Родители. Дети. Воспитание. бесплатное чтение

Данный текст представляет собой расшифровку (с небольшими дополнениями) беседы иеромонаха Соловецкого монастыря с сотрудниками центра социальной адаптации свт. Василия Великого. В беседе обсуждалась тема принципов общения с людьми, с которыми тяжело наладить контакт, с так называемыми «трудными» подростками. Для сотрудников и педагогов центра этот вопрос – непраздный, ведь в центре проходят реабилитацию подростки, находящиеся в конфликте с законом. Каким образом и на основании каких принципов выстраивать с ними отношения, находить общий язык и точки соприкосновения?

Есть принципы, общие для различных сфер жизни. Они помогают найти ориентацию в огромном массиве разнообразных ситуаций (например, «ласковое слово и кошке приятно»). Эти принципы актуальны не только для пространства педагогического процесса, они актуальны и для всего пространства жизненной ткани в целом.

В связи с тем, что речь в беседе шла по большей части именно о принципах, то размышления, озвученные в ходе беседы, хотя и с определенной долей условности, могут быть актуальны как при общении с детьми, так и при общении с людьми взрослыми.

Эти принципы актуальны и в случае общения, например, супруги со своим пьющим мужем. Агрессия порождает агрессию, а терпение и любовь порождают терпение и любовь. В этом смысле можно сказать, что основная задача беседы состояла не столько в обсуждении проблем общения с агрессивными подростками или с людьми, употребляющими ПАВ. Главная задача беседы состояла в выявлении принципов христианского отношения к личности другого человека.

Другие беседы иеромонаха Соловецкого монастыря можно найти на сайте Соловецкого монастыря:

http://solovki-monastyr.ru/abba-page/narcomania/#6.

Избегать заискивания и превозношения

Начнем сегодняшнюю беседу несколько необычно. Скажем вначале, чего следует в общении с подростками избегать: заискивания и превозношения.

Один человек, посмеиваясь, рассказывал, как его папа, пытаясь с ним наладить контакт, поинтересовался: «Сколько нынче стоит упаковка марихуаны?». В окружении этого подростка «упаковка марихуаны» говорить было не принято. Папа этим вопросом поставил себя в неловкое положение.

– Пытался говорить на одном языке… (из аудитории)

– Дело в том, что родителям нужно говорить языком понятным, но не надо скатываться до сленга. Взрослые не живут в среде, формирующей сленговые выражения, и действительного значения подобных слов родители зачастую не знают. А потому из их уст они, бывает, звучат комично.

Исходя из детских воспоминаний, а также из последующего опыта общения с «трудными» людьми, я понял, что есть две недопустимые вещи: нельзя ставить себя выше (безнаказанно это не проходит) и нельзя заискивать. Если те, кто работают с трудными детьми, начинают заискивать перед ними, то мгновенно теряют авторитет.

Вспоминается репортаж с одного военного корабля. Моряки, несущие на нем службу, вот что рассказывали о своем капитане. Он с ними не заискивает, он строг, но справедлив, говорит по существу. Упомянув о таких чертах характера капитана, моряки сказали, что готовы идти за ним и в огонь и в воду.

Возможно, некие черты характера этого капитана можно сопоставить с образом капитана из фильма «Хозяин морей: на краю Земли» (2003). Команду его корабля составляли в основном возмужавшие мальчики. Капитан считал, что «не надо с ними быть запанибрата – для них это признак слабости. Но и тираном быть незачем».

Есть грань между понятием «смотреть как на равного» и понятием «быть запанибрата».

«Смотреть как на равного» – то есть относиться к человеку с уважением. Не считать глупыми его вопросы («Что ты лезешь со своими вопросами?!»), а отвечать на них по существу. Не пытаться ломать человека, выдвигая в авторитеты самого себя («Вот я в твои годы…»). Не навязывать свою точку зрения, а пытаться объяснить что-то, высвечивая проблему во всей ее очевидности.

«Быть запанибрата». Группа подростков разгромила квартиру своего учителя, который пригласил их на Новый год. Один из участников погрома говорил, что, как ему казалось, учитель их побаивался и потому пытался «подластиться».

Бывает, что педагог хочет задобрить подростков и привлечь их внимание к своим словам путем инфантилизации своего поведения. Начинается процесс заискивания с использованием молодежных терминов. Чем оборачивается выбор такой стратегии? Подростки на первом уроке, может, и посмотрят с интересом на педагога, который общается с ними запанибрата. Но потом начнутся срывы уроков, снежки в спину, насмешки, хамство.

Желающие ознакомиться с вопросом более подробно могут почерпнуть урок в трагичной истории Юлии Михайловны – героини романа Ф. М. Достоевского «Бесы». Будучи супругой губернатора, она стала общаться на короткой ноге с молодыми людьми, нравы которых отличались вольностью. Юлия Михайловна пребывала в наивном убеждении, что те преданы ей фанатически, что она может «ободрить молодежь, образумить ее, вдруг и неожиданно доказать им, что их замыслы известны, и затем указать им на новые цели для разумной и более светлой деятельности». Ей грезилось, как о ее успехах и о ее влиянии на молодежь говорят в высшем обществе. В своих мечтах она видела, как признаются ее заслуги, как благодаря ее заслугам супруг получает более почетную и высокую должность. Но реальность оказалось жестокой. Молодые люди цинично воспользовались наивностью Юлии Михайловны, опозорили и ее саму, и ее мужа.

Отличие между любовью и отношениями «запанибрата» прекрасно прочувствовано священномучеником Фаддеем (Успенским) в его работе «Записки по дидактике». Эта работа невелика по объему, но чрезвычайно богата ценными советами педагогического характера. Первую часть («Общая дидактика») можно воспринимать как целостное и развернутое учение (при объеме в несколько десятков страниц). Из него применительно к разбираемому вопросу мы взяли лишь несколько идей.

Священномученик Фаддей делает акцент на любви педагога к воспитанникам, но наряду с тем отмечает, что «качество учителя, неотделимое от любви, это справедливость». Любовь без справедливости может «превратиться в потворство слабостям детей», она не может быть истинной. Истинная христианская любовь сорадуется истине, но с неправдой не мирится. Если дать дурным склонностям свободу возрастать, они могут начать препятствовать развитию добрых задатков.

Учителю необходимо обладать таким качеством, как твердость. Впрочем, это качество не нужно путать с желанием «поставить непременно на своем». Упоминая о твердости, священномученик Фаддей пишет о любящем детей учителе, а не о учителе-формалисте. Учитель должен совместить в своей практике твердость, последовательность характера с любовью и справедливостью. Тогда он приобретает в глазах детей уважение и авторитет, которому они невольно покоряются. «Впрочем, пользуясь авторитетом, учитель не должен злоупотреблять им. Авторитет должен основываться на свободном доверии и уважении к учителю, а не на подавлении личности ученика». Священномученик Фаддей неодобрительно отзывается о ситуации, при которой учитель на каждом шагу проявляет свою власть, стремясь показать ученикам свое над ними превосходство. По мнению автора, учитель нередко «должен предоставлять ученику свободу действовать по собственному рассуждению и избранию».

Учителя должна отличать приветливость. Но та, что исходит от доброты сердца, а не от одного лишь желания казаться ласковым. Приветливость и отношение к ученикам на основаниях свободы не должны переходить в фамильярность, «когда дети видят в учителе равного себе». При всей простоте в общении учитель должен быть образцом для детей, человеком, «вызывающим полное их уважение и недоступным, по возможности, критике». Если простота в общении сочетается у учителя с твердостью и последовательностью характера, если он не потакает детским капризам и прихотям, то «никогда дети не дойдут до фамильярности в обращении с ним, как бы он ни был прост и добр».

Дополнить эти идеи можно словами протоиерея Валериана (Кречетова). Протоиерей Валериан, будучи отцом семерых детей, имеет богатый опыт педагогического характера. Он говорил, что «с детьми всегда нужно работать внатяг». То есть нельзя сильно тянуть, но и отпускать тоже нельзя. Должна чувствоваться «прямая связь, упругая такая, но не отпускающая. Потому что отпустишь – покатится, натянешь – наоборот, оборвется все. Но это уже чутье нужно, к каждому – подход индивидуальный»[1].

Поверить в человека

Для меня стало ключевым моментом признание, прозвучавшее от одного воспитанника Центра. Это произошло, когда мы с ребятами говорили о вере в человека (имеется в виду вера, что человек не является до конца павшим, что для него остается возможность преображения). Признался ребятам, что не знал, как выстраивать с ними общение. Сказал правду. Кто-то пытается играть какую-то роль, но игра с подростками, повидавшими жизнь, – бессмысленное занятие. Они мгновенно чувствуют фальшь. Понял, что не надо относиться к ребятам как к уголовникам, а надо отнестись к ним как к людям. Да, они оступились, но все-таки они – люди. Описав ребятам свои принципы, сказал им такие слова: «Я поверил вам». Совершенно не ожидал, что один юноша скажет в ответ от имени всех: «А мы поверили вам».

Получается, что доверие возникает в ответ на доверие. Конечно, вера в человека не означает, что нужно ему отдать «ключ от квартиры, где деньги лежат». Зная, что у человека есть какие-то слабости, что он, например, употребляет наркотики, мы не можем дать ему повод для соблазна. Мы не можем положить деньги у него на виду, потому что понимаем, чем это закончится.

Но верить в возможность возрождения для этого человека необходимо всегда. На какой бы стадии болезни, падения он ни был, даже на самой, по мнению других, последней, шанс есть и у него.

На каких авторов приводятся ссылки

Чтобы не быть голословными, приведем слова некоторых уважаемых людей, а их высказывания проиллюстрируем примерами.

Ссылка на авторитет (мол, хочешь или не хочешь принимать, но тебе нужно верить таким-то образом; нужно считать вот так, а не иначе) не всегда работает. Когда разбирается какой-то вопрос, можно попытаться показать другому человеку справедливость своего утверждения. Бывает, что он естественным образом соглашается с предлагаемым ему взглядом.

Кстати, исполнительный директор Центра социальной адаптации святителя Василия Великого Иулиания Владимировна Никитина отмечает, что важно не только говорить. Важно также быть готовым услышать от собеседника что-то в ответ и что-то из услышанного принять.

В качестве комментария к ее словам можно привести еще одну мысль священномученика Фаддея. Он пишет, что как бы ни опытен был учитель, он не должен полагаться на одну опытность. Наблюдения, хотя и многолетние, неполны, а выработанные приемы преподавания могут иногда быть неправильными. Священномученик Фаддей советует учителю изучать дело воспитания и обучения не только практически, но и теоретически. То есть советует учителю читать сочинения, раскрывающие темы педагогического характера, а также беседовать с людьми опытными и знающими. «Посредством чтения учитель может познакомиться с опытами, которые применяли в деле воспитания и обучения в течение многих веков, с мнениями знаменитых педагогов, основанными на всестороннем изучении человеческой природы».

Вследствие доминирования практического подхода у учителя часто устанавливаются определенные, слишком однообразные приемы преподавания. И такое положение дел может легко сделать его преподавание безжизненным. «Читая же книги разных лиц, трудившихся в учебно-воспитательном деле, учитель встречает новые для себя мысли, знакомится с новыми приемами преподавания. Да и вообще чтение при однообразной учебной деятельности может освежающим образом действовать на душу».

В русле данного наставления и будет разворачиваться дальнейшая беседа. В течение нескольких лет специально искал, на чьи размышления, идеи, взгляды мог бы опереться. И сейчас хочу поделиться мыслями тех людей, которым удавалось находить подход к людям.

Первый автор – архимандрит Тихон (Агриков). Его любовь к людям поистине была велика. Прошел всю Вторую мировую войну. После войны сознательно принял священство, несмотря на все давление, которому подвергался (после Второй мировой войны репрессии по отношению к Церкви еще не закончились). Стал преподавать в Московской Духовной академии пастырское богословие.

Он завоевал колоссальную популярность в народе. К нему на исповедь шло столько людей, что исповедовал он с вечера и до самого утра. Когда на него начались гонения, был вынужден переезжать с места на место по всему Советскому Союзу. Во время гонений он и умер.

Другой автор, чьи мысли и наставления будут процитированы, – преподобный Порфирий (Кавсокаливит). К нему со всего мира приезжало великое множество людей, и очень многих он вернул к жизни.

У архимандрита Трифона (Новикова) из Сергиева Посада, который уже более тридцати лет окормляет Сергиево-Посадское СИЗО, есть очень интересная лекция на тему душепопечения заключенных.

Надежда на будущее. Два подхода

В конце вводной части кратко хотел бы обозначить две основные модели общения с людьми, которые в жизни «наломали дров».

Первая – обличать человека. Поясню на реальном примере. Один человек, который совершил в жизни немало серьезных ошибок, видимо, пережил катарсис, момент раскаяния, и пришел на исповедь. А батюшка возьми да после исповеди ему и скажи: «Снимай с себя крест, ты теперь больше не христианин». Как посмотреть на такую ситуацию?

Человек, хотя и тяжко согрешивший, может испытывать жажду очищения. Но если не дать ему надежды, а вместо надежды дать от ворот поворот, он может ожесточиться и пуститься во все тяжкие.

Красноречивым комментарием по данному вопросу является случай, описанный архимандритом Спиридоном (Кисляковым) в его книге «Из виденного и пережитого. Записки русского миссионера»[2]. Эту книгу наряду с творениями священномученика Фаддея можно внести в золотой фонд педагогики. В первой части книги он рассказывает о монашеском призвании (это вы можете пропустить); а во второй части (это будет для вас чрезвычайно интересно) пишет о том, как он поехал на каторгу в Сибирь проповедником и через его руки прошло около 20 000 каторжан, колоссальное количество. Отец Спиридон окормлял арестантов, отбывавших в дореволюционное время наказание в тюрьме и на каторге. Тысячи и тысячи заключенных прошли перед его глазами. Заключенные любили его, и его влияние на них было очень благотворным. Он пользовался большим уважением у заключенных именно благодаря своей пастырской чуткости.

Архимандрит Спиридон приводит историю, рассказанную ему одним арестантом. Этот человек совершил много преступлений и однажды решил: «Всё – хватит, хочу принести покаяние».

«Через неделю я отправился в монастырь, Сергиевскую пустынь. Начал уже каяться священнику, да и скажи ему на духу, что, мол, я, батюшка, раскольник. Как услышал этот-то священник, что я раскольник, а он давай меня тут же в церкви срамить, ругать, называть меня врагом Христовым, беспутным человеком и т. д. Я как стиснул зубы, да и закатил его по макушке! Ох, как я тогда озлобился. С этого дня я решился, как говорят, на все, и вот с того времени прошло пятнадцать лет, и я все эти годы не выхожу из человеческой крови. Что же, посижу я здесь и, быть может, как-нибудь и освобожусь, и опять придется взяться за то же самое прежнее ремесло».

Поэтому, если человека не принимают, это может его толкнуть на еще более тяжкие преступления.

Многие считают (почему-то среди священников такая точка зрения очень распространена), что правильным педагогическим приемом будет, если, например, человек покаялся в том, что он был оккультистом, послать ему книжку о предательстве Христа, мол: «Знай, что ты – предатель». Этот подход может привести к тому, что человек отчается или вообще перестанет приходить в храм, решив: «Раз я такой грешник, ну что теперь? Раз уж рай для меня закрыт, то хоть эти 20 лет, что мне отведены, поживу в свое удовольствие».

Вторую модель, когда человеку дают надежду на будущее и не очень-то напоминают ему о прошлом, можно богословски обосновать (о прошлом человек все равно, конечно, вспоминает в покаянном чувстве, но у него есть надежда, память о прошлом не пригибает его к земле и не ввергает в отчаяние). Желающие познакомиться с обоснованием могут прочитать раздел «Возмездие» в книге патриарха Сергия (Страгородского) «Православное учение о спасении». В особенности – объяснение 33 главы из книги святого пророка Иезекииля, которое приводится в конце раздела (мысли патриарха на поднятый вопрос в сокращенном и адаптированном к современному читателю виде приводятся в книге ««Победить свое прошлое»: исповедь – начало новой жизни» в главе «Что такое прощение: "списание долгов со счета" или "нравственный переворот в душе"?»)[3].

Устами святого пророка говорит Господь: «Не хочу смерти грешника, но чтобы грешник обратился и жив был». Если беззаконник «обратится от грехов своих и будет творить суд и правду… то он будет жив, не умрет. Ни один из грехов его, какие он сделал, не помянется ему; он стал творить суд и правду, он будет жив». Комментируя призыв беззаконнику отвратиться от злых путей, патриарх Сергий пишет, что Бог не преследует кого-нибудь за прошлые грехи. «Да оставит нечестивый путь свой и беззаконник помыслы свои, и да обратится к Господу, – и Он помилует его… ибо Он многомилостив». Господь предлагает человеку жизнь, но необходимо, чтобы люди этот дар приняли. Если люди отвращаются от этого дара, то они лишаются жизни. «Но если они предлагаемую жизнь принимают, тогда… никакое прошлое человека не вспоминается».

Об осуждении

Теперь постараюсь изложить размышления и наблюдения, которые удалось собрать. Первое, чем хотелось бы поделиться, – это выдержки из книги архимандрита Тихона (Агрикова) «Курс лекций по пастырскому богословию для студентов Духовной Академии. III курс»[4]. Не понимаю, почему эту книгу не переиздают.

Там есть совершенно потрясающая глава «О пастырском осуждении» и об обращении с закоренелыми грешниками. Ничего подобного в жизни мне не приходилось читать. Изложу кратко, своими словами, то, что можно выделить.

Архимандрит Тихон ставит вопрос об осуждении человека и о том, насколько это вообще допустимо. Он совершенно справедливо замечает, что осудить человека за какой-то грех – значит, осудить самого себя, потому что никто из нас не может ручаться, что сам что-то подобное никогда не совершит.

К этому можно добавить, что у каждого из нас в жизни был такой опыт, когда мы кого-то осуждали. Если постараемся, то вспомним обязательно, наткнемся на случай, когда мы видели, что человек делает какую-то глупость, и думали: «Я этого в жизни никогда не сделаю!». Но проходит неделя или, может быть, несколько дней или часов, и мы ловим себя на мысли, что делаем именно то, что недавно осуждали.

Многие трезвенники, которые осуждают наркоманов (тоже доводилось встречаться с такими), говорили: «Ой, я до такого точно никогда не докачусь!». Однако проходит какой-то очень небольшой срок, и вот – он уже занимается буквально тем же.

Порицать можно только какой-то поступок, но осудить окончательно человеческую личность недопустимо. Разница между порицанием и осуждением в следующем: на то, что человек украл, можно сказать, что это нехорошо; но сказать, что этот человек – вор, значит, все многообразие человеческой личности свести к одному определению.

Можно привести еще один пример – для меня он был очень понятным. Когда я лежал в больнице, то познакомился с человеком, у которого сын ушел из дома, стал встречаться с некими «мажорами», начал относиться с пренебрежением к отцу, хотя тот очень высокопоставленный военный, герой, участвовал в каких-то спецоперациях в Афганистане, а с собственным сыном сладить не мог. Оказалось тем не менее, что сам отец очень любил осуждать других людей: один у него «гад», другой – «сволочь»…

Тогда так и не удалось ему ничего сказать. Но казалось очевидным: то отношение, с каким мужчина подходил к другим, било по нему самому. Судя по всему рассказу, сын относился к нему точно так же, как отец относился к другим.

Был еще один случай: женщина просила поговорить с ней и ее пьющим мужем – у них разваливалась семья. Для меня было совершенно поразительным узнать два следующих обстоятельства: первое – что у этого пьющего человека есть родная сестра, которую он бросил. Он несколько раз устраивал ее на работу, но она прогуливала, начинала пить. И он сказал, что пока она не перестанет пить – она ему не сестра, хотя было ясно, что пить она не перестанет, потому что это был уже хронический случай (правда, чудо Божье всегда и всюду возможно).

Но, наверное, в любом случае можно было хотя бы раз в неделю привозить ей продукты, потому что она – его родной человек, родная кровь. А поскольку он от нее отказался, их мама, уже пожилая, больная женщина, которая сама еле ходила, на свою пенсию стала что-то покупать и на другой конец города ездить, потому что ее дочь даже суп не может себе сварить.

И было совершенно поразительно, что те же самые слова, какие он говорил своей сестре, я услышал от его жены в адрес его самого: пока он не перестанет пить, он для нее не существует и никаких с ним разговоров.

Этот мужчина, конечно, очень страдал из-за того, что жена к нему так относилась, но мне так и не удалось ему объяснить, что, видимо, до тех пор, пока он не изменит своего отношения к сестре, в его жизни тоже ничего не поменяется.

Признать возможность возрождения – «увидеть» другого

Если отнестись к человеку, как к человеку, если увидеть в нем перспективу нравственного возрождения, то открывается возможность к такому возрождению его призвать. Отец Тихон (Агриков) приводит отрывок из Евангелия о призвании апостола Матфея. В Евангелии кратко сказано, что Матфей был мытарем и пошел за Христом. Здесь надо пояснить, что мытари в те времена были, пожалуй, подобны рэкетирам из 90-х. В Римской Империи, в некоторых ее частях, практиковался обычай отдавать государственные должности на откуп. Таким образом, если сейчас налоговый инспектор должен брать какую-то фиксированную ставку, то в Римской Империи, собрав определенную сумму в государственную казну, сборщик получал ярлык сбора дани, и всё остальное, что мог собрать сверх положенного, забирал себе – поэтому мытари действительно лютовали.

И отец Тихон этот скупой отрывок о призвании апостола Матфея разворачивает, поясняя и комментируя[5]. Мытари, отверженные своим народом, были изгоями. Матфей и сам признавал себя отверженным грешником – мытари обычно не смущались своего положения. Но вдруг он слышит, что идет какой-то галилейский пророк, который очень милостиво относится ко всяким грешникам. В душе Матфея зародилось желание ближе познакомиться с таким удивительным человеком, особенно после того, как он увидел, что множество отверженных, страдающих людей к этому человеку тянулись и все находили у него понимание и сострадание.

Отверженный своим народом, он не надеялся ни на какое близкое знакомство, тем более не мог рассчитывать на свое избрание в число учеников. Но когда он увидел этого галилейского Учителя, который остановил на нем исполненный любви взгляд и сказал ему: «Следуй за Мной», то, как пишет отец Тихон, все прошлое для Матфея померкло, и перед ним открылось только ослепительное будущее, и, совершенно ошеломленный этим предложением, он оставил свой ящик с деньгами и последовал за Христом.

На самом деле это совершенно реалистично, здесь нет ничего надуманного. В детстве у меня был период, когда я хулиганил – и точно так же были взрослые, к которым я тянулся. Например, часто вспоминаю дядю Диму (может быть, совсем детский эпизод, тогда мне было лет шесть). Тогда я был еще маленьким и на тот момент единственным ребенком в семье. И если родители устраивали какие-то праздники и приезжало много гостей, все начинали собираться, гуляли, выпивали, а про детей забывали, и я сидел скучая в своей комнате (ко взрослым меня не пускали).

Дядя Дима был профессиональным военным, здоровый такой, спец по всем этим военным штукам, и я всегда его ждал, прятался за шкаф, а он обычно входил в мою комнату, приговаривая: «Так, так, где он, где он?» – и тогда я прыгал на него из-за шкафа, начинал колошматить, валить на пол, заламывать руки, а он кричал: «А-а-а, как больно, как больно!». Поэтому, спустя десятилетия, когда мне приходилось встречаться с детьми, я понимал, что нужно для них немного побыть дядей Димой.

Когда мы признаем возможность возрождения в другом человеке, что-то происходит между ним и нами, что-то невидимое для глаз, то, что не поддается логике, – он начинает нам доверять.

И другой факт: кто осуждает другого человека, тот перестает его слышать и понимать. Душа осуждаемого человека становится для него непроницаемой тьмой.

Любовь – это не просто слова, призывающие: «нужно любить, потому что нужно любить»… Можно дать рациональное объяснение, почему необходима любовь. Любовь позволяет увидеть другого человека.

Здесь можно провести следующую параллель: в Священном Писании словом «познать» обозначаются самые близкие отношения между мужем и женой («Адам познал Еву, жену свою…» (Быт. 4, 1.)). В латинском языке слово «познать» означает «расчленить»; на языке Библии «познание» означает «слияние с познаваемым предметом».

Отец Тихон (Агриков) и говорит о том, что кто другого человека не любит, его никогда и не поймет – он просто не увидит, не почувствует, что с этим человеком можно сделать.

Если вспомнить евангельские отрывки, Господь не осуждал грешников, он просто говорил с ними, как со всеми людьми. Он побеседовал с Никодимом, и тот, когда другие члены синедриона осуждали Христа, сам будучи членом синедриона, не побоялся подать голос в Его защиту (Ин 7:50), и позднее, рискуя собственной жизнью, содействовал погребению Его тела.

Закхей, мытарь, после того как Христос обратился к нему с ободряющим словом участия, пообещал раздать половину своего имения нищим и воздать вчетверо всем, кого обидел (Лк.19:5–8).

У отца Тихона есть еще очень интересные мысли о призвании человека к возрождению: во-первых, часто наше поверхностное знание о человеке и то, за что мы его осуждаем, совсем не соответствует действительности.

Кроме того, когда мы не верим в возможность возрождения для другого человека, отказываем ему в доверии, то тем самым толкаем его на новые преступления.

Хотел бы отметить мысль отца Тихона (Агрикова), которая в начале моего священнического пути меня глубоко поразила: «Души грешные – это брошенные в грязь жемчужины…»[6]. «Возможность очищения каждого грешника утверждается на остатке в нем естественного добра. В это добро природы, как в расщеп дикой яблони, пастырь может влагать добрый прививок своего попечения».

То есть в каждом человеке есть семена природного, изначально заложенного Богом добра. Насколько бы ни был человек грязен, испачкан, всегда в нем остается что-то неповрежденным. И к этому глубоко сокрытому семени всегда можно привить росток добра, что и делали наши старцы.

Любовь

Еще раз подчеркнем: когда говорят о любви, всегда хочется расшифровать это понятие. Утверждение «просто нужно любить» требует пояснений, о чем идет речь (любовь у буддистов подразумевает одно, в других религиях – совсем другое).

Можно сказать, что любовь меняет человека помимо его воли. Он может даже отворачиваться от того, что вы ему говорите, сопротивляться, не воспринимать ваши слова, но любовь обладает свойством проникать, подобно излучению, сквозь кожный покров и оседать где-то на глубине души человека. Спустя некоторое время, рано или поздно, человек, который вам сопротивлялся, возможно, вас порой ненавидел, обнаруживает, что верит в то, во что верили вы, соглашается с тем, с чем соглашались и вы.

В качестве комментария к взглядам отца Тихона хотелось бы сказать несколько слов о преподобном Амвросии Оптинском. Ежедневно принимая великое множество народа, он вернул к жизни сотни, если не тысячи людей. «Он знал, что в самом сильном искажении человеческом, там, где-то далеко, лежит искра божественного дара, и эту искру чтил отец Амвросий»[7].

И как бы низко ни пал человек, он вновь возвышался благодаря общению с отцом Амвросием, потому что отец Амвросий держал себя на равных, конечно, без панибратства, но не унижая человека, не выступая в роли высокомерного учителя. Человек, чувствуя, что такой всеми почитаемый, мудрый старец смотрит на него как на равного, начинал верить, что и в его собственной жизни еще не все потеряно.

Немного уважения со стороны

Очень интересно было узнать мысли самих бывших наркоманов на тему доверия и веры в человека. Денис, бывший наркоман, пишет: «Давайте же попробуем помочь больным [наркозависимым] людям не упустить их шанс. Им для этого не так уж много надо: чуть-чуть веры в себя и немного уважения со стороны. Поверьте на слово – в большинстве своем они заслуживают его»[8].

Спасла женщина, от которой исходила любовь

Вот признание другого человека: «Спасла меня женщина, непохожая на остальных людей. От нее исходила любовь, доброта, я видел, что этот человек искренне желает мне помочь»[9]. Он вспоминал, что был не согласен с теми христианскими взглядами, о которых она ему рассказывала. Выше я указывал удивительное свойство, присущее любви: пусть человек вначале не принимает, даже ненавидит то, что вы говорите, но рано или поздно каким-то непостижимым образом он это находит в собственной душе.

Так же и этот человек – он согласился с этой женщиной. Сейчас у него совсем другая жизнь, полная радости, мира и любви.

Не терзать прошлым

Интересен опыт и преподобного Порфирия (Кавсокаливита): к нему приезжали и мусульмане, и индуисты – кто только ни приезжал, но он никому не пытался навязать свою позицию и всегда выслушивал человека. У него был принцип беседовать о том, что волнует самого человека. Например, бывало так, что к нему приезжали хиппи, и он говорил с ними о их проблемах, а потом случалось даже, что кто-то из этих людей приезжал отдельно, чтобы побеседовать уже о духовной жизни, и преподобный Порфирий с ними разговаривал.

Важно понять: терпимость преподобного Порфирия происходила не оттого, что он соглашался со взглядами и пороками пришедшего к нему, а оттого что, принимая человека таким, каков он есть на данном этапе, старец давал каждому возможность нравственно возродиться. Как о нем говорили, он хотел людей ввести в новую жизнь, а не терзать их прошлым.

Архимандрит Трифон (Новиков), настоятель храма при Сергиево-Посадском СИЗО

Опыт отца Трифона, настоятеля храма при Сергиево-Посадском СИЗО, также ярко свидетельствует о том, какие плоды дает отношение к человеку, когда его не терзают прошлым, а верят в возможность его нравственного возрождения.

Можно посмотреть фильм-лекцию[10], где отец Трифон очень трогательно рассказывает об этом. Когда я попросил одну паломницу фрагменты его рассказа набрать на компьютере, она сказала, что искренне благодарна, потому что для нее самой многое из фильма стало открытием.

Перескажу некоторые мысли отца Трифона своими словами, близко к исходному тексту.

Отец Трифон рассказывает в фильме, что владыка Феогност дал ему благословение открыть храм в Сергиево-Посадском СИЗО. Надо сказать, что СИЗО – это не колония, где есть хоть какая-то возможность вести работу с тем небольшим процентом заключенных, кто ходит в храм, потому что они стабильно находятся в колонии. В СИЗО контингент постоянно меняется. При каждом новом посещении камеры, как он говорит, состав людей обновляется процентов на шестьдесят.

По словам архимандрита Трифона, возникало ощущение, что они стоят на железнодорожном полотне, подъезжает платформа с землей, они сажают росточки, поливают, окучивают, затем эту платформу увозят и привозят новую. И снова – сажаешь, трудишься, и снова ее увозят.

Всегда хотелось видеть хоть какие-то плоды, потому что возникало такое ощущение, что работали просто вхолостую. К тому же представители администрации говорили, что мы зря это все затеяли, потому что те, кто пробыл здесь два года – это люди уже деградировавшие, и с ними бесполезно вообще о чем-то говорить.

Отец Трифон утверждает, что в итоге увидели обратное. Со временем, не сразу стало это понятно, а лишь когда начали приходить письма с зон. Конечно, большой процент писем – это просьбы о помощи. Кстати, нам на Соловки тоже приходят письма по десять страниц, где написано: «Я верующий, читаю Библию», дальше рассказ автора письма, какой он христианин, а в конце идет список: «а в целом я нуждаюсь в сгущенке, 2 кг печенья…» и пр. Все предыдущее было просто прелюдией к списку. Некоторые, напротив, сразу пишут: «Не подумайте, что мне что-то нужно, поэтому сразу говорю – ничего мне не присылайте…». Возможно, и это своеобразная тактика с дальнего захода…

Но отец Трифон говорит, что начали приходить письма, из которых стало понятно, что плоды все-таки есть. Эти письма невозможно было читать без слёз. Были такие, в которых люди признавались: «Вначале мы были с вами не согласны, считали, что вы говорите не то, но впоследствии попали в такие ситуации, что вспомнили то, о чем вы нам говорили…».

У многих людей произошла переоценка ценностей и начался путь к духовному возрождению.

После лекции я попросил отца Порфирия, наместника и игумена Соловецкого монастыря, так как когда-то он был казначеем в Лавре, дать мне какой-нибудь контакт, чтобы возможно было выйти на отца Трифона. Съездить и с ним лично поговорить не получилось – общались только по телефону. Он хотел свозить на место своего служения, потому что, по его словам, «этого не понять, пока ты там не побудешь».

Надо сказать, что преступный мир – это мир совершенно особый: у многих заключенных есть некий дар своеобразного видения. У некоторых людей в застенке этот дар развивается очень быстро благодаря тому, что они там оказываются в стесненных обстоятельствах.

Буквально через несколько минут после того, как человек входит в камеру, такие люди уже понимают, кто пришел и с чем. Поэтому как бы кто ни пытался выглядеть «добрым дядей», они мгновенно чувствуют фальшь и авторитет теряется. Поэтому к этим людям нельзя ходить ради галочки, им невозможно солгать. Человека понимают и принимают только тогда, когда он искренен.

Отец Трифон отмечает, что и опыт общения с подобными людьми нарабатывается не сразу – ведь не сразу дерево вырастает из семечка, – и здесь так же, все приходит с годами.

И он заметил, как эти люди, искаженные атеизмом, борьбой с религией, как они начинали меняться. Вследствие чего это происходило? «Увидели практически, когда вроде бы из такого преступного мира: убийцы, насильники, грабители, законченные алкоголики пишут нам письма с зоны, письма, которые нельзя читать без слез, стали на исповеди искренне плакать, но (подчеркиваю) только после того, когда увидели, что они нам небезразличны, что их судьбы нас волнуют».[11]

Сопереживать другому

Отец Трифон говорит о том, что брать на себя человеческое горе – это очень непростое дело. В духовничестве есть такой аспект, когда ты берешь на себя горе другого человека, но рекомендовать подобное никому не следует – как это происходит, логически не объяснить, что-то происходит мистически, старцы обладают этим даром.

Когда приходит человек, который находится на грани самоубийства, в страшной депрессии, его мучают какие-то страшные помыслы, он приходит к старцу, делится своей проблемой. А старец ему на это отвечает: «Иди, погуляй…» – «Что, ничего мне не скажете?». И человек уходит расстроенным, что ему ничего не сказали.

Просто он даже не понял, что произошло, но, как только вышел за порог, словно все оставил, все, что его тяготило, и ушел, выпорхнул как птичка. А все, что у него до этого было, вся эта тяжесть, мука от мыслей о самоубийстве – все это каким-то образом перешло на старца, который в течение нескольких следующих часов, ночей или недель должен в себе это все победить, преодолев всё, чем мучился тот человек.

Бывает, матери способны совершать нечто подобное, но это никому нельзя рекомендовать, потому что человек может просто сломаться под таким грузом, не выдержать. Поэтому я бы у отца Трифона эту формулу «брать на себя» вырезал, оставил бы просто – «сопереживать».

Когда ты человеку сочувствуешь в его горе, он это понимает и начинает открываться. Важно помнить: каким бы ты ни был, если ты человеку сопереживаешь, он тебя тоже принимает. Возможно, будет какое-то личное недопонимание, но, главное, если в человеке есть добро, то это можно сравнить с золотом: как его ни пачкай, достаточно протереть, и оно заблестит.

У человека может сложиться о вас какое-то предубежденное мнение, пусть он даже заранее будет готов дать вам отпор во время встречи, но если вы приходите с добром, рано или поздно это станет очевидным. Он вас проверит и после второй, третьей проверки поймет, что вы действительно не желаете ему зла.

Для отца Трифона было настоящим откровением, когда люди начинали плакать: слёзы преступника – это слёзы человека, который прошел через убийства, из него слезу палкой не выбьешь – эти слёзы стоят дорогого, но возникают они тогда, когда начинаешь ему искренне сопереживать.

В настоящее издание включена глава «Дети, которых теряют родители», изданная отдельной брошюрой и размещенная на сайте монастыря[12]. В ней кратко изложены некоторые мысли о молодежной субкультуре готов и о трудных детях вообще, и там среди других примеров включен интересный эпизод из жизни священника Алексея (Мечева).

В XIX – начале XX века, когда жил о. Алексей (Мечев), в высшем аристократическом обществе существовало во многих семьях отчуждение родителей от детей (для ухода и воспитания нанимали гувернеров, нянек). Когда родители с детьми обращались на «вы», и дети так же к родителям – на «вы». И всё в доме, в семье, в отношениях – белое, чистое, безупречное, но словно безжизненное. Родители не считали себя обязанными интересоваться детьми.

Однажды отца Алексея (Мечева) пригласили в подобный великосветский дом, где предпринял попытку к самоубийству молодой человек, видимо, отпрыск знатных аристократических особ[13]. Священник зашел в комнату, где лежал юноша с повязкой на голове. Отец Алексей пытался с ним поговорить (очевидно, юноша был при смерти – его следовало исповедовать, причастить), но умирающий был просто непроницаем, упорно молчал, словно заледенев сердцем.

После долгих безуспешных попыток как-то до него достучаться батюшка просто обнял его голову и по-отечески прижал к себе. После этого жеста без всяких слов юношу будто «прорвало», он зарыдал и стал рассказывать, насколько невыносимо ему жить в таком доме, где есть роскошь, комфорт и деньги, но нет самого главного – душевного тепла.

Исповедуясь, он настолько открылся, что, когда отец Алексей собирался уходить, молодой человек его останавливал со словами: «Я еще об этом хотел рассказать…». Снова батюшка уходить, а он: «Я еще вот это помню…».

Еще можно привести несколько удивительных моментов в жизнеописании святителя Игнатия (Брянчанинова). Воспитание детей можно было бы назвать весьма жестким и порой жестоким, хотя оно принесло хорошие плоды: родной брат святителя Игнатия стал губернатором. Детей кормили крайне скудно и не давали много спать. Возможно, свт. Игнатий (Брянчанинов) не стал бы тем, кем он стал, если бы не воспитывался так строго. К девятому классу он уже знал несколько языков, читал по-гречески, по-латыни. Он был любимцем императора и мог сделать блестящую офицерскую карьеру.

Приведу характерные эпизоды, иллюстрирующие условия, в которых рос будущий святитель.

Однажды, когда к ним были приглашены гости, мальчики из дворянской семьи, им подали к столу белый хлеб. Тогда Дмитрий (так звали святителя Игнатия до монашеского пострига), поскольку ничего похожего ему не давали, решил, раз гостям предлагают, тоже попробовать угощение. За то, что он съел эту булочку, которую поставили гостям, отец заставил его встать на колени и стоять так несколько часов с этой булкой во рту.

Еще один случай, по некоторым свидетельствам, характеризует обстановку того времени. Горничная докладывает маме Дмитрия о здоровье детей.

Мама спрашивает:

– А что София, выздоровела?

Горничная:

– Выздоровела, но еще жар – надо в баню сводить и чепчик пока не снимать, потому что еще температура…

– Нет-нет, в чепце некрасиво. Снимите. И в баню – это некультурно.

Увидеть образ Божий

Приведу еще один пример того, что значит – «увидеть» человека, и насколько это дорого. Возможно, он останется у вас в памяти.

Митрополит Антоний (Сурожский) рассказывал[14], что однажды он шел за одним профессором, у которого попросил денег «профессиональный» нищий. Между ним и профессором начался какой-то разговор, после которого нищий вскочил на ноги и обнял этого профессора.

Митрополит Антоний (кажется, он тогда еще не был митрополитом) очень удивился и решил спросить, что же тогда произошло. Оказалось, что этот профессор не имел денег даже на метро и поэтому шел пешком, а когда человек попросил денег, профессор остановился в растерянности, подумав, что, если он сейчас ему откажет, тот узнает в нем русского (это было в эмиграции) и подумает, мол, «вот еще один человек, которому до меня нет никакого дела». Поэтому, признал профессор, он снял перед нищим шляпу и попросил у него прощения за то, что ничего не может ему дать. После этого нищий встал и обнял его.

Потом выяснилось, что это был «профессиональный» нищий, который зарабатывал за день больше, чем профессор за неделю. Но для нищего ценность поступка профессора была в том, что он утвердил в нем чувство собственного достоинства, что он увидел в нем человека.

Еще мне рассказывали о случае, который произошел с митрополитом Вениамином (Федченковым): один эмигрант уже по-настоящему просил у него денег. Владыка, не имея средств, не смог ничего подать просителю, но так же с уважением и сочувствием, по-человечески с ним обошелся, и этот человек, который просил денег, расплакался и сказал: «Спасибо, вы сделали для меня гораздо больше, чем если бы вы просто дали мне денег. Вы увидели во мне человека».

Разделить грех и человека

Когда мы говорим о человеке, очень важно разграничить грех человека, его проступок и саму человеческую личность. Можно порицать конкретный поступок, действие или строй мыслей, не затрагивая саму личность.

В последовании панихиды есть слова, которые мне очень нравятся. О человеке говорится: «я – это образ Твоей неизреченной славы, хотя и язвы ношу прегрешений». Здесь сказано достаточно: в человеке сокрыт неистребимый образ прекрасного, хотя он и носит язву прегрешений. То есть можно осудить прегрешения, но оставить в покое самого человека.

В качестве примера можно вспомнить картину в Эрмитаже «Даная» Рембрандта – ее облили кислотой. В результате она была очень сильно повреждена, но никому и в голову не пришло ее выбросить на помойку, картину начали бережно восстанавливать, и в итоге мировой шедевр был возрожден.

Подобные мысли есть у некоторых духовных авторов, что человек – как разбитая икона…

Когда один молодой человек хулиганил, папа его отчаивался, говорил: «Всё, всё, нашего сына к жизни не вернуть». Мама на это отвечала: «Давай тогда выкинем его на помойку». Мама здесь хотела отрезвить папу и призвать его к борьбе за жизнь за сына. И они помогли парню встать на ноги.

Когда в человеке видят именно саму его личность, происходят совершенно удивительные вещи, которые сложно логически осмыслить. Как говорится, истина не доказывается, она показывается.

Найти подход

Хотел бы еще обратиться к образу владыки Илариона (Троицкого), особенно к периоду его жизни на Соловках.

Книги владыки всегда являлись для меня эталоном словесности по логике изложения, структуре текста. Я всегда восхищался его слогом. Владыка имел ученую степень магистра богословия, но его отличительной чертой была необыкновенная простота, и в личной жизни он был чрезвычайно простым человеком. Его нельзя было ничем опечалить, его настроение поднимало дух окружающим, хотя он оказался на Соловках в то время, когда Соловки были лагерем особого назначения, и туда посылали не в заключение, а на смерть, чтобы там уничтожить: применялась специальная тактика, чтобы в первые месяцы каторги выжать из человека все, заставить людей потерять свое человеческое достоинство и превратиться в безропотный скот, который в ветхом хлеву доживает свои последние дни.

О владыке Иларионе сохранились такие воспоминания: «…ко всем он относился с подлинной любовью и пониманием. В каждом человеке он ощущал образ и подобие Божие, жизнью каждого человека интересовался искренне. Он часами мог говорить и с офицером, и со студентом, и с профессором, и с представителем уголовного мира, каким-нибудь известным вором, которого он с любопытством расспрашивал о его «деле» и жизни. <…> Его простота скрашивала и смягчала недостатки его собеседников»[15]. Внутренний покой владыки переливался в их измученные сердца.

Благодаря любви и открытости он стал самой популярной личностью из всего контингента заключенных на Соловках: я говорю даже не о богословской среде, хотя в заключении на Соловках находились иерархи Церкви, которые по сану были выше, чем владыка Иларион, но наибольшим авторитетом пользовался именно он. Не только генералы, профессора и студенты знали его. Его также «знала «шпана», уголовщина, преступный мир воров и бандитов именно как хорошего, уважаемого человека, которого нельзя не любить»[16].

Можно было наблюдать, как в периоды отдыха от работы он в монастырском дворе под руку прогуливается с каким-то, как сказано в книге, «экземпляром» из этой среды, но это не было снисхождением, подобным тому, когда великосветские дамы, с опаской как бы не испачкать своих белых перчаток, выдают на какой-нибудь благотворительной акции в детский дом пачку подгузников, чтобы сфотографироваться и продемонстрировать всему свету свою отзывчивость и альтруизм…

Со стороны владыки Илариона не было снисходительного тона по отношению к падшим и погибающим во грехе – владыка разговаривал с каждым, как с равным.

Известно, что так называемая «шпана» очень горда и самолюбива, не прощает высокомерия и пренебрежения. И покоряла всех именно эта манера владыки – не снисхождение, а общение на равных. И он, именно как друг, облагораживал окружающих людей своим присутствием и вниманием.

О принципах

Хотел бы познакомить вас еще с некоторыми примерами. Выводы сможете сделать самостоятельно, так как все вы люди с большим жизненным опытом.

Кто-то говорит без примеров, опираясь на накопленные знания, но у меня нет за плечами пятидесятилетнего опыта, и я не считаю, что имею какое-то право говорить, мол, «вот, нужно так…». Просто есть некоторые принципы, которые работают. Они будут озвучены, а принять или не принять – это уже ваш выбор.

Могу указать на еще одну посвященную нашей теме интересную книгу, которую можно почитать. Это книга Виктора Николаева «БезОтцовщина» – о детях-беспризорниках. Автор написал ее на основе конкретного жизненного материала – он ездил по детским колониям, общался с детьми (беспризорниками, сиротами). Многие из тех, кто оказался в колониях, были детьми из состоятельных семей, однако встали на преступный путь.

Мне очень понравилось замечание о работниках колонии для несовершеннолетних, которую он описывал. Он писал, что заниматься воспитанием ребят, живущих в колонии, может только человек «мужественный, обладающий чуткостью и чувством глубокого сострадания. Все это крепится на фундаменте высокой нравственности и личной ответственности за свои дела. Подростки с их искореженной психикой и разбитой судьбой, как никто, мгновенно чувствуют фальшь, подлость, вкрадчивое заигрывание и, наблюдая подобное, сразу отворачиваются от такого человека. Вернуть же их расположение к себе после этого очень и очень сложно. А чаще невозможно. Руководство, понимая это, главный упор делает на точное соответствие слова и дела»[17].

То есть слово не должно расходиться с делом. Таких людей уважают. Один человек, выросший в хорошей семье, но попавший потом в околобандитскую среду, говорил о себе: «Пацан сказал – пацан сделал!». Понятно, на такого человека не будет иметь влияния тот, у которого на словах – одно, а на деле – другое.

Конечно, здесь речь не идет о жестокости. Я разговаривал с одним человеком, который по долгу службы конвоировал заключенных из тюрьмы в тюрьму. Он был серьезным специалистом по рукопашному бою. Он делился своим опытом: когда конвоируемые заводили какие-то ненужные разговоры, он говорил: «Еще раз – и получишь в ухо». Если опять поднималась эта тема в разговоре – выполнял обещание. Потом спрашивал: «Ты на меня не обиделся?» – ему отвечали: «Начальник, да нет, какие обиды!». Ведь он предупредил, и если бы в ухо не дал, то был бы, с их точки зрения, неправ.

Но мы, безусловно, имеем в виду несколько иную последовательность поведения. И понятие «верность слову» у воспитателей не соотносится со свирепостью. Они говорят честно и по существу. «Да, ты поступил так – и это неправильно».

Очень верной является тактика педагогов Центра свт. Василия в отношении того, что не должно быть «двойных стандартов». Если у взрослых обнаруживаются двойные стандарты – такие люди теряют авторитет мгновенно.

Я уже немного рассказывал про бывшего рецидивиста – мне очень нравится история его жизни. Характерно, что он вспоминал о своем детстве:

«Меня в восемь часов укладывали спать, а в десять часов у родителей начинались танцы. И я слышу, за стенкой уже все подвыпили, танцуют, трали-вали… А я лежу и не понимаю, что происходит. Опять же, мне говорят, что воровать – плохо, а мама работает на мясном рынке – ворует, все воруют… И ничего… Папа говорит, что вредные привычки – это плохо, но прихожу домой, а он через всю комнату лежит в отключке. Я через него переступаю. Вот так и вырос.

Или вот даже в пионерском лагере вожатые говорили, что надо вести себя так и так… Но позже объявляется отбой, и они в своей вожатской собираются, и начинается… Хо-хо-хо, хо-хо-хо. Тогда мы начинаем просыпаться, в окошки выпрыгиваем, в лес куда-нибудь убегаем».

Мультфильм «Как приручить дракона»

В вопросе, как общаться с детьми, для меня многое прояснилось, когда я случайно посмотрел фильм «Как приручить дракона». Если кратко о сюжете: на одном острове жили драконы и мужественные викинги. Триста лет драконы убивают викингов, а викинги – драконов.

Как-то раз мальчик случайно одному дракону бросает рыбку, и тот дракон, который только что на него хотел наброситься, поел этой рыбки и, подбежав, начал тереться о ноги, как кошечка, прижался, улегся спать, захрапел… Тогда мальчик понимает, что драконы лишь кажутся такими свирепыми.

И мальчик думает: «Так вот вы какие, драконы…». Выходит, что драконы просто вынуждены защищаться, когда викинги идут на них с топорами, и мальчишка решает сломать всю эту систему постоянной войны. Для этого он показательно вступает в поединок с одним из самых свирепых, когтистых драконов, Громмелем (до этого он всех драконов побеждал своей тактикой – изучил все их повадки). На острове считалось, что тот, кто убьет дракона, – самый крутой викинг.

Отец этого мальчика, могучий викинг, перед сражением спросил: «Ну, что ты выберешь, мой мальчик? Топор? Молот? Молот – тоже ничего…». А мальчик, щупленький такой, при всех бросает щит и меч и говорит: «Я покажу, как надо». Викинги не могли понять, что происходит. Дракон начал ласкаться к мальчику, но его напугали, и он бросился прочь.

Потом мальчика изгнали из общины викингов. Во-первых, он сам был хилым на вид – не уродился. Во-вторых, с драконами бился какими-то непонятными методами. Надо топорами рубить, а мальчик – о каком-то понимании…

В финальной сцене к мальчику, после того как он пришел в себя после тяжелой болезни, заходит его отец и говорит: «Ты, наверное, очень удивишься…», открывает дверь хижины и видна деревня, где драконы живут в мире с викингами и даже возят дрова…

Фильм заканчивается примерно так же, как начался: «Я живу на острове Олух, где три месяца – лето, а остальное время – зима. Пища, которая здесь есть, груба и невкусна, а люди, которые здесь живут, – еще хуже. Одно утешение: домашние животные – драконы».

Принцип «приручить дракона» на практике

Так в жизни и бывает: какой-то ужасный, «огнедышащий» человек оказывается очень милым. Как принцип «приручить дракона» реализуется в жизни?

Об отношении отца Порфирия (Кавсокаливита) к людям я уже рассказывал: например, когда к нему приходили хиппи, он не начинал читать им нравоучений: «Надо жить так-то, дети. Почему вы так одеваетесь, носите такие сережки?». Он говорил с ними о том, что их волновало. Закончилась же одна из таких встреч тем, что эти ребята подарили ему одеяло и попросили разрешения поцеловать ему ноги. Он очень растерялся, а они сказали: «Ну, мы хотим это сделать. Вы для нас как гуру» (в Индии, оказывается, наставнику-гуру ученики целуют ноги).

А потом одна девушка-хиппи, Мария, пришла к отцу Порфирию снова, потому что хотела узнать больше о христианстве.

Из жизни отца Порфирия приводится еще один случай[18], когда он в воскресенье вместе с одним крестьянином шел в местную сельскую церковь на службу. По дороге им встретились 6–7 молодых людей. Крестьянин спросил их, куда они идут. Они ответили: «В кафе». Он их попрекнул: «Какие же вы христиане?».

Надо заметить, что Греция – христианская страна, там большая часть населения – христиане, хотя бы номинально. Правда, сейчас уже сложно это утверждать – ведь Греция обязалась построить мечеть в Афинах.

И этот крестьянин начал молодых людей укорять, что они в воскресный день идут в кафе. Те огрызнулись, а сами пошли своей дорогой. Дальше отец Порфирий с крестьянином заходят в храм, и крестьянин начинает доказывать отцу Порфирию, что он правильно поступил, на что отец Порфирий ему ничего не ответил. Вдруг, спустя какое-то время, дверь храма открывается и заходят эти 6–7 человек. Крестьянин говорит: «Видишь, я правильно пристыдил их, и в них проснулась совесть». Отец Порфирий ему возразил: «Нет-нет, то, что ты их пристыдил, на них вообще никакого влияния не оказало. Просто я молился сейчас за них».

Может, конечно, кто-то не верит в силу молитвы, но порой она является единственным и самым действенным средством.

Возвращаясь к разговору о том, «как приручить дракона», хотел привести еще один пример из жизни отца Порфирия (Кавсокаливита)[19]. Отец Порфирий, объясняя, как общаться с трудными детьми, рассказал про учителя, который был доволен всеми учениками, кроме одного, который слишком безобразничал, его уже хотели выгнать. Когда в класс пришел новый учитель, ему сразу поведали об этом безобразном ученике, какой он хулиган. Еще учитель узнал, что мальчик очень любит кататься на велосипеде, и, знакомясь с ребятами, сказал: «У меня все хорошо, но есть одна проблема: мне далеко добираться – надо велосипед приобретать, а кататься на нем не умею. У вас никто не может меня научить?».

Вдруг вскакивает этот самый отъявленный хулиган и говорит: «Я научу вас ездить на велосипеде!».

С тех пор они стали самыми лучшими друзьями.

Принимать человека, несмотря на его срывы

Размышление о необходимости видеть в каждом ближнем образ Божий закончим тем, что любой человек очень ценит, если, несмотря на какие-то его срывы, вы его принимаете.

По словам мудрого старца, если кто потерпит своего брата, когда брат скорбит или гневается на него, тому провинившийся, когда отойдет, сделает все что угодно и душу свою положит за того, кто потерпел[20].

По данному вопросу можно привести историю. Вот что рассказывает один человек, некоторое время проходивший в монастыре послушание трапезника (то есть трудился на кухне). Шли пасхальные или рождественские праздники – приехали гости, на сто человек надо было накрыть стол. Несколько дней не удавалось поспать. Наверное, это была все-таки Пасха, потому что Великий Четверг, Великая Суббота (всенощные службы)…

Все были на пределе: накопилась усталость, все напряжены, нервные. В этот момент вбегает ответственный по этому послушанию келарь и начинает всех третировать и кричать: «Что вы тут копаетесь? Сейчас приедут гости!».

И тот послушник рассказывает, что он буквально вышел из себя, потеряв самообладание (дальше приводим его рассказ от первого лица):

– Хотя я себя здесь не оправдываю, но усталость, раздражение – все накопилось. Говорю ему: «Ты замолчать-то можешь? Что это такое?». На что он ответил: «Если сейчас ты не замолчишь, я на тебя чайник вылью!». Тут меня окончательно захлестнула ярость: «Давай, выливай!» – и на него начинаю наступать. Тогда он сообразил, что еще одна реплика и начнется свалка, и говорит: «Слушай, брат, иди-ка выспись. Давай, я тебя сейчас от всех работ освобождаю. Иди спать. Всё. Благословляю». У меня уже истерика почти началась – такая к нему ненависть была…

Но пошел, лег спать. Потом он приходит с мешком конфет, печенья и ни слова не говорит о происшедшем. Я начинаю у него просить прощения. Он отвечает: «Да ладно!». И всё: этого как будто не было.

И для меня этот человек стал большим авторитетом именно благодаря проявленному великодушию: он не предал случившееся огласке, сделал так, словно ничего и не произошло. Потом пили чай, и об этом никогда уже не вспоминалось с его стороны.

Внутреннее состояние передается

Есть еще одно важное обстоятельство, на которое редко обращают внимание (это заключительная тема). Наше состояние передается другому человеку.

Вот что говорил на этот счет святой праведный Иоанн Кронштадтский: «Наши душевные расположения, даже не выражаемые внешними знаками, сильно действуют на душевное расположение других. Это бывает сплошь и рядом, хотя не все замечают это. Я сержусь или имею неблагоприятные мысли о другом: и он чувствует это и равным образом начинает иметь неблагоприятные мысли обо мне. Есть какое-то средство сообщения наших душ между собою, кроме телесных чувств; что же касается действия души на других через чувства, то через чувство зрения душа удивительно действует на другого человека, хотя бы он был вдали от нас, но только был бы доступен нашему зрению и был на этот случай, когда мы устремляем на него свой взор, один. Так, мы можем зрением привести другого в неловкое положение, в замешательство. Случалось мне не раз пристально смотреть из окна своего дома на проходящих мимо дома – и они, как бы привлекаемые какою-то силою к тому самому окну, из которого я смотрел, оглядывались на это окно и искали в нем лицо человеческое; иные же приходили в какое-то замешательство, вдруг ускоряли поступь, охорашивались, поправляли галстук, шляпу и прочее. Есть тут какой-то секрет»[21].

Когда мы общаемся с трудными людьми (с наркоманами, с алкоголиками, просто с такими людьми, с кем сложно установить контакт), очень важно понимать, что этот контакт возникнет, если у нас не будет вражды по отношению к человеку.

Если сознание воспринимает все, о чем мы говорили ранее (образ человека, его достоинства, несмотря на промахи, ошибки, падения), контакт наладится, потому что человек неизбежно почувствует тепло, исходящее от нас. Если же мы внутренне осуждаем человека, то никакого контакта не выйдет, несмотря на все наши дипломатические ухищрения.

По данному поводу можно привести слова преподобных Паисия Святогорца и Порфирия Кавсокаливита. Преподобный Паисий говорил, что «когда один человек любит другого и в положительном смысле этого слова думает о нем, то последний ощущает эту любовь. В случае с обидчиком происходит нечто подобное. О, тогда возмущение обиженного выворачивает ему душу! Даже если он находится где-то далеко – хоть в Австралии, хоть в Йоханнесбурге – если чья-то душа возмущена по его вине, то он не находит себе покоя»[22]. А преподобный Порфирий говорил, что «когда люди гневаются и негодуют, то даже если они сдерживаются и ничего не говорят, от них, то есть от того зла, которое находится у них внутри, исходит некая злая сила, которая пагубно воздействует на окружающих». Еще говорил, что дети из детских домов «как ягнята, потерявшие свою мать, ищут, кто же из посетителей окажет им хоть немного любви. Дети просто льнут к такому человеку, и их уже тяжело от него оторвать»[23].

Попробуем вспомнить свои студенческие годы, когда казалось, что нет вкуснее угощения, чем макароны с майонезом, потому что все друг к другу были очень расположены. Напротив, иногда приходишь в гости, где столы от деликатесов ломятся, но кусок в горло не лезет, испытываешь чувство дискомфорта и желание поскорее уйти.

Могу сказать, что самое вкусное из всего, что я ел в жизни, – это были котлеты, съеденные на лавочке у подъезда одного моего товарища. Однажды я задержался у него допоздна. Мы были голодны, а у него родители уже отдыхали, он не рискнул нас в дом приводить и вынес несколько котлеток, которые мы поедали, расположившись (довольно шумно) на скамейке рядом с подъездом – дело было летом. Ничего вкуснее в жизни я никогда не ел. Но дело было не в этих котлетах – они, вероятно, были самыми обыкновенными. А дело было в том, что мы с моим товарищем тогда прекрасно понимали друг друга.

Страсти передаются

Святой праведный Иоанн Кронштадтский утверждает, что страсти заразительны, что злость, даже если она не высказывается на словах, передается человеку, на которого мы злимся. Когда мы ощущаем негативную эмоцию к человеку, то какой-то поток переливается из нашего сердца в чужое сердце.

Отец Иоанн дает такой рецепт: уничтожь страсть в себе – и в другом человеке уничтожится эта страсть, успокоишься ты – успокоится и он[24].

Можно в качестве аналогии привести принцип гомеопатии, который был открыт следующим образом: стояло два чана – один с водой, другой – с ртутным раствором, между ними бросили медную проволоку (даже не трубку) и обнаружили, что постепенно вода стала принимать свойства ртутного раствора. Каким образом информация о составе ртути стала передаваться воде? Этот факт известен. Надо признать, что в мире существует множество пока необъяснимых фактов и явлений.

Ты ранишь, даже если молчишь

Когда некоторые мамы говорят: «Я уже ничего не говорю – просто ухожу…» – это еще ничего не значит. Можно сидеть в другой комнате, ничего не говорить, а через стену «долбить» всех. Или сидеть с таким лицом, что лучше бы ты хоть что-то говорила. Лучше бы гневалась, била тарелки, тогда хотя бы было видно, что ты – живой человек.

Отец Порфирий учил, что, даже когда люди сдерживаются, ничего не говорят, все равно какая-то злая сила от них исходит и оказывает влияние на окружающих: даже родители начинают отрицательно влиять на своих детей[25]. Вопреки намерению: «чтобы не травмировать ребенка, ничего ему не скажу», само негодование уже может смертельно ранить человека, на которого оно направлено.

Пример о зависти

Отец Порфирий исходит из того, что душа наша не материальна, на нее действуют такие силы, как добро и зло. Он даже приводил такой пример о силе зависти, который был в его практике: одна женщина была в гостях у другой и увидела там красивую вазу. И, видимо, с завистью вечером рассказывала своему мужу: «У них такая ваза!». Вдруг вечером в доме, где она побывала, внезапно, ни с того ни с сего, падает эта ваза и разлетается на кусочки. Хозяева заметили время, когда это произошло, и оказалось, что примерно в то же самое время их ваза обсуждалась в другом доме.

Отец Порфирий считает, что злая мысль – как злой заряд. Злую мысль не скроешь. Даже на расстоянии человек чувствует тот негатив, который от нас исходит. Я бы дополнил, что те старцы, которых мы знаем, которые обладали даром прозорливости, были кристально чистыми людьми, поэтому они обладали способностью услышать, что думают другие. Мы, живя в постоянной суете, внутренней мешанине мыслей и не очищая свой ум, слышать других, конечно, не способны, потому что нельзя увидеть дно, если замутить воду. Но мы все-таки ощущаем этот заряд – положительный или отрицательный, то есть эмоции, которые человек к нам испытывает.

Возможно, успех отца Порфирия (Кавсокаливита) в его общении с самыми разными людьми был обусловлен именно тем, что он очень точно понимал влияние эмоции на другого человека.

Расположение. Прислушаться к сердцу

Я поразился, когда встретил подтверждающую все эти наблюдения мысль преподобного Иоанна Пророка[26]. Ему один человек рассказал следующую историю: «У меня в детстве был друг, потом я женился, а он – нет. Мы всю жизнь росли вместе, а из-за того, что жизнь сложилась по-разному (я женился, а он – нет), пути наши разошлись, и я теперь переживаю, не охладел ли он вдруг ко мне».

И последовал такой ответ, которого я вообще не мог предугадать. Прп. Иоанн Пророк сказал: «Чтобы узнать, как он к тебе относится, загляни в свое сердце. И что ты найдешь по отношению к нему, то же самое будет в его сердце по отношению к тебе. Если ты изменился – изменился и он».

Еще примеры

Если все перевести в практическую плоскость – почему это важно? Человек никогда не пойдет на контакт до тех пор, пока ощущает по отношению к себе ваше неприятие, осуждение, внутреннюю брезгливость. Он может делать вид, что идет на контакт, но по-настоящему никогда не откроется.

Расскажу два примера из собственной жизни.

У нас в школе был учитель труда, Александр Дмитриевич. Дети его любили неимоверно, потому что он очень любил детей. Вообще ребят заставить чем-либо заниматься бывает очень тяжело, но с ним дети оставались до закрытия школы, до одиннадцати часов – так что даже родители звонили, переживали, где их дети.

Уроки труда превращались в уроки жизни, начинались обсуждения самых разных тем – нумизматики, например. Кстати, там я впервые познакомился с христианством. Все рассказывали, кто что о чем-то таинственном прочитал (тогда еще был Советский Союз и Церковь как таковая была в полуподполье).

Этот человек давал нам то, о чем мы мечтали – место для общения, для сбора подростков. Он приучал ребят (тогда я был в шестом-седьмом классе) работать, создавать что-то своими руками, давал нам возможность собираться вместе. Эти уроки труда – одно из самых светлых воспоминаний в моей жизни, потому что он говорил с нами, как с равными, не пытался нас чему-то учить, хотя и был человеком с большим жизненным опытом.

Когда спрашивают, как нужно общаться с детьми, я всегда привожу в пример прот. Валериана (Кречетова): с детьми надо говорить очень серьезно, они на самом деле все понимают. У него самого много детей, внуков. Мне очень понравился его подход, когда его маленький, самый младший, сын начал просить слона. Приведем ниже рассказ отца Валериана.

«Я помню, как ко мне обратился сын: "Папа, я хочу слона". Я говорю сыну, что слон ведь много ест, его надо кормить. Ты для тренировки постарайся для всех накрывать на стол. Через два дня сын сказал: "Нет, пап, слона не нужно, он очень много ест". Он сам пришел к выводу, что слона хорошо бы иметь, но он очень много ест. Старайтесь не создавать особых конфликтов, чтобы не разрушить сердечных отношений с детьми»[27].

Уважение

Как-то, будучи в Санкт-Петербурге, встречался с молодым человеком, который повредился умом на спайсе. Я тогда впервые увидел человека, с которым это произошло из-за спайса. Он совершенно потерялся – где он, что он… Его мама обратилась к нему: «Вот батюшка, поговоришь с ним?». А этот парень сидит с лицом совершенно невинного ребенка.

Он еще, как думалось, не вышел окончательно из состояния наркотического опьянения. В зазеркалье он провалился после того, как покурил китайских прекурсоров. Если у него до этого были «путешествия в иные миры» и он из них выходил, то в этом «трипе» он застрял.

Если кто-то смотрел фильм «Начало», где люди застревают в своих снах и не могут разобраться, где они, – здесь было что-то подобное.

Как я могу сослаться на Википедию или какую-нибудь энциклопедию, так и он ссылался на существ, которые ему в этих «трипах» приходят, мол: «Они же мне говорили!». Кто – они? Для него были авторитетом эти существа, которые ему что-то объясняли о будущем, о прошлом.

И он совершенно потерял ощущение реальности. Некоторые считают, что спайс – это не страшно, а ведь такого человека ни к чему социальному применить уже невозможно.

Меня поразила его мама. Я во время беседы слушал его очень внимательно, потому что, действительно, если человека не выслушаешь, как ты ему можешь помочь? Иногда, может, излишне внимательно слушаю – мне порой кажется, что в человека впиваюсь, как удав, – мне важно понять, войти в тему.

И он понимает, что его так увлеченно слушают. А мама в этот момент гримасничает. Он говорит: «Они приходят…», рассказывает вещи какие-то умопомрачительные, пугающие. А мама в это время крутит у виска, всем свои видом показывая, что сын ее сейчас позорит. Она как бы объясняет мне, что она здесь ни при чем, что ее сын – больной.

И когда этот парень закончил, я сначала обратился к его маме: «Мама, вы вели себя неправильно. Человек рассказывает проблему, а вы сидите и гримасничаете. То есть вы заранее и мои усилия, и свои сводите на нет тем, что, во-первых, отрицаете проблему, а во-вторых, полностью пресекаете свой контакт».

Какие-то мысли я ей повторил, что если она так будет продолжать себя вести, то с сыном ничего не добьется. Потом мы с сыном разговаривали отдельно – может, действительно он одержим, не знаю.

Когда игумена Анатолия (Берестова) спрашивали, являются ли наркоманы одержимыми или нет, он сказал, что нельзя свести все к одержимости. В «Основах социальной концепции Русской Православной Церкви» сказано, что есть болезни, которые лечатся медикаментозно, а есть, действительно, и моменты одержимости. Поэтому ошибочно все относить к медикаментозному лечению, как и ошибочно сводить все к чину отчитки.

И отец Анатолий (Берестов) говорит, что определить – одержим человек или нет – может только опытный священник, а не первый встречный.

Этот человек, возможно, и был одержим, возможно, нужна была отчитка, но лично его напрягало, что его мама видела в нем бесноватого. Он хочет ей что-то объяснить, а она в ответ: «Бесы, в тебе бесы!».

Не знаю, поняла ли меня мама того молодого человека или нет, но такой позицией она изначально отсекла себя от него. И если она не пересмотрит свою позицию, как и все жены, которые имеют мужей-алкоголиков, – агрессия, даже не высказанная, всегда порождает ответную агрессию.

Контакт с другим человеком можно наладить, только если учитывать то, о чем мы говорили. Пусть в данный момент мы даже не знаем, как нам правильно что-то сказать, как поступить, но у нашего ума есть такое свойство, что он способен генерировать идеи. Когда в наш ум проникает какая-то идея, мы подспудно начинаем с ней работать, и при возникновении какой-то ситуации на основе этой идеи у нас рождается спонтанное решение.

Говорят, любовь не ошибается. Если человек изначально старается разрешить ситуацию бесконфликтно, он рано или поздно найдет какое-то решение. Первый раз ошибется, второй, но потом все равно найдет нужные слова, поймет, как нужно поступать. Но если человек изначально пошел не по тому пути – он будет совершать ошибку за ошибкой.

Выслушать

Иулиания Владимировна Никитина, исполнительный директор Центра социальной адаптации святителя Василия Великого:

– Я хотела сказать по поводу того, что вначале необходимо выслушать и не дать сразу реакцию. Это действительно важно, в том числе и в общении с нашими детьми, и для других воспитателей. Потому что трудно отделить просто эпатажность человека и проблему, возможно, какие-то психические расстройства. Бывает сложно сразу понять, что действительно за этим поведением стоит.

Но если мы возьмем за правило и договоримся, что бы нам ни говорили, мы выслушиваем серьезно, не давая реакции: «Ну что ты все время несешь?!».

Это, конечно, очень тяжело. Как в самом начале говорил батюшка, когда человек только начал с нами взаимодействовать, у него нет отношения к нам, как к каким-то авторитетным людям. Если же это ребята, которые прошли летнюю эпопею и были с тем же Сергеем Владимировичем, и не только с ним, в Хибинах, проходили какие-то сложности, – они испытывали уважение, которое родилось в процессе этого совместного проживания.

А тому, кто только что пришел, ему – что Сергей Владимирович, что Юлия Владимировна – «ехал и болел». Какие-то непонятные дяди и тети, которые уже заведомо претендуют на какое-то к ним отношение: «Ты пришел сюда, будешь меня уважать, потому что я уважаемый человек. А кто ты? Посмотри на себя – кто ты?» и прочее в этом духе. Его направили сюда по суду. Он пришел просто перетерпеть весь этот бред, все это сборище сумасшедших людей-энтузиастов, и все.

Все-таки если у нас отношения еще не установлены, нужно «строжить», объяснять, сразу ставить рамки – это вот так, а это – так. Если сказали, что приедет полиция, значит, приедет полиция.

Авторитет нужно заработать.

Человека необходимо выслушивать, если у него есть желание что-то сказать взрослым, давайте договоримся их выслушивать. Мы ничего не потеряем, если будем их серьезно выслушивать. Другое дело – когда требуется наша реакция немедленно. Если нет – можно всегда сказать, что нужно время, чтобы подумать, чтобы высказать свое отношение к этой проблеме.

По крайней мере, необходимо выслушать человека терпеливо. Нам часто не хватает терпения, ведь есть расписание, и нам нужно ехать туда, сюда… Но необходимо искать как-то компромисс, иначе все это растянется во времени.

В любом случае, при необходимости делать замечания. Можно и, извинившись, сказать, что сейчас поговорить невозможно, но вечером поговорим, ты мне расскажешь. Это очень важно, потому что иначе теряется то хрупкое, что невозможно бывает восстановить. Их и так дома и в школе считали за придурков. Если мы пойдем по тому же пути, то ничего не произойдет.

Я несколько раз приводила слова одного удивительного человека – Жана Ванье (он создал во Франции первые общины для умственно отсталых людей – «Ковчег» и «Новый свет») – он ходил по тюрьмам, встречался с людьми, которые были приговорены к пожизненному сроку. Он сделал вывод, что многие люди, которые занимаются социальным служением, социальной работой, когда сталкиваются с маргиналами, то сразу начинают ставить условия: «Я готов тебе помочь, но ты должен измениться. Если ты изменишься – я буду тебе помогать, если нет – то нет». И он говорит – с какой стати взрослый, сформировавшийся человек вдруг будет меняться? Или как в некоторых семьях говорят: «Ты изменись, а потом я тебя полюблю».

Получается наоборот – вначале нужно полюбить, потому что именно любовь может позволить этому взрослому раненому человеку что-то изменить в своей жизни. Никакие установки, никакие условия, ультиматумы не дадут человеку возможности что-то изменить в себе. Именно открытость и любовь дадут такую возможность. «Я полюблю тебя, и тогда ты изменишься».

Мы говорили с владыкой Пантелеимоном, он сказал: «Вот вы с N. ездили в Москву, в Марфо-Мариинскую обитель. Конечно, я стараюсь всех любить, понимать и принимать, но нужно быть честным, и я не могу сказать, что я, увидев Бориса Петровича первый раз в своей жизни, люблю его больше своих внуков – это будет неправда. Но тем не менее он мне очень интересен, и я к нему очень хорошо отношусь. Вы приехали – и я испытываю к нему теплоту и нежность. Это изначально».

Если мы говорим о высочайшем христианском пути, эталоном для нас является Христос. Это уже высокая, очень высокая ступень. Но первой ступенькой к этому может быть просто интерес к человеку, уважение, просто внимательно выслушать его, не перебивая словами: «Что за бред ты несешь?».

Иером. Прокопий: Можно дополнить по поводу «выслушать»?

И. В.: Одним из последствий приема ПАВ, наркотических средств, является так называемая «патологическая обстоятельность»: человек вам хочет что-то рассказать, но рассказывает сперва предысторию, к предыстории еще предысторию и еще какие-то подробности.

Вследствие приема галлюциногенных средств человек утрачивает способность выделять главное. Как отмечено в работах Б.В. Зейгарник, нечто подобное наблюдают у людей, страдающих шизофренией: человек не может выделить главное в том, что хочет до вас донести, поэтому приходится акценты на главном расставлять самому. Может быть, он доберется до сути, но не сразу.

Поэтому, если настраивать себя на то, что все, что он говорит со всеми предысториями, – это и есть то, что он хотел сказать, – сути никогда не поймешь. Она на самом деле, может быть, в конце как-то завуалирована.

У нас есть один батюшка, который обладает даром выслушивать до конца, несмотря всю свою занятость. Я не считаю себя каким-то богословом, на самом деле книжек прочитал очень мало, но все, что прочитал, – это благодаря ему, он никогда не давал мне возможности остановиться.

Времени на Соловках мало, поэтому если бы на какой-то мой вопрос о богословии, когда было что-то непонятно в книжке, он бы мне ответил «некогда», тогда я просто отложил бы эту книжку в сторону. А он никогда не давал возможности бросить книгу на полку. Говорил: «Ну, пойдем в библиотеку», и в библиотеке отвечал уже на вопрос по существу.

Некоторые дети с родителями перестают советоваться, потому что родители иногда отвечают: «Посмотри в энциклопедии». Раз спросил, два, три – всё в энциклопедии. Потом ребенок может перестать спрашивать, потому что знает заранее их ответ (конечно, иногда человека с его вопросом можно и к энциклопедии подвести, и человек может принять такую постановку вопроса от старшего, если старший говорит об энциклопедии ответственно: может, действительно, не знает ответа или читал в энциклопедии хорошую статью по поводу обсуждаемого вопроса).

А этот батюшка спускался в библиотеку со мной, давал вкратце ответ, но говорил: «Если хочешь лучше познакомиться с вопросом, я тебе советую такой-то источник, именно эти две главы». Он всегда давал стимул двигаться дальше.

Когда в самом начале пытаешься что-то понять в богословии, это чем-то напоминает патологическую обстоятельность: то есть пока не сформировалось какое-то видение, какой-то костяк, каркас, бывает такой наплыв мыслей в голове, что не всегда удается сформулировать точно, что именно пытаешься сказать. Этот батюшка всегда внимательно слушал, один раз только мне сделал замечание, сказав: «Отец Прокопий, ты бы записал себя в следующий раз на диктофон, послушал бы и сам бы на свой вопрос ответил».

В течение нескольких лет он меня научил задавать вопросы, не обличая. Я захожу к нему в кабинет, бывает, времени мало. И говорю примерно по такой схеме: «Будет вводное к вопросу, потом последует сам вопрос». Говорю: «Вводное к вопросу» – и объясняю, в связи с чем вопрос появился в поле зрения. Потом задаю сам вопрос.

Сейчас мы уже общаемся быстро. Мы с этим батюшкой прошли путь лет в пять или семь. И многое из того, что я знаю о христианстве, знаю благодаря ему, потому что мне не приходилось штудировать весь массив источников – он всегда указывал то, что нужно читать – даже какие-то отдельные страницы, статьи из дореволюционных изданий, где был буквально дан ответ на какой-то вопрос.

Но если бы он заранее оборвал те мои первые неумелые попытки, вопросы, не было бы и этого семилетнего пути – все бы так и заглохло. Хотя многого и не требовалось – нужно было выслушать до конца, понять, правда, вопросы бывают головоломные. Но он никогда не говорил: «Я такой большой человек, а ты меня такой ерундой отвлекаешь».

Все важно, потому что сегодня, например, человек задает глупый вопрос, но ты его не отвергаешь. Через два года он вырастет и станет задавать умные вопросы, а через три станет твоим ближайшим помощником.

Когда этот батюшка пришел в монастырь, он был единственным, кто имел богословское образование (требовать, чтобы священник перед рукоположением окончил семинарию, стали позднее).

Раньше ему приходилось все делать самому. Но он взялся за воспитание послушников, иноков и несколько лет нас терпеливо выслушивал, отвечал на вопросы, возможно, самые банальные, но всегда давал человеку стимул для роста. Такая его терпеливая позиция привела к тому, что постепенно он окружил себя помощниками.

Если теперь приедет какой-нибудь профессор, с каким-нибудь сложным вопросом, то ему уже не придется самому тратить время, он воспитал для этих целей человека, который ответит на любой вопрос. Еще какой-то вопрос – есть уже человек, который знает ответ на него. То есть, передав свой опыт и знания, он научил людей думать. Соответственно, и уровень монастыря поднял, и получилось, что его самого не заваливают работой.

Ведь мы даже не знаем, где находятся наши ближайшие помощники, может быть, они рядом. Может, мы им шанса просто не даем?

Данный текст представляет собой расшифровку беседы с сотрудниками центра социальной адаптации свт. Василия Великого. В беседе разбирался вопрос: является ли бесполезным или нет дело, которым мы – и педагоги, и воспитатели, и священники, – каждый со своей стороны, занимаемся? Речь идет о воспитании. И тема беседы формулируется так: бесполезно ли воспитание?

Вопрос этот важен. Ведь когда мы чем-то занимаемся, необходимы веские аргументы, которые помогли бы нам продолжать делать, что делаем. Ведь если человек знает, что его усилия полезны и нужны, он делает свое дело несмотря на встречающиеся трудности. Если же человек видит, что никому его усилия не нужны, что никого идеи, реализуемые им, не греют, то руки у него опускаются очень быстро. Если человек знает, что у дела, которое он делает, есть перспектива, то его не смущает то, что на некотором этапе своей деятельности он не наблюдает ее плодов. Он спокойно делает свое дело. Он знает, что семя, которое он сеет, принципиально может взойти.

В беседе было решено поделиться некоторыми мыслями и наблюдениями, а также – описаниями ситуаций, которые могут стать необходимыми аргументами, поддерживающими нашу надежду. Во время беседы буду просить директора центра рассказать истории, которые произошли на самом деле и которые комментируют повествуемое. Здесь ничего никому не навязывается. Каждый человек, знакомящийся с приведенными мыслями, наблюдениями и описаниями ситуаций, выводы может сделать сам.

Повторение некоторых мыслей с прошлой беседы

Начать хотелось бы с мысли, на которой мы остановились в прошлый раз, когда говорили о том, как нужно общаться с трудными людьми вообще. Речь шла даже не столько о ваших воспитанниках, сколько о мужьях, сыновьях – о ком угодно. Сейчас все люди очень сложные.

Хотел бы привести слова человека, который обладает большим жизненным опытом. Это писатель Виктор Николаев, который не просто пишет книги, – он ездит, общается с людьми, то есть опыт у этого человека колоссальный.

После общения с беспризорниками и детдомовцами, когда он посещал колонии для малолетних, он обобщил свой опыт, свои впечатления в книге «БезОтцовщина». Очень понравились его слова: «Подростки с их искореженной психикой и разбитой судьбой, как никто, мгновенно чувствуют фальшь, подлость, вкрадчивое заигрывание, и, наблюдая подобное, сразу отворачиваются от такого человека. Вернуть же их расположение к себе после этого очень и очень сложно. А чаще невозможно»[28].

Как было сказано в прошлый раз, архимандрит Трифон (Новиков), окормляющий Сергиево-Посадское СИЗО, говорил, что люди, которые там находятся, мгновенно видят, кто ты есть. Если будешь играть какую-то роль, то они очень быстро это почувствуют. А если ты искренен, то, даже испытывая к тебе какое-то недоверие, все равно рано или поздно они тебе поверят. Это как с золотом: даже если его запачкать, то достаточно потом чуть-чуть потереть, чтобы было стало ясно, что это золото.

Восстанавливая основные тезисы прошлой беседы в памяти тех, кто на ней присутствовал, еще раз повторю, что вера в человека не означает глупой наивности; веря в возможность возрождения для человека, мы не должны уподобляться в поступках сентиментальным старичкам и старушкам – например, оставлять ценности без присмотра, «ключи от квартиры, где деньги лежат», по выражению Остапа Бендера.

Мы учитываем, что у человека было греховное прошлое. Допустим, человек, имеющий печальный опыт употребления наркотиков, способен обычно весьма талантливо манипулировать людьми, раздавая клятвы и обещания, уверяя в благих намерениях.

Поэтому, веря, что и этот человек может духовно возродиться, мы всё-таки отвечаем ему «нет»: «Я понимаю, что тебе нужны деньги, но, зная тебя, я понимаю, что тебе это будет не во благо. Если ты говоришь, что тебе надо завтра поесть, – давай приезжай, я дам тебе еды, бутерброды, заберешь с собой. Но я считаю, что деньги для тебя не полезны». Если мы искренни, человек на такой ответ не обидится.

Люди, особенно с наркотическим прошлым, начинают по привычке настаивать: «Что ты мне постоянно запрещаешь!?». Однако со временем они перестают «давить», потому что чувствуют, что вы говорите справедливо. Для них очень важно, что вы говорите правду не под влиянием собственных эмоций: «Ты такой плохой, ты меня всегда обманываешь…», а вы говорите по существу – это черное, это белое. Им больше ничего не надо. Они видят, что вы говорите так, потому что у вас есть определенные твердые жизненные принципы.

О центре свт. Василия Великого

То, чем, в частности, этот Центр занимается, – очень нужно и важно. Как считают некоторые исследователи, на антинаркотическую пропаганду тратятся колоссальные средства. И здесь вопрос скорее не в том, что если есть такие средства, то почему их на это не тратить? Вопрос поставлен неверно. Вопрос в том – нужно ли их тратить?

По мнению ряда исследователей, самая опасная, уязвимая группа – это подростки 14–16 лет, так как это возраст, когда решается вопрос: человек либо пойдет по нормальному пути развития, либо – по криминальному.

Потом, когда он уже чуть подрастет, подразберется в жизни, в принципе войти в криминальную среду будет уже не так легко – появится перспектива работы, определенные представления о жизни, и он хотя бы узнает, что такое боль, столкнется с тем, что может быть очень плохо в жизни, получит отрицательный опыт. Подросткам же обычно море по колено.

Колоссальные деньги тратятся на попытку вернуть к нормальной жизни людей, которые уже сформировались, людей 30-летних. Но если бы заниматься ими, когда они были более молодыми, когда они еще только-только думали о жизни, то эти средства можно было бы сократить. Возраст 14–16 лет и, возможно, чуть постарше – это самый уязвимый период, и если бы сосредоточить все усилия именно на этой группе, то такого колоссального масштаба проблем, по крайней мере, с наркотиками, может быть, удалось бы избежать.

Хотя через Центр прошло не так много воспитанников – несколько сот, но, как мы с Иулианией Владимировной говорили, на самом деле, эта цифра – колоссальная. Из нескольких сотен воспитанников более половины не возвращается к преступной деятельности.

На первый взгляд, цифра небольшая, но если представить, что за каждым человеком, который сознательно выбрал преступную деятельность, стоит еще множество людей, которых он в это дело вовлекает… Личности здесь попадаются очень харизматичные, в своем роде. Мне приходилось знать людей, которые втянули в употребление наркотиков десятки, а то и сотню человек, потому что они были харизматичными наркоманами.

Напротив, тот человек, у которого были криминальные склонности, но он нашел себя и, по-новому переосмыслив свою жизнь, начал жить нормально, – этот человек обладает уже уникальным опытом, и он в течение своей жизни поможет перестроиться и другим. Прошедшие через Центр люди потом затягивают в свой «водоворот» и других, и детей своих они будут воспитывать уже в соответствии с правильными принципами. Выходит, спираль от этого человека будет закручиваться или в добро, или во зло.

Если смотреть на работу сотрудников Центра с точки зрения профессора С.Г. Кара-Мурзы, это молекулярная работа, и только так и можно действовать. То есть то, что здесь помогают кому-то доучиться – это уже великое дело. Ведь если 16-летний парень не сможет выучиться, дальше жизнь его пойдет по накатанной дороге, и что с ним будет – очевидно. В итоге общество получит асоциального элемента, которого можно только изолировать, и еще тратить на него средства, чтобы кормить и обслуживать. Если же здесь дать ему опыт нормального поведения, получится нормальная социально адаптированная личность, человек сможет в дальнейшем принести даже какую-то пользу обществу.

Когда мне приходилось собирать какую-то информацию (она не за один день возникла, может быть, копилась в течение многих лет), общался со многими людьми и всегда задавался вопросом о том, нужно ли вообще то, что я делаю, или же все это вообще бесполезно и я напрасно трачу время. Несколько лет назад сильно утешили слова святителя Феофана Затворника о том, что семя, брошенное с любовью, непременно прорастает. Может быть, не сразу, но непременно прорастает.

Чтобы прокомментировать эту мысль, мы попросили Иулианию Владимировну Никитину, исполнительного директора Центра социальной адаптации святителя Василия Великого, рассказать об уроках рисования.

Проявить добро и человечность

Иулиания Владимировна: Это уроки рисования в Колпинской воспитательной колонии, которые на протяжении уже долгого времени проводит Виктор (иконописец).

Он очень хороший человек, необыкновенный в том смысле, что очень открытый и понимающий. Его любовь и открытое отношение ко всем людям – передаются. Я видела, как проходят эти уроки рисования: очень часто бывает, что приходят на занятие люди, садятся и – засыпают. Почему это происходит, что они засыпают? Они чувствуют безопасность, потому что ночью спать очень тяжело – человек во сне крайне беззащитен. Некоторым вообще там не дают спать. Эта возможность поспать выпадает на занятии – поспать 1,5–2 часа.

И он, у которого много заказов на иконы, у которого очень много дел, очень умный человек, образованный – он каждую неделю ездит в Колпинскую колонию проводить уроки рисования, чтобы пришла небольшая компания молодых людей поспать, потом попить чай и уйти. Но в тот момент, когда пьют чай и когда спят, Виктор разговаривает и, как он, смеясь, говорит: «Я богословствую. Я им говорю о Боге, о любви. Они спят. Кто-то послушает. Потом мы пьем чай, я тоже рассказываю какие-то истории».

Причем он не обличает и не говорит: «Как? Я ведь такой занятой человек, приехал к вам, а вы тут мне такое устраиваете?». Ни одного слова претензии. Хотя ему ехать – «за семь верст киселя хлебать» – пока доберешься до этого Колпино. А вечером, зимой, выйти из этой колонии, машины у него нет, и там никакого транспорта нет. Пока дойдешь до этой электрички – место такое…

Но это очень важно. Потом многие из тех, кто был в этой группе, говорили, что у них остались удивительные воспоминания, связанные с тем, что вместе, где для добра и чего-то человеческого, сокровенного, для Божественной любви, нет места, – вдруг появляется человек, который несет всё это.

Сила воздействия сравнима с силой целой машины ФСИН (воспитатели, режимники, опера). А этот человек приходит всего раз в неделю, и его помнят. В памяти это остается навсегда.

Иером. Прокопий: Вы рассказывали, что те, кто ходил на занятия, интересовались потом, чем живет этот человек и что заставляет его ходить сюда. Они уже по выходе из колонии начинали как-то узнавать.

И. В.: Туда приезжает очень много представителей разных организаций, в том числе негосударственные организации, благотворители и те, кто привозит гуманитарную помощь, но я не видела, чтобы те, кто потом выходили из колонии, с ними искали встречи так, как с Виктором. Приезжали даже просто поговорить, попить чаю в его маленькой мастерской.

В душе мы все очень отзывчивые, и когда мы чувствуем нечто подлинное, настоящее, мы тоскуем без этого, нам это нужно, хотя мы можем сопротивляться и говорить, что это все бредоносно и ничего в этом такого нет…

Научить примером

– Я вспоминаю свою бабушку. Моя бабушка прожила достаточно долгую жизнь. Знаю, что каждый раз перед Пасхой, в Чистый Четверг, она шла днем, между службами, на рынок и закупала все, чтобы испечь куличи и приготовить пасху. Делала это все сама, дома. Она была уже очень старенькая, у нее болело сердце, все время на таблетках, но все равно она ходила. Каждый год так повторялось.

В последние годы я говорила ей, что это не имеет никакого смысла, но, если уж так важно съесть этот пасхальный кулич, можно же купить кекс «Весенний» или поехать в Лавру (там продают освященные), чтобы не было каких-то сомнений в том, что это действительно то, что необходимо вкушать на Пасхальной трапезе.

Но каждый год она ходила. И это был целый ритуал – она никого не пускала на кухню, она молилась, всех просила: «Только не повышайте голос, все опадет, куличи не любят, когда кто-то ссорится. Только не открывайте окна, потому что будет сквозняк…». То есть она чувствовала, что происходит какое-то таинство раз в году дома, что-то необыкновенное.

И вот она летом умирает.

Приближается Пасха, идет Страстная Седмица. Я с удивлением, даже не понимаю почему, в Четверг иду на рынок, закупаю продукты и всё делаю так, как делала моя бабушка. Меня это так поразило – я даже не могла понять, почему я это делаю – у меня была масса дел, я была занята. Сколько раз я ей сама говорила, что это не имеет ровно никакого смысла.

Тем не менее сейчас, хотя столько уже лет прошло после того, как она умерла (а я хочу сказать, что я хозяйка никудышная, много времени провожу на работе), но что касается Пасхальной трапезы и того, что в Четверг после Литургии нужно идти все закупать и уже в Пятницу, после выноса Плащаницы, начинать все делать – это незыблемо.

Только таким образом мы можем кого-то научить. Это невозможно почерпнуть из книги или как-то научиться… Это как некоторые традиции, которые передаются от одного человека к другому.

Мне видится, что социальная реабилитация и работа с нашими детьми зиждется во многом на той же самой устной традиции и на том, что мы делаем.

Живой опыт, традиции

– Я вспоминаю группу ребят, с которыми мы ездили на юг. Потом несколько раз угощала их кофе в кофейнях, после того как мы ходили с сестрами в одном заведении мыть больных. Нам давали небольшие деньги (кто-то жертвовал), и как раз хватало на кофейню. Ребята себя вначале неловко чувствовали, потом – совершенно по-другому.

Позднее, когда они уже устроились на работу, они все звонили. У них был такой аттракцион – угощать меня кофе со своих зарплат. И сейчас, когда прошло много лет, они тоже звонят и предлагают где-нибудь встретиться – в «Республике кофе» или в «Идеальной чашке» – в какой-нибудь кофейне.

Если бы этого не было, мы бы им рассказывали так: «Знаете, обычно молодые люди не пьют пиво в парадных с девушками. Если у них появляются какие-то деньги, они идут в кафетерий, еще куда-нибудь, в кафе». То есть, если бы мы туда не сходили с ними, ничего бы этого не было, у них не было бы опыта.

Здесь так же – когда мы ходим с ними в музеи, когда мы ходим в театры, когда ездим с ними монастыри, когда мы с ними все это вместе делаем, у них появляется тот самый живой опыт, который передается от одного живого человека к другому живому человеку.

Сила любви

– Батюшка говорил о том, что большая половина ребят после пребывания в Центре живет все-таки вне криминального мира. Но даже те, кто остался в криминальной среде… Я никогда не забуду ситуацию с молодым человеком, который был у нас в Центре, но потом сел. Мы встретились, когда у нас была программа в Колпинской воспитательной колонии. Казалось бы, это молодой человек, который вновь совершает преступление, потом суд, заключение…

Нужно понять, что это такое – воспитательная колония, ведь там все совершенно по-другому. В свое время Жан Ванье сказал, что нежность и милосердие в стенах тюрьмы – это нежность и милосердие, возведенные в степень. Всё не так, как в обыкновенной жизни. Дети там в тяжелом положении, они действительно страдают, они ждут каких-то радостей: что кто-то приедет и им что-то привезет, подарит, хоть ручку. Когда мы с ребятами делали коллажи, ребята спрашивали: «А можно ручку с собой взять?». Или: «А можно я с собой возьму картинку, вырежу?», «можно ли что-то оставить?».

И вдруг перед Новым годом подходит ко мне тот молодой человек с шоколадкой и говорит: «Иулиания Владимировна, поздравляю вас с Новым годом, это вам». Когда я увидела эту шоколадку… Понимаете, это событие просто какого-то космического масштаба.

Надо понимать, что у него была ситуация не очень хорошая – он находился под большим гнетом… В колонии есть ребята, которым эти шоколадки несут, и у них их много, поэтому они могут кому-то пожертвовать одну из многих. В его случае – совершенно другое…

Эта встреча показала, что тот опыт, который он получил в Центре, дает возможность, даже находясь там, в колонии, оставаться человеком и проявлять благородство.

Чтобы прокомментировать слова Иулиании Владимировны по поводу нашего воздействия на другого человека, напомню: в прошлой беседе приводил вам некоторые мысли из «Пастырского богословия» архим. Тихона (Агрикова)[29] о том, что любовь имеет свойство создавать неосознаваемое сразу расположение внутри, в сердце человека, то есть, возможно, он от вас отворачивается, сопротивляется, не хочет вас слушать, но рано или поздно, заглянув внутрь себя, он обнаруживает некое сходство с вами, с теми идеями, которые носите вы – опять же, если вы любили его.

Еще в качестве комментария здесь можно вспомнить такую историю[30]. Паисий Святогорец рассказывал об одном мусульманине, который, однажды прочитав Евангелие, убедился, что в нем говорится об Истине, и сознательно стал христианином. Из Евангелия он почти ничего не запомнил. Запомнил только, что надо часто молиться Богу, всех прощать и ни на кого не обижаться. После он вернулся туда, где жил. Он никакой проповедью не занимался, никому ничего не объяснял, просто старался исполнять эти три вещи.

Поначалу люди над ним смеялись (видимо, это был не тот поселок, где за отступление от ислама сразу голову отрезают), но потом поняли, что, если человек так живет, может быть, то, во что он верит, – это Истина. Многие люди из этого селения, которым он даже ничего не проповедовал, потом стали христианами.

Жить по истине и говорить по сути

Следующая тема о том, насколько в человеке проявляется тот опыт, который мы пытаемся в него вложить.

Большое утешение и поддержку я испытал после беседы с протоиереем Владимиром (Кучумовым). Этот батюшка раньше был настоятелем подворья в городе Бари, где хранятся мощи святителя Николая. Очень рад, что удалось с ним поговорить.

Задал батюшке актуальный для меня вопрос о том, что много трудных людей с изломанной психикой и душой кругом. В основном, о чем спрашивают все мамы: «Сын пьет, принимает наркотики, меня не слушает, из дома уходит, ничего не могу ему объяснить».

Как он сказал (возможно, это известная мысль, но я тем не менее озвучу), когда к нему приходят матери, которым их дети говорили: «Зачем ты меня вообще родила? Я не просил меня рожать», – он отвечал, что, если мама требует от сына религиозности – чтобы сын пришел к батюшке, а батюшка «вправил» ему мозги, но сама при этом в храм не ходит, то получается какое-то лицемерие: она, с одной стороны, говорит ему что-то о Боге, с другой стороны, подзатыльниками пытается загнать его в церковь. Дети послушают и призадумаются только тогда, когда увидят, что то, о чем говорят родители, – не ложь и не ханжество.

Мне запомнились эти слова отца Владимира, и я на них остановился. Ведь нам только кажется, что человек отчаялся, если он такой бесшабашный и все ему, грубо говоря, «по барабану». На самом деле это не так – человек присматривается к жизни, прислушивается, он не на все махнул рукой.

Некоторые ребята не хотят никого слушать, потому что они чувствуют, что взрослые говорят слишком поверхностно, говорят не по сути. Если говоришь о насущном и важном, – я много раз замечал, что ребята, бывает, спят, но, когда говоришь им по существу вопроса, мгновенно все просыпаются, – понимают, что сейчас речь идет именно о них, слушают очень внимательно.

Отец Владимир говорит, что очень помогает доброе слово. Может быть, Яне, которая занимается молодежью, стоит принять во внимание мысль, что жизнь состоит не только из одних богослужений. Детям нужно простое человеческое общение, не только нравоучения.

Доброе слово

В качестве комментария к упоминанию отца Владимира о добром слове всем советую прочитать главу из книги «Отец Арсений», которая так и называется – «Доброе слово»[31]. Часто советую ее прочитать женщинам, у которых проблемы с мужьями, с детьми – многим эту главу распечатываю.

Смысл истории в том, что человек, у которого была маленькая дочка, овдовел и женился на девушке гораздо моложе его, красавице, хозяйственной и работящей. Его дочка мачеху возненавидела. Она ревновала папу, ей казалось, что он предал ее маму. Хотя призналась, что мама ею особенно не занималась, была немного ветреная особа – у нее в голове был театр, в доме часто было не прибрано, дети неухоженные.

У мачехи же все было всегда на своих местах, дети всегда одеты и обуты, подарки хорошие ко дню рождения куплены.

Девочку раздражало, что отец больше любит мачеху, чем ее маму, хотя еще она отметила, что мачеха очень тихо пришла в их дом, чтобы её не травмировать, не стала пышно отмечать свадьбу, и они скромно, по-домашнему отметили это событие. Жена отца даже не стала убирать чашечку, в которой лежали мамины кольца, брошки, – все осталось на своих местах, а коробочку со своими украшениями она убрала подальше.

Девчонка задалась целью мачеху выжить: хорошо училась – стала учиться плохо, чтобы папу вызвали в школу. Он приходил домой и говорил: «Наташа, это все из-за тебя. Ты не умеешь заниматься с детьми». Девочка же упивалась злорадством, когда он обвинял жену, что из-за нее у ребенка проблемы.

Несмотря на то, что, когда дело касалось капризов девочки и ее детской ненависти, жена отца оставалась очень любвеобильной и мягкой, в каких-то других моментах, что удивило девочку, она становилась непреклонна.

У отца была такая склонность – он один раз в год напивался так, что становился как будто другим человеком. Девочка знала, что он ласковый и любящий, но остались и тягостные воспоминания о том, как он приходил пьяным, приводил друзей, требовал закуски, бил маму…

Девочка говорила, что она ждала того момента, когда отец придет домой пьяный и эта добренькая мачеха получит хорошую трепку.

Вот однажды отец пришел с друзьями, требуя закуски. Мачеха не сразу даже поняла, в чем дело. Он ее тогда ударил. Она вдруг проявила недюжинную силу и просто выкинула за дверь его друзей, потом взяла линейку и начала его бить со словами: «Еще раз придешь сюда при ребенке в таком виде, ты понял меня?!». Он ей: «Наташа, не бей меня». – «Ты понял меня?» – «Понял-понял». Отец мгновенно протрезвел, и больше подобного не повторялось.

Говорят, что «Истина не доказуется, а показуется». Очень полезно узнать о жизни и характере такой вот Наташи, сберечь в сердце её образ, образ реального, живого человека. Со временем та девочка сдалась – она уже просто не смогла мачеху ненавидеть, ее ненависть просто не могла развернуться, потому что мачеха не отвечала злом на зло, на какие-то провокации. Она была верующей. Как говорит девочка, она вначале сорвала иконы, растоптала и разбросала их по полу. Мачеха, когда пришла, спокойно собрала иконы, склеила и повесила на прежнее место. Девочку это взбесило – она их снова разорвала. Та – опять повесила. Тогда девочка их выкинула. На этом месте появились новые иконы. Мачеха ни слова ей не сказала. Потом девочка уже устала их рвать – ладно, пусть висят. В конце концов, девочка свою неродную мать всё-таки полюбила.

Интересно, что с девочкой стало потом. Эта история, «Доброе слово», записана врачом, которая заведовала отделением больницы и попала на лечение в свое собственное отделение. Так уж вышло.

Она рассказывает, что начала наблюдать за молоденькой медсестрой Любочкой, которая выделялась из всех: больные любили ее особенно, пытались совать разные подарки, она отказывалась. Любочка умела найти подход к каждому человеку, и больные ждали ее появления, как светлого лучика, особенно безнадежные больные. Когда она входила, становилось всем легче и радостнее – все сразу оживали.

От человека исходило что-то необъяснимо-светлое, и эта врач, заведующая отделением, человек с колоссальным жизненным опытом, говорит, что не могла понять, откуда у студентки такие способности, что она моментально чувствует каждого человека, к каждому человеку мгновенно находит свой подход, и люди перед ней раскрываются.

Врач как-то сказала Любочке: «Я вижу, что у вас для каждого человека есть доброе слово», на что девушка ей ответила: «Нет, это не у меня. Меня мачеха научила». И рассказала свою историю.

Как в рассказе Иулиании Владимировны про историю с бабушкиными куличами, в этой истории образ мачехи, ее отношение и поступки повлияли на девочку, на ее характер, на всю ее личность.

Правильный подход: вникнуть, заинтересовать, вложить

Кто-то задавал вопрос об уроках. Одна девочка, очень непослушная, просто погрязла в двойках и даже не делала никаких попыток, чтобы что-то изменить. Правда, несмотря на плохую учебу, она не по годам была развита и очень четко могла манипулировать кем угодно. Как о ней говорили взрослые люди, «не знаешь чего – спроси ее, научит». В плане жизни, что и кому сказать, как и где повернуться, как и что сделать, она понимала все гораздо лучше взрослых. Родители не знали, что с ней делать, и поручили ее старшему брату, который на какое-то время к ним приехал и жил дома. Вначале брат думал завести какие-то порядки, чтобы она им следовала: по режиму встаешь, кушаешь, приходишь; пока не сделаешь уроки, никому не звонишь. Первые полгода они ругались.

Как позднее рассказывал брат, все изменилось, когда он случайно попал на исповедь к одному батюшке (к нему ходит очень много людей). Молодой человек не собирался к нему, зная, что не попасть, просто стоял в храме, думал о каких-то своих проблемах, и этот батюшка вышел принимать исповедь, к нему кинулась толпа народа, чтобы пораньше очередь занять, и юношу этой волной просто вынесло самым первым.

Батюшка исповедовал его за три секунды, но не потому, что любил исповедовать быстро, хотя и огромная толпа ждет. Он сказал: «Давай, самое главное». Этот человек ответил: «Проблемы с сестрой». Батюшка ему на это: «Значит, ты плохой педагог. С детьми нужно заниматься так, чтобы им было интересно». После этой беседы все изменилось: раньше у них всегда разворачивался просто «боевик» с криками и скандалами. Эта девочка была еще и очень свободолюбивой: если заупрямится, то это все. Она упрямится, брат ее упрямится – сошлись, как два барана на мосту. Наступал вечер, уроки не сделаны, все на нервах ложатся спать, на следующий день в дневнике «двойка».

После встречи с батюшкой уроки начали делать так. Вот задача: выходит путник из пункта «А» в пункт «Б», если скорость 5 км/час, сколько он проходит за два часа.

Брат говорит: «Давай, решай вслух». Она: «Я понимаю, что путник идет и проходит столько-то», – и запнулась. Он ей: «Почему ты запнулась?» – «Потому что я не понимаю вот этого…». Месяц назад брат непременно прочитал бы лекцию о том, что она уже столько учится и все ничего не может понять; о том, что она уже взрослый человек и у нее будет семья.

В тот раз такую лекцию пропустили. Просто было сказано: «Чтобы рассчитать расстояние, нужно…» – и объяснил, как рассчитать расстояние – только этот момент – три секунды. Идут дальше. Следующая задача: что-то понятно, что-то – нет, и брат ей объясняет то, что она не понимает. Уроки по математике стали делать за 15 минут. Потом можно было идти гулять.

Как эта семья рассказывала, буквально через месяц позвонила из школы изумленная классная руководитель со словами: «Что вы сделали с ребенком? К какому психиатру вы ее водили?». До этого девочку собирались вести к психиатру, к психологу, потому что она была совершенно неуправляема. Однако всё изменилось, когда сам брат изменил свое отношение. Можно сказать, дела у девочки пошли в гору.

Как потом складывалась жизнь этой девочки: брат был верующим, но сама она не особо хотела об этом слушать. Тогда он прекратил нотации, чтение морали, и решил просто исполнить свои обязанности как брат – стал встречать ее из школы, ведя ее за ручку. Когда приходили подружки – кормил их, что-то им покупал, но не для того, чтобы завоевать авторитет у своей сестры, а просто потому, что друзей надо принимать.

Потом так произошло, что они с сестрой десять лет не виделись, и он уже думал, что она о нем забыла и даже, возможно, ненавидела, потому что в жизни была конфликтная полоса, когда они много ругались.

Потом, когда она вышла замуж, свекровь этой повзрослевшей девочки рассказывала, что она говорила о своем брате ежедневно.

Еще, как говорила мама этой девочки, раньше ее невозможно было заставить сделать что-то по дому. Если мама шла на принцип: «помоешь посуду – пойдешь гулять», то ужин заканчивался, она продолжала сидеть, но и посуду не мыла, хотя ее ждали друзья.

Когда девочка выросла и вышла замуж, родители мужа подарили им на свадьбу дом. И эта девочка, и ее муж – очень общительные, молодые, ни у кого из их друзей еще не было своего дома, поэтому постоянно у них все собирались. И она сходу взялась за готовку, уборку, гостей принимает, кругом все по полочкам, чисто и прибрано.

Мама девочки, когда приехала к ним, очень была удивлена: «Откуда вообще все это?». Вдруг она видит везде: в готовке, уборке – свою руку. Все, что она, как ей казалось, безуспешно годами пыталась вложить в дочь, теперь проявилось, вспомнилось.

Обращение к лучшему, что есть в человеке

Можно в качестве еще одного комментария привести эпизод из фильма «Во все тяжкие» (3 сезон, 9 серия).

Сюжет сериала раскручивается вокруг варки метамфетамина. Герой – Джесси, бесшабашный молодой человек, похож на ваших воспитанников. Складывается впечатление, что он вообще лишен каких-то нравственных ориентиров.

Конечно, это все кино, фантазия, но там был очень реалистичный эпизод. Из-за страшной депрессии погибла от передозировки его девушка, которую он очень любил. Чтобы выйти из этого состояния, Джесси начал посещать психотерапевтическую группу, в которой были депрессивные, унылые, потерявшие всякую надежду люди.

На одном из занятий ведущий сказал им: «Разрешаю вам ныть, жаловаться. У вас есть уникальная возможность для этого». Он задал вопрос Джесси: «Джесси, тебе есть что сказать? Ты чем собираешься заниматься?».

Джесси промямлил: «Ну, типа что-нибудь делал бы…» – «А что, например?».

Джесси даже не нашелся, что ответить на это. Ему казалось раньше, что уже все понятно в его жизни. Но от так и не смог ничего сформулировать, кроме фразы: «Ну, типа что-нибудь руками…».

Тогда он вспомнил и начал рассказывать о том, что, когда он учился в школе, у них были семинары по труду. Ему хотелось этот семинар «закосить», чтобы дальше «пинать балду» с ребятами. Чтобы «закосить» семинар и мистер Пайк отвязался, нужно было сделать шкатулку.

Тогда он сколотил за два занятия какой-то ящик, пришел к этому мистеру Пайку со словами: «Ставь мне уже «трояк» и не мучь меня больше». Мистер Пайк его даже не стыдил, а просто сказал: «Ты, Джесси, что, ничего лучшего сделать не мог?».

Возможно, это было сказано как-то по-особенному, но только мысль запала: «Что, неужели я не могу?», хотя преподаватель ему и не говорил, что шкатулка плохая, только намекнул: «Ты что, ни на что большее не способен?». Тогда Джесси начал ходить и делать эти шкатулки; и к пятой или седьмой шкатулке сделал уже изумительную вещь – из перуанского ореха, с вставками черного дерева, натертую каким-то маслом тунговым.

Далее по фильму персонаж все равно занялся своими прежними делами, варкой метамфетамина. Но опять же, сюжет фильма – это как режиссер выдумает.

Вспомнить то, что даст опору

В то же время эта ситуация очень достоверна, потому что человеку было что вспомнить. Когда у человека в жизни есть что вспомнить, тогда есть то, за что он может зацепиться, что может дать опору, поддержать. Хуже, когда вспомнить нечего. Тогда и зацепиться не за что.

Как ни парадоксально, для монашества это также очень актуально. В период, когда человек только обращается к Церкви, или, особенно, когда только приходит в монастырь, первые года два такой человек выглядит, на взгляд постороннего наблюдателя, несколько глуповато – его сердце буквально горит этим, он верой живет, сутками молится, ничего не ест, задает всем глупые вопросы.

Тем не менее, как я где-то читал, когда у человека был период ревностного неофитства, глуповатый период, – человеку все равно есть что вспомнить. Потом, когда настанет период охлаждения, когда он, возможно, наберется какого-то отрицательного опыта: «все кругом воры, все батюшки такие-сякие, да я всю эту кухню знаю, я через все это уже прошел…» – у него в этой ситуации хотя бы будет что вспомнить из периода своей первоначальной ревности, когда он этим горел.

Вспоминая о том периоде, он сможет снова вернуться к первоначальному горению, но к уже здоровому, ровному (как это описано в книге свт. Феофана Затворника[32]). Поэтому, как некоторые святые отцы считают, дьявол и пытается «срезать» человека на этом самом первом этапе, чтобы позднее, когда у человека наступит период охлаждения, апатии, ему даже нечего было бы вспомнить и не за что было зацепиться. Можно почитать истории об этом в Священном Предании.

Вспомним рассказ Иулиании Владимировны о творожной пасхе, хотя, возможно, кто-то скажет, что это – только ее личный опыт.

Существует, например, жизнеописание святителя Нифонта Кипрского[33], который рос очень благочестивым, хорошим мальчиком, но со временем развратился: стал с друзьями пить, гулять и стал заниматься нехорошими делами, но в итоге все равно вернулся к истокам и стал святым.

В житии св. апостола Иоанна Богослова[34] описан такой эпизод: путешествуя по странам, он нашел юношу, который отличался особенной чистотой. Он воспитывал его, как родного сына и, уезжая дальше на проповедь, поручил юношу одному епископу: «Блюди мое сокровище. Вернусь – потребую от тебя дать отчет».

Возвращается он через несколько лет в эту область, подходит к епископу со словами: «Где мое сокровище, которое я тебе поручил?». Тот его не сразу понял: «Владыка, ты мне никакого золота не оставлял». – «Где тот юноша, которого я поручил твоему воспитанию?». Епископ тогда расплакался и говорит: «Владыка, тот юноша душой погиб, а телом скитается среди разбойников».

Юноша понемногу начал развращаться, пить с друзьями, и поскольку был талантлив и умен, разбойники выбрали его своим атаманом, живут теперь в горах и всех там грабят.

Тогда Иоанн Богослов взял коня и отправился туда. Он сумел вернуть этого юношу, который потом уже изменил свою жизнь.

Есть, конечно, и такие случаи, когда у людей не было этого первоначального светлого периода. Например, преподобный Моисей Мурин тоже был разбойником, причем таким свирепым, что мог запросто четверых связать, побить…

Можно вспомнить историю жизни блаженного Августина – он был ритором, уважаемым человеком, мог стать и сенатором, правда, при этом значительную часть своей жизни прожил в разврате. Мама его очень страдала – хотела, чтобы ее сын жил праведно.

Однако уже в зрелом возрасте, будучи, как говорится, вполне состоявшейся личностью, он каким-то чудесным образом изменился. Блаженный Августин все это описал в книге[35] – и страдания своей матери, и то, как он постепенно менялся.

Блж. Августин рассказывает, что благодаря матери он познакомился с Амвросием Медиоланским, который прежде чем стать епископом, в те времена был правителем Медиолана.

Мать Августина советовалась с Амвросием (известная фраза, может быть, кто-то ее слышал), и он сказал: «Не переживай, ты плачешь за сына, а дитя стольких слез погибнуть не может».

Он стал епископом, можно сказать, случайно, хотя случайностей не бывает, но он не учился в семинарии. Просто в Медиолане выбирали епископа, и поднялось народное волнение: одна партия хотела одного, другая – другого. Те времена были очень религиозными, и статус епископа говорил о многом. Когда волнения начали выходить из-под контроля, приехал Амвросий, правитель Медиолана, чтобы успокоить народ. Вдруг какой-то ребенок выкрикивает из толпы, что Амвросий – епископ.

Народ на этом успокоился. Решили – Воля Божья, давайте Амвросия сделаем епископом.

Три периода жизни. Необходимо ли зло, чтобы познать добро?

Как говорил прп. Кукша Одесский, в жизни у человека бывает три периода:

• первый – чистый, когда человек принимает какие-то правильные понятия в жизни и ему хочется жить правильно. В принципе, все дети имеют правильные понятия;

• второй период – когда человек бросается в другую противоположность и живет как безбожник; и все у него так – «перекати-поле»;

• третий – период синтеза, когда человек, уже повалявшись в грязи, вдруг по-новому переосмысливает свою жизнь и у него начинается период ровного горения, когда он ведет уже правильную жизнь, может быть, даже праведную, без неофитского запала, но и не скатываясь в яму.

По философии розенкрейцеров (мистическое оккультное общество, вроде секты), существует точка зрения, согласно которой, чтобы познать добро, необходимо познать зло. Это совершенно неправильно, потому что зло может послужить во благо, только когда человек делал его не сознательно.

То есть, возможно, человек и искупался в грязи, но, пройдя через этот опыт, переосмыслив его, он сделал правильные выводы. Как известно, в центрах реабилитации наркоманов многие воспитатели – бывшие наркоманы. Конечно, прожитый опыт помогает им правильно понимать воспитанников. Однако это не значит: чтобы стать работником Центра, нужно «проторчать» на героине около года.

Я обычно такой пример привожу, когда речь заходит о познании добра через зло: сейчас еду на Соловки, буду там исповедоваться, причащаться, приобщаться к Истине, накапливать тот духовный потенциал, который в следующем году, может быть, смогу вам передать. А представьте, что не поеду на Соловки, потому что мне благотворитель жертвует 5 тыс. долларов. Я на эту сумму покупаю килограмм героина и отправлюсь на целый год в какой-нибудь притон. Смогу я там аккумулировать тот потенциал, который вам через год должен передать? Ответ очевиден.

Даже по приходской жизни это очень заметно, особенно на примере девушек. Они, когда маленькими ходят в храм, – такие сознательные, правильные, но, взрослея, начинают себя чувствовать женщинами, ощущают, что на них мальчики уже смотрят не как на подружек (с которыми можно в «автик», в «войнушку» поиграть), а как на женщин – начинают краситься, чувствуют, что могут кого-то соблазнять, начинают кокетничать. В этот момент они уходят из храма.

Когда она придет в следующий раз – неизвестно; может быть, лишь когда у нее дети уже появятся, станут наркоманами… Но очень четко этот момент прослеживается.

Возрастные рубежи

Но бывает и так, что нужно просто подождать, пока человеку стукнет лет 30. Некоторые мудрые люди мне говорили, что, может быть, до 30 лет будет такая болтанка, а потом как-то успокоится.

Даже некоторые физиологи говорят, что после 35 лет все как-то налаживается… У меня были проблемы со здоровьем неизвестного характера: анализы великолепные, а проблемы есть. Мне так и сказали: «Годам к 35 организм перестроится – у тебя такая реакция на усталость. Она потом будет другой, и все успокоится». Сейчас уже 33, и так оно и происходит.

Об одной девочке рассказывали, что если родители, друзья ей что-то возражали, она начинала в ответ, образно говоря, «расстреливать всех из пулемета», то есть брала горлом – любой ценой настаивала на своем.

Недавно один человек рассказывал о своей беседе с ней: он сказал что-то, с чем она была не согласна.

Она в ответ сказала, что не согласна с ним.

Потом привели дополнительные аргументы.

Она возразила: «Я не согласна».

Тогда ей сказали: «Слушай, ты нас просто удивляешь, раньше ты просто всех расстреливать начинала, а тут просто второй раз сказала, что не согласна».

Она говорит: «Наверное, я взрослею».

У Марка Твена на этот счет есть очень интересная фраза. Я раньше ее неправильно цитировал и приписывал Жюлю Верну. Сейчас взял на себя труд найти точные слова, они очень правильные и четко показывают суть того, о чем мы говорили.

«Когда мне было четырнадцать, мой отец был так глуп, что я с трудом переносил его; но когда мне исполнился двадцать один год, я был изумлен, насколько этот старый человек поумнел за последние семь лет».

То есть, понятно, что поумнел не отец.

Иулиания Владимировна: Ну да, здесь, конечно, много вещей происходит – эти протестные настроения и негативизм свойственны подростковому возрасту. К этому нужно с пониманием относиться. Я помню, что когда-то в «свое» упала такая фраза: «Родители, не раздражайте своих детей».

Иером. Прокопий: Да, обычно родители упоминают только: «Дети, слушайтесь родителей», а про это забывают…

И. В.: Действительно, есть вещи, которые надо на клеточном уровне чувствовать и не потому, что ты даешь какую-то поблажку более слабому. Наоборот, чтобы сделать человеку благо, нужно попытаться не навредить, не нарушить его сбалансированное состояние, в котором он может воспринимать это благо.

И. П.: Даже в монашеской традиции есть такой образ: когда человек только приходит в монастырь, как один отец писал: он словно рыба, которая попалась на крючок, если сразу дернуть леску, сильная рыба ее оборвет. Просто когда человек приходит в монастырь, у него свои представления, со многим он не согласен. Если сразу же его начать прессинговать: «Ты должен делать так-то, железно…» – человек, может быть, уйдет.

Нужно ему, как рыбе, дать возможность немного поплавать и, пока плавает, понемногу притягивать к берегу. «Хочешь погулять – погуляй». Если у него есть какие-то желания – ставят ему определенные рамки, чтобы это не стало анархией. Конечно, мы ведем речь не о разгильдяях (они изначально в монастырь не попадают). Поэтому, если человек благонамерен и знакомится с укладом монастыря, пусть даже ему какие-то послабления и позволяют, но он видит, что не вписывается в общее русло, он со временем начинает себя сам чуть-чуть подгонять. Там, где он не успевает себя подогнать, на это есть священноначалие, обязанность которого, когда человек долго не решается – сделать «счастливый пинок».

И. В.: Здесь, в Центре, как мне кажется, очень важно создать условия для того, чтобы человек принял самостоятельно правильное решение. Даже когда проходят родительские конференции и нужно принять какое-то ответственное решение, очень важно не говорить: «Вот – так, так и так! Ты будешь делать это, а это делать не будешь».

Необходимо, чтобы человек самостоятельно принял ответственное решение и дал письменное подтверждение самостоятельности принятого решения. Мы берем такое подтверждение, потому что это очень важно для человека.

Здесь я выскажу свое личное мнение, оно может быть ошибочным, поэтому подчеркиваю, что оно – личное. Поэтому в беседе я ссылался на жития. На мой взгляд, у каждого человека есть определенный лимит авторитета. Если мы делаем какие-то замечания, может быть, нечасто, но по существу, другому человеку, в частности, трудному, то он нас воспринимает. Если замечания постоянные и не всегда по существу – информационный канал перегружается – человек просто его отключает.

Бывает, у родителей звучит одно и то же: допустим, посуда немытая, мама заходит, и только она произносит «и…», сын уже знает: «Мама, не надо мне про посуду, все-все, до свидания», закрывает дверь, начинает тоже огрызаться.

То есть можно сказать что-то по серьезному поводу. Хотя и посуда, конечно, должна быть вымыта. Но есть вещи, может быть, не принципиальные, а человек просто стремится отстоять своё право на определенную свободу: «Я не хочу идти туда…» или «Я хочу прийти позже…». Почему, раз он так хочет, не дать ему возможность прийти позже? Если мама будет тупо настаивать на своем: «Нет, я сказала!..», то и он начнет раздражаться, потому что не видит у мамы четкого мотива, подумав: «Она что, хочет так свою гордыню, власть проявить?».

Был бы четкий мотив, например: «Надо прийти в 8:00, потому что в 8:15 придет сантехник, а меня не будет дома». А тут человек просто видит, что идет принцип на принцип, и сдаваться тоже не хочет.

Поэтому в каких-то спорных ситуациях, где ваша (или моя) позиция слаба и основана больше на эмоциях, чем на фактах, если человек с нею не согласен, – возможно, стоит уступить, пусть будет, как он хочет, но это дает нам шанс настоять в принципиальных вопросах, то есть не исчерпать свой лимит.

Чтобы не опускались руки – нужна Вера

Еще одну тему хотел бы вкратце хотя бы озвучить – проблема духовного выгорания, когда опускаются руки, возникает ощущение безнадежности собственных усилий. У священника Павла (Великанова) есть статья «Кризис пастырского служения»[36]. Она, может быть, и вам подойдет, и родителям, потому что эта статья – вообще о феномене выгорания.

Выгоранию подвержены в основном люди, которые часто вынуждены общаться с другими людьми. Те, кто часто общается с другими, часто переживают кризис. В чем он может проявляться? – «Я к ним со всей любовью и добротой, а они мне в ответ плюют в душу… Я теперь в жизни вообще палец о палец не ударю, вообще никому говорить ничего не буду».

Но, как пишет отец Павел, когда человек переживает кризис, возможно, это и хорошо: если выгорел весь человеческий материал, то, придя к полному нулю, человек должен будет действовать по-новому, он сможет прийти к Богу и свое служение людям основывать уже на других позициях – не на личных эмоциях. То есть, не как некоторые дамы любят помогать бедным: три пирожка раздала и можно на великосветском рауте рассказывать, что кормила бедных. Не так… А черпая силы именно из подлинной веры. Если есть вера в Бога, значит, есть вера в благодать и в ту силу, которая людей возрождает.

На эту тему можно прочитать еще одну очень интересную книгу, от нее оторваться невозможно, поэтому она прочитается очень быстро. Это дореволюционная книга, повесть называется «Архиерей»[37]. Автор – иеромонах Тихон (Барсуков).

В книге есть глава, где вы узнаете себя и родители себя узнают. Священник Герасим пошел учиться в семинарию, чтобы стать священником и помогать людям самым безнадежным, падшим, оказавшимся на дне общества. Когда он учился в семинарии, специально искал проповеди о любви, книги о любви, и когда его назначили на приход, который находился на самой окраине города, священник вышел к этим людям и пламенно говорил о любви, но, как потом выяснилось, вся его проповедь принесла почти нулевой результат.

Потом он пришел в ночлежку, где жили одни бомжи, и пытался проповедовать о морали. Вдруг видит, что лежит пьяный человек в луже рвоты, и начинает всем бомжам говорить о вреде пьянства, что пьянство – это такой порок, который разрушает душу. Они его долго слушали, потом цинично заметили: «Вы знаете, а он умер».

Тут он понимает, что стоит долгое время над трупом, до которого нет никому дела, читает эту проповедь, а человек уже мертв. Его это поразило, он переворачивает человека и видит у него на животе огромную язву от сифилиса.

И он восклицает: «Что же я говорю о любви, когда их лечить надо!». Тогда о. Герасим выбрасывает все свои книги о любви, весь дом заставляет склянками, начинает рыться в медицинских книгах – то есть началось то, о чем пишет отец Павел – испарение Бога.

Этот священник сокращает службы, все в храме покрывается пылью, престол покрывается пылью. Такое выгорание происходит, когда первоначальный импульс, может быть, рожденный религиозным порывом, слабеет и угасает, то есть человек забывает, во имя чего он все затеял. Он начинает помогать, лечить, кормить, и здесь его настигает прямое выгорание, потому что, пытаясь помочь людям, он сталкивается с необъятным морем проблем: выдергивает из нищеты одного, на место этого человека приходят трое. О нем узнают бомжи и уголовники со всей округи, в этот город начинает стекаться множество неустроенных людей, которые ждут от него, как от священника, помощи, исцеления, медикаментов, денег.

Тогда он уже просто разрывается, потому что не может помочь всем нуждающимся. Затем происходит самое тяжелое: они начинают ему доверять и открывают перед ним свои души. Когда он был еще молодым человеком, он и не подозревал, что в человеке может быть столько греха.

Эти бедняки, которых он считал такими славными, невинными страдальцами, вдруг признаются, чем они на самом деле занимаются, и его это по-настоящему потрясает, он понимает, что все, что он пытался в них вложить, – бесполезно, они неисправимы. У него опускаются руки, он закрывается в своей комнате в беспробудной тоске, но главное – он скатился в атеизм, то есть, видя столько страданий, начинает считать, что Бога нет. Мол, если бы был, то не допустил бы таких страданий.

Потом произошла совершенно удивительная беседа этого священника с архиереем. Всем советую почитать. Архиерей был назначен в эту епархию и начал ее осмотр. Что удивительно, везде храмы блестят, все в золоте, и он приезжает в этот храм, где кучи мусора лежат у порога, заходит в храм, там везде паутина, в алтаре пыль, у священника в доме не убрано, сам он обросший, давно не служит.

И вдруг архиерей заявляет, что этот священник является единственным верующим человеком во всей епархии. Такой парадокс.

Архиерей не стал сразу делать выговор, что храм не убран. Он как мудрый человек сразу понял, что просто так это не могло произойти.

Их беседа продолжалась до рассвета. В священнике столько злобы накопилось, столько неотвеченных вопросов, что он заранее приготовился архиерею дать отпор: «Если он сейчас заявит о смирении, мол, смиряйся, брат, с этими трудностями… молись, постись и слушай радио «Радонеж» – я тут же ему все выдам, что я думаю о смирении, о Боге». У него уже сложилось атеистическое мировоззрение.

Архиерей не стал укорять священника за несмирение… Он сказал: «Я понимаю вас… Но в принципе-то, что вы видели? Да, видели двух людей, которые сгнили от сифилиса. А вы знаете…» – и начинает перечислять всё то, что в жизни есть еще страшного и гнусного, о чем этот священник даже не имел никакого понятия. Он говорит о язве, которая «сгрызает» человеческий род, он описывает масштабы этой язвы, этого поражения, которому подвержена наша природа. И говорит: «Вот вы видели только это, а в мире есть еще это, это и это… А еще это и это…».

Потом архиерей сказал батюшке: «Вы принялись бороться с этой язвой своими силами и, конечно, потерпели крах, потому что природа поражена настольно, что человеческими усилиями ее исправить невозможно. Но вы обопритесь на благодать и поставьте своих пасомых под действие благодати, и вы увидите, какая произойдет перемена». В конце повести рассказано, как создается община из этих бомжей, как люди совершенно перерождаются.

Когда читаешь книгу, порой возникает ощущение, что именно так все в жизни не могло происходить – история слишком последовательна, слишком интересна. Но, по всей видимости, автор был очень мудрым человеком – он наблюдал в жизни какие-то конкретные, отдельные события. Может быть, существовала такая община, такой священник, а автор объединил в книге все, что видел в жизни.

Так поступил Виктор Николаев в своей книге «Из рода в род» – он путешествовал по многим тюрьмам, но для единства сюжета, все случаи, которые он собрал, изложил так, будто они происходили с жителями одной колонии, чтобы была композиционная целостность.

Итак, действительно, когда мы опираемся только на себя, то рано или поздно происходит такая же катастрофа, разочарование. Об этом говорится в статье о. Павла (Великанова). В «Пастырском богословии» архим. Тихона (Агрикова) есть глава, посвященная тому, как батюшка начинает служить в своем приходе – он полон рвения и замыслов, что сейчас изменит мир. Чтобы спасти его от гордыни, Господь попускает, чтобы первое время все валилось у него из рук – на него наваливаются какие-то беды, проблемы и искушения, от которых хочется бежать на край света.

Конечно, никуда не надо бежать, надо просто смириться и в уединении, тишине и молитве все это пережить. Потом – выйти снова на свое служение, но уже опираясь на благодать Божию. Потому что, когда нет опоры на благодать, очень тяжело. Когда приходит человек, пытаешься ему помочь, но он все равно уходит. Что остается, если не верить в благодать? – только разочарование в добре и вообще в жизни.

Мне очень понравились слова Наталии Пономаревой об этом. Не знаю, как сейчас, но когда я с ней последний раз общался, она работала в синодальном отделе по тюремному служению, еще вела курсы катехизации при одном храме. Есть очень хорошая традиция – прежде, чем человека крестить, ему в течение года объясняют основы веры. Некоторые люди слушают с интересом, а некоторые завершения годичного курса не дожидаются, уходят.

Она говорит: «Это, конечно, тяжело видеть, когда в человека столько вложил, а он уходит. Но не могу же побежать, взрослого человека схватить за рукав со словами «вернись». Остается только перекрестить уходящую спину, сказать: «Господи, путями, какими ты сам знаешь, спаси этого человека».

Иначе очень тяжело. Прп. Серафим Вырицкий был наделен даром прозорливости – люди к нему приходили, а он знал уже, как их зовут, какие у них вопросы и что им нужно сказать. Как-то обмолвился одному человеку: «Ты не представляешь, насколько это тяжело, когда к тебе приходит человек, ты знаешь его проблему, ты знаешь, как ему помочь, и ты заранее знаешь, что твоего совета он не послушает, а поступит все равно по-своему».

Отсутствие двойных стандартов

Крайне важно, что в вашем Центре существует такой принцип: то, что не разрешается воспитанникам, не разрешается и взрослым. Отсутствие двойных стандартов – это очень правильная вещь. Мы и начали с мысли о. Владимира (Кучумова), что подростки прислушаются к взрослым людям, когда поймут, что их слова – это не ложь и не ханжество.

В первой беседе на эту тему я уже рассказывал про бывшего рецидивиста, который впоследствии встал на путь исправления. Несмотря на то, что родители в детстве его пытались воспитывать, воспитание было специфическим – днем звучали правильные слова («Учись! Будь честным!»), а вечером он ложился спать, и у родителей начинались совсем другая разгульная жизнь… Штрихи повседневности: папа пьяный поперек комнаты лежит, мама ворует на местном рынке. Образ жизни родителей всю их проповедь свел практически к нулю.

– Иулиания Владимировна, вы про Новый год говорили, что ребята тогда хотели воспитателей подловить…

– Да, я помню. Это было достаточно давно. Ребята знали, что здесь, в Центре, совершенно четко соблюдается «сухой закон». Даже несмотря на то, что ребят нет – если какие-то группы уже уехали или еще не собрались, в помещении Центра мы никогда не употребляем спиртное.

Начну с Нового года: ребята знали, что мы распустили всех на Новый год по домам, и решили сами с сотрудниками встретиться в один из дней, друг друга поздравить. У нас было помещение на первом этаже, мы сидели там. Каково же было наше удивление! Темно, зима, мы сидим, пьем чай, поздравляем, у нас подарки припасены друг для друга – вдруг видим в окне лица! Ребята стоят и смотрят! Им нужно было подтверждение, что мы лжем, что не может быть такого, чтобы, когда здесь никого нет, мы вели себя так, как мы говорим.

То же самое произошло, когда мы поехали первый раз на юг, в Крым. Весь опыт этих детей говорил о том, что взрослые, вожатые, их родственники, когда они с ними проводят время – днем все такие благообразные, вечером детей укладывают, а сами начинают если не «квасить по-черному», то выпивать, но алкоголь обязательно должен присутствовать. Мы их укладывали спать, а потом они потихонечку вставали, пытались нас подловить в том, что мы нарушаем те самые правила, о которых говорим им, но видели, что у нас этого не происходит. Какое же было у них удивление! Но вначале это стало для них и для нас очень тяжелым испытанием…

Модель общения и пример

И еще, наверное, самое главное – то, на чем уже будем заканчивать нашу беседу. Ребята в Центре живут и, конечно, для них очень важно то, что им здесь говорят. Безусловно, есть вещи, которые забываются, но здесь им дают, как Иулиания Владимировна говорит, модель общения. И это важно.

Например, если спросить разных людей, то многие себе даже не представляют, как можно без алкоголя что-то отмечать. У них просто нет навыков такого общения. Здесь человек живет и эту модель не просто видит, он ее усваивает. Это как в спорте. Я хоть и не специалист по рукопашному бою, но благодаря тому, что чуть-чуть занимался, знаю, что недостаточно просто увидеть прием. Даже если ты знаешь, как этот прием правильно выполняется (например, удар ногой в прыжке) – пройдет длительное время, пока он у тебя начнет получаться. Ты должен это «запомнить» всем телом.

Или пение. Сколько людей занимались вокалом: в принципе правильно поставить голос можно очень быстро. Проблема в том, что человеку с одного раза этого не запомнить. Если с тобой час занимается профессиональный вокалист, он тебе горло «растянул» правильно, ты стал петь. Но буквально на следующий день ты это состояние забываешь – тебе его не вспомнить. Только если ты занимаешься ежедневно довольно длительное время, ты можешь это состояние запомнить и за одну секунду его восстановить, взять какую-то нужную ноту.

Так же и здесь – когда у детей, которые живут, происходят какие-то столкновения, возникают проблемы, с вашей помощью они учатся преодолевать их бесконфликтно. Может быть, не всегда воспитанники сейчас с вами согласны, но сама модель запоминается.

Что происходит потом? Ребята выходят (не только из этого Центра, кто-то выходит из семьи, любые другие ребята), и они, конечно, считают, что все, чему их учили, что они видели, – это идиотизм, что все это неправильно, но потом, когда наступает второй период жизни и они пытаются идти своей дорогой, жить по-своему, самостоятельно, то везде натыкаются на тупики. Им кажется, что они будут жить так, как они считают нужным, и будут счастливы – увы, случается здесь прокол, тут прокол, там прокол. Многие потом скатываются к разгулам и пьянству. Конечно, у кого-то это происходит более цивильно, не так грубо, не столь на внешний взгляд разрушительно, но в итоге все равно оказываются в тупике.

Потом человеку ничего не остается, кроме как вспомнить ту модель поведения, которую ему предлагали.

И я многократно это сам переживал – когда, бывало, мой духовный отец мне что-то объясняет, кажется, что это глупо, что он тебя вообще не понимает, что ты говоришь одно, а он тебе совершенно о другом. Ты ему о мягком, а он тебе – о теплом.

Начинается период непослушания. Ты думаешь, что так поступать невозможно, и если я буду поступать так, то испорчу все дело. Начинаешь делать по-своему. Раз – прокол, два – прокол, три – прокол. И когда все варианты испробуешь – вообще никакого выхода не остается, просто уткнулся в стену.

Вдруг вспоминаешь тот совет, который тебе показался глупым. Думаешь, неужели этот глупый совет можно вообще как-то в жизни применить. Но так как ничего уже не остается – дай попробую. Потом оказывается, что это было единственное верное решение. Когда ты этот совет принимаешь, в стене появляется дверь. Просто потом понимаешь, что тот, кто давал тебе совет, эту ситуацию прошел уже неоднократно, и знает ее до подробностей. Но и то, что, может быть, сейчас ребята не соглашаются со своими наставниками – согласятся, когда, возможно, окажутся в тупике, когда у них будут уже свои дети.

Молитва как основа всего

Закончить хотелось бы, приведя воспоминания одной женщины, духовной дочери отца Севастиана Карагандинского – не знаю, почему включил этот рассказ, когда готовился к беседе, он мне на ум пришёл. Здесь не все религиозные, конечно, но тем не менее…

Эта женщина работала на скорой помощи – детский врач. Не очень признавала какие-то духовные аспекты. Однажды отец Севастиан сказал ей: «Не суетись. Старайся помолиться немножко». Она сперва не поняла, зачем молиться: «Я же врач, надо быстрее ехать к ребенку». Но всё-таки пока они ехали, старалась молиться, читала «Богородице, Дево, радуйся…». Со временем она совершенно твёрдо убедилась, что стало происходить колоссальное количество случаев, когда к их приезду вопрос уже был решен (кость из горла выскочила, что-то еще подобное). То есть ей как врачу приходилось действовать уже гораздо меньше.

Третья часть проекта «Родители и дети» продолжает тему воспитания и выявления принципов, на основании которых становится возможным построение отношений не только с детьми, но и со взрослыми (ведь дети когда-то становятся взрослыми?). Главный принцип, рассматриваемый в третьей части, – принцип развития.

Развиваясь, человек становится способным понять других. Развиваясь в любви, строя жизнь на этом основании, родители в долгосрочной перспективе закладывают в отношения со своими детьми то, что в итоге может привести их к сближению. Утрачивая этот главенствующий принцип жизни, человек утрачивает способность понимать других. Запускаются определенные процессы, следствием которых является появление в сознании человека искаженного образа мира и образов людей, расходящихся с тем, кем люди являются в реальности.

Если родители не только в своей жизни реализуют указанный принцип, но и каким-то образом сумеют привить его детям, но вместе с ним дети получат если не все, то многое. В их жизни появится база для развития отношения с ближними и дальними (следовательно, развитие и в плане образования/ обучения), обретения и углубления веры. Такие дети имеют шанс не потеряться на просторах мира.

Текстовый проект «Родители и дети. Воспитание» поддерживается циклом бесед с одноименным названием (тексты и беседы не повторяют друг друга).

Развиваться, чтобы иметь возможность понять другого

Чтобы главная идея третьей части с ходу стала бы понятной, двум мыслям, изложенным в преамбуле, сразу последуют два комментария.

Понять другого и установить с ним связь удается, если сам развиваешься, если в твоем сознании формируется образ другого адекватный тому, каким другой является в реальности. Эту мысль комментирует рассказ одного человека, пришедшего однажды в гости к другу, которого не видел много лет. В роскошном доме друга (особняке) он увидел девочку, дочку друга, водящей пальчиком по экрану смартфона. Эту девочку в последний раз он видел совсем-совсем ребенком, тогда в виду разных причин общения не состоялось, но в этот раз он сказал: «Привет!». Девочка (скорее уже – девушка), оторвавшись от телефона, ответила на приветствие. И как бы само собой сложилось, что завязался разговор: чем занимаешься, чем увлекаешься и прочее, и прочее.

Примечательно, что говоривший с девочкой, был в курсе идей, изложенных далее. И хотя трудно было предугадать, поймет ли девочка, как, с точки зрения нейрофизиологии, формируется в сознании образ мира и другого, попытка объяснить сие все же была предпринята. И то дивно, что девочка все прекрасно поняла. Уровень сложности разговора все повышался и повышался, аж дух стало захватывать, настолько интересным стал разговор. При повышении уровня сложности еще на ступеньку, девочка была спрошена – доступен ли ее пониманию ход предлагаемого рассуждения. Она говорила, что ей все понятно, и тогда уровень сложности разговора повышался еще.

Они прекрасно поговорили, возможно, даже подружились. Но ведь ситуация могла развернуться в иную сторону и начать развиваться в ином направлении. Вот в обширную комнату особняка заходит человек и видит сидящую девочку, водящую пальчиком по экрану смартфона. Легко подумать, что избалованная девочка привыкшая в праздности проводить все дни напролет, предается очередному бестолковому развлечению, не так ли?

И если первое допущение сделано, то на его основе в сознании формируется образ девочки неадекватный реальности. Если допущение сделано, желания вступить в беседу по принципу «уважение за уважение» может и не возникнуть. Чтобы не показаться невежливым, человек все-таки может и решиться на пустой, формальный вопрос. Думая, что девочка смотрит мультики, человек задает вопрос, чтобы «вписаться» в сформированную парадигму. Чувствуя отсутствие интереса в вопросе и ощущая бесперспективность (глупость?) поставленного вопроса, девочка что-то отмечает, спешит удалиться в свою комнату.

Как реагирует человек на ее поспешное удаление? Думает про себя: какой невоспитанный ребенок у моего друга! И, возможно, не только думает, но и другу говорит о том: слушай, хотел с твоим чадом «поболтать», а она взяла и ушла. И за общим столом папа спрашивает дочку: «Ты чего ушла, когда с тобой хотели поговорить?».

Клин вбивается между девочкой и папиным другом. Подрастая, она все более и более будет оттачивать неприятие его, а он, в свою очередь, будет находит все новые и новые подтверждения ее «избалованности».

И так день за днем, неделя за неделей, месяц за месяцем, год за годом. Клинья, клинья, все новые клинья. Но их ведь могло и не быть. Более того, день за днем (и так далее) отношения могли бы укрепляться, развиваться, обогащая взаимно участников диалога.

Стоит привести ответ девочки на вопрос о том, что ей нравится. Если не знать ее ответа заранее, то ни за что ни догадаться. Оказалось, что ей нравится даже не столько сама математика, сколько то, что «в математике сходится все тютелька-в-тютельку».

После такого ответа сам собой завязался разговор насчет того, что понять реальность можно лишь тогда, когда не сбрасываешь непонятного факта со счетов. Ведь нередко возникает соблазн закрыть глаза на то, что в данный момент непонятно. Но если есть черта, отмеченная девочкой, человек не делает поспешных выводов, пока не накопится достаточно данных, чтобы свести пазлы «тютелька-в-тютельку».

Бывает, что пазлов у человека, скажем, 15-ть, и из них не получается сложить цельный рисунок, угадывается лишь какая-то часть фигуры. Чтобы собрать всю фигуру целиком, необходимо собрать все 100 сегментов, но человек, допустим, не утруждает себя поиском их. Из имеющихся 15-ти он составляет «нечто» и объявляет это «нечто» конечным рисунком, подрезая ножницами при том какие-то наслаивающиеся друг на друга пазлы («подгоняет факты», пристрастно и искаженно их интерпретируя). Так выносятся ошибочные суждения, ставятся неверные диагнозы, проектируются быстро выходящие из строя механизмы.

Внимание к факту – великое дело. О том читаем в докладе академика Павлова «Об уме вообще, о русском уме в частности», в котором он описывает свойства, присущие уму настоящего ученого (такого, который способен предугадать течение реальности). А также – в докладе академика Ухтомского «И. М. Сеченов в Ленинградском университете», в котором Ухтомский рассказывал о том, как вследствие внимания к факту совершались великие открытия.

Внимание к факту и способность проявить интерес, внимание к реальности – основа для построения целостной картины мира. Внимание к факту и интерес к миру (скорее, – любовь) можно уподобить двум нитям, на которые нанизываются аминокислоты в ДНК. ДНК – в крошечном, по меркам макромира, объеме может содержаться зародыш, план, проект, зерно того, что, развернувшись во времени и пространстве, будет опознано как масштабное явление, уникальная форма жизни.

Подобные мысли родились сами собой в диалоге между девочкой и другом ее папы. В последствии от этих мыслей был совершен переход к биоматематике – дисциплине, изучающей биологические системы с помощью математики.

Если идти далее, представьте себе спутник в виде кедровой шишки, который по выходе на орбиту раскрывается десятками антенн. Отсюда недалеко и до темы бионической архитектуры (формы домов ассоциируются с природными объектами, вписываются в природный ландшафт). Обо всем том можно было говорить девочке, в качестве подарка на день рожденья преподнеся ей книги И.Я. Перельмана «Живая математика», «Математика в занимательных рассказах» (и/или прочие).

Какие перспективы для общения и обогащения внутреннего мира каждого из участников диалога открылись в одной фразе девочки, при условии, что эта фраза была услышана! Примечательно, что слова девочки помогли сформулировать идею, на основе которой был сформирован материал лекций «Искра жизни: свет, сумерки, тьма» (о творчестве и об условиях развития, а также, об обратном, – об угасании деятельности мозга, регрессии).

Но чтобы родители / взрослые могли увидеть в словах ребенка основу для построения диалога, они должны каким-то образом поддерживать в активированном состоянии то, что условно можно назвать «культурным» человеком.

Что-то подобное ведь может происходить и применительно к отношениям «родители / дети», а также применительно к отношениям «взрослые / другие взрослые», ведь правда? В последнем случае результат развития связей – глубже и сопровождается более серьезными последствиями. Также и применительно к процессу вбивания клиньев между людьми можно сказать, что во втором случае процесс сопровождается более серьезными последствиями (хотя, конечно, можно поставить вопрос, что в итоге окажется более болезненным: невозможность найти контакт с собственным ребенком или срыв сделки на миллион долларов).

Необходимо помочь развить ребенку здоровый интерес к Другому – если будет этот интерес (в терминологии Ухтомского – доминанта на лицо другого), многое приложится.

Ребенок будет способен воспринимать и усваивать огромные массивы информации (у него будет интерес к учителю, к тем, кто пытается что-то объяснить ребенку (1)). У него будут ресурсы полученную информацию (сортируя и что-то отсеивая) сложить в целостную картину мира (2). У него будут ресурсы противостоять сползанию в наркотическую (3), игровую (4) и прочие формы зависимости (5). У него разовьется способность вступать в общение с другими, что приведет к преодолению одиночества (точнее, к неформированию предпосылок, на основе которых рождается одиночество как тип восприятия реальности (6)). У него будет ресурсы преодолеть сползание в состояние охваченности разного рода переживаниями травматического характера (7). У него будут ресурсы сопротивляться сползанию в суицидальные наклонности (8). У него будут ресурсы для генерирования креативных идей (9). Формирование того, что называют внутренним стержнем (10). Он сможет увидеть глубину мира, вследствие чего ему будет интересно, и, если он еще и найдет путь к вере, – радостно жить (11). У него будут шансы выжить (12), ему будет облегчен доступ к вере.

(1) См. лекции «Искра жизни: Свет, сумерки, тьма».

(2) См. лекцию «Актуальность милосердия: о социальном служении, врачах, выгорании, поиске пути, любви».

(3) См. лекцию «Две доминанты» и текст, подготовленный на ее основе,

http://solovki-monastyr.ru/abba-page/solovki_page/1820/.

(4) См. лекции «Преодоление и игрового механизма» и статью «Три силы: цель жизни и развязавшееся стремление к игре (казино, гонки, игра по жизни)»,

http://solovki-monastyr.ru/abba-page/solovki_page/1939/.

(5) На примере наркомании – о профилактике аддикций – в статье «Профилактика наркомании, исходя из понимания действия наркотической тяги»,

http://solovki-monastyr.ru/abba-page/solovki_page/2114/.

(6) См. лекции «Одиночество. Изоляция» (в 2-х частях).

(7) См. части 2.1, 2.2, 2.3 статьи «Преодоление травматического опыта: христианские и психологические аспекты»,

часть 2.1: http://solovki-monastyr.ru/abba-page/solovki_page/2077/;

часть 2.2: http://solovki-monastyr.ru/abba-page/solovki_page/2082/;

часть 2.3:http://solovki-monastyr.ru/abba-page/solovki_page/2103/).

(8) См. лекции «Доминанта жизни и самоубийство», а также статью «О детских суицидах, вообще, и о суицидальных группах "Синие киты», в частности»,

http://solovki-monastyr.ru/abba-page/solovki_page/2101/).

(9) См. статью «О спонтанности (в хорошем смысле понимаемой)»,

http://solovki-monastyr.ru/abba-page/solovki_page/2040/).

(10) См. третью часть статьи «Обращение к полноте. Становление личности как путь преодоления зависимого поведения»,

http://solovki-monastyr.ru/abba-page/solovki_page/1899/).

(11) См. первую часть статьи «Преодоление игрового механизма (о игре в широком смысле слова)»,

http://solovki-monastyr.ru/abba-page/solovki_page/2007/).

(12) См. части 2 и 4.1 статьи «Остаться человеком: Офисы, мегаполисы, концлагеря»,

часть 2: http://solovki-monastyr.ru/abba-page/solovki_page/1951/;

часть 4.1:http://solovki-monastyr.ru/abba-page/solovki_page/2062/).

«Эгоист, по мнению священномученика Иоанна Стеблин-Каменского, не может быть христианином, а движимый любовью непременно попадает на крестный путь и пойдет вслед за Христом, может быть даже долго этого не замечая»[38].

И обратно, при наличии противоположных процессов, реализуемых в быту и воспитании, могут возникнуть предпосылки для развития в детях дезадаптивности, склонности к сползанию в зависимости, удобопреклонности к захвату сознания переживаниями травматического характера. Такие дети становятся возмездием для своих родителей.

Для одних родителей, отмечал академик Ухтомский, дети являются возмездием, для других – умножением любви и общественного роста, заложенных родителями в основу их, то есть – родителей, жизни. «В первом случае дети преимущественно уничтожают дело отцов, в свою очередь уничтожаясь своими детьми и внуками. Во втором случае дети продолжают и укрепляют обновленными силами дело отцов». [Все зависит от главенствующего принципа, положенного в основу построения жизни]. В одном случае – «последовательное пожирание отцов детьми», в другом – развитие любви как принципа жизни[39].

Среди возникающих в общении с людьми вопросов наиболее частыми являются вопросы о воспитании. В последние годы все больше становится подростков, которых называют «трудными», они становятся не просто трудными, а все более и более агрессивными. И у родителей нередко возникает ощущение тупиковой ситуации, они не понимают, как общаться с взрослеющими детьми. Общаясь с такими подростками, конечно, необходимо опираться на определённые принципы, иначе общение просто не состоится. В беседах с педагогами Центра социальной адаптации во имя свт. Василия Великого (Центр социальной адаптации для подростков, находящихся в конфликте с законом) была предпринята попытка сформулировать некоторые из таких принципов, в данном тексте они дополняются и, в каком-то смысле, обобщаются.

Поводом к этому стал разговор с паломником, приехавшим на Соловки. Он занимается рукопашным боем, его сын –16-летний подросток – также тренируется, причем достиг неплохих результатов, судя по всему. Отец пытался убедить сына и его приятелей более спокойно и ответственно вести себя в школе, и он думал о том, как ему следует лучше выстроить это общение.

У многих родителей возникает подобный вопрос, причем они формулируют его в виде только двух возможных вариантов: «Пытаться поговорить или не пытаться вовсе? Пытаться что-то предпринять или нет?» Ошибка кроется уже в самом подходе. В жизни такое категоричное деление на «черное-белое», «да или нет», «делать – не делать» редко встречается, жизнь гораздо сложнее, многограннее. В частности, преподобный Варсонофий Великий молился, чтобы Бог подал обратившемуся к нему за советом человеку силу «молчать благоразумно, и благодать, чтобы познавать… когда должно говорить без страсти»[40].

Здесь можно привести такую аналогию. Человек ставит вопрос: крутить эту гайку или нет. Но иногда следует расширить понятия. Посмотри, ты стоишь посреди завода, помимо этой гайки «есть много еще чего». Решить соответственно задачу и ответить на вопрос: «крутить или не крутить» можно тогда, когда есть понимание общей картины работы завода. То есть понять что-то ты можешь тогда, когда есть адекватное понимание картины мира, когда ты развиваешься. Понять другого человека в его динамике развития можно, когда ты и сам не стоишь на месте.

В отношении воспитания и семейной жизни эту мысль озвучивал протоиерей Феодор Соколов, имеющий, к слову, 8 детей. В своей беседе, названной «Как воспитать счастливого ребенка» он подчеркивает, что «семья – это такая задача, которую надо каждый день заново решать».

[Последующие мысли об отношении супругов вполне применимы и к теме отношений родителей с детьми (понять другого в его динамическом развитии можешь, если только сам развиваешься; хорошо рассмотреть бегущего коня можно, если сам бежишь рядом. Не о том речь, что родителям следует знакомиться с молодежными фильмами и книжками (если таковые читаются), хотя – и «не без этого». Речь о том, что если взрослый человек развивается как личность, ставит перед собой какие-то вопросы, а не все дни и ночи напролет проводит перед ТВ, то у него появляется ресурс понять и другого человека. Ведь законы развития в некоторых своих отрезках (если сравнить законы с математическими функциями) повторяются в жизни разных людей. Если ты хоть раз был увлечен своей математикой, у тебя появится возможность понять того, кто увлечен двигателями].

Итак, по мысли отца Феодора, бывает, что супруги перестают друг друга понимать, и они не знают, что с отчуждением второй половины делать. По мнению отца Феодора, дело в том, что человек не является статичным в своем духовном развитии, он постоянно меняется, становится другим. «Я меняюсь, она меняется, и постоянно надо друг к другу притираться. Это требует усилий, прежде всего, конечно, это требует смирения от человека», а также – большой работы. Ведь для того, чтобы понять другого, не только супругу, а вообще другого человека, нужно уметь замолчать, остановить свое оценочное суждение и попытаться услышать этого другого человека. «В супружестве – то же самое. Вдруг оказывается, что в человеке очень многое поменялось, а ты не готов, а в тебе как раз все статично, ничего не меняется, вроде ты идешь нормально, спокойно по жизни».

И потому отец Феодор советует супругам хотя бы иногда проводить время вместе, причем отдельно от детей. «Категорически необходимо садиться и разговаривать, куда-то ездить, что-то вместе делать». Иначе, если детей рождается несколько, то бывает и так, что в течение 5–6 лет не происходит разговора между супругами. «Накипает, набираются сомнения, осуждения, новые проблемы, а навык их обсуждать уходит». Для того чтобы проблемы сформулировать, нужны время и соответствующий навык. «Это первое условие, потому что без этого, без любви между папой и мамой, конечно, ребенок будет несчастлив»[41].

Способность понимать другого развивается также вследствие расширения мировоззрения и личного опыта, что достигается, в том числе, через чтение книг. А также через усвоение пережитого опыта личных ошибок и падений.

Более подробно о том, что способность понимать другого появляется по мере развития, рождается как бы «на кончиках пальцев», рассказывается в главе «От страдания к развитию и выходу из скорлупы (подробнее – о понимании «на кончиках пальцев») из второй части статьи «Преодоление зависимого поведения» (отдельное название второй части – «Родственникам, близким»;

http://solovki-monastyr.ru/abba-page/solovki_page/2068/).

Говорить ли сейчас или лучше промолчать?

Понимание «говорить ли сейчас или лучше промолчать?» рождается, когда человек выходит на новый уровень своего развития, покидает скорлупу, в которой некогда обитал. Скорлупа: комфорт, ТВ, еда и – чтобы никто не трогал (см. подробнее вторую часть статьи «Преодоление зависимого поведения»). Бывает, слово, направленное к другому, приводит к конфликту. Но не всегда развитие конфликта указывает на то, что слово было неверным.

Например, зачастую конфликт может вспыхнуть из-за того, что сказал человек совершенно правильные вещи, но не в то время, не тем тоном и не при тех обстоятельствах. Мудрость должна проявиться в том, чтобы выждать благоприятную ситуацию, время, когда все спокойны и настроены на диалог – тогда есть шанс быть услышанным.

Здесь можно обратиться к образу бойца рукопашного боя и отметить характерные особенности. Существует в этой области множество подходов и стилей. По словам одного очень опытного бойца, его многолетний опыт привел к следующему выводу: «Выходя на ринг, ты никогда не знаешь, с кем ты имеешь дело, как будет двигаться твой противник, какую манеру боя изберет».

Что из этого следует? Невозможно заранее предусмотреть «пошагово» и рассчитать наперёд весь поединок. Но можно усиленно тренироваться, а каждый промах и неудачу тщательно анализировать с тренером. Таким образом, боец будет постепенно совершенствоваться в мастерстве.

Можно сказать, что сходный в чем-то подход существует в христианстве. Многие святые отцы советовали разбирать прошедший день, уделяя этому хотя бы четверть часа вечером, перед сном – вспомнить, что делал, что говорил, о чем думал, какие были конфликты – с детьми, с коллегами, с начальством, кому досадил, на кого раздражался.

Разговаривая таким образом со своей совестью, мы со временем начинаем видеть, что каждый конфликт имеет какие-то опорные точки. Например, наше нетерпение, когда, не дослушав собеседника, мы стремимся «продавить» свою мысль, он начинает энергичнее отстаивать своё – и стычка вспыхивает на ровном месте. Либо мы начинаем в раздраженном тоне разговор, и он не складывается, потому что у другого человека сразу возникает защитная и тоже агрессивная реакция (скорее на наш тон, а не на наши аргументы). Ежедневно размышляя над этим, потихоньку можно прийти к тому, что поступать надо по-другому, и жизнь начнет постепенно меняться. Авва Дорофей говорит, что тот, кто испытывает свою совесть, постепенно избавляется от внутреннего зла: вместо 9-ти проступков станет совершать 8 и т. д. («Если кто постоянно испытывает себя таким образом, раскаивается, в чём согрешил, и старается исправиться, то он начинает уменьшать в себе зло, и если делал девять проступков, будет делать восемь, и так, преуспевая постепенно, с помощию Божиею, не допускает укрепиться в себе страстям»[42]).

То есть, если подытожить – бойцу нужно все время совершенствоваться, тренироваться, чтобы в нужный момент вчувствоваться в ситуацию, сориентироваться на ринге. Также и в общении даже с очень трудными людьми помогает навык. Сейчас мы говорим, важно подчеркнуть, ни в коем случае не об интуитивизме восточных единоборств, это вещь опасная, часто оккультная. Нет, имеется в виду именно простой навык – если мы уважаем своего собеседника и многократно испытывали свою совесть, анализируя прожитый день, то понимаем, в результате чего может возникнуть конфликт. Видим: лицо у человека стало напряженным, он сам словно напружинился – значит, момент для продолжения серьезного разговора не слишком удачный, лучше сменить тему, о погоде поговорить, потому что человек не в состоянии воспринять какие-то важные вещи.

Прекращение развития и, как следствие, утрата способности понимать других

Какое отношение все это имеет к нашей теме родителей и детей? К сожалению, со временем многие родители перестают развиваться. Когда-то в старших классах школы, на первых курсах института все чему-то учились, узнавали что-то новое, потом многие расслабляются, теряют интерес к учебе. На работе тоже первые годы люди стараются совершенствоваться, расти профессионально, если же работа не менялась, то потом наступает, как модно говорить, период стагнации: человек усвоил какое-то определенное количество навыков, чтобы зарабатывать и поддерживать своё существование.

Бывает так, что в дальнейшей жизни человек уже не стремится что-то читать, не стремится познавать, развиваться как личность. Кто-то начинает жить по определенной программе, вследствие чего нарастает ощущение скуки. И как преодолеть ее – человек не знает.

Конечно, проблема скуки имеет множество граней и нельзя феномен скуки свести к какому-то процессу (или к отсутствию какого-то процесса, в частности – развития). Но когда начинается жизнь по программе, в рамках которой все предрешено заранее, человек словно попадает в некий замкнутый круг. Кто-то решается пуститься в активности экстремального характера, чтобы прорвать стенки этого круга. Кто-то пытается менять линию своего поведения, чтобы внести в свою жизнь немного разнообразия.

Сейчас этот вопрос подробно разбирать не очень удобно, так как речь сейчас идет о поисках путей, ведущих к установлению контакта с ближними (вопрос скуки и духовного омертвения разбирается в цикле бесед «Искра жизни: Свет, сумерки, тьма»). Вопрос поднят скорее для того, чтобы указать на необходимость проявления внимания к собеседнику.

Наше внимание к собеседнику, стремление проявить к нему любовь и ничем не задеть позволяют нам двигаться дальше в выработке новых понятий. И усилия сохранить свою связь со Христом и устранить в своей жизни все, что этой связи мешает, позволяют нам непрестанно развиваться.

О развитии человека, его представлений о жизни вследствие стремления сохранить связь с Христом, – см. подробнее главу «Связь с Христом и точка опоры» из части 4.1 статьи «Остаться человеком: офисы, мегаполисы, концлагеря» (отдельное название части «Доминанта жизни и точка опоры»;

http://solovki-monastyr.ru/abba-page/solovki_page/2062/).

А также – главы «Связь с Христом», «Связь с Христом, дополнительный афферентный комплекс и акцептор действия» из третьей части статьи «Преодоление травматического опыта: христианские и психологические аспекты» (отдельное название части «Вера (идеалы) и преодоление травматического опыта»;

http://solovki-monastyr.ru/abba-page/solovki_page/2044/).

К сожалению, многие родители остановились в своём развитии, особенно, эмоциональном, на уровне первых студенческих лет, хотя по паспорту им лет гораздо больше. Речь не идет о том, что они должны выучить молодежный сленг. Речь идет о способности вчувствоваться, понять, адаптироваться – не в смысле стать конформным, а в чем-то пересмотреть, уточнить свои представления, понятия.

Простой пример: если ребенка смущает, что родитель звонит ему каждые 15 минут, может быть, стоит попытаться этого не делать? Но некоторые родители почему-то утрачивают способность поставить этот простой вопрос.

Еще пример. Один молодой человек досадовал, что папа говорил с ним, как с пятнадцатилетним подростком (плюс-минус), хотя молодому человеку было уже за двадцать и он окончил учебу в ВУЗе. Папа в свое время работал, а потом, в виду того, что его финансовые дела шли неплохо, решил оставить работу и предаться жизни путешественника и наблюдателя. «А когда папа прекратил работать, сколько тебе лет было?», – спросил молодого человека его знакомый. И, считая годы, молодой человек понял, что он был как раз на той возрастной отметке, в которой папа видит его до сих пор.

Конечно, речь не более, чем о версии, но мысль такова, что восприятие папы перестало в чем-то развиваться вследствие изменения образа жизни (ездить по миру, фотографировать, ведь можно и, исходя их пассивной позиций, то есть той, которая не предусматривает попытку дотянуться до тех смыслов, которыми живет другой собеседник).

Итак, необходимо непрестанно внутренне развиваться. Повторимся: речь не о том, чтобы читать молодежные книги или смотреть молодежные форумы. Важно умение «вчувствоваться» в другого человека как в собеседника. Трудно (если вообще возможно) понять собственных сына или дочь, если ко всеми другим людям на планете относишься, исходя из эгоистических позиций. Сердце у человека одно, мозг тоже. Если он заражен эгоизмом и транслирует этот эгоизм на всех жителей планеты, то как у него получится найти контакт со своим ребенком?

Чтобы пояснить эту мысль, можно привести некоторые мысли, озвученные одной женщиной, ребенок которой родился «особым», то есть – с тяжелым диагнозом (ДЦП). Мама рассказывала, что, когда была «обычным родителем» (особый ребенок был не первом ребенком), смотрела свысока на детей особых родителей. Ей казалось, что с ней такого произойти не может, что такие дети могут родиться у алкоголиков или наркоманов, а она все делала правильно, не пила, не курила, соблюдала все предписания врачей.

Когда она «столкнулась с этим», то увидела, «как много замечательных родителей в этом мире. Силы им дает только любовь».

Ей пришлось пройти через трудности, через муки осознания новой себя, нового мира вокруг нее, того, «что твой ребенок никогда не будет таким, как все. Это трудно принять, и многие родители этого не принимают… Принять – это не у всех получается».

«Это очень тяжелая внутренняя работа, – рассказывает мама. – Каждый проходит через что-то свое. Я поняла, что у меня есть внутренние ресурсы, что я могу помочь не только своему ребенку. Вообще, если ты хочешь повернуть мир лицом к особым детям, нельзя сделать это, повернув его только к своему ребенку. Нельзя построить доступную среду вокруг одного ребенка. Если ты делаешь что-то для своего, ты делаешь это для всех. По-другому это не работает»[43].

Об особых детях см. беседы цикла «Особые дети среди нас». Принцип развития рассматривается и в этих беседах, и потому здесь приводится в качестве комментария аннотация к этому циклу. Да, не все воспитывают ребенка с диагнозом ДЦП и аутизм. Но многим установить контакт со своими нейротипичным (как говорят) ребенком бывает так же трудно, как и иной маме ребенка при наличии у него аутизма. «Когда рождается ребенок с аутизмом, ДЦП и иными формами «особости», – это нередко воспринимается как катастрофа мамой (если папа есть, то и – папой). Чтобы выйти на новую ступень развития, на которой возможно счастье как родительское, так и «общечеловеческое», нужны новые смыслы. Во время подготовки и проведения бесед "Особые дети среди нас" эти смыслы активно искались.

В каком-то смысле (это не тавтология) «сложные» дети подводят родителей к необходимости искать новые основания жизни (утраченные некогда или в принципе не найденные). От условно здорового ребенка (нейротипичного, как говорят) еще можно откупиться: подарками, игрушками, – "на, купи себе что-нибудь, только не отвлекай папу". А от ребенка с диагнозом ничем не откупишься, ты либо любишь его – и он как-то начинает развиваться, либо ты его не любишь – и он закрывается.

Для родителей и целых семейств (плюс – бабушки, дедушки) ребенок с диагнозом как это ни шокирующе звучит, становится иногда солнечным лучом, выводящим из накатанной колеи жизненных моделей и стереотипов. Взрослым кажется, что все познано, все распределено по полочкам, "все схвачено, за все заплачено". И вот они сталкиваются с ситуацией "полной невозможности" – когда прежние модели не работают и прежние взгляды ничего тебе не объясняют.

И, встав перед необходимостью искать новые смыслы и вырабатывать новые подходы к жизни, некоторые родители действительно становятся «новыми собой». Пройдя через полосу испытаний, как это ни странно звучит в начале пути, они приходят к благодарности, к способности прикоснуться к глубине мира. Может, их ребенок и пришел в их дом, чтобы вырвать их из метафизической спячки ("Ах, отстаньте вы от меня со своими разговорами о каких-то смыслах, у меня дел – невпроворот, я в отличие от вас деньги, между прочим, зарабатываю, а не болтаю!").

"Наш ребенок научил нас жить", – сказал папа мальчика, которому поставили серьезные диагнозы, рассказывая о своей истории и кивая в сторону супруги, которая стояла рядом. Через 10 лет диагнозы были сняты, все эти годы родители старались помогать своему малышу. "Всего-то понадобилось 10 лет! – воскликнул папа. – Что такое 10 лет по сравнению с вечностью – ничто", – сказал он и посмотрел на свою молодую красивую супругу, та плакала.

Впрочем, не во всех случаях диагнозы снимаются, и с этим как-то тоже нужно учиться жить. Преодолевать чувство вины, неприязни к ребенку, желание закрыться от мира, учась радоваться и любить.

Уважение за уважение, отношение к другому как к личности

Если продолжить развитие аналогии с бойцом рукопашного боя, то можно сказать, что ему никто не даст готовых рецептов. Нужно уметь «вчувствоваться» в ситуацию, однако некие наиболее важные принципы, аспекты всё же существуют – например, умение держать дистанцию.

Насчет умения держать дистанцию один человек, достигший в области рукопашного боя серьезных результатов, говорил, что пока ты держишь дистанцию, ты – неуязвим. Атака противника строится по принципу алгоритма, если алгоритм разгадан, возможна контратака. То есть противник делает два-три атакующих движения, останавливается, потом возвращается в исходную позицию (есть те, кто действует не по алгоритму, а находится в движении постоянно, но специалистов такого уровня немного).

Боец, умеющий держать дистанцию, отходит в это время назад. Как только он увидит, что противник исчерпал свой алгоритм и остановился, так сразу делает резкий выпад и поражает противника.

Эта аналогия применительно к теме общения с людьми может быть понятна в следующем ключе. Если видишь, что человек смущен, не спеши заводить с ним серьезный разговор. Дождись, когда он успокоится. Не говори «своего» пока человек – в движении, дай ему выговориться, остановиться, он истощит свой алгоритм, и тогда уже ты делай свой ход.

Подобно тому, как умение держать дистанцию является одним из принципов рукопашного боя, так и принцип «уважение за уважение» является одним из принципов общения. Ты с уважением относишься к человеку – можно надеяться, что получишь ответное уважение. Но мы имеем в виду «уважение» не в том расхожем понимании, когда говорят, что учитель должен стать на одну планку с учеником. И некоторые учителя хотят «быть в тренде», начинается некое панибратство. Такой учитель не понимает, что теряет уважение своих учеников, лишается авторитета.

См. подробнее главу «Избегать заискивания и превозношения» из части первой статьи «Родители и дети» (отдельное название 1-й части «О принципах общения с «трудными» людьми и воспитании. Беседа с сотрудниками Центра свт. Василия Великого»;

http://solovki-monastyr.ru/abba-page/solovki_page/1891/).

Ориентиры для нахождения золотой середины между доверительными отношениями с учениками (конструктивные отношения, имеющие в себе перспективу) и панибратством (которое искажает связь между учителем и учениками) описал священномученик Фаддей (Успенский). У него есть замечательная книга (которая была упомянута в части первой) – «Записки по дидактике».

Часть ее посвящена теме преподаванию Закона Божия, но ее начальную часть (главы, в которых приводятся общие, универсальные принципы) стоит почитать всем родителям, там есть потрясающие заметки по педагогике, воспитанию. Он пишет, что учитель должен поступать с учениками по любви, но и ни в коем случае не допускать панибратства, при том – и не скатываться в чрезмерную суровость. Также он пишет, что интерес к предмету учитель должен вызывать не актерскими приемами или эмоциональной окраской, а вдумчивой, глубокой проработкой и подачей материала. Не шутками и прибаутками, а увлекательным содержанием, фактами.

Возвращаясь к принципу «уважение за уважение», обобщим: не допускать панибратства, чтобы сохранить уважение, но нельзя и общаться свысока. Так что же все-таки «уважение за уважение»? Обратимся к святоотеческим примерам и наставлениям, в которых говорится именно об уважении без панибратства, о сострадании без высокомерия. Такой подход «уважение за уважение» существует именно тогда, когда человеку присущ религиозный взгляд на мир, ведь этот взгляд предполагает, что в каждом человеке сокрыт образ Божий.

В качестве примера можно привести подход, реализуемый преподобным Амвросием Оптинским. Он относился к каждому человеку, как бы низко тот ни пал, исходя из того, что в нем есть искра Божественного дара. Для него никакой человек не был окончательно погибшим. Вследствие такого отношения преподобного Амвросия в людях пробуждалась надежда, и сами они начинали верить, что могут исправиться (см. раздел «Любовь» из части первой статьи «Родители и дети»).

То есть принцип «уважение за уважение» выражается в нашей вере в человека, в возможность его возрождения, несмотря ни на что. Но эта вера должна быть уравновешена – отнюдь не идеями современного либерализма, а христианской, святоотеческой точкой зрения, отделяющей грех от человеческой личности. Мы не должны отождествлять человека с его грехом. Мы знаем, что каждый человек создан по образу и подобию Божию, он способен возродиться к настоящей жизни, но в нынешнем своем состоянии он порабощен грехом, страстями (той же наркоманией). Если грех и личность не разделяются, человек идет в неверном направлении.

Например, мама хочет любить своего ребенка, а он безобразничает в школе, дебоширит, ее вызывают в школу, она же всячески защищает и оберегает его, не желая видеть его пороки, оправдывает их, закрывает на них глаза. Естественно, в этом случае пороки будут лишь усугубляться. Другая крайность – когда, борясь с пороками, отвергают и самого человека.

Христианская, святоотеческая точка зрения избегает этих двух тупиков. Мы верим, что этот человек способен измениться к лучшему, но вот сейчас он у нас просит денег. Любя и уважая его, спокойно ему говорим: «Вася, мы не можем сейчас дать тебе денег». Наркоманы обычно стремятся манипулировать людьми, вызывать чувство вины, поэтому, если ему откажут, он с гневом и раздражением заявит: «Ты меня никогда не любил! (не любила)». Особенно если это мама. Стремится вызвать у нее слезы: с его точки зрения, оказывается, это она виновата в том, что он стал принимать наркотики, плохо себя вести. Разумеется, мама потом винит себя, что плохо воспитала сына, а сейчас до истерики довела. Она спешит дать ему денег – лишь бы откупиться.

Любовь же подлинная позволяет спокойно ответить: «Сынок, любя тебя и уважая тебя, я дам с собой покушать, если ты голоден, куплю проездной, но денег, зная, что ты можешь потратить эти деньги не на благо, я тебе не дам». Когда разговор два-три раза начинает ходить по одному и тому же кругу, и человек пытается два, три раза эту уду забрасывать и видит, что мама все-таки предельно спокойна, он не может не согласиться со справедливостью ее слов. И отсюда – уважение за уважение.

О том, чтобы не предаваться эмоциями, разделять грех и личность, говорить спокойно, не давая возможности собой манипулировать, – см. ответ «Наркомания. Состоятельному мужчине, угнетенному общением с братом-наркоманом»,

http://solovki-monastyr.ru/abba-page/voprosy-k-pastyryu-3/88/.

Приведу еще одну иллюстрацию. Один студент рассказывал, что у них в институте одного преподавателя студенты начали морально уничтожать тем, что просто его игнорировали. Из-за чего это началось? Он пришел и на первой лекции, засунув руку в карман, сказал: «До этого вы общались с бедными преподавателями, а сейчас вы будете общаться с состоятельным…». И рассказал, что в городе существуют какие-то проекты, в которых он принимает непосредственное участие. То, что человек поставил себя сразу выше всех студентов, вызвало реакцию отторжения.

Этот же студент рассказывал, что у них был другой преподаватель, уже очень пожилой. На экзаменах он мог студента отчитать, мог быть очень строгим. К таким людям относится выражение: «строг – но справедлив». Хотя он был строгим, но в его отношении читалось уважение к студенту как к личности. Он не вел себя со студентом, как с желторотым юнцом-несмышленышем. Он с него требовал, как со взрослого человека, как с человека, с которым можно вести диалог.

И такой подход вызывал в среде студентов всеобщую любовь к нему. Отношение студентов к этому преподавателю ярко проявилось при следующих обстоятельствах. Однажды у него случилось тяжелое заболевание, и долгое время его не было на лекциях, но когда он вернулся – поразительная была реакция студентов (если учесть, что бывает и такое: какой-либо преподаватель заходит в аудиторию, а студенты даже не встают) – когда этот преподаватель зашел в аудиторию, раздались просто оглушительные аплодисменты. И начались они после выкрика «наши не умирают».

Отношение к другому человеку как к личности подскажет и путь развития отношений. Этот принцип оправдывает себя при общении и с маленькими детьми. Протоиерей Валериан (Кречетов) говорит, что с детьми надо говорить серьезно, конечно, применяясь к их уровню понятий. А он, наверное, имеет право давать советы, у него у самого очень много детей, у этих детей родились внуки, такой многочадный батюшка. В самом начале нашей беседы приводился рассказ батюшки о том, как его младший сын начал просить подарить ему слона, и как без конфликта с ребенком этот вопрос решился.

Еще протоиерей Валериан (Кречетов), говоря об отношении ребенка к молитве в храме, говорит, что «конечно, очень важно, чтобы дети всегда хотели молиться. Но не все тут так просто. Иногда им не хочется молиться, в храме стоять. Ни в коем случае нельзя насилием добиваться, потому что это вызывает отвращение, они могут даже возненавидеть всё. Нужно терпения набраться, немножечко уступить. Как говорят, с детьми всегда нужно работать внатяг. То есть нельзя ни сильно тянуть, ни отпускать. Чтобы все время чувствовалась прямая связь, упругая такая, но не отпускающая. Потому что отпустишь – покатится, натянешь – наоборот, оборвется все. Но это уже чутье нужно, к каждому – подход индивидуальный»[44].

То есть это приблизительно как у автомобилистов, когда везешь кого-то на буксире или дергаешь из сугроба: резко дернешь – фаркоп вырвется, а если слишком отпустишь – потеряешь контроль (дети совсем распустятся). Как это можно понять? Если мама хочет поговорить о чем-то важном, когда дочка или сын находятся на грани срыва, конечно, лучше не надо сейчас этот вопрос обсуждать, ничего хорошего не получится. Может не воспринять. А если мама улыбается, ребенок улыбается, вот тогда уже можно и сказать. Также мы должны подмечать не только то, в каком состоянии другой человек находится, не только проявлять внимание к собеседнику, но и внимание к собственному внутреннему состоянию.

Говорить ли с раздражением?

Часто причиной конфликта бывает наше внутреннее смущение, и эту причинно-следственную связь нам позволяет установить вечернее испытание совести. Упоминание о вечернем испытании совести встречается в творениях многих духовных наставников. По прошествии дня – 5, 10, 15 минут – вспоминается, как прошел день; ставятся вопросы, в связи с чем и как был утрачен внутренний мир, как попытаться в будущем не допустить потери внутреннего мира; за всё, в чем совесть обличает, – приносится покаяние. Если человек проводит вечернее испытание совести, то со временем у него появляется навык подмечать свое внутреннее состояние. Речь идет не о самовлюбленном копании в себе, а о познании собственных страстей.

Подробнее см. «2-й пункт: Испытание совести» из первой части статьи «Внешняя жизнь и мир мыслей» (статья подготовлена на основе одноименного цикла бесед;

http://solovki-monastyr.ru/abba-page/solovki_page/2105/).

Привыкая всматриваться в прошедший день, человек со временем начинает понимать причины, в связи с которыми он вступает в конфликтные ситуации. Нередко конфликтные ситуации происходят в связи с тем, что человек открывает разговоры с ближними, уже находясь в состоянии внутреннего смущения. Если мы внутренне смущены, мы уже на мир смотрим сквозь призму своего смущения, недовольства, раздражения. Поступки и слова ближних кажутся нам неправильными, собственные же поступки и слова кажутся правильными.

Осознать некоторые истоки конфликта может помочь учение академика А. А. Ухтомского о доминанте. Это учение довольно часто упоминается в беседах, некоторые основные положения этого учения приводятся в статье «О развитии монашества», в главах «Нейрофизиология и любовь…», «Услышать голос другого», «Преодоление самости. Некоторые мысли о восстановлении монашества» (http://solovki-monastyr.ru/abba-page/solovki_page/1426/).

Применительно к теме гнева учение о доминанте рассматривается в нескольких разделах (см. оглавление) третьей части статьи «Обращение к полноте. Становление личности как путь преодоления зависимого поведения» (отдельное название третьей части «Обращение к полноте и доминанта на лицо другого»;

http://solovki-monastyr.ru/abba-page/solovki_page/1899/).

О раздраженном человеке с точки зрения учения о доминанте можно сказать, что у него в движение пришла доминанта гнева. В коре головного мозга образуется очаг возбуждения. И к этому очагу начинают притягиваться импульсы, попадающие в сознание, в прочих же отделах коры головного мозга разливаются процессы торможения.

В практической жизни действие доминанты, может, например, выражаться в том, что раздраженный человек воспринимает попадающие в его сознание импульсы сквозь призму раздражения. Например, родители, вспыхнув чувством негодования в связи с каким-то поступком ребенка, затеяли проведение с ним разговора. И вот, например, ребенок говорит им: «Папа, мама, мы можем этот разговор ненадолго отложить?». А родители, если они смущены, могут увидеть в этой попытке отложить разговор «злой умысел», «непослушание» и т. д. Хотя на самом деле речь может идти о том, что ребенок обещался кому-то позвонить, и время совершить телефонный звонок настало (может, он и всего-то хотел, позвонив, сказать, сейчас у него не получится поговорить, что он позвонит позднее).

Попытку отложить разговор на несколько минут родители воспринимают, исходя из своей доминанты, как катастрофу. Они кричат: «Ага! Вечно ты, как только мы хотим с тобой поговорить, придумываешь отговорки!» Способность посмотреть на ситуацию с других углов в момент смущения как бы подавляется. Человек мало способен к тому, чтобы вести, как принято говорить, – конструктивный диалог. Ребенок, увидев такую реакцию родителей на свою просьбу (в которой сам он не видит ничего дурного), легко может потерять желание обсуждать с родителями свои проблемы. Все время, пока разговор будет длиться, он будет сидеть насупившись. Понятно, что участие в подобных разговорах мало способно принести пользу как родителям, так и детям.

Поэтому, если мы обжигались уже раз, другой, третий, то можно уже запомнить, что, когда мы внутренне смущены, из разговора мало чего хорошего получается. Говорим долго – час, два – результата, кроме отрицательного, нет никакого. С другой стороны, вечернее испытание совести нам позволит понять, запомнить, что в те моменты, когда мы дожидались состояния умиротворения, договориться и прийти к согласию можно буквально за минуту. Встретили человека, например, в коридоре. На момент встречи и мы чувствуем себя спокойно, и он ведет себя спокойно, улыбается. И ему говорится: «Слушай, Вася, давно с тобой хотел обсудить одну ситуацию; то, что ты делаешь, можно делать по-другому: вот так и вот так». Он видит, что мы спокойно говорим, прислушивается и отвечает: «Да, и правда так можно делать, а я даже о том что-то и не подумал даже». Он воспринял все, что до него хотели донести, и ситуация разрешилась.

Потому что, если бы мы начали с раздражением говорить, он мог посчитать, что мы «встали не с той ноги», что мы хотим его чем-то наказать, что мы просто злимся. И после долгого разговора, когда кто-то его спросит, о чем папа или мама с ним говорили, ответит: «Да придираются просто-напросто и – всё». То есть он даже не поймет, о чем ему хотели сказать, посчитает, что родители просто искали повод, чтобы постращать его.

Таким образом, наш опыт, который мы помним, позволяет нам понять, что разговор, если мы раздражены и «не в духе», лучше отложить до другого раза. И некий итог сказанному можно подвести словами святого апостола Павла, которые не мешает помнить и всегда держать в уме, когда мы хотим с кем-то говорить. В Первом послании к Тимофею в стихах пятом и шестом апостол говорит, что «…цель же увещания есть любовь от чистого сердца и доброй совести и нелицемерной веры, от чего отступив, некоторые уклонились в пустословие». Цель увещания – любовь от чистого сердца и доброй совестью и нелицемерной веры, то есть применительно к нашему разговору о воспитании, цель назиданий такова, чтобы человек в результате этого разговора хоть в чем-то исправился или сделал для себя какие-то выводы. Если мы эту цель помним, то, соответственно, у нас должна родиться стратегия достижения этой цели.

Если цель не достигается, то наша долгая речь как бы «пролетает мимо цели». Примечательно, что слово «грех» переводится с греческого языка как «мимо цели». Понятно, что наша главная цель – это вечное спасение, то есть мы развиваемся в этой жизни, достигаем внутреннего мира, примиряемся с Богом и в этом состоянии переходим в жизнь вечную. И в нас это состояние продолжает развиваться дальше.

См. главу «Смысл и цель христианской жизни» из первой части «Преодоление травматического опыта: христианские и психологические аспекты»,

http://solovki-monastyr.ru/abba-page/solovki_page/1981/.

Применительно к цели христианской жизни как можно воспринимать ежедневную ругань в некоторых семьях по поводу успехов или неуспехов детей? Безусловно, всё это идет «мимо цели». Когда ты кричишь, во-первых, ты искажаешь самого себя, ты формируешь в себе страсти, с которыми придешь в вечную жизнь. И эта ненависть, раздражительность будут развиваться и там.

Жизнь человека, который имеет страсть раздражительности, очень тяжела, потому что со временем он начинает раздражаться уже буквально от всего. И даже в отношении к земным целям наш гнев и крик – тоже «мимо цели», потому что, если мы накричали на человека, он нас не воспринял – это первое. Наши отношения с ним ухудшились – это второе. На будущее мы потеряли возможность, в хорошем смысле этого слова, воздействовать на человека – третье.

Перечень этих пунктов можно продолжить. Поэтому, если накричали в ярости, он стал защищаться тоже в ярости, цель уже не достигнута, человек закрылся, замкнулся, отбросил наши слова. Значит, и мы не спокойны и он на грани истерики – мы ничего не достигли. Если помнить о цели, то и стратегия ведения диалога становится понятной. Если человек пока не способен воспринимать то, что мы хотим ему сказать, то понимание цели нам позволит сделать тот вывод, что сейчас, например, может быть, лучше и не начинать разговор.

И мы не знаем, когда этот разговор можно будет начать. Мы не знаем, когда для разговора придет время.

Сохранить связь

Но если нам удастся сохранить связь с человеком, если нить любви не оборвется, то у нас все-таки останется хоть какой-то шанс до него пусть и через годы, но что-то донести. Возможно, человек с нашей позицией вообще не согласен, он не христианин, он живет во внебрачных отношениях, у него вообще другие взгляды на заработки, он не видит ничего плохого в том, что обманывает людей и так далее. То, что родители пытаются ему сказать, он вообще не воспринимает.

И здесь для родителей при отсутствии христианской точки зрения может возникнуть тупик: либо они отвергают его совсем, либо начинают оправдывать его слабости. Если родители смогут встать на христианскую точку зрения, они дадут понять: «сынок, мы тебя любим, но с тем, как ты живешь, мы согласиться не можем, хотя мы тебя готовы принять любым, какой ты есть, потому что мы твои родители».

И если разрыва не произошло, если родители не стали своего ребенка проклинать, то все-таки остается возможность, что человек когда-нибудь прислушается. Если родители будут предельно спокойно, с любовью выстраивать отношения, даже если он сейчас ничего слышать не хочет, когда-нибудь все-таки настанет момент, когда они все же будут услышаны. Если не получается донести в разговоре, нужно просить о помощи Бога, Божью Матерь, чтобы они пробудили сердце этого человека.

То, как ожесточившееся сердце может однажды раскрыться, – Ф. М. Достоевский показал в эпилоге романа «Преступление и наказание». После того как за совершенное им преступление Раскольников был осужден, он отправился в Сибирь на каторгу. Рядом с ним решила быть Соня. Она жила за стенами острога, в который был заключен Раскольников.

Они имели возможность видеться друг с другом. И он «всегда точно с досадой встречал ее, иногда упорно молчал во всё время ее посещения». А когда он брал ее руку, то – «как бы с отвращением». И бывало, что Соня уходила со свидания в глубокой скорби.

В начале своего заключения Раскольников думал, что Соня «замучит его религией, будет заговаривать о Евангелии и навязывать ему книги. Но, к величайшему его удивлению, она ни разу не заговаривала об этом, ни разу даже не предложила ему Евангелия». Он сам попросил Евангелие у неё.

На каторге Раскольникова уничтожала тревога. Он не раскаивался в своем преступлении, он лишь мучился от осознания того, что он не смог понести последствий своего преступления. Он досадовал на себя за то, что совершил явку с повинной в полицию. Он досадовал даже от мысли, что не покончил с собой, а предпочел явку с повинной – самоубийству.

Но однажды в душе Раскольникова произошел переворот. Он взял ее руку, и долго их руки уже не разнимались. На их лицах засияла заря обновленного будущего. «Их воскресила любовь, сердце одного заключало бесконечные источники жизни для сердца другого». Он почувствовал, как воскрес и обновился всем существом своим. Он думал о Соне. «Он думал об ней. Он вспомнил, как он постоянно ее мучил и терзал ее сердце; вспомнил ее бледное, худенькое личико, но его почти и не мучили теперь эти воспоминания: он знал, какою бесконечною любовью искупит он теперь все ее страдания». Вспомнив и о Евангелии, которое он взял у нее, он подумал: разве могут ее убеждения не быть теперь и его убеждениями?

Образ родителя в сознании ребенка и доминанта восприятия

Если попробовать подытожить все сказанное, то можно сказать: главное для родителей и педагогов – не потерять лицо. Что значит – не потерять лицо? Речь идет не о том случае, когда человек, проявивший несоответствие каким-то социальным нормам, считается потерявшим лицо (не отдал вовремя долги, нарушил воинский кодекс и пр.).

Речь идет об образе, который ребенок вынесет из дома или школы. Если образ, например, мамы в памяти выросшего ребенка будет храниться как светлый, то в светлые тона он окрасит и те воспоминания, которые с мамой были связаны. Даже если в чем-то она проявила строгость, это воспоминание впоследствии будет восприниматься сквозь призму светлого образа, если, конечно, такой останется в сознании.

Как было сказано, определенный очаг возбуждения (доминанта) притягивает к себе импульсы, поступающие в сознание. В русле характера текущего возбуждения человек склонен толковать и окружающую его действительность.

Пример, комментирующий эту мысль, можно почерпнуть в одном из эпизодов романа Ф.М. Достоевского «Братья Карамазовы». Вместе с братьями Карамазовыми и их отцом на приём к старцу Зосиме отправился Петр Александрович Миусов, «вольнодумец и атеист». Примечательно то специфическое направление, которое принимали трактовки окружающей действительности, бытовавшие в сознании Петра Александровича.

Когда Миусов и братья с их отцом были на пути к приёмной, к ним подошел монах, долженствующий их проводить к старцу. Увидев, как он улыбается, Миусов подумал про себя: «О, черт их всех дери, веками лишь выработанная наружность, а в сущности шарлатанство и вздор!»

В приемную к старцу Миусов вошел раздраженным. Вот, он увидел, как два иеромонаха и старец Зосима поклонились друг другу весьма благоговейно. «Миусову, однако, показалось, что все делается с намеренным внушением». Обстановка приёмной (на стенах висели иконы, портреты архиереев, литографии) была воспринята им как «казенщина». А увидев черты лица старца Зосимы, он, исходя из своих наблюдений, заключил: «По всем признакам злобная и мелко-надменная душонка».

И такое заключение было сделано им несмотря на то, что было известно множество случаев благотворного воздействия старца на приезжавших к нему людей. «Почти все входившие в первый раз к старцу на уединенную беседу, входили в страхе и беспокойстве, а выходили от него почти всегда светлыми и радостными, и самое мрачное лицо обращалось в счастливое». Конечно, здесь речь идет о наблюдениях, которые сделал Алеша, живя подле старца. И вовсе не обязательно, что Миусов обладал в полной мере опытом, открывшимся Алеше. Но тем не менее факт остается фактом. В результате знакомства со старцем в сознании Миусова родилась именно такая характеристика, а не другая.

Можно предположить, что характер толкований действительности, бытовавших в сознании Миусова, был связан с тем предубеждением, которое он имел против лиц духовных. Известно, что, будучи еще в молодых летах, Петр Александрович по получении наследства начал в отношении монастыря нескончаемых процесс. Процесс был начат «за право каких-то ловель в реке или порубок в лесу». Причина процесса была доподлинно неизвестна, но известно, что Петр Александрович «начать процесс с «клерикалами» почел даже своею гражданскою и просвещенною обязанностью». Так понималось просвещение Миусовым, который рассказывал, что принимал участие в парижской революции 1848 года. И сквозь призму данного возбуждения, а также, исходя из предубеждения, которое он имел в отношении лиц духовных, он и стал трактовать виденное им.

Каким образом эти мысли относятся к родителям и к проблеме воспитания? Вот, например, мама пытается что-то объяснить с гневом ребенку. Происходит конфликт. Ребенок досадует.

Если такие ситуации происходят часто, то от понятия «разговор с мамой» протягивается как бы нить к определенному состоянию нервной системы, доминирующими характеристиками которой являются чувства тревожности и гнева. Ухтомский отмечает, что на определенном этапе развития предметного опыта «определенное состояние центральной нервной системы вызывает для человека индивидуальный образ, а этот образ потом вызывает прежнее состояние центральной нервной системы»[45].

Если процесс разговора с мамой связался с определенной доминантой, то впоследствии одно только упоминание о предстоящем разговоре будет приводить в движение сформировавшийся очаг возбуждения. Как только доминанта придет в движение, все слова мамы начнут стягиваться к текущему очагу. Следствием стягивая слов мамы к текущему очагу возбуждения будет являться определенная как бы «глухота» ребенка к тем идеям, которые будет пытаться до него донести мама.

Слова мамы могут начать толковаться, исходя их характера текущей доминанты. То есть ребенку разговор может представляться в том виде, что мама «вечно недовольна» и потому «ко всему цепляется». И когда ребенка кто-то спросит о состоявшемся разговоре, в связи с чем, мол, мама-то стала на повышенных тонах говорить с ним, ребенок только отмахнется. Отмахнется и скажется, что, с его точки зрения, мама с самого утра была чем-то недовольна и искала, на ком бы выместить злобу, а тут он, ребенок, подвернулся под руку, ну и началось… Ребенок так и не услышал того, что на самом деле хотела мама до него донести.

О том, каким образом применить этот принцип к практической жизни, каждый может подумать сам. Среди примерных ответов на данный вопрос могут быть и такие рекомендации. Не выяснять супругам отношений при детях (прекрасно будет, если супруги вообще перестанут выяснять отношения и все проблемы, возникающие в семейной жизни, начнут пытаться решать по любви), не говорить детям с гневом о том, что они делают что-то не так. Если они и делают что-то не так, то можно в спокойной обстановке объяснить им аргументированно, что именно делается ими не так. Не позволять себе при детях делать то, за что обличает совесть (в идеале, не только не при детях, а вообще стараться не делать ничего такого, за что обличала бы совесть). Чтобы ни случилось, нужно стараться не поддаваться гневу.

На последнем пункте можно остановиться особо. Бывает, что дети проклинают своих родителей. Или, насмотревшись фильмов про «золотую жизнь», начинают стесняться мамы, которая родила их не в Беверли-Хиллс, а в каком-нибудь небольшом провинциальном городке.

И вот ребенок кричит маме: «Ты плохая мать!», «Я не просил меня рожать!». В эти моменты маме не стоит мстить, кричать.

Сейчас ребенок живет на всем готовом в родительском доме. У него нет жизненного опыта, чтобы свое положение с чем-то сравнить (например, с жестокостью детской колонии). Когда ему наливают супчик, который ему не нравится, он протестует. Когда его зовут покушать, а он играет, он негодует. Но наступает время, когда он выходит из родительского дома в большую жизнь. И вот никто ему супчика уже не предлагает. И окружающие не высказывают беспокойства по поводу того, что вовремя он не покушал.

Придет время, и ребенок выйдет из родительского дома в большую жизнь, в мир, который порой бывает очень жестоким. Столкнувшись с трудностями и безразличием других людей, бывший ребенок начнет понимать, кем для него на самом деле являлась мама. Он поймет, что мама, если что-то и делала со строгостью, то зла не желала, а желала только блага.

Когда мама настаивала на том, чтобы сделаны были, например, уроки, ребенок протестовал. Он воспринимал поведение мамы как насилие. Но с годами, став взрослым, он начинает понимать, что без мамы он, быть может, и образования-то не получил бы. Лишь со временем он начинает понимать, что поведение мамы, казавшееся ему неправильным, несло ему благо.

Став взрослым, он живет такой жизнью, где никто блага ему уже не желает, где все хотят только воспользоваться его финансами, его интеллектуальными ресурсами. И постепенно к нему приходит понимание, что за словами мамы стоял глубокий смысл, и он начинает потихоньку к ее словам прислушиваться. И если мама (или папа, или педагог сеяли) сеяла с любовью, то можно надеяться, что с годами это семя, посеянное ею, прорастет.

Конечно, в жизни есть не только безразличие и жестокость. В жизни есть и добро, и любовь. Вышеизложенные размышления были приведены не для того, чтобы очернить мир, а для того, чтобы выделить образ мамы и привлечь к нему внимание.

Да, может быть, она что-то и не понимала. Но, исходя из того, как она понимала процесс воспитания, она, возможно, стремилась дать ребенку лучшее.

Да, мама могла не понимать, что какие-то её шаги, казавшиеся ей правильными, были не верны. Но положа руку на сердце, можно спросить: уместно ли выступать с полномасштабным обвинительным заключением против мам, если с точки зрения детей (когда у них появляются свои дети, кто-то из них начинает совсем по-другому смотреть на маму) они вели себя как-то не так? Мам, которые всю жизнь положили, чтобы поднять детей на ноги? Мам, которые ночами не спали, если подросший ребенок засиживался где-то в гостях и забывал предупредить, что останется в гостях до утра?

Кто-то недоволен тем, что, с его точки зрения, у мамы нет тонкости в обхождении и образования, достаточного для того, чтобы поддерживать беседы на отвлеченные темы. Но можно ли ставить такие моменты на вид маме, которая, может, и хотела бы читать побольше книг, но не могла делать этого вследствие занятости?

Да, на родителей сейчас многие «сыпят шишки» в связи с тем, что они «дома не бывают», с детьми не беседуют, с работы приходят поздно. Но многие ли родители властны приходить с работы домой пораньше? Неужели им прямо-таки и хочется пропадать допоздна где-то вне дома? Многие из них и рады бы были вернуться домой пораньше, но не могут этого сделать. Многие из них были бы рады быть более спокойными, не беспокоящимися о материальном, более культурными и сдержанными. Но и они – люди. И у них есть нервы, которые сдают. Им тяжело быть спокойными и выдержанными, если они понимают, что, например, перед ребенком открывается реальная перспектива остаться без образования.

Да, родители порой предпринимают шаги, которые не улучшают ситуацию ребенка в отношении того же образования. Да, они порой предпринимают шаги, которые формально выглядят как провоцирование на конфликт. Но, с другой стороны, кто им самим объяснял, в какие двери в области общения стоит входит, а в какие – нет?

Многие родители, как и их дети, – чада века информационного хаоса. Развитие повсеместного процесса хаотизации жизни приводит к тому, что у человека как бы выбивается почва из ног. Многие люди имеют крайне размытые представления о базовых смыслах, имеющих отношения к значимым сферам человеческого существования.

Многие родители были лишены связей (или имели недостаточно развитые связи) с значимыми ориентирами и у многих из них не было мировоззренческой базы для того, чтобы определить, какие подходы в воспитании верны, а какие – нет. Пытаясь в условиях отсутствия связей с значимыми ориентирами воспитывать своих детей, они, как могли, так и выстраивали процесс воспитания.

В данном отношении можно привести некоторые мысли из автобиографических заметок академика Лихачева. Приводимые мысли относятся, правда, не к теме воспитания детей, а к теме обеспечения детей едой во время голода. Голода «сполна вкусили» члены семьи академика в годы Второй мировой войны, будучи «запертыми» в блокадном Ленинграде (ныне – город Санкт-Петербург). В первые дни блокады еще можно было достать какую-то еду, потом возможности достать продукты таяли, как сосульки в руках. «Что мы успели купить в эти первые недели? – спрашивает себя глава семейства Лихачев. – Помню, что у нас был кофе, было очень немного печенья. Как я вспоминал потом эти недели, когда мы делали свои запасы! Зимой, лежа в постели и мучимый страшным внутренним раздражением, я до головной боли думал все одно и то же: ведь вот, на полках магазинов еще были рыбные консервы – почему я не купил их! Почему я купил в апреле только 11 бутылок рыбьего жира и постеснялся зайти в аптеку в пятый раз, чтобы взять еще три! Почему я не купил еще несколько плиток глюкозы с витамином С! Эти «почему» были страшно мучительны. Я думал о каждой недоеденной тарелке супа, о каждой выброшенной корке хлеба или о картофельной шелухе – с таким раскаянием, с таким отчаянием, точно я был убийцей своих детей. Но все-таки мы сделали максимум того, что могли сделать, не веря ни в какие успокаивающие заявления по радио»[46]. То есть, конечно, для детей рацион, приготовленный папой, был крайне недостаточен. Но эти скудные запасы являли собой максимум того, что папа в данной обстановке мог сделать.

Когда ребенок выйдет в большую жизнь, главное – чтобы он не унес в памяти образ мамы с перекошенным от гнева лицом. Пройдут годы и ребенок, став взрослым, начнет разбираться в жизни, в людях. Он многое поймет. Может, в то время мамы уже не будет в живых, но образ мамы, ласковой и кроткой, останется в его памяти. Этот образ притянет к себе воспоминания, связанные с процессом воспитания. Он, если так можно выразиться, «перепрограммирует» воспоминания негативного характера, связанные с обидами и конфликтами.

Будучи ребенком, он, например, довольно бесчеловечно может попрекать маму в связи с тем, что она мало зарабатывает и потому мало выделяет средств на его утехи. Но с годами эти воспоминания могут быть восприняты иначе. До сознания человека дойдет та мысль, что мама делала для него все, отдавала ему саму себя, а он был неблагодарным, – и вот мама даже на эту неблагодарность реагировала без гнева.

О том, как мгновенно может изменить характер восприятия всех прежде полученных впечатлений наглядно показано в уже упомянутом ранее повествовании «Доброе слово» из книги «Отец Арсений». Повествование ведется от ласковой девушки Любы, к которой люди тянулись и которую воспринимали как луч света в свой жизни. А ведь было время, что Люба была скандально ведущей себя девочкой. После смерти ее мамы, папа взял в супруги другую женщину. И эту женщину Люба возненавидели. Она вредила ей, как только могла. Она рвала иконочки, которые та повесила на стене (мачеха была верующей женщиной), она специально стала учиться хуже (ей хотелось, чтобы отец обвинил мачеху в том, что с ее приходом в дом дочка стала учиться хуже).

Но все нападки Любы встречали не ответную агрессию, а постоянство в доброжелательности. На определенном этапе Люба поняла, что больше не может так вести себя с мачехой. Они подружились.

Мачеха сумела сохранить лицо. Через годы Любочка пронесла светлый образ своей мачехи и в соответствии с ним начала выстраивать свою жизнь.

О значении образа, который ребенок может вынести из детства в свою взрослую жизнь, Достоевский рассказывал в конце своего романа «Братья Карамазовы». В романе достаточно много описано интересных подробностей в отношении того, как Алеша строил свое общение с ребятами, которые, в том числе, дрались, кидались камнями.

Отдельной сюжетной линией представлена динамика общения Алеши с Колей Красоткиным, мальчиком, которого можно назвать вожаком, атаманом, заводилой. Коля был способен на эксцентричные выходки, мог запросто смутить учителя, был из тех, кому «палец в рот не клади». Но Алеша нашел подход и к нему: любовь, не переходящая, однако, в панибратство (эта сюжетная линия в образах и ситуациях описывает то, что священномученик Фаддей Успенский описывал в своих «Записках по дидактике» кратко и в виде формулировок).

В ответ на человеческое отношение к нему мальчик, который был способен в резкой манере и, что называется, не церемонясь, ответить взрослому, раскрылся. Характер его отклика на общение с Алешей заметен в таких его словах: «О, как я вас люблю, – говорил он Алеше, – и ценю в эту минуту… Потому что и вы точно я!», «О, мы сойдемся, Карамазов. Знаете, меня всего более восхищает, что вы со мной совершенно как с ровней. А мы не ровня, нет, не ровня, вы выше!». Коля повторял себе целый месяц, что он либо сойдется с Алешей, либо расстанется с ним врагами. Но даже тогда, когда он повторял себе эти слова, он, по собственному признанию, уже любил Алешу и мечтал об общении с ним, искал с ним встречи и стремился к нему (многие из их диалогов представлены в главе «Раннее развитие»).

О Коле Красоткине см. в лекциях «Преодоление игрового механизма», в пункте 14.1 «Игры и задиристые дети. Стирание в сознании индивидуального и внедрение виртуального (игрового)».

В итоге Алеша подружился не только с Колей, но и со всеми мальчиками. И мальчики вместе с Алешой собрались, чтобы проводить в последний путь своего друга Илюшечку.

И вот у камня, который Илюшечка отметил, когда был жив, Алеша призвал мальчиков помнить, как они все вместе «хоронили бедного мальчика», в которого бросали камни (Алеша не бросал), а «потом так все его полюбили». Он призывал помнить Илюшечку всю жизнь, и хотя бы мальчики достигли бы потом почестей или бы впали в великое несчастье, – пусть они никогда не забывают, как им было хорошо у камня, всем сообща, «соединенным таким хорошим и добрым чувством», которое их сделало на время любви к бедному мальчику, может быть, лучшими, чем они были на самом деле.

«Знайте же, – говорил Алеша, – что ничего нет выше, и сильнее, и здоровее, и полезнее впредь для жизни, как хорошее какое-нибудь воспоминание, и особенно вынесенное еще из детства, из родительского дома. Вам много говорят про воспитание ваше, а вот какое-нибудь этакое прекрасное, святое воспоминание, сохраненное с детства, может быть, самое лучшее воспитание и есть. Если много набрать таких воспоминаний с собою в жизнь, то спасен человек на всю жизнь. И даже если и одно только хорошее воспоминание при нас останется в нашем сердце, то и то может послужить когда-нибудь нам во спасение».

Может, потом мальчики станут злыми и не в силах будут устоять перед дурным поступком. Может, они будут смеяться над слезами человеческими, может, они будут злобно издеваться над людьми. А все-таки, как они ни будут злы, но как вспомнят, как они хоронили Илюшу, как его любили в его последние дни, как на его похоронах дружно говорили у камня, то самый жестокий и самый насмешливый человек, если таковыми мальчики и сделаются, не посмеет внутри себя посмеяться над тем, как он был добр и хорош в ту минуту.

«Мало того, – еще сказал Алеша, – может быть, именно это воспоминание одно его от великого зла удержит, и он одумается и скажет: "Да, я был тогда добр, смел и честен". Пусть усмехнется про себя, это ничего, человек часто смеется над добрым и хорошим; это лишь от легкомыслия; но уверяю вас, господа, что как усмехнется, так тотчас же в сердце скажет: "Нет, это я дурно сделал, что усмехнулся, потому что над этим нельзя смеяться!"»[47].

О том, насколько это немало – снабдить ребенка еще в детстве «прекрасным, святым воспоминанием», можно понять, исходя из следующих двух примеров.

Один человек, прошедший Вторую мировую войну рассказывал, что в самые тяжкие минуты его всегда поддерживало воспоминание, вынесенное им из детства. Каким-то чудным образом он помнил себя еще, будучи лежащим в люльке. Люлька висела на веревках, ее тихонько раскачивали сестры и пели. И это ощущение безопасности и любви, которое охватывало его тогда, будучи воскрешаемо в памяти, противопоставлялось визуальным и психологическим ужасам войны.

В каком-то смысле можно сказать, что воспоминание приводило в движение особую доминанту, а та, в свою очередь, реструктурировала восприятие таким образом, что внешняя реальность начинала восприниматься сквозь призму «прекрасного, святого воспоминания». Внешние впечатления, воспринятые сквозь призму не страха и паники, а – сквозь призму «конструктивного» состояния нервной системы, отчасти теряли свое травматическое жало.

О том, что преодоление патологической доминанты совершается, в том числе, и за счет противопоставления ей новой – положительной доминанты, см. в части 2.1 статьи «Преодоление травматического опыта: христианские и психологические аспекты» (см. главу «Травматический опыт как приходящая в движение (возобновляемая) доминанта»,

http://solovki-monastyr.ru/abba-page/solovki_page/2077/).

Второй пример. Евфросиния Керсновская в своем автобиографическом романе «Сколько стоит человек» рассказывает, как в годы тотальных репрессий она была подвергнута прессингу следственных органов (с последующим заключением и отправкой в концентрационный лагерь). Вынуждая ее подписать нужный для обвинительного приговора документ, следователь изматывал ее тем, что заставлял в кабинете, вытянувшись, стоять. Тело при таком неестественном положении начинало вести себя болезненно, восстановиться после пытки не получалось, так как в камере отдохнуть и отоспаться не давали. Керсновская ощущала себя близкой к тому, чтобы сдаться.

И в этот роковой момент, когда она уже была готова подписать нужную для следствия бумагу, из репродуктора, находившегося в кабинете следователя, послышалась музыка, которую когда-то давно Ефросиния слышала в родительском доме. Музыка, если можно так сказать, привела в движение сформированную в родительском доме доминанту. Бодрая доминанта мощно реорганизовала состояние нервной системы Евфросинии, она воспрянула духом и отказалась подписывать фиктивный документ.

Под влиянием музыки ожила картина родного дома, и ей показалось, что она снова там. «Родимый домик на опушке леса – скромная, уютная обстановка и то чувство беззаботного спокойствия, которое можно испытать только в своем доме, только в кругу любимой, дружной семьи, которая казалась мне самой надежной защитой против зла». И хотя она была не дома, а в кабинете следователя НКВД, душой и телом она ощущала счастье и всепобеждающую красоту. Образы, возникшие под влиянием музыки, стали тем порывом ветра, который развеял гипноз, влекущий ее в пропасть. К ней вернулись спокойствие и уверенность. «Не жизнь полураздавленного червяка, готового ценой унижения цепляться за жизнь; а та жизнь, где звучит музыка, где сияет солнце и где все согрето любовью».

Когда наступил критический момент и отчаяние захлестнуло ее черной волной, и смерть показалась ей желанным избавлением, знакомые звуки музыки воскресили в памяти ночь, проведенную на родной земле, смели с души малодушие и напомнили: «Ты имеешь право на жизнь! Борись! Правда победит!».

Бодрую, конструктивную доминату кто-то называет ядром, кто-то – стержнем. Если родителям удастся поспособствовать ее зарождению, то задача воспитания в каком-то смысле, хотя – отчасти, может, наверное, считаться реализованной. Обогащенный действием конструктивной доминанты (главную доминанту Ухтомский видел в способности проявиться деятельное внимание к ближнему), человек имеет больше шансов не потеряться в жизни.

Иллюстрируется эта мысль историей А. Арцыбушева, прошедшего в годы тотальных репрессий через немыслимые трудности и длительное заключение. В его жизни были и драки, и падения, но все-таки, несмотря на огромное количество факторов, способных привести человека к деформации, Арцыбушева не замотал под себя каток регрессии.

Как бы его ни кидало по жизни, «самого главного» он не терял. По аналогии: кидают волны корабль, но он не переворачивается, ибо киль его уходит в глубину. Так и в случае с Арцыбушевым: был у него киль, и этим килем была вера.

Становлению его веры, по его собственному признанию, много способствовала его мама. И в этом смысле его автобиографическая книга «Милосердия двери» является ценным свидетельством, подтверждающим значимость религиозного воспитания.

О связи веры с построением доминанты, способной помочь человеку преодолеть травматический опыт, см. в главе «Вера, любовь и жизнь в соответствии с деятельностью по вере как иммунитет, защищающий от «сползания» в «воронку» патологической доминанты» из части 2.3 статьи «Преодоление травматического опыта: Христианские и психологические аспекты» (отдельное название части «Вера и любовь как иммунитет, защищающий от «сползания» в «воронку» патологической доминанты»;

http://solovki-monastyr.ru/abba-page/solovki_page/2103/).

Одиннадцать лет, прожитых в Дивеево, сложили в душу автора много «неповторимо прекрасного, слепив основной костяк, который не смогла сломать вся последующая за детством мрачная преисподняя, с ее падениями, грехами и пороками». Матери Арцыбушева его отец завещал держать детей поближе к добру и к Церкви, и мама свято выполняла этот завет. С причастием и с молоком матери Арцыбушев вобрал в себя «благодатную силу добра и веры». И эта сила в последующей жизни «в минуты страшных падений давала силы, хоть на четвереньки, но встать». Ни время, ни бездна и преисподняя не смогли стереть из его сердца ни Саровской пустыни «с ее соборами, мощами преподобного, торжественными службами, монастырским пеньем, мерцанием лампад у раки», ни дальней и ближней пустынек, в которые он ходил пешком.

Уникальны свидетельства Арцыбушева о методах воспитания, которыми пользовалась его мама (в этом смысле книга будет интересна и родителям, особенно тем, которые хотят помочь детям развить духовный стержень веры, способный удержать личность от распада под напором трудностей последующей жизни). В частности, мама говорила как-то о нем: «Из Алеши лаской можно веревки вить, насилия же над собой он не терпит».

Мама, по рассказу Арцыбушева, находила для него достаточную меру, которая слепила основной хребет. Этот хребет «за всю лихую жизнь, несмотря на все падения, ужасные и страшные, трещал, гнулся, но не сломался пока и, Бог даст, не сломится»!

Увидеть ближнего в ином свете

Но кто-то скажет, что ему нечего вспоминать о родительском доме, что от своих родителей он не видел ни любви, ни заботы, а только – попреки и унижения. На этот счет можно привести несколько соображений.

Как бы ни сложилась в реальности история родителя и ребенка, если ребенок будет видеть в родителе дурные черты, он не сможет найти с родителем контакт. Более того, он будет провоцировать родителя на то, чтобы он проявил худшие свои стороны. Если же стремиться видеть в человеке лучшее, что в нем есть, то и человек начинает стремиться проявить свои лучшие стороны.

Подобные мысли высказывались верующим ученым академиком Ухтомским. Указанную закономерность он назвал законом заслуженного собеседника. Суть этого закона состоит в том, что мир повернется к человеку той стороной, которой он повернулся к миру.

Наглядно действие этого закона можно наблюдать по кинофильму «Хайди» (2005, 2015). Этот фильм рассказывает о фильме маленькой девочки, которая была оставлена на попечении своего дедушки, живущего в горах. Дедушка в округе считался полоумным (сумасшедшим), и люди искренно жалели девочку, вынужденную жить рядом с ним. Но что интересно, девочка посмотрела на дедушку иными глазами, и в нем стали раскрываться его лучшие черты.

Когда мы видим в людях дурное, то по мысли академика Ухтомского, мы провоцируем их на дурное. Мы заражаемся дурным и теряем дорогу, которая может привести нас к тому, «чтобы вырасти до того прекрасного, что в действительности может скрываться в другом». Чтобы заразить дурным, труда не нужно. Заражение дурным происходит само собой. Но чтобы началось «заражение хорошим», нужна работа над собой. Работа заключается в том, чтобы не давать себе видеть в людях дурное, а обращать внимание только на хорошее.

Не о каких-то «розовых очках» здесь говорит Ухтомский. Когда человек фиксирует внимание на какой-то черте ближнего, которая воспринимается как негативная, эта черта разрастается в сознании человека до огромных масштабов. И, разросшись, она заслоняет образ ближнего.

Ухтомский имеет в виду то, что человек, видящий в ближних дурное, и сам начинает вести себя с ними дурней. Он как бы так оправдывает свое поведение: мол, с такими ужасными и некультурными родителями, как самому быть спокойным и уравновешенным? Тот же, кто заграждает глаза на недостатки людей, «побуждает их становиться лучше и сам становится лучше, чем был».

Закон заслуженного собеседника имеет и другие грани. Ухтомский считает, что ближнего мы видим сквозь призмы того состояния нервной системы, которое сформировалось у нас ранее. Комментируя эту мысль, можно сказать, что желчный и раздражительный человек сквозь призму состояния нервной системы будет смотреть и на родителей. Даже если они многие годы помогали своему ребенку, если он не будет бороться со своими страстями, он будет считать, что они «его не любят». И надо сказать, что человеку следует посмотреть на то, как он воспринимает своих родителей, в сравнении с тем, как он воспринимает вообще всех людей. Желчный и раздражительный человек в каждом встречном видит бездну недостатков. Он ни с кем не может ужиться, он не может создать семьи. И по поводу невозможности ужиться и создать семью у него готовы объяснения: это «они» виноваты, это «они» не понимают, не ценят, не заботятся.

Человек, живущий по страстям, привыкает «вешать» на встречных людей различные клише. Таково последствие развитие гордости. Как писал священник Александр Ельчанинов, гордый «в окружающих он видит только те свойства, которые он сам им навязал»[48]. Со временем человек как бы обносит себя стеной из собственных, сочиненных им, представлений. И эта стена становится для него экраном, сквозь который реального мира он не видит. Однажды навесив на человека «клише», он теряет в каком-то смысле возможность изменить ситуацию к лучшему.

Да, ближний, может, и не лучшим образом себя ведет. Но пока мы предполагаем в нем наличие добра, наши отношения могут развиваться. И даже – стать лучше. Но если мы раз и навсегда осудили ближнего, то мы утрачиваем возможность для развития дальнейший отношений.

Чтобы выйти из тупика такого рода, необходимо, с точки зрения Ухтомского, прорваться к Собеседнику. То есть вести общение не с тем образом, который сами себе сочинили, а попытаться увидеть живого человека в его точках отправления. Если мы не осудим его, то нам может открыться то лучшее, что в нем есть.

Ухтомский считает, что согласно принципу доминанты, во встречном человек мы видим преимущественно то, что поднимается в нас по поводу встречи с ним, но не то, что этот человек есть на самом деле. И то, что мы толкуем его «на свой аршин» уже предопределяет характер нашего отношения к нему. А значит, предопределяет и его поведение в отношении нас. Встреча с человеком делает явным и вскрывает то, что таилось в нас. И в результате встречи происходит суд на тем, «чем мы жили втайне и что из себя втайне представляли».

И в таком положении дел Ухтомскому видится закон, который он назвал законом заслуженного собеседника. «Собеседник твой таков для тебя, каким ты его заслужил!» Ухтомский считает, что «принцип доминанты в социальном аспекте превращается в закон заслуженного собеседника. Если встречный человек для тебя плох, то ты заслужил его себе плохим, – для других он может был и есть хорош! И ты сам виноват в том, что человек повернулся к тебе плохими сторонами».

Собеседник открывается нам таким, каким мы заслужили его всем своим прошлым опытом жизни. Выстраивая образ собеседника, мы пользуемся тем материалом, которые наработали предшествующей жизнью. Например, сладострастному человеку все другие люди также кажутся сладострастниками. Он подозревает в них наличие нечистых мыслей, и поверить в то, что есть люди целомудренные, он отказывается.

Эффект достраивания образа ближнего из материала, наработанного предшествующим опытом, называется эффектом интерполяции. Более подробно этот феномен вместе с феноменами «двойника» и «собеседника» разбираются в указанной выше статье «О развитии монашества», в главах «Нейрофизиология и любовь. Некоторые особенности восприятия реальности», «Услышат голос другого», «Преодоление самости. Некоторые мысли о восстановлении монашества». Здесь данные феномены будут рассмотрены кратко, лишь применительно к практическим целям нахождения путей к взаимопониманию между людьми. В том, как мы сложили образ собеседника, производится суд над нами. Пока человек не преодолеет своего Двойника (Двойник – экран из собственных представлений, за которым не видно реального мира, о чем см. в главе «Преодоление самости…»), у него не появится возможности «узнать и понять человека, каков он есть. А без этого выпадает все самое ценное в жизни!» Если же прорыв к Собеседнику произойдет, то «из последнего оборванца будешь черпать крупицы любви и правды».

Встречаемые события и люди бытие человеку открывается таким образом, каким он заслужил. «Доброму – добрые, злому – злые, любящему – любящие, благорасположенному – благорасположенные».

Если мы осуждаем человека, то его образ перестает развиваться в нашем сознании. Если же не произносим над ним окончательного суда, развитие образа ближнего в нашем сознании не заканчивается. А значит, остается возможность для того, чтобы увидеть в нем лучшее, чтобы любить его «и осуществлять вместе с ним новую лучшую жизнь». Строить и расширять жизнь можно лишь с теми людьми, которых любишь. Любить же можно только тех, в ком допускаешь возможность лучшего и большего, что видится сейчас.

Выстраивая образ собеседника, как было сказано, материал мы черпаем из собственной личности. И случается так, что, осуждая другого, мы имеем в виду именно те черты, которые в его образ вставили, заимствуя из багажа собственной личности. Но если у нас самих развиваются нравственные ресурсы, то в них мы можем почерпнуть материал для выстраивания иного образа собеседника.

Развиваясь, строя свою личность, обогащаясь вследствие реализации деятельной добродетели, человек перестраивает свой опыт, свою систему прошлых откликов, перерабатывает систему представлений, наработанную в детстве. Даже если она носила травматический характер, она может быть перестроена, образ мира, прежде ненавистный и угрожающий, может изменить «свои тона».

О том, как происходит переработка травматического опыта прошлого вследствие обогащения личности в результате деятельной добродетели/любви, см. в главе «Вера, любовь и жизнь в соответствии с деятельностью по вере как иммунитет, защищающий от «сползания» в «воронку» патологической доминанты» из части 2.3 статьи «Преодоление травматического опыта: Христианские и психологические аспекты» (отдельное название части «Вера и любовь как иммунитет, защищающий от «сползания» в «воронку» патологической доминанты»;

http://solovki-monastyr.ru/abba-page/solovki_page/2103/).

Практический вывод, направленный в сторону детей, таков. Если дети не сумеют адаптироваться к образу родителей, если не сумеют построить с ними отношения, основанные (хотя бы попытаться!) на любви, то с кем тогда вообще они сумеют такие отношения построить?

О крене, который приобретает вся жизнь в целом, вследствие осуждения родителей, а также о выравнивании всей жизни в целом вследствие деятельного прощения их (если и было – за что) см. в главе «Девушка одна и девушка другая» из статьи «Детям – жизнь от родителей или родителям – жизнь от детей?»,

http://solovki-monastyr.ru/abba-page/solovki_page/2073/.

Почему вдруг зашла речь об отношении детей к родителям, если весь предыдущий материал адресовался самим родителям? Да потому что родители сами когда-то были детьми. Исказив отношения со своими родителями (не у всех в жизни было такое) они, в каком-то смысле, автоматически искажают и отношения с детьми, которых родят, когда подрастут. Ведь мозг у человека один, сердце – одно, раз исказив их в отношении одного ближнего или дальнего, поневоле «этим мозгом и этим сердцем» приходится реализовывать отношения и с другими людьми (со всеми вытекающими последствиями). Родители, пока не выровняют отношения со своими родителями, возможно, не сумеют понять, как наладить отношения со своими детьми.

Если человек погрешил в отношении одного человеческого лица, то он уже, как писал Ухтомский, «не может быть цельным и чистым, и положительным ни в отношении новых задач жизни, ни в отношении новых человеческих лиц, которых он встретит! Погрешив однажды и против одного лица, человек исказил себя в отношении всех!.. Прошлое предопределяет будущее! Однажды сделанная в совести трещина будет давать знать о себе! Только Бог силен изглаживать прошлое и отпускать грехи!».

О том, как вследствие изменения в личной жизни у человека появляются возможности изменить свои надломившиеся отношения с ближними, см. подробнее в упоминавшейся главе «От страдания к развитию и выходу из скорлупы (подробнее – о понимании «на кончиках пальцев») из 2-й части статьи «Преодоление зависимого поведения» (отдельное название 2-й части – «Родственникам, близким»;

http://solovki-monastyr.ru/abba-page/solovki_page/2068/).

Добраться до доброго в душе

Тему выравнивания отношений, а также тему того, какие принципы общения реально могут «работать», иллюстрирует следующая история.

Святитель Василий Кинешемский в своей книге «Беседы на Евангелие от Марка» приводил рассказ одной женщины, занимавшейся делами благотворительности. Занимаясь делами благотворительности, она встречала и «много досадного» от тех, кому желала добра. Ей попадались капризные натуры. Но их, по мнению женщины, можно было смягчить и успокоить.

Однажды она ухаживала за больной вдовой, которая после смерти мужа осталась с двумя малолетними детьми. У вдовы, страдавшей недугом, природу которого врачи определить не могли, была необычайная раздражительность. И женщина, хотя и была настроена извинять жизнь бедняков, у которых от жизни и крепкие нервы могут растрепаться, на этот раз чуть было не выдержала.

Она заболела и два для пролежала в постели. На третий день с трудом поднялась и пошла навестить вдову. Больная находилась в страшно раздраженном состоянии. Ей действительно пришлось трудно, ведь за два последние дня её никто не навестил. Но все-таки такого потока брани женщина, навестившая вдову, встретить не ожидала. Женщина услышала что-то вроде такого: «Кровопийцы… акробаты благотворительности. Только вид делаете, что жалеете, ухаживаете… У любой паршивой шавки больше сердца!..» Женщине стало больно и обидно. Она молча повернулась и ушла домой. Дома ей пришлось рассказать о случившемся мужу, который, заметив её расстроенный вид, стал расспрашивать ее. И вот что муж посоветовал женщине сделать: «Если точно ты ее жалеешь и принимаешь участие в ее жизни, не порть доброго дела, не бросай ее… Поди извинись перед ней…».

Женщину такой поворот дела сперва озадачил. Она недоумевала, с какой стати ей нужно было идти просить прощения, если ее саму оскорбили и выругали. Но, подумав немного, она решила пойти к вдове, которую ей все же было жаль.

Придя к вдове, наклонившись над её кроватью, женщина сказала как можно ласковее: «Простите. Я погорячилась давеча… Извините меня, Бога ради, что я не могла навестить вас эти дни…». Не успела она окончить, как с вдовой произошло что-то невообразимое. Она упала с постели на пол к ногам женщины и забилась от рыданий. «Господи! – воскликнула она. – Что же это?! Я… вы… Я вас оскорбила, обидела… За всю вашу доброту облаяла… И вы же просите прощения… Родная, милая… Ангел!..». Вдова плакала и целовала руки и платье женщине, и та едва смогла вдову успокоить.

Завершила свое повествование рассказчица такими словами: «Нет окончательно злых людей… Надо только уметь добраться до того, что есть доброго у них в душе…»[49].

Образ Божий и зерно добра

Возможность выравнивания отношений, а также возможность установления контакта с ближним коренится, в том числе и на том факте, что в человеке присутствует зерно добра. На этот счет можно привести слова архимандрита Тихона (Агрикова), написанные им в отношении деятельности пастыря, но которые могут быть переложены и на деятельность родителей, ищущих установления контакта с детьми.

Итак, писал он: «души грешные – это брошенные в грязь жемчужины, но омоченные в Христовой Крови пастырскими руками они опять возвращаются к чистоте. Возможность очищения каждого грешника утверждается на остатке в нем естественного добра. В это добро природы, как в расщеп дикой яблони, пастырь может влагать добрый прививок своего попечения и торжествовать сердечно от счастья, вырвав душу из рук диавола»[50].

В качестве примера деятельной реализации такого подхода можно указать на личность преподобного Амвросия Оптинского. Преподобный Амвросий верил в божественную душу человека. Он знал, что в человеке, находящемся даже в самом сильном искажении, остается искра божественного дара. И эту искру преподобный Амвросий чтил. И «как бы ни был грязен тот, кто говорил с ним, уже тем была велика его беседа, что она давала грешнику сознание, что святой старец смотрит на него как на равного, что поэтому он не окончательно погиб и может возродиться. Он самым падшим людям подавал надежду, бодрость и веру, что они могут стать на новый путь»[51].

Надо сказать, что такой подход свойственен был не только преподобному Амвросию Оптинскому, но и старцам вообще. Такой подход коренится в богословском осмыслении такого понятия, как образ Божий в человеке. Образ Божий с грехопадением не утрачивается, но остается действенным, то есть он продолжает связывать человека с Богом. Духовная природа (разум, моральное сознание) в результате грехопадения оказываются поврежденными. Личность же, в которой некоторые богословы видят образ Божий, «может быть придавлена и угнетена, ослаблена и ущерблена, но остается неповрежденной». Грехи, отяготившие духовную природу благоразумного разбойника, «не погасили в его личности творческих сил». Через покаяние он освободился от своей неправды и, покаявшись, спасся «о единой часе» (в последний момент)[52].

Примером покаявшегося разбойника пресвитер Михаил Польский призывал к покаянию одного чекиста, в годы репрессий убившего в разных карательных экспедициях человек четыреста. Чекист таял от чахотки, убитые воскресали в его памяти, и совесть его не находила покоя. Возможностей прощения таких грехов и достижения мира совести этот человек для себя не допускал. Надеясь на дальнейшее действие благодати Божией в сердце этого человека и убеждая его в милосердие Божием, отец Михаил склонил его к принятию Таинств Исповеди и Св. Причащения. Чекист в мире духовном ушел в больницу и до самой смерти вспоминал отца Михаила.

Священник, попав в годы репрессий в качестве заключенного в Соловецкий концлагерь, вел с другими заключенными духовные разговоры в сетевязальной мастерской. Эти разговоры слушал один чекист, который был конвоиром и надсмотрщиком. Он вступал с отцом Михаилом в споры и, наконец, принял от него (тайно от своих товарищей) Таинства Исповеди и Св. Причащения.

Был у отца Михаила еще опыт общения с одним чекистом, из которого он вынес убеждение в «неискоренимости высших духовных запросов человеческих». Примеры обращения чекистов воспринимались священником как очень радостные. «Душа есть, – писал он, – и образ Божий в ней оказывается неуничтожимым и у этих полузверей, полулюдей, называемых чекистами». Даже там, где речь идет о преступлениях в отношении детей и глубокой порче их душ, «испорченное детское сердце тает, как воск от лица огня любви Божьей»[53].

То, что «Божья искра» теплится и в подростках, которые встали на преступный путь, понял в свое время Иван Лукьянович Солоневич. О своей встрече с такими подростками он рассказывает в своей книге «Россия в концлагере». Попав в годы массовых репрессий в концентрационный лагерь и готовясь к побегу, он посетил отделение концентрационного лагеря для подростков.

Это было страшное место. Дети, лишенные в результате массовых репрессий родителей, были выброшены из человеческого общества и заперты в лагерь. Запершие их люди обрекали подростков на медленную смерть от голода, холода, цинги и туберкулеза. Подростки были убраны подальше от глаз культурного мира. Речь шла не о перевоспитании и даже не заключении на некоторое время. Речь шла о ликвидации.

На фоне уровня жизни, который на тот момент был в стране (рассказывая историю одного подростка, автора отметил, что «дело было на базаре в Одессе в 1925 или 1926 году»), беспризорники стали общественным бедствием. Пытаясь выжить в условиях нищеты, разрухи и голода, они встали на путь нарушения общественных законов и воровства.

Для них были потеряны такие понятия, как родители, семья и забота. Они были объявлены «более или менее вне закона». «Во имя психического самосохранения, чисто инстинктивно они вынуждены были выработать в себе психологию отдельной стаи». «Они были выброшены из всякого общества – и официального, и неофициального. Они превратились в бешеных волков, за которыми охотятся все».

И именно об этих ребятах автор написал, что «Божья искра» еще теплится в них. Солоневич во время своего пребывания в отделении концлагеря для беспризорников, вел себя с ними по-человечески. И однажды он убедился, что у ребят есть «человеческая реакция на человеческое отношение».

Как-то в отделении концлагеря у него был украден кисет с махоркой. И вот Солоневич с ребятами в колонне, оцепленной охранниками, шли с работ в отделение. Рядом с автором крутился какой-то мальчишка. Так как у автора карманы были пусты, он иронически дал понять мальчишке, что тот, мол, «опоздал». Мальчишка, поблескивая глазками, отстал от автора. До него долетели слова: «А ты, дядь, в кармане, пощупай». И Солоневич с удивлением обнаружил в кармане украденный ранее кисет, и что самое удивительное, он был полон махорки. Колонна ребят весело хохотала: «У дядьки-инструктора махорка воскресла, ай да дядя, говорили тебе: держи карман шире».

Проявленная ребятами «человеческая реакция на человеческое отношение» поставила перед автором вопрос: «Значит, не так уж они безнадежны – эти невольные воры?.. Значит, Божья искра в них все еще теплится…»[54].

О человеческой реакции на человеческое отношение, а также о том, что и при сильном искажении образа жизни в человеке продолжает теплиться человеческое, рассказывает Екатерина Матфеева в своем автобиографическом романе «История одной зечки».

Хотя этот и несколько последующих примеров описывают на первый взгляд не принципы общения с детьми, но принципы общения со взрослыми, все же примеры в данному тексте видятся уместными. Во-первых, дети могут стать взрослыми. И во-вторых, описываемые принципы носят универсальный характер, то есть актуальны как в отношении общения с детьми, так и в отношении общения со взрослыми.

Итак, история Екатерины Матвеевой передается в романе под видом истории некоей Нади. Надя, как и И.А. Солоневич, в годы массовых репрессий попала в заключение. В пересыльной тюрьме, в которой женскую половину представляли по большей части «уголовницы-воровки, или блатнячки», у Нади пропали вещи – в том числе и «американское платье». «Воровки» с нар внимательно наблюдали, что предпримет Надя в связи с пропажей вещей. Надя разумно смолчала.

Одна «наглая маленькая бабенка… шутиха и балагурка» спросила Надю, не потеряла ли та чего. Надя же в ответ сказала, что хотела кое-какие вещи подружкам подарить, да забыла эти вещи дома. «Шутиха» на заявление Нади воскликнула: «Жалость-то какая, вот досада!» – «Жалко! – в тон ей ответила Надя. – Одно платьице с американской миллионерши тебе как раз впору было бы».

«Добренькая ты моя, – ответила «шутиха», – да разве стану я американское платье носить? Ни за что! Я сильно гордая!» На слова шутихи Надя засмеялась, засмеялись и «блатнячки».

«После этого случая уголовный мир изменил свое отношение к Наде. Каждый раз ей предлагали то самокрутку, то папиросы и в знак особого расположения брали «взаймы, без отдачи» сахар, хлеб или что придется»[55].

Однажды одна «деваха» спросила Надю, что та делала: пела, плясала или в пьесах выступала. Надя, любившая петь, так и ответила: «Пою я…» После такого ответа, она была упрошена спеть что-то несмотря на отбой. И Надя вполголоса запела.

«Все они – подонки человеческого общества, воровки, бандитки, наводчицы, «печальные жертвы войны», как они себя называли, умудряясь просиживать по 2–3 срока, были поразительно чутки к музыке. Как кобры при звуке факирской дудочки, зачарованные, умолкли, прекратили свою возню и перебранку. Притихли даже «контрики»». Надя исчерпала весь свой репертуар, пропев все, что учила и помнила. А «они, все не унимаясь, просили: "Давай еще"».

Через 10 дней, когда Надю вызвали на этап, камера всполошилась. Откуда ни возьмись появились Надины украденные вещи и даже – пресловутое платье американки. Отдавая платье, «угрюмая блатнячка» Роза сказала Наде, что та будет в этом платье петь. От себя Роза дала Наде толстые шерстяные носки. «Надя даже всплакнула, ведь кому сказать – не поверят. Такие оторвы, а все же не лишены человеческих чувств».

Нерушимая уверенность «в наличии зерен добра в каждом человеческом сердце» отличала правозащитника Василия Ивановича, который также в годы массовых репрессий попал в заключение. Отбывал он срок в Соловецком лагере особого назначения[56].

Среди заключенных Соловецкого концлагеря он большой имел авторитет. Он «беспредельно верил» в человеческую совесть. Совесть, пусть и искривленная, но жила в людях. И веря в нее, он находил путь к ней, а также – «к чувству личной ответственности перед живым человеком … и легко прокладывал к ней дорогу».

Его не отталкивала кривизна путей людей. Без брезгливости он говорил с ними. Он не только не осуждал, но и не впадал в подлаживание и своеобразную елейность, обычную в разговоре интеллигента с простым человеком. «Прирожденный внутренний такт, соединенный с нерушимой уверенностью в наличии зерен добра в каждом человеческом сердце, открывал ему, казалось бы, наглухо замкнутые двери».

Попав в Соловецкий концлагерь он уже имел некий авторитет среди заключенных, так как перед своим арестом в судебном порядке добился отмены смертной казни для одного осужденного. Авторитет его среди заключенных возрос после одного случая.

Однажды два уголовника подрались из-за одной вещи. Их развели. Но более сильный из двоих, вырвавшись из рук державших его людей, схватил скамейку и ринулся на своего врага. И быть бы этому врагу убитым скамейкой, если бы между поединщиками не встал Василий Иванович. Он призвал к тому, чтобы «толком все разобрать». Эти слова были им сказаны так же просто, как, например, слова «держи чашку крепче, а то уронишь».

Скамейка была отброшена в сторону, и разбор тела «толком» тут же и состоялся. Василий Иванович, соблюдая судебный порядок, допросил свидетелей, дал слово тяжущимся и поставил свое «резюме» председателя на то решение, которое было принято присутствующими. В результате голосования спорная вещь была присуждена слабейшему, и этому решению сильнейший беспрекословно подчинился.

Узники впоследствии в спорных ситуациях обращались к Василию Ивановичу, и тот вершил «скорый, правый и милостивый» суд. Василек – святая душа, такое имя дала ему шпана. И совесть некоторых действительно была разбужена им, человеком, который нерушимо верил в человеческую совесть и в Бога.

Эта история показывает, что путь к совести человека можно найти тогда, когда ты предполагаешь её наличие в человеке. Если ты предполагаешь в человеке наличие совести и добра, то ты соответствующим образом выстраиваешь свое поведение в отношении данного человека. Если же ты видишь в человеке только грязь, хамство и деградацию, то в соответствии с таким восприятием человека ты и выстраиваешь свое поведение в отношении к нему. И человек соответственно твоему отношению откликается на твои слова и поступки.

Эту идею можно перевести на язык Ухтомского. Он пишет, что у человека есть такой орган познания как идеализация. Речь не идет здесь о каких-то «розовых очках». Речь идет об органе познания, описываемом одним из крупнейших в мире нейрофизиологов. Речь идет о том, что, предполагая в ближнем лучшее, мы и ведем себя с ним соответственно. И он, видя такое хорошее к нему отношение, раскрывается в общении своими лучшими качествами.

Идеализирующая любовь прекрасна для всех: и для любимого, и для любящего. Любящий делается «лучше, деятельнее, добрее, талантливее», чем он есть. Ведь он пытается дотянуться до ближнего, в котором предполагает лучшие качества. Он как бы так говорит ближнему: «Ты прекрасен, и добр, и свят, а я хочу быть достойным тебя, и вот я буду забывать все мое прошлое ради тебя, буду усиливаться дотянуться до тебя, чтобы стать равным тебе в твоем добре».

Когда способность таким образом видеть ближнего утрачивается, человек начинает видеть ближнего со своих «задворок». При таком подходе к жизни, даже глядя на Иерусалим, человек не способен увидеть его святыни. Он видит лишь грязный восточный город.

Он как бы такие слова слышит от ближнего: «Ты утерял веру в меня, – с этого момента ты роняешь меня, гнетешь, отнимаешь у меня способность действия». И как бы такие слова говорит сам ближнему: «Ты такая же дрянь, как и я; ты ничем не лучше меня – такое же порочное и маленькое существо, как и я, и поэтому я не хуже и не ниже тебя».

Судить других со своих задворок проще для себя, при таком подходе к реальности человек оправдывает себя и свои задворки. Тогда как иной подход зовет к труду и самокритике.

Характер реализации этого принципа в практической жизни можно прокомментировать с помощью опыта монахини Марфы. Служение монахини Марфы проходило в общине, которая была организована для людей, которым некуда идти[57]. Речь идет о людях, освободившихся из мест лишения, свободы, употребляющих наркотики, пьющих, или иным видом ниспавших во мрак людей.

По мнению монахини Марфы, «для того, чтобы поверить в человека, надо, прежде всего, побороться с собой, со своим эгоизмом». В человеке нужно видеть то, «каким он может стать в будущем», а не то, что он представляется собой сейчас.

Опыт монахини комментирует также и вышеприведенные мысли Ухтомского по поводу того, что на мир мы смотрим сквозь призму своего внутреннего состояния (сквозь призму доминант; состояния нервной системы). Монахиня, например, рассказывает, что когда человек вел себя безобразно, то она составляла о нем какое-то мнение и потом смотрела на дальнейшее развитие человека «через призму своих обид». «Но Бог может его изменить» (этого человека).

У монахини было стремление поступать по любви и помогать братьям. Но когда кто-то делал ей больно – раз, два, три раза, то у нее появлялась защитная стенка. Неправда наносила ей раны, и она иногда не хотела говорить с человеком и убегала от него. Но она училась прощать людей и писала об этом так: «нужны годы, чтобы приобрести ровное отношение ко всем людям»[58].

Описываемый подход, предполагающий веру в наличие в человеке добра, может быть обогащен словами известнейшего психиатра Виктора Франкла. В своей знаменитой речи 1972 года он давал понять, что, общаясь с людьми, необходимо предполагать в них наличие лучшего. Поясняя свою мысль, он привел аналогию из области авиаперелетов. Если пилот, летящий в какой-то пункт, полетит к нему напрямую, не сделав поправку на ветер, он не попадет, куда нужно. Ветер за время полета снесет его в сторону. Поэтому, чтобы долететь в точку назначения, он должен лететь как бы немного в сторону. И тогда, когда ветер снесет его, он окажется там, куда стремился[59].

Слова Виктора Франкла перекликаются с тем подходом к людям, который был свойственен старцам. Мысли психиатра могут быть весомы для тех людей, для которых старцы не являются авторитетом. Тем же, кто с благоговением прислушивается к опыту старцев, все сказанное может представлено в образе известнейшего старца – архимандрита Иоанна (Крестьянкина).

Отец Иоанн с детства рос в любви. Но вот превратностью обстоятельств он попал в холодный мир эгоизма, в котором жили люди, не помнившие Бога. Такое положение дел он осмыслил как любовь Бога. Обстоятельства призывали его человеческую любовь расшириться и разгореться, чтобы она могла «согревать замерзающий в нелюбви мир».

И надо сказать, когда в годы гонений на веру отец Иоанн был репрессирован, «тюремная шпана относилась к нему сочувственно. Называли его кратко: "Батя"»[60]. Такое отношение заключенных к отцу Иоанну можно сопоставить с характером его отношения к людям вообще.

Став насельником Псково-Печерского монастыря и вступая в общение с молодыми монахами, он нередко терпел от них даже выговоры. Им представлялось, что отец Иоанн тут не то сказал и там не так сделал. «Юному монаху пока и в голову не приходило, что задачи высшей духовной науки ему еще решать рановато, а надо осваивать азы начальной монашеской школы – смотреть, слушать, думать и терпеть, забывая то, чему научился в миру. А пока терпеть приходилось учителю. Потихоньку, неприметно он смирял бунтарский дух силой любви, силой слова, но главное – учил примером своей жизни».

Примечательно, что обстановка его родного дома ассоциируется с теми переживаниями, о которых писала Евфросиния Керсновская. «Свое раннее детство отец Иоанн вспоминал и благословлял особенно. Оно дало ему и первые уроки послушания, и понятие о грехе, когда детские укоры совести за содеянное надолго лишали его радостей, а укоризненный взгляд мамочки вызывал обильные слезы раскаяния. И как следствие его духовной чуткости, появилось в нем умение видеть и слушать, умение не огорчить. Чуткость же породила в сердце мальчика и благоговение, которое в нем, уже повзрослевшем, разлилось на все сущее и стало, как и любовь, сутью его натуры».

С годами, получив от Бога дар просвещения, он зрел в человеке не суетливость и мелочность ничтожных интересов. Не борьбу самолюбия и тщеславия. Он «всматривался в волю Божию об этом человеке и видел его душу, в какой мере она способна откликнуться на зов Господа». Опыт общения с разными людьми помогла отцу Иоанну «прозревал человека до той глубины, где хранился замысел Божий о нем. Безошибочно и ненавязчиво, не вмешиваясь своей волей в Богом данную личность, он помогал найти человеку ту единственную стезю, которая определена ему волей Божией».

Осуждение и неосуждение

Но чтобы признать возможность преображения за человеком и чтобы увидеть в нем потенциальное добро, необходимо суметь не осудить его. «Желающие осуждать, – как объяснял архимандрит Тихон (Агриков), – никогда не найдут души ближнего. Для себялюбивых очей не в меру строгого судьи осуждаемая душа навсегда останется непроницаемыми потемками». Не поймет ближнего тот, кто не любит его. Тот же, кто любит ближнего, читает душу его.

Что значит – осудить человека? По объяснению преподобного аввы Дорофея необходимо отличать осуждение от порицания. Порицать – значит сказать о ком-то, что он солгал, например. Осуждать – значит сказать, что такой-то – лгун. В последнем случае говорящий произносит «приговор о всей жизни». Пример осуждения дается в притче о мытаре и фарисее. Когда фарисей, стоящий в храме, говорил о себе, что он не хищник и не прелюбодей, он упомянул и мытаря, находившимся в том же храме. Упомянул и сказал, что он, фарисей, не такой, каков этот мытарь. В этих словах «осудил самое лицо, самое расположение души его и, кратко сказать, всю жизнь его»[61].

То есть осуждающий как бы характеризует всю личность другого человека одним только словом. А ведь личность – многогранна. Человек может желать исправления, может воздыхать о своей греховной жизни и оплакивать свои падения. И все многообразие личности, все ее стремления к исправлению осуждающий перечеркивает одним словом – словно поставив клеймо.

Христос же, как писал архимандрит Тихон (Агриков) ни разу не осудил личности согрешившего, а осуждал лишь греховную настроенность (в терминологии преподобного аввы Дорофея при таком подходе не производится «приговор всей жизни»). Говоря блуднице «Иди и впредь не греши» (Ин. 8,11), Господь «осудил грех, но не человека». По мнению отца Тихона, пастырь (хотя отец Тихон пишет свои наставления для пастырей, но некоторые его наставления могут быть приняты и родителями, и педагогами, так как они носят универсальный характер) должен воздерживаться от осуждения, так как сокровенные мотивы человека ему неведомы. Приговор относительно павших может быть смягчен Господом в итоге, в результате и с учетом воспитания, полученного человеком образования и т. п. Нередко в недрах грешных душ Господу виднеются залоги покаяния и чистоты.

Комментируя слова отца Тихона на счет полученных воспитания и образования, можно привести историю о двух девочках, рассказанную упомянутым преподобным аввой Дорофеем. В давние времена, когда были невольничьи рынки (а работорговля, казалась бы преодоленная цивилизацией, с отказом от христианских ценностей возвращается), работорговцы продавали двух девочек. Одну из них взяла благочестивая женщина, чтобы воспитать девочку таким образом, что та «вовсе не знала пороков мира сего». Другую же девочку взяла женщина развратная, настоятельница публичного дома. «Можно ли сказать, – задает риторический вопрос преподобный авва, – что Бог равно взыщет как с одной, так и с другой [девочки]?». «Если обе впадут в блуд или в иной грех, можно ли сказать, что обе они подвергнутся одному суду, хотя и обе впали в одно и то же согрешение?»[62].

То, как указанные принципы «спускаются» в толщу практической жизни, можно проследить на основании заметок, которые Борис Солоневич (брат упомянутого Ивана Солоневича) оставил относительно беспризорников в своей книге «Молодежь и ОГПУ». В книге описывается жизненный путь Бориса, попавшего в вихрь событий, пронесшихся по России после революции 1917 года. Борис был известным скаутом, одним из руководителей организации скаутов. Согласно формулировке одного из скаутов (Смольянинова), «скаутинг это – христианство в действии. Это – учение Христа, влитое в рамки понимания и деятельности детей…»[63].

В рамках своей деятельности, развиваемой после революции, скауты стремились каким-то образом социализировать беспризорников. Беспризорников появилось огромное количество вследствие гражданской войны, голода и массовых репрессий. В Крыму они вели дикий образ жизни, обитая в труднодоступной местности.

И вот Борис Солоневич вместе со своими единомышленниками отправился на лодке к ним. Он предложил им отправиться в лодочной путешествие, заодно – поесть и поиграть. Беспризорники недоверчиво отнеслись к предложению, но разговоры о возможной еде побудили некоторых согласиться на поездку.

Когда вся команда прибыла на пляж, началась культурно-оздоровительно-спортивная программа. «Начались игры и состязания. Могучий инстинкт игры, который не был заглушен даже годами голодной беспризорной жизни, овладел детьми. Веселый смех огласил морской берег. В азарте игр и состязаний забылись все тревоги настоящего и мрачные тона будущего… Оказалось, что этим маленьким дикарям неизвестны даже самые простые игры: и примитивные пятнашки, эстафетка или лисичка вызывали взрывы смеха и оживления».

Между ребятами и скаутами образовался контакт, и у костра Борис стал нащупывать путь к душам ребят. Он рассказывал им о святом Георгии Победоносце, о подвигах рыцарей в борьбе со злом, о стремлении вперед к свету и добру. Истории великий людей сменялись объяснениями правил гигиены, объяснения скаутских законов – загадыванием загадок.

Сгрудившись у костра, ребята жадно слушали рассказы о другой, лучшей и более светлой жизни, чем вагоны и водосточные трубы. Засмеются – и вновь глаза их становятся внимательны… «Ведь что ни говори – это еще дети под грубой коркой преждевременной тротуарной зрелости… И как дети они непосредственно впитывают впечатление рассказа – то блеснут глаза, то жалобно раскроются рты, то гневно сожмутся кулаки… А появление страшного, кровожадного дракона, который поедал девушек, было встречено незаметно для самих слушателей градом таких ругательств, от которых он издох бы, вероятно, еще до удара копьем…». Одним из правил, обязательных для всех, был запрет на ругательства, но в данном случае «генерал» (старший среди ребят) оказал снисхождение, и ругательства обошлись ребятам без последствий.

Борис говорил с волнением. Ему хотелось «расправить скомканные крылья желаний их больных душ, хочется влить в них надежду на лучшее будущее, на кусочек счастья в этом холодном мире и для них»[64].

Примечательно, что эта поездка на пляж и доверительное общение с ребятами спасли Борису жизнь. В этой поездке Борис очень тепло отнесся к беспризорнику Митьке. Митька в числе прочих беспризорников, выразивших на желание, попал в приют, который курировался скаутами. В приюте ребята, в том числе, играли в подвижные игры. Во время игры ребята, «дни которых проходили в тюрьмах, на базарах, под заборами, в канализационных трубах, на улицах, под вагонами, в воровстве, картежной игре, пьянстве», сбрасывали с себя «личину своей преждевременной тротуарной зрелости и превратились в смеющихся играющих детей…»[65].

Скаутская организация, в том числе, готовила своих членов к активным действиям на случай помощи населению при пожаре. И вот во время одного из пожаров, Митька «пролез» в горящий дом и вынес оттуда ребенка. И «какое торжество было, когда Митьке медаль за спасение погибающих давали!..».

Со временем комсомольцы отстранили скаутов от работы в приюте. Организация скаутов была объявлена вне закона, скаутов арестовывали и отправляли в заключение. Когда скауты ушли из приюта, ушел из него и Митька.

Пути Митьки и Бориса разошлись. Борис, как и многие люди, во время массовых репрессий был репрессирован, отправлен в заключение. Однажды он вступился за священника, у которого хотел отобрать вещи уголовник. Уголовник, получив от Бориса отпор, решил Бориса зарезать. Зарезать, однако, не получилось, так как Борис был профессиональным спортсменом, владел приемами бокса и борьбы. С одним уголовником он справился, но его окружило целое множество других. И эти другие всем своим видом выражали решительную готовность отомстить за побитого собрата. Положение было критическим. Борис, по его собственным словам, готов был петь себе «Вечную память» (эти слова поются на заупокойной службе – панихиде). Толпу уголовников, с ножами надвигающуюся на Бориса, остановили слова Митьки: «Стой, братва, стой!». За прошедшее время он стал у уголовников, по собственному выражению, «вроде короля». Так и встретились Митька с Борисом[66].

О их дальнейших отношениях, очень теплых отношениях, развивающихся в условиях Соловецкого концлагеря, рассказывается в уже упомянутой книге. Возможно, образ Митьки был положен в основу образа беспризорника Сени, – героя сказочной повести Бориса Солоневича «Тайна Соловков». Сеня совершает благородные поступки и восходит на вершину самопожертвования ценой своей жизни, помогая выжить Диме; под образом Димы, по всей видимости, Борис описывал самого себя.

Контакт Бориса с ребятами стал возможен, в том числе и вследствие того, что Борис не осуждал их. Как видно из приведенных выдержек, он не перечеркивал их личности одним осуждающим словом. Он не переставал видеть за грубой коростой преступных навыков души, готовые к восприятию семян добра. Ребята не были для него чем-то таким, чем можно пренебречь как малоценным. В частности, такое отношение его к ребятам просматривается в главе «Судьба мальчугана».

«Мальчуган» пытался бежать из концлагеря, в котором Борис, в качестве заключенного, занимал должность врача. Мальчика при попытке к побегу растерзали собаки, и Борис сделал все от него зависящее для мальчика. Мальчик был ценен для него. В этом эпизоде проявилась жизненная позиция Бориса в отношении к ребятам (заключенные по-своему отметили поступок Бориса и сказали ему, что отныне он и другие «Солоневичи» могут спокойно оставлять вещи по выходе на работу, не боясь, что вещи кто-то украдет).

Его жизненную позицию можно описать мыслью, которая появилась у него в отношении одного беспризорника, укравшего у него очки. Эта мысль носит универсальных характер (то есть применима и в отношении других людей) и подчеркивает принцип неосуждения.

«Для нас, скаутов, – писал Борис о беспризорнике, – он не беспризорник, не вор и не убийца. Он для нас – просто русский мальчик, по неокрепшему телу и душе которого прошло тяжелое, безжалостное колесо революции. Чем виноват он и тысячи других, таких же, как он, в трагедии своей маленькой жизни?..».

Понятно, что к этим словам нужно отнестись разумно. Речь не идет о том, чтобы принять все беспризорник делает и говорит. Мол, раз он ни в чем не виноват, то и пусть себе ругается, а мы проявим «толерантность». Как было отмечено, во время проведения культурно-оздоровительно-спортивной программы был введен запрет на ругательства. Не-осуждение выражалось не в попустительстве, а в том, что ребята не были восприняты как безнадежно-потерянные. Неосуждение дает возможность оттолкнуться от мысли, что и для этого конкретного человека не все еще потеряно, и начать строить с ним отношения.

Если же мы осудили человека и как бы поставили на него клеймо отверженного, то наши отношения вряд ли могут развиться во что-то положительное. Принцип неосуждения был положен в основу воспитательного процесса А.С. Макаренко. Через руки этого педагога и воспитателя прошло около 3000 беспризорников, и ни один из них не вернулся на преступный путь. Ребята нашли свою дорогу в жизни и стали людьми. В общине Макаренко сборище малолетних преступников превращалось в дружную сплоченную команду. В колонии не практиковались наказания карцером. Самым тяжелым наказанием был бойкот.

Принимая в колонии очередного беспризорника, Макаренко не принимал его личное дело. Действовал принцип «авансирования хорошего в человеке» – «Мы не хотим знать о тебе плохого. Начинается новая жизнь!»[67].

На этот принцип можно посмотреть с точки зрения учения академика Ухтомского. Ухтомский пристальное внимание уделял и вопросу об осуждении. Осуждая ближнего, человек, по мнению академика, «предрешает для самого себя возможность совместного дела» с ближним.

О чем идет речь? Образ ближнего в нашем сознании предстает как сложный интегральный образ. Более подробно этот вопрос разбирается в цикле бесед «Искра жизни: Свет, сумерки, тьма», здесь же будет приведен некоторый фрагмент обсуждаемого в беседах вопроса и интегральном образе.

Образ, которым человек располагает, является продуктом пережитой им доминанты. Этот образ отличается совокупностью впечатлений, связанных с определенной доминантой.

Когда доминанта приходит в действие, она вылавливает «биологически интересные для нее раздражения из новой среды и обогащает мозг новыми данными». В результате притекания новых данных, образ обогащается, изменяется – переинтегрируется. Переработанный образ при прекращении действия доминанты уходит в архивы памяти. Когда доминанта вновь придет в движение, образ будет вызван из памяти и вновь будет более или менее глубоко переинтегрирован.

Вот, например, человек встретил старого друга. «Все прежние волнения переживаются вновь, жадно избираются новые впечатления, и, когда прежний друг уходит опять, вас удивляет, как образ его переинтегрировался для вас, – от того ли, что вы сами изменились, от того ли, что он оказался теперь не тем, что вы о нем думали». Образ друга вы наполняете «субъективными» оценками.

Подобно сему наши исходные понятия и образы «пере-интегрируются вновь и вновь по мере роста знания». Образ, имеющийся в сознании, возникает не в результате отпечатка пассивного ощущения. Он слагается в результате сложной деятельности. Например, переживание человеческого лица – есть образ, который творится и интегрируется в результате работы центров, «активно отбирающих отдельные рецепции».

В зависимости от новых, только что уловленных черточек или от наших новых настроений общий интеграл человеческого лица может измениться и перестроиться. «Иногда прежний сложившийся интеграл как бы расплывается в этих мелочах, дезинтегрируется, перестает нас интересовать, иногда интегрируется вновь, в новое, почти неузнаваемое целое».

Эти мысли академика напрямую связаны с вопросом об осуждении. Если человек раз и навсегда осудил ближнего, то образ ближнего перестает развиваться в сознании человека.

Если же не произносим над ближним окончательного суда, развитие образа ближнего в нашем сознании не заканчивается. А значит, остается возможность для того, чтобы увидеть в нем лучшее, чтобы любить его и «и осуществлять вместе с ним новую лучшую жизнь». Строить и расширять жизнь можно лишь с теми людьми, которых любишь. Любить же можно только тех, в ком допускаешь возможность лучшего и большего, что видится сейчас.

Строить, расширять жизнь и общее дело можно лишь с тем, кого любишь. Любить же можно того, кого идеализируешь. А идеализируешь того, «относительно кого ты допускаешь возможность лучшего и большего, чем он кажется сейчас; т. е. прогрессивная, ширящаяся, взаимно спасающая жизнь возможна лишь с тем собеседником, которого ты интерполируешь и проектируешь лучшими чертами». Ухтомский, христианин и ученый, считал, что только любовь «открывает возможность общего человеческого дела на ниве Божией» – «Любовь не терпит, всему веру емлет, не заводит, не ищет своего» (эти слова святого апостола Павла цитирует сам Ухтомский).

Разрабатывая свои идеи, Ухтомский интересовался тем, как конструируется человеческий опыт. Его интересовало, как при одних и тех же данных, притекающих из внешнего мира, у разных людей строится разное миропредставление. Например, Димитрий Карамазов сроит свое миропредставление иначе, чем его братья – Иван и Алексей, и иначе, чем его отец – Феодор. «Мироощущение предопределяется направлением внутренней активности человека, его доминантами!» Что человек искал и что он заслужил, то он и видит в людях и в мире. И мир, и люди поворачивается к нему так, как он того заслужил. В развитии такого сценария видится Ухтомскому уже упомянутый «закон заслуженного собеседника». «В том, как поворачивается к тебе мир и как он кажется тебе, и есть суд над тобою».

То есть, если человек говорит, что кругом все негодяи, то такой способ видения реальности наводит на мысль: а все ли в порядке с человеком? Понятно, что, подозревая постоянно в других подлость, он утомит их своими постоянными «проверками» и подозрениями. И, наоборот, стремление увидеть в человеке его лучшее и пробуждает это лучшее.

Прокомментировать эту мысль наглядно можно, обратившись к описаниям упомянутых Ухтомским персонажей романа Ф. М. Достоевского «Братья Карамазовы». Кратко можно сказать, что на страницах романа отец трех братьев – Феодор Палыч – предстает с негативной стороны. Он паясничает, развратничает, совершает выходки, которые возмущают окружающих (в отношениях Феодора Палыча и Алеши просматриваются некоторые черты, которые вполне могут быть заимствованы людьми, считающими, что у их родителей не наблюдается положительных качеств).

Его агрессивное поведение было связано с его мыслью, что другие, как ему казалось, видели в нем шута. И, вступая в общение с другими, он начинал играть роль шута, стремясь показать им, что он не боится их осуждения. «Именно мне все так и кажется, – говорил он старцу Зосиме, – когда я к людям вхожу, что я подлее всех и что меня все за шута принимают, так вот: давай же я и в самом деле сыграю шута, не боюсь ваших мнений, потому что все вы до единого подлее меня!».

Но к своему сыну Алеше Федор Павлович относился совершенно иначе. После того как Алеша появился, повзрослев, в доме Феодора Павловича, в последнем проснулось что-то из того, «что давно уже заглохло в душе его». Приезд Алеши подействовал на него с нравственной стороны, Алеша «пронзил сердце» своего отца тем, что «жил, все видел и ничего не осудил». «Ты, – говорил ему Федор Павлович, – единственный человек на земле, который меня не осудил, мальчик ты мой милый, я ведь чувствую же это, не могу же я это не чувствовать!..». Алеша принес в дом Федора Павловича небывалую для того вещь. Он принес «совершенное отсутствие презрения к нему, старику, напротив – всегдашнюю ласковость и совершенно натуральную прямодушную привязанность к нему, столь мало ее заслужившему». Для Феодора Павловича, утопающего в разврате и любившему лишь одну «скверну», такое положение дел было совершенно неожиданным. После ухода Алеши он признался себе, что понял кое-что из того, что ранее не хотел понимать.

Так на Алеше проявилось нечто из наставлений преподобного Нила Синайского. «Ревнуй, – советовал он, – о досточестной жизни, чтобы иметь тебе дерзновение исправлять согрешающих». Преподобный Нил советовал вразумлять согрешающего, но не осуждать падающего. Осуждать падающего есть дело злоречивого, а вразумлять согрешающего есть дело «желающего исправить». Того, кто вразумляет падшего, преподобный Нил призывает состраданием растворять слова; «тогда и уши его [падшего] умягчатся, и сердце просветится»[68].

Вследствие определенного отношения Алеши к миру и к людям закон заслуженного собеседника выразился на нем также вполне определенно. Отношение мира и людей к Алеше было сформулировано одним из персонажей романа следующим образом. Если Алешу оставить одного и без денег на площади незнакомого города в миллион жителей, то Алеша не погибнет от холода и голода. «Его мигом накормят, мигом пристроят, а если не пристроят, то он сам мигом пристроится, и это не будет стоить ему никаких усилий и никакого унижения, а пристроившему никакой тягости, а может быть, напротив, почтут за удовольствие».

Алешу отличал определенный взгляд на насилие в отношении него. Он был уверен, что его не захочет обидеть отец. И даже более – «никто и никогда обидеть не захочет, даже не только не захочет, но и не может». Примечательно, что у его отца взгляд на возможную обиду в его адрес был иным. Он считал, что иногда «приятно обидеться», даже там, где и обиды-то не было. Обиды не было, но сам, обидевшись, изолгавшись, придумал себе что-то. Уже было выше показано, как на поведение отца Алеши – Федора Павловича влияло постоянно подозрение насчет того, что окружающие его люди считали его за шута.

По аналогии можно поставить вопрос и о поведении человека, который убежден, что обидеть его никто не хочет. Если человек убежден, что его никто не хочет обидеть, то даже в тех случаях, когда его кто-то будет провоцировать на ссору, он поведет себя спокойно. И тем самым заложит основу для установления добрых отношений с провоцирующим.

На этот счет можно привести такую историю. Один священник как-то присутствовал в некой школе на школьном мероприятии. Когда он выходил из школы, он встретился с группой ребят, кое-кто из которых во время мероприятия проявлял признаки «хулиганства». Может, и не стоило бы усматривать в словах ребят какой-то умысел, но как показалось священнику, они затеяли разговор с целью «поддеть его» немного.

Один из них, имея в виду крест священника, спросил – золотой он или нет. Услышав, что крест – не из золота, он бросил нарочито насмешливые слова. Если бы священник среагировал на насмешку, то ему оставалось бы вступить в полемику, которая ничем бы не закончилась. Ситуация была тупиковой. Даже если полемика и была бы развернута, ребята всегда могли бы прервать ее колким замечанием, расхохотаться и священнику оставалось бы только понуро плестись «во своя си».

И потому он сделал вид, что не заметил тона, с которым были сказаны слова, и повел себя так, как если бы слова были вопросом интересующего технологией изготовления крестов человека. И священник вполне серьезно сказал, что крест, по его мнению, скорее всего, выполнен с применением технологии напыления.

Серьезный ответ, данный с уважением к собеседнику, озадачил ребят. Торжествующая улыбка пропала. Насмешка вроде как бы и не удалась. Священник повернулся и пошел своей дорогой. Вдруг вдогонку ему донеслось: «Такое золото, наверное, можно ногтем сковырнуть!..».

Если бы осудить мальчишку и принять мнение, что фраза была брошена с целью уколоть и обидеть, то оставалось два варианта. Либо молчаливо уходить «во своя си» под гогот ребят. Либо вступить в полемику с учетом приведенных выше рисков. Священник повернулся к мальчику и отнесся к его реплике, как к серьезному вопросу, на который можно дать серьезный же ответ: да, мол, позолота со временем стирается. Такая форма ответа лишила мальчишек плацдарма для дальнейшего наставления. Хотя, как считает священник, может, ему все сказанное о мотивации мальчишек и показалось, а на самом деле они «ничего такого» и не имели в виду. Но как бы там ни было, расстались хорошо, обменявшись доброжелательными взглядами.

Доброе слово

Если человек помнит о принципе неосуждения, то для него может открыться внутренний путь к тому, чтобы стать готовым сказать доброе слово. А доброе слово могущественное влияние может оказать на душу.

На этот счет уже упоминалась глава из книги «Отец Арсений», которая так и называется «Доброе слово». В этой истории, рассказанной медсестрой Любочкой, описывалось, как непослушный ребенок, каким она была, был перевоспитан силой доброго слова. Эту главу можно дополнить еще некоторыми мыслями и примерами.

Как-то одному заключенному, получившему пожизненное заключение (вначале был приговорен к расстрелу, потом расстрел был заменен на пожизненное заключение), одна женщина прислала письмо, в котором назвала его сыночком. Заключенный рассказывал, что долго плакал потому, что его от рождения никто так не называл (к тому же он и родителя своего не помнил). Находясь в заключении, он болел туберкулезом и другими болезнями. Но вследствие получения письма, ему так стало тепло и хорошо, что он «за одну ночь выздоровел»[69]. «Ты знаешь цену слову? – писал другой заключенный. Доброму слову. …От одного доброго взгляда в мою глухомань исчезает запах параши в углу»[70].

О том, что такая реакция заключенных на доброе слово может быть искренней и правдивой, можно заключить из опыта Ф. М. Достоевского – великого знатока человеческих душ (преподобный Иустин (Попович) называл Достоевского пророком и апостолом славянства[71]).

Как известно, Достоевский знает о психологическом состоянии узников не по наслышке. Писатель имел свой личный опыт отбывания наказания в месте лишения свободы. Этот опыт он передает своему читателю в книге «Записки из мертвого дома». В этой книге писатель рассказывает, в частности, об арестантах, что «человеческое обращение может очеловечить даже такого, на котором давно уже потускнел образ божий. С этими-то «несчастными» и надо обращаться наиболее по-человечески. Это спасение и радость их».

Это наблюдение можно сопоставить с образом Сони, – героини романа «Преступление и наказание». Как было сказано выше, Соня поехала на каторгу, чтобы не разлучаться с Раскольниковым, которого полюбила.

У Раскольникова, находящего в конфликтной ситуации с каторжанами (один из них чуть было не убил его), был неразрешимый вопрос. Он не понимал, почему каторжане так полюбили Соню? Она перед ними не заискивала, встречали они ее редко, денег она им не давала и особых услуг не оказывала. И тем не менее они все ее знали. Постепенно между ними и Соней завязались более близкие отношения. Она писала и отправляла письма их родным. У Сони, по указанию заключенных, оставляли для них вещи их приезжавшие родственники. Когда Соня приходила на общие работы, чтобы повидаться с Раскольниковым, то они все снимали шапки и кланялись ей. Этому маленькому и худенькому созданию грубые клейменные каторжники говорили: «Матушка, Софья Семеновна, мать ты наша, нежная, болезная!» Она улыбалась им и кланялась, и они любили, когда она им улыбалась. «Они любили даже ее походку, оборачивались посмотреть ей вслед, как она идет, и хвалили ее; хвалили ее даже за то, что она такая маленькая, даже уж не знали, за что похвалить. К ней даже ходили лечиться».

Руку Сони, как уже было сказано, Раскольников некоторое время брал с отвращением. Но однажды в нем проснулась любовь. И они стояли, взявшись за руки. «Они оба были бледны и худы; но в этих больных и бледных лицах уже сияла заря обновленного будущего, полного воскресения в новую жизнь. Их воскресила любовь, сердце одного заключало бесконечные источники жизни для сердца другого».

Когда Раскольников вернулся в казармы, ему показалось, «что как будто все каторжные, бывшие враги его, уже глядели на него иначе. Он даже сам заговаривал с ними, и ему отвечали ласково. …но ведь так и должно было быть: разве не должно теперь все измениться?».

И надо сказать, что реакция каторжан на поведение Сони и внутренне изменившегося Раскольникова могла быть и не придумана писателем. Так, например, в жизнеописании преподобноисповедницы Параскевы (Матиешиной) рассказывалось о том отношении, которое к ней проявляли ссыльные. В 1931 году, в период гонений на веру, она была приговорена к высылке в Казахстан. В Казахстане она была определена на должность поварихи. Готовила еду она для большой рабочей артели, которая состояла из ссыльных. «За проявляемые ею ко всем рабочим (многие из них были еще мальчишками) заботы и сострадание все они называли ее сестрой и в ее присутствии никогда не сквернословили»[72].

О молитве. Постскриптум к третьей части. Дополнительные источники

На этом можно закончить третью часть текстового проекта «Родители и дети». Стоит напомнить, что первые две части проекта были подготовлены на основе бесед, прошедших в центре во имя святителя Василия Великого (центр социальной адаптации для подростков, находящихся в конфликте с законом).

Записи бесед о принципах общения с трудными детьми (вообще, – людьми) и воспитании размещены, в том числе, на сайте Соловецкого монастыря, в разделе «Пастырская страничка», в подразделе «Беседы о проблемах личности».

К записям бесед, на основе которых были подготовлены первые две части проекта («О принципах общения с трудными людьми и воспитании», «Бесполезно ли воспитание») прилагается еще – «Беседа с родителями трудных подростков».

На данную тему сказано было также несколько в цикле бесед «Познать свое призвание и следовать ему» (беседы проходили с ребятами в том же центре). В пунктах 15.а. – 17.а. разбирался отчасти вопрос взаимоотношений родителей и детьми (вопрос разбирался сквозь призму вовлеченности детей в (как нынче принято говорить) аддиктивные реализация (аддикция – приверженность страсти)).

К той же теме относится статья «Компьютерные игры и дети, дети и родители» (http://solovki-monastyr.ru/abba-page/solovki_page/1853/).

О прочих материалах (тексты и записи бесед), в которых рассказывается о взаимоотношениях, в том числе родителей и детей, сквозь призму проблемы зависимого поведения, рассказывается в первой части статьи «Преодоление зависимого поведения» (отдельное название части «Зависимым и их близким: лекции и тексты иеромонаха Прокопия (Пащенко)»; http://solovki-monastyr.ru/abba-page/solovki_page/1729/).

Более подробно в отношении жизненной позиции родителей (и родственников) рассказывается во второй части той же работы (отдельное название второй части «Родственникам, близким» (http://solovki-monastyr.ru/abba-page/solovki_page/2068/).

В текстах, в частности, подчеркивается, что необходим внутренний путь духовного развития самих родителей. Другими словами, если этого внутреннего пути не будет, родители всегда будут расстраиваться, переживать, тревожиться, терзаться и страдать, если не по поводу детей, то по какому-то иному поводу. Только появившаяся связь со Христом, обретение подлинного смысла, взгляд на свою жизнь через призму вечности, позволяет из этого замкнутого круга страданий выйти. Когда человек постигает глубочайший смысл жизни, он понимает, что какие-то сиюминутные достижения целей или их недостижения – это еще не самое главное в жизни. И также он осознает, что у каждого человека есть свой путь, в том числе и у маленького «этого человечка», его сына, дочери. Все мы разные, у каждого – свое мировоззрение, и каждый человек – это целая вселенная.

Родители помогают, но не владеют. Сам Бог не нарушает свободы человека. Известный богослов Лосский В. Н. пишет, что «любовь Бога к человеку так велика, что она не может принуждать, ибо нет любви без уважения. …и классический образ педагога покажется весьма слабым каждому, кто почувствовал в Боге просящего подаяния любви нищего, ждущего у дверей души и никогда не дерзающего их взломать»[73]. Родителям же порой хочется каким-то образом повлиять на ребенка окончательно и бесповоротно, взломать двери его души. В случае же, если взломать двери души не получается, сетуют, говорят, что ничего у них в отношении воспитательного процесса не выходит.

Конечно, слова Лосского нужно понимать разумно. Они приведены не для того, чтобы сделать их намеком на необходимость дать ребенку полную свободу развращаться, деградировать и погибать. Где находится грань между разумным воздействием и даже строгостью, с одной стороны, и уважением к свободе человека, с другой стороны, почувствует только тот человек, который однажды (как минимум) поставил этот вопрос для самого себя. Поставив такой вопрос, он ищет ответа, читает, советуется, молится, набирается опыта. И со временем, действительно, начинает эту грань, «не схватываемую дискурсивным мышлением», чувствовать.

Тема общения с детьми, особенно с детьми, вовлеченными в аддиктивные реализации, поднималась также в цикле бесед «Обращение к полноте». В пункте 1.10, которая так и называет «Об общении с родственниками» (а также в пункте 1.11) приводились истории о перерождении людей. Таких историй, на самом деле, можно было бы привести и больше. Историй о том, как люди, совсем далекие от любых «конструктивных» представлений о жизни, приходили к вере, когда хулиганы, наркоманы, кощунники, безбожники, которые вели себя совершенно ужасно, со временем становились ревностными христианами.

Хотя нижеследующий рассказ об одном юноше не был приведен в цикле «Обращение к полноте» (приводился в лекции «Две доминанты»), его можно было бы поставить в один ряд с приведенными примерами. В лекции «Две доминанты» юноша упоминается под кодовым именем – «человек из ванны».

«Человек из ванны» – после веселья в гостиничном номере он любил ложиться в ванну, чтобы, когда стошнит, не на кровать в гостинице рвота выплескивалась. Если он просыпался в ванне, а на груди у него было пятно, то он считал: день удался, погуляли на славу. И однажды он вдруг испытал к себе чувство омерзения. Вскочив, он начал мыться, тереться под душем мочалкой, но понял, что омерзение – имеет не физическую основу, ибо он не мог оттереться.

Подробнее см. историю в главе «"Конец игры": Рассказ студента» из четвертой части статьи «Обращение к полноте: Становление личности как путь преодоления зависимого поведения» (отдельное название части «Обращение к полноте и целостный взгляд на человека»;

http://solovki-monastyr.ru/abba-page/solovki_page/1896/).

И он начал менять свою жизнь. Ранее он жестоко издевался над людьми, но потом широта его натуры, выплескивавшаяся в беспредельный образ жизни, вошла в русло добродетели. И вот человек, известный как хулиган и дебошир, вдруг начинает говорить своим друзьям, что он такие-то и такие-то вещи не может в свою жизнь вводить, потому что «это – грех». И друзья даже не могут поверить, что они слышат эти слова от него. Он начинает держать Великий пост, читать духовные книги. И не просто читать, а жить по ним.

Многие годы он не и слышать не хотел разговоров, в которых поднимались темы веры и нравственности. И кто знал, что в его жизни произойдут столь масштабные изменения. Если уж этот человек обратился «от злых путей своих», то надежда есть для многих родителей, дети которых и слушать их не хотят.

Да, сейчас не хотят слушать. Но все равно нельзя терять надежды, нужно за детей молиться.

Родители могут быть с детьми какое-то определенное время, час или несколько часов в сутки. Бог же может быть с ребенком постоянно. Родители пытаются достучаться до ребенка, в основном «снаружи» – через разговоры и попытки вовлечь ребенка в разного рода активности. Бог же может воздействовать на ребенка изнутри. Родители, пытаясь помочь ребенку, имеют ограниченный круг инструментов. Они не могут предусмотреть сотни обстоятельств, которые входят в жизни ребенка, то по касательной, то – лобовым ударом.

К родителям в данном случае применимы слова преподобного аввы Дорофея, сказанные им о друге. Друг может что-то делать, любя и жалея своего товарища. Но у друга нет столько благоразумия, чтобы он мог хорошо устроить все касающееся своего товарища, и потому, случается, что нехотя вредит ему. «О Боге же мы не можем сего сказать, ибо Он есть источник премудрости, знает всё, что нам полезно, и сообразно с сим устрояет всё, касающееся до нас, даже и самое маловажное». Друг может и любить нас, и жалеть нас, и быть весьма разумным, но он не в силах помочь нам в тех делах, через которые думает принеси нам пользу. «Боге нельзя сказать и сего, ибо Ему всё возможно, и для Него нет ничего невозможного»[74].

Спрашивали преподобного Гавриила (Ургебадзе) не раз о детях: должны ли родители иметь надежду, несмотря на тяжкие грехи, разлучившие их с детьми? И он отвечал родителям: «Если ваш сын превратится в змею и начнёт жалить, что предпримете? Не постараетесь ли избавиться от него? Но родители всё равно призваны молиться за своих детей! Благость и милосердие Божие помогут нам…»[75].

Чтобы Бог вошел в нашу жизнь, нам следует молиться. За детей родители и родственники могут читать Псалтирь. Читая Псалтирь, они и за детей помолятся и сами умиротворятся. Если в первое время тексты псалмов будут восприниматься как непонятные, то оставлять чтение не стоит. Стоит читать дальше, и в своем время тексты станут понятны. Способствует пониманию псалмов перевод Псалтири на русский язык, исполненный профессором Юнгеровым (есть издания Псалтири с параллельным переводом). Только, молясь, псалмы лучше читать все-таки по-славянски, лишь когда встретится непонятное слово, – подглядывать в перевод.

В идеале христиане читают одну кафизму в день. Псалтирь состоит из двадцати частей. Одна часть – кафизма, читается двадцать-двадцать пять минут. Кафизма делится на три части – на три «Славы» (текст Псалтири в каждой кафизме разделен молитвословиями «Слава Отцу и Сыну, и Святому Духу, и ныне, и присно, и во веки веков. Аминь», «Аллилуйя, аллилуйя, аллилуйя, слава Тебе Боже» (трижды), «Слава Отцу и Сыну, и Святому Духу, и ныне, и присно, и во веки веков. Аминь»). Те, у кого времени не так много, читают по одной трети кафизмы (по одной «Славе),

Есть традиция на первой «Славе» молиться за духовного отца, на второй – за живых, на третьей – за усопших. Когда родители молятся за своих детей, то помимо молитв о духовном отце, о живых и усопших, на каждой «Славе» они могут возносить молитву о ребенке с тремя земными поклонами. В частности, архимандрит Иоанн (Крестьянкин) предлагал читать такую молитву:

«Сладчайший Иисусе, Боже сердца моего, Ты даровал мне детей по плоти, они Твои по душе. Мою и их души искупил Ты Своею неоцененною кровию. Ради крови Твоей Божественной умоляю тебя, Сладчайший мой Спаситель, благодатью твоей прикоснись сердца детей моих (имена) и крестников моих (имена), огради их страхом Твоим Божественным, удержи их от дурных наклонностей и привычек, направь их на светлый путь жизни, истины и добра, укрась жизнь их всем добрым и спасительным и устрой судьбу их, яко же ты сам хощеши и спаси души их ими же веси судьбами. Господи, Боже Отцов наших, детям моим (имена) и крестникам (имена) дай сердце правое, чтобы соблюдать заповеди Твои, откровения Твои и уставы Твои и исполнять все это. Аминь».

Глава 1

Мозг родителей и мозг детей

Глава 2

Развитие личности подростка и опыт центра свт. Василия Великого