Между мирами бесплатное чтение

Пролог

Белые облака неторопливо плыли по небу, как кораблики, подгоняемые лёгким ветерком. Это похоже на половинку граната – вот и зёрнышки рассыпались вокруг белыми пятнами. Мама часто чистила ему гранаты, и он обожал набирать в горсть сладкие красные звёздочки, лопавшиеся во рту с сочным хрустом. Мама…

Мальчик грустно вздохнул, но стоило ему выглянуть в окно повозки, как он тут же приободрился. Он не хотел расставаться с родной Артаксатой, с мамой, с тенистым садом, где он любил играть. Но впереди его ждало приключение – удивительная страна, великий Рим. Место, откуда был родом его отец, самый отважный воин на свете. А мама обещала, что она тоже скоро приедет, и они заживут тут вместе. Правда, при прощании она вылила ему на макушку целую реку тёплых солёных слёз, но что с неё взять: мамы – они такие, им только дай повод, сразу слезами зальют. Он, конечно, тоже всплакнул, но так, чтобы никто не увидел – всё-таки ему было уже почти пять лет, а в таком возрасте плакать не полагается.

Караван медленно продвигался вперёд, колёса поскрипывали, а лошади бодро стучали копытами по каменной дороге. Няня сказала, что они уже вот-вот доберутся до этого Рима, так что осталось ещё чуточку потерпеть.

Он почти уснул под мерный стук колёс, когда вдруг повозку резко тряхнуло.

На секунду весь мир словно погрузился в тишину, даже птицы перестали выводить свои трели.

Первый крик разорвал воздух внезапно.

Громкий, хриплый, словно вой раненого зверя. Потом – ещё один. Лошади завизжали, вздымаясь на дыбы. Повозка тряхнулась так сильно, что мальчик вцепился в сиденье, сердце превратилось в молоточек, грозивший пробить хрупкое тело и вырваться из груди.

– Кто это? – прошептал он, но няня лишь крепче прижала его к себе.

В этот момент стрелы посыпались на караван, словно чёрный дождь. Одна из них с резким звуком вонзилась в дерево рядом с повозкой. Мальчик замер, чувствуя, как по спине поползли мурашки. Няня схватила его за руку и потянула вниз, под скамью.

Но было уже поздно.

Раздался резкий всхлип, и мальчик почувствовал, как тёплая, липкая жидкость капнула ему на лицо. Словно мама была рядом и снова плакала, обнимая его на прощанье. Он поднял голову – и увидел, как няня медленно оседает на пол, а там, где раньше был её правый глаз, теперь дрожит оперенье стрелы.

Он не закричал.

Всё вокруг превратилось в размытое пятно: звуки стали глухими, будто он нырнул под воду, а странный изменившийся в одно мгновенье мир остался там, наверху. Он видел, как падали стражники, как мечи сверкали в лучах заходящего солнца. Один из нападавших приблизился к повозке. Мальчик увидел его лицо – грубое, с глубоким шрамом через щёку. Их взгляды встретились.

И вдруг нападавший отвёл глаза.

Он что-то крикнул, и через мгновение мальчик почувствовал, как его грубо вытолкнули из повозки. Он покатился по земле и замер в придорожной канаве, затаив дыхание.

Лёжа там, он слышал, как постепенно крики затихают. Наконец, наступила тишина. Он не знал, сколько прошло времени. Может, минуты. Может, часы.

Когда он осмелился поднять голову, караван был уничтожен. Всё, что было в повозках или забрали, или разбросали вокруг. Люди лежали на дороге, как поломанные игрушки.

Солнце опустилось за горизонт.

Он был совсем один.

Глава I. Ubi finit mundus

Корабль медленно скользил по водам Понта Евксинского¹, рассекая гладкую поверхность моря. Фасис вырастал из утреннего тумана, как мираж: каменные дома с черепичными крышами усеяли подножье Колхидских гор, виднеющихся вдали, а узкие улочки спускались к самому берегу, словно небольшие речушки. Люди, снующие туда-сюда походили на блестящих форелей, косяком поднимающихся на нерест против течения. Гавань гудела: на разных языках перекликались матросы и рыбаки, кричали чайки, шумели торговцы.

Луций стоял на носу корабля, опираясь на поручни, и смотрел на приближающийся берег. Ветер трепал его светлые волосы, выгоревшие на солнце за время путешествия, а на лице играла едва заметная ухмылка. Он был в восторге от нового путешествия – а ещё больше от своего нового статуса адьютора² при центурионе преторианской гвардии³ с особыми полномочиями. «С особыми полномочиями», – Луций в который раз прокрутил эти слова в голове. Звучало слаще, чем медовые пирожки (которыми он, кстати, давно не угощался).

Новоиспечённый центурион, правда, в настоящий момент командовал не центурией, а всего лишь декурией⁴ временно спешенных на период морского путешествия всадников, но по сравнению с его недавним незавидным положением изгнанного из армии бродяги это уже было серьёзным прорывом.

– Почти на месте, – раздался за спиной хрипловатый голос Квинта. Он подошёл, скрестив руки на груди, и посмотрел на берег, будто оценивая потенциальное поле боя. – Как тебе вид?

Луций пожал плечами, пытаясь выглядеть равнодушным, но в голосе всё же прозвучала нотка восторга:

– Грязь и шум. Почти как дома. Надеюсь, хоть клопов в матрасах поменьше.

Квинт усмехнулся.

– Местные таверны могут дать фору римским, поверь.

К ним подошёл Деметрий, задумчиво оглядывая открывшийся перед ними город.

– Вы забываете о главном, – заметил он с лёгкой усмешкой. – Местное вино куда крепче римского. А вот от похмелья я вас спасать не стану.

Луций закатил глаза. За время долгого совместного плавания он заново привык к врачу-шпиону, но иногда ещё на него злился за то, что во время первого знакомства в Пергаме Деметрий обманул их с Квинтом.

Их разговор прервал мелодичный голос с лёгким акцентом.

– Господа, вы преуменьшаете достоинства Фасиса, – произнёс обладатель голоса, подходя к борту корабля с лёгкой, почти кошачьей грацией.

Арташес, племянник царя одного из союзных Риму государств – Армении. Он был моложе Квинта, но выглядел не менее уверенно. Его тёмные кудрявые волосы были аккуратно подстрижены по римской моде, а изысканная тога из мягкой ткани спадала безупречными складками. В глазах, тёмных и блестящих, словно отполированные камни, застыла лёгкая насмешка, будто он знал что-то, чего не знали остальные.

– Фасис – город, где заканчивается ойкумена, так говорили про него греки, – продолжил Арташес, скользнув взглядом по пристани. – Именно здесь Ясон и его аргонавты добыли золотое руно. И, хотя я разделяю вашу тягу скорее добраться до города моих предков, Артаксаты⁵, стоит хотя бы на мгновение насладиться тем, что предлагает нам эта прекрасная земля.

Луций согласно закивал. Они путешествовали уже почти месяц, и за это время он успел подружиться с армянским царевичем – впрочем, не он один. У Арташеса, казалось, к любому был свой подход: с Квинтом он вёл долгие беседы о тактике и стратегии, с Деметрием мог без конца вести политические дискуссии, и даже для преторианцев, сопровождавших путешественников, у него всегда находилась интересная байка или весёлая шутка. Луций даже чуточку завидовал тому, как ловко у царевича получается всё, за что бы он ни брался – но, с другой стороны, он же благородных кровей, так что чего ж тут удивительного.

– Мы здесь не за тем, чтобы прохлаждаться и устраивать застолья, – Квинт попытался урезонить спутников, не отрывая взгляда от гавани. – Наша задача – выполнить поручение Принцепса.

Арташес легко рассмеялся, будто слова Квинта были дружеской шуткой, а не упрёком.

– О, я не ничего иного не ждал от тебя, центурион. Но даже самые решительные воины должны порой давать себе отдохнуть. Уверен, ты понимаешь это, как никто.

Деметрий усмехнулся, повернувшись к Квинту:

– Может, он прав. Путь в Армению не будет лёгким. Один день отдыха не повредит.

Квинт развёл руками.

– Один день, – твёрдо сказал он. – Но никаких излишеств. Придём в себя, выспимся и в путь. И не забывайте – бдительность терять нельзя. Тут вам не Рим.

Арташес слегка склонил голову.

– Тут я совершенно согласен. – Он широко улыбнулся. – Я привык быть настороже. Особенно в Риме.

Позади них послышался приглушённый смех. Луций обернулся – группа преторианцев, сидевших у мачты, тоже наблюдала за приближением к гавани.

– Ну и что, кто первый ступит на твёрдую землю? – протянул рослый мужчина с коротко подстриженными рыжеватыми волосами и выдающимся носом, – Видеть уже не могу это Хароном проклятое море. Все внутренности мне вывернуло, фурии⁶ его побери.

– Важно не то, кто на неё ступит, а кто первый насладится её дарами, – отозвался другой, более молодой, со шрамом на руке, – И ты для этого рожей точно не вышел, так что даже не надейся, что хоть одна местная красотка посмотрит в твою сторону.

– А по мне, Лабеон, так пусть и не смотрит, на кой мне её лицо – меня другие части красоток интересуют.

– Не знаю как вас, а меня лично прямо сейчас больше заинтересует филейная часть какой-нибудь симпатичной жареной свиньи, – добавил третий, грузный, с добродушной физиономией, которого звали Фавст, – Или, на худой конец, перепёлочки. Эти дамочки мне никогда не откажут, за что я их и люблю.

Квинт обернулся, бросив на них суровый взгляд, и шутники сразу приосанились.

– Расслабились за время плавания? – он скрестил руки на груди. – Ничего, скоро будете вспоминать этот корабль, как уютную колыбельку. А теперь всем собраться к высадке – без шума и суеты.

Флавий, декурион⁷ преторианцев, коротко кивнул, – Да, господин. А ну-ка по местам, дети Ехидны!

Квинт кивнул:

– Так-то лучше.

Преторианцы подхватили свои мешки и принялись проверять снаряжение.

Луций хмыкнул:

– Ты бы ещё в Рим их обратно отправил, за плохое поведение.

– Ещё не вечер, – невозмутимо отозвался Квинт, поворачиваясь к парню – Кстати, тебя это тоже касается. Хватит тут прохлаждаться. Я ещё сделаю из тебя приличного легионера, можешь быть уверен.

Луций закатил глаза и, оказавшись за спиной у центуриона, передразнил его суровое выражение лица, вызвав волну смешков у преторианцев.

Выбранная ими таверна в Фасисе оказалась и вправду ненамного хуже римских – по крайней мере тех блошиных нор в Субурре⁸, что долгое время служили Квинту вторым домом. Каменные стены были покрыты копотью от десятков светильников, а воздух пах смесью пряностей, вина и моря. Шум голосов то сливался в неразборчивый гул, то вновь распадался на обрывки фраз на разных языках: греческом, латыни, фракийском, армянском и боги ещё знают на каких. За столами сидели торговцы, моряки и наёмники, обсуждая свои дела, играя в кости или просто с удовольствием поглощая местную стряпню.

Квинт, Луций и Деметрий заняли стол в углу, подальше от оживлённой толпы. Арташес ещё не спустился из своей комнаты, а преторианцы расположились неподалёку, радуясь твёрдой земле под ногами и перспективе спокойного вечера. Лабеон откинулся на спинку стула, с наслаждением делая первый глоток местного вина.

– Ну, это хоть пить можно, – кивнул он, с профессиональной оценкой вертя в руках кувшин.

– Хвалишь местных виноделов? – усмехнулся декурион преторианцев.

– После этой бесконечной качки сойдёт что угодно, пока оно не выходит из тебя тем же путём, что и вошло, – Лабеон потёр живот, – Я уже люблю этот город.

– А уж если тут найдётся местечко, где можно развлечься в хорошей компании… – добавил Фавст, уплетая жареную птицу.

– Так вон ты ж уже нашёл, – Флавий махнул рукой в сторону блюда с курицей, – Думаю, что эти ножки – единственные, которые тебе свезло увидеть так близко.

Квинт лишь покачал головой, – Напомню, что завтра мы отправляемся в путь. Держите себя в руках. И чтобы никаких конфликтов с местными, лишнее внимание нам ни к чему.

– Так точно, господин, – отозвался Лабеон, подмигивая хорошенькой служанке, – Никаких конфликтов, только взаимная симпатия и дружеские контакты с местными!

– Вот это как раз меня и беспокоит, – отозвался центурион, бросив на него тяжёлый взгляд, – Только попробуй устроить здесь «контакты», и я лично прослежу, чтобы ты все оставшееся путешествие бежал за нами в темпе кавалерийского марша.

Лабеон невинно вскинул руки, картинно закрывая себе глаза:

– Да, господин, даже не посмотрю на местных красавиц!

– Да он их и не глядя оприходует, – тихо буркнул Фавст, вгрызаясь в куриную ногу под смешки остальных.

Луций, вытянув ноги, лениво вертел в пальцах чашу с вином.

– Что-то не похоже, что мы в землях варваров, – заметил он, разглядывая таверну.

– Варвары? – Деметрий усмехнулся, переложив со стола на колени свиток с записями. – Ты удивишься, но многие из этих варваров как раз римлян считают дикарями.

Луций удивлённо посмотрел на шпиона:

– Но ведь римляне построили великую империю. А что построили они?

Деметрий с усмешкой покачал головой, склонившись над свитком.

– Многие народы считают, что именно они построили нечто великое – пока не пришёл Рим и не разрушил всё, что у них было.

Парень нахмурился, оглядываясь по сторонам, будто пытаясь разглядеть в посетителях таверны проблески упомянутого величия.

– Но ведь многие из них сами стремятся в Рим, перенимают нашу культуру, учатся говорить на нашем языке. Мечтают стать гражданами Рима, в конце концов. Что же тогда делает их сильными?

Деметрий приподнял бровь.

– А что делает сильным сам Рим?

Луций открыл рот, чтобы ответить, но тут вмешался Квинт, который до этого молча следил за происходящим.

– Рим делает великим то, что он поглощает других, не теряя себя. Мы принимаем чужие традиции, знания, ремёсла, но при этом остаёмся римлянами. Ну и, само собой, Рим делают сильным наши легионы.

Луций завернул в тонкую лепёшку кусок свинины и с удовольствием принялся жевать.

– А если какой-нибудь новый Рим появится и решит нас поглотить?

Квинт строго посмотрел на него.

– Тогда либо мы найдём способ его подчинить, либо умрём, пытаясь защитить своё. Так всегда было…

– …было и будет, – продолжил за него подошедший Арташес, присаживаясь рядом с ними, – Не думаю, что найдётся ещё одна империя, способная бросить вызов Риму, Луций. Разве что Парфянская.

Деметрий скользнул внимательным взглядом по армянскому царевичу, а затем вернулся к своему вину.

– Парфия – не империя в том смысле, в каком мы привыкли её видеть. Она больше похожа на союз, где каждый сатрап имеет свою власть.

– Но всё же она не пала перед Римом, – Арташес взял с подноса виноград и небрежно бросил в рот пару ягод.

Квинт чуть прищурился.

– Пока не пала.

– Ты считаешь, что Рим когда-нибудь захватит Парфию? – Арташес наклонил голову, изучая реакцию собеседника.

Квинт отхлебнул вина, не спуская с него взгляда.

– Это вполне вероятно. В конце концов, мы должны отомстить за легионы Красса⁹.

– Тогда… боюсь, что война будет долгой и кровопролитной.

Деметрий хотел было ответить, но не успел – рядом внезапно раздался гневный голос:

– Ты позоришь наших предков!

За одним из столов двое мужчин резко встали, опрокинув кувшины с вином. Гул в таверне слегка стих – люди начали оборачиваться, наблюдая за развитием сцены. Один из спорщиков был мужчиной средних лет, в дорогом плаще и с золотым перстнем на руке – скорее всего, торговец. Второй – крепкий, суровый мужчина в простой тунике, с руками, покрытыми шрамами – возможно, ветеран или караванщик.

– Ты торгуешь с римлянами, ты прислуживаешь им! – гневно воскликнул ветеран, указывая на торговца.

– Я веду дела, а не предаю свою землю! – резко возразил купец.

– Дела?! – ветеран сжал кулаки. – Ты обогащаешь тех, кто завтра продаст тебя вместе с твоей лавкой!

Таверна замерла.

Луций наклонился ближе к Квинту:

– Кажется, они спорят о нас.

Квинт тихо выдохнул, не убирая руки с рукояти гладия.

– Возможно нам придётся вмешаться, но не лезьте на рожон.

– Думал, что местные настроены к нам благожелательно, – пробормотал Лабеон, хмурясь.

– Видимо, не все, – тихо ответил Флавий, слегка привстав из-за стола.

Фавст, в отличие от остальных, продолжал спокойно жевать, не обращая внимания на суету.

– Если начнут бросаться друг в друга едой – постарайтесь поймать один из кувшинов, а то я свой уже прикончил.

Купец сделал шаг вперёд, пылая от негодования.

– Если бы не Рим, ты бы до сих пор сидел в горах и пас коз!

Ветеран рванулся вперёд, замахиваясь, но в тот же миг между ними оказался Арташес.

– Господа, господа! Только не здесь, прошу.

Он поднял руки в защитном жесте, но голос звучал твёрдо.

Купец и ветеран остановились, пытаясь решить, стоит ли продолжить свой спор, отбросив наглеца в сторону.

– Вы оба правы.

– Что? – мужчины недоумённо переглянулись.

– Ты говоришь, что Рим оставляет след в каждом городе, куда приходит. Это правда. – Арташес повернулся к ветерану.

– А ты утверждаешь, что некоторые готовы ради денег вести дела с теми, кто когда-то был их врагом. И это тоже правда.

Он слегка улыбнулся, будто рассуждал вслух.

– Но разве не так было всегда? Разве не так устроен мир?

Люди в таверне замерли, слушая его. Арташес перевёл взгляд на купца:

– Уверен, что ты понимаешь его в глубине души. Каждому из нас в своё время тяжело далось признание силы Рима. Но те, у кого хватило мудрости принять новый порядок, в итоге выиграли больше других – как ты.

Затем он посмотрел на ветерана.

– Ты хочешь вечно воевать против того, кого никогда не сможешь победить? Чем, собственно, отличается жизнь под покровительством Принцепса от того, что было раньше: сперва царство персов, затем Понт? Или ты предпочёл бы жить в новой парфянской сатрапии, красить глаза и рядиться в платья, как они?

Купец резко вдохнул, будто хотел что-то сказать, но промолчал. Ветеран сузил глаза, его лицо покраснело.

– Я не парфянин, чтобы малевать себе лицо! – выплюнул он, сжав кулаки.

Арташес не отступил, но его голос стал мягче:

– Конечно, нет. Ты – человек, переживший многое. Ты не сломался, не сбежал, не поддался слабости. И в этом ты, отчасти, похож на римлян. Возможно, у вас больше общего, чем тебе кажется.

Ветеран моргнул, будто обдумывая его слова. В его взгляде все ещё горел гнев, но руки уже не были сжаты в кулаки.

Арташес спокойно продолжил, чуть склонив голову:

– Я не хочу сказать, что вам должно нравиться римское правление. Я лишь спрашиваю: ты правда думаешь, что прошлое можно вернуть?

Ветеран молчал.

– Рим здесь. И он останется. Конечно, выбор есть всегда, – Арташес пожал плечами. – Вопрос лишь в том, какой выбор принесёт тебе меньше потерь.

Ветеран ещё мгновение смотрел на него, затем медленно выдохнул и сел. Купец покачал головой, но тоже вернулся на своё место. Гул таверны сомкнулся над их головами, словно пенное море смыкается над остатками потерпевшего крушение корабля – мгновение назад бушевал шторм, и маленькие фигурки неуклюже барахтались в надежде спасти свои жизни; но вот воды вновь успокоились, и волны продолжают шелестеть свою вечную песню.

Луций откинулся на спинку стула и хмыкнул, едва заметно качая головой.

– Ты так ловко управляешь людьми, как будто был рождён для этого.

– В Риме иначе не выжить, – спокойно ответил Арташес. – Особенно если ты заложник, хоть и почётный. Там важнее не меч, а слово. Как бы то ни было, давайте выпьем за успех нашего путешествия.

Ночь опустилась на Фасис, растекаясь по улицам маслянистой тьмой – она выползла из узких переулков, прошелестела над причалом, проплыла по булыжникам, оставляя за собой лужицы непроглядного мрака вперемешку с пятнами тусклого лунного света. Проскользнула в щели между домами, затекла в открытые окна, ласково укутала спящих чёрным одеялом.

В домах зажигали светильники, пытаясь отогнать её, но ночь была терпелива. Она знала: масло прогорит, фитили истлеют, а она останется.

Впрочем, город не всё равно не спал. В венах-переулках толчками струилась жизнь.

Пьяный грек, шатаясь, брёл по улице, напевая что-то о разбитом сердце. За углом кто-то отчаянно торговался за последнюю монету. Крысы шуршали, деля отбросы с уличными псами.

Ночь слушала. Она слышала, как уставшие матросы в доках вздыхали о далёких домах. Как наёмники в таверне плели друг другу байки о сражениях, которых никогда не было. Как женщина во дворе шептала имя любимого, а дети, свернувшись клубком под тонкими покрывалами, прятались от неё, ночи, как от зверя, затаившегося за дверью.

Путешественникам досталась пара комнат наверху: одну, естественно, занял Арташес, устроившись там со всеми удобствами. Луций, Квинт и Деметрий делили одну комнату на троих, а легионеры заняли общий зал внизу.

Деметрий улёгся на койке у окна, задумчиво вычищая грязь из-под ногтей острым тонким ножом, который, при желании, в его руках превращался в смертельное оружие – или в скальпель, спасающий жизнь раненому. Врач-шпион, на удивление, был одинаково хорош как в своих основных тайных обязанностях, так и в лекарском деле. За время долгого плавания ему не раз приходилось применять свои навыки, и спутники были благодарны за такую компанию, хотя по началу и относились к нему с недоверием.

Луций устроился на тонком матрасе, набитом соломой, закинув руки за голову. Потолок комнаты был низким и тёмным, кое-где покрытым пятнами копоти загадочной формы. С улицы доносилось уханье совы и стрёкот кузнечиков.

Квинт присел на оставшуюся койку, отстёгивая ремень с гладием. Он выглядел усталым, но сосредоточенным.

– Вы так и не объяснили мне, что это за векселя, которые нам нужно вернуть, – сказал Луций, переворачиваясь на бок.

Квинт тяжело вздохнул.

– Я объяснил, просто ты, видно, не слушал. Во время похода в Парфию, Красс, судя по всему, передал долговые расписки римской знати, которых у него было немало, Артавазду, царю Армении, правившему тогда. Похоже, не хотел рисковать ими в походе и рассчитывал, что после победы заберёт их обратно. Но мы оба знаем, чем всё закончилось.

Луций чуть приподнялся на локте.

– А теперь Август хочет их вернуть?

– Да.

– Почему?

Деметрий отложил нож в сторону и усмехнулся, – Думай, Луций.

Луций прищурился, размышляя.

– Если у него будут векселя, он сможет стрясти деньги со стариков в Сенате?

Шпион кивнул.

– Или заставить их плясать под его флейту. Наверняка там такие суммы, которые способны обанкротить не одну знатную семью.

Луций медленно выдохнул.

– Значит, он может использовать их, чтобы удержать Сенат в узде.

– Именно.

Луций снова лёг на спину, глядя в потолок.

– А зачем Красс оставил армянскому царю такой подарок? И зачем он вообще потащил их с собой в поход?

– Красс был деловым человеком, – пояснил Квинт. – Эти бумаги были его оружием, как и легионы. Купить союз с небольшим царством, расплатиться за продовольствие или оружие можно ведь не только золотом. А бумаги гораздо легче перевезти или спрятать при необходимости. Иронично, конечно – если бы парфяне придерживались такого же мышления, может Красс и не умер бы от расплавленного золота в глотке.

Луций задумчиво провёл пальцем по грубой ткани одеяла.

– Ну, по правде говоря, если бы ему натолкали в горло бумажек, то вряд ли его смерть стала бы сильно приятнее.

– Это уж точно, – рассмеялся Деметрий. – В любом случае, Красса больше нет, а векселя есть, и нам надо стрясти их с армянского старика. И я очень надеюсь, что он не будет упрямиться.

– Думаете, этот Тигран просто так их отдаст?

Квинт перевернулся на спину, подложив руки под голову.

– Он умный человек. Если поймёт, что у него нет выбора, отдаст.

—…или, – продолжил Деметрий после короткой паузы, – мы найдём веские аргументы в пользу такого решения. А теперь прошу вас, друзья, давайте заканчивать эти светские беседы.

Ночь слушала их, охраняя чужие тайны.

Она заглянула в окна постоялого двора, пробежалась по тёмным коридорам.

Коснулась плеча Квинта, заставив его на миг вздрогнуть во сне.

Провела холодными пальцами по лицу Луция, но тот лишь отмахнулся, зарывшись в тонкое одеяло.

Обошла стороной Деметрия, признав в нём своего верного слугу.

Остановилась на мгновение у окна комнаты армянского царевича, где всё ещё горел свет, с любопытством взглянула на свиток, над которым он склонился, и поползла дальше, пряча улыбку в чёрном капюшоне.

Глава II. Ubi finis, ibi initium

Туман ещё не до конца растаял, цепляясь за крыши домов белесыми клочьями, но солнце уже разливалось по улицам мягким, золотистым светом. Было прохладно: осень уверенно вступала в свои права, и с моря дул свежий, солёный ветер, пробираясь под плащи и холодя кожу. Узкие улочки Фасиса начали наполняться жизнью: торговцы расставляли товары на прилавках, пекари уже успели испечь первые лепёшки, и от одной из лавок неподалёку тянуло тёплым ароматом кунжута и свежего хлеба.

На площади было людно. Путешественники собирались в дорогу: чей-то караван грузили мешками с зерном и тканями, рядом спорил с хозяином упрямый купец, пытаясь сбить цену на мула, а чуть поодаль два легковооружённых всадника обсуждали маршрут в сторону Диоскурии¹⁰.

Квинт осмотрел судёнышко, на котором им предстояло добираться вверх по реке. Судно было небольшое, с низкими бортами и широким днищем, приспособленное для плавания по неспокойным речным водам. Гребцы, в основном местные, проверяли весла и канаты, готовясь к отплытию. На носу возвышалась массивная фигура корабельщика – коренастого грека с заросшим густой бородой лицом и железным кольцом в ухе.

– Пожалуй, сойдёт, – пробормотал Квинт, скрестив руки на груди. – Хотя я бы предпочёл что-нибудь побольше.

– Боюсь, что «что-нибудь побольше» здесь не пройдёт, – Деметрий кивнул на реку, где уже швартовалось несколько таких же небольших судов. – Мы идём вверх по течению, река там неглубокая, и слишком тяжёлое судно просто сядет на мель.

Луций, зябко кутаясь в плащ, оглядел деревянную посудину и скривился.

– Уж лучше бы лошади прямо отсюда, чем опять эта долбаная качка.

Квинт бросил на него взгляд через плечо.

– Ты ещё будешь мечтать о плавании, когда натрёшь себе всё, что можно, в седле. К тому же, ты забыл, чем окончилась твоя последняя попытка верховой езды?

Луций открыл рот, чтобы возразить, но тут к ним подошёл Арташес, спускаясь по деревянному настилу к пристани. Сегодня он был одет проще: вместо изысканной туники – тёплый плащ, вместо дорогих кальцей¹¹ – удобные кожаные сапоги. Однако даже в таком виде он смотрелся изящно и роскошно.

– Я вижу, судно уже готово? – спросил он, скользнув взглядом по палубе.

– Почти, – ответил Деметрий. – Груз уже на борту. Скоро можно отплывать.

Арташес слегка улыбнулся.

– Тогда не будем терять времени.

Квинт кивнул Флавию, и декурион отдал команду преторианцам. Солдаты, действуя слаженно, без лишнего шума поднялись на борт. Гребцы уже заняли свои места, и капитан приказал отдать швартовы.

Судно медленно отчалило от пристани, и вскоре Фасис постепенно пропал из виду.

Река лениво извивалась среди холмов, словно гигантский уж, выползший в долину в поисках добычи. Её воды, тяжелые, отражающие серый свет осеннего дня, то затаивались в гладких заводях, то переливались через каменистые пороги, унося в своём течении золотые листья, сорванные ветром.

У берегов, в зыбких тенях, шелестели ивы, их тонкие ветви шептали что-то волнам, дрожа под порывами прохладного ветра, который прилетал с гор, донося запах влажной земли и далёкого дождя. Заросли камыша, как ощерившиеся копьями когорты, склонялись в молчаливом салюте перед проплывающими путешественниками.

Высоко в небе кружили крупные белые птицы, разрезая крыльями холодный воздух. Время от времени одна из них стремительно падала вниз, вспенивая гладь воды, а затем, победно вскинув голову, взмывала ввысь, сжимая в клюве извивающуюся добычу.

Солнце медленно пробиралось сквозь низкие облака, но его слабый свет не давал тепла. Осень, ещё недавно пылавшая в предгорьях яркими красками, с каждой стадией¹² пути уступала место надвигающемуся холоду: жухлая трава стелилась ковром вдоль берегов, меж деревьев вились струйки тумана, а багряная листва на деревьях становилась всё реже, обнажая чёрные ветви, переплетающиеся в причудливых узорах.

На реке было почти безлюдно. Лишь изредка на узких деревянных лодках появлялись рыбаки, внимательно разглядывавшие путешественников. Некоторые махали руками в приветствии, но большинство настороженно наблюдали, не спуская взгляда с вооружённых людей.

– Не скажу, что они рады нас видеть, – пробормотал Луций, поглядывая по сторонам и кутаясь в плащ.

– Ты бы обрадовался, если бы посреди твоего двора прошла колонна преторианцев? – хмыкнул Деметрий, проверяя, не промок ли его свиток с картами.

– Не то, чтобы у меня когда-нибудь был двор, по которому можно пройти, – горестно заметил парень, помахав одному из рыбаков в ответ.

Квинт сидел у борта лодки, наблюдая за изгибами реки.

– Главное, чтобы они не попытались усложнить нам путь.

Луций перевёл взгляд на берег, где среди деревьев мелькали фигуры. Они не были похожи на крестьян – скорее на охотников или воинов.

– Думаешь, могут?

Центурион чуть склонил голову, наблюдая за очередной лодкой, скользящей вдоль берега. Мужчина на носу прищурился, оценивающе посмотрел на их судно, но не сказал ни слова, лишь сплюнул в воду и, подправив веслом курс, уплыл дальше.

– Они не привыкли к чужакам, – заметил Квинт, ссутулившись под резким порывом ветра. – Неудивительно, что нас здесь не встречают с радостью.

Луций нахмурился, пытаясь разглядеть, что скрывается за зарослями камыша.

– Стоит начать беспокоиться?

– В любом случае, держи ухо востро, – отозвался Квинт.

– Этому жизнь меня и без тебя научила, – буркнул Луций, пытаясь согреть руки.

Арташес, до этого молча следивший за рекой, повернулся к ним.

– Люди боятся перемен, – заметил он. – Они живут здесь поколениями, у них свои порядки, свои законы. Рим для них – это отнюдь не новые дороги, акведуки или торговые пути. Это перемены, о которых они не просили.

Квинт покосился на него.

– Мне казалось, что ты как раз сторонник перемен.

– Так и есть. – Арташес наклонился вперёд, скользнув взглядом по спутникам. – Именно поэтому я и стараюсь понять тех, кто им противится.

Лодка качнулась на волне, заставляя их невольно схватиться за борт. Ветер становился всё более колючим и холодным, а брызги воды, долетавшие до палубы, отнюдь не добавляли уюта.

– Думаешь, в Артаксате нас встретят так же? – спросил Луций.

Арташес улыбнулся, и его глаза загорелись радостью от предвкушения встречи с родными и с землёй его предков.

– О, Луций. В Артаксате нас встретят совершенно иначе. Тебе там точно понравится.

Квинт молча наблюдал за проплывающими мимо берегами. Чем дальше они уходили от Фасиса, тем более дикой становилась окружающая местность. Пролески сменились густыми лесами, редкими поселениями, приютившимися у воды, а затем и вовсе почти необитаемыми холмами, поросшими редким кустарником. В воздухе пахло сыростью, прелыми листьями и первыми намёками на зиму, которая, хоть и не спешила, но уже давала о себе знать пронизывающими порывами ветра.

– Где остановимся? – спросил он у Деметрия.

Шпион поднял глаза от свитка, который до этого внимательно изучал.

– Есть небольшое поселение с пристанью в нескольких милях отсюда. Там можно переночевать.

– Или просто устроить короткий привал, – вставил Арташес. – Если продолжим путь без долгих остановок, доберёмся до Котиаиона¹³ уже ночью.

– Я бы не стал плыть после захода солнца, – решил Квинт. – Понимаю, царевич, что тебе не терпится оказаться в Армении как можно скорее, но я не хочу рисковать своими людьми понапрасну.

Деметрий кивнул, сворачивая свиток.

– Тогда через пару часов стоит готовиться к высадке.

Флавий, до этого молчавший, переглянулся с Лабеоном и Фавстом.

– Хорошая новость – это значит, что скоро выберемся с этой посудины, – сказал он, потирая шею. – Плохая новость – видимо, ночуем под открытым небом.

– Зато хоть на твёрдой земле, – хмыкнул Фавст, проверяя ремни доспеха. – А то я опять кормил своим завтраком рыб – может хоть ужин удастся внутри удержать.

– Иногда мне кажется, что он ночью сожрёт нас, если вдруг не найдёт свой паёк, – громким шёпотом поделился с остальными Лабеон, расширив глаза в притворном ужасе.

– Вы слишком жилистые и костлявые, – невозмутимо ответил Фавст, – Если уж я кого и съем, так это нашего юного адьютора, он всяко понежнее будет.

Луций медленно повернул голову, скрестив руки на груди.

– Только попробуй – подавишься, – он угрожающе прищурился, – И вообще, если уж дело до этого дойдёт, предлагаю как раз Фавста первым и поджарить, вон у него жирка сколько.

Лабеон с серьёзным видом осмотрел Фавста, словно прикидывая, как именно его употребить.

– Да, есть где разгуляться, – кивнул он, соглашаясь. – Как следует прожарить, сбрызнуть гарумом¹⁴, а если уж начинить ячменной кашей…

Фавст закатил глаза, и молниеносным броском ухватил Лабеона за шею, повалив на палубу под громкий смех остальных.

– Слушай сюда, гурман, – пробасил он, глядя прямо в глаза собеседнику. – Я может и повесомее тебя буду, но ты не расслабляйся, а то только ячменную кашу до конца жизни и будешь беззубым ртом жевать.

Лабеон постучал рукой по палубе, сдаваясь, и Фавст, отпустив его, вновь удобно уселся, облокотившись на свой походный мешок.

Квинт, наблюдавший за этой перепалкой со своей привычной невозмутимостью, наконец, подал голос.

– Ладно, заканчивайте, пока Арташес не начал строить планы, кого первым принести в жертву армянским богам.

Арташес театрально вздохнул.

– Вечно вы, римляне, делаете из остальных народов каких-то неотёсанных дикарей. В отличие от ваших Марса и Юпитера, наш бог Ваагн¹⁵ не требует крови, но уж если ему выпало сражаться, он делает это до конца. Он – огонь войны, молния, что разит врагов, а не капризное божество, которому нужны жертвы. И, кстати, он не ведёт войны ради власти, он сражается с драконами, с теми, кто посягает на свободу его народа. Он борется с тьмой, неся людям свет, тепло, силу. Именно он дал людям первый огонь, когда сам поднялся в небо.

Луций с интересом прислушался.

– А что стало с драконами? Ваагн всех их победил?

– А ты хотел бы встретиться с драконом? – спросил царевич, подняв бровь, – Возможно, в наших горах найдётся парочка-другая, если тебе так интересно…

– Нет уж, спасибо. – Луций помотал головой. – Драконы – это к Квинту. Он явно больше подходит на роль великого героя.

– О, без сомнения, – серьёзно кивнул Арташес. – Квинт вполне мог бы быть воплощением Ваагна. Осталось только огненный меч раздобыть.

Лабеон усмехнулся:

– Ну вот, господин, тебе уже и новый титул придумали. Квинт Огненный, карающий врагов Армении.

– Очень смешно, – отрезал Квинт, качая головой. – Смотрите лучше по сторонам, а не языком мелите.

Лодка тем временем приблизилась к пристани. Деревянные настилы выглядели крепкими – видимо, рыбаки и купцы часто пользовались этим причалом. За домами догорали последние отблески солнца, а ветер доносил запах хвойных дров и варёной рыбы.

Квинт, встав, оглядел спутников.

– Готовьтесь к высадке, парни. Смотрим в оба – и никаких самовольных вылазок.

Преторианцы разом кивнули, мгновенно становясь серьёзнее.

Лодка ударилась бортом о настил, слегка качнувшись. Вода у причала была тёмной и глубокой, и её тихий плеск был единственным, что нарушало вечернюю тишину. Двое рыбаков, стоявших у пристани, с любопытством, но без особого радушия разглядывали высаживающихся римлян. Один из них сплюнул в воду, другой поправил край плаща, плотнее закутываясь от пронизывающего холода.

– Ну что, высаживаемся, герои? – Лабеон хмыкнул, перекидывая через плечо сумку с вещами.

Флавий первым спрыгнул на берег, коротко осмотрелся и кивнул остальным.

Квинт шагнул за ним, радуясь твёрдой земле после речной качке. Вслух он бы никогда этого не сказал, но ему порядком надоело бесконечное плавание. Всё-таки, есть люди, рождённые для воды, а есть – для суши, решил центурион для себя, признавая, что он сам явно из последних.

– Лабеон, Фавст, займитесь разгрузкой. Трое останутся ночевать на лодке. Остальные – со мной. Надо найти, где остановиться на ночь.

Арташес сошёл на берег последним, поправил складки своего плаща и оглядел поселение.

– Выглядит… очень мило. Давно я не бывал в таких местах

Луций фыркнул.

– Да ты больший римлянин, чем я. Готов поспорить, что ты и овец-то видел только в жареном виде на золочёном блюде.

– Ну почему же на золочёном, – армянский царевич притворно оскорбился, – Я вполне способен, как простой крестьянин, есть баранину и с серебряных тарелок! Но вообще-то ты не прав на мой счёт, – его голос стал более серьёзным, – Поверь, жизнь заложника в императорском дворце отнюдь не мёд. Хотя, конечно, бывает судьба и похуже.

Луций мельком взглянул на него, но ничего не ответил. Арташес редко говорил о том, что ему довелось пережить, и, возможно, этот момент был не самым подходящим для расспросов.

Поселение состояло из нескольких десятков домов, сбившихся в кучу у реки. Каменные и деревянные постройки с покосившимися крышами лепились друг к другу, образуя узкие проходы, больше похожие на звериные тропы, чем на улицы. В некоторых окнах горели светильники, слышался лай собак, но в целом место казалось каким-то пустынным и неприветливым.

Деметрий тихо вздохнул, – Надеяться на постоялый двор не приходится.

– Значит, придётся искать, где переночевать, – резюмировал Квинт. – Идём.

Преторианцы шли плотной группой, поглядывая по сторонам. Иногда в окнах мелькали тени – кто-то, очевидно, наблюдал за ними из темноты. По обе стороны от дороги стояли небольшие хозяйственные постройки, откуда доносилось сопящее дыхание скота. Где-то вдалеке жалобно взревел осёл.

Через пару минут навстречу вышел мужчина в шерстяной тунике и меховой накидке. Он был невысокого роста, с густой седой бородой и цепкими, настороженными глазами.

– Это, надо полагать, староста, – тихо сказал Деметрий.

Мужчина осмотрел путников, прищурился, затем кивнул в знак приветствия.

– Кто вы? – спросил он на латыни с сильным акцентом.

– Путники, направляющиеся в Армению, – ответил центурион. – Нам нужно место для ночлега.

Староста провёл по ним взглядом, задержавшись на вооружённых преторианцах.

– В доме места нет, – сказал он медленно. – Там, – он махнул рукой в сторону тёмного амбара, – есть сарай. Место есть.

Он повернулся к Арташесу и Квинту, оценивающе окинул их взглядом.

– Одна комната в доме есть. Не бесплатно.

Квинт кивнул.

– Благодарю. Мы заплатим.

Староста коротко хмыкнул и махнул рукой девчушке, выглядывающей из-за стены дома,

– Проводи их.

Луций поморщился.

– Спать в сарае… А я-то надеялся на постель.

– Постель? – Лабеон рассмеялся, окидывая покрасневшую девушку взглядом. – Ну может кому-то из нас она и светит, но уж точно не тебе.

– Видимо, не тебе тоже, – вмешался Флавий, толкнув Лабеона локтем в бок. – Учитывая, что девица смотрит на тебя, будто ты волк, пришедший в овчарню.

– О, они всегда поначалу так смотрят, – невозмутимо заметил Лабеон, пригладив короткие волосы, – Пугающий результат моего природного обаяния.

Фавст хлопнул Луция по плечу.

– Не огорчайся, мальчишка. По крайней мере, овцы в сарае будут тёплыми.

– Надеюсь, не чересчур, а то Лабеон, чего доброго, решит, что они тоже пали жертвой его обаяния, – хмыкнул Флавий.

Под общий смех отряд двинулся следом за девушкой.

Сарай оказался просторным, пропитанным запахами сена, скота и прелой древесины. В одном углу лежала куча сухой соломы – очевидно, их постель. Из стойла поблёскивали глаза нескольких овец, мирно пережёвывающих свой овечий ужин.

Луций с хмурым видом опустился на охапку сена и достал из мешка подсохшую лепёшку. – Ну, значит, вот она какая – жизнь императорского посланника. Ночуем в хлеву, в компании коров.

– Считай, что узнаёшь больше о местных традициях, – заметил Деметрий, усаживаясь рядом.

Фавст уже растянулся на спине, устроившись поудобнее.

– По крайней мере, тепло.

Флавий бросил Луцию одеяло.

– На вот, малой, чтоб не замёрзнуть.

– Я не… – Луций уже хотел возразить, но вовремя передумал. Одеяло и правда было не лишним.

Тем временем, Квинт и Арташес вошли в дом старосты. Воздух в комнате был густым и вязким, в нём смешались запахи отсыревших дров, кислого молока и засушенных трав, висевших под самым потолком. По каменным стенам, обмазанным глиной, морщинами змеились трещины. Сквозь щели то и дело задувал холодный ветер, тревожа пламя свечи на массивном деревянном столе. За ним, вполоборота к вошедшим, уже сидел староста, будто вылепленный из той же глины, что и стены. Его глаза – тёмные, цепкие, усталые, но не потухшие – пристально изучали гостей. Время, казалось, вытянуло из него всю мягкость, оставив одни острые углы.

Старик коротко кивнул, без слов указав на небольшую комнату, вход в которую обозначал шерстяной занавес в дверном проёме. Там стояло два узких сундука, застеленных овчинами.

– Крыша есть, стены есть. Жить можно, – заметил Арташес, скинув плащ. – Что скажешь, центурион?

Квинт пожал плечами, – Я-то не царских кровей, мне и на земле ночевать привычно.

Арташес фыркнул и опустился на край своей лежанки.

– Видишь? Я всегда говорил, что римляне – самые непритязательные люди на свете.

– По крайней мере, римские легионеры, – уточнил Квинт, разминая плечи. – Мы умеем выживать везде.

Армянский царевич скрутил из плаща подобие подушки и растянулся на сундуке, прикрывшись одной из шкур.

– Кстати о выживании… – сказал он после паузы, – А ты думал, как ты умрёшь? Я бы поставил на смерть на поле боя. В окружении превосходящих сил противника. Защищая штандарт своего легиона или типа того.

Квинт скептически посмотрел на него.

– С чего бы это мне вообще думать о собственной смерти? Боги решат, как я с ней встречусь. Что толку гадать, – он помолчал немного, но потом любопытство перевесило, – А ты, значит, часто о таком думаешь? И что же, по-твоему, уготовано тебе самому?

– О, мне уготована великая судьба. – Арташес стал серьёзен, – Я не сомневаюсь в том, что, прежде чем оставить этот мир, я потрясу его до самого основания. Я уверен, Квинт, – он повернулся на бок и посмотрел на центуриона стальным взглядом, – Что рано или поздно стану правителем Армении. Восстановлю её былое величие. Сделаю её сильнее, чем когда-либо.

Квинт молча выслушал его. В тусклом свете луны, пробивающимся из маленького окошка, глаза Арташеса горели решимостью – не юношеским хвастовством, не праздными мечтами, а чем-то куда более глубоким.

– Великая судьба, значит, – повторил центурион, положив руку под голову. – Ну что ж, звучит… амбициозно.

– Амбиции нужны каждому правителю, Квинт, – спокойно ответил Арташес. – Только слабые боятся их.

Квинт скептически хмыкнул:

– Слабые боятся не амбиций, а того, куда они могут их завести. В Риме полно людей, грезивших властью. В большинстве случаев их тела проплывают по мутным водам Тибра, раздувшись до неузнаваемости.

– Разве Август не начал с тех же мечтаний? – с вызовом спросил Арташес.

Квинт прищурился:

– Принцепс не просто мечтатель. Он невероятно умён. Осторожен. Умеет выбирать друзей и врагов. Ну и он – сын божественного Юлия, чего не скажешь о тебе.

Арташес раздражённо вздохнул.

– Ты же понимаешь, центурион, что и Юлий, и Октавиан – просто люди. Возможно, им везло чаще, чем другим. И да, они более талантливы и умны, чем остальные. Но они люди – такие же, как и я. Или, если хочешь, такие же, как и ты. Ты ведь тоже ходишь по этому тонкому канату. Играешь в эту игру. Я немного разузнал о твоей судьбе, и я впечатлён тем, как ты повернул шансы в свою пользу.

Квинт вздохнул, глядя в потолок.

– Разница в том, что я не ищу трона, Арташес. Мне не нужна власть, не нужны титулы.

– Но ты выучил правила игры, и больше не допускаешь ошибок. Ну, по крайней мере пока.

Квинт медленно покачал головой.

– Игра, – Он усмехнулся. – Ты говоришь так, будто вся жизнь – это табула¹⁶, и мы в ней не шашки, а те, кто бросают кубики.

– А разве не так? – Арташес приподнял бровь.

– Нет. – Квинт повернул голову, глядя на него с холодным прищуром. – В жизни один игрок может врезать доской по голове другого, пока тот рассчитывает следующий ход.

Арташес усмехнулся, но взгляд его стал чуть более внимательным.

– Всё так, центурион. Именно поэтому я и говорю, что главное – не только делать ходы, но и не терять бдительность.

Квинт посмотрел на краешек луны, с любопытством заглядывающей в окошко.

– Мир полон амбициозных людей, Арташес, чьи планы судьба сметала одним движением руки.

Царевич прищурился, – Ты намекаешь, что мои мечты тоже обречены?

– Я намекаю на то, что этот мир не любит тех, кто переоценивает себя. – Квинт посмотрел на него прямо. – Ты умен. Хитер. Ты умеешь говорить так, что люди тебе верят. Но одно дело – говорить, а другое – делать.

– И ты сомневаешься, что я справлюсь?

– Дело ведь не только в тебе. – Квинт усмехнулся. – Одного правителя мало. Важно, кто стоит за его спиной. Посмотри на тех, кем окружил себя Принцепс. Или, наоборот, вспомни Брута. Понимаешь, к чему я?

Арташес немного помолчал.

– В таком случае, надеюсь, что рядом со мной будут стоять такие люди, как ты.

Квинт удивлённо вскинул брови.

– Я – не твой человек, царевич.

– Пока нет, – спокойно ответил Арташес, – Но кто знает, куда нас приведёт судьба?

Котиаион вальяжно раскинулся вдоль реки, будто прилёг отдохнуть и погреться в лучах робкого осеннего солнца, выглянувшего из-за мрачных туч. Крыши домов, покрытые обожжённой черепицей, манили приветливым теплом своих терракотовых одеяний. Ветер разносил по улицам пыль и опавшие листья, ещё не прибитые дождём к земле, поднимая их над домами в вихре осеннего танца. Во дворах он перешёптывался с виноградными лозами, то и дело запутываясь в низких навесах, играл с разноцветными птицами, хрипло выкрикивавшими не то угрозы, не то пророчества.

Пристань жила своей привычной жизнью. Доски палуб и трапов скрипели под ногами, переговариваясь на своём деревянном языке. Рыбаки сушили мокрые сети, пахнущие илом и тиной; купцы перебрасывались шутками и монетами, пересчитывали груз, проверяли мешки с зерном на прочность. Мальчишки – босые, оборванные, с чёрными птичьими глазами – носились между ящиками, выискивая, что можно стащить у зазевавшегося лавочника.

Воздух был насыщен запахами: влажная древесина и смола, пряности, свежеиспечённые лепёшки, сдобренные чесноком, терпкое вино. Где-то жарили баранину, и её аромат тянулся по улицам, смешиваясь с запахами осенней листвы и далёкого костра.

Квинт первым сошёл на берег, оглядывая пристань. Деметрий, спустившийся вслед за ним, не теряя времени, принялся расспрашивать у местных дорогу в сторону римского форта. Арташес же с улыбкой осматривал окрестности, глубоко вдыхая осенний воздух.

– Чувствуешь, что уже дома? – спросил Квинт, переведя на него взгляд.

– Почти, – ответил Арташес, задержав взгляд на греческом храме у набережной, – Всё-таки, это уже не Рим.

– Надо же, – пробормотал Луций, оглядев пристань, – Я думал, граница цивилизации должна выглядеть как-то иначе…

– Граница одной цивилизации – не что иное, как начало другой, – заметил Деметрий, – Наивно предполагать, что люди, ступившие за эту невидимую грань, тут же превращаются в дикарей. Конечно, им зачастую недостаёт наших технологий, знаний, дисциплины… – он покосился на Квинта, – Но, тем не менее, они всё ещё люди.

Форпост находился чуть выше города, ближе к холмам, с которых открывался вид на реку. Само укрепление было небольшим – каменный периметр, частокол, сторожевая башня. За воротами стояло двое легионеров, расслабленно опирающихся на копья. Один из них, рыжебородый, заметил приближающихся путешественников и слегка выпрямился.

– Стойте! Кто такие? – Голос его был резким, но в глазах мелькнуло сомнение, когда он заметил фалеры¹⁷ на доспехе Квинта. Тот не стал разыгрывать длинных вступлений и сразу шагнул вперёд.

– Центурион Квинт Фламиний Сабин, особая миссия по распоряжению Принцепса. Требуется обеспечение – лошади и припасы.

Рыжебородый переглянулся с товарищем, затем неуверенно пробормотал:

– Надо бы уточнить у префекта¹⁸…

– Твоё имя и звание? – требовательно спросил Квинт ледяным голосом.

– Легионер Децим Модест, господин! – автоматически отчеканил рыжий, выпрямляясь по струнке.

– Послушай, Модест, – Квинт смерил его взглядом, от которого даже у Луция по спине побежали мурашки, – Если через десять минут я и мои люди не будем обеспечены всем необходимым, ты будешь драить латрины¹⁹ до конца своей никчёмной карьеры, и я лично прослежу за тем, чтобы твой паёк урезали втрое. Я ясно выразился?

Легионер торопливо кивнул и скрылся за воротами, оставив второго стража неуверенно переступать с ноги на ногу, с опаской поглядывая на пришедших.

– Ишь какой, – пробормотал Луций, понижая голос, – А ведь верно говорят, власть меняет людей.

– Замолчи, а то и тебе достанется, – вполголоса отозвался Лабеон, не отрывая взгляда от командира.

Долго ждать не пришлось – уже через пару минут створки скрипнули, и наружу вышел человек средних лет, плотный и низкорослый, с грубым лицом бывалого солдата. Его доспехи хоть и не блистали новизной, но были ухожены и плотно подогнаны.

– Префект Тит Корнелий Руф, – представился он, окидывая прибывших внимательным взглядом. Когда его глаза остановились на Арташесе, он слегка нахмурился.

– Что вас привело в Котиаион?

Квинт передал ему восковую табличку с официальным распоряжением, скреплённую печатью.

–Для выполнения миссии нам необходимы лошади и припасы.

Руф мельком просмотрел документ, нахмурился ещё больше, затем тяжело вздохнул.

– Лошади у нас есть. Не боевые, но для путешествия годятся.

– Подойдут, – коротко кивнул Квинт.

– Веди их в конюшню, – приказал Руф Модесту, который кивнул и махнул рукой.

Конюшня представляла собой длинное, крытое сооружение с небольшими загонами. Лошади, крепкие и невысокие, вяло жевали сено, изредка переступая копытами по утоптанной земле.

Флавий первым подошёл к загону, внимательно оглядел животных и закатил глаза.

– Да уж, таких доходяг в конюшню преторианцев даже поглазеть бы не пустили.

– Нам и не для битвы, – заметил Деметрий, погладив смирную каурую лошадку по морде.

– Это пока, – буркнул Лабеон.

Арташес выбрал себе светлого, статного жеребца – пожалуй, лучшего из всех. Квинт остановил взгляд на массивном, крепком коне с чёрной гривой и похлопал его по шее.

– Этот мне подойдёт.

Тем временем Луций с подозрением смотрел на кобылу, которая без особого энтузиазма принялась жевать полу его плаща.

– Я думал, мне дадут боевого скакуна, а не… – он замолчал, когда кобыла меланхолично оторвала кусок ткани, искоса глянув на него большим чёрным глазом.

Флавий усмехнулся.

– Зато вон какая неприхотливая – даже в заснеженных горах найдёт себе пропитание.

Луций тяжело вздохнул и взял в руку поводья. Преторианцы быстро оседлали своих коней, перекинув через спины седельные сумки. Пока они принимали провизию, префект Руф подошёл к Квинту.

– Куда именно держите путь?

– В Артаксату.

– Тогда будьте настороже, если хотите вернуться в Рим живыми. Восток… – Руф покачал головой. – Здесь всё может измениться за один миг. И я не только про погоду, хотя время для путешествия вы выбрали не самое удачное. В горах уже начались снегопады.

Квинт надел шлем, взглянув на него долгим взглядом.

– Спасибо за совет. Но ты сам знаешь, префект: приказ есть приказ.

Арташес тронул поводья, разворачивая коня.

– Пора в путь.

Глава III. Silent leges inter arma

– Честное слово, зря я ругался на корабли, – проворчал Луций, ссутулившись в седле, – Ездить верхом в тысячу раз хуже!

Флавий, ехавший рядом, хмыкнул:

– Не знал, что ты такой неженка.

– Ничего я не неженка, это просто здравое желание выжить, – огрызнулся Луций. – Впрочем, похоже, что меня уже ничто не спасёт, и я уже отбил себе всё, что можно ниже пояса.

– Зря жалуешься, – вмешался Лабеон. – Я тебе с высоты опыта скажу – всё, что ниже пояса редко доводило меня до добра. Так что тебе, считай, крупно повезло.

Ехавший впереди Квинт коротко бросил через плечо:

– Хватит ныть. Езда – это дело привычки.

– Легко тебе говорить, ты уже лет сто в седле, – пробормотал Луций себе под нос.

– Сколько? – раздался голос Фавста. – Подожди-ка, это что, Квинт у нас теперь седовласый старец?

Лабеон рассмеялся:

– А ты не знал? Наш центурион сражался против Ганнибала в первых рядах!

– Да уж, а теперь вот веду своих слонов через армянские Альпы, – отозвался Квинт, не оборачиваясь.

Постепенно разговор угас, растворившись в ритмичном перестуке копыт. Лошади фыркали, словно переговариваясь между собой о нелёгкой дороге, а путники молчали, погрузившись каждый в свои мысли.

Ветер, загнанный в узкий коридор между холмами, то и дело норовил забраться под плащи, спутать гривы коней, подразнить всадников ледяными пальцами. Он приносил с собой запахи осени: дым далёких костров, сырость земли, напоенной дождями, терпкую горечь опавшей хвои.

Дорога петляла между невысокими каменистыми хребтами – то взбиралась на крутые склоны, откуда открывался вид на тёмные леса, то снова проваливалась вниз, исчезая среди зарослей. Чем дальше они шли, тем труднее становился путь. Густые рощи елей угрюмо взирали на путников с горных склонов, а среди корявых ветвей прятались тенистые овраги. Некоторые деревья, проиграв борьбу со временем и ветром, рухнули вниз, обнажив чёрную гниль своих древесных сердец.

Далеко за туманной пеленой поднимались синие силуэты гор. Они недвижно застыли, словно исполины, стерегущие мир людей. На склонах, среди расщелин и троп, прятались маленькие деревушки – обитатели этих мест редко спускались к торговым путям. Они жили так же, как жили их предки, и знали: любой чужак – это перемена. А перемены редко приносят добро.

Высоко в небе, покачиваясь на восходящих потоках воздуха, парил коршун. Чёрная тень на фоне облаков, он приближался, наклоняя голову, будто разглядывал всадников сверху, а затем снова уходил в высоту, описывая широкие круги.

Луций поёжился, взглянув на птицу:

– Не нравится мне этот коршун, – пробормотал он. – Словно жрёт нас глазами.

– Это тебе не городские воробьи, – отозвался Деметрий. – Хищник. Высматривает самую слабую жертву.

– Надеюсь, ты его не разочаруешь, Луций, – ухмыльнулся Лабеон. – Из нас ты больше всех похож на сочного ягнёночка.

Парень показал ему язык и крепче сжал поводья, уговаривая свою кобылу двигаться быстрее.

Квинт, ехавший впереди, приподнялся в седле и окинул взглядом горизонт. Солнце клонилось к западу, рисуя в небе длинные кроваво-оранжевые полосы. Впереди виднелась небольшая проплешина среди леса, с трёх сторон окружённая почти отвесными скалами.

– Здесь и остановимся, – сказал он наконец. – Разбиваем лагерь. Руф, Барбат, Марцелл – на вас частокол. Фавст, Лабеон – вы займитесь рвом. Достаточно укрепить лагерь с одной стороны, остальные защищены обрывом.

– Частокол? Ров? – удивился Луций, оглядываясь. – Мы же просто на привале.

Флавий хмыкнул:

– Малец, если бы ты хоть день провёл в легионе, знал бы: любой привал – это лагерь.

– Особенно если не хочешь, чтобы тебя какие-нибудь варвары прирезали во сне, – добавил Фавст, спрыгивая с коня.

– Кстати, хорошо, что ты о себе напомнил, адьютор, – Квинт повернулся к Луцию. – Займись нашей палаткой, а потом присоединяйся к Фавсту и Лабеону. Уверен, они оставят тебе метр-другой рва, чтобы ты как следует согрелся и проголодался.

Как только Квинт отдал команду, всадники спешились, сразу переходя к работе. В их движениях не было суеты – скорее, это было похоже на работу чётко отлаженного механизма. Преторианцы хоть и были привилегированным подразделением, которому редко доводилось переносить тяготы жизни обычных легионеров, однако они прошли ту же подготовку, да и Квинт проследил за тем, чтобы ему достались те, кто отслужил своё «на земле».

Первым делом они позаботились о лошадях, привязав и накормив их. Параллельно с этим, двое легионеров разметили углы маленького лагеря цветными лентами, после чего по отмеченным границам можно было начинать копать ров и возводить заграждение. Пока Руф, Барбат и Марцелл рубили молодые деревья на частокол, Лабеон с Фавстом взялись за ров, работая короткими ударами долабр²⁰.

Луций мрачно смотрел на кожаные свёртки, в которых лежала разобранная на части палатка. Собрать её было задачей не слишком сложной, но утомительной, особенно после долгого пути верхом. Впрочем, деваться было некуда, и он со вздохом развернул полотно, краем глаза глядя, как рядом уже начинает вырастать линия частокола. Острые колья вбивались в землю один за другим, формируя вполне крепкую преграду. Ветви и сучья, оставшиеся от срубленных деревьев, подбрасывали в костёр – сухая хвоя вспыхивала мгновенно, разбрасывая в воздухе искры.

Деметрий, закончив осматривать лошадей, подошёл ближе, наблюдая за работой Луция.

– Уверен, что помнишь, как её ставить? – с едва заметной усмешкой спросил он.

Луций раздражённо вздохнул.

– Конечно, помню. Дай мне пять минут – и всё будет готово.

– Что-то сомневаюсь.

Парень зло дёрнул ремень, стараясь закрепить одну из опор, но та лишь накренилась, грозя рухнуть. Деметрий со снисходительной улыбкой поправил шест и закрепил завязки тента.

– Всё дело в углах, – пояснил он. – Плохо закрепишь – и при сильном ветре палатку просто унесёт.

Луций скривился.

– У тебя слишком много талантов, шпион. Может ты ещё и в легионе служил?

Деметрий усмехнулся:

– Ты удивишься, какие навыки приходится осваивать, когда долго путешествуешь по всему миру.

Луций неохотно признал, что его палатка теперь действительно стояла ровнее.

– Ладно, хватит болтать, – он оглядел плоды своих трудов и мрачно вздохнул. – Раз мне ещё и копать надо, то лучше не откладывать.

Он подошёл к Фавсту и Лабеону, которые уже вырыли канаву в добрых два фута.

Один из преторианцев, оторвавшись от работы, протянул ему запасную долабру.

– Держи, солдат. Как говорил мой первый центурион: долабра для легионера важнее гладия. С ней ты должен есть, спать и срать. А что ты должен сказать, когда тебе говорят: «Копай?»

– «Как глубоко копать?» – гаркнул Луций с наигранным энтузиазмом, взял инструмент и вонзил лезвие в землю. Каменистая почва поддавалась неохотно, а небо становилось всё темнее. В воздухе пахло смолой и сыростью, и костёр, разгоревшись, вскоре стал единственным источником света в их временном лагере.

Когда легионеры закончили работы по возведению лагеря, из-за деревьев уже игриво выглядывала луна, перемигиваясь с костром и бросая на лица бледные отсветы.

Квинт и Арташес сидели чуть в стороне от остальных. Царевич смотрел на иссиня-чёрное небо, покрытое мириадами звёзд, и огонь костра отражался в его тёмных глазах.

– Путешествовать с римлянами – удивительный опыт, – заметил он.

Квинт бросил в костёр сухую ветку.

– О да. Мы весьма предусмотрительны.

Арташес улыбнулся:

– Это я уже понял. Хотя, мне казалось, что в этой местности опасаться нечего.

Квинт вглядывался в темноту за костром.

– Нет такой местности, в которой нечего опасаться.

Арташес чуть наклонил голову.

– Ты всегда такой, центурион?

– Какой?

– Тебе не кажется, что твоя жизнь – это вечное ожидание боя?

Квинт усмехнулся.

– Я легионер. Для нас вся жизнь – ожидание боя, – он прищурился, вглядываясь в темноту за костром. На миг ему показалось, что глаза сыграли с ним злую шутку, но нет – на высоком утёсе, у самой кромки обрыва, вырисовывались силуэты всадников. Их фигуры казались нереальными в серебристом лунном свете, словно это были не люди, а причудливые тени.

Один из всадников коротко дёрнул поводья, развеяв морок, и тени пришли в движение. Они медленно развернулись, силуэты на фоне неба качнулись, будто растворяясь в ночи, и вскоре на утёсе не осталось ни души.

Квинт не спешил отводить взгляд. В груди шевельнулось неприятное предчувствие – то самое, что не раз спасало ему жизнь. Вряд ли это были торговцы или пастухи, запоздавшие к ужину.

– Что-то случилось? – Арташес, заметив его напряжённость, тоже всмотрелся в темноту, но ничего не увидел.

Квинт медленно покачал головой.

– Пока нет. Но может и случиться.

Арташес усмехнулся.

– И снова она, знаменитая римская предусмотрительность.

Квинт, не ответив, повернулся к Флавию:

– Выставим часовых парами. Две смены.

Флавий, хоть и не видел всадников, но понял по голосу Квинта, что не стоит относиться к приказу легкомысленно.

– Барбат и Руф первый караул. Лабеон и Марцелл сменят их под утро.

Воины коротко кивнули и, проверив оружие, отправились на пост.

Ночь прошла спокойно – разве что Квинт просыпался несколько раз, но, приоткрывая глаза и убеждаясь, что всё в норме, переворачивался на другой бок. Незачем показывать людям, что их командира так легко встревожить.

С первыми лучами солнца преторианцы занялись обычными утренними хлопотами. Марцелл и Лабеон, сменившие ночных часовых, уже сидели у огня, помешивая в котле утреннюю кашу. Луций, зевая, потягивался, разминая затёкшие мышцы и хмуро поглядывал на свою кобылу, костлявая спина которой и сегодня определённо не намерена давать ему спуску.

Квинт, первым делом проверив периметр, осмотрел местность. За ночь ничего не изменилось, но солнечным лучам не удалось развеять дурное предчувствие.

– Зарываем ров, убираем частокол, – коротко скомандовал он, окинув лагерь взглядом. – Через полчаса выступаем.

Преторианцы быстро взялись за дело, и вскоре о выкопанном рве напоминала только полоса разворошённой земли, а колья, выдернутые из почвы, оставляли за собой тёмные следы, похожие на свежие раны.

Луций, не без происшествий собравший палатку, поплотнее закутался в плащ и подошёл к Деметрию, который что-то записывал в свой свиток.

– Что ты там всё чертишь? Художником что ли стать решил?

– Это карта, – спокойно ответил шпион. – Полезно иметь как можно больше сведений о местности, по которой проходишь. К тому же, это может пригодиться нашим легионам в будущем. Кто знает, что ждёт эти земли дальше?

Луций присмотрелся к свитку с большим интересом:

– Так ты всю дорогу что ли рисуешь эти карты?

– Ну должен же тут хоть кто-то заниматься делом, – усмехнулся Деметрий, убирая свиток в сумку и седлая коня.

– Эй, я вообще-то палатку собрал! И ров вырыл! – обиженно отозвался мальчишка, но шпион уже отъехал вперёд и сделал вид, что не слышит.

Квинт сел на коня, бросил взгляд на Арташеса:

– Надеюсь, ты выспался, царевич. Впереди долгий путь.

Арташес чуть улыбнулся:

– Я привык к более мягким ложам, но ничего. Зато теперь я знаю, что значит жить, как настоящий римский солдат.

Квинт усмехнулся.

– Ну, тогда осталось только отбить несколько ночных атак варваров, пережить голодный день и промокнуть до костей – и ты можешь смело записываться в легион.

Преторианцы засмеялись, а царевич пожал плечами:

– После такого-то описания, ну кто не захочет стать легионером? Обязательно вызовусь добровольцем, как только вон на той горе, – он махнул рукой в сторону высоких пиков на горизонте, покрытых снегом, – начнут свистеть раки.

Флавий проверил, все ли готовы, и, дождавшись кивка Квинта, подал знак.

– В путь!

Колонна двигались неспешно, поднимаясь всё выше в горы. Отвесные склоны становились выше, деревья росли гуще, а дорога постепенно сужалась, петляя между скал. Ветер тревожно завывал, метаясь по ущелью раненым зверем.

Луций, ехавший в хвосте колонны, размышлял о своей нелёгкой доле, а также о том, не сбросить ли лошадь с обрыва и не пойти ли пешком.

– Долго ещё нам ехать? – буркнул он, поёрзав в седле.

– Да ещё даже не полдень! А что, не терпится ров начать рыть? – ухмыльнулся Лабеон, ехавший рядом. – Ладно, так и быть, вечером уступлю тебе, можешь за меня поработать.

Луций не успел ответить – центурион, ехавший впереди, вдруг поднял руку, подавая знак остановиться. Всадники натянули поводья, настороженно всматриваясь в дорогу.

Деметрий спешился, присел и провёл пальцами по земле.

– Любопытно, – тихо произнёс он.

Луций, соскочив с седла, подошёл ближе.

– А что тут? Следы? По этой дороге же ходят караваны торговцев. Что тут такого?

Деметрий прищурился, проводя рукой по отпечаткам копыт.

– Караван действительно прошёл тут всего несколько часов назад. Но есть ещё кое-что, – он указал на более глубокие вмятины, – Здесь проехал отряд всадников. Причём двигались они быстро.

Преторианцы переглянулись. Луций сглотнул, наблюдая за Квинтом, который выпрямился и оглядывал местность.

– Караванщиков не сопровождают всадники, если только… – начал Флавий, а Квинт продолжил за него:

– …если только они за ними не погнались.

Фавст нахмурился:

– Если всадники гнались за караваном недавно, значит, возможно, они ещё не напали.

Преторианцы молча кивнули.

– Ускоряемся, – твёрдо сказал Квинт. – Возможно, мы ещё успеем.

Через некоторое время Луций вдруг нахмурился и втянул носом воздух.

– Пахнет… дымом?

Деметрий тоже поднял голову, оглядываясь.

– Ты прав, – тихо произнёс он. – Горит что-то совсем недалеко.

Квинт уже смотрел вперёд. Недалеко, над скалами, поднималась тонкая струйка дыма, с каждой минутой становившаяся всё гуще.

– Вперёд, но с осторожностью, – приказал он.

Преторианцы кивнули, сжимая поводья. Луций чувствовал, как внутри зарождается беспокойство. Чем ближе они подъезжали, тем явственнее чувствовался запах дыма. Ветер, гулявший в ущелье, донёс до них крики и звон металла.

Парень сглотнул, невольно замедляя коня, но тут же поймал суровый взгляд Квинта и заставил себя ехать дальше.

– Слышите? – глухо спросил Фавст, подъезжая ближе.

– Слышим, – ответил Флавий, нахмурившись. – Значит, бой ещё не окончен.

Квинт коротко кивнул, осаживая коня.

– Готовьтесь.

Караван был разгромлен. Опрокинутые телеги, груды товаров на дороге. Торговцы, связанные, стояли на коленях под наблюдением вооружённых грабителей. Те, кто пытался сопротивляться, уже лежали неподвижно в лужах собственной крови.

Луций сжал кулаки. Он не мог отвести взгляда от этой картины, и внутри зашевелилось какое-то незнакомое чувство. Не страх, и даже не злость – что-то совсем иное.

Один из разбойников, ухватив купца за волосы, что-то кричал ему в лицо, размахивая кинжалом. Другой, присев на корточки, рылся в сундуке с тканями, оценивающе щупая рассыпавшиеся по дороге рулоны. Третий небрежно взвешивал в руке амфору, словно решая, стоит ли её брать.

Квинт оценил обстановку за считанные секунды.

– Их больше, чем нас, – тихо сказал Деметрий, сжав поводья. – Но у нас есть внезапность.

Квинт медленно выдохнул. Взгляд его был холодным и расчётливым.

– Тогда используем её.

Квинт опустил руку, подавая безмолвный сигнал. Преторианцы, не теряя времени, вытянули гладии – не лучшее оружие для кавалерии, предпочитавшей более длинные мечи, но выбирать не приходилось. Лошади нетерпеливо фыркали и перебирали копытами, словно предчувствуя атаку. Луций почувствовал, как сердце вдруг забилось быстрее. Это было не похоже на уличную драку в Субурре. Здесь всё было гораздо серьёзнее.

– По моей команде, – сказал Квинт негромко. Он подождал несколько ударов сердца, наблюдая за тем, как разбойники, ничего не подозревая, продолжали разграблять караван.

Раз. Грабитель, ухвативший купца за волосы, размахнулся, готовясь ударить.

Два. Тот, что копался в сундуке, с усмешкой натянул на себя дорогую тунику.

Три. Один из пленников что-то выкрикнул, но получил удар в лицо.

– Вперёд! – коротко рявкнул Квинт.

Лошади сорвались с места, на ходу выстраиваясь в клин и поднимая облака пыли. Преторианцы, держа оружие наготове, не издали ни звука – грабители заметили их в последнюю секунду. Раздались крики. Кто-то потянулся за оружием, кто-то попытался скрыться, но уже было поздно.

Первый грабитель рухнул с телеги, сражённый ударом гладия Флавия. Фавст пронёсся мимо него, с размаху врубившись в череп другого.

Луций, стараясь удержать поводья, в последний момент увидел перед собой фигуру с кинжалом – разбойник попытался ранить кинжалом его лошадь, но Луций, даже не успев обдумать, что делает, вскинул руку, и его гладий рассёк щёку врага.

Грабитель вскрикнул и, потеряв равновесие, повалился наземь – кобыла Луция одним ударом копыта проломила ему рёбра.

Квинт, спешившись, метнулся к пленникам, ловко парируя удары двух разбойников, набросившихся на него. Без щита действовать было непривычно, и он едва не пропустил ловкий удар кинжала, отклонившись в последний момент и почти вслепую полоснув по руке противника. Удар достиг цели, и тот, взыв, выронил оружие из покалеченной руки.

Второй оказался не так прост, и обманным движением отвлёк центуриона, заставив качнуться вправо и подставляя подножку. Квинт быстро сориентировался, восстановил равновесие, зачерпнул горсть пыльной земли вперемешку с мелкими камнями и бросил её в лицо разбойника. Это дало ему секунду времени – и разбойник, захлёбываясь, осел на землю, зажимая руками вспоротый живот.

Деметрий, приподнявшись в седле, вытянул из ножен короткий кинжал и метнул его в одного из бегущих врагов. Тот рухнул лицом вниз, не подавая признаков жизни.

Мир вокруг Луция будто замедлился, став тягучим, как патока. Он видел, как Лабеон с кем-то схватился врукопашную. Как Квинт поднимает меч, отбрасывая противника назад. Как Флавий ловко всаживает клинок под рёбра тому, кто пытался сбежать.

А потом он услышал шум за спиной, и время снова понеслось галопом. Луций резко обернулся – разбойник, который только что валялся на земле, вскочил, и его кинжал неумолимо приближался. Луций видел, как солнечный луч играет на лезвии, слышал тяжёлое дыхание противника, чувствовал тяжёлый запах чеснока и вина, исходивший от него – и понимал, что не успеет среагировать вовремя.

Но тут разбойник закричал, его тело резко дёрнулось, а через секунду он осел на землю. Над ним стоял Арташес, вытирая клинок.

– Ты бы внимательнее смотрел по сторонам, – спокойно произнёс он, глядя на Луция. – Первый бой что ли?

Луций судорожно сглотнул и кивнул. Царевич слегка усмехнулся, похлопал его по плечу и развернулся, присоединяясь к остальным.

Воздух пах кровью и дымом. Разбойники, которым повезло, сбежали, оставив тела товарищей. Крики утихли, слышались только приглушённые стоны раненых.

Квинт провёл взглядом по месту схватки. Всё произошло быстро – они захватили противника врасплох и нанесли сокрушительный удар, но кто эти люди? Обычные грабители?

Флавий подошёл ближе, на ходу убирая гладий в ножны.

– Два лёгких ранения – Марцелл, судя по всему, сломал палец, а Лабеон приобрёл ещё один шрам на руке. Деметрий их уже осмотрел. Сейчас занялся гражданскими. Что будем делать с пленными, господин? Их трое. Остальные либо мертвы, либо сбежали.

Квинт перевёл взгляд на обезоруженных разбойников. Один – коренастый мужчина с разбитым носом, другой – худощавый, с длинными, спутанными волосами, третий – молчаливый, с заплывшим глазом и ссадинами на лице. Все трое сидели на земле, связанные по рукам и ногам, мрачно глядя на римлян.

– Не думаю, что нам нужны лишние рты в дороге, – заметил Деметрий, осторожно перебинтовывая плечо одному из выживших караванщиков, – Не вижу смысла с ними возиться.

Пленник с разбитым носом сплюнул под ноги, – Римские собаки.

– Для таких слов ты слишком хорошо говоришь на латыни, – заметил Квинт, подходя ближе, – Кто вы такие?

Грабители молчали.

Квинт присел перед ними на корточки, глядя в глаза пленникам.

– Вы бывшие легионеры?

Молчание.

– Это не вопрос, – сказал он твёрже. – Это факт.

Тот, что с разбитым носом, сплюнул ему под ноги.

– Чтоб тебя Юпитер отымел в зад, псина императора.

Флавий тихо выдохнул, но Квинт даже не моргнул.

– Да, пожалуй, я не ошибся. Ваши движения, удары – всё говорит само за себя. Это не деревенские бандиты. – Он наклонился ближе. – Дезертиры?

– Мы никому ничего не должны, – наконец пробормотал тот, что с длинными волосами.

– Мы были легионерами, это правда. Пока армянский царёк не решил извести нас всех. Нам удалось сбежать, и что нам оставалось? Рим бросил нас. Все нас бросили. Ты думаешь, если бы нам удалось добраться до ближайшего гарнизона, нас приняли бы с распростёртыми объятиями? Я слышал, что случилось с теми, кто вернулся. Их обвинили в трусости и дезертирстве, и забили до смерти.

Пленный с разбитым носом горестно вздохнул:

– Мы просто хотели выжить.

Квинт встал, и выражение его лица стало каменным.

– Вы жалкое подобие людей. Вы давали священную клятву перед лицом своих товарищей. Вы предпочли влачить жалкое существование разбойников, живущих за чужой счёт. Вы недостойны милосердия. Флавий, позаботься о них.

Флавий коротко кивнул, не задавая вопросов.

Луций сглотнул, наблюдая, как преторианцы вытаскивают кинжалы. Пленные не молили о пощаде, не пытались сопротивляться. Лишь молча смотрели на римлян – с гневом, с горечью, кто-то даже с гордостью, словно предпочитал такую смерть бесконечному бегству.

Тонкий клинок Флавия беззвучно перерезал горло первого. Второй зашипел и дёрнулся, прежде чем Лабеон полоснул его по горлу. Третий, молчаливый, лишь закрыл глаза, прежде чем Деметрий перерезал ему артерию уверенным, быстрым движением.

Луций отвернулся. Он видел смерть раньше – много раз, но тут было совсем иначе. Они были не просто безоружными врагами – они когда-то были римлянами.

Арташес, наблюдавший со стороны, чуть приподнял бровь, но промолчал. Квинт взглянул на него.

– Недоволен?

– О, вовсе нет, – царевич медленно качнул головой. – Просто наблюдаю. Вы римляне не признаёте полутонов.

– Не всегда. Просто это… особенный случай, – сухо ответил Квинт.

Караванщики, оправившись от шока, кланялись и благодарили.

– Вы спасли нас, – сказал один из них, старик с глубокими морщинами на лице. – Если бы не вы…

– Благодарите богов, а не нас, – отозвался Квинт, вскакивая в седло. – Мы просто делаем свою работу. Куда вы держите путь?

– В Артаксату, господин, – отозвался старик-торговец, спешно проверяя уцелевшие товары. – Мы везли ткани, украшения, вино… кое-что уцелело, хвала богам. Но главное, что мы остались живы.

Квинт обменялся взглядами с Флавием и Деметрием.

– Мы тоже держим путь в Артаксату, – медленно сказал он. – Поезжайте с нами. Так будет безопаснее.

Торговцы с облегчением кивнули.

– Благодарим вас, господин. Мы не забудем этой доброты.

Луций переводил взгляд с Квинта на торговцев, стараясь не смотреть на трупы.

– Интересно, как эти дезертиры здесь оказались? – пробормотал он, подходя к Деметрию.

Шпион задумчиво склонил голову.

– Ты слышал, что они говорили? Нападение Арташеса Второго²¹. Это случилось лет десять назад. Тогда была настоящая резня. Некоторые сумели уйти… но, похоже, не все смогли вернуться домой.

– И они правда не могли вернуться в Рим? – Луций прищурился.

Деметрий пожал плечами, уже сидя в седле.

– В Риме их действительно скорее всего ждал бы суд за дезертирство. Ладно, пора двигаться. Эти повозки и так нас сильно задержат, – он неодобрительно покачал головой и ударил коня пятками.

Флавий тем временем подал команду двигаться дальше. Караванщики, сложив тела убитых в одну из повозок, собрали уцелевшие товары, и отряд снова отправился в путь.

Глава IV. Urbs inter mundos

На исходе четвёртого дня они начали спуск к подножью гор. Путь был нелёгким: дорога, узкая и коварная, то взбиралась по крутым склонам, то вновь устремлялась вниз, словно играя с путниками в нескончаемую игру. Густые леса, которые сопровождали их в начале пути, теперь уступили место скалистым предгорьям – мёртвым, словно высохшие кости древнего титана, исполинским камням, которые тянулись к небу, изъеденные ветрами и временем.

Караван двигался медленно и осторожно, опасаясь осыпей и обвалов – частых незваных гостей в этих местах.

За время совместного пути отряд успел познакомиться с купцами, пострадавшими от нападения разбойников – и особенно дружелюбным оказался один из них, по имени Вардан. Он был не только хорошим рассказчиком, но и человеком, хорошо знающим здешние края. Торговец был в курсе буквально всего: где лучше всего закупать вино, где искать лучших ремесленников, с кем стоит иметь дело, а с кем лучше и не связываться. Он рассказывал истории о том, как в юности путешествовал в Вавилон, о том, как однажды продал мешок сушёных фиников за цену породистого жеребца, и даже о том, как чуть было не женился в Парфии, да вовремя вспомнил, что у него уже есть жена.

– В моём деле важно помнить несколько вещей, – как-то сказал он Квинту. – Во-первых, не стоит делать долгов больше, чем можешь выплатить. Во-вторых, не стоит давать обещаний, которые не можешь сдержать.

– Полезный совет, – заметил Квинт.

– А самое главное – это быть всегда в курсе, кому сейчас выгодно воевать, а кому – заключить мир, – продолжил торговец, слегка улыбнувшись, – Мне кажется, у вас, римлян, это знание тоже ценится превыше многих.

Луций сдружился с сыном Вардана, юношей по имени Арам, и они часто ехали рядом, болтая о пустяках. Луций рассказывал о Риме – о цирке, уличных торговцах, ворах, сенаторах и о ворах-сенаторах.

Арам смеялся.

– Выходит, римляне не так уж отличаются от нас. А может, наши важные шишки ещё дадут фору вашим по этой части.

– О, я бы посмотрел, кто кого, – фыркнул Лабеон, подслушавший разговор краем уха, – Желательно на арене. Вот это было бы зрелище!

За время пути Луций подцепил несколько словечек на местном наречии и успел научить Арама рытью оборонительного рва вокруг лагеря. Квинт, заметив своего адьютора, вальяжно отдыхающего и наблюдающего за работой Арама, влепил ему подзатыльник и отправил на ночное дежурство, так что весь следующий день Луций угрюмо клевал носом и едва не свалился с лошади.

День клонился к вечеру, когда перед путниками открылся, наконец, вид на Артаксату.

Город раскинулся на берегах бурной реки, словно расколотая надвое древняя амфора, перевитая трещинами дорог и переулков. Стены, чёрные от времени, гордо взирали на путешественников чёрными глазами-бойницами. Над крытыми черепицей домами возвышались храмы, их колонны сияли в лучах заходящего солнца, а за ними, у самого горизонта, темнели силуэты гор – вечных стражей этих земель.

– Красивый город, – заметил Деметрий, поправляя плащ.

– Красивый, но беспокойный, – добавил Вардан. – Здесь слишком много интересов пересекается.

– Так бывает со столицами, – Квинт не сводил взгляда с городской стены.

– А ты знал, что, по легенде, этот город строил сам Ганнибал? – сказал Арташес, бросив на Квинта насмешливый взгляд. – Карфаген не выдержал натиска Рима, и великий полководец подался сюда. Говорят, именно он указал моему предку идеальное место для столицы.

Квинт лишь скептически хмыкнул:

– Учитывая, что случилось с Карфагеном, я бы с осторожностью относился к советам Ганнибала по градостроительству. Впрочем, нужно отдать ему должное, он был достойным соперником. Надеюсь, что этот армянский Карфаген не подарит миру нового Ганнибала.

– Время покажет, – усмехнулся царевич.

Луций вгляделся в открывшуюся перед ними панораму. Ему показалось, будто он видел этот город раньше.

Мраморные террасы, белевшие внизу, у самой воды.

Женщин в ярких одеждах, наполняющих воздух звоном браслетов и ароматами масел.

Грузчиков на пристани, нагружающих лодки товарами.

Бронзовую статую богини Анахит, возвышающуюся на центральной площади, величественную, с высоко поднятой рукой, благословляющей город, у подножия которой дымились жертвенные курильницы.

Они проехали через ворота без лишних расспросов – торговец Вардан явно знал, кому дать несколько монет, чтобы их не задерживали.

– Как он это делает? – пробормотал Луций, наблюдая, как Вардан с улыбкой пожимает руки стражникам.

– Умеет договариваться, – усмехнулся Деметрий. – Иногда одно доброе слово стоит целого легиона.

– С этим я бы поспорил, – Фавст подъехал поближе. – Дай мне легион, и посмотрим, что твоё слово сможет сделать против него.

– Всё зависит от того, кто командует этим легионом, – вмешался Квинт, скользнув взглядом по башням цитадели.

Дорога к дворцу проходила через оживлённый рынок, раскинувшийся вдоль главной улицы. Лавки пестрели изысканными тканями, изящными расписными вазами, серебряными украшениями. Тут же предлагали специи, масла, благовония. Работорговцы стояли в тени колоннад, выкрикивая цену за свой живой товар.

Отряд распрощался с торговцами, и Квинту пришлось несколько раз поклясться самим Принцепсом, что он непременно навестит дом Вардана, чтобы познакомиться со всем его многочисленным семейством, а Луций на прощание получил от Арама в подарок прекрасный нож с изящной костяной рукоятью, инкрустированной драгоценным кедровым деревом. Парень впервые за долгое время смутился, осознав, что у него нет решительно ничего своего, и пообещал себе непременно разжиться ответным подарком.

Узкие улочки, вьющиеся между домами, понесли их дальше по древней столице. Девушки, закутанные в цветастые шали, шли, неся на плечах кувшины с водой. Дети носились между ног прохожих, а пожилые мужчины сидели в тени, обсуждая последние новости – кто-то говорил о налогах, кто-то о царе, кто-то о тревожных слухах с востока. Неподалёку возвышался театр, и на его каменных ступенях было не протолкнуться – судя по всему, местные были в восторге от представления.

Дворец возвышался над городом, опоясанный кольцом каменных террас и садов, пестревших яркими красками осени. Колонны из тёмного базальта тянулись к небу, подобно исполинским копьям, готовым пронзить облака. Высеченные в камне, на них застыли картины древних битв: конные воины с натянутыми луками, ряды пехоты в чешуйчатых панцирях, царские колесницы, несущиеся по полю боя. Камень будто дышал историей, рассказывая о временах, когда Армения бросала вызов и Парфии, и Риму.

Вход во дворец охраняли медные ворота с изображениями орлов, расправивших гигантские крылья.

Квинт, осмотрев дворец, невольно нахмурился.

– Город, живущий между Римом и Парфией, не может позволить себе выглядеть слабым, – заметил Деметрий, будто читая его мысли.

Перед воротами стояли воины в бронзовых панцирях и длинных, до щиколоток, хитонах. Их мечи сверкали на солнце, а головы были увенчаны коническими шлемами.

– Гвардия царя, – тихо пояснил Арташес. – Нас уже ждут.

За воротами, распахнутыми безмолвными стражами, их взглядам открылся внутренний двор, украшенный узорной мозаикой. По периметру расположились каскадом искусственные бассейны с мелодично журчащей водой. В галереях перешёптывались роскошно одетые вельможи, а слуги в длинных кафтанах скользили бесшумными тенями, разнося серебряные подносы с фруктами и пряным подогретым вином.

Над всем этим господствовал сам дворец, величественный и неприступный, словно воплощение власти царя. Его стены, облицованные белым известняком, на закате окрашивались в цвет пламени, отражая солнечные лучи.

Артаксата была неспокойным городом, но её сердце – дворец Тиграна – билось ровно и размеренно, как сердце опытного правителя, пережившего не одну бурю.

Квинта и Арташеса проводили в центр зала – судя по всему, для почётных аудиенций – а Деметрий вместе с незаметно проскользнувшим внутрь Луцием устроились у стены. Когорту легионеров под командованием Флавия оставили на попечение местных слуг, которые, благодаря переводческим стараниям Арташеса, обещали накормить и людей, и лошадей.

Высокие стены были украшены фресками, изображавшими богов и царей. Потолок, окаймлённый изящным фризом с переплетением виноградных лоз, напоминал бескрайнее звёздное небо. Царь, крепкий мужчина, разменявший пятый десяток, сидел на возвышении, положив руки на подлокотники трона из тёмного дерева. Его одеяние было богато расшито золотом, а на голове сверкала диадема с рубинами.

Царь взглянул на гостей и произнёс что-то на местном наречии. Голос его был глубоким и спокойным.

– Он приветствует племянника в родных стенах, – прошептал Деметрий, наклонившись к Луцию.

Арташес, не опуская взгляда, склонил голову в уважительном поклоне и сказал что-то в ответ.

Тигран хмыкнул и перевёл взгляд на римлян.

– А вы, должно быть, посланники Рима? – сказал он на неплохой латыни с сильным акцентом.

– Центурион Квинт Фламиний Сабин, – Квинт вышел вперёд, – Прибыл по воле Императора Рима. Помимо почётной обязанности сопроводить вашего племянника, – он покосился на армянского царевича, – на меня возложена миссия передать вам, государь, послание Императора.

– Послание, говоришь? – Тигран улыбнулся уголками губ. – Неужели я могу чем-то помочь великому властителю Рима? Как бы там ни было, предлагаю вам сперва отдохнуть во дворце. Наслаждайтесь гостеприимством Артаксаты. Вам обеспечат всё необходимое. Мы сможем переговорить позднее.

Он щёлкнул пальцами, и слуги склонились в поклоне.

Квинт хотел что-то сказать, но Арташес сделал шаг вперёд.

– Мой государь, – мягко начал он, – Мои спутники из Рима благодарны за оказанное гостеприимство и будут счастливы возможности передать послание позднее.

Тигран посмотрел на Арташеса, оценивая его слова.

– В Риме ты научился дипломатии, – тихо перевёл шпион. – Интересно, чему ещё?

Тем временем, царь вновь повернулся к Квинту, переходя на латынь.

– Сегодня отдых, завтра – разговор.

– Как пожелает государь, – Квинт наклонил голову, делая шаг назад.

Тигран, похоже, остался доволен. Он взмахнул рукой, и из боковой двери вышли двое слуг в светлых длинных кафтанах, с широкими поясами, расшитыми золотыми нитями. Один из них сделал знак рукой, приглашая следовать за ним.

– Племянник, останься, – добавил царь небрежно.

Арташес остановился.

– Я догоню вас позже.

Квинт кивнул и направился за слугами.