Nicole Florina
Stay With Me
© Copyright © Nicole Florina
© Ефросинья Аникина, перевод на русский язык
© В оформлении макета использованы материалы по лицензии © shutterstock.com
© ООО «Издательство АСТ», 2025
Потерявшиеся и непонятые, это – для вас
Пролог
Ты стояла передо мной, воспоминание, – и не узнавала меня. Ты забывала вспомнить или вспоминала, чтобы забыть?
Оливер Мастерс
Никогда не забуду день, когда тебя потеряла. Ты чуть приподнял голову, и наши взгляды встретились. Там, где прежде щемящая ранимость сталкивалась с любопытством, я видела лишь пустоту. Теперь это была настоящая бездна. Твои зеленые глаза никогда не были такими тусклыми. Что-то внутри меня тут же оборвалось, полетело вниз все быстрей и быстрей, туда, где не было стен, не было дна – только темнота.
А потом ты отвел взгляд.
Плоть моя, кровь моя, воздух в моих легких – все куда-то рухнуло, все рассыпалось на сотни маленьких кусочков, которые все еще держались на тонкой нити, ведущей к моему сердцу. Оно билось на автопилоте, словно перестало быть частью моего тела. Стук его отдавался в ушах, и я так хотела, чтобы оно остановилось, но сердце мое не было к этому готово. Оно продолжало биться в четком ритме, отказывалось мириться с тем, что видели мои глаза.
«Посмотри на меня снова», – подумала, взмолилась я.
И я ждала.
Две секунды прошло. Потом три… мое тело стало слабым из-за того, что между нами ничего не осталось, но сердце все еще билось.
Четыре.
А потом твой взгляд вернулся.
И пусть того, что когда-то нас связывало, больше не существовало, но я помню все так ясно. Это нечестно. Могла ли я принять эту пустоту в твоем взгляде, когда раньше он сиял любопытством? Конечно, что бы ты ни предложил – все лучше, чем ничего. Если бы ты обернулся… Заметил ли ты меня вообще?
А потом ты сделал шаг в сторону.
Просто исчез в неизвестности, и я не смогла тебя вернуть, но в сердце все еще билась алая надежда.
«Останься со мной», – повторял ты снова и снова.
Кто бы мог подумать, что это ты уйдешь первым?
Я кричу, разве ты меня не слышишь? Почему ты со мной не остался?
Я не смогла поцеловать тебя на прощание. Тебя больше не было, хотя ты сидел в двадцати футах от меня. И я по тебе скучала. Но, может быть, ты очнешься и снова повернешься ко мне. Или очнусь я.
В любом случае сейчас мы в кошмаре.
Заставляю себя закрыть глаза: не могу смотреть на то, как ты уходишь. Каждый шаг отдается эхом, все сильнее отдаляя возможность твоего возвращения. Во тьме лучше. Если я просижу с закрытыми глазами подольше, то однажды увижу звезды.
Я сосредоточилась на желто-оранжевом горизонте под веками, представила, что смотрю на закат. Горько. Единственным теплом, что я чувствовала, была соленая вода, собирающаяся в уголках глаз. Слезы сражались с той же ложью, что и мое бьющееся сердце.
Я бы хотела поменяться с тобой местами, потому что не заслуживаю мира, озаренного твоим светом. Ты не заслуживаешь того, что с тобой случилось.
Но я… я заслуживаю.
В самом начале я просто хотела повеселиться. Думала, что ты поможешь мне хорошо провести время, а после получится уйти от тебя безо всяких сожалений. Это ведь я топтала чужие сердца, но теперь… теперь это мое сердце истекало кровью. До тебя окружающие меня стены были неприступными.
Теперь не осталось ни тебя, ни стен, и я медленно задыхалась. Не могла и подумать, что из нас двоих именно мне придется все потерять.
Один
Падая сквозь тьму, она не кричала о помощи. Она давно лишилась рассудка.
Ей нравилось падать.
Оливер Мастерс
Когда мачеха находила в моем шкафу очередного парня, то тут же сообщала, что однажды меня куда-нибудь посадят за безрассудное поведение. Я ей не верила. Да и какое мне вообще дело? Ее слова меня только бесили и раззадоривали.
Потому однажды я украла ключи от ее BMW третьего поколения и врезалась прямо в гаражную дверь.
Диана устала от моих выкрутасов и винила во всем отца, а он, в свою очередь, все меньше верил в то, что меня можно вылечить. Мой отец был человеком простым и не чурался пассивной агрессии. Он выслушивал совершенно выдуманную тираду, льющуюся с идеально накрашенных губ Дианы, сидя за обеденным столом и глядя в пустоту.
Мне ведь даже не особо нравился тот парень. Я просто хотела хоть что-то почувствовать. Что угодно.
Мне было почти девятнадцать, когда отец и мачеха решили обратиться к властям: инцидент с BMW стал последней каплей. Это стало моим последним предупреждением, меня действительно готовы были запереть в психушке, если бы отец не убедил судью отправить меня в Долор – заведение у черта на куличках, созданное для таких, как я.
Не поймите неправильно: я знала, что у меня проблемы. Но я никогда не думала о том, что существуют такие же люди. Тем более в таком количестве, чтобы открыть для них целую школу.
В какой момент мне стало хуже? Полагаю, так было с самого начала. Я разрешала парням пользоваться собой не ради них.
Все это было выгодно только мне.
Так хотелось чувствовать на себе их руки, их губы, их нетерпение и возбуждение, будто бы это могло помочь разжечь во мне хоть что-то. Этого никогда не случалось, но я всегда надеялась, что рано или поздно сработает. Боль, желание, гнев, страсть – хоть что-нибудь. Сердце мое оставалось камнем. Душа уже окоченела, если у меня вообще была душа. Я в этом сомневалась.
Чемодан я успела собрать только наполовину: он лежал на краю кровати, а я нависала над ним сверху. Мне нечего было с собой взять. Фотографий не было, любимых одеяла или подушки – тоже, у меня не было вещей даже из разрешенного списка. Радовали лишь мои наушники, но их наверняка конфискуют у входа. Я открыла ящик прикроватного столика, достала оттуда коробочку с презервативами – их, вроде, не запрещали – и запихнула в тайный кармашек на дне чемодана.
Довольная собой, я с силой захлопнула крышку чемодана и застегнула молнию. На Диану я не злилась. Если бы злилась, это значило бы, что чувства у меня все-таки есть. На самом деле я ее даже не винила: если бы у меня была такая падчерица, я бы тоже позвонила копам.
– Мия, ты собралась? – прокричал отец с первого этажа. Я не ответила.
– Мия Роуз Джетт!
– Еще две минуты! – Я поставила едва заполненный чемодан у двери комнаты и оглядела голые стены своей тюрьмы. В конце концов, скоро я въеду в новую.
Я никогда ничего не вешала на стены. Ничего не оставляла на кровати, у зеркала или на столе. Никаких кусочков личности. Когда я выйду за дверь, то никто не догадается, что именно я здесь жила. Они наверняка сделают из этой комнаты гостевую спальню. У Дианы – зуб даю – уже есть доска на «Пинтересте» для нового декора.
– Ох, нет. В этом ты не поедешь. – Стоявшая у лестницы Диана подняла на меня недовольное лицо.
Высветленные волосы она стригла коротко, и прическа ее оставалась идеальной, даже когда она слегка склоняла голову. Слишком много лака. Если подумать, я никогда в жизни не видела ее другой: волосы уложены, выпрямлены, каждая прядь на своем месте. Даже когда она занималась 15-минутной зарядкой после обеда с приоткрытой дверью.
– А что не так с моей одеждой? – Я опустила взгляд на свою огромную черную футболку с надписью «МИЛАЯ ПСИХОПАТКА» и поношенные джинсовые шорты, из которых торчали мои тонкие куриные ножки.
Из-за футболки можно было подумать, что на мне ничего нет. Но это было не так. Обещаю, папа.
– Все так. Поехали. Мы и так уже опаздываем в аэропорт. – Отец помахал мне рукой.
Он изо всех старался избежать скандалов, и я иногда задумывалась: кого он боится больше, меня или Диану? Я стояла на лестнице и только теперь заметила залысину, на которую он все это время жаловался. Раньше я никогда ему не верила, но теперь все разглядела. Когда-то он был вполне симпатичным мужчиной, но даже присутствие Дианы не уберегло его от одиночества, которое выжало из него все соки. Под карими глазами висели мешки, и мышцы его тоже обвисли.
Брак с кем угодно подобное сделает.
Я начала спускаться, чемодан подпрыгивал за мной на каждой ступени.
– Могла хотя бы причесаться, – пробормотала Диана, выходя из двери передо мной и отцом. Я сжала губы – ну и двуличная же она! Я ведь хотя бы могла провести расческой по волосам, в отличие от нее.
– Еще чуть-чуть. – Отец схватился за ручку чемодана и поставил его позади себя.
И он был прав. Еще одиннадцать с половиной часов, и я окажусь примерно за три тысячи четыреста сорок семь миль от них обоих. Он хотел идеальной жизни, поэтому мне в ней места не было. И ладно. Я подготовилась. Я знала, что ждет меня на той стороне.
Институт Долор был исправительным заведением, тюрьмой, созданной специально для беспокойных душ и преступников с ментальными заболеваниями, зависимостями и неважнецким воспитанием, которые привели их на кривую дорожку. Располагался он в Британии. Полагаю, они выбрали его неслучайно: так родители не будут чувствовать себя обязанными меня навещать. Этому я тоже не противилась. Пусть отправляют куда угодно: не хочу находиться рядом с людьми, которые меня терпят. Изоляция для меня – рай на земле, лучше не придумаешь.
По дороге в аэропорт я пялилась в окно, наматывая грязную коричневую прядь на палец. Отец же разглагольствовал об институтском расписании.
– С историей Мии Роуз… нужно было определить ее в чисто женскую школу, – нахмурилась Диана.
– Мие Роуз не повредит разнообразие, – напомнил ей отец.
– Мия Роуз сидит прямо здесь и может говорить за себя сама, – сообщила я им обоим.
Диана осталась в машине, а отец сопроводил меня через пост охраны. Дальше он пройти не мог. Хотя странно, что он вообще зашел так далеко.
Глаза его вдруг заполнились слезами.
– Прости, Мия.
Отцу никогда не давались речи. Но и мне тоже. Прошла пара секунд, а он все еще не мог посмотреть мне в глаза. Он никогда не мог смотреть мне в глаза – даже когда я с ним говорила. Он смотрел сквозь меня, словно я была привидением.
Посмотри на меня, папа.
Но он кивнул, развернулся и оставил меня. Даже не обернулся.
А я стояла там, глядя ему вслед и прижимая паспорт с билетом на самолет к груди.
Два
Это произошло мгновенно, взаимопонимание между разумом, телом и душой.
Все разом покинуло ее. Поднялись стены.
Но внутри она кричала. Тьма была неизбежна.
Все произошло мгновенно.
Оливер Мастерс
Полет выдался неплохим: никаких кричащих деток, никаких болтушек. Хотя я никогда не выглядела настроенной на разговор, и люди обычно держались от меня подальше. Лицо сволочи – не сказки, и яда своего я не скрывала: носила на видном месте. Но только не в сердце – оно у меня выполняло исключительно физическую работу. К сожалению, пока еще выполняло.
Весь полет я провела в наушниках, привалившись к окну и наблюдая за тем, как разные оттенки синего сменяют друг друга. Плейлист мой тут же раскритиковал бы всякий, кто ходил в церковь. Цвет океана смешался с цветом неба, и сложно было понять, где заканчивается одно и начинается другое.
К моему удивлению, в аэропорту меня ждал лимузин. Отец заказал: видимо, чтобы успокоить собственную совесть.
Небо приобрело серый оттенок, кажется, что вот-вот начнется гроза. На железных воротах красовалась буква «D», которая распалась на две половинки, когда мы подъехали к институту – створки открылись. Участок окружала высокая кирпичная стена. Вместе с воротами закрывался и единственный путь наружу. Если бы не охранник, которого прислали из Долора, я бы выпрыгнула из машины при первой же возможности. Чемодан мне все равно не пригодился бы – даже с учетом того, что внутри лежали презервативы. В Британии я бы не потерялась: могла бы попрошайничать и спать на улице. Я представила, как отец получает сообщение о моем исчезновении, и улыбнулась. Хотела бы я быть мухой на стене и подслушать этот разговор.
Огромный немец усмехнулся, стоило только этой мысли промелькнуть в моей голове. То есть я не знала, откуда он наверняка, но он выглядел так, словно мог бы приехать и из Германии. Высокий, с выбритой головой, квадратной челюстью и светлыми глазами, мускулистый. Он не разговаривал, но я сразу представила, как он рявкает во время игры в американский футбол. Знал ли охранник, что я задумала? Наверняка кто-то уже порывался сбежать и до меня. Я могла бы представить с дюжину разных способов побега, и у каждого следующего конец был еще печальнее, чем у предыдущего.
Я откинулась на черном кожаном сиденье, отвела взгляд от высокого немца и посмотрела на замок сквозь затонированное стекло. Слева высилась башня, справа стояло какое-то отдельное здание из бетона. Замок пестрел викторианскими окнами с черными решетками поверх стекол.
Выхода нет.
Лимузин остановился, и ко мне подскочил встречающий, да так быстро, что водитель не успел даже открыть дверь.
– Благодарю, Стэнли, – обратился к немцу престарелый джентльмен. – Приветствую вас, мисс Джетт, добро пожаловать в Долор. Я – директор Линч. А теперь прошу за мной.
Он не протянул мне руки для приветствия, и я облегченно вздохнула, схватила чемодан и последовала за ним – наушники болтались вокруг шеи. Мы прошли сквозь двойные деревянные двери и оказались у поста охраны. Стэнли забрал у меня чемодан, положил его на ленту и мои вещи просканировали второй раз за последние двадцать четыре часа.
– Руки вверх. – Стэнли махнул палкой.
Так он говорящий!
Я подняла руки и взгляд к потолку.
– Это так необходимо?
Стэнли провел детектором по обе стороны от моей груди, опустил его ниже, и тот зазвенел на уровне моего бедра.
– Давай сюда. – Линч протянул руку. – Телефоны запрещены.
– Да вы издеваетесь! Мне даже музыку слушать нельзя?
Пошли они к черту. Разговоры переоценены. Может, и хорошо, если я больше никогда не заговорю ни с отцом, ни с Дианой.
– Наушники и другие ценные вещи мы тоже заберем.
Я распутала наушники и уронила их на протянутую ладонь.
– Кровь и отпечатки пальцев тоже нужны?
Линч опустил плечи.
– До этого еще дойдет.
Я нахмурилась. Он ведь шутит, правда?
Директор Линч лишил меня тех вещей, которые помогали мне не сойти с ума, и я прошла через рамку – та не запищала. Мы с Линчем быстро прошли вниз по коридору по блестящим серо-белым мраморным полам.
Я успела немного оглядеться. Надо же, отделка настоящим деревом.
– С начала учебного года прошло две недели, так что вы уже отстаете. Я так понимаю, это ваш первый год в высшем учебном заведении? – спросил Линч, который уже успел меня сильно обогнать.
Линч был худым и выглядел хрупким. Я понадеялась, что если он повернется ко мне боком, то и вовсе исчезнет.
– Так и есть.
Линч замер, занеся ногу для шага, и я чуть в него не врезалась. Он развернулся, но не исчез, как я надеялась, а склонился надо мной, да так близко, что я увидела его кривые зубы.
– Здесь, в Долоре, мы пользуемся манерами.
Лицо его было белым, а глаза – корично-карими и пустыми. На щеках виднелись шрамы от прыщей.
– Да, сэр, – прошептала я, ухмыльнувшись.
Его пустой взгляд впился в меня, но я устояла. В течение девяти лет я каждый день видела такой же взгляд. Ничто меня не сломит.
Линч снова повернулся и продолжил путь по пустому коридору тем же быстрым шагом. Но на этот раз я не стала сокращать расстояния между нами.
Отделанные деревом стены увешаны портретами с такими же пустыми, как и у Линча, глазами, Каждый расположился в тусклой латунной раме. Казалось, что любой, кто пройдет по этому коридору, лишится души.
Мы завернули за угол и оказались в офисе, Линч кивнул, и я села. Всю стену за столом из вишневого дерева заполняли такие же полки. В стене рядом красовалось большое окно, закрытое плотной красной шторой. На столе у Линча лежала одинокая папка с моим именем – и больше ничего. Он опустился на кресло, подкатил его к столу и открыл папку.
– Первый год для вас обернется подготовкой к степени студента – в Штатах это тоже пригодится. Если добьетесь успехов в течение двух лет здесь, в Долоре, в учебе, у психолога и на групповой терапии – с учетом хорошего поведения, то выйдете отсюда с чистыми записями, – Линч достал сверху одну из бумаг и протянул мне. – Вот ваше расписание. Будете встречаться с доктором Конуэй дважды в неделю, а групповую терапию начнем на второй неделе, когда вы попривыкнете к тому, как тут все обустроено. А это наше руководство. Советую ознакомиться с нашим кодексом поведения, а также с указаниями насчет формы.
Он передал мне толстую книжицу и продолжил:
– Вопросы есть, мисс Джетт?
Я покачала головой, хотя на самом деле часть его речи пропустила мимо ушей.
– Что ж, хорошо. Стэнли проведет вас к кабинету медсестры, а потом покажет, где ваша комната. – Линч закрыл папку и убрал ее в ящик стола, пока в моей голове клубился туман. – Мисс Джетт, если пропустите встречу с доктором, то вас ждет одиночное заключение. Если из-за вас возникнут проблемы, то вас ждет одиночное заключение. Если вы…
Я картинно вздохнула.
– Я поняла. Одиночное заключение.
– Это ваш единственный шанс. Если не будете играть по нашим правилам, то вам придется покинуть Долор. В таком случае вы окажетесь в психиатрическом заведении по указанию вашего судьи. Вы ведь этого не хотите?
Он уставился на меня, и вес его слов тяжким грузом опустился на мои плечи.
– Нет, сэр.
Линч кивнул.
– Стэнли, она вся ваша.
Мы со Стэнли дошли до кабинета медсестры: в пустом коридоре раздавались только стук моих ботинок по мраморному полу и звон ключей на поясе охранника. Я пыталась понять, имеет ли смысл подмазаться к Стэнли, заговорив с ним, но стоило мне открыть рот, как мы уже оказались на месте.
Комната была большой и ослепительно белой: флюоресцентные лампы бросали свет на три больничные койки с белоснежными простынями и три ширмы рядом с ними. У стенок стояли какие-то белые машины и корзины с синими перчатками всех размеров. В нос ударил запах дезинфекции.
– В уборную не нужно? – спросила темнокожая женщина, вышедшая из боковой дверцы.
Стэнли вернулся в коридор и закрыл за собой дверь, но я была уверена, что далеко он не уйдет. Может, останется прямо у двери, как хороший сторожевой песик.
– В уборную? – Я повернулась к медсестре. – Ах, да, точно. Вы тут туалет так называете… нет, не нужно.
– Тогда давай приступим. Снимай штаны и нижнее белье, ложись на стол. Я подожду за занавеской.
У меня взяли мазки, отпечатки пальцев и кровь, потыкали со всех сторон. Медсестра объяснила, что это обычная процедура: проверяли на заболевания, передающиеся половым путем, любые физически аномалии и все остальное, что пошло бы в мою историю болезни. Поговорили о противозачаточных – контроля над этим у меня больше не было. Теперь за этим тоже будет следить медсестра.
Как я и ожидала, Стэнли ждал за дверью. Мы поднялись по мраморной лестнице с чугунными перилами и прошли по коридору с такими же деревянными панелями, как и внизу, а потом завернули за угол.
– Классные комнаты на третьем этаже. Жилые – на втором. В твоем крыле будет карта.
Мы снова повернули налево, и он продолжил.
– Здесь общая ванная, столовая – прямо и направо. – Стэнли махнул рукой. – Ты будешь жить в четвертом крыле, ванную делите с третьим.
– Общая ванная? То есть и для мальчиков, и для девочек?
– Здесь пол неважен. Никакой дискриминации. Ты привыкнешь.
Он остановился, чтобы проверить, успела ли я все понять, а потом развернулся.
По обе стороны коридора высились ряды тяжелых стальных дверей. Пол мраморный, как и везде, а вот стены сделаны из бетона, выкрашенного в небесно-синий. Мы подошли к двери справа, и Стэнли остановился.
– Сегодня у тебя занятий не будет. Ознакомься со сводом правил. Ужин в пять тридцать в столовой, отбой – в восемь тридцать. В восемь сорок пять двери закрываются, автоматически и без промедления. Если захочешь ночью в туалет, в комнате есть кнопка, сразу же придет охранник и сопроводит тебя.
Стэнли стащил со своего пояса связку ключей и открыл дверь. Он внимательно осмотрел комнату, прежде чем впускать меня внутрь.
– Станет лучше, – добавил он, легко считав состояние по моим движениям.
А затем дверь захлопнулась позади меня, и я оказалась в свой новой тюрьме.
Стены здесь были серо-голубыми, как и в коридоре. Такого я не ожидала, хотя и не знала толком, чего ожидать. Полагаю, что комната с белыми мягкими стенами представлялась мне чаще остального во время полета. У левой стены стояла двуспальная кровать без деревянных плашек, застеленная серой простыней. На тонком матрасе валялась подушка. Напротив стоял пустой стол и черный металлический стул. Я подошла к небольшому окну, чтобы полюбоваться видом заднего двора института через решетки: сплошные редкие деревца и кирпичная стена вдалеке, вот и все.
Чемодан ждал меня у двери, но я не торопилась распаковываться. Шкафчика тут не было, только тележка на колесиках под кроватью. Я присела на нее, на кровать, не на тележку, и уставилась в потолок, задумавшись о том, что привело меня в эту дыру.
Я сама. Вот что. Не что, а кто.
Я постоянно дралась в школе и попадала в кабинет директора чаще, чем в классную комнату. В тот день, когда я подожгла машину директора Томсона, меня не только отстранили от учебы, но и арестовали. После многих часов обязательных отработок и терапии я закончила школьный курс на дому с идеальными отметками. Я сама забила гвозди в свой гроб, когда разбила BMW Дианы о гаражную дверь. Отец поговорил с судьей, и меня сослали сюда, чтобы я смогла получить университетский диплом, вместо того чтобы провести время в психушке.
Я была умной, как и большинство социопатов. Судья хотел сделать из меня пример, но я-то знала, что никто и ничего не делает просто по доброте душевной. Судья согласился лишь потому, что это добавило бы в его резюме еще одну историю успеха – мою. Но это все же было куда лучше психушки. Пожалуй.
Я схватила книжку с правилами, подняла ее над головой и распахнула на первой странице. В дверь тут же постучали.
Я перелистнула страницу, не обращая на шум никакого внимания.
Стук повторился, куда более нетерпеливый.
Я спустилась с кровами и, ругаясь, подошла к двери.
По ту сторону меня ждали двое: девчонка с кудрявыми черными волосами до плеч и тощий блондинистый мальчишка, который был выше ее на пару дюймов. У последнего были яркие голубые глаза и тонкие губы.
– Вот видишь, Джейк! Сказала же, кого-то сюда заселили, – произнесла девчонка и стукнула мальчишку по руке.
Ее шею украшал черный чокер, а лицо – родинка в уголке губ.
– Мне неинтересно. – Я попыталась закрыть дверь, но мальчишка удержал ее ногой.
– А ну-ка, не так быстро!
Я снова распахнула дверь и облокотилась на нее, уперев руку в бок. Зачем они вообще потревожили мой покой?
– Меня зовут Джейк. А это – Алисия.
– Дай угадаю, ты такой приторный и сладкий? Алисии это нравится, да и вы оба не против сдружиться еще с кем-нибудь, потому и решили показать новенькой, что тут к чему?
Алисия и Джейк переглянулись, а потом рассмеялись.
Я закатила глаза.
– Ну?
– Американцев мы здесь не так часто видим, но ты права… – хихикнул Джейк. – Мы не против с кем-нибудь сдружиться.
Я махнула рукой.
– Отсоси-ка.
Но предложение мое не стали рассматривать: Джейк чуть склонился вперед, уперевшись руками о колени, и засмеялся еще громче. Алисия легонько постучала его по спине.
– Понимаю, ты вся такая крутая и ненавидишь весь мир. – Сарказм в ее тоне от меня не укрылся. – Но если тебе захочется повеселиться, найди нас в столовой.
Алисия и Джейк развернулись и пошли по коридору, издеваясь над моим акцентом.
– «Отсоси-ка»! – протянул один из них и пихнул второго в плечо.
Их смех раскатистыми волнами летал по всему крылу. Я захлопнула дверь сильнее, чем следовало, и снова завалилась на кровать: закрыла лицо кепкой, в надежде забыть их дурацкие британские акценты, которые не прекращали звучать в моей голове.
Когда я снова открыла глаза, на часах было уже без десяти шесть.
Вот дерьмо.
Я заснула и опоздала на целых двадцать минут. Времени на то, чтобы переодеться, не осталось: я выбежала из двери и пошла по пустому коридору, пытаясь вспомнить слова Стэнли. Как уж там добраться до столовки? Нужно было слушать внимательнее.
А потом я услышала шум разговоров – все ближе и ближе.
Столовую заполняло море белых рубашек и черных штанов. Я смотрела прямо перед собой, пока лавировала между столами, направляясь к очереди за едой. Которой уже, конечно, не было. Разговоры вокруг умолкли: безумие сменилось тишиной. Я слышала недоумевающие вопросы и шепотки по отношению к своей персоне, но взглядом так ни с кем и не встретилась.
К буфету я подошла вместе с престарелой леди в сеточке для волос и забрызганной соусом футболке, вот только она проделала это с другой стороны.
– Прости, но кухня уже закрыта. Может, в следующий раз будешь получше следить за временем. – Я открыла было рот, чтобы возразить, но она перебила меня: – Оу, и на твоем месте я бы вернулась в комнату и переоделась.
А потом она захлопнула дверь прямо перед моим лицом.
– Вы издеваетесь? – вскричала я, понадеявшись, что меня услышат по ту сторону двери.
В столовой воцарилась тишина: когда я обернулась, на меня уставились сотни глаз.
– Ну что? – Я вскинула в воздух руки.
Тишина.
Я выпучила глаза, ожидая хоть какой-то реакции, но ни у кого ее, похоже, не нашлось.
Все возобновили прерванные разговоры, а я оказалась за пустым столом у окна, выходящего на ворота. Смотреть было не на что: серый день сменялся серой ночью. По лужайке проехал гольф-кар, в котором сидел мужчина в сплошном костюме и собирал мусор. По другую сторону от меня шумели студенты – мои новые друзья. Они сидели за круглыми столами, безо всякого порядка расставленными по залу. Студенты собрались группками и обменилась смешками, улыбками и фырканьем. Старшая школа. В очередной раз.
Я заметила, как Алисия и Джейк бросают на меня взгляды, постоянно перешептываясь. За их столом сидело четыре человека, и они явно не скрывали, о чем именно беседуют. Во главе стола расположился парень, закинувший свои длиннющие ноги на спинку стула, рядом с ним тощая бледная девица с короткими черными волосами положила голову на стол.
Парень был высоким, нетрудно было догадаться хотя бы по тому, как он положил локти на согнутые ноги. Белая футболка была ему велика, по рукам разбегались чернильные линии татушек. Сложно было заметить, как глубоко он дышит, но я заметила. Я подняла взгляд, и глаза наши встретились. На голове у него висела серая шапка, из-под которой выглядывали темные пряди. Он сдвинул брови и слегка мне кивнул. Я не ответила ему тем же, и он поднял голову, облокотившись подбородком на руки. Я заметила, что пальцы его усеивали кольца, а в уголке рта затаилась ямочка.
Я отвела от него взгляд, и тут же между нами пролетела маленькая картонка молока. Она врезалась прямиком в лоб мальчишке, который сидел за соседним от меня столом. Белая жидкость брызнула во все стороны и облила его с ног до головы. Зал взорвался смехом, а мальчишка вскочил со своего места и метнулся к огромному окну. Он исторг из себя разъяренный крик, и я отодвинула стул и поднялась.
Парень с татуировками тоже вскочил с места и побежал следом за облитым пацаном.
– Да что с тобой, Лиам? Жить надоело?
Голос у него был громкий, но спокойный, хотя говорил он со стаей лающих гиен.
Он склонился перед орущим пацаном.
– Дыши, Зик. – Он взял его за плечи, и тот поднял на него взгляд – лицо его за секунду из красного сделалось фиолетовым. – Глубокий вдох, ну же.
Парень с татуировками сделал глубокий вдох, досчитал до трех с помощью пальцев, а затем выдохнул. Пацан смотрел на него с тем же восхищением, которое наверняка плескалось и в моих глазах.
Крики его, наконец, прекратились, и он снова смог дышать. Парень с татуировками кинул на меня взгляд, и я тут же отвернулась.
– Давай-ка выйдем отсюда, да? – Он помог пацану – Зику – подняться, и тот привалился к его боку, а потом они вышли из столовой.
– Америка, ты подумала над нашим предложением? – спросил Джейк, когда рядом с моим столом сгрудились его друзья.
Я выдохнула и опустилась за стол, провожая взглядом скрывающихся за углом парня с татушками и Зика, а потом ответила:
– Я ведь говорила. Мне не интересно.
– Если передумаешь, начало в полночь! – сказала Алисия.
Да эти ребята не разглядят намек, даже если он ударит их по лицу.
Девочка с короткими волосами шлепнула Алисию по затылку.
– Алисия, не надо об этом трепаться всем подряд! Нужно сначала с нами со всеми посоветоваться. С Олли говорила?
– Да она нормальная, поверь мне, – продолжила Алисия. – Если повернуться к твоему окну – четвертый блок слева.
– И как же мне туда попасть?
Идти у меня желания не было, но если существовал способ выбраться из комнаты без ключа, то я должна была о нем узнать. Алисия аккуратно указала на вентиляцию, а потом все трое развернулись и ушли.
Три
Выдавая правду, обнажая ложь, – и вот, меня пожирают паника и умиротворение.
Оливер Мастерс
Я всю ночь проворочалась на тонком и удивительно жестком матрасе. После смены часовых поясов и с учетом того, что я спала и в самолете, да еще и днем, попытаться заснуть ночью было бесполезной затеей.
Я умудрилась пересчитать каждую трещинку в бетоне, каждый болтик на стальной двери. Если сосредоточиться как следует, то мне удастся разглядеть созвездия в залитых лунным светом переливах мраморных полов. В шесть утра раздался громкий щелк – это открылась дверь. Точно по расписанию.
Я первой добралась до общей душевой – с зубной щеткой, в новой долорской рубашке и противных до ужаса узких черных джинсах. Шампунь мне взять с собой не разрешили. Кондиционер и дезодорант – тоже. И, конечно, бритву. Отец сказал, что мне все выдадут здесь.
Бетонные стены были выкрашены в белый, справа рядами выстроились шесть раковин: над каждой из них – длинное зеркало. Напротив раковин стояли душевые кабины: кафель по задней стенке, каждая отделена от другой кедровыми деревянными планками и белой занавеской. Чистые полотенца лежали на полках по обе стороны от рядов раковин, а всякие принадлежности для мытья валялись в корзинах между ними – один бренд и для мужчин, и для женщин. К счастью, от запаха кокоса меня не тошнило.
Я выбрала самый дальний душ, включила его и начала ждать, когда вода нагреется. Я была полностью одета, но без макияжа и привычной одежды чувствовала себя почти голой. В мои цели не входило производить на людей впечатление, и в косметике я не нуждалась, но все равно красилась, потому что это не нравилось Диане. Я рисовала самые толстые стрелки, выбирала самый яркий цвет помады и черный лак для ногтей лишь для того, чтобы сводить ее с ума.
Я уставилась на свое отражение: со своими еле заметными веснушками, рассыпанными под глазами и по носу, оно выглядело лет на пять младше, чем обычно. Но глаза не лгали. Одного взгляда достаточно, чтобы понять: под этими скучными карими радужками полно тайн, боли и отчаяния. Широкие брови обычно отвлекали от истории, которую рассказывали людям мои глаза. Никто не смотрел на меня достаточно долго или достаточно внимательно.
Возьмите, например, моего отца.
В ванной кто-то появился, и я переступила с ноги на ногу. Ко мне подошел тот самый парень с татушками – одежда через плечо, пальцы протирают сонные глаза. Серые пижамные штаны висели низко на бедрах, все остальное закрывала черная футболка. Копна темных волос с одной стороны была примята.
Он отнял руки от лица и заметил меня. Остановился. Уставился, а потом чуть неловко, заспанно улыбнулся и произнес:
– Привет.
Я улыбнулась в ответ, но потому лишь, что улыбка его была заразительной. Только поэтому.
– Привет.
Он не двигался.
А потом я осознала, как долго мы уже так стоим, и повернулась к зеркалу, чтобы включить воду и почистить зубы. Он подошел поближе – я увидела его в отражении позади себя – и склонился надо мной, чтобы достать с полки полотенце. Аккуратно, стараясь меня не задеть, но все равно чуть медленнее, чем стоило.
Он включил воду в душевой рядом с моей и повесил на крючок одежду и полотенце. Потом повернулся и подошел к раковине, тоже рядом со мной.
Наши глаза встретились в зеркале.
– Мия, так ведь?
Я подметила, какие зеленые у него глаза. Зеленые и безумно красивые. Такая редкость. Цвет очень узнаваемый, но в то же время неописуемый. Цвет отражения пальмовых деревьев на берегу моря, когда солнце находится в зените. Цвет полудня. Не глубинный синий оттенок океана подальше от линии деревьев, и не белый, где собиралась на песке пена, но то, что было ровно посередине. Идеальное сплетение трех божьих созданий: солнца, деревьев и воды.
От цвета его глаз захватывало дух. Даже в отражении.
– Так.
Он повернулся ко мне всем телом и чуть оперся на раковину: вот так его глаза были еще более прекрасными.
– А я Олли.
Его глаза и его манеры застали меня врасплох. Я вгляделась в его лицо, потом посмотрела на протянутую руку и пожала ее. Я давно уже никому не пожимала рук. Я вообще правильно это сделала?
Олли ухмыльнулся.
Он положил зубную щетку и бритву на раковину, а потом нахмурился, пытаясь привести свои буйные волосы в порядок. Пряди не прикрывали ушей, но были достаточно длинными для того, чтобы падать на глаза – если не укладывать их, конечно.
– Отличное первое впечатление, да?
Он лениво рассмеялся, но все мое внимание сосредоточилось на лезвии. Я смотрела на него, будто на миллион долларов.
– Как мне достать такую?
Олли опустил взгляд, а потом снова посмотрел на меня, и между его бровей появилась небольшая складка.
– У тебя нет бритвы?
Я покачала головой, и он протянул мне свою – так, словно мы тут запрещенкой барыжили.
– Можешь взять эту. Она новая. Еще не использованная.
– Спасибо.
Мы обменялись улыбками, и он кивнул мне, а потом развернулся и исчез за шторкой.
Вода вскоре нагрелась, я разделась за занавеской, а потом встала под душ. Не горячий, но вполне приятный. Я выдавила на ладонь немного шампуня и намылила голову. Торопиться было некуда. Я надеялась, что Олли закончит до того, как вода в моем душе превратится в лед. Мне плохо удавались разговоры ни о чем: выходило неловко и бессмысленно, и я старалась избегать их, как чумы.
Его душ замолчал, а потом я услышала, как он отодвигает шторку.
– Я бы советовал поторопиться, если хочешь избежать толпы, – прокричал он сквозь шум воды. Голос его был утробным, говорил он медленно, словно с величайшей осторожностью подбирал каждое слово.
Я выглянула в небольшую щель между шторками как раз вовремя, чтобы увидеть в зеркале его татуированный живот, который тут же исчез под футболкой.
– Просто предупреждаю, – добавил он.
А потом ушел, не дождавшись от меня ответа. Через пять минут в душевую повалил народ, и повсюду зашумели вода и разговоры.
Сегодня мой первый учебный день. И сегодня же должна была состояться моя первая сессия с психологом. Ни то, ни другое особого энтузиазма у меня не вызывало. Расписание занятий состояло из четырех повторяющихся курсов: понедельники совпадали со средами, там же затесался психолог, а вторники – с четвергами и групповой терапией. Пятница была отведена под внеклассные занятия, в которых я не собиралась принимать участия.
Я приехала сюда в среду, поэтому завтра меня уже ждали выходные. Групповая терапия мне пока не светила: директор Линч прикрепил на мое расписание напоминание о том, что первые две недели у меня будут индивидуальные разговоры с доктором Конуэй.
Фен мне тоже взять не разрешили, поэтому я распустила волосы, чтобы они высохли прямо так, и надела ботинки. Форма могла быть и хуже: долорская рубашка с воротником была не слишком большой, но и не облегала, поэтому подошла мне идеально. Пуговицы я застегивать не стала.
В столовой меня тут же накрыли запахи сиропа и бекона. Живот заурчал. Я решила присесть за тот же стол, за которым сидела вчера, – пусть будет моим. Атмосфера за завтраком была совсем другой. Из-за серых облаков проглянуло солнце, и свет его заливал зал. Мои новые товарищи-студенты молчали, медленно возвращаясь к своим столам от буфета. Люди входили в зал нечасто: на лицах их ясно отражался ужас перед предстоящим днем. Алисия, Джейк и их группка друзей сели за тот же стол, за которым сидели вчера.
Джейк помахал мне, но я качнула головой – не сегодня. Друзья мне не нужны. Особенно такие прилипчивые. Люди меня раздражали, а из-за Джейка дни здесь наверняка покажутся еще невыносимее. Я должна была держать голову ниже и потерпеть два года без всяких сложностей. А дружба с Джейком определенно все усложнит. В конце концов чьи-то чувства будут растоптаны из-за моего ядовитого языка и безрассудных поступков. Как всегда, впрочем.
Олли вошел следом, через пару минут. Его коричневые волосы уложены неаккуратной волной. На нем была белая футболка, из-под которой выглядывали тату. Он ослепительно улыбнулся. Почему он не надел долорскую рубашку? Интересно. Он похож на парня, которому вполне могло сойти такое с рук, но мне ясно дали понять, что здесь такое не прокатит.
Рядом с Олли шел еще один парень, чуть пониже, с черными как ночь волосами. Виски у него были выбриты. Кожа – темнее, и он явно только что побрился. Я не расслышала, как их всех зовут, поэтому решила называть его Полночью.
Они оба обернулись на меня, в этот момент Олли что-то шептал Полночи на ухо.
Девчонка с короткими волосами чмокнула Олли в щеку, и он опять бросил взгляд на меня, а потом снова сосредоточился на ней. Поза его сменилась. Она могла быть его девушкой, но, судя по его реакциям, все же вряд ли.
Я сосредоточилась на еде: откусила кусочек панкейка, наблюдая за тем, как Зик, кричащий пацан, ест один.
Люди здесь держались своих группок или предпочитали одиночество. Последние распределились по всем столам, но в столовой все равно легко было определить группы: вот панки, вот задиры, вот спортсмены и дрянные девчонки, а вот и те, кто страдает ментально, – такие, как я, сбежавшие либо из психушки, либо из тюрьмы.
А еще была группа Джейка и Алисии. И она, похоже, была смесью всего сразу.
Олли и Полночь сели за стол, но сначала Олли отыскал меня взглядом. Я его явно интересовала. Странно, что люди вот так пялятся на предмет своего интереса.
Я как-то читала научную работу о разных типах взглядов. Всего уровней было девять. Олли сейчас задержался где-то на третьем, что-то вроде «косого взгляда с половинкой». Но если он посмотрит на меня еще раз, то придется повысить его до уровня четыре, «двойной взгляд».
Он отвернулся и продержался еще пару секунд.
А потом снова посмотрел на меня – бум, четвертый уровень, дамы и господа.
Он не отрывал от меня взгляда, и я тоже не могла отвести от него своего. Пятый уровень. Эти зеленые глаза меня уравновешивали, опускали на землю и в то же время заставляли чувствовать себя парящей над землей. Он улыбнулся, – шестой уровень – а я покачала головой. Ну и наглеж. Постойте, неужели я улыбаюсь? Ох, Господи, я в самом деле улыбаюсь.
Олли выгнул бровь и отразил мою улыбку. Ямочка на его щеке сделалась еще более заметной, и я – не без усилий – заставила себя перестать улыбаться и успокоиться.
Мне нужно было срочно с кем-нибудь переспать. Желательно еще вчера.
Первый блок занятий прошел быстро. В старшей школе я уже изучала алгебру на университетском уровне, поэтому теперь меня запихнули в класс по тригонометрии. Математика – черное и белое, правильно и неправильно. Четкие, понятные ответы.
После шло введение в литературу. Я зашла в класс, и Джейк тут же вытаращил на меня глаза и хлопнул ладонями по пустой парте позади него.
– Слава тебе, Господи, – прошептал он, когда я присела за парту, которую он для меня приберег. Вряд ли у меня вообще был выбор. – Благодаря тебе это станет куда интереснее.
– Что, все настолько плохо?
Джейк кивнул, а потом продолжил жаловаться на скучного профессора и на количество работ, которые нам придется написать за весь семестр. Литературу, английский и все, что с этим связано, я ненавидела. Я не понимала, как люди могут восхищаться выдумками. И так ли уж это важно для того, чтобы выжить в реальном мире? Разные люди видели в книжках разные вещи, по-другому их интерпретировали, и четких ответов тут не существовало.
После урока Джейк быстренько собрал наш книжки и постарался не отставать от меня, а я уже почти успела выйти за дверь…
– Не против, если дойдем до столовки вместе? – выпалил он, переводя дыхание.
– Только если позволишь тебя прочесть.
– Прочесть? – выдохнул он.
– Да, это такая игра. Люблю в нее играть.
На лице Джейка расцвела любопытная улыбка.
– Лады, да… читай на здоровье.
Я уже все про него поняла, но все равно остановилась, чтобы как следует его рассмотреть, для большего драматизма. Джейк выпрямился, словно подрос на целый дюйм. Во мне было всего метр шестьдесят роста, он же был выше меня сантиметров на десять.
– Итак, Джейкоб… Просишь других называть себя Джейком, чтобы казаться менее… маскулинным…
Он закатил свои голубые глаза и поудобнее перехватил книжки. Джейк не чурался своей женственной стороны, по походке это легко заметить.
– Ты – средний ребенок, – продолжила я. – И у тебя много сестер…
Джейк приоткрыл свои тонкие губы, но я тут же приложила к ним палец и добавила:
– Но у тебя также есть старший брат. Спортивная звезда в твоей семье – с ним всех и сравнивают. Значит, ты – второй с конца по возрасту.
Джейк приподнял брови, и по выражению его лица я поняла, что угадала.
– Семья у тебя религиозная, а ты примерный ребенок, всегда следовал правилам, всегда поступал правильно, но родители все равно послали тебя сюда.
Джейк недоуменно покачал головой.
– Черт побери, а ты хороша!
Я смахнула с плеча несуществующие пылинки.
– Это талант. Хотя чего я не понимаю, так это того, зачем ты согласился сюда приехать. Ты ведь взрослый. Родители не могли силой тебя сюда засунуть.
– Ты права. Они использовали деньги.
По пути в столовую я узнала, что дома Джейка застукали со второй половинкой. Ему даже попрощаться не дали. Сначала институт не согласился принять Джейка, но отец его был пастором, и он предложил выдать здешним студентам возможность общественных работ. В ответ институт должен был принять Джейка.
Он пытался убедить меня посидеть с ним за обедом, но я решила не изменять своему столу. После обеда я достала расписание и поняла, что следующей идет психология – мой любимый предмет. Я сложила руки на столе и положила на них голову. А потом зазвенел звонок.
Я глянула в сторону стола Джейка. Голова девушки с короткими волосами лежала на плече Олли, а тот разговаривал с Полночью. Алисия и Джейк смеялись и показывали пальцем на девушку на другой стороне зала, которая никак не могла донести еду до своего рта. Олли заметил их удивление, повернулся, увидел, над чем они смеются, и тут же стукнул кулаком по столу.
Я не слышала, о чем они говорили, поэтому представила, что передо мной разыгрывается сценка из мыльной оперы.
Девушка с короткими волосами подняла голову и сжалась в клубок. Взгляд Олли остановился на мне. Я тут же отвернулась в другую сторону и уставилась в окно. Вид был не очень интересный, но мне не нравилось, как на меня действует его взгляд. Если я сдамся, то снова потеряю контроль.
А я никогда не теряла контроль. Только он у меня и остался.
В классе психологии было всего десять человек. Почти все передние парты оказались свободны, но я заняла одну из самых дальних. Это сухой расчет: так я могла видеть всех, прекрасно просматривала выход из помещения и свое окружение.
Профессор еще не пришел, и у меня оставалось время на то, чтобы как следует рассмотреть каждого студента. Кто-то сидел на стульях развалившись, кто-то – по струнке, готовый ко всему. Я сразу заметила, у кого в этом классе были друзья, а у кого их не было. На втором ряду, с краю, сидела девочка с короткими светлыми волосами и узкими плечами – она посматривала на дверь каждые десять секунд.
Словно кого-то ждала.
– Добрый день, здравствуйте, день добрый! – В дверь ворвался джентльмен. – Простите, чуть задержался сегодня, но вы можете открыть учебники на главе о пирамиде Маслоу и эмоциональных нуждах, тут же приступим к занятию!
Учитель был чуть ли не крошечным: с серыми, похожими на проволоку, волосами и щетиной на коже. Очки его чуть ли не сползли с носа, когда он забирался на подиум вместе с бумагами. Настоящий неряха: рубашка лишь наполовину заправлена в штаны цвета хаки на два размера больше, чем нужно. Нетрудно догадаться, что опаздывал он часто.
Он поднял взгляд и тут же наткнулся меня.
– Меня зовут доктор Кипплер. Если вам нужен учебник, позади вас есть парочка лишних.
Я взяла книгу, опустилась на свое место и пролистнула пару страничек, пока доктор Кипплер продолжал говорить.
– А, приятно, что вы таки решили к нам присоединиться сегодня, Мастерс.
Я подняла голову и увидела, как Олли занимает место перед блондинистой девчонкой. Все тут же встало на свои места. Она ждала Олли. Ее узкие плечи расслабились, и она заправила короткую прядь за ухо.
– На этот раз я не стану вас наказывать, так как опоздал и сам, но никаких больше предупреждений, – добавил доктор Кипплер.
Но я сразу же поняла, что он произносит это не впервые. Он ведь и сам постоянно опаздывал. Олли кивнул, а потом повернулся к блондинке, и та поприветствовала его, положив руку ему на плечо.
Тут Олли заметил меня, и все его внимание тут же переключилось.
Прошло три секунды, а потом он беззвучно произнес: «Привет».
Блондинистая девчонка повернулась, чтобы понять, кто ей помешал. Прищурилась, глядя на меня, и я тут же махнула на них пальцами.
Доктор Кипплер прокашлялся, и они оба развернулись вперед.
– Мастерс, назовите шесть эмоциональных человеческих нужд.
Олли расслабился и вытянул перед собой ноги.
– Определенность, разнообразие, значимость, любовь, развитие и участие, – ответил парень, даже не удосужившись заглянуть в учебник.
– А что необходимо для выживания? – продолжил Кипплер.
– Определенность, разнообразие, значимость и… любовь.
Я спрятала за кашлем смешок, услышав последнее.
– А, у вас есть возражения… мисс… – Кипплер сверился со списком. – Джетт.
Я постучала карандашом по столу, и все повернулись ко мне.
– Да нет, продолжайте. У вас неплохо получается, – саркастично протянула я, выставив перед собой большой палец.
Я уже бывала в подобных ситуациях, поэтому понимания ждать не приходилось. У меня было свое представление о любви, у них – свое, и все остались бы при старом мнении.
– Бекс, а что наиболее важно для ваших нужд?
Я избежала удара, под него попал рыжий пацан с веснушками, который сидел впереди. Выглядел он как настоящий человек-зажигалка, и рыжие волосы лишь добавляли к образу.
– Значимость.
Я закатила глаза – ну правда же.
– Полагаю, я хочу, чтобы меня замечали и слушали, – добавил Бекс.
Ага, с огоньком и пылко.
– Гвен? – спросил Кипплер.
Девушка с блондинистой стрижкой наконец-то получила имя. Она чуть склонилась вперед, к Олли, и ответила:
– Уверенность.
Олли заерзал на месте, а она продолжила:
– Я хочу чувствовать себя в безопасности, полагаю. Особенно в отношениях.
Воздух в комнате после ее слов словно потяжелел.
– А что насчет вас, Мастерс? Каковы ваши нужды?
Я аж вперед подалась. Я была уверена, что Олли ответит «значимость». С моего приезда девушки оказывали ему больше внимания, чем я получала от Джейка. Он выглядел как человек, который живет ради внимания, которому необходимо, чтобы его желали. Ничем не отличающийся от других.
– Сложно сказать, Кипп. Из всех вариантов я бы назвал любовь, но это ведь не то чтобы эмоция.
Погодите. Что?
– В каком смысле? – спросил доктор Кипплер.
– Эмоции могут меняться – из одной крайности в другую. И зависят от условий. Но любовь… – Он слегка покачал головой. – Любовь никогда не меняется. Она переживает все остальные эмоции. И если она исчезает, то на самом деле никогда и не была любовью.
Олли вздохнул и добавил:
– Любовь – это неизменность, Кипп. Константа. Не эмоция.
Я приподняла брови и принялась дырявить взглядом его затылок.
Доктор Кипплер провел рукой по подбородку, задумавшись.
– С учетом всего вышесказанного, каким же другим словом вы бы назвали любовь, если не эмоцией?
Олли усмехнулся.
– Вы мне скажите.
Класс снова затих, а потом доктор Кипплер осмотрелся.
– А вы что скажете, Джетт? Какая эмоция самая важная для вас?
Я чуть склонила голову в сторону Кипплера, раз уж все его внимание вновь сосредоточилось на мне.
– Разнообразие, – выдохнула я, не особо задумываясь над ответом.
– Объясните подробнее?
– Нет.
Доктор Кипплер кивнул в знак уважения к моей честности и повернулся к классу.
– Для тех, кто еще не знаком с разнообразием: это мотивация к поиску перемен или вызова вне привычной рутины. Мастерс не хочет еще как-то изменить пирамиду Маслоу? – Кипплер ухмыльнулся, посмотрев на Олли, тот покачал головой, и по классу разнеслись смешки. – Что ж. Ваши ответы на мой вопрос помогут понять причину того, почему вы вообще здесь оказались.
Кипплер сложил перед собой руки и засиял, будто бы гордился своим внезапным открытием.
После уроков я зашла в офис доктора Конуэй. Комната была размером с мою, и в окна лился яркий солнечный свет. У стены стояло кожаное кресло, напротив него – заваленный бумагами стол. Синие стены были увешаны плакатами с позитивными цитатами.
Доктор Конуэй повернулась и одарила меня улыбкой.
– Мия, очень приятно наконец с тобой познакомиться! – Она поднялась и протянула мне руку. – Прошу, присаживайся.
Стоило ей только открыть свой рот, как я тут же поняла, что доктор Конуэй – американка. Акцент у нее был бостонский. Густые черные волосы обрамляли лицо и ниспадали на плечи.
– Как тебе дорога?
– Долгая. – Я опустилась в кресло и осмотрела комнату, а потом задержалась на постере с котенком и надписью: «Сегодня я не буду тревожиться из-за вещей, которые не могу контролировать».
Интересно, а котенок-то из-за чего должен тревожиться?
Справа от меня стоял книжный шкаф, заполненный романами, о которых я никогда не слышала, и целой коллекцией книг по самопомощи.
– Да, я тоже не особо скучаю по самолетам… – Доктор Конуэй вздохнула.
– Вы из Бостона?
– И родилась, и выросла. Приехала в Британию в творческий отпуск. В планах моих не было отыскать здесь любовь всей моей жизни, но… – Она вскинула руки. – Всякое случается!
Я отключилась сразу после того, как она упомянула творческий отпуск, но продолжала с интересом кивать. Я вспомнила, как мама рассказывала о том, что приезжала сюда во время своего отпуска. Видимо, Англия манила множество зарубежных студентов.
– Так скажи мне, как думаешь, почему ты здесь? – спросила она.
– Я оказалась здесь, потому что отец мой отказывается признавать очевидное. Он не отправил меня в психушку только потому, что его единственная дочь должна закончить универ и зажить нормальной жизнью.
– А тебе место в психушке?
– Мне нигде нет места.
Доктор Конуэй постучала по папке с моим делом длинными нарощенными ногтями и скрестила ноги.
– Я читала твое дело, Мия. Ты страдаешь алекситимией и расстройством эмоциональной отстраненности. Ты дважды пыталась покончить с собой, разбила машину своей мачехи о гараж, подожгла машину своего директора и, мое любимое, – пришла в дом своего психолога в плаще и на каблуках под видом нанятой проститутки. – Она рассмеялась, сменила позу и облокотилась локтями о колени. – Надеюсь, жена его простила.
Я пожала плечами, и атмосфера в комнате переменилась вместе с выражением лица доктора.
– Если ты не против, могу я спросить, почему обе твои попытки суицида не увенчались успехом?
Прямой подход, надо же. Я еще больше склонила голову.
– У меня бы получилось, если бы отец меня не нашел.
– Мне кажется, ты хотела, чтобы отец тебя нашел.
Она ошибалась. Он должен был вернуться домой не раньше пяти.
– Вы промазали.
– Нет, думаю, я все-таки куда-то попала… Могу я спросить кое-что еще? Когда ты в последний раз плакала?
Она серьезно?
– Я не плачу. Для этого я должна хоть что-то чувствовать.
– Ты плакала, когда умерла твоя мать?
Нет.
– Я не хочу о ней говорить.
Доктор Конуэй откинулась на спинку кресла и положила руки на колени.
– Твой отец отметил, что ты не всегда была такой. Должно было что-то произойти… нечто ужасное, что вызвало подобную реакцию. Твой мозг повернул рубильник, чтобы защитить себя. Медицина тут не поможет. Она может лишь продлить время выживания, пока рубильник не окажется в исходной точке.
Тишина.
– Я поговорю с директором, и ты перестанешь принимать таблетки. Но, Мия, ты должна осознанно принять это решение. Только ты способна это сделать.
– Если бы кто-нибудь рассказал мне о том, что со мной случилось, это ускорило бы процесс, – вздохнула я.
– Хотела бы я, чтобы все было так просто… но единственный способ – это вспомнить самой.
Я отвернулась от окон и сосредоточила свое внимание на ней.
– А вы знаете, что со мной случилось?
Доктор Конуэй ответила не сразу. Ее карие глаза смотрели сквозь меня, совсем как глаза моего отца.
– С точки зрения твоего отца – да, но этого будет недостаточно. – Она поднялась и подошла к книжному шкафу, достала оттуда книжку и протянула мне. – Вот твое первое задание.
– Я не читаю, – выдала я.
– С этого момента читаешь. – Она снова опустилась на кресло. – Увидимся в понедельник. Будь готовой рассказать мне о прочитанном.
Я опустила взгляд на обложку. «Убить пересмешника».
– И это все? Я просидела здесь сколько, минут пять? И теперь вы хотите, чтобы я ушла и прочла какую-то дурацкую книгу?
– Увидимся в понедельник, Мия. Наслаждайся выходными. – Доктор Конуэй развернула кресло спинкой ко мне. – О, и оставь дверь открытой, когда будешь уходить. У меня скоро еще одна встреча.
Для этой дамочки, похоже, не существовало берегов. Совсем не похоже на тех психологов, с кем мне приходилось иметь дело.
Я добралась до своей комнаты, сгрузила книжки на стол и растянулась на кровати. Часы показывали полтретьего дня. Еще три часа до ужина.
Я положила подушку на лицо, чтобы на меня не падал свет, но спустя две секунды в мою дверь постучали. Я открыла ее и обнаружила в коридоре незнакомца с сумкой через плечо.
– Вам письмо. – Он протянул мне конверт.
На вид ему было лет тридцать. Почтальон улыбнулся, и морщинки у его глаз углубились, а черные волосы закрыли темные ореховые глаза.
– В Долоре есть почтальон?
Он покачал головой.
– Охранник, все еще на стажировке. Так что делаю грязную работу.
Хорошенький. Очень кстати. Я схватила его за рубашку и затянула в комнату, не задумавшись о последствиях. Конверты разлетелись по полу, дверь автоматически закрылась.
Он округлил глаза.
– Мне не разрешено…
– Ой, заткнись, – приказала я и опрокинула его на кровать.
Я нуждалась в близости. Это было на вершине пирамиды нужд Мии, особенно после выдавшегося денька. Охранник-стажер просто оказался в нужное время в нужном месте.
Я избавилась от одежды за несколько секунд, а его глаза постоянно стреляли то на меня, то на дверь. Он пытался понять, к какой именно части своего тела прислушаться: к голове или…
Я достала из коробки, которую провезла в чемодане, презерватив. Так и знала, что пригодится.
– Как тебя зовут?
Он ухмыльнулся.
– Оскар.
– Это твой единственный шанс, Оскар, – произнесла я, махнув презервативом.
В глазах его вспыхнуло желание, и мораль быстренько испарилась. Оскар загремел поясом, и я стащила с него штаны. Достоинство его оказалось на свободе, и я закинула презерватив ему на живот – пусть надевает сам.
– Никаких разговоров и никаких поцелуев.
Он с энтузиазмом кивнул и откинулся на кровать. Презерватив он натянул в рекордные сроки.
Я склонилась над ним, прижала коленями к матрасу и провела рукой по всей длине. Он застонал, пожирая меня голодными глазами. Вскоре он оказался внутри меня. Я закрыла глаза и задвигалась – смотреть на него не хотелось. Его руки оказались на моей груди. Он ущипнул меня за соски и тихонько выругался.
К двум тридцати шести стажер уже закончил.
Четыре
Моменты не покидают нас, они зарываются в землю и становятся тобой.
Оливер Мастерс
Время в Долоре замерло.
Я прожила здесь уже неделю. Все вокруг шатались без цели из класса в класс, словно в тумане, секунды тянулись как часы, и я бродила в такой же прострации. Я была уверена, что умру от скуки.
Единственной переменой стал стажер Оскар, который забегал ко мне по вторникам и четвергам, чтобы отдать письма и деньги, которые посылал мне отец. Зачем мне здесь деньги?
Секс с Оскаром позволял хоть как-то разнообразить время и обрести контроль над своим рутинным расписанием. В старшей школе как только меня не называли. Шлюхой. Шалавой. Потаскушкой. Любое похожее слово, что придет вам в голову, попадет в точку. Но меня это не волновало – не так, как многих других девушек. Например, Сару, мою единственную, так сказать, знакомую в старшей школе.
Я постаралась не обращать внимания на плач в туалете, но он становился только громче. Я закатила глаза и толкнула дверь ногой – та оказалась заперта. Конечно.
Я зарычала и повысила голос:
– Прошу, Бога ради, прекрати рыдать.
Но она не прекратила.
– Открой уже эту чертову дверь. – Я не понимала, почему чувствую такое раздражение, – только хотела, чтобы это как можно скорее прекратилось.
Замок щелкнул, и дверь открылась под собственным весом. На унитазе – ну хоть с надетыми трусами, и на том спасибо, – сидела полная девочка со светлыми волосами и огромными синими глазами. Заплаканное лицо покраснело. Она молча на меня уставилась.
– Из-за чего плачешь? – спросила ее я.
Она попыталась отдышаться: из глаз и носа не переставало течь.
– Я совершила ошибку, – голос ее дрожал, слова я едва различала.
Я облокотилась на дверь – хватит ли мне сил на то, чтобы разобраться со всем этим? Я не чувствовала симпатию по отношению к ней. Мне было плевать, почему она плачет, но мне было скучно и любопытно.
– И что же ты сделала?
Она закусила губу, та дрожала.
– Переспала с Треем Валливаном.
Я фыркнула и усмехнулась.
– Дай-ка угадаю: и он всем об этом растрепал.
Она кивнула. По щеке ее прокатилась слеза. А я продолжила:
– А Мэллори и ее прихвостни решили, что нужно тебя проучить? Начали обзываться?
Она снова кивнула.
– А ты много с кем спишь?
Девчонка прищурилась, словно мой вопрос ее оскорбил.
– Эй, ничего такого, я вот трахаться люблю. Видала я Трея и его микрочлен. Можешь мне не врать.
Она расслабила плечи, и слезы наконец иссякли.
– Не знаю, зачем я… видимо, мне хотелось внимания.
Я выдохнула, оперлась спиной на стенку и скрестила руки на груди.
– Дай-ка я тебе кое-что скажу. Беспокойся только об одном человеке – о себе. И если тебе нравится заниматься с людьми сексом, то какая разница, что подумают остальные? Люди в наше время… постоянно хотят унизить окружающих, потому что не уверены в себе. Так что каждый раз, когда кто-то называет тебя шлюхой, на самом же деле он признается, что не уверен в своей собственной сексуальности. Называют шалавой – значит, завидуют, что не могут испытать чего-то подобного сами.
Глаза девчонки расширились, и она улыбнулась.
– Ты правда так думаешь?
– Я в этом уверена. Доказано, что девушки, которые занимаются сексом без обязательств с несколькими партнерами, гораздо более уверены в себе и находятся в гармонии со своим телом. Поищи, почитай, если не веришь. И стандарты у них повыше, когда время приходит выбрать себе спутника жизни. Я не прошу тебя сейчас же побежать и переспать с каждым встречным… но такие девчонки, как Мэллори, и такие мальчишки, как Трей, они не особо уверены в себе. – Я пожала плечами. – И люди не должны оскорблять тех, кого не понимают. Недопонимания не должны проливать слезы.
Девчонка захихикала, а я скривилась.
– Ну ты даешь… – Она улыбнулась. – Как тебя зовут?
– Мия.
– А меня – Сара. – Она указала на себя. – Давай дружить, Мия.
Я выдавила улыбку в ответ.
– Я не особо скроена для всей этой «дружбы».
– А для чего тогда скроена?
– Ну, для начала, для мужчин с микрочленами…
Мы рассмеялись. Я никогда в этом не признаюсь, но то был единственный раз, когда я действительно старалась отнестись к кому-то по-доброму.
Избегать Джейка у меня не получалось – в основном потому, что он, кажется, не понимал намеков. Он походил на пса, увидевшего кость, и я не могла выдерживать концентрацию подобного отношения в течение долгого времени. Он был неплох, но это совсем не означало, что я продолжу общаться с ним после Долора. Джейк каждый день умолял меня прийти на их полночные рандеву, и каждый день я отказывала.
До сего момента.
Я вдруг поняла, что он так и будет меня доставать, пока я не соглашусь. К тому же меня съедала скука, и, может, это приключение будет куда более интересным, чем книжка доктора Конуэй.
Двери, как обычно, автоматически закрылись. По коридору прошел Стэнли своим ночным охранным маршрутом. Наступила полночь. Я расхаживала по своей комнатке, одетая во фланелевые пижамные шорты и белую футболку, и отговаривала себя от всей это затеи. Кого я обманывала? Такие выкрутасы были как раз по мне. Я подняла голову и увидела вентиляционную шахту, в которую с легкостью протиснусь. Но как до нее добраться?
Стол был не таким уж и тяжелым. Я пододвинула кровать к центру комнаты и умудрилась поставить на нее стол, а потом забралась наверх всей это невероятной конструкции. Надавив на люк, я обнаружила, что винтики там держатся на честном слове. Клянусь, если найду там труп, то лишу Джейка обеих его крошечных головок.
В вентиляции разнесся его смех, Джейка вообще сложно было с кем-то спутать. Я проползла четыре блока налево и добралась до выхода, по ту сторону которого разгонялась вечеринка. Высунув голову из люка, я увидела кудряшки Алисии.
Она заметила меня и указала на меня рукой.
– Гляньте-ка! – Алисия подвинулась. – Помогите ей кто-нибудь!
Под вентиляцией тут же оказался Олли – в черной футболке, спортивных штанах и с улыбкой, которая сияла и в его невообразимых зеленых глазах.
– Давай же, милая, – позвал он, и я протолкнула ноги в дыру. – Я тебя держу!
Его пальцы сомкнулись на моих лодыжках, а потом оказались на моих бедрах – и так и продолжили тянуть меня вниз, пока ноги не коснулись пола. Руки Олли задержались около моей груди, словно он не хотел меня вот так сразу отпускать.
– Давно пора, – прошептал он, взял меня за руку и поднял ее высоко над моей головой, пока я не могла отвести взгляда от его лица. – Ребята, здесь Мия!
– Мия! – повторили собравшиеся в унисон. Олли посмотрел на меня в ответ и отпустил мою руку.
Он усмехнулся:
– Добро пожаловать в мое скромное жилище.
Я перевела взгляд на сидящего на полу Джейка – он сдержанно улыбался.
И на нем была красная пижама. Цельная. С нарисованными на ней леденцовыми палочками.
Мебели в комнате Олли особо не было – ни стола, ни стула, ни кровати. Только матрас на полу и сложенная в угол за ним одежда. И как прикажете отсюда выбираться?
– Джейка и Алисию ты уже знаешь. А это Брия, – представил Олли сидящую на полу девчонку с короткой стрижкой.
Он указал на Полночь – парня, с которым разговаривал в столовке – и продолжил:
– А это мой бро, Айзек.
На Айзеке не было футболки, и его смуглая мускулистая грудь оказалась на всеобщем обозрении. По тому, как он держался, я сразу поняла, что мы с ним сможем неплохо повеселиться.
Зеленые глаза Олли задержались на мне.
– Присаживайся. Поделись своей историей.
Все уже расселись по своим привычным – судя по всему – местам: либо на матрасе, либо на полу, и я опустилась на одеяло напротив Олли.
– Я бы предпочла промолчать.
Распахивать душу я буду разве что в кабинете доктора Конуэй. И на групповой терапии. У них хотя бы лицензия есть. Сомневаюсь, что у этого кружка имеется что-то подобное – им всем не больше двадцати одного. У них свои проблемы, свои собственные суждения и свои мнения. Они просто хотят отвлечься от собственных жизненных сложностей, пусть даже на чужие.
– Мы тут все неудачники, Мия. Давай поговорим, – попросила Брия, чем и доказала все вышесказанное.
– Проблемы с гневом? Закон нарушаешь? Устраиваешь истерики? – пробормотал Айзек.
На меня уставились пять пар тревожных глаз.
– Я убила свою мать, – почти солгала я, и в комнате повисла тишина. Люди начали переглядываться.
– Вот черт, – выдохнул Олли, потянувшись к карману.
Айзек вытянул руку.
– Плати, Мастерс.
Мои глаза расширились – мальчишки в самом деле обменялись деньгами.
– Да вы шутите! Вы поспорили обо мне? Это для вас что, игра такая?
– Расслабься, дорогая, – Айзек убрал свой выигрыш в карман. – Не принимай близко к сердцу.
Комната зашумела разговорами, а я так и сидела, не зная, куда себя деть. На первый взгляд никто из них не должен был оказаться в этой комнате. Джейк явно был слабовольным и в социальном плане полагался на Алисию. И я готова была признать: Алисия крута. Ее не задевали подколки Брии, она отвечала ей тем же. К тому же девушка была очень красивой: темная гладкая кожа, карие глаза, черные кудри, обрамляющие овальное лицо… Но вишенкой на торте была родинка на ее щеке.
Брия, с другой стороны, старалась выглядеть максимально сексуальной: она надела короткий топик, а лифчик под него – нет. Но кто я такая, чтобы судить? Если ей так удобно, то окей. Она изредка поглядывала на Олли и Айзека и меняла позу, чтобы проверить – смотрят ли они на нее? Как именно смотрят? Тело у нее было ничего: маленькие торчащие груди, длинные изгибы торса. Но стоило ей только открыть рот, как всю картину портили кривоватые зубы и раздражающий голос.
Айзек замечал, что делает Брия. Каждый раз, когда она откидывалась назад и топик ее задирался еще выше, он тоже отклонялся назад и почесывал нос – как будто это могло скрыть направление его мыслей.
Олли развернулся ко мне. Интересно, это потому, что он пытался избежать компании Брии, или потому, что я ему нравилась? Шансы равны.
Я ведь никогда не утверждала, что умею читать мысли.
Люди мне не нравились, и я старалась избегать разговоров, но читать язык тела было легко. И намерения их тоже. Отец отказывался смотреть со мной фильмы, потому что я всегда догадывалась, кто убийца, и предсказывала конец. Это было моим преимуществом. Я столько лет изучала человеческое поведение, что для меня не осталось никаких сюрпризов. Действия мужчин закономерны, реакции женщин предсказуемы.
Взять, например, стажера Оскара. Я знала, что он сдастся мне, как только он открыл дверь – у него расширились зрачки, и он чуть подался вперед. Все довольно типично. Но он не поверил в мои намеки, пока я перед ним не разделась. Он мог бы отказаться. Мог бы развернуться и уйти, но он этого не сделал.
Олли достал из стопки своих вещей в углу бутылку водки, и собрание повеселело.
– Наконец-то!
Он махнул бутылкой и присел рядом со мной.
– Серьезно? Как ты протащил сюда алкоголь?
Может, у Олли есть полезные связи?
На лице Олли расцвела загадочная улыбка, и он мне подмигнул. А потом провел рукой по лбу и волосам.
– Кто-то уже настроился, я погляжу?
Мы с алкоголем не особо дружили. Люди обычно пили, чтобы приглушить свои эмоции, но на меня спиртное оказывало обратный эффект. Когда оно струилось по моим жилам, эмоции возвращались. Эмоции и жажда. Я сделала глоток и передала бутылку Джейку. Прозрачная жидкость обожгла мне горло и растеклась теплом в груди.
Бутылка начала свое триумфальное шествие из рук в руки.
– Правило здесь только одно, – произнесла Алисия, когда бутылка добралась до нее.
– Да? Какое же?
– Никаких обид. Все, что происходит в этой комнате, здесь и остается, – ответил Джейк.
Никаких обид? То есть чувств? Звучит по мне.
Я кивнула. К счастью, я оказалась в комнате, не забитой слабаками.
Мы часок переговаривались и хорошенько набрались, я наконец-то начала получать от этого удовольствие. Такое ощущение, что впервые за целую вечность. Я никогда не ловила кайф, но с неловкими ситуациями это очень помогало. Я только надеялась, что после раскрепощения паралич чувств не ударит по мне раз в десять сильнее.
Жить без эмоций легко. А вот выбираться из вынужденного эмоционального состояния сложно – как курильщику бросать курить. Благодаря алкоголю я снова могла чувствовать, но, если не проявить осторожность, то вечер обернется катастрофой.
Откуда-то раздалась тихая музыка, и я обнаружила на коленях Олли старый айфон. Вопросов я решила не задавать, мне было плевать на ответы. С тем же успехом он мог выкатить откуда-то машину для попкорна – я уже не удивлюсь. Главное, чтобы он со мной делился. Главное, чтобы мне здесь было хорошо.
Брия поднялась и начала раскачиваться в такт музыке, подняв руки. Из-под поднявшего топа выглянули ее груди. Она закусила губу и оглядела комнату, чтобы проверить реакцию парней. Я проследила за ее взглядом: Айзек тоже закусил губу. Я повернулась направо и встретилась глазами с Олли – он приподнял уголок рта.
Здесь становилось жарко. Слишком много людей в одной комнате… и эта его ямочка.
– Давай, Мия! – Брия указала на меня пальцем. – Потанцуй со мной!
Я замахала рукой.
– Я не танцую.
Я танцевала только наедине с собой.
Олли чуть склонил голову и приподнял бровь.
– Чего ты боишься?
– Ничего не боюсь. Просто не танцую.
Айзек поднялся и присоединился к Брии. Она начала тереться об него в такт электронной музыке – его руки схватились за ее бедра.
– Я думала, вы с Брией вместе, – заметила я, покосившись на Олли.
Я знала, что это не так, но мне интересно было узнать, что об этом подумают остальные.
Джейк и Алисия рассмеялись. Олли покачал головой.
– Нет, определенно нет, – выдавил он сквозь недоверчивый смешок.
– В Долоре нет места отношениям, – добавил Джейк.
Улыбка Алисии тут же потухла, и она перевела взгляд на Брию и Айзека.
– Правда? Не разрешены отношения?
Джейк наклонился вперед.
– В официальных правилах ничего такого нет… но поверь мне, тебе не захочется попробовать.
– И почему же?
Мне не нравилось, когда люди указывали мне, что я могу делать, а что нет. Пусть даже отношения занимали самую нижнюю позицию в списке моих приоритетов.
Алисия, Джейк и Олли переглянулись. Наконец Олли снова повернулся ко мне.
– Это длинная история. В другой раз.
– Так откуда ты? – Алисия быстро сменила тему.
Брия обвила руки вокруг шеи Айзека. Ее топик поднялся еще выше – соски оказались почти на виду. Айзек провел рукой по ее груди и потер соски сквозь ткань.
Я скривилась, а Брия застонала, не отрывая взгляда от Олли. Но Олли не обращал на них внимания – листал музыку на телефоне.
Прошло несколько секунд, Брия повернулась и поцеловала Айзека. Не чмокнула, а именно поцеловала – долгим, грязным, маниакальным поцелуем. И вопрос Алисии вылетел у меня из головы.
– Я… – Я оторвала взгляд от этих двоих и посмотрела на Алисию. – ШП.
– ШП?
– Из штата Пенсильвания. – Я снова отхлебнула водки.
Джейк поднялся и подошел к Айзеку и Брии, она уже схватилась зубами за его нижнюю губу.
Теперь они танцевали втроем. То есть слово «танцевали» тут не особо подходило, даже не знаю, какое бы подошло. Они выглядели как трое млекопитающих, оказавшихся в Арктике и отчаянно нуждающихся в тепле.
Мы с Алисией обменялись еще парочкой ничего не значащих вопросов, и, наконец, мне стало хорошо. Не настолько хорошо, чтобы присоединиться к голодающей стае, слившейся в экстазе.
Наш разговор превратился в игру в двадцать один вопрос. Потом мы хорошенько посмеялись над охранником Стэнли. Олли вытянул перед собой ноги и скрестил их, откинулся назад и оперся на руки. Он внимательно вслушивался в музыку – и так же внимательно смотрел на меня.
Я снова бросила взгляд на Айзека, Джейка и Брию.
– Давай же, Олли. Тут и для тебя местечко найдется! – заныла Брия.
Олли покачал головой, и Брия надула губы.
– Повеселись хоть раз в жизни!
– Чего ты боишься, Олли? – насмешливо спросила я и легонько ткнула его плечом.
Он нервно улыбнулся. Милая ямочка у рта появилась снова.
– Вот чего. – Он кивнул в сторону Брии. – Я боюсь вот этого вот, чем бы оно ни было. И то, во что это превратится. Не моя чашка чая.
Брия притянула к себе Джейка и поцеловала его. Мои глаза чуть не выкатились из орбит.
– Я думала, его такое не интересует, – прошептала я Алисии.
Олли повернул голову в их сторону – второй раз за вечер.
– Так и есть, – кивнул он.
Да куда же я забрела… то есть выпала?
Алисия чуть пожала плечами, а потом поднялась и присоединилась к троице, оставив меня на полу с Олли.
– А как же ты? – спросил Олли.
– А что я?
– Ты любишь повеселиться или сидишь и смотришь, как веселятся другие?
– Не знаю… ни то, ни другое… и то, и другое. – Я вздохнула. – Я редко пью, так что сегодня у меня вечер раскрепощения.
Олли улыбнулся и склонился ко мне через локоть.
– Почему ты не пьешь?
– Потому что не люблю терять контроль. Не хочу оказаться на ее месте… – Я указала на Брию. – Я не целуюсь. Сплю с людьми, да, но целовалась всего… меньше раз, чем пальцев на одной руке. Это слишком личное.
Олли приподнял бровь.
– Ты хочешь сказать, что поцелуи для тебя куда более личные, чем секс?
– Да. И психологи, и ученые со мной согласны.
Олли попытался сдержаться, но пара смешков все равно сорвались с его губ.
– Смейся-смейся, но это правда. Смотрел «Красотку»?
Олли покачал головой и перестал улыбаться.
– Это фильм о проститутке, которая встретила мужчину. Они занимались сексом, но не целовались. А в конце концов поцеловались, и тогда все изменилось.
– Да ты гонишь, – сказал он. – Как по мне, ты просто пока не встретила того, кто сможет доказать тебе обратное.
Он приподнял бровь, словно бросая мне вызов.
Я снова перевела взгляд на танцующих ребят – они растворились в музыке и в алкоголе. И тогда я решила, что пора мне перестать быть скучной.
Я встала на колени и склонилась над Олли. Он чуть приподнялся. Выражение его лица изменилось.
– Что ты делаешь? – спросил он.
– Не волнуйся. Я не собираюсь тебя целовать… просто хочу кое-что доказать.
Меня накрыло волной адреналина.
Олли чуть приоткрыл рот и кивнул. А потом прокашлялся.
– Хорошо.
Я развела в стороны его колени, он поднял руки и склонился еще ближе. Олли положил руки мне на спину и притянул меня к себе. Наши лица были совсем близко. Я старалась не смотреть ему в глаза. Как-то я не успела все это продумать… О чем я вообще думала? Что решила доказать?
Я открыла рот, но из горла не выпало ни слова. Все вокруг поплыло.
Мои глаза все же поймали его взгляд, и меня накрыло внезапным спокойствием. Он словно пересек невидимый барьер, за которым я прятала то, что зрело внутри меня. Губы мои зашевелились, и я не узнала собственный голос.
– Твое желание смотреть мне в глаза куда больше, чем мысли о сексе, хотя ты всего лишь прикоснулся ко мне. – Мои пальцы скользнули по его рукам, и он прикрыл глаза. – Ты не хочешь со мной переспать, но ты хочешь чего-то большего. Чего-то более глубинного. Хочешь просто быть со мною рядом. Втянуть носом мой запах, выпить мое дыхание…
– Откуда ты знаешь, чего я хочу? – спросил Олли. Голос его дрожал.
Он не двигался. Руки его прижимались к моим бедрам, но ладоней со спины он не убрал.
– Потому что я сижу на тебе верхом, и ты боишься пошевелиться. Я удивлена, что ты все еще можешь говорить… ты ведь едва выдавил из себя это предложение.
Губы Олли задрожали, но взгляда он не отвел.
Я продолжила.
– Ты слишком легко сдался. Я всегда видела это в твоих глазах. Но ты все еще боишься, что я не приму тебя. Я слышу тревогу в твоем дыхании. Но сам ты не отвернулся, потому что уже принял всю меня. И возможность того, что это взаимно, стоит каждой секунды пытки.
Взгляд Олли опустился на мои губы. Он облизал свои. Сердце мое пропустило удар. Его пальцы задержались на ткани моей футболки, а затем провели по моей голой коже. Я втянула воздух сквозь зубы. Он выдохнул. Его пальцы провели по коже и остановились на моих боках. Это ощущалось правильным – это не должно было так ощущаться. Он коснулся моего лба своим. Его грудь часто вздымалась и опадала.
– И я не могу тебя поцеловать? – прошептал он, его дыхание обожгло мне кожу.
Я покачала головой, и он закрыл глаза.
– Поцелуи сделают нашу связь еще крепче. Это единственный акт, в котором оба партнера одновременно и принимают, и отдают, – и все это с помощью очень чувствительной части тела. То есть губ. Из всего тела именно на них у нас самый тонкий слой кожи. Если хочешь в самом деле кого-то узнать – его разум, тело и душу, то поцелуи в этом помогут. Не секс.
Я слышала только свой пульс и его участившееся дыхание.
– Нам нельзя целоваться, Олли. Нам обоим прекрасно известно все о химии. И если мы поцелуемся, ты в меня влюбишься. – Я пожала плечами. – Всего лишь наука.
Мое дыхание сбилось, в его зеленых глазах сверкнула ранимость, которой прежде я не замечала никогда. Эта его честность заставила кусок льда в моей груди стукнуться о ребра. Все звуки комнаты тонули, словно в океане. Чего уж я там хотела этим добиться? Я чуяла запах мяты от жвачки. И отчаянно пыталась подобрать слова.
Скажи что угодно, Мия. Что угодно.
– Теперь ты мне веришь? – прошептала я.
Олли сглотнул и облизал свои губы. Кивнул. Я начала слезать с его колен, но он меня остановил.
– Не надо, – то ли попросил, то ли просто предложил он. – Теперь моя очередь.
Его глаза впились в мои.
– Не понимаю, зачем тебе нужно с таким упорством анализировать каждую ситуацию, приплетать науку, просто чтобы объяснить, почему ты так смотришь на меня в столовой, – а я заметил, поверь. Но иногда нужно просто плыть по течению. Позволить всему случиться так, как и должно.
– Должно ли? – У меня пересохло в горле. Странно, что дрожи в моем голосе не прозвучало.
– Да, должно. Такие моменты должны случаться, а ты борешься с ними. Посмотри, что с нами стало. Как думаешь, что сделает с нами поцелуй? – Он провел большим пальцем по моей нижней губе – и я готова была ему сдаться. – Мия, после твоих слов… скажи-ка мне, почему я не должен хотя бы попытаться.
– Потому что…
Я теряю контроль.
– Потому что я следую правилам.
Он нахмурился и чуть отклонился назад.
– Правилам? У тебя есть еще правила?
– Да. Не позволять парням в себя влюбляться, например. Никому не понравится быть на месте такого парня, поверь. Это для твоего же блага.
Я поднялась с колен Олли и забрала у него плеер.
В попытке успокоиться после всего того, что только что произошло, я упала на матрас животом вниз и начала листать плейлист. Алкоголь притащил за собой рецидив, и мне стоило держаться от него подальше до конца вечера. Чувства возвращались ко мне только под чьим-то влиянием, и мне это не нравилось. Меня словно связали по рукам и ногам, бросили на пустынном поле и наставили на меня дюжину винтовок. Беззащитная жертва, ждущая, когда откроют огонь, который уничтожит меня за считаные секунды. Только это меня не убьет. По крайней мере не так, как мне бы того хотелось.
Я перевела взгляд на Олли, который теперь лежал на полу, глядя в потолок. Он заметил, что я на него смотрю, и вздохнул.
– И почему мне кажется, что ты меня чего-то лишила? – произнес он низким голосом, который явно с трудом контролировал.
– Ты просто пьян. Это пройдет.
Я была уверена в этом, но он закрыл глаза и покачал головой, не соглашаясь. Я снова вернулась к плейлисту и переключила на песню, которая, по моему мнению, подходила моменту. Заиграла Feel for me кого-то по имени Фой Ванс. Никогда такого не слышала. Из крошечного динамика полилась прекрасная мелодия, наигранная акустической гитарой. Ребята застонали – их лишили танцевальной музыки. Но мне было все равно.
Наконец все снова расселись по полу. Разговоры их превратились для меня в белый шум. Я лежала на животе, положив голову на скрещенные руки, и смотрела на Олли. Зелень его глаз была якорем в моем пьяном путешествии.
– Отличный выбор песни, – произнес он, когда наши взгляды снова встретились. – А наука ошибается, чтоб ты знала.
– Наука никогда не ошибается.
Он перевернулся на бок лицом ко мне и подложил под голову руку.
– Есть вещи, которые и наука объять не в силах, – произнес он.
Что он вообще этим имел в виду? Мой мозг отказывался работать.
Олли замолчал. А я не могла отвести взгляда от зелени его глаз, пока комната качалась вокруг нас. Далекий смех и разговоры звучали чуть тише хрипловатого голоса Фоя Ванса. Слова песни лились из динамиков, словно предназначенные лишь для меня одной. Обаяние Олли притягивало меня, или это был Фой, я уже ни в чем не была уверена.
– Совпадение… – выдохнула я.
– В чем совпадение, дорогая? – спросил Олли, когда заиграла другая песня.
– Ты, я, Фой, водка, Долор, эта страна… все это.
Слова лились с моих губ, а их смысла я и сама не понимала. Я попыталась поднять голову, но гравитация мне этого не позволила.
– А наука твоя верит в совпадения? – честно спросил Олли, но по лицу его расползлась улыбка.
– Наука и совпадения никак не связаны.
Пять
Я пуленепробиваем, но она медленно прошивает каждую часть меня.
Оливер Мастерс
Уйти из комнаты Олли было куда сложнее, чем ввалиться сюда. Будь тут мебель, было бы куда проще выбраться. Ребята разработали целую систему: забирались друг на дружку, а потом тот, кто залез наверх первым, подтягивал остальных.
Сразу после шести утра я добралась до душевой и включила воду в последней кабинке. Прошло не больше минуты, прежде чем вода нагрелась, и я зашла внутрь и задвинула шторку. Я все рассчитала. Олли всегда уходил до того, как я приходила, и мне удавалось избежать утренней толкучки. Если я заходила в душевую в шесть десять и уходила не позднее шести двадцати пяти.
Но не успела я смыть шампунь, как шторка распахнулась, и я увидела рассерженную Брию.
– Вот черт. Ты меня испугала. – Я смахнула с глаз воду.
Брия скрестила на груди руки и нахмурилась.
– Чего тебе, Брия?
– Оставь Олли в покое.
Я закатила глаза и продолжила смывать с волос шампунь.
– Я серьезно, Америка. Найди себе другую игрушку. Олли и Айзек мои.
– А я думала, что все, что происходит в комнате Олли, там и остается.
Брия думала, что сможет меня смутить, раз решила поговорить со мной в душе. Но на самом деле я гораздо комфортнее чувствовала себя голой. Брия не шевелилась, явно ожидая моей реакции.
– Ты идиотка. – Я схватила с крючка полотенце и завернулась в него, а потом прошла мимо Брии.
– Прошу прощения? – Она последовала за мной к зеркалу, и я достала из корзинки зубную пасту.
– Теория реактивного сопротивления. Ты отговариваешь кого-то что-то сделать, они чувствуют угрозу своей свободе и будут еще упорнее добиваться прежнего, чтобы вернуть себе контроль. – Я вытащила изо рта щетку и развернулась к девушке. – Запретный плод сладок.
Она перенесла вес на другую ногу и выпрямилась. Ее короткие волосы не топорщились во все стороны, как обычно. Она походила на темную версию феи Динь-Динь, только вооружена была не фейской пыльцой, а пулями.
– Лучше бы ты ничего не говорила, – добавила я.
– Просто… держись от него подальше.
Я сплюнула пасту и указала на Брию щеткой.
– Ты только что бросила мне вызов, Брия, и лучшая часть в том, что мне нечего терять.
Мы с Брией мерились взглядами несколько секунд, а потом она наконец развернулась и ушла. Я ненавидела драму, но, в то же время, мне нравилось ставить девчонок на место. Мне не было дела до Олли. Черт, мне вообще ни до кого не было дела. Но Брию словно против шерсти погладили. Она могла потерять свою «игрушку», и ей это не нравилось. А мне – еще как. Отличное утро.
Неспособность сочувствовать всегда хранила меня от чего-то серьезного.
Я попыталась однажды, просто чтобы проверить, насколько далеко могут зайти наши отношения, во что они превратятся. Но ничего. Любовь – всего лишь миф. То, что корпорации производят ради выгоды. Если верить онлайн-словарю, то «любить» – означает «проявлять привязанность». Определение «привязанности» – это любовь. Что и требовалось доказать.
Однажды в старшей школе я опросила пятьдесят человек на предмет того, что же значит для них любовь. Пятьдесят человек – пятьдесят разных мнений. Никто не мог дать точное определение. А что случалось, когда что-то нельзя было доказать? Результаты выходили неточными.
Я верила в химию и комфорт. Рядом с человеком можно чувствовать себя в безопасности, поэтому мы и проводим с ним столько времени. Возьми моего отца и Диану. Отец находил в ней какое-то утешение – потому и женился. Их свела химия, но остаться заставило именно это ощущение безопасности и комфорта. Довольно простое объяснение. А вот что онлайн-словарю стоило бы написать:
любить (гл.)
[л’убит’] испытывать идеальное соотношение комфорта и химии
В столовой я присела за свой обычный стол и погоняла по тарелке яичницу, наблюдая за тем, как мои ребята рассаживаются за своим столом. Джейк мне помахал, но я отвернулась. Хватит с меня их компании.
Скоро пришел и Олли – он отодвинул стул, а потом отыскал меня взглядом. Он за секунду умудрился напомнить мне о событиях прошлой ночи, и я закусила щеку, чтобы перебить пружину у себя в груди. Олли сонно мне улыбнулся, но я отвела взгляд.
Химия – тот еще дьявол.
Прозвенел звонок. Я поднялась, схватила поднос и поспешила из столовки вместе с потоком. Шла куда быстрее, чем вообще стоило ходить так рано утром. Мне просто не хотелось, чтобы меня догнал Джейк. Или кто угодно. Я повернула за угол в левом крыле, и меня тут же схватили за локоть и втащили в пустую комнату.
Мои глаза столкнулись со взглядом знакомых зеленых. Он припер меня к стенке. В комнате было темно, не считая бледных утренних лучей, льющихся сквозь окошко. Олли склонился надо мной и положил ладони по обе стороны от моего лица. Он облизал губы и я снова почуяла запах мяты, а спустя секунду увидела зажатую в его зубах жвачку.
– Не могу перестать думать о прошлой ночи, – признался он. – Я проснулся трезвым, но чего-то во мне все равно не хватало.
Я открыла рот, но промолчала и закрыла его. Дыхание Олли участилось. И мое тоже. Я видела, как вздымалась и опадала его грудь, и не могла оторвать от него взгляда.
– Ты сказала, что это пройдет, но оно не прошло. А в столовой ты на меня даже не посмотрела… но я хочу, чтобы ты на меня смотрела, Мия. – Его взгляд пробежался по моему лицу. – Мне это нравится.
– Тебе нравится, когда на тебя смотрят?
Наконец-то! Слова!
Я не потеряла дар речи.
Он приподнял бровь.
– Нарциссизм подпитывает, да, но с тобой все по-другому. – Он отлепил от стены руку. – Хотя ты утверждаешь, что это опасно.
Я распрямилась и протиснулась мимо него, к двери, прижав к груди книги. Он запомнил каждую деталь – и мои правила, и опасность пересечения черты… и попытался использовать их против меня. Он играл с огнем, и в конце концов Олли обожжется.
Я зашла в класс латыни и поняла, что все здесь сумасшедшие. И Брия, и Олли расхаживали тут с правилами вроде «никаких обид», но сами не могли им следовать. Мне стоило об этом догадаться. Все, что происходит в комнате Олли, никогда не останется только там. Но мне не стоило переживать об обидах – как обидеть ту, кто ничего не чувствует? Я решила повеселиться, и, когда все полетит к чертям, последней смеяться буду я.
Я заняла место позади Лиама. Он был младше меня на несколько лет и полным придурком, но мне это нравилось. С затянутыми в пучок светлыми волосами и такими пухлыми губами… неудивительно, что девчонки вокруг него вьются. Мы с ним были похожи. Во многом. Может, потому я и держалась поближе к нему по вторникам и четвергам.
Мы вместе шли на обед, но я не садилась с ним и его друзьями. Обычно к таким людям притягивалась старая я, но какая-то часть меня хотела перемен. Я продолжала убеждать себя, что мне неважно, окажусь я в психушке или нет, но где-то глубоко внутри я очень не хотела туда отправляться. А если бы я оказалась в группе Лиама, я бы никогда не выбралась отсюда живой.
– Какие планы на завтра? – спросил меня он, когда мы стояли в очереди за едой.
– Не знаю… домашка, наверное. А что еще делать по пятницам?
Лиам закинул руку мне на плечо и повернул в сторону студентов, рассевшихся в столовой. Он указал на спортивных качков – даже форменные рубашки Долора не могли скрыть их мускулатуры.
– Каждую пятницу они играют в футбол во дворе. – Он заставил меня обратить внимание на группку девчонок, которые не сводили взглядов с качков. Одну я знала по имени – Гвен. Она откинула свое короткие светлые волосы назад и прошептала что-то в ухо своей соседке.
Лиам продолжил:
– Девчонки сидят на скамейках и хлопают своими прелестными глазками. – Его палец указал на стол с шестью огромными чуваками. – А эти играют в покер, 10 фунтов за вход.
Лиам перевел взгляд на Олли. Тот сжал зубы, когда парень склонился к моему уху.
– А эти отправляются в лес и… вообще-то никто не знает, что они там делают. Настоящий мусор.
– А как же ты? – Я отвела взгляд от напрягшегося Олли.
Лиам усмехнулся и притянул меня к себе.
– Встретимся после завтрака и посмотрим, а?
Мне понравился его выбор слов.
– Я подумаю.
Я проглотила ужасный сырный сэндвич и достала из стопки книг «Убить пересмешника». Пусть книга отвлечет меня от Олли и его нарциссического поведения.
– Мия, ты опоздала. – Доктор Конуэй глянула на часы, висящие над диваном.
Я опустилась на кожаное кресло и протянула ей книгу.
– Я ее прочла. Отстой, а не книга. И стоило мне тратить на нее время?
Доктор Конуэй забрала у меня книгу и поставила обратно на полку.
– Это всего лишь разогрев. Расскажи, почему она тебе не понравилась.
– Вы ведь шутите? – Я откинулась на спинку кресла и провела пальцами по трещинам в его подлокотниках. – Начнем с того, что герой – обеспеченный мужчина средних лет, который хочет преподать урок своим детям, а потом называет жертву изнасилования вруньей и практически шлюхой. Писательница выкатилась на успешной теме расизма, которая тогда накрыла Америку, и продала миллионы копий книги, в которой жертвы насилия преподносятся как те, кто сами напрашивались и кого не стоит слушать. Поверить не могу, что этот бред изучают в школе.
Брови доктора Конуэй поползли вверх.
– Интересно… Так кто из персонажей тебе ближе всего?
– Чушь какая. И это что, мое следующее задание? – Я отвернулась и уставилась в окно на ворота перед зданием. О, сколько я всего отдала бы, чтобы оказаться сейчас на той стороне, как можно дальше отсюда.
– Задание будет письменным. – Доктор Конуэй повернулась на стуле, схватила бумажный планшет и передала мне. – Начиная с сегодняшнего дня, пиши в день двадцать минут. О чем угодно. Что только в голову придет. Неважно о чем. Возьми ручку и листочек, глубоко вдохни и пиши.
– На сегодня все?
Доктор Конуэй одарила меня тяжелым взглядом и сжала губы в тонкую линию, явно хорошенько подбирая свои следующие слова. Я снова отвернулась к окну. В комнате воцарилась тишина – только тикала минутная стрелка и шумела вентиляция.
– Что вы там хотели сказать? Говорите, – выдохнула я. – Я могу целый день здесь просидеть.
– Я хочу задать тебе вопрос, но отвечать на него не нужно. Просто хочу, чтобы ты об этом подумала… – Она отклонилась на стуле и скрестила руки, ноги у нее уже были скрещены. – Если бы сегодня был последний день твоей жизни, ты провела бы его не так, как всегда?
Я открыла было рот, но доктор Конуэй подняла руку.
– Не отвечай.
Забавно, но я в самом деле и понятия не имела, что сказать. Не могло же меня накрыть какое-то прозрение? Скорее всего, я съязвила бы. Не знаю, стала бы я что-то менять, сегодня у меня была встреча с два-толчка-и-кончил-Оскаром. Если я не проснусь завтра, хотела бы я, чтобы последние часы моя вагина провела именно с сэром Кряхтуном? Хотела ли я вообще заниматься с ним сексом?
Доктор Конуэй и ее дурацкий вопрос выбили меня из колеи. Я схватила книги и отвесила ей реверанс.
– До свиданьица, – бросила я через плечо, попытавшись сымитировать британский акцент.
Я завернула за угол в свое крыло и увидела замершего у моей двери Олли. У меня закружилась голова. До прихода Оскара оставалось минут пять.
– Что, нарциссизм твой сдает? Нужно, чтобы на тебя попялились? – Я улыбнулась и распахнула глаза.
Олли драматично схватился за грудь, словно мои слова ранили его эго, но тоже усмехнулся.
– Так что, вы теперь с Лиамом дружите?
– Мне не нужны друзья, так что нет. Предпочитаю одиночество.
Олли склонил голову и обвел меня скептическим взглядом. Вот он, тот самый взгляд, который у Олли получался и в пьяном, и в трезвом состоянии. Ничто не могло сбить его с курса, и мне это в нем нравилось.
Он был простым и понятным. Я не прятала свой яд, а он – свои эмоции. Мне не нужно было гадать, какой он человек, – он говорил и делал то, что думает. Сам Олли не был сложным, но вот эта штука между нами… еще какой.
– То есть ты думаешь, что сможешь улыбаться так, как сейчас, и в своей собственной компании? – спросил он.
Вот черт. Я даже не поняла, что улыбаюсь.
Я сжала губы.
– Не улыбаюсь я, – пробормотала я, проконтролировав все мышцы своего лица.
Олли закинул голову назад и провел рукой по лицу.
– Никакого у меня шанса, дорогая. Скажи-ка, когда ты в последний раз по-настоящему смеялась? Подожди-ка… смеялась ли ты вообще?
– А, так вот для чего нужны друзья? Думаешь, сможешь заставить меня рассмеяться?
– Мы с тобой, Мия, никогда не сможем остаться друзьями, но да, парочка шуток у меня найдется. – Олли чуть наклонился вперед. – Ты только никому об этом не рассказывай. Это подпортит мою репутацию.
Хорошо, что мы с ним оба понимали, что не сможем остаться друзьями… хотя, может, он имел в виду что-то другое?
Я перехватила книжки поудобнее, другой рукой, и вздохнула.
– Ладненько. Давай-ка их послушаем.
– Если я тебя рассмешу, впустишь меня в свою комнату? – спросил Олли, забирая у меня книги. – А я пока их подержу. Не стоит благодарности…
Улыбка его стала чуть самодовольной.
Я уперла руку в бок и опустила голову, чтобы он не увидел мою улыбку. Ему не удастся задуманное – к этому я готова.
– Тук-тук, – произнес он с самым нечитаемым лицом на свете, и я сжала губы.
Шутка про стук? Серьезно? Хотя ладно, одно только выражение его лица и дурацкие намерения могли меня достать. Это оказалось сложнее, чем я думала.
– Кто там?
– Спас.
– Кого?
– Спас Ибо.
Я повторила за ним одними губами и покачала головой.
– А я ведь говорил, что не стоит благодарности, но пожалуйста! – Олли заметил, что я делаю, и протянул мне руку, широко улыбнувшись.
Я закрыла лицо ладонью, чтобы он не увидел моей улыбки, и снова покачала головой. Олли потянулся к моей руке.
– Кажется, я заметил улыбку!
Я опустила взгляд.
– Да, улыбнуться ты меня заставил. Но я не засмеялась.
– Блин. Ладно, давай еще разок.
Я подняла вверх указательный палец – мне нужно было время, чтобы успокоиться.
Олли подождал, пока улыбка сойдет с моего лица, не спуская с меня глаз.
– Ну что, готова?
Я кивнула.
– Тук-тук.
– Кто там?
– Вода.
Я передразнила его акцент:
– Какая вода?
И вместе с этими словами изо рта моего выпал громкий смешок. Я тут же попыталась прикрыть рот, а Олли вскинул свободную руку.
– Это что? Твоя попытка в британский акцент? – Он тоже смеялся и указал двумя пальцами на свои глаза. – Это ужасно… ты все испортила!
Мне удалось отсмеяться, я выставила вперед руку.
– Вообще-то я сама себя рассмешила.
– Но результат один и тот же! – Олли подпер стенку и чуть выдвинул вперед ногу.
Лицо его приобрело мечтательное выражение.
– С таким смехом… тебе стоит смеяться почаще.
Оскар должен был появиться здесь в любую секунду, но мне почему-то совсем расхотелось его видеть. Я схватила Олли за руку и сама себя удивила, выпалив:
– Давай уберемся отсюда.
Мне не хотелось, чтобы сегодня меня лапал Оскар. Зато мне хотелось улыбаться.
В моей голове прозвучали слова доктор Конуэй: «Если бы сегодня был последний день твоей жизни, ты бы провела его не так, как всегда?»
Полагаю, что не так.
Я потащила Олли в сторону его комнаты. Как только мы оказались за закрытыми дверьми, я упала на его матрас, а Олли положил мои книжки у стены.
– А это не опасно? – спросил он, выпрямляясь. На его щеке снова появилась ямочка. Он провел рукой по волосам, а потом оглядел комнату, словно не понимал, что ему теперь делать.
– Еще как, но мне пока нельзя возвращаться в свою комнату. – Я сложила руки за голову и уставилась в потолок. – Я там задыхаюсь. Дьявол, да всюду тут задыхаюсь.
Олли опустился у кровати, поднял колени и положил на них руки.
– Понимаю, о чем ты, но нужно ведь и хорошее во всем видеть. Иначе с ума сойдешь.
– Да ну… и что же тут хорошего? – Я повернулась к нему, подперев голову рукой.
– Если бы этого места не было, где бы ты оказалась?
Где бы я оказалась? Какой сложный вопрос. Я могла бы жить на улицах Нью-Йорка. Я могла бы умереть и лежать сейчас в шести футах под землей, забытая всеми. Я могла бы попасть в тюрьму. Но самым вероятным сценарием было бы…
Я ответила не сразу, и Олли повернулся ко мне. Положил руку на матрас и потянулся, а потом, хорошенько в меня вглядевшись, приподнял бровь.
– В психушке, – выдохнула я.
– Точно. – Он снова посмотрел на меня скептически. – Потому что ты убила свою мать.
Почему никто не верит в мою способность убивать?
Я прищурилась.
– Боишься, что я причиню тебе вред, Олли? Ты ведь веришь, что я на это способна?
Олли поднес свои пальцы к моим.
– Не так, как ты думаешь, – ответил он, но все мое внимание сосредоточено на его пальцах, которые чуть ли не касаются моих. Хочу ли я, чтобы они их касались? Или нет?
– А ты как здесь оказался? – спросила я, хотя мне было не особо интересно.
Но мне нужно было отвлечься от наших рук.
– Разговор для другого дня.
– Тогда пусть твои убеждения решают, – произнесла я, вспомнив о прошлой ночи. Он верил в то, что есть вещи сильнее науки, и я не могла его в этом винить. Большинство людей верили в эту хрень.
Олли пошарил под матрасом, достал айфон и передал его мне.
– Представь, что это шарик-восьмерка. Я нажму случайный порядок воспроизведения, и он ответит на наши вопросы словами песен. – Я глянула на Олли – он чуть подался назад, но наконец согласился. – Первый вопрос: как Олли здесь оказался?
Олли рассмеялся, а я нажала случайный порядок воспроизведения. Из динамиков полилась песня, которую я никогда прежде не слышала. Lean on Мейджор Лэйзера.
Я оторвала взгляд от экрана. Олли распахнул от удивления рот.
– Чертовски странно, – выдохнул он, посмотрев сначала на телефон, а потом на меня – словно я только что показала магический трюк.
– Что, не на кого положиться? – усмехнулась я.
Он выхватил телефон из моих рук.
– Говорить об этом мы не будем. Моя очередь. – Он подождал, когда во второй раз запоет хор, покачал головой, а затем продолжил: – О, шарик-восьмерка… на телефоне, стоит нам с Мией подняться и потанцевать?
Олли сверкнул в мою сторону хитрой улыбкой.
И нажал кнопку.
Заиграло начало Killing Me Softly группы The Fugees, и Олли удивленно распахнул глаза, а затем улыбнулся еще шире.
– Это ведь… придется тебе подняться, Мия. Нельзя отказывать этой группе. Таков закон.
Он встал и меня поднял с матраса. А потом мы оказались на середине комнаты.
Я покраснела, а Олли упал обратно на матрас и подпер рукой голову.
– Давай же, дорогая, – подначил меня он. – Мои убеждения требуют, чтобы ты танцевала.
И я начала танцевать. Задвигала бедрами в такт мелодии, потерялась в ритме. В венах моих бурлил адреналин – Олли следил за каждым моим движением. Его глаза встретились с моими. В них пылала лихорадка.
– Ты многое упускаешь! – полушутя протянула я.
Олли широко улыбнулся.
– Поверь мне, вовсе нет.
Песня еще не закончилась, но я уже выхватила телефон из его руки.
– О чем Олли сейчас думает? – выпалила я и нажала всемогущую кнопку.
Заиграла Sex on Fire группы King of Leon, и я дико расхохоталась. Олли уткнулся лицом в подушку, а у меня помутнело от смеха в глазах.
– Ты это подстроила, – протянул он, отчаянно краснея, а затем подскочил на ноги и навис надо мной, пытаясь забрать у меня телефон.
Я засмеялась еще громче, а он притянул меня к себе в попытках выхватить айфон, словно какой-то рестлер.
– Ну как, ты уже в огне, Олли? – проговорила я сквозь смех.
Ему таки удалось забрать у меня телефон, и он снова завалился на матрас, пока я подпевала песне и изображала в воздухе гитарные рифы и удары по барабанам. Рядом с Олли я чувствовала себя свободной. Я трясла головой и не заботилась о том, как выглядит мой танец. И Олли смотрел на меня как завороженный, и мне нравилось, как я на него действовала. Эта ямочка, эти покрасневшие щеки, эта сияющая улыбка… Все это стоило каждого моего неловкого движения. Олли смотрел только на меня.
– Мие пора уходить, или ей стоит остаться здесь? – осторожно спросил Олли и нажал на кнопку.
Этой песни я не знала. Он поднял на меня взгляд, словно ожидал моей реакции.
Я перестала смеяться и сосредоточилась на мелодии.
– Что это за песня?
Он улыбнулся.
– Погоди чуть-чуть.
Я уперла руки в бока, ожидая голоса, а когда он запел, я выхватила телефон из рук Олли.
Nice to Meet You Anyway Гэвина ДеГроу.
Какого черта?
Я кинула мобильник на матрас и повернулась, чтобы уйти. Таковы уж правила игры.
– Ага. И куда ты собралась?
Олли заключил меня в объятия и притянул к себе. Я взвизгнула и упала прямо на него.
– Пусть Гэвин говорит, что хочет, но я тебя не отпущу, – рассмеялся он.
Олли перевернул меня набок. Наши глаза встретились. Смех затих.
Мы лежали так близко, что его неровное дыхание обжигало мне губы. Пальцы его обнимали меня за талию, а взгляд блуждал от глаз до рта. Мне пришлось сосредоточиться на дыхании, чтобы понять, что я вообще дышу.
– Олли… – выдохнула я.
Он провел пальцами по моим рукам, и я не смогла пошевелиться. Он меня словно заколдовал. Теплая рука парня оторвалась от моей кожи и потянулась куда-то позади меня – к телефону, на котором все еще играл Гэвин Де Гроу.
Олли перевернулся на спину и помахал мобильником перед глазами. Он стрельнул глазами на меня, а потом посмотрел на айфон.
– Стоит ли мне поцеловать Мию? – спросил он и нажал на кнопку.
Я затаила дыхание.
Нам нельзя целоваться. Я не целуюсь.
Хуже идеи не придумать, но мне некуда было бежать. Да и хотела ли я? Хотела ли я его поцеловать? Не знаю, на что именно я надеялась.
Прошла целая вечность, прежде чем первые аккорды заполнили комнату. Хотя на самом деле наверняка прошло не больше секунды.
Эту песню я тоже не узнала. На экране высветилось Rhytm Inside Калума Скотта, и я не понимала, что происходит.
Олли закрыл глаза, сделал глубокий вдох, вслушиваясь в музыку… а потом поставил песню на паузу и подался вперед.
– Мия, это настоящее безумие. Я очень хочу тебя поцеловать… – Его взгляд снова заметался между моими глазами и моими губами. – Черт, я так хочу тебя поцеловать, но еще больше я хочу, чтобы ты послушала эту песню, потому что лучше я не смог бы выразиться и сам. Все, что он говорит, – это то, как я чувствую себя рядом с тобой.
Я попыталась сглотнуть. Олли снял песню с паузы и положил телефон между нами. Он снова повернулся набок, и теперь мы лежали лицом к лицу, а прекрасный голос Калума заполнял наши уши.
Олли убрал волосы с моего лица и произнес:
– Просто послушай.
И я прислушалась.
К середине песни я уже не могла отличить прошлое от будущего. Передо мной существовал лишь Олли – мое настоящее. С какого-то перепугу у меня все еще был пульс, а его взгляд выбивал из легких весь воздух. Таких глаз не было больше нигде.
Меня накрыло смесью паники и спокойствия… что за дела? Я не могла ни вдохнуть, ни выдохнуть. Меня потянуло вперед, и пальцы мои вплелись в его темно-коричневые волосы. Я прижалась лицом к его шее, и Олли обнял меня и прижал еще ближе.
От него пахло кокосом. Его дыхание смыло остатки паники, осталось только спокойствие. Я словно вернулась домой и переходила из комнаты в комнату после долгого отсутствия. Будто услышала последний звонок за день. Попила ледяной воды в июльской жаре.
Спокойствие.
Я могла представить многое из того, что могло произойти в этой комнате. Но объятий среди них не было.
Песня требовала от меня, чтобы я показала Олли, что я чувствую, и по какой-то необъяснимой причине я хотела быть с ним. Рядом с Олли во мне просыпались чувства, и у меня кружило голову. Не помню, когда я в последний раз кого-то обнимала, но в то же время мне никого больше и не хотелось обнимать. Я хотела чувствовать его руки на своей талии. Хотела, чтобы то чувство удовлетворения внутри меня задержалось надолго.
Олли медленно гладил меня по спине. Дыхание его щекотало мне шею. Мы держали друг друга, наши ноги сплелись – где начинался он, где заканчивалась я? Олли молчал, и никто из нас не протянул руку за телефоном, чтобы задать ему следующий вопрос. Мы лежали в его кровати, и Олли держал меня, а плейлист играл именно в том порядке, в котором и должен был.
Шесть
Красота и боль нападают вместе.
Оливер Мастерс
Объятия – это парадокс. Они приятны физически, но помогают еще и рассудку – может быть, даже сильнее, чем телу. Я так долго считала, что мертва внутри и что мне не нужны объятья. Да, я жила с расстройством эмоциональной отрешенности, но почему я так сильно жаждала простых объятий? С моим-то состоянием, почему они меня так заземляли?
Да, в свободное время я почитывала научные статьи о силе человеческого прикосновения. Ладно, прочла все, что только смогла найти. Я хотела знать ответы на все свои вопросы. Почему люди делали то, что делали? Я не понимала таких простых действий, как объятья, и даже чтение статей не особо помогло. Но теперь, когда меня обнимали теплые руки Олли и он прижимал мое тело к своему, я вдруг поняла каждое прочтенное слово. С Олли я чувствовала себя в безопасности. Я нашла бухту, в которой могла прятаться от бури в своей голове.
Но вместе с ощущением комфорта пришел и страх. И он рос и рос, выдергивал из-под меня сетку безопасности, которую подарил мне Олли, с силой чего-то еще более могущественного… с силой моего прошлого.
Я инстинктивно отстранилась от парня, и он тут же обеспокоенно посмотрел мне в глаза. Улыбка его потухла, и он покачал головой.
– Куда ты исчезла?
Из легких словно выбило весь воздух. Я нахмурилась.
– О чем это ты? Я ведь здесь.
Но я его поняла. Какая-то часть меня ускользнула в прошлое.
Он коснулся моей щеки. Мне становилось все холоднее, и его тепло не могло справиться с этим холодом.
– Твои глаза… что-то изменилось.
Я убрала его руки, скатилась с матраса и поднялась.
– Мне пора.
Я обыскала комнату – нельзя ничего здесь оставлять! Ах да, мои книги! Я подняла их с пола и обернулась на Олли. Он непонимающе уставился на меня, все еще лежал на матрасе, словно я только что выбила опору из-под его ног.
– Я… эм… увидимся позже.
И вышла за дверь.
После ужина я ждала как можно дольше, и лишь потом отправилась в душ. Я услышала эхо вскриков Джейка на другом конце душевой – он заметил меня, когда я пыталась пригнуться в толпе и отыскать пустую кабинку. На Джейке уже красовалась белая футболка, клетчатые пижамные штаны и тапочки с Бартом Симпсоном. Мне некуда было бежать, и я помахала остальным его друзьям, которые на меня обернулись.
Одетый в трусы с пивными кружками Айзек чистил зубы. Алисия сидела рядом с ним на раковине и без умолку болтала.
– Ночью здесь всегда много народа. Когда лучше всего приходить? – спросила я, положив свои вещи рядом с Алисией.
– Утром. – Из душевой кабины вышла полностью одетая Брия с полотенцем на волосах. – Так поздно ты, скорее всего, разделишь душ с кем-нибудь еще.
Из соседней кабины показался Олли – в черных трусах, которые липли к его блестящей от воды коже. На груди и животе его красовались татушки: летящие прочь от пары рук в сторону его спины птицы. Я впервые видела его так близко и без футболки. Его тату меня гипнотизировали.
Все они были черными: символы на каждом бицепсе, рисунки на руках, корни дерева, сплетающиеся в силуэты двух людей, прямо в середине его торса, чуть пониже груди. Он тряхнул волосами, и брызги полетели во все стороны. Я наконец выпала из транса. Его глаза задержались на мне и приковали меня к месту.
– Привет, дорогая, – кажется, произнес он.
Кажется – потому что слышала я его словно сквозь толщу воды.
– Ты сегодня придешь, Мия, или как? – спросил Айзек, вытащив меня из течения.
Я чуть склонила голову.
– А что у вас сегодня?
– Мы каждую ночь четверга отмечаем чем-нибудь особенным, – прошептала Брия, окинув взглядом всех собравшихся.
Я проследила за ее взглядом: лица ребят засияли. Олли опустил голову и отвернулся, и я подумала, что он вряд ли хочет, чтобы я узнала об этом празднике.
– Нет, спасибо.
– Ой, да ладно тебе, Мия! Сможешь похвалиться своими талантами! – вмешался Джейк.
Я прищурилась и понадеялась, что молчаливое «Заткнись!» он поймет. Я не хотела, чтобы каждый из них просил меня его прочитать. Я ведь не из цирка сбежала. К тому же все, что я скажу им, совершенно точно больно ударит по их чувствам. А стоит мне только открыть рот, как остановить меня не представится возможности.
– Какими талантами? – поинтересовался Олли, вытирая волосы.
– Никакими. Забудьте. – Я исчезла за шторкой и разделась, понадеявшись, что больше меня об этом не спросят.
– Ну и ладно, с ней и так невесело. Только водку зря потратили, – раздался обиженный голосок Брии. – То, что мы приготовили на сегодня, ей не положено.
Ага, реверсивная психология! Думает, что это на меня подействует? И почему она вообще хочет, чтобы я пришла? Брия ведь ясно дала понять, что я ей не нравлюсь, потому что могу охотиться на Айзека или Олли.
– Все равно не приду, Брия! – выкрикнула я сквозь шум воды.
Я не хотела идти. Черт. Но по какой-то неведомой причине мне хотелось что-то доказать. Брия не обладала надо мной властью, не так, как над всеми остальными. Но… тусовка ведь всяко лучше, чем лежать в комнате и пялиться в потолок?
– Не слушай ее, Мия. Приходи, повеселись! – загромыхал голос Джейка в шепоте всех остальных.
Я подставила голову под струи воды и прикинула варианты.
– Я подумаю, – вот и все, что я могла им сейчас обещать.
Когда я вышла из душа, остальные уже исчезли, а у меня оставалось совсем немного времени до закрытия дверей. Я промчалась по коридору и вбежала в свою комнату за пару секунд до того, как захлопнулась стальная дверь.
Джейк, Айзек и я сидели на одеяле на полу, на нашем обычном месте. Олли опустился на матрас, привалившись спиной к стене – рядом с ним примостилась голодная до прикосновений Брия.
Алисия не смогла прийти, а без ее бесстрашного «говорю-что-думаю» и пылкого отношения к любой мелочи атмосфера стала еще более неловкой.
– А что такого особенного в сегодняшних посиделках? – спросила я, когда разговоры слегка утихли.
Олли достал из кармана штанов маленький пластиковый пакетик. Айзек подскочил на месте, быстро подошел к нему и вырвал пакет из его рук.
– Ты что творишь?!
– Успокойся, дурачок. Это обычные лекарства, – умерил Олли пыл Айзека.
Я подняла голову и посмотрела на Джейка.
– Уже пробовала? – спросил Олли.
– Типа того, – ответила я.
Да, конечно, репутация у меня была так себе, но это вовсе не означало, что я могла бы пойти по темной дорожке.
– Сегодня что-то будет. – Айзек высыпал таблетки себе на ладонь.
Обычно он был тихим, но сейчас был не похож на себя. Взгляд его темно-карих глаз задержался на мне, а потом опустился на таблетки в его руке.
Я глянула на Олли, а потом положила таблетку в рот. Тот разочарованно покачал головой.
После второй таблетки я что-то почувствовала. Глаза Джейка расширились.
– Мия, можно я у тебя кое-что спрошу? Вообще, нет, не буду спрашивать разрешения… сразу спрошу.
Джек заговаривался.
– Думаешь, мне стоит снова называть себя Джейкобом или Джейк реально звучит круче?
– Мне нравится, как звучит Джейкоб. Но и Джейк тоже ничего. Если хочешь поменять имя – сделай его еще круче… типа, Кэш. Или Нокс.
– Оу, Нокс! Зовите меня Ноксом, да?
– Окей, Нокс. А я попытаюсь встать.
– Погоди. – Нокс схватил меня за руку. – А как тебя называть?
– Знаешь, а я ведь никогда об этом не думала. – Я рассмеялась, потому что вспомнила свое любимое шоу. – Дрянь. Зови меня Дрянь[1].
– Дрянь?
– Да, типа, совсем дрянная, жесть, – проговорила я. Кажется, что-то такое было еще и в «Друзьях»… или нет?
– Дрянь. Дрянь, – повторил Джейк, и вдруг комната засияла.
Цвета изменились. Глаза Олли блестели – он сидел совсем близко, но мне казалось, что он был очень, очень далеко. Я поднялась и оттолкнулась от стены, чтобы подойти к нему и достать из-под матраса айфон.
– Нам нужна музыка. И танцы.
Экран был таким ярким, что мне пришлось отодвинуть от себя мобильник, чтобы прочесть хоть что-то.
– Мия, ты как? – спросил кто-то, и я оглядела комнату, чтобы понять, откуда доносится этот заботливый голос.
– Мия? – Олли поднял голову. – Ты как, милая?
– Просто прекрасно, – кажется, ответила я и включила музыку.
Заиграла Feel So Close Кэлвина Харриса. Мобильник выпал из моих рук. Комната закружилась. Матрас подо мной казался настоящим облаком, и я прыгала по кругу, чувствуя, как расплывается улыбка на моем лице. У всего моего существа появились свои планы. Я чувствовала все: музыку и себя. Я кружилась, и тело мое плыло по ветру, словно перо.
По венам бежал чистейший адреналин, улыбка приклеилась к лицу, руки путешествовали по всему моему телу и зарывались в волосы. На бедра мои опустилась чужая пара рук – я развернулась и увидела Айзека. Его улыбка отражала мою. В его крови шипело то же электричество. Безумие закончится не скоро. Мне хотелось отринуть все границы и сдаться музыке – музыке, которая гремела так сильно, что я удивлялась, когда басы и биты звучали еще громче.
Айзек притянул меня к себе, и я глянула на Брию, которая наблюдала за нами, сидя рядом с Олли. Я танцевала с одним из ее мужчин, и она не могла предъявить права на них обоих в один вечер. Какой для нее важнее?
В зеленых глаза Олли все сильнее разгоралось напряжение. Музыка стучала в ушах и отзывалась где-то в районе бедер. Я закрыла глаза, и Айзек закружил меня – Олли прожег нас взглядом. Мои пальцы задержались в темных волосах, а потом я потянула Айзека на себя…
Наши губы едва успели соприкоснуться, когда меня дернули куда-то в сторону, сняли с матраса и увели прочь. Мне было все равно, я находилась на седьмом небе от счастья. Голова закружилась, а потом я умудрилась сфокусировать взгляд – зеленые глаза Олли смотрели на меня.
– Ты зачем это сделал?
Олли привалил меня к стене и склонился к уху.
– Ты не соображаешь. Айзек тебе не пара, я просто спасаю тебя от будущих разочарований.
Я оглянулась и чуть не свалилась – Олли придержал меня за талию.
– Мия. Посмотри на меня. – Олли указал пальцами на свои глаза.
Я засмотрелась на чернильные узоры на его руках и провела по ним пальцами.
Олли взял меня за подбородок и заглянул мне в глаза – зеленые против карих.
– Вот ты где. – Он улыбнулся и прижал ладонь к моей щеке, погладил кожу пальцами. У меня подогнулись колени. – Вернулась.
Я схватила его за руку – вдруг он вздумает ее убрать?
– В каком смысле?
– Я замечаю, когда ты меняешься. Это сложно объяснить и прозвучит странно… Но я знаю, когда ты со мной, а когда где-то далеко. Не физически, – Олли поднес палец к моему виску, – а вот здесь.
Он переместил руку мне на грудь и оставил ее там, высчитывая каждый мой вздох.
– Не оставляй меня на этот раз, договорились? – прошептал он.
– Олли, поцелуй меня.
Что я говорю? Куда делся мой фильтр?
Поцелуй меня.
Олли моргнул, стараясь не поднимать уголки рта.
– Ты не знаешь, о чем просишь.
– Я хочу понять. – Да о чем я вообще говорила? Бесила саму себя. И он меня тоже бесил, раз не подчинялся. – Поцелуй меня, Олли… прошу.
Нет уж, я не умоляю его. Господи, прошу, скажи, что я не умоляю его…
Олли покачал головой.
– Сегодня ты ни с кем целоваться не будешь.
Он отверг меня.
И по какой-то причине это было больно. Мне было больно – куда сильнее, чем должно было.
– Хорошо. Предложение ограничено. Уверена, Айзек не станет возражать… – Я отклонилась от него и обвела комнату взглядом.
Айзек танцевал с Брией. Я сделала шаг в их сторону, но Олли схватил меня за руку и притянул обратно.
– Прекрати сбегать от меня, Мия. – В его глазах сияла боль.
Олли провел языком по губам и снова приложил ладони к моему лицу, прижал лоб к моему лбу. Он боролся сам с собой. Решался.
– Я этого не вынесу.
А потом его рот накрыл мой – отчаянно и очень быстро.
Спина прижалась к холодному бетону. Губы наши словно созданы были друг для друга. Олли провел большим пальцем по моему подбородку, и я раскрыла рот. Наши языки соприкоснулись. В сердце расцвел целый фейерверк чувств. По коже разбежались мурашки. На вкус Олли был как лето и мята. Огонь и лед. Прикосновения его стали мягче, и мы замедлились. Он нежно касался меня языком, руками и губами… и нежность эта могла уничтожить меня. И могла меня воскресить.
Олли медленно отстранился. Зеленые глаза его сияли торжеством.
– Мне крышка, – прошептал он, и взгляд его метнулся на мои губы.
Я закусила дрожащую губу. В голове моей билась похожая мысль.
Мною завладел первобытный инстинкт. Олли поднял меня с пола, и я обернула ноги вокруг его талии. Спина снова ударилась в стену, и меня прошило электричеством. Теплые руки поддерживали меня снизу, и мы оба млели в объятьях друг друга. Мы дышали друг другом. Внутри меня будто зажглась дюжина свечей, и все они мерцали под давлением Олли Мастерса.
Он переплел наши пальцы и поднял руки над моей головой. Мы двигались в такт басам. Тело мое принадлежало ему, и губы тоже, и лишь Олли поддерживал меня, лишь то, что он мне дарил. Он провел языком по моей шеей и остановился за ухом.
– Я был обречен с самого начала, Мия, – прошептал он, а потом прислонился лбом к стене рядом с моей головой, а я сильнее вцепилась в его плечи. – Черт. Зачем ты заставила меня это сделать?
– Прошу тебя, – выдохнула я ему в шею, сама не понимая, о чем прошу. Может, чтобы Олли прекратил меня уже мучить… или же, наоборот, позволить ему больше. Он коснулся моего лица, провел пальцами по припухшим губам и снова поцеловал меня. И я тоже пропала.
Мое пламя горело прямо в центре бури, и я хотела только одного – продолжать чувствовать себя живой как можно дольше. Потому что как только эта химическая реакция прекратится, вернется ничто.
Олли улыбнулся, и я снова увидела его ямочку. Он опустил меня на пол и взял за руки – а затем оттащил меня от стены.
– Теперь мы будем танцевать, – заявил он сквозь басы новой песни.
Я схватилась за ткань футболки на его талии, он приложил руки к моему лицу, и мы затанцевали по комнате. И в тот момент мне казалось, что мы были там одни. Я видела лишь его зеленые глаза, чувствовала на языке лед и пламя. Пропускала пальцы сквозь его волосы, а он держал мое ничего не весящее тело. Я хотела Олли. И видела только его.
Ритм музыки захватил меня. От вечной улыбки заныли щеки. Комната вокруг нас поплыла, но Олли я видела так четко, как никогда прежде. Я обняла его, и его мятное дыхание коснулось моей шеи. Он стал моим единственным стремлением. Олли меня пьянил, меня пошатывало – хотя, может, во всем было виновато вещество. В любом случае, чувствовала я себя потрясающе.
Мы сплелись так тесно, словно существовали в отдельной реальности, в другом временном отрезке. Время замерло и в то же время понеслось с небывалой скоростью. И я не могла себя понять, но в то же время чувствовала каждую секунду. Я не могла остановиться, но и не могла идти вперед. Я совсем не понимала, что происходит.
– Олли… – Ноги больше не смогли меня удерживать. Они подкосились, и Олли аккуратно опустил меня на матрас – и навис надо мной. Теплые руки провели по моему животу, схватились за бедра, и я сдалась. Язык его провел по моему подбородку и снова оказался у меня во рту. Пальцы мои подползли к его поясу, но он отстранился.
– Не здесь, – выдохнул Олли между поцелуями и покачал головой. – Не сейчас. Не так.
Прошли часы, и музыка изменилась вместе с атмосферой. Я сидела на коленях у Олли, положив голову на его плечо. Я чувствовала себя слабой и расслабленной, вдыхала запах Олли и кокоса. А еще от него пахло океаном и морским бризом – свежим воздухом и свободой.
– Что за черт, Мия? – спросила меня Брия, когда все мы расселись в кружок.
– Она теперь Дрянь, а не Мия, – зашипел Джейк и тут же захихикал.
Я не собиралась ей отвечать – продолжила водить пальцами по татушкам Олли. Тот уткнулся в мою шею.
– У меня мурашки, – прошептал он и поцеловал меня. Его нос мазнул по моему уху.
Чувства внутри меня становились все ярче и ярче с каждой секундой. И все из-за его близости. Я понимала, кто я, но еще я понимала, какой делал меня Олли. И я жаждала этого. Мне было это нужно. Моя пустая душа хотела чего-то, и он заполнил эту пустоту – без остатка.
– Я не хочу, чтобы все это заканчивалось, – прошептала я, зная, что неизбежность маячит где-то впереди.
Олли провел рукой по моим волосам, придвинулся поближе, чтобы выслушать меня, и я продолжила бормотать.
– Все это закончится, когда я проснусь. А я этого не хочу. Прежде я никогда этого не хотела. – Я не в силах была заткнуться, что уж там до фильтра!
Эта дурацкая таблетка заставила меня говорить о том, о чем я никогда бы не заговорила. Мысли лились прямиком из подсознания в воздух.
Олли коснулся губами моего уха.
– Я здесь. И не собираюсь исчезать. – Его дыхание защекотало мне кожу.
Его тон добрался до моего сердца, а его слова – прямиком до моей души. Олли снова осыпал мою шею поцелуями. Его пальцы провели по моему затылку. Я закрыла глаза, стараясь запомнить каждое ощущение. Мне нельзя было об этом забывать.
Брия поднялась на ноги на другом конце комнаты и замахала руками.
– Эй?
– Ну что тебе, полиция нравов? – протянул Джейк и снова засмеялся.
Айзек тоже захихикал, но Брие было не до смеха.
– Сядь уже или возвращайся к себе, – проговорил Айзек, отсмеявшись.
– Никто тебя здесь не держит, – добавил Олли.
Я подняла свою тяжеленную голову с его плеча, и он понизил тон.
– Уже почти четыре. Давно пора расходиться.
– Чтобы что? Ты наконец кончил? – рассмеялся Айзек.
– Ну ты и извращенец, – покачал головой Олли.
Я попыталась подняться с его колен, и он взял меня за руку.
– Еще разок, – попросил он, глядя на меня так, словно видел перед собой мечту.
Он притянул меня к себе – его губы жаждали снова прикоснуться к моим.
Меня разбудило солнце. Я заморгала.
Часы у двери показали, что я пропустила завтрак. Ну и пусть. Я никак не могла собрать мысли в кучу… в голове стоял туман. Я попыталась поднять руку и не смогла этого сделать. Веки тоже были тяжелыми, и я снова уснула.
В дверь мою стучались, но у меня не было сил подняться и ответить. Я то выплывала из океана бессознательного, то снова опускалась на дно.
Когда я проснулась снова, меня окружала темнота, и я не поняла, сколько сейчас времени. Да и что за день сегодня тоже. Я попыталась поднять голову, чтобы выглянуть в окно. Снаружи было темно, и по полу в комнате разлилась дорожка из лунного света. В ней лежала записка – должно быть, кто-то подложил ее под дверь. Я перекинула ноги через край кровати и подняла ее.
«Просто хочу удостовериться, что ты там живая».
И подпись – «О».
Олли.
И я вспомнила. Дыхание мое участилось, в груди разлилась боль, и я потянулась к дверной ручке, но она была заперта. Бежать некуда. Горло ободрал крик. Я ударила в дверь и продолжала бить по ней и кричать до тех пор, пока хватало воздуха. Некому было меня остановить.
Дверь вдруг запищала и открылась, и Стэнли вытащил меня из комнаты и пронес по коридору. Я вцепилась в его руку, пытаясь разжать пальцы, но хватка его стала лишь сильнее. Я замотала головой и закричала: «Отпусти!» Но Стэнли не слушал меня, так и тащил дальше по коридору.
– Что ты со мной сделал? – заорала я, стараясь зацепиться за угол.
Мужчина молчал, и это лишь распаляло мой гнев. Я ударила его в плечо.
– Что случилось? – спросила медсестра, когда он втащил меня в медпункт.
Здесь было слишком ярко, и я ничего не видела. Я закрыла глаза рукой и снова закричала – а потом почувствовала укол. И меня снова забрала темнота.
– У нее эмоциональная отдача… это временно…
Я открыла глаза и увидела доктора Конуэй и директора Линча – они сидели у больничной кровати и разговаривали. Здесь было слишком ярко. Чересчур ярко.
Мне хотелось прикрыть чем-нибудь глаза, но руки мои оказались связаны.
– Что случилось? – Я попыталась приподнять голову. Глаза никак не могли привыкнуть к свету.
– Тише, милая. Просто приляг, – проговорила медсестра, а потом проверила мои показатели.
Доктор Конуэй поставила рядом со мной стул и вгляделась мне в глаза.
– Отвечайте мне! – потребовала я.
– Полагаю, у тебя случился нервный срыв. Но я не знаю, что его вызвало. Никто не видел тебя за завтраком. Да и вообще в столовой всю пятницу. Ты весь день пролежала в своей комнате. Что последнее ты помнишь?
Олли. Я помнила его зеленые глаза и мягкие губы. Помнила мяту и кокос, и…
Во всем виноваты вещества.
– Не знаю, – соврала я.
– Что-то ведь должно было это вызвать. Что-то распахнуло дверь, и твое тело не выдержало.
Медсестра померила мою температуру, и я зажмурилась, пытаясь переварить услышанное от доктора Конуэй.
– Как-то это слишком для простого нервного срыва.
– Все будет хорошо, это обычная процедура. – Доктор Конуэй повернулась к медсестре.
– У нее небольшая температура. Реакция тела. Пусть полежит здесь еще денек, – услышала я, прежде чем снова провалиться в сон.
Семь
В ней горит огонь, в ее глазах – золотые искры.
Она сжигает меня до костей – так, что даже дыхание причиняет боль.
Оливер Мастерс
Время в медпункте пролетело быстро: я то просыпалась, то ныряла обратно в беспамятство. Наступил вторник, а я ведь должна была провести здесь всего один день. Лихорадка не отпускала меня несколько дней, хотя медсестра обещала, что все пройдет раньше. Никто не мог понять, что со мной происходит. Рассказывать о таблетках я не собиралась. Не буду никого выдавать.
Из-за белой занавески показался Джейк.
– Привет, Мия! – произнес он, сочувствующе улыбнувшись.
Он притащил с собой кучу книжек и еды. Опустил на меня взгляд, и в его голубых глазах заплескалась жалость.
– Чего ты так на меня смотришь? Я не умираю, Джейк. У меня просто температура.
– Температура? Правда, Мия? Ходят слухи, что у тебя случился нервный срыв посреди ночи.
Я застонала.
– Потрясающе. Слухи, говоришь?
– Это неважно. Главное, что ты в порядке. – Он поудобнее перехватил книжки и еду, и из его рук выпала пачка чипсов – но он умудрился ее поймать. – Принес тебе домашку и всякие вкусняшки из автомата. Не знаю, притаскивают ли тебе сюда хоть что-нибудь интересное.
Джейк огляделся и продолжил:
– Стерильненько. Я словно небесные врата перешел – так тут светло.
Я прищурилась.
– Знаю. Глаза слепит.
Джейк положил книжки на тумбочку, а сверху скинул горку из еды. Он посмотрел на меня и почесал в затылке.
– Там Олли снаружи ждет… ему можно войти?
Судя по всему, Джейк боялся, что меня это заденет.
– И что он тут забыл?
– Ох, ну не знаю, Мия. Может, захотел тебя проведать? – Джейк закатил глаза. – Веришь или нет, но у тебя есть друзья, которым на тебя не плевать.
Я откинула голову на подушку и уставилась в потолок.
– Ладно, пусть заходит. Можешь и Брию с Айзеком позвать, раз такое дело.
Джейк пришел меня проведать, и этого стоило ожидать. Он притащил мне домашку. Ну и. Это же Джейк. Но зачем сюда приперся Олли? Хочет узнать, не сдала ли я его медсестре? Я провела пальцами по волосам и потерла глаза, а потом из-за занавески появился он.
У меня перехватило дыхание. Его зеленые глаза глядели в самую душу, открывали все. Лихорадка так и не отступила.
Парень замер, оглядев меня.
– Выглядишь дерьмово, – саркастично протянул Олли и улыбнулся, а потом подтащил к кровати стул.
Я выдохнула.
– Спасибо.
По крайней мере, атмосфера не сделалась слишком неловкой. Может, мы оба сможем забыть о той ночи. Он ухмыльнулся, опустился на стул и скрестил ноги.
Одет он был в привычные черные джинсы и неформенную длинную футболку.
– Что ты здесь забыл, Олли?
Он выгнул бровь и положил руку на подлокотник.
– Просто решил тебя проведать, милая. Что случилось? Ты в порядке?
– В порядке. И не волнуйся. Я ничего не рассказала о… ну, ты понимаешь.
Олли снова улыбнулся.
– Думаешь, я об этом беспокоюсь?
На его месте я бы еще как об этом беспокоилась. Если по моей вине его – и всех остальных – отправят в одиночку… и это в лучшем случае.
– Не знаю… а о чем тебе еще беспокоиться?
На его лице промелькнуло странное выражение.
– О тебе, Мия. Я волнуюсь о тебе, – произнес он, словно это было само собой разумеющимся. Но я понимала, к чему он клонит.
– Не надо, – пробормотала я и помахала рукой.
Он расставил ноги и облокотился на колени.
– Не надо чего, Мия?
– Не думай, что то, что случилось, это какой-то знак… это вовсе не значит, что мы теперь встречаемся. Мы просто были не в себе. – Я легонько рассмеялась. – И совершили ошибку.
Он опустил голову и покачал ею.
Секунды через три он поднял на меня взгляд, и что-то в его глазах изменилось. Часть надежды пропала, а оставшаяся часть смешалась с недоумением.
– Для справки: это ты была не в себе. Я – нет. Я делал лишь то, чего сам хотел. Черт подери, Мия, я просто думал подождать, когда тебе станет лучше, но ты не оставила мне выбора.
– Ты… ничего не принимал?
– Нет. Я вообще к этой дряни не притрагиваюсь. Выпиваю иногда, но эту черту перейти не готов.
– И я понимаю почему. – Я окинула себя взглядом.
Со стороны я выглядела жалко. Может, даже нелепо. Брия, Айзек и Джейк не попали в медпункт после собственных приходов. Только я оказалась прикованной к больничной койке, облепленной мониторами. Только я не смогла с этим справиться, и теперь все будут подкалывать меня до самого конца семестра. Или – что хуже – еще дольше.
Олли потянулся к моей руке, и я замерла, когда его большой палец провел по моей коже.
– Прости… я не хотел, чтоб все случилось вот так. – Он замолчал и склонил голову, словно стараясь подобрать слова, о которых не станет жалеть после. – Но то, что случилось… это не было ошибкой. И ты это знаешь. На самом деле, я не очень понимаю… ты ведь сама сказала, что не хочешь забывать. Не хочешь отпускать то, что чувствуешь.
А, он все-таки решил об этом напомнить.
Заткни его, Мия. Пока не поздно.
Я вывернула руку из его хватки.
– Ты в самом деле не понимаешь. Ты мне не интересен. Ты просто оказался в нужное время и в нужном месте, вот и все. Это мог быть и Айзек.
Я пожала плечами.
Между нами повисла тишина. Вот сейчас медсестре не помешало бы подойти и проверить показатели мониторов, но когда мне вообще так везло?
Олли поднялся, окинул взглядом комнату и упер руки в бока. Я практически видела, как вертятся в его голове мысли, словно они были белыми баблами из комикса, нависшими над ним подобно грозовым тучам. Он взорвется? Станет все отрицать? Неужели вот-вот начнет рушиться прямо у меня на глазах? Не мог ведь он влюбиться в меня после одного глупого, пьяного поцелуя?
Вот только он-то пьян не был.
– Я знаю, что ты не убивала свою мать, – сказал он. – Так почему ты оказалась в Долоре?
Монитор запищал, пульс мой подскочил. Я чуть не утонула в этом вопросе. Такого я не ожидала – и на этот вопрос ответа у меня не было.
– Я устала. – Я отвернулась от него и перевернулась набок.
Может, это и было слишком не по-дружески – холодно даже, – но я должна была его остановить.
– Нет… – выдохнул он, а потом рассмеялся. – Ты вовсе не устала. Ты невозможная!
Я услышала шорох занавески – значит, Олли ушел. Комната вдруг сделалась ужасно пустой.
И это моя вина. Я позволила ему преследовать себя, а потом… он ведь не мог в самом деле все – меня – понять. Никто до него не смог. Все верили в то, что это просто шарада. Что я притворяюсь и делаю это с собой сама.
Я накрылась простыней с головой, чтобы сбежать от флюоресцентного света. Вот поэтому я ни с кем не целовалась. В конце концов только тот, второй, влюбится в меня, и это разобьет ему сердце. Потому что я никаких чувств испытать не могла.
Вечером меня выпустили из медпункта – двадцать четыре часа без лихорадки, пора и честь знать. Я пропустила вторник и Оскара, а он нужен был мне, чтобы унять тот огонь, что разжег во мне Олли.
Я пропустила ужин – лишь бы не видеть жалостливого взгляда Джейка и не слышать предположений Олли. И вместо этого отправилась в душ.
После я облачилась в пару хлопковых шорт, высокий топик и камуфляжную рубашку, закрепила волосы в неаккуратный пучок и бросила взгляд на стол. Там валялась стопка книг и бумаг от доктора Конуэй.
Решила я быстро.
Чистые листы уставились на меня, а потом я поставила на них парочку чернильных точек. В голове всплыли слова доктора Конуэй: «Ни о чем не думай. Просто пиши».
И так я и сделала. Не думала ни о чем и писала, пальцы мои, казалось, обрели собственный разум.
Из транса меня вытащил стук в дверь. Я глянула на часы – прошел уже час. Я отодвинула стул от стола, и тот скрипнул.
– Она жива! – воскликнул Джейк прямо с порога, развел в стороны руки, чтобы обняться, но я подалась назад. По привычке.
– Прости. Иногда я забываю, что границы существуют, – извинился он и опустил руки.
– Да все в порядке. – Я выдавила из себя улыбку.
Давай же, выкладывай, зачем пришел.
Джейк глянул куда-то в коридор, а потом – снова на меня.
– Было бы здорово, если бы ты пришла сегодня. – Он тут же поднял руки, словно сдаваясь. – Без всяких дополнений. Обещаю. Только приятная компания и бухло. Что скажешь?
Джейк с такой силой заморгал ресницами, что меня чуть не сдуло и не пришпилило к бетонной стене.
– И что ты во мне видишь такого, раз так отчаянно пытаешься стать моим другом? Я ведь та еще коза.
– Это правда, но потому ты мне и нравишься. Да, ты коза, но не как Брия, например. У тебя нет мотива. Ты коза без причины. Крутая такая. Это освежает. Брия жаждет всеобщего внимания. А тебе плевать, замечают тебя или нет. Это интригует.
Я уперла руку в бок и прислонилась к косяку.
– Я – крутая коза?
Тонкие губы Джейка расползлись в улыбке.
– Очень крутая коза.
– Что ж, тогда ладно… но не думай, что я согласилась выходить с вами каждую ночь. И сидеть в столовке с вами я тоже не намереваюсь. Мне тебя и в малых дозах хватает.
Джейк пожал плечом и склонил голову.
– Хватит и этого.
Джейк ушел, и я вернулась к столу, оторвала исписанную часть листа, сложила ее и убрала подальше, чтобы не прочесть то, что я уже успела написать. И знать не хочу, что на самом деле меня беспокоит. Пусть это остается между моим сознательным и бессознательным.
Охранник прошел по коридору, я сделала еще несколько заданий, а после полуночи построила горку из мебели. Я успела передумать несколько раз за последний час, но в конце концов решила, что не стоит ругаться с теми, с кем хотя бы могла повеселиться.
В вентиляции эхом отдавались разговоры. Я ползла в сторону комнаты Олли. Все уже были на месте, и хозяин комнаты возлежал на матрасе, подложив под голову руки и закрыв глаза. Какой же он все-таки красивый… А вот то, как я его отшила, было не очень красиво. Но бывало ведь и хуже.
Вот только с Олли… с Олли все было немного иначе.
– Олли?
Он открыл глаза и увидел, как из вентиляционной шахты показывается моя голова. Он открыл рот… лицо его оставалось нечитабельным. Олли моргнул пару раз, но так ничего и не сказал.
– Мне не стоило приходить?
Он быстро поднялся и протянул ко мне руки.
– Да нет, конечно, стоило. Просто я не ожидал увидеть тебя сверху… – Он рассмеялся и схватил меня. – То есть вообще не ожидал увидеть. В целом. Не сверху.
Олли спустил меня на пол, остальные тут же меня приветствовали. Я заняла место у стены, рядом с Джейком. Тот сжал мне плечо и протянул бутылку виски.
– Спасибо, Дрянь. – Джейк улыбнулся. – За то, что пришла.
Алисия прокашлялась и подняла вверх палец.
– Итак, Мия. Раз уж ты здесь, то настала твоя очередь. Стриптиз или вызов?
Я глотнула как можно больше виски, и Олли откинулся на матрас, не отрывая от меня взгляда.
– Стриптиз, – выдохнула я, когда горло перестало жечь, и передала бутылку Алисии, а потом стащила с себя кофту, под которой остался только белый топик.
В комнате было жарко, я и так рано или поздно ее бы сняла. А принимать участие в детских играх я не собиралась.