Дождаться рассвета бесплатное чтение

Так уж сложилось, что с незапамятных времён природные катаклизмы то и дело настигали ни о чём не подозревающее человечество. Начиная с Всемирного потопа, уничтожившего почти всех людей и животных, за исключением предупреждённых заранее избранных. Дальнейшие катастрофы были менее глобальны, зато их не сосчитать. Вулканы извергались после столетий безмятежного сна, покрывая лавой и пеплом целые города. Великанские языки цунами слизывали с берегов поселения тех, кто наивно считал беспредельный океан своим другом. Завораживающе кружились торнадо, пожирая всё на своём пути, и кто знает, сколько девочек стали их добровольными жертвами, не пожелав спастись без своего Тотошки?

Постепенно люди научились предсказывать хотя бы некоторые из этих смертоносных явлений. Такая способность давала им драгоценное время, а, значит, возможность подготовиться и спастись.

Но что, если катастрофа сотворена человеческими руками? Она более предсказуема, скажете вы. Ведь шахматные ходы злодея можно просчитать и, если повезёт, поставить ему мат прежде, чем даст залп смертоносное орудие. А если не повезёт, можно хотя бы своевременно укрыться в безопасном месте.

Вот только известно: чужая душа – потёмки, что уж говорить о человеческом мозге? Что, если нам не удастся предугадать поступки того, кто с упоением ходит по краю, отравленный ядом неограниченной власти? Что если, того хуже, не в силах предсказать свои действия даже он сам?..

Светло-голубая Тойота Ярис, законопослушно просигналив, повернула направо, въехала на стоянку напротив здания мэрии и ловко пристроилась возле поджидающего хозяев джипа. Дверцы распахнулись, и из машины вышли четверо: двое мужчин и две женщины. На вид всем им было около сорока, а может, и больше, тут многое зависело от природных данных и макияжа. Смуглая женщина была одета в элегантный брючный костюм сочного синего оттенка; на второй, более светлокожей, были чёрные брюки и красный пиджак. Мужчины предпочли более демократичные джинсы, кроссовки и футболки с воротником.

Тойота прощально пискнула, водитель убрал в карман брелок с ключами.

– Можно было, конечно, остаться дома, – извиняющимся тоном проговорил он. – Но мы подумали, раз уж так совпало, покажем вам нашу новую достопримечательность.

– Ничего не имеем против, – тут же откликнулся второй мужчина. Он был повыше; чёрные волосы без малейших признаков седины коротко пострижены. – Тем более, в нашем городе таких достопримечательностей нет.

Женщина в синем костюме взяла его под руку, и они бодро зашагали следом за второй парой.

Здание, к которому направлялись эти четверо, выглядело довольно-таки странно. Белый прямоугольник без окон, с низкой плоской крышей. То ли вход на подземную парковку, то ли общественный туалет, то ли будка неизвестного назначения. Строго говоря, в любом городе, если тщательно его исследовать, найдётся такой вот непонятный домик, открывающий простор для воображения. Однако в данном случае местные жители точно знали, о чём речь, поскольку здание было построено совсем недавно.

Это было бомбоубежище, причём не обычное, а подготовленное на случай ядерной атаки. Как минимум, такая информация фигурировала на официальном сайте мэрии города М., а также в социальных сетях, к каковым, впрочем, доверия было меньше. Разумеется, все надеялись, что использовать его по назначению не придётся. Однако оно подходило и на случай обычного ракетного обстрела, недостатка каковых горожане, увы, не испытывали. Поговаривали, что именно этот факт, возможность реального, а не постапокалиптического применения, примирил министра финансов с идеей выделить бюджет на данный проект. Ибо тратить деньги на то, что не нужно здесь и сейчас, а теоретически пригодится лишь в будущем, которое, может, наступит, а может, и нет (и дай Бог, чтобы не пригодилось!), государственные мужи как правило не любят.

То ли мэр города Йуваль Данон не являлся государственным мужем, то ли система приоритетов у него была необычная, но так или иначе, когда возникла речь о строительстве сети таких убежищ на территории Израиля, он использовал всё своё влияние, дабы город М. был включён в пилотный список. Среди других городов были Тель-Авив, Иерусалим и ещё несколько точек на юге и на севере страны. В одних убежища были благополучно построены, в других проект отложили на неопределённый срок из-за нехватки финансирования. Город М. принадлежал к промежуточной категории: здесь строительство было проведено, но, как мы скоро увидим, не до конца.

Городское население относилось к проекту Данона по-разному. Люди разделились на две категории: одни считали убежище жизненно необходимым, другие видели в нём исключительно напрасную трату денег. Первые приписывали вторым излишнюю беспечность и неспособность позаботиться о собственных детях. Вторые снисходительно называли первых паникёрами. Так или иначе, убежище, пусть и меньшего размера, чем планировалось изначально, было открыто для жителей города и их гостей.

Во время ракетных обстрелов из Палестинской Автономии или Ливана сюда не приходили. Кто же станет тратить время на дорогу в бункер, если, согласно командованию службы тыла, времени у тебя на всё про всё девяносто секунд? Тем более, в квартире есть мамад, комната безопасности с толстенными железобетонными стенами, стальной дверью и стальным же ставнем на окне? От прямого попадания, конечно, не спасёт, но и вероятность такого попадания невысока. Атаки Ирана – другое дело. Тут ракетам требуется несколько часов, так что время прилёта известно заранее. И можно не спеша, не рискуя разбить по дороге голову, дойти, а то и доехать до убежища, спуститься на два длинных лестничных пролёта и переждать тревогу. Гарантия безопасности стопроцентная, даже в случае прямого попадания в крышу убежища. Каждый, разумеется, решал для себя, укрыться ли здесь или привычно довериться мамаду.

Меж тем компания из Тойоты приблизилась к металлоискателю, расположенному на входе в здание. Дежурному охраннику показали документы и передали сумки, кошельки и ключи. Первую пару, водителя и женщину в красном пиджаке, пропустили без проблем. А вот вещи вторых исследовали долго. От взгляда охранника не укрылись черты лиц, характерные для арабов, поэтому проверка, обычно очень быстрая, сейчас проводилась с особой тщательностью. Спутники, которым более повезло с национальностью, терпеливо ждали, с чувством неловкости переминаясь с ноги на ногу и опуская глаза. В итоге арабскую пару пропустили: как ни крути, удостоверения личности у них синие1, прицепиться не к чему, да и вообще проверка на входе в убежище – всё больше номинальная. Во время сирены, например, всех пропускают безо всяких документов: кто станет тратить время на точное следование инструкциям, когда человеческая жизнь под угрозой? Девяносто секунд с начала воздушной тревоги – и всё, охранник обязан запереть дверь независимо от того, остался кто-нибудь снаружи или нет.

Негромко переговариваясь (еврейская пара всё ещё чувствовала себя неловко), четверо приятелей прошли внутрь. Ни они, ни охранник не обратили внимания на девушку лет двадцати пяти с большой спортивной сумкой, намеренно отступившую в тень, которую отбрасывало роскошное дерево мимозы.

Мимоза была в самом цвету, как и положено в апреле. Отяжелевшие ветви клонились к земле, усыпанной мелкими жёлтыми бусинками. Девушка облизнула пересохшие от волнения губы, вытащила из волос резинку и заново собрала их в короткий хвостик. Потом резко выдохнула, осторожно подняла сумку и направилась ко входу в убежище.

К зданию она приблизилась, уже держа в руке раскрытое удостоверение личности. Охранник мазнул по нему взглядом, кивнул.

Положив документ на столик перед охранником, девушка вытащила из кармана джинсов связку ключей и мобильный телефон. И то, и другое опустила на тот же столик. От напряжения у неё дрожали руки, и ключи предательски позвякивали. Оставалось надеяться, что это не привлечёт внимания.

– Что в сумке? – спросил охранник. И, не дожидаясь ответа, продолжил: – Что-нибудь металлическое есть? Что может зазвенеть?

Парень не успел заметить, как побледнело лицо посетительницы, и без того, казалось бы, без кровинки.

– Нет, ничего такого.

Девушка поспешила мотнуть головой, словно это придавало её словам убедительности.

– Тогда проходите.

С облегчением выдохнув, она прошла через металлоискатель, аккуратно поддерживая сумку. Никаких звуков. Аппарат счёл её вещи совершенно безопасными.

Девушка забрала ключи и телефон и, не задерживаясь, чтобы рассовать их по карманам, двинулась к заветной двери.

– Подождите! – окликнул её охранник.

Девушка замерла, не оборачиваясь, поэтому он не мог видеть, как сжались её челюсти и как она зажмурилась, глубоко дыша, чтобы успокоиться.

– Вы удостоверение личности забыли.

Стараясь унять расшалившееся сердцебиение, девушка обернулась и выдавила из себя улыбку.

– Спасибо.

Она забрала документ и, с сумкой на плече и личными вещами в обеих руках, вошла в здание.

Помещение, куда попадал входящий, было совсем маленьким. Низкий потолок и не слишком ровные стены кое-как покрашены в белый цвет. Везде всё тот же железобетон. Окон, разумеется, нет, дверь только одна. Ещё более крохотным это место казалось из-за расположенного напротив входа лифта. Лишь обогнув его, можно было увидеть уходящую в темноту лестницу.

Девушка надавила на выключатель. Свет зажёгся, стало видно, что ступеней намного больше, чем бывает в обычных зданиях. Без особого доверия глянув на дверь лифта, она мотнула головой и зашагала вниз. Добравшись до лестничной площадки, снова нажала такую же кнопку. В целях экономии электричества свет автоматически выключался, но через какой промежуток времени, она не знала, поэтому предпочла подстраховаться. Неприятно было бы оказаться в темноте посреди лестницы, даже не зная, сколько впереди ступенек. Впрочем, к середине следующего пролёта свет начал проникать с нижнего этажа, того, где, собственно, и располагалось основное убежище.

Спустившись до конца, девушка осторожно поставила сумку на пол и прислонилась к стене, тяжело дыша. Постояв немного с прикрытыми глазами, запустила руки в волосы и заново собрала при помощи резинки аккуратный хвостик. Снова подняла сумку, всё так же медленно и аккуратно, и стала продвигаться к центру просторного зала.

Этот этаж, в отличие от верхнего, казался огромным. По размеру что-то вроде станции метро, а может, и больше. Ездить на метро ей доводилось в двух городах, Праге и Париже, и воспоминания сохранились только приблизительные. Она ещё собиралась провести отпуск в Лондоне, а там вроде бы тоже есть метро, но от поездки пришлось отказаться, поскольку почти все авиакомпании отменили полёты на Ближний Восток. Исключением до сих пор оставался Эль Аль2, но и они в последние пару месяцев отказались от многих рейсов. Словом, с Лондоном не сложилось.

Помещение было знакомым, поэтому девушка шагала довольно уверенно. Вдоль стен тянулись белые пластиковые скамейки, на которых сидели немногочисленные посетители. Человек десять, может, пятнадцать на весь зал. Вскоре она свернула в узкий коридорчик, уводивший направо, к туалетам.

Зайдя в женскую уборную, девушка снова опустила сумку на пол. Мельком глянула в зеркало: оттуда на неё смотрело нечто растрёпанное и смертельно бледное. Впрочем, самосозерцание в ее планы не входило. Следовало убедиться, что она здесь одна. Вот только кабинок было много, так сразу и не скажешь, все ли пустые. На первый взгляд красных полосочек, которые возвещают о том, что кто-то заперся изнутри, не видно. Наверное, можно рискнуть: не ждать же, в самом деле, до бесконечности. Она присела на корточки и взялась за молнию сумки…

– Ты представляешь, он прямо так мне и сказал!

Приближающиеся голоса и перестукивание каблуков заставили девушку отпрянуть от сумки. Она едва успела распрямить спину и сделать вид, будто собирается помыть руки, когда две женщины вошли в уборную. Одна сразу же закрылась в кабинке, вторая оперлась о край раковины и принялась смотреться в зеркало. Смуглая кожа плохо сочеталась с холодным блондом, тем более что корни волос были угольно-черными.

Несмотря на то, что женщин теперь разделяла дверца кабинки, разговор не прервался.

– Главное, нам ничего не говорят. – Крашеная блондинка повысила голос, чтобы подруга хорошо её слышала. – Посмотри новости, на любом канале. Ничего определенного. А у Амнона, ну, ты знаешь, моего зятя, двоюродный брат работает охранником. Так вот у них информация проскочила, что в здании парламента сегодня пусто. Ни один депутат не приехал. О чём это может говорить?

– Да он же сам Кнессет не охраняет, – донеслось из кабинки. – Откуда ему знать? Сплетни просто.

– Вот дай-то Бог, чтобы просто сплетни, – не обиделась, но и не разуверились блондинка. – А вы как думаете? – обратилась она к девушке со спортивной сумкой.

– Ужас, – лаконично ответила та.

Её мысли были полностью заняты содержимым сумки, а эмоции – беспокойством о том, что оное могут обнаружить, так что следить за ходом разговора незнакомых женщин толком не удавалось. Но к счастью (или не вполне к счастью), в нынешние времена выбранное ею слово подходило почти на все случаи жизни.

– Вот именно, – энергично подхватила блондинка. – Что творится! Кто бы мог подумать всего пару лет назад?

Девушка рассеянно покивала, мысленно отметив, что и два года назад были люди, отлично предсказывавшие нынешние события. Только верить никто не хотел. И даже те, кто верил, старались затолкать печальные прогнозы в тёмные уголки подсознательного. Зачем мучиться и сидеть на антидепрессантах, если всё равно ничего не можешь изменить?

Вторая женщина вышла из кабинки, ополоснула под краном руки, и подруги вышли в коридорчик, выводивший в основной зал.

Девушка постаралась унять заметную дрожь в руках, вновь опустилась на корточки и расстегнула молнию. Из синей сумки высунулась рыжая мордочка длинноухой собаки.

А между тем совсем другой пёс – крупный, сильный, с умными глазами и стоячими, но то и дело настороженно пригибающимися ушами, сидел возле металлоискателя. Сидел, следуя команде своего хозяина, несмотря на то что внимание последнего было полностью сосредоточено на перепалке с охранником. Пока команда не отменена, пёс не собирался двигаться с места.

– Я ещё раз повторяю: с животными сюда нельзя, – заявил охранник, надо отметить, довольно терпеливо.

– Но я уже здесь вместе с ним, – не сдавался хозяин, парень лет тридцати – тридцати пяти, крепкого телосложения, с коротко постриженными чёрными волосами. – Не бросать же его на улице.

– Не знаю, – пожал плечами охранник. – Внутрь запрещено.

– Слушай, я понимаю, правила это хорошо, но мы же все живые существа, так? У тебя самого дома животные есть?

– Только рыбка в аквариуме.

– Понятно. Пойми: собака – как член семьи. Когда сирена, думаешь, я захожу в мамад без собаки? Ни разу такого не было. Пока он не в мамаде, я дверь не закрываю. И другие так же. А что же сейчас, я спрячусь в убежище, а его оставлю под ракетами?

– Послушай, брат, я в целом сочувствую, – без особого сочувствия, но всё ещё вежливо отозвался охранник. – Понимаю тебя, но тут ничего не поделаешь. У меня приказ…

Он не договорил, но многозначительно поднял указательный палец кверху. Хозяин пса инстинктивно запрокинул голову, но ни мэра, ни министра национальной безопасности, ни даже самого премьер-министра там не увидел. Только небо и быстро плывущие объёмные облака, должно быть, пригнанные ветром со Средиземного моря. Кто бы ни находился там, наверху, распоряжения не пускать в убежище собак он явно не давал.

– У тебя приказ, – раздражённо заявил хозяин, – а у меня вот, живой пёс. Ты в каких войсках служил?

– Ну, допустим, 82003.

Охранник тоже начинал раздражаться.

– А он, – мужчина указал на пса, в очередной раз прижавшего уши, – служил в сухопутных войсках, в «Окец»4. Жизнью рисковал. Был ранен, после этого его списали. С тех пор он со мной. Ты бы товарища по оружию бросил?

– Долго тут ещё? – крикнула женщина, держащая за руку кудрявую девочку лет пяти. – Сколько можно ждать?

Спорщики обернулись. За металлоискателем действительно начала собираться очередь. Если раньше в убежище приходили всё больше одиночки, то теперь картина стремительно менялась. Люди продолжали стекаться к странному белому зданию с разных сторон, вылезая с детьми и вещами из кое-как припаркованных машин.

– С документами разберёмся – и продолжим. Проявите терпение, – строго сказал охранник, продемонстрировав синий корешок удостоверения личности, которое прежде передал ему собачник. Затем склонился к последнему и значительно тише произнёс: – Ладно, я тебя пропущу, только ты там внимания к собаке не привлекай. Сядьте где-нибудь в сторонке и сидите. Мне реально может влететь.

– Спасибо, брат! – Тот приложил руку к груди в знак благодарности. – Будем сидеть тише воды, ниже травы, даю слово.

– Ладно, – пробормотал охранник и вручил хозяину документ. – Следующий!

Мужчина с собакой, получившей команду «Рядом!», быстро спустились по лестнице и, как и обещали, тихонько заняли место с самого края. Хозяин сел на скамью, пёс улёгся у него в ногах. Здесь их и заметила девушка с синей сумкой.

Она рада была бы остаться в женской комнате и там, в стороне от остальных, пересидеть ракетный обстрел вместе со своим питомцем. Но, увы, в убежище спускалось всё больше людей, так что и туалеты перестали быть тихим местом. Она успела напоить и погладить собаку, но не более. Пришлось снова застёгивать сумку (чуть-чуть не до конца, чтобы собаке было чем дышать) и идти в общий зал. Заметив парня с крупной немецкой овчаркой (практически случайно, могла ведь посмотреть в другую сторону!), она испытала чувство огромного облегчения, будто с плеч разом сняли тяжёлую ношу. Даже сумка внезапно сделалась лёгкой, а ведь правое плечо уже, казалось, отваливалось. Обойдя несколько тревожно переговаривающихся друг с другом пар, она подошла к незнакомцу и поставила сумку на скамью.

– Можно? – на всякий случай спросила она, прежде чем расположиться рядом.

Парень поднял на неё настороженный, как ей показалось, взгляд.

– Конечно, – тем не менее ответил он.

Девушка села, отчего-то виновато улыбнулась, расстегнула молнию и вытащила из спортивной сумки рыже-белого английского спаниеля.

Теперь парень тоже улыбнулся. Они обменялись понимающими взглядами.

– Как его зовут? – спросил парень, кивая на спаниеля.

– Её. Это девочка. Таффи. А ваш?

– Мальчик. Рам.

– Сколько ему?

– Пять лет.

– Моей три с половиной.

Парень кивнул, и какое-то время они сидели молча, глядя прямо перед собой и слушая новости, озвучиваемые товарищами по несчастью. Телефоны в убежище сигнал не ловили. А новости, к сожалению, имелись.

– Только что по «Решет бет»5 передали, – ни к кому конкретно не обращаясь, проговорила очень бледная женщина, едва спустившись по лестнице. Руку с ухоженными ногтями она приложила к груди, в не театральном, а вполне естественном жесте. – Вроде бы, по информации Моссада, как минимум две иранские ракеты оснащены ядерными боеголовками.

– Не может быть! – воскликнул кто-то.

Девочка лет шестнадцати, с глазами слегка навыкате, прислонилась к стене и с нескрываемым ужасом глядела на вновь пришедшую.

– Да бросьте панику разводить, – пробрюзжал сорокалетний мужчина. – Наверняка сказали, что ракеты могут нести ядерные боеголовки. Теоретически. А на практике никто к такому не прибегнет.

В его пренебрежительность, впрочем, окружающим не слишком верилось: зачем-то ведь он сам счёл нужным укрыться в подземном бункере?

Словом, каждый реагировал на новость по-своему.

– Жутко, да?

Девушка со спаниелем повернула голову к своему соседу. По её лицу скользнула вымученная улыбка.

– Не то слово, – процедил парень. – Дождались всё-таки. Не зря же они это оружие готовили. – Он тоже улыбнулся, стараясь смягчить резкость тона, предназначенную вовсе не соседке по скамье. – Кстати, я – Нир, – представился он.

Оба рассмеялись, на этот раз более искренне: собак-то первым делом представили, а друг про друга забыли.

– Таня.

С её произношением имя прозвучало скорее как «Танья».

– Это русское имя? – поинтересовался Нир.

– Да. Я родилась в Израиле, но у меня родители из России. Точнее, из Советского Союза. Приехали в алию 90-х.

– У меня отец был из Беларуси, – кивнул он. – А мама из Румынии. Ты говоришь по-русски?

– С очень сильным акцентом и кучей ошибок.

– Всё равно классно. Я совсем не говорю. Только понимаю некоторые слова. В основном ругательства.

Увы, долго отвлекаться на так называемый small talk им не удалось.

Людей по лестнице спускалось всё больше. Собственно, последние несколько минут они шли не прерывающимся потоком. Убежище, до сих пор казавшееся огромным и пустым, стало потихоньку заполняться. Встревоженные лица, топот шагов, обрывки разговоров, которые велись на повышенных тонах – не агрессия, скорее национальная особенность в сочетании с зашкаливающей тревогой. И почти все приносили кусочки новостей – противоречивых, пугающих, но оставляющих место для надежды. С телевидения, с радио, со вторых и третьих рук. Журналисты и политологи расходились во мнениях, правительственный канал, как водится, не синхронизировался с более либеральной прессой, а простые смертные, как обычно и бывает, прислушивались к тем, чьи утверждения наиболее соответствовали их собственным ощущениям и предпочтениям. Все соглашались в одном: такого, как сейчас, ещё не бывало.

По ступенькам спустились три ультраортодоксальные семьи: мужчины в чёрных шляпах и лапсердаках, женщины в париках под причёску «каре», в длинных, но не в пол, юбках, и дети мал мала меньше, от грудного младенца, мирно посапывающего у матери на руках, до девушки лет шестнадцати-семнадцати в тёмно-синей юбке и белой блузке – одежде, в которой она, вполне вероятно, ходила сегодня в школу. Следом шла молодая пара. В одежде мужчины ничто не отражало религиозности за исключением вязаной кипы, на левом плече висел рюкзак, какие обычно предназначаются для ношения лэптопов. На женщине была длинная юбка свободного покроя, зелёная с цветочным узором; распущенные волосы лишь частично прикрывала широкая лента, тоже зелёная, но более светлого оттенка. Следом по лестнице сбежали несколько арабов, чьи джинсы и футболки были перепачканы извёсткой. Они держались друг друга и всё больше молчали, поглядывая по сторонам с толикой настороженности.

Определённый ажиотаж, несомненно, произвело появление мэра. Йуваль Данон, ещё молодой по нынешним меркам мужчина интеллигентного вида, держал на руках свою трёхлетнюю дочь, что, впрочем, не мешало ему то и дело здороваться с замеченными в толпе знакомыми. Тем не менее, он старался продвигаться быстро. Следом шла его жена, пытаясь ни на секунду не потерять из виду более взрослых детей: старшую девочку и мальчика среднего школьного возраста. Чуть впереди вышагивала Диана Моше, заместительница мэра, в мирное время руководившая городской системой образования. Других заместителей пока было не видно, зато шествие замыкал невысокий, но крепкого телосложения молодой человек в костюме и с характерным наушником. Непривычным в образе охранника было то, что он нёс в правой руке небольшой чемодан, с какими обычно летают за границу. К боковой ручке даже была привязана яркая ленточка, призванная помочь пассажиру быстро опознать свой багаж.

Мэр и его «свита» быстро пересекли зал и исчезли за белой невзрачной дверью, на которую прежде никто не обращал внимания.

Белая дверь была в кабинете не единственной. Ещё одна располагалась напротив, и вела в подсобные помещения. Впрочем, Данона они сейчас не интересовали. Передав девочку жене, он бросился к компьютерам, спешно включая один за другим. Два рабочих стола служили, по сути, подставкой для четырёх экранов. По одному побежали цифры, на другом возникло чёрно-белое изображение с наружной камеры. Непривычный ракурс, удобный для общей оценки обстановки, но совершенно непригодный, если хочешь как следует разглядеть лица людей, выражение их глаз, мимику и жесты. Сейчас людей было много, они проходили через металлоискатель один за другим. Похоже, Бен, охранник, которого на экране видно не было, перестал проверять документы или как минимум делал это очень быстро. Всё правильно, сейчас основная опасность исходила не от искавших убежище горожан.

– Мама, мама!

Младшая дочь не переставала теребить брючину Литали, супруги мэра.

– Хочешь на ручки? Хорошо.

Смирившись с неизбежным, женщина взяла на руки совсем не такую лёгкую, как когда-то, девочку. И попыталась чуть-чуть её покачать, успокаивая.

– Мама, может такое быть, что я забыла свой ридер? – В голосе старшей дочки Йонит отчётливо звучали панические нотки. – Я его не нахожу. Если мы его забыли, я поеду обратно!

– Никуда ты не поедешь! – рявкнула Литаль. – Вот, дай Бог, всё благополучно закончится, пересидим этот обстрел, тогда пожалуйста. А пару часов можно и без книжки обойтись.

– Это если на пару часов, – огрызнулась дочь. – А если насовсем?

Литаль покосилась на мужа, но он был полностью поглощён компьютерными экранами. Пришлось прикрыть глаза и медленно выдохнуть, чтобы не потерять душевное равновесие окончательно. Но тут в "хор" вступил четырнадцатилетний сын, Дан.

– Почему Майнкрафт не открывается? Здесь что, сеть не ловит?

Он стал ходить из стороны в сторону, подняв руку с телефоном и постоянно проверяя изображение на экране.

– Представь себе, здесь нет интернета, – едко подтвердила старшая сестра. – Книжки надо читать.

– Не нужны мне твои книжки! Я такой дом отгрохал, я должен Амихаю показать.

Литаль попыталась посадить младшую на стул, но не тут-то было: та вцепилась в плечи матери так, будто от этого зависела вся её детская жизнь, и для большей убедительности на всякий случай ещё и расплакалась. О том, чтобы дать отдых рукам, пришлось забыть.

Литаль понимала, что по-хорошему ей следует бояться, но вместо этого испытывала эмоциональную опустошенность, следствие перманентной нехватки ресурсов, а заодно постепенно закипающую злость. На мужа, который ни капли ей не помогал, интересуясь, похоже, исключительно компьютерными экранами, на сына и старшую дочь, даже сейчас готовых загрызть друг друга, на младшую, не желающую предоставить матери хотя бы каплю личного пространства, и, сколь ни нелепо, лишь в последнюю очередь на иранское правительство, загнавшее их в эту идиотскую ситуацию. Скорей бы уже всё закончилось и можно было вернуться домой. Не так чтобы там станет спокойно, но по крайней мере привычно. Дома и стены помогают.

Между тем основное помещение бомбоубежища быстро наполнялось. Скамьи были почти полностью заняты, многие, особенно молодёжь, усаживались прямо на пол, скрещивая ноги по-турецки. Кто-то даже бренчал на прихваченной с собой гитаре. Иные сновали туда-сюда, обходя устроившихся на полу людей. Почти все то и дело хватались за телефоны, тем чаще, чем тревожнее были «приносимые» сверху сообщения. Но связь отсутствовала, и люди разочарованно опускали руки с бесполезными аппаратами. Кое-кто пытался решить проблему, поднявшись на уровень входа, туда, где подключиться к сети было вполне реально. Однако в последнее время им приходилось бороться с людским потоком, спускавшимся вниз, и желающие подключиться к интернету были вынуждены сдаться и возвратиться вместе с толпой, так и не успев добраться даже до первой лестничной площадки.

Худенькая девушка пред-армейского возраста в джинсах с модными дырками на коленях и чёрной футболке с надписью “Brooklyn” передвигалась между сидевшими на полу людьми, растерянно глядя по сторонам. В руке она сжимала бесполезный телефон.

– Милая, тебе нужна помощь? – спросила женщина лет пятидесяти.

Та инстинктивно покачала головой, но объяснила:

– Мне мама сказала идти сюда, и что они с папой тоже скоро приедут. Я их нигде не вижу.

– Не волнуйся. – Бодрый голос женщины сопровождался сочувственным взглядом. – Здесь такой бедлам, трудно кого-то найти. И потом, может быть, они ещё не успели прийти и вот-вот спустятся. Хочешь, вместе поищем?

Таня перевела взгляд на лестницу, одновременно гладя беспокойную собаку. Раздававшаяся сверху какофония показалась особенно громкой. Женщина с яркой копной вьющихся рыжих волос остановилась на третьей снизу ступеньке и, подняв руку с телефоном словно в подтверждение своих слов, воскликнула:

– Ядерный прилёт по Тель-Авиву!

Воцарилось непродолжительное молчание, затем все заговорили одновременно.

– Не может быть!

– Да хранит нас Господь!

– Это достаточно далеко отсюда?

И тут завыла сирена.

В убежище её было едва слышно, и то лишь благодаря открытой наверху двери. Зато тем, кто не успел ещё попасть внутрь, она закладывала уши, проникала внутрь организма, пронизывала каждую клеточку. Толпа с оглушительными воплями рванула ко входу, буквально смела тяжеленный металлоискатель, люди изо всех сил работали локтями, стараясь прорваться в островок безопасности, с детьми, с вещами, с животными, с пустыми руками. Охранник давно уже не пытался никого проверять, теперь он вместе с прочими и с немалым трудом пробрался внутрь, где по инструкции ему предстояло выполнить ещё одну задачу. Люди падали, раздирали в кровь ладони и колени, пытались подняться и бежать дальше, рискуя в противном случае быть раздавленными толпой, лишившейся разума и действовавшей сейчас, повинуясь исключительно одному инстинкту – инстинкту самосохранения.

К счастью, на лестницу попадали не сразу, для этого необходимо было сперва обогнуть лифт. Неизвестно, специально так было запланировано или по чистой случайности, но это без сомнения спасло жизни, поскольку иначе очень многие буквально покатились бы вниз по ступенькам. Некоторые поранились и сейчас, Нир вскочил как раз вовремя, чтобы успеть подхватить щуплого паренька в кипе, который оступился и чуть не полетел вниз головой. Нир предпочёл остаться рядом с лестницей и помогать остальным, хотя и рисковал быть сметённым толпой. Но два лестничных пролёта всё же притормаживали движение. Пёс поднял голову и следил за хозяином беспокойным взглядом, но с места не двигался и оставался в лежачем положении, следуя полученной команде.

А в это время Йуваль Данон, да и все прочие, находившиеся с ним в одной комнате, взволнованно приникли к экрану. Они видели рвущихся в убежище горожан, молились о том, чтобы все успели, и знали – не успеют. Слишком много людей было снаружи, а сирена была жестока и безучастна, равно как и другой экран, отсчитывавший ровно девяносто секунд. Мэр с нарастающим напряжением следил за обратным отсчётом. 59:02, 59:01, 59:00, 58:59… Доли секунд стремительно сменялись, а на соседнем экране люди продолжали с боем прорываться в убежище. Данон увидел знакомого патрульного, пытавшегося навести хоть какой-то порядок. Вместе со своим напарником, мэру незнакомым, они помогали пожилым и матерям с детьми на руках благополучно добраться до входа.

16:02, 16:01, 16:00, 15:59… Йуваль знал, что он должен делать, когда останется пятнадцать секунд. В такое развитие событий никто до конца не верил, но инструкции были прописаны и отскакивали у него от зубов. 15:10, 15:09, 15:08… Много людей по-прежнему снаружи, слишком много людей…15:01, 15:00, 14:59…

Вопреки всем правилам, мэр выждал одну лишнюю секунду – и нажал кнопку на сенсорном экране. Автоматическая дверь стала быстро закрываться. В комнате не было слышно, как кричали люди наверху, делая последний отчаянный рывок: с наружной камеры транслировалось изображение, но не звук. Женщина, последней проскочившая в зазор прежде, чем окончательно задвинулась неумолимая дверь, упала на пол и расплакалась. Следуя инструкции, охранник спешно закрывал вторую дверь, тяжёлую, железную. Пара человек помогли, навалились изо всех сил, и когда дверь окончательно захлопнулась, охранник опустил два рычага и резко крутанул напоминающий руль замок, окончательно и бесповоротно отсекая убежище от внешнего мира. А камера всё ещё транслировала оставшихся снаружи людей, включая знакомого мэру полицейского. Надеялся ли тот всё-таки попасть внутрь, или заранее принял решение не пытаться?..

А затем раздался БУМ. Звук падающей ракеты всегда называли именно так – БУМ, хотя на иврите хватало подходящих случаю слов: «взрыв», «грохот», «удар», «прилёт». Но почему-то ни одно из них не отражало столь ёмко всей гаммы чувств, сопутствовавших этому звуку. Вот только сегодняшний БУМ было многократно сильнее, чем предыдущие. Даже в наглухо закрытом убежище его было слышно. Даже здесь люди ощутили, как дрогнула земля. В кабинете мэра скатилась на пол неаккуратно оставленная на краю стола ручка. Картинка, транслировавшаяся с камеры наблюдения, исчезла. Экран мигнул, изобразил напоследок невнятные серые полоски и отключился. Йуваль так и остался сидеть, не отрывая от него взгляда, словно от компьютера всё ещё был толк. Будто разбитая камера продолжала снимать ждущих своей очереди людей – нетерпеливых, сердитых, озабоченных…живых. Мэр лишь на несколько секунд, через силу, отвёл глаза, чтобы нажать две клавиши и отдать голосовую команду:

– Включить генераторы Два, Четыре и Семь.

И возвратился к просмотру несуществующего видео.

Сирена оборвалась, и в наступившей тишине люди затаили дыхание, ожидая возможного продолжения. БУМ не должен был никого удивить. Но он был слишком громким, учитывая, как глубоко они забрались, к тому же пол под ногами дрогнул, и Тане на мгновение показалось, что всё вокруг вот-вот обвалится, как карточный домик. А потом, будто оправдывая её ожидания, в убежище погас свет.

Люди закричали. Кто-то чуть раньше, кто-то чуть позже, и оттого возникало впечатление, будто многоголосый крик мечется по залу, как случайно залетевшая в комнату птица. А ещё Тане подумалось: вот так кричат перед смертью. Мало ли ей доводилось слышать воплей: времена неспокойные, а народ с ближневосточным темпераментом в принципе не отличался тихим поведением. Но сейчас было совсем другое. Как будто кричала сама душа, уже наполовину покинувшая тело, но ещё способная воздействовать на голосовые связки…

Больше ничего не происходило. Тут и там начали загораться экраны мобильных телефонов, затем вспыхнули лучи встроенных в телефоны фонариков, а потом вернулся верхний свет. Правда, не в полном объёме: горели лишь несколько ламп, бóльшая же их часть темнела под потолком безжизненными полосками. Но для того, чтобы разогнать темноту, этого было достаточно.

Мир звуков тоже наполнялся поэтапно. Зашуршала одежда, где-то заплакал ребёнок, некоторые принялись тихонько переговариваться со своими родственниками, друзьями и просто соседями по скамьям, иные же начали задавать вопросы ощутимо громче, обращаясь ко всем присутствующим.

– Что это было?

– Уже можно выходить?

– В указаниях службы тыла ясно сказано: через пятнадцать минут после сирены.

– Через десять.

– Нет, пятнадцать.

Какое-то время поспорили на эту тему. У каждой позиции обнаружилось по несколько сторонников, и каждый считал исключительно важным отстоять свою правоту. Впрочем, большинство сидевших поблизости израильтян если и прислушивались к диспуту, то без особого интереса. Они задавались совсем иным вопросом – тем, который никто до сих пор не рискнул озвучить. Будто слова имели особую силу. Назовёшь вещи своими именами – и обратной дороги не будет. А так, может быть, всё обойдётся.

Таффи беспокойно поскуливала, и Тане никак не удавалось её успокоить. Сосредоточенная на собаке, она мало следила за тем, что происходило вокруг. Тем более, что первые минут семь-восемь ничего особенно и не происходило. Люди ждали, привыкшие выполнять указания службы тыла. Большинство то и дело инстинктивно поглядывали в телефоны, но там нечего было искать, кроме заранее закаченных материалов и снятых на камеру фотографий. Некоторые пытались ходить по убежищу, поднимать аппараты повыше, менять вай-фай на mobile data и обратно, но ничего не помогало. Связь отсутствовала.

Когда время, отсчитываемое от окончания сирены, стало подходить к восьми минутам, некоторые решили отправиться наверх. Человек пять остановились возле лифта, лишь для того, чтобы быстро убедиться: он не работает. Остальные двинулись вверх по лестнице, рассчитывая, что пока поднимутся, как раз можно будет и выходить.

Иные остались и начали громко переговариваться о том, что надо бы обратиться к мэру. Пусть объяснит, что произошло, безопасно снаружи или нет, и вообще как им всем вести себя дальше. Всё больше взглядов устремлялось в сторону еле заметной двери, за которой скрылся глава города.

Увы, если горожане полагали, что за этой дверью царит порядок, рабочая обстановка и понимание ситуации, их ожидало серьёзное разочарование. Йуваль Данон по-прежнему сидел, уставившись в экран, и не реагировал на внешние раздражители. Его младшая дочка плакала у матери на руках. Она, конечно, мало что понимала из происходящего, но детям её возраста этого и не нужно: они отлично чувствуют настроение взрослых и на ситуацию реагируют соответственно.