Региум Метрополис Часть 1 бесплатное чтение

 Между гор и долин

 Ехал рыцарь один.

 Никого ему в мире не надо.

Он всё едет вперёд,

Он всё песню поёт,

Он замыслил найти Эльдорадо.

  «Эльдорадо»

 Эдгар Алан По

Посвящается сыну Александру

ГЛАВА 1

Блестящий рыцарь на блестящем коне медленно продвигался по извилистой горной тропе к таинственному замку Власти, расположенному во всём своём каменном великолепии на самой высокой вершине труднодоступной и мистической горы Могущества.

Это был конечный отрезок длинного и мучительного пути. Длинного, потому что рыцарь совершенно сбился со счёта дней, а мучительного, потому что природа в этом небольшом месте самым странным образом выдавала аномальные кульбиты, сконцентрировав здесь почти все климатические пояса и тасуя их по своему капризному усмотрению. Впрочем, из любви к человеку и из гуманного сострадания ко всему живому вообще, благосклонно исключив из своего погодного ассортимента суровые условия полярного и субполярного поясов.

Но в начале пути об аномальных трудностях путник даже не подозревал. Восхождение на вершину, чётко визуально наблюдавшуюся с подножия горы, казалось вполне простым делом даже для не сильно тренированного человека и не должно было занять более трёх дней пути.

И первый день полностью подтверждал это предположение. Путешествие обещало быть приятным, и будущие трудности, опасности и ловушки путнику и в мысли закрасться не могли. Солнышко светило, травка зеленела, листья на деревьях и кустарниках приятно шуршали, ветерок приятно обдувал, а замок мечты магически притягивал и манил.

Аномальные странности, в виде самой настоящей чертовщины, начинались со второго дня пути и с высоты семисот метров, где находился первый и единственный стабильно и явственно сохраняющийся благоустроенный бивуак.

Путник ещё не был сильно утомлён и сгорал от нетерпения двигаться дальше, самоуверенно пренебрегая слишком рано предоставленным отдыхом. Многие сорвиголовы, которым магнит Власти и Могущества затмевал разум, игнорировали полноценный отдых и, пообедав на скорую руку и вздремнув часок-другой, опять пускались в дорогу.

Но даже хорошо отдохнув и выспавшись, бесстрашные рыцари всё равно сбивались со счёта дней, а зачастую – и с самого пути. Ответ этому явлению был очевиден, но необъясним. А учёные мужи могущественной науки ответа не знали, но гипотезы выдвигали и диссертации защищали. Знали ответ учёные рыцари, но напускали столько тумана и дурмана, что терялись не только ответы, но и вопросы. А сами рыцари бессильно разводили руками, улыбались и показывали язык. В итоге все оставались при своём, но с чувством выполненного долга.

Местные многочисленные аномалии были таковы, что все другие известные аномалии, как-то, например, Бермудский треугольник, призрачный город Фошани, кривой лес Грифино, две Долины Смерти – в Якутии и в Калифорнии – и другие природные загадки, выглядят детской забавой.

Случалось, когда Солнце восходило, как и положено, на Востоке, а уже через час-другой закатывалось на Западе. Ещё через час, отдохнув за линией горизонта, выплывало на том же Западе и, дойдя до зенита, намертво зависало над макушкой дерзкого рыцаря.

Редкие астрономические парадоксы были густо усыпаны многочисленными примерами климатического, растительного и животного сумбура. Калейдоскоп климата, флоры и фауны. Просторные широколиственные леса умеренных широт резко сменялись труднопроходимыми тропическими джунглями. В которых рыцарь запросто мог наткнуться на мирно дремавших в засаде тигра, ягуара или пантеру; наступить на безмятежно спящую в траве змею; попасть в объятия дружелюбного удава или питона, а то и вообще – побеседовать с глазу на глаз с восьмиметровой анакондой.

И только измождённый обилием эмоций странник переставал ругаться на млекопитающих и земноводных хищников и проклинать непрекращающийся муссонный дождь, как в следующую секунду он обнаруживал себя в барханах пустыни. В зоне палящего солнца и возникающих миражей. И вот бедный рыцарь молит Всевышнего о дуновении ветра, о прохладной тени и глотке воды. И на удивление его мольбы сбываются. Но сбываются самым страшным образом. По крайней мере, хотя бы отчасти. Солнце закрывает мощная песчаная буря. Закрывая рукой глаза, рыцарь понимает явно ироничный ответ судьбы, а наэлектризованный мозг выдаёт в утешение две эмоции – смех и плач.

Однако и эта стихия вскоре стихает. Наступает ночь, а с нею и долгожданная прохлада. Уставший рыцарь блаженно засыпает, но сон его оказывается не долгим. Сменилось не только время суток, но и сменилась местность вокруг. Вместо песка появились мелкие камни. Мелкие неприятности. Так скажет всякий опытный путешественник. А тем более, – рыцарь. Ведь рыцарь, это не принцесса на горошине. Он бы спал на этих камушках как на перине, если бы они не оказались «злыми духами пустыни», которые ночью издавали звуки лопнувшей струны и набрасывались на спящего, больно раня своими острыми краями.

И только с рассветом путник обнаруживает, что это не «злые духи пустыни», а «голоса камней», не выдержавшие температурного контраста жаркого дня и холодной ночи. Они звучно лопались и разваливались на куски, которые и досаждали спящему. И не просто досаждали, а ранили ничего не подозревающего рыцаря, как шрапнелью. Какой уж тут отдых?

Немногие доходили до вершины Могущества, ещё меньше смельчаков проникали в замок Власти. Но уж кто доходил и проникал, тот имел все шансы вернуться в суетный мир великим победителем. Имел, но не обязательно возвращался. Именно замок Власти таил в себе самые главные и судьбоносные испытания.

Бесстрашный и не сломленный рыцарь преодолел все природные катаклизмы и одолел всех опасных представителей фауны. Его неукротимый дух пылал, а закалённая душа трепетала от предвкушения честолюбивых надежд, до осуществления которых оставалось всего каких-то жалких пятьсот метров.

Настало время расстаться со своим верным оруженосцем, ибо к Замку доблестный рыцарь должен подойти один. Категоричное условие, установленное испокон веков Хозяином самой тайной и мистической крепости, который ни при каких условиях не допускал свидетелей к самой закрытой и единственной для рыцаря аудиенции. Земное бытие на короткий миг соприкасалось с вечностью. Для вечности короткий миг – ничто, для земного бытия – всё.

После хорошего сна и лёгкого завтрака, рыцарь с помощью оруженосца начал подготовку к самой важной в жизни каждого максимально амбициозного и мотивированного человека встрече. Встреча определяла не только будущее самого рыцаря, но и его рыцарского потомства. А готовность к бою определяет результат боя. Надёжно и грамотно экипировать рыцаря и его боевого коня дело не лёгкое и не быстрое. Благо, что оруженосец был мужчина пожилой и опытный, прошедший многие жизненные передряги, перегрузки и перемены.

Пока рыцарь спал, он достал из повозки сваленные в кучу доспехи и аккуратно разложил их на траве. Теперь же, с ностальгической грустью посмотрев на них, на рыцаря, на коня, с типичной для рыцарей прошлого откровенной завистью негромко сказал:

– Эх, если бы тридцать лет назад я рискнул перейти мост и проникнуть в Замок, каких бы высот я смог достичь в жизни?! Жаль, что от моста пришлось повернуть обратно. Хотя, к слову и в утешение самому себе, многие поворачивали обратно ещё раньше. А сколько не вернулось вообще?! И всё равно жаль.

– И какое конкретно препятствие помешало тебе перейти мост? – неожиданно спросил проснувшийся рыцарь. – Джунгли? Пустыня? Хищники?

Оруженосец тяжело вздохнул.

– Главное препятствие всегда находится у нас внутри, – философски ответил он, а потом честно и обезоруживающе добавил. – Мне помешала моя трусость. Исключительно и только трусость.

– Испугался за свою жизнь? – бесцеремонно и с усмешкой попрал рыцарь честность.

– Нет, – резко пресёк акт неуважения оруженосец. – За твою и твоей матери. За любовь, которая жила в моей душе. Был последний выбор перед точкой невозврата. Я выбрал любовь.

– Извини, папа, – виновато сказал рыцарь.

– Что извинился – хорошо, а что смутился – плохо, – наставительно произнёс оруженосец-папа, а затем грубо подвёл итоговую черту. – Достаточно сантиментов! С таким настроем нельзя идти на битву. Любовь в таких делах только помеха.

– Но ведь во имя любви рыцари совершают подвиги?! – неуверенно воскликнул рыцарь-сын.

Оруженосец стал груб и резок.

– Глупости, – ответил он, криво усмехнувшись. – Только честолюбие и тщеславие пробуждали в рыцарях смелость и дерзость, и побуждали их к безрассудным подвигам и рассудительным битвам. А высокородные дамы ценят именно это и отдают свои сердца, и всё остальное, не влюблённому очкарику, а победителю. – Сын смутился и поправил на носу очки. Отец чуть изменил константу. – Ну, или очкарику-победителю. А чтобы их сердца не очерствели, ветреные и кокетливые дамы находятся в перманентном состоянии поиска любовных приключений. Результатом является рыцарский шлем, гордо украшенный рогами. А сами рыцари отличаются лишь степенью честолюбия и тщеславия. А ещё жертвенностью, которую они готовы принести ради достижения своих целей. Победителю достаётся всё. Вот и вся любовь.

– Значит, тебе помешала любовь? – допытывался любопытный рыцарь. – Ты не променял любовь на амбициозные цели?

– Давай облачаться, сын мой, – вместо ответа сказал оруженосец, хлопнув своё чадо рукой по плечу. – Ты выбор свой сделал, когда решился на эту битву. Теперь глупо отступать. Не повтори мою ошибку. А раз так, то подойти к главной битве жизни ты должен во всеоружии.

Рыцарь усмехнулся:

– Да уж, чем-чем, а оружием и доспехами мы запаслись с лихвой. Ты перестраховщик, папа.

– Глупая самонадеянность, достойная разве что Атланта или Геракла, – с укоризной сказал опытный техник. – Лихва лишней не бывает. Сколько таких беспечных глупцов сложило свои головы исключительно из-за своего головотяпства. Смелость и дерзость хороши, когда они надёжно защищены.

Рыцарь, чтобы не перечить по пустякам, согласился:

– Ладно, убедил и уговорил. Только потяну ли я всё это на себе? Здесь же пуда три?!

Оруженосец возмутился:

– И что? А в тебе сколько? Целых четыре с половиной!

– Вот именно, всего четыре с половиной пуда.

– Да, но четыре из них сплошные мышцы! Для тебя три пуда железа, как для невесты подвенечное платье. Воодушевление должно быть таким же. Вера в себя и в победу!

– А конь? – не унимался сердобольный рыцарь. – Моих семь с половиной пудов, да на нём столько же! Как ему выдержать? А если придётся с копьём на коне идти в атаку?!

Оруженосец уже возмутился до нервных окончаний:

– Это же конь, а не заяц! Это же шайр! И зовут его, между прочим, Зевс! А что касается копья, то не вздумай применять этот глупый маневр. Драться будешь пешим, со щитом и мечом. А конь должен находиться рядом и заменять меня в качестве оруженосца. А теперь хватит болтать. Пора делом заняться. Тебе туда надо добраться засветло.

И верный оруженосец с бюрократическим педантизмом занялся делом. Рыцарь, желая поскорее стать блестящим, а в будущем – могущественным, усердно принялся ему помогать. Процесс бронирования, как и предписано инструкцией, начали с коня.

Сначала на мощное туловище была наброшена кольчужная попона. Боевое седло с высокой задней лукой было накрепко перетянуто двумя подпругами и снабжено дополнительным ремнём, которым всадник фиксировался для более надёжной устойчивости. Но, покумекав, от этой услуги они всё-таки решили отказаться, чтобы не связывать себя лишними путами, ограничивающими быстроту маневра спешивания.

Уже после этого на Зевса были закреплены: наголовник – шаффрон, нагрудник – петрайль, накрупник – крапер, и две боковые пластины – фланчарды. Шею коня закрывала пластинчатая защита – кринет. Технически конь к бою был готов. Моральной же готовностью животного к предстоящей битве ни один рыцарь никогда не интересовался.

Рыцарский конь приуныл. Но когда начали одевать в железо его всадника, к унынию прибавилась доля любопытства. Это ясно читалось в умных глазах Зевса. Но коню хозяева смотрят в рот, а не в глаза. И то только в случае покупки-продажи.

А посмотреть действительно было любопытно. На нижнее бельё рыцаря заботливый оруженосец напялил тёплое термобельё. А уже на него – стеганый шерстяной акетон, поверх акетона – кольчугу, а на кольчугу – сюрко. На ноги натянули шоссы.

ГЛАВА 2

Оглядев сына со всех сторон, отец приступил к жёсткой металлической сборке. Грудь и спину защищала серебристая кираса, состоящая из двух частей – нагрудника и наспинника. Пластинчатые подолы защищали тело от талии до бёдер. К низу подола оруженосец-папа прикрепил тассеты, которые закрывали главную часть бедра. Сидя на корточках, он тщательно завязывал, завинчивал, закручивал.

– В этом месте надо быть особенно скрупулёзным, – пояснил он. – Потомки, думаю, будут мне благодарны. – И уточнил. – Начиная с тебя.

Набедренники через пластины на шарнирах присоединил к наголенникам, которые в точности повторяли особенности анатомического строения голени. Стопы рыцаря, защищённые от холода и трения шерстяными носками, папа аккуратно всунул в аркообразный вырез передней створки наголенников.

Оруженосец выпрямился и ещё раз оглядел рыцаря. Затем, подняв с травы и покрутив в руках кюиссы и поножи, бросил их обратно в повозку. Защитой ног, бёдер и туловища он остался доволен. Можно было приступать к рукам и голове, без которых невозможен наступательный поединок. Это убегать легче без оружия, без доспехов и сломя голову.

В ход пошли наручи, налокотники и наплечники. А кисти рук спрятали в латные перчатки, надетые поверх обычных кожаных. На голову смирно стоящего рыцаря оруженосец натянул подшлемник с амортизатором и шлем с забралом. Пояс перетянул ремнём с ножнами для меча. Отошёл на шаг и в третий раз осмотрел рыцаря со всех сторон, проверяя руками прочность крепления доспехов.

– Теперь оружие, – сказал он, оставшись довольным внешним видом подопечного. – Возьмёшь всё, что взяли с собой. На всякий случай. Так, меч вложим в ножны сразу, а остальное прицепим Зевсу. Распределив равномерно по правую и левую руку, чтобы ему было легче держать равновесие. Он хоть и рыцарский конь, но старенький, помнит ещё крестовые походы и битву с Салах-ад-Дином. Береги его. Не давай вспотевшему холодную воду и не снимай попону.

– Где я там возьму воду? – удивился рыцарь.

– Ты там ничего не найдёшь, – ответил оруженосец. – Ни воды, ни пищи, ни травы, ни мухи. Это я говорю Зевсу, чтобы не обижался, а понимал, что о нём заботятся. А ты что уши развесил? Помогай, не стой истуканом. Подавай оружие. Что, трудно? Привыкай. В бою будет намного труднее. Так, топор, молот, фальшион, пернач и булаву крепим с правой стороны. Копьё, секиру, большой кинжал, стилет и, естественно, меч будут с левой. Эх, жаль, что кистень и саблю из-за этой свиньи капибары потеряли.

– Как думаешь, папа, у меня есть шанс выйти из этой схватки победителем? – чуть волнуясь и поправляя на носу очки, спросил ещё не блестящий, но уже доблестный рыцарь.

– Вчера – нет, сегодня – определенно, – уверенно ответил оруженосец. – Очень хорошо, что твоя дама сердца вовремя наставила тебе рога. Они послужат тебе дополнительным и весомым аргументом в битве. Да и в мирной жизни, это не просто роскошное украшение, но и наглядное напоминание о предательстве и коварстве.

– Не напоминай мне о ней, – сквозь зубы процедил рыцарь. – Я её презираю и ненавижу.

Оруженосец удовлетворённо кивнул головой:

– Это как раз то, что тебе необходимо. Любовь хороша в созидании, ненависть – в разрушении. Ты идёшь разрушать. И крушить. И убивать. – И, подумав, закончил. – Но главное, всё-таки, просто живым выйти из этой схватки.

– А если я погибну? – задал вполне логичный вопрос рыцарь. – Что тогда?

Оруженосцу, а тем более папе, такая мысль накануне боя не понравилась:

– Если ты сложишь голову в бою, я сложу о тебе балладу в стихах. Я никогда не делал подобных глупостей, но ради тебя сделаю. Я вознесу твой подвиг до исторических высот, превосходящих высоты Ланселота и Ахилла. А до литературных высот вознесу твою жертвенную любовь к Прекрасной Даме не хуже Петрарки с его глупой любовью к дуре Лауре.

Глаза рыцаря вспыхнули гневом, а очки запотели.

– Но ведь нет никакой прекрасной дамы?! – грозно рыкнул он. – Да, дама была. И вначале казалась даже прекрасной. Но на деле-то оказалась обычной стервой!

Оруженосец-папа снял у рыцаря-сына очки, протёр их батистовым платком, водрузил обратно на нос и только после этого сказал:

– Прекрасной Лауры, как ты знаешь, тоже не было. А подвиги Ланселота и Ахилла, мягко скажем, сильно преувеличены и приукрашены. Да и вообще, сын мой, все дамы стервы, а прекрасные дамы стервы в квадрате. – И тут же поспешно добавил. – Кроме твоей мамы. Твоя мать хоть и порядочная зараза, но никогда не была стервой. Как, впрочем, и Прекрасной Дамой. Но сейчас ты все эти мысли гони прочь.

– О стервах? – уточнил рыцарь.

– О поражении и гибели. Настраивай себя на позитив. Не так страшен змей, как его малюют. Мне хотелось бы донести свою балладу не только до историко-литературных высот, но и до твоих детей, а до моих, естественно, внуков.

– Неужели ты думаешь, что после такого предательства я смогу ещё полюбить?! – бурно возмутился рыцарь. – Я никогда не женюсь!

– Эх, молодо-зелено, – вздохнул оруженосец. – Чтобы жениться, не обязательно без памяти влюбиться. Память должна быть твёрдой и лучше её не терять. Как и разум, и здравомыслие. Достаточно лёгкой симпатии, именуемой влюблённостью, основанной на желании иметь семью; сексуальном влечении и на закреплённом у нотариуса документе, именуемым брачным контрактом. Потому что, глупыш, тебе нужны дети, а мне необходимы внуки, чтобы я лично увидел, что тебе есть кому передать свою славу, своё могущество и своё величие.

Рыцарь задумался.

– Ты в этом уверен, папа? – спросил он тихо.

– Абсолютно. В жизни надо выбирать главное. А любовь, как ты убедился, главным быть не может. Она хрупка, обманчива и мимолётна. Только могущество, величие и слава даруют человеку вечность. И всё это уже почти в твоих руках.

– Почти, но не в руках. Мне ведь ещё надо победить?!

– Скажу тебе по секрету, – зашептал для пущей достоверности оруженосец, – что рыцари, отправляющиеся к вершине Могущества и к замку Власти, редко доходили даже к подножию. Вот к этому месту. – Отец топнул ногой, показывая место. – Не победы, но самой битвы удостаиваются избранные. Так что, сын, ты уже в их числе.

– Ты в этом уверен? И откуда ты знаешь? Ведь ты мост не перешёл?!

Отец проглотил упрёк, понимая душевное состояние сына.

– Я не могу этого знать наверняка, – по-прежнему таинственным голосом заговорил он. – А потому и уверенным на все сто быть не могу. Но лет десять назад со мной разоткровенничался один знатный подвыпивший рыцарь, которому, в свою очередь, по секрету кое-что сообщил сам герцог, отец которого, по элитным слухам, достиг не только моста Последнего Сомнения, но и перешёл его. А такая информация кое-что да значит.

Рыцаря эти слова приободрили.

– Зря, всё-таки, под доспехи одели кольчугу и сюрко, – сказал он сокрушённо. – Тяжеловато. В бою будет помехой для быстроты ударов и маневренности.

Оруженосец легко парировал сомнения рыцаря:

– Быстрота и маневренность хороша в боксе. А твой соперник ещё больший увалень, чем ты. К тому же, мой мальчик, это горы. Сам видишь, какой здесь ветер и холод. А на пике будет ещё хуже. Так что, это не только лишняя броня, которая лишней не бывает, но и защита от простуды. Сопливый и чихающий рыцарь слабо соответствует героическому образу и эпосу. А где щит?

Оба посмотрели на обвешанного оружейным инвентарём Зевса.

– Может обойдусь без щита? – умоляюще спросил рыцарь. – Лучшая оборона, это атака. Не так ли? Блицкриг. Молниеносный выпад копьём довершу двуручным мечом. И всё: голова врага в кустах, а моя грудь в крестах. – И нагло добавил. – А на голове корона.

– Что за детский сад?! – разозлился оруженосец. – Сколько таких болванов разбросали свои головы по кустам, получая на грудь всего один крест. Надгробный. Вспомни историю. Чем в конце заканчиваются блицкриги? Так-то. Главное оружие твоего врага – огнемёт. Щит необходим.

Оруженосец сходил к повозке и принёс металлический щит – тарч. Который, повозившись, пристегнул к шейной упряжи коня.

– Атака атакой, но кто забывает об обороне, тот рискует быть убитым до начала атаки, – мудро изрёк он, поднеся указательный палец к открытому забралу.

Долго стояли молча. Принято, конечно, перед дорогой присесть, но присесть было некуда, а с травы подняться рыцарь уже не сумел бы.

– Тяжело стоять, – наконец сказал рыцарь. – Подсоби мне, папа, вскарабкаться на верного Зевса. Боюсь, без твоей помощи мне эту вершину не взять.

– Да, сын мой, пора в путь, – согласился оруженосец, ловко всунув одну ногу рыцаря в стремя, а под вторую подставив сложенные ладони. – Надеюсь, ты вернёшься и со щитом, и в крестах, и в короне. Буду ждать три дня.

– А потом? – тревожно спросил рыцарь. – Придёшь на помощь сам или позовёшь кого-нибудь?

Оруженосец, обезоруженный наивным вопросом, развёл руки в стороны и хлопнул ими по своим бёдрам:

– Ага, позвоню в службу спасения. Ты в своём уме, сын? Звать на помощь, как видишь, тут некого, а самому ходить на врага я уже не ходок. Пойду домой горевать и слагать балладу. Обратный путь открыт и безопасен, дойду как-нибудь. – Но тут же переменил настроение и интонацию. – Однако, сын мой, не будем о грустном. Сконцентрируйся исключительно на битве. Помни, после каждой огневой атаки, врагу требуется определённое время на восстановление огневой мощи. Ему необходимо восстановить, так сказать, кислотно-щелочной баланс. У всех есть слабые места. Надо только суметь мощно ударить в нужное время в нужное место.

– Сколько? – деловито спросил рыцарь.

– Чего сколько? – не понял вопроса оруженосец.

– Сколько времени ему надо на восстановление?

– А кто ж его знает, – с невыразимой тоской сказал папа. – Кто вернулся, тот помалкивает. А кто не вернулся, тот вообще молчит.

– А знатный рыцарь об этом не проболтался?

– Нет. Значит, не знал. А выдумывать не стал даже спьяну. Он же рыцарь, а не Мюнхгаузен.

– А что говорят об этом мифы, легенды и хроники?

– Это всё сказки, основанные на реальных слухах. Авторский вымысел и народные сказания. Им нельзя доверять и полагаться на них не стоит. В жёсткой реальности, дорогой мой, нету клише и штампов. Всё индивидуально и персонально. Каждый рыцарь-претендент – первопроходец. Здесь нет проторенных путей и инструкций по преодолению препятствий. Ты должен рассчитывать на свою находчивость, на свой ум, на свою смелость, на своё хладнокровие и быть абсолютно уверенным в выбранном пути. Ни тени сомнений, ни йоты колебаний. Рубикон позади.

– А как же физическая мощь? – спросил любопытный рыцарь, явно оттягивая рандеву с опасным и сильным противником.

– В данном конкретном бою физическая мощь приветствуется, но не является главным фактором победы, – ответил мудрый оруженосец. – Ты же не претендент на звание «Мистер Вселенная». Достаточно прочно держаться на ногах и крепко держать оружие в руках. Жаль, конечно, что достичь величия и могущества можно лишь строго соблюдая древние традиции. А то заткнули бы его цикличный огнемёт гранатомётом «Супер Базука» или «РПГ-7».

– Но это же нечестно! – вспылил рыцарь. – У него огнемёт, а у меня меч и щит!

Оруженосец протест не поддержал:

– У него есть огнемёт, но нету меча и щита. А также – копья, секиры, молота, булавы и прочих рыцарских колющих, рубящих и ударных инструментов. Так что, всё по-честному. Да и о какой смелости и отваге может идти речь, когда в твоих руках такое разрушительное оружие?! Это как дуэль пистолета со шпагой на расстоянии десяти шагов. Ладно, хватит болтать. Я понимаю, сын, что тебе страшно. Мне тоже страшно. Страшнее, может быть, чем тебе. Но первой фазой проявления смелости является психологическое преодоление трусости. После этого ты сможешь подавить врага силой духа и целеустремлённостью. А вот дальше, думаю, тебе уже понадобятся ум, образованность, эрудиция, логика, находчивость и абсолютное хладнокровие.

Рыцарь не был трусом, но его раздражало отсутствие конкретики:

– «Первой фазой», «после этого», «дальше». Всё довольно туманно и расплывчато. Сначала я должен увидеть врага воочию, а после этого будет «первая фаза» и «дальше».

– «Дальше» может не быть, если ты духом и умом не будешь готов к этой встрече заранее. Честное слово, сын, я желаю тебе победы сильнее, чем, наверное, ты сам. И сказал всё, что знаю. Будь готов ко всему. Даже к самому страшному и невероятному. Я верю в тебя, мой мальчик!

Оруженосец сильно хлопнул ладонью по крупу Зевса, укрытому кольчужной попоной, а всадник решительно вонзил шпоры в бока. И они двинулись в путь, покидая уютную лощину и выходя на горную кручу, освещённую солнцем.

Доблесть рыцарю предстояло добыть в бою, а вот блестящим он и его конь стали уже. Их доспехи блестели и переливались на солнце, ослепляя высоко и одиноко парящего ястреба, высматривающего то ли добычу в расщелинах скал, то ли следящего своим зорким глазом за рыцарем, чтобы сообщить кому следует.

Оруженосец-папа тоже был вынужден прикрыть глаза, на которых проступили крупные слёзы. Что ждёт рыцаря на самом верху и в будущем?

ГЛАВА 3

Белоснежный автомобиль «Тесла» плавно остановился возле двухэтажного особняка под номером 44 по улице Пенсильвания-авеню. Задняя дверь открылась и из салона вышел седеющий мужчина в очках, с крупным бриллиантом в золотом перстне на левой руке и с золотой тростью в правой руке. Выпрямившись, поправил экстерьер одежды и бодро зашагал по парковой аллее из серого мрамора, небрежно постукивая по плитке наконечником трости.

Поднявшись по ступеням из оникса к входной двери, остановился и нетерпеливо, даже чуть раздражённо сообщил:

– Сэр Уильям Третий.

Створки дверей мгновенно разъехались в стороны, а голос из динамика сверху пропел:

– Добро пожаловать, величайший из людей сэр Уильям. Почётный гражданин мира и славный житель лучшего города этого мира Элизиум-Сити. Ваш сын вам всегда рад – пройдите сразу в сад.

Мужчина поморщился и вошёл в холл.

– Сэр, позвольте принять у вас меч и шлем.

Навстречу ему с протянутыми руками шла совершенно голая девушка, широко улыбаясь. Сэр Уильям, мимоходом легонько ударив девушку тростью по лбу, вежливо спросил:

– Где находиться мой сын Уильям Четвёртый? – И иронично добавил. – Неужели в саду?

– Никак нет, Ваше Величество, – ответила девушка, отходя в сторону и продолжая улыбаться. – Ваш сын, принц Уильям, находиться в бассейне. С Ракель.

Последнее слово заставило мужчину остановиться.

– А ты кто? – спросил он.

– Я Моника, – сообщила та, сделав глубокий реверанс. – Я сегодня дворецкий и бармен. Желаете, сэр, что-нибудь выпить?

Сэр Уильям продолжил путь. Стуча каблуками и ритмично постукивая тростью по каррарскому мрамору, знатный вельможа вошёл в помещение бассейна.

«Принц Уильям», стройный мускулистый шатен, облачённый в плавки, сидел в шезлонге и держал в руке бокал с прозрачной жидкостью. Его взор был направлен на энергично плавающую обнажённую девушку. Та, меняя плавательные стили, старалась вовсю.

– Здравствуй, сын, – сказал Уильям Третий и, подойдя к столику, взял со стола бутылку.

– Здравствуй, папа, – ответил Уильям Четвёртый и поднял в знак приветствия бокал. – Будь здоров.

– Ты с ума сошёл, – спокойно сказал отец, ставя обратно бутылку и присаживаясь в другой шезлонг. – Я же вчера просил тебя воздержаться.

– Воздержание приводит организм к гормональному сбою, – невозмутимо парировал сын. – И только сойдя с ума, можно в этом мире оставаться в здравом рассудке.

– Если пить с утра «Макаллан» каждый день, рассудок тоже перестанет быть здравым и помутиться. Можешь быть в этом уверен, сын.

– Можешь быть на этот счёт спокоен, папа. «Макаллан», это редкое исключение, сделанное по случаю твоего визита. Обычно по утрам я пью «Романе-Конти».

– Что тоже не прибавляет ни ума, ни рассудка, – вяло огрызнулся Уильям Старший. – Через два часа заседание клуба. Надеюсь, не забыл? Как память?

– Я помню главное, – успокоил и обнадёжил Уильям Младший. – В любом состоянии я помню, что ты мой отец. – Отец удовлетворённо кивнул, а сын внёс поправку. – И не заседание клуба, а заседание правления клуба. А я не только не член правления клуба, но и вообще не член клуба. – И, ехидно ухмыльнувшись, резюмировал. – Чему несказанно рад. Вот что делать нормальному парню среди членов? Мериться членскими взносами? Я пас.

Отец тираду сына пропустил мимо ушей.

– Может хватит ей с реактивной скоростью бороздить просторы бассейна?! – сказал он, кивнув головой в сторону девушки, продолжавшей энергично и высококлассно плавать. – Пусть отдохнёт.

Уильям Младший указал пальцем на электронное табло, висевшее над бассейном и крупно показывающее скорость, время, расстояние и ампер-часы.

– Готовлю Ракель к Олимпийским играм, – сказал он.

– Подобное баловство может быть оправдано в пятнадцать лет, но не в тридцать, – жёстко возразил Старший, недовольно глянув на сына-недоросля. – Я прекрасно понимаю, что твоё бунтарство коренится не столько в извечном противостоянии отцов и детей, сколько в нереализованных амбициях. И это нормально. Плохо, если амбиции отсутствуют. Да и когда эти амбиции слаборазвиты, тоже нехорошо. Особенно для моего сына.

– Да я полон амбиций, – утешил отца непутёвый сын. – Мы с Ракель планируем взять «золото».

– Но ещё хуже, продолжил прерванную мысль Уильям-отец, – когда амбиции зашкаливают. Амбиции должны соответствовать возможностям и обстоятельствам. Ну и, естественно, амбиции без действий ничто. Сегодня тот момент, когда все необходимые факторы совпали, и тебе представился шанс вытянуть счастливый билет.

Сын грустно посмотрел на отца и глухо сказал:

– Счастливый билет, папа, это хорошо. Но я раздваиваюсь. Амбивалентность мыслей и желаний на грани шизофрении. Чаще, конечно, мне хочется бездельничать и получать удовольствия. Но иногда я жажду разрушений. Мне хочется разнести этот город вместе с его респектабельными жителями вдребезги! А иногда я не менее страстно жажду великих благородных свершений, подвигов и славы. Да, я жажду подвига, папа! А какой подвиг может быть в стоячем болоте? Разве что, подвиг Герострата? Взорвать к чёртовой бабушке Белый Кремль во время вашего очередного заседания клуба «Клятва Д».

Уильям Старший рассмеялся:

– В нашем прекрасном и ухоженном городе ты не найдёшь даже камень, чтобы бросить его в окно Белого Кремля. – Посерьёзнев, предостерёг. – Однако, сын мой, ты эти мысли на всякий случай выбрось. В окно. На ветер. Где самое место всем ветреным мыслям. Многие поколения теоретиков и практиков приложили максимум усилий, чтобы создать не только этот город, но и этот мир. Мечту человечества: справедливый мир без кровопролитных социальных потрясений. Объединив мир под началом избранных, мы избавили его от многовековой раковой опухоли – от войн, революций и менее масштабных социальных бунтов. Мы построили рай.

В глазах сына блеснул огонёк.

– Справедливый мир? – переспросил он с издевкой. – Рай? А разве можно построить Рай без Любви? Я говорю о Любви именно с большой буквы! Где она?

– Билли, – сказал отец спокойно, но жёстко. – Я не желаю тратить время на обсуждение темы, которую ты досконально изучал в Академии. Ты говоришь о мифическом, сказочном Рае, я же говорю о реальном – земном Рае. И ты сейчас говоришь то, что диктует тебе твой скрытый враг – бунтарь. Если ты его не победишь, то будущего себя лишишь. Сын, ты никогда не должен забывать, что принадлежишь к касте Правителей. Да, не по праву личных заслуг, а по праву рождения. Но доказывать это право тебе придётся делом! И надеюсь, что очень скоро. Я далеко не последний человек в Элизиум-Сити, и мне не хотелось бы, чтобы мой сын превратился в благородного и знатного «трутня». Как многие твои друзья-бездельники. И я допускаю, что мои соратники по клубу будут этому только рады. Рай раем, но зависть, сплетни и дворцовые интриги никто отменить не в силах. Они спят и видят, как свалить меня с пьедестала. Билли, мы должны укрепить наши позиции.

– Ты можешь мне конкретно, как любящий отец любящему тебя сыну, сказать, для чего ты берёшь меня с собою на ваше строго закрытое заседание? – наигранно беззаботно спросил Уильям-сын.

Уильям-отец ответил быстро:

– Не могу. Есть тайны, которые я не могу открыть даже собственному сыну. – С делав театральную паузу, продолжил. – До определённого момента. Который, кстати, может наступить именно сегодня. Вот так обстоят наши дела.

Уильям Старший стоял, заложив руки за спину, и смотрел на неугомонную пловчиху. По лицу пробежал нервный тик. Несвойственное ему раздражение нарастало.

– Да прекрати ты уже это безобразие! – раздражение выплеснулось в крик.

На этот раз просьбу отца сын исполнил быстро и беспрекословно. Он взял со стало пульт, нажал кнопку и скомандовал:

– Ракель, милая, достаточно на сегодня. Вылезай.

Когда обнажённая пловчиха предстала перед мужчинами, тренер дал следующую команду:

– Дорогая, пойди к той стенке и там отдохни.

Девушка безропотно выполнила приказ, а Уильям Четвёртый нажал другую кнопку на пульте. Глаза спортсменки потухли и закрылись.

– И хватит, может, уже спать с роботами?! – всё так же раздражённо сказал сэр Уильям.

На этот раз сын возразил:

– Папа, это удобно по трём причинам. Девушка-робот невероятно темпераментна и неутомима. Секс с девушкой-роботом самый безопасный. И, наконец, девушка-робот никогда на наставит по доброй воле партнёру рога.

– Что за вздор, – сказал отец, вновь поморщившись. – Все и всем наставляют рога. Это нормально. Нет рогов, бивней и когтей у слизней и мокриц. И дети, к твоему сведению, это тоже нормально. Естественные дети, рождённые нормальным половым актом. Нужны полноценные наследники. И по поводу отцовства повода для беспокойства нет. В детском питомнике сделают тест, проведут тщательное обследование и выложат данные в нашу локальную городскую базу. Кто отец, тот и заберёт сына. Обычная практика. Пора уже решительно и окончательно подумать о будущем.

Сын стал серьёзным и грустным.

– Я об этом думаю давно, – сказал он. – И пришёл к выводу, что мне хочется детей не только в результате нормального полового акта, но и в результате настоящей человеческой любви.

Уильям Старший тяжело вздохнул:

– В тебе, сын мой, слишком много человеческого. Негативное генное наследие матери. Теперь-то такие ошибки уже невозможны. Прогресс.

– Значит, я ошибка? – зло возмутился Уильям Младший. – Генетический урод?

– Я этого не говорил, – пошёл на попятную отец. – В любом случае, на сегодняшний день и в данной сложившейся ситуации, это твой крупный козырь.

ГЛАВА 4

Сын был слишком возбуждён первой тирадой отца, чтобы задуматься над второй.

– Неужели человеческое в человеке плохо? – воскликнул он.

Сэр Уильям снисходительно, но не оскорбительно улыбнулся:

– Все люди без исключения состоят из человеческих качеств. Только когда-то эти качества разделили на хорошие и плохие, на добрые и злые, на полезные и вредные. И ты это знаешь не хуже меня. Это же фундаментальные академические знания.

– Я не это имел в виду, – как-то вяло сын попытался объяснить свою мысль. – Я имел в…

– Я знаю, что ты имел в виду, – перебил отец. – Всякие глупости в виде сострадания к ближнему, заботы о страждущем и, конечно, в виде глупой романтической любви. Напоминаю тебе прописную истину. Для нашей касты все эти глупости в совокупности и по отдельности не просто плохо, а трагично и катастрофично для планеты в целом. Но мы их используем, но ими лично не пользуемся. Это не гигиенично. Любя человека и заботясь о человечестве, ты ставишь под удар стабильный мировой порядок и само человечество. Вот такой парадокс. Мы рискуем превратить планету людей в человеческую свалку. Это уже было. Ты это знаешь из уроков социальной эволюции, а я это помню лично. Как сказал один хирург: «Я делаю человеку больно, чтобы потом ему было хорошо». Мы причиняем отдельным людям и группам людей боль, чтобы человечество в целом меньше страдало.

Уильям Младший сжал губы и промолчал. Сэр Уильям, посчитав свой довод убедительным, вернулся к текущим делам:

– Общее собрание клуба мы пропустим. Демографические и культурные вопросы они решат и без меня. Спикер Лони правильно понимает ситуацию, а убедить в нашей правоте всех этих самодовольных «масленичных» котов не составит особого труда.

– И о чём там суть? – без всякого интереса поинтересовался сын.

– Да так, пустяки, ничего особенного. Сократить хотя бы пятикратно численность населения Южной и Юго-Восточной Азии, ускорить уплотнение населения в Сибири и на Севере, ну и превратить весь центральный регион континента Африка в строго охраняемый планетарный парк.

– Да, такие мелочи не достойны твоего пристального внимания и непосредственного участия, папа, – саркастически поддержал Уильям Младший.

– Но может они заинтересуют тебя? – в ответ предложил Уильям Старший. – Могу показать прения и дебаты в прямом эфире.

И полез во внутренний карман пиджака. Сын жестом остановил отца:

– Не утруждай себя, папа. Мне эти дебаты тоже неинтересны. Как, впрочем, и сами дебатчики.

И вдруг сэр Уильям, повысив голос ровно на одну октаву, резко спросил:

– Билли, а что тебе вообще интересно? Если отбросить амбивалентную шизофрению и спортивно-эротические занятия с девушками-роботами. Чего ты хочешь?

И Билли, напрочь позабыв о недавнем страстном желании настоящей человеческой любви, не менее резко ответил:

– Я хочу совершить великий подвиг! Я хочу стать настоящим рыцарем! Я хочу сразиться с драконом! – И уже менее резко. – Ну и, конечно, хочется его победить.

Уильям Старший громко рассмеялся.

– Вот это я понимаю! – воскликнул он с блеском в глазах. – Вот это настоящее желание настоящего высокородного джентльмена! Последний раз ты этого сильно хотел в семнадцать лет. Теперь тебе уже тридцать. – Сделав паузу, закончил. – Пора бы и поумнеть.

Сын недоуменно и растерянно посмотрел на отца.

– Не понял? – спросил он. – Что в этом глупого?

Сэр Уильям вернулся в шезлонг.

– Глупость состоит в том, – ответил он, повернувшись лицом к сыну, – что только несведущий глупец может желать битвы с истинным Драконом. С Драконом в сути своей.

Уильям Четвёртый пришёл в недоумение ещё больше. Он приподнялся, опёршись локтем о поручень, и посмотрел отцу в глаза.

– Но ведь ты тоже сражался с драконом?! – сказал он внезапно осипшим голосом. – И даже победил его?! Или всё это сказки? Бред сивой рыцарской кобылы?

Уильям Третий многозначительно посмотрел на сына, а потом не менее многозначительно ответил, понизив голос до шёпота: