Закон чебурека бесплатное чтение

© Логунова Е.И., 2025

© Оформление. ООО «Издательство „Эксмо“», 2025

Вместо пролога

Во всем виноват острый перец, я считаю.

Если бы папуля, наш семейный кулинар-изобретатель, не переборщил со специями, мы бы спокойно обсудили планы на отдых за чаем с тортом. Мало что так способствует охлаждению горячих голов и всеобщему умиротворению, как вкусный торт-мороженое в неограниченном количестве. А торт у нас был огромный, его преподнесли мамуле по случаю рекордных продаж ее нового романа, и размеры кондитерского изделия вполне соответствовали внушительному тиражу.

Этого торта хватило бы на многочисленных участников какого-нибудь саммита ООН, они пришли бы в наилучшее расположение духа и сразу же договорились обо всем на свете. Благотворное влияние большого вкусного торта на мировую политику сильно недооценено, я считаю.

Но наш кормилец смело скрестил рецепты итальянской и индийской кухни, и гибридная лазанья карри в качестве основного блюда развязала бурную дискуссию раньше времени. Едва попробовав ее, все начали хватать воздух открытыми ртами, краснеть и горячиться сверх меры.

И вышло то, что вышло. Не мирная застольная беседа, а война миров.

Причем как-то так получилось, что линия фронта четко разделила носителей ХХ-хромосом и ХУ. Как в анекдоте вышло: мальчики налево, девочки направо. С той лишь разницей, что в нашем случае мальчикам было от четырех до пятидесяти восьми лет, а девочкам – от тридцати пяти до… Нет, не буду называть реальные годы бабули, сама она этого не делает уже лет пятнадцать.

– Ему скоро пять! – запальчиво выкрикнул папуля. – В его возрасте я…

– Что? Ротой командовал? – съязвила мамуля и часто-часто задышала.

Папуля набрал в грудь воздуха, но рождению нового героического эпоса помешала бабуля.

– Скандалил в детском саду из-за того, что не желал спать днем и есть вареный лук из супа, – сдала она сына.

Папуля, однако, нисколько не обескуражился.

– Вот именно! – потряс он в воздухе пальцем. – Парню в этом возрасте необходим коллектив!

– Он целый день с мамой, бабушкой и прабабушкой, мы ли не прекрасный коллектив? – мамуля тоже не сдалась.

Обстановка быстро накалялась. Проклятый острый перец!

– Ему нужен мужской коллектив! – Папуля выпятил грудь. – Во избежание опасного перекоса в воспитании! – И он весь скривился, зримо демонстрируя трагические последствия упомянутого перекоса.

– Боря, не сутулься! – тут же прикрикнула на сына бабуля. – Встань ровно, где твоя строевая подготовка?

– А где она у Кимки?! – Папуля заозирался, нашел внука в углу, где пацан невозмутимо возился с лего, обвиняюще потыкал пальцем: – Он горбится!

– Он просто наклонился, разглядывая мелкие детали, – защитила мамуля. – Кимочка собирает «Звезду смерти», это очень тонкая работа, чтоб ты знал, солдафон!

– Ага, еще и зрение сажает!

– Все, хватит! Брейк! – Зяма наклонился через стол и разделил родителей ненадежным барьером из качающейся вверх-вниз руки. – Решение принято, и оно не обсуждается: мужская половина семейства отделяется от женской, но это же всего на две недели.

– На целых четырнадцать дней! – всхлипнула Трошкина, трагически хрустнув пальцами.

– Вопрос, – в короткую паузу решительно втиснулась я. – Собака тоже отбывает с вами?

– Конечно! Барклай – пес, поэтому едет с мужчинами! – оглянулся на меня Денис.

До этого момента он с детским интересом наблюдал за действиями Кима, игнорируя споры прочих взрослых и с трудом удерживаясь, чтобы не вмешаться в процесс строительства «Звезды смерти».

– Супер! – Я хлопнула в ладоши. – Бабуля, мамуля, Алка, у нас будет девичник! Есть интересное предложение, но… – Я усмехнулась в лицо насторожившемуся Денису. – Об этом мы поговорим исключительно в нашем женском коллективе!

Глава первая,

в которой впервые появляется верблюд судьбы

– Присядем на дорожку! – не предложила, а потребовала бабуля, наша хранительница традиций, и первой опустилась на лавку – почти такую же длинную, как поезд, на который, между прочим, уже объявили посадку.

Спорить с матриархом никто не рискнул. Хранительница традиций собралась в дальнее странствие в полном соответствии с обычаями далеких предков: вооружилась крепким посохом.

А надо знать нашу бабулю: ее трудовая деятельность протекала в стенах средней школы, и крепкими деревянными палками она манипулирует виртуозно.

Если бы где-то в мире проводился чемпионат по владению указкой, бабуля взяла бы призы во всех возможных дисциплинах. Ее бывшие ученики (особенно нерадивые) это мое утверждение уверенно подтвердят.

Члены семьи и добровольно примкнувшие к ним (это Денис, который официально мне не муж, что его очень печалит, и его бассет Барклай) послушно сели в рядок, будто птички на проводе. Протяженной лавочки как раз хватило на восемь человек, пес скромно устроился на асфальте.

– Барклаша, куда ты чистым на грязное! – всполошилась бабуля. – Дениска, подстели ему! – и пустила по ряду газету, которую оставил на лавочке кто-то из более ранних сидельцев.

Газета была не местная – «Питерский дневник». Мне бросилось в глаза большое, на полполосы фото дымящегося чебурека в окружении лаково блестящих томатов, пупырчатых огурчиков и росистой зелени – настоящий парадный портрет монарха со свитой. Папуля, конечно, тоже обратил на него внимание и, задержав газету в своих руках, огласил выхваченные из текста строки:

– «Помимо обычных чебуреков с индейкой и прованскими травами, картошкой и белыми грибами, чечевицей и розмарином в меню присутствуют»… Обычные чебуреки с картошкой?! – Он возмущенно затряс газетой, подняв такой ветер, что взвихрились даже уши бассета. – С грибами и розмарином?!

– Ничего святого! – охотно поддакнул Зяма.

Он у нас знатный провокатор.

– Боря, ты же сам кулинар-изобретатель, – попыталась успокоить супруга мамуля.

Она уже приготовилась к романтическому путешествию в милой женской компании, была благодушна и не желала менять настрой.

– Изобретатель, да! – не стал запираться папуля. – Но есть же незыблемые каноны! Нерушимые основы, посягать на которые…

– Скоростной электропоезд Краснодар-Адлер отправляется с первого пути, – заглушил его гневный монолог невозмутимый голос диктора.

– Пошли, пошли, чего расселись! – Бабуля подскочила, будто забыв, что это она не вовремя усадила всех на лавочку, и палкой принялась подпихивать к мужчинам наши чемоданы.

Зяма и Денис подхватили и забросили в вагон багаж, а папуля собственноручно затолкал туда сначала бабулю, потом мамулю. Мы с Трошкиной запрыгнули сами, причем Алка умудрилась сделать это спиной вперед, продолжая махать платочком сыну, который единственный остался сидеть на лавке. Умный пес положил тяжелую лапу ему на колени, удерживая мелкого на месте. В отличие от Алки, я за нашего инфанта нисколько не волновалась: с такой нянькой, как Барклай, он где угодно будет в полной безопасности.

Трошкина, впрочем, в этом сомневалась. Она на редкость исполнительна и добросовестна плюс имеет свойство самозабвенно предаваться тому, чем по-настоящему увлечена.

Увлечения ее время от времени меняются, я помню, как она фанатела то от ясновидения, то от сыроедения. А в последние годы подруга полностью посвятила себя материнству. Теперь вот сына от нее оторвали, хотя, по правде говоря, перерезать пуповину следовало давным-давно…

Я мысленно сделала себе пометочку: проследить, чтобы Алка, едва избавленная от одной зависимости, не впала в какое-нибудь новое идолопоклонничество.

– Сумки сюда, сами сюда, сели и слушаем меня внимательно! – Бабуля моментально освоилась в вагоне и начала командовать.

Мы послушно сели. Поезд тронулся. За окном промелькнули родные и любимые лица с гибридным выражением грусти и тихого ликования. Кто-то уже начал предвкушать свой мальчишник.

– Дюша, достань из красной сумки термос, – велела мне бабуля.

Она очень системно подошла к формированию багажа, взяв сразу три чемодана разного размера и цвета: в большой зеленый сложила вещи, которые не понадобятся до приезда, в средний желтый – то, что может пригодиться в пути, а в маленький красный – совершенно необходимое.

– Мы же позавтракали дома, – напомнила я.

Вставать, снимать с полки сумку и рыться в ее содержимом мне не хотелось. Хотелось выдохнуть и, если выйдет, поспать. Побудку папуля – бывший бронетанковый полковник – устроил всей семье на рассвете, заботясь о том, чтобы мы успели съесть приготовленный им завтрак из трех блюд.

– При чем тут еда? – искренне удивилась бабуля. – В термосе вино со льдом, отметим начало нашего приключения.

– Но, мама, шампанское по утрам пьют только аристократы и дегенераты, – мамуля возроптала, но слабенько. Сразу видно – только из приличия.

– Бася, поверь мне, я знаю, что делаю, – парировала бабуля и повернулась к Трошкиной. – Аллочка, у тебя всегда есть салфетки и бумажные стаканы, доставай.

– Стоп, стоп! – Я вскочила и оглядела спутниц. – Вы разве не понимаете, что сейчас происходит? Бабуля выбрала шаблон и распределяет роли!

– М-м-м? – Мамуля подняла голову, оторвавшись от газеты.

– Объясняю. – Я вытянула указующий перст. – Сама она у нас будет мудрый завуч!

– Кто поспорит? – Бабуля приосанилась. И тут же прикрикнула на меня: – Пальцем не показывай, это неприлично!

– Мамуля – молодой и неопытный учитель…

– Ну если молодой… – Мамуля польщенно улыбнулась и поправила воланы блузки.

– …которого мудрый завуч будет без устали наставлять, поучать и цукать! – продолжила я.

Ухоженные ручки со свежим маникюром, усмирявшие волны шелка, замерли на весу. Меж мамулиных бровей появилась складочка.

– А я кем буду? – с детским интересом спросила Трошкина.

– Самой собой, хорошей девочкой-отличницей, любимицей всего педколлектива и ненавистным школьникам образцом для подражания.

– А ты?

– А вот мне придется быть Витей Капустиным, кем же еще! – Я бухнулась в кресло и обиженно отвернулась к окну.

Витя Капустин – это незабываемый персонаж бабулиного школьного фольклора.

В стародавние времена наша старушка была молодым учителем, а Витя Капустин – непреходящей головной болью всего педагогического коллектива и грозой пятого класса, которому дорогая Мария Семеновна приходилась руководителем.

Хулиган и двоечник Капустин ленился учиться, но неутомимо изобретал разнообразные проказы и пакости. «Мозги-то у него были, – рассказывала нам с Зямой бабуля, и в голосе ее отчетливо звучал суеверный ужас, – но пользовался он ими так, что уж лучше бы был полным идиотом».

Мы с братом выросли на страшных сказках про Витю Капустина. Подозреваю, что и мамуля, подслушивая под дверью детской, серьезно впечатлилась этой демонической личностью и срисовала с рокового Вити пару-тройку ярких персонажей своих ужастиков.

По счастью, Витя Капустин довольно быстро исчез из жизни бабули. Его папу-военного перевели на другой конец страны, и вся семья уехала вместе с ним. Тем не менее даже за прошедшие полвека яркий образ Вити в бабулиной памяти несильно потускнел.

Умеют же некоторые произвести впечатление!

– Индия Кузнецова, не говори глупостей! – Бабуля пристукнула по полу своей палкой, и мне показалось, что вагон покачнулся. – При чем тут Капустин, свят, свят, свят, не к ночи будь помянут… Просто любая команда тем эффективнее, чем яснее и понятнее роли ее участников. Взять хотя бы пчел. У каждой из них в сообществе своя функция…

Забыла сказать: бабуля химик-биолог. Школьникам она преподавала природоведение, биологию и анатомию. Представляю, как воодушевляла Витю Капустина тема пестиков и тычинок.

– Стаканчики и салфетки, – умница-отличница Трошкина прервала назревающую лекцию, подав затребованное.

– Садись, пять, – съязвила я, все еще обижаясь.

– Термос, – напомнила мне строгая бабуля-завуч.

Тихо чертыхнувшись, я снова встала, сняла с полки красный саквояж, вытащила из него термос, с издевательским поклоном вручила его бабуле. Та на мое ерничество и бровью не повела, открутила крышку и разлила вино по стаканам, которые держали мамуля и Алка. Да так ловко, что мимо тары не пролилось ни капли! За исключением мелких брызг, которые выбили падающие кубики льда.

– Ну, за наше приключение! – провозгласила мамуля.

– Может, все-таки не надо? – проныла Трошкина, сделав это, наверное, в сотый раз, а потому уже без всякой надежды быть услышанной.

– Не волнуйся, детка, все будет хорошо. – Бабуля рукой, свободной от стаканчика, потрепала хныксу по плечу. – Хлебни. Выпить на дорожку – первое правило русского путешественника.

– Я думала, первое правило русского путешественника – присесть на дорожку, – тут же сумничала Алка. – А хлебнуть полагалось на посошок.

– Есть у нас и посошок! – Бабуля с намеком показала строптивице свою палку.

Русская путешественница Трошкина тут же уткнулась в стаканчик.

Мамуля тоже приготовилась глотнуть вина, но тут баска ее шелковой блузки затрепетала, как крылышко.

– Что, уже? Дюша, подержи. – Мамуля отдала мне стаканчик, вытянула из кармана летних брючек смартфон, глянула на экран, скривилась и показала мне эсэмэску от любящего мужа.

«Бойтесь неправильных чебуреков!» – написал папуля.

– Может, скажем ему, что там, где мы будем, никакие чебуреки не готовят? – задумалась мамуля.

– Думаешь, Боря успокоится, узнав, что мы не останемся в Сочи, а полетим в Турцию? – Бабуля саркастически хмыкнула и постановила: – Продолжаем молчать, иначе есть риск, что наши мужики примчатся вслед за нами следующим рейсом!

– К тому же в Турции тоже готовят чебуреки, только называют это блюдо чуть иначе: чи-бёрек, – влезла Трошкина, и я поняла, что наша отличница подготовилась к поездке. – Для начинки используют бараний или говяжий фарш, а иногда – молодой сыр или картофельное пюре…

– Папуле об этом не говори, – попросила я и вернула мамуле ее стаканчик.

Родительница зачем-то в него заглянула, спросила у колеблющейся золотистой жидкости:

– Вот интересно, а есть такой «Закон чебурека»? «Закон бутерброда» я знаю…

– Его все знают: «Бутерброд всегда падает маслом вниз!» – поспешила ответить вечная отличница Трошкина.

– «Жирный мясной сок непременно испачкает чистую блузку», – предложила я вариант для чебурека.

– Фу, Дюша! – Мамуля испуганно оглядела свои непорочные воланы, раскритиковала меня: – Определенно, законотворчество – это не твое.

И повыше подняла свой стаканчик:

– Ну, за незабываемое путешествие!

То есть, как вы поняли, в тот момент мое провидческое замечание о неизбывной подлости коварного чебурека никто не оценил.

Заверив Трошкину, что все будет хорошо, мудрая бабуля оказалась права. В большой степени, но не полностью.

Старинные правила русского путешественника, как оказалось, стопроцентно действуют исключительно на территории родного отечества. Пока мы не прилетели в Анталью, все шло как по маслу, а сразу после приземления началось!

Во-первых, на выдачу багажа не явился бабулин зеленый чемодан. Мы честно ждали и высматривали его, вытягивая шеи, будто стадо голодных жирафов, но он как сквозь землю провалился.

– Они же не сбросили его как авиабомбу? – Мамуля, гений литературных ужастиков, не затруднилась придумать пугающую версию и заодно продемонстрировать эрудицию. – Например, над горой Тахталы, которую Гомер в «Илиаде» называл Олимпосом?

– Сбросили? Мой чемодан – Гомеру?!

Разволновавшаяся бабуля даже не стала оценивать мамулино предположение на предмет правдоподобия. Она просто засучила рукава новой льняной рубахи и устроила такой скандал, что благовоспитанная Трошкина, поначалу честно попытавшаяся донести суть бабулиных подозрений и претензий до персонала аэропорта на английском языке – он у нее хороший, – малодушно взяла самоотвод из переводчиков, убежала от нас и спряталась в дамском туалете. Хотя особого смысла в этом не было: бабулин хорошо поставленный учительский голос доносился и туда. Не думаю, что в аэропорту нашелся хоть один закуток, где его не услышали.

Стариков в Турции уважают, как и людей, умеющих настоять на своем: не зря там развито традиционное мастерство базарного торга. Бабуля произвела на персонал аэропорта самое сильное впечатление, пробудив горячее желание если не услужить ей, то хотя бы утихомирить. На поиски блудного чемодана отрядили толпу специально обученных людей, и те сумели найти пропажу всего-то за час-другой. К сожалению, за это время успел уйти автобус, на котором мы собирались добраться до заказанной съемной квартиры.

А надо сказать, что общественный транспорт в прекрасной Анталье, даже такой, который носит высокое и обязывающее звание «экспресс», это совсем не то, чем может гордиться современный мегаполис.

Устроив безадресный, но шумный скандал номер два на автобусной остановке, бабуля выяснила, что нужный нам «номер 400» рано или поздно обязательно появится, но когда конкретно это случится – аллах его знает.

Мамуля заикнулась было о такси и даже попыталась самолично договориться с ушлым водителем, не убоявшимся бабулиных гневных воплей, но только вызвала этим скандал номер три.

– Пятьдесят долларов с человека?! Да вы в своем уме?! – взревел наш матриарх, воздев свой посох.

Таксист мгновенно доказал, что далеко не глуп, ретировавшись из зоны досягаемости с редкой стремительностью.

Теперь представьте общую диспозицию: середина июля, седьмой час вечера, Анталья, асфальтовые пустоши аэропорта. Температура воздуха плюс сорок, влажность идеальная для комфортного существования моллюсков и жабродышащих, над раскаленным дорожным покрытием колышется сизая дымка. Косые солнечные лучи без промаха бьют в глаз, и даже черные, как рубероид, очки не спасают. В ушах звенит, в очах мелькают мушки – верные предвестники обморока.

– Воды… – прохрипела мамуля, опасно кренясь на счастливо обретенном чемодане цвета молодой зелени.

– Бася, что с тобой? – Бабуля наконец-то вспомнила, что она не одна, как во поле березка, и обратила внимание на демонстративные страдания окружающих.

– Голова кружится. – Мамуля завела глаза под лоб, но перед этим успела мне заговорщицки подмигнуть. – Срочно нужны вода, тишина и покой…

– Срочно нужен автобус, – проворчала несгибаемая бабуля и прекратила гневно горланить, однако командовать не перестала. – Дюша, Аллочка, добудьте воды!

– Да, мой генерал! – Я козырнула, подцепила Трошкину под руку и потащила подругу в здание аэровокзала, где видела автоматы со снеками и напитками.

Алка безропотно позволила себя уволочь, но, едва мы отошли от мамули и бабули, зловредно затормозила ногами:

– Инка, стой! Я знаю, что нужно делать.

– Взять такси, по секрету договорившись с водителем, что для бабули он озвучит сумму в десять раз меньше реальной?

– Тоже вариант, но оставим его на крайний случай. – Мы вошли в здание, Алка заплатила за две бутылки воды, вручила их мне и велела: – Отнеси им.

– А ты куда?

– Туда, – подруга кивнула на стойку каршеринговой компании, за которой скучал кудрявый вьюноша в белом поло с фирменным логотипом. – Возьмем машину!

– Мы не расплатимся, – заволновалась я.

Наличных турецких лир мы захватили в обрез – только чтобы хватило на проезд в автобусе, а карты российских банков в Турции с некоторых пор, увы, не принимают. Менять припасенные доллары прямо в аэропорту не хотелось – там курс невыгодный.

– Спокойно, у меня с собой австралийская карта, – победно улыбнулась Алка.

Она у нас не бедная родственница: с десяток лет назад получила в наследство небольшую овечью ферму в Австралии и как-то даже ездила туда с ревизией своего имущества. Заодно открыла в тамошнем банке счет, благополучно не попавший под санкции.

– Гениально! – восхитилась я.

Перспектива невесть сколько времени дожидаться автобуса меня не воодушевляла, а вот возможность прокатиться с ветерком на арендованном авто с личным водителем представлялась вполне приятной.

Мы разбежались: Трошкина со своей картой поспешила к юноше – повелителю каршеринга, а я понесла живительную влагу мамуле и бабуле.

Могла бы и не торопиться, все равно никто мне не сказал «спасибо». Мамуля только скривила губы:

– Я не пью с пузырьками, мне нужна вода без газа!

Бабуля молча высосала свою минералку, бросила бутылочку в урну и с подозрением спросила:

– А Аллочка где?

Как будто привезла на экскурсию непоседливых пятиклашек, за которыми глаз да глаз.

Я не стала портить сюрприз, спросила мамулю:

– Точно не будешь с газом? – получила кивок и припала к неодобренной капризулей бутылке, максимально затянув свой водопой в надежде, что Алка найдется сама.

Так и случилось.

– А вот и я! – донесся из подкатившей к нам каршеринговой машинки веселый голос подруги. – Карета подана, прошу садиться!

Вы думаете, все тут же сели, как просили? Как бы не так!

Бабуля принялась дотошно выяснять, на каких условиях Трошкина получила в свое распоряжение автомобиль и имеет ли она законное право рулить им в данной чужой стране.

Мамуля отказалась садиться в машину без обещанной ей воды без газа.

Я снова побежала в здание аэровокзала за живительной влагой.

Мамуля увязалась со мной с обидной ремаркой: «Снова возьмешь не то, я ж тебя знаю!», а Алка поспешила догнать нас с репликой: «Не трать наличку, я расплачусь своей картой!» – на самом деле, думаю, просто сбежала от бабулиных неудобных вопросов.

В итоге наша старушка осталась одна у каршеринговой машины, в багажник которой мы успели загрузить свои чемоданы.

И кто из нас после этого пятиклашка, за которой глаз да глаз? Когда мы вернулись, руководящей старушки у машины не было!

Она подошла, когда мы начали встревоженно озираться, одернула на себе рубаху, скороговоркой объяснила:

– Пришлось отойти в уборную, – и тут же снова начала руководить: – Бася, Дюша, вы садитесь назад, я вперед, иначе меня укачает. Аллочка, нет, красную сумку не в багажник, она может понадобиться в любой момент.

Наконец мы разместились и наш личный водитель вывез нас с территории аэропорта. Думаю, в этот момент сотрудники воздушной гавани должны были выдохнуть с облегчением, прослезиться и помахать нам мокрыми платочками.

Я понадеялась, что мы уже выбрали дневной лимит неприятностей, дальше снова все будет хорошо и даже прекрасно. В небольшом уютном жилом комплексе с бассейном нас нетерпеливо ожидали комфортабельная трехкомнатная квартира и терраса с видом на близкое море. Я чувствовала себя в высшей степени готовой к безмятежному отдыху.

Немного жаль было Трошкину, которой на финише долгого пути пришлось сесть за руль, но сама Алка по этому поводу не роптала и даже не выражала недовольства поведением других водителей, хотя они в Турции, мягко говоря, не слишком дисциплинированные.

Бабуля, которой с переднего пассажирского сиденья открывался прекрасный вид на общее дорожное безобразие, конечно, громко оценивала поведение прочих участников движения, но мы на ее реплики уже не реагировали.

Все изрядно устали и очень хотели поскорее оказаться в нашем временном приюте.

Минут сорок мы ехали через город, потом еще с четверть часа катались по нужному району, все более злобно костеря странную турецкую манеру писать на дорожных табличках какие-то цифры вместо понятных названий улиц.

– То ли дело у нас! – ворчала бабуля. – «Пройдусь по Абрикосовой, сверну на Виноградную» – все ясно и понятно. А тут не могли нормальные названия улицам дать? Что тут думать, вон инжир на углу растет – будет улица Инжирная! А там вон кизил – значит, Кизиловая! А это Финиковая! А это… гм…

– Это, кажется, фейхоа? – Мамуля присмотрелась к дереву и выжидательно замолчала, не ограничивая бабулю в словотворчестве.

– Пусть будет просто Цитрусовая, от фейхоа ничего приличного не образуется, – подумав, призналась та уже не столь задиристым тоном.

Наконец машинка приткнулась у белокаменного забора, в тени раскидистого цветущего куста, имени которого улица была наречена нами Олеандровой.

Неутомимая бабуля снова включила руководителя.

– Бася, помоги мне выбраться из машины, Алла, открывай багажник, Дюша, доставай чемоданы.

– А вы, Мария Семеновна, идите сразу внутрь, не стойте тут на жаре. – Трошкина попыталась вежливо спровадить нашего командира, но это ей, разумеется, не удалось.

– Поосторожнее с желтым чемоданом, он очень туго набит, может лопнуть. – Бабуля встала как вкопанная, явно намереваясь наблюдать за процессом разгрузки.

– Как я его понимаю, – пробормотала я.

Мое терпение тоже трещало по швам.

Трошкина открыла багажник и издала невнятное восклицание.

Выпавшая из ее рук сумка будто передразнила хозяйку, с похожим звуком шмякнувшись на асфальт.

– Что? – Бабуля, конечно, ничего не могла пропустить.

– Кто, – поправила ее Алка и отступила от открытого багажника.

– Где? – Мамуля к нему подступила.

– Как? – изумилась я.

В багажнике, не слишком удобно расположившись среди разнокалиберных чемоданов, с закрытыми глазами лежал незнакомый гражданин.

Уточню, это важно: незнакомый лично мне. На бабулин закономерный вопрос «А это еще кто такой?!» он отреагировал в высшей степени адекватно – открыл глаза и приветливо молвил:

– Здрасьте, Марьсеменна!

– Что? – бабуля неподдельно озадачилась и повторила, щурясь: – Вы кто такой?

– Да Витя же, – ответил незнакомец и, оставаясь в позиции лежа, благовоспитанно шаркнул ножкой, неосторожно пнув проблемный желтый чемодан. – Я Витя Капустин из вашего пятого «Б»!

Желтый чемодан громко крякнул и изумленно раззявился, лаконично и ясно выразив наши общие чувства.

Внезапное явление Капустина народу вызывало вопросы, но задавать их мы с Алкой не спешили.

Не потому, что нам было неинтересно, каким образом в компанию наших чемоданов затесалось инородное тело, да не чье-нибудь, а легендарного Вити.

Просто, во-первых, мы ужасно устали и очень хотели поскорее оказаться в кондиционированных помещениях тихой уютной квартиры. А во-вторых, можно было не сомневаться, что все нужные вопросы своему ученику задаст его бывшая классная. И, если экс-пятиклассник Витя ответит неудовлетворительно, строгая Мария Семеновна не затруднится резюмировать: «Садись, два!», потребовать дневник, влепить в него «пару» и вызвать в школу родителей.

– Хотя живы ли они еще, – усомнилась Трошкина, с которой я поделилась этой мыслью по дороге к рецепции. – Виктору, как я понимаю, самому уже лет шестьдесят, его родители вполне могут быть на том свете, а оттуда их лучше не вызывать.

Она боязливо поежилась, а я подумала, что этим сюжетом надо бы поделиться с мамулей. Она из него шикарный ужастик сваяет, будет нашей семье очередной вкусный торт и деньги на новое путешествие.

Мамулю, бабулю и Витю, общими усилиями извлеченного из багажника, мы оставили на беломраморной скамье под сенью просторного и ароматного зонтика старой пинии. Там было прохладно, пахло разогретой на солнце сосновой смолой и цветами, над струями поливалок, орошающих газон, висела радуга, а от спрятанного за живой изгородью бассейна доносился манящий плеск. Посидеть четверть часика в таком приятном месте – сплошное удовольствие. Я не думала, что процесс нашего заселения может затянуться: жилье мы выбрали недешевое, что предполагало соответствующее отношение к гостям.

Квартиру нашла я, договаривалась об аренде англоязычная Трошкина, а финансирование этого проекта осуществлялось вскладчину, причем львиную долю внесла мамуля, как самая состоятельная из нас. Наличные доллары для расплаты с арендодателем лежали у меня в сумочке вместе с загранпаспортами, которые я собрала у всех еще на выезде из аэропорта. А ответственным квартиросъемщиком мы договорились назначить Алку – с имеющимся у нее австралийским паспортом она представлялась наиболее респектабельной из нас.

Как я и думала, никаких проблем с заселением не возникло. Договор аренды был составлен заранее, и Трошкина подмахнула его не читая, поскольку турецкого она не знает, а присланную по электронной почте копию на английском проштудировала еще дома. Мы получили ключи и вернулись в приют спокойствия под пинией, чтобы пригласить в квартиру ее новых жильцов.

При этом Алка опасливо призналась:

– Меня терзают смутные сомнения… Он же не собирается жить вместе с нами? Это сильно не понравится Зяме, Денису и Борису Акимовичу.

Я поняла, что ее тревожит судьба экс-пятиклассника Капустина, точнее, реакция на наше в ней участие мужской половины семейства Кузнецовых-Кулебякиных.

Справедливости ради следовало отметить, что не было сомнений: Зяме, Денису и папуле сто процентов не понравится сам факт нашего тайного путешествия в Турцию, но беспокоиться об этом раньше времени не хотелось, потом как-нибудь разберемся. А что касается Вити Капустина…

– Не думаю, что бабуля жаждет возобновить стародавнее знакомство с человеком, по милости которого у нее появилась первая седина, – рассудила я.

– Думаешь, их случайную встречу уже можно прилично закончить? – усомнилась Трошкина. – Типа обменяться телефонами, условиться как-нибудь созвониться и расстаться еще на полвека?

Мы занырнули в обширную лужу густой тени увитого виноградом навеса и встали, незаметно рассматривая трио на скамье под пинией.

Напрасно я думала, что дотошная бабуля завалит гражданина Капустина бесчисленными вопросами, – она с ним не говорила, даже не смотрела в его сторону. Сидела, насупленная, взирая на медленно увядающую под ее пристальным взглядом розу и предаваясь раздумьям, судя по всему, безрадостным и тяжким.

Зато мамуля вела с новым знакомым оживленный разговор – на тему, не представляющуюся актуальной мне, но всегда интересную ей.

Наша писательница обожает расспрашивать свежих людей об их литературно-художественных пристрастиях. Вот и сейчас она настойчиво допытывалась у гражданина Капустина:

– Самый яркий, а? Незабываемый? Выбивающий слезу? Вызывающий катарсис?

– Пожалуй… – Капустин задумался.

Мамуле явно понравилось, что он серьезно отнесся к ее вопросу, и она обворожительно улыбнулась.

Папуля, если бы он это видел, мигом выбил бы из Капустина и слезу, и зуб-другой. Такой катарсис устроил бы – Отелло отдыхает!

– Наверное, «Бременские музыканты», – наконец нашелся с ответом Капустин. – Старый советский мультик. Помните, как зверюшки уезжают из дворца наутро после свадьбы Трубадура и Принцессы? Медленно-медленно едут они по дороге и грустно-грустно поют свою песенку, и мордочки у них ужасно печальные, и ушки так уныло болтаются. – Он состроил плаксивую мину и жалобно провыл: – На-а-аша кры-ыша – небо голубо-ое…

– Да-да? – подбодрила его мамуля, слушая с преувеличенным интересом, который больше подошел бы другому профессионалу – не литератору, а психиатру.

– И тут вдруг до них доносится радостный голос Трубадура! – Капустин стряхнул с себя грусть-тоску, приставил ладони рупором ко рту и радостно прокричал: – Наше счастье жить одной судьбо-ою!

И снова на миг перевоплотился в печального зверя, глаза которого тут же засияли, обвисшие уши вскинулись, задние лапы притопнули, передние бодро забарабанили по лавке:

– Лалала-лала! Ла-лала, ла-ла-ла-ла-ла! Лалала-лала! Ла-лала, ла-ла-ла-ла-ла!

– Театр одного актера! – восхитилась Трошкина, непроизвольно дернув ногой в такт задорному лалаканью.

– Лалала-лала! Ла-лала, йе! Йе-е, йе-е, йе-е! – закончил Капустин, зажмурился и помотал головой. По щеке его скользнула блестящая слезинка. – Это было самое трогательное, что я видел в жизни. Честно! До сих пор плачу, как только вспомню.

– Однако-о-о, – уважительно протянула мамуля. – Я как-то недооценивала… Хм… А ведь ретеллинг нынче в моде…

Она подняла глаза к одинокому кудрявому облачку и задумчиво посоветовалась то ли с ним, то ли со своей музой ужастиков:

– Положим, ночью после свадьбы во дворце случилась страшная трагедия и все люди погибли. Выжили только звери, бременские музыканты, и вот они уезжают, оплакивая своего дорогого друга. Вдруг скрипучие ворота замка распахиваются, и восставший зомби-Трубадур устремляется вослед своим товарищам! А те сначала – ла-ла-ла-ла-ла, потом понимают – ой, нет, это ж полное йе-е, но им уже не убежать, не спрятаться, не скрыться… Их ковер – цветочная поляна, там они все и полягут…

– А? – озадаченно моргнул, прослушав монолог вдохновленной писательницы, Капустин.

– Вот зачем она так, – хныкнула впечатлительная Трошкина. – Кимка любит этот мультик, а мне теперь страшно будет его смотреть!

Я поняла, что надо давать занавес.

– Ну что ж, милые дамы, нам пора! – Я выступила из укрытия и громко хлопнула в ладоши. – Виктор, приятно было познакомиться, как-нибудь еще непременно увидимся…

– Я помогу с багажом! – Капустин, вопреки моим опасениям, не стал затягивать внезапную встречу. Он первым подскочил со скамейки и, подхватив самый большой чемодан, унесся с ним по дорожке к рецепции.

Мы с Трошкиной едва успели посторониться с его пути.

До рецепции он наверняка добрался, потому что оттуда прибежали два чернявых хлопчика в фирменных рубашках-поло с лого апарт-отеля. Они расхватали прочий багаж, не покусившись только на лопнувший желтый чемодан. Его потащили мы с Алкой.

Со стороны это должно было выглядеть интригующе. Две девы – это мы с Трошкиной – с великой заботливостью на руках несли по узенькой дорожке, усыпанной опавшими с кустов алыми лепестками, пластмассовый желтый гробик с отломанной крышкой, под которой вспучилась невнятная пестрая масса. Маленькую процессию замыкала величественная старуха с трагической миной добросовестной наемной плакальщицы – бабуля. Она по-прежнему была погружена в какие-то безрадостные раздумья, шествовала с отрешенным видом и тяжкими вздохами.

Мамуля, глядя на это, проворно извлекла из сумочки дежурный писательский блокнотик и что-то черкнула в нем. Не иначе сделала набросок с натуры для нового бессмертного произведения. Она умеет заметить и мастерски вставить в роман любую ерунду. «Нам каждая соринка – в желудке витаминка», – поэтично называет эту похвальную манеру супруги-писательницы папуля.

Едва переступив порог нашего временного жилища, я наскоро произвела ревизию: пересчитала чемоданы и членов компании. Убыли не нашла, лишних не обнаружила. Капустин, доставив к месту назначения чемодан, бесследно исчез со сцены, большое ему за это спасибо.

– А был ли мальчик? – пробормотала я.

– Ушел по-английски, не прощаясь. Вот и славно, – с облегчением выдохнула Трошкина, безошибочно угадав мои мысли и чувства.

Бабуля на финише многотрудного пути, похоже, полностью выдохлась. Как выронила бразды правления у багажника с лежащим в нем Капустиным, так и не попыталась их подобрать. Но в нашей семье свято место пусто не бывает, функции квартирмейстера сразу же взяла на себя мамуля.

Она влетела в наш новый приют, трепеща ресницами и оборками, и с ходу распределила помещения:

– Девочки, вы будете жить в детской, мама, вам отдаем супружескую спальню, а гостиная, чур, моя!

– Но это самая большая и светлая комната, притом совмещенная с кухней и террасой!

Если мамуля специально хотела шокировать бабулю, чтобы вывести ее из затянувшегося транса, то у нее это прекрасно получилось.

– Девочки будут спать в одной комнате, а мы с тобой, Бася, в другой! Гостиная, кухня и терраса – общие помещения, и никто не вправе оккупировать их в одиночку!

– Но я единственная, кто даже на отдыхе будет работать! – Мамуля оттопырила нижнюю губу.

– Ах, оставь! Ты не взяла с собой компьютер, а эпизодические почеркушки в блокноте не требуют организации отдельного рабочего места!

– Сейчас прольется чья-то кровь, – встревоженно нашептала мне Трошкина, и я поспешила охладить накал страстей, громко спросив:

– Составим график дежурства по кухне?

– Какого еще дежурства?! – Мамуля ужаснулась так, как сама хотела бы пугать поклонников своего творчества.

Папуля уже лет двадцать единолично и бессменно несет дежурство в горячей точке у газовой плиты. Он не считает это подвигом и жертвой и никому другому не позволяет хозяйничать на кухне.

– Никаких дежурств, – поддержала невестку бабуля. – Завтраки я беру на себя, а обедать будем в кафе.

– А ужинать? – спросила я с нескрываемым подозрением.

Совет «ужин отдай врагу» я считаю крайне вредным, непосредственно коварным врагом и придуманным.

– По желанию и настроению, – уклонилась от прямого ответа бабуля.

– Как раз сейчас они у меня есть, – нажала я.

– На той параллельной улице, которая у нас будет зваться Финиковой, полно самых разных заведений общепита, – вмешалась Трошкина. – Давайте быстро приведем себя в порядок и пойдем ужинать.

– Чур, я первая в душ! – подскочила мамуля.

– У тебя десять минут, потом я выключу свет в ванной! – уже ей в спину пригрозила бабуля.

М-да, расписание дежурства по кухне в нашей семье ни к чему, а вот график пользования удобствами вечно актуален.

В разных концах заполненного людьми зала выдачи багажа одновременно разговаривали по телефону два совершенно не похожих человека – хмурый брюнет и улыбающийся блондин.

В этом не было бы ничего удивительного: многие пассажиры сразу по прилету звонят родным и близким или вызывают такси. Но ни блондина, ни брюнета не связывали с собеседником родственные узы.

А вот тема разговора у них была одна и та же.

– Он ушел, – дозвонившись до нужного абонента, без всякого приветствия сообщил блондин и задорно щелкнул по носу пластмассовую акулу, из раззявленной зубастой пасти которой на ленту выплывали разномастные чемоданы.

– Как ушел? – спросил голос в трубке.

А кто ушел, не спросил, поскольку ждал этого звонка и знал, о ком речь.

– Как-то, – блондин хохотнул и пояснил: – Его ж вели без наручников и пуленепробиваемого шлема, просто в сопровождении полицейских. Те отвлеклись, и он ушел.

– Куда ушел?

– Куда-то, – легкомысленно ответил веселый блондин и показал пластмассовой акуле язык, как мальчишка.

– Ты ржешь там, что ли?

– Точно так. С тоскливой рожей на курорте буду выглядеть странно.

– Насчет тоскливых рож, – голос в трубке оживился, – как там чужие ребятки? Рыдают?

– И локти кусают, я думаю.

Теперь уже собеседник блондина хохотнул, но тут же построжал и велел:

– Ищи его. Сам знаешь, чужие тоже кинутся, ты должен их опередить.

В то же время в противоположном конце зала, где у ряда кресел с видом на дверь дамского туалета стоял брюнет, происходил похожий телефонный разговор.

– Он ушел, – с мученическим видом глядя на очередь в ватерклозет, сказал в трубку брюнет.

– Как ушел?

– Воспользовался общей неразберихой. Какая-то русская бабка устроила шумный скандал и привлекла к себе все внимание.

– Русская?! И ты думаешь, это случайность? Узнай, кто такая.

– Вроде туристка.

– Народная артистка! – Голос в трубке рассвирепел. – Это ж какое представление надо было устроить, чтобы отвлечь конвой! Ищите их!

– Кого? – хмурый брюнет тупил.

– Его! И ее! Чует моя душа, найдете бабку – найдете и дедку, и репку. Все, пошел, работайте, ротозеи!

– Сплошная эклектика! – радовалась мамуля, с удовольствием запивая бескофеиновым латте на безлактозном молоке брутальный доннер с говядиной и острым перцем.

Широко известная в мире сетевая кофейня, на горе хипстерам покинувшая российский рынок пару лет назад, на ближайшем к нам проспекте соседствовала с аутентичной турецкой харчевней. Мы устроились на мягких полосатых диванах за низким столом, с обновленным интересом воспринимая действительность, данную нам в ощущениях.

На глаз Анталья мало отличалась от Анапы, на слух разница не улавливалась вообще.

Со всех сторон звучала русская речь, что, по идее, должно было успокоить бабулю: она не любит выезжать за границу, потому что ностальгия ее накрывает раньше, чем отпускает джетлаг.

Рассаживаясь за столом, мы специально позаботились, чтобы нашей старушке открылся умиротворяющий вид на вереницу скульптурных матрешек в центре площади, но она все равно оставалась мрачна.

Наконец мамуля не выдержала и прямо спросила:

– В чем дело, мама? Что за вид – как на похоронах любимой бабушки?

Про бабушку она, конечно, зря сказала, это прозвучало бестактно. Я подпихнула неделикатную родительницу ногой под столом и слегка переформатировала вопрос:

– Ба, что случилось? Почему ты так печальна?

– Я бесконечно виновата, – пожевав губами, неохотно призналась бабуля.

– Бесконечно – это как долго, уточни срок? – резонно потребовала мамуля и призывно помахала юноше-официанту.

Среди ее персонажей полно реальных аксакалов – разных там пятисотлетних вампиров с большим списком преступлений без всякого срока давности.

Официант подскочил, уверенно опознал в аппетитной выпечке на картинке в меню, куда азартно потыкала мамуля, нечто с волшебным названием «Тавук Гогсу» и унесся, чтобы принести заказанное.

– Тавук Гогсу, вы уверены? – эрудированная зануда Трошкина испортила мамуле радость предвкушения. – Это же такая куриная грудка.

– Не может быть, написано, что это десерт! – не поверила мамуля.

– Да, но знаете, как его готовят? Сначала курицу варят и мелко режут на волокна, потом снова кипятят с водой, сахаром, молоком и рисом, а при подаче посыпают корицей.

– Какой ужас! – шокировалась мамуля.

Это оказалось очень кстати – сошло за правильную реакцию на первую фразу бабулиного трагического монолога:

– Целых пятьдесят лет я винила его напрасно!

– Кого? – спросила Трошкина.

Я сделала ей знак помолчать. Бабулю наконец прорвало, и ни помогать, ни мешать ей не следовало.

– Витю Капустина, – одними губами проартикулировала мамуля.

В турецких десертах она не разбирается, а вот в драматических сюжетах понимает побольше многих.

– Витю Капустина, – подтвердила бабуля и крепко взялась за две гульки из косичек, закрученных бараньими рожками за ушами.

Я напряглась, ожидая, что она выдернет из них шпильки и эффектно распустит волосы в знак глубокого раскаяния, но бабуля только помотала головой, придерживая ее за свои бараньи гульки, как кастрюлю за ручки.

– В половине случаев он был не виноват!

Тут уже я, взрощенная на эпосе о Витиных подвигах, живо заинтересовалась:

– То есть когда ты рассказывала, как твой Капустин забил замочную скважину в двери класса жеваной бумагой…

– Я ошибалась, это сделал не он, а Сережа Макаров.

– А доску салом кто намазал?

– Петя Соломин.

– А кто подложил тебе на стул колючую кожуру конского каштана?

– Это Витя, но не один, а с тем же Макаровым. И заспиртованную гадюку в банке из лаборантской они стащили вдвоем, а вот в мое пальто и песцовую шапку скелет в кабинете биологии нарядил вообще второгодник Гуськов из восьмого «А», мои пятиклашки при этом даже не присутствовали!

– Но дождевого червяка в твою пудреницу затолкал все же Витя, о, спасибо большое. – Мамуля приняла у официанта тарелку со своим десертом и отважно ковырнула его ложечкой.

Она у нас не робкого десятка – и червяка ковырнула бы.

– Хм… Вкус странный, но не настолько, как у Бориного экспериментального желе из мидий с зеленой алычой…

– Ты-то откуда знаешь про дождевого червяка в пудренице? – не поняла я.

– Так я же сидела с ними рядом под пинией, когда они вспоминали свое общее прошлое. – Мамуля кивнула на бабулю и подвинула к ней свой куриный десерт. – Рекомендую попробовать, должно перебить послевкусие горьких открытий. Хотя какая теперь разница, кто именно доводил нежную барышню-учительницу хулиганскими выходками!

– Бася, да я же полвека призывала на его голову кары небесные! Может, именно по моей вине…

У бабули пресекся голос, она поспешила хлебнуть свой айс-кофе, и конец ее фразы заглушило нервозное бульканье.

– А, я поняла! – обрадовалась мамуля. – Ты считаешь, что твои проклятья тяжко пали на голову Вити, в результате чего он и оказался в нашем багажнике с отшибленной памятью!

– А он потерял память? – заинтересовалась Трошкина.

Получается, уйдя на рецепцию, мы с ней пропустили всё самое интересное.

– Не всю, – допив свой айс-кофе, вступила бабуля. – Услышав мой голос, мальчик вспомнил яркие моменты из прошлого. Хотя события более позднего времени, увы, забыл.

– То есть как мальчик оказался в багажнике, вы не выяснили? – огорчилась я.

– Этого он не вспомнил. – Мамуля развела руками, посмотрела на расстроенную бабулю и добавила: – Пока. Может, теперь ему встретится кто-то незабываемый из недавнего времени и тогда его амнезия пройдет окончательно.

– Может, она уже прошла, – предположила Трошкина. – Он же покинул нас, не стал цепляться за бабулю как за единственный якорь, значит, нашел какие-то другие зацепки.

– Спасибо, Аллочка, – кивнула ей бабуля. – И тебе, Бася, тоже. Я понимаю, что вы хотите меня утешить, однако совесть не унять. Быть может, именно мои несправедливые упреки стали последней соломинкой, сломавшей спину верблюду Витиной судьбы.

– Как поэтично! – восхитилась мамуля. – Верблюд судьбы! Я должна это записать. – Она полезла в сумочку за ручкой и блокнотом, уже развивая метафору. – У кого-то из нас он одногорбый, а у кого-то двугорбый, но все мы без исключения рискуем получить его плевок…

– Как бедный Витя, – вздохнула безутешная бабуля.

– Мария Семеновна, вы же убежденный дарвинист, – напомнила ей Трошкина. – Откуда эти метафизические бредни о влиянии ваших проклятий на чужую судьбу?

– Да, мама, как же так?! – Мамуля охотно сменила тему, поскольку уже выжала все, что можно, из подаренного ей верблюда судьбы. – Ты критикуешь мои романы, называя их абсолютно нереалистичными, а сама впадаешь в бытовой мистицизм?

– Тихо, тихо, стоп, вы не о том говорите! – Я просторными взмахами рук, отогнавшими от нашего столика пугливого официанта, остановила диспут. – Бабуля, слушай меня! Не важно, физика это или метафизика. Факты доказывают, что твоя роль в судьбе Вити Капустина не трагическая, а совсем наоборот! Ты, можно сказать, его спасла!

– Каким же это образом? – Бабуля опешила.

Мамуля снова приготовилась записывать в блокнотике.

Она не такая, как многие другие мастера слова: всегда охотно и с благодарностью принимает идеи и подсказки.

– Ба, ты же крайне своевременно снова попалась ему на жизненном пути и тем самым вернула часть потерянной памяти! Суди сама, если бы Витя Капустин не услышал твой незабываемый голос, он бы сейчас даже имени своего не знал!

– Какая мысль! – восхитилась мамуля и зачеркала в блокнотике.

– Ты, правда, так считаешь? – Бабуля заметно приободрилась.

– Мы все считаем именно так, – заверила ее Алка. – Вы, Мария Семеновна, как настоящий педагог, фактически подарили вашему ученику новую жизнь!

– В которую он от педагога и ушел, как это обычно бывает после финального школьного звонка. – Я поспешила довести историю до логического завершения и помахала забившемуся в уголок официанту. – А теперь давайте съедим какой-нибудь вкусный, но не слишком странный десерт и на этом закончим насыщенную программу сегодняшнего дня. Я устала и хочу спать, а завтра надо встать пораньше, чтобы сходить на пляж до жары.

Завалиться на бочок мне не дали. Трошкина потребовала не сокращать физкультурную программу, и сразу после ужина, проводив мамулю с бабулей домой и взяв сумку с купальными принадлежностями, мы с неутомимой подругой вышли к бассейну.

Успели занять пару свободных шезлонгов в дальнем углу и тут услышали:

– Пс-с-с, пс-с-с! Девчонки, вы новенькие?

Поскольку девчонками нас давно уже не называл никто, кроме старших родственников, мы, конечно, отреагировали на призыв и подошли к невысокому забору, разделяющему наш ЖК и соседний.

С той стороны, двумя руками держась за металлические прутья и потешно втиснув между ними физиономию, стоял невысокий загорелый юноша. Белесые волосы, нос картошкой и синие глаза однозначно выдавали его принадлежность к числу наших сородичей, да и заговорил он по-русски, так что я ответила соответственно:

– Чего тебе, мальчонка?

– Артем. – Условный мальчонка просунул на сопредельную территорию правую руку. Вежливая Трошкина осторожно ее пожала, тоже представилась и покосилась на меня.

– Инна, – неохотно назвалась я.

Не собиралась вот так с ходу заводить на заграничном курорте сомнительные знакомства.

– Только приехали? – уточнил сомнительный знакомый. – Отлично. Что-то наше с собой привезли?

– Что вы имеете в виду? – заволновалась Алка. – Мы законопослушные граждане, ничего плохого не делаем, контрабандой не занимаемся…

– Так я ж про хорошее! – перебил ее юноша. – Черный хлебушек, колбаска, сало, нормальные соленые огурцы… А?

Он посмотрел с такой надеждой, что я смягчилась:

– У меня есть конфеты «Коровка» и шоколадка «Аленка».

– А у меня одна банка сгущенки и две – тушонки, – добавила Трошкина. – Правда, она белорусская. А что?

– Девочки, миленькие, а давайте меняться? – Артем молитвенно сложил ладони. – Ваши продукты – на мои особые услуги. Или просто на деньги, а?

– Мал ты еще особые услуги предлагать! – фыркнула я.

– Мне двадцать три! – Услужливый выкатил грудь, и почти вся она поместилась в проем между прутьями.

– Тощенький-то какой! – жалостливо скривилась Трошкина. – Давно тут живешь? Голодаешь, скитаешься?

– Можно и так сказать, – с готовностью согласился голодающий скиталец. – Так что, меняемся? Я могу сходить с вами в ночной клуб, с мужчиной там будет спокойнее. Или проведу экскурсию по райончику, тут много своих фишек, их надо знать.

– Пойдем на экскурсию, да? – Добрячка Трошкина сделала мне глазки и шепнула: – Поддержим земляка, смотри, как он тут отощал.

– Тогда прям сейчас, ок? Пока не стемнело! – Артем нарисовал в воздухе крутую дугу, изображающую маршрут следования, и объявил как о решенном деле: – Я бегу к воротам, жду вас там!

– Уже идем. – Алка подхватила одной рукой меня, второй – оставленную на шезлонге сумку и потащила к тем самым воротам.

– С продуктами! – донеслось нам в спину, и Трошкина резко сменила направление, чтобы заскочить в квартиру за затребованным провиантом.

Экскурсию наш гид начал сразу же, как только запихнул в свою сумку-почтальонку вожделенные российско-белорусские продукты.

– Посмотрите направо – там любимое кафе всех здешних эмигрантов, если захотите пообщаться с изгоями разных племен и народов, вам туда. – Артем без остановки прошел мимо заведения с верандой, на которой в разнокалиберных креслах раскинулись разнотипные персонажи с очами, затуманенными то ли тоской по родине, то ли густым сигаретным дымом.

Трошкина, которая не выносит запах курева, зажала нос и ускорилась.

– Посмотрите налево – там магазин русских продуктов. – Артем кивнул на фасад, сплошь, за исключением витринного окна, затянутый баннером с эффектными изображениями традиционных блюд – борща, селедки с луком, винегрета и торта «Наполеон», явно позаимствованными из «Книги о вкусной и здоровой пище». – Отовариваться там не рекомендую, от настоящей русской кухни у них только печной ухват, украшающий стену. Черный хлеб – одно название, он не ржаной, а из белой муки с добавлением угля, а их салат оливье – просто жидкий майонез с накрошенными в него овощами.

– Бр-р-р, – содрогнулась Трошкина, от которой воспитание требовало как-то реагировать на полученную информацию, чтобы экскурсовод видел – он не напрасно старается.

Я помалкивала, но смотрела внимательно, мотала на ус и делала выводы. Уже отказалась от мысли сбегать завтра в псевдорусские продукты за «Бородинским» – не надо нам хлеба с углем.

– Теперь снова налево: там рынок. – Артем подвел нас к подобию самолетного ангара и остановился, чтобы просторно взмахнуть руками. – По четвергам и тут, и на квартал вокруг все занято коммерцией. Торгуют и с прилавков, и с машин; и продуктами, и шмотками. Все можно купить гораздо дешевле, чем в магазинах, особенно если прийти попозже. А после закрытия остаются целые ящики с некондицией – помятыми фруктами например, они вообще бесплатны.

– Это для бомжиков? – сочувственно скривилась сердобольная Алка.

– Им тоже можно, – кивнул гид. – Но и наши бабы, кто давно тут живет, на варенье берут, тазами варят. А Борис Кругосветка, это такой известный тревел-блогер, выкладывает рецепты интересных блюд из того, что находит в ящиках. Веганы и хипстеры тащатся, им самое то! Дальше идем, сейчас еще интересное покажу.

Мы пробежались по району, в процессе узнав, где хорошая пицца, а где неоправданно дорогая пахлава, и выскочили на уже знакомую дорогу к морю. Наш экскурсовод указал на невысокое здание, одиноко стоящее в окружении кустов, а не в плотном ряду, как другие дома.

– Угадайте, что это?

– Хм… Два этажа, большие окна на все стороны, но архитектура примитивная, на богатую виллу не похоже, хотя стоит отдельно и недалеко от моря. – Вечная отличница Трошкина честно взялась решать задачку. – А забора нет, и вывески с названием, как у здешних ЖК и апартов, тоже не видно. И территория неухоженная… даже не знаю… Какой-то особый отель? Типа, приют любителей уединения и слияния с природой?

Артем обидно захохотал.

– Похоже на заброшку, – сказала я, потому что Алка надулась и замолчала.

– Точно! – Наш гид кивнул мне. – Заброшка, но чего именно – вы нипочем не догадались бы. Это бывший полицейский участок, вот так-то! С год назад его упразднили, и с тех пор здание пустует. А внутри ничего еще, вполне комфортно, только воды и света нет, но можно перебиться. Мои знакомые ребята как-то жили там пару недель. Удобства в кустиках, конечно, но бесплатная крыша над головой в двух шагах от пляжа – шикарно, я считаю.

– Рекомендуешь? – съязвила все еще обиженная Трошкина.

– Конечно! Сам держу на примете: если не будет денег на жилье – туда переберусь, – ответил Артем, и я не поняла, шутит он или говорит серьезно.

Вникать в проблемы русских релокантов в Турции желания не было, но экс-полицейскую заброшку я запомнила, чтобы позже показать ее мамуле. У них с музой тоже полно знакомых ребят, которыми можно заселить такие интересные декорации.

– Там могут водиться призраки полицейских, погибших при исполнении, и духи жертв всяких разных убийств, – подумала я вслух.

– В Анталье не настолько плохая криминогенная ситуация! – тут же занервничала Алка.

Гид Артем задумчиво склонил голову к плечу:

– А это идея… Можно организовать такую ночную экскурсию.

Расходились мы вполне довольными.

– Не зря отдали консервы и сладости – услышали много интересного! – радовалась охочая до знаний Трошкина.

Я надеялась, что за новыми впечатлениями она позабудет о запланированном походе в бассейн, но Алка доказала, что до склероза ей еще далеко.

Пришлось пойти поплавать.

К счастью, в десять вечера бассейн закрыли и мы наконец отправились спать.

Глава вторая,

в которой мы переживаем газовую атаку и заводим новые знакомства

Сон одолел меня мгновенно, но оказался неглубоким и беспокойным, и виноваты в этом были соседи.

В квартире за стеной, похоже, обосновались граждане гибридного турецко-немецкого происхождения. От предков-янычар они унаследовали бешеный темперамент и склонность к внезапным роковым поступкам, а от настоящих германцев – основательность и трудолюбие.

Вскоре после полуночи соседи развернули бурную дискуссию на смеси двух языков, ни одного из которых я не знаю, а потому тему диспута не поняла. Уяснила только, что победил в нем мужчина-немец, поскольку женщина-турчанка очень скоро прекратила спорить, а он все продолжал агитацию, делая мой сон крайне неуютным. У меня было полное ощущение, будто я тщетно пытаюсь покемарить под трибуной, на которой выступает политик.

Немецкий язык определенно лучше приспособлен для митингов, чем для колыбельных.

Вволю прооравшись, соседи перешли к мирным инициативам и затеялись готовить то ли слишком поздний ужин, то ли крайне ранний завтрак, причем, судя по интенсивности ароматов, на всех участников своего массового митинга.

Под монотонный перестук ножей я успела задремать, пробудилась от резкого и пугающего запаха и спросонья подумала, что происходит утечка газа.

Чесноком воняло так, что на глаза, едва я их открыла, навернулись слезы.

Взорваться в первую же ночь на курорте было бы жутким невезением. Даже если бы ни одна из участниц секретного девичника не отправилась на тот свет, наши мужики потом не дали бы нам жизни, до скончания века злорадно пеняя: вот, мол, что происходит с глупыми затейницами, охочими до тайных авантюр.

Я подскочила с кровати и побежала в гостиную, потому что вонь шла оттуда.

Странно, но тщательно обнюханная плита и припрятанный в шкафчике рядом с ней пузатый газовый баллон никаких нештатных ароматов не источали. Это привело меня в недоумение, которое быстро развеяла явившаяся бабуля.

– Какая зараза среди ночи жарит мясо с луком и чесноком?! – грозно вопросила она, за неимением в поле зрения какой-либо другой заразы, кроме родной внучки, погрозив своей палкой-убивалкой лично мне.

– Какое же это мясо? – не поверила я. – Я думала, газ!

Пахло какой-то жуткой отравой.

– Бараньи котлеты, – уверенно определила бабуля и указала палкой на сплит под потолком, приобретя пугающее сходство с танком, готовым пальнуть по высокой дуге. – Несет оттуда. Я говорила, надо включить кондеи в спальнях, а вы заладили: «Будем беречь электричество, при межкомнатных дверях, открытых настежь, сплита в гостиной хватит на все помещения». Хватило, да. Живо выключи вонючий кондей, пока я его не зашибла!

Я цапнула с дивана пульт и вырубила сплит-систему, пока грозная старуха не отправила ее прямиком в рай для невинно убиенных агрегатов.

– Открой окно и дверь на террасу, включи на полную мощность вытяжку над плитой, – продолжила командовать бабуля.

Не случайно, ой, не случайно ее единственный сын сделал карьеру настоящего полковника в суровых бронетанковых войсках.

– Хватай полотенце и маши им, выгоняй вонищу вон.

Я послушно сдернула с крючка у мойки хлопковый пештемаль, закружилась с ним по комнате.

– Что за танец баядерки в неурочный час? – поинтересовался сонный голос. Из коридора в гостиную заглянула мамуля. – И чем у нас так мощно пахнет? Неужели Боря снова тайком насовал в чемоданы домашних консервов, и они бесславно стухли? Отчетливо несет бараньим курдюком.

– Вот, учись! – сказала мне бабуля, кивнув на мамулю. – Бася всего лишь писательница, а в мясе разбирается. В твоем возрасте, Дюша, стыдно путать чад национальной кухни с газовой атакой в окопах Первой мировой.

– Ну почему же? В Первую мировую использовали арсин, а он при окислении как раз и приобретает раздражающий чесночный запах, – явилась Трошкина и сразу же сказала, добрая душа, словечко в мою защиту.

– Хм, верно! – тут же сменив гнев на милость, благосклонно улыбнулась вечной отличнице бабуля. – Может, и формулу помнишь?

– Аш три Ас, соединение мышьяка и водорода, – не спасовала наша знайка. И добавила от себя, на бис: – Открыто шведским химиком Карлом-Никольский Вильгельмом Шееле в 1775 году.

– Он, этот шведский Карл, тоже ночами мясо жарил? – сердито спросила я. – Чего стоим, о чем беседуем? Мамуля, Алка, берите тряпки, надо выгнать вонь, пока она не въелась в мебель и стены!

И с полчаса еще мы втроем – мамуля, Алка и я – кружились в танце буйных баядерок, а бабуля с верной палкой руководила этой неожиданной хореографией.

Вышло достойное завершение на редкость нескучного дня.

Телефон зазвонил в седьмом часу утра.

– Здорово, Индиана Джонс! – бодро приветствовал меня братец.

– Чего тебе надобно, старче? – спросила я, душераздирающе зевнув.

Индианой Джонсом Зяма называет меня тогда, когда хочет подольститься. Обычно я у него Дюха или Индюшка. А он у меня, соответственно, Козий Мир.

Наши родители изобретательно и безответственно назвали потомков Казимиром и Индией. В детстве я со слезами спрашивала: «За что?!» Перестала, когда бабуля, сочувственно погладив меня по голове, таинственно и пугающе сказала: «Это еще что, знала бы ты, какие были варианты». Уточнить, какие именно, я боюсь до сих пор.

– Старче – это от слова «стар», что означает «звезда»? Если да, то можешь называть меня и так, – разрешил братец. – Как тебе на чужбине? Не мучит совесть за нарушение песенной клятвы предков «Не нужен нам берег турецкий»?

– Алка тебе проболталась? – Я вздохнула, села в постели и укоризненно посмотрела на матерчатый сверток на соседней кровати.

Некоторые совершенно не умеют хранить тайны.

Из свертка торчала одинокая нога с беззащитной розовой пяткой. Я дотянулась и пощекотала ее.

Пусть некоторые знают, что за преступлением следует наказание.

Нога втянулась в сверток, с другого его конца донесся смешок. Эхом ему в трубке хохотнул Зяма:

– Не проболталась, а сообщила, как положено доброй супруге, и испросила моего тайного благословения. Но папа и Денис пока не в курсе, не волнуйся.

– Пока? – Прекрасно зная брата, я безошибочно уловила главное слово. – И что же мне нужно сделать, чтобы они подольше оставались в неведении?

– Во-первых, купи мне новый айфон, он в Турции вдвое дешевле, чем у нас.

– Спятил?!

– Спокойно, деньги я тебе переведу.

– Почему мне, а не своей жене?

– Потому что жена не купит мне новый айфон! Заявит, что предыдущий вполне еще годный, и буду я ходить с устаревшей моделью как последний лох!

Я покривилась. Зяма у нас великий модник, к этому пора бы привыкнуть, но если следовать его логике, то я с моим древним десятым айфоном супер-мега-распоследняя неудачница.

– Во-вторых, заставь Алку оформить карту турецкого банка, – не услышав возражений, бодро продолжил братец. – Ну и себе такую можешь сделать. И мамуле тоже, лишней не будет.

– А это зачем? У Алки же есть австралийская карта.

– Ну, привет! Как это – зачем? Не видишь, что в мире творится? Страны и народы с ума сходят, сегодня Австралия с Америкой все равно что братские республики СССР, а завтра, глядишь, побьют горшки и обложат друг друга санкциями с ног до головы, спасибо, не надо нам такого, мы это на постсоветском пространстве проходили. Короче, чего я тебя агитирую, сама включи голову и рысью в местный банк за картой, потом «спасибо» мне скажешь. Да-да, Вадим Петрович, я непременно учту все ваши пожелания. – Братец без паузы сменил тон и собеседника, а я поняла, что он от кого-то шифруется.

Скорее всего, от папули с Денисом.

– Договорились, Казимир Борисович, – ответила я подходящим неведомому Вадиму Петровичу конспиративным басом и отключилась, пока ушлый Зяма не озвучил мне свои условия «в-третьих» и «в-четвертых».

Братец у меня на редкость наглый. Даже не знаю, кто может составить ему конкуренцию. Разве что я сама.

– Кто звонил? – Из матерчатого свертка со стороны, противоположной той, где скрылась пятка, показалась лохматая голова.

Мы же с Алкой перед сном, уже впотьмах, поплавали в бассейне и завалились спать с мокрыми волосами.

Я опасливо пощупала собственный скальп. М-да, расчесать это не получится, придется снова размачивать.

– Звонил твой муж и мой брат, – ответила я подруге.

– Два в одном. – Она хихикнула и села, звонко шлепнув босыми ногами о плиточный пол. – У них там ничего не случилось, с Кимкой всё в порядке?

– Кимку Зяма не упоминал, значит, всё штатно, – рассудила я. – Твой муж и мой брат велел нам обеим открыть счета в турецком банке. А я не уверена, что нам это нужно, и неохота заморачиваться, мы же хотели безмятежно отдыхать.

– Боюсь, что безмятежно уже не получится. – Трошкина встала, потянулась, как девочка на знаменитой картине Яблонской, и сделала несколько энергичных упражнений.

Она у нас тощенькая, но ловкая и спортивная. Было время, преподавала лечебную физкультуру пациентам наркодиспансера. Незабываемый период ее биографии, мамуля очень любит вдохновляться Алкиными историями из тех времен.

– Почему не получится? – Я, чтобы соответствовать подружке-физкультурнице, приняла йоговскую позу «Собака мордой вниз», но быстро утомилась и переформатировала ее в «Собаку на сене» – за сено вполне сошел хрустящий матрас.

– Если я правильно понимаю, от кого вы с Зямой унаследовали свое дикое ослиное упрямство, то Мария Семеновна не успокоится, пока не выяснит новейшую историю Вити Капустина, – объяснила Трошкина и перешла к приседаниям, из-за чего в ее речи образовались паузы. – А это значит… его придется… найти и допросить… как минимум!

– Как максимум – перевоспитать, исправив чей-то давний педагогический брак, – поняла я. – Хотя кто кого перевоспитает, еще большой вопрос.

Я, можно сказать, лучшие годы своей школьной жизни провела в обществе хулиганов и двоечников, которых бабуля упорно навязывала мне в компаньоны, отчего-то свято веруя, что я на них благотворно повлияю. Если бы я еще в песочнице не сдружилась с Трошкиной, которая всегда была образцом благонравия, бабулины протеже непременно уволокли бы меня в пучину порока. Ангелочек Алка с трудом, но все же удерживала меня на стезе добродетели.

– Девочки, проснулись? Идите к столу! – позвала бабуля.

Оказывается, она не забыла о своем обещании позаботиться о наших завтраках.

Это радовало и оживляло надежды на приятный отдых, почти насмерть убитые ночной газовой атакой.

– Сегодня завтрак скромный, потому что холодильник еще пуст, а в шкафчиках я нашла только сахар, соль и заварку, – предупредила бабуля, едва мы вышли к столу. – Могу предложить чай и бублики, зато еще горячие, недавно из пекарни.

– И как они к нам попали? – Мамуля резонно удивилась и огляделась, словно ожидая увидеть инфернальную сущность, сыгравшую роль доставщика.

– Их принес милый местный мальчик, – Бабуля разлила по грушевидным стеклянным стаканчикам ароматный чай.

Я молча цапнула с блюда самый аппетитный бублик-симит, предоставляя прояснить историю его появления кому-то менее голодному.

В нашей семье застольные разговоры не в чести, поскольку количество сказанного обычно обратно пропорционально объему съеденного.

– А мальчик откуда? – все-таки спросила мамуля, но лишь после того, как взяла себе бублик.

Бабуля сделала то же самое, для верности надкусила свой симит и только тогда ответила:

– Он расставлял шезлонги и раскрывал зонты у бассейна. Я помахала ему…

– Палкой? – уточнила я.

– Какая разница? – слегка поморщилась бабуля.

Она не любит, когда критикуют ее педагогические приемы.

– Главное – результат: он был так мил, что живо сбегал за бубликами.

– А как же вы с местным мальчиком поняли друг друга? – простодушно удивилась Трошкина, наконец забрав с блюда последний бублик. Естественно, самый тощенький, малость кривой и чуточку подгоревший. – Неужели он знает русский язык?

– Аллочка, за сорок четыре года работы в школе у меня были сотни мальчиков, которых то и дело приходилось спрашивать: «Ты что, русский язык не понимаешь?», но в итоге все они благополучно получили аттестаты о среднем образовании, – фыркнула бабуля. – Так неужели я не объясню, что мне нужно, одному смышленому турчонку!

Она потрясла в воздухе палкой, и я окончательно уверилась, что в данном случае успех международной дипломатии обеспечила демонстрация вооружения.

– Я, кстати, собираюсь поговорить и с соседями, так напугавшими нас минувшей ночью, – сменила тему бабуля. – Схожу к ним, объясню, что не следует испытывать терпение иностранных гостей и компрометировать турецкую кухню жаркой вонючих котлет в три часа пополуночи.

– В два тридцать три, – уточнила мамуля. – Я как раз посмотрела на часы, чтобы дать точные показания полиции, если наш дом взорвется.

Трошкина озадаченно хлопнула глазами, а я понятливо покивала: ясненько, предполагалось, что весь дом взорвется, а мамуля в нем уцелеет.

Это профессиональная деформация автора мистических триллеров. У него, то есть, конечно, у нее – у нашей мамули – миллион чудесных вариантов спастись от верной гибели и жить если не счастливо, то хотя бы долго. В критической ситуации можно быстренько стать зомби, вампиром, бессмертным эльфом, огнеупорным драконом, на худой конец – загодя телепортироваться из эпицентра катастрофы в безопасное место.

Самое удивительное, что это чудесным образом работает: убежденность в собственной неуязвимости будто и впрямь защищает нашу писательницу от бед и разрушительного влияния времени!

В свои пятьдесят с хвостиком (длину которого у нее лучше не уточнять, если вы сами не бессмертный эльф или противоударный тролль) мамуля выглядит максимум на сорок, то есть смотрится моей старшей сестрой.

Это составляет предмет гордости и одновременно вечных страданий папули как любящего мужа-ревнивца – тоже два в одном.

– Схожу с вами к соседям, если позволите, – сказала Алка.

Наивная! Думает, если у бабули будет свой переводчик, она не использует как эффективное средство дипломатии палку.

– Позволю, – милостиво кивнула бабуля. – Кто-то же должен перенимать бесценный опыт, пока не поздно.

Я вообразила Трошкину старушкой, успешно перенявшей бабулин бесценный опыт (и палку), и подавилась чаем.

– Ты кашляешь, Дюша? – встревожилась мамуля. – Не надо было врубать кондиционер в своей спальне на полную мощность!

Сплит-систему в гостиной мы после ЧП с котлетно-газовой атакой не включали, опасаясь, что соседи не ограничатся приготовлением одного блюда. Общим решением постановили использовать скомпрометировавший себя сплит пореже, обходясь менее мощными кондиционерами в спальнях.

– Всё в порядке, я здорова, – успокоила я родительницу и, залпом допив чай, встала из-за стола. – Ну, кто со мной на пляж?

– Я, пожалуй, не буду спешить, мне нужно уложить волосы и поутюжить тунику, – поделилась амбициозными планами мамуля.

– Значит, мы с тобой, Бася, начнем с бассейна, – решила за двоих бабуля. – Это и правильно, будем привыкать постепенно, переходя от малой воды – к большой. А вы, молодежь, можете сразу бежать на море, но чтобы не позднее половины одиннадцатого были дома. Солнце здесь злое, тепловые удары нам не нужны.

– Нам никакие удары не нужны, – уточнила боязливая Трошкина и символически поплевала через левое плечо.

Увы, как позже выяснилось, это не помогло.

– Мы нашли ее, – прижимая трубку к уху плечом, сказал брюнет, который уже не был таким унылым и хмурым, как накануне. – Бабка – действительно туристка. Отдыхает тут с дочкой и внучками.

– Ложный след? – огорчился голос в трубке.

– Может, и нет, – срифмовал брюнет. – Сюрпри-и-из: она его бывшая училка. Это же не может быть совпадением, правда?

– Я удивлюсь, если это совпадение. – Голос в трубке оживился. – Ты его увидел? Он где-то рядом?

– Пока не видел. У этих баб все окна наглухо закрыты.

– Это очень подозрительно.

– Тоже так думаю, – согласился брюнет.

И они одновременно изрекли:

– Похоже, они его прячут.

Принято считать, что у всех людей с годами портятся глаза. Это заблуждение.

У нашей бабули пока испортился только характер.

Сдается мне, во времена нашего с Зямой детства она была добрее и мягче. Даже защищала нас с братом от родителей, эпизодически пытавшихся воспитывать потомков в строгости.

Что до ее зрения, то его остроте и сейчас позавидует молодой горный орел. Бабуля прямо из шезлонга у бассейна высмотрела вывеску супермаркета и назначила его местом встречи, которое изменить нельзя.

Мы с Алкой пришли туда с пляжа, наши старшие дамы – от бассейна. Бабуля успела написать список продуктов, которые непременно следовало купить, и тем обеспечила мне интересный квест.

Турецкую кухню я, надо признать, не люблю, но базовые продукты в этой стране прекрасные. Одна проблема: без знания языка очень трудно угадать содержимое непрозрачной упаковки с минималистичной картинкой или вообще без нее.

Местные этим бессовестно пользуются и превратили слова Сервантеса «Ничто не дается нам так дешево и не ценится так дорого, как вежливость» в успешную торговую стратегию. Если гость из России слишком ленив, чтобы разбираться с надписью на упаковке, ему услужливо предлагается приобрести специально адаптированные товары: с названиями, аккуратно выписанными буквами кириллицы. В супермаркете витрина с коробочками и баночками с понятными словами «Творог» и «Сметана» выставлена прямо у входа как баррикада – мимо не пройдешь.

И вроде бы надо сказать добрым людям «спасибо» за любезность, но язык не поворачивается, когда знаешь, что те же продукты в неопознаваемом «руссо туристо» виде – с нечитабельными названиями на турецком – лежат себе на полке в дальнем углу торгового зала в компании ценников, значения на которых в два-три раза ниже.

Творог, кстати говоря, найти сложнее всего, потому что турки считают его разновидностью сыра.

Зато натуральный йогурт отыскать не проблема, и продается он в Турции ведрами. Мамуля сразу схватила пятикилограммовое, нежно обняла его, окрестила своей прелестью и поклялась, что это будет ее основной продукт питания в ближайшие две недели. Что, впрочем, не помешало ей навалить в тележку гору халвы и лукума всех видов.

Пока я сбивалась с ног, разыскивая в разных углах и закоулках просторного торгового зала законспирированные товары по бабулиному списку, мои милые родственницы развлекались, гуляя по магазину, как по сувенирной лавке, и выбирая, чем бы таким себя побаловать.

– Леврек, – неуверенно прочитала Трошкина с листа, перечеркнутые цифры на котором обещали очень хорошую скидку. – А это кто, интересно?

Кто-то интересный был представлен большим куском бледно-розового филе, воссоздать по которому леврека в целом виде не представлялось возможным. Но судьба его, несомненно, сложилась трагично.

– Бери, – посоветовала задумавшейся Алке мамуля, пройдя мимо и даже не взглянув на неведомого леврека.

Она не отрывала взор от стены, сложенной из коробок с молоком, отыскивая продукт наименьшей жирности. Видимо, сознавала необходимость как-то компенсировать действие дико калорийных сладостей.

– А вы знаете, кто это? – спросила ее в спину зануда Трошкина.

Некоторые даже простого леврека купить не могут, пока не выяснят, кто он такой, где жил и чем занимался.

– Кто-то приличный и не пафосный, – не оглянувшись, на ходу ответила мамуля.

– Почему вы так думаете?

Мамуля не отозвалась, скрывшись за штабелем с крупами.

– Потому что «леврек» звучит почти как «ливрея», – предположила я, прекрасно зная мамулину манеру ассоциировать. – А ливрейные лакеи – это хорошо вышколенная прислуга высшей аристократии. Короче, бери его, зажарим – разберемся.

– Рыба высшей аристократии? – недоверчиво пробормотала Трошкина, но леврека в тележку все-таки положила.

Хорошая рекомендация – великое дело.

Обедали мы, как и собирались, в кафе, но леврек был благополучно куплен, успешно приготовлен и с удовольствием съеден на ужин.

Жарила его я, доказывая тем самым, что на детях гениев природа отдыхает не всегда. Мамулиного писательского таланта я не унаследовала, но папулины гены не спят во мне мертвым сном, готовить я умею, хотя и не сказать, что люблю.

Трошкина, вечная ревнительница справедливости, вызвалась мыть посуду после ужина. Бабулю, уважая ее миссию по обеспечению нас завтраками, мы вечерними хлопотами не озадачивали. Мамуля же внесла свой вклад в организацию приятных посиделок на закате, взявшись развлекать нас застольной беседой.

Плавая в бассейне и возлежа рядом с ним в шезлонге, она успела пообщаться с другими гостями, обитающими в нашем ЖК уже не первый день, и теперь жаждала передать полученную от старожилов условно ценную информацию.

– Вокруг нас шесть супермаркетов разных сетей, один из них оптовый. В «Биме» нужно покупать молочку, в «Шоке» – бакалею, большой выбор мясопродуктов в «Мигросе», а за овощами лучше ходить на базар, он тут по вторникам. За выпечкой, конечно, только в пекарню, ближайшая буквально за углом. Банкоматы всех местных банков стоят на площади с матрешками, проще пользоваться теми, у которых есть интерфейс на русском или хотя бы английском. Кнопка такси на столбе у наших ворот, остановка автобусов в квартале отсюда. Насущные вопросы можно задавать в местном чате в Телеграме, мне уже дали ссылку, я переслала ее всем вам, подключайтесь.

Мамуля перевела дух, и эстафету подхватила бабуля, тоже, видимо, принимавшая водные процедуры в режиме «ушки на макушке»:

– Комаров в этом году мало, поэтому на ночь кондиционеры можно не включать, обходиться открытыми окнами, но только если на них есть сетки.

– Зачем же сетки, если комаров нет? – спросила Трошкина.

Вечная отличница, она слушала очень внимательно, только что не конспектировала.

– А это не от комаров, – охотно объяснила бабуля. – Сетка – это чтобы не пришли Запотык и Тыгыдык.

– Кто-о-о?! – Мамуля, для которой это оказалось новостью, очень оживилась. – Что я слышу, тут есть свои фольклорные персонажи – вроде наших Домового и Барабашки?

– Нет, Бася, все гораздо проще, – усмехнулась бабуля. – Это два здешних кота, каждый со своими тараканами. Запотык любит незаметно улечься поперек дороги, создавая препятствие для гуляющих. А Тыгыдык – большой любитель бурного ночного веселья, если влезет в дом – никому спать не даст. Но, думаю, эта опасность больше грозит квартирующим на первом этаже, к нам на второй коты вряд ли доберутся… Ах, чуть не забыла о нашем вечернем визите!

Бабуля подхватилась, полезла из-за стола.

– Куда, к кому? – не поняла я.

Забыла уже о ранее объявленных планах.

– Да к тем соседям, которые слишком любят ночные котлеты, – напомнила мне Трошкина, которая даже в школе обходилась без шпаргалок, одной природной памятью, и встала: – Я с вами, Мария Семеновна.

– Тогда я тоже, – засобиралась я.

– Вот и прекрасно, я останусь тет-а-тет с моей музой и немного поработаю, – обрадовалась мамуля.

Набиваться в компанию к ним никто не стал. Нет среди нас таких смелых, которые желали бы лично познакомиться с музой ужастиков.

Маленькая делегация, особый вес которой придавала бабулина палка, выдвинулась из нашей квартиры и направилась к соседней.

– Может, лучше я – по-английски? – мягко придержав бабулю перед чужой дверью, спросила Трошкина. – Вы уверены в своем немецком, Мария Семеновна?

– Деточка! – подбоченилась родная старушка. – В моем немецком был уверен даже Отто Генрихович Шольце, бывший военнопленный, успевший до отправки его на русский фронт окончить три курса Лейпцигского университета, где, между прочим, в свое время учился сам Гете!

– Тогда пардон. – Алка вскинула руки и отступилась.

Бабуля примерилась и поскребла своим посохом чужую дверь, сделав это настойчиво, но довольно деликатно – примерно как Гэндальф, впервые явившийся к Бильбо.

В ответ кто-то прошествовал по коридору увесистым твердым шагом, позволяющим догадаться, что в соседях у нас обретается явно не мелкий хоббит.

Точно: дверь широко распахнулась, и на пороге возник высокий крепкий индивид в полотняных штанах, с голым торсом и босиком.

Выглядел индивид… ничего себе так. Накачанный, плечистый, живот в кубиках. Светлые волосы несколько длинноваты и небрежно растрепаны. Ухмылка кривая, но веселая. Морда наглая.

Стеснительная Трошкина тихо ахнула, но нашу суровую предводительницу интересное зрелище нисколько не смутило. Не опуская посоха, нацеленного индивиду в левое колено, она стальным голосом пробряцала:

– Кошен си нахтс кейне кноблучкотелеттес! – что, если верить бабуле с ее хваленым немецким, означало «Не жарьте по ночам котлеты с чесноком!».

– Я понял только слово «котлеты», – признался индивид, не выглядя при этом удивленным. Как будто к нему то и дело являлись с ультиматумами на языке Гете воинственные старушки с эскортом симпатичных девиц. – Вы их продаете?

– Кого? – бабуля моргнула.

Мы с Трошкиной переглянулись, начиная получать от происходящего удовольствие.

Обескураженная бабуля – даже более редкое зрелище, чем загорелый мужской живот в кубиках. Память о таком можно хранить долго и передавать из уст в уста.

– Котлеты. – А вот индивид нисколько не смутился.

– Нет! Что за чушь? – возмутилась бабуля. – Мы не продаем котлеты! Мы категорически требуем, чтобы вы их не жарили!

– Почему же? – Кажется, индивид добросовестно старался разобраться. – Знаете, вот сейчас, когда вы об этом сказали, мне вдруг ужасно захотелось котлет. И именно с чесноком.

– И мне, – тихо призналась избыточно честная Трошкина.

– Рад, что у нас так много общего. – Индивид подкупающе дружелюбно улыбнулся, протянул руку и потряс ее лапку. – Я Роберт, а вы?

– Я Алла, – зарумянилась Трошкина.

– Инна, – представилась я, поскольку рука индивида уже самовольно состыковалась с моей.

– А я Мария Семеновна, – брюзгливо сообщила бабуля, сложив ладони на посохе так, что стало ясно: ручкаться с кем попало она не станет. – Вы немец, херр Роберт?

– Нет! – как будто даже устрашился индивид. – А вы?

– С чего бы? – удивилась бабуля. – С моим-то именем… А вот с вашим…

И она с подозрением прищурилась:

– Признайтесь, вы не планируете снова жарить эти жуткие бараньи котлеты с луком, чесноком и, я могу ошибаться, но, кажется, с паприкой?

– Поклясться не могу, уж очень аппетитно вы описали эти жуткие котлеты, – подкупающе откровенно признался Роберт – то ли херр, то ли все же нет. – Но со словом «снова» вы определенно опережаете события, поскольку я пока еще ничего не готовил.

– То есть это не вы тут кашеварили прошлой ночью? – я решила, что пора вмешаться, а то этот нелепый разговор никогда не закончится.

– В два тридцать три пополуночи? – уточнила Трошкина, спасибо за эту важную деталь мамуле.

– Ах, в два тридцать три пополуночи! – Лицо индивида просияло запоздалым пониманием, и у меня возникло подозрение, что он над нами бессовестно издевается. – В это время я тут еще не жил. Тут обитали совсем другие люди.

– Какие? – настойчиво спросила бабуля и качнулась в сторону, пытаясь высмотреть упомянутых людей за широкой мужской спиной.

Видимо, запланированный ею визит все-таки включал воспитательное рукоприкладство.

– Какие-то херры. – Индивид развел руками и на всякий случай предусмотрительно добавил: – За которых лично я никакой ответственности не несу!

– Ваше счастье, – устало проворчала бабуля.

– Кстати, а что это мы стоим на пороге? – Индивид чутко уловил изменение ее настроения. – Прошу, добро пожаловать! Познакомимся поближе, пообщаемся по-соседски. Обсудим, к примеру, рецепты котлет.

– Спасибо, но нет! – в рифму и с чувством сказала я от лица всех присутствующих.

Индивид производил впечатление слишком ушлого. Приличные девушки (и даже молодящиеся бабушки) в вечерний час к таким в гости не ходят.

– Тогда, может, я к вам? – Ушлый индивид вознамерился шагнуть за порог.

– Найн! Как-нибудь в другой раз! – Бабуля ловко подбила палкой дверь, и та послушно захлопнулась, оставив индивида внутри.

– Когда мы котлет нажарим! – съязвила осмелевшая Трошкина и показала закрытой двери фигу.

– Аллочка, – укоризненно покачала головой бабуля. – Я все понимаю, этот Роберт тот еще херр, но воспитанные фройляйн так себя не ведут. Чтоб ты знала, для немцев кукиш равнозначен поднятому среднему пальцу, это очень неприличный жест.

– О майн гот, – пролепетала Трошкина и сокрушенно повинилась: – И я еще смела усомниться в вашем немецком…

Кажется, за дверью кто-то хихикнул.

– Уходим, – стрельнув недобрым взглядом в стеклянный глазок, скомандовала я. – Котлетной атаки сегодня не будет, а это все, чего мы хотели.

– Уже не всё, – шепотом призналась мне Трошкина, с подобием почтительного реверанса пропустив вперед бабулю. – Теперь и вправду очень хочется котлет. Как думаешь, та турецкая харчевня рядом с кофейней еще работает?

– Слушай, какие котлеты? Уже ночь на дворе.

– Ночь темна и полна ужинов, – смущенно хихикнула Алка. – Я на леврека налегать побоялась, все-таки непривычная еда… Осталась голодной.

Она положила руку на живот, и тот, как по команде, заурчал.

– Левреков бояться – в общепит не ходить, – сказала я укоризненно, но, разумеется, не бросила лучшую подругу в беде. – Ладно, пойдем искать тебе пропитание.

Мамуля и бабуля прогуляться с нами в кафе и обратно отказались.

– Я и дома-то не хожу в ночной дожор, с чего бы мне вдруг делать это в чужой стране, – съехидничала мамуля.

Бабуля молча побила кулаком подушку, готовясь ко сну, и потребовала, чтобы мы вернулись не поздно и при этом не шумели.

– Нам же лучше, – сказала я Трошкиной, когда мы уже вышли из дома. – Признаться, меня немного утомила наша расширенная компания. Пойдем по котлеты вдвоем.

– Как по грибы, по ягоды? – Алка заулыбалась.

Она трусишка, но при этом не лишена авантюризма и никогда не возражает против маленького безопасного приключения. Особенно если участие в нем вознаграждается вкусным призом – шоколадной медалькой, бараньей котлеткой…

До той турецкой харчевни, у входа в которую днем стоял яркий стенд-раскладушка, обещающий посетителям разнообразные кюфте, сиречь котлеты, было совсем недалеко. Минут через пять мы уже входили в дверь, все еще открытую, что означало – заведение продолжает принимать посетителей.

За столиками, правда, уже никого не было, но у стойки, беседуя с официантом в длинном фартуке, спиной к нам стоял какой-то мужчина. Трошкина сразу с порога громко спросила по-английски:

– А зе эни котлетс? – И единственный посетитель обернулся к нам, блеснув глазами и улыбкой.

– Да что ж такое-то! – Я чуть не споткнулась.

Это был наш новый знакомый Роберт, склоняюсь все-таки к тому, что херр.

Холщовые штаны, в которых мы его уже видели, он дополнил сандалиями и льняной рубахой, но не потрудился ее застегнуть, так что мне пришлось инстинктивно зажмурить глаза: рельефные кубики живота бросились в них как увесистые кирпичи.

– Вам ли жаловаться, это же вы создали ажиотажный спрос! – упрекнул нас ухмыляющийся блондин и потряс в воздухе довольно пухлым бумажным пакетом.

Повеяло густым мясным духом.

– Что это у вас там? – Трошкина, тоже было затормозившая, не смогла противиться котлетному магнетизму и двинулась прямо к стойке легкой поступью лунатички.

– Они самые, – не стал запираться Роберт. – Хотите, поделюсь?

– Мы сами закажем, – Трошкина опомнилась и повелела парнишке в фартуке: – Кюфте, плиз. Фор кюфте – четыре порции!

– Ого! – оценил ее аппетиты блондин.

– Не ого, а чтобы хватило на всю компанию, – холодно глянула на него Алка и снова обратилась к официанту: – Тейбл фо фор, плиз. Столик на четверых!

Из того, чтобы она дублировала английские фразы русскими, я поняла, что говорилось все в специальном расчете на нашего нового знакомого. Он это тоже уяснил, нарочито печально вздохнул, пробормотал:

– Что ж, не буду вам, всем четверым, мешать, – и удалился вместе со своим пакетом.

– Здорово я его отшила, да? – Трошкина проводила ретирующегося блондина насмешливым взглядом и горделиво расправила плечи.

– Здорово, – согласилась я. – Но куда нам столько еды? Четыре порции, а они тут огромные!

– Возьмем с собой, как и он. – Алка кивнула за порог, куда уже вышел, растаяв в ночи, ее идейный соратник-котлетопоклонник, и с улыбкой предвкушения развернулась к пустому залу. – Выбирай, какой столик тебе больше нравится?

Решив, что в квартиру на втором этаже котам не проникнуть, бывшая учительница биологии сильно недооценила четвероногих аборигенов Запотыка и Тыгыдыка. Не потому, что ей не были известны возможности представителей семейства кошачьих, просто она еще не знала, какой удобной стартовой площадкой является группа разновысоких пальм у бассейна.

Как говорится, век живи – век учись.

С другой стороны, Запотык и Тыгыдык осмотрительно не афишировали свои упражнения с пальмами, совершая их исключительно под покровом ночи.

Сегодня сигналом к поздней физкультуре стала полная луна.

Как только она выплыла над крышами, Запотык покинул свой пост на узкой дорожке к бассейну, поперек которой довольно долго терпеливо лежал, дожидаясь, когда какой-нибудь подслеповатый любитель поздних купаний занесет над ним ногу.

Эту ошибку совершали многие, поскольку окрас кота в потемках идеально совпадал с расцветкой дорожки.

Увы, сырно-желтая луна Запотыка предательски высвечивала, лишая его удовольствия в самый последний момент с душераздирающим воплем вырваться из-под ноги пешехода.

Что ж, театру одного актера всего лишь следовало сменить сценическую площадку.

Запотык модельным шагом «от бедра» приблизился к самой низкорослой из трех пальм и легко на нее запрыгнул. Тут же из мрака материализовался Тыгыдык, перемигнулся с братцем, изящно потянулся и пару раз символически царапнул пальмовый ствол, изображая милого котика, занятого невинным делом – точкой когтей.

Запотык примерился и перепрыгнул на дерево повыше. Тыгыдык мгновенно совершил прыжок, достойный молодого льва, и занял его место на пальме первой ступени.

Запотык напружинился и сиганул на третье дерево. Это был довольно сложный трюк, который порой не удавался, и тогда кому-нибудь в зоне пикника у мангала прилетало внезапное счастье в виде кота, красиво планирующего на макушку везунчика меховой панамкой.

Сегодня у перелетного кота все получилось как надо. С третьей пальмы он перепрыгнул на карниз, дождался там братца, и они вместе прошествовали на балкон.

Тут надо сказать, что выбор балконов у Тыгыдыка и Запотыка имелся весьма широкий, поскольку три пальмы были не единственной их стартовой площадкой. Деревья, заборы, навесы и прочие полезные сооружения позволяли котикам включать в зону доступа все пять домов жилого комплекса. Однако Тыгыдык и Запотык предпочитали проникать в те помещения, которые некоторое время были для них недоступными. Настоящим артистам наиболее интересна новая публика.

В угловой квартире на втором этаже блока А почти неделю никто не жил, и котики обрадовались возможности освежить свое знание планировки этих апартаментов. Стеклянная дверь на балкон оказалась закрыта, но рано или поздно это должно было измениться.