Хищные двери бесплатное чтение

Пролог

Стервозная заведующая кафедрой назначила консультацию на возмутительные семь часов вечера, в итоге задержала группу до одиннадцати. Машенька зябко поёжилась, кутаясь в свою короткую до куцости курточку, и попыталась согреть покрасневшие руки дыханием.

Студентка всей душой осознала, как идеально прозвище «Кара Ада» подходит её научному руководителю. Быть дипломницей легендарного педагога было не только ужасно престижно, но и просто ужасно.

Маша подозревала, что всё свободное время Кара Ада тратит на придумывание новых страданий для студентов… А свободного времени у неё, похоже, было слишком много. Карина Адиновна жила через улицу от престижного университета в роскошном старом здании с высокими потолками и огромными окнами. От работы до дома ей всего лишь нужно перейти дорогу! В то время как Машеньке каждый учебный день приходилось ехать два часа с пересадками, а затем ещё топать пешком мимо заброшенной промзоны до своей съемной комнатушки. Обычно возвращаться туда не хотелось, но сегодня так тянуло забраться в кровать, поджать уставшие ноги и не двигаться. А возможно, даже тихо поскулить от жалости к себе.

Дорога в этот вечер казалась особенно невыносимой. Немолодые мужчины, воняющие застарелым потом, толкали легкую студентку своими животами, наваливаясь на нее при каждом рывке дребезжащего автобуса. Маша после этого несколько минут стояла на остановке, хватая ртом воздух, стараясь вытеснить из себя тошноту и брезгливое омерзение от сальных улыбок попутчиков. В автобусе было не так много людей, чтобы обтираться друг о друга, но все попытки отодвинуться были тщетными.

Тяжелая сумка с книгами давила на плечо. Сегодня, с ехидной улыбочкой, а жертва милости была уверена, что эта улыбка действительно была очень ехидной, Карина Адиновна принесла стопку увесистых книг. Подумаешь, что это были те самые книги по теме диплома, которые невозможно было найти в интернете, а в библиотеке отказывались выдавать на руки. Но именно этим утром Машенька надела головокружительные шпильки, чтобы после пар пойти на свидание.

Рыжий кудрявый Андрюшка Лапин мог бы подвезти до дома и накормить, точнее, сначала накормить, а потом высадить в каком-нибудь приличном районе, ведь показывать даже фасад своего дома ей было стыдно. Маша тяжело вздохнула: она почти влюбилась, а он не дождался её каких-то два часа, ещё и так демонстративно обиделся!

Ему хорошо: он учится на платном, ездит на машине, а после выпускного его ждет теплое местечко в фирме родителей. Диплом ему всё равно отдали бы, и на оценки в нём никто никогда не обратит внимания.

Всем им хорошо! А вот Машенька одна, провинциалка без знакомств и связей. Ей никак нельзя пропускать консультации, особенно судьбоносные консультации инфернальной заведующей кафедрой.

В итоге на часах далеко за полночь, желудок сводит голодными спазмами, а на ногах нет теплых, мягких и родных разношенных кроссовок. Единственное, что можно считать удачей – это вместительная сумка для учебы с широким ремнем, хоть чему-то научил горький опыт пяти лет в университете. Но даже широкий ремень давил на плечо, пытаясь сползти и стянуть за собой ворот куртки, из-за чего он впивался в шею с другой стороны.

Тонкий ледок на лужах хрустел под модными шпильками, но идти изящно у Маши не получалось. Она уже с трудом переставляла свои длинные заплетающиеся ноги, пошатываясь от порывов ветра и усталости. Каждый мелкий камешек ощущался через тонкую подошву под носком.

Осталось пройти вдоль бетонного забора, затем свернуть на маленькую аллейку, и вот она – бурая пятиэтажка, в которой догнивали Машины съемные хоромы.

Даже с таким неказистым жильем бездомной студентке повезло, если это можно назвать везением: она не платила за аренду, а лишь по счетчикам, и то хозяйка оформила все возможные льготы. Платежеспособных арендаторов и покупателей на такую унылую жилплощадь не нашлось, а вот квитанции приходили регулярно. Хозяйка чувствовала себя благодетельницей, а Маша за копейки получила крышу над головой.

Если бы студентке дали комнату в общежитии, ей не пришлось бы тратить четыре часа на дорогу: два туда и два обратно. Она бы не знала обшарпанных панелей пятиэтажки, облупленных косых стен узкого подъезда, выкрашенных в цвет слизи. Казалось, что их когда-то и делали из болотной слизи, иначе волны с наплывами такой амплитуды объяснить было невозможно. Это жилье наградило девушку чувством безнадежности: каждое утро, глядя в окно, она видела чахлые деревья и ежилась от страха, отчаянного страха, что не сможет вырваться из этого мира, не найдет приличную работу…

Маша невольно ухмыльнулась, подумав, что если она встретит маньяка, можно было бы попросить его сначала донести учебники до дома, а потом уже в тепле заняться своими делами. Но маньяки, похоже, не промышляли в этих краях – тут даже бродячие собаки брезговали жить.

Внезапно, в нескольких метрах от девушки, на дорожку выскочила крыса. Она походила на обтянутую клочковатым мехом грушу, которую преследовал розовый дождевой червь. Крыса скалила желтые зубы, торчащие на сантиметр за пределами мордочки, в сторону Маши.

Студентка испуганно взвизгнула и отшатнулась. Шпилька предательски хрустнула. Маша начала заваливаться на бетонный забор, неожиданно почувствовала под пальцами теплую ручку двери. Блондинка даже не успела осознать, что произошло: рука по инерции проехала по металлическому изгибу, надавливая на него, дверь в заборе открылась под тяжестью девушки. Вспышка света.

Только удивленная крыса смотрела, как контур дверного проема исчез вместе с человеком, будто его там никогда и не было. Да и откуда бы взяться двери в секции бетонного забора?

Глава 1. Кира

Я проснулась от ощущения пронзительной незащищенности и уязвимости. Казалось, родные стены предают меня, делают вид, что мы не знакомы. Они не желают защищать, а лишь создают тени, в которых может скрываться опасность.

Ночь, тишина, пугающая тишина! Я лежала в кровати и боялась проверить входную дверь – вдруг за ней кто-то есть, и, услышав мои шаги, поймет, что ключ не провернут в замке, и дернет ручку.

А вдруг я вообще забыла ключ с той стороны? Со мной уже такое случалось, и хорошо, что милая бабушка Марфа Григорьевна из соседней квартиры сразу это заметила и даже отчитала меня за неосмотрительность. Надеюсь, она и сейчас смотрит в свой глазок, и без промедления вызовет полицию, если по подъезду кто-то незнакомый шастает среди ночи. Она ведь жаловалась на бессонницу – можно потратить эту бессонницу на охрану подъезда во благо соседей, в мое личное благо!

Штора приподнялась от сквозняка, махнула широким белым рукавом обреченно и снова безвольно повисла.

Мне показалось, что я услышала скрип половицы. Услышала или только подумала, что услышала? Такой короткий резкий звук. Но в многоквартирных домах по ночам много звуков, они пронзают стены, доносясь иногда через несколько квартир. Возможно, это сосед сверху – огромный толстый мужик с круглым животом – делает ночную вылазку к холодильнику. Надо же поддерживать фигуру, чтобы его пупок дерзко подглядывал за миром из-под коротких футболок и трескающихся вокруг пуговиц рубашек.

Мне бы таких крепких нервов, как его пуговицы. Я бы сейчас… Не знаю, что бы делал на моем месте смелый человек. Вот человек без инстинкта самосохранения встал бы и всё осмотрел, включая свет. А просто смелый? Смелый, но ценящий свою жизнь. Знаю ли я статистику нападений привидений, монстров и грабителей на одиноких девушек?

Почему сегодня сосед не храпит? Его храп, наверное, отгоняет всех бабаек от нашей девятиэтажки.

Или это всё же скрипнула половица в моей квартире? Интересно, можно ли быть беззвучным в этой звенящей пустой тишине.

Нет, я бы точно услышала, как открывается дверь – у меня специфически щелкает язычок замка при повороте дверной ручки. А вдруг он щелкнул, пока я спала? Может, я проснулась от этого щелчка, и сейчас дверь покачивается от сквозняка, призывая всех в теплую темноту моей квартиры. А я тут лежу беззащитная в грязной футболке. Хотя не так уж и тепло, а очень даже зябко – еще немного, и пар изо рта пойдет!

Озноб пробегал по коже, превращаясь в крупную дрожь. Я куталась в одеяло, но осознание того, что одеяло не заменит железный засов, было физически ощутимым. Я спустила ноги с кровати – пол оказался ледяным. Впервые я поняла, почему нормальные люди носят тапочки. Но у меня не было тапочек, как никогда не было и такого промерзшего пола, который от холода казался мокрым.

Я, стараясь наступать на носочки, пробралась к двери в коридор и выглянула. Входная дверь была закрыта. Я постояла немного, боясь, что мое дыхание слишком громкое. Задержала дыхание и попыталась выдохнуть беззвучно. Боже, да я настоящий сопливый паровоз с оглушительным дыханием, могу озвучивать моржа в парилке.

Очень медленно, стараясь плавно переносить вес с ноги на ногу, чтобы пол не скрипел, я пробралась к двери. Пол скрипел.

Я попыталась прокрутить замок, но он не поддался – закрыт на оба оборота. Проверила верхний замок, который не всегда закрывала, наивно надеясь, что бандиты потратят больше времени, пытаясь открыть открытое, чем профессионально откроют с первого раза. Ну а что, умные люди могу заработать честно!

Связка ключей, к моему облегчению, висела на крючке. Я нащупала её неловким, шарящим по стене движением и тут же зажала ладонью, боясь, что ключи раскачаются от моего прикосновения и зазвенят, как коровий колокольчик. Руку пришлось отводить медленно.

Отодвинула шторку глазка, предварительно прикрыв её ладонью. Ох, нет, зачем я это сделала? В коридоре и так темно, а в подъезде видно открытие шторки только если есть свет. Сейчас монстр за дверью поймет, какая я глупая. Но нет, не поймет – света же все равно нет, он этого не видел. Мне стало немного стыдно перед подъездным монстром.

Я заглянула в глазок. В подъезде уютным оранжевым светом горела лампочка. Пусто. Пол, выложенный плиткой в шахматную клетку, зеленые стены подъезда, дверь соседки. Тишина. Я с облегчением выдохнула, и сквозняк тоже выдохнул, лизнув холодным воздухом мой затылок. Мурашки толпой побежали по спине, втаптывая мне лопатки.

Кто жил в этой квартире до меня? Кажется, какая-то бабушка, но я не особо интересовалась раньше, просто въехала в свежий ремонт.

А вдруг она тут умерла, и её призрак бродит по квартире? Фантазия тут же нарисовала старуху в бледных лохмотьях, со свисающими длинными серыми волосами и беззубым ртом.

Вот призрачная фигура тянет к моей спине свои костлявые кривые пальцы с острыми крючковатыми когтями. Она возникает в центре квартиры, а потом одним резким движением подлетает ко мне, вызывая ветер, но половицы не скрипят. Я не смогу убежать – она будет кружить над моей головой и рвать мою прекрасную юную кожу когтями, как хищная птица.

Я резко обернулась и крикнула «Бу!» в надежде дезориентировать призрака. Но за спиной не оказалось никакого призрака.

Я быстро побежала к кровати, решив, что одеяло неплохо справлялось с защитой всю мою жизнь, и стоит довериться ему и сегодня.

На умной колонке рядом с кроватью высветилось ровно три часа ночи. Я легла и спряталась под одеяло с головой, поджав оледеневшие ноги. Завтра, точнее уже сегодня, закажу себе тапочки.

И тут я услышала, как хлопнула дверь! Сразу стало тепло, даже душно.

Я не осмелилась больше вставать, решила ждать рассвет в кровати… и мгновенно уснула.

Я полежала еще немного, щурясь от солнечных лучей. Потянулась так сладко, будто проснулась сама в выходной день, а не от противного писка будильника.

Утро было солнечным, июльским, жарким. Я даже не сразу вспомнила о своем ночном страхе – он сейчас показался таким смешным. Как я могла чувствовать себя незащищенной в своей маленькой уютной квартирке? Конечно, она не совсем моя – я снимала её у своей тёти.

Пару лет назад тётя спонтанно купила квартиру. Кажется, её выкинули на рынок за полцены, и тётя тут же вцепилась в выгодное предложение. Она сделала ремонт своей мечты и сдала квартиру мне, потому что не знала, что делать с недвижимостью дальше. Так и любимая племянница под присмотром, и квартира в надёжных руках.

Я спустила ноги с кровати и аккуратно пощупала кончиками пальцев пол – он ощущался тёплым.

Ремонт тётя делала на свой вкус, но, похоже, этот вкус передавался генетически: все женщины нашего семейства от него в восторге. Для спальни были выбраны нежно-голубые обои с мелкими, едва заметными цветочками, к которым подобрали широкий белый потолочный плинтус. Благодаря насыщенности цвета комната визуально стала меньше, но при этом приобрела уютную, обволакивающую атмосферу.

В комнате царила скромная простота: здесь уместились лишь несколько необходимых предметов – небольшой платяной шкаф, уютная кровать и компактная тумбочка. Я обожала эту незахламлённость, потому что в квартире родителей мебель давила своей коричневой громоздкостью. Когда-то было престижно иметь такую мебель, а сегодня жалко выбросить глянцевые ящики.

Окна в квартире были расположены таким образом, что утро здесь было наполнено желтыми лучами, а по мере продвижения дня солнце постепенно уходило, оставляя после себя лишь мягкий свет, который создавал атмосферу спокойствия и уюта.

Я вышла из спальни в гостиную. Здесь меня встретил широкий оранжевый диван с прямоугольными подушками, небольшой кофейный столик и книжные полки. Другой мебели не было, но зато оставалось много свободного пространства для того, что составляло предмет нашей семейной страсти – для растений!

Мы украсили всю квартиру стойками для кашпо, на которых разместилось множество растений в горшочках. Это создавало ощущение настоящего живого сада.

Часть растений принесла тётя, часть отдала мне мама, как приданное из отчего дома. Я тоже время от времени приносила домой новых зелёных квартирантов.

С растениями в горшках у меня часто случались мгновенные вспышки страстной любви – я видела их, и сразу же знала, что сердце не выдержит разлуки. В такие моменты я была бессильна сопротивляться сочному обаянию, и поэтому не уходила из магазина с пустыми руками, а всегда уносила с собой новое зеленое сокровище.

Я хотя бы свои цветы покупала, а моя мама и тёти похищали росточки и листочки везде, где могли. А потом пытались их укоренить, и стоит отметить, что большая часть попыток была успешной.

Даже в самый непростой момент, каким был развод с дядей, тётя не потеряла себя. Когда она находилась в кабинете судьи, не смогла устоять перед соблазном и незаметно сняла с подоконника один листочек фиалки, унеся его с собой как небольшой трофей.

Ирония судьбы заключалась в том, что именно та размолвка между тётей и дядей стала причиной, по которой я в конечном итоге переехала в эту квартиру. В результате развода дядя выкупил у тёти часть их общего имущества, и она, получив значительную сумму денег, решила потратить ее на спонтанную покупку недвижимости.

Однако их ссора оказалась недолгой, и вскоре они снова помирились. Тётя вернулась к дяде, а он, осознав, что споры с ней могут быть слишком дорогостоящими, больше не пытался их повторять. Я все же думаю, что настоящая причина его смирения заключалась не столько в финансовых потерях, сколько в том, что он осознал, как пусто в доме и скучно без бойкой и смешливой супруги. Без ее вечного праздника жизнь дяди стала серой и однообразной, и он понял, что ценность их отношений гораздо выше желания доказывать свою правоту.

Я влюбилась в эту квартиру с первого взгляда, как только переступила её порог. Здесь легко дышать, и я не ощущала никаких посторонних запахов. Запахи для меня очень важны – они составляют главную часть настроения. Я обожала аромат моих растений: он был родным и уютным.

Я открыла окно, чтобы впустить побольше свежего воздуха и солнечного света. Пусть они смывают все липкие следы ночного кошмара. Пока я его не помнила, было так хорошо.

Постояла пару минут у окна с закрытыми глазами, глубоко вдыхая. Сердце билось громко от воспоминаний, но во дворе уже играли дети, по дороге мчались машины, а деревья шумели от ветра – мир наслаждался прекрасным летним утром.

Надо обязательно узнать, не случилось ли здесь какой-то ужасной истории – может, массовое убийство, или прежняя хозяйка умерла в одиночестве и лежала тут три месяца, пока кот обгладывал ей лицо.

Мне стало жалко и старушку, и её котика – бедный котик-каннибал. А каннибал – это если кот ест человека или кот, который ест кота? Это точно не то, что я хочу искать в интернете сейчас… и когда-либо.

Я с удовольствием прошлась по дому с лейкой и пульверизатором. Мне всегда нравилась радуга в капельках воды после распыления – она приносила ощущение оптимизма и веры в то, что день будет прекрасным. За это время кофемашина успела смолоть и сварить чашечку ароматного кофе, наполнив дом бодрым утренним настроением.

Я позволила себе расслабиться и насладиться кофе, сидя на диване в позе лотоса. Мне хотелось прочувствовать каждое мгновение, упиваясь горьким любимым вкусом, а не вспоминать о ночных кошмарах. Но как только кофе закончился, я снова погрузилась в свои мысли и начала совершать остальные действия автоматически.

Я почистила зубы, натянула топик и светлые джинсы. Синяки под глазами красиво сочетались с цветом глаз, я решила сегодня с ними не бороться – они придавали мне лиричный вид. Быстро намазала на щеки солнцезащитный крем, который сделал меня бледнее и ещё сильнее подчеркнул синяки. Понадеялась, что когда я дойду до людей, он уже адаптируется к цвету кожи.

Выскочив в подъезд, я забрала носом запах мокрой пыли, пол был ещё влажным.

На подоконнике стояла герань, подрагивающая от ветерка из открытого окна, и от движения она заблагоухала. Я ненавидела этот специфический острый запах – он всегда вызывал у меня головную боль. Видимо, у кого-то из соседей тоже, поэтому горшок и переехал в подъезд. В нашей семье выставить горшочек с невинным растением было хуже, чем выбросить на улицу питомца, но для герани можно сделать исключение. Но не в подъезд же! Её надо отвезти в лес, поглубже в чащу, и выпустить на свободу. Нет, в нашем лесу холодно – нужно отвезти в Африку, на её историческую родину.

Я засмотрелась на ненавистную герань, когда бодро скакала по ступенькам, и чуть не наскочила на соседку. Крошечная, но бойкая старушка за утро успела обойти все ближайшие магазины в поисках самого свежего лука и крупного картофеля. В деньгах она не нуждалась – я знала, что половина коммерческих помещений в нашем районе принадлежит ей, но от скуки это её не спасало. Поэтому Марфа Григорьевна следила не только за недвижимостью, но и за всеми жильцами.

Мне было спокойнее на душе от осознания, что рядом есть такие неравнодушные люди. Преступную и подозрительную деятельность я не вела, поэтому её присмотр мне никак не мешал.

– Доброе утро, Кирочка! – с теплой улыбкой произнесла соседка, снимая сумку с плеча и принимая более удобную позу. Вся ее фигура излучала готовность к долгой и увлекательной беседе. – Какая ты сегодня красавица!

– Доброе утро, Марфа Григорьевна! Богатой будете! – ответила я, поправляя пушистую гульку на голове. Если уж говорить о красоте, то я могла бы смело заменить любое чудовище, которое только что уволили за ненадобностью.

– Чегось это? – прищурилась старая женщина, ее глаза сузились, и в ее взгляде появилась хитрая искорка, которая могла быть как подозрением, так и игривостью, оставляя место для двусмысленного толкования. .

– Думала я о вас… хотела спросить, кто жил в квартире до меня?

– Так Нюрочка жила, – с легким вздохом произнесла соседка, пожимая хрупкими плечиками, и в ее глазах зажглась искра предвкушения увлекательного разговора. Она была настоящей мастерицей общения, способной плести слова в завораживающую сеть, уносившую слушателя в мир интересных историй и остроумных реплик. Если позволить ей заглянуть в душу, часы, проведенные в ее компании, пролетали незаметно, будто время само по себе теряло всякий смысл. Вот что значит «старая школа» – смесь эрудиции, тонкого интеллигентного юмора и личной харизмы, которая делала ее компанию по-настоящему родной. Но сейчас я была слишком погружена в свои мысли, чтобы поддаться искушению ловить каждое ее слово.

– Умерла? – вскинула я испуганные брови, прижимая руки ко рту. Я так и знала, что это ее призрак пугал меня ночью.

– Свят! Свят! Сын к себе забрал, у того коттедж за городом. Живет теперь как барыня, внучат нянчит, – вздохнула соседка с легкой ноткой зависти.

В ее словах звучала не столько зависть к коттеджу, сколько к возможности возиться с внуками. У нее тоже был сын – сорокалетний холостяк, который упорно избегал создания семьи и производства детей. Каждый день он на своем танкоподобном черном джипе заезжал к маме на обед. С одной стороны, это Марфе Григорьевне безумно нравилось, но с другой – она прекрасно понимала, что у великовозрастного мальчика с такими привычками шансы жениться стремятся к нулю. А внуков ей очень хотелось.

Марфа Григорьевна видела во мне любопытного непоседливого ребенка, поэтому давно отложила в сторону мысль свести меня с ее сыном. Хотя в первые месяцы после моего переезда она примеряла на меня роль потенциальной невестки, но наше общение быстро развеяло эту иллюзию. Думаю, она пришла к выводу, что ее сыну нужна не юная веселая жена, а заботливая и опытная спутница, которая сможет взять на себя роль второй мамочки, а не быть еще одной дочкой в семье.

– А до нее? Кто жил? – не унималась я, не желая позволить соседке перескочить на другую тему.

– А до нее никто не жил. Мы первыми жильцами и были, как дом сдали, так сразу и въехали, по распределению. А что случилось-то? Нашла что-то? Почта пришла? А ее еще носят?

– Да просто… Интересно стало, – я отвела смущенный взгляд. Не рассказывать же ей о своих странных мыслях. Я либо напугаю ее призраками, либо перспективой жить на одной площадке с сумасшедшей.

– Ну, смотри… Если захочешь узнать побольше, то после работы заходи, чай попьем. Я тебе расскажу всё, что интересно. Даже фотографии покажу, когда дом новым был. Деревья вокруг по колено были, чахлые такие веточки, а вон как разрослись! – соседка махнула рукой на окно, полностью перекрытое крепкой березой. Солнце пробивалось сквозь зелень маленьких листочков, словно через изумрудный витраж.

– Спасибо, Марфа Григорьевна, сегодня у меня учет на работе, а завтра обязательно! – я переминалась с ноги на ногу, вспомнив про работу.

– Ну беги! А то на свой учет опоздаешь! – она сделала шаг в сторону, пропуская меня.

Я взглянула на экран телефона – действительно, придется бежать. Хорошо хоть сегодня недалеко. Меня из офиса на другом конце города добровольно-принудительно сослали на неделю в выставочный зал нашей фирмы. Начальник решил, что мне будет полезно ознакомиться с ассортиментом поближе, а заодно и помочь с инвентаризацией.

Я отучилась на менеджера и работала в офисе менеджером по продажам, что, иронично, не соответствовало моей специальности. Возможно, я даже смогла бы когда-нибудь дорасти до начальника отдела… Повышение, как венец головокружительной карьеры в сфере продаж строительных и отделочных материалов. А если бы фирма разорилась, я бы все равно пошла работать таким же менеджером в такую же компанию. Думаю, даже модели стульев в офисах не отличались бы.

До офиса мне предстояло ехать полчаса, а до торгового центра – бежать десять минут, даже семь, если действительно спешить. Я добралась за пятнадцать. Опоздала всего на двадцать. Еще десять минут ждала коллегу, которая пришла не спеша со стаканчиком кофе. Мы обе сделали вид, что пришли вовремя, после того как я сбегала за таким же стаканчиком в кофейню на первом этаже.

– Ну давай так, я записываю, а ты говоришь, что писать, – предложила Маришка.

Я любила Маришку. Мы были единственными ровесницами в нашей небольшой фирме. Хотя я работала в офисе, а она – в торговом зале, наша дружба крепла с каждым днем, благодаря бурной переписке в мессенджере.

Улыбчивая, с красным облаком кудряшек, она была не только очаровательной, но и невероятно красивой. В ее компании всегда было легко и весело, и я знала, что с ней можно обсудить любые мелочи, которые делали наш рабочий день ярче.

За красоту ей, казалось, даже доплачивали, потому что все мужчины закупались у нее, а не в соседнем магазине, где цены были на пять процентов ниже. Да, у них был шире ассортимент, акции и скидки. Но у нас была Маришка, которая всегда появлялась в узкой фирменной блузочке с пуговками, которые, казалось, не сходились. Возможно, если бы она выдохнула и очень постаралась, одну из пуговок можно было бы протолкнуть в петельку, но это было бы до первого вдоха.

А еще Маришка умела смотреть на мужчин особенным образом – восхищенно-влюбленным взглядом, который сочетался с мечтательной улыбкой. Под гипнозом этого убойного комбо совершались большинство покупок. Неликвид в нашем магазине просто не имел шансов! Продавалось всё! Все клиенты были постоянными, за исключением тех, кто приходил за покупками с женами, хотя даже некоторые жены попадали под ее очарование. Переманить девушку у нас пытались все отделы в огромном торговом центре, но Маришка не поддавалась. Я слышала, что она приходится дальней родней директору, но никогда не заводила разговор об этом.

Маришка была настоящим магнитом для покупателей, и я не могла не восхищаться ее талантом. В нашем маленьком мире, где каждый день был похож на предыдущий, она была ярким пятном, способным превратить рутинные продажи в увлекательное шоу, где загипнотизированный кролик покупает ламинат.

Вот и сегодня Мариша предстала моей полной противоположностью. Она не спешила, успела завить локоны, сделать макияж, включая хайлайтер цвета шампанского, жемчужную прорисовку слизистой и мелкие искристые блесточки на верхних веках, которые трепетали при каждом движении ресниц, как звезды в южную ночь. Надо будет спросить, какой у нее карандаш для губ – с ним губы Маришки казались огромными и сочными. А может, они и были такими, я же без макияжа ее никогда не видела.

Чаровница шла, покачивая бедрами, обтянутыми узкой юбкой, а форменная блузка плотно обхватывала ее тело. Мне казалось, что в такой одежде я бы чувствовала себя стянутой скотчем сосиской, а она плыла, как лодочка. Какая же шикарная женщина!

– С чего начнем? – с сомнением осмотрела я ряд образцов напольных покрытий. Вот они, мои мучители, физическое воплощение кодов, которые я вношу в нескончаемые таблицы на своей работе.

– Давай сначала наличие посчитаем, потом по артикулам сверим, чего не хватает. Вдруг у нас дверь украли, а я и не заметила. Потом уже вместе подумаем, что поменять на новые образцы, а что поставить на видное место, чтобы быстрее продать.

– Ну давай! – меня план полностью устраивал, своего все равно не было.

Я ходила по залу и громким голосом перечисляла товары. Люстры, переключатели, обои и рулоны напольного покрытия. В небольшом помещении зала вмещалось неразумное количество образцов, большинство из них были практически одинаковыми, но люди любят иллюзию выбора.

А вот этот светильник я, пожалуй, себе куплю. Он абсолютно такой же, как вот тот, но красивее. Ладно, на меня это тоже работает, но теперь ночник мне точно не помешает! Спать без света мне стало страшно. А еще надо узнать, сколько будет стоить теплый пол. Я поежилась, будто снова ощутила лезвие ночного сквозняка. Строго сказала себе, что это всего лишь промышленные кондиционеры в торговом центре, а не ночные призраки. В зале было свежо, даже зябко.

Для установки теплого пола придется менять половое покрытие, выносить всю мебель… Согласится ли тетя? Я должна за это платить или она? Квартира ее, но каприз мой. Или, может, просто постелить коврики? Или заказать тапки? А может, лучше носочки домашние с нескользящей подошвой?

– Шесть дверей, пять входных, одна межкомнатная, – зевнула я и пошла дальше.

– Смешно! – крикнула Маришка из своего закутка, где она устроилась с листочком и ручкой. Она плохо дружила с техникой или просто не доверяла ей, поэтому сначала все записывала на бумаге, а потом переносила в систему.

– Что смешно? – не поняла я.

– Ну что дверь не украли, а подкинули.

– Какую дверь? – я уже успела отвлечься на точечные светильники в стразиках.

– Ну, межкомнатную дверь нам подкинули, – Мариша снисходительно хихикнула, как делают люди, когда шутка не очень смешная, но они хорошо относятся к шутнику.

– Что? – я подошла к ней, думая, что плохо расслышала.

– Кира, я уже поняла твою шутку! Ты перегибаешь, – девушка сузила глаза и склонила голову к плечу, глядя на меня своими хитрыми красивыми глазами.

– Раз поняла, теперь мне объясни, – я пожала плечами и невольно залюбовалась ею. Она обдумывала каждое свое движение? Почему все ее жесты выглядели как театральная постановка, отточенная видением гениального режиссера?

– Ну, я говорю, что у нас дверь украли, ты говоришь, шесть дверей, значит, одну подкинули, – в голосе моей коллеги начали проскальзывать снисходительные нотки, таким голосом говорят взрослые с детьми.

– Но там реально шесть дверей! – я неуверенно обернулась в сторону стенда.

Маришка закатила глаза и встала из-за столика, поправив юбку.

– Я поняла… Всё поняла! Надо попить кофе, потому что тебе двери мерещатся.

– Но там шесть дверей! – я предпочла думать, что напарница просто решила пошутить, чтобы сходить на перерыв. Я сейчас очень на это надеялась. Подозрение застряло колючим комом где-то между ушами и горлом.

– Ладно, пойдем посчитаем вместе! – Маришка потянулась, как кошечка, и, взяв меня за руку, повела к фальшивой стенке, в которую были вмонтированы образцы дверей. – Один, загибай пальчик, два…

Я смотрела, открыв рот, на пять дверей! Пять входных дверей. Но я точно видела тут шестую дверь. Зеленую, межкомнатную, правда, с номерком. Но это точно была межкомнатная деревянная дверь. Да и на других дверях номерков не было. Я глупо улыбнулась, осознавая, что, похоже, моя реальность меня подводит. Вместо пропавшей двери висел стенд с образцами дверных звонков. Я даже ткнула пальцем в одну из черных клавиш, и послушала тихую птичью трель.

– Ку-ку, войдите, называется… – произнесла я, обращаясь больше к самой себе.

– Ну вот, – с улыбкой произнесла Маришка, – ты сама видишь, никаких подкинутых дверей у нас нет. Может, тебе стоит выпить кофе?

– Кажется, в глазах двоится! Это к перерыву! – произнесла я, не готовая сейчас воспринимать это всерьез.

Возможно, я просто сплю. Мозг цеплялся за привычную реальность и отказывался принимать возможность исчезающих дверей в материальном мире. Я попыталась сделать вид, что с самого начала шутила. Если что-то отрицать достаточно усердно, оно может и решиться само собой.

– Такие симптомы без внимания оставлять нельзя! Я бы сказала, что это даже к обеду! – Маришка к счастью решила, что это всё шутка и повод отдохнуть. Она положила свою легкую узкую ладошку на мое плечо и потянула к выходу. Пообедать сейчас – это великолепная мысль! Немного сахара для воспаленного мозга! Лучше я буду в ее глазах плохим шутником, чем сумасшедшей.

Я вышла вечером из торгового центра и медленно побрела домой, подставляя лицо нежному ветерку. Мы ударными темпами сегодня сделали работу, рассчитанную на два дня, и завтра, по преступному сговору, устроили себе выходной. Если начальник узнает, что эту работу можно сдать за день, он это учтет, и халявы больше не случится. Хотя я тоже постаралась уйти в работу с головой, даже если это была такая элементарная задача, как подсчет лампочек, плиточек и дощечек.

С каждым шагом я чувствовала, как напряжение уходит, а на душе становится легче. Главное – не допускать посторонних мыслей. Мысли имеют обыкновение натягивать на себя пелену догадок и расти, как капуста, где в середине плотная кочерыжка первичной идеи, а вокруг рыхлые листочки, которые всё больше, зеленее и дальше от кочерыжки, совсем на нее не похожи. Можно на одном случайном происшествии надумать такого, что начнется истерика.

Полежу завтра в кроватке, отдохну со всей силы!

Достаточно ли одной галлюцинации, чтобы обратиться за медицинской помощью? Интересно, а как они определяют, когда этих галлюцинаций достаточно? А полторы галлюцинации уже более весомый повод? Зеленая дверь и, допустим, половина кошки – нормальная такая галлюцинаторная половина кошки, предположим, задняя, с хвостом! Или привидевшаяся половина кошки – это не половина галлюцинации, а вполне себе полноценная галлюцинация, еще и с отягощением за половинчатость!

Вспомнила про несуществующую кошку-каннибала, уехавшей к сыну прежней жительницы моей квартиры. Что мне кошачьи плохого сделали, что я такие ужасы о них сегодня думаю? А мои мысли сейчас здоровые или часть стремительно прогрессирующего заболевания? Кажется, я раньше была адекватной, а дикие мысли табунами всегда бегали по моему разуму.

Июльская вечерняя улочка сама плыла под ногами, будто приглашая немного пританцовывать, а не просто уныло перебирать ногами. Вокруг гуляли красивые мамы с милыми щекастыми детишками, романтичные молодые пары, и в дурдом отчаянно не хотелось.

В воздухе висел дурманящий аромат цветочных духов и чужого счастья, со стороны террас маленьких ресторанчиков играла музыка… Я решила не сдаваться санитарам до конца! Свободу сумасшедшим, двереозабоченным менеджерам по продаже строительных и отделочных материалов! А что, если это трудовая травма, и мне положена компенсация? Дополнительная зеленая таблеточка, в цвет галлюцинации.

За этими мыслями я добрела до двери своего подъезда. Оглядела двор девятиэтажки, будто попала в него впервые. Он был уютным и тихим, островок собственной жизни с размеренным ритмом. Тут время текло не так, как во всем остальном городе, а медленнее, сохраняя отпечаток прошедших десятилетий. Может быть, поэтому моя соседка такая активная и энергичная – ее душа просто замерла во времени вместе с этим двором. У меня часто возникало ощущение, что я провела в этом дворе детство. В нем было что-то ностальгически родное.

Уже темнело, зажглись фонари, стало прохладно и уютно одновременно. Вокруг каждого фонаря образовался свой желтый притягательный мирок.

Я прогнала желание сидеть на скамейке и пялиться на лампу, ловя красные отпечатки потом на обратной стороне закрытых век.

Вошла в подъезд, в тамбуре раздражающе нервно с электрическими щелчками мигала лампочка. Ну вот, разрушила все очарование тихого вечера.

Я прошла до лифтовой площадки и остановилась перед зеленой дверью с номерком. Она впечаталась ровнехонько между двумя лифтами. Только раньше ее тут не было, она собой закрыла кнопку вызова лифта. На свой этаж я поднялась по лестнице – как-то расхотелось пользоваться лифтом.

Разулась в коридоре, не потрудившись нормально составить кроссовки, просто бросила их там, где они снялись с ноги. Сумка и ключи тоже остались на полу где-то в коридоре.

Не останавливаясь, я пошла в ванную и умылась холодной водой. Почти не испугалась своего серого лица в зеркале. А есть во мне что-то безумное. Мне подойдут черные зубы, сточенные об прутья решетки. И белый цвет мне к лицу, а стянутые за спиной рукава безусловно стройнят.

Кто из моих знакомых самый безумный? Он должен знать хорошего психиатра. А нет, наоборот, если безумный, то психиатр явно недостаточно хороший. Надо спрашивать, кто лечил самого нормального из моих знакомых – там-то точно поработал хороший психиатр.

Пришлось вернуться в коридор, поднять сумку и вытащить из нее телефон. После этого я положила сумку на место, и кроссовки, раз уж наклонилась, тоже аккуратно составила. Открыла приложение «ВКонтакте» и нашла страничку Маришки. На мгновение засомневалась, но все же написала.

«Привет!»

В ответ пришел мультяшный цветочек, весело машущий лепесточком. Черт, мы же расстались всего полчаса назад. Неловко! Но ладно, это мелочи – в сети-то мы не общались, значит, поздороваться вполне нормально. Это не подозрительно.

«Тут такое дело… Не посоветуешь хорошего психиатра?» – решила я, что скрывать свое безумие все равно не получится, лучше спросить прямо. Если ваш вопрос или новость не самые приятные, то лучше сразу выложить всю информацию, чем плутать в подготовке и заставлять собеседника представлять себе самое худшее. Реальность редко оказывается столь же страшной, как пропасть фантазии, в которую толкают намеками.

«Я хожу к хорошему психологу, помогает с комплексами бороться».

Я поморгала в экран телефона… Однако!

«Мариш, если у тебя комплексы, то тебе с твоей внешностью их надо у психиатра лечить! Это явно ненормально!» – больше не буду считать ее самой адекватной из своих знакомых. Если у этой дивы есть комплексы, то мне стоит уползти под пенек в лесу и прятаться от поганок.

Написала ей, чтобы она не обижалась, и что она очень красивая, а то вдруг у нее что-то опасное. А вот действительно, почему я не думала об этом раньше? Будет ли уверенная в себе женщина вертеть волосы на горячую трубу в шесть утра и тыкать кисточкой в глаз? Хороший вопрос, поразмышляю о нем в долгие психбольничные будни.

Получила стикер с щенком, покатывающимся по полу от смеха, и ссылку на страничку психолога. Перешла по ссылке. С аватарки на меня грустными глазами смотрел лысый дядька в белом халате. «Банурин Игорь Николаевич, взрослый психолог» и еще немного ничего не говорящих мне регалий разместилось в шапке профиля. Наверное, он очень профессиональный, подумала я. Почему они используют слово «взрослый», это указание, что он не для детей, или на то, что очень серьезный и рассудительный? Странное слово в данном контексте.

Мне, конечно, нужна помощь серьезнее, чем психолог, пусть и взрослый, но если есть проверенный психолог, то почему бы и не начать с него? Возможно, он направит меня к хорошему психиатру. Надеюсь, это будет как в случае, когда терапевт направляет к профильному специалисту.

Глава 2. Кира

На следующее утро я уже сидела на красном, продавленном диванчике напротив лысого психолога с грустными глазами. Его фотография не обманула ожидания – фильтры он не использует. Я же, напротив, прибегаю к ним и искренне удивляюсь, когда люди узнают меня, видя лишь мои снимки в «ВКонтакте». Для меня фотографии – это не способ продемонстрировать свои недостатки, а настоящее искусство. Я не считаю это нечестным; мои собственные фотографии тоже не отражают реальность – на них я вижу не то, что наблюдаю в зеркале.

Если мне удастся быстро избавиться от галлюцинаций, нам предстоит обсудить и мою самооценку – вдруг у меня действительно есть комплексы. Можно ли под одним наркозом провести несколько операций? Возможно, одной лоботомии хватит, чтобы справиться и с галлюцинациями, и с комплексами. Если нет, то с комплексами я вполне готова жить дальше, за их лечение я платить не готова, а вот галлюцинации не лучший спутник. Может они только в самом начале безобидные и деревянные.

Я в десятый раз осмотрела кабинет психолога. Он оказался приятным и уютным, не напоминал холодный больничный кабинет с его характерными медицинскими ароматами и металлическими звуками. Я зябко ежилась, вспоминая запах спирта и йода.

Здесь же было по-домашнему, что располагало к откровенности. Занавесочки, цветы в керамических рыжих горшочках. За спиной психолога стоял небольшой письменный стол с настольной лампой и шкафчик с бумагами.

Я попыталась лечь на диванчик, но вовремя поняла, что для этого мне придется снять кроссовки. В американских фильмах все лежат в обуви на кроватях и диванах, а у нас это не принято. Разуться я могу, а вот обуться обратно без лопатки – нет. Поэтому мне пришлось вернуться в сидячее положение и поставить уже занесенную над диваном ногу на пол.

Психолог безмолвно наблюдал за сменой моих поз. Я сделала вид, что это было задумано, и начала внимательно рассматривать стены. На них висели в рамочках несколько дипломов и грамот. Ямка на подушке дивана внушала мне больше доверия, чем эти документы. Я не совсем понимаю, за что психологи получают свои награды, но следы от множества клиентов на диване говорят о том, что работа у него кипит! Или он просто притащил его из дома, но мне больше нравится думать, что это свидетельство неиссякаемого потока клиентов, и мой психолог – настоящий профессионал, который быстро мне поможет.

– Приятно познакомиться, Кира. Я вас очень внимательно слушаю! – произнес психолог приятным голосом, глядя на меня с грустью.

Наверняка, ему сейчас хочется бросить свой блокнот, вскочить и выбежать на улицу… Играть в мяч с детьми, купаться в теплой речке, запускать воздушного змея, а не слушать мой поток нездоровых мыслей. Почему-то мне казалось, что именно этого ему и не хватает… Типичные летние забавы пионера из советских времен. Чем занимаются современные мальчишки в свободное от гаджетов время, я, кажется, не знаю. Интересно, знает ли психолог об этом и, главное, хочет ли он заняться чем-то подобным вместо того, чтобы слушать меня сейчас!

– Доктор, понимаете… Я вижу двери, – я не знала, с чего начать, поэтому сразу перешла к самому важному, даже слегка задержав дыхание от волнения. Но когда я произнесла это вслух, удивилась, что звучит это не так странно, как в моей голове. Не видеть дверей, которые существуют, гораздо опаснее.

– В метафорическом смысле или… – в его голосе проскользнуло легкое удивление, и неуверенным жестом он ткнул колпачком своей ручки в сторону двери кабинета.

На столе доктора раздался тихий, но неприятный писк. Я невольно обернулась в сторону звука. Настольная лампа включилась сама собой: сначала тускло, но с каждой секундой свет становился все ярче, приобретая фиолетовый оттенок. Я решила, что это умная лампочка. У меня тоже была такая – поиграла с ней пару дней и забыла. Цветной свет оказался нефункциональным: он больше напрягал глаза, чем создавал атмосферу. Теперь висит в туалете, светит настройками дневного света.

– Нет, доктор, в физическом! Я вижу двери там, где их нет! Зеленые такие двери, с номерками, – сказала я, изображая руками прямоугольник. Получилось скорее как почтовый ящик, но я старалась.

Этот неприятный осветительный прибор никак не способствовал расслаблению, и я поняла, что именно он пищит. Когда фиолетовый свет достиг своей максимальной яркости, лампочка начала мигать: свет нарастал и резко тух, снова нарастал и снова тух. Может, это какая-то стрессовая методика? Раздражает, светит, чтобы пациенту было сложнее придумывать ложь? Хотя зачем ходить к психологу, чтобы врать? Врать я могу абсолютно бесплатно, без давящей на сознание почасовой оплаты. Пока я ерзала, думая, куда деть ноги, счетчик уже накапал на круглую сумму. Не люблю отдавать деньги за то, что нельзя пощупать; без крайней необходимости я бы сюда не пришла.

Психолог не сразу понял, что звук доносится со стороны его стола. Я сидела лицом к столу, а он был обращен к окну, и дневной свет для него был гораздо ярче лампы. Он сначала морщился, всматриваясь в окно, видимо, думая, что звук идет с улицы. Но потом перехватил мой взгляд, обернулся, и кровь отхлынула от его лица. Игорь Николаевич начал бледнеть, пока его губы не приобрели голубоватый оттенок. Руки психолога подрагивали, а затем эта дерганность передалась всему телу: он подорвался встать, передумал и сел обратно, снова вскочил.

– Пожалуйста, посидите тут, я сейчас вернусь! – он все же кинулся к столу, выдернул шнур лампы из розетки, опасливо обернулся ко мне.

Он попытался улыбнуться, но я не поверила в искренность этой улыбки ни на секунду – его глаза слишком испуганно метались. Дрожащей рукой он достал платок, обтер лоб, снова посмотрел на меня, махнул рукой и выбежал из кабинета. Не просто вышел, а именно выбежал, подергиваясь так, будто боялся оказаться ко мне спиной.

Я услышала щелчок замка. Меня заперли.

На секунду мне пришло в голову, что, возможно, он всего лишь пациент? Как в том анекдоте про психбольницу: кто первым надел белый халат, тот и доктор. Но нет, я же видела его на сайте, когда записывалась. А вряд ли пациенту дадут все это сделать.

А это значит только одно… Я опасная.

Я достала телефон и начала искать в интернете признаки опасных психических заболеваний. Увлеклась: почти все симптомы почти всех психических расстройств мне подходили.

Через двадцать минут дверь открылась. В дверном проеме стоял неземной красоты мужчина. Он был так широкоплеч, что казалось, дверной откос слегка ему жмет.

– Герман Платонович! – представился он, проходя в кабинет чуть боком и пригнув голову. Так часто делают высокие люди, просто по привычке, чтобы не биться головой о косяки.

За его спиной мельтешил мой психолог, выглядывая то с одного бока, то с другого, раскрасневшийся, потный и взволнованный. Он с почтением смотрел снизу вверх на мужчину, потом с беспокойством на меня, снова с почтением на мужчину. Если он все двадцать минут провел в таком состоянии, то я за него волнуюсь – так и инсульт получить можно. Нервы ему надо лечить, определенно. Но это его проблемы; я лучше буду любоваться его спутником.

– Кира, – представилась я, хлопая восхищёнными глазами. – Вы психиатр?

Я была готова отдаться лечению прямо сейчас. Пеленайте меня в смирительную рубашку, несите на ручках в палату.

– Лучше! – ответил он, хитро щурясь и сверкая идеальными зубами. – Граф!

«Пациент», – мелькнула мысль. В безумцах есть свой шарм, а тут его столько, что грейдером копай, КАМАЗами вывози – всё равно останется, чтобы заполнить все пустоты моего одинокого сердца.

Но «Граф» оказался не диагнозом, а вполне настоящим титулом. Хотя удостоверения, подтверждающего его статус, не оказалось, мне показали удостоверение Отдела.

Я, конечно, отличу ненастоящее удостоверение от настоящего только в том случае, если на нем будет написано, что оно ненастоящее, поэтому впечатлилась и сразу поверила: сотрудник Отдела врать не будет.

Признаюсь, я ожидала санитаров, а не… вот такого! Сидела взаперти и думала, разрешат ли мне перед госпитализацией собрать вещи дома или хотя бы скинуть родителям список нужного для передачки. Гадала, можно ли взять фен с собой или на нем можно повеситься, поэтому нельзя. Уверена, если спросить, можно ли повеситься на фене, то мне его точно не разрешат.

Возраст Германа Платоновича было сложно определить, но я решила, что ему около пятидесяти. Ранее настолько взрослые мужчины меня не привлекали, но он был слишком красив, чтобы возраст его портил; наоборот, это придавало ему статусный лоск. Высокий, моя голова едва достигала его плеча. Он не походил ни на кого из моих прежних знакомых. У него была белоснежная аккуратная борода, стильная стрижка и костюм-тройка, который идеально сидел на спортивной фигуре. Седина не старила его, а скорее выглядела как продуманный стилистический прием, оттеняющий бронзовый загар. Он был одновременно ухоженным и естественным, словно вся эта отшлифованность произошла сама собой, а волосы лежали не от геля, а от природы, волосок к волоску. Специально добиться такого эффекта невозможно, я в этом уверена.

У него была аристократически прямая спина, подбородок приподнят. Рядом с ним возникало приятное чувство защищенности, ни один враг не осмелится напасть на эту мощную скалу.

Однако вокруг его зелёных глаз разбегались лучики морщинок, которые придавали взгляду улыбчивость, даже когда он не улыбался. Он двигался бодро и энергично, хотя в руках держал трость, на которую не опирался. При всей стремительности, в нем не было даже намека на суетливость. Разговаривал громко и, казалось бы, неуместно весело, Дед Мороз из глянцевого журнала. Но его авторитет был таков, что становилось очевидно: это не он слишком весел, а остальные неуместно грустны.

От него исходил новогодний запах – что-то цитрусово-хвойное, простое по нотам, но дорогое по звучанию. У меня возникло чувство, что этот мужчина изменит всю мою жизнь!

Герман Платонович предложил мне локоть, на котором я тут же повисла, как цепкая обезьянка. Я восхищенно поглядывала на своего спутника, пока он вел меня к роскошному черному автомобилю. Украдкой погладила рукав его пиджака кончиками пальцев, стараясь не давить, чтобы он не почувствовал мой стыдливый жест; у него даже ткань была приятной на ощупь, щекотной.

Его автомобиль спал, как гигантский кот, на улице около клиники, сверкая глянцевыми боками в лучах солнца. Город изгибался, чтобы отразиться в черной зеркальной глади этого красавца.

Когда мы устроились в автомобиле, водитель повернул ключ зажигания, и двигатель издал низкий, гладкий гул, а машина начала двигаться по дороге с неестественной плавностью.

Я не разбираюсь в автомобилях, но этот точно стоит как трамвай. Однажды я прочитала статью о ценах на городской транспорт и теперь утешала себя этим, когда из окна автобуса в пробках смотрела на роскошные авто. Так вот, как эксперт, наделенный знаниями из той статьи и чуйкой на всё, что мне не по карману, констатирую: этот автомобиль баснословно дорогой. Интерьер автомобиля был обит кожей теплого, кремового оттенка, напоминающего цвет сгущенного молока, а панели были изготовлены из натурального дерева, что придавало салону атмосферу запредельной для моего воображения элитарности.

Возможно, я окончательно двинулась, и меня сейчас везут санитары в убитой буханке, а я просто вижу галлюцинации. Но если это галлюцинации, то отлично! Я отказываюсь от излечения!

Мы проехали буквально несколько кварталов и свернули за кованные ворота в историческом центре города.

Естественно, я уже гуляла по этим улицам с подружками и просто проходила мимо по своим делам. Но всегда чувствовала отрешенность этого места от обычных горожан.

Летом тут было пыльно и душно, а зимой зябко и скользко; тротуар под легким углом к дороге, из-за чего даже ходить было страшновато – вдруг нога подвернется, и скатишься под колеса. Улица будто специально притворялась неудобной, чтобы отсюда хотелось быстрее сбежать, если у тебя нет прав входить во внутренние мирки особняков за красивыми заборами. Здесь располагались посольства, какие-то министерства – что-то серьезное и важное, не про мою честь.

Я даже слышала легенды, что если фотографировать фасады на этой улочке, то подойдут люди в черных костюмах и попросят удалить фотографии. Я, конечно, не такая наивная, чтобы верить в городские байки, но здоровый скептицизм говорил мне, что проверять не стоит.

В школьные годы я несколько раз гуляла по этому району в одиночестве, медленно бредя и стараясь прочувствовать исторический дух города. Я рассматривала через металлический ажур оград особняки, насколько это позволяли деревья, и думала о том, как раньше там играли балы.

Представляла, как стою в платье с кринолином перед огромными сверкающими окнами, освещенная сотнями свечей и радужными зайчиками от хрустальных абажуров. Это было очень волнительно – заглянуть в кусочек мечты изнутри, вдруг там все еще горят те самые свечи, играют оркестранты, а лакеи подают дамам в пышных платьях напитки, а с потолка свисают фальшивые алмазы люстры.

Автомобиль сделал небольшую петлю по двору и остановился на дорожке перед парадным входом. К нам тут же подскочил молодчик в черном костюме и вытянулся, открывая дверь перед Германом Платоновичем.

Я растерялась: должны ли открыть двери мне? Решила, что сейчас я самостоятельная феминистка, и будет жутко неловко, если дверь мне не откроют – буду до ночи сидеть в пустой машине, хлопая глазами. Может, это только перед аристократами делают, а я аристократом даже не пахну… Хотя, секундочку, я понюхала свой рукав – немножечко пахну! Хорошо притерлась.

Я втянула воздух полной грудью и почувствовала, как сад вокруг особняка благоухает. Это было неожиданно, ведь за воротами, на улице, пахло асфальтом и пылью, там было душно и грязно, и не было даже намека на цветочную симфонию, что так сладко разлилась по моим легким. Если мне все это кажется, то обонятельные галлюцинации стали для меня качественно новым уровнем!

Когда я выбралась, Граф уже стоял рядом и снова предлагал мне свой надежный локоть. Даже если я сделала что-то не так, он не подал виду. Мы поднялись по низким широким ступеням к тяжелой резной двери особняка.

– Егор, проводи Киру в отдел кадров, – Граф снял мою ладошку со своего локтя нежно похлопав по ней. – Кира, ничего не бойся! Егор о тебе позаботится, он уже получил полные инструкции.

Прекрасный мужчина развернулся, элегантно махнув своей изысканной тростью, и бодрым шагом спустился с лестницы. Он вновь уселся в свой автомобиль, унося с собой ореол сказочности и таинственности. Аромат его парфюма еще немного витал в воздухе, но вскоре растворился, оставив лишь легкое воспоминание.

Я стояла в растерянности, с легким привкусом обиды, по моим ощущениям, Граф был обязан оставить мне хотя бы кулек конфет. Но праздник завершился, а маленькая девочка в моей душе требовала продолжения.

Мужчина, которого Граф назвал Егором, открыл тяжелую дверь и придержал ее для меня. Мы вошли в прохладную тень, и я по привычке понюхала воздух, пытаясь уловить атмосферу незнакомого помещения.

В просторном холле пахло вишней и свежераспиленным деревом. Этот запах показался мне неожиданным, слишком уютным для такого учреждения. Если, конечно, старинный пафосный особняк можно назвать учреждением, но Отдел – это учреждение, скорее всего, вне зависимости от здания. Моя логика казалась мне непробиваемой. А слово «учреждение» слишком сильно ассоциировалось с другими словами, такими как «бюрократия», «серость» и «пыль». Его произносить было неприятно, будто собрали все самые острые буквы в одно слово.

Егор осмотрел меня беспристрастным взглядом, особенно задержав его на моей футболке с розовым квадратом из стразиков и широких джинсах с рваным краем чуть выше лодыжки. Он кашлянул, но промолчал.

Хотя мог бы и похвалить мой чудесный вкус. Я заменила шнурки на розовые атласные ленточки, и сочетание с футболкой выглядело трогательно; получился цельный образ, отражающий мой легкий кокетливый характер. По крайней мере, я предпочитала верить, что у меня легкий и кокетливый характер.

Он посмотрел на свои часы с фиолетовой подсветкой, поднял бровь, еще раз осмотрел меня с ног до головы и покачал головой. Этот фиолетовый циферблат диссонировал с черным костюмом. Никакой индивидуальности и самовыражения в одежде, но хоть настройки гаджета выделяли его из толпы.

Я огляделась вокруг и заметила, что все остальные, за кого цеплялся мой взгляд в холле, были в темных костюмах или платьях. Фасоны разные, ткани разные, но ощущалась общая стилистика, будто они выкупили одежду с одного модного показа. Офисная армия в офисной униформе.

Егор жестом указал мне следовать за ним и повёл по широкому коридору. Он держал голову прямо, но косил на меня взгляд. Думаю, он ждал, что я начну с открытым ртом озираться вокруг на сияющие мраморные полы и колонны, на лепнину, на роскошные разлапистые фикусы в кадках. Может, это и не фикусы, но я все крупные растения так называю, ибо в их сортах не разбираюсь – да простят меня тётушки. У меня любовь только с маленькими растениями.

Но позвольте! Я девушка современная, в метро спускалась, а там этого мрамора побольше будет. И в ботаническом саду была не единожды. Так что всё я видела! Вот специально скучающее лицо сейчас сделаю, мол, нет, не впечатляли! Я такая опытная и пресыщенная роскошью, что мне тут у вас скучно!

Скоро я обратила внимание, что проходившие мимо сотрудники делали странный жест: сбавляли шаг, смотрели на часы, потом снова на нас, потом на часы и шли дальше мимо. У них всех, кстати, были фиолетовые циферблаты. Я сняла баллы за индивидуальность, которые выдала Егору, думая, что он самостоятельно выбрал себе яркий цвет. Но нет, корпоративные заставки. Раньше ставили только корпоративные заставки на компьютеры, а теперь вот они на умных часах.

Меня это всё начало напрягать: они дружно показывают нам, что мы куда-то опаздываем? Так я не знаю, какое у них тут расписание, чтобы ему следовать! У меня по графику всё ещё приём психолога. Кстати, вернут ли мне деньги за приём? А то он был слегка неполноценным. Как же это нервирует, когда тебе намекают на опоздание – ты действительно начинаешь чувствовать себя опаздывающим. Но ты не понимаешь, куда опаздываешь, и от этого нервозность только усиливается. Можно довести человека до паранойи, просто смотря на часы, а потом выжидательно на свою жертву. Часики начнут тикать всё громче, громче, и кукушка поедет.

Мы поднялись по широкой лестнице на второй этаж и прошли по красной ковровой дорожке до массивной двойной двери с золотой табличкой. Егор, не стучась, открыл её для меня и сделал шаг назад, позволяя пройти вовнутрь, но сам остался в коридоре.

За дверью находился просторный зал, но всё его пространство занимали громоздкие ящики картотеки. Только около самого окна примостился небольшой пятачок с письменным столом, за которым сидела женщина с седым аккуратным пучком на голове. Её белый кружевной воротничок поднимался на горло, а на плечи была накинута красная вязанная кофточка. От роговых дужек очков тянулись золотые цепочки. Она была прелестна в своей чопорности, настоящая королева бюрократии!

Окно было мутным и пятнистым, сквозь него с трудом пробивались прямые солнечные лучи, освещая танцующие в воздухе пылинки. Я чихнула, и сотрудница отдела кадров презрительно сморщилась, опустив очки на нос. Казалось, она возмущалась тем, что я своими легкими нарушаю её мир, воруя драгоценную пыль.

– Прикрывайте рот, когда чихаете! Ваш договор уже готов. Подпишите здесь и здесь! – произнесла она, указывая на бумаги своим красным маникюром. – И всё, вы теперь сотрудница Отдела.

– А вы – сотрудница отдела Отдела! – попыталась я пошутить. Я часто прибегаю к нелепым шуткам, когда нервничаю, а потом неловко смеюсь над собственными словами.

Но серьезная женщина посмотрела на меня с ещё большим презрением. Она обреченно вздохнула, раздраженно передернув плечами, от чего её кофточка слегка покачнулась, но не упала. Похоже, она тоже вдохнула щекотные пылинки, но сдержалась от чиха, лишь на мгновение сжав лицо в смешной гримасе. Когда она вновь собрала себя, я, как очень тактичный человек, сделала вид, что всё это время внимательно разглядывала потолок. Ответной милости от нее ждать не пришлось.

Она снова брезгливо передернула плечами, поправила очки, наклонилась к ящику стола и достала пластиковую карточку, резко шлепнув её на стол передо мной.

– Распишитесь в получении здесь! – произнесла она, снова наклонившись к ящику, и легким движением вытащила огромную толстую книгу в красном бархатном переплете с желтыми плотными страницами. Я восхитилась силой её пальцев: я бы с трудом удержала такую двумя руками, а она ещё и крутанула её в воздухе одним запястьем. Открыв на нужной странице, она перевернула книгу и придвинула ко мне, ткнув длинным красным ногтем в строчку с моим именем.

Я расписалась еще раз в указанном месте, стараясь не оставить привычную неразборчивую закорючку, а вывести красивую завитушку, не хуже каллиграфического почерка, которым была вписана моя фамилия. Даже кончик языка высунула от усердия, как ребенок, впервые рисующий солнышко желтым карандашом.

Вдруг меня осенило: когда она успела вписать мое имя в эту книгу? И бейдж, который она достала из ящика стола, тоже уже был готов. Я всего лишь двадцать минут назад была у психолога.

Откуда они взяли мои данные для договора и бейджа? Неужели мой психолог сразу передал информацию обо мне? Я заполняла анкету в клинике перед приемом, вписывая туда свои паспортные данные. Но как же клятва психологов… Или как они называют свои тайные обязательства? Кажется, я пропустила все эти важные моменты, когда в институте рассказывали о моих правах. Но, благодаря кино, я искренне верила, что работающий психолог должен свято хранить всю информацию, попавшую к нему. Ему, по идее, должны были вырывать ногти в пытках, но он не имел права распространять мое имя как пациентки. Надеюсь, это не он, или хотя бы не на первом же ногте. Мне стало жаль психолога, который и так будет сидеть на успокоительных после нашей встречи. Я представила, как он дрожащей рукой, с вырванными ногтями, открывает баночку с лекарствами, и простила ему все заранее.

Возможно, налоговая служба по официальному запросу передала мои данные в отдел. Начальник на моей прежней работе всегда говорил главному бухгалтеру, что в налоговой знают о ней больше, чем ее гинеколог, поэтому лучше отдать все добровольно, чем заставить их доставать деньги самим.

Но подождите, почему я говорю "бывшая работа"? Когда она успела стать бывшей? Только сейчас я задумалась: какого черта я вообще подписываю трудовой договор?! Меня моя работа устраивает. Не идеальная, конечно, но устраивает. Вторую я не потяну, у меня полный рабочий день, а трудоголизмом в нашей семье никто не страдал. Любовь к отдыху – это не та семейная традиция, которую я готова нарушить.

Вдруг около двери кашлянул Егор, привлекая к себе внимание. Начальница отдела кадров выразительно посмотрела на меня, намекая, что мне пора покинуть её пыльное картотечное царство. Но спустя пару секунд, решив, что я плохо понимаю тонкие намеки, она добавила к своему взгляду стряхивающий жест, словно прогоняя бездомного кота.

– Подождите, а откуда у вас мои данные? – проявила я неуместную настойчивость, хотя на самом деле следовало спросить, почему я вообще должна здесь работать.

Женщина обвела торжествующим взглядом шкафы картотеки и продублировала этот круг почета жестом, качнув своим узловатым, но все же изящным пальцем.

– Милочка, вы думаете, в этих шкафах фантики от конфет? Тут данные всех жителей города. Вы не понимаете, куда устраиваетесь на работу? – её презрение можно было бы киркой колоть на куски.

– Следуйте за мной! – произнес Егор, появляясь за моим плечом.

Я не заметила, как он подошел, и подпрыгнула от неожиданности. Кажется, секунду назад он стоял у двери. Но теперь он положил руку мне на плечо и настойчиво сжал пальцы. Не больно, но сопротивляться я не решилась. Ему ничего не стоило бы сломать мне руку, сил у него точно хватит. Конечно, он этого не сделает, но все равно не хочется с ним спорить. И-за него я не ответила, что абсолютно не понимаю, куда я устраиваюсь!

Мы вышли из отдела кадров и направились по коридору к огромному окну, но свернули к небольшой двери, утопленной в стене. Если смотреть с другого конца коридора, даже невозможно было догадаться о её существовании – она стыдливо пряталась за иллюзией стенных панелей. Эта неприметная дверь, возможно, когда-то служила проходом для прислуги во времена постройки особняка.

За дверью скрывалась узкая лестница. Я утвердилась в мысли, что это действительно проход для прислуги. Мы поднимались до этого по лестнице, ширина которой позволяла бы разместить не меньше шести таких серых полутемных коридоров. Я поправила себя: коридор не был полутемным, просто желтый свет тусклых лампочек не мог сравниться с солнечным днем, который царствовал в парадном коридоре через окно во всю стену. Хотя здесь, кроме узких ступенек, освещать было нечего.

Мы спустились на четыре этажа вниз – я специально считала лестничные пролеты, а затем прошли по коридору к маленькой, но толстой белой двери. Егор услужливо открыл передо мной эту тяжелую дверь, которая, несмотря на свой цвет, больше напоминала вход в банковское хранилище, чем в рабочее пространство.

– Это ваш кабинет. Располагайтесь. Обед я принесу по расписанию, – произнес Егор и облегченно выдохнул, будто справился с какой-то невероятно сложной задачей.

Он, похоже, даже начал улыбаться, когда отвернулся; я заметила это по тому, как дернулись его уши. Раньше я никогда не обращала внимания на то, как уши двигаются при улыбке, но теперь была готова поклясться, что он широко улыбнулся, переступая порог.

Эта бронированная дверь не походила на легкую дешевую дверь в кабинете психолога, но замок щелкнул с очень знакомым звуком, напоминающим лопнувшую свободу. Вот она была, а вот её уже нет. Меня заперли второй раз за день, и сейчас это казалось страшнее. Из кабинета психолога, при большом желании, я могла бы вылезти из окна и пешком дойти до дома. Здесь выхода не было.

Я постаралась собраться с мыслями, но это получилось плохо: мысли, как испуганные тараканы, бегали по кругу, сталкивались, рассыпались на кусочки и складывались в странные гибриды.

Я повертела в руках выданный мне бейджик, рассматривая его внимательнее. Зашитая в пластик карточка с металлической полоской под именем крепилась на магнитной планке, что было довольно удобно: достаточно просунуть под ткань вторую часть и соединить их, не нужно ничего прокалывать.

Бейджик на моей прежней работе одновременно служил карточкой от дверей, и я доставала его по десять раз на день, цепляя катушку с зажимом к краю одежды.

В том офисе на ключ запирался только сейф, а не рабочие кабинеты. Я предпочитала думать, что я ценность, а не заключенный. Я – золотой слиток, шестьдесят шесть килограммчиков чистого золота, который необходимо тщательно охранять.

Под именем на бейдже значилось гордое «Оперативник», но это слово практически ничего мне не говорило. Я только смотрела сериалы об оперативниках, где они не занимались делами, а вели бурную личную жизнь. Мне стало стыдно, что я никогда не интересовалась такими вещами. У кого-то горе от ума, а у меня – от его отсутствия.

Я села на единственный стул в кабинете. Мебели тут было немного. Я еще раз огляделась: в кабинете стоял крепкий стол без ящиков, неудобный стул, кулер и закрытый на ключ шкаф. Я включила фонарик на телефоне и посветила в щель между дверцами шкафа – он оказался пустым. Они здесь, похоже, имеют страсть все запирать: меня заперли, пустой шкаф тоже заперли.

Я прошла по кабинету от стены до стены, сделав несколько шагов, и приоткрыла дверь, за которой пряталась крошечная уборная. Я оценила толщину стены между туалетом и кабинетом – сантиметров в пятьдесят, не меньше. Здесь можно было пережить ядерный взрыв.

Я плохо разбиралась в том, как должно быть оборудовано рабочее место оперативника, но, кажется, если в энциклопедии будет статья про «нечеловеческие условия», то под ней разместят фотографию этого кабинета.

Каменный мешок без окон… Хотя откуда в подвале окна? Я сама посчитала, что мы находимся в подвале: сначала поднялись на второй этаж по парадной лестнице, а потом спустились на четыре этажа вниз по лестнице для прислуги. Значит, мы даже ниже первого уровня подвала. Стены бугристые, неровные, выкрашены в раздражающе-синий цвет. Если заменить стол на панцирную кровать, получится чудесная, каноническая тюремная камера… или психиатрическая палата. А, нет, стены же не мягкие, значит, всё же камера.

Я снова достала свой мобильный телефон, но сеть не ловилась. Я подняла телефон над головой и покрутилась вокруг своей оси, но это никак не повлияло на значок сети. Более того, телефон не подключался к интернету. Вряд ли его тут глушили специально; скорее всего, на такой глубине сигнал просто не проходит. Я покопалась в настройках и открыла список доступных сетей Wi-Fi – он оказался пустым. Никогда еще не видела его таким. Даже на даче в глухой деревушке была парочка точек доступа. Прогресс запустил свои щупальца очень далеко, но не так глубоко.

Я слышала легенду, что над шизофрениками проводили эксперименты, сажая их в камеры из особого металла, который не пропускал никакое излучение. И тогда у них полностью проходили галлюцинации. Возможно, я здесь именно по этой причине – меня изолировали от излучения. Действительно, сейчас я не вижу никаких галлюцинаций.

А еще я слышала, что в глаз вставляли камеру, и тогда удавалось заснять чертей и лося. Очень странный эксперимент, или я его плохо запомнила. Мне срочно нужно чем-то заняться, нельзя оставлять себя наедине с такими мыслями!

К счастью, я вспомнила про игру на телефоне. Бодро двигала цветные шарики, выстраивая ряды, и время пролетело незаметно. Когда жизни заканчивались, я просто перекидывала время в настройках телефона вперед, и мне давали новые жизни, так что играть можно было бесконечно.

Но бесконечность закончилась через два часа. Мой верный друг пискнул, моргнул и превратился в обесточенный кирпичик. Интересно, с чьей стороны это большее предательство? С его стороны, что он так подло бросил меня, оставив одной, или с моей, когда я потеряла к нему интерес, как только он отключился? Так себе у нас дружба… Не крепкая, я бы даже сказала, потребительские отношения.

Я снова осталась один на один со своими мыслями, фантазиями и страхами. Мне казалось, что прошла вечность, прежде чем дверь открылась, и Егор, пятясь, придерживая плечом дверь, вплыл в кабинет с серебряным подносом. По помещению разлились ароматы еды и кофе, и настроение стремительно улучшилось.

Мой надзиратель поставил поднос передо мной и отошел к двери. Егор всем своим видом показывал, что обслуживать меня выше его достоинства. Робкие попытки заговорить он игнорировал, а на наглые и провокационные вопросы отвечал односложно. По шкале интересных собеседников от одного до десяти, где десятка – это звезда компании, а единица – березовое полено, он получал минус два.

Я решила, что он не стоит потраченных на него усилий, и сосредоточилась на еде.

Так, что тут у нас? Серебряный поднос с вычерненным узором, кружевной край, изящные ручки. Роскошная вещица, я такой только в музее до этого видела. Но подносом, даже из драгоценных металлов, сыт не будешь, что нельзя сказать о содержимом тарелок. Овощной салатик, свежий, хрустящий, с поливкой из масла и уксуса, посыпанный ароматной рубленной зеленью.

Запеченное мясо с грибами – я обычно такие блюда не люблю, потому что туда часто кладут майонез, но в этом случае был сливочный сыр, а не жирный соус. Так что я съела его с огромным удовольствием, и на желудок легло неожиданно легко.

На десерт меня ждали булочки со свежесваренным кофе. Стоит признать, что только булочки с вишней стоили пережитых часов скуки. Я почувствовала, как сладкая сливочная нотка смягчает кислоту вишни.

Для фигуры, конечно, это вредно, но для психологического здоровья – бесценно! Я так медленно смаковала еду, прожевывая тщательно, что даже изобретатель чайной церемонии восхитился бы мною. На ходу я придумывала новые манеры. Начинка в булочке была еще теплой, и мне нужно было очень аккуратно откусывать, чтобы не испачкаться и не крошить белую посыпку.

А Егор недовольно посматривал на часы, пока я ела, но словами меня не подгонял.

У меня есть теория, что у него язык отсохнет, если он скажет мне лишнее слово. Он любил свой язык и не рисковал им, молчал, только взглядом выражал негодование, возмущение, презрение и усталость от меня, при этом ни один мускул на его лице не шевелился. Как я понимала его эмоции? Я экстрасенс! Или мнительная. Но предпочту первый вариант.

Мне пришлось очень потрудиться, чтобы занять свое время на этой работе. Почти весь второй день я проклинала свой старенький телефончик, на который не вмещалось больше пары серий ситкома. Да, несколько часов, с прихваченной из дома зарядкой, я смотрела закачанные за ночь видео, но потом снова скучала.

Наша дружба с телефоном точно осталась в прошлом, и я была им крайне недовольна. Память крошечная, зарядку держит плохо. Шнур от зарядки не дотягивался до стола, и мне пришлось отставить стул к стене, чтобы сидеть привязанной к розетке. А старая розетка без заземления не фиксировала вилку, и одно неловкое движение – блок зарядки выпадал. Я постоянно нагибалась, пока не догадалась придвинуть стул так, чтобы ножка стула прижимала блок.

Без интернета мне было скучно, и я могла развлекать себя только своими мыслями. Я смотрела в стену и строила предположения, почему я вообще здесь оказалась. Двери мне больше не являлись, я почти забыла, что именно галлюцинации привели меня сюда. Я слышала, что в западных корпорациях набирают сотрудников для разнообразия рас и других признаков. Возможно, наши спецслужбы пошли дальше и набирают разнообразие из психиатрических диагнозов. Разные сорта шизофреников.

Может быть, тут весь подвал заполнен камерами с «особенными» людьми. Я мысленно зачеркнула в первом варианте своих мыслей слово «больной» и исправила на «особенный», так было думать приятнее.

Но, тем не менее, дверь хоть и толстая, а на полу лежит тусклая ковровая дорожка, я прекрасно слышу шаги Егора, когда он уходит и приходит. И это единственные звуки в коридоре. Если там кто-то и сидел, то их, выходит не кормили. Может и меня перстанут? Когда Егор умрет от старости, что я буду есть?

Я пыталась вспомнить, что вообще слышала про Отдел, но мысль ускользала, и я не могла выловить в своей памяти никакой конкретики. Догадаться о занятиях сотрудников только по отделу кадров и коридору невозможно. Я достоверно знала лишь, что они хранят данные жителей города на карточках. Еще что-то связано с мистикой, но я такими вещами не увлекалась.

Я была совсем ребенком, когда случился Разлом, поэтому мир до него знала слишком плохо, а мир после него был для меня родным и привычным – другого я не представляла. Да и в городах проклятия и приметы работали плохо, поэтому на обыденную жизнь практически не влияли. А я была городской девчонкой!

Уже дома я нашла их сайт, но информация на нем была слишком общей, нагромождением канцеляризмов про безопасность и порядок. У меня случился приступ непонимания прочитанного, и я с раздражением закрыла страничку – ничего полезного там не было.

Только на третий день я догадалась закачать не сериал, а книгу. Я себя переоценила: от чтения с телефона болели глаза, поэтому на четвертый день я уже слушала аудиокнигу. Я искренне удивлялась, что делали люди на работе в офисах до изобретения интернета. Неужели всё время работали?! Какие же дни длинные. Жуть какая!

С нежным трепетом вспомнила таблички и счета на своей прежней работе… И испуганно отбросила эту мысль. Хотя непонятно, что скучнее: ничего не делать или заниматься этими чертовыми табличками. Кажется, даже таблички веселее, чем созерцание стен, и я подобрала мысль про таблички обратно.

В какой-то момент я даже дозрела до мысли притвориться мертвой, когда Егор войдет с подносом в следующий раз. Но решила, что это слишком большой риск для подноса. Хотя сама мысль о розыгрыше была такой веселой, что мне её одной хватило, чтобы похихикивать каждый раз, когда он входил. От этого мужчина становился только еще более каменным.

Интересно, а мне вообще положена зарплата за такую работу? Я как-то даже не спросила при оформлении, и бумаги подписывала не глядя. Это всё взгляд кадровички виноват – она так настойчиво тыкала пальцем в место для подписи, что я не посмела возражать. Мысленно попрощалась с квартирой и почками, ведь там явно было разрешение на их изъятие.

Егор был единственным сотрудником Отдела, с которым я общалась, несмотря на то, что проводила всё время в особняке. Рабочий день у меня оказался уж очень длинным. Егор в шесть часов утра звонил в дверь моей квартиры. Он выглядел абсолютно таким же, как вечером: гладко выбрит, свеж и бодр. Я же выползала сонная и опухшая, медленно тащилась до машины, задремывала на сиденье, а потом еще спала пару часиков прямо за столом, положив голову на руки.

В одиннадцать вечера Егор открывал дверь, выпускал меня из кабинета, придерживая за локоть, и проводил по особняку до машины. Казалось, он боялся, что я могу начать бегать по коридорам Отдела и заглядывать в их секретные секреты, если он разожмёт пальцы.

Про Отдел он очень вежливо, но удивительно убедительно попросил никому не рассказывать. О том, что я сменила работу, кроме бывших коллег, знала только Марфа Григорьевна. Она приобрела привычку сидеть в шесть утра на лавочке около подъезда. Здоровалась приветливо со мной, но Егор быстрее бежал к машине и держал пассажирскую дверь открытой, намекая, чтобы я быстрее села, а не болтала с соседкой.

Я уверена, что Марфа Григорьевна записала номер автомобиля и украдкой сфотографировала Егора. Вот так бдительная соседка оказалась самым вовлечённым в мою жизнь человеком. Если я однажды не вернусь, то только благодаря ей меня начнут искать. Это внушало надежду! Жаль, конечно, что меня тут не найдут.

Мои подруги делились со мной забавными мемами в социальных сетях, и я с удовольствием их просматривала перед сном. Однако наши онлайн-встречи были редкими, и говорить о работе мне было запрещено. А других тем для разговора не находилось. Если бы я даже рассказала подругам о своих проблемах, они бы не поверили, а если бы и поверили, то разочаровались бы в том, как скучно я провожу время на новой работе. Беспокоить родителей мне не хотелось, в моей личной жизни уже давно был полный штиль.

Я даже радовалась, что у меня нет домашних животных. Бедное животное бы тосковало по такой занятой хозяйке. А цветы я спокойно поливала ночью. Они, кажется, не скучали по мне, а только пытались занять освобождённое мной пространство. Листочки моих безмолвных соседей казались зеленее и сочнее.

Так неуверенно и неловко я себя не чувствовала даже в первую неделю работы в своем прежнем офисе. Тогда мои новые коллеги, группа довольно вредных женщин, не были особенно рьяными в том, чтобы обучать вчерашнюю студентку. Просто кинули на стол подшивку с должностной инструкцией. Правда, потом получили нагоняй от начальника и через губу попытались объяснить, как работает офисная программа. К счастью, она была примитивной, и я разобралась в ней без помощи, а уже через месяц эти самые тетки, которые вдруг оказались весьма дружелюбными, спрашивали меня, какую кнопку нажимать.

Я их даже понимала: они просто боялись, что их заменят на молодых. Но вскоре директор пришел к выводу, что опытные предпенсионные сотрудницы, готовые работать даже на пенсии, предпочтительнее, чем девушки, которые постоянно будут в медовых месяцах и декретах.

Так я из угрозы превратилась в общую любимицу, которую оберегали, кормили и учили жизни. Марина Андреевна, бухгалтер, даже обещала познакомить меня с внуком и показывала его фотографии – симпатичный парень, но, увы, теперь это уже не суждено.

На работу в офисе крошечного бизнес-центра можно было хотя бы приходить в джинсах и кроссовках, тогда как в Отделе все носили строгую элегантную одежду. Пусть я и проходила по коридору только утром и вечером, за это время десятки пар глаз успевали меня рассмотреть, словно они работали круглосуточно, но каждый раз забывали, что я уже здесь была. Хотя нет, они помнили обо мне, постоянно сверяя время на своих фиолетовых часах.

Думаю, я внешне сильно отличалась от них. Не знаю, что натолкнуло меня на эту мысль: возможно, резкое неприятие со стороны моего конвоира или нелепость моей повседневной одежды, которая не вписывалась ни в роскошные интерьеры особняка, ни в убогость карцера. В моем гардеробе не было офисных платьев и костюмов, а Егор отказывался отпустить меня в ближайший торговый центр во время обеденного перерыва.