Добро пожаловать в рай бесплатное чтение

ГЛАВА 1.

 ВСТРЕЧА С ПРОШЛЫМ.

– А вот вы, Селиверстов! Вечно вы опаздываете! Мы вас ждем уже битых полчаса! В чем дело, – полковник Семенов, нахмурив брови, говорил с явным раздражением.

– Я не мог раньше, – смущенно ответил Селиверстов.

– Что значит, не мог раньше, – полковник Семенов буквально впился глазами в Селиверстова. Он не любил, когда его подчиненные не выполняли его приказов сеюсекундно, – что вы тогда тут делаете, если вы до сих пор не научились подчиняться приказам старшего по званию?

– Я был на месте происшествия. Еще одно странное исчезновение. В парке исчезли мать с дочерью.

– Чем же оно такое странное?

В разговор вмешалась, сидевшая спиной, к Селиверстову блондинка, одетая в красивое, но в строгое, молочного цвета, платье. Селиверстов сразу обратил внимание, войдя в кабинет полковника Семенова на стройную фигуру женщины и ее золотистые, распущенные по плечам волосы. Поэтому он сильно растерялся, когда полковник Семенов встретил его криками. Ситуацию поправила сама блондинка.

– Чем же оно такое странное? – тихо спросила она, грациозно повернувшись к Селиверстову лицом.

Увидев лицо женщины, Селиверстов удивленно отступил назад, тихо присвистнул.

– Как вы себя ведете, лейтенант Селиверстов, – возмутился полковник.

– Ничего страшного, Виктор Иванович. Видя, что лейтенант Селиверстов по стойке «смирно» вытянулся перед полковником, смущаясь. Обратив внимание на неподдельное смущение своего подчиненного, полковник Семенов сменил гнев на милость.

– Вообще-то он самый толковый парень, Екатерина Васильевна, поэтому я рекомендую его вам в подмогу, – и уже, немного строже сказал, – а вы, лейтенант Селиверстов переходите в подчинение к капитану милиции – Егоровой Екатерине Васильевне.

– Слушаюсь, – рявкнул Селиверстов, повернувшись лицом к капитану милиции Егоровой, вытянувшись по стойке смирно.

– Вольно, – тихо, но внятно сказала Егорова, лицо ее приняло серьезное выражение, – присаживайтесь, пожалуйста. У нас мало времени. Скажите, почему вам это исчезновение показалось странным?

– Ко мне обратился муж и отец потерпевших. Дело в том, что он с женой и дочерью решил провести выходной в парке. Жена и дочь захотели мороженного. Он лишь ненадолго отошел, до киоска, что бы купить мороженного. А когда вернулся, то жены и ребенка на лавочке не оказалось.

– Ну и что же тут странного, удивился полковник, – мало ли куда они могли отойти?

– Да все дело в том, что платья, туфли и сумочки жены и дочери остались на лавочке, где он их оставил. Не могли же они голыми куда – ни будь убежать. Да и по времени он говорит, что отсутствовал минуты три.

– Вы не находите, Виктор Иванович, что это как-то связано с исчезновением группы студентов в лесу и класса восьмиклассников в картинной галерее? Там так же все вещи были не тронуты, включая нижнее белье и личные вещи – сумки, сигареты.

– Голова кругом идет от всего этого. Такое ощущение, что эти люди просто испарились, – с досадой произнес полковник Семенов, – ничего понять не могу. Обращаются люди в милицию, даже неудобно. А нам остается только руками разводить.

– Да я и сама не могу понять, что же происходит на самом деле?– прищурав глаза, и глядя куда-то вдаль, казала Егорова.

– Оно понятно, когда к примеру, убийство. Есть труп, мотив преступления, улики. А здесь? Люди исчезают и даже духу от них не остается! Лишь вещи! Вы с чего хотите начать, Екатерина Васильевна?

– Даже не знаю. Определенного плана в общем-то нет. Преступник, если он есть, или преступники, действуют одинаково. Как в людном месте, так и в лесу. Место преступления я обследовала с оперативной группой. Но так и ни к какому выводу не пришла. Я не знаю, что думать.

– А вы не хотите еще раз посетить галерею или лес?

– Нет, это ни к чему, теперь тем более. Вряд ли это что-то даст. Я думаю, мы просто будем гулять с лейтенантом Селиверстовым. Простите, как вас зовут?

Не успел Селиверстов открыть рот, как полковник его опередил.

– Его зовут Иван Андреевич.

– Так вот, Иван Андреевич, вы были когда ни будь влюблены?

Багровый румянец покрыл щеки Селиверстова. Он потупил взор, уставившись куда-то в одну точку на столе. Полковник поспешил на выручку своему подчиненному. Сам не понимая, чего ради она завела этот разговор.

– Екатерина Васильевна, Селиверстов примерный семьянин. Десять лет, как он женат. И у него двое славных ребятишек – близняшек. Саша и Маша. Чего ты молчишь, Селиверстов?

– Да, – буркнул Селиверстов.

– Что да? – рассердился полковник.

– Был влюблен, – выпалил Селиверстов, еще больше смущаясь.

Видя такое смущение, Екатерина Васильевна улыбнулась.

– Вот и прекрасно. Значит, вы имеете представление, что такое любовь.

Селиверстов закрыл лицо руками. Видя огромное смущение Селиверстова, полковник растерялся.

– Екатерина Васильевна, я что-то не пойму смысла вашего разговора, – нахмурившись, произнес полковник.

– А все очень просто. Мы не знаем преступника и не знаем, с чем имеем дело. Как сыщики ходить и выведывать – это глупо. Преступник может раскусить.

– Ну и так, что вы хотите?

– Виктор Иванович, скажите. Вы когда ни будь любили? Ну, так что бы голова шла кругом?

– Это к делу не относится, – выпалил полковник.

– Относится, – слегка улыбнувшись, сказала Егорова.

– Я что-то не пойму, Екатерина Васильевна, объясните все доходчиво, – сдерживая раздражение, выпалил полковник.

– Эх вы мужчины, мужчины, – рассмеялась Егорова, – почему вы стесняетесь признаться в том, что были когда-то влюблены? Что у вас при этом кругом шла голова? Ведь это так прекрасно!

Селиверстов и Семенов настороженно переглянулись. Егорова, глядя на них, огорченно вздохнула.

– Ладно, расскажу все подробно о своем плане. Кому придет в голову подозревать в чем-то влюбленных. Любовь – это безумие. И поэтому влюбленные творят что угодно во имя любви. И им все прощается.

– Ну, – в один голос сказали мужчины.

– Ну? Что ну? Будем мы бродить с Селиверстовым по городу. И разыгрывать из себя страстно влюбленных.

– Нет, нет, Виктор Иванович, только не это, – крикнул молчавший до сих пор Селиверстов, соскочил со стула и забегал по кабинету, – что угодно! К тигру в пасть, только не это!

– Сядьте! – строго сказала Егорова.

– Что? – сказал Селиверстов, остановившись возле Егоровой и с каким-то наглым вызовом глядя ей в лицо .

– Сядьте на место, лейтенант Селиверстов, – сердито приказала капитан Егорова и немного помолчав , обратилась к полковнику, – Виктор Иванович, я боюсь, что лейтенант Селиверстов все завалит. У вас нет более уравновешенного человека? Мы не знаем, с чем имеем дело. Операция, думаю, будет очень сложной. Я не могу рисковать. Лейтенант Селиверстов мне не подходит.

– Что с вами Селиверстов, возьмите себя в руки – громко сказал полковник.

– Я не буду с ней разыгрывать влюбленного, – вытянувшись по стойке смирно «отчеканил» Селиверстов.

– Вот видите, Виктор Иванович, – с досадой произнесла Егорова.

– Лейтенант Селиверстов, смирно! – приказал полковник.

Селиверстов поспешно встал перед полковником, вытянувшись по стойке смирно, уронив при этом стул, на котором сидел.

– Все равно я не буду разыгрывать с ней влюбленного, – сказал Селиверстов.

– Молчать! Приказы не обсуждаются! Или вы выполняете задание, или рапорт на стол, – строго сказал полковник.

– Хорошо, я представлю вам рапорт, – строго сказал Селиверстов, и вышел из кабинета.

– Что это с ним, – удивился Семенов, – какая муха его укусила?

– А может тут муха и не причем. Может, у него совесть нечиста, – сказала Егоровы, глядя на дверь, где только что исчез Селиверстов.

– Что вы! Селиверстов на редкость порядочный человек. Я с ним давно знаком. Скорее всего он боится, что Аська заревнует. Она у него женщина с характером.

– Ну, ладо Виктор Иванович. К завтрашнему дню подберите мне другую кандидатуру. Только, что бы он был надежней этого. Мы встретимся, как условились, в кафе. Вот тут в этой тетради инструкция. Пусть новый сотрудник ознакомится с ней. Чем мы будем дольше медлить, тем больше пропадет людей.

Екатерина Васильевна попрощалась с полковником и направилась к двери твердым, уверенным шагом. Полковник Семенов посмотрел ей в след, тяжело вздохнув, подумал: «И зачем только таких красивых баб берут в милицию? Как она смутила Ваньку? И что мне теперь с ним делать?» Полковник Семенов нажал кнопку селектора.

– Анастасия Сергеевна, разыщите мне, пожалуйста, Селиверстова.

– Виктор Иванович, Селиверстов оставил у меня на столе свой рапорт и уехал домой, – послышался высокий, приятный голос из коробочки.

– Все – таки оставил, – с досадой сказал полковник Семенов.

– Да, оставил. Мне занести вам его рапорт?

– Выбросите его, любезнейшая, в урну с мусором.

– Я так и подумала. Все, выбросила.

– Спасибо.

Селиверстов мчался по коридору своего управления, словно его преследовало цунами, изредка отвечая на приветствия сотрудников, удивляя их этим.

– Что это сегодня с Иваном?

– Не знаю. Наверное, нагоняй получил от Виктора Ивановича.

– Эй, Селиверстов, постой!

Но Селиверстов уже бежал к выходу, буквально сбивая с ног идущих на встречу сотрудников, бесконечно извиняясь. Ему казалось, что коридоры бесконечны и он никогда не выберется на улицу. Но вот наконец – то заветная проходная, вертушка. Ура! Свобода! Выбежав на улицу, он остановился, что бы перевести дух. Вздохнув полной грудью, он уже более спокойным шагом направился в сторону своей машины. Сев за руль, Селиверстов долго не решался завести мотор. Он сидел в кабине своей машины, крепко сжимая руками баранку руля.

– Ну, надо же! Вот угораздило! Столько лет! И, бац! Встретились! Такая же красивая. А глаза! Глаза ее просто смеялись надо мной. А любовь эту придумала, что бы лишний раз поиздеваться надо мной. «Любили ли вы когда нибудь…» Тьфу!

Да, он любил. Он сильно любил эту женщину, которую потом бросил. И даже не понятно кто кого тогда бросил? И всему виной глупые стечения обстоятельств. Селиверстов не любил прогулки по вечерам, а она их обожала. Он всегда задавал себе вопрос: «Вот, если бы не пошли они в тот вечер гулять, как бы сложилась их жизнь?» Но нет! Ей не терпелось, ей хотелось прогуляться! И результат. Свадьба, которая должна была состояться на следующий день, была отменена. Жизнь его была безнадежно омрачена. Угрызения совести преследовали его все последующие годы. Что бы он не делал, сколько бы он не совершал храбрых и добрых поступков, он все равно чувствовал себя подлецом и трусом. А всему виной она и ее любовь к вечерним прогулкам. Ведь в тот злополучный вечер, когда напали на них эти четверо подонков, он понял, что ему с ними не справиться. Он вырвался и убежал. Но он вовсе не собирался ее бросать на растерзание этих негодяев! Он убежал, что бы вернуться с подмогой. Буквально за углом был телефон автомат, он вызвал милицию. Милиция в тот вечер приехала очень быстро. И когда он их привел на место происшествия, милиционеры только развели руками.

– Так кого от кого защищать? – с усмешкой сказал один из милиционеров.

Четверо молодых парней лежали на земле лицом вниз, широко расставив ноги, держа руки за головой, а между ними прохаживалась его любимая.

– Вот как надо справляться с бандитами, – пошутил второй милиционер, – учись у своей невесты.

В его память врезалось картина торжественно прохаживающейся между лежавшими на земле парнями, худенькой хрупкой девушки, с оторванным рукавом и растрепанными волосами. Он по-прежнему слышит уверенный цокот ее шпилек. Никогда в жизни он не испытывал унижения большего, чем тогда. Он опять просто повернулся и убежал. Убежал для того, что бы больше никогда не встретить ее больше в своей жизни. Убежал. Уехал в другой город. Пытался ее забыть. Женился на другой, что бы забыть ту… Но так и не смог ее забыть. И теперь опять она. Он и в милицию пошел работать, что бы больше никогда не убегать от преступников. Сейчас все его считают отважным и храбрым человеком. Но вот опять она в его жизни и снова все рушится. Он сегодня опять убежал. И она сказала, что он ей не подходит. Как тогда, в тот вечер, когда он убежал. Милиционер его окрикнул, но она громко сказала: «Пусть бежит». И это «пусть бежит», и цокот ее победоносных каблучков, очень часто слышится ему в ночи, мешая уснуть. Он бы и сейчас уехал в другой город, как тогда. Но сейчас ему не двадцать три года, как тогда пятнадцать лет назад. Тогда у него ничего не было кроме любви к ней. Но сейчас! У него жена. Дети. Квартира, дача. Как все это бросить? Он понимает, что сейчас он не может поступить, как когда – то. И от этой безысходности злился еще больше. От бесконечных самоистязаний его отвлек телефонный звонок. Он медленно достал компактный мобильный телефон из кармана. Ему не хотелось ни с кем говорить. В какой-то момент ему хотелось забросить телефон куда подальше, но потом он передумал.

– Да, слушаю, – мрачно сказал он.

– Ванюша, ты не сможешь сегодня пораньше вернуться, – сказала жена.

Он молчал.

–Ванюша, ты чего молчишь? Что-то случилось?

– Ася?

– Да.

– Ты меня любишь?

– Вот те на, – рассмеялась жена, – прожили десять лет, а ты и не заметил?

– Нет, я у тебя очень серьезно спрашиваю

– Ванечка, у тебя что-то случилось нехорошее?

– Ты можешь мне просто ответить, любишь ты меня или нет? – с надвигающим раздражением сказал он.

Жена молчала.

– Почему ты молчишь?

– Я не знаю, как тебе сказать. Что значат слова? Неужели ты не чувствуешь, что я без тебя жить не могу?

– Спасибо, милая.

– Мы тебя ждем на даче.

– На даче?

– Иван, ты опять обо всем забыл? Сегодня десятая годовщина нашей свадьбы. Свиридовы и Понамаревы уже здесь.

– А Олег с женой уже приехали?

– Нет. Но они звонили. Едут.

– Хорошо. Я тоже еду к вам.

 ГЛАВА 2.

 ПРОИСШЕСТВИЕ НА ДАЧЕ.

Подъезжая к дачному поселку, предвкушая встречу с друзьями, с которыми они в последнее время видятся лишь по праздникам, у Селиверстова стало теплее на душе. У ворот его встречала жена. Она отварила ворота. Глядя на свою жену, Селиверстов понял, что у него не ёкает сердце, не вздымается грудь, и вообще он ее не любит. Он и тогда её не любил, когда предложил ей стать его женой. Но тогда он был уверен в том, что живя бок о бок с такой прекрасной девушкой, как Ася, он влюбится в неё. Но сегодняшний день определил всё. После долгих лет разлуки он встретил ту, единственную. И понял, что он по-прежнему жить без неё не может. И что ему придётся и впредь обманывать жену, играя роль пылкого влюблённого и чувствовать при этом себя подлецом.

На лужайке, перед домом собралось уже немало гостей. Намечалась грандиозная вечеринка. Выйдя из машины, он нежно обнял свою жену, целуя и кружа её. Подняв её на руки, он понёс её к гостям, обмениваясь с ней любезностями на ходу.

– Сколько лет, нам новорожденным? – кто-то выкрикнул из толпы.

– Нам уже десять, – крикнула Ася, заливаясь счастливым смехом.

– Горько! – кто-то крикнул.

Селиверстов, держа жену на руках, стол крепко её целовать

– Ванюша, поставь меня на землю, надорвешься, – шепнула Ася, поцеловав мужа за ухом.

Гости захлопали в ладоши.

– Аська, я готов тебя носить на руках всю жизнь, – смеясь, сказал Селиверстов.

– Согласна. Только потом. А сейчас я хочу почувствовать под ногами твердую почву.

Гостей пригласили к столу. Праздник был в самом разгаре. Шутки, смех, анекдоты вперемежку с тостами. Хорошая закуска обильно запивалась большим количеством вина и водки. Желающие потанцевать, выходили из-за стола и тут же лихо отплясывали. Ася суетилась, желая угодить каждому гостю. Иван старался быть душой компании, поддерживая веселые беседы с друзьями. Ещё день назад он делал бы это от души. Но сегодня вся эта веселость, весь этот праздник его угнетали. Он с нетерпением ждал, когда всё это закончится. Когда разъедутся гости, уснет жена. И тогда он даст волю своим думам и воспоминаниям. Когда Селиверстов понял, что изрядно выпившие гости вряд ли до утра оставят в покое его дачу, он немного расстроился. Но заметил, что на него никто не обращает внимание, гости «варятся в собственном соку». Тогда Селиверстов решил найти себе укромный уголочек и посидеть в одиночестве. Но во дворе своей дачи он не нашел такого уголочка. Все время на него кто ни будь натыкался. Тогда он решил спрятаться в доме. Дом был небольшим. Две спальни на втором этаже и зал и кухня на первом. В детской дети играли на компьютере. В спальне уже спали Пономаревы. В зале тоже кто-то ходил. А на кухне вообще, не унимаясь, болтали и курили две женщины, с которыми он был не знаком. Впервые за много лет Селивёрстову надоели гости. Он собирался уже выйти со двора, просто побродить по поселку, как его окликнула изрядно выпившая жена.

– Ваня! Ванечка, где же ты бродишь, я тебя уже обыскалась!

Иван остановился, подождал пока к нему подбежит жена, раскрасневшаяся от излишней выпивки. Изящная, стройная, красивая. Она бежала к нему на встречу вся светясь от счастья.

– Господи, я сегодня такая пьяная, Ванечка. А ты куда исчез, – шептала она, смеясь и целуя его, повиснув на его шее.

– Я тебя искал, – слукавил Иван.

– Искал? – удивилась Аська.

– Я тебе зачем-то нужен, – скрывая раздражение, сказал Иван.

– Вспомнила Ванечка. Мой до-ро-гой, мой лю-би-мый, мой ро-дной, – она играла словами, произнося их нараспев. А он с нетерпением ждал, когда все это закончится. Ей было весело. А ему хотелось засунуть голову в петлю. Но он старался придать выражению своего лица напускную веселость.

– Ну и за-чем же ты ме-ня ис-ка-ла, – решил он ей подыграть.

– Мне надо, что бы ты достал из погреба спиртное, – чмокнув его в губы, затараторила жена, – на столе уже пусто!

– Всё уже вылакали, – удивился Селиверстов.

–У -у, как ты грубо, Ванюша. Сегодня можно себе это позволить. Ведь сегодня десять лет, как мы женаты. Многие даже и года прожить не могут вместе! А мы целых десять лет! И заметь, мы практически не ссорились никогда!

– Да разве с тобой можно поссориться, – смеясь, сказал Иван, – ты ведь у меня идеальная жена!

Аська ещё раз хихикнула, и чмокнув мужа, побежала к гостям.

– Ванюш, я жду, быстрей, – крикнула она, убегая.

– Какого черта мне нужно? У меня самая замечательная жена, а я зачем-то ковыряюсь в своей душе, – глядя убегающей жене в след, подумал Иван.

Когда он спустился в погреб, он понял, что это то место, которое он искал весь вечер. Ему вовсе не хотелось подниматься к гостям наверх. Он подумал: «Они и так изрядно выпили, пусть ложатся спать». Пристроился под лестницей на старинном, купленном по случаю сундуке, где хранились всякие семейные реликвии. И тогда он дал волю своим воспоминаниям. Если раньше он старался избегать своих воспоминаний, потому, что они его терзали. То теперь, впервые за много лет он с упоением окунулся в прошлое. Но только до момента своего позорного бегства, испытывая при этом неистовое наслаждение. Он потерял счет времени, витая в своих грёзах. И осознал реальность лишь после того, как скрипнула дверь, и узкая полоска света из коридора осветила лестницу, ведущую в погреб. Селивёрстов затаил дыхание. Ему не хотелось, что бы его кто ни будь нашёл. Он понял, что это не жена. Потому, что она тут же бы его позвала. Кто – то постоял наверху, а потом закрыл дверь. Но через некоторое время дверь опять открылась. Селиверстову показалось странным, что он слышит только звуки музыки. До его слуха больше не доносились голоса друзей.

– Наверное, все уже спят, – подумал он.

Тот, наверху, который во второй раз приоткрыл дверь, стал осторожно спускаться в погреб, освещая его фонариком. Селиверстов понял, что это был мужчина по туфлям, которые остановились на уровне его глаз. На мужчине были большие, не меньше сорок третьего размера туфли белого цвета. Селивёрстов не мог вспомнить, у кого из гостей были такие туфли. Вошедший тщательно осветил погреб, но под лестницу не заглянув, поднялся наверх, оставив дверь открытой. Вскоре он услышал, как от его дачи отъехала машина. Магнитофон замолчал. Стало очень тихо.

– Наконец-то я дождался этой благословенной тишины, – подумал Селивёрстов, устроившись поудобней на своем сундуке. И даже лег. Но почему-то больше не мечталось. А долгожданная тишина стала настораживать. Тогда он решил подняться наверх. В глаза сразу бросились всюду разбросанные вещи. Но не гостей, не жены, не детей нигде не было. Лишь компьютер твердил «Поясните ваш ход, поясните ваш ход…». Селивёрстов отключил компьютер. Он оглядел детскую комнату. Он сразу не заметил, лишь только тогда, когда собирался уходить, его взгляд упал на стоящее в углу кресло, а на нем вперемежку одежда детей. Селивёрстова ужаснула догадка. Точно так же лежала одежда утром на лавочке, когда он обследовал исчезновение матери и дочери в парке. Он сдержанно застонал, закрыв лицо руками. Потом набрал ноль два и вызвал оперативную группу. Было уже далеко за полночь. Он ходил между вещами, разбросанными по всему дому и дворику. И никак не мог осознать, что это произошло с ним, с его друзьями. С его семьёй. Он смотрел на брошенную одежду и вспоминал, кто из гостей, во что был одет, ловя себя на мысли, что он не видит шелкового розового сарафана его жены. Его осенила мысль: « А что, если она где ни будь спит и похититель ее не заметил». А то, что это похищение он больше не сомневался. Только не мог понять, как можно похищать такое количество людей сразу? Для того, что бы увести их всех сразу, нужен, по крайней мере, грузовик или автобус. А от дачи отъехала только легковая машина.

– А значит тот, который заглядывал ко мне в подвал и есть похититель, – подумал Селиверстов, – у меня есть небольшая зацепочка, его странные туфли – белые, с черными вставками по бокам. А, что если он снимет эти свои туфли, что тогда? Нет, нет. Он ведь не просто случайный преступник, он маньяк! А у любого маньяка есть своя визитная карточка. В данном случае – это его брюки и белые туфли с черными вставками. Раз на нем белые брюки, наверняка на нем белый пиджак. И если на нем белый костюм, значит рубашка на нем должна быть темного, скорее черного цвета. Что бы сочеталась со вставками на туфлях. И так. Я примерно знаю, во что был одет преступник. Судя по всему, он был один, без сообщников. Мы имеем дело с чем-то необычным, я бы сказал – сверхъестественным. Люди как будто бы растворяются в считанные секунды. Что с ними происходит потом? Куда они деваются?

Размышляя подобным образом Селивёрстов обыскал каждый уголочек своей дачи, но так и не нашел одежды жены. В нем теплилась надежда: « А что, если Ася, точно так же как и я, устав от суеты решила где ни будь спрятаться и отдохнуть?» Во всем доме не было больше укромных мест, кроме подвала. Но в нем отсиживался Селивёрстов, а значит там искать Асю бессмысленно.

– Стоп! Ведь у нас есть еще чердак, может она спряталась там, – и вбежал на второй этаж, и там, за детской была небольшая винтовая лестница, которая вела на чердак. Селиверстов заметил, что дверь на чердак была приоткрыта. На чердаке горел свет, – значит туда кто-то заходил, но мы никогда не оставляем свет включенным.

На чердаке он жены не нашел. Надеясь на то, что она где ни будь все таки спит, куда он не додумался заглянуть, тогда он стал звать жену. Услышав, как хлопнула дверь в прихожей и стук женских каблучков, он перегнулся через перила лестницы в полумрак прихожей. Он увидел стройную женскую фигуру в светлом платье, подумал взволнованно: «Аська, она здесь».

– Ася, хорошо, что ты здесь, – крикнул он, сбегая вниз по лестнице.

Но подбежав ближе, он разочарованно вздохнул. Перед ним стояла та, о которой он грезил весь вечер. Но сейчас, в данную минуту, он не думал о ней, он не хотел ее видеть. Ему нужна была его жена. В эту секунду он почувствовал, как он виноват перед женой. Он желал, хоть мысленно, но желал другую женщину. А жену он никогда не любил, хотя очень уважал. Ему показалось, что чья-то карающая рука отняла у него ту, которой он не дорожил, для того, что бы дать почувствовать насколько она ему все таки дорога.

– Я думал, что это моя жена, – смущенно произнес Селиверстов.

Но она подошла к нему, взяла его за руки и с нежной грустью заглянула ему в глаза.

– Мне очень жаль, Ванечка, искренне жаль, – чуть слышно сказала она.

Губы ее дрожали. Из глаз покатились предательские слезинки. Он смотрел на это родное, когда-то лицо. Она была так близко, близко. Ему захотелось прижать эту женщину к своему сердцу, как когда-то. Он крепко сжал ее ладони. Она выдернула свои руки, резко повернулась и зашагала к выходу.

– Я найду это чудовище, чего бы мне это ни стоило. Я его выверну наизнанку, даже без твоей помощи, – крикнула она, остановившись у самой двери, она оглянулась и пристально посмотрела на Ивана.

– Я хочу с тобой работать, – крикнул Иван, видя, что она собирается выйти за дверь, – я теперь как никогда хочу разобраться во всем!

Она вернулась. Нерешительным шагом подошла к нему, изучающе глядя ему в лицо.

– Только теперь у тебя появилось желание разобраться во всём? А раньше тебе было наплевать?

– Я знаю, ты меня считаешь трусом, негодяем, и кем ещё? Я понимаю, я поступил подло с тобой. И у тебя есть право меня презирать и мстить мне, – он взял в свои руки ее хрупкие плечи и с неистовым отчаянием заглянул ей в лицо, – но ты тогда была победительницей, а я унижен. Но это всё в прошлом. Сейчас речь идет о жизнях самых близких мне людей. Тогда я почувствовал, что я тебе совершенно не нужен. А для них я всё! Без меня они пропадут!

Чувствуя с какой силой он сжимает её плечи, видя осатанелость в его взгляде, она поняла, что это не тот ее робкий юноша Ванюша. Он давно уже изменился, стал мужчиной. Стал ей чужим. Она высвободила плечи из «тисков» его рук, протянула ему руку для рукопожатия.

– Ну, что же. Я приветствую тебя напарник. Думаю, с тобой мы разберёмся в этой кутерьме. А играть влюблённых мы не будем. Это я тебе мстила, прости.

– Нет, Катерина. Ты права. На влюблённых мало кто обращает внимание, – выпалил он.

– Думаю, что это теперь у меня не получится, – сказала она, тяжело вздохнув.

– А мне и претворяться не надо. Я по-прежнему люблю тебя! Прости меня за это предательство. Я сам себя наказал. Только это ничего не меняет в моей жизни. Я не могу стать во второй раз предателем. Она не виновата в том, что я её не люблю. Я сам себе взвалил на спину этот крест. И только мне его нести по жизни. Она ведь считает, что я её люблю. Она счастлива со мной. Я страшный лицемер.

Ей стало неловко от этих его слов. Горечь утраты любимого мужчины тяжёлым камнем лежало на её груди. Она растила их сына, о котором он даже не догадывался. В тот вечер, когда они расстались, она сама ещё не знала о том, что вскоре станет матерью. Она запретила себе думать о нём. Говорят, клин клином вышибается. Но она не смогла полюбить другого, что бы забыть этого. Вот он стоит перед ней и откровенно говорит ей, что по-прежнему её любит. Но ничего в их жизни не изменится. Потому что он никогда не бросит жену. И это будет так. Они оба об этом знают. Не смотря на то его бегство, она всегда была уверена в том, что он глубоко порядочный человек.

– Ну, что ж. Значит будем работать, – сказала она громко и серьёзно, что бы разрядить этот накал.

– Ну, что ж, значить будем работать, – ответил он.

Ей хотелось провалиться сквозь землю, что бы не видеть его, этого самоотверженного взгляда. Она повернулась и ушла, прячась за работу. А на самом деле она бежала от него, как когда то поступил он. Она любима, но брошена. От этого было нестерпимо больно. Лучше б он ей сказал, что давно разлюбил ее. Так было бы проще. Спускаясь с крылечка, она пнула ногой что-то маленькое, металлическое. Этот предмет падал вниз по ступенькам, подпрыгивая на них и звеня как то по – особенному. Только поэтому в таком расстроенном состоянии она обратила на это внимание. Скатившись по ступенькам, прыгая, словно резиновый мяч по дорожке, этот предмет перемахнул через небольшую бардюрку и упал на землю возле розового куста. Наклонившись и осветив его фонариком, она увидела что то похожее на газовый баллончик. Только баллончик, который увидела она увидела, выглядел немного иначе. Она достала из сумочки пинцет, целлофановый пакет и аккуратно положила в него непонятный баллончик. Рассматривая этот баллончик через целлофановый пакет, она не заметила, как к ней подошёл Селиверстов, вздрогнула, когда он с ней заговорил. А он непринуждённо улыбнулся, заметив, что она его испугалась.

– Я думал, что ты ничего не боишься.

– Как видишь, я тоже человек. И тоже иногда пугаюсь. Но не всегда подаю вид.

Он понял, что это камень в его огород, и решил говорить по существу. Он рассказал ей о своих догадках насчёт преступника. Она как будто вся ожила.

– Значит, все-таки мы имеем дело с человеком. Ты молодчина, Ванюша. Знаешь, как много значит, кого искать. Скажи тебе этот баллончик знаком?

– Нет. Я его вижу впервые, – сказал Иван, взяв в руки пакетик с баллончиком.

Пока Егорова и Селиверстов разглядывали странный газовый баллончик, к даче подъехали две милицейские машины. К самой даче они подъехать не могли, так как вокруг было большое количество легковых машин. Милицейский газик остановился, освещая дорогу впереди себя.

– Виктор Иванович, вон что-то такое светлое валяется, – сказал водитель, указывая на дорогу.

– Где?

– Да вон, перед машиной. Чуть дальше капота. Ещё бы чуть – чуть и я бы на это наехал.

Виктор Иванович вышел из машины, на земле валялся розовый шелковый сарафан.

Увидев, что приехал полковник Семенов, Селивёрстов и Егорова пошли к нему на встречу.

– Екатерина Васильевна, вы как всегда первая. Ну что, нашли что ни будь необычное?

– Все точно так же, как и раньше, только одни вещи. Люди как будто бы испарились. Но мы знаем, что имеем дело с человеком. Ваня, извините, Иван Андреевич видел ноги преступника. Вернее нижнюю его часть. Белые брюки и белые туфли с черными вставками.

– А вы знаете ребята, сколько белых брюк и белых туфель со вставками на свете, – задумавшись, сказал полковник Семенов, – хотя это может быть зацепкой. А что ни будь ещё необычное не заметили?

– Если только вот этот газовый баллончик, – Егорова протянула целлофановый пакетик полковнику. Полковник повертел в руках пакетик. Сквозь пакетик разглядеть вещицу он не мог досконально. Надев на руки резиновые перчатки, он подошел поближе к фонарю и стал вертеть баллончик в руках, изучая его поверхность.

– Екатерина Васильевна, у вас случайно не найдется лупы?

Егорова достала из сумки лупу и отдала её полковнику Семёнову.

– Катенька, ваша сумка, наверное, волшебная. Чего не спроси, всё в ней имеется. И как только в такой маленькой сумочке всё умещается? Это наверное ваш секрет?

– Это секрет каждой женщины, – улыбнувшись, сказала Егорова.

– Действительно, ребята. Он необычный, – сказал полковник, разглядывая баллончик через лупу, – вот поглядите сюда. Здесь есть три какие-то кнопки, еле заметные. Без лупы я бы их не увидел.

Егорова и Селивёрстов наклонились над лупой, направленной на баллончик. Полковник Семёнов, желая показать своим подчинённым эти кнопки, случайно нажал на одну из них. Из балончика хлынула струя на руку Егоровой, источая благовоние. Испугавшись, полковник всунул баллончик в целофанновый пакетик.

– Вам не больно, Екатерина Васильевна, – спросил он.

Егорова сначала издали, потом всё ближе и ближе подносила руку к носу, принюхиваясь к запаху благовония.

– Такое впечатление, что это какое-то новшество в парфюмерии. Очень приятный запах, – сказала Егорова.

Три головы одновременно склонились над рукой Егоровой, оценивая запах доселе неизвестных духов. Как тут же в один миг отпрянули назад. На то место, куда попала струя жидкости из баллончика села необычно огромная муха. Размером она была со шмеля. Лапки, брюшко, хоботочек, крылышки – были как у обычной мухи, только больше размером. А особенная её необычайность заключалась в том, что она была бледно розового цвета. Иван замахнулся, хотел согнать муху. Но Екатерина задержала его руку своей второй рукой.

– Постой! Не смей её трогать, – громким шёпотом сказала она.

– Но она тебя укусит, – так же прошептал ей в ответ Иван.

– Пока она меня ещё не укусила. Это необычная муза!

– Мне кажется, что она прилетела на запах этих духов, – сказал Селиверстов.

– Мне тоже так кажется, сказала Егорова, любуясь прозрачно розовыми с серебристыми прожилками крылышек мухи.

– Не перевариваю мух и пауков, – с отвращением сказал Селиверстов.

Муха подлетела к щеке Селиверстова, больно укусила его и вернулась на прежнее место на руке Егоровой.

– Ой, как больно кусается! Вот я её сейчас прихлопну, – он размахнулся, что бы ударить Егорову по руке. Но та убрала руку с сидевшей на ней мухой за спину.

– Неизвестно какую инфекцию она принесет людям. Надо её уничтожить, – горячился Селивёрстов, потирая щёку.

– Нет, Иван. Я думаю, ты не прав, – вмешался полковник Семенов.

– Конечно, не прав, – сказала Егорова,– Если что-то необычное, то значит надо уничтожить? А укусила она тебя по заслугам. Ты её разозлил!

– Я, муху? – возмутился Селивёрстов.

– Возможно, – спокойно ответила Егорова, – ведь ты же сам сказал, что она необычная. А может она нас понимает?

– Мелишь бред, Егорова, – крикнул Селивёрстов.

– Лейтенант Селиверстов, как ты разговариваешь с…,– возмутился полковник, но Егорова его перебила.

– А, пустяки, Виктор Иванович, мы с Селивёрстовым старые друзья, просто я от вас это скрыла.

Виктор Иванович посмотрел на них с удивлением.

– Раз не хочешь её прихлопнуть, значит надо сдать её в какой-нибудь научный институт, пусть её там обследуют, – не унимался Селивёрстов.

– Ну, вот так, Иван. Мне всё это надоело, – взглянув сердито на Ивана, сказала Екатерина, – муха села на мою руку, значит я ей понравилась. И не тебе распоряжаться её судьбой, – обратившись к полковнику она сказала, – Виктор Иванович, всё что от меня требовалось, я сделала. Я сейчас поеду домой, чертовски устала, – и обратившись к Ивану, она продолжила, – а ты, Иван, не раскисай. Постарайся тоже отдохнуть. И с завтрашнего утра мы начнем наше расследование. Соберись. Учти, что жизнь твоих детей и жены во многом зависит от тебя. Попрощавшись со всеми, она направилась к автомобилю.

– Екатерина Васильевна, если не секрет, что вы будете делать с этой мухой, – окликнул Егорову полковник Семенов.

– Во – первых, я постараюсь с ней подружиться, – загадочно улыбнувшись, сказала Егорова, – во-вторых, у меня есть один самый дорогой мне человек, который без ума от насекомых. В них он смыслит больше меня. А дальше видно будет.

Её фраза «у меня есть самый дорогой мне человек», запала Селивёрстову в душу. Он понял, что сейчас он её страшно ревнует к этому её «самому дорогому человечку». Она послала им воздушный поцелуй, села в машину и исчезла за поворотом улицы.

– Вот женщина! – с нескрываемым восторгом сказал полковник Семенов, глядя удаляющейся машине в след, и немного помолчав, добавил, – Ваня, а Егорова замужем?

– Не знаю, – сказал Селивёрстов, лишь пожав плечами.

– Как не знаешь, – возмутился полковник Семёнов, – вы же старые друзья!

– Мы не виделись пятнадцать лет, – с раздражением ответил Селивёрстов.

 ГЛАВА 3.

 ОТКРЫТИЕ.

После той роковой прогулки, из-за которой ей так нелепо пришлось расстаться навсегда со своим возлюбленным, Екатерина Егорова просто возненавидела вечерние прогулки. Но по долгу своей службы ей все равно приходилось это делать, и очень часто. А сегодняшняя полуночная «прогулка» ей показалась совершенно невыносимой. В присутствии мужчин она была бодрой, собранной. А на самом деле она себя чувствовала разбитой развалиной. У неё был напряженный день. И теперь, сидя за рулём, она боялась, что может уснуть. Большую часть пути Егорова проехала спокойно, изредка поглядывая на муху, прицепившуюся точно брошь к её руке. Муха сидела спокойно. Доехав до развилки, Егорова остановилась. Если она поедет по дороге, которая ведет на трассу, ей придется сделать круг. А это лишних десять километров. Она сильно устала. Ей хотелось быстрей домой, в постель, спать! Поэтому она решила рискнуть. Проехать напрямик, через небольшой лесок. Она развернула машину, съехала с асфальтированной дороги на просёлочную. До сих пор, сидевшая мирно муха, стала беспокойно ползать по её руке, щекоча её мохнатыми лапками. И изредка слегка покусывая. Егоровой не понравилось такое поведение мухи. Она остановила машину. Стала внимательно рассматривать муху. Муха сидела смирно, точно спала.

– Ты голубушка сиди смирно и не щекочи мне руку, – вздохнув с досадой, она обратилась к мухе, – не то мы врежемся в какое ни будь дерево.

Стоило только ей завести мотор, как муха снова начала ещё больше бесноваться, при этом уже не на шутку укусила Егорову за руку. Та инстинктивно от резкой и внезапной боли, сильно махнула рукой, уронив при этом куда-то муху. Ей пришлось остановить машину, для того что бы разыскать упавшую муху. Освещение в салоне автомобиля было недостаточно ярким. Егорова достала из своей «волшебной» сумочки маленький фонарик и стала освещать им пол салона автомобиля тщательным образом. После долгих поисков, она обнаружила бедолагу в щели между дверкой и ковриком. Та лежала вверх лапками. Егоровой показалось, что муха держится верхними лапками за голову. Что бы убедиться в этом, Егорова стала разглядывать муху через лупу. Муха действительно держалась передними лапками за голову. А остальные четыре её лапки тряслись мелкой, еле заметной дрожью.

– Ты меня боишься? – спросила Егорова, удивляясь и разговаривая как бы сама с собой. Но видя, что муха оторвала передние лапки от головы и как бы выжидающе смотрит через лупу на Егорову, Катерина закричала с восхищением, – да ты все понимаешь!

Муха опять схватилась за голову, но потом убрав одну лапку, подсмотрела за Егоровой.

– Я наверное говорю громко, и тем самым напугала тебя. Извини, – Егорова никак не могла поверить в своё открытие, – не может быть! Муха, понимающая человеческую речь! Значит ты укусила Ивана не просто так. Ты на него действительно обиделась, – не успела она это договорить, муха резко соскочила, нервно подергивая своими красивыми крылышками, – просто удивительно. Даже не вериться. Знаешь, что муха. Мы сейчас сделаем так. Вот моя рука. На ней пять пальцев. Если ты меня понимаешь, сядь на мой мизинец.

Муха взлетела, села на мизинец.

– Потрясающе! А теперь сядь на большой палец.

Муха перелетела на большой палец.

– Не может просто быть такого! Знаешь, я окончательно поверю в то, что ты меня понимаешь, если ты, если ты…, – Егорова шарила взглядом по салону, придумывая , куда бы посадить муху, – а, придумала! Сядь на руль! – муха слетела с большого пальца Егоровой, села на руль, – да ты просто чудо, а не муха! Наш собрат по разуму! А может ты инопланетянка? Сейчас приедем домой, и я тебя познакомлю со своим сыном. Надеюсь , вы подружитесь. Но тебе голубушка я скажу, хоть ты и понимаешь человеческую речь, но ведешь ты себя скверно, согласись. Ты мне мешаешь вести машину. Ты на меня не обижайся, но я тебя вынуждена изолировать. Куда бы тебя посадить? Посажу я тебя, наверное, в бардачок, – муха опять упала на крылышки, схватилась передними лапками за голову, – а, понятно, таким образом , ты мне показываешь свой страх. Ну, хорошо. Не бойся. Я придумаю что ни будь другое.

Егорова открыла свою «волшебную» сумку.

– В спичечный коробок?

Муха опять упала на крылышки.

– Эх, муха, муха. Откуда же тебе знать, что такое бардачок и спичечный коробок. Вот это тебя устраивает, – Егорова показала мухе губную помаду. Муха села на колпачок помады,– нет, ты полезай во внутрь. Я колпачок положу возле ветрового стекла, а ты сама полезай.

Муха остановилась у отверстия колпачка.

– Давай, не задерживай. Это временно. Дома придумаем что ни будь другое.

Егорова пальцем подтолкнула муху. Муха, с явной неохотой, медленно вошла в колпачок. Егорова сунула в колпачок половину губной помады, оставляя остальное пространство для своей гостьи.

– Ну, вот. Посиди пока там. Не будешь меня отвлекать.

Лишь стоило машине тронуться с места, муха опять начала нервничать.

– Успокойся. Ничего с тобой не случится.

А когда Егорова поехала по дороге, которая идет через лес, муха расшатала футляр помады, свалила его на пол салона. Вылетела из своего убежища и укусила свою гостеприимную хозяйку очень больно в лоб. Егорова резко затормозила. Остановив машину, она хотела поймать летающую по салону муху, ловя себя на мысли, что ей самой очень хочется прихлопнуть это «мерзкое» создание. В это мгновение она услышала сильный треск. И что-то очень тяжелое с грохотом упало перед передними колёсами её машины. Егорова вышла из машины. То, что она увидела, её потрясло. Всю дорогу перегородило огромное дерево. Мысль о том, что проедь она ещё полметра, и от машины не осталось бы и мокрого пятна, ужаснула её. Из машины вылетела муха. Егорова подставила ей свою ладошку. Муха села на неё.

– Так вот почему ты меня кусала. Ты пыталась меня предупредить. Как плохо, что мы не можем поговорить.

Приехав домой, она бесшумно прошла в свою комнату, чтобы не разбудить сына. Завела будильник на семь часов. Спать ей осталось всего два часа. Вот она долгожданная кровать. Она легла поудобнее, обняв обеими руками подушку. Перед её носом, на подушку, уселась муха.

– А, это ты, малышка, – сонным голосом сказала Егорова, – спокойной ночи.

Она погладила указательным пальцем муху, выключила бра, и очень быстро уснула.

 ГЛАВА 4.

КОНСПЕРАЦИЯ.

Ей казалось, что она спала всего мгновение. Когда открыла глаза, то стрелки часов показывали уже десять. А на кухне гремел посудой Денис – её четырнадцатилетний сын. У неё уже совершенно не оставалось времени. В одиннадцать у неё встреча. А ведь надо ещё привести себя в порядок, что бы выглядеть красивой. Ах, красота. Женская красота! Что только не делают, чем только не жертвуют женщины ради того, что бы быть красивой? Часами восседают в салонах красоты.

– Что же мне делать? У меня всего-навсего на сборы двадцать минут, а остальное займет дорога.

Егорова бегала по квартире, собираясь. Нанося макияж, на ходу делая какие-то дела, которые не терпели отлагательств. Например – полить цветы. На кухне хозяйничал Денис.

– Привет, сынок. Как дела?

– Как всегда.

– Как всегда это как? Плохо или хорошо?

– Нормально.

– А как твой профессор? Разыскал?

– Не-а. Как в воду канул.

– Найди его жену.

– Он убежденный холостяк.

– Но ведь он сам тебе назначил встречу.

– Нет его нигде и никто ничего не знает, – сказал Денис.

Егорова уже стояла в двери, готовясь уйти. Когда её окликнул Денис.

– Ма, а завтрак?

– Нет, сынок. Что-то с нашим будильником. Он не зазвенел. Я проспала.

– Да нет. Он звенел. Я его отключил.

– Зачем?

– Сегодня выходной, я думал, что ты можешь себе позволить поспать.

– Ох, Дениска. Ты забыл, где я работаю. Ну, ладно. Я побежала, – она чмокнула сына в щёку.

– Мам я думал, мы позавтракаем вместе. Опять мне одному?

– Да, чуть не забыла. Ты сейчас будешь завтракать не один. Я для тебя приготовила сюрприз.

Она забежала в комнату что-то внимательно высматривая.

– Что за сюрприз, – спросил Денис.

– Что-то я её не вижу, малышка лети ко мне, – крикнула Егорова. Она протянула руку вперед вверх ладошкой. На ладошку, точно на посадочную площадку, села розовая муха, – вот он мой сюрприз. Прошу любить и жаловать.

– Мама! – вскрикнул Денис от изумления.

– Видишь, какая диковинка. Розовая муха. Ты знаешь, она понимает человеческую речь. Ты такой мухи, наверное ещё не видел.

Дениска с восхищением смотрел на муху. Он нежно, одним пальцем погладил её крылышки, подставив указательный палец.

– Пересядь на мой палец, – сказал Денис.

Муха взмахнула крыльями. Покружила под потолком, потом, как бы нехотя, уселась на палец Дениса.

– Ну, мам. Ты у меня молодец!

– Ну, что мой хороший. Получился сюрприз?

– Сюрприз что надо. Я эту муху искал уже целый год.

– Эту муху? Ты искал уже год?

– Да, мамочка. Целый год. Помнишь, как я тебя уговаривал сюда переехать?

– А, что. Это разве связано с этой мухой? И когда ты узнал о её существовании? Да и вообще. Почему ты молчал?

– Сколько вопросов, мама! В нашем городе у одного знакомого отец купил экзотическую муху. Этот знакомый всем показывал муху за деньги. Ну, точно цирк был. Меня очень заинтересовала эта муха. И тогда мне удалось разведать, в каком городе была куплена муха. Потому я тебя и просил переехать сюда.

– Так это все-таки из-за мухи, а не из-за профессора?

– И из-за мухи. И из-за профессора. Потому, что этот профессор мне ответил. И пригласил меня к себе, после того, как я ему написал о диковинной мухе. Он тоже об этом что-то знает, но сообщать мне не стал. А я мечтал заполучить эту муху. Мне так хочется её исследовать.

– Значит, сюрприз не удался, – разочарованно сказала Егорова.

Денис обнял мать и стал кружится с ней по комнате. Муха кружилась над ними. Егорова обняла сына за шею, поцеловала в щёку, она больше не сопротивлялась тому, что он поднимал её на руки и кружился с ней по комнате. Она знала, что в такие минуты он счастлив.

– Дениска, тебе всего четырнадцать, а ты такой огромный. Я просто удивляюсь.

– Глядя на тебя, мамочка, я теперь догадываюсь в кого я. Мой отец, наверное, был великаном.

Егорова не любила, когда Денис начинал говорить об отце. Когда он был маленьким, она ему обещала рассказать об отце, когда он вырастит. Но вот Денис вырос, а у неё язык не поворачивается. Не знает, что говорить. О том, что его отец убежал от неё накануне свадьбы? О той нелепости? Но Денис не упрашивал мать, как в детстве. Он чувствовал, что что-то матери мешает. Она ничего не говорила об отце. Ни хорошего. Ни плохого. Видя, что мать сильно смущается, он решил её успокоить. Поставив мать на пол, он её обнял.

– Ладно, мам. Не волнуйся. Я думаю, что когда ни будь ты мне расскажешь о нём. Ты ведь расскажешь? А вообще-то, честно признаться, я о другом сюрпризе думал.

– О другом? – удивилась Егорова, – о каком другом.

– Я думал, – он хитро сощурил глаза, – может ты мне сестрёнку купила.

– Ну, Дениска, – смущённо сказала она, отвернувшись от сына.

– А правда, мама. Почему ты до сих пор не вышла замуж? Ну, не удалась первая любовь. Сколько женщин с детьми выходят замуж, рожают детей. А ты всё время одна. Я не пойму, ведь ты такая красивая. Ты знаешь мамочка, как мне с детства не хватало отца?

Егорова тяжело вздохнула, взяла сумочку и направилась к выходу. Денис почувствовал, что обидел мать, догнал её у двери и обнял её.

– Ну, ладно мама прости. Я не хотел тебя обидеть.

– Нет, Дениска. Ты прав. Тебе не хватало не только отца, но и матери. Ведь тебя, считай вырастила бабушка.

– Зато я гордился своей мамой. У меня самая красивая мама. И не всякая мама может уложить преступника на месте. Я люблю тебя мама.

– Я тоже очень люблю тебя, сыночек. Но мне нужно спешить.

В прихожей зазвонил телефон.

–Мам, тебя, – крикнул Денис.

– Вот видишь, мне уже звонят, не хорошо опаздывать. А это вы, Виктор Иванович.

– Слушайте, Екатерина Васильевна, у меня к вам сообщение насчет мухи.

– Вы что-то о ней узнали?

– В том-то и дело, что о ней никто ничего не знает. У меня знакомый в академии наук, я ему позвонил. Они слышали об этой мухе, но ни разу её не видели в глаза.

– Я, надеюсь вы о моей мухе им не сказали?

– Нет, не сказал. Но я думаю, что не мешало бы её исследовать.

– Мой сын ею займётся.

– У вас есть сын?

– У меня есть сын. И к тому же занимается исследованием насекомых. Он неоднократный победитель на олимпиадах по биологии. И сам академик Крыжальский его сюда вызвал. Да вот только найти его никак не можем.

– Так вы знаете Крыжальского?

– Нет. Я его лично не знаю. Но мой сын с ним переписывался. И сейчас его ищет. Но всё без толку.

– Знаете, мой знакомый из академии тоже упоминал имя Анатолия Крыжальского, может он вам будет полезен.

– Я вам буду признательна, если вы нам оставите его координаты, – поговорив с полковником Семёновым, Егорова с порога крикнула сыну, – Дениска, кажется мы сможем разыскать твоего профессора. Вот, оставляю координаты человека, который что-то знает о профессоре. Кажется, был его другом.

Егорова мчалась во весь опор, насколько позволяли правила дорожного движения. Как она не торопилась. Она все равно опоздала на целых полчаса. У местной достопримечательности – фонтана, её ждал Селивёрстов с большим букетом роз. Егорова заметила его ещё издали, когда ставила машину на платную стоянку. Возле фонтана стояли ещё несколько мужчин. И все они были с цветами. Видимо в этом городе фонтан – это место встречи влюблённых. Она шла и откровенно любовалась своим возлюбленным. Все остальные мужчины ей казались неказистыми, по сравнению с её Селивёрстовым. Он был выше остальных. Крепкого телосложения. Богатырь. Она до сих пор не могла понять, почему же он тогда убежал? Он ведь и пятнадцать лет назад был таким же богатырем. Думая об этом, она заметила, что Селивёрстов шёл ей навстречу. Подойдя к Егоровой, он нежно поцеловал её в губы.

– Что, Екатерина, старые привычки сильны, – сказал он улыбаясь, – но, сегодня ты по-божески, всего на полчаса опоздала.

Егоровой хотелось всё объяснить, но потом она раздумала. Она смотрела на Селивёрстова и пыталась узнать в нём своего прежнего возлюбленного Ивана. Но он изменился. Стал другим. Даже говорить стал быстрей и жестче. Отрастил небольшое брюшко. Появилась небольшая залысинка.

– Нет, это не мой Ванюша, – подумала она, – он изменился. Единственное, что осталось прежним – это его нежный поцелуй. Он и раньше меня целовал нежно.

Иван обнял её ниже плеча, прижавшись своей щекой к её щеке, когда они удалялись от фонтана.

– Ну, что милая. Какие на сегодняшний день у нас планы?

Егорова высвободилась из его объятий.

– Вот так милый, она сделала явный акцент на слове «милый», – сегодня мы побродим по городу. Поищем те белые туфли. Я думаю, что не так много мужчин носят такую обувь.

– Ну, а если мы не найдём?

– Война план покажет, – ответила Егорова.

– Хорошо, будем бродить, милая, – он тоже слово «милая» сказал гораздо громче.

Они посмотрели в глаза друг другу и почему-то рассмеялись. Друг для друга делая вид, что каждый играет свою роль. Ну, а на самом деле каждый в душе чувствовал огромную потребность в этих поцелуях и объятьях и в этих разговорах ни о чём, но только, что бы эти разговоры велись между ними наедине. Толкотня по магазинам, прогулки в парке, в кинотеатрах, в кафе не принесли никаких результатов. Но это их не расстраивало. Это значит завтра они будут опять вместе. Будут играть во «влюблённых». Солнышко было уже давно «заменено» на неоновое освещение. Пустующие до сих пор улицы, в центральной части небольшого провинциального городка постепенно заполнились людьми. Народ отдыхал от тяжких дневных трудов.

– Ты смотри, здесь днём народу меньше, чем сейчас, – удивилась Егорова.

– А это говорит о том, что наша смена ещё не закончена, – смеясь, сказал Селивёрстов.

Проходя мимо ресторана, он остановился, вопрощающе глядя на свою спутницу.

– А, если мы пойдём в ресторан? Как ты думаешь, ведь наш преступник тоже может пойти в ресторан, – сказал Селивёрстов.

– Он может пойти куда угодно, – согласилась Егорова.

– Ну, что ж, Екатерина Васильевна, я вас приглашаю отужинать, – подставив локоть своей спутнице, Селивёрстов хитро подмигнул ей, склонив перед ней голову.

– Сегодня, надеюсь, мне не придется отдавать свои часы в залог, – посмотрев ему в глаза, она рассмеялась.

Селивёрстов тоже вспомнил, как однажды он пригласил её в ресторан, будучи студентом, но не рассчитал свои наличные финансы. Получилась очень неприятная история. Он засмущался. Но всякий случай, почему-то потрогал карман, в котором лежал бумажник.

– Нет, милая. Сегодня твоим часикам ничего не угрожает, – проведя Егорову в зал ресторана, Селивёрстов старался быть предупредительным и галантным кавалером. Он заказал самые дорогие блюда и видя, что она немного забеспокоилась, сказал ей, – не волнуйся, Катенька, я уже не студент.

– Но и не Рокфеллер, – ответила она.

– Да, я не Рокфеллер, но кое какие накопления имеются. На ужин в ресторане хватит.

– Ох, Ванюша, Ванюша. Ты, как и раньше. Любишь немного «нарисоваться».

– Что значит «нарисоваться», – он старался состроить серьёзную « мину», но глядя на улыбающеюся Егорову, не удержался и рассмеялся. И как бы по секрету шепнул ей, – ну, да, «нарисоваться», совсем чуть – чуть. Надеюсь, ты никому об этом не расскажешь? Чем я хуже всех остальных мужиков, – он огляделся по ресторану.

– Нет, Ванюша. Ты ничем не хуже. Ты просто живёшь на зарплату. Неизвестно сколько ты копил свои сбережения. А теперь хочешь спустить их за один вечер.

– Знаешь, Катенька, не каждый день я могу себе позволить пригласить такую красивую даму в ресторан.

Егорова подумала: «Кто знает, если бы он был бы моим мужем, то наверное не замечал бы, что я красивая». Но сказала совсем другое.

– А ты попробуй сэкономить, глядишь и завтра ещё раз пригласишь.

– Ты призываешь меня быть скупым?

– Нет милый, экономным.

– Вот и моя жена…, – Селивёрстов хотел что-то сказать о своей жене, потом запнулся. Замолчал, виновато уставившись в тарелку с салатом.

– Говори, говори. Что твоя жена?

Но Селивёрстову не хотелось больше ничего говорить. Он чувствовал себя виноватым. Потому, что за весь вечер он не вспомнил ни разу о жене. Его чувство вины переросло в какую-то непонятную злость. Ему захотелось на ком – то разрядиться. Но не кричать же ему на Екатерину. Он вспомнил о рыжим мужчине, сидящем за соседним столике, посмотрел на него. Тот по-прежнему следил за ним. Селивёрстов со злостью отодвинул стул и твёрдым, решительным шагом подошёл к рыжему мужчине. Оседлав стул, стоящий рядом с его столиком, Селивёрстов долго с пренебрежением смотрел в лицо рыжего. Тот молча, делая безразличный, но в то же время надменный взгляд, продолжал любоваться Егоровой.

– Ты куда уставился, – грубо сказал Селивёрстов.

– Куда хочу, туда и смотрю, – не отрывая взгляда от Егоровой, сквозь зубы процедил улыбающийся рыжий незнакомец.

– Ты чего за мной шпионишь? – не унимался Селивёрстов.

Тут рыжий оторвал свой взгляд от Егоровой и оценивающе посмотрел на Селивёрстова.

– Нужен ты мне, – усмехнулся он, – такой увалень, как ты, такую даму подцепил. Вот я и смотрю, чем ты её купил?

– Ты дерьмо. Не смей так говорить о моей жене!

– Жене, – рыжий рассмеялся, – жен по ресторанам не водят. С жёнами дома сидят. И запомни, это твой последний вечер с этой дамочкой. Завтра она будет со мной.

– А вот это ты видел, – Селивёрстов со всего маху стукнул рыжего в челюсть. Тот не ожидал такого сильного удара, перевернулся вместе со стулом, опрокинув на себя стол. И в догонку Селивёрстов его ещё пнул.

– Тебе никогда не заполучить моей жены, – со злостью крикнул Селивёрстов.

Рыжий, лёжа на полу, победно улыбался. Из под стола выглядывала только его голова.

– Твою жену я уже заполучил, а вот эту красавицу, тоже заполучу. Дело времени, – он цедил медленно слова и победно улыбался.

Но Селивёрстов не вслушивался в его слова, он был занят своей злостью. И не понимал, о чём ему говорит рыжий. Пнув его ещё раз, он победно подошел к своему столику.

Николай Семёнович, не ушиблись, – наперебой щебетали официанты, поднимая его с пола, всячески пытались ему угодить.

– Ничего страшного, девочки, спасибо. Сейчас будем смотреть цирк.

Официантки поставили его на ноги, салфетками стали очищать его костюм от еды.

– Ладно, девочки. Это пустое. Я выброшу этот костюм, – сказал рыжий, по всему было видно, что он уже изрядно пьян, но на ногах стоял ещё твердо.

Селивёрстов, немного разрядившись, сел напротив Екатерины, так что бы рыжему не было её видно.

– Надеюсь, мы можем заказать бутылочку вина,– сказал он, чувствуя, что накал злости почти сошёл.

– Какая муха тебя укусила, Ванюша, – Глядя на Селивёрстова с удивлением, потому, что такого разъяренного она его не видела никогда, – ты забыл, зачем мы сюда пришли.

– Нет, не забыл, – ответил он.

Не успел Селивёрстов договорить, как к столику подошёл рыжий, склонил голову перед Егоровой, не обращая никакого внимания на ошарашенного, такой наглостью рыжего, Селивёрстова.

– Мадам, можно пригласить вас на танец?

Селивёрстов подскочил к рыжему, но его опередила Егорова. Она встала между ними, при этом сильно надавив шпилькой на большой палец ноги Селивёрстова.

– Не волнуйся, милый, всё нормально. Я потанцую с господином, как вас там?

– Николай Семёнович, – рыжий расплылся в надменной улыбке, глядя украдкой на Селивёрстова.

– Ванюша, закажи, пожалуйста, то вино, которое ты хотел заказать, – на ходу сказала Егорова.

Селивёрстов сидел обиженный, сжав кулаки под столом. Он серьёзно вошёл в роль «возлюбленного», и поэтому был сильно оскорблён уходом Егоровой. Да ещё с кем? Она же видела, что он рыжего ударил. Когда же принесли бутылку вина, Селивёрстов отодвинул, небольшой по размерам фужер, вылил из стакана минеральную воду в вазочку с цветами, и наполнил это стакан до краёв вином. Он посмотрел на этот стакан, точно на врага и залпом осушил его. По всему его телу, тот час, разлилась горячительная нега. В этот момент рыжий подвёл Егорову к столику, усадил её на стул, демонстративно поцеловав ей руку.

– Спасибо, мадам. С вами было приятно познакомиться.

Селивёрстов кипел от злости, слыша заискивающее щебетанье рыжего. А рыжий не унимался, расточал комплименты, с надменной улыбкой поглядывая в сторону Селивёрстова. Селивёрстов не удержался размахнулся, что бы врезать рыжему, но тот увернулся от удара. Селивёрстов, едва устоял на ногах, получая ответный, очень сильный удар в челюсть. Едва прейдя в себя от этого удара Селивёрстов уже размахнулся, что бы нанести ещё один удар рыжему в ответ, но увидев наставленное на себя дуло пистолета, застыл.

– Ну, давай, давай, увалень, – торжественно сказал рыжий, – сейчас от тебя останется один только пшик.

А дальше всё произошло мгновенно. Егорова ловко выбила из руки рыжего пистолет, заломив при этом ему руки назад.

– Ну, мадам, – только и смог сказать рыжий с удивлением.

– Простите, Николай Семёнович, я не могла поступить иначе, – вежливо ответила Егорова.

Надев перчатки, она подняла с пола пистолет, положила его в целлофановый пакетик. На место происшествия очень быстро прибыл наряд милиции.

– Передайте, пожалуйста, пистолет полковнику Семёнову.

Милиционеры увели рыжего. Официантки восстановили порядок. Зазвучала медленная мелодия.

– Катя, пойдём потанцуем, – тихо сказал Селивёрстов.

Но Егорова вздохнув, лишь покачала головой, в знак отрицания.

– Эх, Селивёрстов. Ну, что ты за человек? Засветил нас. А теперь потанцуем. Не танцевать мы сюда пришли! Вон губу вытри салфеткой. Да ешь быстрей. И пойдём по домам. В этом ресторане, во всяком случае , нам делать больше нечего.

 ГЛАВА 5.

ЗНАКОМСТВО.

Ехали молча. Селивёрстов чувствовал себя нашкодившим ребёнком. Мысленно подбирал фразы для оправдания. Но лишь посмотрит на серьёзное выражение лица Егоровой, все слова застревают в горле. Егорова на него злилась. Она не могла понять, чего это он прицепился к этому милому обходительному человеку? Насколько она помнила Селивёрстова, он никогда не был таким разъярённым. Она решила отчитать его, но лишь взглянув на его виноватое, обескураженное лицо, ей стало его жаль. Да ещё и рассечённая его губа неимоверно раздулась.

– Сильно больно, – с жалостью она спросила его.

Селивёрстов почему-то ещё сильнее засмущался.

Егорова остановила машину, достала из сумочки салфетку.

– Дай я тебе вытру губу.

Он терпя боль, иногда ойкая, нежно взял её за руки. Маленькие руки Егоровой выскользнули из больших крепких рук Селивёрстова. Она отдала ему салфетку.

– На. Сам вытирай. Я, наверное, причиняю тебе боль, – сказала она нахмурившись, – мы можем больше не играть во « влюблённых». Селивёрстов решил прибегнуть к хитрости.

– Мне самому не видать, Катенька, – сказал он это так трогательно.

– А ты сюда посмотри, – сказала она смеясь, направляя на Селивёрстова зеркало, которое висело перед ним.

– Жаль, что здесь нет моей мамочки, – произнёс Селивёрстов, делая страдальческое выражение лица.

– Мамочка? А причём тут твоя мамочка?

– Ты знаешь, когда я был маленьким, стоило мне где ни будь удариться, я бежал к маме. Она поцелует мне ушибленное место и боль, как рукой сняло, – глаза Селивёрстова загорелись нежностью.

Егорова рассмеялась.

– Ты чего смеёшься, – обиделся Селивёрстов.

– Так, забавно. Наверное все мамы такие. Моя мама тоже мои ушибы лечила поцелуями. И я тоже моему сынишке, когда он был.., – тут она замолчала, глядя в растерянное лицо Селивёрстова, и еле слышно договорила, – маленьким.

– А он, что уже вырос, – прошептал Селивёрстов, внимательно глядя в глаза Егоровой.

– Да, вырос, – так же шёпотом ответила она.

– Сколько ему?

– Четырнадцать лет и пять месяцев.

– Четырнадцать?

– Да.

– Ты мне ничего не говорила, – схватившись за голову и закрыв глаза, сказал Селивёрстов.

– А ты у меня ничего не спрашивал.

– Почему тогда ничего не сказала?

– Сначала я сама ничего не знала. А потом твой след простыл.

– Выходит я подлец вдвойне?

– Почему вдвойне? Бросил невесту, накануне свадьбы, да ещё беременную.

– Да, ладно. Не переживай. Всё это позади, – Егорова пыталась его успокоить, но он занялся самобичеванием.

– Представляю, что ты ему наговорила обо мне.

– А, что я ему могла наговорить?!

– Да даже правды достаточно, что бы он меня возненавидел на всю жизнь.

– А тебе – то какая разница. Ты его всё равно не знаешь.

– Что ты ему сказала обо мне?

– А ты как думаешь?

– Правду?

– Нет. Этого я сказать не могла.

– Но тогда, что ты ему сказала?

– Ничего.

– Как ничего! Не сказала же ты ему, что ты его нашла в капусте, – Селивёрстов почти кричал.

– Замолчи, – оборвала его Егорова, – ты что хотел, то бы я сыну рассказала какой у него отец подлец?

Селивёрстов притих. Он обескуражено уставился на неё.

– Нет, Катенька. Ну, что-то же ты ему сказала, – уже тихо он продолжал допытываться.

Екатерина смотрела вперёд, за лобовое стекло в ночь.

– Когда он был маленьким, – уставшим голосом сказала она, – я обещала ему рассказать всё, когда он вырастет. Но вот он вырос. А я теперь молчу. Но он ничего не требует. Но всё – таки ждёт объяснений. Но раз я встретила тебя, ты сам всё Дениске расскажешь.

– Дениска? Дениска. Красивое имя.

– Да, мне оно тоже нравится.

Войдя в подъезд, Селивёрстов остановился. Егорова, видя что он не идёт за ней, остановилась тоже.

– Ты чего остановился?

– Я боюсь, – откровенно признался Селивёрстов.

– Ещё не поздно. Можешь убежать. У тебя по этой части огромный опыт.

Она отвернулась и пошла на свой этаж. Селивёрстов метался у входной двери. То он выскочит из подъезда, то вновь забежит в подъезд. Но слыша, что каблучки Егоровой почти стихли, он помчался наверх.

– Катя постой, – крикнул он.

– Я жду, – её голос донёся, откуда то издалека.

Он бежал по лестнице. И настиг её на пятом этаже. Взяв её за плечи, он заглянул ей в лицо, и увидел, что она тихо плачет.

– Прости, любимая, я не хочу больше убегать от вас во второй раз, – сказал он, крепко прижав её к своей груди, – будь, что будет. Пусть он меня считает самым большим в мире подлецом, но я сам ему скажу всю правду.

Егорова позвонила в дверь, которая находилась с краю, возле самой лестницы. Дверь никто не открыл. Тогда она достала из сумочки ключи и отворила её сама.

– Прошу, заходи, – сказала она, и жестом руки приглашая его войти.

Когда она включила свет, первое, что ему бросилось в глаза – это большого размера мужские туфли, стоящие возле двери.

– Что ты так уставился на эти туфли, – удивилась Егорова, видя, как он разглядывает эти туфли.

– Это твоего мужа, – сказал Селивёрстов, взглядом указывая на эти туфли.

– Мужа? – переспросила Егорова, рассмеявшись, – это твоего сына.

– Это его туфли, – удивился Селивёрстов.

– Да, его. А вот его куртка, – сказала Катерина, достав из шкафа большую черную мужскую куртку.

– Так какой же он, Денис, – с удивлением сказал Иван.

– Большой мужчина, – засмеялась Егорова.

– Ведь он ещё ребёнок.

– Нет, он уже взрослый и очень самостоятельный человек.

– А где же он?

– Сейчас узнаем. Он обычно оставляет мне записки на кухне.

Когда они прошли на кухню, на столе лежал листок, исписанный крупным почерком: «Мамуля, тебе придётся ужинать одной. Я задержусь. У меня неотложные дела. Если я не приду домой ночевать, не волнуйся. Денис».

Прочитав записку, Селивёрстов про себя вздохнул с облегчением. Его страшила встреча с сыном – великаном. Но, когда на кухню вошла Егорова, он сделал вид, что волнуется за сына.

– Катя, какие могут быть дела у ребёнка в одиннадцать часов ночи, – со строгостью взволнованного отца сказал Селивёрстов.

– А не поздновато ты взялся контролировать этого ребенка, – усмехнувшись, сказала Егорова.

– Все-таки время позднее. На улице всякая шпана ходит, – но видя, что она на него смотрит выжидающе, запричитал, – ну, ладно, ладно. Я подлец. Только я трус.

– Ваня, я тебе постелила в зале, – перебила она его, чтобы не продолжать этой полемики, – возьми полотенце, можешь принять душ. Всё необходимое ты найдёшь в ванной. Я пошла спать. Я очень устала.

Он стоял с полотенцем в руке и с досадой смотрел ей в след.

– Там на полочке, в ванной, есть новые зубные щетки, – крикнула она из-за закрытой двери.

Она исчезла за дверью своей комнаты, а он ещё долго стоял и глядел на эту закрытую дверь, прижимая к себе пушистое мягкое, пахнувшее свежестью полотенце.

Сколько раз она мечтала об их встрече, представляя, что он ей скажет. Что она ему ответит. Она всё это себе представляла в каком-то неопределённом далёком будущим. Ей казалось, что она готова к их встрече. Что она будет держаться гордой, недоступной. Но вот она произошла эта встреча, очень неожиданно. И в один момент, что она видит? Тот мужчина, о котором она думала, ненавидела и в то же время любила много лет, теперь с ней рядом, всего лишь за дверью. Но все её чувства изменились. Он другой. Она не могла понять, что она чувствует к нему в данную минуту. Ненависть? Нет. Она не испытывала к нему ненависти. Любовь? Вряд ли. У неё не шла кругом голова при его виде. Но всё-таки какое-то томление в животе, она испытывала, когда слышала его шаги за дверью. Когда-то недоступная, но а теперь такая желанная и возможная близость будоражили её кровь, делая её дыхание учащённым. А сердце замирало от неопределённости. И тогда, когда он появился на пороге её комнаты, не стесняясь своей наготы, она просто молча пододвинулась к стене, освобождая ему часть своей постели. Он так же молча подошёл к ней, присев на край кровати, откинув одеяло, которым она укрывалась, оголив её по пояс. Он взялся сначала рукою за её грудь, но потом прижался к ней губами, целуя её жесткий сосок. Они оба чувствовали, как пульсирует в их венах кровь. Они оба наслаждались предвкушением предстоящей близости, как вдруг Селивёрстов громко воскликнул, схватившись рукой за свой оголённый зад.

– Что с тобой, Ваня, – растерялась Егорова.

– Кто-то укусил меня за задницу, – но не успел он это даже договорить, как ухватился за лоб, – Ой! Да это твоя бешенная муха, – кричал он от ярости, бегая по комнате, стараясь поймать муху.

Егорова громко смеялась, наблюдая за тем, как он неуклюже носится по комнате, то и дело натыкаясь на что-то. А муха действительно точно взбесилась. Она его всё жалила и жалила. Они и не заметили, как в комнату вошёл Денис. Он стоя у двери, стараясь понять что происходит. Когда Егорова увидела сына, она смущенно натянула одеяло до подбородка.

– Прости, мам. Я думал, что по телевизору идет что-то интересное. Ты так смеялась.

Селивёрстов, заметил присутствие сына, одной рукой смущённо прикрылся, другой отгонял ненасытную назойливую муху.

– Я рад, мам за тебя. Наконец-то у тебя кто-то появился. Может, познакомишь?

– Знакомься, это твой отец, – преодолевая смущение, улыбаясь, сказала Егорова.

– Отец?! Нет, правда отец?

Дениска подошёл к Селивёрстову, оглядывая его со всех сторон, не обращая внимания на смущение Селивёрстова. Потом он крепко пожал ему руку. Отец и сын долго смотрели друг другу в глаза, потом крепко обнялись. Егорова часто представляла их встречу, но что бы она произошла именно так! Она смеялась сквозь слёзы. Тут Селивёрстов опять вскрикнул, ударив себя по щеке.

– Что случилось? – спросил Денис.

– Ваша муха меня просто ненавидит. Она как будто пробуравила меня всего насквозь.

– Малышка, сядь сюда, – сказал Денис, протянув руку, ладонью вверх. Муха села ему на ладонь, – слушай меня внимательно. Ты знаешь, что этот мужчина мой отец? И ты знаешь сколько лет я его ждал? А ты его гонишь из дома. Не смей его никогда кусать. Тебе понятно?

Муха схватилась передними лапками за голову.

– Да, мам, я заскочил на минутку, только лишь за мухой. Внизу меня ждёт машина. Я нашёл друга моего профессора. Я вас покидаю, – но потом Денис вернулся, наклонившись над матерью, прошептал ей в ухо, – мамочка, если это мой отец, то закрой все окна и двери. И никогда, слышишь, никогда не выпускай его.

Егорову разбудили нежные поцелуи. Она боялась открыть глаза. Казалось, если она откроет их, то всё исчезнет. А ей хотелось, что бы его поцелуи, его ласки продолжались до бесконечности. Не открывая глаз , она стала отвечать на его ласки. Он шептал ей слова любви, которые её завораживали. Как долго она мечтала их услышать именно от него. И вот наконец он здесь, он рядом. И именно он ей шепчет самые желанные слова. Ей казалось, что с ней рядом лежит её прежний возлюбленный, которого она ждала долгих пятнадцать лет. Но вот на столике в прихожей зазвонил телефон, и ей пришлось открыть глаза. Его лицо было так близко, что она могла разглядеть любую пору на нём. «И все-таки он изменился. Он не тот. Он не прежний Иван. Прежними остались только его ласки», – вертелось у неё в голове. Егорова опять закрыла глаза. Как ей хотелось продлить эту иллюзию ещё хоть на минутку.

– Звонит телефон. Хочешь я сниму трубку, – целуя её, прошептал Селивёрстов.

– Нет. Не надо. А который час?

– Уже девять.

– Что? Девять?

Егорова соскочила, как по команде. Сорвала одеяло, которым они укрывались, завернулась в него и босиком почти подлетела к телефону. Селивёрстов наблюдал за ней с удивлением.

– Да, слушаю. А, это вы. Добрый день. Да. Понятно. Сейчас буду.

Она положила трубку. И о чём-то задумалась, подойдя к окну, стуча пальцем по подоконнику.

– Катенька, иди ко мне. Мне хочется тебя поцеловать.

Егорова подошла к Селивёрстову. Она смотрела на него каким-то встревоженным взглядом. Селивёрстов не мог понять, в чём дело.

– Катенька, тебе со мной было плохо ночью?

Но она не слушала его, она думала о своём. Тогда Селивёрстов схватил её за руку, когда она захотела отойти от кровати, и подтянул её к себе. Егорова потеряла равновесие и упала на кровать. Селивёрстов накинулся на неё, точно изголодавшийся зверь. Но она взяла его лицо в свои ладошки и внимательно посмотрела ему в глаза.

– Что случилось,– растерянно спросил Селивёрстов.

– Ты знаешь, наш рыжий кавалер из вчерашнего ресторана имеет отношение к исчезновению людей.

Селивёрстов молниеносно сел.

– Ух, ты. У тебя есть доказательства?

– Будут.

– А почему ты думаешь, что он имеет отношение ко всему этому?

– Помнишь его пистолет?

– Ну?

– На его пистолете и на тех духах, что нашли на твоей даче, одни и те же отпечатки пальцев.

– Ну и что?

– Я думаю, что это всё взаимосвязано. Давай, одевайся, и поедем скорей на работу.

Виктор Иванович сидел за столом в своём кабинете, разговаривал по телефону. Увидев вошедших в кабинет Егорову и Селивёрстова, он знаком пригласил их сесть. Положив трубку, он выдвинул правый ящик стола, и достал два пакета, положил их перед Егоровой и Селивёрстовым.

– Узнаёте эти игрушки? – они молча кивнули, – да на первый взгляд это игрушки, хотя пистолет выглядит как настоящий. И все эти вещи принадлежат, знаете кому?

– Тому рыжему, что вчера в ресторане весь вечер на неё глаза таращил, – недовольно сказал Селивёрстов.

– Да, тому рыжему. А вы знаете, Екатерина Васильевна кто этот рыжий?

– Понятия не имею, – сказала она.

– Это ученик вашего пропавшего профессора – Анатолия Аркадиевича Крыжальского.

– Что-то интересненькое вырисовывается. Как его зовут?

– Зовут Николай Семёнович Агамов . Крыжальский разработал какую-то идею, а Агамов ему помогал, – сказал полковник Семёнов.

– А что Агамов говорит об исчезновении профессора, – спросила Егорова.

– Ничего не говорит. Я, мол, не обязан следить за ним, как за малым ребёнком. Он, мол, встретил бабёнку, влюбился и укатил с нею, бросив всю работу. Причём о том, над чем они работали, он не говорит. Говорит, что это секрет. Но я сильно его допрашивать не стал. Я чувствую, что это не простой человек. Никакого обвинения мы ему предъявлять не станем. Мы его должны вскоре отпустить. Но я чувствую, что здесь что-то нечисто. Бывшие сотрудники НИИ микробиологии говорят о нём с опаской. По всему видно, что он умеет «найти подход к любому человеку», после чего люди его сторонятся. Его уволили из института за какую-то махинацию. После этого он год не работал. Подрабатывал тем, что писал курсовые и дипломные работы студентам. Потом его взял к себе в помощники профессор Крыжальский. И через полгода профессор исчезает. Я хотел бы, что бы вы внимательно обследовали его квартиру. И вот что ещё. Пока кроме меня и вас об этом Агамове никто ничего не знает. Так что вскоре мы его отпустим и установим за ним слежку.

 ГЛАВА 6.

ПЕРЕВОПЛОЩЕНИЕ.

Проникнуть в квартиру Агамова не составляло особого труда. При помощи небольшой фомки, в течении пары секунд замочек щёлкнул, дверь открылась. И непрошенные гости проникли в квартиру никем не замеченные. Осматривая обстановку в квартире, на первый взгляд видно, что хозяин квартиры просто не мог жить на «широкую ногу». Старая, можно сказать убогая мебель, с пробабушкиных времён, где перекасились, а где вовсе отвалились дверки. Наполовину разбитое зеркало. Разбросанные повсюду бутылки из под спиртного. Ковыряясь в мусоре, осматривая старые поношенные вещи, Егорова и Селивёрстов в недоумении смотрели друг на друга.

– Тебе не кажется, что здесь, по крайней мере, не убирались лет пять, – с отвращением сказал Селивёрстов, перебирая очередную мусорную кучу.

– Слушай, Иван, может мы не правильно адрес записали?

– Да, нет. С адресом-то всё в порядке. Это его квартира и он здесь прописан, – сказал Селивёрстов.

– Неужели он может жить здесь? Что-то в моём воображении он не сочетается со всем этим, – Сказала Егорова, окинув взглядом квартиру.

– Он здесь прописан, Катенька. А жить он может где угодно. Я тоже думаю, что эдакий барин не будет жить среди этого хлама.

– Так, что мы здесь делаем? – удивилась Егорова.

– Отработали версию, – сказал Селивёрстов, – теперь идём отсюда.

– Стой! – сказала Катерина, потянув за собой Селивёрстова, – тебе не кажется, что кто-то пытается открыть замок?

Селивёрстов на цыпочках подошёл к двери, приложив ухо к самой двери, прислушиваясь. Потом, так же на цыпочках отошёл от неё, делая Егоровой знак «тише». Они спрятались в ванной, оставив дверь приоткрытой.

Входная дверь тихонько приоткрылась. В квартиру нерешительным шагом вошёл невысокого роста мужчина, в огромной, почти до колен, рванной и замусоленной фуфайке. Седые всклоченные волосы, по всему видно никогда не видели расчёски. Он сначала с опаской, потом осмелев бегло прошёлся по комнатам и вернувшись к входной двери.

– Слышь. Нам это показалось. Тут никого нет. Иди сюда. Ну, не бойся, иди.

– На пороге появилась очень худенькая, невысокая, ещё не совсем старая, но опустившаяся женщина. Озираясь по стонам, она вошла в квартиру.

– Слышь, Фёдор. Айда в подвал. Что – то мне здесь не нравится.

– Вот ещё в подвал. Его долго не будет. Хозяин ему дал задание очень важное. Вот он и заважничал. Не бойся, Сонька. Но хоть пару деньков мы можем пожить по людски. Надоел мне этот твой подвал. Да и радикулит у меня. А там сырость.

– Я не верю, чтоб сам хромой тебе дал ключи от этой квартиры.

– Кто тебе сказал, что он мне их дал? Я сам их взял, когда он дрыхнул вчера.

– Ну и что ты скажешь хромому, когда он обо всём этом узнает?

– А не боись, Сонька. Одним тумаком меньше, одним больше. Мне не привыкать. Хочу помыться.

Он направился в сторону ванной. Селивёрстов и Егорова переглянулись.

– Фёдор, – позвала из комнаты его спутница.

– Чо!

– Иди сюда. Смотри, как тут хорошо. Какие шкафы красивые. Вот только их маленько подремонтировать надо. А зеркало. Я давно не смотрелась в зеркало.

Постояв немного возле зеркала, женщина накрыла его каким-то покрывалом.

– Ты чего это зеркало тряпкой завесила, – сказал Фёдор, подойдя к ней.

– Не красивая я в этом зеркале, – тяжело вздохнув, сказала Сонька.

– А ты и без зеркала не красивая, – весело рассмеявшись, сказал Фёдор. Сонька расплакалась, – ну вот, опять развела мокроту. А тряпку не вешай на зеркало. Здесь нет покойников.

Он содрал покрывало с зеркала. Но женщина выхватила у него из рук покрывало. И стала опять накрывать им зеркало.

– Ты ничего не понимаешь, Фёдор. Это неправильное зеркало. Да ещё и к тому же разбитое.

Под этот шумок Селивёрстов и Егорова вышли из квартиры незамеченными.

– Нет, ребята! Нет. Что бы вы не говорили, но ваш план мне не нравится. Это сколько же вы будете мотаться по подвалам, что бы найти этих бомжей? – Виктор Иванович нервно шагал по диагонали кабинета.