Эдип. Боги и герои Древней Греции бесплатное чтение

1. Генеалогическая схема богов

Говорят, что прославленные в веках Гесиод и Гомер впервые установили родословную самых известных богов, дали всем имена, а также эпитеты, разделили между ними почести и круг деятельности и описали их образы.

Цицерон в трактате «О природе богов» говорит, что согласно утверждению Зенона, именами богов были наделены в аллегорическом смысле неодушевленные, немые объекты природы.

Поскольку эталонных мифов не существует, то в генеалогиях богов и героев приходится иногда произвольно выбирать версии, установленные различными древними авторами.

На предлагаемом родословном древе древнегреческих богов, как правило, изображены наиболее общепринятые в первоисточниках генеалогические связи. Например, родителями Эрота изображены Арес и Афродита, хотя в различных первоисточниках можно обнаружить десятки вариантов пар родителей этого бога любви. Однако при выборе родителей Афродиты пришлось допустить произвол.

Великий Гомер считает богиню красоты и любви дочерью Зевса и додонской богини Дионы (которая, как местная богиня на схеме вообще не изображена).

Согласно Эпимениду, Киприда была дочерью Крона.

На схеме выбран вариант самого большого древнего знатока генеалогий богов Гесиода, согласно которому, Афродита родилась из морской пены, взбитой упавшим в море детородным членом оскоплённого Кроном Урана; в пользу этого варианта говорит и само имя Афродиты – «Пенорожденная».

Предлагаемая схема не полная не только в силу указанной выше неоднозначности. Невозможно уместить имена всех известных из античных источников богов на одном листе. Например, согласно Гесиоду, у Океана и Тефиды было 3000 дочерей – Океанид стройноногих. Столько же на земле и речных Потоков (Потамов), также рожденных Тефией, – шумливых сынов Океана. Всех имена их назвать никому из людей не под силу.

То же самое относится и некоторым другим многочисленным группам богов, таким, как 150 Гигантов, сотни нимф и др. Поэтому из больших блоков богов или божеств на схеме изображались самые известные. Из-за недостатка места не указаны имена Муз, Ор, Плеяд и Гиад. Не изображена на схеме и богиня облаков Нефела, о которой много говорится в первой главе после Введения поскольку ее происхождение не вполне ясно: одни считают ее Океанидой, другие – богиней воздушной стихии, что естественно поскольку она, как Тучка, пребывает обычно в воздухе.

Первобытных богов, названных в схеме космическими божествами, мифологи обычно не выделяют в особую группу, однако, для того чтобы понять откуда взялись боги I поколения, это сделано. Среди них наиболее важная роль в книге отведена дочерям всемогущей богини Необходимости Ананке Мойрам, олицетворяющим непостижимо таинственный Рок и Могучую Судьбу. В орфических гимнах богиню необходимости считали дочерью Афродиты Урании, что мало обоснованно. При этом философы отводят Ананке и Мойрам чрезвычайно важную роль в мироздании.

Самыми многочисленными и могучими богами были 12 древних Титанов (Младших Уранидов), их дети и внуки, однако в результате грандиозной десятилетней войны – Титаномахии, они были побеждены новыми богами, обосновавшимися на Олимпе. Олимпийские боги по рождению являлись тоже Титанами, но после ужасной для всех Титаномахии они стали противопоставлять себя Древним Титанам, которых они считали дикими и необузданными, как и стихии, которые их породили.

14 олимпийских богов – это главные боги греческого пантеона. 6 олимпийских богов – Уранидов принадлежат к богам III поколения, 7 олимпийских богов – это дети Зевса, они относятся к богам IV поколения и 14-я олимпийка – Афродита – древняя богиня II поколения. При этом, олимпийские боги – не творцы Вселенной и не создатели всего наблюдаемого мира, они сами некогда из небытия появились на свет и, значит они только почти всемогущие и почти бессмертные. Олимпийские боги управляют миром, но и сами подчиняются основным законам природы, олицетворением которых является богиня необходимости Ананке и ее три дочери Мойры. Имена Олимпийцев, играющих в античной мифологии центральную, определяющую роль, на схеме выделены крупным жирным курсивом.

Конечно, большую роль в любом генеалогическом древе играет его непосредственная компоновка, особенно, если древо большое. Предлагаемое расположение богов является оригинальным и кажется удачным и потому повторяется в нескольких книгах серии. Как видно, каждое из поколений богов расположено вдоль своего горизонтального ряда. Поэтому блок олимпийских богов разделен на 2 части – одна расположена в горизонтальном ряду богов III поколения (6 Титанов, детей Крона и Реи), а другая – в ряду богов IV поколения (7 детей Зевса). Четырнадцатая олимпийская богиня Афродита выделена, как и остальные олимпийцы, шрифтом и находится на своем месте – в блоке Старших Уранидов – богов II поколения.

Схема получилась предельно насыщенной информацией так, что больше ничего на одном листе изобразить не возможно без уменьшения шрифта, что для бумажного формата книги уже делать нельзя. Поэтому некоторых богов не удалось изобразить, например, бога пастушества и лесов Пана и божеств природы нимф и сатиров; не приведены имена Муз, Ор…

2. Хаос и Эон

Изначально во Вселенной существовал только Хаос (раскрываться, разверзаться), который эллины считали с одной стороны Ничем – совершенной пустотой, с другой стороны – первоисточником всякой жизни во Вселенной.

Хаос существовал вечно, однако вечность здесь еще не обозначала бесконечно огромный промежуток времени, поскольку Хронос-время еще не родился. Вечность скорее означала некое застывшее «всегда».

Согласно Гераклиду, все смешано как в кикеоне (болтанке) и одно и то же: удовольствие-неудовольствие, знание-незнание, большое-малое – [все это] перемещается туда-сюда и чередуется в игре Вечности (Эона). – А что такое Вечность? – Дитя играющее, кости бросающее, то выигрывающее, то проигрывающее…

По Гесиоду, Хаос – это зияющее, неизмеримое мировое пространство, существовавшее прежде всех вещей, мрачный, первоначальный источник всякой жизни в мире и самого мира.

Овидий так же, но как всегда красиво, говорит, что вначале была лишь бесформенная косная масса. Не было моря, земли и над всем распростертого неба, – Лик был природы един на всей широте мирозданья, – Хаосом звали его.

Под Хаосом понимали так же Беспорядок, и уже в Первобытном Хаосе изначально была заключена его Противоположность в виде зародыша Миропорядка, названного древними греками Космосом (Порядок).

Овидий, как всегда красиво, поет, что вначале была лишь бесформенная косная масса. Не было моря, земли и над всем распростертого неба, – Лик был природы един на всей широте мирозданья, – Хаосом звали его. Нечлененной и грубой громадой, бременем косным он был, – и только, – где собраны были связанных слабо вещей семена разносущные вкупе.

Уже в Первобытном Хаосе изначально была заключена его Противоположность в виде зародыша Миропорядка, названного древними греками Космосом (порядок). В пустоте Хаоса изначально было заключено все, и все пребывало, как поет Овидий, в борьбе: Холод сражался с теплом, сражалась с влажностью сухость, битву с весомым вело невесомое, твердое с мягким…

3. Космос

Однажды Хаос породил Космос, под которым греки понимали не относительно пустое пространство Вселенной, а Упорядоченность, Миропорядок.

Одновременно с Космосом, возникли присущие только ему Хаотические Пространство и Время. Пространство было пустым и бесконечным. Лукреций говорил о бесконечности так: коль был бы предел положен пустому пространству, всех бы бесчисленных тел основных оно не вместило.

После того, как вечный Хаос породил Космос появились космические божества: Хронос (время), Ананке (Необходимость) и Тюхе (Случайность). Все необходимые законы возникли вместе со Вселенной, и Ананке, являясь воплощением этих законов, строго следит за их соблюдением.

Закон стал истинным Творцом всего сущего. Анаксимандр Милетский первым употребил термин «закон». Космос сформировался и сам себя привел в Порядок.

Согласно «Естественной истории» Плиния Старшего, космос – это нечто священное, вечное, безмерное, все во всем, даже поистине само «все». Содержа собою все извне и изнутри, он есть одновременно и итог всей природы вещей, и сама эта природа как таковая.

По Диогену Лаэрцию, легендарный Пифагор первый назвал Космосом Вселенную. При этом это была, благодаря Закону и Числу, гармонически упорядоченная Вселенная, противостоящая бесформенному первозданному Хаосу.

Для пифагорейцев, космос означает не только небо, но вообще Вселенную. Гераклитовский космос – это Мировой порядок, тождественный для всех, причем в отличие от Платона этот мировой порядок не создал никто ни из богов, ни из людей.

Гераклит из Эфеса больше всего знаменит своим изречением «Всё течёт и движется, и ничего не пребывает», но ему же принадлежит изречение, что космос, тот же самый для всех, не создал никто ни из богов, ни из людей, но он всегда был, есть и будет.

Однако Эпикур считает Космос уничтожимым, поскольку он когда-то возник, как возникает всякое живое существо и потому когда – ни будь обязательно исчезнет.

Аристотель говорит, что подлунная часть мира подвержена изменению; подвержены порче и относящиеся к ней земные явления. В «Метафизике» знаменитый мыслитель, создавший универсальную систему философии, рассказывая о единообразном вращении космоса в одном и том же месте говорит, что это не что иное, как круговое движение вечного бытия в самом себе, движение, не знающее пространственных перемен и не зависящее от перемены места, космос не стареет и не останавливается, но он всегда есть, т. е. он вечен.

Многие древнегреческие ученые Космос считали ограниченным, и в его центре располагали неподвижную шарообразную (!) Землю, вокруг которой вращались все небесные тела, включая Солнце. Далекие звёзды располагались на периферии Космоса, вдали от Земли. Это вращение было связано с лежащем на коленях Ананке Мировым Веретеном, на Ось которого насажено все Мироздание. Дщери Необходимости Мойры, ее наместницы на земле и на небе следят за соблюдением богами и людьми Миропорядка, однажды возникшего из первозданного Хаоса, и ткут особую пряжу, вытягивая из нее нити Судеб богов и смертных.

4. Хронос

Демокрит был твердо уверен в том, что Хронос – время вечное и не имеет начала.

Согласно Аристотелю, время – это мера движения.

Долгое время греки представляли себе время движущимся на одном месте, подобно звездному небосводу, который вращается над землей неизменно многие тысячи лет. И для богов жизнь была почти вечной, а смертным она казалась вечной, устойчивой и неизменной, и все годы были похожими друг на друга.

Поэтому ни в одном древнем документе, ни в одной надписи никаких дат не было. Ни могучее племя богов, ни древние греки не вели никакого летоисчисления. Годы в их понимании были не нанизаны на стрелу, направленную из прошлого в будущее, а как бы рассыпаны пестрой неподвижной россыпью на плоскости настоящего, либо напоминали звезды на небосводе, который вращается всегда одинаково и неизменно.

Древнейшие историки не вели никакого единого летоисчисления до Олимпиад, отсчёт которых начался лишь с 776г до н. э. Летоисчисление было местным – счёт годам велся по аргосским жрицам златотронной Геры, по спартанским эфорам (надзирающий), по афинским архонтам (правитель) или, как у отца истории Геродота – по персидским царям.

Поэтому в описании различных событий, особенно происходивших в глубокой древности, ввиду отсутствия единого летоисчисления, у древнегреческих историков и писателей часто случается путаница.

Первый историк, применивший Олимпиады к хронологии, был сицилиец Тимей, сын Андромаха, живший в IVв до н. э. Он положил в основу своей хронологии список победителей на Олимпийских играх и ввёл, таким образом, тот счёт по Олимпиадам, который потом надолго стал общепринятым, но не единственным, в исторических сочинениях.

Первую же научную хронологию составил в своей «Хронографии» Эратосфен сто лет спустя после Тимея.

У древнегреческого историка и мифографа Диодора Сицилийского, жившего в I в. до н.э. и написавшего 40-томную «Историческую библиотеку», можно встретить датировки событий одновременно по Олимпиадам, по афинским архонтам и по римским консулам.

Однако, несмотря на то что древние греки не понимали истинной природы времени, они очень высоко его ценили и говорили, что время – цена вечности и ничто не может удержать время.

Разносторонний философ Теофраст говорил, что время – самое драгоценное из всех средств и самая большая трата, какую только можно сделать, – это трата времени.

5. Ананке

Ананке – бестелесная космическая богиня Необходимости, которая возникла вместе с Космосом, Хроносом и Тюхе.

Цицерон в трактате «О природе богов» говорит, что все подчинено Природе, Ананке же олицетворяет ее незыблемые законы. Необходимость, вершительница Судеб богов, Космоса и душ человеческих. Один из семи мудрецов Фалес из Милета и Пифагор уверены том, что сильнее всех в мире Необходимость, ибо она правит Вселенной (одолевает всех) и владеет миром.

В веках не стареющий песнопевец Гомер так же поет, что с великой Ананке и ее непреложными дочерями не спорят даже великие боги. Поэтому на генеалогической схеме Ананке – дочь вечно существовавшего Хаоса, рожденная вместе с Космосом и Хроносом. Если Ананке – символизирует необходимую предопределенность мира, то ее сестра богиня Случая Тюхе – изменчивость мира, его неустойчивость и случайность.

Пифагор сказал, что именно Необходимость владеет миром.

Философы Парменид и Демокрит говорят, что все существует согласно Необходимости; Судьба же, Провидение и Творец мира – одно и то же.

Ананке, хоть и признавалась многими смертными великой и всемогущей богиней, все же не пользовалась особым почитанием, впрочем, как и большинство других древних, тем более космических божеств. Возможно, потому, что космические божества не антропоморфные, бестелесные.

У Необходимости нет определенного облика, и некоторые считают ее безличной, но в тех редких случаях, когда она появлялась на земном небе, она принимала вид красивой молодой женщины с правильными чертами безмятежного, не подверженного страстям, лица.

Склонные к поэтическим выдумкам писатели говорят, что Ананке – Необходимость предшествует Тюхе (Случай), неся в правой руке железные балочные гвозди, клинья, скобы и расплавленный свинец.

Ананке абсолютно не подвержена человеческим страстям, она всегда спокойна и невозмутима потому, что знает наперед почти все. «Почти» означает то, что даже ее знание будущего не абсолютно, ибо законы, управляющие мирозданием, лишь кажутся совершенно незыблемыми, а в действительности слегка зависят от «беспричинного» Случая, олицетворением которого на земле и небе стала богиня Тюхе.

В древние времена богиня Необходимости часто появлялась среди богов, приходя к ним во снах, и терпеливо объясняла им их сущность и, если можно так сказать, их права и обязанности. В дальнейшем, когда на земле появились и люди, смерти подвластные, волю Ананке стали диктовать ее наместницы – три дочери Мойры.

Одно поколение богов сменяло другое, и всегда изменения сопровождалось борьбой. Когда на земле возникли моря и горы, леса и поля появились могучие боги природных стихий Древние Титаны, и Ананке была на их стороне и незримо помогала им, но время шло, а они по-прежнему оставались не управляемыми. Для каждого из Титанов главным была его свобода, и они не признавали никаких ее ограничений, даже если свобода одного ограничивала свободу многих других. Поэтому, когда появилось новое поколение богов, на Олимпе живущее и они стали воевать с Титанами за ограничение их свобод, Ананке однозначно стала помогать олимпийцам, как более прогрессивным богам.

Некоторые задаются вопросом: если богиня Необходимости не только знает, но и творит будущее, то имеет ли смысл ей кому-то помогать и вообще во что-либо вмешиваться? Не должно ли предначертанное законами мироздания будущее закономерно и необходимо возникать само собой в любой момент времени? И, если это так, то стоит ли дочерям Ананке, ее наместницам на земле и на небе Мойрам во что-то вмешиваться для сохранения Миропорядка? Если же, это не так, то что, тогда есть Предначертание Свыше? Эти вопросы когда-то задавал царь олимпийских богов Зевс самой Ананке и получил от нее по смыслу такие ответы:

– Действительно Вселенная подобна огромному раз и навсегда заведенному механизму, действующему по всеобщим незыблемым законам, и потому в любой момент будущего можно было бы сказать все и обо всем. Однако Случай, олицетворяемый богиней Тюхе, все время вмешивается в работу отлаженного Ананке – Необходимостью механизма бесконечной Вселенной, и этот механизм изредка дает сбои, которые обычно не велики, но во Вселенной появляется Неопределенность, от которой полностью избавиться невозможно. Кроме того, людям на земле Необходимость предоставила свободу Выбора, в пределах действия законов природы, и еще большая свобода досталась могучему племени богов, живущих в небе высоком, ибо без свободы воли разумных существ, согласно всеобщим законам Ананке, их жизнь чахнет и в конечном итоге гибнет.

6. Жребий и свобода выбора

Платон в «Государстве» рассказывает, как некий прорицатель Эр, вернувшийся с того света, говорит, что Ананке взяла с колен Лахесис жребии и образчики жизней, взошла на высокий помост и изрекла:

– Однодневные души! Вот начало другого оборота, смертоносного для смертного рода. Не вас получит по жребию гений, а вы его себе изберете сами. Чей жребий будет первым, тот первым пусть выберет себе жизнь, неизбежно ему предстоящую. Добродетель не есть достояние кого-либо одного: почитая или не почитая ее, каждый приобщится к ней больше либо меньше. Это – вина избирающего: бог невиновен.

Провещав это, Ананке бросила жребий в толпу, и каждый 5поднял тот жребий, который упал подле него. Всякому поднявшему стало ясно, какой он по счету при жеребьевке. После этого старшая дочь Ананке Лахесис разложила перед ними на земле образчики жизней в количестве во много раз большем, чем число присутствующих. Это огромное превышение возможных жизней над числом людей было необходимо для обеспечения свободы выбора, которую Необходимость решила предоставить не только могучему племени почти бессмертных богов, но и смертному люду.

Эти образчики были весьма различны – жизнь разных животных и все виды человеческой жизни. Среди них были даже тирании, пожизненные либо приходящие в упадок посреди жизни и кончающиеся бедностью, изгнанием и нищетой. Были тут и жизни людей, прославившихся своей наружностью, красотой, силой либо в состязаниях, а также родовитостью и доблестью своих предков. Соответственно была здесь и жизнь людей неприметных, а также жизнь женщин. Но это не определяло душевного склада, потому что душа непременно изменится, стоит лишь избрать другой образ жизни. Впрочем, тут были вперемежку богатство и бедность, болезнь и здоровье, а также промежуточные состояния.

Цицерон в трактате «О природе богов» говорит, что, если бы боги действительно пеклись о роде человеческом, то они должны были бы сделать всех людей добрыми или, по меньшей мере, особенно помогать добрым. Знаменитый оратор забывает о свободе выбора, предоставленной Ананке не только богам, но и людям, смерти подвластным. Только этой свободой человека можно объяснить злодейства и ужасные войны, многие из которых оставались и остаются без справедливого наказания.

Таким образом, можно прийти к выводу, что присущая олимпийским богам справедливость не свойственна всемогущей космической богине Необходимости, она просто не знает, что такое справедливость. И тот же Цицерон приходит к выводу, что Участь, счастливая или несчастливая, нисколько не зависит от того, каков ты и как ты ведешь себя в жизни.

Гомер, почитаемый Музами, поет, что в храмине сидя, прядет долю суровая Мойра. Поэтому Мойр еще называют Пряхами или Ткачихами потому, что они вытягивают из веретена Ананке пряжу в виде нитей и прядут, вытягивают и обрывают нити жизни всех смертных и ткут Полотно Судеб смертных и Ковер Судеб бессмертных. Адамантовыми челноками ткут, сплетают они, непреложные, неизбежные помыслы все стремлений!

На коленях Ананке вращается Веретено, ось которого – Мировая Ось с полюсами на концах, а ее дщери Мойры время от времени помогают вращению. Чтобы по мере необходимости подправлять работу ткацкого станка, соединенного с веретеном Ананке, богиня Необходимости оставила на земле в качестве постоянных наместниц трех своих дочерей, прозванных богами Мойрами, имена которых – Клото (Пряха), Лахесис (Судьба и Ткачиха) и Атропос (Неотвратимая).

7. Мойры

Первоначально Мойра означала «Часть», затем – предназначенный человеку срок жизни, который связан со смертью так же естественно, как и рождение, и только потом Мойрой стали называть Участь, Удел, Долю. Поэтому вначале считалось, что Мойра есть у всех людей, и она только одна, впоследствии стали говорить о трех Мойрах, связанных с рождением, жизнью (периодом между рождением и смертью) и смертью человека.

Божественный Гомер, своим сладкозвучным искусством заслуживший благодарность Эллады поет, что Мойра – это Доля, Судьба, это Участь и смерть человека и, что Могучей Судьбы не избег ни один земнородный муж, ни отважный, ни робкий, коль скоро на свет он родится. Пред Мойрами, непреложными дщерями жутколикой богини Ананке и сами боги трепещут.

Один из трех родоначальников европейской трагедии Эсхил называет Мойру всевершащей и говорит, что уменье любое – пред Судьбой ничто.

Хор в трагедии Еврипида «Алкеста» поет, что к звездным вздымался он высям, многим наукам причастен, но ужасней Судьбы он силы не знает.

Некоторые же, не считали Мойру непреложным Роком, полагая, что не только всемогущий Зевс, но и другие боги и даже люди, благодаря своей свободе выбора, могут вмешиваться в распоряжения и предначертания Мойры.

Пиндар в «Олимпийских одах» поет, что радость и тягость, волна за волной, набегают на род человеческий, – это Доля, из рода в род блюдущая судьбу людскую, вместе со счастьем, даром богов, посылает людям и горе переменною чередой.

В «Пифийских одах» Пиндар поет, что с каждым счастьем по два несчастья смертным шлют небожители и ткет непреложная Мойра судьбоносную пряжу.

Согласно Аполлодору, от Фемиды, дочери Урана, родились у Зевса дочери Оры – Эйрена, Эвномия и Дика, затем Мойры – Клото, Лахесис и Атропос

Некоторые, как знаменитый рапсод Гесиод в «Теогонии», говорят, что Мойр родила чернокрылая Ночь, и было их три Клото, Лахесис и Атропа (Атропос). Людям определяют они при рожденье несчастье и счастье. Тяжко карают они и мужей, и богов (!) за проступки, и никогда не бывает, чтоб тяжкий их гнев прекратился раньше, чем полностью всякий виновный отплату получит.

В орфическом гимне поется, что беспредельные Мойры – это чада любимые Ночи! Мойры – жилицы области мрачного моря, где теплые волны ночные полным ключом пробиваются в гроте из дивного камня. К области смертных слетаются Мойры, над землей беспредельной мчатся к кровавому роду людскому с тщетной надеждой в тонких багряных своих плащаницах выходят в поле смертных судеб – а там колесницу свою всеземную гонит тщеславие вечно, и мчится она постоянно мимо меты, что поставил уклад, упованье, тревога, издревле данный закон или власть беспредельно благая.

Пифия однажды прямо призналась, что Мойры являются не детьми Зевса, а дщерями великой богини Необходимости Ананке, с которой не спорят даже боги и которая зовется Могучей Судьбой. Некоторые говорят, что под видом пифийской жрицы один день в месяц вещала в Дельфийском храме сама Мойра Лахесис, и потому ее оракулы были несомненны, а храм в течение многих столетий был знаменитейшим во всей Элладе и далеко за ее пределами. Он был подобен маяку, с которого свет разливается на всю Ойкумену

Прокл прямо поет, что великая жутколикая богиня необходимости Ананкэ – мать непререкаемых Мойр.

Как уже было сказано, ученик Сократа и учитель Аристотеля Платон в «Государстве» так же говорит, что сидящие около Сирен другие три существа – Мойры, дочери Ананки: Лахесис, Клотo и Aтропос.

Мойры чужды, как жестокости, так и жалости; они не испытывают совершенно никаких чувств и знают лишь Необходимость и Неизбежность. Мойры – это, прежде всего, богини закономерности и их главная обязанность – поддержание незыблемого Миропорядка как на земле среди людей, так и на небесах среди бессмертных богов. Внешне бесстрастность дщерей жутколикой Ананке наиболее ярко проявляется в их губах, они никогда не шевелятся, когда Мойры говорят.

8. Отношение к Мойрам богов и людей

Судьба, Рок и Мойры олицетворяли что-то темное, не понятное, всемогущее и потому очень страшное. Не пред богами и самыми страшными чудовищами, а пред загадочной необъяснимой Судьбой люди испытывали самый бессильный ужас. Богов и помыслы, и поступки которых могли быть жестокими, можно было умолить потому, что они были понятными, Мойры же были неумолимы. Поэтому все необъяснимое, непонятное и неизбежное, что не зависит от самого человека и даже от воли богов, эллины приписывали Року – Судьбе.

Согласно Софоклу, боги находятся в таком же подчинении у Могучей Судьбы, как люди у богов, а рабы у свободных людей. Боги – это управляющие и надзиратели всемогущего Рока, и они сами обязаны выполнять предначертания Судьбы.

Боги могут знать, что им уготовано Роком и могут пытаться этого избежать, но даже им это никогда не удается. Первый коронованный царь богов всемогущий Крон с сердцем жестоким и хитрым, узнав, что его может свергнуть один из его детей, стал проглатывать их, однако это не помогло, и его сверг Зевс, которого сразу после рождения Рея по совету матери Геи заменила камнем, завернутым в пеленку.

Правление Крона всеми признано золотым, т.е. самым счастливым и для богов, и для людей и, тем не менее, по воле непреложной Мойры Лахесис он был свергнут, и ему не помогли все древние могучие боги Титаны, олицетворявшие стихийные силы самой природы. Олимпийские боги (Зевс, Посейдон, Аид, Гера, Деметра и Гестия), победившие в многолетней Титаномахии значительно уступали в силе Титанам, среди которых были настоящие исполины такие, как Атлант, сумевший поднять купол неба на свои плечи, и Гелиос, огненными конями которого никто, кроме него, не мог управлять. Но за олимпийцев были всемогущие Мойры, и потому они смогли победить и Титанов, и Гигантов, и даже незаконного силой Тифона, самого могучего из когда-либо рожденных существ. Однако почему Мойры помогали именно олимпийским богам точного ответа нет (можно лишь догадываться, что олимпийцы более прогрессивны), в том числе и потому, что их намерения, действия и пути реализации предначертаний до конца не объяснимы.

Тем более не могут избежать предначертаний судьбы люди, для смерти рожденные. Среди героев-рокоборцев наиболее известен Эдип и его отец Лаий. Узнав, что ему предстоит умереть от руки сына, Лаий перестал спать с женой, но она все-таки, подпоив мужа вином, зачала и родила. Тогда Лаий проткнул новорожденному сыну лодыжки и приказал отнести в горы, но по случайности сын, получивший имя Эдип, выжил. Узнав у оракула, что он убьет своего отца и женится на матери, Эдип всеми силами старается этого избежать и не возвращается к людям, которых считает своими родителями. Однако, именно благодаря его действиям Могучая Судьба парадоксально реализует свои намерения. Впрочем, можно быть уверенным, что, если бы Эдип вел себя иначе или вообще не знал бы оракула, то Мойра все равно добилась бы своего предначертания, но иначе.

Родоначальник европейской трагедии Эсхил называет Мойру всевершащей и говорит, что уменье любое – пред Судьбой ничто.

Отец истории Геродот приводит изречение Пифии лидийцам: предопределенного Роком не может избежать даже бог и, что бог не может отвратить Рока… Самая тяжелая мука на свете для человека – многое понимать и не иметь силы бороться с Судьбой.

Хор в трагедии Еврипида «Алкеста» поет, что к звездным вздымался он высям, многим наукам причастен, но ужасней Судьбы он силы не знает.

Гесиод уже в ранней юности вдохнувший дар божественных песен поет, что тяжко карают Мойры и мужей, и бессмертных богов за проступки, и никогда не бывает, чтоб тяжкий их гнев прекратился раньше, чем полностью всякий виновный отплату получит.

Плиний Старший говорит, что во всем мире люди призывают единую Судьбу. Ее одну обвиняют, ей одной вменяют все что происходит, о ней одной только и думают, ее же одну восхваляют и осыпают упреками. Она одна заполняет оба столбца – расходов и доходов – во всей ведомости человеческой жизни. До такой степени мы подчиняемся всемогущему Року, что и боги по сравнению с ним не столь уж важны.

Зевс в «Зевсе уличаемом» Лукиана говорит: ничто не случается без воли Мойр, но все возникшие имеет такую Судьбу, какая предназначена их пряжею. На вопрос: равны ли могущественные и таинственные Рок, Промысел и Судьба трем непреложным Мойрам, Зевс уклоняется от ответа, объявляя этот вопрос хитрым, взятым у проклятых софистов. Софисты же говорят, что боги находятся в таком же рабстве, как и люди, и служат тем же властительницам Мойрам. При этом, он добавляет, что положение бессмертных богов гораздо хуже человеческого: людям хоть смерть дарует свободу, а несчастье богов беспредельно, и их рабство, навитое на большое веретено Ананке, будет длиться вечно.

Оратор и философ Цицерон в трактате «О дивинации» говорит, что Судьба – это не то́, что под этим понимает суеверие, а то́, что понимает физика, – извечная причина всего, что произошло в прошлом, происходит в настоящем, произойдет в будущем… Кроме того, раз все происходит от судьбы, то если бы мог найтись такой смертный, который мог бы духом своим обозреть всю цепь причин, то он не мог бы ни в чем ошибаться. Ибо тот, кто знает причины будущих событий, тот, несомненно, знает все, что произойдет в будущем.

9. Клото

Богиня Необходимости Ананке оставила на Земле дочерям вращающееся Веретено, ось которого – мировая ось, и дочери Мойры время от времени помогают его вращению. Из этого веретена в момент зачатия появляется новая нить жизни младенца и тянется к тонкому Полотну Судеб, если новорожденный смерти подвластен или толстому Ковру Судеб, если он бог почти бессмертный.

Мойра Клото, средняя дочь Ананке, выбравшая для себя облик молодой красивой женщины, следит за новой нитью и тянет ее из Веретена до самого момента рождения. Когда ребенок появляется на свет, Клото следит, чтобы его нить вплелась точно в узел, образованный в момент зачатия нитями родителей. Если рождается смертный, то его нить тонка как паутинка и Полотно Судеб смертных тонкое как сеть, сплетаемая пауком. Если рождается бог, то скручиваются вместе много паутинок, число которых колеблется от нескольких штук для второстепенных богов из черни до сотен для великих олимпийских богов.

Клото, вытягивавшая нить из веретена и прядущая ее, прозывалась людьми Пряхой. Клото – «пряха», «прядущая нить человеческого жребия» (clotho – «прясть»).

Менелай в «Одиссее» говорит, что род человека легко познается, которому выпрял счастие Зевс-Промыслитель при браке его иль рождении. Гомер противоречиво относился к Мойрам и в данном случае, вероятно, был согласен со спартанским царем русокудрым, что Зевс и Мойрагет, и Промыслитель, который может заменить и вещую Пряху.

Самая толстая нить судьбы до рождения чудовищного Тифона была у Зевса – в ней скручена целая тысяча ниточек – паутинок. Когда родился Тифон беззаконный, он стал обладателем самой прочной нити, и потому даже придавленный огромной горой Этна, он продолжал жить, в бешенстве от своего поражения выбрасывая через вулканические жерла огонь и камни. Скрученные нити жизни новорожденных богов вплетаются в Полотно судеб богов, которое напоминает скорее Ковер, состоящий из нитей и полос разной толщины, ориентированных вдоль оси времени.

Лукиан в «Разговоре богов», рассказывает, как Клото, сидя у сходней утлого судна Харона, со списком, по обыкновению, спрашивает у каждого входящего, кто, откуда и каким образом он умер. Харон в это время, принимая покойников, доставленных Гермесом от сестры Клото неизбежной Мойры Атропос, собирает их в свой челн и рассаживает по порядку.

На самом деле Мойра Клото (как и ее сестра Атропос) очень редко покидала ледяной дворец, и боги смогли увидеть ее лишь в грандиозной битве с Гигантами. Во время битвы на Флегрейских полях в руках у красавицы Пряхи, парившей над полем боя, была булава. Римский философ из города Самосата не ошибается, рассказывая о Клото такую историю – он просто смеется над всеми олимпийскими богами и Мойрами.

У одетой в белоснежные одежды зрелой красавицы Клото на голове, как и у ее сестер, обычно была ромбическая серебряная корона, в левой руке у нее находится алмазный жезл вечности, а в правой – веретено Ананке, с которым она никогда не расстается. Поскольку Клото определяла время рождения человека, то некоторые ее ставили рядом с дочерью Зевса и Геры богиней родовспоможения Илифией.

10. Лахесис

Некоторые говорят, что у старухи Лахесис в руках мерка и весы.

Другие же уверяют, что у Лахесис, высокой статной пожилой женщины с молодыми глазами, есть постоянно меняющийся шар, на котором она намечает Участь каждого человека и бога. Кроме того у нее есть сверток с наиболее важными предопределениями Судьбы – колечками, которые она нанизывает на нити судеб. Она зорко следит за Полотном и Ковром Судеб, висящими слева и справа от нее на параллельных осях времени.

В работе обоих станков участвует космическое божество Эрос, который притягивает определенные нити друг к другу, и в это время люди или боги образуют брачную пару – они вместе живут и делят общее брачное ложе. Если пара распадается, то и нити жизни расходятся в Полотне или Ковре Судеб.

Тысячи лет Полотно Судеб смертных и Ковер Судеб богов весели параллельно друг другу и лишь недавно они стали соприкасаться в узлах рождения полубогов – героев, у которых отец – бог, а мать – смертная (или редко – наоборот). Нити жизни героев похожи на божеские – они скручены из множества тонких ниточек – паутинок, но находятся эти нити в Полотне Судеб смертных, поскольку герои смерти подвластны.

Лахесис – «дающая жребий» (lagchano – «получать по жребию») еще до рождения человека.

Лахесис прокладывает и ткет несокрушимые и неизменные нити в Полотне и Ковре и потому ее называют Ткачихой. Вещая Ткачиха внимательно следит за соединением и разъединением, переплетением и расплетением нитей в Полотне Судеб, и за окрашиванием их из трех сосудов с красками: красной, зеленой и синей. Смешиваясь в разных пропорциях, эти краски дают все мыслимые оттенки цветов, включая черный и белый цвета.

Лахесис знает и об обстоятельствах, предшествующих рождению смертного и все, что ему предначертано еще до его появления на свет, т.е. его Долю – Жребий. В зависимости от этих обстоятельств Мойра следит, чтобы в каждый момент настоящего времени нить окрашивалась в нужный оттенок цвета. Когда лишь розовые и голубые тона окрашивают нить жизни, то человеку живется хорошо, и если нить жизни в какие-то мгновения начинает ослепительно сверкать как солнечный луч, бьющий в глаза, то человек бесконечно счастлив. Если же краски, наносимые на нить темные, то к человеку приходят беда и несчастья.

По указанью богини Ананке боги судили всесильные, человекам несчастным, жить на земле в огорчениях: бессмертные одни беспечальны. Людям же на каждое счастье обязательно два или три несчастья приходят.

Гомер в «Илиаде» поет, что две глубокие урны лежат перед прагом Зевеса, полны даров: счастливых одна и несчастных другая. Смертный, которому их посылает, смесивши, Кронион, в жизни своей переменно и горесть находит и радость. Тот же, кому он несчастных пошлет, – поношению предан; нужда, грызущая сердце, везде к земле его гонит; бродит несчастный, отринут бессмертными, смертными презрен. Потому вдоль нити, простирающейся из прошлого в будущее, цвета всегда чередуются, но у всех по-разному: у одних полосы резкие, а у других они едва различимы.

Старая с виду Мойра часто посещает богов, причем, обычно во сне. Именно ей приходится отвлекаться от ее обязанности ткачихи, чтобы выполнять самую главную обязанность Мойр – поддержание Миропорядка на небе и на земле. Ананке разрешила покидать Веретено одновременно только одной Мойре, чтобы остальные заменяли ее, и Полотно, и Ковер непрерывно ткались.

Обычно Олимп или землю посещает Лахесис, поскольку именно ее касаются самовольные изменения судеб, которые пытаются вершить смертные или боги, пользуясь свободой выбора. Почти всегда Лахесис встречается с богами или смертными только в их снах – так задумала Ананке – она хотела дать больше самостоятельности смертным людям и особенно могучему племени долгоживущих богов.

После встречи с Мойрой Лахесис во сне всегда оставалось неясное ощущение, что это был только сон, и никакой встречи на самом деле не было, и многие, следуя воле Мойр, думали, что они принимают собственное, свободное решение, и иногда именно так и бывало – за Мойру действовал бог сна Гипнос. Поэтому Лахесис поддерживала особую постоянную связь с сыном чернокрылой Ночи, обычно как с посредником, а иногда и с выразителем ее воли. Гипнос умеет сжимать время так, что, сколько бы времени вещая Ткачиха не общалась с богом или смертным, у своих ткацких станков она отсутствует лишь один миг.

11. Атропос

Некоторые считают Атропу самой старшей из сестер, хотя обычно ее изображают самой юной.

Софокл говорит, что она самая старшая из трех Мойр и называет ее Айсой, однако другие называют ее юницей. У юной Мойры Атропос, имеющей облик юной девушки в первом цвету, есть золотые весы для взвешивания жребиев, солнечные часы для точного определения момента смерти и адамантовы ножницы, с помощью которых она перерезает нити жизни, если они не обрываются сами в конце установленного для каждого смертного срока. Как только наступает смерть, нить жизни в непрерывно ткущемся полотне Судеб исчезает. Атропос, несмотря на облик юной девушки, очень ответственно относятся к своему делу. Среди своих непреложных сестер эта юная дева самая непререкаемая и потому ее имя Неизбежная.

Атропос – «Неизменная», «Неизбежная», «Неколебимая» (букв.: «та, которая не поворачивает назад»).

Ватиканский мифограф говорит, что Атропос означает «в беспорядке».

Нонн Панополитанский рассказал, чтот однажды жалобный плач Диониса над смертью возлюбленного Ампелоса подвигнул неумолимую Мойру нить по-новому свиться: Ампелос, если и умер – не мертв! Ибо в сладостный нектар, в сок приятный, бодрящий юношу она обратила! Хотя в действительности Мойра превратила Ампелоса в виноградный сок не из жалости, а по велению всемогущей матери Необходимости, которая желала подарить людям лозу, т.е. виноград и вино, которым придавала немалое значение.

Атропа зорко следит за тем, чтобы смерть пришла строго в определенный, предначертанный Ананке момент – ни мигом раньше, ни мгновением позже. Сбои в работе станков случаются часто оттого, что людям свобода выбора дана и еще большая свобода дана богам, и еще – в предначертания богини Необходимости Ананке постоянно вмешивается богиня Случая Тюхе.

Некоторые говорят, что свобода выбора, предоставленная Судьбой землеродным – призрачная. И все же Мойры, засучив рукава своих ослепительно белых одежд, ткут по замыслам матери и Полотно, и Ковер. И тогда зрелая красавица Клото сама вытягивает из веретена нить, Лахесис, исправляя работу станка, своими руками соединяет и разъединяет нити и завязывает узлы, а юная Атропос отрезает адамантовыми ножницами не порвавшиеся вовремя нити.

Однажды ткацкие станки покинули одновременно Клото и Лахесис, когда надо было помочь олимпийским богам в битве с полутора сотней Гигантов, ибо миру угрожал враждебный всякой жизни первозданный Хаос.

Аполлодор говорит, что Мойры, сражаясь медными палицами во время Гигантомахии, убили гигантов Агрия и Тоона.

Оставшаяся в одиночестве Атропос, с трудом подменяла своих опытных сестер. Когда же, с появлением Геракла, Гигантов стали убивать, и Атропос было необходимо перерезать 150 толстых крученых нитей, деве пришлось оставить Полотно смертных, и жизнь людей, как бы застыла во времени, и в эти часы никто не умирал.

Говорят, что растением Атропы является белладонна обыкновенная – красавка, сонная дурь, бешеная ягода, – Atropa belladonna L. Название этого растения представляет собой странное сочетание слов – «смерть» и «красавица»… Родовое название Atropa красавка получила по имени юной красавицы Мойры Атропы, которая безжалостно – бесстрастно перерезала адамантовыми ножницами нить жизни людей – «однодневок», скорой смерти подвластных, а иногда и богов, очень долго живущих. Атропу часто изображали с ветками кипариса – «дерева могил» – на голове… Такое зловещее название красавка получила из-за очень сильной ядовитости. Белладона была посвящена так же Гекате, использовавшей свой цветок в магии и колдовстве.

12. Тюхе и Кайрос

Закон во Вселенной олицетворяла великая богиня Необходимости Ананке. Не исчезнувший с рождением Космоса, но низведенный до второстепенной роли Хаос породил богиню случая Тюхе. Ананке определяла всемирную необходимость, а Тюхе, ее дополняла и делала это принципиально случайно.

Тюхе (случайность) – космическое божество, олицетворяющее неустойчивость и случайность мира, делающие его принципиально непредсказуемым.

Цицерон в трактате «О природе богов» говорит, что образование неба и земли произошло по природе без всякого воздействия извне, но вследствие некоторого случайного стечения.

Многие считали Тюхе дочерью Зевса. В гомеровском гимне «К Деметре», там она – Океанида, играющая на лугу среди спутниц Персефоны.

Гесиод так же считал Тиху всего лишь одной из 3000 среброногих дочерей седого Титана Океана и его сестры и супруги Титаниды Тефиды.

У знаменитого в древности греческого поэта Архилоха Тюхе всегда находится рядом с Мойрой.

У не менее знаменитого автора эпиник Пиндара, включенного в канонический список Девяти лириков, Тюхе – дочь Зевса Избавителя и сестра Мойр. Тюхе правит быстрые корабли, а на суше вершит скорые войны и людские советы. Многие неожиданные наперекор всему радости посылает Тюхе людям, глубоким благом оборачивая встречную скорбь.

Географ – путешественник Павсаний, красочно описавший Элладу, соглашается с Пиндаром, что Тюхе – одна из богинь судьбы Мойр, но она богиня счастья и сильнее своих сестер.

Над Случаем не властен даже всемогущий Рок!

Анаксагор и стоики толкуют случайность как неясную для человеческого разума причину, так как одни события совершаются по необходимости, другие – по воле судьбы, третьи – по собственной свободной воле, четвертые – случайно, пятые – самопроизвольно.

Согласно Стобею, случай щедр на дары, но ненадежен; природе же достаточно ее собственных сил.

Еврипид в стихотворении «Игра судьбы» поет:

– Бог, или Случай, иль Демон, но как глубоко ни спускайся, силясь постичь смертных природу, ты – видишь только, что боги туда и сюда нами играют. Тут утонул ты, а вынырнул там, и судьба над любым расчетом глумится.

Согласно утверждению Афинея, Аполлодор Каристийский в «Писаре» восклицает:

– О род людской! Оставив жизнь приятную, почто лишь об одном вы все заботитесь – воюя меж собой, всегда вредить себе? Иль, может быть, богами нашей нынешней поставлен править жизнью некий Случай-бог, невежда дикий, ни добра не знающий, ни зла, и слепо наугад катящий нас куда придется?

Квинт Гораций Флакк советовал друзьям, урвать хотя бы часок, пока благосклонен к ним случай. Упущенный же случай почти никогда не повторяется.

Богиня Случая была капризной, а порой – безрассудной. Поэтому никто и никогда, даже Ананке и Мойры, не могли предсказать, когда, где, зачем, в каком облике появится Тюхе и что и почему сделает и куда после этого исчезнет. Сам вопрос о том, зачем Тюхе что-то делает, был бессмысленным, ибо никакого смысла и цели в ее действиях никогда не было.

В мировосприятии эллинов Тюхе в некоторые периоды времен означала почти все человеческие отношения и события, а не только случайные ипостаси Могучей Судьбы. Поэтому Тюхе явно или неявно встречается во многих произведениях античных авторов и, особенно, у трагиков Еврипида и Софокла.

Внешность Тюхе была случайно изменчивой – чаще всего она возникала в виде обнаженной златокрылой молодой девы с зелеными глазами и пепельными волосами, но могла без всякой причины принять любой другой облик – зрелой женщины, старухи и даже мужчины или ребенка.

Некоторые говорят, что у богини случая Тюхе есть незаконнорожденный (потому, что она никогда не была замужем) сын Кайрос (Счастливый случай или Благоприятный момент). Кайрос, похож на неуловимый миг удачи, который всегда возникает неожиданно, и поэтому им очень трудно воспользоваться. Тем не менее, Кайрос по-своему может обращать внимание человека на благоприятный момент, когда нужно решительно действовать, чтобы достичь успеха.

Кайрос всегда появляется совершенно обнаженным, чтобы никто, даже Могучая Мойра, не могла удержать его за одежды, он неуязвим и мгновенно проносится мимо.

Бесшумно и ловко передвигается Кайрос среди людей и бежит столь быстро, что его невозможно поймать. Можно лишь на мгновенье увидеть Кайроса – ощутить всем нутром благоприятный момент – можно, но только если встретишься с божеством лицом к лицу. Тогда надо действовать мгновенно решительно и ловко, ведь только в этот короткий миг между прошлым и будущим есть возможность схватить Кайроса за локон волос. Затылок же бога счастливого случая лыс, чтобы ни один, пропустивший его, мчащегося на крылатых ногах, мимо, не смог бы схватить его сзади, даже если бы и очень захотел. Ибо счастливая возможность возникает и существует лишь мгновение, и, будучи упущенной, уже не может быть поймана, а последовательность событий человеческой жизни точно сбалансирована непреложными Мойрами, как на острие ножа Кайроса.

13. Боги первого поколения: Гея, родившая Урана и Понта, Нюкта, Тартар, Эреб и Эрос

Через установленное всесильной Ананке время родилось первое поколение богов: Всепобеждающий Эрос (Притяжение), Гея (Земля), таинственная черная Нюкта (Ночь), мрачный Эреб (Мрак) и бездонный Тартар (Бездна).

Эрос был всеобъемлющей силой притяжения между всеми первоначалами. Эрос, возникший на заре мироздания, исключал то, что впоследствии стали понимать под словом «любовь». Эрос стал одним из родителей крылатого крошки-бога Эрота (Любовь). Матерью Эрота стала богиня любви и красоты Афродита, а отцом бог кровавой войны Арес. Эрос же, занявший изначально место Творца, соединял и разъединял, но сам не ощущал ни красоты, ни безобразия, он был безличным божеством, одним из законов Фюсис (природы), которая всем управляет.

Богиня Гея стала прародительницей земной поверхности, гор, лесов, морей и рек, а также богов, людей и зверей. Широкогрудая Гея, по замыслу богини Необходимости Ананке должна была дать всеобщий безопасный приют всем своим многообразным чадам и сыграть важнейшую роль в процессе создания живой природы.

После Геи – земли родились ее младшие братья ужасный Тартар бездонный и всегда угрюмый Эреб. Тартар – это глубочайшая бездна, находящаяся под царством мертвых, глубоко в недрах Земли.

По Гесиоду, именно в Тартаре залегают все начала и все концы всего сущего: там вдали от бесплодной пучины морской, и от звездного неба все залегают один за другим и концы, и начала, страшные, мрачные. Даже и боги пред ними трепещут. В Тартаре, говорят, залегают Пуп земли, через который проходит Мировая ось и корни земли и горько-соленого моря, здесь сосредоточены все концы и начала.

Эреб по понятиям многих древних греков занимал промежуточное место между ужасным Тартаром, находящимся глубоко под землей и Аидом, безмолвным царством бесплотных теней. Аид был мрачным по сравнению с солнечным миром, но мрак Эреба был более густой и тягучий.

Вместе с Эребом из Хаоса родилась чернокрылая беззвездная и безлунная Ночь – Нюкта. Иногда таинственную богиню Ночи называют Ахлидой (тьма). Нюкта таинственна, она источник высших, вечных тайн, но эти тайны постепенно раскрываются так же, как на смену ночи приходит сияющий день.

Согласно посвященной генеалогии богов «Теогонии» поэта и рапсода Гесиода, Гея, прежде всего, родила широкое Звездное Небо – Урана, чтоб он покрыл ее всюду, и чтобы прочным жилищем служил для вновь рожденных богов. Также еще без влеченья любовного родила она Понт – шумное море бесплодное. Уран и Понт, рожденные Геей из себя – без участия отцов, стали ее первыми мужьями.

Небо объемлет землю и море, окружает все, что в водах морей и на суше. Потому и название ему – небосвод (затвердевший воздух), граница природы, простирающаяся над миром. Орфики в гимне называют Всеродителя Урана, не крушимой частью мирозданья, старшим в роду, и началом всего и всему завершеньем. Куполом он над землею простерся, дом всеблаженных богов. Главной чертой первого сына, рожденного без отца и первого супруга Геи, была его огромная плодовитость – более полусотни могучих детей. С нежностью глядя с небесной высоты на спящую мать, Уран пролил на ее промежности оплодотворяющий дождь, и она породила травы и деревья, а также зверей, рыб и птиц.

Понт не был так плодовит, как Уран, и бесплодным Гесиод, который почитается бессмертными Музами, называет Море, по сравнению с Небом.

Могучий Эрос, подобно сладкоистомному Эроту, зажигал во всех богах первого поколения непреодолимое желание соединиться. Так всеобщая матерь Гея – Земля сочеталась с Небом -Ураном, Морем – Понтом и с Бездной – Тартаром. Нюкта же соединялась с Мраком – Эребом.

14. Боги второго поколения: Эребиды, Понтиды и Тартариды

В угрюмом Эребе тусклый огонь желания зажег Эрос, и он взошел на обширное черное ложе Нюкты, родившей ему множество прекрасных, хоть в большинстве и мрачных детей, таких же как их отец. Первыми были Геме́ра (Светлый день) – богиня дневного света и Эфир (Горный чистейший воздух), затем родились и другие Эребиды:

– Гипнос (Сон) и Танатос (Смерть) – братья, первый из которых посылал и людям, и богам благостный сон, а второй – вечный сон – людям. Гипнос был спокоен, тих и благосклонен не только к могучим богам, но и к бессильному, жалкому роду людей, он им страх перед неминуемой смертью спасительно из спящей души удалял и всякому горю по ночам приносил свое утешение. Говорят, у Танатоса железное сердце и он ненавистен богам. Он единственный из бессмертных не любит даров, но он и самый справедливый. Кого из людей Смерть схватит, тех уж никогда не отпустит назад, и богам она всем ненавистна, и сон, который приносил Танатос, вечным был, беспробудным.

– Герас – бог Старости, горькой и дряхлой, о которой Сенека сказал: хоть старость и похожа на неизлечимую болезнь, но и она может доставить наслаждение, если только уметь ею пользоваться. Софокл же поет, что людей в конце жизни встречает убогая и бессильная старость одинокая, всем бедам беда.

– Гибрис – это могущественная богиня высокомерия, воплощение непомерной гордыни и спеси, чрезмерного самолюбия. Менандр говорит, что нет гнуснее порока, чем высокомерие. Гордыня – причина гибели и развращения бессмертной души; она, как и зависть разъедает душу. Некоторые говорят, что Гибрис родила от Зевса Короса (или Кора) – бога пресыщения, олицетворявшего лютую похоть и непомерную наглость.

– Ата – богиня заблуждения, помрачения ума, она может всех ослепить. Она ходит не по земле, – по людским головам выступает, ум затемняя людей.

– Апата – богиня лжи и обмана. Она научилась искусно маскироваться, заменяя ложь тонкими неверными замечаниями, которые надолго задерживали обнаружение истины. И не скоро люди поняли, что самая опасная ложь – это слегка извращенная истина.

– Лисса – безумной ярости, ничем не укротимого бешенства.

– Эрида – богиня раздора, которую не любят все. Клеобул и Менандр говорят, что затаенная вражда опасней явной и во вражде друг ничем не отличается от врага. Тацит утверждал, что самый большой враг человека – он сам себе. Другие же говорят, что вражда- естественна и даже полезна, ибо она породила Понос (Труд) и Агон (Состязание).

– Немесида – богиня неотвратимого Возмездия, получившая имя от мщенья и воздаяния. Богинь мщения у эллинов было несколько, крылатая богиня возмездия Немесида чаще всего карает за нарушение общественных и моральных норм, т.е. за злобу, греховность и спесь.

– Мом – бог злой насмешки, порицания и ворчливости.

– Харон – дряхлый лишь с виду Титан, перевозчик душ в царство бесплотных теней.

Дети Понта Понтиды – это морские божества. Форкис – бог бурного моря, Тавмант бог морских чудес. Кето – Пучина, морское чудовище, подобное киту. Нерей – добрый и мудрый Морской Старик Правдолюбец, всякой лжи ненавистник. Эврибия – воплощение морской силы.

Гея, отдавшись объятиям страстным, сопряглась с ужасным бездонным Тартаром, который ее давно домогался, и родила в Киликии от него еще более ужасного, чем отец, беззаконного великана Тифона и прекрасноланитную змеедеву Ехидну, совмещающую в себе божественную красоту и дикую свирепость. Эти два чудовищных Тартарида стали родителями целого сонма ужасных богов – чудовищ: двуглавого пса Орфа (рассвет) и трехглавого адского пса Кербера, Лернейской Гидры, Немейского льва, Колхидского дракона, певицы ужасов Сфинкс и трехтелой огнедышащей Химеры.

15. Боги второго поколения: Старшие Ураниды Киклопы, Гекатонхейры и Эринии

От плодовитого сына Неба – Урана Гея родила сначала трех одноглазых великанов Киклопов (круглоглазые) – Арга (Сияющий перун), Бронта (Гром) и Стеропа (Сверкающая молния). Такие имена им были даны вещими Мойрами потому, что в далеком будущем им предстояло стать ковачами перунов, громов и жгучих молний для великого Зевса.

Также еще родила широкогрудая Гея Урану трех огромных и мощных сынов, несказанно ужасных, – Котт (гневный), Бриарей (могучий) крепкодушный и Гиес (землеродный) были надменные чада. Целою сотней чудовищных рук размахивал каждый около плеч многомощных, меж плеч же у тех великанов по пятьдесят поднималось голов из туловищ крепких и звали их Гекатонхейрами (Сторукими).

Гесиод, которого песням своим обучили сладкоголосые Музы, поет, что к Бриарею, Котту, и Гиесу с первого взгляда в сердце родитель Уран почуял вражду и в оковы их ввергнул, мужеству гордому, виду и росту сынов удивляясь. В недрах полногрудой земли поселил их в оковах насильно жестокосердный родитель. Горестно жизнь проводили они глубоко под землею, возле границы пространной земли, у предельного края, с долгой и тяжкою скорбью в сердцах, мучаясь в жесточайших страданьях.

Поэтому Гея, жалея всех своих чад, уговорила своего сына Крона оскопить родителя Урана, и не бесплодно из могучих Кроновых рук отцовский детородный член полетел. Сколько на землю из члена ни вылилось капель кровавых, все их земля приняла.

Прошли годы и из этих капель кровавых, упавших на благодатную землю, родились мощные злобные мстительницы Демоницы – Эринии Алекто, Мегера и Тисифона. Первоначально они мстили лишь за кровное убийство, т.е. за убийство близких родственников, которое в Греции считалось одним из самых страшных преступлений. В дальнейшем Эринии мстили не только за убийство ближайших родственников. Если человек совершил преступление против священных прав, например, если он нарушил святость кровных уз, если дети нанесли тяжкую и постыдную обиду родителям, младшие братья или сестры – старшим, то Эринии всей своей древней мощью восстают против преступников и, карая, восстановляют попранный нравственный миропорядок. Негодование за позорную обиду выражается в проклятии и взывает к древним богиням-мстительницам, живущим в Аиде, о наказании преступника, и Эринии преследуют его своим ужасным могуществом и на земле, и даже под землей.

Эсхил, который первый вывел на сцену древних божественных мстительниц, представлял их в виде безобразных старух, с синими волосами, перевитыми ядовитыми змеями, и с глазницами, из которых текла кровь. Они были одеты в черное с кроваво-красными поясами и держали пылающие факелы и бичи для пыток. Из страшной пасти чудовищных старух высовывался большой алый язык, с которого капала кровь и доносился рев скота и собачий вой. Настигнув преступника, они повергали его в безумие, нещадно хлестая пропитанными ядом бичами. Часто Эриний сопровождали Рыдание, Смертный Ужас, и Страх, и Безумье с испуганным ликом. Неотступно преследуя, Эринии карали сначала за убийство родителей, потом и за другие убийства, а впоследствии за всевозможные грехи и в первую очередь за неумеренность, заносчивость и гордыню.

Вместе с тремя Эриниями из крови Урана были зачаты Гиганты, с длинными копьями в дланях могучих и в доспехах блестящих, которых было полторы сотни. И все они были чудовищами: говорят, что о пояса они были огромными волосатыми мужчинами, а ниже пояса – драконами с мощными когтистыми лапами и длинными хвостами, покрытыми чешуей. Озлобленная расправой Зевса с Титанами Гея выносила, родила и воспитала Гигантов для грандиозной битвы с новым третьим поколением богов, обосновавшихся на высоком Олимпе.

Из капель кровавых, вылившихся из отсеченного члена Урана на землю, как поет Гесиод, родились так же первые нимфы Мелии – ясеневые нимфы, которые стали кормилицами маленького Зевса. Некоторые уверены, что Мелии – это самые древние нимфы (невесты) гор и лесов. Они были смертными красивыми молодыми девушками, которые любили прясть, ткать, петь песни и плясать под флейту в хороводах на лугах.

Мелии не оказали такого огромного влияние на будущее мира, как прекрасная богиня, родившаяся вслед за ними.

Гесиод поет, что член Урана – Отца детородный, отсеченный изоострым железом, по морю долгое время носился, и белая пена взбилась вокруг семени и крови от нетленного члена. И около острова Кифера прелестная обнаженная девушка в пене в той по воле Мойр зародилась красы необычной даже для бессмертных богов, всегда красотою блиставших. На Афродите не было ничего кроме ниспадающих водопадом мягких золотистых волос ниже колен и прозрачного пестроузорного Пояса на тонкой девичьей талии. Подул легкий, ласкающий ветерок, и на этой раковине прелестная красавица добралась до берега.

В Пафосе Оры (Времена Года), дочери богини правосудия Фемиды и отца всех бессмертных и смертных Зевса повстречали Афродиту. Увидев деву несравненной красоты, грациозные Оры облачили ее нежное тело в нетленные златотканые одежды. На голову одели венок из благоухающих цветов и украсили волосы изысканной золотой диадемой. Прелестные ушки прокололи и продели в них жемчужные серьги. Обвили гладкую, смуглую от солнечных лучей шею золотым ожерельем тончайшей работы и, взяв под руки, торжественно повели Любовь – Красоту на Олимп, к блаженным и вечным богам. И склонились небожители перед дивной красотой и пред мощью богини любви и красоты Афродиты, и только трое из племени остальных 13 олимпийских богов и богинь остались безучастны к богине милоулыбчивой. Это мудрая Афина, чье сердце было отдано брани и ремеслам, стрелолюбивая Артемида, чей удел был – охота на диких зверей и скромная Гестия – чье дело – семейный очаг.

16. Боги второго поколения: Младшие Ураниды (Древние Титаны)

Наконец Гея рождает тайком от Урана 6 миловидных девочек, светлооких, святых: благосклонную Тефию (мать, бабушка), блаженную Тейю, Фебу, Мнемосину с локонами густыми, Фемиду и Рею и 6 мальчиков-владык густоволосых по имени Океан, Гиперион (Высочайший), Кей, Крий (баран), Иапет и Крон.

Это были младшие Ураниды, которых люди прозвали так же Древними Титанами или Титанами первого поколения.

Павсаний говорит, что в поэзии первый ввел упоминание о титанах Гомер, считая, что они – боги над так называемым Тартаром; эти стихи встречаются в клятве Геры. От Гомера имя титанов заимствовал Ономакрит и представил титанов виновниками страстей Диониса…

Горные Титаны Кей и Крий растерзали сына Зевса и его дочери от Деметры юной Коры Загрея (Старшего Диониса), и за это они были испепелены молниями Зевса и из их пепла было рождено одно из поколений людей.

Другие говорят, что слово «титаны» происходит от греческого τιταίνω – «простираю» потому, что, согласно Гесиоду, детям, на свет порожденным Землею, названье Титанов дал в поношенье отец их, великий Уран-повелитель. Руку, сказал он, простерли они к нечестивому делу и совершили злодейство, и будет им кара за это.

Титан Крон с сердцем жестоким простер руку над родителем своим Ураном и оскопил его. Поэтому олимпийских богов, которые по рождению тоже являются Титанами, так не только не называют, но и противопоставляют их, тех, кто от Крона родился, Титанам всем остальным.

Седой Океан, самый миролюбивый и древний из Титанов, олицетворял великую мировую реку, омывающую вокруг всю обитаемую землю – Ойкумену. Божественный Орфей (исцеляющий светом) пел, что первым положил начало браку прекраснотекущий Океан, который взял в жены единоутробную сестру Тефию (Тефида). Они стали самыми плодовитыми богами, породив 3000 дочерей – Океанид среброногих и столько же Потамов – речных богов.

Солнечный Титан Гиперион (Идущий по верху) со своей сестрой Тейей породил всевидящего бога солнца Гелиоса, сверкающий серебром глаз ночи – богиню Луны Селену и розоперстую богиню утренней зари Эос.

Когда у широкогрудой Геи и плодовитого Урана родился Кей (Кой), то счастливые родители подарили ему высокогористый остров Кос, на котором он провел в одиночестве большую часть жизни и стал называться горным титаном. Складывающиеся в века годы скользили по могучему титану, не оставляя никакого следа – он оставался по-прежнему таким же сильным и гордым как все титаны первого поколения. Кей воплощал собой несгибаемую небесную ось, вокруг которой вращаются необъятный небосклон с облаками и звездами, и мчится по небесам на огненной колеснице золотой Гелиос, а ночью не спеша проезжает на быках тихоходных серебряная Селена. Когда настала пора Кею подумать о женитьбе, ведь большинство его братьев – древних титанов уже были женаты не один век, его избранницей стала сестра, сияющая небесной красотой титанида Феба, владевшая древним прорицалищем с храмом и оракулом в Дельфах после Фемиды. Кей с сестрой Фебой стали родителями матери Аполлона и Артемиды величайшей скромницы Лето и Астерии, матери могучей подземной богини и волшебницы Гекаты, трехликой девы перекрестков.

Судьба другого горного титана Крия (баран) очень похожа на судьбу его брата Кея. По воле Мойры он женился на своей сестре по матери Гее – дочери влажнодорожного Понта титаниде Эврибии, родившей ему трех плодовитых сыновей звездного Астрея, отличного хитростью Перса и Палланта, которому ужасная Океанида Стикс родила богиню победы Нику, а также Кратоса (Сила и Власть), Бию (Мощь) и Зелоса (Зависть).

Мнемосина одна из Титанид не вышла замуж за брата. Мнемосина – скромная Титанида, олицетворявшая память, златой Афродите подобная видом прекрасным, сразу пленила олимпийского ценителя женской красы, и Зевс, приняв образ простого пастуха, нашел укромное место и там наслаждался в ласках любовных с Мнемосиной 9 дней и 9 ночей! И семя могучего бога не зря столько времени орошало теткино лоно – она родила в Пиерии 9 Муз сладкоголосых.

Говорят, что древний Титан Иапет больше всех из Младших Уранидов дружил с богиней дерзости и непомерной гордыни Гибрис и передал любовь к ней своему сыну Менетию, которого одни называют самым свободолюбивым титаном, а другие – самым наглым и дерзким. Некоторые рассказывают, что еще безусым юношей Иапет женился на своей племяннице Океаниде Климене. Однако их юношеский брак быстро распался, и они разлетелись свободные, как ветры в разные стороны необъятной земли, предоставлявшей всем приют безопасный.

Согласно трагику Эсхилу, Иапет вскоре женился на родной сестре Фемиде, которую он полюбил за ее красоту, ум и правдивость. Титанида родила ему четырех сыновей знаменитых Атланта, Менетия, Прометея и Эпиметия.

Жестокосердный, хитроумный Крон вместе со своей сестрой и супругой Реей по непререкаемой воле Мойры Лахесис стали родителями шести прекрасных богов третьего поколения Посейдона, Аида, Геры, Деметры, Гестии и Зевса. Этим богам вместе детьми Зевса Аполлоном, Аресом, Артемидой, Афиной, Гермесом, Гефестом и Дионисом и Уранидой Афродитой, было предназначено непреложными Мойрами стать могучими олимпийскими богами и повсюду утверждать мировой порядок и вселенскую гармонию.

Важно подчеркнуть, что олимпийцы – это упорядочивающие Вселенную правители, но не ее творцы, не создатели всего мира. Они очень могущественны, почти бессмертны, но не всесильны, например, они не могут не только изменить прошлое или какие-нибудь законы природы, но даже лишить себя жизни, что даже слабым людям доступно.

17. Олимпийские боги III поколения (дети Крона)

Первый коронованный правитель богов Крон, опасаясь, что собственный ребенок лишит его царской власти, как он сам отнял верховное владычество у своего отца Урана путем оскопления, стал проглатывать всех своих детей сразу после рождения.

Гесиод поет, что каждого Крон пожирал, лишь к нему попадал на колени новорожденный младенец из матери чрева святого: сильно боялся он, как бы из славных потомков Урана царская власть над богами другому кому не досталась. Знал он от Геи-Земли и от звездного Неба-Урана, что суждено ему свергнутым быть его собственным сыном, как он сам ни могуч и потому едва только ребенок на свет являлся, тотчас глотал он его.

Поскольку убить собственных бессмертных детей Крон не мог, то он хитроумно и решил, что его утроба будет для них самой надежной темницей, а Рею брало неизбывное горе. Наконец, как родить собралась она Зевса, будущего владыку, смертных отца и бессмертных, взмолилась к родителям Рея, к Гее великой, Земле, и к звездному Небу-Урану:

– Дайте же мне, вашей дочери милой, совет рассудительный, как бы, родив, спасти от отцовских зубов мне милого сына, чтоб мог он отметить за злодейство Крону-владыке, детей поглотившему, мною уже рожденных.

Вняли молениям дщери, возлюбленной, Гея с Ураном и сообщили ей точно, какая судьба ожидает мощного Крона-царя и его крепкодушного сына.

И вот однажды только лишь время родить наступило ей младшего сына, Зевса, будущего царя всех богов, сразу его восприяла Земля-великанша, чтобы на Крите широком владыку вскормить и взлелеять. Так последнего новорожденного ребенка Рея по совету матери Геи сумела спасти, положив на колени мужу подходящий по размеру и форме камень, завернутый в детскую пеленку, который тот и проглотил. Крон не мог даже подумать, что остался сын его, названный Зевсом, невредимым и, что скоро верх над отцом ему взять предстояло по непреложному предначертанию Мойры, с трона низвергнуть и стать самому над всеми богами безраздельным владыкой.

Рея же обмыла новорожденного Зевса в реке Неда и передала милой матери Гее. С помощью матери и бабки возмужавший Зевс под видом виночерпия проник в царский чертог отца и подмешал в медосладкий напиток Крона зелье, приготовленное Океанидой Метидой (мудрость) из травы, напоминавшей горчицу, и ничего не подозревавший Крон тот напиток испил. Съев коварную пищу и выпив напиток, он крепко заснул, громко храпя так, что Небо, лежащее после оскопления Урана на земле, дрожало.

Говорят, советуя уловку лукавую с медом, говорит Гея Зевсу, бывшему в то время ее любимцем:

– Внук мой любимый! Не страшись то содеять, что самой Судьбою давно решено, ибо не только необходимо оно, но и вполне справедливо! Лишь заприметишь, как нечестивый родитель под дубами с высокой, раскидистой кроной от творения громко жужжащих пчел захмелеет, тотчас свяжи ему сзади руки и затем оскопи серпом из седого железа, чтоб был он оскопленным и, значит – бесплодным, подобно Урану – так много быстрее он всю власть растеряет…

Некоторые говорят, что вскоре, прямо во сне Крона стало безудержно рвать. Сила колдовского настоя была столь велика, что он тотчас изрыгнул огромный камень, заменивший Зевса, а потом и всех пятерых ранее проглоченных детей.

Братьев своих и сестер младших пятерых Уранидов, которых безумно вверг в особое заключенье отец, на желанную свободу Зевс вывел обратно, и они, будучи бессмертными богами, оказались, разумеется, совершенно целыми и невредимыми. Появление из отцовской утробы на свет молодых богов стало началом конца царствования Крона.

Благодарные Гестия, Гера, Деметра, Аид и Посейдон, отрыгнутые Кроном, единогласно признали главенство Зевса, благодеянье его не забыв, благодарными своими сердцами. Эти могучие боги во главе с Зевсом начали борьбу за верховную власть с Кроном и, благодаря поддержке никогда не дремлющей вещей Ткачихи Лахесис относительно быстро (за 10 лет) достигли грандиозной победы.

После того, как Зевс лишил Крона, родителя с сердцем жестоким и хитрым, царской власти, он поделил с двумя братьями весь обитаемый мир. Зевсу досталось широкое Небо с многохолмным Олимпом, Посейдону – влажное море и весь подводный мир, Гадесу (Аиду) – мрачное подземное царство, лишенное яркого солнца; земля же осталась в общем пользовании.

Многие называют Посейдона Земледержцем, Колебателем и Сотрясателем земных недр и Вздымателем суши. Когда чернокудрый Посейдон – жизнелюбец с развевающимися власами мчится на своей квадриге, запряженной четверкой быстрых как ветер белых коней с золотистыми гривами и хвостами, по пенистым крутым волнам бурного моря, оно становилось сзади смирным, а волны делались гладкими как в безветрие полное. Говорят, что по словам склонных к обману критян, именно Пеласгий занялся впервые морскими трудами и создал большие многоскамейные корабли с парусами, получив такую власть от родителя Крона. Поэтому позднейшие поколения считают его владыкой всего, что связано с морем, а купцы- корабельщики приносят ему обильные жертвы. Вергилий поет, что Посейдон ударом трезубца из первозданной земли коня, трепетавшего вывел. Однако это был дикий, необъезженный конь, и Посейдон впервые укротил коня. Посейдон навсегда сохранил эпитет Гиппий (Конный) и особое пристрастие к лошадям. У вспыльчивого, но добродушного-сварливого недалекого Посейдона был покладистый характер, он почти со всеми бессмертными мирно судился из-за недвижимости, и лишь однажды попробовал сражаться с Гераклом, однако, увидев, что сын Зевса сильнее, сраженье тут же покинул и в море родное умчался.

Гадесу (Аиду) – древнему богу посевов досталось мрачное подземное царство, лишенное яркого солнца, в котором он и живет, никакой жалости в суровом сердце не зная. Некоторые говорят, что еще ребенком будущий царь Преисподней производил очень угрюмое, гнетущее впечатление даже на бессмертных сородичей, на Олимпе владевших домами. Аид не выносил шум, яркий свет и всякую суету, и потому ему были по сердцу подземелья глубины, где царили гробовая тишина и порядок, и свои мягкие светила имелись. Аид, называемый часто Ужасным, почти всегда угрюм, холоден и беспощаден, но он не злой, и в нем нет ничего ужасного; он всегда исключительно справедлив. Бог этот, как никто другой из бессмертных, не знает ни снисхождения, ни милосердия, и ему более других мила справедливость, которую он понимал, как равенство. Он, как и его жилище, равнодоступен всем и ни для кого не делает исключений и в этом видит настоящую справедливость.

Благая Деметра стала одной из самых почитаемых богинь олимпийского пантеона. Она – Великая мать, порождающая все живое и принимающая в себя умерших. Део – покровительница всего зеленого царства, богиня плодородия. Некоторые говорят, что Деметра, научив людей земледелию, приучила их к оседлости и после этого учредила законы, в соответствии с которыми люди привыкли поступать друг с другом, по справедливости. А справедливость, как известно, необходима и бессмертным, и людям, смерти подвластным, так же, как и пища, и влага. Основанная Деметрой оседлость людей и внушенное ею им стремление к справедливости привело к появлению брака, государства и образования. Она так же изобрела слуг, и прислужников, и провожатых.

Гестия (очаг) стала богиней домашнего очага и жертвенного огня. Доля у самой скромной олимпийской богини оказалась счастливой. Как поется в гомеровском гимне, почесть ей досталась большая. Вечно иметь пребыванье внутри обиталищ высоких всех олимпийцев и всех на земле обитающих смертных. Дар превосходный и ценный у Гестии: у людей не бывает пира, в котором бы кто при начале его возлиянья первой ей и последней не сделал вином медосладким. Поскольку очаг считался средоточием дома и местом соединения семьи, то Гестия была покровительницей семейного единодушия, мира и благодати. Гестия была самой доброй, самой справедливой и самой сердобольной из всех олимпийских богинь.

Гера стала сначала богиней воздуха, а потом покровительницей браков, охраняющей мать во время родов. В беспечной юности она была живым воплощением девичьего очарования и прелести. Пушистые волосы у нее были очень светлого, почти белого цвета, чуть-чуть рыжеватые и завивались в крупные локоны. Глаза у Геры были очень выразительными и огромными, как у годовалой телки, за что ее прозвали «волоокой». Как и все богини она была высокая с тонкой талией, упругими полушариями грудей, напоминавшими две половинки крупного яблока. Со временем Гера, как богиня бессмертная, почти не изменилась, и ее древний возраст выдавали только умные, все понимающие глаза. Впоследствии она стала третьей (после премудрой Океаниды Метиды и богини правосудия Титаниды Фемиды) и последней супругой владыки Олимпа. Кронид стал изменять ей чуть ли не с первых дней долгожданного (300лет!) для нее брака, и она стала воплощением злокозненной ревности. Некоторые говорят, что главной чертой Геры была мстительная ревность – она ревновала Посейдона, Афину, Аполлона, а иногда и самого Зевса к власти и даже устраивала против него бунты и заговоры. Афродиту она ревновала к красоте, Артемиду ревновала не известно к чему, наверное, к девичьей стройности и жестоко избила ее в знаменитой битве богов. Однако безумней всего добродетельная Гера ревновала Зевса ко всем женщинам – и к богиням, и к смертным.

18. Олимпийские боги IV поколения

(дети Зевса) и Афродита

Вскоре сонм олимпийцев пополнился детьми не ленивого на брачном ложе Зевса богами четвертого поколения – Афиной (от мудрой Метиды), Гефестом и Аресом – от Геры, Артемидой и Аполлоном – от скромной и добродетельной Титаниды Лето, Гермесом – от красивейшей из семи Плеяд Майи и Дионисом – от доверчивой смертной фиванской царевны Семелы.

Гефест стал богом небесного огня и кузнечного дела, которого за высокое искусство прозвали олимпийским художником. Сразу после рождения он был скинут матерью незамужней с мощных высот Олимпийских, чтобы скрыть от всех новорожденного сына хилого и больного. Много горя он претерпел бы, если б его Фетида с Эвриномой радушно не приняли в недрах морских и там не вскормили. Очень скоро, оставшийся при падении навсегда колченогим, божественный отрок стал искуснейшим кузнецом – самоучкой, и не было равных всевозможным поковкам Гефеста ни по красоте, ни по прочности, словно живые слетали они из-под искусного его молота. Чтобы искупить родительскую вину, в результате которой Гефест провел детство и отрочество на океанском дне, Зевс и Гера его женили на самой прекрасной богине Афродите. Богиня красоты и любви сразу поняла, что под некрасивой наружностью кроется честное доброе сердце, полное чистой любви, и постаралась ответить на это нежное чувство преданной такой же любовью. Однако вскоре Киприда поняла, что можно на время даже сильно влюбиться, но невозможно долго любить за одни душевные качества, и стала пропахнувшему дымом мужу изменять с умеющим красиво ухаживать Аресом, неистовым богом кровавой войны. Когда они развелись, Гефест Амфигей (обоюдно-хромой) весь отдался работе и стал настоящим олимпийским Художником.

Когда Зевс, женатый на Океаниде Метиде, узнал пророчество, согласно которому, сначала супруга может родить ему мудрую и могучую дочь, а потом сына с сердцем сверхмощным, который, возмужав, лишит его царской власти, он поступил, как отец. Во время любовной игры он уговорил Метиду превратиться в муху и тут же ее проглотил. Через положенное время Гефест расколол топором голову Зевсу, и из отчего темени с воинственным кличем выскочила дева-воительница Афина неодолимая, страшная, в доспехах, золотом ярким сверкавших. Богиня вместе с раскатом грома и ударом молнии выпрыгнула в коринфском шлеме с высоким раздвоенным гребнем, с эгидой (особый щит из козьей шкуры) и остроконечным копьем, а также с атрибутами мудрости и знаний – совой и двумя змеями. Под тяжким прыжком Светлоокой всколебался великий Олимп, застонали окрестные земли, дрогнуло безбрежное море и закипело волнами, нахлынувшими на берега. Афина стала мудрой богиней справедливой организованной войны, впоследствии дева-воительница стала еще и богиней знаний, изобретений, искусств и ремесел, покровительницей городов и государств. Мудрая богиня изобрела государство и войны, флейту и трубу, керамический горшок, плуг и грабли, ярмо для волов и уздечки для лошадей, боевую колесницу и совместно с Посейдоном – корабль с палубой крепкой, с изогнутым верхом и с высокой кормою. Палладе приписывают одомашнивание маслины и передачу людям умения выращивать ее и пользоваться ее плодами, которые называли жидким золотом (оливковое масло).

Говорят, златотронная Гера, недовольная тем, что Зевс родил Афину из темени без ее участия, родила Ареса тоже без участия Зевса – от прикосновения к цветку, полученному богиней цветов бледной Хлоридой с Оленских полей, которым коль тронешь даже бесплодную телку, то и та обязательно понесет. Уже в раннем детстве Арес подружился с богиней бешенства Лиссой и стал проявлять буйство и злобу и потому в отличие от Афины стал богом неистовой, кровавой войны. Он любит войну ради грохочущего шума и рева сражений, он получал удовольствие от мук и страданий погибающих людей и радовался, когда рекой лилась кровь людей и рушились, и горели их жилища. Теряя разум при виде крови, Эниалий (вызывающий свалку в битве) обычно убивал всех без разбора, правых и виноватых, ему было не до справедливости. Поэтому вечно запятнанного кровью Ареса ненавидели не только люди, но и боги, включая даже его родителей Зевса и Геру, хотя некоторые называли его не только Щитодробителем и Градоразрушителем, но и Оплотом и защитой Олимпа. Некоторые говорят, что греческое слово «убийца» созвучно с именем «Арес». Поэтому многие полагают, что Арес – это наименование буйного, раздражительного и злобного начала в нашей природе. Все войну ненавидели больше всего на свете, но все воевали, якобы для торжества справедливости, которая превыше всего, даже жизней и здоровья людей. Гераклит же и вовсе говорит, что Война – отец всех, царь всех: одних она объявляет богами, других – людьми, одних творит рабами, других – свободными и героями, ведь на войне прославиться можно быстрее всего.

Когда скромная титанида Лето Зевсу уступила и в ласках любовных с ним сочеталась, то лучезарного Феба она родила с Артемидою стрелолюбивой. Говорят, что всех эти двое прелестней меж славных потомков Урана. Артемида изначально была богиней плодородия и Луны; впоследствии она стала Стреловержицей, богиней охоты и дикой природы, богиней женского целомудрия и детопитательницей. Так же как ее брат-близнец Аполлон олицетворял Солнце, Артемида должна была олицетворять Луну. Дикую природу и зверей богиня-девственница, не знавшая ложа мужчины, больше любила, чем людей и их не родившихся или маленьких детей. Несчастье и горе всем, к кому воспылает богиня яростным гневом! Сгинет их скот и посевы, старцы власы остригут, детей хороня; роженицы будут умирать, сраженные нежными стрелами, а ежели смерти избегнут, так родят поколенье, недостойное жизни. Вечно юной деве долго нравились кровь и мучения жертв, и в древнейшие времена Артемида Эфесская с удовольствием принимала человеческие жертвоприношения на алтаре своего святилища. Ликург заменил это бичеванием эфебов (юноша), и алтарь продолжил орошаться человеческой кровью, но уже без смертей. Жители Эфеса в честь Артемиды более 100 лет строили близ города, на месте, где прежде располагалось ее святилище, огромный храм, превосходивший даже знаменитый Парфенон, ставший одним из чудес света.

Аполлон златовласый первоначально олицетворял Солнце, и его золотые стрелы символизировали солнечные лучи. Впоследствии он стал покровителем изящных искусств, вождем Муз прекрасного хора и сам превосходно пел и аккомпанировал на кифаре или лире. Мировая известность принадлежит Летоиду, как богу музыки, танца и вообще искусства. Феб – стихотворец и помощник в любви, вместе с подопечными Музами, учит поэта полезным вещам, он вождь поэтов и изобретатель музыки и стихов. Аполлон – это вселенская красота и гармония мира, а также музыка, танцы и пение, красивые речи и вообще волшебная сила искусства такая, что здесь отпадают все тяжелые и неразрешимые проблемы жизни, остается только сама красота в чистом виде.

Однако Летоид не только защитник, помощник и врачеватель, прорицатель, блюститель вселенской гармонии, Мусагет, бог поэзии, песен, танцев и музыки, бог состязаний, цветущей юности, палестр и эфебов. Он так же Улей – карающий бог и губитель. И тем не мнее, ни одного из богов не чтили усердней, и не любили больше, чем Феба.

Аполлон владел Дельфийским храмом, который, благодаря всегда сбывающимся предсказаниям оракула, на многие сотни лет стал средоточием всей Греции.

Гермес в древние времена был богом ветров, о чем говорят крылатый жезл вестника – кадуцей, способный мирить врагов, петас (широкополая шляпа с крылышками) и таларии (крылатые сандалии). Затем он стал богом прибыльной торговли, разумности, ловкости, воровства. Увлекшись состязаниями, Гермес изобрел искусство кулачного боя и гимнастики и стал общепризнанным покровителем атлетов и богом гимнастики. Конечно же, Гермес был крылатым вестником и красноречивым глашатаем Зевса благодаря своему умению ясно истолковывать все. В качестве посланника Зевса Гермес также вождь сновидений и податель сна, закрывающий посредством своего жезла глаза людей и возбуждающий их снова к жизни. Как изобретатель Гермес впервые смастерил из панциря черепахи семи- или трехструнную лиру. Он же изобрел и свирель. Сначала богов, а потом и смертных Гермес научил искусству получения огня с помощью быстрого вращения специальной палочки, вставленной в отверстие, просверленное в другой палочке. Некоторые говорят, что Гермес придумал некоторые меры и числа, азбуку и множество других полезных изобретений, и всему обучил людей. Крылатый отпрыск килленский – единственный из олимпийцев, у которого не было врагов, потому что он был не злой и всегда предпочитал мирно договариваться и потому был покровителем глашатаев и послов, а также путников. Он был покровителем магии, алхимии и астрологии и Психопомпом – проводником душ умерших в гостеприимные домы Аида. Киллений (родившийся в пещере Килленийских гор) был добродушный, приветливый, верный защитник людей, лучший советчик и хитрого замысла друг, к людям часто на помощь спешащий.

Дионис сначала, согласно своему происхождению, был героем, потом стал второстепенным богом производительных сил природы и всякой растительности. Из винных ягод Вакх и царь сатиров Силен изобрели вино, дарующее забвенье всех тягот земных человеку и веселье, и радость праздноживущим богам, владеющих небом широким. Дионис изобрел напиток, изготовляемый из ячменя и называемый «пиво», ненамного уступающий благоуханием вину. Дионис Лиэй – (освобождающий, утешитель) освобождает людей от повседневных забот и печалей, а также и от общепринятых норм поведения. В свиту Бромия Вакха входили вакханки: менады (безумствующие) и фиады (неистовствующие). Следуя фиасами (толпами) за Дионисом, вакханки с распущенными спутанными волосами, подпоясанные задушенными змеями, украшенные виноградными листьями, плющом, сокрушают все на своем пути тирсами, увитыми тоже плющом. В состоянии безумного экстаза менады голыми руками разрывают на части в лесах и горах диких животных и пьют их кровь. Тирсами менады выбивают из скал и земли молоко и мед. Они увлекают за собой женщин, приобщая их к неистовому служению Дионису. Соответственно оргические и мистические празднества в честь бога Вакха (Бахуса) стали называть вакханалиями. В этих оргиях, происходивших часто ночью, большую роль играли исступленные женщины – постоянные спутницы Диониса вакханки. Дионис Лиэй освобождает людей от повседневных забот и печалей, а также и от общепринятых норм поведения. Диониса называют Мельпоменом (Ведущим хороводы). Именно Дионис изобрел священные лицедейские состязания и учредил театры. Когда были созданы мусические сообщества умельцев, причастных к искусствам, связанных с Дионисом, Дионис освободил их от налогов. Некоторые называют Диониса врачевателем. Для пьющих правильно вино великим благом боги сделали. Для врачеванья нет его полезнее: на нем все снадобья замешаны, и раненым приносит оно спасение, и возбужденье после минувшего боя оно успокаивает. Его разбавив, те, кто пьет умеренно, здоровье в нем обретают и благодушье мирное. Мусей считает, что самая прекрасная награда за добродетель – это вечное опьянение, а Софокл опьянение называет лекарством от всех печалей. Почитают Диониса как пророка и целителя и потому, что от болезней он избавляет «посредством сновидений». Сон в святилище Диониса целебный, в процессе его больной получает советы по оздоровлению.

Четырнадцатой олимпийской богиней стала единственная богиня второго поколения Афродита, которая после долгих блужданий по земле в качестве богини плодородия и по морю – в качестве морской богини, вознеслась на Олимп и стала богиней красоты и любви. Милоулыбчивая Киприда олицетворяла всю гармонию мира и творила неиссякаемую любовь, чтоб удивительная жизнь никогда не кончалась, простираясь в вечную бесконечность. Хор Сенеки поет, что всю природу покоряет Любовь. По приказу ее утихает вражда, пред ее пламенной страстью даже необузданный гнев отступает. Если род людской расстанется с Афродитой, от угасанья его сберегающей, то весь окружающий мир быстро выродится в необитаемую пустыню. Некоторые говорят, что Афродита стала богиней не только любви, но и красоты потому, что, когда люди вожделеют любви, они страстно хотят красоты, которая побеждает даже время и наоборот, вечно неутолимое желание прекрасного порождает всегда жажду любви.

После того, как Древние Титаны обжили землю, Гея стала рождать и производить на свет самые разные живые создания: сначала деревья и растения, потом насекомых, птиц, животных, рыб и, наконец, людей, разумом и видом, подобных богам.

19. Поколения людей [4], [17]

По образу и подобию бессмертных богов создан был человек, и был он настоящим творцом во Вселенной, зачинателем лучшего мира. Высокое было чело того человека и прямо в небо открыто глядел он, подымая к вечным созвездиям дерзкие очи. Вскоре земля, что была недавно безликой и дикой, неузнаваемо преобразилась, приняв людей не былые обличья.

Первые люди были детьми всеобщей праматери Геи – земли. Они жили, как боги, со спокойной и ясной душою, ни трудов, ни горя не зная ни в чем. И старость печальная к ним приближаться даже не смела. Всегда одинаково сильными были их руки и ноги, и разум. Этот век, соблюдавший всегда и правду, и верность назван был золотым. Во время Титаномахии, когда Олимпийцы сражались за власть и господство в мире с Титанами, большинство людей золотого века сгорело в страшных пожарищах, вызванных грозными перунами и жгучими молниями Зевса.

Следующее серебряное поколение людей не схожее с золотым ни обличьем, ни делом было немного похуже, его сотворили великие боги Олимпа. Титан Прометей по велению Зевса смешал особую землю с водой и вылепил новых людей, а премудрая Афина наконечником своего копья в них душу вдохнула. Дети близ матери забавами разными тешились, а возмужав, жили недолго, на беды себя обрекая безмерной гордыней – бессмертных почитать они не желали, не приносили и жертв на святых алтарях олимпийцам. Поэтому и это поколенье людей царь богов Зевс решил заменить.

Третье поколенье людей говорящих создал Кронид, ни в чем с поколеньем несхожее прежним, у них появились мечи и медные наконечники копий. Поэтому это поколение людей и его век было названо медным. Люди полюбили дело кровавого бога Арея и все вопросы силой решали. Крепче металла был дух их могучий, а сила ужасная рук потом принесла им погибель.

После того как земля медное поколенье покрыла, поколенье четвертое, создал Кронион справедливее прежних и лучше. Это поколение и его век были названы бронзовыми, поскольку бронза на смену меди пришла, но и бронзовый век не был долговечным.

Многие честные люди говорят, что не желали бы жить с поколением людей пятого железного века, предпочитая лучше молодыми умереть лишь бы до его наступленья. Последний век пятый стал худшим из всех предыдущих, в него ворвалось все самое мерзкое, нечестивое, что бывает на свете. Сначала Правда и Верность исчезли, потом за ними Стыд неизвестно куда с земли убежал, их место не пустовало, и появились Обман, Коварство, Козни, Насилье и Войны. Пало, повержено в прах, благочестье, – и дева Астрея с влажной от крови земли взлетела на небо, и вместо нее в сердцах людей железного поколенья поселилась проклятая жажда наживы. Принадлежавшие всем до сих пор, как солнце и воздух поля, четкой межою землемер разметил усердно, и все стали в земле богатства искать, – ко всякому злу побужденье! С вредным железом тогда железа вреднейшее злато стали люди копить, и всем стал править Полемос – Война, что и златом крушит, и железом, не ведая справедливости, в окровавленной руке сотрясая со звоном оружие из железа крепчайшего. И не было людям века железного передышки ни ночью, ни днем от труда и от горя, от войн и несчастий. Чуждыми стали дети отцу, товарищ товарищу, гостю – хозяин, больше не стало меж братьев любви и уважения между друзьями. Муж жену был всегда рад погубить, она же – супруга. Люди, как разбойники стали жить насилием и грабежом, иногда целые города разграбляя и граждан в рабов обращая. Добрый и справедливый не пользовался никаким уваженьем, над ним смеялись и издевались, как над глупцом, наглецу же и злодею стал воздаваться почет. Справедливость и Правда бесследно исчезли, их кулак заменил, где сила, там стало и право. Последней из бессмертных с лика земли исчезла Элпида- Надежда на лучшее.

Бессмертным же больше всего не нравилось в поколенье железном то, что люди совсем не чтили богов. И Зевс, в высях гремящий, решает людей железного века погубить под водой.

Трижды, четырежды потряс Громовержец всех приводящими в невыразимый ужас власами, сотрясая при этом и землю, и море, и небо со звездами своею грозной эгидой. Следом за тем разрешил и нетленные уста, праведным возмущенные гневом:

– Внемлите боги мне! Ныне всюду мир подлунный до самых последних пределов мерзостью нечестивой наполнен, и потому после долгих раздумий я единственно правильное решение принял: должен я этот смертный род человеков погубить справедливости ради. Язва эта оказалась неизлечимой, и потому ее следует сейчас же срезать беспощадным мечом, чтобы хоть малую здравую часть она не задела. Я истреблю этот род человеков так, что не только ваша безопасность не пострадает, но и почести прервутся совсем ненадолго. После недолгих раздумий кару такую избрал я – человеческий род под водою вздумал я погубить, оставив несколько пар жен и мужей для последующего разведения их жалкого вида.

Речь Громовержца шумно одобрили все небожители, кто громким возгласом, кто в ладоши хлопком.

И начался всемирный потоп, и вскоре вся суша и широкодорожное море слились, и различья меж ними не стало, все было – море сплошное, и не было у него берегов. Бушевавшие непрерывно в течение 12 дней воды почти всех людей погубили. Выжил после Всемирного Потопа только сын Титана- бунтаря Прометея Девкалион и дочь недалекого Эпиметия и первой на земле женщины Пандоры Пирра, которые и стали основателями нового рода людей.

20. Полубоги

Когда Зевс узнал, что для окончательной победы над чудовищными Гигантами необходимы новые существа – наполовину боги, наполовину – смертные, т.е. полубоги – дети бессмертных и смертных, он долго от бессильного гнева скрипел зубами и тряс сросшимися бровями и косматой головой. Многие ужасные чудовища были кровными родственниками олимпийских богов, а по древнему закону Ананке близкие родственники не могли убивать друг друга. Успокоившись, царь богов смирился с необходимостью, хотя и проворчал себе в косматую бороду:

– Странные эти Мойры: с одной стороны, они желают, чтобы мы, олимпийцы победили Гигантов, с другой стороны наткали пряжу седых столетий из Мирового Веретена своей матери так, что мы не можем их убивать потому, что мы с ними кровные родственники. И теперь нам надо производить каких-то полубогов на свет… Не могу даже представить, как мне и моим милым братьям и сыновьям придется сочетаться сладостной любовью не с богинями, прекрасными ликом и телом, а с хилыми и грязными девами, озабоченными только тем, как наполнить желудок прожорливый.

Когда же Олимпийский Блистатель сам спустился на землю, чтобы посмотреть на дев, для смерти рожденных, то был приятно изумлен, о чем потом так сказал черновласому брату своему Посейдону:

– Радуйся брат милый! Я увидел там на земле множество чисто умытых плавноступающих дев в первом цвету и немало стройных низкоподпоясанных жен, лица которых фиалковенчанная подательница любви Афродита овеяла прелестью дивной, чудно так возбуждающей бурную мужскую страсть. Этой же ночью я посещу Аргос, славную конями вотчину ревнивицы Геры, уж там, наверное, она не догадается искать мужа, который по воле обликом старой Ткачихи озаботился рожденьем так необходимых ей полубогов.

Первая смертная женщина с ликом прекрасным и кожею нежной, с которой познакомился Зевс, была Ниоба, дочь аргосского царя Форонея и нимфы Лаодики. Великий бог впервые пылкой любовью смешался с Ниобой и, восстав с брачного ложа, он возвестил изумленно:

– Не напрасно мне показалось будто Ниоба красою всех нежноласковых жен превзошла полногрудых. Безмерно я удивлен, но это было прекрасно! Смертная дева на моем брачном ложе оказалась ничуть не хуже наших блаженных богинь…

Ниоба родила от Зевса Аргоса и Пеласга, которые были по отцу богами, а по матери – смертными, и их назвали полубогами. Аргос основал город и дал ему свое имя. Пеласг стал родоначальником пеласгов – древнейших обитателей Греции, сделавшиеся впоследствии эллинами, разделившимися на аркадцев, данайцев, ионийцев, дорийцев, ахейцев и других менее известных племен и народов.

С тех пор не только детей, но и потомков богов и смертных женщин или богинь и смертных мужчин стали называть полубогами. От богов полубоги наследовали огромную силу тела и крепость духа, а от людей – неотвратимую причастность смерти.

Полубоги занимали промежуточное положение между бессмертными и смертными, и поэтому они были своеобразными посредниками между богами и человеками. Обычно знаменитые полубоги имели двойное отцовство, т.е. имели одновременно смертного (приемного) и божественного (родного) отца; ясно, что приемный отец принимал участие в вскармливании и воспитании, а божественный – лишь в зачатии.

21. Герои

Некоторые отождествляют полубогов и героев, другие же возводят происхождение слова «герой» к ревнивой Зевса супруге Гере, утверждая, что герой – это тот, кто, как Геракл, доставил славу Гере или же, наоборот, прославившийся сам, благодаря Гере. «Гера» и «герой» имеют общее происхождение и по звучанию, и по смыслу: Гера (1. госпожа и 2. охранительница) и герой (1. доблестный муж, предводитель и 2. спаситель, защитник).

Всех, кто демонстрировал силу духа и тела, власть, хорошую родословную, прославил своё имя выдающимися деяниями в любой области, тем более трудными и опасными подвигами, обычно называли героями.

Герои, совершавшие великие подвиги не могли быть простыми людьми, все они были полубогами, но все ли полубоги были героями? Некоторые полубоги (обычно дети никем не любимого вечно запятнанного чужой кровью Ареса, реже Зевса, Посейдона или Аполлона) совершали нечестивые поступки, а иногда даже и злодейства, и тогда их не называли героями и, как бы забывая о их божественном происхождении, называли их просто по именам, например, Кикн, Эномай или Флегий. Поэтому говорят, что есть герои с хорошими душами, а есть – с дурными.

Наиболее естественно героев разделять по родословным, как и богов. Однако бессмертных можно классифицировать и по стихиям: боги Олимпа, морской и воздушной стихий, подземные боги… Поэтому и героев можно разделять не только по генеалогиям, но и, например, по делам.

Главным качеством героев является доблесть, самоотверженное стремление, во что бы то ни стало победить в схватке, поединке, сражении, всех превзойти в своем Деле (воинском, трудовом, спортивном, мусическом…). Поэтому героев целесообразно классифицировать не только по происхождению, но и по виду деятельности:

1. Богоборцы и Зевсоборцы (Тантал, Сисиф, Салмоней, Иксион…). Этих героев, подобно богам, часто называют героями I поколения.

2. Истребители чудовищ (Персей, Геракл, Тесей, Беллерофонт, Мелеагр…). Это герои II поколения.

3. Воины Троянской и Фиванских войн (Ахиллес, Агамемнон, Менелай, Патрокл, Диомед, Гектор, Эней…). Это герои III поколения.

О других поколениях героев обычно не говорят и называют их в произвольном порядке, например, так:

4. Скитальцы (Медея, Менелай, Одиссей, Эней, Ясон…)

5. Обожествленные (Асклепий, Геракл, Дионис, Ино, Меликерт, Пан, Полидевк…)

6. Прорицатели (Амфиарай, Идмон, Гелен, Кассандра, Калхант, Мопс, Тиресий…)

7. Мастера (Агамед, Талос, Трофоний, Дедал…)

8. Охотники (Агрей, Адонис, Аталанта, Кефал, Кипарис, Кирена, Орион…)

9. Музыканты (Амфион, Арион, Лин, Орфей, Фамирид, Филаммон…)

10. Победители всеэллинских игр (Иасий, Клеромед, Милон, Никокл, Пейсирод …)

11. Эпонимы (Аргос, Аркад, Беот, Дардан, Ион, Коринф, Лакедемон, Эллин…)

12. Рокоборцы (Акрисий, Алфемен, Катрей, Фиест, Эдип…)

13. Мстители (Орест, Навплий, Ахилл…)

14. Красавцы (Адонис, Ганимед, Гермафродит, Нарцисс, Хрисипп, Эндимон, …)

15. Великаны (Алоады, Антей, Герион, Орион, Титий, …)

16……………

22. Герои – рокоборцы

Герои первых трех поколений являются героями в прямом смысле слова – они исполнены доблести, стараются всех победить или, хотя бы, превзойти. Доблесть и мужество проявляются особенно ярко в деяниях самых знаменитых героев таких, как бунтарь зевсоборец Титан Прометей, великий истребитель чудовищ Геракл и храбрейший из воинов, в его время живущих, Ахилл.

Другим главнейшим качеством большинства героев была гордыня и дерзость. Герои первых трех поколений были одержимы богиней ненасытной гордыни и безудержной спеси Гибрис, но самое главное – они посмели с богами и с самим Зевсом бороться, и потому их постигла не завидная участь.

Герои не умели жить в обыденной жизни – их необыкновенная сила требовала выхода, а гордыня и дерзость приводили к наказанию и ранней смерти. Зевс собственноручно расправился со всеми полубогами I поколения, боровшимися с ним, и покарал некоторых из героев, истреблявших чудовищ, например, он сбросил с мощных высей эфира Беллерофонта. Олимпиец организовал Троянскую войну, в которой многие герои – воины должны были перебить друг друга и в Аид снизойти с большим почетом и немеркнущей славой.

Для большинства знаменитых героев в Аиде были заготовлены особые места – Элисиум и Острова Блаженных. Многим погибшим со славой полубогам-героям люди начали поклоняться, почти как местным божествам и богам. Хотя жертвы героям приносили не такие, как бессмертным, владеющим небом широким; это были жертвы в честь умерших, состоявшие в возлиянии на их могилы меда, вина, масла и молока, причем лицом люди обращались на западную сторону тьмы.

Эта книга посвящена самому знаменитому герою – рокоборцу Эдипу и героям – воинам двух Фиванских войн, которые произошли из-за Эдипа, проклявшего двух своих сыновей, и их борьба за престол стала одной из самых главных причин первой фиванской войны.

Эдип по отношению к таинственному всемогущему Року является антиподом Энею. Дарданскому царевичу, бежавшему из разрушенной и сожженной Трои было предсказано, что в Италии он станет основателем города – нового Илиона и основоположником великого рода, представитель которого будут царствовать много столетий, создав могущественную римскую империю. Поэтому Эней был не просто Року покорен, он активно помогал своей Судьбе сбыться.

Эдипу же было предсказано совершение одних из самых тяжких преступлений, а именно убийство отца и брачное соединение с матерью. Пытаясь избежать предначертанного Мойрой нечестия, Эдип, пользуясь свободой выбора, предоставленной не только бессмертным богам, но и людям, смерти причастным, решает не возвращаться из Дельф, где он получил страшный оракул, в Коринф к царю Полибу и царице Перибее, которых он считал своими родителями.

Герой впадает у ужасную гамартию (ошибка, изъян). Гамартия в древнегреческой трагедии – это проявление неумолимых законов, карающих слишком активного человека за чрезмерную самонадеянность, за попытку преступить пределы того, что предначертано человеку Роком. При этом, именно активные действия человека, направленные на избежание нежелательной Судьбы, как раз и помогает ей сбыться, эти действия неизбежно приводят человека к трагической развязке (катастрофе).

Идя из Дельф не в Коринф, а в Фивы, Эдип по дороге встречает повозку, владелец которой его оскорбляет, завязывается драка, и Эдип убивает посохом старого хозяина колесницы и нескольких его слуг. Этот старик по имени Лаий и оказывается отцом Эдипа. Далее Эдип побеждает певицу ужасов Сфингу (Сфинкс), и благодарные фиванцы за избавление от ужасного чудовища избирают его своим царем, и он женится на еще молодой вдове фиванского царя Лайя Иокасте, т.е. на своей матери.

Мельницы богов мелют медленно, но неумолимо, и кара богов настигает Эдипа и Иокасту через много лет, прожитых вполне счастливо, когда у них были уже чудесные дети, вступившие в пору юности: два сына Полиник и Этеокл и две дочери Исмена и Антигона. За преступную нечестивость царской четы страну поражает страшная эпидемия мора, и животные и люди начинают массово умирать. Оракул открывает ничего не подозревавшим Эдипу и Иокасте правду, и царица вешается, а царь ослепляет себя ее заколкой.

Однако этим кара богов не заканчивается. Узнавшие все сыновья начинают не почтительно относиться к брату-отцу, и он, прокляв их, уходит в сопровождении Антигоны из Фив и на чужбине умирает (почти как знаменитый герой), а братья убивают друг друга на поединке.

23. Герои – воины Фиванских войн

Между братьями – близнецами Полиником и Этеоклом вспыхивает и разгорается вражда за престол, обусловленная и тем, что они были близнецами и потому установление права первородства было почти невозможно и тем, что над ними нависало проклятье отца, которое по своему действию напоминало преследование древних богинь мести Эриний.

Эта непримиримая вражда сыновей (и одновременно братьев) Эдипа приводит к Фиванской войне, после того как аргосский царь Адраст, у которого нашел приют и супругу Полиник, организовал знаменитый Поход Семерых вождей на Фивы.

Аргосский прорицатель Амфиарай, узнав волю богов, предсказывал героям поражение в их походе, но его стремящиеся к воинской славе вожди не послушали. Фиванский прорицатель Тиресий провещал фиванцам победу, если в жертву богам принесёт себя кто-нибудь из древнего рода Спартов. Услышав это, юный сын Креонта Менекей лишил себя жизни на городской стене. Поэтому, несмотря на безмерную отвагу семерых легендарных вождей, осада семивратного города закончилась для них полным разгромом. Братья Полиник и Этеокл погибают в нечестивом поединке, а другие прославленные герои – воины Амфиарай, Гиппомедонт, Капаней, Парфенопей и Тидей – в кровопролитных сражениях. Спастись удалось одному лишь Адрасту, которого вынес его божественный конь Арион.

Повзрослевшие дети погибших героев эпигоны (потомки) Алкмеон и Амфилох, сыновья Амфиарая; Эгиалей, сын Адраста; Диомед, сын Тидея; Промах, сын Парфенопея; Сфенел, сын Капанея; Ферсандр, сын Полиника; Эвриал, сын Мекистея организуют второй поход на семивратную крепость Кадма. На этот раз вторая Фиванская война заканчивается для мстящих за отцов аргосцев удачно.

Согласно вещанию дельфийского бога, командование всем войском аргосцев досталось Алкмеону, фиванцами командовал сын Этеокла Лаодамант, который пал в битве. Среди эпигонов погиб один сын Адраста. Фиванцы по совету своего знаменитого прорицателя Тиресия, оставили Фивы. Узнав о бегстве фиванцев, аргивяне взяли город и разрушили его. Ферсандр, как сын Полиника восстановил Фивы и стал ими править.

24. Ищущий сестру Кадм получает оракул основать город [17]

Как видно из схемы, Эдип был праправнуком героя – полубога Кадма и богини согласия Гармонии. Кадм произошел от царя олимпийских богов Зевса и Ио, а также от брата Зевса царя морей Посейдона и нимфы Ливии, а Гармония – от бога кровавой войны Ареса и самой древней из олимпийских божеств богини красоты и любви Афродиты.

Отцом Кадма был финикийский царь Агенор, пославший сыновей на поиски своей дочери Европы, похищенной принявшим облик быка Зевсом. Агенор пригрозил сыновьям изгнаньем, если они сестру не найдут, – благочестный отец и преступный!

Братья тут же сели на быстроходные корабли, но поскольку никто из них не знал, куда уплыл бык с их сестрою, то поплыли все в разные стороны.

Кадм поплыл с матерью Телефассой на остров Родос и там посвятил Афине Линдской бронзовый треножник и построил храм Посейдона. Затем они прибыли в Феру; построили и там храм и, наконец, достигли земли фракийских эдониев, которые встретили их с радушием. Землю из края в край всю исходив, – но Зевса кто же уловки выследит? – став беглецом, от отчизны и гнева отцова Кадм, вместе с Телефассой, решили обосноваться во Фракии, но мать неожиданно Смерть спокойная осенила. Кадм тогда уклоняет свой путь и в Дельфы приходит и, молясь, у оракула Феба просит совета: в какой земле следует ему поселиться?

– О сестре беспокоиться больше не надо, – ему Феб отвечает, – Пойдешь в поля пустынные и встретишь там корову, что никогда не знавала ярма, не влачила и гнутого плуга, – вот и водитель тебе; где ляжет, уставши, она на лужайку, стены ты там возведи и названье «Беотия» дай им.

Выйдя из храма, едва Кадм успел из Кастальской пещеры спуститься, видит: тихо бредет, без сторожа вовсе, телица, и никаких у нее на шее нет признаков рабства. Вот за телицею вслед вместе со спутниками идет он медлительным шагом и прославляет в молчании Феба, указавшего путь им. Вот миновали они и Кефис, и равнины Пановы; остановилась корова и, красуясь рогами крутыми, лоб крутой к небесам подняла и мычаньем наполнила воздух.

Тут, обернувшись назад на спутников, шедших за нею, наземь корова легла, на траву молодую, – и благодарствует Кадм и землю чужую целует; приветствует он незнакомые горы и долы. Кадм воздвиг статую Афины, которую назвал ее финикийским именем Онка и к жертве готовиться стал всемогущему Зевсу и его дочери могучей Палладе. Для возлиянья товарищам воды принести он велит из источников быстрых, принадлежащих прежде Аресу.

Лес там древний стоял, никогда топором не сеченный, в нем глубокая пещера была, заросшая ивой и тростником. Камни в приземистом своде сходились, и оттуда обильно стекали струи воды. В пещере же, скрытый глубоко, огромный змей обитал, золотым примечательный гребнем, очи его сверкали огнем; все тело ядом набухло, три дрожат языка; в три ряда поставлены зубы. Змей этот был сыном бога кровавой войны Ареса и самой страшной Эринии Тисифоны, Мстящей за убийство, который стерег этот источник.

В эту дубраву едва тирийские выходцы шагом, благ не сулящим, вошли, и в воды опустили свои урны со всплеском, звук услышав, протянул главу из пещеры иссиня-черный дракон и на рев похожее ужасное шипенье издал. Урны скользнули из рук, и сразу покинула тело кровь, внезапная дрожь потрясает людей пораженных. Змей, извиваясь, меж тем чешуями блестящие кольца крутит, единым прыжком изгибаясь в огромные дуги, и подымается вверх, на половину своего тела и более, в воздух, и уж глядит с высоты.

25. Кадм убивает змея Ареса [17]

Согласно «Метаморфозам» Овидия, только Кадм в рощу вошел и спутников своих тела увидал, а над ними змея, сгубившего их, врага, огромного телом, – как он кровавым лизал языком их плачевные раны.

– Иль за вашу я смерть отомщу, вернейшие други, или в Аид следом за вами пойду!

Так Кадм промолвил и десницей глыбу огромную взял и с великою силою кинул. От такого удара и стены, гордые высокими башнями, были бы сокрушены, но остался змей невредимым. Он, – чешуей защищен, как некой кольчугой, и черной плотною кожей, – могучий удар отразил их толстый покров. Но отразить чешуей не мог он острого дрота, который в длинный хребет его, там, где изгиб серединный, вонзился, в теле застрял, и в нутро целиком погрузилось железо.

Змей, от боли бесясь, головою назад обернулся и, на раненье взглянув, закусил вонзенное древко; но хоть его раскачал во все стороны с силой огромной, вырвал с трудом из спины: в костях застрял наконечник. Ярость обычная в нем сильнее вскипела от раны, вздулось от жил налившихся змеево горло, мутная пена бежит из пасти его зачумленной, под чешуей громыхает земля; он черным дыханьем зева стигийского вкруг заражает отравленный воздух. Сам же, спиралью круги образуя громадных размеров, вьется, то длинным бревном поднимается вверх головою, то, устремляясь, как поток, наводненный дождями, он бурно мчится вперед и леса сокрушает встречные грудью.

Сын Агеноров слегка отступает; он шкурою львиной змея напор задержал, наступающий зев не пускает, прямо держа острие. И бесится тот и железо твердое тщетно язвит и ломает о лезвие зубы. И начинала уж кровь из его ядовитого неба капать, стала кругом окроплять мураву молодую. Рана все ж легкой была, ибо он отступал от удара, шею свою отвращал уязвленную, пятясь, железу в тело засесть не давал и глубже мешал погрузиться.

Агенорид наконец ему лезвие в глотку направил и, напирая, всадил; а отход отступавшему дубом был прегражден, и пронзил одновременно дуб он и шею. Согнут был дерева ствол паденьем чудовища; стоны дуб издавал, хвоста оконечностью нижней бичуем. И победитель с удивлением глядит, как велик его враг побежденный.

Овидий говорит, что в это время Кадму голос послышался вдруг; сказать было трудно откуда, только послышался вдруг:

– Что, доблестный сын Агенора, созерцаешь убитого змея? Сам ты тоже в конце жизни окажешься змеем!

Долго финикийский царевич бледный стоял, и краску на ланитах утратив, и мысли. Сразу, волосы вверх от холодного ужаса встали. Вот, от облака оттолкнувшись мощно копьем, соскользнула, к нему с высей воздушных попечительница героев дева Паллада и велит положить в разрыхленную землю зубы змеиные – сев грядущих людских поколений.

26. Кадм засевает землю зубами змея Арея и строит Акрополь «Кадмею»

Кадм изнемог, но к нему приблизилась дева Афина. Предрекая победу, эгидой она потрясает с головою Горгоны змееволосой над нею, битвенный клич испуская, вещает герою богиня, чтоб не страшился он чудища, ведь с ним она – сама грозная богиня Паллада!

– После того, как только змей Арея издохнет, надо взять половину его страшных зубов и засеять ими все поле, и они станут змеиным приплодом. Потом надо кинуть камень в гигантских воинов, рожденных змеем ползучим! Землерожденных фаланги в битве междоусобной сгибнут, но пятеро останутся жить, и в Фивах грядущих Спартов встанет потомство, деяньями славное племя!

Так мудро изрекала Афина и непоколебимое мужество в Кадма вдохнула. После оставив глубокий след копьем огромным в эфире, в родительский дом удалилась. Кадм же, оставшись на месте, мрамора глыбу подъемлет (их много было на поле), дрот огромный и твердый, и прямо камнем ужасным мечет в шипящую голову змея, пасть ему раздробляя. После, выхватив острый меч, у бедра укрепленный, шею перерубает чудищу… И неподвижна голова, что от тела отделена, но о землю бьется еще, свиваясь в кольца, чешуйчатый хвост. Вот все стихло, и прямо дракон в прахе простерся и над чудищем мертвым бог кровавой войны Арей застонал от скорби, объявив, что из-за его мстящего гнева Кадм в грядущем изменит облик свой человечий ради извивов змеиных.

Аполлоний Родосский поет, что зубы Ареева змея Тритонида богиня, из челюстей вынув, согласно указанию вещей Ткачихи Лахесис, в дар царю колхов Ээту дала, и только часть досталась Кадму, доблестному истребителю змея.

Кадм тут же борозды вскрыл, послушный, на плуг налегая, всыпал, как велено, в них зародыши воинов – зубы дракона, Ареева сына. И вскоре, – трудно поверить! – вдруг стали двигаться земельные комья, из борозды острия копий показались сначала, вскоре прикрытья голов, колебля раскрашенный конус, плечи и груди потом, оружье несущие руки вдруг возникают, – растет мужей щитоносное племя! В праздник, в театре, когда опускается занавес, так же изображенья встают; сначала покажутся лица, а постепенно и стан; вот явлены плавным движеньем, видны уже целиком и ногами на край наступают.

Новым могучим врагом устрашенный, Кадм боязнь превозмог и за оружье схватился.

– Нет, за копье и меч не хватайся, – из вооруженной толпы, едва сотворенной землею, вдруг из Спартов один восклицает, – не мешайся в наши гражданские войны!

И одного из своих же братьев, землею рожденных, ранит вплотную мечом, сам издали дротом повержен. Тот, кто его умертвил, однако же, дольше немногим прожил, – выдохнул вмиг полученный только что воздух. Взяв с них пример, толпа вся буйствует, и погибают – чтобы друг друга разить – на один день рожденные землей братья!

Ферекид же рассказывает, что Кадм, увидев, как из земли вырастают огромные мужи в полном вооружении, по указанию богини Афины стал бросать в них камнями, и те, подумав, что это они сами бросают камнями друг в друга, вступили между собой в губительное для них сражение.

Так молодежь, которой судьба век краткий судила, в окровавленную мать ударялась трепещущей грудью. И вскоре пять лишь осталось в живых мужей землерожденных: Эхион (змеиный), Удей (земной), Хтоний (подземный), Пелор (чудовищный), и Гиперенор (пресильный, гордый духом). Эхион бросил оружие по внушению воинственной Тритогенеи на землю, мира у братьев своих попросил и сам мир даровал им.

Эти страшные сыны земли, названные Спартами (посеянные), стали родоначальниками будущей фиванской знати, поэтому часто весь фиванский народ называется поколением Спартов; появление же их из земли обозначает автохтонию Фивян.

Некоторые говорят, что все пеласги, а не только те, что жили в Фивах, считали, будто они возникли подобным «посеянным» образом, поскольку их общим праздником была Пелория, учрежденная в честь Спарта Пелора.

Так у пришельца сидонского Кадма пять могучих помощников оказалось, и он по приказу вещавшего Феба славный город возвел, получивший название Фивы, но сначала он построил фиванский акрополь, названный в его честь «Кадмея».

Аполлодор говорит, что во искупление того, что Кадм убил Аресово порождение, целый год находился он в услужении у Ареса, а год в те времена был Великим и равнялся восьми нынешним годам. После того как Кадм отбыл свою службу, помогавшая благочестивым героям Афина предоставила ему царскую власть в Фивах, которые как и акрополь многие называли Кадмеей.

27. Генеалогическое древо Эдипа и предначертания Рока

Жирным цветом на древе выделены линии Лая – внука Полидора и Иокасты – правнучки Агавы. Дети героя Кадма и богини согласия Гармонии Полидор и Агава были родными братом и сестрой. Поэтому Лаий и Иокаста были дальними родственниками (троюродные дядя и племянница).

Агаву по воле Рока ожидала ужасная участь – в безумии она своими руками оторвет единственному сыну Пенфею голову. У Пенфея останется малолетний сын Менекей, который, возмужав, станет отцом Иокасты, которая обречена позорно рухнуть под гнетом проклятья Ожерелья Гармонии.

Сын Полидора Лай (некоторые его имя произносят как Лаий), уже проклятый Гефестом, как правнук Гармонии будет проклят еще и Пелопом за совращение и похищение его приемного сына Хрисиппа.

Обреченные на несчастье Лай и его троюродная племянница Иокаста, несмотря на предупреждение оракула, по воле всемогущего Рока станут супругами и родителями несчастного рокоборца Эдипа.

Эдип, несмотря на предупреждение Пифии, по неведению убьет отца и, тоже по неведению женившись на матери, станет отцом своим братьям и сестрам.

Узнав истину, Иокаста покончит с собой, а Эдип себя ослепит иглой от ее пряжки-застежки. За пренебрежение к себе, как к отцу, Эдип проклянет своих сыновей и без того находящихся под гнетом двух проклятий – колченогого бога Гефеста, создавшего магическое Ожерелье и героя Пелопа, давшего имя Пелопонессу, и они погибнут от рук друг друга на поле брани под копытами непреклонной Судьбы. При этом Аргос и Фивы окажутся втянутыми в две страшных войны, одну из которых назовут походом Семи, а другую – войной Эпигонов, детей вождей, погибшихших в первой войне. Много героев – воинов найдут свою смерть под стенами Фив семивратных. Изгнанный из родного города слепой Эдип в сопровождении дочери Антигоны после нищенских скитаний обретет вечный покой в роще Эвменид в афинском местечке Колоне.

28. Ливия, дочь Эпафа, рожденного Ио от Зевса

Эсхил поет, что прекрасная юная Ио покинула отчий дом и стала жрицей аргивской Геры.

Увидев юную жрицу в храме, Зевс, в эфирных высях гремящий, сразу влюбился – так хороши были ее чистое невинное личико и стройная девичья фигура, только начавшая приобретать волшебные округлые женские формы.

Некоторые говорят, что Афродиты резвый ребенок, которому все, что в мире родится, подвластно: Небо, созвездия, Море, Земля, уметил Громовержца своей кипарисовой стрелкой с зазубренным крючком на конце, и Зевса охватило жаркое пламя любви.

Другие рассказывают, что Иинкс (вертишейка) – дочь деревенского козлоногого бога Пана от дочери скалистого утеса нимфы Эхо вместе со спутницей Афродиты богиней убеждения Пейто дали Зевсу любовный напиток, пробудивший в нем страсть к Ио. В наказание за это Гера превратила Иинкс в птицу вертишейку которую привязывали к колесу, и по ней, говорят, гадают влюбленные.

Ревнивой супруге Владыки Олимпа доложила одна из жриц храма об очередной измене мужа, но Зевсу удалось усыпить бдительность Геры, благодаря тому что он поклялся, что не был ночью с Ио, а полоумной жрице все приснилось.

Гесиод утверждает, что по этой причине с тех пор не навлекают гнева богов ложные клятвы, которые приносятся любовниками друг другу. Афродита, знавшая о любви больше всех, говорила, что каждый любовник хоть иногда да обманывал, хоть в чем-нибудь да предавал любимую, а она – его.

Овидий в «Метаморфозах» поет, что Ио не была жрицей у Геры, а была нимфой – дочерью речного бога Инаха. Зевс увидел ее у отчей реки обнаженную, когда дева купалась, сияя бронзовой кожей сквозь прозрачную влагу блещущих струй, и ни единая повязка полушарий округлого женского зада и тугой девичьей груди не скрывала. Увидев похотливого бога, без оглядки от него побежала перепуганная девица. И пастбища Лерны были уже позади, и Лиркея поля с деревами тоже; но Олимпиец, наведя на землю пространную темень облака, от всех ее скрыл, бег затем задержал и потом уже страстно стыд девичий похитил.

В это время Гера, Зевса супруга по воле богини Случая Тюхе с небес как раз и взглянула на Аргос, и, подивившись тому, что летучее облако, будто ночь среди белого дня навлекает, решила, что это не от реки, что оно поднялось не от почвенной влаги. И белокурая царица Олимпа подозрительно огляделась кругом: где муж, – затем что проделки подобные знала уже за своим попадавшимся часто на изменах супругом. И, как его в небесах не нашла, – «Или я ошибаюсь, или опять супружескую обиду терплю!» – сказала, и с горнего эфира на своей узорчатой колеснице, запряженной павлинами -птицами с красивейшими хвостами, плавно на землю спустилась.

Зевс же супруги приход словно почувствовал и нисколько немедля Инаха юную дочь превратил в белоснежную телку, но и телицей она очень была хороша. Гера хвалит, – нехотя, правда, – ее красоту; да чья, да откуда, стада какого она, вопрошает, как будто не зная.

Лжет привычно непомерно ревнивой супруге Владыка Олимпа, – землей-де она рождена, – чтоб только закончить эти расспросы. Тогда изощренно коварная Гера в подарок телицу белую просит. Что было делать? Любовь жестоко отдать, не отдать же – и впрямь подозрительно. Стыд – отдать убеждает, любовь же – разубеждает его. И быть бы стыду побежденным. Все ж столь маленький дар, как телку, сестре и супруге не подарить, – так ее, пожалуй, сочтет не за телку! Мужа любовницу в образе телки взяв, отрешилась богиня не сразу от спасенья: страшил ее муж, и обманы смущали, и поручила ее сторожить стоглазому Аргу, у которого бессонные очи на голове разместились.

Сестры наяды Ио в теле белой телицы не узнали; не знает сам Инах, кто перед ним. Бог речной, в глубокой укрывшись пещере, множит он воды слезой; несчастный о дочери Ио плачет, как будто навек погибла; не знает, в живых ли или средь теней она пользуется гостеприимством Аида, – нигде он ее не находит; думает, – нет уж нигде, и худшего втайне боится.

Вестник и глашатай Зевса Гермес по поручению Громовержца убил стоглавого великана Аргуса и освободил Ио из плена. Ио была свободна, но мучения ее не прекратились. Гере наслала на Ио ужасного слепня, не знавшего пощады. Слепень начал жалить всех молодых телиц белой масти и вскоре обнаружил Ио, которая вела себя не как все коровы. С этого момента слепень не покидал Ио. Обезумевшая от непрерывной жгучей боли, доставляемой жалом слепня, Ио мычала то жалобно, то истошно и бежала, сломя голову, по всей Греции, но слепень не отставал. В безумных странствиях Ио очутилась даже в горах Кавказа, где слепень покинул ее, оставив в ней свое жало.

Наконец, достигла Нила телица, согнула бессильно колена у берега самого и улеглась, запрокинув упругую шею. Появившийся Зевс возлюбленную свою обнимает вокруг шеи руками и гладит. После долгих скитаний Ио в образе телицы, она, наконец, под рукой Зевса прежний свой вид принимает и рожает сына Эпафа. Говорят, что Ио родила Эпафа в Эвбейской пещере, известной как Боос Ауле (Бычий двор) и после этого умерла от укуса овода (слепня).

Возмужав, Эпаф чернокожий стал царём Египта и женился на дочери речного бога Нила нимфе Мемфиде и основал город Мемфис, ставший в древности главным египетским городом и резиденцией царей. От брака Эпафа с Мемфидой родилась дочь нимфа Ливия (струистая), по имени которой была названа североафриканская страна Ливия. Древние греки Ливией часто называли всю северную Африку.

Некоторые говорят, что нимфа Ливия была не дочерью Эпафа, а сестрой и родила ее Ио от Зевса, который похитил ее у родителя Инаха. Родив Ливию, Ио сбежала в Египет. Родственники Ио, посланные Инахом, везде искали ее, стуча во все двери в Сирии и успокоились тролько на горе Сильпий, где некая корова сказала им, что она и есть Ио. Там был основан город Иополис, впоследствии переименованный в Антиохию. В честь Ио иополитяне устраивают праздник, во время которого стучатся в двери друг к другу, а аргивяне, поклонявшиеся луне в образе коровы, погружаются в траур.

Эпаф очень любил охоту в этих богатых зверьем лесах и однажды на охоте был убит огромным львом, от которого, как рассказывали свидетели, отскакивали стрелы и копья. Ио до самой своей смерти утверждала, что виновата в смерти ее сына – героя злокозненная Гера, которая незадолго до роковой охоты встречалась с Реей – Кибелой, имевшей, как известно, особую власть над львами.

29. Агенор, рожденный Ливией от Посейдона, становится отцом Кадма

Аполлодор говорит, что от брака Ливии с Посейдоном родились близнецы Агенор (царь Тира в Финикии) и Бел (царь Египта). Ливия родила от Посейдона также Лелега (царь Мегар, эпоним лелегов). Агено́р («мужественный») женился на Телефассе («далеко светящая»), которая ему родила Кадма, Феникса, Европу и Килика; либо Кадма, Фасоса, Кефея, Килика, Феникса, Европу, Финея.

Нонн Панополитанский поет, что Аге́нор, в Мемфисе побывав, основал стовратные Фивы.

Вергилий в «Энеиде» называет главный город царства пунийцев Карфаген, Агеноровым городом тирийским.

После похищения Зевсом, принявшим образ быка, любимой дочери Европы, Агенор отправил на ее поиски сыновей с приказом без нее не возвращаться. Убедившись в невозможности найти сестру, братья осели в разных странах, основав царские династии: Кадм основал семивратные Фивы, Феникс – Финикию, а Килик – Киликию.

Ханаанский владыка Агенор был знаменит своими детьми и потомками. Европа родила от царя богов Миноса, Радаманта и Сарпедона и вышла замуж за критского царя Астерия (Астериона), который усыновил ее сыновей. Минос и Радамант при жизни прославились как справедливые законодатели и после смерти стали судьями в царстве Аида. Сарпедон прожил три поколения людей и, несмотря на желание всемогущего Зевса спасти своего сына, был по воле старой обликом Мойры Лахесис все же убит Патроклом во время Троянской войны, а юная обликом Мойра Атропа перерезала нить жизни зевсова сына.

Самые необычные предначертания Судьбина приготовила для Кадма и его потомков.

30. За заслуги в Титаномахии Кадм становится мужем Гармонии

Кадм оказал большие услуги олимпийским богам в борьбе с незаконным силой Тифоном. Он очаровал игрой на флейте порожденного всеобщей праматерью Геей – землей от страшного стоглавого исполина Тартара. Великан, олицетворявший самую мрачную бездонную пропасть в недрах земли, оказался очень чувствительным к музыке и отдал ему зевсовы сухожилия, чтобы сделать из них струны для семиструнной кифары и греметь песнопеньем хвалебным в честь Тифаона.

За этот подвиг Зевс решил свою внучку богиню согласия Гармонию в жены отдать без подарков брачных ровеснику Кадму, ибо Бессмертных он спас, чаруя Тифона игрой на свирели, защитил в беде самого высокогремящего Зевса и возвестил о дне свободы Олимпа.

Гармонию называют дочерью «противоположных» богов.

Нонн Панополитанский поет, что Афродита в тайной связи зачала сего младенца Арею, семени тайного ложа стыдясь и разоблаченья, не вскормила малютку матерь – с небесного лона отнесла, прижимая к сердцу нежною пястью, в домы Электры младенца. Богини рождения Оры приняли только дитя у нее, и взбухшие груди матери исходили густым белеющим млеком. Приняла мнимую дочерь Электра, кормить ее стала грудью, как и Эматия, только рожденного ею сына, и с равным вниманьем она к груди подносила ладонью, кормящей своею сие двойное потомство.

Когда Гармония стала девушкой, в доме Электры Кадм появился внезапно, а вслед за ним явился зевесов вестник Гермес с жезлом привычным в деснице. Он сказал Плеяде, ставшей Гармонии прекрасной приемной матерью, что Зевс-Кронион желает отдать Гармонию в жены отвратителю горестей смертному Кадму, который Бессмертных спас, чаруя Тифона игрой на свирели и возвестил о свободе Олимпа.

Гармония, гордая своим происхождением от двух олимпийских богов, сначала ни за что не хотела идти к первому смертному чужеземцу. Она не видела себе пользы женою стать нищеброда, голого попрошайки, бегущего от гнева отцова.

Точно такого же мнения был и Арей, не простивший Кадму убийства охранявшего источник огромного священного змея (дракона) бога войны, в пещере, недалеко от ворот Электры будущих Фив семивратных. Говорят, что за смерть этого дракона, Кадм нёс у Арея восемь лет искупительной службы, и даже Зевс ничего не мог поделать – ведь боги никогда не отменяют того, что сделает смертным один из них… И, конечно же, Арей желал для своей дочери от богини любви значительно лучшего мужа.

Некоторые говорят, что брак Ареса и Афродиты в это время уже трещал по всем швам. Бог кровавой войны, якобы, влюбился в свою незаконнорожденную дочь и даже с ней сочетался, подобно своему великому отцу, сопрягавшемуся в образе змея с дочерью от Деметры Персефоной. Доказательством этого являются воинственные дочери Ареса и Гармонии амазонки, наиболее известные из которых – Ипполита и Пентесилея.

Однако многие считают, и правильно, что Гармония, родившая Аресу амазонок – это не его дочь, а некая воинственная, как Афина-Паллада нимфа.

Афродита была не согласна с супругом, которому она давно отказала от ложа, хоть все еще и не была с ним в разводе. Киприда призвала свою спутницу богиню убеждения Пейто и уговорила дочь выйти замуж за Кадма. Говорят, что к этому решению фиалковенчанную богиню подтолкнула сама Мойра Лахесис.

Свадьба Кадма и Гармонии была первой, на которой присутствовали все олимпийские боги. Богиня согласия родила Кадму Автоною, Агаву, Ино, Семелу и Полидора. Кадм стал одним из могущественных правителей Греции.

Феогнид в «Элегии» говорит, что Зевсовы дщери, Хариты и Музы на Кадмовой свадьбе слово прекрасное некогда спели ему: «Все, что прекрасно, то мило, а что не прекрасно – немило». Не человечьи уста эти слова изрекли.

Диодор Сицилийский говорит, что полюбившая героя Иасиона благая богиня Деметра подарила молодым богатый урожай пшеницы, Гермес – лиру, Афина – сотканный своими руками пеплос и, кроме того, изобретенные ею флейты. Плеяда Электра, вскормившая и воспитавшая Гармонию, подарила священные обряды Великой Матери богов Реи-Кибелы вместе с кимвалами и тимпанами. Аполлон пел и играл тогда на кифаре, золотом повитые Музы – на флейтах, а другие боги восславили этот брак прекрасными речами.

Кадм подарил своей молодой супруге пеплос и изготовленное Гефестом ожерелье.

Некоторые говорят, что это ожерелье подарил Кадму сам Гефест.

Ферекид же сообщает, что ожерелье, изготовленное Гефестом, подарила Кадму Европа, получившая его ранее от Зевса. Гармония недолго владела ожерельем, но оно получило названия Ожерелья Гармонии.

31. Проклятье Гефеста – ожерелье Гармонии

После измены Афродиты с богом кровавой войны Аресом и последовавшего вскоре развода, Гефеста второй раз в жизни охватило желание жестоко отомстить, и его месть бывшей супруге оказалась намного страшнее, чем матери, которая лишь день просидела прикованной в изготовленном им чудесном кресле. Гефест не мог и не хотел причинить телесных мучений богине красоты любви, и он замыслил создать особое ожерелье.

Получилось ожерелье дивной красоты – с крученого золотого обода спускались семь тончайших ажурных цепочек; шесть кончались алыми, как кровь, драгоценными камнями, а средняя была украшена изумительно сверкающим громадным алмазом, похожим на огромную слезу. Ожерелье было подобно дивному гибкому змею, с хребтовиной из сверкающих звезд! Оно все искрилось блеском камней многоцветным в яркий солнечный день поверхности моря подобно.

Ожерелье было не просто красивым – оно делало его владелицу прекрасной, как сама фиалковенчанная Афродита, но самое главное – в нем заключалось страшное по силе проклятие, ибо оно было пропитанным ядом особым, изготовленным могучей подземной богиней-волшебницей Гекатой трехликой. Это ожерелье должно было приносить несчастье всем его обладателям, и каждая владелица его неизбежно должна была рухнуть под гнетом непереносимых бедствий. Ожерелье и проклятье в нем заключенное обрекало на несчастье всех потомков неверной жены доброго, но очень ревнивого олимпийского кузнеца хромоногого.

Первой владелицей ожерелья, изготовленного искусным хромцом обеногим стала Гармония, и ее имя стало именем проклятья Гефеста. От матери Ожерелье Гармонии перешло к третьей дочери Гармонии Агаве. Участвуя в буйствах менад, Агава обезумела и разорвала на части своего сына Пенфея, затем принесла его голову Кадму, принимая ее за голову льва. От Агавы Ожерелье Гармонии перешло к возлюбленной Зевса ее сестре Семеле, и полную свежей прелести деву поразила молния жгучая Громовержца. Неизвестно владела ли проклятым ожерельем третья дочь Гармонии Ино, но она сошла с ума. Старшая дочь Кадма и Гармонии Автоноя была матерью юного охотника Актеона, превращенного не знающей к смертным жалости богиней охоты и дикой природы Артемидой в оленя и растерзанного собственными собаками. Автоноя так убивалась о сыне, что удалилась в поселок Эриний и вскоре умерла там от горя. Так все дочери богини Гармонии (внучки Киприды златой) рухнули под копытами неизбежной Судьбы.

От дочерей Кадма Ожерелье вскоре попало к царице Фив семивратных Иокасте, которая много лет прожила в браке героем Эдипом, не ведая, что он – ее сын, а когда узнала – повесилась.

Проклятье Гефеста, обрекавшее на несчастья владелиц ожерелья Гармонии, было усилено проклятьем, обрушимся на Лая, совратившего и похитившего сына Лая Хрисиппа.

32. Полидор и Никтеида рождают Лабдака. Антиопа от Зевса рожает Зефа и Амфиона

Отец Лая и дед Эдипа Лабдак был третьим царем Фив после своего деда Кадма и отца Полидора. Когда умер сын Кадма и Гармонии Полидор, Лабдак был ещё мал, и опекуном был назначен Никтей.

Гигин и Нонн Панополитанский говорят, что Антиопа была дочерью Никтея, сына Посейдона и Плеяды Келейно. Гомер же в «Одиссее» рассказывает, что Антиопа была дочерью речного бога Асопа. Павсаний тоже считает, что был Антиопе Асоп глубокопучинный отцом. Скорее всего, что правы и те, и другие, если Асоп был божественным отцом, а Никтей – смертным, как это часто бывает у знаменитых героев и героинь. Однако некоторые говорят, что Никтей был старшим сыном Хтония, одного из пяти спартов, выросших из посеянных Кадмом зубов убитого им дракона.

Никтей и его брат Лик родились и выросли в Эвбее, но, убив орхоменского царя Флегия, были вынуждены бежать на родину отца в Фивы. Здесь Никтей выдал свою дочь Никтеиду за фиванского царя Полидора, которая родила Лабдака. Другую дочь Никтея красавицу Антиопу соблазнил Зевс в образе сатира.

Прямой греческий нос на загорелом лице, громадные синие глаза и огромный хвост русых волос делали стройную, как богиня охоты Антиопу похожей на прекрасную юную гетеру, и Зевс не мог пройти мимо такой дивной девы. Он попросил бога виноградарства и виноделия Диониса устроить шумное празднование. Вакх любил праздники в свою честь, и горе ждало тех девушек и женщин, которые отказывались от гуляний, перерастающих в буйные вакханалии. На шумном сельском празднике Зевс, прикрывшись обличьем резвого косматого сатира с рогами и копытами, сгреб испуганную деву в охапку и, не обращая внимания на ее крики, потонувшие в праздничном шуме, силой заставил робкую деву любовью и лаской с ним сочетаться. Когда Антиопа почувствовала под косматой личиной сатира великого бога, она уже радостно позволила Зевсу еще раз любовью с ней насладиться.

Семя могучего бога не бывает бесплодным. Четырнадцатилетняя Антиопа, сколько могла, скрывала беременность от строгого отца, плотно затягивая живот тугими повязками. Некоторые говорят, что когда Никтей узнал о скрытом грузе, что носила дочь, и она сказала ему, что виновник ее беременности Зевс, он дико завопил:

– Нет, не могу я поверить, чтобы тайно, уподобившись злодею повадкой, к тебе сам Зевс, из богов величайший, под видом козлоногого сатира в спальню прокрался.

Другие говорят, что боясь гнева строгого отца, незамужняя Антиопа тайно родила двух близнецов – Зефа (Зета) и Амфиона и с грудными сыновьями на руках бежала в город Сикион, где, благодаря своей красоте, быстро вышла замуж за внука Гелиоса сикионского царя Эпопея, который усыновил ее детей.

Опасаясь отца, Антиопа бежала в Сикион к царю Эпопею, и охваченный тоской по дочери, Никтей умер. Брат Никтея Лик был избран фиванцами стратегом и, захватив власть в малолетство Лабдака, правил в Фивах 20 лет.

Возмужавший Лабдак взял власть в Фивах в свои руки, но, потерпев поражение в войне с афинским царем Пандионом, умер, толи от раны, полученной в битве, толи был растерзан обезумившими вакханками. Лабдак оставил годовалого сына Лая от женщины, имя которой история не сохранила. Реальным властителем Фив стал опять стратег Лик.

33. Лаий – сын Лабдака

По предсмертной просьбе Никтея наказать нечестивую дочь Лик отправился походом на Сикион, и покорил его, убив Эпопея и взяв в плен Антиопу. Вскоре из-за красоты младшей дочки Никтея Лик сделал ее любовницей, и за это жена его Дирка возненавидела соперницу. Она держала Антиопу в заточении и жестоко обращалась с ней, хуже, чем с рабыней, выросшей не в доме. Когда воспитанные киферонским пастухом дети Антиопы Зеф и Амфион выросли, они убили вакханку Дирку, привязав ее к рогам дикого быка.

Зевс простил сыновьям это преступление, но Дионис разгневался на Антиопу, и она, сойдя с ума, блуждала по Элладе, пока не встретилась с Фоком, который излечил ее и взял в жены.

Некоторые говорят, что Гермес запретил убивать Лика Амфиону, которого он научил пользоваться лирой, привлекая своей игрой зверей и камни.

Другие говорят, что сыновья Антиопы не простили Лику насилия над матерью и, собрав войско, победили его в сражении.

Возмужав, сын Лабдака Лай (или Лаий, как считают некоторые) нашёл гостеприимство у сына Тантала Пелопа, царя города Писатиды. Над Пелопом тяготело зевсово проклятие как на сыне нечестивого героя-зевсоборца Тантала, а также из-за того, что и трон, и свою жену Гипподамию он получил благодаря вероломству, совершенному вместе с возницей Эномая Мертилом. Пелоп выиграл конное состязание у царя города Писы Эномая и потому смог жениться на его дочери. Сын нечестивца Тантала, обманув Мертила, не позволил ему провести обещанную ночь с Гипподамией и коварно сбросил его со скалы в море. Перед смертью Мертил успел проклясть Пелопа.

Гигин в «Мифах» говорит, что Амфион и Зет, сыновья Зевса и Антиопы, дочери Никтея, по приказанию Аполлона построили стену вокруг Фив вплоть до места сожжения огненным видом Зевса Семелы, и отправили в изгнание Лая, сына царя Лабдака, а сами стали царствовать.

34. Пелоп проклинает Лайя, похитившего Хрисиппа

Скрываясь от захватчиков фиванского трона Амфиона и Зефа, Лай, нашедший убежище у Танталида Пелопа, находился в опасности, так как над Пелопом тяготело двойное проклятие.

Зевс проклял весь род своего нечестивого сына Тантала за то, что тот, допущенный к пирам богов, раскрывал их тайны и похищал амбросию. Это проклятие Зевса долго не касалось Пелопа, которого боги чуть не съели, когда его зарезал отец и приготовил из него горячее блюдо для угощения богов с целью проверки их всеведения. Боги оживили Пелопа и даже сделали ему из слоновой кости новую лопатку, которую успела съесть Деметра, пребывавшая горестной рассеянности из-за пропажи любимой дочери Коры…

Второе проклятие касалось уже не отца Пелопа Тантала, а его самого – возница Эномая Миртил перед смертью успел проклясть Пелопа и весь его род.

Больше всего на свете Пелоп любил своего побочного сына Хрисиппа. Из-за его красоты в него влюбился фиванский царь Лай. Говорят, что это случилось в Немее на играх.

Когда Лай стал учить Хрисиппа езде на колеснице, они виделись каждый день, и Лай овладел юношей, щеки которого еще не покрыл даже первый пушок. Не желая расставаться с возлюбленным, Лай обманным путем похитил его и увез.

Страбон в «Географии» рассказывает, что у критян существует своеобразный обычай относительно любви, когда мужчины добывают себе возлюбленных не убеждением, а похищают их. Любовник предупреждает друзей дня за 3 или более, что он собирается совершить похищение. Если похититель при встрече окажется одним из равных мальчику или даже выше его по общественному положению и в прочих отношениях, тогда друзья преследуют похитителя и задерживают его, но без особого насилия, только отдавая дань обычаю; впрочем, затем друзья с удовольствием разрешают увести мальчика. Если же похититель недостоин, то мальчика отнимают.

Достойным любви считается мальчик, отличающийся не только красотой, но мужеством и благонравием. Одарив мальчика подарками, похититель отводит его в любое место в стране. Лица, принимающие участие в похищении, следуют за ним. После двухмесячных угощений и совместной охоты (так как не разрешается долее задерживать мальчика) они возвращаются в город. Мальчика отпускают с разными ценными подарками. Похищенные или «выбранные стоять рядом для помощи в бою» получают почётные права: при хоровых плясках и состязаниях в беге им представляют самые почётные места и разрешают носить особую одежду для отличия от других – одежду, подаренную им любовниками…

Хрисипп был похищен Лайем не по уговору, а тайно. Поэтому разгневанный Пелоп, угрожая войной, потребовал его обратно, но вскоре Хрисиппа не стало – юная Мойра Атропа бесстрастно перерезала его тонкую, как паутинка нить жизни. Некоторые говорят, что юноша не вынес позора и покончил с собой, потому что любовь мужчины к юноше в Греции считалась возвышенной, однако любовь юноши к мужчине таковой не считалась и он не должен был отдавать свое тело в разврат.

Клавдий Элиан в «Пестрых рассказых» говорит, что первым, кто почувствовал влечение к прекрасным отрокам, был фиванский царь Лаий, похитивший сына Пелопса, Хрисиппа. Согласно многим греческим преданиям, Лай считался изобретателем любви к юношам. С тех пор привязанность к красавцам фиванцы стали считать благом.

Согласно Афинею, Хрисипп от стыда покончил с собой.

Гигин же утверждает, что Хрисиппа, незаконного сына Пелопса, из-за его красоты похитил в Немее на играх Лай, сын Лабдака. Пелопс, угрожая войной, потребовал его обратно. Атрей и Фиест убили Хрисиппа по наущению их матери Гипподамии. Когда Пелопс уличил Гипподамию, она покончила с собой.

За то, что Лай обманом увёз Хрисиппа в Фивы, он был проклят Пелопом. Пелоп произнес страшное проклятие похитителю, довлевшее над всем его родом, скрыто передаваясь по наследству, сыну и внукам Лая, пока сила проклятия не была подорвана смертью Эдипа, который после полной горестей жизни по воле Зевса был очищен и осенен тихой смертью.

Мойра Лахесис хорошо относилась к Пелопу, считая, что сын не должен за отца отвечать – нечестивого героя Тантала. Поэтому проклятье Пелопа по воле вещей Ткачихи привело к несчастьям в жизни Лая и его потомков.

Афмион не долго правил в Фивах. В то время совсем молодые по божеским меркам могучие дети Зевса от богини Лето стрелолюбивые Аполлон и Артемида, никому не прощавшие ни малейшей вины, жестоко покарали спесивую фиванскую царицу Ниобу, убив 7 ее сыновей и 6 дочерей. Хвастливая Ниоба, дерзнувшая поставить себя выше Лето из-за того, что она имела в семеро больше детей, превратилась в плачущий камень, а Амфион от непереносимого горя лишил себя жизни, бросившись на меч.

Воцарившись в Фивах после гибели Амфиона и Ниобы, Лай женился на дочери знатного потомка древних Спартов Менекея совсем юной Иокасте. Лай стал первым из потомков Лабдака – лабдакидов, правящих в городе Кадма – Фивах семивратных, получивших название по имени дочери речного бога Асопа Фивы, жены Зефа, а число ворот – по числу сыновей (и дочерей) Ниобы и Амфиона.

Брак Лая и Иокасты можно было бы назвать счастливым, если бы у них были дети, но бог и владыка знаменитейшего в Греции храма трижды запрещал Лаю жениться и иметь детей. Поскольку прорицания и, особенно прорицания аполлоновой девы в Дельфах играли роковую роль в самые ответственные периоды жизни Эдипа, то о прославленном храме следует рассказать подробно.

35. Древнее прорицалище

Древние предания говорят, что Зевс, из богов величайший, выпустил с западного и восточного предела мира двух орлов, а в точку их встречи метнул камень, символизирующий центр мироздания – Омфал (Пуп Земли). Страбон говорит, что этот миф про орлов или воронов придумал Пиндар. Омфалом называется исходная точка, упорядочивающая пространство и время, дающая начало четырем сторонам света и, таким образом являющаяся символическим отображением высшего разума в мире.

С тех пор, как поет Еврипид, две Горгоны блюдут Пуп Земли.

Другой миф утверждает, что омфал был именно тем особенным камнем, завернутым в пеленку, который проглотил вместо Зевса его родитель Крон хитроумный с сердцем жестоким.

Некоторые говорят, что омфал был могилой священного дельфийского Змея Пифона – Дельфиния, то есть изначально он представлял собой надгробный камень, служащий точкой соприкосновения между мирами живых и мёртвых, выступая центром всего мироздания.

По древним преданиям в центре мироздания находился древний оракул, которым Гея владела совместно с прорицательницей горной нимфой Дафной, а затем – Гея с Посейдоном. Или основателем древнего оракула Пифо был сын Посейдона и нимфы Клеодоры Парнас, именем которого была названа гора Парнас и Парнасская роща. Кроме того, искусство производить гадание по полету птиц, говорят, было открыто тем же Парнасом. Кроме того, благодаря Парнасу, Аполлону и связанным с ними Фриям, в Дельфах получила распространение клеромантия – гадание по жребию. По жребию в Дельфах так же определялась и очередность вопрошавших граждан, за исключением привилегированных лиц и общин.

По свидетельству Павсания есть у эллинов поэма, и название этой поэме «Эвмолпия»; приписывают этот эпос Мусею, сыну Антиофема. В поэме сказано, что этот оракул принадлежал совместно Посейдону и Гее и что Гея прорицала сама, а служителем (и истолкователем) Посейдона в вещаниях был Пиркон. Эти стихи гласят так:

– Тотчас им Гея-Земля сказала мудрое слово, с нею Пиркон, служитель славного Энносигея.

С течением времени, говорят, та доля, которая принадлежала Гее, была ею отдана Фемиде, а Аполлон от своей бабки Фемиды получил ее в подарок. Посейдону же, говорят, за его часть прорицалища Бог лавроносный дал взамен остров Калаврию, против Трезена. В доказательство этого Павсаний приводит следующее изречение:

– Ведь безразлично, Делосом ли властвовать иль Калаврией, местом Пифона священным иль ветрообильным Тенаром.

Когда олимпийцы победили древних Титанов и отовсюду вытеснили этих могучих стихийных богов, Гея действительно передала свое прорицалище второй супруге Зевса своей дочери от плодовитого Неба – Урана Титаниде Фемиде. При этом всеобщая праматерь сделала это не вполне добровольно, а по принуждению своего царственного внука, который отбирал все, что можно было отобрать у древних богов.

Когда Фемида стала богиней правосудия, она передала Дельфийский оракул своей милой сестре Титаниде Фебе. Феба же передала оракул своему внуку Аполлону как подарок при его рождении.

В гомеровском гимне поется, что передача оракула произошла после убийства Аполлоном сына Геи змея Пифона, охранявшего отроги Парнаса.

После очищения от скверны убийства Пифона Аполлон мог вступить во владение оракулом, с целью возвещать волю отца своего Зевса и содействовать наступлению в Элладе лучших и более просвещенных времен. Тёмные хтонические пророчества Земли уступили место воле Зевеса, отца всех бессмертных и повелителя смертных, и устроителя нового Олимпийского космического порядка, словесным выразителем которой выступил лучезарный Феб.

Теперь не только в Дельфах, но по всей солнечной Элладе стали прославлять светоносного Аполлона в священных гимнах и называть его Пифийским, а также Стреловержцем, Дальновержцем и Сребролуким; теперь он стал и Дельфийским.

Павсаний говорит, что к Келено, дочери Гиама, от Аполлона родился (сын) Дельф, по имени которого дано название городу, сохраняющееся за ним и до сих пор. Хотя некоторые утверждают, что Дельфы получили свое имя от змея Пифона- Дельфиния, потому что Дельфы окрестные жители долгое время называли еще Пифоном.

Герои Дельф и Амфиктион – эпонимы города и Амфиктионии, как указывает в своей «Естественной истории» Плиний Старший, обращались к гаданиям по внутренностям животных, по знакам и снам, некоторые жрецы, согласно Павсанию, пользовалась гаданием по огню.

Другие же говорят, что название Дельфы произошло от Дельфина, в которого обратился Аполлон, когда приказал плывущим из города Миноса Кносса критянам стать первыми жрецами его нового храма.

Лавроносному богу предстояло основать свой храм – прорицалище (храм с оракулом), которому по воле Мойр, непреложных дщерей жутколикой Ананке, надлежало стать знаменитейшим храмом сначала Греции, в потом и всей обитаемой Ойкумены. Феб твердо решил овладеть искусством предсказания, но это желание исполнилось не скоро.

Аполлодор говорит, что основам прорицания Аполлона научил сын Гермеса и нимфы Дриопы деревенский бог всей природы Пан.

Впрочем, по мнению некоторых, Пан сам обрел необычные способности, благодаря пущенной Дальновержцем стрелы, наконечник которой так и остался в голове простодушного косматого бога с козлиными копытами и рогами. Молодой Феб никому ничего не прощал. За неправедный суд он надрал фригийскому царю Мидасу уши, превратив их в ослиные, а вступившемуся за друга Пану, пустил в голову стрелу, которая, к счастью, оказалась не губительной.

В первые годы существования Дельфийского храма Аполлон вынужден был скрывать свое неумение прорицать для чего он придумал особенную процедуру прорицания, когда Пифия произносила малопонятные людям фразы, а специальные жрецы – профеты их растолковывали, как хотели.

36. Основание храма в Дельфах

Аполлона очень заинтересовало древнее прорицалище, которое охранял Пифон. Здесь не было каких – либо зданий, был лишь жертвенник, но земля была священной, ибо на ней когда-то прорицала великая праматерь всего сущего Гея. Аполлон решил в честь победы над Пифоном основать на этом месте собственный храм, и он торжественно объявил:

– Здесь, на склоне Парнаса, кровью змея Пифона омытом, в самом центре земли, будет выситься мой прекраснейший храм. Чтоб прорицалищем был для людей он, которые вечно станут сюда пригонять безупречные мне гекатомбы, – в пелопоннесском ли кто обитает краю плодоносном, на островах ли, водой отовсюду омытых, в Европе ль. Будут они вопрошать мой оракул. И всем непреложно в храме моем благолепном начну подавать я советы устами жрицы – Пифии-девы.

Древние предания о строительстве первых дельфийских храмов полны поэтических вымыслов.

Самый древний храм Аполлона, как говорит Павсаний, был выстроен из лавра, и сучья лавра были доставлены от деревьев, растущих в Темпах. Этот храм по внешнему виду скорее можно было бы назвать похожим на большую, но ветхую хижину.

Каллимах же поет, что в возрасте 4 лет начал бог строить храм на Делосе из рогов кинфийских ланей, убитых его милой сестрой Артемидой.

Затем храм на южном скалистом склоне Парнаса возник воздушный – из перьев и пуха белых лебедей с Пактола, которые первыми восславили новорожденного Аполлона. Невесомое здание храма парило в воздухе, словно было таким же легким, как лебяжий пух. Пчёлы принесли из страны гипербореев воск, который стал соединяться с лебяжьими перьями и пухом, и все стало тяжелеть и, плавно кружась, опускаться на землю. Этот храм, по словам дельфийцев, впоследствии был послан Аполлоном к гипербореям.

Следующий храм был построен из зелени растущего в горах папоротника неким дельфийцем, по имени Птерас. Некоторые говорят, что храм из папоротника был унесен в любезную сердцу Феба Гиперборею, хотя другие говорят, что храм из папоротника сгорел.

После того как сгорел храм из папоротника был построен медный храм, который, как говорят, был совместным творением олимпийского художника и мудрой Афины, что маловероятно, поскольку одни говорят, что он провалился в расщелину земли, другие – что он расплавился от огня, охватившего землю во время битвы с Титанами или с беззаконным силой исполином Тифоном.

Пиндар, Павсаний и Страбон рассказывают, что Дельфийский храм построили братья Агамед и Трофоний, сыновья орхоменского царя Эргина (строителя), и на земле появилось величественное здание из белого камня и мрамора, который засверкал под взглядом солнечного Гелиоса. А сверху, с фронтона, в золоте было все, пели чудесно свою песнь чародейки. Братья попросили за сделанную работу плату у Аполлона, и тот пообещал их достойно наградить на седьмой день. Братья на седьмую ночь умерли во сне – это и было обещанным божеским вознаграждением. Возможно, с легкой руки Аполлона стали говорить, что боги любят молодых, т.е. даруют легкую смерть молодым, которые, благодаря такому дару избегают ужасных мучений, связанных с дряхлостью и болезнями гнусной старости.

Говорят, что и этот храм сгорел в архонтство Эрксиклида в Афинах, в первый год 58-й олимпиады, когда победил Диогнет из Кротона. Геродот считает этот пожар случайностью. Теперешний же храм богу амфиктионы (племена и народы, живущие вокруг святилища) построили на священные деньги. Строителем его был, согласно Павсанию, Спинфар из Коринфа. Собрание здесь эллинских племен установил Амфиктион, сын Девкалиона, и поэтому все собирающиеся здесь получили наименование амфиктионов.

Вновь построенный храм некоторые называют храмом Алкмеонидов, так как именно этому афинскому роду был передан подряд на строительство. Говорят, что вновь воздвигнутый храм был еще более великолепный: фасад был из паросского мрамора, лучшего в Греции. Храм Алкмеонидов был разрушен землетрясением и после этого опять перестроен.

37. Первые жрецы Дельфийского храма [9]

Однако было вновь созданное святилище еще пустым, и не имело названья. Как рассказывает гомеровский гимн Аполлону Пифийскому, начал в уме своем тут размышлять Аполлон -Дальновержец. Как бы ему и кого из людей привести в это место, чтобы жрецами его они стали в Пифоне скалистом.

Так размышляя, узрел бог лучезарный в дали винно-черного моря быстро плывущее судно. Везло оно много мужей благородных, критян из критского города Кносса, – и сразу решил, что совершать станут жертвы и всем возвещать предсказанья золотолукого Феба-властителя, что б ни изрек он, из-под Парнасской скалы прорицанья давая из лавра. Ради богатств и товаров они на судне своем черном плыли в песчанистый Пилос, к родившимся там людям. Вдруг повстречался им Феб-Аполлон.

И Аполлон, узрев вдали плывущее судно, закружил его по морю и перестал подчиняться рулю превосходный корабль их, – дальше пошел самовольно вдоль тучного Пелопоннеса: Легким своим дуновеньем его направлял потихоньку царь Аполлон дальнострельный.

Так вел корабль сын Крониона, Аполлон-повелитель. К Крисе пришли они, издали видной, богатой лозами, в просторную гавань. И врезался в берег песчаный корабль мореходный. Из корабля поднялся тут наверх Аполлон, видом средь белого полдня звезде уподобившись; искры сыпались густо с нее; достигало до неба бога сиянье. В храм он спустился, пронесшись дорогой треножников ценных. Сверкнув ярко лучами, зажег он в святилище небесное пламя, и осветилась вся Криса сияньем. И громко все закричали от Аполлонова взблеска, и ужас объял всех благоговейный.

Образ, приняв весьма молодого и сильного мужа, длинные кудри которого на широкие падали плечи, громко Феб критян окликнул и слово крылатое крикнул:

– Странники, кто вы? Откуда плывете дорогою влажной? Едете ль вы по делам иль блуждаете в море бесцельно, как поступают обычно разбойники, рыская всюду, жизнью играя своею и беды неся чужеземцам? Что так печально сидите вы здесь, отчего не сойдете на берег вы, отчего не свернете снастей корабельных? Нет меж трудящихся тяжко людей, кто бы делал иначе, после того как на черном своем корабле быстроходном к суше пристанет, трудом изнуренный; душой его тотчас овладевает желанье великое сладостной пищи.

Так он сказал и сердца их отвагою бодрой наполнил. Кормчий – начальник критян немедля в ответ ему слово такое промолвил:

– О чужестранец! Осанкой и всем своим видом походишь ты не на смертнорожденных людей, – на бессмертного бога. Дай мне, прошу я, правдивый ответ, чтоб доподлинно знать мне: что за земля, где пристал наш корабль? Что за край? Что за смертные здесь обитают? Плыли домой мы другою дорогой, другими путями: против желания кто-то сюда нас привел из бессмертных. Им, на их речь отвечая, сказал Аполлон-Дальновержец:

– Странники! В Кноссе, богатом деревьями и лозами, вы обитали раньше. Но ныне домой вы к себе не воротитесь больше, в город возлюбленный ваш и в прекрасные ваши жилища. Здесь вы получите храм мой богатый, здесь вы останетесь жить, почитанием пользуясь общим. Сын я великого Зевса. Горжусь я быть Аполлоном. Вас же сюда я привел чрез великую бездну морскую, не замышляя вам зла. Богатейший мой храм во владенье зесь вы получите, всеми людьми почитаемый много. Волю бессмертных вы будете знать и, богов изволеньем, станете жить в величайшем почете во вечные веки… Ну, а теперь поскорее соорудите мне жертвенник здесь высоко над прибоем, и разожгите огонь, и ячмень принесите мне в жертву, и обступите алтарь, и молитву ко мне сотворите. И возлиянья свершите блаженным богам олимпийским. После ж того как свой голод вы сладкой едой утолите, вместе идите со мною, пэан распевая, доколе вы не придете в страну, где получите храм богатейший.

Так бог промолвил. Они же приказу его подчинились и сделали все, как он приказал.

После того как желанье питья и еды утолили, все и двинулись в путь. Во главе их пошел Аполлон-златолирник, с лирой блестящей в руках, превосходно и сладко играя, дивно, высоко шагая. И, топая дружно ногами, критяне следом спешили в Пифон и пэан распевали, как распевается песня у критян, которым вложила в груди бессмертная Муза из аполлонова хора искусство сладчайшего пенья. Неутомимо на холм поднимались они и достигли вскоре Парнаса и края уютного, где предстояло жить им остаться теперь, почитанием пользуясь общим. Храм свой богатый он им показал и святилища в храме.

Но нерешимостью в милой груди волновалась душа критян, и, вопрошая владыку, кормчий сказал:

– О повелитель! Сюда, далеко от друзей и отчизны, нас ты завел, ибо так твоему пожелалося сердцу. Как же, однако, мы будем тут жить? Укажи нам, владыка! Ни виноградников нет здесь, ни лугов в этом крае прелестном, чтобы прожить хорошо и не хуже людей оказаться.

И, осветившись лучезарной улыбкой, ответствовал им Аполлон дальнострельный:

– Вечно вы ищете духом нестойкие, глупые люди, тягостных мук для себя, и забот, и душевных стеснений! Легкое слово скажу я и в души его заложу вам: В правую руку возьмите вы жертвенный нож и закланью будете скот предавать, что сюда чередой непрерывной станут ко мне пригонять племена знаменитые смертных. Храм сторожите священный и людей принимайте, сколько б сюда ни пришло их, и, волю мою соблюдайте. Если же слово пустое за вами замечу иль дело, если проявите гордость, что часто меж смертных бывает, – люди другие тогда властелинами станут над вами, и в подчиненье у них навсегда вам придется остаться.

Возрадовались критяне, только сейчас поверив, свалившемуся на них с небес счастью. Кормчий первым затянул хвалебный гимн в честь лучезарного бога. Затем и остальные моряки запели своими хриплыми голосами, славя щедрость того, кто назвал себя Аполлоном. И стали эти моряки первыми жрецами храма Аполлона.

После основания Дельфийского храма Аполлон получил новый эпитет – Феб – указывающий на чистоту, блеск и дар прорицания, хотя и все прежние эпитеты Аполлон сохранил.

38. Дельфийский храм

Дельфийский храм был хорошо известен воспевшему славу Эллады Гомеру. Так, например, Ахилл быстроногий говорит хитроумному Одиссею:

– В храме Феба пророка в Пифосе, утесами грозном, можно все приобресть, и волов тихоходных, и овец среброрунных, можно стяжать и прекрасных коней, и златые треноги. Душу ж назад возвратить невозможно; души не стяжаешь, вновь не уловишь ее, как однажды из уст излетела.

Со всех концов Греции, и даже со всей обитаемой земли – Ойкумены люди стали приходить в Дельфы, к подножию горы Парнас, месту обитания Аполлона, чтобы узнать будущее. Склоны окрестных гор изобиловали источниками, наиболее известным из которых является Кастальский, окружённый лавровыми деревьями, посвящёнными Аполлону. Около этого источника, названного по имени возлюбленной богом, увенчанным лавром, дочери бога реки Ахелоя Касталии, Музы и наяды собирались для пения под аккомпанемент своего бессменного вождя Аполлона на лире или кифаре.

На фронтоне величественного храма были знаменитые изречения-притчи Аполлона: «Познай себя», «Соблюдай границы», «Ничего сверх меры», «Укрощай свой дух» а также загадочное изображение буквы «Ε» – приношения Семи мудрецов. Говорят, что «Е» означает вопросительную частицу «εἰ» и указывает, что к Аполлону обращаются с вопросами. Можно тут видеть и медное изображение Гомера на стеле.

Павсаний же утверждает, что в притворе храма в Дельфах полезные людям для поведения в жизни правила были написаны людьми, которых эллины считают семью (в действительности их было больше) мудрецами. Это были двое из Ионии: Фалес из Милета и из Приены Биант, один из эолийцев на Лесбосе – митиленец Питтак, из дорян в Азии – Клеобул из Линда, афинянин Солон и спартанец Хилон. Седьмым Платон, сын Аристона, вместо Периандра, сына Кипсела, обозначил Мисона из Хен; Хены – это поселок на горе Эте. Эти люди, придя в Дельфы, посвятили Аполлону свои знаменитые и всюду прославляемые изречения, вроде притч Феба. Они, по мнению Павсания, и написали здесь эти изречения. В действительности эти Семь мудрецов находились под особенным покровительством пифийского бога, притчеобразные оракулы которого легли в основу их мудрых кратких изречений.

Тот же Павсаний говорит, что в самом храме находится жертвенник Посейдону, так как прорицалище в незапамятные времена принадлежало и Посейдону; стоят в храме и статуи двух Мойр Клото и Атропы, вместо же третьей из них Лахесис стоят статуи Зевса Мойрагета (Водителя Мойр) и Аполлона Мойрагета.

Некоторые говорят, что старая Ткачиха один день в месяц присутствовала в храме в облике Пифии и ее девственными устами давала самые судьбоносные оракулы.

Можно видеть здесь и жертвенник, на котором жрец Аполлона убил нового воина Неоптолема, сына храбрейшего из греков Ахилла. Недалеко от жертвенника стоит седалище Пиндара; оно сделано из железа, и, говорят, на нем восседал Пиндар, когда он приходил в Дельфы и пел те свои гимны, которые написаны им в честь Аполлона. В самую же внутреннюю часть храма допускаются лишь очень немногие, и там стоит золотая статуя дельфийского бога.

Действительно, в самом недоступном для вопрошающих месте – адитоне (внутренней части храма) находился золотой кумир Аполлона. Здесь же были лавровое дерево, священный источник и Омфал из белого мрамора с двумя золотыми орлами, которых Зевс выпустил с западного и восточного пределов мира, а в точку их встречи метнул камень, ставший центром мироздания – Омфалом – Пупом Земли.

Под Омфалом находился саркофаг с тлеющим пеплом змея Пифона. Посреди амфитеатра была площадка с расселиной в скале, из которой, как говорят, поднимались испарения ядовитого источника. Здесь же стоял принесенный в дар грекам после Платейской битвы большой золотой треножник. Это была массивная золотая чаша на медной подставке, состоявшей из трех обвивающих друг друга змей, головы которых вверху были обращены в разные стороны. Часть этой подставки до сих пор сохранилась в Константинополе.

На этом треножнике восседала Пифия и вещала или изрекала оракулы в стихах, написанных гекзаметром. Про самого же Владыку, чье прорицалище в Дельфах, Гераклит сказал, что он не вещает, не скрывает, но знаменует.

По мнению большинства, Дельфийский храм, благодаря всегда сбывающимся предсказаниям оракула стал на века духовным средоточием всей Греции.

Однако некоторые считают, что пророчества Феба всегда сбываются из-за обычной двусмысленности его речений, порой темных и не понятных. Например, лидийский царь Крез, преподнеся Дельфийскому храму множество очень ценных и богатых посвятительных даров, вопросил:

– Выступать ли мне в поход на персов и искать ли для этого союзников.

Дельфийский оракул вполне понятно, на первый взгляд, изрек:

– Если царь перейдет реку Галис, то сокрушит великое царство.

Крез истолковал оракул, полученный в Дельфах, в свою пользу и пошел войной на персидские владения и в битве под Сардами потерпел такое сокрушительное поражение, что даже сам попал в плен. С разрешения персидского царя Кира Крез отправил лидийских послов в Дельфы с приказанием возложить его оковы на пороге святилища и спросить, не стыдно ли было Аполлону побуждать Креза ложными прорицаниями к войне с персами. Прибыв в Дельфы, лидийцы выполнили поручение, а Пифия, как передают, дала им такой ответ:

– Предопределенного Роком не может избежать даже бог.

Оказалось, что Крез своим поражением искупил преступление предка в пятом колене. И на данное ему предсказание Крез жалуется несправедливо. Ведь Аполлон Локсий предсказал: если Крез пойдет войной на персов, то разрушит великое царство, под которым бог подразумевал царство самого Креза.

39. Обращение к дельфийскому оракулу

Обращение к оракулу для большинства паломников начиналась с жертвоприношения, которое было не умилостивительным, а необходимым для того, чтоб по поведению жертвенного животного понять, расположен ли бог в этот день отвечать или давать советы этому паломнику.

Лукиан в сочинении «О пляске» говорит, что на Делосе даже обычные жертвоприношения не обходились без пляски, но сопровождались ею и совершались под музыку. Собранные в хоровод отроки под звуки чарующих переливов флейты или струн кифары мерно выступали по кругу, а самую пляску исполняли избранные из их числа лучшие плясуны. Поэтому и песни, написанные для этих хороводов, носили название «плясовых припевов», и вся лирическая поэзия полна ими.

Плутарх говорит, что оракул не может быть вопрошаем, если жертва (коза) не дрожит всем телом, от копыт до рогов, когда на нее совершают возлияния. Недостаточно, чтобы жертва двигала только головой, надо, чтобы все ее члены дрожали вместе, охваченные трепетом и судорогами. Что же касается быков и кабанов, то им дается ячневая мука или стручковый горох; если же они отказываются от этого угощения, то считается, что животные нездоровы и для жертвоприношения не подходят.

Ион в одноименной трагедии Еврипида говорит:

– Принесите жертву перед домом, и когда от Феба ждете слова, так сюда входите, – но без жертвы входа нет во храм.

Если бог готов был дать оракул, то вопрошающий совершал омовение водами священного Кастальского ключа, чтобы пройти телесное очищение.

Вопрошающе должны были внести соответствующую плату. Говорят, что в древнее время в качестве платы достаточно было внести жертвенную лепешку. Впоследствии размер платы определялся договорами Дельф с различными общинами.

Например, договор между Дельфами и ликийскими фаселитами, устанавливал для общины взнос в 7 дельфийских драхм и 2 обола, а для отдельного гражданина – в 4 обола (1 афинскую драхму).

Однажды храм посетил сын Деметры, ослепленный Зевсом бог богатства Плутос, и потому после этого прорицания стали доступны лишь гражданам с немалым достатком, однако вскоре и среди них образовывались очереди.

Очередь в допущении просителей, приносивших богатые дары, определялась жребием, при этом женщинам запрещалось вопрошать оракул без посредников. Граждане Дельф имели право вопрошать оракул вне очереди. Кроме того, некоторым лицам и государствам предоставлялось почетное право вопрошать без очереди. Например, как рассказывает Плутарх, такой привилегией пользовался последний лидийский царь Крез, богатство которого вошло в знаменитую поговорку, и некоторые лидийцы после богатых посвящений в Дельфы, а также Спарта и Афины в период Пелопоннесской войны.

Однако, несмотря на частое посещение храма Плутосом, Пифия сама могла отказаться давать прорицания даже богатому и знатному человеку, осквернённому преступлением. Даже могучему сыну Зевса Гераклу, уже свершившему все 12 великих подвигов, Пифия Ксеноклея отказала в оракуле после того, как он убил сына Эврита Ифита, сбросив его в гневе с высокой скалы. Для того, чтобы понять речь Ксеноклеи не потребовался и специальный жрец профет.

– Ты убил своего гостя, – гневно изрекла Ксеноклея. – У меня нет оракулов для таких, как ты!

После выполнения всех предписанных действий, вопрошающий допускался в храм, чтобы задать свой вопрос. В непростых дельфийских ритуалах вопрошающими руководили специальные жрецы, а сопровождали их дельфийские проксены.

40. Жрицы, а не жрецы

Жрецами Аполлона обычно были мужчины, поскольку мужчины были жрецами богов, а женщины – жрицами богинь. Использование женских уст не было типичным и для Фебовых прорицалищ.

В Дидимах и Кларосе, где находились известные оракулы Феба, пророками были мужчины. В Ликийских Патарах и египетских Фивах предсказательницей была женщина.

Как рассказывает Геродот, впервые употребивший для прорицательницы слово «пифия», сам бог иногда посещает эти храмы и проводит ночь на ложе. Жрицы, как говорят, не вступают в общение со смертными мужчинами. Когда является бог и изрекает оракул (что бывает не всегда, а лишь по временам) жрицу запирают с ним по ночам в храме.

Из других оракулов лишь в Аргосе Аполлон вещал женскими устами, но там прорицалище было устроено непосредственно по дельфийскому образцу.

Плутарх рассказывает, что Пирру явилось страшное знамение: когда в жертву приносили быков, их головы, уже отделенные от тел, на глазах у всех высунули языки и стали слизывать собственную кровь. В Аргосе Аполлонида, прорицательница Ликейского бога, выбежала, безумно крича, что ей привиделся город, полный убитых, и орел, который шел в сражение, а потом вдруг исчез.

Одно из объяснений, почему в Дельфах прорицательницей была женщина, видимо, заключается в истории этого святилища. Действительно, и сама первая владелица древнего прорицалища Гея и ее спутница горная нимфа Дафна, и титаниды Фемида и Феба – все были богинями, имевшими жриц. Поэтому и Аполлон, приняв прорицалище от бабки Фебы, решил, что по древней традиции будет продолжать вещать женскими устами.

Другие считают, что Аполлон выбрал для вещания жрицу, а не жреца потому, что, наряду с ним, в Дельфах почитался и Дионис. На Парнасе совершались общие оргии в честь Феба и Вакха и в течение трех зимних месяцев, когда Аполлон был в Гиперборее, Дионис занимал его место в качестве главного божества. Оракул в это время безмолвствовал, но оргии совершались.

Плутарх говорит, что Дионису знаменитые Дельфы принадлежат не меньше, чем Аполлону. Растерзанное на семь частей тело Загрея (старого Диониса) было восстановлено Аполлоном, и он отнес их на Парнас в Дельфы.

Главными служительницами Диониса были, как известно, женщины, и потому в Дельфийском храме главной была жрица, а не жрец. Дионисийское начало обусловило и экстатический характер дельфийских пророчеств, только вместо винных возлияний, Пифия использовала дурман, исходящий от жевания лавра и вдыхания испарения из расщелины, где гнил Пифон. При этом, еще древние различали буйный экстаз с вином, разгульными танцами и неистовой музыкой, внушаемый Дионисом, и пророческое почти поэтическое вдохновение, доставляемое Аполлоном, пусть и с помощью лавра.

Павсаний рассказывает, что первой жрицей – заместительницей бога была Фемоноя, которая тоже первой стала давать пророчества в гекзаметрах. Но местная поэтесса Бойо, написавшая гимн дельфийцам, говорит, что это прорицалище было основано в честь бога людьми, прибывшими от любимых Аполлоном гипербореев; в их числе был и Олен; и что он был первым пророком вещего бога и первый, который песни составил из древних напевов. Кроме него одного, ни о ком не сохранилось памяти как о дельфийском служителе бога, но всегда говорили только о женщинах-пророчицах.

41. Жрица – неопытная и несведущая дева

Оставивший немалое литературное наследие историк и библиограф Плутарх, немалое время служивший дельфийским жрецом, рассказывая о том, почему Пифия перестала пророчествовать стихами, говорит, что первая Пифия заняла свое место прекрасно и по праву, как никто другой. Жизнь она прожила добропорядочно; но выросла в бедном крестьянском доме и сошла она в это прорицалище, не принеся с собой никакого искусства, никакого опыта, никаких особых способностей.

Ксенофонт полагает, как невеста мужу должна предстать, почти еще ничего в своей жизни, не увидев и не услышав, так и эта фебова дева, будучи почти во всем неопытной и несведущей, поистине душой своей бессмертной сожительствовала с богом.

В древнейшие времена до принятия сана Пифия могла быть замужем, но от неё обязательно требовалось целомудрие и, конечно, беззаветная преданность Аполлону.

Для Пифии в Дельфах, существовало ритуальное предписание девственности. Вкушение бычьей крови, как испытание девственности, напоминает процедуру вкушения бараньей крови в Аргосе, в храме Аполлона, расположенном рядом с храмом Геры Акреи (Владычицы горных вершин). Там, по свидетельству Павсания, пророчицей является женщина, не знающая мужского ложа; каждый месяц она ночью приносит в жертву барана, и, вкусив его крови, становится одержимой богом.

Диодор Сицилийский говорит, что в старину девственницы предоставляли оракулы, поскольку девственницы имеют природную невинность нетронутой также как и Артемида; ибо, в самом деле, девы, как предполагается, хорошо подходят для охраны тайны оракулов. В позднее время, однако, люди говорят, что Эхекрат из Фессалии, придя в храм и увидев деву, произносившую оракул, был очарован так ее красотой, что похитил и познал ее. Дельфийцы из-за этого прискорбного случая приняли закон, что в будущем девы больше не пророчествуют, но, что пожилая женщина в пятьдесят лет должна объявлять оракулы, и, что она должна быть одета в костюм девы, как своего рода напоминание о девственных пророчицах старины. Позднее, однако, в Дельфах вновь был введен прежний обычай – все возвращается на круги своя.

Пифии помогали служительницы храма, которые должны были поддерживать священный огонь, как в храме Гестии. Хранить этот огонь должны были не девушки, а женщины, по летам уже не способные к браку.

Аристофан называет Пифию чревовещательной прорицательницей потому, что ее вещание шло как бы из живота (пупка).

В самое цветущее для оракула время, как сообщает Плутарх, в период наивысшей славы святилища, в служении при нем постоянно чередовались две Пифии, а третья в случае надобности заменяла их место. Законным временем для совещаний с оракулом первоначально считался только один день в году – седьмой день весеннего месяца (7 Бисия – день рождения Аполлона, в самом начале весны, около равноденствия), когда он с наступлением теплых погожих дней возвращался из любимой им Гипербореи. Затем прорицания стали проводиться ежемесячно по седьмым числам, за исключением зимы, когда Аполлон гостил у гипербореев, а ещё позже – ежедневно, кроме особых нечистых дней.

42. Пифия, сидящая над расселиной на треножнике

В лавровых венках с шерстяными повязками, вопрошающие приносили богу молитвы и жертвы. Когда по знамению жертвы день оказывался благоприятным для совещания, тогда Пифия, после предварительных омовений, в золотом головном уборе всходила на знаменитый золотой треножник.

О треножнике Диодор Сицилийский рассказывает такую древнюю историю. Говорят, что в старину козы однажды обнаружили святыню оракула, поэтому по сей день дельфийцы предпочитают использовать коз, когда они вопрошают Оракула. Открытие произошло следующим образом. Существует пропасть в том месте, где сейчас находится то, что известно как «запрещенное» святилище, и козы обыкновенно паслись там, потому что Дельфы еще не были заселены. Постоянно какой-нибудь козел приближался к пропасти, и заглядывал в нее, начиная скакать необычным способом и издавать звуки совсем иначе, чем это они делают обычно.

Пастух, наблюдающий за козами, удивился странным явлениям, и, подойдя к пропасти и заглянув вниз, обнаружил, что это было, получив такие же переживания, как и козы, которые начали вести себя как существа одержимые и пастух тоже начал предсказывать будущие события. После того, как разнеслись слухи среди окрестных жителей о переживаниях тех, кто подошел к пропасти, все большее число людей, побывало на месте и, все они испытывали его чудодейственные свойства и становились вдохновленным. По этим причинам оракул стал рассматриваться как чудо и считается пророчеством данным святыней Земли.

В течение некоторого времени все, кто хотел бы получить пророчества, подходил к пропасти и давал свои пророческие ответы другим. Однако позже, так как многие стали прыгать вниз в пропасть под влиянием безумия и все без следа исчезали, жителям этого района, показалось лучше, с целью устранения риска, оставить одну женщину, как единственную пророчицу для всех, и вопрошать оракулов через нее. И для нее мастерами было разработано специальное приспособление, которые она могла бы безопасно устанавливать, а затем подвернуться вдохновению и дать пророчества для тех, кто того пожелает. И это приспособление имеет три опоры и, следовательно, называется треножник, и все бронзовые треножники, делались и по сей день делаются в подражание этого изобретения.

Гигин в «Мифах» рассказывает, что на четвертый день после того, как родился Аполлон, он отомстил за мать: он пришел на Парнас, убил стрелами Пифона (отчего стал называться Пифийским), положил его кости в треножник, который поставил в своем храме.

Хор в «Ионе» Еврипида призывает блаженную Победу, из златых дворцов Олимпа в дом пифийский снизойти, где очаг средиземельный, где с треножника, который пляскою святой прославлен, слово вещее слетает. Сам Ион говорит, что на освященный треножник села дочь Дельфов и эллинам прорицанья поет, Фебовы, угадывая речи.

Перед пророчеством Пифия, омывшись в Кастальском источнике, надевала золототканную одежду, распускала волосы, надевала на голову венок из лавра и спускалась в адитон (святая святых). Там она пила из источника, жевала лавр, садилась на высокий треножник и, вдыхая дурманящие испарения, поднимавшиеся из расселины, принималась пророчествовать.

Павсаний говорит, что вода источника Кассотиды течет под землей и в святилище бога дает женщинам дар пророчества. Говорят, что та, которая дала водоему свое имя, была одною из нимф на Парнасе.

Напившись воды из Кастальского источника и нажевавшись лавра, Пифия окуривала себя лавром и ячменной мукой. При этом, Аполлонова дева от дурманящих лавра и испарений из расщелины впадала в особый экстаз, подобный наркотическому или очень сильному опьянению. Однако пифийский (аполлоновский) экстаз не был похож на истерическое безумство вакханок и менад (Дионисийский экстаз).

Платон сравнивает экстаз Пифии с поэтическим вдохновением, идущим от Муз, бессменным вождем которых был Аполлон, и с любовным экстазом Афродиты.

Согласно Плутарху, дельфийский бог довольствуется передачей Пифии лишь неясных видений в лучах света, освещающего будущее; в этом и заключается вдохновенное прорицание – аполлоновский экстаз. Одержимые Дионисом не были способным давать предсказания. Поэтому самым главным в пророческом экстазе были все-таки не лавр, не мука и не испарения, а вдохновение, происходящее от установления тесной духовной связи Пифии с богом. Поэтому известны случаи, когда, нажевавшись лавра и надышавшись окуриваний и испарений, Пифия, шатаясь, слезала с треножника, не проронив ни слова, ибо так и не дождалась вдохновения (или благоприятного знамения) от бога. Исступленная Пифия, сойдя с вдохновляющего ее треножника, обретает полное успокоение, ибо треножник – это атрибут Аполлона. Впрочем, пророческий экстаз Пифии, как уже было сказано, особый – не безумно – истерический, а поэтический или любовный. Поэтому на барельефах Пифия обычно выглядит спокойной, безмятежной, сосредоточенной – как бог, вдохновляющий ее.

43. Жрицы, профеты и госсии

Мед был символом опьянения, и потому Пифию еще называли «дельфийской пчелой». Говорят, обычно она произносила неясные отрывистые и бессвязные фразы, похожие на бормотание, которые записывали и толковали особые жрецы – профеты храма, происходившие от пяти священных дельфийских родов.

Первые жрецы дельфийского храма описаны в гомеровском гимне; это были критяне из знатных, богатых семейств. В дальнейшем, как правило, жрец до занятия своей должности исполнял в Дельфах обязанности архонта-эпонима. Поэтому жрецами становились мужчины весьма преклонных лет.

Плутарх стал жрецом Аполлона на пятидесятом году жизни. Пытаясь вернуть святилищу и оракулу былое значение, он заслужил глубокое уважение амфиктионов, которые воздвигли ему статую, на постаменте которой была надпись:

– Здесь Херонея и Дельфы совместно Плутарха воздвигли: Амфиктионы его так повелели почтить.

Мы же знаем Плутарха, как выдающегося биографа, философа и моралиста.

Ион в одноименной трагедии Еврипида говорит, что жрецы и профеты к треножнику садятся близко, и этот цвет дельфийский по жребию сменяется у них.

Профетом назывался не сам пророк, а служитель бога, его вестник и глашатай. Профетами являются те, которые заняты при оракульных святилищах и которые толкуют оракулы, получаемые от жрецов.

Платон в «Тимее» говорит, то, что бог уделил пророческий дар человеческому умопомрачению, может быть, бесспорно доказано: никто, находясь в своем уме, не бывает причастен боговдохновенному и истинному пророчеству, но лишь тогда, когда мыслительная способность связана сном, недугом либо неким приступом одержимости. Напротив, дело неповрежденного в уме человека – припомнить и восстановить то, что изрекла во сне либо наяву эта пророческая и вдохновленная природа, расчленить все видения с помощью мысли и уразуметь, что же они знаменуют – зло или добро – и относятся ли они к будущим, к минувшим или к настоящим временам. Не тому же, кто обезумел и еще пребывает в безумии, судить о собственных видениях и речениях!

Отсюда и возник обычай, чтобы обо всех боговдохновенных прорицаниях изрекало свой суд приставленное к тому племя истолкователей. Правда, их и самих подчас называют пророками, но только по неведению, ибо они лишь разгадывают таинственные речения и видения, а потому должны быть по всей справедливости названы никак не пророками, но толкователями при тех, кто прорицает.

Однако не всегда прорицатель и истолкователь были разными служителями бога. Геродот рассказывает о святилище Аполлона Птойского. Храм этот называется Птойским, а принадлежит фиванцам и расположен за Копаидским озером у подошвы горы в непосредственной близости от города Акрефии. Когда человек по имени Мис пришел в храм в сопровождении трех выбранных общиной людей для записи прорицаний, как вдруг главный жрец изрек оракул, но на каком-то варварском языке. Фиванские провожатые пришли в изумление, услышав варварскую речь вместо эллинской, и не знали, как им поступить. А Мис выхватил у них принесенную дощечку для записи и стал записывать на ней слова прорицателя, который был и жрецом.

Обычно жрецы участвовали в прорицании, как посредники между Пифией и вопрошающими, но в действительности, они нередко оказывали большое влияние не только на форму, но и на содержание ответа. Более того, некоторые говорят, что в иные времена профеты сначала составляли оракул и после этого давали его запомнить и озвучить Пифии. Конечно, это не означает, что Пифия была послушной куклой в руках профетов или жрецов храма, и все прорицание было театральной постановкой.

Плутарх, рассказывая о случае прорицания при неблагоприятных знамениях, называет профета Никандра, который бежал из адитона вместе с прочими служителями оракула и с теми, кто пришел вопрошать Пифию, испугавшись ее неистовства.

Вероятно, на протяжении веков существования дельфийского оракула, отношения между непосредственной прорицательницей Пифией и служителями храма были разными, и их роль и значение определялись личностными качествами дельфийской жрицы, профетов и других жрецов.

Геродот, рассказывая о нашествии Ксеркса, говорит, что бог запретил дельфийцам трогать сокровища храма потому, что сам сумеет защитить свое достояние. Варвары между тем были уже близко и издали могли видеть святилище. Тогда прорицатель по имени Акерат заметил, что священное оружие, которого никто не должен был касаться, вынесено из мегарона и лежит на земле. Прорицатель пошел сообщить об этом чуде людям, оставшимся в Дельфах. Как видно из рассказа знаменитого историка, Акерат был и прорицатель, и толкователь, и возвеститель воли бога. Точно так же и сам Аполлон был и толкователем воли Зевса, и его пророком.

Для того, чтобы прорицания были выражены в стихотворной форме, они перелагались в стихи состоящими для этой цели в служении при храме поэтами. Размер стихов и слог был эпический; в позднейшее время, однако, употреблялась и проза. Эти изречения давались в символической форме и отличались темнотою и загадочностью. Собрание изречений оракула – к таким сборникам часто обращались за советом – было уже у афинского тирана Писистрата.

Некоторые говорят, что из-за загадочности вещаний дельфийской жрицы Аполлон получил прозвище Локсий (вещающий иносказательно). Даже после толкования профетами изречений Пифии, оракулы часто бывали трудными для понимания. Эсхил поэтому говорит, что пифийские изречения, хоть и сказаны по-эллински, а понять все равно трудно. Иногда толкования подстраивались задним числом под уже происшедшие события. Не однозначные Дельфийские оракулы толковали и различные пророки, не связанные с Дельфами, и просто граждане, пользующиеся уважением.

В храме были поэты, управляющие, охранники, прислужники (неокоры) и экскурсоводы (периэгеты) – путеводители приезжих, показывающие посетителям священные памятники Дельф. Неокором, поддерживавшим чистоту и порядок в храме, был Ион из одноименной трагедии Еврипида.

Конечно же, при храме кроме Пифии, состояли один или два жреца-профета, излагавшие и объяснявшие поэтические изречения жрицы священной, и пять «чистых» – госиев, руководящих верующими при обращении к оракулу, совершении жертвы, внесении платы или дара, омовении и других процедурах. Госии не были жрецами и выбирались из числа достойных дельфийских фамилий на пожизненный срок. Должности госиев были не только почетны, но и важны, поскольку именно они заведовали храмовой казной. Говорят, что именно госии определяли главные направления деятельности оракула, тогда как профеты только толковали и перелагали оракулы в стихи.

44. Пифия, прорицающая стихами

Пифии прежних времен по большей части давали ответы в прозе. Плутарх говорит, что далее время принесло с собой дарования и душевный склад, появились способные и склонные к поэзии, и тотчас же возникли предчувствия, порывы, душевная готовность творить при малом внешнем воздействии или при игре воображения.

Плутарх же рассказывает, что было время, когда словесной монетою людей были стихи, напевы и песни; и они-то перелагали в музыку и поэзию как всю историю и всю философию, так и попросту всякое сильное чувство и всякий предмет, требующий торжественного выражения.

Пиндар говорит, что теперь с трудом понимают немногие, тем когда-то владели все: и пасущие овец, и пахари, и птицеловы. Люди не только слушали и радовались пению, но очень многие, по общей склонности к поэзии, сами лирою и пением поучали народ, смело говорили с другими, ободряли, приводили притчи и пословицы, а еще слагали в стихах и напевах гимны богам, молитвы, пеаны – одни по врожденной склонности, другие – по привычке. И бог не гнушался красотою и приятностью в искусстве предсказания и не отгонял от треножника чтимую Музу, а напротив, приближал ее, возбуждая поэтические дарования и радуясь им. Он сам двигал воображением и вызывал к жизни слова величественные и цветистые, как наиболее уместные и восторг вызывающие.

Главная польза от стихотворной формы была в том, что слова, связанные стихотворным размером, лучше запоминались и усваивались. А тогдашним людям нужна была хорошая память. Ведь вещания говорили о многом: и о приметах места, и об удобном времени для предприятий, и о святилищах заморских богов, и о неведомых могилах героев, которые трудно найти вдалеке от Эллады. Сейчас многое изменилось. Где герои, которые могли спорить с богами, и где крепкостенная Троя?!

А когда жизнь изменилась и вместе с ней изменились и обстоятельства, и дарования, то обиход отверг излишества, снял золотые пряжки, совлек мягкие ткани, остриг пышные волосы, отвязал с ног котурны. Тогда люди совсем неплохо научились находить красоту в простоте, а не в роскоши и прикрасу нехитрую и незатейливую ценить выше, чем пышную и избыточную. И когда речь переменила свои словесные одежды, история сошла с колесницы стихотворных размеров и стала в прозе четко отделять туманные иносказания от правды. И философия, предпочитавшая потрясению души ясность и поучительность, стала вести свои изыскания прозою. Тогда-то Дельфиец удержал Пифию от витиеватых пророчеств, лишив предсказания стихотворной речи, непонятных слов, описательных выражений и неясности. Божество стало так говорить с вопрошающими, как законы говорят с государствами, как цари встречаются с народами, как учителя с учениками, – то есть, стремясь лишь к привычному и убедительному.

Согласно Софоклу, божество пророчества в загадках мудрецам речет, глупцов же плохо учит даже краткостью. А когда в оракулах появилась ясность, то и доверие к ним стало возрастать. Необычное, редкое, окольное и иносказательное многим прежде казалось божественным и вызывало восторг и благоговение. Теперь же люди, полюбившие учиться на том, что легко и ясно, без напыщенности и выдумок, стали обвинять облекавшую оракулы поэзию, подозревая, что она мешает мысли, внося в истину темноту и неясность, а иносказаниями, загадками, двусмысленностями предоставляя вещанию лазейки и убежища, чтобы укрыться в случае ошибки. Можно было от многих услышать, что вокруг прорицалища засели какие-то люди, которые перехватывают ответы оракула и стискивают их, словно в сосуды, в сочиненные наспех стихи, размеры, ритмы. Больше всего поэзию обесславили шарлатаны, площадная чернь, бродяги, кривляющиеся возле святилищ Великой Матери. Это они, иные устно, иные по каким-то гадательным книжкам, переделывали оракулы в стихи для челяди и для баб, падких на мерную и поэтическую речь. Вот почему, воочию став общим достоянием обманщиков, шарлатанов и лжепрорицателей, поэзия отлучила себя от истины и от дельфийского треножника.

Приятнее и отраднее говорить о тех делах, о которых вопрошают бога в наши дни. Ведь нынче всюду прочный мир и спокойствие, нет больше ни войн, ни переселений, ни мятежей, не существует тирании, нет прочих бед и болезней Эллады, как будто они исцелены действием необыкновенных лекарств. Там, где нет никакого разногласия, ничего тайного, ничего страшного, где возникают вопросы о делах малых и всем доступных, словно школьные упражнения: «жениться ли мне», «пуститься ли в плавание», «ссудить ли деньги»; и даже города задают вопросы разве что о плодородии, приплоде скота, о здоровье граждан – там слагать стихи, изощряться в иносказаниях, приискивать редкие слова, где нужен лишь короткий и простой ответ на вопрос, – способен лишь тщеславный софист, который напоказ рисуется перед прорицалищем. А Пифия, по благородству души своей, спускаясь к святыне и общаясь с богом, больше заботится о правде, чем о мнении хвалителей и хулителей.

45. Три роковых оракула Лаию

В Греции среди состоятельных граждан было принято без обращения за советом к жрецам (или за оракулом к Пифии) Аполлона в Дельфах не принимать ни одного важного решения. Феб каждодневно учит мудрости эллинов, выступая не как Горгий – перед избранной публикой, но решительно перед всеми, кто хочет получить тот или иной оракул или просто совет, будь то о посеве или о жатве, будь то об основании города или женитьбе, или о чем-то другом.

При этом многие люди понимали, что пытаться обмануть Могучую судьбу бесполезно – все равно неумолимый Рок в назначенный час настигнет каждого, но заглянуть в свое будущее, тем не мнее, хотел каждый.

Некоторые даже считали, что неизбежность смерти смягчается именно тем, что мы не знаем, когда она нас настигнет. Поэтому предвиденье смерти – ужасно. С другой стороны, люди сознавали, что Великая богиня необходимости Ананке наделила их волей свободной и в определенных ею пределах они могут влиять даже на предначертания Мойр, ее неизбежных дщерей, оставленных ее наместницами на земле.

Все знали как аргосский царь Акрисий из рода Даная, которому была предсказана смерть от руки внука, всю свою жизнь пытался избежать исполнения оракула. И это ему почти удалось, ибо он принял случайную смерть от диска, пушенного рукой своего внука Персея тогда, когда Танатос уже готовился срезать с его старческой головы совсем седую прядь волос, чтобы потом исторгнуть бессмертную душу и увлечь ее в Гостеприимный Аидов дом. Акрисий, хоть и был убит, согласно предсказанию оракула, но, благодаря своим действиям, он оттянул свою смерть до старости дряхлой, когда ему и так было уже пора умирать.

Поэтому Лай, как только взошел на фиванский престол, приказал отправить в Дельфы гекатомбу отборных белых быков и, через несколько дней, увенчав голову свежим лавром, сам явился в знаменитейшее эллинское прорицалище. Он совершил омовение водами священного Кастальского ключа, чтобы пройти очищение и вопросил через жреца дельфийскую Пифию:

– Будет ли мое воцарение на счастье Фивам?

Когда по знамению жертвы день оказался благоприятным для совещания, тогда Пифия, омывшись в Кастальском источнике, надела золототканную одежду, распустила волосы и, надев на голову венок из свежего благоухавшего лавра, спустилась в адитон. Там она испила из источника, пожевала лавр, села на высокий треножник и, вдыхая дурманящие испарения, поднимавшиеся из расселины, где догнивал змей Пифон, принималась пророчествовать:

– Да, если ты не женишься.

Так совсем кратко жрец профет озвучил бессвязное бормотанье Пифии, одурманенной лавром или поднимавшимися из расселины испарениями гниющего Пифона. Вещанья Пифии в те баснословно древние времена были не только малопонятными непосвященным, но и не всегда точными. Возможно, по этой причине молодой Лай понял оракул так, что ему можно стать властелином семивратного города, и царствование его будет счастливым, но пока не следует жениться.

Лай страстно хотел стать царем, часто так сам себе говоря:

– Да, царствовать – дело совсем не плохое; скопляются скоро в доме царевом богатства, и сам он в большой чести у народа.

О женитьбе он пока не помышлял и потому, несмотря на первое недвусмысленное предостережение бога, с легким сердцем занял фиванский престол.

Однако не успела среброрукая богиня Луны Селена сделать и одного полного оборота на колеснице, неспешно влекомой серебристыми быками по звездами усеянному ночному небосклону, как юноша страстно влюбился в красавицу Иокасту, происходившую из древнейшего рода Спартов – пяти могучих воинов, выросших из змеиных зубов и ставших родоначальниками фиванской знати.

Вспомнив о первом предсказании Пифии, влюбленный Лай все же не оставил мыслей о женитьбе, решив опять отправиться к оракулу, что он и так должен был сделать, ибо, что может быть серьезнее брака царя, тем более после не вполне понятного первого предсказания. На этот раз Лай вопросил дельфийского бога о том, будет ли счастливым его брак с Иокастой.

– Да, если у вас не роится наследник.

Таков был ответ Пифии, озвученный жрецом-профетом. И это пророчество не только не отвратило Лая от желания обзавестись супругой, но, наоборот, придало ему решимости в этом важном вопросе. Он вспомнил о том, что во время первого посещения оракула, тот ему запретил безусловно жениться, а во время второго посещения бог запрещает только иметь наследника, при этом женитьба, значит, разрешается. Противоречивость двух первых оракулов подорвало вначале нерушимую веру Лая в предсказания Дельфийского бога.

И все же Лай решил не искушать судьбу и после женитьбы, с первой же брачной ночи стал принимать все меры к тому, чтобы жена не забеременела. Молодоженам очень пригодились оральные Ласки Гебы, которым богиня Юности научила сначала мужа Геракла потому, что после свадьбы она должна была 40 дней и ночей сохранять девственность согласно данному ею обету. Геракл, узнав про обет вечно юной телом жены, вопил безумно, словно в него вселилась богиня бешенства Лисса. Он требовал ласк любовных и кричал, что больший грех давать обеты, чем нарушать их. Однако после первой же ночи, проведенной с Гебой, был очень доволен и рассказал об особенных любовных ласках жены отцу. Вскоре о Ласках Гебы знал весь блаженный Олимп. А потом и смертные. Люди стали больше почитать богиню Юности, и раб, вошедший в храм Гебы, получал свободу.

Лай не сказал Иокасте об оракуле и она, не отвергая Ласки Гебы, страстно в тайне от мужа желала иметь детей. Вскоре, как говорят некоторые, она напоила его допьяна на одном из пиров и ночью, приняв его скипетр страсти в свое пустующее лоно, забеременела.

Когда Лай узнал, что жена ждет ребенка, он тут же, бросив все дела, спешно отправился в Дельфы. На его вопрос о будущем в случае, если у него родится ребенок, сама Иокаста в «Финикянках» Еврипида, говорит, что так вещал оракул:

– Царь фиванский, наперекор богам, ты не желай жене детей, – родивши с нею сына, убийцу, Лай, родишь ты своего, и дети все твои за ним погибнут.

Так бог устами своего оракула трижды запретил Лаю иметь детей.

46. Младенчество Эдипа

«Увы! Зажжен вином, в веселый час ночной забылся муж на брачном ложе… Родился сын», – так поет Еврипид в «Финикянках» устами самой Иокасты.

Лай побоялся убить не в чем еще не повинного новорожденного сына своими руками, ибо демонические Эринии, порой не подвластные даже олимпийским богам, никому не прощали кровных преступлений, что проявлялось чаще всего в ужасных душевных муках преступника. Древние богини кровной мести доводили нечестивцев, проливших кровь родичей, до сумасшествия и последующей мучительной смерти своими ядовитыми бичами.

Поэтому, когда родилось дитя, Лай сразу отнял его у матери и отдал пастуху, приказав его бросить в горах, где он должен был съеден дикими зверями, разбиться при падении или погибнуть от голода и холода. Такое избавление (без непосредственного убийства) от нежелательных детей было распространено в Греции, ибо и от детей избавлялись и мести Эриний избегали. Детей вообще в Элладе любили меньше родителей или братьев и сестер, ведь их можно было еще завести и сделать это с большим удовольствием. Дети в основном нужны были для продолжения рода и во вторую очередь – для нужд государства и служению богам.

На всякий случай Лай предварительно собственноручно проколол младенцу лодыжки гвоздем от пряжки, чтобы, если его спасет от гибели всемогущий Случай, то его можно было бы узнать по искалеченным ногам.

Как рассказал сам пастух Лая, по имени Форбант, согласно приказу, он оставил ребенка в труднопроходимых для человека зарослях на лесистых склонах Киферона.

Предначертаниям Мойр, непреложных дщерей жутколикой Ананке, часто мешает, однако иногда и помогает зеленоглазая богиня Случая с пепельными волосами. По воле капризной Тюхе, такой же древней, как и Необходимость, в непроходимые заросли забрела коза, и пастуху коринфского царя Полиба Евфорбу пришлось залезть в них, и, услышав вопли, он обнаружил плачущего от голода и боли в ногах новорожденного ребенка. Сердобольный Пастух подобрал дитя и принес его коринфской царице Меропе (некоторые называют ее Перибеей), которой боги не послали своих детей.

Другие говорят, что Форбант пожалел дитя и сам отдал его Евфорбу, взяв с него слово, что будет говорить он всем, будто бы нашел ребенка в зарослях непроходимых на горных пастбищах или в ущелье диком Киферона.

Иные же утверждают, что никто не относил Эдипа на гору, но его по приказу Лая заключили в сундук, который затем бросили с утеса или корабля в море. По воле богини случая Тюхе сундук прибрежные волны прибили к коринфскому берегу как раз в то время, когда там находилась жена Полиба, царица Меропа (или, как говорят некоторые, ее звали Перибея), отдававшая распоряжения царским прачкам. Она отошла недалеко от прачек и увидела разбитый прибоем ящик, в котором спал малютка Эдип. Царица, никому ничего не сказав, завернула Эдипа в выстиранные одежды и тайно отнесла во дворец. Со следующего дня Меропа, начала подкладывать на живот подушечки под пеплос, чтобы было похоже, что она беременна и уже давно. Через некоторое время, сделав вид, что переживает родовые муки, счастливая царица показала всем крупного новорожденного ребенка. Эта интересная история, однако, ее рассказчики, скорее всего, спутали Эдипа и Лая с Персеем и Акрисием потому, что последующие рассказы коринфского вестника и фиванского пастуха ясно укажут, что Эдип был принесен к Меропе из гор.

Согласно Аполлодору, коринфская царица, приняв найденного пастухом ребенка, вылечила ему лодыжки и назвала Эдипом (пухлоногий), дав ему это имя из-за искалеченных ног, которые долгое время были распухшими. Болезненная опухлость ног Эдипа через несколько лет прошла, однако кривыми они остались на всю жизнь. Поскольку у коринфского царя Полиба не было своих детей, то он усыновил младенца и стал воспитывать его как своего законного наследника.

Еврипид же в «Финикянках» поет, что Меропа, к груди ребенка приложив, державного супруга убедила, что этот сын, рожденный ею в муках, произошел на свет от их союза. Поэтому Полиб искренне считал Эдипа своим родным сыном.

47. Эдипа называют найденышем и приемышем [13]

Шли годы. Эдип, окруженный заботами людей, чужих ему по крови, рос, ни в чем не зная недостатка. Уж золотой пушок вдоль щек пошел Эдиповых, и смуглый, черноволосый юноша считался наследником коринфского престола.

Возмужав, Эдип выдавался среди сверстников не только своей силой, но и незаурядным умом. Из-за искалеченных ног, он многим уступал в беге, но никто из юношей не мог превзойти его в борьбе или кулачном бою, и он был первым в стрельбе из лука и поединке на мечах. Никто не мог его превзойти и в метании диска.

Эдип был так же непревзойденным мастером разгадывать загадки на дружеских попойках. При этом, он был почтительным к отцу и заботливым о матери сыном. Благодаря этим достоинствам, он снискал всеобщее уважение к себе – все считали его одним из лучших граждан многолюдного Коринфа.

Однажды произошло с виду совсем незначительное событие, которое не только смутило дух Эдипа, но и оказало роковое влияние на всю его последующую жизнь.

Некоторые говорят, что во время соревнований по метанию диска, Эдип выступил не слишком удачно и впервые в жизни сплутовал: после того как все бросили диски, он первым добежал до своего потому, что его как царевича никто не желал обогнать. Эдип быстро поддал ногой свой диск вперед, и в результате этого обмана ему была присуждена незаслуженная победа. Истинный победитель видел нечестный поступок Эдипа и, не сдержав своего справедливого гнева, назвал царевича «бесчестным приемышем».

Неизвестно, откуда и от кого обиженный юноша узнал, что Эдип не родной царский сын, ведь Меропа это хранила в строжайшей тайне – возможно, он сам догадался потому, что Эдип был не похож на своих родителей. У белокожих Полиба и Меропы были светлые волосы и голубые глаза, а у смуглого Эдипа и волосы, и глаза были совершенно черные.

Гигин в «Мифах» говорит, когда Эдип, сын Лая и Иокасты, достиг зрелого возраста, он стал храбрее всех прочих, и ровесники из зависти стали обвинять его, что он приемыш у Полиба, потому что Полиб человек столь мягкий, а он дерзкий.

Возможно, завесу над тайной рождения Эдипа решила приоткрыть сама старая обликом Мойра Лахесис потому, что вскоре на веселом пиру какой-то юноша, воздавший дионисовым возлияниям чрезмерную дань, назвал Эдипа «найденышем».

Когда Эдипа впервые назвали приемышем, он не придал этому особого значения потому, что испытывал сильнейший стыд за свой бесчестный поступок. Однако, когда он услышал на пиру, что он найденыш, Эдип, вспомнив метания диска, серьезно задумался.

48. Эдип решает в Дельфах получить ответы о своем происхождении

Более озадаченный, чем оскорбленный, тем, что его назвали «найденышем» и «приемышем», Эдип едва мог дождаться следующего дня и ранним утром отправился к своим родителям и стал настойчиво расспрашивать их о своем происхождении. Полиб и Меропа, любившие Эдипа, как родного сына, так об этом и сказали. Причем, Полиб был совершенно уверен, что Эдип его сын и об этом чистосердечно сказал. Меропа же, столько лет уже лгала, что и самой себе внушила веру в свое материнство и говорила с виду не менее искренно, чем супруг.

Мойра Лахесис готовила Эдипа к первой предназначенной ему роли – героя истребителя чудовищной Сфинги и наделила его непревзойденным даром разгадывать загадки.

Эдип пытался разгадать загадку слов «приемыш» и «найденыш». Конечно, он допросил обоих юношей, назвавших его этими прозвищами, но первый надменно отказался с ним разговаривать на эту тему, припомнив ему плутовство, а второй – объяснил все опьянением. Это еще больше разожгло желание Эдипа узнать все о своем рождении.

Мучаясь бессонницей, Эдип так беседовал по ночам со своим милым сердцем:

– Полиб уверенно мне отвечал, что он мне отец, а вот мать, чувствую, что-то не договаривает или скрывает. Когда человека знаешь всю свою жизнь, с самого рождения, то чувствуешь по его взгляду, по тону течи, по тысяче разных мелких деталей, что он не вполне искренен. Не могу поверить, что она, такая добродетельная женщина, изменила супругу… во всяком случае со смертным. А может быть мой родитель и действительно бог?.. Ну не обязательно Зевс Громовержец или брат его Земледержец, которые любили возлечь не только с девами, но и с женами. Может быть, Меропой овладел Аполлон иль Гермес, или, хотя бы, один из речных богов, которых целых три тысячи? Как бы я хотел стать не только царем, но и быть полубогом! Я бы оставил своим детям самое прекрасное на свете достояние, ведь такое счастье, как молодость и сила, в старости мерзкой закончатся, а вот царская власть и благородное происхождение всегда остаются у человека. Я могу стать основателем новой царской династии, не как Эдип, сын смертного царя Полиба, а как Эдип полубог, у которого есть два родителя: смертный отец Полиб и божественный… Мне во что бы то ни стало надо все разузнать о своем происхождении.

Так и не получив ни от кого желанного объяснения и стремясь любым путем разгадать загадку, а также тяготясь сделанным ему упреком, Эдип принял самостоятельное решение – отправиться в Дельфы, чтобы узнать всю правду о своем происхождении от оракула. При этом он очень надеялся получить подтверждение своего предположения о том, что у него есть божественный отец. Чтобы не оскорблять родителей сыновним недоверием, он сказал им не правду о своих ночных мыслях, а неправду об ужасных снах, которые, якобы, не дают ему спать и по их же совету отправился в Дельфы, в знаменитейший храм не только в Элладе, но и во всей Ойкумене.

49. Ужасный оракул Эдипу

Эдип пришел в Дельфы в начале весны – в самое цветущее для оракула время в служении богу-прорицателю. Из граждан с немалым достатком, принесших Дельфийскому храму, где Пуп Земли, обильные жертвы и богатые дары образовывалась очередь, и 7 числа каждого месяца допущение просителей определялось жребием. Главный жрец был дружен с царем Полибом и для его сына сделал исключение, допустив его для совещания с Пифией без жребия.

Аполлонова дева, как обычно, омывшись в Кастальском источнике, надела золототканную одежду, распустила пышные волосы, и только после этого надела на голову венок из лавра. Испив в адитоне из источника, прорицательница пожевала душистый лавр и, усевшись на высокий медный треножник, стала вдыхать испарения, поднимавшиеся из расселины, где догнивала туша убитого Аонийского змея и где, впервые, согласно легенде, коза была охвачена судорогами.

Выслушав вопрос Эдипа о том, кто его настоящие родители, Пифия некоторое время молча жевала лавр, а потом вдруг забилась в экстатическом вдохновении, выкрикивая не понятные нечленораздельные фразы. Жрец внимательно выслушал прорицательницу и потом отвел Эдипа в специальное помещение.

Оракул не только не разрешил сомнений Эдипа, но и сделал его возвращение в Коринф совершенно невозможным. Профет, не сказав, кто родители Эдипа, глядя мимо него невидящими глазами, словно, это он, а не Пифия жевал лавр и вдыхал ядовитые испарения из расселины, гневно вскричал:

– Прочь из святилища, несчастный! И не смей сюда никогда возвращаться!

Если бы не главный жрец, друживший с Полибом, слуги выгнали бы Эдипа из храма. Успокоившись, жрец-профет изрек:

– Чей бы ты ни был сын, тебе суждено убить родного отца и соединиться с родной матерью на нечестивом ложе; и рожденные ею дети будут обречены на жестокие страдания и страшные муки, сыновья же погибнут позорной смертью.

Эдип был в ужасе. Его обычно задранная голова пала так, что раздвоенный подбородок со стуком челюстей друг о друга уткнулся в грудь. Впервые в жизни он почувствовав мерзкий страх кровь леденящий и поднимающий волосы на голове колом, он срывающимся голосом стал шептать:

– Лавры Дельфийские мне вещают убить родителя своею рукой, но что может быть в жизни страшнее, чем отцеубийства грех!? Весте с этим еще более мерзким злодеяньем Феб мне грозит: кровосмесительным браком – ложем матери гнусным.

Убийство отца, так же, как и кровосмесительная связь сына с матерью считались в Греции одними из самых страшных преступлений. Самые чудовищные из богинь – мстительниц – Эринии, древние дщери чернокрылой богини ночи Нюкты, никогда не прощали убийства родителя и осквернения материнского ложа и нестерпимыми угрызениями совести доводили виновных до сумасшествия или до самоубийства.

Некоторые говорят, что в древние времена Эринии пытались отомстить первому коронованному правителю богов Крону за то, что он оскопил серпом адамантовым своего отца Небо-Урана и будто бы не без их участия Зевс сумел ниспровергнуть своего жестокосердного родителя. И сам Зевс всемогущий будто бы боролся с Эриниями после того как, приняв образ пятнистого змея, насильно совокупился с матерью Реей перед этим превратившейся, чтобы напугать его, в ужасную змею. Однако впоследствии Владыка блистательных высей Олимпа, как и всех остальных богов и богинь подчинил древних змееволосых мстительниц своей воле.

50. Чтобы избежать преступлений, Эдип не возвращается в Коринф

Когда Эдип в себя пришел от холодного липкого страха, сковавшего в первый момент его по рукам и ногам искривленным, то постарался отнестись к своей будущей жизни как к поиску решения трудной задачи или загадки и стал медленно сам собой так говорить:

– Может ли Пифия ошибаться? Говорят, она, как и Феб, устами которого она и является, может вещать иносказательно и даже двусмысленно, но явно не ошибается никогда. Могу ли я избежать того, что мне предначертала непреложная Мойра Лахесис? Все говорят, что предопределенного Роком не может избежать даже бог. Тем более людям отвратить невозможно того, что им старая Ткачиха соткала. Теперь я понимаю, что самая тяжелая мука на свете для человека – знать свое страшное будущее и не иметь силы бороться с Могучей Судьбой. Но жутколикая богиня Ананке всем разумным существам предоставила свободу выбора, значит я могу выбрать как мне сейчас поступить. В самом деле, знаменитый рокоборец аргосский царь Акрисий, узнав, что ему суждено умереть от руки внука, всю свою жизнь пытался избежать исполнения оракула, и это ему практически удалось. Он был мгновенно убит случайно брошенным его внуком Персеем на играх диском, и пророчество сбылось, но когда? – Акрисий был уже старцем, и такая быстрая смерть только избавила его от всех страданий и мучений старости дряхлой. Что ж… мне ничего не остается, кроме того, чтобы, подобно Акрисию, стараться избежать исполненья оракула. Для этого мне надо держаться подальше от Полиба и Меропы, чтобы как-то случайно, например, на охоте не убить родителя и потом в приступе умопомрачения не соединиться с матерью. Да, иного исполнения пророчества я и представить не могу.

Подбородок Эдипа давно поднялся и занял привычное положение. Он понял, что ему делать и почти успокоился:

– Я ни за что не вернусь в Коринф и постараюсь никогда не встретиться ни с Полибом, ни с Меропой, даже случайно. Но это значит, что я обрекаю себя на добровольное изгнание.

Подбородок юноши судорожно дернулся вверх и вправо, и он страдальчески завопил:

– Значит, я не буду царем!? Какая страшная цена за отсрочку вынесенного Судьбой приговора! Что ж, придется мне одному заплатить за то, чтобы Полиб и Меропа счастливо состарились.

Густые, тяжелые брови, застывшие на красивом, с легкой горбинкой носу Эдипа скакнули вверх, и он, окинув взглядом свои кривоватые ноги, бодро вскричал:

– Выше голову Пухлоногий! Пифия не сказала, что я никогда и нигде не буду царем, ведь Коринф – не единственный город в Элладе. Итак, решено: я делаю то, что должен – не возвращаюсь в Коринф, а там будь, что будет!

Юноша, любивший решать необычные и трудные задачи и отгадывать загадки не мог себе даже представить, какой чудовищно изощренной может Судьба в лице старой лишь обликом Мойры Лахесис в ее стремлении к сохранению заведенного ее матерью богиней Ананке порядка. Одним из главных проявлений Порядка в мире являлось исполнение всех предначертаний старой Ткачихи. Для этого у непререкаемой Мойры был особый кулек с колечками – предначертаниями, которые она по мере необходимости вешала на нити судеб смертных во время своего вещего ткачества. Этими колечками Лахесис подправляла свои предначертания, данные при рождении ребенка, если вмешивался Случай в лице ее зеленоглазой тетки Тюхе, или сам смертный своим свободным выбором начинал мешать исполнению оракула.

51. Гамартия

Так, стремясь избегнуть предсказанной Могучей Судьбы, Эдип, с одной стороны, подобно Акрисию, достигнет своей цели и надолго отодвигает во времени исполнения страшных предсказаний. Он около двадцати лет проживет счастливо, будет царем, чего ему всегда страстно хотелось, и станет отцом четырех прекрасных детей, которые успеют стать юными, прежде чем начнет исполняться ужасное пророчество.

С другой же стороны именно, благодаря этому своему выбору – не возвращаться в Коринф, – Эдип впадает в ужасную гамартию (ошибка, изъян). Говорят, такая роковая ошибка была изобретена бесстрастной Мойрой Лахесис – именно с помощью действий, совершаемых человеком для избежания Рока, Ткачиха как раз и добивается столь изощренным способом исполнения своих вытканных предначертаний. В то древнее время изощренность была совсем не свойственна людям, в том числе и софистам, и даже боги не были в ней искусны.

Другой, не такой самонадеянный, своевольный и упрямый человек, оказавшись на месте Эдипа, вернулся бы к Полибу и Меропе, которых он считал родителями и все им рассказал бы, чтобы вместе с самыми близкими ему людьми, попытаться вместе найти выход из создавшегося положения. В этом случае Старухе Лахесис пришлось бы соткать совсем иную действительность и вытаскивать из своего кулька совсем другие колечки – предначертания. Никто не знает, что было бы в этом случае, ведь история не знает сослагательного наклонения. Можно только догадываться или предполагать.

Некоторые говорят, что даже, если бы Эдип в стремлении любой ценой избежать предсказанных преступлений, захотел бы убить сам себя, то оракул все равно сбылся бы. Например, Лаий, узнав о добровольной смерти Эдипа и поняв, что это его выживший сын Пухлоногий, мог тоже лишить себя жизни из-за угрызений совести, ведь он, проткнув Эдипу лодыжки, приказал бросить его в горах; сын выжил и убил сам себя, значит Лаий виновен в его смерти. Может быть, никогда не дремлющая старуха Лахесис просто не позволила бы Эдипу лишить себя жизни, что она могла сделать самыми разными способами…

Теперь же, богиня заблуждения и умопомрачения Ата (беда, несчастье, ослепление) вместе с изощренной Гамартией будут все время находиться рядом с Эдипом и приведут его к неизбежной страшной катастрофе (развязка), предначертанной Роком. Смелость и доблесть героя, и даже его острый ум – умение решать разные задачи и разгадывать загадки – все будет против него, все будет, словно водоворот чудовищной Харибды, засасывать его в воронку Рока и неумолимо приближать к катастрофической развязке.

Эдип шел медленно из Дельф, которые ему вещали убить родителя, и сам себя боялся. О возврате в Коринф к Полибу, которого он, как ему мнилось, должен был убить и Меропе, браком кровосмесительным с которой, грозил ему сам светоносный Феб, ему и страшно и стыдно было даже думать. И грех отцеубийства, и угроза оказаться на материнском ложе гнали юношу все дальше и дальше от родных пенат Коринфских и от Дельфийских лавров.

Отойдя от Дельф на несколько стадиев, сын Лайя и Иокасты в который раз опять крепко задумался, разговаривая сам с собой:

– Да, задала жизнь мне задачу: В Коринф возвращаться никак нельзя. Даже, если случайно Полиба убью, например, на охоте или на играх, как Персей убил деда Акрисия, все равно этого себе не прощу, да и Эринии не простят отцеубийства, даже случайного.

Тут юноша стал совсем угрюмым:

– А куда же мне все-таки идти в этом добровольном изгнании? Нет нигде, кроме Коринфа у меня ни родственников, ни друзей. Что меня ждет в конце этой дороги? Смерть иль позорное рабство? Теперь я понимаю, какое ужасное наказание, когда человека из родного города изгоняют.

Пройдя еще несколько стадиев, Эдип уже сомневался в том, что правильно поступил, решив не возвращаться в Коринф:

– А, может быть, надо было прийти и все родителям рассказать? Может быть, вместе, что-нибудь придумали бы? Ведь не зря говорят: один ум – хорошо, а два или три лучше.

Некоторые рассказывают, что Эдип не был в Дельфах, а отправился на поиски упряжки, похищенной у коринфского царя Полиба, которого он считал отцом. Во время этих поисков он сталкивается с незнакомым ему стариком гордого вида и убивает его вместе с тремя слугами, а один смог убежать.

52. Лаий из-за певицы ужасов Сфинкс отправляется в Дельфы

В это время под стенами Фив появилось ужасное крылатое чудовище с женским лицом и грудью и остальным телом льва, по имени Сфинкс, которое подстерегало на проезжей дороге одиноких путников. Сфинкс задавала людям хитроумные загадки и убивала всех, кто не мог их отгадать, а отгадать их никто не мог, и люди гибли в страшных мучениях от крепких когтей и острых клыков чудовища с ликом и грудью прекрасной женщины.

Царь Лай, как было принято в подобных случаях решил обратиться к Дельфийскому оракулу с вопросом, как избавиться фиванцам от ужасной певицы, обложившей их живой данью кровавой.

Впрочем некоторые, как Еврипид в «Финикянках» говорят, что именно в те злые дни Лай к оракулу решил поехать совсем по другой причине: вдруг захотелось царю узнать от Локсия – Феба, что стало с его единственным сыном, некогда брошенным в горах с пронзенными стопами или лодыжками.

По дороге из Фив в Дельфы Лай встретил молодого путника. Это случилось на Схисте (перекрестке дорог), в земле, которая Фокидой зовется, в местности, где путь двоится в Дельфы и в Давлиду.

На распутье юноше встретилась колесница, на которой ехал старик с гордой осанкой и черными, как у самого Эдипа, глазами, в сопровождении нескольких слуг. Эдип не успел вовремя посторониться на узкой дороге, и старик сверху ударил его стрекалом.

Некоторые, как Еврипид, рассказывают, что царь не сразу ударил Эдипа. Надменный возница, первым увидевший пешего путника, так ему закричал:

– Посторонись быстро, прохожий! Дай дорогу, не видишь – царю негде проехать.

Но Эдип, погруженный в невеселые мысли, по-прежнему шел ни на кого не обращая внимания и ни слова не отвечал вознице… Тот коней удерживать не стал, и кровью обливает ступни идущего железное вращение колес тяжкого обода. Если бы под ногой путника в этот момент оказался камень, а дорога эта сплошь состояла из камней, то Эдип навсегда стал бы жалким калекой, однако по воле богини Случая Тюхе его нога оказалась в щели между камней на мягкой земле, и Эдип лишь завопил от острой боли. Он разъярился и, несмотря на жгучую боль в ступне, как подгоняемый оводом бык племенной по каменистой дороге помчался, перебирая быстро искалеченными во младенчестве кривыми ногами.

Гнев ненавистный, и самых мудрых в неистовство вводит. Что же ожидать от юноши, сердце которого только, что раздирала грусть нестерпимая?! Зубы его заскрежетали от гнева; черные очи засверкали страшно, как пламень. Забыл он про свой оракул, была только боль, за которую мстительный дух наполнил гордое сердце героя гневом безумным.

Вмиг догнав повозку, почему-то замедлившую ход, юноша с разгона ударил крепким посохом возницу по голове, и тот свалился на землю замертво.

53. Лаий погибает от руки Эдипа

В этот-то момент Эдипа изо всех сил ударил стрекалом смуглый и черноволосый, как Эдип, старик с гордым, даже надменным лицом.

Никто не может точно сказать – почему Лай ударил неизвестного прохожего так сильно, словно хотел убить его. Однако сведущие люди рассказывают, что Лай узнал сына по кривым ногам, которые когда-то он сам проткнул гвоздем железным от пряжки. В первый момент он даже обрадовался, что сын жив, но его сердце не успело наполниться теплым чувством отцовским потому, что он тут же вспомнил страшный оракул, что сын будет убийцей его. Жуткий страх прямо сейчас жизни желанной безвозвратно лишиться от рук этого незнакомого кривоногого молодого прохожего заставили руки самого Лая схватить стрекало и, что есть сил опустить на Эдипову голову.

Таким образом, Лаий так же впадает в гамартию. Стремясь избежать предсказанной ему Фебом смерти от руки сына, он пытается убить встречного юношу, похожего на его сына, который должен был иметь такие же кривые ноги и быть такого же возраста. Если бы царь так вызывающе враждебно себя не вел, то его встреча с Эдипом закончилась бы, скорее всего, мирно.

Дальше некоторые рассказывают так. На какое-то мгновение Эдип от удара опешил или просто задумался, как будто пытался что-то вспомнить. Сколько времени прошло – неизвестно, ибо бывает, что в один миг человек вспоминает всю свою жизнь.

Юноша, наконец, вспомнил то, что хотел. – Это было предсказание Пифии, что ему суждено убить родного отца. Однако даже беглого взгляда на старца в повозке было достаточно, чтобы он убедился, что это был никак не Полиб. Эдип пытался еще что-то вспомнить, но уже было поздно. Руки его, быстрые, как у всех юношей, вдруг сами опустили посох тяжелый, губительный на голову надменно – враждебного старика, сверкавшего из-под насупленных кустистых бровей глаз чернотой. По воле богини Случая Тюхе посох попал в посеребренный сединой висок черноволосому старику, и удар оказался смертельным, и старец спесивый свалился бездыханным вслед за возницей своим.

Другие же о смерти Лаия рассказывают иначе: после того как Эдип жизнь своим посохом исторг из возницы, он, что-то важное вспомнил и ударил посохом длинным не старика, а коней. Неуправляемые кони, словно северный ветер Борей, понесли повозку, и старец с гордой осанкой выпал из нее, запутавшись случайно в кинутых вожжах. Таким образом, согласно этому мнению, Эдип не был непосредственным убийцей своего отца Лаия, погибшего в результате падения с колесницы на камни.

Вряд ли когда-нибудь будет точно известно как именно погиб Лаий. Например, Аполлодор говорит, что проезжая на колеснице через область Фокиды, Эдип встретился на узкой дороге с ехавшим на колеснице Лаием и Полифонтом, который был глашатаем у царя. Полифонт приказал Эдипу уступить ему дорогу, и, так как Эдип, не повинуясь, медлил выполнить приказ, он заколол пикой одного из коней Эдипа. Разгневанный Эдип убил и Полифонта, и Лаия, после чего отправился в Фивы. Этот рассказ создателя Мифологической библиотеки заслуживает внимания, поскольку Эдип, как царевич, вряд ли передвигался пешком на большие расстояния. Ведь и в Дельфы из Коринфа он приехал на колеснице.

Дальнейшие события большинство известных писателей описывают похоже. Эдипа окружили несколько слуг, и началась драка. Юноша из влагалища, висевшего на поясе, исторгнул свой меч изоострый, и вскоре трое слуг расстались с жизнью, а четвертый, последний в страхе бежал.

Такие дорожные случаи были не редкостью в Греции. Непреднамеренное убийство в дорожной ссоре, тем более вне стен своего города – государства в Элладе не считалось тяжким преступлением, а в некоторых полисах и вовсе никак не наказывалось.

Согласно рассказу ученого путешественника Павсания, Эдип никого из убитых не предал погребению, он лишь после отцеубийства омыл руки в источнике, которому дали название Эдиподия (источник Эдипа). Лаия же предал погребению царь платейцев Дамасистрат, и доныне еще на середине, где сходятся три дороги, находится его могила и сопровождавших его рабов, и над ними навалена куча неотделанных камней. Царская власть в семивратном граде перешла к брату Иокасты Креонту, сыну Менекея.

Некоторые говорят, что Эдип, как ни в чем небывало, возвратился к Полибу, сняв с убитого пояс и меч. Более сведущие же, рассказывают, о победе Эдипа над певицей ужасов Сфинкс и роковых последствиях этой победы.

54. Эринии

Гесиод в «Теогонии» поет, что не бесплодно из могучих Кроновых рук отцовский детородный член полетел. Сколько на землю из члена ни вылилось капель кровавых, все их земля приняла. Прошли годы и из этих капель кровавых, упавших на благодатную землю, родились мощные злобные Демоницы – Эринии.

Софокл же в трагедии «Эдип в Колоне» поет, что рождение этих страшных древних богинь произошло по непререкаемой воле Мойр после первого кровного преступления, когда сын (Крон) тяжко ранил отца (правителя богов Урана), лишив его плодовитости, которая был непременным атрибутом верховной власти.

Эринии Аллекто (безжалостная, непрощающая, никогда не отдыхающая), Мегера (враждебная) и Тисифона (мстящая за убийство) рожденные Геей, впитавшей кровь оскопленного древнего бога Урана, стали богинями самой ужасной кровной мести.

Первоначально Эринии мстили лишь за кровное убийство, т.е. за убийство близких родственников, которое в Греции считалось одним из самых страшных преступлений. В дальнейшем Эринии мстили не только за убийство ближайших родственников. Если человек совершил преступление против священных прав, например, если он нарушил святость кровных уз, если дети нанесли тяжкую и постыдную обиду родителям, младшие братья или сестры – старшим, то Эринии всей своей древней мощью восстают против преступников и, карая, восстановляют попранный нравственный миропорядок. Негодование за позорную обиду выражается в проклятии и взывает к древним богиням-мстительницам, живущим в Аиде, о наказании преступника, и Эринии преследуют его своим ужасным могуществом и на земле, и даже под землей, в преисподней.

Мойры, следившие за установлением жизни на земле и небесах, по указанию их матери богини Необходимости Ананке придавали огромное значение справедливости. Поэтому в пантеоне греческих богов было так много богинь – справедливых мстительниц. Это, прежде всего, дочь черной Нюкты и мрачного Эреба древняя богиня неотвратимого возмездия Немесида, которая не только неотвратимо карала, но и воздавала. Карала преступников богиня правосудия титанида Фемида и так же ее дочери от владыки новых олимпийских богов Зевса справедливые Астрея и Дике и неотвратимая Адрастея. Но ни одна из этих богинь – мстительниц по тяжести наказания не могла сравниться с Эриниями, кара которых доводила преступника до безумия.

Эсхил, который первый вывел на сцену древних божественных мстительниц, представлял их подобными Горгонам и Гарпиям, в виде безобразных старух, с синими волосами, перевитыми ядовитыми змеями, и с глазницами, из которых текла кровь. Они были одеты в черное с кроваво-красными поясами и держали пылающие факелы и бичи для пыток. Из страшной пасти чудовищных старух высовывался большой алый язык, с которого капала кровь и доносился рев скота и собачий вой. Настигнув преступника, они повергали его в безумие, нещадно нахлестывая пропитанными ядом бичами. Часто Эриний сопровождали Рыдание, Смертный Ужас, и Страх, и Безумье с испуганным ликом. Неотступно преследуя, Эринии карали первоначально за убийство родителей, потом за любое убийство, а впоследствии за всевозможные грехи и в первую очередь за неумеренность, заносчивость и гордыню.

Некоторые рассказывают, что Эринии преследуют преступника, как гончие – дичь, помрачают ему разум своими ядовитыми бичами, внушают ему безрассудные мысли и поют ему ужасные песни, которые обвиваются вокруг него подобно крепким веревкам. Древние Эринии были неумолимы, однако впоследствии, если преступник покается и очистится от своей вины, то они перестают его преследовать и становятся справедливыми богинями-мстительницами, а иногда и благодетельницами – Эвменидами. Другие же говорят, что Эвмениды – это не преобразившиеся Эринии, а дщери Владыки немых и его изменяющейся со временем супруги с вечно печальными красивыми глазами. Дети Персефоны от Аида Эвмениды были милостивыми, благосклонными мстительницами.

Многие считают, что Эринии были просто олицетворением мук совести, когда человек, совершив нечестивый проступок, сам себя доводил до безумия.

55. Эринии тщетно пытаются довести Эдипа до безумия

Эринии, обитавшие в мрачном Аиде, сидели в своем жилище, которое зловещим зовется. Особыми гребнями черных гадюк все три сестры из косматых седых волос выбирали. Только узнав об очередном убийстве близкого родственника, тут же восставали меж теней в темноте преисподней, древние богини тотчас.

Узнав об убийстве Эдипом своего отца Лаия, Эринии злобно зарычали, словно разъяренные львицы, прянув из логова от детенышей навстречу охотникам. Потрясая своими отравленными бичами, они полетели на землю, освещенную солнечным светом, и сразу стали принюхиваться, как натасканные собаки, пытаясь уловить запах Эдипа.

Тисифона в кудрях из змей ядовитых, сулящих неисчерпаемое несчастье, ярко пылавший факел сосновый подняла над головой и, глухо лязгая кривыми зубами, заорала истошно:

– Милые сестры! Скорей заведем наш хоровод смертоносный и будем нечестивого преступника Эдипа искать! Мы его быстро найдем и будем вокруг гнусного отцеубийцы, как буйные вихри, кружить и кружить и ядовитыми бичами язвить и язвить его тело пока безумие страшное не постигнет его. Где бы ни был нечестивец Эдип, долго он от нас не сумеет скрываться!

Продолжительно Эдипа искать Эриниям не пришлось. Он как ни в чем ни бывало, шел по дороге, ведущей в семивратные Фивы и в это время решил отдохнуть, подкрепившись скудной едой и сладостным сном, избавляющим людей от дневных тревог и волнений.

Беспечный вид преступника, еще большим гневом зажег мстительные сердца древних Эриний: грозно зашипели змеи на их головах, слезящиеся кровью глаза, блуждая, пламенем злобным зажглись.

– Вот я, – завопила Аллекто, – видишь меня? Я пришла из подземного приюта сестер всем ненавистных, чтоб жестоко тебя покарать, нечестивца!

В бешенстве вымолвив так, горящий пламенем черным факел метнула она и попыталась вонзить заснувшему юноше в сердце. Ужас тяжкий на миг прервал героя сон беспокойный, пот все тело ему омыл холодной волною.

Плеть ядовитая засвистала во дланях Мегеры пред спящим оком Эдипа, громко шипели змеи, обвившие рукоятку – вот затрясла головою, и вздыбили волосы змеи, шип испуская ужасный, погибельный для живого, и забили в скалистых склонах источники яда. Время от времени Эриния облик принимала львиный, безумный и страшный, с косматою пастью раскрытой, окровавленными клыками грозящей Эдипу! Над головой Эдипа ливень вихрился обильный ядовитого зелья, ужас вокруг изливая. В ушах шипение раздавалось змей, которое должно было лишить Эдипа разума, чувства и мысли.

Тисифона не отставала от сестер, тотчас – жестокая – смоченный кровью факел, рукою зажав, и еще не просохший, кровавый плащ надела и вот, змеей извитой метнула в спящего юношу. При ней Рыдание спутником было, смертный Ужас, и Страх, и Безумье с испуганным ликом.

Тут Эдип проснулся и, сев на своем ложе из сухих листьев и травы, озадаченно сказал сам себе:

– Какая ужасная бессмыслица может присниться! Какие -то чудовищные старухи набросились на меня… Должно быть вчерашний день был тяжелый. Сначала чудовищный оракул меня выбил из колеи так, что я решил даже не возвращаться домой. Потом эта драка с заносчивым стариком и его слугами… Или же такой сон мне приснился, что я волнуюсь о том, где завтра мне придется спать и что есть… И все-таки в Коринф я не вернусь. Я не могу рисковать жизнью и здоровьем Полиба и Меропы. Как бы ни было тяжело, но я должен сам все преодолеть и разобраться с собственной Судьбой!

Проснувшийся Эдип не видел и не ощущал, как свои костлявые руки с синими венами сестры широко разводили и вскидывали мерзкие головы со змеями вместо волос, которые злобно зашипели. Часть гадюк лежала у них на плечах, другие, спустившись по тощим отвисшим грудям, мерзкий свист издавали, извергали свой яд, раздвоенными языками быстро мелькали и прищелкивали. Из водянистых глаз чудовищных старух капала темная кровь, и из страшных ртов, больше похожих на звериные пасти, неслись ужасные нечеловеческие звуки, похожие на звериное завывание и свирепое рычание.

Старухи продолжали бесноваться, но уже не ликовали. То та, то другая вырывала змей из волос, и метала гада в Эдипа, но гады с шипеньем скользили, извивались, стараясь внутрь тела героя попасть, но не могли. Эринии, видя, что змей бросали напрасно, попытались нещадно хлестать Эдипа своими пропитанными ядом бичами, порождая вокруг всей своей древней мощью Смертный Ужас и Страх нестерпимый, доводящий до Безумия полного. Но и отравленные бичи были бессильны. Мщение Эриний было тщетным. И они от гнева и удивления завопили так, что их истошный злобный вой достиг до блистающих высей Олимпа.

56. Зевс посылает Гермеса удержать Эриний от мести Эдипу

Зевс и остальные его сородичи, на мощных Олимпийских высотах постоянно живущие, не только услышали, но и увидели зоркими своими глазами, что происходит на дороге, ведущей в семивратные Фивы.

Олимпийцы в это время, как всегда, пировали, амбросию в больших количествах поглощали и неустанно честь воздавали друг другу кубками с пенящимся нектаром, который после вознесения на нерушимый вовеки Олимп Диониса, стали сначала слегка, а потом все больше и больше разбавлять вином медосладким. Любопытные боги стали наблюдать со все возрастающим интересом за бессильным нападеньем на Эдипа Эриний. Бессмертные дружно молчали, время от времени, поглядывая на своего верховного повелителя.

Заметивший взгляды богов, Олимпиец сначала косматой потряс головой и повращал кустистыми своими бровями. Потом начал меж них говорить всеобщий родитель бессмертных и смертных:

– Своими глазами я вижу, как юношу пытаются истязать демонические Эринии. А ведь я его знаю. Мне Феб рассказывал, что за преступленья моего сына Тантала, весь род которого я проклял, а также за нечестивость Пелопа, которого мы с вами чуть не съели… и из-за Ожерелья Гармонии, изготовленного моим ревнивым, как его мать, сыном Гефестом… да за все это старуха Лахесис выткала Эдипу убить отца Лаия и жениться на матери Иокасте. Но! Ведь он не знал, что высокомерный старик, встретившийся на дороге, его отец настоящий. Поэтому, давайте-ка боги, усердно все обсудив, вместе решим, что нам делать, – вмешаться и спасти от безумья Эдипа, который убил отца по неведению. Пока яд змеекудрых Эриний на него не подействовал, но ведь они от него так просто не отстанут, ибо они считают, что он нарочно родителя жизни лишил, чтоб воссесть на трон поскорее. Или все же позволить древним мстительницам бичами ядовитыми разум юноши навсегда укротить? Тем более, что этому Эдипу еще и на матери жениться придется…

Тут Гера не выдержала и супругу сказала:

– Зачем, Чернотучий, ты воздух сотрясаешь напрасно? Знаешь ведь сам, что все в этом мире происходит по непререкаемой воле Мойры Лахесис. Если старая Ткачиха так наткала, то Эдип и на матери женится, и счастливо с ней много лет проживет. А ты, должно быть, сейчас взбесившихся Эриний удержишь, пока они не нашли способ как Эдипа до безумия довести…

Зевс изумленно покачал и покрутил в стороны головой и Гере в некотором замешательстве так изрек:

– Дике святая мне знак подает, что я на этот раз должен с тобой согласиться, супруга моя волоокая, хотя… я и сам так поступить собирался и спрашивал совета у богов притворно, чтоб их только проверить… насколько правильно они все понимают, что там внизу на земле происходит.

Олимпиец помавал кустистыми своим бровями, сросшимися на крепкой переносице, и так обратился к Гермесу:

– Сын мой любезный и быстрый вестник! Гермес, ты самый верный моих велений исполнитель! Ты и всегда ведь, моим быстрым посланником служишь, так, что и ныне нисколько не медли. Скользни ты, на ногу крылатую резвый, своим обычным быстрым полетом вниз на землю в тот предел, где храм аполлонов находится. Передай, Киллений, Эриниям, чтобы от Эдипа пока отстали, ведь по неведению он убил родителя Лаия.

Неутомимый Гермес без промедления ринулся отцовский приказ исполнять на подошвах амвросиальных, всюду его с дуновением ветра над землей беспредельной и над морем бескрайним носившие.

57. Гермес останавливает Эриний

Златожезлый отпрыск старшей Плеяды сразу увидел трех страшных старух, водящих вокруг ничего не подозревавшего Эдипа ужасный хоровод. Он крикнул Эриниям остановиться, но они не обратили на вестника Зевса внимания. И тогда Киллений кинул между Эриниями и Эдипом свой знаменитый кадуцей.

Говорят, что в древности жезл Гермеса был обвит виноградными лозами, и только в позднее время на нем появились две змеи. Согласно древнему преданию Киллений увидел двух борющихся в траве змей, которые, переплетаясь гибкими телами, угрожали друг другу, готовясь вступить в смертельный поединок. Гермес воткнул жезл в землю между ними, и они, обвив посох, тотчас примирились, оставшись как перевитые ленты на нем навсегда. Поэтому Гермес объявил, что этот жезл впредь будет символом мира.

Гомер поет, что своим жезлом Аргоубийца могучий глаза усыпляет у смертных, если захочет, других же, заснувших, наоборот, от сна пробуждает.

Диодор Сицилийский говорит, что Гермесу приписывают происходящие во время войны переговоры, заключение мира и союза, символом чего является жезл, который носят ведущие переговоры и благодаря которому, оказавшись среди противников, не подвергаются опасности. Поэтому Гермеса и называют Общим, поскольку старающиеся о мире во время войны приносят пользу общую для обеих сторон.

Благожезлый сын Майи приблизился к Эриниям, легкими крыльями воздух колебля, подошвой плесницы словно веслом он воздушный ток разрезал, и мирно так к ним обратился:

– Остановитесь трудолюбивые девы Аида! Ваш труд и нрав, столь многим ненавистный, мне понятен, но сейчас вы Эдипа должны отпустить. Не позволяет великий Кронид его сейчас доводить до безумия, ибо убийство отца он совершил по неведению. Он и сейчас не знает, что старик, которого он ударил посохом на дороге его настоящий отец. Поэтому и ваши змеи и отравленные бичи на него пока не действуют.

Угрожающе поднялись на челе у древней богини отмщения Аллекто гады, и, щелкнув пропитанным ядом бичом, она прохрипела Гермесу:

– Подействуют! Мы Эринии, богини древнейшие, в мраке живущие вечном, нам не страшны молнии Зевса. Даже Солнце не преступит предопределенных ему границ, а не то его разыщем мы – Черноокие союзницы Правды – Эринии, стерегущие прегрешения. И потому не всегда и не во всем мы должны слушаться Олимпийца.

Зловещая Мегера поддержала сестру:

– Отцеубийцу мы должны покарать – так велит древний закон. Кровь родителя взывает к отмщенью! Если же он не ведал кого убивал, то мы ему сейчас это скажем, и безнаказанным не ускользнет от нас Эдип, скоро в безумии он начнет корчится и извиваться!

Плутарх в трактате «Об Исиде и Осирисе» говорит, что Гермеса называют собакой не в собственном смысле слова, но связывают с хитроумнейшим из богов бдительность этой твари, ее неутомимость и мудрость, ибо она различает дружественное и враждебное по своему знанию или незнанию предмета.

Гермесу совершались возлияния, и когда по завершении трапезы жертвенным животным отсекались языки, – они посвящались ему как богу красноречия.

Вестник Зевеса на словах стал во всем соглашаться с Эриниями и даже Эдипа стал ругать, как последнего нечестивца, на деле же коснулся своим кадуцеем их глаз, и они заснули.

Когда Эринии проснулись, и Эдип был уже далеко, Гермес с таким вопросом к ним обратился и сам же на него ответил:

– Как вы думаете, любезные мстительницы, почему я так легко смог вас всех усыпить? – Да потому, что так нить жизни Эдипа сама Мойра Лахесис соткала и такие колечки-предопределения на нее нанизала. Поэтому не стоит вам сейчас пытаться Эдипа догнать. Он сам явится к вам, когда настанет пора, всемогущим предопределенная Роком. Это будет лет через двадцать недалеко от Афин в местечке Колоне. И вы, став по отношению к нему благодетельными Эвменидами, справедливо его за все покараете иль воздадите – сами решите. Такова непреложная воля старой Ткачихи.

Услышав о всемогущей Мойре Лахесис, страшные лица суровых богинь, милосердия чуждых от века, смягчились.

58. Певица ужасов Сфинкс

Некоторые говорят, что на Беотийской горе Фикион в древности обитало ужасное чудовище Фикс, порожденное исполинской змеедевой Ехидной от двуглавого пса Орфа, убитого Гераклом при похищении коров Гериона. Именно Фикс с оружием в руках в жестокой битве одолел Эдип и за эту победу получил фиванский трон. Однако, впоследствии о Фикс забыли и стали говорить о другом чудовище по имени Сфинкс.

Сфинкс, или Сфинга – душительница, была порождением Ехидны и незаконного силой исполина Тифона – самых страшных чудовищ, которых, когда – либо порождала всеобщая матерь Гея – Земля. Все сходятся во мнении, что у Сфинкс, как и у матери – чудовищной змееженщины Ехидны, было красивое женское лицо с холодными никогда не мигавшими змеиными глазами и красивая женская грудь.

Некоторые говорят, что ниже груди тело у Сфинкс было, как у брата – огромного горного льва с каменной шкурой, жившего в Немее, только у нее еще были мощные крылья, как у другого брата – орла Эфона и бычий хвост.

Крылатая дева с могучим львиным телом была особенным чудовищем, настоящим исчадьем адского мрака. Сфинга гордилась не столько своим мощным телом, сколько необычным для чудовищ хитроумием. Она сладким женским голосом, словно песню, пела (потому ее и прозвали Певицей Ужасов) одиноким путникам загадки, которые они должны были разрешить. Если же путники были бессильны решить предложенную ею загадку, то Сфинга пускала в ход свою огромную львиную силу и душила их в убийственном объятии, раздирая кровожадными когтями и пожирала. При этом она была совершенно уверена в том, что поступает справедливо, рассматривая свою песню-загадку как соревнование, и проигравший в нем должен быть наказан.

Некоторые говорят, что это ужасное чудовище было послано златотронной царицей Герой за нечестивое преступление фиванского царя Лаия в отношении побочного сына Пелопа Хирисипа. Лай из-за красоты юноши влюбился в него и, согласно критскому обычаю, похитил возлюбленного, увезя его в Фивы на колеснице. Однако Пелоп сам был влюблен в побочного сына и, угрожая войной, потребовал его обратно. Пелоп за совращение сына наложил проклятье на Лаия и весь его род, и во исполнение этого проклятья боги предначертали Лаию смерть от руки сына, а злокозненная Гера, согласно непререкаемой воле Мойры Лахесис, тут же наслала на Фивы чудовищную Сфинкс.