Незваные гости бесплатное чтение

МИХАИЛ БАБИЕНКО

Незваные гости

Оглавление

Глава 1……………………………………………………………………………3

Глава 2……………………………………………………………………………15

Глава 3: История Мыколы…………………………………………………..26

Глава 4: История Витаутаса…….……………………………………………53

Глава 5……………………………………………………………………………77

Глава 1

Зима 1949 года в Белорусской ССР выдалась снежной и холодной. Все тропинки, так давно вытоптанные человеком для удобства ходьбы, замело снегом, и передвигаться приходилось наугад. Кроме того, частые метели мешали нормальному передвижению обозов и людей, ведь в условиях миллион летящих вокруг снежинок не было видно ничего дальше вытянутой руки. Людям приходилось вырубать много деревьев, дабы собрать больше дров на эту холодную зиму.

В лесу где-то под Минском стояла одинокая избушка. Была она справная и крепкая, холода не пропускала и тепло сохраняла. Жила в той избушке девушка лет двадцати пяти по имени Ирина. Это была сильная и телом, и духом девушка с милым кругловатым личиком, с короткими русыми волосами и с глазами морского цвета. Была она настолько сильной, что могла небольшие брёвна или связку дров нести на одном плече и не уставать. Работала она лесорубом и обеспечивала и себя, и близлежащие поселения дровами. В войну она была партизаном и настолько привыкла к жизни в лесу, что решила там и продолжить жить. Только жила она не в землянке, а в собственноручно справленной избе. Была она единоличником, но работала на совесть и платила государству исправно, поэтому вопросов ни у кого не было.

Был вечер, похожий на многие другие зимние вечера: дула метель, качавшая лысые ветки деревьев и сбивавшая с пути путников. Но в тот момент все сидели по домам, грелись у печи или занимались каким-то делом – читали, например. Ирина была не исключением: она сидела на ковре из медвежьей шкуры у металлической печки и читала рассказы Ивана Тургенева из цикла «Записки охотника». Как вдруг тишину и покой прервал стук в дверь. «Кому это понадобилось прийти сюда в такое время?» – подумала Ирина и пошла к двери. Отворив толстую дубовую дверь, она увидела удивительную картину: двое мужчин, оба в снегу, одетые непонятно во что. Один из них хриплым голосом спросил:

– Хозяйка, можно у вас прогреться?

Вопрос был задан на украинском языке, но Ирина, несмотря на это, вопрос поняла и в ответ спросила:

– И кто вы такие, если не секрет?

– Мы путники. Заплутали немного. Мы ненадолго – всего на одну ночь.

Ирина не стала возражать и рукой пригласила мужчин в дом. Те вошли и стали стряхивать с себя снег. А стряхивать пришлось много: они скорее походили на снеговиков, чем на людей, настолько много снега было на них. Когда она отряхнулись, выяснилось, что одежа их мокрая.

– Товарищи, план такой: я сейчас баньку стоплю, и вы помоетесь хорошенько. Потом переоденетесь. Одежу уж я вам найду какую-нибудь.

– Отличный план. – отвечал украинец.

Ирина порылась в своём сундуке, перерыла все свои вещи и, наконец, нашла две рубахи и двое штанов. Она хранила их и изредка даже надевала, но они её были сильно большие, а для мужчин в самый раз. Затем Ирина быстро одела шубу с капюшоном и сапоги и вышла во двор. Двор был небольшим, но в нём был полный порядок: ничего где-попало не валялось, нигде не было высоких сугробов – Ирина исправно чистила снег. Справа от избы стоял огород, огороженный небольшим заборчиком, а слева – небольшое строение, которое совмещало в себе и сарай, и баню. Весь двор был огорожен крепким забором.

Ирина быстрым шагом прошла к бане и, войдя, зажгла лампу. В сарае, как и во дворе, был порядок: все инструменты были разложены и развешаны по своим местам, приспособления для ведения хозяйства были сгруппированы в углу. У одной из стен стояла металлическая печка. Ирина прыткими движениями загрузила в неё дрова из лежавшей рядом стопки, зажгла спичку и бросила её внутрь. Постепенно из маленького, с муравья размером, огонька разросся полноценный огонь. Хватило около получаса, чтоб банька натопилась: она была небольшая и много тепла не требовала. Она пригласила мужчин в банное помещение, а сама сидела на покрытом шерстью пеньке, перебирала черневшие в пламени дрова и подкидывала новые.

Пока Ирина наблюдала за уровнем огня, погруженная в свои мысли, а мужчины смывали с себя накопившиеся за долгие дни пути грязь и пот, прошёл час. Наконец, по прошествии этого часа, оба вышли из бани, чистые и одетые в новые одежды.

Украинец был высоким и широкоплечим парнем с угольного цвета волосами и яркими зелёными глазами, в которых виднелись добродушие и какая-то деревенская простота. Лицо его было округлое и гладко выбритое – казалось, ни одной щетинки не оставила бритва на его скулах и висках. Руки и ноги были у него длинные, крепкие. На ладонях виднелись мозоли, которые говорили о приспособленности к ручному труду. Стоял он уверенно, скрестив руки на груди и смотря прямо в лицо человеку при разговоре.

Второй же мужчина был среднего роста, немного худощавый. На его голове вздыбилась русая копна волос. Глаза его были карие, в них виднелась некая скрытность и настороженность. Лицо его было побрито, но не полностью: остались ещё усики да бородка, но очень мелкие. Стоял он настороженно, руки держал в таком положении, будто был готов в любой момент выхватить пистолет из кобуры, хотя у него и не было никакого пистолета.

– Кто ж вы будете, путники? – спросила Ирина, с интересом посмотрев на вышедших.

Украинец начал:

– Меня Мыколой звать. Я с Мариуполя. А это – Витаутас. Он литовец, родом из Каунаса.

– А он хоть по-нашему понимает?

– Он по-русски говорит в совершенстве.

– Прямо-таки в совершенстве?

– Да хоть сейчас могу Пушкина продекламировать. – ответил Витаутас.

– Что сделать? – спросила Ирина, не поняв слово «продекламировать».

– Ну, стих рассказать. А вы же знаете Пушкина, надеюсь?

– Как же не знать?

– Ну вот и познакомились. Можно нам пройти к вам домой? – спросил Мыкола.

– Можно. Только одежу мокрую принесите сюда. Я её завтра простирну.

– А зачем вам так себя утруждать? Если надо, мы сами постираем.

– Да ладно. Не такой уж это великий труд для меня. Несите давайте.

– Ну хорошо.

И они принесли из бани свою мокрую от снега и грязную от долгого пути одежду. В ней не было практически ничего интересного, кроме одного: под шубой они носили куртки, на которых были следы каких-то знаков отличия, судя по всему, споротых. Также они носили потёртые солдатские сапоги. Ирина смутилась из-за таких странных деталей, и она спросила у Мыколы и Витаутаса:

– А у вас будто куртки со знаками отличия были, но их спороли. Это армейские кители, что ли?

Мужчины были несколько озадачены подобным вопросом, но, помявшись несколько секунд, Витаутас ответил:

– Просто мы партизанами были. И вот был такой случай у меня: убил я как-то немца удачно – в голову, не задев китель. Смотрю – а ведь хороша одежда, жаль с немцем выбрасывать. Ну, и снял я с него китель, знаки отличия спорол и носил потом.

– У меня почти так же было. – продолжил Мыкола. – Только я на полицая напоролся во время разведки. А у меня одежа вся драная, в холод ходить невозможно. Вот я и приказал ему снять одежду, коли жить хочет. Ну, он под дулом автомата снял одежку, а я его пнул, и он в одних сапогах побежал обратно. – После этих слов Мыкола засмеялся, а затем добавил. – Надо было и сапоги у него забрать, да пожалел его, гада. Сапоги я, правда, потом добыл.

– Понятно. – сказала Ирина, которая слушала все эти истории с интересом, поддерживая голову кулаком. – Ну-с, давайте в дом. Я там харчей достану, чая сделаю. А то вы, небось, голодные с дальней дороги.

– От ужина не откажемся. – ответил Мыкола.

Еда у Ирины оказалась добротной: остались щи с говядиной, небольшой шмат сала (как раз на троих), целая банка солёных огурцов и полбанки солёных помидоров. Кроме того, у Ирины закипел на примусе чайник, а на полке завалялось кусочка два желтоватого сахарка. Ирина и гости уселись за небольшой дубовый стол и принялись за трапезу. Ирина ела аккуратно, стараясь не потерять ни крошки, а если какие крошки падали на стол, то она их сгребала в ладонь и засыпала себе в рот. Этому она научилась, живя у партизан в лесу. Во время трапезы Ирина, тем не менее, продолжала рассматривать своих гостей и, что было ей приятно, обнаружила у них такую же привычку не оставлять крошки. Сразу видно – прошли войну.

Когда трапеза кончилась, Ирина захотела собрать тарелки, но Мыкола остановил её рукой и сказал:

– Не утруждай себя, хозяйка. Мы же твои гости, а потому мы тебе поможем.

– Да не надо мне помогать. – с усмешкой ответила Ирина. – Приятно, конечно, с вашей стороны, но всё же я привыкла всё делать своими руками. А то ещё разбалуюсь.

– А я считаю, что иногда полезно немного отдохнуть. Тем более, что вы, хозяйка, очень много работаете.

– И как же ты понял, что я много работаю?

– Руки. У вас руки в мозолях. У моего дяди лесоруба были такие же. Он много работал топором.

– Какое удивительное совпадение. – усмехнулась Ирина. – Я тоже лесорубом работаю.

– Как же это вы… в вашем положении? – удивился Витаутас.

– Это в каком же? – озадачилась Ирина.

– Ну, я просто думал, что валить лес – работа исключительно мужская.

– О, братец, это ты зря так думаешь. Я, даром, что женщина, а могу такую работу выполнять, какую некоторым мужчинам не осилить. Да и мужчин не так уж много осталось живых и здоровых после войны, а работать же должен кто-то.

– С последним не поспоришь. – вздохнув, сказал Мыкола. – Такая разруха вокруг. Сколько домов немцы пожгли, ужас…

Воцарилось скорбное молчание. В головах всех троих пронеслись худшие четыре года в их жизни. Все трое были партизанами, и им пришлось вынести немало трудностей на своём пути: жизнь в постоянном напряжении, нехватка припасов и оружия, холод. А вокруг лишь враги, и не факт, что кто-то из своих не окажется предателем и коллаборационистом, продавшим Родину за свою жалкую жизнь. Были, конечно, и хорошие воспоминания: о том, как на украинскую, белорусскую и литовскую земли пришли свои, как партизаны возвращались к нормальной жизни. А впереди – стройка новой жизни на пепелище старой. Этим были заняты все: и мужчины, и женщины, и дети, и старики – все вносили, пусть и скромный, но вклад в возрождение своей Родины. Вспоминая о том, как же упорно трудились все над восстановлением соседнего села, куда Ирина поставляла дрова, она вдруг задумалась: а что это за путники такие? Куда они идут?

– Товарищи, а можно задать нескромный вопрос? – спросила Ирина.

– Я весь внимание. – с улыбкой ответил Мыкола.

– А куда вы держите путь?

– Мы просто ездили в гости к своим родственникам, живущим под Минском. – протараторил, будто заучивший стих ученик, Мыкола. – Они здесь живут, недалеко.

– Неужели у вас у обоих родственники живут в одном селе? – спросила Ирина, с большим любопытством осматривая обоих гостей.

– Удивительно, но да. – включился в разговор немного оживившийся Витаутас. – И вот мы встретились в пивной и как-то разговорились, а тут пришло время для отправления наших поездов. Мы вместе вышли, и тут метель. Ну, мы пошли к станции и заплутали. На метр ничего не видать из-за снега. Ну, так мы к вам и попали.

– Странно. – сказала Ирина. – Станция же расположена достаточно близко к деревне. Ну, я имею ввиду, явно ближе, чем моя хата.

– Этого знать не могу. – сказал Мыкола. – Как вышло, так вышло.

– А чем вы по жизни занимаетесь, путники?

– Я лес валю, как и дядя. А Витаутас… – Мыкола призадумался. – Слушай, друг, а чем ты занимаешься, напомни?

– Я раньше, ещё до войны, работал на предприятии одном в Вильнюсе. Туда во время войны евреев гоняли работать, а потом сожгли при отступлении. Сейчас мы с коллегами активно работаем над восстановлением. Однако ж отлучиться к родственникам мне было очень надо: ситуация отлагательств не требовала. Посему я и здесь, с вами.

– А ты, хозяйка, кем до войны была?

– Я в колхозе жила и работала. – охотно начала рассказывать Ирина. – У меня отец был белорус, а мать – литовка. Она на белорусском с трудом говорила, по-русски не говорила вообще. Она была очень доброй женщиной: всегда поможет, всегда выслушает. Она была доброй и – да не будет это звучать злобно – слегка наивной. А вот отец всегда был грозным. Если и говорил мне что-либо, то это почти всегда звучало сухо. Когда мы в колхоз вступили, он вообще был очень угрюмым. На власть не роптал, но видно было, что недоволен. А я почти и не замечала этого тогда – я много в поле работала, матери помогала. А когда немцы пришли, мне всего семнадцать лет. Эвакуироваться не успели, пришлось остаться в колхозе. И отец мой вдруг к фрицам в полицию вступил, стал на партизан и работников компартии доносить. А немцы их отлавливали и в овраге рядом с колхозом расстреливали. Стал мой батя с немцами водиться, пить с ними, вести беседы. Мы с матерью всего этого не одобряли, но он нас запугивал и кошмарил тем, что прикажет, и нас расстреляют в том самом овраге. И вот однажды привёл он к нам немца одного – жирного такого, прыщавого урода. Напились они до посинения, и немец этот стал руки свои ко мне тянуть. Я отпиралась, а он ни в какую. Батя лишь со стороны смотрел. И я не сдержалась: схватила тесак и как рубанула немца по шее. У этого борова кровь как хлынет во все стороны – и на меня попало. Батя мой в ярости на меня накинулся, но матушка моя подоспела и ножом его в бок ударила. Он наземь повалился и так и не встал. А мы с мамой оружие взяли и в лес сбежали.

Мыкола и Витаутас слушали заинтересованно, не отводя взгляд и не прерывая рассказа. Когда Ирина кончила свой монолог, Мыкола спросил у неё:

– А где нынче твоя матушка? Жива ли?

– Матушка моя жива, слава Богу. – отвечала Ирина. – Она в наш колхоз вернулась. Я тоже вернулась, но не смогла там долго жить. Какое-то странное и неприятное чувство меня там преследовало, будто отовсюду трупным смрадом несёт. Чувствовалось, будто везде опасность. Не смогла там и месяца прожить – уехала. Матушка меня полностью поняла и пожелала мне удачи.

Витаутас, до того внимательно слушавший и не проронивший не слова, сказал:

– Тяжко тебе, хозяйка, пришлось. Я и врагу не пожелал бы иметь в роду пособника немцев. Много горя фашисты нам принесли. А ведь я помню, как их вильнюсцы встречали – с цветами, с радостными выкриками…

– И вы, что ли, встречали? – спросила ни с того ни с сего Ирина.

– Я? Нет. Я сразу понял, что эти нас точно не освободят… – сказал Витаутас, а потом быстро добавил. – Я имел ввиду, что их оправдание об освобождении было ложным.

– Вот вам враги все ненавистны, – вмешался в разговор Мыкола, – а со мной судьба сыграла злую шутку, возможно, самую злую в моей жизни. Я во врага влюбился.

Ирина и Витаутас удивленно на него поглядели.

– Как это? – спросили они оба.

– Была одна девушка. Рыжеволосая, загорелая, нравом крута и силой не обделена. Встретились мы как-то на поле боя, а потом все закрутилось. Встречались мы тайно, по ночам, в таком укромном месте, где нас никто не мог найти. И она, эта боевая девушка, истинный солдат, всегда меня так нежно обнимала, и целовала так, что места на мне не целованного не оставалось. И каждый раз она, лёжа у меня на груди, тянулась вот так вот своей ручкой, волосы мои гладила и приговаривала: «Ой, поймаю я тебя, Мыкола, ой, поймаю…». Эх, и ведь не знала, что уже поймала. Тогда уже я чувствовал, что только ей принадлежу. Видите, как жестоко со мной распорядилась жизнь? Человек, занимавший всё моё сердце, всю душу, человек, который по ночам ко мне являлся, человек, встречи с которым я ждал, как глотка, утоляющего жажду одиночества, – был моим врагом. Я молился, чтобы она осталась жива. Мои молитвы не остались неуслышанными, но цена их такова, что мы теперь в разлуке. Я не знаю, когда я её ещё увижу. Быть может, что никогда.

Мыкола допил чай и, встав из-за стола, подошёл к окну. Потерев замерзшее стекло, он словно пытался разглядеть что-то в метели. Его глаза отчаянно метались, будто в надежде увидеть ту самую, о ком он грезил и о ком только что распылялся романтичной речью.

– А как её звали? – спросила Ирина, до того увлечённо слушавшая историю Мыколы.

– Я не знаю. – ответил Мыкола и повернулся к ней. – Я её называл Лисичкой. У неё взгляд всегда был такой хитренький, как у лисы. Да и волосы рыжие, как лисья шёрстка. Она всегда очень мило улыбалась, когда я так её называл… А у тебя, хозяйка, есть любимый человек?

– Да, есть такой. – ответила Ирина. – Его я, правда, тоже подолгу не вижу. Работа у него такая – требует постоянных разъездов. Но, когда он приезжает, мы любим сидеть рядом и просто разговаривать по душам… С ним хорошо. Мы ещё на войне познакомились. В одном партизанском отряде воевали.

– Завидую тебе… – ответил Мыкола.

Взгляд Мыколы был одновременно наполнен и тоской по любимой, и счастьем от воспоминаний о былом. Ирине очень импонировал этот взгляд: она видела человека, который, несмотря на внешнюю суровость и пережитые моменты, сохранил в себе романтичную натуру. То, как он описывал встречи со своей Лисичкой, излучало такое тепло, что невозможно было не умилиться. Это походило даже не на жизнь, а именно что на романтическую литературу.

Пока Мыкола стоял у окна, Витаутас достал из своей походной сумки кисет и, оторвав небольшой кусочек бумаги, облизал его края, насыпал горсть табака и сделал самокрутку. Поджёг он её огнём из мирно горевшей печки и туда же и выдохнул сигаретный дым.

– Так давно не курил, что ли? – спросил Мыкола. – В доме курить неприлично.

– Знаю. – ответил Витаутас. – Потому и курю в печку, чтобы весь дым туда уходил, а не в дом. А то, что давно не курил, это факт. Табак нынче очень тяжело раздобыть. Вот, как раз в деревне раздобыл. – он сделал ещё одну затяжку и закашлялся. – Эх, поганый табак. В него будто золы подмешали.

– Сочувствую. – сказала Ирина.

Смотря на Витаутаса, она резко захотела узнать и о его жизни. Внешне какой-то нервный, он, казалось, видел в жизни больше, чем многие. Сидя за столом, он вечно ёрзал и глазами бегал. А теперь выясняется, что он долгое время не мог позволить себе такую простую вещь, как сигареты.

Докурив и бросив окурок в огонь, Витаутас снова сел за стол. Ирина стала думать, как завязать разговор и при этом сделать все тактично, но Витаутас опередил её.

– Эх, вот везет вам обоим. – сказал он и прокашлялся. – У вас есть люди, которые вас любят и которых вы любите. А у меня с тех пор, как я потерял семью, никого не было. – с этими словами он вынул из кармана ранее взятую из куртки флягу, от которой несся стойкий запах спирта.

– Как потерял? Всю семью? – спросил Мыкола. Ирина хотела было пристыдить украинца за столь нетактичный вопрос, но Витаутас продолжил:

– Да, друзья. Были у меня отец, мать, старший брат и младшая сестренка. Жили мы тогда в небольшом домике на окраине города, считай, уже в сельской местности. Было тихо, спокойно. Отец был человек умнейший. Он и в науках разбирался, и мастерить любил. Всему меня учил. И пить тоже. – литовец глухо усмехнулся. – Брат мой был той ещё занозой: вечно хулиганил, меня пытался завлечь. Непутевый был парень, зато веселый. Матушка была самой нежной женщиной, которую я когда-либо знал. От одного взгляда в ее любящие глаза накатывали слёзы счастья – счастья того, что я ее сын. Она всегда меня холила и лелеяла, наставляла быть хорошим человеком и поступать с другими так, как я хочу, чтобы поступали со мной. Матушка была дочкой ксендза, а потому Священное Писание знала наизусть. Сестренка же… – Витаутас тяжело вздохнул. – Она была девочкой славной. Милая, смешливая, играть любила. С ней никогда не было скучно…

Витаутас потёр запотевшее лицо и посмотрел в сторону, в его глазах блеснули слезинки.

– Увезли их. – продолжил он. – Гады поганые. Не пожалели ни мать, ни дочь, ни отца, ни брата. Я чудом остался. Отобрали у меня все, что было. Всех любимых людей. Потому я с тех пор и не смог впустить в свою жизнь кого-то еще…

Витаутас прикрыл лицо ладонью и тихо заплакал. Ирина, пусть и сама хотела узнать о жизни парня, пожалела об этом своем исполнившемся желании и, подсев к нему, начала поглаживать его по плечу. Мыкола тоже подошёл и похлопал его по другому плечу.

– Ну, тише, тише, друг. – сказала Ирина. – Я уверена, что они ещё живы и что они вернутся.

– Да, дружище, успокойся. – сказал Мыкола. – Оттуда, куда их отправили, можно вернуться, я уверен.

Витаутас стер с лица слёзы и, закинув голову и выпив ещё немного напитка из своей фляжки, встал и сказал:

– Эх, братцы, поспать бы мне. А то я, усталый, склонен к горестным воспоминаниям. Не хочу вечер портить вам. – он усмехнулся.

– Нет, что ты, ничего ты нам не портишь. – сказала Ирина. – Но ты поспи, конечно. Вон, там в углу кровать…

– Нет, хозяйка, я, пожалуй, постелю себе на полу, у печки.

Он действительно постелил себе прямо рядом с печкой небольшое покрывало, которые он достал из своей сумки, подложил под голову саму сумку и лег на спину. Уже находясь в полудрёме, он пропел глухим голосом:

И где бы водка ни была, -

В стакане иль в бадье, -

Мы выпиваем все до дна.

Как звери, мы пьяны.

Эй, дружище, давай-ка с нами пить.

Напиться перед смертью я могу и не успеть.

Услышав песню, Ирина несколько смутилась. Строки показались ей несколько грубыми, но и довольно занятными. Она с интересом рассматривала Витаутаса, который мирно сопел на полу. В отличие от Мыколы – романтика с внешностью «первого парня на деревне», Витаутас казался скорее прожжённым циником, который многое пережил. Создавалось ощущение, что он не только воевал, но и был в плену или, быть может, в немецком концлагере. А спетая им песня лишь добавляла красок этому образу. Серых, мрачных, но красок.

Мыкола же продолжал увлечённо смотреть в окно. Взгляд его был задумчив, он подолгу останавливался на какой-то одной точке. И вдруг он прищурился, присмотрелся протёр окно тщательнее.

– Волк? – спросил он вполголоса.

– Ах, нет! Это лиса. – сказала Ирина. – Я просто завела привычку подкармливать одну лисичку. Она сюда иногда заходит.

Мыкола грустно усмехнулся.

– Ой, прости… – Ирина поняла, что невольно напомнила ему о его любимой.

– Нет, нет, не волнуйся! Всё хорошо. Я не…не грущу при любом её упоминании. Так ты будешь её кормить сейчас?

– Да. У меня осталось немного сырого мяска. Я всегда приберегаю его для неё…

Ирина быстро накинула куртку, взяла свёрток с мясом и вышла на улицу. Мыкола остался стоять у окна. Выйдя со двора, Ирина медленно подошла к лисе, тихо цокая языком:

– Алиса, Алиса… – звала она лисицу. – Подойди сюда. Я тебе мяска принесла…

Лиса сначала потихоньку подошла ближе к Ирине, а потом вдруг дёрнула ушами и рысью скрылась в деревьях. Ирина озадаченно посмотрела в сторону, куда убежала лиса и собиралась было уходить, как вдруг она услышала сбоку приглушённое рычание. Только она повернула голову, как увидела в стороне большого серого волка, наполовину покрытого снегом. Он прыгнул и набросился на Ирину, сбив её с ног. Ирина брыкалась, пытаясь выбраться, и кричала, пока волк кусал её за руку, оставляя глубокие раны. На крик выбежал и перепрыгнул через забор и, вынув невесть откуда взявшийся пистолет, прицелился и нажал на курок. Раздался щелчок, но не выстрел.

– Мыкола! – в отчаянии крикнула Ирина.

Мыкола кинул пистолет в сторону и быстро достал из кармана нож, после чего набросился на волка, стараясь дотянуться до его глотки и перерезать её. Но он успел лишь сделать пару надрезов, поскольку на него со спины набросился ещё один волк, который начал всячески кусать спину упавшего на живот парня и драть её когтями. Мыкола пытался перевернуться на спину и нанести хищнику ранение ножом, но безуспешно. Ирина не могла подняться, поскольку волк принялся за её ноги. И тут раздались три выстрела. Одна пуля угодила первому волку в голову и выплеснула наружу его мозги, вторая и третья пули угодили второму волку в спину и в брюхо и заставили его окочуриться за секунду. Тяжело дыша, Ирина и Мыкола лежали на снегу и истекали кровью, пока к ним подбежал державший в руке Маузер Витаутас. Без лишних слов и задержки он взял на руки Ирину и, занеся её в дом, положил у печи. Затем он занёс дом Мыколу. Казалось, что оба раненых не были для литовца сильно тяжёлой ношей, и это при том, что он успел выпить. Занеся в дом обоих, он протёр лоб и спросил у Ирины:

– Хозяйка, скажи, в ближайшем поселении есть доктор?

– Да, есть… – тихо и глухо ответила Ирина.

– Я тогда быстро сбегаю и приведу его. Держитесь! – сказал Витаутас и выбежал на улицу, не забыв закрыть входную дверь.

Он нёсся, как угорелый, стараясь не терять ни секунды. Он боялся, что не узнает заметённой снегом дороги и потеряется, но неведомое чутьё вывело его прямиком к поселению, где они с Мыколой были ещё днём. К своему ужасу Витаутас заметил, что вокруг нет людей, а он не знал, где находится больница. Поселение, пусть и было небольшим, но имело несколько улиц, по которым можно было бегать вечность в поисках больницы, а Витаутасу нельзя было терять время. И тут ему на глаза попался ходивший по улице милиционер в штатском. Он подбежал к нему и запыхавшимся голосом спросил:

– Товарищ милиционер, скажите, а как пройти к больнице?

– К больнице? – спросил озадаченный милиционер. – Это вам надо направо и прямо. Там будет написано.

– Спасибо вам огромное! – ответил Витаутас и побежал было в том направлении, которое ему указал милиционер, но тот вдруг остановил его:

– Стойте! Погодите, дайте взглянуть на вас…

– У меня нет времени! – пытался до него донести Витаутас.

– Ах, точно! – сказал милиционер. – Вы же тот лесной бандит, да?

Витаутас удивился такому резкому обвинению.

– Какой такой бандит? Я вас знаю? – спросил он.

– Я же родом из Литвы, и я помню, что вы в лесу орудовали в составе той банды… Да, точно, я помню!

– Нет, вы, кажется ошибаетесь. Я не литовец вовсе. Я белорус.

– Точно? – милиционер подошёл ближе к литовцу и присмотрелся. Витаутас напрягся.

– Ах, ошибся! Прошу меня простить. – офицер раздосадовано усмехнулся.

Витаутас плюнул в сторону и побежал к больнице.

В окнах больницы ещё горел свет. Подбежав к двери, Витаутас начал колотить со всей силы и кричать:

– Врача! Врача, срочно!

Дверь открыла молодая девушка в белом халате.

– Чего ж вы так кричите? Что случилось? – спросила она.

– Неподалёку от вашего села есть хижина, там девушка живёт. Мы с моим другом у неё гостили, и на них волки напали. Они ранены. Им срочно нужна помощь. – Витаутас говорил сбивчиво, не переводя дыхание.

– Так, так, тихо, товарищ. – остановила его девушка. – Давайте вы сейчас меня проведёте до места, и мы там разберёмся, хорошо?

Витаутас подождал, пока врач собрала все необходимые медикаменты в сумку, и буквально потащил её за руку, быстрым шагом идя до хижины. Как врач его не просила идти помедленнее, он не сбавлял шаг. Наконец, они были у хижины.

Когда Витаутас распахнул дверь, он увидел нечто удивительное: над ранеными стоял на коленях некто в махровом пальто и завязывал бинты на раненых местах. Услышав, что кто-то вошёл, этот некто повернулся:

– А вы кто? – спросил он.

– Я временно остановился здесь и в данный момент привёл доктора для оказания помощи раненым волками хозяйке этого дома и моему попутчику. – ответил Витаутас без запинки. – А вы кто?

– Что вы доктора привели – это похвально. – ответил некто и поднялся на ноги. – Он, пожалуй, лучше меня раны залатает. Кто я, вы спрашиваете? Я – сержант МГБ Немчук Иван. Будем знакомы. – он протянул Витаутасу руку для знакомства, и тот с неохотой пожал эту руку.

– А зачем вы здесь, если не секрет? – спросил Витаутас.

– Я то? Я близко знаком с гражданкой Яремчук и зашёл к ней погостить.

Иван был парнем высоким, худощавым, со скрытыми под шапкой чёрными кудрями, с по-детски наивным лицом и с добрыми голубыми глазами. Его вид внушал доверие и располагал к нему.

Ирина приподнялась и опёрлась о стену.

– Знакомьтесь, путники: это и есть тот любимый, о котором я вам говорила.

Глава 2

Доктор профессионально обработала и перевязала тугим бинтом раны сначала у Ирины, а затем и у Мыколы, после чего со всеми попрощалась и ушла восвояси. Иван взял Ирину обеими руками и, подняв её, перенёс на кровать. Наклонившись над ней, он погладил её по её щёчке.

– Я ждала. – утомлённым голосом сказала Ирина.

– А я-то как ждал… – ответил ей Иван и поцеловал её в лоб. – Ну, вздремни, отдохни.

После этого он подошёл к уже приподнявшемуся на полу Мыколе.

– Вам помочь подняться? – спросил Иван.

– Нет, благодарю… – ответил Мыкола и сам, опираясь о стену, встал на ноги, после чего протянул Ивану руку. – Я Мыкола, лесоруб. Рад знакомству.

– И я рад. Я Иван Немчук. Кто я по профессии, вы, наверное, понимаете.

Иван снял своё зимнее пальто и остался в зелёной гимнастёрке с красными полосами на воротнике. На плечах же были погоны с тремя звездами. На ногах были зелёные мешковатые штаны и чёрные, все в снегу, солдатские сапоги.

– Да, догадываюсь. – устало усмехнулся Мыкола и пожал руку Ивану. – А этот мужчина, что привёл доктора, – мой спутник, Витаутас, заводчанин.

– Вы из Литвы? – спросил Иван.

Витаутас лишь кивнул, смотря куда-то в сторону.

– А как это вы оказались спутниками, если не секрет?

Мыкола отвечал:

– Вы не поверите, но так приключилось, что у нас у обоих родственники здесь, под Минском. Встретились мы в пивной, когда уже собирались по домам ехать. А тут метель, и мы заплутали в поисках станции и наткнулись на эту хижину.

– Ясно. – сказал Иван таким тоном, будто он не совсем поверил в сказанное. – И вы тут до утра, я полагаю?

– Да, до утра. А потом сразу уйдём. – ответил Мыкола.

– Что ж, ясно…

Иван достал из кармана упаковку сигарет марки «Беломорканал» и покрутил в руке. Витаутас пристально следил за этими его движениями, и Иван это заметил.

– Курить будете? – спросил он.

– Да, не откажусь. – ответил Витаутас.

Иван вытянул из пачки одну сигарету и протянул Витаутасу. Тот, несколько поколебавшись, взял её и, когда Иван спросил, нужен ли ему огонь, согласился и поджёг сигарету трофейной немецкой зажигалкой.

– У фашиста одного взял пленного. – хвастался Иван. – Большой он был начальник – вроде как, лейтенант. А на ней гравировка с каким-то гербом. Мне товарищ, сведущий в географии, разъяснил, что это герб какой-то немецкой провинции, а я вот забыл, что это за провинция такая: то ли Бавария, то ли Померания…

– В Баварии красиво, я слышал… – отметил Мыкола.

– Я тоже такое слышал. Там Альпийские горы, озёр много… Жалко вот, что, будучи в Германии в 45-м, не побывал там. Баварию ведь американцы заняли.

Иван и сам закурил одну сигарету и, когда от неё уже ничего не осталось, выбросил окурок в печь и сказал:

– Это вам повезло, товарищи, что вы именно на это место набрели в метели.

– В каком смысле «повезло»? – спросил озадаченный Витаутас.

– Ну, просто в здешних лесах бандиты ходят. Напоролись бы вы на них – уверен, смерти вам было бы не избежать.

– Бандиты? Какое такие бандиты? – спросил уже Мыкола.

– Из числа буржуазных националистов и бывших немецких пособников. – чётко ответил Иван. – Точнее сказать не могу. Всё-таки, я здесь ещё и потому, что ищу их.

В это время, услышав разговор, до того спокойно лежавшая на кровати Ирина приподнялась и опёрлась на локоть.

– А почему нам сюда не телеграфировали? – спросила Ирина. – А вдруг эти гады с оружием? Они же и убить кого могут.

– Нет, Ирочка, оружия у них нет. Это недобитые бандиты. У них из оружия разве что нож. Да и незачем им кого-то убивать. Они пытаются перебежать границу – как нам сообщают, в районе Бреста, -дабы попасть в Польшу, а через неё, очевидно, в Германию. Там-то их и будут ждать американцы, которые таким приют дают и, если надо, обратно в Советский Союз засылают, дабы создать диверсию. Как-никак, у нас теперь новая война, и способы ведения войны новые.

– А откуда вам знать, что эти бандиты засланы из-за рубежа? – спросил Витаутас.

– А разве это не очевидно? Как говориться: «Хочешь узнать, кто это сделал, – подумай, кому это выгодно». А кому может быть выгодно дестабилизировать ситуацию в нашей стране? Нашим врагам – капиталистам. Читали вы, что они в этом году все объединились в один блок? НАТО называется. Чтобы эффективнее против нас воевать было.

Иван говорил всё это увлечённо и убедительно, но глаза выдавали то, что он не особо верит тому, что он говорит.

– А американцы собираются против нас воевать? – спросила Ирина. – Мне кажется, что нет. Зачем? Мы же вместе воевали супротив немцев. Они нам помогали воевать. Так зачем им надо на нас нападать?

Иван вздохнул и сказал:

– И я так думаю. Чёрт знает, зачем им нападать… Когда я в Берлине был, я там встретил несколько американских солдат. Или британских. А может, там и те, и те были… Ну, в общем, встретил я их, поговорил с ними по-английски, как мог – я ведь учился ихнему языку. И вот что скажу: хорошие они люди. Нет, не так. Они люди! Именно, что люди! Такие же, как и мы. Из плоти, из крови, сердце кровь качает, желудок пищу переваривает, мозг думу думает. И ведь в газетах написано, что они нас не любят. Да как же? А мне сигары предлагали, коньяком угостили. Это так они нас не любят, что ли?..

Иван ещё раз громко вздохнул от осознания того, что он, возможно, ошибался. Мыкола похлопал его по плечу.

– Ну, старина, ничего. Бывает. Все мы подчас друг друга за человека не считаем, а потом вдруг оказывается, что неверно не считали. А про бандитов вы отчасти правы. Только вот их не из-за рубежа засылают, они здесь сами появляются. Однако вы ловите их, конечно, ловите…

– А ты надолго зашёл? – спросила Ирина.

– Да, я попросил выходной. Набегался я по этим лесам, ноги уж отнимаются… – Иван приподнял ногу и помассировал её. – Посему я здесь надолго. Слушай, Ирочка, а не хочешь в Минск переехать? Мне за службу квартиру обещают. Хорошую, двухкомнатную.

– Эх, Ваня… – вздохнула Ирина и встала с кровати. – Не место мне в городе. Там машины гудят и газы выпускают, там людей много. А в лесу хорошо. В лесу чисто, тихо и спокойно. Это ты ко мне переезжай лучше.

– А как я буду являться вовремя в штаб министерства госбезопасности? – спросил, усмехнувшись, Иван.

– А ты уволься оттуда и лесорубом устройся. Будем вместе работать…

– Эх, Ирочка, куда мне, такому худому, в лесорубы?

– Но ведь ты же тоже сильный, да?

Она присела рядом с Иваном и пощупала мышцы на его руках, из-за чего он смутился и, покраснев, отвёл взгляд.

– Не надо, Ир… Ну, не при посторонних же… – ответил он смущённо.

– Да ладно, чего ты! – усмехнулся Витаутас – кажется, впервые за вечер. – Мы, считай, и не посторонние. Мы с хозяйкой уже познакомились. Давай-ка и с тобой познакомимся.

Сказав это, Витаутас потёр руки и присел рядом с Иваном, после чего достал свою фляжку и протянул Ивану. Тот отказался.

– Не пью.

– Жаль, очень жаль… – ответил Витаутас и убрал фляжку. – Мы тут все, как один, бывшие партизаны. А ты во время войны кто был? Сын полка?

– Бери выше. – усмехнувшись, сказал Иван. – Партизан я был.

– Это сколько лет тебе было? – удивлённо спросил уже Мыкола.

Тут Иван рассмеялся в голос. И украинец, и литовец смотрели на него непонимающе. И только Ирина посмеивалась вместе с любимым, ибо понимала, отчего он так смеётся.

– Я что, по-вашему, совсем ещё молодой? – спросил Иван, закончив смеяться. – Мне уже двадцать пять лет. А в партизаны я пошёл, когда мне было семнадцать. Впрочем, братцы, винить вас не буду, что вы возраст мой не угадали. Про меня многие думают, что я ещё мальчишка. Лицо у меня такое – юное, детское даже. Я бороду пытался растить, чтобы хоть немного на мужчину походить, но Ирина мне запрещает растить что-то на лице.

– Потому-что нечего такое милое личико растительностью портить. – сказала она. – Пускай думают, что хотят, а лицо твоё я менять не дам.

– Я так понимаю, – вмешался Мыкола, – что вы были в одном отряде, да?

– Ну, в общем, да. – ответил Иван. – Мы, правда, не сразу подружились. Она, когда только пришла в отряд, была вся такая дикая и неприступная – не заговорить, не посмотреть нельзя было на неё. К ней долгое время в отряде скептически относились – порченая она, мол, дочь полицая, так ещё и девка. Какой, мол, с неё партизан? А она вдруг нас всех удивила тем, что стрелять быстро научилась. Представьте только: ружье весит, как она сама, она его еле в ручках держит, а стреляет метко. За первый месяц убила она… сколько ты немцев убила, Ир?

– За первый месяц – пятнадцать. Я пометки делала в тетради.

– Да, пятнадцать. И после этого командир отряда, комиссар Гринько, её зауважал. И мы зауважали. А матушка её была не хуже: и повар, и врач, и разведчик деловой. Они обе с Ирой были храбры под стать мужчинам: иногда даже выполняли такие задания, после которых живыми не все возвращаются. И умудрялись ведь возвращаться! И вот проходили дни, месяцы, годы… Война, братцы, это, как вы знаете, не место для любви, но иногда и она случается. Я о своих чувствах к Ирине долгое время не задумывался – я больше думал о том, как добыть припасов для отряда. Но, когда летом 44-го наши Белоруссию родную освободили, и воцарилась, пусть и всего на неделю, мирная для нас с Ириной жизнь, я всё осознал. Всю неделю лишь на неё глядел и не мог наглядеться. А она, стыдно признать, заметила эти мои взгляды в её сторону и устроила мне как-то вечерком серьёзный разговор…

– Я его тогда жутко напугала. – вставила своё слово Ирина. – Он-то думал, что я его отругать собираюсь. Я тогда была достаточно грозная девушка – грознее, чем сейчас, – и потому я понимаю, почему он испугался. На деле же я ему тогда призналась в своих ответных чувствах. Ну уж очень он мне понравился. Весь из себя такой трудяга, умный, скромный, компанейский. Душевный человек. И вот я ему призналась одним тёплым летним вечером, а он так обрадовался, что затянул «Смуглянку». Как сейчас помню: встал вдруг передо мной на колени и запел:

Как-то летом на рассвете

Заглянул в соседний сад

Там смуглянка-молдаванка

Собирает виноград

Я краснею, я бледнею

Захотелось вдруг сказать:

Станем над рекою

Зорьки летние встречать!

А потом прыгнул и начал плясать, как скаженный, и петь, запыхаясь:

Раскудрявый клен зеленый, лист резной

Я влюбленный и смущенный пред тобой

Клен зеленый, да клен кудрявый

Да раскудрявый, резной!

Так и зачали мы жить, душа в душу.

– И до сих пор живём. – сказал Иван и дотронулся для руки Ирины, а та взяла его руку в свою и ближе к нему прижалась. Мыкола смотрел на это с искренним умилением, а Витаутас – с какой-то грустной улыбкой и полузакрытыми глазами, в которых сверкнули слезинки. Вдруг Иван резко встал и сказал:

– Слушайте! Так у меня же аккордеон есть! Сейчас я вам и спою! Пусть Ира моя и не сказала этого точно, но я очень хорошо пою.

Он побежал в угол избы и достал из небольшого сундука, в котором находились его гражданская одежда, всяческие реликвии вроде часов и прочие безделушки, и достал со дна грузный аккордеон с гладким лаковым покрытием, на котором красивыми белыми буквами было выделено слово «Тула». Он снова уселся на лавку и, скрестив ноги на полу, принялся настраивать, видимо, давно не использовавшийся инструмент.

– Странно. Даже не выпил, а уже принимаешься за пение. – усмехнулся Витаутас.

– Ты не понимаешь, брат мой. – отвечал ему Мыкола. – В молодых душах горит желание петь и плясать. Это в нас, стариках, горит желание пить.

– Да уж, двадцать пять лет – серьёзный возраст. – усмехнулся в ответ Витаутас скорее с горечью, нежели с юмором.

– Нет, братцы. – ответила им Ирина. – Человек молод и в пятьдесят лет, если его душа горит делом, идеей. Нужно просто найти эту идею.

– Ну, кто-то так и сгореть может ненароком. – вполголоса заметил Витаутас.

– А потом возродиться из пепла. – добавил настроенный оптимистично Мыкола.

Пока они говорили, Иван закончил настройку инструмента и объявил:

– Моя любимая песня. Посвящаю её мой любимой девушке, Ире.

И заиграл он звучно, с задоринкой, после чего мягким голоском, который был чуть менее заметен при обычной речи, запел:

На солнечной поляночке,

Дугою выгнув бровь,

Парнишка на тальяночке

Играет про любовь.

Про то, как ночи жаркие

С подружкой проводил,

Какие полушалки ей

Красивые дарил.

Играй, играй, рассказывай,

Тальяночка, сама

О том, как черноглазая

Свела с ума.

Иван пел, постукивая ногой в так мелодии. Мыкола и Витаутас наблюдали за ним с большим интересом, подолгу задерживая дыхание и не моргая. Ирина смотрела мечтательно, с любовью в глазах. Иван, видя такую благодарную публику, кажется, улыбался ещё шире и пел ещё задорнее:

Когда на битву грозную

Парнишка уходил,

Он ночью темной, звездною

Ей сердце предложил.

В ответ дивчина гордая

Шутила, видно, с ним:

– Когда вернёшься с орденом,

Тогда поговорим.

Боец средь дыма-пороха

С тальяночкой дружил,

И в лютой битве с ворогом

Медаль он заслужил.

Пришло письмо летучее

В заснеженную даль,

Что ждёт… Что в крайнем случае

Согласна на медаль.

Закончив петь, Иван громко выдохнул и вытер пот со лба. Все присутствующие захлопали в ладоши.

– Воистину: талант твой не угасает. – сказала ему Ирина.

– И почему бы тебе не пойти артистом? – спросил Мыкола. – Пел бы, гастролировал по стране.

– Да я и так гастролирую, только по служебным обязанностям. – усмехнулся Иван. – Да и Ирина такого не одобрит. У певцов ведь много поклонниц, а мне хватает и одной, мною любимой.

– Вашей привязанности можно позавидовать. – заметил им Мыкола. – У нас с Лисичкой так же было…

– С Лисичкой? – удивился Иван.

– Да. Так я звал свою подругу жизни. С ней было очень хорошо…

– А что же мешает вам и ныне встречаться?

– Обстоятельства. Так уж вышло, что она – на вражьей стороне.

– Коллаборационист? – спросил Иван.

– В конкретику вдаваться не собираюсь. – ушёл от ответа Мыкола. – Скажу лишь, что вражда эта страшная, но вот девушка… О, она прекрасна. Когда мы с ней были, мы забывали, что должны воевать. В её объятиях можно было с лёгкостью забыть обо всём…

– Не знаю уж, что тут сказать… – сказал Иван и почесал голову. – Сочувствую тебе, друг. Но ты всё же будь поосторожней. Сейчас враги у нас изощрённые, на всякое готовы, чтобы нам насолить.

Иван убрал аккордеон и, взяв свою сумку, достал оттуда завёрнутый в бумагу ужин, состоявший из двух бутербродов с тонкими и блестящими от жира кусочками сала и немного засохший солёный огурец.

– Ты чем откушивать собрался? – спросила Ирина. – Давай-ка я тебе нормальной еды дам. У меня щи остались. Вкусные, с говядинкой…

– Нет, Ир, я так поем. У меня аппетит не сильно разыгрался с дальней дороги, в меня сейчас ни куска не влезет.

Понемногу кусая и медленно прожёвывая, Иван ел, смотря на Ирину. Он не отводил от неё взгляд, почти не моргал. Но в глазах его не было страстной любви, там была какая-то тоска, грусть. Закончив трапезу, он, не стесняясь посторонних, подошёл к любимой, сидевшей напротив, и, встав на колени, крепко прижался к ней. Ирина опешила от такого неожиданного поведения.

– Ваня, что с тобой? – спросила она.

– Устал я что-то. – пробурчал он, уткнувшись в Иринину грудь. – Можно я пораньше лягу?

– Ложись, ради Бога. – сказала Ирина и погладила любимого по голове. Тот поднял голову и посмотрел на Ирину. В его глазах читалась крепкая привязанность.

– Могу я обнять тебя во сне? – спросил он шёпотом.

– Конечно. – улыбаясь, ответила Ирина и погладила парня по щеке. – Только я чуть позже лягу. А ты сейчас ложись.

Иван встал, отряхнулся и пошёл к кровати, которая располагалась подле печи.

– Хозяин, что-то не так? – спросил Мыкола.

– Ничего, ничего… – отмахнулся Иван. – Просто устал с работы. Вы сидите, коль хотите, только не шумите сильно…

Иван лёг на кровать, не раздеваясь, и повернулся к стене лицом. Он почти мигом заснул, и с его стороны послышался храп.

– Какой странный. – негромко сказал Витаутас. – Вроде и весёлый был, песни распевал, а тут вдруг взгрустнул. Что это с ним?

– Не знаю, честное слово. – ответила Ирина. – С ним такого почти не случается.

– Мне кажется, что это он так после рассказа Мыколы так поменялся. – добавил Витаутас.

– А я-то что такого сказал? – спросил удивившийся Мыкола. – Я про девушку говорил, которую больше не увижу. А у него-то есть девушка.

– Нет, я, кажется, поняла. – сказала Ирина. – Я-то у него есть. У него кой-кого другого рядом нет. Причём почти по той же, что и у Мыколы, причине.

Витаутас и Мыкола поняли, о чём она, и вздохнули тяжело.

– Ладно, пора и нам на боковую. – сказал Мыкола. – Сейчас нам нужно выспаться хорошенько, дабы успеть к утреннему поезду.

Мыкола встал и потёр израненную спину.

– Эх, волчара этот меня знатно изранил…

– Чего ж ты на волка с ножом кинулся, дурак? – спросил Витаутас.

– Пистолет заклинило.

– Ну, хорошо хоть, что мой не заклинило…

И тут Ирина задумалась: а откуда у, по их словам, бывших партизан рабочее стрелковое оружие? И почему они носят партизанскую униформу в мирное время? Да ещё и снятую с немцев. Ирина решилась спросить у обоих:

– А откуда у вас пистолеты?

Оба насторожились. Как и Ирина.

– Ну, мы это носим для самозащиты. – отвечал Мыкола. – Как и говорил Иван, вокруг сплошь бандиты. Я вот во Львове живу и, поскольку часто бываю в его окрестностях, опасаюсь натолкнуться на бандеровцев. Они ж вооружены до зубов. А Витаутас от лесных братьев бережётся.

– Да, верно. – подтвердил Витаутас. – У нас в лесах повстанцы орудуют. Колхозников убивают. Ещё и в хутора наведываются, людей набирают. Кто откажется с ними идти – не жилец. В такой обстановке просто нельзя не держать оружие при себе.

– А одежду почему партизанскую оставили? Другой что ли нет? – спросила Ирина.

– Да, нет другой. Только эта и осталась. – ответил Мыкола.

Ирина понимала: они явно лгут. Зачем им оружие для защиты от бандеровцев и лесных братьев там, где их нет? И отчего они не носят гражданской одежды, если, как они сказали, у них есть работа? Да и кто немецкие кители, пусть и без отличительных знаков, будет надевать для дальней поездки? Ирина не стала долго раздумывать. Она была готова заранее – ещё в тот момент, когда эти гости пришли сюда. Пока Мыкола и Витаутас отвернулись от неё и что-то обсуждали, она вытащила из своих штанов до того надёжно скрытый там пистолет и направила его на украинца и литовца.

– Руки вверх! – крикнула она.

Мыкола испуганно посмотрел на неё. Витаутас поглядел лишь с лёгким испугом. Оба руки не подняли.

– Хозяйка, чего ж ты так?.. – спросил Мыкола.

– А ну говорите, кто такие! – приказала Ирина. – Я ведь не дура. Вижу, что не партизаны вы никакие! Вы полицаи, да? Отвечайте!

Даже крепко спавший Иван быстро проснулся и встал с кровати, заслышав крики Ирины.

– Что случилось? – спросил он, вытаскивая оружие из кобуры.

– Скрути этих гадов! – сказала ему Ирина. – Они нам лгали. Они не партизаны.

– О, хозяйка, мы-то как раз партизаны. – сказал Витаутас довольно спокойно. – Только немного другие.

– То есть? – спросила озадаченная Ирина.

– Поясните-ка. – сказал Иван.

Мыкола вздохнул и расстроенным голосом сказал:

– Хотели укрыть от вас, чтоб мирно прождать здесь до утра, да не получилось, видно. В общем, такая вот ситуация: я никакой не красный партизан, не народный мститель. Я – солдат УПА – Украинской Повстанческой Армии. Бандеровец, в общем. А попутчик мой, Витаутас – литовский партизан – борец за свободу. Лесной брат.

В избе наступила гробовая тишина.

Молчание продолжалось долго. Мыкола и Витаутас стояли, готовые к возможному нападению, но пока ничего не предпринимавшие. Иван и Ирина, целясь в них, не решались ни выстрелить, ни сказать ничего. Наконец, Иван открыл рот:

– С какой целью вы находитесь на территории Белорусской ССР?

Витаутас вышел вперёд и ответил:

– Мы хотели скрытно перебраться в Польшу, а оттуда – в Баварию. Там бы мы попросили политического убежища у западногерманских властей.

– Я вам слабо верю. – сказал Иван. – Скорее всего, вы хотели перебраться на Запад, дабы попасть на службу к ЦРУ или Ми-6.

– Хозяин, неправда это… – начал было Мыкола.

– Я тебе не хозяин. И не юли. По делу отвечай.

– Мы пробовали связаться с западными спецслужбами. – сказал Витаутас. – Они нас не услышали. Мы им неинтересны.

– А вы, бандеровцы, раз уж услужили немцам, то, может, и американцам теперь служите? – спросил Иван уже у Мыколы.

– Пробовали наши к ним обращаться. – отвечал Мыкола. – Им какие-то мутные националисты не надобны. И немцам мы служили плохо, а это значит, что мы никому не услужим.

– То есть вы просто сбежать хотели? – спросила Ирина.

– Да. Не более. – ответил Мыкола.

– А почему же вы тогда мне помогли от волков обиться?

– А мы что, не люди, что ли? – спросил в ответ Мыкола.

– Негоже на добро злом отвечать. – добавил Витаутас.

Иван удивлённо посмотрел на них.

– Вы же бандиты. – сказал он.

– Честь и бандитов есть, если ты, служитель порядка, этого не знал. – усмехнулся Витаутас.

– Ну, есть у вас честь или нет, это уже органы госбезопасности решать будут. – сказал Иван и подошёл к обоим ближе. – А теперь сдайте мне всё оружие.

– Не неволь нас, Иван. – вдруг сказал Мыкола и приложил руку к груди. – Клянусь тебе, что зла мы боле не желаем ни одной живой душе.

– Если «боле» не желаете, то, значит, желали ранее, а может, не только желали. Следовательно, повинны вы в чём-то. Сколько трупов на вас?

Мыкола и Витаутас вздохнули: первый – расстроенно, второй – скорее раздражённо.

– Двадцать пять – ответил Мыкола.

– Тридцать. – ответил Витаутас.

Ирина посмотрела на обоих разочарованно.

– Как же вас, окаянных, земля носит? – спросила она раздражённо. – Двадцать пять, тридцать – цифры немаленькие. Это ведь всё люди… – и тут она повысила голос. – Как можно лишать ни в чём неповинных людей жизни?!