Из-за зеркала бесплатное чтение

Пролог

Он Элси сразу не понравился. Она никогда раньше не видела его в автобусе. А ведь здесь, в селе, все друг друга знали. Так принято, это незыблемое правило – видеть каждый день одни и те же лица, здороваться с одними и теми же людьми. Но в это утро появился он, и что-то изменилось. Элси очень хотела понять, что именно.

Странный мужчина в слишком аккуратной черной рубашке и слишком дорогих брюках, слишком городской, идеальный, чужой, мужчина с орлиным взглядом, красивый, надо признать, мужчина, он смотрелся в грязном старом автобусе нелепо, неуместно. Люди вокруг болтали, оборачивались, смотрели в окно – это было нормально. Он же почти не шевелился – и это нормальным не было.

Обычно люди не ведут себя так: не пялятся на незнакомцев всю дорогу, даже не пытаясь скрыть свой интерес. Сначала Элси было не по себе. Она подумывала даже выйти. Ничего, пешком до школы недалеко. Но мужчина продолжал смотреть. И интерес поборол осторожность.

Элси улыбнулась и нарочно встретилась взглядом с пустыми серыми глазами. На тонких губах незнакомца вспыхнуло что-то, очень похожее на улыбку. Уголки рта дернулись вверх, на щеках появились морщинки. Глаза остались матовыми, непроницаемыми, как стена. Больше попыток Элси не предпринимала.

Автобус с лязгом и грохотом катил по сельской дороге. Его нещадно швыряло по камням. Водитель бормотал под нос слова знакомой песни. Шуршало радио. Позади бабульки с соседней улицы обсуждали новые семена и нынешнее весеннее потепление. Элси совсем расслабилась. В отражении оконного стекла незнакомец выглядел не столь неприятным. По его длинной тонкой фигуре то и дело пробегали пушистые деревья и крошечные частные домики. Застывали на его лице облака. Путалось в его волосах крошечное солнце.

Элси точно знала: он вышел на остановку раньше и до последнего не сводил взгляда с нее, простой сельской девчонки. Нет, Элси он не понравился. Не понравился и точка. Но почему тогда на полях тетради появился его нелепый карандашный портрет?

На следующее утро Элси отказалась от заманчивого предложения доехать в школу на машине и стояла на остановке, вдыхая противную дорожную пыль. Мчались мимо редкие машины, оставляя за собой шлейф чисто деревенского, свежего и грязного одновременно, воздуха. Блестели на солнце глаза-фары. Далеко, у поворота, уже виднелся автобус. Его фары сверкали немного иначе.

– Опять опаздывает, – буркнул кто-то в толпе.

Толпа, состоящая из этих кого-то, вечно торопилась в свое куда-то. Элси ее решительно не понимала. С каким удовольствием она прошла бы теперь по ощетинившейся дорожке в тени свежих апрельских листьев, чтобы найти в молодой траве нарцисс, или тюльпан, или россыпь крокусов. Можно останавливаться на каждом шагу, присаживаться на корточки, вдыхать сладковато-свежий запах расцветающей жизни. Можно испачкать о невысохшую после дождя землю форменную юбку. Можно опоздать в школу. Потому что ничего не может быть важнее бьющей в голову весенней свободы.

Элси улыбнулась. Оказывается, может. То, ради чего она выбрала не удобную машину и не утонувшую в зелени дорожку, а душный дребезжащий автобус, до прибытия которого оставались считанные минуты.

Из-под старого столба остановки, прорывая растрескавшийся асфальт, вылезал крошечный одуванчик. Он вырос посреди камня и осколков. Он тянулся пушистой желтой головкой к свету. Элси смотрела на него каждый раз, когда приходила на остановку. Вылез этот наглец пару недель назад и уже расцвел.

Справа загрохотало, заскрипело. Толпа колыхнулась и потекла вперед. Автобус опустил грузное тело, тяжело выдохнул и открыл двери для пассажиров. Элси запрыгнула на подножку и за наводнившими автобус головами тщетно пыталась разглядеть ту, которая ей не понравилась.

Знакомые лица, знакомые плакаты, даже грязь по углам и исцарапанные металлические люки знакомые. А незнакомца нет.

Он не появился. Напрасно Элси вглядывалось в лица. Его надо было забыть и слушать знакомые песни по радио, думать о весне, о школе, о предстоящих экзаменах и еще о многом другом, о чем обычно думают семнадцатилетние девушки. Но Элси не могла. Не выходило из головы отражение в окне с матовыми серыми глазами.

Что-то внутри судорожно дергалось, рвалось наружу. Как сумашедшее, приплясывало сердце. В автобусе было душнее, чем обычно, несмотря на открытые до упора люки. Элси едва не пропустила свою остановку, так внимательно она перебирала взглядом лица, много-много красных от жары лиц. Все они были правильными, нормальными, настоящими и привычными. Скучными. Все они что-то выражали, что-то говорили, куда-то и зачем-то смотрели, прятали какие-то вполне определенные мысли. А тот незнакомец… Элси поняла, что в нем ей не понравилось. Он весь был каменный, или гипсовый, или стеклянный. Будто вовсе не человек.

Не появился незнакомец и на следующий день, и на следующий, и через неделю. А потом Элси надоело ездить на автобусе. Она нашла целую полянку ирисов, скрытых в высокой, давно некошеной траве заброшенного участка. Она порвала колготки о колючие лапы дикого крыжовника, и руки ее горели от крапивы. Но в школу она влетела ко звонку с довольной улыбкой и гнездом на голове.

Такой Элси видеть привыкли. Классная, очень пожилая и очень нормальная женщина в огромных очках и неизменном массивном черном платье, встретила ученицу сухим:

– Приведи себя в порядок, Алиса.

Поджатые губы и притворно строгий тон – единственное, что она позволяла себе в отношении Элси. Сельской школе никто больше не принесет столько бесполезных грамот.

Элси училась и делала это вполне неплохо, но серые школьные стены высасывали из нее все, что давали весенние цветы. Она скучала наедине с дряхлыми учебниками за своей первой партой и ждала, страстно, с нетерпением, того момента, когда сможет вырваться из тисков школы. Ждала и боялась, потому что не знала, куда податься ей, любящей все живое и цветущее, одиноко-свободное странной сельской девчонке. Ее пугали, отталкивали большие города, которые топорщатся высотками, тянутся лабиринтами улиц. Но она хотела, ужасно хотела…

Стать кем-то.

– Романтична до ужаса, – смеялась мама.

Сделать что-то настоящее, обязательно свое, такое, после чего можно будет смело сказать: “Я чего-то стою”. В Элси очень глубоко жил червячок задавленных амбиций, гордый червячок, который, заметив внимание к себе странного незнакомца, поднял голову.

Элси весь день смотрела на рисунки на полях и решила: она шанс на хоть что-нибудь интересное не упустит. И на другой день снова поехала на автобусе.

Элси дождалась. В тот день лил теплый весенний дождь. Под ногами текли бурные ручьи. Мокрая, липкая земля забивала подошву, брызги нещадно пачкали новые колготки. Уже стемнело, чертовы дополнительные перенесли на вечер. Теперь приходилось шлепать домой пешком, мешая туфлями грязь.

Запах петрикора стоял в густом душном воздухе. Тяжелые облака упали на землю пуховым одеялом, и все живое задыхалось под ним, как в бане. Обычно Элси нравились дожди. Но в этот раз противно сводило легкие и грязь хлюпала и взвизгивала под ногами. Цветы спрятали головки. Нечего было ловить в сером дымном воздухе. Даже зелень крон поседела. Будто и не апрель вовсе, а старик-ноябрь.

– Не промокла? – раздался за спиной оклик.

Элси обернулась. В паре шагов от нее, увязая в грязи лакированными черными ботинками, стоял он. Стоял, как ни в чем не бывало, спрятав в карманы брюк белые руки, с насмешливой полуулыбкой на губах, и самым бесстыдным образом пялился на мокрую, уставшую Элси.

– Мы с вами уже виделись.

Что-то подсказывало: не так должна повести себя нормальная семнадцатилетняя девушка на пустой дороге с незнакомцем. Не стоять неподвижно и не пялиться в ответ. Но непослушное сердце сделало кульбит и застучало где-то в пересохшем горле.

– Алиса Войская, – медленно, по слогам произнес незнакомец. Он, как гурман, пробовал фамилию на вкус, долго вертел ее на языке, пережевывал, а потом нахмурил брови. Не понравилась.

– Мы разве знакомы? – Элси не понимала: удивлена она, рада или напугана.

Незнакомец улыбнулся, на этот раз почти искренне, и даже соизволил представиться:

– Владимир Филов. – Прозвучало так, словно и фамилию, и имя он только что выдумал, и это его очень веселило.

– Вам… – Элси запнулась. Всякий раз, когда она представляла встречу с этим человеком, он или молчал и смотрел тем же прошивающим насквозь взглядом или объяснял, что забыл здесь. Теперь же он не делал ни того, ни другого. Он вел себя слишком нормально.

– Я следил за тобой, и ты это знаешь.

Судя по лицу Владимира, вид у Элси был правильный: будто все тучи разом рухнули ей на голову.

– Ты должна была замечать странности, – продолжил он.

“Как в романе”, – промелькнула мысль. Промелькнула и скрылась. И ничего не осталось. Элси призналась:

– Замечала.

В ее жизни много странностей. И главная из них стоит сейчас и смотрит сверху вниз матовыми глазами.

– Я приду завтра. А ты подумай. Вспомни, Элси, – пафосно закончил Владимир, развернулся на облепленных грязью каблуках и зашагал удивительно бесшумно по пустой темной улице. Элси не смогла его окликнуть. Почему-то нельзя было ни в коем случае нарушить воцарившуюся тишину. Нельзя было прогнать хилую дымку тайны, которая повисла над дорогой. Элси казалось, что она видит ее: изорванную, жалкую, тряпочкой болтающуюся в ветках старого ореха.

Владимир ушел. Его длинная фигура скрылась за поворотом. А Элси все стояла. Стоял в горле ком, стоял в носу петрикор. Стоял в ушах голос. Он повторял, настойчиво, как мантру: “Подумай. Вспомни. Подумай. Вспомни” и обязательно в конце добавлял такое непривычное на чужих губах ”Элси”.

Владимир знал это имя, имя, которым Элси и дома называли редко. Для всех вокруг она была Алисой, просто Алисой Войской. И в паспорте стояло это же сухое, жесткое, как асфальт, имя. Элси оно не нравилось, но ничего, привыкла. Потому что не принято, потому что неправильно, потому что мама сказала: “Так нужно”. Сказала и ничего не объяснила. А теперь, Элси чувствовала: у нее появился шанс узнать о себе хоть что-нибудь…

…настоящее.

Дорогу перебежала, поднимая клочки грязи, смольно-черная кошка, оглянулась, сверкнула глазами и юркнула в темноту. Элси отмахнулась: опять показалось. Опять ей показалось, что кошка на нее посмотрела совершенно по-человечески осмысленно. Вот они, странности, крошечные, ничего не значащие и почему-то интересные мужчине с матовыми глазами. Элси шла домой и пыталась припомнить каждый случай, когда ей казалось, что животные ведут себя странно.

Вот на прошлой неделе она видела во дворе огромную красивую птицу. Размером с большого попугая, такая же яркая, с отливающими металлическим блеском перьями, она сидела прямо на земле и смотрела в окно. И глаза у нее были большие, черные и ужасно умные. Элси птицу сфотографировала, но на снимке остался пустой газон без единого перышка.

Странности. Они вертелись над головой и щекотали горящие щеки. Они шептались с ветром и прыгали по веткам. Они до самого дома довели Элси и сгрудились там, под окнами, за дверью, потому что дальше пройти не могли. В доме ничему странному и необъяснимому места не было.

– Поздно ты, – вынырнула из кухни мама. С ее плеча спрыгнул уютный запах свежей выпечки. – Давай за стол.

У Элси было правило: дома не говорить о том, чему место за дверью. Но сегодня, жуя горячие сырные булочки, она решилась.

Мама долго молчала, настолько долго, что Элси успела сначала обрадоваться, потом испугаться и отсчитать пару сотен ударов жилки под тонкой кожей.

Мама сказала:

– Он прав.

Сказала, тяжело вздохнула и долго молчала, прежде чем объяснить. Элси сначала не поверила, потом не поверила еще раз, и только когда серебряная монетка луны выкатилось на черное ночное небо, а ее отражение повисло в бездне чайной кружки, когда голова окончательно отказалась работать, а сердце устало колотиться, призналась себе:

Правда. Она полукровка.

Элси не спала всю ночь. За дверью не спала мама. Ровному стуку ее шагов вторил унылый ветер. Элси думала совсем не о том, о чем, наверное, следовало думать. Она то ли устала удивляться, то ли просто устала, но сердце больше не колотилось и в голове было пусто. Элси легко перебирала безжизненные обрывки старых мыслей и удивлялась сама себе. Как могла она раньше не замечать очевидного?

– Ты не такая, как все, – сказал Владимир на следующее утро, когда Элси столкнулась с ним на прежнем месте. Он и сам был прежним: идеальная восковая фигура. Грязь под ногами еще не высохла.

– Знаю.

Владимир был вторым после мамы, кто слова “не такая, как все” произнес гордо, без насмешки. Для него это был комплимент.

– И что ты выбираешь?

Он знал. Он все заранее знал. Он схватил Элси матовыми глазами и держал за шкирку. Он решил все за нее, когда в первый раз позволил увидеть себя в автобусе.

– Ты можешь, как нормальный человек, поступить в хороший вуз, потом учиться, потом работать… – у Владимира была странная манера говорить. Он выражал жалкие тени эмоций не словами и не интонациями, а взглядом.

Владимир тоже был не таким, как все. Поэтому Элси смело его перебила:

– Второй вариант. Выбираю второй.

Владимир хмыкнул, как будто снисходительно. Но Элси показалось, что промелькнуло в глубине его глаз что-то настоящее в эту секунду и что ямочки-улыбки на его белых щеках были тоже настоящими. Если бы Владимир сказал хоть что-нибудь, Элси обязательно завалила бы его вопросами. Но он поднял руку, развернулся и ушел. Только через плечо бросил:

– Тогда жду тебя завтра на этом месте, стажер.

“Завтра на этом месте”, – отстукивали часы на стене в душном классе.

“Завтра на этом месте”, – гремели колеса автобуса.

“Завтра, завтра, завтра”, – нашёптывал ветер за окном.

Элси никогда не ставила отметки в календаре. Ей нравились спонтанность и белый цвет. Но в этот раз она сделала исключение и поставила большую жирную точку. Красную. Потому что “завтра” может перевернуть ее жизнь.

***

Зазеркалье. Непреложная истина. Любой ребенок знает, что Зазеркалье есть. Любой ребенок знает еще, что попасть в него нельзя и нельзя даже пытаться. И любой пытается. Элси помнила, как часами смотрела в зеркало в ванной, касалась его кончиками пальцев, закрывала глаза, шептала глупые слова, которые услышала когда-то. Пыталась, пыталась, пыталась, а мама ее не останавливала и грустно улыбалась. Теперь Элси поняла, почему. Ее отец был не космонавтом и ученым. Он просто пришел из-за зеркала и за зеркало вернулся.

Все эти годы мама знала: когда-нибудь Зазеркалье заберет Элси. Поэтому молчала. Но Элси была слишком сумасшедше счастлива, чтобы думать об этом.

Она решила. На следующее утро она стояла на пустой сельской дороге ровно на том же самом огромном красноватом булыжнике, который вчера блестел под лакированной туфлей Владимира.

– Вовремя.

Элси вздрогнула.

– Как вы?..

Владимир прижал палец к губам. У кого-то другого это вышло бы смешно. Но ослушаться Владимира Элси почему-то не смогла, как бы ни хотелось вывалить из головы спутанный клубок вопросов. Пришлось терпеть. Пришлось идти, наступая точно в следы ботинок Владимира в дорожной пыли. Идти, как в первый раз, по знакомым с детства дорожкам, и вертеть одну под микроскопом единственную мысль: “Как Владимир может ходить настолько бесшумно?”

– Что значит стажировка? – спросила Элси, когда безлюдные дорожки закончились, а тишина и без ее помощи разлетелась вдребезги от хруста шагов и гула чужих голосов. – Я еще школу не закончила.

– А зачем тебе школа? – отмахнулся Владимир и сразу стал в глазах Элси еще выше.

Они пробрались кушерями к речке. Элси расцарапала руки и зацепила голой лодыжкой крапиву. В такие дебри обычно не забиралась даже она. Владимиру же все было ни по чем. Он шел по извилистой заросшей тропинке с тем же видом, с каким шел бы по центральной городской улице, и так откидывал сухие ветки, будто смахивал пылинки с пиджака.

Владимир остановился, когда впереди показалась груда торчащих из воды досок. Раньше они были рыбацким мостиком. Давно, наверное, очень давно. Теперь эти доски были похожи на разинутые пасти крокодилов. Ржавые гвозди сверкали опасным металлическим блеском. Скалились острые, обломанные ветром и течением деревянные зубы. Жуткое место. Элси знала множество других, красивых и уютных, подходов к речке. Что-то ей подсказывало, что Владимир их тоже знал.

– Была здесь раньше. – Он не спрашивал.

– Не люблю это место.

– Зато они любят.

Элси не видела лица Владимира, но могла поспорить: он усмехнулся. В камышах что-то заскреблось и заворочалось. Оглушительно треснула сухая ивовая ветка. Что-то тявкнуло, пробежал ветерок по сырой траве, и прямо из мелководья, где обычно гнездятся утки и снуют мелкие ужики, выпрыгнула лохматая дворняжка.

– Собака? – вырвалось у Элси.

– Для людей – собака, – поправил ее Владимир.

Элси, наверное, слишком привыкла быть человеком. Пес остановился в шаге от нее, подметая землю лохматым хвостом, поднял одно ухо, наклонил голову и обнажил в совершенно не собачьей улыбке блестящие клыки. Он смотрел на Элси умными глазками-бусинками, но это все еще был пес, самый обычный дворовый пес.

– Реверсус, – сдался Владимир. Как будто от этого стало понятнее.

Он смеялся. Он привел Элси на речку, чтобы смотреть на собаку. Это глупая шутка. Элси готова была развернуться и уйти, но ровно в этот момент с лица Владимира сползла улыбка. Он наклонился, подзывая пса. И голос его зазвенел в утренней тишине до жути громко.

– Можешь пойти за ним, он приведет тебя туда, где был в прошлый раз с человеком. У Реверсусов обычно не больше пары мест. Они живут там, куда человек редко заходит.

Элси молчала, загипнотизированная голосом Владимира. Пустые глаза разглядывали вертящегося под ногами пса, и было в них какое-то новое страшное выражение.

– Свободный Реверсус, когда встречает человека, считает его своим и сопровождает до дома. Потом запоминает дом на всю жизнь. Странные создания. У нас они не встречаются.

Элси открыла рот, но ни одно слово не пробилось в густой воздух. Ей нужно было спросить, где это “у нас”. Ей очень много надо было спросить. Но она стояла, смотрела, как Владимир чешет пушистую голову Реверсуса, и ноги ее приросли к земле, вплелись в пучки мокрой травы и отказывались двигаться.

– Их много таких. Которых люди не замечают. Я тебе покажу, если согласишься на стажировку. – Голос прилетел откуда-то из-за реки. Элси вздрогнула: на секунду ей показалось, что матовые глаза Владимира остекленели, а сам он как-то съежился и постарел.

Реверсус волчком крутился под ногами. Элси долго смотрела на него, чтобы не столкнуться взглядом с Владимиром. Она не хотела, честно не хотела, но вдруг поняла: у этого существа своего человека еще не было. И, возможно, никогда не будет.

– Не будем здесь задерживаться, – бросил Владимир.

Элси успела почувствовать, как чужие пальцы сжали ткань футболки, как по обожженным волоскам пробежала дрожь, потом услышала щелчок, и земля ушла из-под ног. Река отчего-то оказалась сверху, разлетелась осколками, и те закружились в бешеном водовороте. Элси зажмурилась на секунду, а когда открыла глаза, никакой реки не было. Она снова стояла на земле, под ногами хлюпала грязь, весенний пыльный ветер колотил по щекам, на него можно было списать предательский жар, шныряющий под кожей. Только на футболке остались складки от крепкой хватки Владимира. Не показалось.

– Нам не стоило приводить Реверсуса к дому, – просто объяснил тот. У него все выходило просто. Он говорил с Элси, будто они знакомы всю жизнь. Будто таинственный мир Зазеркалья не оставался для нее загадкой.

– Куда теперь?

– Куда решишь, стажер.

И они пошли туда, куда указала Элси – в сторону старого кладбища, уже много лет как забытого и брошенного на волю природы. Элси ткнула пальцем интуитивно: где же быть потусторонним существам, если не на кладбище. Наверное, Владимир посмеялся бы над ее стереотипными представлениями о магии, если бы умел смеяться. Хорошо, что он не мог читать мысли. Элси хотела верить, что не мог.

Кладбище встретило незваных гостей жутким дыханием прохлады и стонами старика-ветра, прочно обосновавшегося здесь прошлой зимой, когда снесли ряд деревянных заброшек. Теперь кладбище стояло обнаженное, окруженное завалами человеческого и природного мусора. Остров, навсегда утонувший в тумане дряхлой низины. Даже у земли не осталось сил его держать.

– Не лучшее место для первой стажировки, – сухо прокомментировал Владимир, пожал плечами и ускорил шаг.

Элси стало не по себе. Она нарочно шла чуть позади: боялась увидеть тот стеклянный блеск в серых глазах, который почудился ей на реке.

– Ты ведь не ждешь встречи с мертвецами? – Владимир издевался. Но даже это выходило у него снисходительно и совсем не обидно.

Элси успела десять раз пожалеть о своем решении и столько же раз попытаться свернуть в менее зловещее место, но Владимир настойчиво шел вперед и даже пообещал с механической улыбкой на губах, что будет интересно. У любого другого это вышло бы грубо. А Владимиру шло. Вселенская невозмутимость слишком приросла к его лицу, не отдерешь.

– Слушай в оба, Верменов сложно не заметить.

Если и сложно, то Элси упорно делала это следующие десять минут. А внимательные глаза Владимира, не мигая, следили за ней. Элси и про ветер забыла, и про облезлые, изъеденные временем могилы, и про россыпь надгробных плит впереди. Глаза начали слезиться от слишком пристального вглядывания в паутину шипастых лап древних деревьев.

– Слышишь?

Элси слышала: скрипнула доска, зашуршала трава, взвился, прорубая туманные баррикады, ветер. Все это было настолько знакомо, настолько обычно, что она мотнула головой.

– Мертвые зовут.

Звякнуло где-то далеко стекло, разнеслось по воздуху и вонзилось в кожу крошечными осколками.

– Звон разбитых зеркал. Прислушайся.

Еще одно. И еще. Сотни, тысячи крошечных осколков наводнили серебристый от тумана воздух. Все они звенели, звенели, не переставая. И в этом звоне Элси отчетливо слышала человеческие голоса, но не могла разобрать слов.

– Думаешь, почему на кладбищах жутко? – прошептал над ухом голос Владимира. Он тоже походил на стеклянный. – Эти птички из того мира, о котором люди не любят говорить. Они чувствуют смерть. Они питаются духом смерти. Они – вестники смерти.

Воздух завис над головой неподвижным стеклянным куполом. Элси разглядела в ветках крошечных черных птичек. Таких увидишь – не заметишь. Их было много, ужасно много. Они облепили старые деревья сплошным живым одеялом. У Элси в глазах рябило от их блестящих глазок и звенело в ушах от тихого реквиема.

– Заметила, – хмыкнул Владимир. – Закрой глаза…

Темнота. Хлопок. И тишина.

– Но куда они?.. – Элси снова смотрела во все глаза, но ветки опустели. Ни одной живой души не осталось на старом кладбище.

А потом не осталось и кладбища. Оно прыгало за спиной в такт быстрым шагам, пока не исчезло совсем. Уже стали попадаться на кривых дорожках прохожие, когда Владимир вынул руки из карманов и снова заговорил:

– Все от тебя зависит. Согласишься, и узнаешь.

Много узнаешь, увидишь, услышишь, почувствуешь такого, о чем раньше даже не подозревала. Он не договорил.

Элси молчала, пинала камень смотрела под ноги, а голова трещала по швам. Глаза болели – слишком ярко. В ушах шумело – слишком громко. Грудь стягивало – слишком много. Слишком неожиданно. Будто ходил всю жизнь в черных очках, как слепой, а тут взяли и сдернули очки. Мир оказался гораздо больше, чем тебе вбивали в голову семнадцать лет.

Слепому недостаточно прозреть, чтобы научиться видеть.

– Мне нужно время, – сдавленно прошептала Элси.

– Оно не будет ждать тебя, ты понимаешь.

Владимир снова был серьезен и до ужаса спокоен. Только воспаленное воображение Элси приписывало его голосу грустные нотки.

– Подпиши, если решишься. И жди меня здесь через неделю.

В его руках появился лист желтоватой плотной бумаги. Элси вцепилась в него дрожащими пальцами. Владимир уже собирался уходить, когда ему в спину ударился вопрос, неожиданный даже для самой Элси.

– Как вас зовут? По-настоящему.

– Профета Спекулум, – усмехнулся Владимир и вместо того, чтобы уйти, просто растворился в пыльном воздухе.

Элси понадобилась целая ночь, чтобы понять: Владимир снова ее обхитрил.

И ещё одна – чтобы идти по пустой лунной дорожке, вслушиваться в приглушенные голоса ночных птиц и представлять лицо Владимира в тот момент, когда она вручит ему подписанный договор.

Глава 1

Он Элси сразу понравился. Простой, как мыслительный процесс Коньков. Так и полагается обычному человеку. А он показался Элси ужасно обычным.

Он встретил ее на пороге в растянутой пушистой толстовке, улыбнулся и пригласил войти. Нормальные люди так не делают.

Элси заметила: у него неровные верхние зубы, клыки выпирают немного по-кошачьи, у него под глазами крошечные складки и тёмные круги и шерсть на чёрных не отглаженных штанах. Он не идеален. За одно это Элси улыбнулась ему в ответ.

– Значит, хотите снять комнату? – бросил он через плечо.

Элси кивнула. Он обернулся, уставился на неё смеющимися глазами.

– Да, да, хочу, – исправилась Элси.

Она и не замечала, как отвыкла говорить с людьми… нормально. Мориэл вот понимал без слов, любой взгляд понимал. От этого легко устать.

Наивная простота нового сожителя вселяла в Элси странное чувство умиротворения. Она без приглашения оккупировала стул у окна, закинула ногу на ногу и сразу почувствовала себя как дома. Странное ощущение. Оно вгрызлось в грудь в районе сердца и оставалось там все время, пока хозяин гремел кружками и шуршал пакетиками с заваркой.

Элси не была дома слишком давно, достаточно давно, чтобы забыть ощущение полного, опьяняющего покоя. Дом у нее, конечно, был. Все, как полагается, небольшая квартирка в невзрачном городе с таким же невзрачным названием. За два года Элси даже привела в ее в относительный порядок и могла назвать уютной, но в глубине души чувствовала: того уюта, который она обменяла на стажировку, больше не будет – уюта забытой всеми русской глубинки, родительского дома, светлой, пропитанной теплом кухни и маминых рук. Элси думала, что забыла его. Нет, вернулся наглец в лице парня с пыхтящим чайником в руках.

– Ну и что вы забыли здесь? – вышло не грубо, скорее весело.

– Работа, – вздохнула Элси. Обжигая губы о горячий чай, она вдруг подумала: “Сложно будет врать этому… обычно-ненормальному”.

– Как же я вас понимаю. – Он откинулся на спинку стула и заложил руки за голову. Элси спрятала улыбку за кружкой. Нет, она ужасно отвыкла от простоты. Ужасно. Поэтому и ляпнула, не думая:

– Можно на ты.

Стукнули о плитку ножки стула. Прямо перед Элси вдруг возникло нагло улыбающееся лицо.

– Макс. – Он сжал руку Элси. – Просто Макс, ненавижу формальности.

– Алиса, – вырвалось в ответ. Если бы можно было, она сказала бы: “Элси”. Но первым запретом Мориэла, первым и, впрочем, единственным, было ничем не выдавать свою связь с Зазеркальем.

– Хорошее имя. Литературное, – заметил Макс и вернул стул в прежнее положение, настолько неустойчивое, что в другой ситуации Элси решила бы, что без левитации дело не обходится.

Но Макса совершенно не волновало, что от падения спиной на кафельную плитку его отделяет малейшее неудачное движение. Он цедил парящий чай из огромной нелепой кружки с надписью “My house, my rules, my coffee”, и глаза его не переставали смеяться.

– Предпочитаешь жить наверху или лучше первый этаж? Свободные номера найдутся. – У Макса был странный стиль разговора. Он одновременно шутил, издевался и оставался доброжелательно-приветлив.

– Я в восторге от этой лестницы, – ляпнула Элси первое, что пришло в голову. И тут же подумала, как хорошо выпускать слова сразу, чтобы они не забивали горло и голову. Как хорошо сидеть перед человеком, который не пытается ничего от тебя скрыть и не смотрит на тебя, как на интересный объект исследования.

– Забирай на здоровье. Я ее недолюбливаю.

Макс наконец вернул стулу более устойчивое положение, уперся локтями в стол и замер. Элси рассматривала его глаза: карие с медовым оттенком. Отчего-то ее совсем не смущал тот факт, что почти незнакомый человек пялится на нее в упор. На этого человека хотелось пялиться в ответ. А потом одновременно отвести взгляд и рассмеяться в голос.

– Ну что, показать тебе твои хоромы? – спросил Макс, когда от смеха уже сводило щеки. Но в тот момент, когда Элси готова была идти к лестнице, край которой очень уж заманчиво выглядывал из-за двери, появился он. Он вышел неторопливой походкой хозяина в центр кухни. От его внимательного взгляда сразу расхотелось смеяться. Но Элси точно могла сказать: он ей понравился сразу, ужасно понравился.

– Ты вовремя. Знакомься. Придется тебе делить дом еще с одним человеком, – усмехнулся Макс.

Элси выдавила из себя подобие улыбки. Ей было не до смеха. Она хотела, но не могла отвести взгляд от белой паутинки в кристальных голубых глазах, кристально-космических, расширившихся вдруг до размера всей, вовсе не маленькой, кухни. Эти глаза настаивали, хотели прочитать ее. Голову сжало железным обручем, встали дыбом волоски на руках. Элси чувствовала: это оно, то, о чем говорил Мориэл, то, о чем она читала в книгах и пособиях. Это намеренное воздействие на сознание сильной магической ауры.

Он пытался прочитать ее мысли.

– Эй, Боб, пялиться на людей невежливо, – раздался за спиной голос Макса. Давление исчезло.

Макс что-то говорил про гостеприимство, Элси не слушала. Она наконец рассмотрела обладателя космических глаз. Огромный, красивый, величественный, гордо и беззвучно ступающий по блестящей плитке. Да, Элси не ошиблась. Хозяином этого дома был он. И объектом интереса исследователей, и тем что заставило Элси оставить лагерь и работу с Мориэлом и снимать квартиру в совершенно незнакомом городе. Он, Лорд.

– И ты, Алиса, знакомься, мой кот Боб. Он сегодня не в настроении, вы еще подружитесь.

Элси забыла, что хотела идти наверх. Она снова забралась на стул, поджала под себя ноги, глотнула чай: все это, не сводя взгляда с Лорда. Сам Лорд подошел к хозяину, потерся о его ноги, тихо замурлыкал: все это, не сводя взгляда с Элси.

У них было сложное название в научной литературе, но никто его, конечно, не использовал. Элси не знала, как, но за этими существами закрепилось сначала Лорды Телепатии, а потом и просто Лорды. Их было мало, так мало, что, узнав об одном из них, Мориэл поспешно отправил Элси на задание. И вот теперь она сидит напротив самого настоящего живого Лорда, на месте, которое мечтал бы занять любой из выдающихся исследователей магических существ, она, полукровка, стажерка. А рядом стоит ничего не понимающий Макс.

“Внешне напоминают котов, идут на контакт с людьми и являются зачастую домашними питомцами. Создают прочную эмоциональную связь с человеком. Природа этой связи и ее влияние на обе стороны считается недостаточно изученной. Аура: 8, опасность: не установлена, отличительные особенности: черная, длинная, гладкая или пушистая шерсть, голубые глаза, черные подушечки лап, массивная голова, стоячие заостренные уши…” И дальше, и дальше. Обрывки описаний всплывали в голове Элси, и. как каждый раз при встрече с новым существом, она убеждалась, как мелки и неправдоподобны слова в книгах.

Лорд был воплощением космоса, его живым кусочком, свалившимся на землю. Более гладкой шерсти Элси никогда не видела. Солнечные блики скользили по спине Лорда, как по металлу. Вздрагивали от каждого шороха усы, шевелились уши, но их хозяин оставался спокоен. Он обвивался вокруг ног Макса, он терся головой о его тапочки, но все это делал так грациозно и величественно, что уверенно оправдывал титул Лорда. А вот простое “Боб” ему не шло. И Макс ему в хозяева тоже совсем не шел.

Элси могла бы наблюдать за Лордом вечно, и интерес, судя по всему, был взаимным, но Макс позвал наверх. А Лорд, наверное, тоже недолюбливал лестницы. Он проводил Элси взглядом до двери и расположился на столе, прижавшись к кружке Макса.

– Истинный хозяин, – неестественно серьезно заметил Макс. Если бы Элси могла говорить в эту секунду, она согласилась бы. Но голос вернулся, только когда за спиной осталась добрая половина лестницы.

– Откуда он у тебя? – Элси пошла ва банк.

– Сестра притащила с улицы, у неё квартира. А здесь ему хорошо. Надеюсь.

– Почему Боб? – Допрос продолжался.

– Фильм не смотрела? “Уличный кот по кличке Боб”. Так вот он меня… – Макс замялся.

Лестница поскрипывала в такт шагам, словно подсказывала хозяину, как говорить. А Макс смотрел под ноги и больше не казался Элси таким уж простым.

– Спас, понимаешь? – Макс остановился. В его глазах промелькнуло что-то такое же космически-глубокое, как в глазах Лорда, и скрылось за мутным стеклом. Элси вздрогнула. С лица Макса на нее смотрели глаза Мориэла.

Дошли до комнаты, остановились, помолчали, потупились в пол, потому что смотреть друг на друга не могли. Это длилось не больше минуты.

– Ты прости, мы же не знакомы толком, – прошептал Макс.

– Это ты прости. – Элси извинилась сразу за все, что она собиралась сделать.

Они одновременно потянулись к двери. Элси коснулась его ладони и отдернула руку. Горячо, будто обожглась. Поднесла ладонь к щеке – холодная. И открыла дверь, пока Макс снова не начал извиняться.

– Довольно скромно, надеюсь, тебя это… – Он все еще боялся поднять глаза.

– …волшебно.

Макс замер. Головы не поднял, но Элси заметила веселые ямочки на его щеках.

– Надо тебя с сестрой познакомить. Она с таким же лицом сюда в первый раз зашла.

Неловкости как не бывало. Макс шире распахнул дверь и театрально джентльменским жесто пропустил гостью вперед. Элси смотрела, забыв о том, что пялиться, открыв рот, на что-то в чужом доме, кажется, не очень-то прилично. Мама, наверное, не похвалила бы, а Мориэл – тем более. Но Элси не могла не пялиться, а Макс то ли не замечал, то ли очень умело делал вид, что не замечает, и продолжал болтать:

– Сестра давно меня убеждала, что надо сдавать комнату. Знаешь, такой большой дом для меня одного – роскошь, тем более это не совсем мой дом, вернее не то, чтобы только мой. Да и, это ее слова, не думай, мне нужна компания, иначе я сойду с ума от переизбытка слов…

– Спасибо, – выдохнула Элси. Макс замолчал на полуслове и замер в нелепой позе, будто Элси не поблагодарила, а время остановила. Не то, чтобы она умела останавливать время, да и если бы умела, Макс об этом явно бы не знал.

– Спасибо? – повторил он настороженно. И снова: стекло в глазах и тишина. Но на этот раз он пришел в себя быстро. – Это тебе спасибо.

На деле в небольшой спальне не было совершенно ничего волшебного: кровать в углу, шкаф, комод, стол, голый пол под ногами, лампочки под потолком. В комнате было все, что обычно бывает в гостевых спальнях. Но не разномастная деревянная мебель и не нелепые обои в мелкий цветочек поразили Элси.

Тишина. Пустота. Густой, вязкий уют, который, должно быть, обосновался здесь уже очень давно и не желал уступать комнату. Элси его не видела, но чувствовала. От него стало вдруг ужасно жарко, зашевелились волоски на руках, в горле застряло что-то горько-сладкое, теплое и ужасно знакомое. Элси хотела бы списать это на ауру Лорда, но не могла. Комната всего лишь ужасно напоминала спальню ее мамы в старом деревенском доме.

– Вообще-то внизу куда лучше, хочешь, покажу, – не унимался Макс. Элси помотала головой: снова забыла, что видеть спиной нормальные люди не могут. Но на этот раз Макс понял и не стал настаивать. Он помог Элси перетащить чемодан на второй этаж, вызвался и разбирать вещи. В четыре руки с небольшим багажом они справились… справились бы быстро, если бы Макс хоть иногда замолкал, а Элси выработала бы иммунитет на его шутки.

А потом Макс оправдался работой и убежал, оставив дом на попечение незнакомой девушки, а девушку на попчение огромного черного кота. Вот Лорд и бродил по коридору с видом попечителя и косился на Элси немигающими глазами.

Она сбежала. Лорд начал пугать ее своей настойчивостью. Чувствовать чужое присутствие в голове, пусть и за построенной в первые дни стажировки стеной, было неприятно до мурашек. И чем дольше Элси не пускала, тем настойчивее становилось давление и тем подозрительнее смотрели космически-голубые глаза.

Она оправдывалась тем, что нужно отчитаться перед Мориэлом, и провести напоследок пару наблюдений, и забрать из квартиры плед, и сделать много других “и”. Но когда вышла на улицу, заперев за собой дверь, и давление на голову ослабло, выдохнула с облегчением. Работка, которую подкинул ей Мориэл, начинала казаться все менее подходящей для стажерки-полукровки.

Город Элси это в очередной раз доказал.

Есть такие места, из которых хочется побыстрее уйти: спрятаться под капюшоном, засунуть в карманы руки и топать к выходу. Хорошо, когда этих мест мало. Плохо, когда таким местом становится целый город. И города вообще.

У Элси не было капюшона и карманов, и она шла, опустив глаза, не зная, куда деть отчего-то слишко белые и слишком холодные руки. Асфальт выстукивал шаги, ровно, точно, как часы. Тик-так. Шаг-шаг. Элси вслушивалась в его голос, чтобы случайно не побежать.

Она оправдывалась тем, что ужасно отвыкла от улиц, от людей, от машин, от голосов – от суеты, которая неизменно сопровождает город. Мимо неслась жизнь. Элси чувствовала ее горячее дыхание, слышала ее сбившийся пульс, в глаза била пыль из-под ее ботинков.

– Смотри, куда прешь, – буркнул кто-то.

Элси вздрогнула, хотя никого и не задевала. Но этот голос, выбившийся из общего гула голосов, разбудил ее. Элси подняла голову и увидела город.

Это был новый город. Неровная плитка дороги, расцвеченная вывесками забегаловка, трамвайная остановка и трамвай, набитый телами до отказа, перекресток с неработающим светофором, хилый жилой дом, кажется, пятиэтажный, а за ним – спящий квартал точно таких же ничем не примечательных буровато-серых домиков, наставленных вразнобой, игрушечных.

Это был очень старый, больной город. На скамейке у дома согнулся старик в лохмотьях, у подъезда девушка мужеподобного вида громко ругалась с кем-то по телефону, и от ее голоса слетающая с сигареты струйка дыма рассеивалась в сером воздухе. Люди шли мимо, как заведенные. Хлопала дверь продуктового магазинчика Каждый раз, как это происходило, поднимал голову грязный старый пес. Вместе с головой поднималось одно ухо.

Город ничем не отличался от других городов, в которых Элси успела побывать. Впрочем, их список был очень коротким.

Если верить картам, дорога предстояла недолгая, но и не слишком приятная. Элси верила не картам, а Мориэлу, но и он говорил то же самое. Как же не хватало его… способностей? Элси так и не придумала за три года лучшего названия. Ей нравилось “трансгрессия”. Мориэл предпочитал сухое “перемещение”. Но суть от этого не менялась. Мориэлу никогда не приходилось идти по незнакомым грязным улочкам, надеясь не упустить нужный поворот.

В автобусе было и того хуже. Элси жалась к окну, подталкиваемая с одной стороной сумками очень дородной дамы в пушистом пальто, а с другой – запахом, исходящим от не самой приятной наружности человека неопределенного возраста. Чтобы вознаградить себя за испытание двадцатиминутной поездкой, Элси заскочила в кофейню. Внешне та выглядела если не хорошо, то хотя бы презентабельно. Элси стояла в очереди, прокручивая в голове предстоящий диалог и проклиная себя за то, что не может, как все нормальные люди, не переживать из-за необходимости открывать рот в незнакомом месте.

Вышло не так страшно, как она думала.

– Капучино…

– Средний, без сахара.

– Как вы?..

Миловидная девушка-бариста улыбнулась. А Элси почувствовала такой силы удар в висок, что покачнулась и едва устояла на ногах. Эта аура, она ни с чем не могла ее спутать. Все время, пока девушка нагревала молоко и принимала заказы, Элси не сводила с нее взгляда. И уже когда горячий стаканчик был в ее руках, а дверь кофейни – за спиной, услышала в голове тихий голос:

– Извините за вторжение. Хорошего дня.

Элси решила, что ужасно мало знает о городах.

То ли виноват был кофе, то ли улицы действительно стали приятнее. Элси больше не надо было прятать руки, улегся ветер, и пыль не била в глаза. Люди встречались реже и совсем не торопились. Никто не кричал и не курил. Мелькнула за деревьями резвая тень. Элси ее узнала и протянула руку, но тень проскочила мимо. Стайка птиц на дряхлом дубе изъяснялась совершенно по-человечески. Элси махнула им и услышала в ответ: “С приездом, мисс”. Про этих птичек Мориэл рассказал на первой же неделе стажировки. Называли их в простонародье Мистерками. Они помнили каждого человека, которого видели, а с теми, кто мог слышать, говорили, но исключительно с европейским акцентом века так девятнадцатого. Мориэл рассказал и про исследования, которые проводили над речью Мистерок. Тогда пришли к выводу, что предки современных птиц появились как раз в те времена в Европе и жили под крышами особняков людей высшего света. Элси это казалось откровенным бредом, но других данных у исследователей не было.

Часть мира Зазеркалья, проникшая в человеческий мир, была изучена из рук вон плохо, и причин для того можно было придумать немеренно. Не хватало исследователей, не хватало данных, существа не поддавались науке или наука не могла объяснить их существование вовсе. Впрочем, Мориэлу, как и Элси, на эти мелочи было плевать. “Их не надо изучать, их надо понять”, – сказал Мориэл прежде, чем отад Элси ключи от квартиры. И вот три года как она очень старается понять мир, спрятанный внутри ее прошлого, привычного и такого ничтожно маленького мира.

В спину уперлось что-то жесткое и колючее. Элси обернулся. Убегала за поворот пустая дорога. Пробивались сквозь трещины в асфальте сухие травинки. Солнце, насмехаясь, расплескало грязно-золотую краску вдоль бордюров. Но колючее и жесткое не исчезло. Теперь оно ковыряло затылок.

Элси пожала плечами. Это ощущение возникало не в первый раз, и всегда – на таких вот пустых дорогах. Года три назад Элси легко сказала бы, что за ней кто-то следил. Но сейчас все так перемешалось и запуталось, что она и предполагать не решалась. Одно было странно – этот взгляд за спиной никогда не пугал, не вызывал мурашек, от него не веяло ни опасностью, ни лишней силой. Элси даже не рассказала про него Мориэлу, а про себя решила: у нее появился невидимый телохранитель.

До точки встречи остался последний квартал. Закололо под ребрами, подбежал к ногам, виляя хвостом-лопатой, нелепый взъерошенный пес.

– Ну здравствуй. – Элси коснулась торчащей шерсти на макушке. В следующую секунду она уже стояла в собственной квартире.

– Опять твои шуточки.

На диване, закинув ногу на ногу, развалился он, лохматый, взъерошенный и нелепый.

– Думала, Мориэл сам придет. Он тебя ждет в лесу, ты ж его знаешь.

Элси уперла руки в бока и попыталась нахмуриться, но улыбка-таки победила. Нельзя было на этого дурака Хидни злиться всерьез, сколько бы он ни валялся на диване в ботинках.

– Пойдем, или угостишь чаем? – Он мотнул головой, и длинная челка закрыла его собачьи, блестящие глаза.

– Чай ты не заслужил.

Хидни состроил страдальческое выражение, но в пса обратился и перенес Элси к месту встречи.

– Я ждал тебя два часа назад, – ударилось в спину. По воздуху пробежала физически ощутимая рябь. Хидни, который снова стал человеком, закатил глаза и поспешил удалиться в неопределенном направлении.

Элси осталась с наставником лицом к лицу.

– Вы заставили меня ехать через полгорода.

Элси обернулась и поняла: не лицом к лицу. Мориэл стоял чуть в стороне. На плече у него расположился комок, слегка напоминающий игрушечную белку, очень северную белку, потому что за слоем рыжей яркой шерсти не было видно ничего, кроме бусинок-глаз и отливающих металлом длинных когтей. Мориэл в упор смотрел на зверька, морда к морде. Элси почувствовала себя немного лишней.

– Выкладывай.

– Я видела Лорда… – начала было Элси, но Мориэл спустил зверька на землю и поднял руку. Это всегда значило одно: замолчи и не болтай лишнего.

– Контакт не произошел, – в голосе Мориэла промелькнуло сожаление. Конечно, он не спрашивал. Элси иногда казалось, что задавать вопросы он попросту не умеет.

– Не в этом дело. Вас там не было, вы не знаете, как он смотрит. – Элси не оправдывалась. Она просто говорила, намеренно развернувшись к наставнику спиной.

– Знаю, – донеслось в ответ. Эхо, чертово лесное эхо. За три года Элси так и не поняла, как Мориэл говорит его голосом: не открывает рта, а слова доносятся сразу со всех сторон. А эхо продолжало, немного грустно и неуверенно: – Поэтому тебя и отправил.

– Если не справишься ты, у меня шансов не будет, – услышала Элси в голове тот же грустный незнакомый голос.

– Это кто?

Мориэл не ответил. Зверек обернулся шарфом вокруг его шеи. Острый подбородок утонул в ворохе рыжей массы. Мориэл, наверное, не ответил в голос, потому что боялся наглотаться шерсти. Почему-то, когда Элси об этом подумала, последние капли неловкости исчезли. Она снова почувствовала себя дома.

– Название ему еще не дали, – раздалось в голове.

– Вы первый, кто его видит? – мысленно ответила Элси.

– Пожалуй.

Мориэл снял существо с шеи, причем то явно сопротивлялось. Лезвия-коготки вытянулись и выглядели совсем не мило. Но Мориэл все-таки умудрился посадить рыжий комок на дерево. И тот исчез.

– Маскируются.

Контраст между настоящим голосом Мориэла и его шепотом в голове был так разителен, что Элси до сих пор до конца не привыкла. Мориэл, конечно, объяснил ей, в чем дело. Мысленные разговоры – наполовину плод воображения и догадок владельца сознания, в котором разговор происходит. Выходило, что тот голос в голове Элси придумала сама. Поначалу это казалось диким, потом ничего – привыкла. Есть вещи и более странные.

– Этот не вернется, – заключил Мориэл, рассматривая поблескивающую кору. Не сожалел, не упрекал, просто констатировал факт. Он всегда так говорил – сухими фактами. Почти всегда, но о “почти” Элси старалась не вспоминать.

Они ни о чем не договаривались, переглянулись и пошли в ногу и в одном направлении. Мориэл молча оглядывался по сторонам. Он вообще не любил говорить в лесу. Хотя кому Элси врет, он просто не любил говорить.

Протоптанная десятками ног тропинка убегала вглубь и терялась в море, в океане зелени. Где-то там, впереди, ютился небольшой домик. Его закрывали со всех сторон еловые лапы. Его крыша превратилась давно во второй этаж лужка, в золостисто-голубое облачко, усыпанное цветами и разношерстными гостями. По стенам ползли многолетние плющи, вьюны и мхи. А сколько было гнезд, кладок и нор вокруг, Элси боялась и предполагать. Казалось, это единственное сооружение разумного существа – именно существа, а не человека, такого же лесного, как и все другие существа – притянуло к себе гостей со всех углов. Мориэл никогда не говорил, но, Элси знала, он ничего не любил так сильно, как этот дом и этот лес, иначе не отказался бы от потока поступающих предложений об исследованиях в Зазеркалье, от лабораторий, высших кругов общества, роскошных квартир и славы. Люди, которые писали эти письма, наверняка, знали, что все они сгорают в старомодном камине и выбрасываются пушистым дымом в лесное небо. И там их, наверное, съедают рои Дымок, вечно вихрящихся над крышей.

– Не передумала? – открывая перед Элси деревянную дверь, спросил Мориэл.

– Как здесь передумаешь.

От предложений жить в одном доме с настоящим Лордом, пусть и рискуя остаться с незащищенным сознанием, не отказываются. К тому же Элси уже прибавила к плюсам этого предприятия улыбчивого Макса и надеялась, что когда-нибудь и город сможет ненавидеть чуть меньше.

– Сами-то не передумали? – Элси смеялась. Доставать Мориэла приносило ей какое-то особое извращенное удовольствие, наверное, потому что он доставал ее куда чаще и куда с меньшими затратами.

– И на кого я тебя оставлю, полукровка.

Он разжег камин. Алое перо упало за решетку и вспыхнуло маленьким ручным солнышком. Приятное тепло, шуршание и трепет живого тела пламени окутали дом. У людей говорят, что можно вечно смотреть на то, как горит огонь. Люди не знают, почему. Огонь живой. Он дышит, он играет, смеется, иногда кричит, он может злиться, может дремать, может уставать. Может даже умирать. Элси эту жизнь только чувствовала, а вот Мориэл видел. Он и теперь коснулся кончиками длинных пальцев языков пламени, будто погладил. Огонь вздрогнул и – Элси показалось – тихонько хихикнул, как стеснительная девчонка. Лицо Мориэла осветило всплеском света: одну тонкую бровь, впалую щеку, часть лба с новой, еще почти незаметной морщинкой и глаз, глубокую дыру на месте глаза, а на дне – огонь.

Он ходил по комнате, заложив руки за спину и закрыв глаза. Огонь извивался в камине, бился в решетку, стонал. Он остановился. Огонь свернулся клубочком и зевнул. Вновь уютное тепло разнеслось по воздуху. И когда Мориэл обернулся, его глаза были прежними и сам он совершенно по-прежнему продолжил:

– Лорд не доверяет тебе, потому что не может проникнуть тебе в голову. Он привык, что люди вторжения не замечают. Наверное, полукровок он никогда не знал, и родился здесь, не в Зазеркалье.

– Его зовут Боб, – зачем-то ляпнула Элси.

Мориэл редко улыбался искренне. Сейчас был как раз такой момент. Он бы, может, продолжил читать нотации, но раздался свист, и через открытое окно в комнату ворвались две стрелы. Одна ловко приземлилась на плечо Мориэла. Вторая же с размаху ударилась в грудь Элси и упала на ее руки.

– Так и не научилась.

– Научится, – бросил через плечо Мориэл, а улыбку спрятал в гладких блестящих перьях Зеркалицы.

Птица на руках Элси встрепенулась, мотнула головой, мигнула умными, совершенно человеческими глазами. Птица выглядела… потерянной. Она смотрела на Элси, в ее глазах, как в зеркалах, отражались такие же зеркально-каменисто-серые глаза хозяйки. И ничего больше не осталось, кроме этих туннелей-глаз. Каждый раз Элси не могла об этом не думать, гладя Зеркалицу по мягкому вороху каштановых перьев. Каждый раз в голове звучал немного разочарованный голос Мориэла: “Она Зеркалица, в этом ее жизнь – стать чужим отражением”.

– Тебе надо возвращаться, – после короткого – больше беззвучного – разговора о Лорде перед камином решил Мориэл.

– Макс на работе, – протянула Элси. Шевелиться не хотелось. Тело вросло в мягкое кресло. Колючие лапки Зеркалицы вросли в плечо. А сама Элси три года назад вросла в этот дом, в лес за окном, а в голову ее врос тихий голос Мориэла, так крепко, что уже не вырвешь.

Но возвращаться пришлось: встать с кресла, выйти из леса, взять за загривок лохматого пса и переместиться на этот раз в центр городка, на соседнюю с домом Макса – или все-таки Лорда – улицу.

– И зачем было заставлять меня ехать? – вздохнула Элси.

Хидни нервно дернул плечами. Он всегда так делал, когда речь шла об Мориэле.

Элси не стала предлагать пройтись, да и не успела бы: так быстро на месте человека слова возник пес. Если кто и не любил города еще сильнее, чем она, так это Хидни, веселый и безбашенный, но дикий, как волчонок.

Макс не вернулся. Почему-то Элси это точно знала. Громада-дом стоял спящий и молчаливый в ожидании хозяина. Элси потопталась на пороге и не стала заходить.

Она бродила по городу, выбирая самые безлюдные развалины-улочки, никуда не заглядывая и ни с кем не встречаясь взглядами. Она ходила, пока не стали гудеть от усталости ноги, пока солнце лениво не завалилось на бок и не утонуло за крышами и пока не заворочался под ребрами голод. Тогда Элси взглянула на часы и решила, что, если Макса еще нет, до его возвращения с Лордом она как-нибудь справится.

Макс был. Он суетился на кухне в нелепом голубом костюме, махнул Элси вилкой и метнулся обратно к плите. Лорд крутился у ног хозяина и все поглядывал наверх, туда где аппетитно шипели на сковородке ломтики бекона.

– Любишь карбонару? – через плечо бросил Макс.

Нет, как же Элси ошиблась, назвав его обычным. Он оказался ужасно приятно странен для простого человека. Создавалось стойкое ощущение, что Элси в этом доме месяц, два, даже год, но точно не первый день. Оно сквозило в улыбке Макса, в мурчании Боба, фырканье недовольной сковородки и тихой музыке, лившейся с потолка. Поэтому Элси не смогла, как требовали приличия, отказаться.

Они сидели втроем за стеклянным столом. Стучали вилки, звенел возбужденный голос Макса. Даже Лорд оставил подозрительные взгляды и свернулся на стуле, спрятав мордастую голову под хвост.

– Да что я все о себе. У тебя как день?.. Извини, – Макс вскочил из-за стола, метнулся к шкафам и вытащил из верхнего ящика коробочку, закинул капсулу в рот. – Извини, вечно забываю. Так как тебе наш скромный город?

Макс наклонился над столом и весь так и светился. Элси не смогла сказать ему в лицо, что город похож на старую развалину, и решила, что самое время попрактиковаться в бессовестной лжи.

Ей пришлось не раз еще за долгий вечер говорить о себе, вспоминая подробности придуманной Мориэлом истории. Макс всему верил, или такое уж у него было доверчивое лицо. В любом случае в его глазах Элси превратилась в юную, подающую надежды журналистку с юга, которую отправили на первую серьезную стажировку и которая ужасно боится говорить о работе, пока она не будет сделана.

Уже за полночь, прощаясь на лестнице, Макс вдруг посерьезнел и пробормотал, опустив глаза:

– Знаешь, я рад, что мы больше не чужие, в смысле…

– Я тоже, – перебила Элси и поспешила отвернуться, чтобы он не заметил, как краснеют от переизбытка вранья ее щеки.

Лорд знал. Он не шагнул на ступеньки, но провожал Элси до двери немигающим взглядом. Таким он пришел и во сне: сидящим у лестницы с хитрым прищуром космически-голубых глаз.

Глава 2

Элси не поняла, от чего проснулась: от оглушительного “Мяу” или от того, что стало тяжело дышать. Но первым, что она увидела, разлепив глаза, был Лорд, восседающий на ее груди, а первым, что почувствовала – резкая боль в висках. Ментальный щит трещал по швам под настойчивым кошачьим взглядом.

Увидев, что жертва проснулась, Лорд нехотя спрыгнул с кровати. Дышать стало легче, но голова все также трещала. С необходимостью чинить защиту Элси сталкиваться еще не приходилось.

Скрипнула дверь, стук коготков по полу еще недолго звучал снаружи, но быстро затих. Дом снова заснул.

Несмотря на головную боль и близящуюся необходимость просить помощи у Мориэла, Элси растянулась на кровати и почувствовала себя неприлично счастливой. Бил в лицо наглый солнечный лучик, по одеялу прыгали золотистые зайчики, пыль тоже была золотистой и танцевала в душном воздухе. Элси скучала, да, именно скучала по таким несппешным пробуждениям, по холодному полу, по которому обязательно надо идти босиком, по неудобному крану, по мокрым пятнам на футболке после умывания. Она скучала и по просторной кухне, по неровному свету, подглядывающему из-под жалюзи, по приготовленному из того, что нашлось в холодильнике, завтраку. Да, ей ужасно не хватало домашней простоты.

– Как же хорошо, Боб, что ты живешь именно здесь.

Элси наклонилась потрепать макушку Лорда, и тот стерпел, хоть и издал утробное тигриное рычание.

Может, Мориэл знал. Может, дело не только в редком существе, но и во всем этом доме, в Максе, в новом старом городе.

Элси одернула себя. Она слишком много думала о Мориэле.

Как ни странно, несмотря на отсутствие хозяина, Лорд не пытался проникнуть Элси в голову. Слабое жжение в затылке не в счет. Это существо чуть не разрушило ментальный блок и спокойно могло бы закончить свое дело, но, как самый настоящий кот, мирно вылизывало лапы, сидя в коробке под лестницей.

Хидни тоже счел это странным. На этот раз он переместился к дому и забрал Элси с собой. Город сменился лесным домиком. Мориэл ходил вокруг сосны, рассматривая царапины на коре, и не сразу заметил несвоевременных гостей.

Элси медлить не стала, потянула его за рукав плаща и выпалила:

– У нас проблемы.

Мориэл поспешно отдернул руку. Ветер подхватил его плащ и обмотал вокруг ствола молодой сосенки. Ветер откинул и капюшон, но лучше бы он этого не делал.

Мориэл счел поведение Лорда странным, но глаза его вспыхнули. Он обожал такого рода сложности. И, Элси подозревала, о сохранности ее разума думал не в первую очередь.

– Значит, говоришь, весь вечер вы с этим Максом болтали на кухне, а Лорд был рядом, – повторил Мориэл и вернулся к своему обычному ритму размышлений: немым гляделкам с огнем в камине.

– Может, я помогу с блоком, – когда часы пробежали половину круга, предложил Хидни. Будто разбудил Мориэла.

– Не поможешь.

Хидни и Элси переглянулись. Даже огонь замолчал. А Мориэл снова закрыл глаза и замер в кресле.

Он думал долго. Элси следила за бегающими по подоконнику бескрылыми мошками. Хидни, по-собачьи устроившись на коврике, следил за Элси. Наконец Мориэл молча поднялся, погасил огонь и подошел к окну. В голове Элси раздался голос:

– Он понял, что ты наговорила вчера лишнего. Ночью он пришел не причинить вред тебе, а защитить хозяина. Он мог… – Мориэл открыл окно и высунул руку, чтобы поздороваться с вышедшим из леса Коньком. – …увидеть, что тебе больно. Думаю, так. Он сомневается, следит за тобой. Ему не нравится, что в твоей голове для него пусто.

– Он увидел, что мне больно, – мысленно повторила Элси и зажмурилась. В виске стрельнуло, разряд прошел по всему телу.

– Я едва коснулся, – донеслось от окна. – Блок совсем сломан.

Мориэл поднял руку, и Элси поняла без голоса в голове. Хидни тоже понял и остался сидеть на коврике, как бы ни хотелось ему вскочить: его глаза скрывать мысли совсем не умели.

– Сегодня мы попробуем по-другому, – наклонившись к самому уху Элси, прошептал Мориэл, и вывел ученицу на веранду. По шее еще долго бегали мурашки.

Они одновременно сели на качель, достаточно близко, чтобы чувствовать друг друга и достаточно далеко, чтобы не коснуться, хоть бы случайно. Впереди распростерся лес во всей своей величественной красоте. За спиной остался старик-дом. Он грузно дышал в такт скрипу качели.

– Закрой глаза, – прошептал Мориэл. У него был совсем такой же голос, как в голове Элси. – Расслабься. И слушай.

Под спиной появилось что-то мягкое и теплое. Такое же окутало голову. На коленях это теплое заворочалось, издало тихий утробный звук и замерло. Элси хотела его потрогать, но почувствовала другое, колючее и невесомое, тепло чужой ладони, и не стала шевелиться. Мориэл не коснулся. Элси почти видела его длинные тонкие пальцы, остановившиеся в сантиметре от ее руки. Далеко не в первый раз.

– Слушай лес, не меня.

Он говорил сотнями, тысячами голосов, он пел, смеялся и рыдал в одно и то же время. Он звал, как три года назад, когда Элси впервые ступила под его покров. Шуршало что-то живое в траве под ногами, поуркивало теплое и пушистое на коленях, над головой бились крылья, трещали в древесной пучине встревоженные ветки. Кто-то ходил далеко, тяжело ступая по нетоптаным зарослям. Кто-то скакал, едва касаясь земли. Ветер, нажимая вразнобой на клавиши травы, играл новую импровизацию, и успевал между делом щекотать в носу и кидать в лицо пыль.

– Продолжай слушать. А теперь перестань понимать. Не пытайся думать. Освободи голову.

Что-то, где-то, зачем-то, когда-то… Элси глубоко вдохнула лесной воздух и позволила ветру залезть через легкие в голову и вынести оттуда все к черту.

– Смети остатки щита, выбрось мысли. Я хочу увидеть пустоту.

Новая мысль чуть было не захватила опустевшую голову. Мориэл собирается залезть в ее сознание? Но и эту мысль унес ветер. Пушистое на руках перевернулось, Элси-таки погладила его пальцем: живое, и совсем успокоилась.

– Я ничего не трону. Сегодня ты все сделаешь сама.

Элси не почувствовала вторжения. Интонации голоса почти не изменились, только теперь он звучал сразу отовсюду и из неоткуда. А лес продолжал говорить, как радио в машине, когда мчишь с открытым окном по шоссе на полной скорости. Нет, как мамина тихая колыбельная, когда почти совсем заснул, но еще пытаешься удержаться в сознании.

– Подумай о том, что чувствуешь.

Легко, пусто, свободно и тепло. Если это сон, то просыпаться не хочется.

– Запомни это и строй. Только не стену.

Мориэл не договорил, но Элси поняла. Его присутствие ощущалось теплым жжением в районе висков. Он помогал, едва заметно, но все-таки придерживал полог пустоты перед глазами, не пускал в голову ничего лишнего. А Элси слушала, и медленно поднималась волна тумана, заменяя собой рухнувшую стену. От нее пахло морем, мокрым асфальтом и хворостом. Она шуршала живым огнем камина, переливалась лесным ручейком и обволакивала густым весенним теплом. Элси закуталась в нее, как в кокон, и мир вокруг перестал существовать.

– Для первого раза очень даже достойно.

Элси открыла глаза. Туман рассеялся, но тепло осталось. Оно накрывало голову зимней вязаной шапкой. Живое на коленях оказалось обыкновенным котом, безымянным и когда-то домашним, но уже пять лет как блуждающим по лесу. Теплое за спиной – пледом.

– Я не говорил тебе о моих первых щитах. – Не вопрос. Мориэл никогда не спрашивал.

– Вы ничего не говорили мне о себе, – выдавила из себя Элси. Голос запутался где-то в тумане новой защиты.

– Они были в десять раз прочнее и в сто раз грубее, чем сейчас. Толстая монолитная стена. И они действовали безотказно, пока… – Мориэл замолчал и молчал так долго, что Элси испугалась, что продолжать он не станет. – Они разбили эту стену, как картонку. Это было больно. Наверное. Мне было тринадцать. Обломки той сены чуть не разворотили мое сознание, как потом целители говорили.

Он осекся. Понял, что сказал больше, чем хотел.

– Не строй стены. Ты управляешь своим сознанием, а не тот, кто пытается его вскрыть.

К концу фразы голос Мориэла стал прежним: бесстрастным и ледяным, и в глаза вернулась знакомая пустота. Он встал, прошелся вдоль стены и жестом позвал Элси обратно в дом.

Тихое “спасибо” слетело с губ и попало в лапы ветра. Мориэл, конечно, не мог его услышать, но услышал: улыбнулся, искренне и немного грустно.

Элси давно не чувствовала такой легкости, будто сняли железный обруч, стягивающий голову последние несколько лет. Непривычная незащищенность пугала только первые несколько минут, до того момента, как Хидни попытался неумело коснуться ее разума. Новая защита сработала мягко и аккуратно. Элси вместо привычного удара почувствовала чуть щекотное прикосновение. А Хидни едва устоял на ногах и сбивчиво пообещал больше так не шутить.

– Теперь Лорд тебе не опасен, – напоследок заметил Мориэл и больше к этой теме не возвращался. Уже потом Элси узнала, что такая защита в Зазеркалье – далеко не норма, и поняла, что значили странные интонации в голосе наставника. Долго ворочалось на языке жгучее слово “гордость”.

– Вам не кажется, что… – Элси хотела сказать то, о чем непрестанно думала с первого дня. Не кажется ли Мориэлу, что надо рискнуть, пойти с Лордом на контакт.

Не успела. Уютный покой домика был наглым образом разрушен.

Распахнулась дверь, на пороге появился человек в сером плаще. Взметнулся к решетке и погас огонь. Дрожь пробежала по коже. Элси переглянулась с Хидни и нашла в его глазах совершенное непонимание, граничащее со страхом.

Мориэл указал на дверь. И не странному гостю, а стажерам. Они сидели вдвоем на веранде, долго, больше часа, молча смотрели на запертую дверь, и не надо было ничего говорить, чтобы понимать, что происходит в голове у другого.

– Если он не откроет через десять секунд, я вломлюсь туда сам, – прошипел Хидни.

Мориэл открыл, схватил его за плечо, втащил в дом и снова заперся.

Теперь Элси стало совсем не до шуток. На ее памяти излишне невозмутимый наставник ни разу не вел себя хоть сколько-нибудь подозрительно. Уходить теперь было бы просто глупо. И Элси по совершенно человеческой детской привычке прижалась ухом к щели между дверью и косяком.

Она не видела, что происходит внутри, но могла представить с точностью до деталей. Тлел огонек в камине, Хидни ходил из угла в угол – Элси слышала шуршание его шагов – М стоял неподвижно, должно быть, у окна. Оба то ли молчали, то ли говорили недоступным для Элси способом.

– И ты ничего мне не рассказывал? – воскликнул Хидни.

– Молчи и никуда не суйся, – прошипел сквозь зубы Мориэл. Если бы в комнате не было никого, кроме этих двоих, Элси не узнала бы голос. В нем было слишком много эмоций, черных, густых, как слизь. Название им Элси давать побоялась.

– Но лекари.., – начал было Хидни, и снова стало тихо.

Элси еще немного помялась у двери, а когда спина совсем затекла вернулась на качель, закуталась в плед и закрыла глаза. Как два часа назад, говорил лес, на коленях урчал безымянный кот, туман клубился в голове, но тепла не было. Вместо него единственная настойчивая идея билась в защиту. Что-то случилось там, в Зазеркалье, что-то страшное. Мысль все билась и билась. Сначала Элси морщилась, потом привыкла и провалилась в темноту. Но даже в темноте, где больше не было ни леса, ни кота, тихо и мерно, как капает вода из крана, звучал голос Мориэла:

– Молчи и не суйся, молчи, молчи.

Элси разбудил Хидни дружеским похлопыванием по плечу и беззаботным:

– Как ты спишь в такой позе?

Голова трещала, как всегда после неудачного дневного сна, правую ногу Элси совсем не чувствовала, но выдавила из себя улыбку и отшутилась. Через пару минут она совсем проснулась. Хидни сидел рядом, насвистывал смутно знакомую мелодию и болтал ногами. Его собачий чуб упал на лоб, солнце подсветило его золотистым ровным блеском. Все было правильно, так заканчивались многие вечера затянувшейся стажировки. Но, может быть, именно поэтому Элси напряглась и судорожно искала подвох.

– Тебе придется справляться самой, – будто невзначай, заметил Хидни. – Мориэл отлучится… на время.

Недоговоренное “в Зазеркалье” осталось висеть в воздухе. Хидни никогда не упоминал Зазеркалье при Элси – странное негласное правило. Сам он был там и не раз, но никогда не сказал об этом ни слова. Мориэл тоже часто отлучался без объяснений и предупреждений, а Элси не позволял. Поначалу она пыталась добиться ответа на такой простой банальный вопрос: почему? Почему другим полукровкам можно, а ей нельзя? Но если Мориэл что-то решил, переубедить его было невозможно.

Элси подавила детскую обиду и желание спросить что-нибудь банальное вроде: “Что случилось?” или “Все в порядке?”. Она просто встала и молча пошла туда, где должен быть город. Также молча ее догнал Хидни, превратился в лохматого пса и вильнул обрывком-хвостом.

Как бы Элси ни хотелось на него немного подуться, перспектива добираться до дома Макса человеческим способом была не впечатляющей. Хидни, словно извиняясь за молчание, перенес ее на соседний квартал. В последний момент, когда Элси шагнула к повороту, он вновь стал человеком и схватил ее за руку.

– Сообщи, если понадоблюсь.

Он исчез. А Элси долго еще стояла и смотрела туда, где вертелся лохматый пес. Глаза Хидни сказали ей куда больше, чем хотел их хозяин. Что-то преданное, собачье в глубине этих глаз никогда не давало Элси злиться на Хидни. Но испугала ее не преданность, а черное, вязкое месиво, опасно проглядывающее из глубины.

Оно не покинуло Элси и в доме, и за ужином при свечах, на которых активно настоял Макс, и в комнате с единственным источником света – ночником в форме луны на тумбочке. Даже просочившийся сквозь щель приоткрытой двери Лорд не смог вывести Элси из состояния, название которому она тщетно пыталась придумать. Наверное, так должно ощущаться предчувствие. Но Мориэл говорил, что у Элси нет никаких склонностей к предсказаниям. Предсказания вообще штука очень редкая в Зазеркалье. Но ведь и у самых неспособных к магии людей иногда бывают предчувствия.

Глава 3

Элси снилось море: пустой дикий пляж, гребни волн, одна особенно глубокая накрывает с головой, во рту соленая вода, в волосах путаются водоросли, а под ногами – пустота. Откуда оно взялось, это море? Элси не была на пляже много лет и на воде держалась с трудом. Но ночному морю она была благодарна хоть бы за отсутствие головной боли утром и неожиданное после вчерашних происшествий чувство полного умиротворения.

За завтраком Макс заявил, что на работу его никто сегодня не вытащит и что с его стороны совершенно не гостеприимно не познакомить Элси с городом. Не то, чтобы Элси стремилась весь день ходить по грязным улочкам, кишащим людьми, но лучше уж делать это с Максом, чем одной. Поэтому после отменно вкусной яичницы с тостами, еще более вкусного кофе и сборов, то и дело прерываемых торопливыми окликами Макса, она вышла из дома. Мяукающая работа, недовольно мотая хвостом, осталась тереться об дверной косяк.

– Ты не против познакомиться еще с парой хороших людей?

Макс так и сиял. Даже в простенькой футболке и мятой джинсовке он выглядел… привлекательным. Элси от всей души надеялась, что у нее при этой мысли не покраснели щеки.

Макс остановился у двери кофейни. На первый взгляд ничего особенного в ней не было. Но пока Макс болтал с кем-то по телефону, у Элси было время присмотреться. И она обнаружила, что, в отличие от всех других подобных заведений, отсюда не лилась музыка и не доносились голоса. Здесь не было и броских вывесок, и зазывающих покупателей “кофе от 50 рублей”, зато были аккуратная клумба первоцветов и живой газон, над дверью висели кашпо с молодым барвенком, деревянную ручку украшали вырезанные узоры. Выструганная из дерева же кофейная чашка заменяла колокольчик. Именно такое место должен был выбрать Макс. Но, к удивлению Элси, внутрь он заходить не стал.

Дверь открылась, из кофейни донесся запах крепких натуральных зерен. Компания молодых людей окружила Макса, тот со всеми поздоровался: с кем за руку, с кем и вовсе нескромно обнялся, и обернулся к Элси.

– Та, о ком я говорил вам вчера.

Не привыкшая к вниманию посторонних Элси готова была позорно сбежать, когда ее обступили знакомые Макса. Но это ощущение не продлилось и пары минут.

– Мои хорошие друзья и по совместительству коллеги.

Сошелся пазл: украшенное живыми цветами кафе, любовь Макса к кулинарии и пропитавший одежду коллег кофейный аромат. Ему шло. Элси легко могла представить Макса разливающим по чашкам сливки. Вот только здравый смысл поднял голову и ехидно спросил: “У бариста такой дом?”

Элси не успевала отвечать на рукопожатия и приветствия. Улыбка и вовсе приросла к ее лицу. Вывернувшись из кучки новых знакомых, она наклонилась к Максу и прошипела ему в ухо: “Что ты там про меня рассказал?”. И беззлобно толкнула локтем в бок. Макс только улыбнулся, и лицо его сделалось совершенно кошачьим.

– Алиса, рад знакомству.

Еще одна ладонь, шершавая и жесткая, коснулась пальцев Элси. Это был последний и старший из знакомых Макса – мужчина за тридцать с теплыми кофейными глазами.

Пятеро.

Элси чуть не рассмеялась. Их всего пятеро, тех, кого она вначале приняла за толпу. Теперь они стояли рядом, и Элси спокойно рассмотрела каждого: двое парней не сильно старше ее самой, быть может, ровесники Макса, тот самый мужчина с кофейными глазами и двое девушек, тоже совсем молодых, но разительно отличающихся друг от друга. Если одна была светленькая, хрупкая и едва ли дотягивала тому же Максу до плеча, то вторая в компании была едва ли не самой высокой, а резкие черты, волевой подбородок и короткая стрижка дали бы фору любому мужчине.

Прошло не меньше минуты молчаливых гляделок, когда Макс подал голос. И если можно столь разношерстную компанию назвать сборищем старых друзей, то именно так Элси их бы и назвала. Все они, это было бы очевидно даже совершенно не разбирающемуся в человеческих отношениях Мориэлу, собрались вокруг Макса. Макс собрал их, поймал на тот же крючок приветливой открытости и кажущейся простоты, который проглотила Элси в первый день. И теперь он успевал везде: со всеми поговорить, услышать все новости, параллельно втянуть в разговор новенькую и вести экскурсию по пыльным городским улочкам.

Сначала Элси чувствовала себя неуютно, по-привычке прятала руки в карманы и опускала глаза. В какой момент что-то внутри переломилась, она не заметила, и обнаружила себя внезапно смеющейся с нелепой шутки Макса.

Она ничего не знала об этих людях, кроме того, что связала их странная кофейня в невзрачном закутке невзрачного города. Но если раньше незнание вызывало отторжение, то теперь странным образом приманивало. И Элси, сама того не замечая, тянулась к знакомым Макса. Она изголодалась по общению, а эти люди – по новым лицам.

– В следующий раз я покажу тебе свой город, обещаю, – перед тем, как убежать, прошептал Макс. И Элси почти поверила, что тот, его, город сможет полюбить. Если бы не Макс, а кто угодно другой так наклонился к ее уху, так осторожно коснулся шершавыми подушечками пальцев щеки и так долго смотрел в глаза, Элси подумала бы непозволительное. Но Максу шла эта развязность, эта вольность в обращении. И Элси загнала неприличные мысли поглубже в защитный туман.

Когда исчез Макс, отговорившись встречей, рассыпалась и его компания. Первой убежала светленькая Ева, обнявшись с Элси на прощание, как с давней подругой. За ней убежал и один из молодых людей. Именно за ней – такое ни с чем не спутаешь. И тогда девушка с черным ежиком на голове – кажется, Рина – подхватила Элси под локоть.

– Я заберу ее, никто не против?

Никто против не был, а Элси не спрашивали. И Рина потащила ее за угол.

– Вы что-то… – оставшись наедине с мужеподобной девушкой Элси вдруг вспомнила, что знакомы они не дольше трех часов. А вот выглядела Рина так, что, взбреди ей что-нибудь в голову, ни сбежать, ни дать отпор не успеешь.

– Хотела? Не совсем.

Она отпустила Элси и быстрым шагом пошла за неимением тротуара прямо посреди дороги. Старые многоэтажки пялились слепыми глазницами. Между ними и Риной Элси выбрала Рину. Они шли молча ровно столько, сколько нужно, чтобы отдышаться, успокоиться и рассмотреть человека. Вблизи Рина вовсе не выглядела опасно, скорее наоборот. Весь ее вид от черной одежды и броского темного макияжа до излишне резких движений и быстрого чеканного шага кричал о независимости. Но глаза… в них было что-то от щенячьего восторга Хидни, космической глубины Лорда и того выражения Мориэла, которое появлялось у него очень редко и очень ненадолго. В них была жизнь. Наверное, поэтому Элси не сбежала.

– Я тебя узнала, – выдала Рина.

– Я тебя – нет.

Рина остановилась. Элси обдало знакомой прохладной волной, совсем слабой, но спутать ее с ветром было невозможно. Тело ответило легким покалыванием в кончиках пальцев. Поднялась туманная завеса в сознании, отвечая на слабую попытку вторжения. Элси стояла и тупо пялилась на Рину. А Рина очень плохо скрывала улыбку.

– Отец? – тихо спросила Элси. Голос ее плохо слушался.

– Мать, – выдохнула Рина. Аура переменилась, врезалась в голову ледяными иголками.

– Прости, запретная тема, – пробормотала Элси.

Они снова шли, но если раньше Элси смотрела на дома вокруг, на трещины в асфальте, на несколько вызывающую одежду Рины, то сейчас не могла оторваться от ее лица. Она ошиблась. Рина, наверное, младше нее и младше светленькой Евы. На щеках – детский румянец, скрытый под слоем пудры, под глазами – не слишком умело замазанные синяки, овал лица подправленный макияжем, тем не менее не резкий и даже женственный. Ресницы длинные, как у куклы, а волосы на самом деле светлые, почти белые – у корней, там, где сошла черная краска.

– Куда ты меня ведешь? – спросила Элси, чтобы прервать затянувшееся молчание. Но мысли ее были далеко. Она пыталась понять, как. Как эта девушка-полукровка со слабой магической аурой могла три часа скрываться от ее – как любил говорить Хидни – чуйки.

– Никуда, наверное. – Она дернула плечами, но шаг замедлила. – Просто хотела поговорить. Наедине.

Теперь Элси руководил чисто научный интерес. Она поймала себя на том, что смотрит на Рину, как на очередное существо в лесу, как на что-то необычное и подлежащее изучению. И как бы бесчеловечно это ни было, подавить исследовательское любопытство Элси даже не попыталась. В конце концов она человек только на половину, да и эту половину последние три года в ней упорно подавлял Мориэл.

Элси ждала вопросов, даже готовилась повторить легенду, которую за ужином рассказывала Максу. Но Рина ничего не спросила. Вместо этого она сама начала рассказывать.

– Ты не знаешь ничего о Максе.

Элси задушила готовое сорваться с языка “Еще бы, я с ним дом делю, а не жизнь”.

– Он фанатик, немного даже псих. Хоть тот кот у него дома. Он зовет его Бобом. А ты чувствовала, ты не могла не чувствовать, какая от этого кота исходит сила.

– Он просто типичный человек, – с интонациями Мориэла заметила Элси. Рина поморщилась, но замечание комментировать не стала.

– Он помешан на фильмах. Я не видела человека, который когда-нибудь на чем-нибудь был так зациклен. Но он фанатик… – Рина задумалась. Шла она уже как будто автоматически, под ноги совсем не смотрела. – … в хорошем смысле, понимаешь?

Элси понимала. Последние три года она жила среди фанатиков.

– Он обожает жизнь и людей, почти также сильно, как кинематограф. Когда мы встретились, я ненавидела и то, и другое, и третье. Но он со мной всем этим поделился. Ладно, кроме кино. Я предпочитаю книги.

К концу признания из голоса Рины напрочь исчезла серьезность. Ее взгляд снова стал осмысленным, а в глазах запрыгали бесята. Последний поворот, и Красная улица развернулась впереди мириадами цветных лампочек и облепленных огоньками деревьев.

– Не знаю, зачем я тебе это говорю, – улыбнулась Рина. На дне ее глаз мелькнуло черное и скользкое и спряталось.

– Мы не в отношениях, – зачем-то ляпнула Элси. И щеки ее зачем-то вспыхнули, будто безвкусные вывески магазинов в самом деле обдавали жаром.

– Знаю, – просто ответила Рина и снова подхватила Элси под локоть. – А теперь я опережу Макса и покажу тебе свой город.

Элси знала, что разным может быть лес. Для людей – один, для них, Зазеркальных, – другой. Элси в детстве ещё поняла, что разной может быть деревня. Для городской маминой сестры – маленькая, грязная и скучная, для неё, девчонки, выросшей, как сорняк, во дворе – живая, искренняя и захватывающая. Но город, этот человеческий муравейник, он в голове Элси не мог выглядеть иначе.

Рине понадобилось три часа, чтобы доказать обратное.

Сначала были улицы – пустые, тесные, зажатые с двух сторон безглазыми, облупившимися стенами. Рина ныряла по изгибам каменного лабиринта, не задумываясь, будто делала это сотню раз.

Потом – тихий спальный район с дорогами, напоминающими шершавые спины Коньков. Его нельзя было назвать привлекательным. Он не выделяется ничем из сотен других спальных районов, но почему-то Элси стало легче дышать. А взгляды пятиэтажек показались ей по-матерински добрыми. Рина опустилась на ржавую детскую карусель. Элси села рядом. Железяка с трудом сделала круг, издала протяжный скрип и остановилась.

Детей карусель не видела давно.

– Куда ты пойдешь, если хочешь спрятаться? – вдруг спросила Рина и сама же ответила: – Туда, где никто и не подумает искать.

Они снова бежали, но улицы не пытались больше схватить их клещами и раздавить. Стены послушно расступались, зелёные брызги на газонах, пробившие асфальт стебли, яркие шторы на окнах разбавляли серость. Рина остановилась, будто наугад, потянула на себя дверь и юркнула в подъезд. Если дороги ещё освещались редкими фонарями, то в доме царила полная – упитанная, даже толстая – темнота.

– Он заброшен, – прошептал бестелесный голос Рины.

Элси уже догадалась. Сердце дернулось, врезалось в решетку рёбер и затихло. Любопытство победило.

– Давай вперед, поднимайся.

Рина подтолкнула Элси к лестнице. Глаза стали различать смутные очертания ступенек. Элси поднималась с чётким ощущением, что идёт над пропастью по тонким желтым линиям облупившейся краски. Первый пролёт, второй, третий. Стук шагов выровнялся: скакал из угла в угол, будто стены играли им в теннис.

Шаг-удар, холодные перила под пальцами, чужое дыхание за спиной – и по новой. С каждым кругом – спокойнее. И громче скребется в черепной коробке любопытство.

– Пришли, дверь над тобой. Она открыта.

Элси толкнула, её обдало волной свежего воздуха. Рина не успела ничего сказать, а Элси, подтянувшись на руках, уже выбралась из пасти дома и смотрела вниз.

Она выскочила на крышу, за ней – ночной юный ветер, за ним – сладковато-кофейный запах. Она раскинула руки, запрокинула голову и рассмеялась. Волна стихийной неконтролируемой энергии обдала Элси и улеглась, оставив прежнюю слабую ауру.

Чёрный одуванчик вырос на фоне громадного, распростертого над городом неба.

– Они не находили меня. Ни разу.

Рина смеялась, тихо, надрывно, ненормально ни для человека, ни для полукровки. Но отчего-то этот переходящий в истерику смех Элси совсем не пугал. Он сочетался с небом, усыпанном звёздным пуговицами, с камнем под ногами и пустотой за спиной.

Было в этом что-то необъяснимо завораживающее.

– Я люблю высоту, – совсем успокоившись, прошептала Рина. Она подошла к краю и смотрела вниз, на распростертый под ногами город.

– Я боюсь, – призналась Элси. Подойти к краю она себя не заставила, но вид города с крыши, море светящихся огней и неподвижных теней, вовсе ее не пугал. Наоборот, затягивал, как болезненно правдивый сон.

– На что оно похоже?

Рина стояла так близко к краю, что, будь на не месте кто-то другой, Элси волновалась бы. Но черная фигура слилась с небом, стала его неотъемлемой частью. Она, конечно, не могла оступиться. Элси почти не боялась, когда подошла ближе. Держа за руку Рину, невозможно было бояться: столько крепкой, мужской уверенности было в этой руке.

– На море.

Бесконечное, черное, мертвое.

– Море, – улыбнулась Рина. – Единственное, которое я видела.

Элси вспомнила, глядя на звёздные брызги. Макс представил Рину как Марину Смирнову. Это было очень важно. Это объясняло и море, и крышу, и одиночество.

– Я возвращалась. Каждый раз. – Рина обернулась. Элси увидела чёрные впадины на месте ее глаз и подсвеченный луной ёжик волос. – Не знаю, зачем.

***

– Значит, познакомились вы все в кофейне?

Если существует некая грань доверия, то пройдена она была именно сейчас, когда, вымотавшись от беготни по городу, Элси попросила перерыв, а Рина затащила ее в невзрачное кафе. Здесь царил неопасный сонный полумрак. Посетителей не было, персонала, казалось, тоже. Не в счет мальчик-официант, который неслышно скользнул к столу с заказом и скрылся.

– Он единственный принял меня, – рассматривая ручку чашки, произнесла Рина, медленно, по слогам. Ее аура снова улеглась, ничего не говорило о магии. В глазах поселилась пустота. Рина была не здесь, а там, в кафе, когда…

– Подожди, что значит принял?

– Он владелец, – просто ответила Рина.

Картинка сложилась. Но сколько бы Элси ни пила молча горький кофе, представить Макса владельцем, бизнесменом, человеком, подписывающим бумаги или вот так нанимающим сотрудников, не могла.

– Сеть его отца, Максу досталась два года назад.

Максу. Только сейчас Элси поняла, что простые бариста и владелец кофеен общаются совершенно на равных.

– Когда его отец умер, Макс остался единственным наследником.

– То есть и дом тоже?

Рина кивнула. Несколько минут они сидели молча: не двигались, не смотрели друг на друга. Рина вспоминала. Элси пыталась избавиться от ощущения, что подглядывает за чем-то неприличным. Такое было только один раз: когда случайно в порыве эмоций она залезла в голову Мориэла. Да, вылетела оттуда в секунду и ударилась затылком об угол стола так, что пролежала с сотрясением в больнице неделю. Но то, что она увидела… то черное, густое, склизкое ничего, которое схватило ее за горло…

– Макс всегда мечтал о кино. Поступил в Москву, то ли на режиссёра, то ли на сценариста. А потом случилось все это, и он ни дня не проработал по профессии. – Рина продолжала говорить, глядя, как в омут, на дно полной чашки. – Он почти не говорит о прошлом. Понимаешь, я не должна об этом думать, но, черт, он запутался. Он мечется. Пытается сделать вид, что счастлив, а сам тянется туда.