О чем молчат старинные книги: Путешествие сквозь века в мире рукоделия бесплатное чтение

«Курс женских рукоделий», 1887 год. Первый тираж. «Вестник моды»

Антикварный магазин в центре Челябинска встретил меня запахом старой бумаги и пыли. Здесь всегда пахло именно так – смесью времени, памяти и чего-то неуловимого, что чувствуется только в книгах, которые пережили века.

Тишина.

Только скрип половиц, когда я прошла вдоль высоких полок, заваленных книгами в кожаных, картонных и матерчатых переплётах. Здесь были и учебники, и справочники, и молитвенники, и пожелтевшие от времени журналы.

Антиквар, худощавый мужчина лет шестидесяти с тонкими усами и вечным выражением лёгкой скуки на лице, давно привык к моим запросам.

– Здравствуйте, у вас есть старые издания по рукоделию, редкие журналы начала XX века с уроками вышивки, книги по текстилю? – спросила я, подходя к нему.

Он поднял глаза от газеты, отложил её в сторону и медленно кивнул.

– Есть кое-что любопытное. Только пришло. Дайте минуту.

Я затаила дыхание. Он исчез в подсобке, оставив меня среди книжных полок и стеклянных витрин с монетами и различными фигурками. В тот момент я чувствовала волнение. Вдруг он вынесет именно ту книгу, которую я так долго искала?

А потом он вернулся.

– «Курс женских рукоделий», 1887 год. Первый тираж.

Взяла её осторожно, словно могла ненароком испортить, если сожму слишком сильно. Книга была тяжёлой, с потёртым переплётом, когда-то, наверное, ярко-красным, а теперь выцветшим до бледно-розового. Тиснение почти стёрлось, а на обложке виднелся большой след от стакана. Кто-то за долгую жизнь книги с ней обращался небрежно.

Осторожно перелистнула несколько страниц. Тонкая, чуть шершаватая бумага. Строгий шрифт, дореволюционный русский язык. Иллюстрации – чёрно-белые, выведенные с точностью, которая напомнила мне гравюры на старинных тканях.

Я погрузилась в текст, даже не слыша, как антиквар кашлянул, прежде чем снова заговорить.

– Вы знаете, что было два издания?

Я оторвала взгляд от страниц.

– В смысле?

Он пожал плечами и сунул руки в карманы.

– Было два разных издания этой книги. Оба называются «Курс женских рукоделий», оба вышли в одном и том же году.

Я смотрела на него, чувствуя, как у меня закружилась голова.

– Но как такое возможно?

Он усмехнулся.

– Вот это вам и предстоит выяснить.

Я сидела за столиком в кафе напротив антикварного магазина и листала старую книгу.

Почему в 1887 году вышли одновременно два разных издания? Была ли одна версия пиратской версией? Или, может, издатели поспорили между собой и оба выпустили книгу?

Или же…

Я внезапно поняла, что это может быть частью куда более сложной истории. Если было два издания, значит, одно из них могло быть изменённым. Что, если во втором варианте книги были какие-то дополнения, которых не было в этом? Или, наоборот, что-то вырезали?

Теперь мне нужно было достать вторую версию книги 1887 года на русском языке.

Кто, у кого, и как позаимствовал информацию?

Помимо поиска книг меня интересовал главный вопрос. Неужели закона об авторском праве не существовало? Стало понятно, что первой была опубликована книга Терезы де Дильмон. На это указывали не только даты публикации (во Франции книга вышла в 1886 году, в Российской Империи в 1887 году), но и оформление книг. Во французском экземпляре имелись 17 полноцветных иллюстраций, которые защищены калькой. Это сделано для того, чтобы обезопасить иллюстрацию от чернил, и наоборот. В нашей книге все рисунки были черно-белые. Но и содержание, и рисунки были идентичными. Как такое могло быть? Почему в нашем варианте нет ни слова о Терезе де Дильмон, ни о переводе с французского? Как Тереза могла заимствовать работы других мастериц?

Я сидела в архиве, окружённая стопками пожелтевших страниц, папками и толстыми томами юридических документов XIX века. За окнами моросил дождь, лениво стуча по подоконнику. Архив был тёплым, пыльным и почти безмолвным, если не считать шороха бумаги и приглушённого постукивания клавиатуры, когда кто-то из исследователей делал заметки.

Передо мной лежал толстый переплёт с тиснением на корешке: «Полное собрание законов Российской Империи». Я медленно перевернула страницу. Авторское право. Эта тема давно вертелась у меня в голове, но до сегодняшнего дня я не осознавала всей глубины проблемы.

Тогда, в XIX веке, оно работало совершенно иначе. Законодательство в области авторских прав предоставляло писателям уникальную возможность беспрепятственно использовать материалы, опубликованные в различных периодических изданиях. Этот правовой механизм фактически давал зеленый свет для творческого заимствования и адаптации опубликованных текстов, что значительно обогащало литературный процесс и способствовало созданию новых произведений на основе уже существующих материалов прессы.

Вот оно. Я закрыла глаза, прислонилась спиной к жёсткому стулу и глубоко вздохнула.

Теперь всё стало очевидным. Тереза де Дильмон была гениальной женщиной, но она не была единственной создательницей своей книги. Кто-то написал эти инструкции раньше. Кто-то, разрабатывал эти узоры задолго до неё.

В XIX веке книги были не только источником знаний, но и своеобразным бизнес-инструментом. Тогда можно было взять текст из французского журнала, адаптировать его, напечатать, и никто не спросил бы: «А кто настоящий автор?»

Книга Терезы де Дильмон была результатом такого компилятивного метода. Потому что в ее книге помимо авторских идей были заимствованные. И благодаря этой лазейке книга в 1887 году в Российской Империи вышла без указания Терезы. Мастерицы, которые помогали в создании книги на русском языке скорее всего уточняли перевод, чтобы термины были правильными.

Теперь стало ясно, почему я находила одни и те же узоры в книгах совершенно разных авторов. Почему в немецких и французских сборниках конца XIX века встречались одинаковые схемы вышивки. Почему можно было найти рисунки, явно заимствованные из болгарских или турецких текстильных традиций, но без указания их происхождения.

Я вспомнила свою бабушку, которая, сидя в кресле, перебирала вязаные салфетки и говорила:

– Узор «ананас» был ещё у моей прабабушки. Но кто его придумал? Никто не знает.

Вот и здесь.

Книга Терезы де Дильмон – это не только её труд. Это коллективный труд. Но чьи были руки, которые создавали эти схемы? Кто те безымянные женщины, чьи работы разошлись по всему миру без подписи?

Я вспомнила один из разделов её книги: текстильные рисунки из Египта, Болгарии, Турции, Китая. Откуда они взялись? Я перевернула страницу, чувствуя, как у меня подрагивают пальцы. Старый закон чётко давал понять: XIX век был веком бесконечного заимствования.

Больше всего это касалось книг, подобных «Курсу женских рукоделий», которые выходили в периодических изданиях. Авторы не просто использовали чьи-то труды – они компилировали целые главы из других источников, объединяли знания десятков людей в одном издании. Это означало, что, возможно, где-то в мире существовали книги, из которых Тереза черпала вдохновение. Книги, которые стали основой для её «Энциклопедии».

Я отложила карандаш и посмотрела на страницы перед собой. Мир XIX века был несправедлив к своим создательницам. Но, возможно, у меня был шанс исправить это.

Тем временем моя домашняя библиотека увеличивалась.

– Слушай, а книги-то плодятся! – голос мужа, полный лёгкой иронии, доносится из-за спины.

Я вздрагиваю.

– Что? – рассеянно спрашиваю я, не отрываясь от экрана ноутбука.

– Книги, – он взмахивает рукой в сторону стопок, медленно захватывающих мою комнату. – Они ведь размножаются, правда? Где-то там, в ночи. Ты кладёшь одну, а утром их уже две.

Я закатываю глаза.

– Очень смешно.

– А я серьёзно. Вот этой ещё вчера не было, – он наклоняется и вытаскивает с самой верхушки стопки тонкий том в жёлтой обложке. – «Руководство по филейному кружеву». Хм.

– Я купила его две недели назад, – пробормотала я.

– Вот именно, – торжествующе кивает он. – Две недели назад его ещё не было.

Я вздыхаю. Да, книги действительно появляются в доме с пугающей скоростью. Когда-то у меня было всего несколько экземпляров. Теперь же они захватили почти каждую поверхность. Они стоят стопками на столе, лежат под журнальным столиком, ютятся на подоконнике.

– Может, тебе читальный зал открыть? – предлагает муж, разглядывая гору книг, которые я собирала с любовью.

– Ага, – фыркаю я. – Библиотеку редких и никому не нужных книг.

– Ну, тебе-то они нужны.

Я чувствую, как тёплая волна благодарности поднимается внутри. Он не ворчит, не раздражается. Он понимает. И мне этого достаточно.

Через несколько дней в нашем доме появилась новая книжная полка. Огромная. Двухметровая, из белого дерева, с прочными полками.

– Что… это?

– Ну, раз у нас теперь есть библиотека, ей нужен приличный дом, – муж пожимает плечами, словно это самое очевидное в мире решение.

Я медленно подхожу, провожу ладонью по гладкой поверхности дерева.

– Ты купил мне книжную полку?

– Нет, это подарок твоим книгам. Думаю, они давно этого ждали.

Я осторожно беру первую книгу со стола и ставлю её на верхнюю полку. Потом вторую. Третью. Книги, которые прежде были хаотично разбросаны по комнате, теперь аккуратно встают на свои места. Чувствую, как с каждым томом меня накрывает странное, тихое чувство удовлетворения.

Книга Дильмон, энциклопедии вязания, редкие издания, за которыми я охотилась несколько месяцев, современные книги по рукоделию. Делаю шаг назад и смотрю. Полка почти заполнена.

В этот момент до меня доходит простая истина. Это не просто коллекция или увлечение. Наверно, это мой путь.

Русские издания по рукоделию до 1886 года

Писать энциклопедию – это как вязать сложный узор без схемы. Ты видишь общую картину в голове, но каждый стежок требует внимания. Один неправильный шаг – и всё полотно пойдёт наперекосяк.

Я вязала, писала, чертила, снова вязала, переписывала, добавляла, убирала. И так по кругу.

Но стоило появиться свободному часу – я переключалась на поиски старых книг. Это было похоже на тайное увлечение, которое я сама себе не могла до конца объяснить. Ведь я работала над новой книгой. Почему же меня так тянуло к старым?

Однажды вечером я листала сайт Челябинской публичной библиотеки. В одном из разделов наткнулась на объявление:

«Редкий дар» – книжный своп в читальном зале Отдела редких книг. Каждый месяц по средам».

Я застыла. Книжный своп. Это слово будоражило воображение. Я знала, что такое своп: книголюбы собираются вместе, обмениваются изданиями, обсуждают редкие находки. Это не просто барахолка, а живой, дышащий организм.

Представила, как люди бережно передают друг другу книги, делятся историями их находок, спорят о реставрации, читают пожелтевшие страницы, подносят к свету водяные знаки.

– Знаешь, что я обнаружила? – спросила я мужа, едва сдерживая волнение в голосе. – В Челябинске есть настоящая сокровищница книг! И каждый месяц там устраивают книжный своп «Редкий дар»!

Он посмотрел на меня.

– Что за своп?

– Это обмен книгами, там я точно смогу узнать что-то о книгах по рукоделию!

Он улыбнулся.

– Звучит как место, где ты точно потеряешь счёт времени.

Я ожидала небольшую комнату с парой увлечённых библиофилов. Может, трое-четверо человек, чинно обсуждающих антикварные издания. Но реальность превзошла все ожидания.

Когда я открыла дверь читального зала, меня буквально сбил с ног шум. За большим дубовым столом сидело не меньше двадцати человек. Кто-то оживлённо спорил, кто-то что-то записывал, кто-то бережно перелистывал страницы, вдыхая запах старых книг.

Я замерла у входа. Так вот что значит любовь к книгам.

– Добрый день! – ко мне подошла девушка с короткими светлыми волосами. – Вы к нам на своп?

Я кивнула, оглядывая зал. Она жестом пригласила меня пройти дальше.

– У нас тут настоящая смесь эпох, – улыбнулась она. – Проходите, посмотрите.

Один мужчина – лет шестидесяти, с густой седой бородой – разложил перед собой стопку потрёпанных журналов.

– Это фэнтези-пресса, – объяснял он, передавая соседу старый выпуск. – Вот «Мир приключений», выпуск 1923 года. А вот первое русское издание «Властелина колец».

– В журнале «Наука и жизнь» тоже печатали фэнтези-рассказы, знали?

Я прислушалась. Мне было интересно, как звучат люди, увлечённые своими книгами.

Рядом девушка разложила старинные открытки. Женщины в викторианских платьях, пары, запечатлённые в нежных объятиях, праздничные сцены.

– Это конец XIX века, – объясняла она, аккуратно переворачивая карточки. – Каждая из них – отдельная история.

Пожилой мужчина, высокий, с чётко очерченными скулами, показывал акварельные картины с бабочками.

– Я начал собирать их, когда был мальчишкой, – рассказывал он, улыбаясь. – С тех пор прошло пятьдесят лет.

Пятьдесят лет любви к бабочкам. Я не могла перестать слушать. Каждый человек здесь жил в своём мире. Они не просто коллекционировали книги, журналы, открытки. Они жили ими.

Я подошла к девушке с короткими светлыми волосами, той самой, что встретила меня у входа.

– Какие у вас есть книги по рукоделию? – спросила я.

Она задумалась, пробежалась взглядом по экрану компьютера, потом развернулась к картотеке. Я затаила дыхание. Она перебирала карточки. Бумажные, с пожелтевшими уголками. Время тянулось. Потом подняла голову и сказала:

– У нас есть женские журналы. Дореволюционные.

Я кивнула.

– И ещё… – она запнулась, посмотрела на карточку. – Книга Давыдовой. 1896 год.

Я несколько секунд молча смотрела на девушку в библиотеке, переваривая услышанное.

– Давыдова? 1896 год?

– Да, – девушка кивнула, – книга называется «Руководство для преподавания рукоделия в школах».

Я почувствовала, как внутри что-то дрогнуло. Откуда я знаю это имя?

Мозг лихорадочно перерывал память. Где-то я уже встречала её работы. Возможно, в старых книгах, которые рассматривала раньше.

Я записала её имя в блокнот. Софья Александровна Давыдова.

Вернувшись домой, я поставила чайник и сразу же села за ноутбук.

Первые поиски подтвердили: эта женщина действительно сыграла огромную роль в развитии кружевоплетения в России.

Она родилась в 1842 году в дворянской семье в Могилёвской губернии, получила домашнее образование, а затем вышла замуж за лейтенанта.

На этом месте я невольно улыбнулась. Сколько таких историй я уже видела? Девушка из хорошей семьи, домашнее образование, ранний брак – сценарий, который повторялся бесчисленное количество раз.

В конце 1870-х годов Давыдова отправилась в путешествия по России, изучая историю кружевоплетения.

Я представила эту женщину: изысканную, но твёрдую, любопытную, с настойчивым взглядом. Её экипаж качается на ухабах, дороги вязнут в грязи, но она продолжает путь. В разных губерниях она встречает кружевниц – тех самых женщин, которые из поколения в поколение передавали искусство плетения. Видела их перед собой: старенькие, склонившиеся над подушками с коклюшками или молоденькие девушки, ловко перебирающие нити.

Что она с ними делала? Разговаривала? Делала зарисовки?

Следующий час я провела, погружаясь в её работы. Она систематизировала узоры, собирала образцы, составляла подробные схемы плетения.

В 1886 году она выпустила «Кружевной промысел в губерниях Орловской, Вятской, Казанской и Вологодской». Удивительное совпадение, но в этом же году вышла первая книга Терезы де Дильмон.

Я поискала в каталогах и обнаружила, что экземпляр хранится в Москве. В этот момент мне захотелось сорваться с места и тут же отправиться туда. Но пока я могла только посмотреть книгу в электронном варианте.

В 1892 году написала «Русское кружево и русские кружевницы: исследование историческое, техническое и стататистическое Софии Давыдовой».

Софья Александровна была не просто исследователем. Она обучала, создавала школы, популяризировала ремесло.

В 1883 году она открыла Мариинскую практическую школу кружевниц в Петербурге. Вскоре при её участии появились школы пряденья, тканья и вышивания.

Я представила класс, наполненный девушками, внимательно смотрящими на руки наставницы. Какие они были? Наверняка среди них были те, кто просто хотел научиться для себя, но были и те, кто надеялся найти способ заработать. Женщины тогда не имели многих прав, но они могли плести кружево. Это был их шанс выжить.

Но больше всего меня поразило другое. Давыдова вывела русское кружево на международную арену.

В 1889 году она представляла его на Международном промышленном конгрессе в Париже. И вновь отсылка к ее французской коллеге. Именно это мероприятие дало большой толчок для успешных продаж книги "Encyclopédie des ouvrages de dames".

В 1892 году Россия переживала тяжелые времена – голод охватил многие губернии. Именно тогда проявился незаурядный организаторский талант Давыдовой: она взяла на себя миссию по организации женских работ в наиболее пострадавших районах Воронежской и Нижегородской губерний. Это была не просто благотворительная инициатива – это была масштабная социальная программа помощи людям, оказавшимся в бедственном положении.

Успех этой миссии, несомненно, повлиял на дальнейшее развитие её общественной деятельности. Уже в следующем году, в 1893-м, Давыдова заняла пост председателя Общества поощрения женского ремесленного образования. На этой должности она смогла объединить свою любовь к рукоделию с желанием помогать другим, создавая возможности для женщин получить профессиональные навыки в ремеслах.

В том же году Софья посетила Конгресс женского труда в Чикаго и представила свои книги.

Я закрыла глаза. Чикаго, 1893 год. В павильоне с высоким потолком русская женщина разворачивает тонкое кружево, сотканное руками мастериц из Вологды, Оренбурга, Вятки, Казани. Она говорит по-французски, общается с критиками, объясняет, в чём уникальность русских узоров. И она верит, что этот труд – искусство, достойное мирового признания.

Её вклад в развитие профессионального образования получил признание на государственном уровне. В 1900 году Давыдова вошла в состав Учредительного комитета Министерства народного просвещения по техническому и профессиональному образованию. Это назначение стало признанием её компетентности в вопросах образования и способности внедрять эффективные образовательные программы.

Таким образом, за восемнадцать лет Давыдова прошла впечатляющий путь от организатора благотворительных работ до влиятельного члена государственного образовательного комитета, внося неоценимый вклад в развитие женского образования и социальной поддержки в России.

1900 год был насыщен не только общественной деятельностью. Тогда же она привезла русское кружево на Всемирную выставку в Париже. Там ее рукоделие имело оглушительный успех.

Софья Александровна прожила долгую жизнь, насыщенную исследованиями, путешествиями, борьбой за ремесло и женские права. Она умерла в 1915 году, была похоронена на кладбище Новодевичьего монастыря в Петербурге.

Что осталось после неё? Не только книги, альбомы, письма. Остались узоры, которые до сих пор используют мастера. Осталась система обучения, которую она помогала строить. И остались сотни женщин, судьбы которых не сломались под тяжестью социальных норм, а расцвели благодаря рукоделию.

Книги до Терезы де Дильмон

Рукодельные книги всегда были чем-то большим, чем просто сборники схем и узоров.

Когда я держу в руках старый том, обтянутый потёртым тканым переплётом или завёрнутый в выцветшую обложку, мне кажется, что он пахнет не только бумагой и временем. В нём чувствуется запах долгих вечеров при свете свечи, чуть горьковатый аромат чернил, которым когда-то выводили строчки. В этих страницах – голоса женщин, которые жили задолго до меня.

Их имена часто забыты. Их истории редко попадают в учебники. Но в этих книгах – их труд, их попытки оставить след в мире, который не всегда хотел этот след признавать.

Прежде чем женщины получили доступ к университетам, прежде чем они смогли всерьёз занять место в научных обществах, их знания передавались через книги. Для многих рукоделие было не просто способом скоротать время. Это был путь к образованию.

Девочка из обеспеченной семьи могла получить домашнее обучение, изучая латынь, музыку, французский язык. Девочка из бедной семьи получала в руки иглу и нити. И эта игла становилась её билетом в мир.

В девятнадцатом веке женщины, которые не могли позволить себе учёбу, находили знания в книгах по рукоделию. Эти книги содержали не только схемы вышивки или узоры вязания. Они рассказывали о структуре тканей, о том, как выбирать материалы, как сочетать цвета. Они были настоящими учебниками дизайна, искусства, иногда даже химии – ведь знание о крашении тканей требовало понимания работы с реагентами.

Но самое главное – они давали женщинам маленькую степень свободы. Научившись вышивать или плести кружева, можно было начать зарабатывать.

Кто писал эти книги?

Я всегда считала, что большинство подобных изданий выходило анонимно. Но оказалось, что были и те, кто не побоялся поставить своё имя на титульный лист. Некоторые из них были профессиональными вышивальщицами. Они открывали мастерские, создавали уникальные узоры, работали с аристократами и королевскими дворами. Их имена гремели в узких кругах, но с течением времени забывались.

Некоторые были исследовательницами – хотя слово «исследовательница» тогда почти не употреблялось. Они изучали старинные образцы, собирали этнографические сведения, фиксировали узоры крестьянских вышивок, чтобы не дать им исчезнуть. А некоторые были просто женщинами, которые умели писать и хотели поделиться своим мастерством.

Я начала искать их.

Чем больше я изучала работы Терезы, тем сильнее осознавала: её энциклопедия была не просто сборником новых узоров. Она опиралась на труд десятков женщин.

В своих книгах Тереза упоминала редкие техники, которые явно не придумала сама. Например, уникальные кружевные мотивы, которые встречались в венгерской и румынской вышивке. Или особые виды швов, использовавшиеся в сельских общинах Германии и Франции.

Откуда она их взяла? Ответ был очевиден. Она черпала знания из работ других женщин. Некоторые из них, возможно, были её ученицами. Другие – просто мастерицами, чьи изделия она видела на рынках, в мастерских, в лавках ремесленников.

Чем глубже я погружалась в историю рукодельных книг, тем яснее становилось: рукоделие было не просто развлечением. Для многих женщин оно стало инструментом выживания.

Для одних – способом прокормить семью. Для других – возможностью получить признание. Для третьих – шансом оставить след в истории. Книги давали им знания, а знания давали независимость. И теперь я не могла остановиться. Я больше не искала просто книги. Я искала женщин за их страницами.

Я сижу перед компьютером, в комнате темно, кроме голубоватого света экрана, от которого слезятся глаза. Кружка чая давно остыла, и я машинально беру её в руки, но пить не хочется. Сердце стучит слишком быстро. Строки передо мной складываются в знакомую историю – и в то же время совершенно новую.

И вдруг вижу новое имя – София Фрэнсис Энн Колфилд. Пролистываю сканы страниц. Год издания: 1882. То есть за два года до выхода книги Дильмон.

В 1882 году лондонская публика получила настоящий подарок для всех любителей рукоделия – вышел в свет подробный «Словарь рукоделия». Это была не просто книга, а настоящая энциклопедия, охватывающая все аспекты художественного, простого и вышивального рукоделия.

Авторами этого монументального труда стали две выдающиеся женщины своего времени. София Фрэнсис Энн Колфилд взяла на себя задачу описать техники простого шитья, работу с тканями, пошив одежды, необходимые приспособления и технические термины. Её коллега Бланш Кэтрин Савард специализировалась на церковной вышивке, кружеве и декоративном рукоделии. Их совместный труд стал результатом многолетнего опыта и глубокого понимания предмета.

Книга была не просто технической энциклопедией – она содержала подробное описание всех используемых стежков, методов работы, материалов, а также разъяснение технических терминов. Особенно ценным было то, что авторы не ограничились простым описанием техник, но и проследили происхождение и историю различных видов рукоделия, что делало книгу настоящим путеводителем по миру шитья и вышивки.

Примечательно, что книга была посвящена Её Королевскому Высочеству, Принцессе Луизе, Маркизе Лорн. Такое высокое покровительство не было случайным – принцесса Луиза, шестая дочь королевы Виктории и принца Альберта, была не только членом королевской семьи, но и талантливой художницей и скульптором, поддерживающей феминистское движение. Её изысканный вкус и искренняя поддержка искусства шитья и вышивки сделали её идеальным адресатом для посвящения этого труда.

Этот словарь стал важным свидетельством эпохи, когда рукоделие не только считалось необходимым навыком, но и рассматривалось как настоящее искусство, достойное изучения и сохранения. Работа Колфилд и Савард положила начало систематизации знаний о рукоделии, что оказало значительное влияние на развитие этого искусства в последующие годы.

Я быстро открываю «Энциклопедию рукоделия» Дильмон. Текст не дословно повторяется, но структура та же. Описание – метод – иллюстрация. Совпадения? Нет. Слишком много похожего.

Я делаю глубокий вдох и опускаюсь ниже, просматривая содержимое книги Колфилд. Раздел о вышивке – 24 страницы. Иллюстрации. Подробные инструкции. Переключаюсь обратно на французскую книгу. Почти те же рисунки. Мой пульс ускоряется. Тереза де Дильмон вдохновлялась не только французскими, но и английскими книгами.

Мне стало интересно узнать больше о Колфилд.

София Колфилд появилась на свет в 1824 году в старинном городке Тинмут, уютно расположившемся на северном берегу реки Тин, в юго-западной части Англии. Происходя из мелкопоместного дворянского рода, она с детства впитывала атмосферу аристократической культуры и утонченного вкуса.

Её имя навсегда вошло в историю благодаря грандиозному труду – шеститомному “Словарю рукоделия”, созданному в соавторстве с Бланш Савард и опубликованному в 1882 году. Это был не просто сборник советов по рукоделию, а настоящая энциклопедия, охватывающая все аспекты художественного, простого и причудливого рукоделия.

Масштаб издания поражал воображение: более 528 страниц текста, иллюстрированных 800 деревянными гравюрами, где каждый предмет был представлен в алфавитном порядке. Авторы не ограничились простым описанием техник – они подробно разбирали используемые стежки, методы работы, материалы, технические термины, а также прослеживали историю различных видов рукоделия. Особенно впечатляющим был 24-страничный раздел, посвященный вышивке – настоящему путеводителю по этому виду искусства.

Работа была создана в период расцвета моды на рукоделие, когда это искусство считалось не просто необходимым навыком, но и изысканным развлечением для дам высшего общества. “Словарь рукоделия” стал настоящим библией для всех, кто стремился освоить или усовершенствовать свои навыки в этой области.

Но литературное наследие Колфилд не ограничивалось одной работой. В 1887 году она представила общественности “Жития апостолов, их современников и преемников” – труд, свидетельствующий о её широком кругозоре и глубоких познаниях не только в области рукоделия, но и в религиозной и исторической сферах.

Таким образом, жизнь Софии Колфилд стала примером того, как представительница высшего общества смогла внести значительный вклад в развитие культуры и образования, создав труды, которые и сегодня остаются ценными источниками информации для исследователей и любителей рукоделия.

А что же происходило с книгой Терезы де Дильмон?

Типография гудела, как огромный живой механизм. Запах свежей краски густо висел в воздухе, смешиваясь с ароматом бумаги и слабым металлическим оттенком печатных станков. Рабочие сновали между машинами, проверяя качество оттисков, раскладывая листы, загружая очередные партии бумаги.

Я представляю, как она стояла в углу, наблюдая, как печатник аккуратно укладывает готовые страницы в стопку, а потом бережно передает их другому рабочему, который складывает их в аккуратные книжные блоки.

На обложке чёткими тиснеными буквами было выведено:

«Encyclopédie des ouvrages de dames». Тереза Дильмон.

Издательство в Мюлузе печатало новые и новые тиражи, заказы приходили со всей Европы. Книгу переводили на разные языки, в мастерских Парижа, Вены и Берлина о ней говорили, как о настоящем открытии. Женщины ждали её, писали друг другу письма, пересылали узоры, обсуждали техники.

И всё это – под именем Терезы Дильмон.

Я представляла её самой – энергичной, требовательной, с тонкими, но сильными руками, которые, казалось, никогда не знали усталости. В её мастерской в Дорнахе, недалеко от Мюлуза, женщины сидели за длинными столами, внимательно повторяя каждый узор, каждый стежок. Она была их строгим наставником.

Я пыталась представить, о чём она думала, когда подписывала соглашение с Дольфюсом. Когда впервые увидела отпечатанные страницы своей книги. Гордость? Лёгкий страх? Восторг?

Они сделали это.

DMC теперь выпускала не только нити, но и книги. И эти книги продавались так, как никто не ожидал.

А может, именно это она и планировала?

Тереза писала не только эту энциклопедию. Позже появились её альбомы с вышивкой крестиком, книги по кружевам, макраме, сутажу. Каждая книга выходила под маркой её собственного издательства Éditions Th. de Dillmont.

Это был XIX век. Век, когда женщины едва начинали бороться за право на образование, за право работать, за право не зависеть от мужчин. И вот она. Женщина, чьи книги печатались тысячами экземпляров. Женщина, открывшая школу, руководившая мастерской, работавшая с крупной текстильной компанией. Её успех был огромен.

Но я не могла избавиться от мысли – насколько это было её собственным? Она действительно написала каждую строку? Создала каждый узор? Или просто знала, как собрать лучшее и выдать за своё?

Я осторожно открыла книгу. В ней были схемы, иллюстрации, аккуратно прописанные инструкции. Всё выглядело безупречно. Её талант – несомненен. Но где проходила граница между вдохновением и заимствованием?

Сроки поджимают

Сижу за столом, скрестив руки на груди, и смотрю в экран. Курсор мигает. Пустая страница. Вокруг – хаос. Листы с неразборчивыми записями, где-то схематично нарисованные узоры, схемы. Пряжа спутанными клубками лежит на столе, рядом валяются спицы, одна упала на пол, её край чуть блестит в слабом свете настольной лампы.

Провожу пальцами по лицу, нащупывая напряжение в висках. У меня нет сил. Мне хочется просто закрыть ноутбук, собрать все эти книги и отправить их обратно в антикварные магазины. Забыть о вышивке, о старинных узорах, о женщинах, чьи истории я так отчаянно пыталась восстановить.

Я не успеваю. Сроки катастрофически поджимают.

Когда я только начинала писать свою энциклопедию, всё казалось вдохновляющим, захватывающим. Теперь же – только усталость. Каждый день я просыпаюсь с ощущением, что времени слишком мало. Что чем больше я нахожу информации, тем больше появляется новых вопросов.

Что мне не хватит жизни, чтобы разобраться во всём этом.

Я закрываю глаза и массирую виски. Слышу, как в другой комнате муж смотрит какой-то фильм. Он уже не раз говорил, что мне нужно больше отдыхать, что я слишком увлеклась, что мой перфекционизм делает меня заложницей этого проекта. Но как остановиться? Как сказать себе: «Хватит»?

Вглядываюсь в пустую страницу перед собой. Может, правда, бросить всё? Закрыть документы, выключить компьютер, пойти спать – и наутро больше не возвращаться к этому. Словно почувствовав моё настроение, лампа мигает, на секунду приглушая свет, и я вижу своё отражение в экране ноутбука. Темные круги под глазами. Усталость в каждом движении. Где я в этом всём? Я глубоко вдыхаю. Может, правда… бросить?

– Ты вообще сегодня вставала из-за стола?

Я вздрагиваю, оборачиваюсь. Муж стоит в дверном проёме, прислонившись к косяку. В его голосе – смесь иронии и лёгкой тревоги. Он уже в домашней одежде, босиком, с чашкой чая в руках. Наверное, только что вышел с кухни.

– Вставала. Наверное. Я не уверена.

– Может, пора сделать паузу?

Я слабо усмехаюсь.

– У меня сроки горят.

– Они у тебя горят уже месяц.

Он ставит чашку на мой стол, садится на край кресла рядом и проводит пальцами по моей руке. Тепло от его ладони почти обжигает – слишком резкий контраст с моими холодными пальцами.

– Знаешь, – говорит он, – мне кажется, ты как шахтёр. Опускаешься всё глубже и глубже в поисках золота, и даже если находишь жилу, всё равно копаешь дальше, потому что вдруг там ещё что-то есть.

– Это же хорошая тактика. Я всегда так делаю.

– Нет, это тактика выгорания.

Я опускаю голову, закрываю глаза. Знаю, он прав. Но как мне остановиться?

– Идём.

Он вдруг встаёт. Я удивлённо поднимаю голову.

– Куда?

– Сюрприз.

Я ворчу что-то неразборчивое, но послушно встаю. Шаткость в ногах заставляет меня понять, что я действительно не двигалась очень долго. Мы выходим в гостиную, и тут я вижу её. Книжную полку. Новую, уже полу распакованную.

– Что это?

– Книжная полка, – буднично отвечает он, как будто это очевидно.

Я моргаю снова.

– Но у нас уже есть две.

– И они слишком малы для такого количества книг и забиты до отказа.

Он наклоняется, вытаскивает из коробки инструкцию.

– Ты же всё равно не остановишься. Так пусть хоть книги лежат аккуратно.

Я смеюсь. Это так похоже на него. Без громких речей, без навязчивых советов, без «Я же говорил». Просто реальная, практическая поддержка.

– Поможешь собирать? – спрашивает он.

Я киваю. Он идёт за инструментами, а я провожу рукой по гладкому дереву. Полка большая, вместительная. У меня будет место для новых книг.

Да, я устала. Но не отступлю.

Типография Thérèse de Dillmont

Париж дышит весной.

На улицах свежий воздух смешивается с ароматами кофе и сладостей, солнце ложится длинными тенями на мостовую, а в больших витринах новых магазинов сверкают спицы, мотки шелковистых нитей и пухлые тома книг. На одной из обложек – её имя. Тереза Дильмон.

На одной из вывесок над магазином на улице Риволи аккуратные буквы, золотые на тёмном фоне гласят: «Maison de Broderie Thérèse de Dillmont». Женщины входят и выходят, обсуждают узоры, выбирают материалы. Они листают её книги, прицениваются, шепчутся:

– Это новые схемы?

– Да, только из Вены привезли!

– О, и эта тонкая хлопковая нить! Она такая прочная.

Энциклопедия Терезы де Дилмон стала феноменом. Тиражи разошлись по всей Европе. Никто до неё не объяснял вязание и вышивку настолько чётко. Иллюстрации, схемы, пояснения – всё сделано так, что даже неопытная девушка могла взять инструмент и повторить узор, создать изделие.

Но Дилмон была практичной и деловой женщиной, она шла дальше. Открывала магазины, создавая целую сеть.

Вена, 1884. Первый магазин рядом с собором Святого Стефана. Люди заходят из любопытства, но уходят с покупками. Когда они с сестрой переехали в Париж и больше не смогли давать уроки рукоделия, они открыли в Вене магазин с товарами для рукоделия.

Париж, 1885. Элегантное пространство в самом центре. Француженки, привыкшие к дорогим ателье, обнаруживают, что могут вышивать дома, своими руками. Высокое качество товаров для рукоделия и опытные мастерицы подталкивают заниматься любимым хобби.

Берлин, 1886. Здесь любят порядок, и методичные объяснения Дильмон приходятся ко двору.

Лондон, 1887. Британки охвачены новым веянием – идеей того, что рукоделие может быть не только трудом, но и удовольствием.

Её книги продаются сотнями тысяч экземпляров. Благодаря невероятному успеху в 1889 году на Международном промышленном конгрессе в Париже типография Дилмон печатает миллионный экземпляр. А Конгресс женского труда в Чикаго в 1893-м встречает Терезу бурными овациями.

Она нанимает женщин. В её мастерских работают не просто швеи – они создают образцы, тестируют узоры, придумывают новое. У них есть зарплата. Они не зависят от мужа, отца или брата.

Впервые рукоделие становится средством самостоятельности.

Обычный одноэтажный дом с пристройкой. Ничего роскошного. Но там, среди вышивальных пялец, узорных схем и больших деревянных столов, работали женщины, меняя саму концепцию женского труда.

Эльзасские девушки, привыкшие шить и вязать для семьи, вдруг получали возможность работать для себя. У них появлялась профессия, опыт, независимость.

Но был и другой аспект.

Дильмон – строгий начальник. Она требовала точности, дисциплины. В её мастерских нельзя было ошибаться: если узор сделан неверно, переделывай. Она не просто продавала нити и книги – она строила империю рукоделия.

Я смотрю на её книгу. Женщина в XIX веке не просто издала книгу в типографии, носящей ее имя, но и создала сеть магазинов в разных странах, изменила сам подход к рукоделию. Это на самом деле достойно восхищения.

Но там, где успех, всегда появляются те, кто хочет урвать кусок.

Под её именем начинают продаваться книги, которых она не писала. Какие-то издательства, видя успех её энциклопедии, срочно выпускают свои версии. Они даже не пытаются скрыть заимствования: просто перепечатывают её схемы, заменяют имя автора, иногда меняют несколько строк.

Первая печатная книга по рукоделию, 1523 год

Когда я искала книги в электронных библиотеках, то мне попадались издания различных авторов и веков. Однажды я задала себе вопрос: «А какая книга по рукоделию считается первой?» В русскоязычных источниках я часто встречала информацию о книгах XVII века. Но неужели до этого книг по рукоделию не печатали?

Я сижу перед ноутбуком, читаю о старинных типографиях и впервые понимаю, насколько это было сложным и почти магическим процессом.

Итак, представим: Европа, XVI век. Городская улица шумит от голосов торговцев, которые зазывают прохожих купить свежеиспечённый хлеб, ткани, диковинные товары с Востока. В воздухе запах дыма, лошадиного пота и… чернил?

Мысленно заглядываю в маленькую типографию, спрятанную в переулке. Здесь пахнет свежей краской, бумагой и горячим металлом. В углу стоит массивный печатный пресс – такая здоровенная деревянная махина, которой управляют несколько человек.

Мастера работают сосредоточенно: одни набирают текст, расставляя каждую букву вручную, другие загружают бумагу, кто-то следит за чернилами. Процесс кропотливый, механический, почти ритуальный.

Я смотрю, как печатники аккуратно расставляют металлические буквы в рамах. Каждую страницу верстают вручную. Каждую строку переворачивают в зеркальном отражении, потому что только так при печати текст получится читаемым.

Представляю, как печатник проводит пальцем по металлической поверхности, проверяя, всё ли правильно. Затем осторожно накатывает чернила, вставляет бумагу и запускает пресс.

Глухой хлопок – и на листе бумаги появляется текст. Теперь этот процесс занимает секунды. Тогда – часы и дни.

Я продолжаю читать и понимаю, почему книги стоили целое состояние. Бумага – делалась вручную, из льняных и хлопковых волокон. Каждый лист создавался отдельно. Чернила – готовились из железа, дубовых чернильных орешков и сажи. Их варили, как зелье. Переплёт – кожа, золочение, вручную сделанные застёжки.

Каждая книга была уникальна.

Представляю, как какой-нибудь богатый купец бережно держит её в руках, перелистывает страницы и понимает, что он владеет ценностью.

Мы с книгой в руках осторожно переступаем порог одного из самых знаменитых домов Италии эпохи Возрождения. Нас встречает прохладный полумрак дворцовых коридоров, приглушённый свет свечей мерцает на стенах, заставляя фрески оживать в игре теней. Ощущение, будто мы не просто вошли в другое здание, а действительно перенеслись во времени.

Очутившись во внутреннем дворике, мы замираем. Каменные плиты под ногами хранят тепло прошедшего дня, воздух напоен тонким ароматом апельсиновых деревьев. В центре бурлит небольшой фонтан, его струи перебрасывают солнечные зайчики на ажурные колонны, поддерживающие аркады галереи. Где-то вдалеке раздаются приглушённые звуки лютни, плавно перетекающие в женские голоса.

– Ты слышала, что герцог Лодовико устроил новый праздник в честь своей супруги? – говорит одна из женщин, сидящих у фонтана. Она держит в руках тончайшее кружево, аккуратно продевая иглу в сложный узор.

– Да, и говорят, он заказал целую партию французского бархата! – подхватывает другая, любовно разглаживая отрез золототканой парчи. – Как же я мечтаю увидеть эти наряды…

Мы наблюдаем за ними, ощущая, как сцена будто оживает перед нами. В этих нарядах, в этих легких беседах – вся суть женской жизни того времени. Мир может рушиться, на престолах сменяться династии, но рукоделие остаётся неизменной частью быта. В XV—XVI веках искусство вышивки – это не просто занятие, это язык, способ выразить статус, талант, даже скрытые мечты.

Но мы пришли сюда не просто так. В наших руках книга, и она не похожа на обычные переписанные вручную манускрипты. Это первая печатная книга со схемами для вышивки!

Мы осторожно раскрываем её. На страницах – идеально отпечатанные узоры, аккуратные линии и детализированные схемы. Это немецкое издание, но язык не имеет значения – рисунки универсальны. Именно с этой книги начинается новая эра рукоделия: больше не нужно придумывать узоры с нуля, заказывать у художников или копировать вручную. Теперь можно просто выбрать дизайн из книги!

Первая печатная книга с узорами станет сенсацией. Уже в последующие десятилетия появятся десятки, а затем сотни подобных изданий по всей Европе, особенно во Франции и Италии. С 1523 по 1700 годы выйдет более 150 книг по рукоделию, каждая из которых будет вдохновлять поколения женщин, превращая их мастерство в настоящее искусство.

Но с чего всё началось? Чтобы понять, мы должны обратиться к истории книгопечатания.

В середине XV века произошла настоящая революция. Иоганн Гутенберг изобрёл печатный станок с подвижными литерами, и первой напечатанной книгой стала Библия Гутенберга. Это было событие, которое изменило мир. До этого момента книги создавались исключительно вручную, и каждый экземпляр мог отличаться от другого – переписчики добавляли свои комментарии, делали ошибки, вносили коррективы. Появление книгопечатания позволило стандартизировать текст и сделать книги доступнее.

Книги, напечатанные с 1440 года до 1 января 1501 года, получили особое название – инкунабулы (от лат. incunabula – «колыбель»). Это были одни из первых печатных изданий, невероятно редкие и ценные. Тиражи инкунабул составляли всего 100—300 экземпляров, и многие из них сохранились до наших дней в музеях и частных коллекциях.

В первые десятилетия печати большинство книг были религиозными. Библии, молитвенники, труды священнослужителей – всё это активно распространялось по Европе. Но вскоре появились и другие жанры: научные трактаты, исторические хроники, философские сочинения. Среди первых напечатанных книг были:

Первые календари (1468, Гюнтер Цайнер);

Изречения философов (1477, Уильям Кекстон);

«Книга песен» Петрарки (1479) – один из первых сборников любовных и политических стихов.

Среди инкунабул выделяется «Нюрнбергская хроника» Хартмана Шеделя, изданная в 1493 году Антоном Кобергером. Это одно из самых красивых иллюстрированных изданий своего времени, наполненное гравюрами с изображениями городов, портретами исторических личностей и картами.

Хартман Шедель – выдающийся немецкий врач, гуманист, историк и картограф, оставивший значительный след в истории книгопечатания. Его знаменитый труд, "Нюрнбергская хроника", был издан в 1493 году и представлял собой иллюстрированную летопись библейской истории с момента сотворения мира. Оригинальный текст был написан на латинском языке, а вскоре появился и перевод на средненемецкий, подготовленный Георгом Альтом. Уникальность этого издания заключается в 1809 ксилографических иллюстрациях, тесно связанных с текстом. Некоторые сохранившиеся экземпляры были вручную раскрашены, что делало их настоящими произведениями искусства.

Но какое отношение эта книга имеет к первой печатной книге по рукоделию? Ответ прост: связь проходит через человека, который её издал!

Первая публикация "Нюрнбергской хроники" состоялась 12 июля 1493 года, а уже в декабре вышел немецкий перевод. Книга стоила дорого, и позволить её себе могли лишь самые обеспеченные люди.

Три года спустя, в 1496 году, в Аугсбурге появилось её переиздание в уменьшенном формате. Оно стоило значительно дешевле, благодаря чему стало доступно более широкой аудитории. Эту новую версию подготовил и издал Иоганн Шонспергер старший – известный немецкий печатник, который прославился созданием первой "карманной" версии "Нюрнбергской хроники", упрощённой и адаптированной для большего удобства и распространения. Кроме того, он работал и над другими знаменитыми изданиями.

Шонспергер старший получил титул придворного печатника императора Максимилиана I. Среди его достижений – роскошный Молитвенник 1513 года, созданный для императора. Книга была выполнена на пергаменте и оформлена таким образом, что имитировала рукописный манускрипт.

Иоганн Шонспергер младший продолжил дело своего отца, став книгопечатником. Хотя о его жизни сохранилось немного сведений, он вошёл в историю как издатель первой печатной книги по рукоделию. В его типографии использовалась техника ксилографии – метод печати с деревянных гравированных досок.

Ксилография – это способ создания изображений и текстов с помощью деревянных форм. На деревянную пластину наносился рисунок, затем её покрывали краской, после чего делался оттиск на бумаге.

Так через цепочку событий от издания Библии Гутенберга мы пришли к моменту, когда появилась первая печатная книга по рукоделию, опубликованная Иоганном Шонспергером младшим.

Но что же происходило в то время у фонтанчика во внутреннем дворике аристократического дома? Мы пришли сюда не с пустыми руками! Осторожно поправляя складки юбки, мы садимся рядом с дамами, оживлённо беседующими о последних новостях, и раскрываем перед ними свою удивительную находку.

Эта книга, выполненная в текстильном переплёте и напечатанная методом ксилографии, представляет собой настоящий прорыв в мире рукоделия. По типу маркировки подписей можно определить, что это издание принадлежит Шонспергеру. Оно включает 19 листов с 26 страницами узоров и пояснительными надписями. Известно, что в 1529 году некоторые из этих узоров были скопированы другим издателем, а значит, книга Шонспергера появилась раньше – её примерная дата выпуска относится к 1523 году.

Название: Ein ney Furmbüchlein Издатель: Иоганн Шонспергер Младший (действовал в 1510–1530 гг.) Дата: около 1523 года Размеры: 20 x 15,5 см

Предполагается, что узоры для этой книги были созданы в мастерской семьи Хопферов. Они могли быть разработаны не только для вышивки, но и для украшения парадных доспехов, что было популярно в XV–XVII веках. В пользу этой теории говорит наличие в рисунках геральдических знаков и монограмм, использовавшихся в оформлении лат. Кроме того, в книге отсутствует разбивка на отдельные стежки, как это принято в современных вышивальных схемах.

Даниэль Хопфер Старший, живший в том же Аугсбурге, где работал Шонспергер, был известным художником, гравёром и мастером-оружейником. В 1507 году он одним из первых применил технику офорта (травления) на железе – метод, который затем переняли Альбрехт Дюрер и другие знаменитые гравёры. Он также создал множество ксилографий.

Художественное мастерство было семейной традицией Хопферов. Родители Даниэля занимались живописью, его брат и другие родственники стали рисовальщиками и гравёрами. Даниэль Хопфер выбрал специализацию гравёра стальных рыцарских доспехов, и именно это привело его к открытию возможностей офорта на металле.

В период с 1523 по 1700 годы было издано более 150 книг, посвящённых рукоделию. Однако большое количество публикаций не означало разнообразия моделей. Плагиат был обычным явлением: одни и те же узоры появлялись в книгах по всей Европе. Иногда издатели создавали новые деревянные блоки с небольшими изменениями, но чаще всего просто копировали уже существующие рисунки.

В Великобритании количество таких книг было значительно меньше – всего четыре издания. Это объясняется нехваткой квалифицированных граверов, а также строгими издательскими законами. Они ограничивали публикацию определённых типов книг, что делало их массовый выпуск финансово невыгодным.

Основную часть книги занимают тексты, написанные на немецком языке готическим шрифтом. Этот стиль письма возник в XI веке, но уже к концу XVI века начал уступать место антикве и постепенно вышел из употребления. Готические буквы имели характерный внешний вид из-за техники письма гусиным пером, обрезанным под углом. Такой инструмент позволял создавать плотные строки текста, экономя бумагу, а также варьировать толщину линий и добавлять тонкие декоративные элементы.

Интересной особенностью книги являются рисунки, нанесённые поверх печатных страниц. Неизвестно, кто именно их добавил, но они встречаются в нескольких сохранившихся экземплярах. Это делает книгу своеобразным палимпсестом.

Палимпсестами изначально называли пергаментные рукописи, с которых стирали старый текст, чтобы нанести новый. Это было связано с дороговизной писчего материала. Позже термин распространился и на другие виды искусства, например, первобытные наскальные росписи, где поверх старых изображений появлялись новые.

Один из самых известных палимпсестов древности – так называемые «Абидосские иероглифы» в Египте. Это наложение двух надписей в храме фараона Сети I, которое из-за разрушения штукатурки создало оптическую иллюзию. Некоторые энтузиасты видят в этих иероглифах изображения современных машин, таких как вертолёт или подводная лодка.

В рассматриваемой книге можно заметить, что цвет нанесённых вручную узоров отличается от цвета печатных букв. Некоторые из них перекрывают текст, что наводит на мысль о повторном использовании страниц.

Рисунки и буквы выполнены в клетках, что указывает на их предназначение – служить схемами для вышивки. Подобные книги часто включали разделы с образцами вышивки гладью и крестом, а также схемы для кружев и ришелье.

В некоторых местах можно увидеть дефекты печати: например, в левой части цветочного узора краска легла неравномерно. Также заметны линии стыковки отдельных частей гравюры, особенно между буквами в нижней части страниц.

Интересно, что в книге представлены два разных типа шрифтов. На одних страницах буквы массивные и строгие, а на других – более изящные и украшенные. Особенно примечательно нестандартное оформление буквы «А», в которой используется круглый соединительный элемент.

Главная особенность книги, которую мы рассматриваем, – её уникальность. Предполагается, что представленные в ней гравюры являются оригинальными, и именно это издание можно считать отправной точкой для сравнения с другими печатными книгами.

Интересно, что в прошлом вязание часто воспринималось как разновидность вышивки. Долгое время рукодельницы пользовались исключительно вышивальными схемами, поскольку специальных узоров для вязания просто не существовало. Более того, спицы нередко называли иглами, что подчёркивает связь между этими техниками.

Также широко практиковалось вышивание по вязаному полотну. Поэтому, пусть и с небольшой натяжкой, эту книгу можно считать не только вышивальной, но и вязальной.

Некоторые страницы книги содержат целые сюжетные композиции. Чаще всего это фантастические сцены, реже – изображения из повседневной жизни. Художники того времени позволяли себе смелые фантазии, создавая причудливых существ и целые истории.

Буквы, монограммы, изречения и стихотворные строки обычно вышивали гладью или крестиком. Помимо этого, в книге представлены как простые геометрические орнаменты, так и сложные витиеватые мотивы, часто выполненные в комбинированной технике.

Особого внимания заслуживает техника «ришелье» (на итальянском – punto tagliato). Этот способ рукоделия заключался в вырезании частей ткани, после чего края укрепляли и заполняли вышивкой или кружевом. Чаще всего для этого использовали хлопок или лён.

Большинство узоров в книге имеют растительные или геометрические мотивы и легко адаптируются для создания бордюров. Бордюр – это повторяющийся рисунок, расположенный в ряд, например, вдоль края ткани. В книге такие орнаменты разделены узорными линиями, что позволяло разместить больше узоров на одной странице. Причём сами разделительные линии тоже использовались в вышивке.

Для переноса рисунка на материал применяли технику «надавливания». Сначала контуры узора прокалывали булавкой, затем страницу прикладывали к ткани и протирали отверстия сажей или углём. Когда бумагу убирали, на поверхности оставался отпечаток, который затем обводили и заполняли вышивкой.

Почти все схемы печатались на прямоугольных листах, что позволяло легко увеличивать или уменьшать размер узора. Это было особенно удобно для рукодельниц, адаптирующих орнаменты под свои проекты.

Опытные мастерицы нередко искали вдохновение в книгах, предназначенных вовсе не для вышивки. Они заимствовали узоры из изданий по каллиграфии, переплётному делу, а также из книг о травах и эмблемах, где встречались оригинальные рисунки и декоративные элементы.

Кроме букв, в книгах по рукоделию встречались полноценные сценки, например, изображения охоты, виноградной лозы или сложных фантазийных цветов.

Сидя в кругу единомышленниц у журчащего фонтана, мы и не заметили, как наступил вечер. Пора собираться домой. Мы бережно закрываем книгу, завораживавшую всех собравшихся дам, и, расправив пышную юбку с вышивкой золотыми нитями, покидаем уютный дворик. Из атмосферы эпохи Возрождения мы возвращаемся в современный мир.

Для современных рукодельниц исторические книги остаются бесценным источником вдохновения, а для историков – важным свидетельством развития книжного дела и декоративного искусства XV–XVI веков.

Пролистывая фотографии этой книги, я заметила несколько узоров, которые можно встретить в энциклопедии Терезы де Дильмон. Особенно похожи буквы. Я закрываю глаза и представляю, как гравёр XVI века вырезает узор, который спустя 500 лет окажется в книге у меня в руках.

Когда я искала книги в электронных библиотеках, то мне попадались издания различных авторов и веков. Однажды я задала себе вопрос: «А какая книга по рукоделию считается первой?» В русскоязычных источниках я часто встречала информацию о книгах XVII века. Но неужели до этого книг по рукоделию не печатали?

Я сижу перед ноутбуком, читаю о старинных типографиях и впервые понимаю, насколько это было сложным и почти магическим процессом.

Итак, представим: Европа, XVI век. Городская улица шумит от голосов торговцев, которые зазывают прохожих купить свежеиспечённый хлеб, ткани, диковинные товары с Востока. В воздухе запах дыма, лошадиного пота и… чернил?

Мысленно заглядываю в маленькую типографию, спрятанную в переулке. Здесь пахнет свежей краской, бумагой и горячим металлом. В углу стоит массивный печатный пресс – такая здоровенная деревянная махина, которой управляют несколько человек.

Мастера работают сосредоточенно: одни набирают текст, расставляя каждую букву вручную, другие загружают бумагу, кто-то следит за чернилами. Процесс кропотливый, механический, почти ритуальный.

Я смотрю, как печатники аккуратно расставляют металлические буквы в рамах. Каждую страницу верстают вручную. Каждую строку переворачивают в зеркальном отражении, потому что только так при печати текст получится читаемым.

Представляю, как печатник проводит пальцем по металлической поверхности, проверяя, всё ли правильно. Затем осторожно накатывает чернила, вставляет бумагу и запускает пресс.

Глухой хлопок – и на листе бумаги появляется текст. Теперь этот процесс занимает секунды. Тогда – часы и дни.

Я продолжаю читать и понимаю, почему книги стоили целое состояние. Бумага – делалась вручную, из льняных и хлопковых волокон. Каждый лист создавался отдельно. Чернила – готовились из железа, дубовых чернильных орешков и сажи. Их варили, как зелье. Переплёт – кожа, золочение, вручную сделанные застёжки.

Каждая книга была уникальна.

Представляю, как какой-нибудь богатый купец бережно держит её в руках, перелистывает страницы и понимает, что он владеет ценностью.

Мы с книгой в руках осторожно переступаем порог одного из самых знаменитых домов Италии эпохи Возрождения. Нас встречает прохладный полумрак дворцовых коридоров, приглушённый свет свечей мерцает на стенах, заставляя фрески оживать в игре теней. Ощущение, будто мы не просто вошли в другое здание, а действительно перенеслись во времени.

Очутившись во внутреннем дворике, мы замираем. Каменные плиты под ногами хранят тепло прошедшего дня, воздух напоен тонким ароматом апельсиновых деревьев. В центре бурлит небольшой фонтан, его струи перебрасывают солнечные зайчики на ажурные колонны, поддерживающие аркады галереи. Где-то вдалеке раздаются приглушённые звуки лютни, плавно перетекающие в женские голоса.

– Ты слышала, что герцог Лодовико устроил новый праздник в честь своей супруги? – говорит одна из женщин, сидящих у фонтана. Она держит в руках тончайшее кружево, аккуратно продевая иглу в сложный узор.

– Да, и говорят, он заказал целую партию французского бархата! – подхватывает другая, любовно разглаживая отрез золототканой парчи. – Как же я мечтаю увидеть эти наряды…

Мы наблюдаем за ними, ощущая, как сцена будто оживает перед нами. В этих нарядах, в этих легких беседах – вся суть женской жизни того времени. Мир может рушиться, на престолах сменяться династии, но рукоделие остаётся неизменной частью быта. В XV—XVI веках искусство вышивки – это не просто занятие, это язык, способ выразить статус, талант, даже скрытые мечты.

Но мы пришли сюда не просто так. В наших руках книга, и она не похожа на обычные переписанные вручную манускрипты. Это первая печатная книга со схемами для вышивки!

Мы осторожно раскрываем её. На страницах – идеально отпечатанные узоры, аккуратные линии и детализированные схемы. Это немецкое издание, но язык не имеет значения – рисунки универсальны. Именно с этой книги начинается новая эра рукоделия: больше не нужно придумывать узоры с нуля, заказывать у художников или копировать вручную. Теперь можно просто выбрать дизайн из книги!

Первая печатная книга с узорами станет сенсацией. Уже в последующие десятилетия появятся десятки, а затем сотни подобных изданий по всей Европе, особенно во Франции и Италии. С 1523 по 1700 годы выйдет более 150 книг по рукоделию, каждая из которых будет вдохновлять поколения женщин, превращая их мастерство в настоящее искусство.

Но с чего всё началось? Чтобы понять, мы должны обратиться к истории книгопечатания.

В середине XV века произошла настоящая революция. Иоганн Гутенберг изобрёл печатный станок с подвижными литерами, и первой напечатанной книгой стала Библия Гутенберга. Это было событие, которое изменило мир. До этого момента книги создавались исключительно вручную, и каждый экземпляр мог отличаться от другого – переписчики добавляли свои комментарии, делали ошибки, вносили коррективы. Появление книгопечатания позволило стандартизировать текст и сделать книги доступнее.

Книги, напечатанные с 1440 года до 1 января 1501 года, получили особое название – инкунабулы (от лат. incunabula – «колыбель»). Это были одни из первых печатных изданий, невероятно редкие и ценные. Тиражи инкунабул составляли всего 100—300 экземпляров, и многие из них сохранились до наших дней в музеях и частных коллекциях.

В первые десятилетия печати большинство книг были религиозными. Библии, молитвенники, труды священнослужителей – всё это активно распространялось по Европе. Но вскоре появились и другие жанры: научные трактаты, исторические хроники, философские сочинения. Среди первых напечатанных книг были:

Первые календари (1468, Гюнтер Цайнер);

Изречения философов (1477, Уильям Кекстон);

«Книга песен» Петрарки (1479) – один из первых сборников любовных и политических стихов.

Среди инкунабул выделяется «Нюрнбергская хроника» Хартмана Шеделя, изданная в 1493 году Антоном Кобергером. Это одно из самых красивых иллюстрированных изданий своего времени, наполненное гравюрами с изображениями городов, портретами исторических личностей и картами.

Хартман Шедель – выдающийся немецкий врач, гуманист, историк и картограф, оставивший значительный след в истории книгопечатания. Его знаменитый труд, "Нюрнбергская хроника", был издан в 1493 году и представлял собой иллюстрированную летопись библейской истории с момента сотворения мира. Оригинальный текст был написан на латинском языке, а вскоре появился и перевод на средненемецкий, подготовленный Георгом Альтом. Уникальность этого издания заключается в 1809 ксилографических иллюстрациях, тесно связанных с текстом. Некоторые сохранившиеся экземпляры были вручную раскрашены, что делало их настоящими произведениями искусства.

Но какое отношение эта книга имеет к первой печатной книге по рукоделию? Ответ прост: связь проходит через человека, который её издал!

Первая публикация "Нюрнбергской хроники" состоялась 12 июля 1493 года, а уже в декабре вышел немецкий перевод. Книга стоила дорого, и позволить её себе могли лишь самые обеспеченные люди.

Три года спустя, в 1496 году, в Аугсбурге появилось её переиздание в уменьшенном формате. Оно стоило значительно дешевле, благодаря чему стало доступно более широкой аудитории. Эту новую версию подготовил и издал Иоганн Шонспергер старший – известный немецкий печатник, который прославился созданием первой "карманной" версии "Нюрнбергской хроники", упрощённой и адаптированной для большего удобства и распространения. Кроме того, он работал и над другими знаменитыми изданиями.

Шонспергер старший получил титул придворного печатника императора Максимилиана I. Среди его достижений – роскошный Молитвенник 1513 года, созданный для императора. Книга была выполнена на пергаменте и оформлена таким образом, что имитировала рукописный манускрипт.

Иоганн Шонспергер младший продолжил дело своего отца, став книгопечатником. Хотя о его жизни сохранилось немного сведений, он вошёл в историю как издатель первой печатной книги по рукоделию. В его типографии использовалась техника ксилографии – метод печати с деревянных гравированных досок.