляя план на завтра. Куда поеду на собеседование, что надену, чтобы выглядеть хоть немного презентабельно. Занятая своими мыслями не сразу замечаю, как откуда-то сбоку выныривает уже знакомый мне парень в грязных вещах и, схватив меня за рукав тонкой ветровки, буквально кричит прямо в лицо:

– Дай денег, страшила! Не видишь, мне очень надо!

– Нет! – вскрикиваю, пытаясь вырвать руку и слыша, как трещит ткань рукава.

– Дай! Я видел, у тебя есть! Не жлобись!

Парень явно в ярости, а еще не в себе. Глаза стеклянные, но запаха алкоголя нет.

– Хорошо! Я дам денег, только отпусти руку, мне больно, – пытаюсь говорить спокойно, понимая, что передо мной или психически больной человек, или наркоман. В любом случае, оба варианта – это очень и очень опасно.

Парень отпускает мою ветровку, и я делаю самую большую глупость в своей жизни: пытаюсь сбежать, надеясь, что за очередным поворотом аллейки есть люди, и они меня защитят. Бегу так, как никогда в жизни. Дыхание сбивается, сердце стучит в висках, и я не слышу, есть ли за мной погоня. А она есть. Я это понимаю, когда получаю сильный удар в спину и теряю из-за него равновесие, растянувшись во всю длину тела по асфальту.

– Ты что, страшилка, решила меня надурить? А?! А-а?! Отвечай, уродина! – орет надо мной парень, с каждым словом свирепея еще больше, хотя, казалось бы, куда уже больше.

Сбитые в кровь ладони и колени ужасно болят, но я даже не могу плакать, до того мне страшно. Парень наклоняется и поднимает меня за шиворот, как котенка. Говорит и каждый раз встряхивает.

– Чё молчишь, страшилище?! Язык проглотила? Деньги давай!

– Сейчас-сейчас! – меня колотит от страха, я прикусываю себе язык, когда говорю, и от внезапной острой боли, глаза мгновенно наливаются слезами.

– Не вздумай рыдать, слезами не разжалобишь! – меня дергают еще раз, причем с такой силой, что с носа слетают очки и падают куда-то на асфальт, а еще кажется, что вслед за ними отвалится и голова. – Чё тянешь, уродина?! Быстрее давай!

Я на ощупь нахожу свой кошелек в сумке, пытаюсь открыть его дрожащими руками. Прорывает плотину слез, и они текут по щекам безостановочно, напрочь лишая меня возможности хоть что-то увидеть. Грабитель выхватывает из моих пальцев кошелек, отбрасывает меня, как мусор, и на секунду забывает, что не один.

– И это все?! Это все, что у тебя есть?!

Я вскрикиваю, инстинктивно вжимаю шею в плечи и закрываю заплаканное лицо. Парень так кричит и машет руками, что я уверена – сейчас ударит. Но он не бьет, а хватает меня опять за грудки и дергает из стороны в сторону, продолжая орать. Раздается треск ткани, это рвется моя самая красивая блузка, в которой я сегодня ходила на собеседование. Пуговицы разлетаются в разные стороны, оголяя мою шею и грудь до самого бюстгальтера.

На мгновение грабитель перестает меня дергать, а его стеклянный взгляд замирает на моей хилой грудной клетке. О, Боже! Господи, пожалуйста, пусть он сочтет меня достаточно некрасивой, пусть он заберет деньги, пусть даже побьет меня, но только не ЭТО. И тут он говорит:

– Вот это уже другое дело.

И только тогда до меня доходит, что на моей шее висит единственное, что осталось от мамы на память, не считая старых фотографий, – золотая цепочка и кулон с драгоценным камнем в виде капельки.

– Нет… – с новыми силами пытаюсь вырваться, чтобы не дать снять с себя украшение.

И, удивительное дело, мне это удается. Я выскальзываю из пальцев грабителя, оставив в его руках кусок блузки, поворачиваюсь и бегу куда-то вперед. Надеясь, что вот-вот мне встретится кто-то из прохожих, хоть кто-нибудь, ведь еще не темно, только легкие сумерки. Куда же все делись?! Впереди свет и шум машин. Я понимаю, что, возможно, там мое спасенье. Там люди: водители и пешеходы. Полуослепшая от слез и без очков, бегу на свет и шум, молясь усердно и искренне, как тогда, когда умирала мама.

Но, ни тогда, ни сейчас, Бог меня не услышал.

Уже возле самой дороги в мою шею сзади впивается рука грабителя, царапая и причиняя боль. Легкое удушение от цепочки, что вдавилась в шею, едва слышный звон, с которым она разрывается, и резкий, сильный удар в спину.

Мое тело не выбегает, а буквально выпархивает на дорогу. Легко и воздушно я лечу на свет фар. Как бабочка на огонь. Подлетаю вверх, падаю вниз. Отвратительный хруст и крики ужаса.

Боли нет.

Страха нет.

Ничего нет.

Открываю глаза и удивленно осматриваюсь. Где это я? Какой-то лес. Высокие сосны и широкие дубы. Вперемешку мягкая зеленая трава и колючая хвоя. Встаю на ноги, ощупываю себя. Все нормально, ничего не болит. Я слегка дезориентирована. Что происходит?

Вдруг замечаю миленького щеночка под одним из деревьев. Он с любопытством смотрит на меня, чуть склонив голову набок.

– Привет, – говорю тихонько, чтобы не спугнуть малыша.

Щенок едва заметно виляет хвостом на мое приветствие, а потом поворачивается и немного пробегает вперед. Останавливается, поворачивается ко мне и смотрит.

– Ты хочешь, чтобы я шла за тобой? – говорю я, сама не веря, что могу подобное спрашивать.

Щенок опять виляет хвостом и еще немного отбежав, останавливается, словно поджидая меня.

– Ла-а-адно, – говорю скорее себе, чем кому-либо, и иду за собачонком.

Благо дело, гуляем мы недолго. Спустя не больше трех сотен шагов, я выхожу на поляну. Странное дело, только шла, был день, а теперь – ночь. Черное небо, яркие звезды и необычайно круглая, огромная луна. На высоком троне, посреди поляны, сидит женщина в белых одеждах, а вокруг нее несколько десятков… волков. Когда щенок подбегает к одному из них, до меня доходит, что и он не собака. Вот так вот, а еще считаю себя умной.

– Подойди ближе, девочка, – говорит мне женщина на троне.

Слова звучат тихо, но я их отлично слышу и что самое интересное, меня прямо тянет подойти к ней, до зуда. «Использует какое-то воздействие?»

– Ты умная девочка.

«И, похоже, мысли читает».

– И сообразительная. Подходи, не бойся, я не причиню тебе вреда, как  и мои верные слуги.

Медленно и осторожно, поглядывая на волков, подхожу к женщине. Передо мной тут же, словно из земли, вырастает стул с высокой спинкой.

– Садись. Как у вас говорят? «В ногах правды нет»?

– Да, именно так, – усаживаюсь, разглядывая женщину, хоть и понимаю, что это невежливо.

Высокая, метра два, если встанет, статная, среднего возраста. Глядя на молодое лицо, можно подумать, что ей до тридцати лет, но глаза говорят, что она намного старше.

– И наблюдательная, – с каким-то удовлетворением констатирует женщина.

– Я так понимаю, нам предстоит разговор? – уточняю у нее. – Можно сначала спросить?

– Спрашивай, – разрешает моя собеседница, милостиво кивнув головой.

– Где я? И как тут оказалась?

– Ты в междумирье. Это мое царство и мой мир. Я призвала сюда твою душу, а твое тело умерло. Тебя там сбила какая-то железная штука, которой управляет человек.

– Автомобиль, – произношу на выдохе, глотая жгучие слезы.

– Наверное. Я не стремлюсь запоминать названия вашего мира, мне это не нужно, – снисходительно говорит женщина, чуть хмуря свои идеальные светлые брови.

– Кто вы? – спрашиваю, затаив дыхание.

– Богиня жизни и смерти. Хэйла.

Это бред какой-то! Разве можно вот так запросто разговаривать с богами? Скорее всего, меня сбила машина, и я лежу в коме. Да. Похоже на правду. Так и буду думать, иначе крыша протечет окончательно.

Глава 2

– Почему тебя сейчас так интересует протекающая крыша? – спрашивает недоуменно «богиня».

– Что?

– Ты сейчас представляла, что болеешь и почему-то думала о протекающей крыше. Я не совсем поняла связь.

– А-а… э-э..

Вот как объяснить наверняка древней вроде как «богине» современный сленг?

– Это выражение такое. На самом деле означающее, что человек слегка съехал с катушек… э-э… сошел с ума. Немножко…

– Можно немного сойти с ума? – переспрашивает женщина, глядя на меня так, словно за эти две минуты я резко и сильно поглупела.

– Думаю, да. Ну, то есть, быть не совсем психом, а так – слегка не в себе. Это даже модно сейчас, – резко замолкаю, решив, что слишком разболталась.

– Из странного места ты прибыла, девочка.

– Возможно, но мне то место нравится. Могу я вернуться обратно? – делаю свои самые умоляющие глаза.

– Куда? В могилу ты хочешь? Я же несколько минут назад сказала тебе, что ты погибла, тебя сбила машина. Поскольку родственников у тебя нет, то твое тело зароют в землю, поставив табличку с номером и все. Ты ТУДА хочешь?

– Нет! Я хочу в свою жизнь, где я ЖИЛА и работала! – чувствую, меня накрывают запоздалые эмоции.

– Той жизни больше нет. И чем быстрее ты это поймешь, тем проще будет переход.

– Какой переход? – переспрашиваю настороженно, глядя в совершенно спокойное, лишенное эмоций лицо женщины.

– В другой мир и другую жизнь. И, кстати, у тебя не так много времени осталось на то, чтобы решить.

– Что решить?!

– Уходишь ты к свету, или возвращается к жизни, но в другом теле и ином мире, – отвечает все так же спокойно женщина.

– А что там, где свет?

– Я не знаю. Я не из вашего мира и понятия не имею, как у вас сменяются жизнь и смерть.

Я ненадолго задумываюсь, машинально поглаживая шерстку того самого «щеночка», который привел меня сюда, а теперь уселся толстой попой мне на пальцы ног и подставил спинку для почесона.

– А что за иной мир вы предлагаете?

– Магический мир. У тебя будет красивое, молодое, здоровое тело и послушная магия, с большим резервом.

– Звучит слишком хорошо. В чем подвох?

– Ты займешь тело другой умершей девушки и будешь жить в ее семье.

– Они меня не примут?

– Почему? Примут. Там хорошие люди, которые чтут волю богов.

– Так в чем подвох? – продолжаю я настаивать.

– Нет подвоха. Мне просто нужен свой человек в том мире и в том времени. Вот и все. Но ты, конечно, можешь не соглашаться. Я не заставляю. Просто умрешь и все.

– Я согласна, – отвечаю, понимая, что категорически не хочу умирать и ради этого даже готова жить чужой жизнью, лишь бы не смерть.

– Хорошо. Мы еще встретимся, Лиза…

А дальше все заволакивает туманом, который лезет мне в нос, в глаза, в уши. Я не могу дышать, начинаю кашлять, пытаясь хоть чуть-чуть вдохнуть воздуха, и открываю слезящиеся глаза. Надо мной треугольная кожаная крыша, где-то рядом потрескивает огонь. Запах трав и какой-то ужасно вонючей смолы. И лицо пожилого, но крепкого… индейца. Он внимательно на меня смотрит, вижу боль и горечь в его темных глазах.

– Ты не моя дочь, – говорит он мне. – Кто ты?

Мне жаль отца, потерявшего дочь, поэтому я не нахожу в себе сил, чтобы врать и говорю правду:

– Я другая душа, призванная богиней Хэйлой занять тело вашей дочери. Она умерла, и мне очень жаль.

Плечи мужчины опускаются, он за одно мгновение словно становится старше на добрый десяток лет. Я вижу, как ему больно, но он только кивает, поднимается и выходит. А у меня теперь есть возможность осмотреться, куда же я попала. Сажусь, помогая себе руками, тело ощущается слабым и немного заторможенным. Я лежала на полу, на… как бы это назвать? Циновке? Поверх которой постелен тонкий плед. Ни одеяла, ни подушки, ни кровати. Продолжаю осматриваться, но что-то мне уже нехорошо от увиденного.

Посреди жилища едва горит, больше даже тлеет, костер. Над огнем греется черный от копоти казан, но запаха еды из него не слышно. С другой стороны от костра постелены еще несколько циновок, похожих на мою. Когда богиня говорила, что отправит меня в магический мир, я как-то не так себе все представляла. Во всяком случае, спать на земле я не мечтала. Боже! Тут мне в голову приходит вопрос, а куда же тогда все ходят в туалет?! Только не говорите, что в кустики!

От начинающейся истерики меня спасает зашедшая в вигвам женщина. Пожилая, почти полностью седая. Две толстые косы переплетены какими-то цветными лентами и бусинками, яркое платье и кожаный жилет, в руках палка. Надеюсь, она не пришла меня бить? Ну, вроде как я захватчица чужого тела и тому подобное.

– Как ты себя чувствуешь, деточка? – внезапно спрашивает индианка очень приятным, мягким голосом.

– Хорошо, спасибо, – отвечаю, видя, что она довольна моей вежливостью.

– Тогда выходи из жилища и ступай за мной, тебе нужно помыться.

– А… полотенце, мыло? – спрашиваю, но женщина смотрит на меня так, словно я резко заговорила на непонятном для нее языке.

– Пойдем, – зовет меня и выходит из вигвама.

Делать нечего, иду за ней. Из темной палатки в яркий день – сразу начинают слезиться глаза. Женщина, скоблящая невдалеке шкуру, останавливается и смотрит на меня немигающим взглядом, а потом возобновляет работу.

– Все уже знают, что Кижикои погибла, поэтому тебя ждет много ненужного внимания со стороны одноплеменников, но уж потерпи как-то, не проявляй нетерпения или неуважения, себе же сделаешь хуже. Я не знаю, откуда ты к нам пришла и что у вас там за порядки, но у нас принято уважать старших, чтить богов, бережно относиться к дарам природы. Будешь так жить, к тебе привыкнут.

– Благодарю вас почтенная… извините, не знаю вашего имени, за мудрые советы. Я постараюсь им следовать.

– Я – Нита, одна из совета старейшин, самая долгоживущая в нашем племени. Обращайся ко мне и ко всем на «ты», так у нас принято, а то, что ты говоришь вместо этого слова – я не совсем понимаю.

– Хорошо.

– Мне нравится, что ты такая покладистая и спокойная, этим ты очень отличаешься от Кижикои, той девушки, тело которой тебе досталось.

– Какая она была?

Нита окидывает меня проницательным взглядом темных глаз, кивает сама себе и отвечает:

– Ты знаешь, что означает ее имя?

Отрицательно качаю головой в ответ.

– Горящий огонь. Такой она и была. Горячей, обжигающей, вспыльчивой и резкой. В ней жила редкая для нас стихия огня. Нам будет тяжелее без ее магии, это некоторых озлобит, будь к подобному готова и просто не обращай внимания. Если не подливать масла в огонь, он затухнет.

– Хорошо, буду стараться. Я еще хотела спросить. Как погибла Кижикои?

– Утонула, – Нита умолкает на какое-то время, но потом все-таки продолжает. – Непонятно зачем, она пошла на реку. Лед под ней проломился, и она упала в воду. Долго сражалась с ледяным пленом реки, смогла выбраться на берег. Мы ее принесли к очагу, грели, лечили, но все напрасно.

– А почему непонятно зачем пошла на реку? Может, воды набрать?

– Кижикои не переносила воду, боялась ее. Могла пить и быстро искупаться, но всегда возле берега. Она даже плавать не умела.

– Почему боялась? Из-за магии?

– Еще в детстве ей было предсказано, что она утонет. Потому и сторонилась больших водоемов.

Мы прекращаем разговор, и какое-то время идем молча. Я осматриваюсь вокруг. Лес голый, но уже набухают почки. Ранняя весна? Небо светлое, чистое, с ярким солнцем. Земля под ногами рыхлая, видимо, недавно были дожди.

Мы проходим еще с десяток шагов и выходим к реке. Неширокая, тихая, с легким течением. На берегу с десяток женщин стирают вещи, некоторые из них, раздевшись догола, обмываются в ледяной воде.

– Нита? – спрашиваю пожилую женщину.

– Что?

– Я тоже тут мыться буду? В смысле в этой ледяной воде, посреди белого дня и с кучей незнакомых женщин?

– Да. И тебе лучше поспешить, а то скоро наши мужчины сюда придут, – отвечает Нита с усмешкой.

Испуганно ахаю и, поспешно стянув с ног мягкие сапоги, бегу в воду, разбрасывая вокруг себя воду.

– Что ты, как буйвол, несешься? Не видишь, что не одна моешься? – окликает меня красивая индианка с длинными черными волосами и капризными губами.

– Прости, это вышло случайно, – говорю, всматриваясь глазами, где бы так стать, чтобы меня было меньше видно.

– Случайно, это если бы ты упала. А бежать, как дикий вепрь и ждать, что вода останется спокойной – это глупость. Ты глупая?

Перевожу взгляд с реки на говорящую девушку. Чего она ко мне прицепилась? Нита предупреждала, что будет предвзятое отношение, но тут прямо нападки на ровном месте. Или она горюет по Кижикои и винит меня, чтобы справиться со своей болью, или же она ненавидит умершую и выливает теперь уже на меня эту ненависть, по старой привычке.

– Нет, я не глупая, – отвечаю ей. – Просто неловкая.

– Неловкими бывают дети и старики, – презрительно фыркает девушка. – А ты взрослая, стало быть, все-таки, глупая, раз до сих пор не научилась управлять своим телом.

Эти слова я старательно игнорирую, как и смех других девушек. Отворачиваюсь и иду туда, где река делает небольшой поворот. Там у меня будет возможность помыться в относительном уединении. Едва скрываюсь за поворотом, сразу снимаю шерстяную накидку и кофту, а юбку подтягиваю до шеи, закрывая грудь. Выглядит странно, но я сразу решила, что полностью раздеваться не буду. Чувствую себя так, словно за каждым кустом кто-то сидит и подглядывает.  Воровато зыркая глазами во все стороны, как варан, быстро набираю ледяную воду в ладони. Странное дело, но я ожидала, что все будет намного хуже. Готовилась, что капли обожгут холодом, что будут стучать зубы и неметь ноги в реке. Но нет. Да, прохладно, но вполне терпимо, как летний душ на даче у соседской бабушки, когда мы с мамой поработаем на земле, а потом придем к Прасковье Ивановне и быстро обмываемся, растираясь душистым мылом.

Тут мне мыла не предложили. Но ничего, я, когда шла, обратила внимание, что девушки используют песок, растирая ним кожу, а потом смывая водой. Сегодня я на такой эксперимент не решилась, просто быстро обмывшись, но, возможно, в следующий раз…

Визг, смех и мужские голоса заставляют меня в одно мгновение натянуть кофту, которую я повесила на ветках дерева, и опустить вниз юбку. И очень вовремя, потому что буквально через считанные секунды чуть выше, на берегу, раздается мужской голос:

– О! Ты смотри, кого я нашел! Ты почему здесь, а не вместе со всеми?

И ко мне в два прыжка спускается, плюхнув прямо в реку обеими ногами, высокий и мощный мужчина, с длинной черной косой и наглыми глазами. На нем только короткие штаны, сидящие низко на бедрах, а на шее висит украшение из зубов каких-то диких животных.

– Что, не узнаешь? – спрашивает, нагло раздевая меня глазами.

– Нет, – отвечаю, делая несколько шагов назад, стараясь выйти из своего укрытия, которое еще пять минут тому казалось мне таким безопасным.

– Я – Чуа. Мы с Кижикои были близки, – говорит, но я чувствую, что лжет.

– Я не она, – отвечаю, продолжая отходить.

– Знаю, Канги уже всем рассказал. Но я не против и с тобой подружиться, – и продолжает напирать, подходя почти вплотную и едва не касаясь своей голой грудью моей, к счастью, уже одетой груди.

– Чуа, вот ты где, – неожиданно раздается еще один мужской голос позади меня.

Я вздрагиваю и резко поворачиваюсь. Еще один индеец. Тоже высокий, но более жилистый, чем первый. Чуть моложе, длинные волосы распущены и только по бокам заплетено по две тоненькие косички.

– Одэкота, чего тебе надо? Зачем пришел сюда? – говорит, скривившись Чуа.

– Увидел, как ты крадешься, и понял, что замышляет какую-то гадость, – отвечает второй индеец, подбадривающе мне улыбаясь.

Но я улыбаться не спешу. Я их обоих не знаю. Мало ли, вдруг, это просто спектакль, разыгранный специально для меня. Как в американских фильмах. Хороший коп и плохой коп.

– Смотри, какая настороженная, – кивает в мою сторону Чуа. – Подозреваешь нас в чем-то? Оскорбить хочешь?

– Ничего такого она не хочет, – вмешивается тот, кого назвали Одэкота. – Шел бы ты, Чуа. Я сам провожу Кижикои.

– Я не она, – отвечаю теперь уже второму мужчине.

– Я знаю, но своего имени у тебя пока что нет, а называть тебя как-то надо, – спокойно объясняет мне Одэкота, на секунду согрев светом теплых карих глаз. – Пойдем.

И легонько подталкивает меня за плечи к девушкам, которые уже помылись и сейчас болтают о чем-то на берегу, только слегка прикрыв обнаженные тела одеждой. При нашем появлении, они замолкают и провожают недобрыми взглядами, особенно та, которая прицепилась ко мне сразу, как только я пришла к реке.

– Кто та девушка, которая сидит на берегу и сейчас смотрит на меня так, словно хочет напиться моей крови? – тихонько спрашиваю Одэкота.

Молодой мужчина усмехается и отвечает:

– У тебя цепкий ум, сразу видишь людей насквозь. Ее зовут Муэта.

– Она ведь не была близка… с умершей?

– Нет, они враждовали, но Муэта побаивалась вспыльчивую и яростную в своей вражде Кижикои, поэтому в открытую ничего не смела говорить, а вот за спиной, позволяла себе всякие мелкие гадости.

– А можно еще вопрос?

– Давай, – мужчина еще шире улыбается.

– Чем девушки намазываются? Мне ничего такого не дали.

– Это специальный жир и травы, чтобы открытая кожа не мерзла на ветру и холоде. У меня есть. На, возьми, – Одэкота отстегивает с пояса что-то вроде тканевого мешка, проворно просовывает туда руку, достает небольшую глиняную банку и протягивает мне. – Бери. Как намажешь кожу – вернешь.

– Спасибо, – говорю, взяв аккуратно банку так, чтобы не коснуться ненароком пальцев мужчины.

– За что? – спрашивает удивленно.

– За то, что помогаешь мне.

– Я рад помочь, – отвечает и пытливо смотрит мне в глаза, словно хочет рассмотреть душу.

– Я, пожалуй, пойду. Вон Нита машет мне рукой. Увидимся еще.

Одэкота кивает, и я ухожу не оглядываясь.

– А ты молодец, – хитро усмехается Нита удивительно белозубой, как для ее почтенного возраста, улыбкой.

– Почему? – не сдержавшись, улыбаюсь ей в ответ.

– Заводишь хорошие знакомства. Это правильно. Одной не выжить в наших суровых краях. Устала?

– Есть немного, – нехотя признаюсь.

– Пойдем, познакомишься со своим вигвамом, – видя, что я не понимаю, Нита объясняет, – Канги, твой отец, уже пришел в себя и готов принять новую дочь в семью. Потом поешь, и я принесу тебе особое питье для церемонии МедУ.

– Чем особое? И что за церемония?

– Тем, что ты заснешь, а мы призовем духов, и они подскажут, какое имя тебе дать. МедУ – это специальный ритуал для того, чтобы ты получила именно то имя, которое предназначено тебе богами. Не можешь же ты ходить безымянная?

– Да, не могу, – отвечаю Нита, с легким волнением представляя себе эту встречу с духами.

Глава 3

Индианка уходит, оставив меня одну знакомиться с моей новой семьей. Волнуюсь и слегка боюсь, если честно. Не знаю, как они меня примут. Помявшись немного возле входа, захожу в вигвам. Возле костра сидят две девушки: одна постарше, другая – подросток. Обе поднимают на меня глаза, а потом переводят взгляд на мужчину, которого я уже видела сегодня.

– Проходи, поговорим, – говорит он мне, указывая рукой на ту лежанку, где я спала.

Сажусь и терпеливо жду, что скажет мой «отец».

– Раз богиня привела тебя в наш мир, я должен смириться с ее решением и принять тебя в семью. Не скажу, что мне легко видеть, как моя дочь ходит, говорит и при этом понимать, что дух моей девочки давно покинул это тело. Но нам, простым людям не дано знать того, что знают боги. И нашему уму не дано постичь всю глубину их намерений, а значит, отныне ты будешь моей названой дочерью и сестрой Нова и Вэра.

– Спасибо, я буду стараться…

– Ты ничего не знаешь о нас и нашей культуре, – перебивает Канги мои неуверенные заверения, – поэтому девочки возьмут на себя твое обучение самым простым вещам, словно ты еще ребенок. От тебя потребуется только усердие и смирение, ничего больше. Надеюсь, ты сможешь дать нам такую малость за то, что мы даем тебе все. Сегодня проведем Ритуал МедУ, чтобы дать тебе имя, а с завтрашнего дня начнется твоя учеба. А теперь ступай к очагу, Вэра покажет тебе, как готовить и подавать еду.

Кивнув, многословие тут явно не в чести, подхожу и присаживаюсь возле сестер.

– Я Вэра, – говорит старшая из них, с плохо скрытой враждебностью. – Она – Нова. Слушай, смотри и запоминай, повторять я не буду, у меня нет столько времени.

И начинает быстро говорить, одновременно что-то кидая в бурлящий на костре котел. Я не успеваю одновременно смотреть за ее руками и слушать, что она говорит. Причем, многие слова мне знакомы, но их общий смысл проскакивает сквозь мой мозг, как тонкая вермишель сквозь слишком большие дырки дуршлага. То есть, я понимаю каждое слово в отдельности, а в предложении – нет. Сообразив, что с пониманием речи у меня почему-то проблемы, сосредотачиваюсь на движениях рук Вэра, на том, что и из каких мешочков она берет.

Девушки готовят что-то вроде мясного рагу. Варево очень сильно кипит, младшая сестра быстро помешивает большой деревянной ложкой овощи и мясо, чтобы они не пригорели. В идеале было бы чуть притушить костер, но никто этого не делает, поэтому я беру одно из толстых поленьев и вытаскиваю его из огня, сразу затушив ногами.

– Ты зачем это сделала? – почти кричит Вэра, глядя на меня сердито.

– Еда подгорает, нужно уменьшить огонь, – отвечаю ей, не понимая, почему она повышает голос.

– Теперь бревно сырое, оно не будет гореть, а только дымиться!

– Огонь и так яркий. Зачем нам еще дрова?

– Глупая жука! – обзывается Вэра.

Понятия не имею, кто такая жука, но звучит обидно. А еще более обидно то, что отец нашего семейства сидит, размышляя о чем-то о своем, и вообще никак не хочет обуздать старшую дочь, явно перегибающую палку. Стараясь не показывать, что мне неприятно, сажусь на прежнее место и продолжаю наблюдать за готовкой. Протягиваю руку, чтобы взять один из мешочков с травами, чтобы хотя бы на запах определить, что же кидает старшая сестра в рагу, но тут же получаю сильный удар по самым кончикам пальцев.

Взвыв, прижимаю ушибленную руку к губам, пытаясь сдержать слезы.

– Зачем ты бьешься? – спрашиваю у Вэра.

– А кто тебя бьет? Если бы я хотела, я бы тебе пальцы поломала одним ударом, а это так, для острастки, чтобы не лезла туда, куда тебя не просят, – отвечает девушка, но глаза ее горят удовольствием от того, что мне больно.

– Да я…– начинаю говорить, но меня перебивает младшая сестра.

– Все готово. Вэра можно я подам ужин?

– Можно, – отвечает резко старшая, слегка недовольная, но еще опасливо поглядывающая на отца.

Ага, значит, он за нами все-таки наблюдал и интересовался, как его дочери меня воспитывают!

Ужинаем мы в тишине, слышно только как трещат поленья в костре, да хрустит во рту сухая кукурузная лепешка. Вся еда без соли. Да, специи и травы добавляют аромата, но еда все равно пресная. Мясо жесткое. Попытавшись откусить маленький кусочек, понимаю, что просто не прожую его, а целиком глотать – так и подавиться можно. Одна надежда, что мой нынешний желудок привычный к подобной пище и дополнительных проблем мне не создаст. Потому что мне уже хватило похода в кустики по маленьким делам. Такое себе ощущение. Ветер задувает в самые интимные места. Ноги нужно правильно поставить, присесть тоже нужно уметь, иначе… Даже вспоминать не хочется. А уж при мысли, что на мои неловкие попытки умоститься поудобнее может еще кто-то любоваться, хочется заплакать от жалости к самой себе.

Съев несколько ложек овощей, понимаю, что просто не могу больше давиться подобной едой, отставляю деревянную миску и тут же получаю гневный взгляд старшей сестры.

– Ты почему не доедаешь?

– Я уже наелась, – отвечаю спокойно, стараясь не провоцировать ссору.

– У нас не принято разбрасываться едой! Доешь сейчас же!

Похоже, ссоры не избежать! Я уже открываю рот, чтобы ответить, но меня перебивает младшая сестра:

– А можно я твое доем? Я еще голодная, – и смотрит на меня так жалобно, словно умирает с голоду.

– Конечно, – отдаю Нова свою миску и наблюдаю, как она в два счета расправляется и с остатками овощей, и с жестким мясом.

Почему так мало еды? Неужели люди здесь голодают? В племени столько молодых мужчин… Мои раздумья прерывает приход Ниты.

– Тепла вашему очагу, – приветствует она.

– Заходи, заходи, ждем тебя уже, – говорит Канги, впрочем, не спеша встать и подойти к гостье. – Поужинаешь с нами?

– Не откажусь, – отвечает Нита, присаживаясь поближе к огню.

Вэра соскребает остатки рагу со стенок казана и подает пожилой женщине вместе с куском лепешки и ложкой. Нита отказывается от столового прибора, а использует подсохшую лепешку вместо него, быстро набирая ею рагу и кидая в рот. Управляется с угощением за считанные секунды. Не пойму, голодная такая, или тут в принципе не принято есть неспешно?

– Благодарю, Вэра. Твоя стряпня с каждым днем все лучше, – хвалит женщина, отчего старшая сестра заливается легким румянцем и даже слегка улыбается. – Ну что же, время позднее, не будем долго разговаривать. Вот напиток.

И протягивает мне. Быстро встаю и беру деревянную чашу, заполненную чем-то темным, пахнущим терпко и не очень приятно.

– Выпивай все до дна. И ложись спать. Тебе приснится сон. Завтра расскажешь его отцу, а он даст тебе соответствующее имя, – поясняет Нита в ответ на мой вопрошающий взгляд. – Давай, чего ждешь?

Выдыхаю, а потом на вдохе резко опрокидываю в себя всю порцию. Во рту остается неприятный вяжущий вкус, но в принципе, не так плохо, как я думала. В следующую минуту меня начинает ужасно клонить в сон, глаза просто сами закрываются. Ничего себе снотворное!

– Иди, ложись, – говорит Канги, кивая седой головой на мою лежанку.

Я волочу ноги к циновке, укладываюсь, даже не сняв одежды, и моментально засыпаю. Во сне вокруг меня лето: зеленая трава, некоторые деревья уже цветут, а на других висят пока еще зеленые плоды, вдоль тропинки растут кусты с ягодами.

Я иду, любуясь красотой природы. На сердце какое-то дивное умиротворение, даже не помню, когда у меня было такое состояние последний раз. Выхожу к реке. Вода в ней чистая, видно все камешки на дне. Сажусь на берегу, подставив лицо теплому солнцу. Рядом раздается какой-то шорох и к реке выскакивает зайка. Прижав уши, смешно дергает головой, потом в один прыжок оказывается возле воды и, вроде пьет. Снова раздается шум. Заяц, испугавшись, убегает, а к реке теперь выходит рыжая лиса. Красивая, хвост с белым кончиком. Вслед за ней, похрюкивая, выходит к воде упитанный кабан. Звери пьют, совершенно не обращая на меня внимания. Ради эксперимента, двигаю ногой, рукой, но животные продолжают спокойно пить воду, никак на меня не реагируя.

Тогда я делаю кое-что очень рискованное и глупое: встаю и медленно подхожу к лисе. Меня так манит ее красивый рыжий мех, хочется его коснуться, ощутить жесткость шерсти и мягкость подшерстка. Делаю еще шаг. И опускаю руку на спину лисы, ближе к голове. Животное даже не вздрагивает, а продолжает спокойно пить, позволяя мне ее гладить, как только хочется. Восторженно рассмеявшись, чешу ее за ушами, щекочу лоб, ныряю пальцами глубоко в подшерсток. Потом набираю воду в ладонь и подношу под самую морду лисе, она высовывает язык и начинает лакать! Прямо из моей ладони! Мне кажется, что я сейчас завизжу от восторга, чувства просто переполняют. Но тут оба животных поднимают головы и к чему-то принюхиваются, а потом, не сговариваясь, срываются с места.

Едва они успевают спрятаться за деревьями, как к воде выходит небольшая стая волков. Впереди черный, огромный зверь. Его пасть оскалена, а глаза отливают красным. Испуганно выдыхаю, боясь издавать громкие звуки, чтобы не спровоцировать стаю, делаю шаг в сторону, надеясь как-то незаметно уйти. Но, увы. Волк следит за моими передвижениями своими красными глазами, а когда я делаю еще шаг, угрожающе рычит. От его низкого, вибрирующего рыка меня пробирает ледяным холодом, словно кто приложил снег к спине. И тут я вижу, как река начинает выходить из берегов. Сначала она заливает мои ноги и змеей течет дальше, наступая на волчью стаю. Животные стоят, словно чего-то ждут. Но когда вода касается лап черного волка, он недоуменно смотрит на нее, фыркает и отступает. А река продолжает течь вперед, вынуждая стаю отходить все дальше, и, в конце концов, повернуться и убежать в лес. Прежде, чем скрыться за деревьями, черный волк поворачивает голову в мою сторону, и мне кажется, его красный взгляд обещает, что мы еще встретимся. Едва стая уходит, река возвращает свои воды на прежнее место, на несколько секунд обернувшись вокруг моих ног, словно ластящийся котенок.

И  я просыпаюсь. В вигваме прохладно. Замерзли ноги, затух вчерашний костер, никто его не поддерживал ночью, не подбрасывал дров. Встаю, потому что понимаю, что спать дольше не могу, нужно согреться. Стараюсь не шуметь, замечаю, что дров нет, остался только хворост, а его для поддержания огня мало. Подумываю выйти на улицу, сходить в кустики и заодно, поискать дров. Но едва делаю шаг к выходу, как из дальнего угла вигвама раздается:

– Что тебе снилось?

Не спит, значит. Поворачиваюсь в сторону названного отца и вижу, что сестры тоже открыли глаза и смотрят на меня. Все ждут мой рассказ. Я и рассказываю. Почти все, кроме прихода стаи волков. Почему-то решаю скрыть эту часть сна.

– Вода, значит? – задумчиво говорит Канги. – Нарекаю тебя Мизу (ударение на У), что означает легкое волнение ручья. Носи это имя с гордостью и не посрами меня, давшего его тебе.

– Благодарю, – отвечаю.

Мизу. Красиво. Чем-то даже похоже на мое бывшее имя. Лиза.

– Мизу! – окликает меня Вэра. – Что застыла камнем? Быстро сбегай по нуждам и будем начинать учебу, лентяйка!

Вздрогнув от визгливого оклика, бегу в самые дальние кусты, свято уверенная, что там меня уж точно никто не увидит. Потом мою руки и умываюсь дождевой водой, собранной в несколько разный емкостей. На входе в вигвам сталкиваюсь со старшей сестрой. Она уже собрана и. кажется, куда-то идет.

– Вот! Твой первый урок, – говорит она, кидая возле затухшего костра лук, тонкую палку и плоскую дощечку. – Разведи огонь, а мы за дровами. Если к нашему приходу не управишься, будешь наказана!

И обе сестры уходят. Заглядываю в вигвам, отца тоже нет. Перевожу взгляд на дощечки и лук. Что мне с ними делать? Тереть что ли?! Или как там раньше огонь получали?!

Усаживаюсь возле остатков костра, кладу немного сухого мха, сверху укладываю дощечку, втыкаю в нее тонкую, похожую на веретено, палочку, острую с одного конца. И старательно растираю палочку между ладоней. Долго тру. Уже мне жарко и я сбрасываю накинутое сверху на кофту шерстяное пончо, потом подкатываю рукава. Через какое-то время у меня уже болят ладони, на одной из них наливается водой мозоль, но я не прекращаю, все еще надеясь добыть этот чертов огонь! В какой-то момент мне даже кажется, что начинает идти дымок, но увы, когда подношу доску к лицу, вижу, что нет даже намека на огонь или дым.

Я чуть не плачу от боли в ладони и от осознания своей беспомощности. Что я умею? Заключать договора, да работать в 1С бухгалтерии? О, да! ТУТ мои умения очень пригодятся! Чего я стОю без благ цивилизации? Получается, что ничего! Слышу приближающиеся шаги и голоса сестер. Они вернулись, а я так и не смогла зажечь огонь. Стараюсь тереть еще быстрее в глупой надежде, что вот сейчас, прямо в последнюю секунду загорится огонь. Резко сдвигается кусок шкуры животного, что служит входной дверью в вигваме, и внутрь заглядывает Вэра. Ее глаза злорадно вспыхивают, стоит ей увидеть, что я сижу явно взмыленная возле все еще потухшего очага.

– Так я и знала! – почти радостно восклицает она. – Глупая жура не способна даже огонь развести.

– Прекрати обзываться! – говорю ей.

– А то что?

И, правда, что я могу ей сделать?

– Вот и молчи, бестолковая! – припечатывает Вэра, выходя из вигвама.

Через минуту забегает младшая сестра, смотрит на меня любопытными глазами, а потом спрашивает:

– Хочешь, я покажу, как надо?

– Хочу, – отвечаю без раздумий.

– Смотри внимательно, – маленькая индианка присаживается на одно колено возле меня, становится ногой на доску, фиксируя ее, подкладывает мох вниз, потом берет лук!! Лук! И один раз обматывает тетивой острую с одной стороны палочку. Потом ставит это приспособление в углубление на доске, берет в ладонь еще кусок деревяшки и упирается нею во вторую, тупую сторону палки, фиксируя ее. А потом просто начинает двигать луком, как ручной пилой. Тетива быстро двигает палку, та трется о доску, через считанные минуты и безболезненно над палочкой начинает виться дымок. Девочка тут же бросает лук, падает плашмя и начинает аккуратно, легонько дуть. Доли секунды, дым усиливается, и мох загорается.

Нова сразу же подскакивает, берет горящий мох на специальную лопатку и аккуратно перекладывает в очаг, туда же складывает тоненькие веточки.

– Все поняла? Дальше сможешь управиться с огнем? – спрашивает у меня.

Киваю ей, девочка, довольно улыбнувшись, убегает, а я принимаюсь ломать длинные ветки и аккуратно укладывать их в костер. Сомневаюсь, что с первого раза смогу повторить то, что показала Нова, но теперь я хотя бы знаю, зачем был нужен лук! Когда обе сестры возвращаются с ведром воды, огонь радостно и горячо обогревает наше жилище, выпуская дым в специально оставленное круглое отверстие в крыше.

Вэра ничего не говорит, только подвешивает небольшой котелок на крюк над огнем и говорит.

– Сейчас поедим и пойдем в лес. Нужно раздобыть какой-нибудь еды и еще дров. Надеюсь, ты хоть это умеешь делать и мне не нужно привязывать тебя к себе веревкой, как мы делаем с малышами, чтобы они не потерялись?

– Не нужно, – быстро отвечаю, представив себе на секунду подобное унижение, когда меня, уже взрослую девушку, привяжут веревкой и поведут, как собаку на поводке. Бррр.

– Хорошо! – Вэра закидывает в кипящую воду по несколько щепоток разных трав, пахнет шалфеем и лемонграссом, еще чем-то мне не знакомым.

Пока я наблюдаю, что делает старшая сестра, младшая дает мне три тонкие полоски чего-то твердого и коричневого, похожего на веревки.

– Ешь, – говорит и показывает как нужно делать, вгрызаясь в точно такой же кусок, который держит в руках.

Осторожно пробую, откусив малюсенький кусочек. Вяленое мясо! Только в нем опять же много специй, а соли нет, хотя несоленым его не назовешь, наверное, какая-то трава добавляет вкусовых качеств. Не очень вкусно, трудно жуется, потому что мясо пересушено, но после вчерашнего крайне мизерного ужина, утром я ощущаю почти болезненную пустоту в желудке, значит, отказываться от еды не стоит. Кроме того, похоже, тут в чести трехразовое питание: понедельник-среда-пятница, а не трижды в день и кефир.

С трудом, но все-таки поборов куски вяленого мяса и отправив их в жалобно ноющий желудок, с удовольствием запиваю отваром из трав, поданный Вэра. Да уж… Нельзя сказать, что завтрак сытный.

– Все, встаем, некогда рассиживаться! – командует старшая сестра, вставляя за пояс юбки небольшой топорик, привязывая ножны и веревку.

– Нова, возьми, что нужно для грибов и ягод. Мизу, старайся не отставать и не потеряться.

Я едва успеваю натянуть сапоги и накинуть сверху на плечи пончо, когда сестры не оглядываясь, выходят и быстрым шагом удаляются в ту сторону, где мы вчера мылись. Почти бегом догоняю их и стараюсь не отставать. Через несколько метров к нам начинают присоединяться и другие девушки племени. Среди них есть и та, которая ко мне приставала на реке, пытаясь вывести на эмоции.

– А эту зачем взяли? – спрашивает она у Вэра, презрительно выпятив свои и без того огромные губищи.

– Отец приказал обучить всему. Она теперь в нашей семье.

– Может, потеряем ее в лесу, и проблем не будет, – смеясь, и вроде в шутку, предлагает губастая, но внезапно замолкает.

– Муэта, я сказала, она теперь в нашей семье! Думай, что говоришь!

– Да нет, Вэра, я просто пошутила…

– Оставь шутки тем, кто умеет с ними обращаться!

С удивлением прислушиваюсь к перебранке сестры с Муэтой. Надо же, совершенно неожиданно Вэра, которая вот только недавно нещадно била меня по пальцам, сейчас становится на мою защиту просто потому, что я теперь часть ее семьи. Странно и приятно быть частью чего-то.

Какое-то время мы идем молча. Большинство девушек уходит вперед, многие разбились на кучки. Мы с Нова идем вдвоем, и я решаюсь спросить.

– Скажи, у нас мало еды? Мы голодаем?

– Не голодаем, но да, еды мало, – отвечает девочка.

– А почему так? Почему не заготовили летом?

– Прошлое лето было очень засушливым, река высохла, урожая было мало. Потом было нашествие мошкары, которая испортила часть посевов и чем-то заразила наших домашних животных.

– Ничего себе.

– Да, год выдался тяжелым. Зимой, когда стало понятно, что мы не выживем, отец попросил помощи у Великого Арэнка.

– Это божество какое-то? – уточняю.

– Нет, – смеется Нова, – но почти как божество. Это вождь шести племен. До него никому не удавалось объединить стольких в одно целое. Он могучий и бесстрашный воин, управляющий племенем твердо и справедливо.

– И чем он нам помог?

– Прислал еды и предложил поселиться на окраине его территорий.

– Щедрое предложение?

– Очень щедрое. Его земли очень богаты и плодоносны.

– И этот… Великий Арэнк помог нам просто так? Такие люди ничего не делают просто так.

– Этого я не знаю, то большие дела, которые касаются вождя племени, а не его дочерей, – ухмыляется Нова.

– И когда мы выдвигаемся в дорогу?

– Так мы уже… А здесь застряли, потому что по пути заболели наши старейшины, идти не могли, пришлось остановиться и разложить вигвамы. Но тут место ужасное. Ни воды чистой, ни животных, ни рыбы в той реке. Нам нужно в самое ближайшее время уходить отсюда, а то совсем оголодаем.

– Так, а когда будем уходить?

– Одна из старейшин совсем плоха. Мы ждем. Или она выздоровеет, или Великий Дух заберет ее к себе. По словам Ниты, осталось недолго.

– Ясно. Грустно, – говорю.

– Почему? Разве смерть – это не часть жизни? Наш дух спускается сюда, чтобы чему-то научиться, а потом просто возвращается домой. Почему смерть – это плохо? – Нова смотрит на меня с удивлением, а я молчу, не зная, что ей сказать. – Ой! Я вижу ягоды! Побегу, соберу. Не теряйся!

Девочка резко бежит куда-то за деревья, а я остаюсь ждать, задумавшись. Вот я испугалась смерти и согласилась на предложение «богини» снова жить. А что было бы, если бы не испугалась? К сожалению, даже при мысли о смерти, меня пробирает озноб и хочется спрятаться куда-нибудь, где тепло и никто не будет трогать. Погрузившись в свои мысли, я делаю несколько шагов и только потом внезапно понимаю, что отошла от того места, где меня оставила Нова.

Резко останавливаюсь. Осматриваюсь. Кругом одинаковые деревья.

– Нова? – зову сестру.

Тишина в ответ.

– Нова?! – теперь в моем голосе явно слышен испуг.

Тишина.

– Нова?! Нова?! – а вот сейчас уже паника.

Глава 4

Я бегу назад, где, как мне кажется, мы с девочкой разошлись. Никого!

– Нова!!

Нет никакого ответа. Беда в том, что я, когда шла вместе со всеми, не особо рассматривала дорогу, уверенная, что мы так же и будем возвращаться одной толпой. Тупая беспечность жителя крупного города, где везде есть указатели, или всегда можно у кого-то спросить дорогу.

– Вэра?! Кто-нибудь?!

Никто не отзывается. Усевшись прямо на тропинке, захожусь в рваных, испуганных рыданиях. Немногим позже, когда основной страх вылился слезами, решаю остаться тут. Мы ведь шли этой тропинкой? Что рекомендуют, если заблудился? Оставаться там, где потерялся, и ждать. Так и буду делать. Но спустя несколько часов бесплотных ожиданий, я понимаю, что это была глупая затея. Солнце уже на середине неба, а значит, время подошло к обеду. Об этом же сигналит и мой завывающий от голода желудок. За все это время я не слышала ни одного звука, похожего на человеческий голос, или свист, или хоть что-нибудь.

Собравшись с духом, выламываю себе большую палку на всякий случай, и иду по тропинке в ту сторону, откуда мы, по моему мнению, пришли. Шагаю бодро, стараюсь мыслить позитивно, но где-то внутри тоненький, противный голос говорит, что я заблудилась и никогда не вернусь к индейцам. Тут в лесу, они меня и найдут спустя несколько недель. Мертвую, объеденную дикими зверями. А все из-за собственной глупости!

Понятное дело, что подобные мысли не добавляют мне радости, слезы опять начинают капать, застилая тропинку, поэтому мне приходится остановиться и вытереть глаза. И тут невдалеке я вижу голое, совсем без листьев дерево, но зато усыпанное мелкими, темно-красными ягодами. Боясь ошибиться, подхожу ближе. Ягодная яблоня! Помню ее по детству, когда мы еще жили с бабушкой в деревне. Помню, гуляла с местными, деревенскими, интересно с ними было! Ох, что мы тогда только ни ели! И зеленые абрикосы, и смолу с деревьев, и одуванчики. И вот среди этого всего была и ягодная яблоня. Жутко кислая и терпкая, пока ее хорошенько не проморозит. Конечно, она и потом не становится деликатесом, но хотя бы можно есть, не скривившись и не плюясь.

Поэтому, увидев сейчас знакомое деревце я, забыв обо всем, бегу к нему. Радостно улыбаясь, и представляя, как мы сварим компот из ягод, а потом поедим их варенными, начинаю бережно рвать плоды и складывать в широкие карманы. Так увлекаюсь, что совершенно забываю о том, что я вообще-то потерялась, а также о том, что в лесу нужно быть крайне осторожной.

Вздрагиваю, когда невдалеке, именно на той тропинке, где я недавно стояла, раздается фырканье. Медленно поворачиваюсь в ту сторону и каменею от страха. Принюхиваясь к земле, где еще виднеются мои следы, стоит  огромный медведь! Прекрасно понимая, что он сейчас меня унюхает, медленно и максимально тихо стараюсь отступать назад, чтобы скрыться за деревьями. Сначала приходит глупая идея вскарабкаться на одно из них, но потом я вспоминаю, что последний раз такое делала в далеком детстве и то, не очень хорошо, поэтому сейчас не стоит и пытаться. А уж когда я вспоминаю, что медведи прекрасно лазают по деревьям, скорее всего, гораздо лучше меня, так мне вообще становится нехорошо.

Медведь деловито и медленно продолжает возить огромным носом по тропинке, тщательно принюхиваясь. А я шаг за шагом отступаю, стараясь не стать на какую-нибудь сухую ветку. Холодный пот бежит вниз по моей спине, сердце стучит где-то в горле, а ноги и руки так трясутся, что кажется, будто я танцую что-то странное, типа рок-н-ролла. Я уже отхожу довольно далеко, когда все-таки наступаю на ветку. Хруст, который раздается в следующую секунду, кажется таким громким, что я даже вскрикиваю, чем окончательно и бесповоротно привлекаю к себе внимание медведя.

Хищник поднимает голову и его глаза загораются красным. Рычание, которое он издает, открыв огромную пасть и демонстрируя зубы острые, как мечи, заставляет меня забыть вообще все техники безопасности при столкновении с дикими животными. И самое первое – не поворачиваться задом и не бежать!

Но поздно. Вскрикнув, я резко поворачиваюсь и бегу сломя голову куда-то вглубь леса!

Раньше я не пробежала бы и трех метров, стала бы задыхаться, уставать, а сейчас ноги несли меня с такой скоростью, что только и успевала вовремя поворачивать, чтобы не врезаться в какой-нибудь ствол. Уж не знаю, откуда у меня взялась эта мысль, скорее всего, от бывшей хозяйки тела, но я петляла между деревьев, как заяц. Путая следы, запах, сбивая с толку идущего за мной хищника и слыша за спиной хруст ломаемых веток, грозный рев зверя, учуявшего добычу.

По лесу бежать – это не по стадиону. В какой-то момент земля из-под ног уходит, и я плашмя заваливаюсь в еще не совсем подсохшую лужу. Стремясь быстрее подняться и бежать дальше, поскальзываюсь и проезжаю по грязи несколько метров, испачкавшись вся, с ног до головы. Хруст ломаемых веток совсем рядом,  как и ворчание недовольного медведя. Это падение забрало у меня те несколько секунд форы, которые дал неожиданный побег. Ноги скользят, я в панике, встать не могу, а потому просто ползу по грязи, лишь бы подальше от этого запаха дикого зверя и громкого дыхания совсем рядом со мной, почти за спиной.

Резкий порыв ветра надо мной и я понимаю, что все, идут последние секунды и этой моей жизни. Что же я бестолковая такая? Дважды жила и оба раза по собственной глупости попала в переделку со смертельным исходом. Господи! Я жить хочу, пожалуйста! Тихий свист, еще один и еще. И сразу за этими звуками яростный рев медведя. Я боюсь повернуться лицом, боюсь увидеть открытую пасть рядом со своей головой, но пересиливаю себя и все-таки поворачиваюсь. Чтобы увидеть, как еще одна стрела попадает в голову медведю, ставшему на задние лапы и  готовому атаковать, только рядом никого нет, кроме меня. Зверь делает несколько шагов ко мне, еще одна стрела попадает ему точно в глаз и огромная медвежья туша заваливается прямо на меня.

Я едва успеваю откатиться. Секунда и рядом со мной падает медведь, обдавая едким животным запахом и кровью. Расширившимися глазами смотрю туда, где лежит зверь, уже не дыша. Ко мне кто-то подбегает, что-то кричит. Я не сразу понимаю, кто это.

– Мизу! Ты молодец! Ты такая смелая! – Нова скачет возле меня обезьяной. – Мы не могли тебя предупредить, но ты все правильно сделала!

– Что сделала? – непонимающе спрашиваю.

– Упала, чтобы дать нашим воинам возможность выстрелить в медведя! Они не могли стрелять, пока ты бежала, боялись попасть в тебя.

И тут меня прорывает. Я сначала начинаю смеяться, очень весело и громко. Теперь уже очередь Новы смотреть на меня непонимающе. А затем мой истерический хохот переходит в громкие всхлипы. Я зажимаю ладонью рот, чтобы не издавать этих звуков. Не здесь, не сейчас, когда на меня смотрит столько чужих непонимающих взглядов.

– Тебе нужно вымыться и постираться, – говорит строго Вэра, хватая меня под руку и быстро уводя куда-то по тропинке. Рядом бежит Нова, продолжая что-то восторженно говорить, пока старшая сестра на нее не шикает.

Меня силком запихивают в холодную воду реки, и чужая мозолистая ладонь принудительно умывает, заставляя захлебываться уже не рыданиями, а водой, текущей по лицу. Сначала я позволяю так жестко себя мыть, но потом отпихиваю руку.

– Хватит! – кричу.

– Все, ты успокоилась? Больше не будешь позорить род нашего отца? – спрашивает Вэра, стоя надо мной, сидящей на коленях в холодной воде.

– Да! Успокоилась! – Почти выкрикиваю.

– Хорошо. Быстро вымывайся, сейчас Нова принесет тебе сухую и чистую одежду. И мы пойдем все вместе в поселение. Тебе явно покровительствуют Великие Духи предков, иначе я не могу объяснить сегодняшний случай с медведем. Как бы там ни было, его мяса нам всем хватит на несколько дней. Сегодня, впервые за последние недели мы наедимся до отвала, сварим много супа, сделаем жаркое, и это твоя заслуга. Поэтому ты не можешь идти в поселение зареванная и грязная, как не пойми что. Будет праздник в твою честь и в честь охотников, застреливших медведя. Сегодня ты победительница, так веди себя подобающе!

– Хо-оро-ошо, – отвечаю, отбивая зубами дробь.

Но это не от страха, это выходит напряжение последних минут. Накрывает пониманием, что сегодня я не умру, и может быть, завтра тоже, если буду вести себя умнее и осторожнее.

– Вы специально ме-еня бро-о-сили? – задаю вопрос, ответ на который очень хочу знать, но и боюсь услышать.

– Нет! Это было бы подло. Глядя на тебя, мы все забываем, что на самом деле ты младенец. И с тобой нужно как с ним. Сегодняшний случай очередное тому доказательство. Нова должна была находиться с тобой рядом, придем в поселение, она еще свое получит за то, что не послушалась.

– Нет, не надо ее наказывать, – вступаюсь за девочку. – Она отвлеклась, такое бывает.

Вэра несколько секунд смотрит на меня нечитаемым взглядом, а потом отвечает:

– Как хочешь. Но она сегодня сильно нас подвела. И тебя, и меня.

– Я знаю. Но она еще ребенок.

– Запомни, Мизу. Здесь, в степях, нужно расти быстро. В следующий раз все может закончиться не так хорошо, как сегодня.

– Спасибо, Вэра. Я запомню, – отвечаю устало.

Адреналин схлынул, и ему на смену пришла усталость. Теперь хочется лечь на свою циновку, свернуться калачиком и заснуть. Прибегает Нова с одеждой. Я быстро переодеваюсь в сухое, и мы втроем идем в поселение.

– Сейчас тебе лучше немного поспать, потому что праздник вечером будет выматывающим, – говорит Вэра.

Уточнить, что она имеет в виду, я не успеваю: девушка, передав свою корзину младшей сестре, уходит. Впрочем, я сейчас в таком состоянии, что мне вообще все равно. Главное, чтобы не заставили танцевать голой и пить кровь. Не заставят ведь?

Заснула я, едва коснувшись головой циновки, даже укрыться забыла. Проснулась от треска огня. Тепло, вкус мясного бульона и шашлыков слышно даже в вигваме. Представляю себе, какой аромат стоит на улице. Желудок, в ответ на этот гастрономический беспредел, издает такой рев, что слышно, наверное, на все поселение.

– Проснулась? Ну, наконец-то, а то я уже думала, что весь праздник тут просижу! – Нова нетерпеливо ко мне подскакивает. – Ну, же! Вставай! Там уже барабаны бьют!

– Барабаны?

– Это значит, что сейчас вынесут голову медведя и будет представление.

– Что будет? – мне, наверное, со сна показалось.

– Воины будут показывать, как они убили медведя. И ты должна участвовать. Чуа уже несколько раз приходил, спрашивал, не проснулась ли ты. Последний раз ушел жутко злой. Хотя… – девочка издает тонкое хихиканье, – злость – это его постоянное настроение.

Я тоже, хоть и нехотя, но улыбаюсь. Это точно. Чуа, тот самый мужчина, который испугал меня на речке и приставал с предложениями поближе познакомиться, напрягает меня еще с того момента. И мысль, что он будет участвовать в представлении, как и я, не радует.

– Не переживай, – словно угадав мои мысли, говорит Нова, – там еще будут и Одэкота, и Тутон, и Кэлаб. Их было четверо, кто пытался убить медведя, но решающую стрелу, в глаз, вонзил Одэкота. Я, когда придет моя шестнадцатая весна, буду просить отца сосватать нас. Скажи он очень смелый и красивый?

– Кто, отец? – подтруниваю над девочкой.

– Да, нет же! Одэкота!

– Наверное. Я его всего раз видела, не очень рассмотрела, – отвечаю, вставая и приводя себя в порядок. – Слушай, Нова, а что вообще будет, можешь мне рассказать? На празднике. Чтобы я правильно себя вела.

– Ой, да все будет хорошо… – отмахивается девочка, но продолжить не успевает, звериная шкура на входе в вигвам сдвигается и просовывается голова Чуа.

– Да неужели, проснулась. А я думал, будешь валяться всю ночь.

Ну, до чего наглый мужик! Вот просто захотелось взять какое-то из поленьев и врезать ему между глаз! Вспыхиваю и тут же ужасаюсь своим мыслям. Давно я стала такой агрессивной? Это не мой стиль поведения. Я обычно при любых конфликтах отступаю, считая, что худой мир лучше доброй ссоры.

– Пошли, сколько можно ждать? – Чуа нетерпеливо хватает меня за руку, но я вырываюсь.

– Не трогай меня, я сама дойду!

– Тогда шевелись, и так долго ждали! – шипит мужчина и выходит из вигвама, резко дернув и чуть не сорвав шкуру, закрывающую вход.

Я выскакиваю следом, почти бегом бросаясь за быстро идущим Чуа. И хотя он мне жутко неприятен и я его побаиваюсь, рискую спросить:

– Так, а что мне нужно будет делать?

– Ничего, – отрезает индеец, но по тому, как он злорадно смотрит, понимаю, что стоит взять себя в руки и просто ориентироваться по ситуации.

Праздник обустроили на поляне. На ней развели несколько костров, в трех огромных чанах парует бульон, на длиннющих вертелах жарится мясо, запах которого настолько аппетитный, что нет сил терпеть, хочется сейчас же схватить самый большой кусок и съесть. Мое появление на поляне тут же вызывает гвалт разных звуков. Кто-то свистит, кто-то улюлюкает, кто-то что-то кричит. В общем хаосе голосов, трудно что-либо разобрать.

В центр поляны выходит отец. Он поднимает вверх руку и моментально воцаряется тишина.

– Братья и сестры! Сегодня мы собрались отпраздновать первую удачную охоту за много недель. Наши смелые охотники только луком и стрелами одолели огромного медведя, доказав свое мастерство. Но подобный трофей был бы им недоступен, если бы зверя не вывела Мизу, посланная мне богами вместо умершей дочери. Так давайте же отпразднуем тандем силы духа и тела, который продемонстрировали нам четверо мужчин и одна женщина!

И снова шум, крики, свист. Канги уходит с середины поляны. Раздается бой барабанов. Сначала тихий, а потом громче и громче. И вот на поляну выходит незнакомый мне мужчина. У него на плечи надета медвежья шкура, а в руках он держит голову животного с открытой пастью. В дрожащем свете костров это жуткое зрелище моментально напоминает мне утро, когда я бежала, но ни на что не надеялась, представляя как когти зверя разорвут мне спину в любую секунду. Вздрагиваю, потому что женщина рядом со мной, пихает меня на поляну. При этом лицо у нее такое, словно я ее уже успела чем-то раздосадовать.

Через секунду до меня доходит, чем. Они все ждут спектакля. Человек-медведь уже вовсю расхаживает по поляне, периодически правдоподобно рыча и злобно посматривая в мою сторону. А я застыла, как столб, и порчу выступление их кружка самодеятельности. Мысленно отвесив себе подзатыльник, выхожу к «медведю» и застываю, вроде как испуганно. «Зверь» рычит еще более грозно, демонстративно водя носом, чтобы все поняли, что он меня почуял. Я поднимаю руку и тоже себя нюхаю где-то в районе сгиба локтя, вызывая у всех зрителей единодушный смех.

«Медведь» рычит и начинает двигаться в мою сторону. Я осматриваюсь вокруг и замечаю, как с другой стороны поляны мне машут четыре индейца. Ага, я вроде как, должна бежать к ним. Так и делаю. Медленно бегу, за мной топает «зверь», продолжая грозно рычать. Через 15-20 шагов, я падаю и лежу. Охотники начинают стрельбу. Мне остается только откатиться, когда «медведь» очень натурально падает на землю, и ждать, когда прибегут довольные собой охотники.

Финальная сцена вызывает у собравшихся массу эмоций. Все кричат, топают ногами, хлопают. В общем, это успех! Я улыбаюсь, даже не обращая внимания на недовольные взгляды Чуа и его явные попытки стать ко мне поближе.

А потом выходит Нита. Я помню, что она состоит в совете старейшин племени, но все равно неожиданно ее видеть такой торжественной и наряженной в десятки всяких амулетов и бус. В руках она держит огромный поднос, на котором стоит какая-то миска и кубок. Снова барабанный бой, все затихают, слушая, как стучит, словно сердце, музыкальный инструмент. Он ускоряется и ускоряется, а потом резко замолкает, в оглушающей тишине раздается удивительно сильный голос Ниты:

– Зверь пожертвовал собой, чтобы наше племя выжило. Давайте восславим его жертву, примем его плоть и дух в наши тела!

И подходит к Одэкота. Мужчина берет тонкий кусок сырого мяса и кидает себе в рот, потом отпивает из кубка. Когда он ставит посуду на поднос, я замечаю, что его губы окрашены в красный цвет. О, божечки! Мне все-таки придется пить кровь?!

Следующим ест и пьет Чуа. За ним еще двое охотников. Когда очередь доходит до меня, я едва справляюсь с чувством тошноты. Смотрю жалобными глазами на Ниту.

– Ешь! – Говорит она совершенно безапелляционно.

Я понимаю, если сейчас начну что-то говорить, или противится их обряду, навсегда стану изгоем среди своих одноплеменников. Подобного они не простят. Поэтому дрожащей рукой беру самый тоненький и маленький кусочек мяса из оставшихся и подношу ко рту. Сглатываю горькую слюну и на долю секунды застываю, держа «угощение» перед губами, не решаясь все-таки его съесть. И тут я с удивлением слышу легкий запах специй от мяса. Перевожу взгляд с кусочка на Ниту, она кивает, едва заметно улыбаясь. Облегченно выдохнув, бесстрашно закидываю мясо в рот и усердно жую. Карпаччо (итальянское блюдо из мяса или рыбы, нарезанное тонкими, почти прозрачными кусочками, и замаринованное в масле, лимонном соке, уксусе, смеси перцев). На индейский манер, конечно, но тоже неплохо, хотя бы можно есть, хоть и с трудом.

Расхрабрившись, тяну руку к кубку. Но Нита уводит посуду в сторону.

– Женщинам не положено пить эликсир жизни. Но мы способны его впитать через кожу. Кто из охотников желает начертать руны на лице Мизу?

– Я! – раздается одновременно два голоса.

Поворачиваюсь. Чуа и Одэкота. Пожалуйста, только не Чуа!

Глава 5

– Одэкота, помоги Мизу, – говорит Нита, а я выдыхаю с облегчением, успев заметить, как раздосадовано скрипит зубами Чуа.

Мужчина подходит ко мне, держа в руках кубок. Сначала он поднимает руку и шершавыми пальцами заправляет мои волосы за уши, чтобы не падали на лицо. При этом индеец слегка улыбается, ободряюще. И я расслабляюсь, улыбнувшись ему в ответ. Потом Одэкота макает указательный палец в кубок. И что-то рисует мне на лбу. Сначала круг, а потом горизонтальную полоску, пересекающую его и точку в верхней половине круга. В общем-то, неплохо. Я готовилась к тому, что меня будет тошнить при мысли о том, ЧЕМ мажут мою кожу, но нет, если отрешиться от всего и сосредоточиться исключительно на лице Одэкота и его шоколадных глазах с золотистыми искорками, то вполне терпимо.

Затем индеец проводит длинную линию с моего лба по носу и вниз к губам. Тут он останавливается. И касается моего рта очень нежно, самыми кончиками пальцев, ничего на нем не рисуя, потом спускает полосу на мой подбородок и по шее вниз до ямки между ключицами. Тут его пальцы чуть вздрагивают и отодвигаются. Поднимаю глаза и встречаюсь с широкими черными зрачками мужчины. Ой-ой. Я знаю такой взгляд. И сейчас он мне совершенно ни к чему, поэтому я снова опускаю глаза куда-то на уровень шеи Одэкота и смотрю только туда.

Мужчина отходит, и тут же раздаются приветственные крики одноплеменников.

– А теперь все берите угощение! – говорит Нита,  и дважды просить ее никто не заставляет.

 Первыми к кострам бросаются дети. Малышам наливают бульон, тем, кто постарше – дают куски мяса. Потом идут старики. Большинство берет суп из медвежатины с отдельными зернами какой-то крупы и травами. Потом настает черед мужчин. Ну, и понятное дело, самыми последними идут женщины. Я переживаю и дергаюсь, уверенная, что все самое вкусное уже съели, но когда подхожу к кострам, вижу, что там еще полно угощения. Довольно улыбнувшись, беру себе суп. Хочется жиденького и горяченького в этот прохладный весенний вечер.

Взяв деревянную плошку, доверху наполненную супом, отхожу подальше от костров и усаживаюсь на одно из поваленных деревьев, служащих тут, как я понимаю, чем-то вроде скамьи. Первый же глоток бульона заставляет меня скривиться. Блин! Надо что-то решать с солью, потому что вкус блюд ну очень… натуральный. Впрочем, через несколько глотков, я втягиваюсь. Бульон густой, жирный, горячий, от него залипают губы и согреваются внутренности. Доев все до последней капли, я понимаю, что мяса мне уже не хочется. Так наелась, что меня клонит в сон.

А индейцы продолжают веселиться. Под барабанный бой на поляну выходят девушки и парни, начинают танцевать. Ну, как танцевать… скакать по кругу. Хотя… если присмотреться, то есть в их движениях определенная дикая грация. Плавные, какие-то скользящие повороты. А потом резкие и внезапные прыжки. Движения рук и ног, всего тела – сильные, умелые, выносливые. Смуглые тела, едва прикрытые одеждой, сияют золотом в неровном свете костров. Красиво. Засмотревшись на это буйство, которое тут называется танцами, пропускаю тот момент, когда возле меня кто-то садится.

– Почему ты не танцуешь? – спрашивает Одэкота.

– А ты почему? – задаю встречный вопрос.

– Этот танец для пары. Когда мужчине нравится женщина, он танцует для нее, чтобы она увидела, как хорошо он владеет своим телом. Если женщине нравится мужчина, она танцует для него, чтобы он увидел, как прекрасно ее тело и как оно готово к его любви.

Сижу, слушаю, радуясь, что мы далеко от костров и Одэкота не видит, каким жгучим багрянцем смущения налились не только мои щеки, но и шея с ушами.

– Ты не вышла танцевать, это значит, что ты еще не готова к любви? – вот, вроде бы и утверждает, но, в то же время, и спрашивает. Замолкает и ждет ответа.

Поднимаю глаза и сразу натыкаюсь на его внимательный взгляд.

– Ты все правильно понял. Я еще не готова… к любви.

– Я подожду, – отвечает уверенно.

– Чего? – спрашиваю удивленно.

– Когда ты будешь готова, – отвечает и тут же встает со ствола поваленного дерева, на котором мы так удобно сидели. – Я вижу, что ты устала. Если хочешь, я провожу тебя к вигваму.

– А как же праздник?

– Ты хочешь остаться?

– Нет…

– Значит, пошли, – и протягивает мне свою ладонь.

– Как она могла, Вэра? Я же ей доверилась, а она! Змея!

Сквозь сон слышу рыдания и вопли. Голос очень похож на Нова, поэтому я моментально просыпаюсь и сажусь на своей циновке, чтобы посмотреть, что вообще происходит. И с удивлением вижу, как заплаканная девочка, зло сверкнув в мою сторону глазами, выбегает из вигвама.

– Что случилось? – спрашиваю у Вэра.

– Глупая детская влюбленность случилась. И ты, – отвечает старшая сестра, помешивая что-то в котелке.

– В каком смысле и я? Я ничего не делала, – смотрю на нее удивленно.

– Тебе вчера оказывал знаки внимания Одэкота, так ведь?

– Так, но…

– А разве накануне Нова не делилась с тобой своими чувствами в отношении этого воина?

– О-о-ох, – вспоминаю я слова девочки о том, что она мечтает выйти замуж за Одэкота.

– Да уж, ох. Она проревела весь вечер. Я думала, что с утра успокоится, но едва проснулась, опять начала.

– Но я ведь не думала… что все так серьезно… – пытаюсь объяснить Вэра.

– Мне все равно, что ты там думала, если честно. Я понимаю, что ты не приняла во внимание силу чувства ребенка, так часто поступают взрослые. Но вот, что я тебе скажу, услышь меня и хорошенько подумай над моими словами. Если тебе нравится Одэкота, принимай его ухаживания и переезжай в его вигвам, не затягивай. Чем быстрее Нова осознает, что мужчина ею не интересуется, тем лучше. Если же нет, то скажи ему об этом, так ты убережешь его от разочарования, а себя от проблем с сестрой.

– Я сказала ему вчера, что не люблю его!

– И что он ответил?

– Что подождет…

– А ты как думаешь? Сможешь его полюбить?

– Наверное, смогу. Он добрый и красивый. Просто сейчас слишком много всего…

– Значит, дай ему согласие на обряд, – перебивает меня Вэра.

– Но я не уверена! – возражаю ей.

– Если он тебе не противен, ты считаешь его красивым, и он был добр к тебе, разве этого мало? – старшая сестра смотрит на меня, как на полоумную. – Чего еще тебе надо?

– Любви, – отвечаю ей, понимая, что для нее это звучит глупо.

– Любовь приходит со временем. А даже если не приходит, уважение и понимание – это куда важнее в семье, чем любовь. В общем, я сказала, ты услышала. А дальше – твое дело. Но будь готова к тому, что все имеет свои последствия. И ты все равно испортишь отношения или с Нова, или с Одэкота. Быть хорошей всем не получится. А теперь давай управляйся с нуждами организма и поедим то, что со вчера осталось. Нам нужно в лес сходить. Старейшины еще болеют, а я видела тут особый мох, его нужно срезать, высушить и пить, чтобы кашель быстрее прошел. Мы и так тут надолго застряли, пора двигаться.

Я делаю, как сказала Вэра. Едим мы втроем в полной тишине. Обычно веселая Нова сейчас сидит надутая и постоянно зыркает на меня гневными очами. Несколько раз я пыталась поговорить с ней, но девочка просто убегала, не желая слушать. Поэтому я прекратила попытки.

В лес, как и вчера, мы выходим той же компанией девушек. Нова во всеуслышание заявляет, что не хочет идти со мной, пусть кто-то другой присматривает за глупой жукой. Вэра на нее шикает, но девочка опять начинает плакать и тогда старшая сестра, рассвирепев, отправляет младшую в поселение, запретив куда-либо выходить из вигвама. А мне приказано идти рядом и ни на шаг не отставать, если не хочу получать все время тычки в бок для придания ускорения.

Индианки идут быстро. Их легкие, поджарые тела буквально скользят над землей. Они, как бабочки порхают с камня на камень, а я бухаюсь лягушкой, чувствуя себя почти в предынфарктном состоянии. Пот заливает лицо, ноги и руки мелко дрожат от напряжения, дыхание учащенное, а рот пересох еще полчаса назад. Но я иду, стараясь не отставать, потому что нет у меня желания повстречать еще какого-нибудь дикого зверя в этих лесах.

Девушки делают небольшой привал на камнях возле узкой, горной реки. Попив студеной воды, от которой мерзнут даже зубы, перекусываем по маленькому кусочку мяса и двигаемся дальше. У каждой из нас за плечами мешок и что-то вроде корзинки в руках. Я слабо понимаю, что мы ищем, просто иду рядом с Вэра, старательно всматриваясь в землю, но ничего не находя. Сестра же постоянно что-то собирает. То какой-то один мох срезает, потом другой, то веточку, то кору с дерева, то едва проклюнувшуюся травинку. Я не успеваю даже увидеть, что же она в очередной раз подобрала, с такой скоростью и сноровкой работают ее сильные руки. И рядом с ней я – тупая черепаха с одышкой. Меня даже слегка накрывает волной жалости к себе, бестолковой.

– Мизу, – окликает меня Вэра, не дав погрузиться в нытье, – что ты стоишь, как камень? Вон на дереве грибы растут, видишь? Это съедобные. Быстренько нарежь их, добавим в суп.

И дает мне свой нож. Беру аккуратно и иду в указанное место, постоянно оглядываясь через плечо, чтобы девушки не ушли, оставив меня одну, как уже было. Быстро сделав то, что мне сказали, возвращаю нож Вэра и получаю от нее нагоняй за то, что неправильно срезала грибы. А откуда мне знать, как правильно? Я их видела только в магазине, причем уже срезанными и упакованными в пластик!

И снова мы куда-то идем быстрым шагом. Я участвую в марафоне и не знаю об этом? Зачем так далеко от поселения? А теперь еще и карабкаемся вверх по глинистой земле, которая расползается под подошвами ног, норовя лишить равновесия. Дважды я едва ни падаю, удерживаюсь в вертикальном положении только чудом, но все-таки взбираюсь вместе со всеми на гору. Чтобы пройти пару шагов и остановится возле реки. У нас же тоже есть река и гораздо ближе…