Васиякота. Жизнь Романа Беглова, законного наследника и консерватора бесплатное чтение

Дизайнер обложки Светлана Сусаренко

© Алексей Строганов, 2025

© Светлана Сусаренко, дизайн обложки, 2025

ISBN 978-5-0065-6654-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ПОЛЁТ ПЛОТНЫМ ПЕЛЕНГОМ

Флинт поправил кожаный шлем подбитый овчиной и занял позицию впереди. За ним, на ступеньку выше и правее, держался Рейс. Ещё выше, продолжая строй плотного пеленга, – Долговязый Тью.

– Доложить о готовности, – приказал Флинт.

Рейс и Тью надвинули на глаза плотные маски для сна, ответили в унисон:

– Готовы.

Долговязый Тью был громогласен, как пушка. Рейс звучал тонко и взволнованно.

– Видимость? – спросил Флинт.

– Видимость ноль, – последовал двойной ответ.

Флинт передвинул со лба на глаза очки в тяжёлой медной оправе. Невысокий, угловатый, в громоздких круглоносых ботинках, он напоминал тумбу. Инструкция по безопасности, написанная им самим накануне, требовала застегнуть шлем под подбородком на две тугие кнопки. Флинт честно попытался, но румяные щёки-мячики помешали – едва сумел защёлкнуть на одну.

– Надо худеть, – проворчал Флинт и ощутил колкую сухость в горле. Он расправил повязанный поверх куртки шарф и отдал приказ: – На старт!

Из всей тройки он один сейчас мог видеть. За спиной напряжённо дышали лучшие друзья, доверившие ему свои жизни. Флинт выдвинулся на четверть-шага вперёд, носы ботинок повисли в воздухе. Осталось расправить руки-крылья и ринуться вниз, в безумный полёт. Сегодня Рейс и Тью летели вслепую, а Флинт был их ведущим, был их глазами. Вот так, всё очень серьёзно, осталось унять дрожь в коленях. В этот миг сзади раздался пискливый голосок Скворцовой:

– Мари-иванна-а-а! Беглов, Юсупов и Петров опять хулиганят!

– Ябеда-корябеда… – процедил сквозь зубы Ромик Флинт Беглов, и громко, вгоняя в дрожь жалюзи на окнах: – От винта!

– От винта! – протрубил Глеб Тью Петров по кличке Долговязый.

– От винта! – звонко отчеканил Элик Рейс Юсупов.

Не дожидаясь, когда классная их четвёртого «Б» отреагирует на донос Скворцовой, троица друзей, расставив в стороны руки-крылья, ринулась с лестничной площадки четвёртого этажа вниз, по школьной лестнице.

☺

Мария Ивановна всегда завершала последний урок на десять минут раньше. Опытный педагог, она натренировала свой четвёртый «Б» одеваться за шесть минут. Минута уходила на построение «по трое в ряд». Три минуты занимал организованный спуск по лестнице.

Для каждого ученика Мария Ивановна находила правильные слова и соответствующий взгляд, который имел бесконечное множество оттенков: от одобрительно-любящего до тревожно-предосудительного.

Троица буйных – Юсупов, Петров и заводила Беглов – была у неё на особом контроле, но сегодня, на удивление, всё шло без замечаний. Петров неплохо ответил на математике. Юсупов выучил стихотворение. Непоседа Беглов почти не шалил… Не заболел ли?

Дети, радостно галдя, одевались. Мария Ивановна краем глаза отметила толкотню на грани допустимого, но телефон педагога отвлёк сообщением. В этот момент троица буйных незаметно выбралась из кабинета.

☺

Очки запотели, и стало ничего не видно. Абсолютно. Сзади с напирали Рейс и Тью, орали как ненормальные. Уши заложило. Протереть бы стёкла шарфом, но левой рукой надо уцепиться за перила – иначе не повернуть, на правой висит Рейс – не пошевелить. Рюкзак какой-то неудобный… Всё же было рассчитано: пять виражей, сто пять ступеней, горизонтальный пролёт по узкому фойе, горка у турникета (привет усатой охране!), сольный пролёт через школьные ворота и дальше, дальше, до Бульвара Их, где пришвартована «Месть королевы Анны». Но что-то пошло не так, «Роскосмос». Вместо правильного строя с рассчитанной дистанцией мы летим, как слипшийся гамбургер (я и Долговязый – булочки, Рейс – котлета), несёмся, криком сотрясая школьные стены, с креном до самого пола входим в повороты. Страшно-о-о…

– С дороги! Разошлись, кому жизнь дорога, – разгоняю я встречных-поперечных.

Длинноногие старшеклассницы липнут к стенам. У одной вокруг коленки татушка: красные розы, крестики, зелёные листья; Рейс в таких штуках разбирается; не забыть спросить. Второй этаж. Набрав полную грудь воздуха, замер со свистком во рту физрук. Вот это скорость. Хо-хо… Закладываю финальный вираж. Полёт нормальный. А-а-а… Ну откуда вы взялись, второклашки? В школе они самые бесполезные…

В спину несутся восторженные крики. Школа встала на уши на раз. Стены, потолки, ступени крутятся по часовой стрелке, тормозить невозможно – рука не дотягивается до спасительных перил. Мирный второй класс парами медленно поднимается по лестнице после обеда на продлёнку. Очки нарочно отпотели, чтобы я лучше видел, как мы врежемся и передавим малышню. И глаза не хотят зажмуриваться, стыдят:

– Вот, Беглов, посмотри, что ты сейчас натворишь. За это тебя точно отправят в…

Ох, куда меня только не обещали отправить за мою жизнь… Возможно, это совесть проснулась и корит? Первый раз такое. Ладно, совесть, не ворчи, всё будет ауф.

Я, Ромик Флинт Беглов, достоен титула: «Спаситель второклашек». Я сумел зацепиться за что-то чем-то и притормозил. Элик и Глеб сложили руки-крылья. Наше звено отчаянных самолётчиков покатилось кубарем по ступеням и даже никого не сбило с ног. Ура, второклашки живы, хотя ещё раз торжественно объявляю: толку от них ноль в этой жизни. Человечество начинается строго с третьего класса… Кстати, я упёрся носом в чёрные женские туфли на каблуках.

– Беглов, что за катавасию ты устроил? – звучит голос откуда-то сверху.

Здрасте-мордасте. Летели втроём, а спрашивают, как всегда, с меня одного. Вот и Долговязый потихоньку отползает, вроде он и не с нами. Рейс лежит на спине, сложил руки на груди, прикинулся дохлятиной. Толковый ход. Он так уже пару раз делал. Прокатывало.

– А что такое «катавасия»? – задаю вопрос, но вставать не спешу, посматриваю одним глазом, изучаю ситуацию.

Училка второклашек поднимает Рейса, ощупывает, интересуется, всё ли у него цело. Физрук тормошит Тью. А я как лежал на холодном полу, так и лежу. Нет справедливости в этом мире. Волком, что ли, завыть? Кто-то добрый помогает мне избавиться от рюкзака. Тонкие красивые пальцы коснулись моих щёк (да не плачу я, пол недавно мыли).

– How are you feeling, Roma?

Чемодан я без ручки, как говорит мой дедушка, – это же туфли и пальцы Нины Михайловны, нашей англичанки. В инглише я шарю – я городскую олимпиаду выиграл. Открываю второй глаз, поднимаюсь самостоятельно, покряхтываю, на всякий случай тру локоть, хромаю на месте. Вроде никто нас не ругает, и я переспрашиваю про катавасию. Англичанка объясняет:

– Katavasia can be translated as confusion. Do you understand me, Roman?

– Yes, of course, Nina Mikhailovna.

– У этого слова есть и церковное значение: «Схождение вниз», – Нина Михайловна хочет ещё что-то добавить (у неё всегда интересные истории на уроках), но сверху покатились громы Мариванны. Как женщина может так кричать? Невероятно. Вот, допустим, задача.

Дано:

Сила крика Мариванны равна… В чём, кстати, измеряется крик? Гугл, подскажи. Ого. Децибелы, единицы шумового загрязнения. Звучит подходяще… Дальше не очень понятно. Допустим, сила крика Мариванны равна ста единицам.

Вопрос:

На каком расстоянии прятаться от Мариванны, чтобы не оглохнуть?

Ну, это смотря кому. Вот я человек привычный. Меня крик не убьёт, если успею уши заткнуть. Максимум легко ранит. Дома отлежусь недельку и как новенький. А Нина Михайловна, если в упор, сразу погибнет. Absolutely. Вон её как к стене прижало, за сердце бедненькая держится, а Мариванна ещё только на третьем этаже. Англичанка – тонкая, в коротком платье, на высоких каблуках, как тётя Света. У них и причёски одинаковые – пикси. Англичанка – брюнетка, тётя Света – рыжая бестия (по мнению мамы, но папа с этим не согласен, хотя вслух и не спорит). Я вообще-то неплохо разбираюсь в женских причёсках. Считаю, эта информация пригодится в жизни. Как именно пригодится, решу позже, может быть летом, когда поеду на дачу. Там намечается перспектива на соседней улице с Валей Любимовой. Валя – модница, огородница, моя, кстати, одноклассница. Это я так… порхаю с какао на кофе… У англичанки и тёти Светы чёлки на разные стороны, а учительница второклашек – как мама сейчас. Когда мама родит Машеньку, она будет опять как англичанка. Это совершенно точно. Папа маму успокаивал, когда та плакала, говорила, что он её не будет любить толстую, а папа сказал, что ему всё равно, хоть сто килограмм, а когда мама сильно раскричалась, поклялся, что очень её любит, а тётю Свету совсем теперь не любит. Сложная у нас в семье ситуация. Дедушка говорит – нетривиальная. Интересно сравнивать людей. Вот англичанка худая, а Мариванна полная (за «толстую» уже пришлось извиняться всей семьёй, но я тогда был в первом классе, не считается). Англичанка на высоких и тонких каблуках, ходит медленно, разговаривает тихо. Воспитатель второклашек носит ботинки на толстой подошве и губы цвета пожарной машины. Если применить правило сложения к англичанке и воспитателю, а потом разделить на два, то получится мама. Не худая, не толстая, красивая мама. Бог пошлёт мне скоро сестрёнку Машеньку, и ничего с этим уже не поделать. Хорошо, что дедушка обещал меня не бросить и поставить на ноги. Дашу он уже поставил, теперь она прямо принцесса у нас. Волосы фиолетовые и прочая модная ерунда-да-да.

Слышу покашливание директора. Этот звук не спутать ни с чем в этом мире. В коридоре его портрет висит рядом с портретом президента, а фамилия у него Полпатинский. Я как в первый класс пришёл, сразу запомнил.

– Флинт, линяем!

Наконец-то про меня вспомнили друзья. Рейс и Тью схватили меня за руки и потянули на выход. Вовремя – Мариванна несётся сверху, как волна на море, цунами отдыхает.

– Беглов! Ни с места.

Вот опять. Нас тут человек тридцать в пределах видимости, а она точно в меня. Снайпер. Ещё и «ни с места». Не Мариванна, а шериф из «Фарго»: «Я должна видеть твои руки, Беглов». Пожалуйста, ногти подстрижены ровно. «Ты имеешь право хранить молчание, Беглов». Вот уж молчать я точно не буду. «Родителям завтра явиться для допроса». Пишите папе, он постоянно на совещаниях. Прекрасная погода, Мариванна, не правда ли?

– Уходим, Флинт, – друзья тянут меня к выходу изо всех сил. Я не то чтобы сопротивляюсь, но, похоже, ударился при падении и медленно двигаюсь. Мотаю головой, шепчу тайный заговор, и всё проходит. Я включаю форсаж и несусь вместе с друзьями к выходу.

Семь бед – один ответ. Мы сегодня натворили… раз, два, три, четыре… пять? Всего лишь? Считать точно нет времени. Рвём по коридору к турникетам. Усатый охранник (беда №6!?) расставил руки-ноги в виде звезды, но нас не поймал. Ворота распахнуты, мы красивым пеленгом вылетели со школьного двора и побежали, хохоча, по переулку к Бульвару Их, где нас ждёт не дождётся фиолетовая «Месть королевы Анны». А Тью ржёт громче всех, как конь. Это неточно, коней я пока мало встречал. Но если бы я так засмеялся дома за ужином, деда бы меня точно выгнал. Надо отработать лошадиный смех, на случай если решу уйти из семьи куда глаза глядят.

☻☺☻

БУЛЬВАРИХ

Переулок, где находится школа, узкий и дважды гнутый. Вереница авто медленно ползёт вдоль тротуара. Машины притормаживают, заглатывают детей по одному, редко по двое, и увозят.

Троица во главе с Ромиком Флинт Бегловым маневрирует на высокой скорости, проходит левый поворот, перебегает с индейским улюлюканьем дорогу и тормозит на Бульваре, возле стоянки электросамокатов.

Необходимая пояснялка.

У Бульвара есть вполне приличное официальное название, но мальчики окрестили его «Бульвар Их». Сначала говорили: «до встречи на Бульваре», «вечером собираемся на Бульваре». Потом стали говорить: «наш Бульвар», «на нашем Бульваре» и тому подобное, пока зимним холодным днём Ромик не оглоушил друзей:

– Теперь это «Бульвар Их».

Прозвучало, мягко говоря, нелогично. Рейс и Тью засмеялись, потребовали объяснений. Ромик Флинт закрутил сильный текст, в котором доказал, что бульвар они не купили, а значит, он не их. Раз не их, то чужой, но тоже их, в смысле принадлежит другим людям. У Рейса и Тью едва не закипели мозги. Ничего-то они не поняли, но спорить долго не стали – переспорить Флинта невозможно, это доказанный факт. Вскоре все привыкли и даже стали произносить с удовольствием:

– Бульвар Их. Бульвар Их. Бульварих.

– Круто, да? У Монте-Кристо был замок Иф, у нас Бульвар Их, – восторгался Ромик Флинт, и его друзья одобрительно поднимали большие пальцы вверх.

☺

Я окончательно пришёл в себя и хохочу вместе со всеми. Рейс оглядывается по сторонам, кивает на строгую тётеньку с палками для ходьбы. Мы отходим от самокатов, словно вовсе они нам не интересны. Тью, брызгая слюной (никак не избавится от дурной привычки), рассказывает, как он во время полёта упирался рукой в пол, чтобы сохранить равновесие на виражах. Получается, не я, а он всем рулил. Моментально придумалась фразочка, которая поставит Тью на место (финальное, замыкающее место в нашей банде), но строгая тётенька с палками удалилась на достаточное расстояние, и Рейс тянет к самокатам. Рейс – хакер и главный по техническим делам.

Объясню важное.

Мы не криминальная банда. Мы ещё дети, но как-то надо называться. Не стали придумывать глупые названия, просто – «банда».

Про наши прозвища.

Я – Ромик Флинт Беглов. Я широк в плечах, если захочу, стану тяжёлым атлетом или русским богатырём. Волосы у меня неповторимого рыжего оттенка. Это потому, что я родился на закате, осенью.

Мои друзья – Элик Рейс Юсупов и Глеб Тью Петров. Ничего сложного, просто заменили отчества в наших ФИО. Глебаню иногда называем Долговязым Тью, но это потому, что у него в первом классе было прозвище – Долговязый. Мы тогда ещё маленькие были. В сентябре, когда перешли в четвёртый класс, я придумал играть в воздушных пиратов. Идея понравилась. Элик Рейс, как я говорил, отвечает в банде за технику. У Тью авторитет, его даже пятиклассники побаиваются. Глеб Тью Петров, Глебчик – Глебаня – хочет стать пилотом, как мой деда. Иногда они с Эликом ссорятся, но я их мирю.

Наша дружба очень крепкая. С Эликом, вернее Рейсом, мы дружим ещё с садика. Рейс – он как я. Только легче меня в два раза и смотрит исподлобья. Элик друг, лучше Глеба, но с Глебом интересно, и вообще, дружбой нельзя бросаться. Когда была разборка в школе с «вэшками», только мы втроём и пошли. Ну ещё Гена Смирнов пошёл. И Васёк. И Холопов Юра. Остальные однокласснички забоялись. Я, Рейс и Тью первыми вышли. «Вэшки» нас увидели и сразу заднюю включили:

– Давайте один на один всё решим.

А какой там один на один, если их Збруй Рейса задирал. А Збруй длиннорукий, как осьминог. Схватит, повалит – и всё. Рейс упорный, никогда не сдастся, но Збруя ему не победить. И что это будет? Вечный бой до апокалипсиса? Папа говорит, что апокалипсис был в 2012-м и нового ждать сто лет. Лично у меня куча дел. В общем, «вэшки» увидели, что мы втроём стоим стеной. Ну ещё и Юра Холопов слева зашёл, Васёк и Генка справа встали. Забуксовали «вэшки». Я им сказал:

– Вызвали класс на класс драться, так и будет. Если боитесь (здесь использовал другое слово), то валите, личинусы. И ещё одно слово добавил. Специально, чтобы у них выбора не было. Только начали драться, завуч прибежала. Она, когда нервничает, теряет голос: «Ме-не, льзя-не-льзя». Ничего не понять. Загнала нас в школу, допрашивала: «Кто организатор беспорядков». Наши воды в рот набрали, а девчонки-«вэшки» сдали. Наши бы не сдали, а Валя сама легко пошла бы драться. Если бы позвали. У неё глаза красивые. Дедушка говорит, что все красивые женщины способны на поступок. Драка – поступок? Факт. Но я Валю не позвал, чтобы у «вэшек» отмазки не было, типа с девчонками не дерёмся. Я так и сказал: «Это, Валя, мужское дело». Она, кстати, не обиделась, посмотрела своими красивыми глазами и не обиделась.

На всех разборках Глеб много говорит, краснеет, как помидор. Элик стоит молча. Я плечом чувствую, какой он напряжённый. Молчун, а внутри всё бурлит. Вот такая между моими друзьями разница.

Непростое дело – рулить. Хорошо, меня дедушка научил правильным словам. Дедушка в таких делах понимает. Он раньше в авиации служил.

Кстати, про самокаты. Рейс ещё и хранитель нашей казны. Она у него дома, в надёжном сундучке с шифрозамком. Мы откладываем пятую часть нашей добычи. Половину храним в рублях, половину в иностранной валюте. Это меня папа научил – он у нас в семье очень финансово грамотный и любит цифры. Просто гений, по словам мамы. Вот так и летаем, в смысле живём.

Ой, опять сбился… Про самокаты. Я придумал давать самокатам имена. Я вообще всё придумываю в нашей банде. Пока у нас нет самолёта, мы гоняем на электросамокатах. Сегодня моя очередь, и я торжественно нарекаю фиолетовую машину:

– До окончания оплаченной шестидесятой минуты нарекаю тебя благородным именем «Месть королевы Анны». Каково? Целый месяц ждал, чтобы произнести эту фразу – то денег не было, то Рейс болел. Теперь задуманное исполнилось.

– Залезай уже, – торопят ребята.

Пора нарушить ещё кучу правил. Рейс, как самый маленький впереди, я в середине, что мне не по душе, но вариантов нет. Долговязый Тью – сзади.

– От винта!

Я вешу сорок два килограмма в одежде. Рейс – тридцать пять. Тью – сорок с половиной после обеда. Грузоподъёмность самоката сто пятьдесят. Значит, мы ничего не нарушаем. Почти ничего. Сегодня программа максимум – отработать десантирование на лёд, но сначала вволю накатаемся. Хотя шестьдесят минут – так себе воля.

☺

Бульвар длинный и ровный, как взлётная полоса. По выходным здесь гуляют мамы с колясками. По будням жирные голуби спят на деревьях и бомжи тихонько сидят в беседке. Когда у нас будет самолёт, мы обязательно полетаем над Бульваром Их, помашем крыльями всем его обитателям.

У нас будет свой самолёт. Не какой-нибудь, а настоящий стратосферный, с солнечными панелями на крыльях. У каждого из нас будет по самолёту. Как назовут свои машины Рейс и Тью, я не знаю. Мой точно будет «777». Три семёрки – счастливый номер. Счастье в кубе. Для надёжности. Если кто не в курсе, главное слово в авиации – надёжность. Так деда говорит, а в этом вопросе он эксперт. Так что три семёрки – это гарантия, что с самолётом ничего не случится. Ну, ещё испытания нужны. «777» – просто красиво. Скажи?

У нас будет не один самолёт, а три. Чтобы не подвергать нашу дружбу бытовым испытаниям. Вот у Тью дома одна приставка и что хорошего? Двое играют, третий ждёт. Мы постоянно ссоримся. Одним зимним днём я посмотрел на нашу жизнь со стороны и сказал:

– Парни, мы не тем занимаемся. Сжигаем впустую годы нашей жизни (деда по телефону кому-то так говорил).

У Рейса и Тью отвисли челюсти, но, когда я рассказал про стратосферный самолёт и что их будет три, показал видосы на телефоне, мы решили, что надо менять жизнь и вообще научиться отделять пустое от полного, то есть важного. Мы разработали план и уже полгода его выполняем. Никто не знает об этом. Это наша тайна. Потом, когда первый самолёт будет готов, я, наверное, покажу его Вале-Моднице. Или даже позову её посмотреть первый полёт. Хотя обычных людей на испытания не пускают. В целях безопасности и чтобы не сглазить. Мама, когда узнала, что у неё, то есть у нас у всех, будет Машенька, сказала, что ей теперь надо ограничить себя в общении с людьми: может попасться человек с дурным глазом и тогда беды не оберёшься. Но ведь у Вали глаза не дурные, а очень даже прекрасные. Так что с этой стороны беды не предвидится. А то, что она ходит на даче в модных платьях (так мама говорит), можно пережить. Снова я порхаю чуть-чуть…

Ещё у нас будет дирижабль. Только технически безграмотные люди думают, что можно вечно летать на самолётах. Теоретически да. «777» не нужен керосин, его электромоторы будут работать от солнечных батарей, а солнца в стратосфере полно, но пилоты не железные. Пилотам нужен отдых. Книги почитать, поговорить, в приставку поиграть. Иногда. Да куча разных дел в облаках. Самолёты нужно ремонтировать, бортовой журнал вести и др., и др. Дирижабль будет нашим воздушным портом и домом. Ведь мы не просто так улетим в стратосферу, у нас там будет работа. Выводить в ближний космос спутники связи, например. За это будут платить огромные деньги. Ещё мы будем предупреждать население Земли о пожарах. Это бесплатно, чтобы нас любили и уважали. Нам от спутников денег хватит. На сто лет вперёд. Рейс придумал оплату брать в цифровой валюте. Ну, а в чём ещё? В золотых слитках, что ли? Они тяжеленные, займут, наверное, половину дирижабля, а биткойны ничего не весят и помещаются в телефоне. Финансовая грамотность называется.

Я одному человеку рассказал о нашем проекте. Под честное слово. Очень надёжному человеку. Ему понравилось. Значит, у нас всё получится. Пока мы растём, технологии выйдут на новый уровень. Мы заработаем денег, построим самолёты и дирижабль. Чтобы никто ничего не узнал, будем покупать детали в разных местах, потом соберём летательные аппараты и вверх, поближе к космосу, любоваться красотой. Канал заведем в Телеграмм. Все про нас узнают, блогеры в очередь встанут за интервью. Как акробаты в цирке – один на плечи другого, и так десять тысяч блогеров, от земли до неба. Прикольно, если их ветром сдует…

Только надо многому ещё научиться в земной жизни. Это такое условие – хочешь жить на небе, научись жить на земле. Один человек сказал. Время пока есть: Рейс должен освоить финансовые технологии и заработать нам овердофига миллионов. Тью – стать пилотом мирового класса. Я должен всё придумывать. Кстати, дирижабль мы назовём «Бертран Пиккар». А как ещё? Это будет база для электросамолётов двух типов: три одномоторных типа «Чайка» и двухмоторный «Импульс» для буксировки спутников. Ещё спасательная сфера на четверых. Почему на четверых? Ну, может прилетит кто-нибудь погостить, а тут катастрофа ужасная. Рейс и Тью ранены. Я их тащу в спасательную сферу, отстреливаюсь из калашникова, и этого человека тоже спасаю… Ещё мы будем космический мусор убирать. По субботам.

Сегодня у нас не только катание на электросамокате. В конце Бульвара дворники не убрали лёд. Просто подарок. Мои друзья сомневаются, что я придумал хорошую тренировку. Рейс пятьдесят на пятьдесят, а Тью вообще против. У нас возникает спор. В итоге я говорю:

– Ладно, первым сегодня я. Рейс, разгоняйся, как можно быстрее. Затормозишь перед кромкой льда с разворотом. Тью, снимай на телефон, как я буду десантироваться. Потом изучим в режиме slow motion* (эффект замедления времени в видеосъемке). Готовы? От винта.

Без Долговязого Тью Рейс разогнал самокат быстрее ракеты. Прыгать не пришлось, я разжал руки, которыми держался за Рейса и, когда он затормозил с разворотом, меня выбросило как пулю, метров на сто. Или не на сто, а поближе, но выбросило так выбросило.

Я упал животом на лёд, принял форму «звезды» (руки-ноги в стороны и вверх, как парашютисты), закружился по часовой стрелке. Мокрая ледяная крошка залепила очки. Мелькание перед глазами, и кусочек невесомости в животе. Почему только кусочек? Потому что кое-кто нарочно встал столбом на пути, и я воткнулся подбородком в ботинок этого кое-кого. Ботинок из жёлтой и вишнёвой кожи, на толстенной подошве, шнурки завязаны двойным бантом, татуированный дракончик наполовину скрыт белым носочком.

Двуцветный ботинок мне до боли знаком. Прямо обувной день сегодня. Как-то со мной случилась грустная осень (отличная фраза для воспоминаний, когда в старости уйду в писатели), и я начал выцарапывать гвоздиком «ДАША ДУРА» на этом ботинке, но мне вовремя помешали и даже заехали в ухо. Даша и заехала. Она моя старшая сестра, ей шестнадцать с половиной лет, и, в принципе, хороший человек. Заехала справедливо – чего было обувь портить? Сам не знаю, как получилось. Наверное, вместе с уличной слякотью в мою душу проникли вандальные (так папа объяснил, когда мирил нас с Дашей) настроения. С другой стороны, даже «Д» не успел закончил. Могла поругать, а не драться, как хулиганская особа. Это Дашка от своих дружков переняла манеру руки распускать. Она ведь ужасно красивая, как солнце, и мальчишки добиваются её любви. Сначала Кирилл из её класса побил Юру Васечкина. Сильно, до крови. Потом Кот из параллельного побил Кирилла. Не насмерть, конечно, но по носу было заметно, как побил. Потом появился ещё один Кирилл. Он вообще не из нашей школы, я его видел два раза, когда он за Дашей на тачке заезжал. Говорят, Кот только его увидел и сразу испарился, даже улыбки в воздухе не осталось. Этот второй Кирилл – нормальный. Я об этом Даше сказал, а она побледнела, зашипела:

– Никому не говори, про него, а то я тебе… я с тобой…

А что она со мной? Чего она мне? Подумаешь, год на каратэ ходила. Не боюсь я. Так и сказал. Когда спокойно говоришь человеку и при этом в глаза не моргая смотришь, всё по-твоему сбывается. Это деда меня научил – водил в зоопарк, заставлял в глаза крокодилам смотреть. Дело трудное; если долго тренироваться, каймана можно пересмотреть – суетливые они, а вот тупорыла (порода крокодильская такая) гораздо сложнее. Так что Дашке в глаза смотреть просто – она не крокодил, а совсем наоборот. И я ей сказал, что бы она не переживала – я чужие тайны хранить умею. Нормально так сказал и сел в дедушкино кресло, открыл книгу свою любимую и углубился в чтение. Дашка прямо опешила от такого моего джентльменского поведения, стояла, ресницами хлопала, едва не взлетела под потолок, но сила тяжести удержала (ботинки на платформе тяжеленные носит). А я так листаю себе «Остров сокровищ» неспешно, на неё не смотрю. Она подошла, села рядом, меня за руку взяла. Я хотел опять ей в глаза посмотреть тренированным взглядом, но как-то не получилось. Даша что-то говорила тихо, шептала еле слышно, а я ничегошеньки не запомнил, только снова удивился, какие у неё глаза красивые. Ну, то есть у неё всё красивое, но глаза особенные. Такие серые и добрые, не крокодильские совсем. Даша меня поцеловала в лоб и ушла. Какое мне до её парней на тачках дело? Никакого. Но, как брат и мужчина, я должен за ней присматривать. Наверное. Красотки в фильмах всегда попадают в неприятности. Чем красивей, тем круче неприятности. Закон жизни. Вот и получается, раз Дашка самая-пре-самая, за ней глаз да глаз нужен.

Ботинок – дело прошлое. У нас с Дашей мир, к тому же у неё сегодня именины. В нашей семье всё-всё празднуют, а именины как Дни Варенья, только гостей не зовут. Мама обещала вишнёвый пирог, тётя Света, как всегда, принесёт маренговый рулет с малиной. Обожаю, но вида не показываю, чтобы маму не расстраивать.

– Ну, и чего ты разлёгся, Тумба?

Это Дашка мне говорит. Сверху вниз. Я, значит: «Моя принцесса», «красавица», а она обзывается старым прозвищем – Тумба. Так меня в детстве звали. Потому что я имею устойчивое телосложение и физически силён – если упрусь, не сдвинешь. Хочется ей ответить как-нибудь обидно, чтобы Рейс и Тью засмеялись. Особенно Тью. По-лошадиному. Но боевого настроения нет, и не хочется мне в день именин сестру злить. В другой день – пожалуйста. Хоть сто тысяч фраз произнесу, а сегодня считаю необходимым удержаться. Поднимаюсь, кряхтя, отряхиваюсь и всем своим видом даю Дашке понять, что не постигнет она девчачьим умом наши серьёзные дела. Достойно так, молча, отряхиваюсь, веду себя солидно, и тут приходит на ум фразочка. Кручу её в голове, хихикаю, понимаю, что нет сил удержать фразочку за зубами, сейчас выпущу на свободу и всё, опять Дашка полезет драться, опять ссора, но ничего не могу с собой поделать – больно уж придумал круто, сейчас выда-а-ам…

Звонко сигналит чёрное спортивное авто. За рулём Кирилл (второй). Моя принцесса, позабыв обо всём на свете, бежит напрямик, по рыхлому снегу, смешно размахивая руками. Авто Кирилла урчит двигателем, подгоняет. Ох уж эти шуры-муры. Тачка у Кирилла что надо, и сам он вроде ничего, но джентльмены так себя с дамами не ведут. В этом вопросе я ужасно консервативен. Из авто не вышел, дверь Дашке не открыл… О, цветы подарил. Большущий букет достал с заднего сиденья. Ладно, прощаю.

Рейс весело моргает, Тью ухмыляется. Тоже мне, весельчаки. На ум приходит коварная фразочка, будет точно в тему, в самую десяточку, прямо расстреляет их обоих в ноль. Но нет. Дружбу надо хранить и беречь. А кто кроме меня? Никто. Вспоминалка колет мне грудь. Ох, я, забываша.

– Сколько время? – кричу, забывая, что часы на руке.

Рейс пожимает плечами. Тью неспешно отвечает:

– Тринадцать с четвертью.

Вот он, английский джентльмен, выискался. Как на уроке у Нины Михайловны, так «презент-бэ-мэ-пёрфект», а тут – тринадцать с четвертью, ваше лордство. Бросаю сурово в ответ:

– Деда меня ждёт, надо бежать.

Рейс и Тью моего дедушку уважают. Раз надо, значит, надо.

– Давай на самокате, – предлагает Рейс.

Отказываюсь – могут оштрафовать за езду толпой, а нам штрафы платить нельзя, мы деньги копим на самолёты. Опять за всех приходится думать. Наскоро прощаюсь с друзьями, бегу на остановку трамвая. Всё-таки хорошо покатались сегодня.

☻☺☻

ШАЛТАЙ-БОЛТАЙ С ВИЛКОЙ

Нет транспорта в Москве прекраснее трамвая. Прокатиться на змейке из трёх вагончиков – сплошное удовольствие, вроде пломбира, облитого чёрносмородиновым вареньем.

Ромик Флинт запрыгнул в последний вагон, двери плавно закрылись. Трамвай новый, чистый, малолюдный. На длинном боковом сиденье храпит, подложив под голову сумку, пьяный. Ромик, хватаясь за поручни, прошёл вперёд, занял одинокое кресло у средней двери, рюкзак устроил на коленях. На три вагона пять пассажиров, вместе с пьяным. Трамвай идёт плавно, на поворотах болтает и дёргает. Отсюда и прозвище – шалтай-болтай. Вилка у трамвая на крыше, он через неё электричество пьёт из проводов. А вы что подумали? Трамвай вилкой спагетти ест? Если так подумали, то у вас богатое воображение. Скорее всего, вы поэт или поэтесса.

☺

Кстати, про нашу семью. Мой папа, Николай Беглов, как я рассказывал, всегда на совещаниях. Он банковский аналитик и очень умный. Папа имеет дело с цифрами и сильно их уважает. Это он сам так говорит. Его хобби – собирать подставки под пивные кружки, называются бирдекели. Трудное слово. Мама раньше работала в табачной компании, сейчас в отпуске. Про Дашу рассказал. Тётя Света, мама Даши и первая папина жена, работает на фрилансе. Она ведёт канал в Телеграме, просвещает на тему отрицательной калорийности продуктов. Не моя тема. Ещё есть деда, он на пенсии, и скоро будет Машенька, когда мама её родит. Это моя семья.

С дальними родственниками мы не очень много общаемся, кроме Яснобродовых – у нас дачи в Яхроме через забор. У Вали Любимовой дача на соседней улице.

В квартире у нас три комнаты, и одна из них моя. Дедушка живёт в соседней квартире, «дверь в дверь», надо всего лишь выйти на лестничную площадку. Ужинаем мы в нашей гостиной, если мама с папой не уходят куда-нибудь. Тогда я иду к дедушке, и мы ужинаем вдвоём, на его кухне. После чая разговоры всякие важные у нас с ним, и я у него засыпаю, потому что у него площадь позволяет, а для меня есть отдельный диван. Мама против этого, говорит, что диван спину портит, надо спать на кровати, но деда ей не переубедить. Мне на диване очень нравится спать, особенно зимой, под одеялом из овечьей шерсти. Деда его никому не разрешает брать, кроме меня.

Даша живёт со своей мамой, тётей Светой, в соседнем подъезде. У них двухкомнатная квартира с огромной кухней и балконом во двор. У нас балкон на дорогу, летом ужасно шумно. Тётя Света ко мне хорошо относится, всегда интересуется, как у меня дела в школе. Её любимые слова: «Наверное, так надо» и «тут ничего не поделаешь».

Дашина комната на мою похожа. Вещи разные, а обои одинаковые, синие. Ну, у меня, конечно, посинее, и одна стена в самолётах военных. А Даша свои стены попортила, исписала всякими глупостями. «Только бы умереть с тобой в одной постели», «Отмечать, что прожили уже год, это как-то фальшиво», бла-бла-ерунда. Принцесса, что с неё взять. Хорошее слово «фальшиво», мне нравится.

Дашкин постоянно выдаёт что-нибудь креативное (так она говорит). Например, на уроке по юридической грамотности спросила учителя:

– Как отсудить долю наследства у живых родителей?

Не знаю, что ответил учитель, но тётя Света после этого случая, начала переводить Дашке карманные деньги на карту с сообщением: