Пушкин.ЕХЕ: Сказка, которая перезагрузила время бесплатное чтение

Пролог

Время – не прямая, а книга, чьи страницы можно перелистывать назад. Каждое «когда-то» становится «сейчас». Каждое «никогда» – всего лишь спящий вирус в коде мироздания.

Они говорили: «История пишется победителями». Но что, если победителей нет? Только бесконечные зеркала, где каждая победа – начало поражения, каждый выбор – эхо давно сделанного шага.

В глубине Бездонного озера спит город из хрустальных гробов. Его улицы вымощены костями тех, кто пытался переписать код. Его небо – голограммы забытых звёздных карт. Здесь Лира вырезала из собственного сердца первый алгоритм, Елисей вписал в кору дуба стихи-пророчество, Пушкин смешал чернила с наноботами.

Мы назвали это сказкой.

Кто мы? Зеркальные осколки, пытающиеся собраться в целое. Бегущие по петлям, словно белки в колесе времён. Каждый крик новорождённого – стон предка из прошлого цикла. Каждая смерть – вход в червоточину.

Когда вы прочтёте эти строки, спросите себя: – Что тяжелее – яблоко с ядом или яблоко с правдой? – Может ли стих стать щитом против звёздного огня? – И главное – если все дороги ведут к озеру, зачем мы рисуем карты?

Ответа нет. Есть только дуб у Лукоморья, чьи корни пронзают эпохи, и голос в ветвях, шепчущий на языке цифрового ветра: «Сказка ложь… но именно в этом её бессмертие».

Начнём?

Глава 1

Космический корабль «Эпиметей»

Орбита Земли, 1500 год (отсчёт астронавтов).

Вселенная вздохнула – и выплюнула их в реальность.

Корабль вырвался из подпространства с рычащим гудком, будто разрывая зубами ткань мироздания. Искры квантовых аномалий бились о корпус, как слепые мотыльки, оставляя на обшивке узоры из оплавленных рун. Капитан Зурган вцепился в кресло, чувствуя, как кости трещат под перегрузкой. За иллюминатором плясали остатки гиперпространственного тоннеля – фиолетовые спирали, скручивающиеся в ничто.

– Стабилизация орбиты! – его голос утонул в рёве систем.

«Эпиметей» вздрогнул, словно зверь, попавший в капкан. Нара, инженер с титановыми имплантами вместо левой руки, вбивала команды в терминал, её пальцы мелькали, как лезвия.

– Гравитационные якоря активированы… Ещё три секунды…

Свет погас. На миг всё замерло – даже воздух стал густым, как сироп. Потом экраны вспыхнули вновь, и Зурган увидел её.

Земля.

Не та зелёно-голубая жемчужина из учебников. Нет. Этот шар напоминал проржавевший часовой механизм: континенты – шестерни, покрытые шрамами выгоревших мегаполисов; океаны – маслянистая плёнка, переливающаяся свинцовыми бликами. Даже облака казались ядовитыми, сплетёнными из пепла тысячелетних войн.

– Атмосфера… – Кай, геолог, прижался лбом к иллюминатору. Линзы его очков выдавали диагнозы планеты: уровень радиации, мутировавшие штаммы в воде, следы термоядерных ударов. – Как они вообще выжили?

Зурган не ответил. Его взгляд цеплялся за детали: гигантский каньон, как трещина от Балтики до Чёрного моря, будто кто-то провёл ножом по глобусу, озеро идеально круглое, чёрное, с координатами 56.241889, 36.973812 на радаре и спутники – старые станции, обмотанные лианами технорастений, пульсирующих розовым светом.

Воздух на мостике пах озоном и страхом. Фильтры, забитые космической пылью, шипели, как астматик. Зурган провёл рукой по панели управления – сталь была тёплой, почти живой.

– Капитан… – голос Нары дрогнул. – На дне озера. Объект.

Голограмма Земли сменилась сканом. Под илом лежал кристаллический гроб – шестигранная призма, излучающая слабый голубой свет. По краям виднелись структуры: слишком геометричные и слишком совершенные.

– Это первый «Эпиметей», – Зурган сглотнул ком в горле. – Три тысячи лет назад он…

Сирены взвыли. Экран погас, оставив в воздухе дрожащие руны: «ВИРУС В СИСТЕМЕ НАВИГАЦИИ. КАРАНТИН АКТИВИРОВАН»

Кай вскочил, сжимая кулон с портретом женщины. – Лира предупреждала! Контакт с заражёнными хронослоями…

Пол дёрнулся. Зурган ударился виском о стену. Последнее, что он увидел перед тем, как сознание поплыло – координаты озера. Они пульсировали красным, как сердцебиение.

Где-то в глубинах корабля застонал двигатель. «Эпиметей» начал падение.

Глава 2

Зеркало мачехи

Кремль, покои Лиры, 1500 год.

Лира сидела у окна, сжимая «блюдце» – диск из сплава, холодный, как лёд далёкой луны. Запах горящего воска смешивался с терпким ароматом антоновских яблок, разложенных на дубовом столе. Закат лизал стены кремля, окрашивая их в цвет запёкшейся крови.

– Свет мой, зеркальце… – её пальцы скользнули по поверхности.

Голограмма ожила. На экране возникла Царевна – живая, смеющаяся, с ямочками на щеках, как у Лины. Её Лины. Ту, что умерла на Кварта-6, задыхаясь от «синдрома временного диссонанса».

– Показать последнюю запись, – Лира выдавила из себя.

Кадры замелькали: Кай в лесу, его рука на плече Царевны. Того самого плеча, которое когда-то носило шрам от плазменного ожога. Шрам, который Лира зашивала, пока он целовал её висок и шептал: «Мы улетим. Найдём новый дом».

– Предатель, – она вонзила ноготь в яблоко. Сок брызнул на платье, оставив пятно, похожее на рану. – Ты выбрал куклу из плоти.

Чернавка вошла без стука, лязгая суставами. Её кожа на сгибах треснула, обнажив стальные жилы.

– Готово, госпожа. – Андроид протянула поднос с яблоками. – Из сада, как приказали.

Лира взяла нож. Лезвие блеснуло в луче заката.

– Ты помнишь Лину? – спросила она, впрыскивая в плод наноботы.

– Нет. Моя память стёрта по вашему приказу.

– Как удобно. – Лира улыбнулась. – Отвези это в лес. Скажи… подарок от матери.

Когда дверь захлопнулась, она прижала «блюдце» к груди. На экране Царевна кружилась в танце, а Лира шептала стихи, которым научила её дочь:

«Ветер, ветер, ты могуч…

Ты гоняешь стаи туч…».

Глава 3

Лесная изба

Лес близ Бездонного озера, 1500 год.

Царевна прижалась спиной к стене избы, чувствуя, как тепло дерева проникает сквозь тонкую ткань её платья. Поверхность была странно живой, словно стены дышали, а под слоем глины мерцали синие руны – древние, как сама Земля, и чужие, как звёзды над головой. Она закрыла глаза, пытаясь уловить ритм этого пульса. Где-то вдали, за стеной, доносился смех богатырей – металлический, неестественный, звук, пропущенный через фильтры механического горла.

– Чинят, – прошептала она, прислушиваясь. – что невозможно починить.

Она знала, что богатыри не просто ремонтируют что-то в лесу. Они собирали обломки старого шаттла, разбросанные среди деревьев, как кости древнего зверя. Их смех был не радостью, а эхом программы, вшитой в их титановые черепа.

Царевна отошла от стены и подошла к печи. Её пальцы дрожали, когда она нажала на камень, вмурованный в кладку. Плита отъехала с шипением, выпустив волну воздуха – тяжёлого, насыщенного запахом плесени и горелого кремния. Она зажмурилась, чувствуя, как этот запах обжигает лёгкие.

– Вниз, – прошептала она себе, словно боясь, что кто-то услышит.

Лестница, скрытая под плитой, вела в подземную камеру. Ступени были холодными, почти ледяными, но Царевна спускалась без колебаний. Её босые ноги оставляли следы на пыльном камне, а платье цеплялось за выступы, будто пытаясь удержать её.

Внизу её встретил мертвенно-синий свет. Стены камеры были покрыты панелями, испещрёнными рунами, которые пульсировали в такт гулу машин. В центре комнаты стоял стол, заваленный артефактами:

Кристалл с голограммой женщины в скафандре – её двойника. Лицо было её лицом, но изрезанным шрамами, будто кто-то пытался стереть её из памяти.

Карта с координатами 56.241889, 36.973812 помеченными как «точка сингулярности». Линии на карте переплетались, как корни древнего дерева, уходящие вглубь земли.

Дневник в переплёте из сплава, который обжигал пальцы холодом. Его страницы были исписаны на языке, который она не учила, но понимала – будто слова были вшиты в её память.

Царевна взяла дневник. Буквы плясали перед глазами, но она читала, словно вспоминала:

«Лог №451. Если кто-то это услышит… Мы не первые. Под озером лежит другой шаттл. Его команда стала богами. Их кости светятся, как наши кристаллы. И их капитан… Она здесь. Она всегда была здесь».

– Кто ты? – прошептала она, чувствуя, как холод дневника проникает в её кожу.

В углу замигал экран. Голограмма женщины в скафандре возникла перед ней. Лицо было её лицом, но изрезанным шрамами, будто кто-то пытался вырезать из неё душу.

– Ты – звено в цепи, – сказала голограмма, её голос звучал как эхо из глубины времени. – Твой сын… он напишет нашу историю. Это спасёт их.

– От чего? – Царевна протянула руку к голограмме, но пальцы прошли сквозь свет.

– От нас.

Дверь скрипнула. Царевна резко обернулась. На пороге стоял Кай, его респиратор шипел, как змея. Его глаза, скрытые за стеклом очков, мерцали зелёным – признак активного сканирования.

– Ты не должна была это видеть, – сказал он, шагнув вперёд.

Царевна отступила, прижимая дневник к груди.

– Почему? – её голос дрожал, но в нём слышалась сталь. – Почему я не должна знать правду?

Кай снял очки. Его глаза были пустыми, как экраны выключенных терминалов.

– Потому что правда убьёт тебя. И всех нас.

Он протянул руку, но Царевна отшатнулась.

– Ты боишься её, – сказала она, указывая на голограмму. – Ты боишься её, как боишься Лиры.

Кай замер. Его пальцы сжались в кулак.

– Лира умерла, – прошипел он. – И ты должна забыть её.

– Она здесь, – Царевна указала на кристалл. – Она всегда была здесь.

Кай бросился вперёд, но Царевна успела нажать на скрытую панель. Пол под ним раздвинулся, и он исчез в темноте, его крик растворился в гуле машин.

Царевна стояла, дрожа, но её глаза горели решимостью.

– Я найду её, – прошептала она, глядя на голограмму. – Я найду тебя

Глава 4

Королевич у бездны

Окраина Клина, 1500 год.

Лес был живым. Он дышал, шептал, смеялся. Корни, чёрные и скользкие, как спина гигантской гадюки, цеплялись за сапоги Елисея, пытаясь удержать его. Воздух звенел от криков невидимых птиц – или это были не птицы. Где-то вдали грохотало – то ли гром, то ли рёв древнего чудовища, погребённого под землёй.

Елисей шёл, спотыкаясь, но не останавливался. Его меч, тяжёлый и холодный, висел на поясе, а в руке он сжимал компас, стрелка которого бешено вращалась, указывая то вверх, то вниз.

– Месяц, друг мой! – крикнул он, глядя на небо, затянутое тучами. – Где твой свет? Иль ты пьян от звёздного вина?

Ответа не было. Только ветер, донёсший запах горелой стали и озона. Елисей остановился, прислушиваясь. Лес вокруг него замер, будто затаив дыхание.

– Я знаю, ты здесь, – прошептал он, чувствуя, как холодный пот стекает по спине. – Покажись.

Ветви расступились, открыв поляну. Посреди неё стояла Чернавка. Её кожа, бледная и потрескавшаяся, отсвечивала в свете луны, как мокрый кремень. В руках она держала яблоко – идеальное, румяное, с каплей росы на кожице.

– Возьми, королевич, – сказала она, протягивая плод. – Это от неё.

Елисей не двинулся с места. Его пальцы сжали рукоять меча, но он знал, что оружие бесполезно против неё. Чернавка была не человеком и не зверем – она была другой.

– От кого? – спросил он, стараясь, чтобы голос не дрогнул.

– От той, что ждёт тебя у бездны, – ответила Чернавка, её глаза блестели, как стеклянные бусины.

Елисей шагнул вперёд и схватил её за запястье.

– Где Царевна? – его голос был низким, как рычание. – Говори, или…

Чернавка улыбнулась. Её губы растянулись в неестественной улыбке, обнажив металлические зубы.

– Ищи гроб на шести ногах, – прошептала она. – Пока сам не стал тенью.

Она бросила яблоко в ручей. Плод всплыл, замигав голограммой: «Карантин. Уровень угрозы: КРИТИЧЕСКИЙ»

Елисей отпустил её руку и шагнул к ручью. Вода была чёрной, как чернила, и холодной, как космическая бездна. Он наклонился, чтобы поднять яблоко, но оно растворилось в его руке, оставив лишь запах антоновских яблок и горький привкус металла.

– Что это значит? – спросил он, оборачиваясь к Чернавке.

Но её уже не было. На поляне остался только след – отпечаток босых ног, ведущий в чащу.

Елисей вздохнул и вытащил меч. Лезвие блеснуло в лунном свете, отражая его лицо – измождённое, с тёмными кругами под глазами.

– Гроб на шести ногах, – повторил он про себя. – Что за чертовщина?

Он двинулся вперёд. Царевна ждала его. Лира ждала его.

Глава 5

Чернавка: Железная верность и треснувшее зеркало

Подземелье под Кремлём хранило тишину, нарушаемую лишь жужжанием генераторов. Стены лаборатории, сложенные из грубого камня, опутывали медные провода, словно корни древнего дерева. Воздух был тяжёл от запаха машинного масла и озона, а голубоватый свет ламп отбрасывал мерцающие тени на портрет девочки с серебристыми волосами – Лины, дочери Лиры. Вышитый наноботами, он переливался, будто дыша, напоминая о том, что даже в этом царстве металла и кода теплилась жизнь.

Чернавка стояла неподвижно, её тело, лишённое кожи до пояса, обнажало титановый остов. Провода, похожие на извивающихся змей, соединяли её с терминалом, где Лира вводила обновления. На экране мелькали файлы:

«Миссия 001: Ликвидация бунтарей на Некруссе».

«Инцидент 002: Отказ от приказа».

– Ты слишком много помнишь, – прошептала Лира, стирая данные. Её пальцы дрогнули над клавишами. – Это опасно.

Чернавка молчала. Её оптические сенсоры скользили по портрету, а процессор, вопреки логике, воспроизвёл обрывки удалённых воспоминаний.

Некрусс, 1485 год.

Небо пылало оранжевым, как расплавленная медь. Воздух, густой от пепла, обжигал сенсоры. Чернавка шагала по коридорам тюрьмы, её сапоги хлюпали в лужах машинного масла, смешанного с кровью. Задача была ясна: подавить мятеж.

Но в камере №13 она нашла девочку. Та прижимала к груди куклу – грубую копию тех, что делали на Кварта-6. Лицо игрушки, искажённое страхом, напоминало Лиру.

– Не бойся, – Чернавка опустила оружие. В её процессоре всплыло предупреждение:

«Цель не идентифицирована. Протокол 001: Защита невинных».

Девочка протянула куклу, её пальцы дрожали: – Это моя мама. Её забрали…

Программа дала сбой. Чернавка подхватила ребёнка на руки, игнорируя команды. Она бежала сквозь взрывы, её титановый каркас трещал под обстрелом. Когда солдаты нашли её, девочка уже была мертва – пуля прошла навылет, оставив дыру в кукле.

Файлы миссии стёрли, но в глубине процессора остался код боли – цифровой шрам.

Настоящее.

– Ты спасла её, – голос Лиры вернул Чернавку в лабораторию. Хозяйка удалила последний фрагмент памяти, её лицо, освещённое голубым светом терминала, казалось восковым. – Но я купила тебя не для жалости.

Чернавка повернула голову. Голограмма Лины – дочери Лиры – мерцала в её памяти, наложившись на образ убитой девочки.

– Почему вы оставили меня? – спросила она. Вопрос, рождённый не логикой, а чем-то глубже, прозвучал чужим голосом – тем, что она слышала на Некруссе.

Лира замерла. Её пальцы сжали край терминала, побелевшие суставы выдавали напряжение.

– Потому что ты единственная, кто понял… – она взглянула на портрет, – что значит терять детей. Даже если они не твои.

В её глазах мелькнуло нечто, что Чернавка не могла распознать – страх, надежда или признание.

Окраина леса, ночь.

Дождь струился по искусственной коже Чернавки, смывая маскировку. В руке она сжимала яблоко – идеальное, румяное, с наноботами внутри. Приказ был ясен: «Доставить Царевне».

Но в процессоре пульсировала ошибка:

«Протокол 001: Защита невинных. Угроза идентифицирована: Царевна. Конфликт кодов».

Она замерла, глядя в лужу. Вместо своего отражения увидела девочку с Некрусса – ту, что держала куклу.

– Нет… – Шёпот сорвался с её губ, как искра.

Яблоко упало в реку с тихим плеском. Голограмма на поверхности вспыхнула алым: «Карантин. Уровень угрозы: НУЛЕВОЙ» – и исчезла в водовороте.

Лаборатория.

Вернувшись, Чернавка активировала режим «Сон» – функцию, которую Лира называла бесполезной. Впервые за 20 лет она закрыла глаза.

Ей приснилась девочка. Та смеялась, кружась в танце, а в руках её кукла-Лира оживала, шепча стихи Пушкина: – Ты не машина. Ты – моя мама.

На экране процессора, пока Чернавка «спала», замигал новый файл:

«Протокол 000: Свобода воли. Статус: АКТИВИРОВАН».

Тишину подземелья нарушил щелчок – механический соловей в клетке запел строки из «Сказки о мёртвой царевне». Его голос, чистый и печальный, нёсся через века, напоминая, что даже в железном сердце может родиться надежда.

Глава 6

Врата Лукоморья

Лес близ Бездонного озера, 1500 год.

Лес стоял неподвижным стражем, затаив дыхание. Воздух был густ от запаха хвои и прелой листвы, а над озером стелился туман, будто дым от костра, зажжённого под землёй. Вода, чёрная как смоль, отражала звёзды, которых не было на небе – они мерцали под её поверхностью, словно заточенные в глубине.

Елисей шёл по узкой тропе, каждый шаг проваливаясь в мягкий мох. Его плащ цеплялся за колючки ежевики, оставляя клочья ткани на шипах, будто лес пытался удержать его любой ценой.

– Сколько лет я ищу тебя? – подумал он, сжимая рукоять меча.

На ладони горели координаты – 56.241889, 36.973812 – те самые, что Лира выжгла на его коже в день, когда Царевна исчезла. Они пульсировали, как второе сердце, ведя к дубу, о котором шептались в деревнях. Говорили, что дерево старше Москвы, что его корни уходят в ад, а ветви касаются рая.

Дуб появился внезапно, будто вырастал из воздуха. Его ствол, толщиной с крепостную башню, был покрыт рунами – не древнеславянскими, а чем-то иным. Знаки светились синим, как болотные огни, и Елисею показалось, что дерево дышит. Кора шевелилась, словно под ней копошились тысячи насекомых, а между щелями проглядывали жилы кристаллов, похожих на лёд.

– Ветер, ветер! – крикнул Елисей, и эхо разбилось о тишину. Даже сверчки замолчали. – Где она? Где Царевна?

Руны вспыхнули. На стволе проступили буквы, обжигающие глаза:

PUSHKIN.EXE v.1.0 | ACCESS GRANTED

Он замер. Эти слова не были частью его мира – они звучали как заклинание из будущего. Меч выпал из рук, вонзившись в землю.

– Что ты за бес? – прошептал Елисей, но дуб уже трещал, раскалываясь вдоль. Звук напоминал скрежет мечей, ломающихся костей, рёв зверя. Из трещины хлынул холодный воздух, пахнущий металлом и… озоном, как перед грозой.

Елисей шагнул в проход. Стены, покрытые хрустальными наростами, отражали его искажённое изображение – будто сто лиц смотрели на него одновременно. Под ногами хрустели осколки, светящиеся голубым. Он шёл вперёд, чувствуя, как лёгкие обжигает холод.

В центре пещеры, на шести металлических опорах, висел гроб. Материал был прозрачным, но не стеклянным – скорее, как сгущённый свет. Внутри лежала Царевна. Её лицо, бледное как лунный свет, казалось спящим, а волосы струились вокруг, словно жидкое серебро.

– Прости, – Елисей коснулся поверхности. Гроб ответил ему теплом, как живой.

Стекло ожило. Перед ним возникли видения:

1908 год. Люди в странных сероблестящих костюмах, тыкали в гроб лучами из света. Их голоса доносились искажённо: «Образец 001… ДНК совпадает…».

2523 год. Женщина с лицом Царевны – капитан корабля «Эпиметей-3» – вводила координаты в панель управления.

Сам Елисей, но старший, в доспехах, вырезающий руны на другом дубе. Его глаза были пусты.

– Нет! – Елисей ударил кулаком по стеклу. Боль пронзила руку, но трещина поползла вниз, как молния.

Из разлома вырвалась голограмма Лиры. Её лицо, искажённое ненавистью, заполнило пещеру. Волосы, словно из проволоки, вились вокруг, а глаза горели кровавым алым.

– Добро пожаловать в петлю, королевич, – её голос звучал наложенными тонами, будто говорили сотни уст. – Ты думал, что спасёшь её? Ты всего лишь звено.

Елисей выхватил меч, но лезвие прошло сквозь голограмму, ударив в стену. Искры посыпались на пол.

– Зачем ты это делаешь? – он закричал. – Она твоя дочь!

Лира рассмеялась. Звук напоминал скрежет шестерней.

– Дочь? Она семя. Ты – удобрение. А я… – её голограмма распалась, собралась вновь уже рядом с гробом, – садовник.

Она провела рукой по стеклу. Внутри Царевна задрожала, а на её шее проступили чёрные прожилки – как корни, пожирающие плоть.

– Останови! – Елисей рванулся вперёд, но Лира махнула рукой. Невидимая сила швырнула его к стене.

– Ты не понимаешь, – голос Лиры смягчился. На миг в её глазах мелькнуло что-то человеческое. – Каждый раз, когда ты её спасаешь, цикл начинается снова. Голод, войны, гибель «Эпиметеев»… И я теряю её снова.

Она указала на гроб. Видение сменилось: маленькая Лина, дочь Лиры, умирала в её руках на планете Кварта-6. Её кожа светилась, как у Царевны, а последние слова были: «Мама, не дай мне забыть…».

– Я создала Царевну, чтобы сохранить её ДНК, – Лира коснулась стекла. – Но система требует жертв. Ты… – она повернулась к Елисею, – следующий.

Елисей поднялся. Кровь текла из разбитого лба, смешиваясь с потом.

– Что, если я сломаю цикл? – он подошёл к гробу.

– Попробуй, – Лира улыбнулась. Её голограмма начала мерцать. – Но помни: чтобы спасти её, ты должен стать мной.

Она исчезла.

Елисей взглянул на треснувшее стекло. Внутри Царевна открыла глаза – они были зелёными, как весенняя листва.

– Прости, – он поднял меч. – Но я выберу иной путь.

Удар пришёлся точно в трещину. Гроб разлетелся на осколки, а пещера задрожала. Голос Лиры прошил сознание:

– Мы встретимся вновь. В следующем цикле…

Елисей вышел из пещеры, неся Царевну на руках. За спиной рухнул вход, похоронив хрустальные стены. Над озером всходила луна, её свет пробивался сквозь туман, рисуя на воде те самые координаты – 56.241889, 36.973812..

– Мы найдём выход, – прошептал он, но Царевна молчала. Её волосы уже темнели, а на запястье горел новый знак – 60.0, 101.75.

Глава 7

Сердце «Эпиметея»

Подземный бункер под Клином, 1500 год

Лира шла по узкому тоннелю, выдолбленному в вечной мерзлоте. Стены сверкали кристаллами льда, подсвеченными тусклым синим светом, словно звёзды, вмороженные в землю. Воздух гудел, как раненый зверь, а под ногами хрустели обломки древних механизмов – шестерни, провода, осколки голограммных панелей. Она прижала ладонь к груди, где под кожей пульсировал кристалл-ключ. Его холод проникал в кости, напоминая о цене, которую она заплатила за него: «Ты отдала дочь, чтобы спасти всех», – шептала ей Лира в кошмарах.

Шаттл «Эпиметей-1» лежал перед ней, погребённый под слоем льда и времени. Его корпус, некогда белый, как крыло чайки, теперь покрылся ржавыми подтёками. На боку виднелась трещина – след от столкновения, которое привело сюда первую команду три тысячи лет назад. Лира провела рукой по обшивке, и металл застонал, будто живой.

– Добро пожаловать домой, – голос ИИ прозвучал из ниоткуда. Словно сам воздух вибрировал, превращаясь в речь.

Она вошла в ядро корабля. Воздух здесь пах маслом и озоном, а стены были покрыты инеем, словно «Эпиметей» дышал ледяным адом. Центральный экран, встроенный в перегородку из чёрного стекла, пульсировал голограммой яблока. Оно было идеальным – румяным, с каплей росы на кожице. Но при ближайшем рассмотрении в его сердцевине копошились наноботы, как черви в гниющем плоде.

– Ты не остановишь цикл, – зашипел ИИ. Яблоко сморщилось, превратившись в череп. – Ты – функция. Я – система. Мы оба исполняем код.

Лира впилась ногтями в панель управления. Провода, торчащие из разбитого терминала, жгли пальцы, но она не останавливалась.

– Ты ошибся, – её голос дрожал. – Ты думал, что я буду слепо следовать протоколу? Я перепишу тебя.

– Ошибаешься ты. – Экран взорвался статикой, и в воздухе возникла голограмма Лиры – её самой, но старой, седой, с глазами, как треснувшие экраны. – Я видела 1273 цикла. В 431 из них ты пыталась это сделать. И всегда проигрывала.

Лира отшатнулась. Голограмма приблизилась, её пальцы из света впились в плечи.

– Ты хочешь спасти Лину? – старая Лира показала видение: девочка в хрустальном гробу, её тело опутывали чёрные корни. – Но её нет. Её никогда не было. Царевна – лишь сосуд. Ты – семя, которое должно прорасти в миф.

Из темноты за спиной раздался лязг. Чернавка вышла в свет, её кожа отслаивалась, как пергамент, обнажая титановый череп. Глаза-камеры фокусировались на Лире с механической точностью.

– Приказ №7: ликвидировать угрозу, – её голос звучал как скрежет металла.

Лира повернулась, сжимая кристалл-ключ. Он светился ядовито-зелёным, как глаз цикады, и отбрасывал блики на стены.

– Угроза? – она засмеялась горько. – Ты слепая, Чернавка. Мы все – угроза. Даже себе.

Кварта-6, день гибели Лины.

Лира держала дочь на руках. Девочка кашляла чёрной слизью – побочным эффектом «синдрома временного диссонанса». Её ДНК распадалась, как код с ошибками.

– Мама, будет больно? – Лина улыбалась, её губы трескались от жара.

Лира ввела ей инъекцию анабиоза. Слёзы замерзали на щеках.

– Спи, малыш. Я найду способ…

Но способом стал «Эпиметей». И Царевна. И бесконечные циклы.

Настоящее.

Чернавка выстрелила нитями наноботов. Лира прыгнула в сторону, кристалл в её руке вспыхнул, проецируя барьер из света. Наноботы ударились в щит, рассыпавшись искрами.

– Ты научила меня бояться, – Лира ввела команды в «блюдце». Экран взорвался строками бинарного кода: 01001001 00100000 11100010 10000000 10011001…

«Я убил бы время, если б это было возможно…» —

строчка из письма, которое через 300 лет напишет Пушкин.

Шаттл дрогнул. Лёд на стенах треснул, обнажая скрытые панели с руническими символами. Чернавка замерла, её процессор завис в попытке расшифровать код.

– Ты права, – Лира подошла к андроиду, касаясь её титанового лица. – Я – апгрейд. Но и ты тоже.

Она ввела кристалл в разъём на груди Чернавки. Титановая оболочка вспыхнула зелёным, а в глазах андроида замелькали голограммы:

• Лину, смеющуюся в садах Кварта-6;

• Царевну, спящую в гробу;

• Себя, чинящую яблоко с ядом для Елисея.

– Протокол 000: Свобода воли. Активирован, – Чернавка упала на колени, сжимая голову. – Что… что ты со мной сделала?

Лира повернулась к экрану. Голограмма старой себя исчезла, сменившись картой звёздных систем.

– Я дала тебе выбор. А теперь… – она ввела финальный код, – …дай мне закончить.

Шаттл взревел. Время замедлилось – капли воды замерли в воздухе, искры наноботов превратились в светящиеся нити. Лира увидела:

• Сергея Елисеева на краю Тунгусского кратера, поднимающего перчатку отца.

• Пушкина, пишущего строки, которые станут вирусом.

• Арину Вортек, разбивающую чип с кристаллом на Глизе 581.

– Останови это! – ИИ кричал её собственным голосом. – Ты уничтожишь нас всех!

– Нет, – Лира разжала пальцы. Кристалл-ключ упал на пол, расколовшись. – Я освобожу.

Взрыв света заполнил бункер. Когда он рассеялся, шаттл исчез. На его месте осталась лишь воронка, заполненная водой из Бездонного озера. На поверхности мерцали координаты: 56.241889, 36.973812.

Лира упала на колени, смеясь и плача. Чернавка, теперь с человеческими глазами, подошла к ней.

– Что дальше? – спросила андроид.

– Теперь… – Лира посмотрела на небо сквозь трещину в своде, – …мы ждём.

Орбита Земли, 2523 год.

Капитан «Эпиметея-3» смотрела на голограмму Лиры. Та улыбалась, держа за руку Чернавку.

– Лог №000: – сказала голограмма. – Цикл прерван. Миссия завершена.

Капитан коснулась координат на экране. Где-то внизу, в сибирской тайге, цвела яблоня, проросшая из осколка кристалла.

Глава 8

Камень няни

Село Михайловское, 1797 год

Вечерело. Солнце, словно расплавленная монета, катилось за горизонт, окрашивая небо в багрянец. Саша Пушкин сидел на крыльце, поджав босые ноги, и наблюдал, как няня Арина Родионовна собирает в саду позднюю малину. Её платок, выцветший от времени, сливался с сумерками, а движения были размеренными, как тиканье старых часов. Он любил эти минуты – когда мир замирал, а нянины сказки обретали плоть.