Наша цель – лучшее аниме сезона! бесплатное чтение

Глава первая

Принц и укротительница

Порой ее спрашивали: «Почему вы пошли в аниме-индустрию?»

Она отвечала, задумчиво склонив голову: «В самом деле, почему?»

Просто очень любила. Анимацию, персонажей, актеров озвучки, стиль, сюжет, режиссуру, саундтрек, опенинги с эндингами[1], интересные вселенные – она любила аниме во всей его полноте. Как текут на экране, сливаясь воедино, звук и картинка. Ее завораживала экспрессия героев, костюмы, реплики – она наслаждалась каждой секундой!

А про некоторые аниме думала: «Это что?!»

Сколько раз по телу пробегал зуд, хотя она сама не понимала, что ее так задело в кадре. Сколько раз сидела перед экраном, словно только вышла из-под холодного душа. И сколько раз записывала трансляцию, чтобы потом пересматривать. Приговаривала: «Офигеть. Это что? Это как вообще? Как же… круто!»

Тогда, еще подростком, она подумать не могла, что однажды устроится работать в небольшую студию «Эдж».

С тех пор как села в продюсерское кресло и узнала аниме-индустрию изнутри, ее восхищение приняло слегка профессиональный оттенок. Она и на работе порой пищала от восторга. Зато глаз натренировался подмечать детали, и теперь было ясно, чем ее зацепила та или иная картина.

К сожалению, сейчас анализировала голова, а не сердце. Потерять детское «Круто!» – печальная участь всякого взрослого, который умудрился превратить увлечение в работу… Пока не произошло то, что изменило все.

После университета, на пятый год работы и на двадцать восьмом году ее жизни, вышла… «Опора». Если не сокращать – «Опора светлых сил», дебютная работа режиссера Тихару Одзи[2]. Его потом будут называть «тот самый, который снял “Опору”».

Он начинал карьеру у гигантов индустрии, в студии «Токэй». «Опора», по всеобщему признанию, разом продвинула всю японскую анимацию на десять лет вперед. Одзи было всего двадцать четыре года.

Броское и как будто женское имя казалось изысканным псевдонимом, но выяснилось, что его и в самом деле так зовут. Как-то неосторожный журналист спросил Одзи о его имени, на что он недовольно ответил: «Будь я Камилем[3],врезал бы по морде. “Зета-Гандам”[4]».

Каяко Арисина тоже смотрела «Опору». Собственно, никто из коллег не пропустил событие такого масштаба. И при просмотре Каяко снова впала в детское: «Это что?!»

Сама поразилась: неужели в ней еще живет ребенок? Она же повзрослела и думала, что больше не растворяется в аниме с головой и ни один сериал не повлияет на нее так, как те, что она видела в самом нежном подростковом возрасте.

Багаж из просмотренного, прочитанного и прослушанного формируется раз и навсегда. Особенно если все это впитано в те годы, когда ты податливая глина и еще не умеешь толком выразить обуревающие тебя эмоции… Именно на этом, сколоченном еще в подростковом возрасте богатстве и строила работу Каяко. С тех пор она хорошенько изучила любимый предмет, а погрязший в теории мозг научился четко выражать положительные эмоции и, наоборот, разучился оценивать увиденное безоговорочным «Круто!».

Нет, Каяко больше не ребенок, и мир, прежде притягательный своей непознаваемостью, для нее обрел контуры. Она заговорила на языке специалистов и познала тонкости искусства. Вот тогда ее и взяли на работу. Если она и «фанатела», то со здоровой толикой профессионального уважения к коллеге.

И надо же такому случиться – в ней ожил пламенный восторг!

Лишь когда серия закончилась, Каяко наконец осознала, что вот уже полчаса с интересом неотрывно пялится в экран. И не знала, каким словом описать обуревавшие ее чувства.

Она пришла в себя, и ее прошиб озноб. Только-только закончились финальные титры, но Каяко уже завидовала всем, кто только сейчас открывает для себя мир аниме. Ей захотелось, чтобы «Опора» стала ее собственным достоянием, которое она сама нашла и которым ни с кем не обязана делиться.

Так в ее жизни появилось имя Тихару Одзи.

Юный гений младше ее на три года. Они росли в одно время, на одних и тех же аниме и манге, книгах, играх – и это чувствовалось. Приемы, которые он любовно перенес в новое произведение, смотрелись по-прежнему свежо и оригинально. Они не устарели и работали на современных детях точно так же, как когда-то на них самих.

Он будто рассказал историю, пропитанную духом их общей эпохи, лично для Каяко.

И девушка не хотела, чтобы кто-нибудь понял его лучше, чем она. Плевать, что Каяко тоже работает в аниме-студии и прямо сейчас курирует совершенно другой проект. «Опору» Каяко ревновала ко всем тем, кто вообще-то, был и ее зрителями.

В тот миг Каяко Арисина поняла, что нашла ответ на вопрос: «Почему вы пошли в аниме-индустрию?» И что больше никогда не сможет честно на него ответить.

И все же, если спросят, мысленно она без запинки оттарабанит: «Чтобы однажды поработать плечом к плечу с Тихару Одзи».

Вот и теперь Каяко, когда нервы окончательно сдавали, раз за разом воскрешала в груди теплые воспоминания и повторяла одно и то же заклятье: «Я работаю с Тихару Одзи, и я этого очень-очень хотела».

– Похоже, главный кандидат в топ весеннего сезона! – прокомментировал Осато, когда Каяко, любуясь пейзажем за окном, пригубила чай. – Не то чтобы я сомневался.

Осато лучился довольством, а Каяко проклинала себя за то, что витала в облаках, но вежливо ответила:

– Большое спасибо.

Что за «топ сезона», она не поняла. Наиболее трудозатратный проект, для которого на весь сезон придется привлечь дополнительные руки? Каяко прикинула, что за смысл скрывался за таинственным словосочетанием, но переспрашивать уже было неудобно. Осато тем временем листал материалы.

– «Фронт судьбы: Лиддел-Лайт» – это временное название? – вдруг спросил он, и стаканчик в руках Каяко дрогнул.

Впрочем, Осато спокойно изучал распечатку презентации, – видимо, никакого скрытого смысла в его словах не было. Даже не посмотрел на собеседницу: все его внимание занимали наброски персонажей.

– Ого, костюмчик у Дзюри – просто класс. С прической придется повозиться, но оно того явно стоит, – продолжил он, и Каяко, поставив стаканчик, с деланым спокойствием согласилась:

– Точно.

На первой странице значилось: «Фронт судьбы: Лиддел-Лайт», возле которого в скобках теснилось убористое: «вр. назв.», а говорил сейчас Осато о главной героине будущего аниме, Дзюри Товада.

Каяко с улыбкой уточнила:

– Название уже фактически утвердили, только забыли исправить в материалах. К следующему совещанию сделаем.

– Да? Какиути из «Анимаркета» упоминал, что хотели что-то яркое и броское. Шеф тоже считает, что надо ввернуть какое-нибудь пафосное словечко, чтобы даже в сокращенном виде название сразу отражало всю суть. Ну, как тогда с «Опорой».

Осато стоял во главе отдела планирования в компании Blue Open Toy (сокращенно – «Блу-той»), первой среди производителей фигурок, и он обожал свою работу – даже сам разрабатывал модели-прототипы. Как и аниме с видеоиграми, фигурки в последнее время переживали бурный расцвет, поэтому, видимо, там работали в основном молодые люди. Осато возглавлял целый отдел всего в двадцать девять лет. Довольно длинные волосы он разделял модным боковым пробором и носил очки в толстой оправе, оттого казался немного оторванным от реальности, как английский рокер восьмидесятых. Каяко подумала, что надо обладать недюжинной самооценкой, чтобы придерживаться такого стиля.

Он в самом деле пользовался большой популярностью, и в «Эдж» тоже водились его воздыхательницы. Девушки-коллеги Каяко, возвращаясь после совещаний с «Блу-той», с придыханием рассуждали, как мужчинам идут очки.

Такой обходительный, талантливый и настолько любящий фигурки, он оказался действительно на своем месте.

«Что вы! В сравнении с нашими ведущими скульпторами я настоящий профан», – утверждал Осато, однако его модели пользовались популярностью у покупателей.

Как переговорщик он тоже был хорош. Во время совещаний Осато без малейшей запинки умел заговорить о самом сложном (о деньгах), да так изящно! Неудивительно, что он нарасхват.

В индустрии аниме, в том числе у производителей фигурок по ним, и мужчины, и женщины – все работники питали слабость к беззаветной любви. Их сердца легко завоевывал всякий, кто гордился своим делом и не скрывал симпатий. После пламенных разговоров уже не страшно поднять вопросы финансов, которые не решить любовью, не пугает перспектива вкалывать как проклятые над скучными задачами. Любовь и даже воспоминание о ней служили утешением, когда наваливались сожаление и отчаяние.

– Я еще к вам обязательно зайду: надо многое обсудить с директором, включая, разумеется, и название… И конечно, в следующий раз приведу с собой Одзи.

– О, будем вас очень ждать! Приходите обязательно. Когда планируете закончить первый эпизод?

– Точных сроков пока нет. В работе первые три серии, поэтому, думаю, уже скоро можно будет их посмотреть.

– Да?

Каяко знала, что Осато умеет складывать два и два, и не питала надежд, будто он не заметит ее маленькую недомолвку. И все же, кажется, пока он ничего не заподозрил. Да она в строгом смысле и не солгала. Хотя почему-то перестала чувствовать вкус чая.

В «Блу-той» работали увлеченные люди, и все чаще их представители появлялись на собраниях производственных комитетов[5]. В работе над «Фронтом судьбы: Лиддел-Лайт», в котором Каяко выступала исполнительным продюсером, они с самых первых встреч принимали пламенное участие. Иными словами… вкладывали в проект деньги.

– Анонс проекта в конце следующей недели, да? Представляю, как взорвутся соцсети. Первое аниме Одзи за десять лет!

– За девять, – поправила Каяко, тихонько вздохнув и улыбнувшись. – Одзи обидится за такие округления.

– О, прошу прощения. Но его любят как раз за характер! Мало того что аниме интересные, так и сам персонаж не менее любопытный. И имя приметное, а про имидж я и вовсе молчу.

«В имидже вы ему не уступаете», – про себя заметила Каяко, но вслух просто согласилась:

– Точно.

Она хотела отвлечься от разговора на чай, но стаканчик уже опустел.

Каяко знала, что к Одзи давно приклеилось прозвище «Маленький Принц аниме-индустрии». Не в честь Сент-Экзюпери и даже не за какие-то мотивы из его работ, а просто в шутку. Другие называли его «красавцем-режиссером».

На самом деле Каяко тоже удивилась, когда в первый раз увидела его на фотографии. Обычно титул красавца получает всякий, кто в своей области немножко посимпатичней чучела, но с Одзи было совсем не так. На обложках и в ток-шоу он не терялся даже на фоне актеров. Во времена выхода «Опоры» его фотографии украшали множество специализированных журналов, и они органично смотрелись на полках любого книжного магазина.

Анимешники и те не смолчали: «Мне, конечно, понравилась “Опора”, но разве обязательно приглашать в режиссеры такую модель?» – «Рожа режиссера задолбала, скипаю». Как бы Каяко ни понравилось само аниме, она понимала, откуда такая реакция, – и жалела. Только из-за красоты режиссера выступают против хорошего аниме. Да, смазливая мордашка может заманить отдельных очень лояльно настроенных зрителей, но также способна сколотить и антифанатское движение. Потому лично Каяко не одобряла такие маркетинговые ходы. Для СМИ в целом, не говоря уже про аниме-журналы, ситуация – на вес золота, и всякая реклама – это реклама. Неудивительно, что студия воспользовалась редкой возможностью. Хотя, если честно, посредственная внешность сослужила бы режиссеру более добрую службу.

Так размышляла Каяко-продюсер. Но что касается более личного мнения, то она поражалась своей стойкости. В отличие от бесчисленной армии фанаток красавца-режиссера, ее сердце билось чаще только от его аниме. Спору нет, он хорош собой, но, видимо, не совсем в ее вкусе.

Она хорошо запомнила свои мысли, потому что страшно удивилась, когда увидела его лично. В Каяко было почти 170 сантиметров роста, а Одзи оказался 160 с небольшим. Из-за прекрасных и правильных черт лица, пушистых, как у юноши, кудрей он в самом деле производил впечатление дерзкого мальчишки.

С выхода «Опоры» прошло уже девять лет…

Вскоре после окончания сериала Одзи покинул студию «Токэй» и скитался вольнонаемным по разным компаниям, то и дело выступая то помощником режиссера, то режиссером отдельных эпизодов. Каждое аниме, к которому он прикладывал руку, неизменно притягивало внимание зрителей, однако над собственными проектами Одзи с тех пор не работал.

Тихару Одзи особенно хорошо удавался жанр так называемого «махо-сёдзё», где девочки-подростки получают некую волшебную силу, трансформируются в особую форму и сражаются с врагами. Жанр с давней историей, богатый и практически, как считалось, беспроигрышный. Дети повально скупали кукол-героинь и игрушечные модельки их волшебного оружия, а взрослые – фигурки. Махо-сёдзё – рай маркетолога.

Одзи же выделялся среди коллег тем, что его аниме предназначалось больше взрослой аудитории, чем детской. «Опора» только прикидывалась простеньким сериальчиком, а на самом деле рассказывала довольно мрачную историю. В ней хватало и жестокости, и постельных сцен – даром что завуалированных. Аниме очень хвалили за то, что в нем так рельефно изображены настоящие проблемы девочек-подростков.

Обычно махо-сёдзё пользуется популярностью у детей и – из-за прелестной невинности главных героинь – у мужской аудитории, но тут неожиданно добрую половину фанбазы составили взрослые женщины. Это тоже добавило сериалу узнаваемости, а уж тот факт, что снял его при этом мужчина, и вовсе привлек много внимания.

И вот девять лет спустя Одзи наконец возвращается на режиссерское кресло с «Фронтом судьбы: Лиддел-Лайт». К тому же новое аниме также планировалось в жанре махо-сёдзё, в котором режиссер был силен. Главная героиня Дзюри сражалась верхом на волшебном байке, которым управляла силой своей души. Кульминация каждой серии – битва – проходила в виде гонки. Для разработки дизайна байков привлекли реального производителя HITANO. «Лиддел-Лайт» – название тех самых байков, на которых рассекают героини. Студия «Эдж» возлагала большие надежды на этот проект.

Детали грядущего релиза тщательно скрывали от публики. На конец следующей недели назначили пресс-конференцию с Одзи, которую собирались транслировать на «Нико-Нико»[6], и там-то должно было впервые прозвучать официальное название проекта.

– Кстати, а что все-таки случилось? Почему вы лично пришли? – вдруг спросил Осато, и Каяко выпрямилась, как будто палку проглотила.

– А?

– Обычно мы обсуждали все вопросы с Оомией, – улыбнулся мужчина, но чуть-чуть напряженно. – Неужели у Одзи какие-то возражения по поводу фигурок?

– О, нет-нет, вовсе нет. Я просто как раз проезжала мимо.

Обычное дело, когда у аниме сразу несколько продюсеров.

Компания, в которой работала Каяко, занималась исключительно производством аниме, а за его выпуск в эфир отвечали совсем другие люди. Как музыканты, принадлежащие звукозаписывающему лейблу, не занимаются распространением и продажей, так и «Эдж» все подобные задачи отдавала на откуп «Анимаркету».

Для создания аниме нужно очень много денег и очень много людей. Каяко, понятное дело, выступала от лица «Эдж», а всего продюсеров было четверо, включая специалистов от «Анимаркета» и телестудий. У каждого из них – по одному ассистенту и так называемому «ответственному за планирование».

Отдельный человек рассчитывал бюджет, занимался связями с авторами и общественностью, а Каяко вот общалась напрямую с режиссером и всеми, кто был занят непосредственно производством. В глазах «Блу-той» она, наверное, выглядела кем-то вроде ответственной за режиссера.

– К слову, Одзи, – внутренне холодея, кое-как выдавила из себя Каяко, – в восторге от вашей работы. Вот я и решила зайти проведать, как у вас дела, – может быть, чем-нибудь его немного воодушевить… Например, когда он узнал, что скульптором вызвалась быть сама госпожа Марино, очень обрадовался.

– Да, Марино просто вся светится. Говорит: зачем еще работать, если не ради персонажей Одзи в дизайне великого gin?

Марино прославилась как великолепный скульптор, и аниме-студии, которые хотели выпустить фигурку именно по ее модели, выстраивались в очередь на несколько лет вперед. Втиснуть Одзи в начало вереницы желающих она согласилась исключительно от большого уважения к его работе.

Планировать будущие фигурки начинают практически одновременно со стартом работы над аниме, и первые прототипы моделей появляются за полгода до трансляции начального эпизода. Работа кипела вовсю.

– Обязательно передам Одзи! – улыбнулась Каяко. – Спасибо большое, что нашли на меня время.

Она поклонилась и покинула конференц-зал. По дороге к выходу успела оглядеться по сторонам.

Студия Blue Open Toy занимала тридцать седьмой и тридцать восьмой этажи в одной из приметных высоток Икэбукуро[7]. Люди работали тут, любуясь великолепными видами из окна – и фигурками.

Каждый стол украшали персонажи аниме и игр в самых разных позах. С первого взгляда было ясно, кто сейчас в любимцах у публики. При всей любви к конкретному герою, старички со временем покидали стол и расчищали место для восходящих звезд – облик индустрии менялся день ото дня.

Среди фигурок Каяко еще видела несколько из аниме, которые продюсировала она лично, но вот из «Опоры» уже не осталось ни одной героини.

– Что ж, откланяюсь. – Каяко подняла взгляд и заставила себя улыбнуться.

Вдруг исчезнувший куда-то ненадолго Осато ее окликнул:

– Госпожа Арисина! Постойте!

На мгновение Каяко как будто прошиб ток, и она осторожно обернулась, боясь лишний раз вдохнуть.

– Вот, держите! – Осато протянул ей коробочку. Стоило Каяко заглянуть, что там, как сердце сжалось от восторга – и это несмотря на весь обуявший ее ужас. Внутри оказалась героиня прошлого аниме, которым заведовала Каяко, притом в чиби-версии: «мини-мипоид»[8].

– Это же Мирэ!

– Во время нашей прошлой встречи вы говорили, что она вам нравится. Вот, попалась на глаза… Или у вас такая уже есть?

– Нет! Спасибо огромное! Я даже представить себе не могла, что у вас они еще остались в запасе!

– В главном офисе не осталось, а на складе есть немного. Если вдруг еще кого-то хотите, обязательно говорите, я поищу.

Он смотрел на нее так прямо и искренне, что Каяко растеряла все слова. Подавив вздох, она наконец ответила:

– Вы такой хороший человек, Осато.

– И вы, – улыбнулся он. – Я часто думаю, что в нашем деле плохих людей нет. Я это в целом про аниме-индустрию.

– В самом деле?

– Ох, вы не думайте, что я лицемерю. В глубоком понимании оба мира – и наш, и ваш – очень тесные, поэтому репутация летит впереди человека, так? Новость о каждой выходке разносится как пожар. Трудно найти работу, когда о тебе дурная слава.

– И правда.

Да, об этом Каяко знала не понаслышке. Многие кочевали из студии в студию фрилансерами, и пятно на репутации могло загубить человеку всю карьеру. Не только, разумеется, на профессиональной: среди коллег тут же разлетались слухи и о распускающих руки бесстыдниках.

– То есть мне воспринимать вашу Мирэ как некий намек? У «Блу-той» к нам какая-то просьба?

– Что вы, нет конечно! – невозмутимо покачал головой Осато. – Это такая мелочь! Просто знак благодарности за все, что вы для нас делаете. Что ж, до встречи!

На этот раз они в самом деле простились, и он застыл в поклоне. Видимо, не собирался разгибаться до тех пор, пока Каяко не выйдет за двери, и, когда она это поняла, в груди кольнуло. Она спешно выскользнула вон, убедилась, что дверь закрыта, и наконец медленно оторвала взгляд от пола. Оставшись одна, девушка вздохнула спокойно, прислонилась к стене в безлюдном коридоре, напряженные икры размякли, как шоколад, забытый летом под жарким солнцем, и Каяко опустилась на пол.

Она тяжко вздохнула, глядя в потолок.

Прелестная фигурка, которую ей только что так любезно подарили, оттягивала руки неподъемным грузом. Каяко кусала губы, чтобы не дать эмоциям вырваться наружу. Она сгорала от стыда.

Опять не нашла в себе сил признаться, что Одзи пропал.

В висках пульсировала боль. За время ее визита в «Блу-той» никто не писал и не звонил. Значит, никаких новостей. Вот уже неделя прошла с тех пор, как Одзи бросил свое детище в самом разгаре производства. Неделя!

Каяко заставила себя подняться и потащилась дальше. Спрятала фигурку в сумку и твердо решила, что по пути на студию заскочит в какой-нибудь туалет и даст себе там две минуты проплакаться.

– Да ты просто гигант, Арисина! – заявил ей Одзи на первой же встрече по поводу предстоящего проекта.

– А? – не поверила своим ушам Каяко, но в ответ на ее изумленный взгляд Одзи только отшутился:

– Наверное, тебе кажется, что я коротышка.

Каяко окончательно растерялась.

– Прямо модель!

– Что вы…

– Да я серьезно! Один в один пластиковая моделька. Не расплавься под солнечными лучами!

У Каяко округлились глаза, она не сразу поняла, что он так ее подколол. В последнее время ее часто сравнивали с моделью: высокая, длинноволосая; коллеги на работе (где постоянно творились хаос и кровавая бойня с дедлайнами) ей даже завидовали, что она всегда выглядит опрятно. Лицо Каяко досталось достаточно выразительное, чтобы отсутствие макияжа не бросалось в глаза. Одевалась она полностью по своему вкусу, но порой пропадала на работе по нескольку дней, и юбка, которую носила все это время, мялась все сильнее с каждыми сутками. А сколько раз не удавалось поспать дольше двух часов за ночь! Какая же из нее модель? И вообще: сколько женщин комплексует из-за роста! Неужели он об этом не подумал?

В душе Каяко закипел гнев. Сегодня она восприняла привычные шутки в штыки.

«Ясное дело, что я прихорошилась! Не с кем-то все-таки встречаюсь, а с Тихару Одзи! Я твоя поклонница, между прочим, придурок!»

Пока она внутренне негодовала, Одзи спросил:

– Сколько лет?

– Тридцать пять, – ответила она без обиняков.

– На три года старше меня… Значит, когда я учился в шестом, ты была – в каком? В восьмом? В девятом? Да-а…

Каяко искренне не понимала, насколько он серьезен, поэтому понятия не имела, как реагировать. Изначально она планировала говорить с ним об «Опоре светлых сил». Что ей понравилось в том аниме, какие она выделяет сильные стороны.

Прошло несколько лет, как эта «Опора» потрясла ее жизнь, и вот Каяко выпала возможность лично познакомиться с ее создателем. Она не на шутку нервничала, у нее даже пропадал голос. Однако Одзи постоянно только угукал, как будто ему скучно, и Каяко казалось, что ее чувства втаптывают в землю. Как будто она упрямо пыталась играть с мячом, который не отскакивает от земли. Похоже, он все комплименты пропускал мимо ушей.

Каяко привыкла заражать собеседника силой страсти и, когда на нее не реагировали, чувствовала себя крайне неуютно. Одзи был готов болтать без умолку о чем угодно, кроме собственного детища. Как только речь зашла об «Опоре», он явно решил испытать Каяко на прочность. Перестал смотреть ей в глаза, будто кто-то дернул рубильник его эмоций.

Слова, в которые она вложила всю душу, отскочили как от стенки горох. Каяко казалось, что она слилась с безликой массой многочисленных фанатов и не находила слов, чтобы описать, насколько встряхнула ее в свое время работа Одзи. А ведь девушка так нежно любила, так неистово выделяла «Опору». Речь Каяко не достигла души собеседника, а в сердце заползла горечь обиды за собственную глупость. Беседа протекала мучительно. Когда аргументы закончились, Каяко прямо сказала Одзи:

– Я хочу с вами работать.

Тот никак не отреагировал и сперва просто буравил взглядом пустую столешницу. Лениво положил локти на стол и не удостоил ее ответом.

Сердце разрывалось на части. Каяко собиралась упрашивать его сколько потребуется, если вдруг он ответит отказом. Молчание продлилось – сколько? Минуту, две, даже больше. И когда Одзи наконец открыл рот, она услышала те самые слова: «Да ты просто гигант, Арисина».

Каяко показалось, что ей сделали подсечку и повалили на пол. У нее отвисла челюсть, и она уже приготовилась к отказу.

Глаза Одзи затянулись серой дымкой, и в них практически не осталось эмоций.

Задним умом Каяко понимала, что предпосылки были с самого начала.

Сжимая ноющий желудок, она проскользнула мимо проходной в «Эдж». Три года назад они озаботились безопасностью, и теперь в небольшую студию проходили по пропускам. В отдел планирования на втором этаже, где располагалось ее собственное рабочее место, приходилось идти через зал аниматоров.

Обычно здесь царила тишина.

Производство аниме требует усилий множества людей, но в основном каждый самостоятельно занимается отведенной ему задачей. Позже плоды трудов отдельных людей сливаются в готовое произведение. Да, время от времени они проводили совещания или просто обсуждали вопросы на рабочих местах, но болтовни не по делу практически не было. У каждого свой стол, за которым он и погружается в работу. Многие сидят в наушниках и как будто живут в своей собственной реальности.

Пусть обитатели первого этажа по большей части молчат, но все равно чувствовалось, что тут не безлюдно – как в доме поздней ночью. Правда, ровно такая же атмосфера царила тут и среди белого дня.

На втором этаже работали штатные сотрудники на полную ставку, но однажды в разговоре с Каяко кто-то из аниматоров горько усмехнулся: «Еще неизвестно, кто тут больше времени проводит». Смерив ее насмешливым взглядом покрасневших глаз, он пояснил, что ему до завтрашнего дня надо нарисовать еще двадцать иллюстраций.

Возвращаясь на рабочее место, Каяко проходила мимо кабинетов ключевой анимации, фазовки, пост-обработки и съемки. Вдруг одна из дверей открылась, и из-за нее вынырнул мужчина. Они чуть не столкнулись, он тут же извинился, а Каяко мысленно охнула.

Она наткнулась не на кого иного, как на Сакомидзу, художника по ключевым кадрам, обладателя скрюченной спины и лохм, которых, казалось, никогда не касалась расческа. Он глядел на нее из-за толстенных, как будто донышки молочной тары, линз старомодных – и не найдешь уже такие! – очков. Мужчина говорил, что они у него еще со средней школы, только линзы с годами вставлял все толще и толще. На тщедушном тельце болталась здоровенная футболка с принтом с персонажами студии. Она так свободно висела на плечах, что могло даже показаться, будто это не он носит футболку, а она – его. Вряд ли Сакомидзу сам ее покупал: скорее всего, досталась от кого-то из коллег.

Одновременно с Каяко он тоже понял, с кем столкнулся, и отвернулся, избегая взгляда. Сакомидзу ее показательно игнорировал и даже попытался ретироваться обратно за дверь, хотя, очевидно, выходил не просто так, а по какому-то делу.

– Все работаешь? Восхищаюсь! – предательски дрогнувшим голосом нашлась как сгладить неловкую ситуацию Каяко, но ответа не получила. Прямо у нее перед носом сердито хлопнула дверь.

Что это – раздражение или бессилие? Грудь продюсера разрывали противоречивые чувства. А в следующий миг она сообразила, что он надел старые очки, и к палитре эмоций примешалась грусть. Дыхание в горле сперло. Каяко почувствовала, как ее покидают силы.

Сколько на свете существует более удачных оправ! Насколько более тонкие можно заказать линзы!

Каяко сама посоветовала ему купить другие очки и помогала изменить стиль. Когда Сакомидзу пришел в новых очках, все в студии восхитились, как он сразу преобразился. И сам он так обрадовался и заулыбался…

Не стоит обращать внимание на такое поведение. На работе постоянно случались какие-то конфликты. Пусть себе игнорирует, раз ему так хочется. Через месяц, ну через два, ну через полгода – забудется.

С усилием выкинув из головы дурные мысли, Каяко поднялась по ступенькам. Тишиной первого этажа на втором и не пахло. Тут люди шумели и бегали в мыле. Тут и там кто-нибудь разговаривал, а где-то беседовали по телефону: «Студия “Эдж”, здравствуйте!» – «По поводу вашего вопроса…» И разумеется, кто-то постоянно ругался.

– Я вернулась, – коротко отчиталась Каяко, бросая на кресло сумку. Почувствовала на себе робкие сочувственные взгляды.

Среди коллег уже распространялись слухи об Одзи, который пропал неделю назад. Официально об инциденте знали только шеф и продюсеры, которые работали над «Фронтом судьбы: Лиддел-Лайт». Даже аниматорам пока не сообщали, чтобы лишний раз не беспокоить людей.

Но в их маленькой компании все варились в одном котле. Когда правда выплывет наружу – лишь вопрос времени.

– Арисина, шеф велел зайти к нему, как вернетесь, – передал производственный ассистент Кавасима, когда Каяко уже садилась за стол.

Каяко на пару с режиссером следила за произведением в целом, но за отдельные получасовые эпизоды отвечали другие люди. Производственный ассистент – как раз тот человек. Заметно напряженный, он тихо спросил:

– Ну как он, не вышел на связь?

– Нет, конечно, – отозвалась Каяко, сердитая, что он задает такие дурацкие вопросы. Прозвучало, кажется, резковато, так что она добавила: – Я бы сразу сказала и закатила вечеринку, потому что это был бы праздник!

– Точно…

– Простите… – извинилась Каяко, но Кавасима только изумленно покачал головой:

– Что вы, вы-то тут при чем?

– Спасибо…

Но пора заглянуть в дирекцию. Чувствуя затылком взгляды коллег, Каяко невольно подумала, что она тут все-таки очень даже «при чем».

Кабинет начальника назывался так только на словах, а в реальности от рабочих мест остальных сотрудников его отделяли только скромные перегородки. Каяко два раза постучалась и заглянула к нему.

– С возвращением, – сурово поприветствовал ее Это.

Ему по сто раз уже говорили, что нехорошо есть на рабочем месте, однако в ноздри Каяко опять ударил резкий запах специй. На столе лежал пакетик чипсов со вкусом бульона.

Директору студии в этом году стукнуло сорок пять лет, и он успел поработать в том числе на производстве – отвечал за создание нескольких аниме. Так же, как и Каяко, он начинал производственным ассистентом, затем вырос до продюсера, а на четвертом десятке основал «Эдж».

Говорят, что в молодости он напоминал хрупкого филологического юношу, но теперь в это было трудно поверить: с тех пор директор потолстел больше чем в два раза. Сам он утверждал, что во всем виновата стрессовая работа. Как-то раз студию поносили в Сети за какой-то средненький сериал, и тогда на одном из имиджбордов[9] создали тред, который назывался «Про борова-директора». Тогда Это недовольно ворчал, что никакой он не боров, а лицо у него так и вовсе еще вполне симпатичное.

Он сонным взглядом буравил монитор, но теперь перевел глаза на подчиненную.

– Ну как, сказала? Как отреагировали?

– Ну…

Позавчера после совещания они решили: на ближайшем собрании производственного комитета объявить, что у «Лиддела», вероятно, сменится режиссер.

Каяко до последнего боролась за то, чтобы дождаться Одзи.

Ведь до анонса проекта оставалась еще целая неделя! Одзи наверняка все понимает и скоро вернется. И потом, если он все же вернется после официального объявления о том, что он исчез, то за ним закрепится репутация ненадежного контрагента. А это может уничтожить его перед спонсорами и клиентами. Возможно, ему больше никогда не доверят никакую работу.

Однако аргументы не сработали. Ей возразили, что если тянуть с такими новостями до последнего, то вопросы появятся уже к самой «Эдж». Каяко понимала. Но как рассказать правду людям, которые собрались под воображаемым флагом имени Одзи и упорно трудятся именно ради него?

Наступил ноябрь. До весенней трансляции оставалось каких-то пять месяцев.

Да, сериал должен стартовать только весной, однако исчезновение режиссера накануне трансляции – это катастрофа вселенского масштаба.

Видимо, Это прекрасно понял, что означала заминка Каяко, поэтому громко вздохнул и запустил руку в пачку с чипсами. Зашуршал.

– Арисина, ты, может быть, почему-то решила, что я ангел во плоти?

– Нет, – ответила Каяко, и ее, без всякого преувеличения, пробрала крупная дрожь.

Она никогда даже мысли такой не допускала. В их суровой индустрии небольшие компании вроде «Эдж» так долго оставались на плаву только благодаря стальной хватке директора, и Каяко уяснила это в тот же день, как пришла сюда работать. И она очень боялась навлечь на себя его гнев.

Режиссера и продюсера связывают, пожалуй, даже более тесные отношения, чем актера и его менеджера.

Часто без режиссера работа совсем не двигается, поэтому Каяко контролировала не только рабочую жизнь Одзи, но отчасти и личную. Точно знала, когда он явится на студию, во сколько уйдет, сколько часов поспит, а на следующий день к моменту его пробуждения приезжала за ним. Случалось им даже вместе ждать перед квартирой, слушая работу стиральной машинки, потому что Одзи просил еще часик, пока не достирается белье (когда Каяко предложила ему закончить со стиркой вместо него, возмутился, что он уже взрослый мальчик и справится без нее).

Каяко должна быть в курсе всех его проблем и готова выслушать его в любое время дня и ночи, и порой они по четыре-пять часов разговаривали по телефону, даже если Одзи звонил уже за полночь. Как про него и говорили в Сети, Одзи был гением, Маленьким Принцем – и капризничал согласно титулу. Он круглые сутки ломал голову над воплощением творческой задумки и подстраиваться под удобство окружающих не собирался. Аниме-режиссеры, которые заведуют работой гигантских команд и ворочают очень сложные проекты, более или менее все с приветом, но Одзи переплюнул всех, с кем доводилось работать Каяко.

И все же она искренне наслаждалась. Чувствовала, что он горит идеей снять по-настоящему отличное аниме. Ради такой цели Каяко пошла бы на любые жертвы.

Контролировать все стороны жизни Одзи входило в ее служебные обязанности, и долг продюсера – проследить, чтобы режиссер в добром здравии добрался до студии.

Неделю назад она, как обычно, приехала к его дому и позвонила в домофон, а Одзи взял и не вышел. «Странно», – подумала Каяко, но в тот момент она решила, что «спит, наверное, еще, придурок!». Позвонила на домашний телефон, на мобильный, поднялась к нему на этаж и долго стучалась в дверь, в том числе и ногами… Но он так и не отозвался.

Тут в ее сердце проклюнулось недоброе предчувствие.

Она по очереди проверила все места, куда он мог уйти, и обзвонила всех, к кому он мог наведаться. В первую очередь, конечно же, спросила в семье, и там ей мать беззаботно ответила: «Ох, простите моего непутевого. Он у меня с самого детства дуется, когда что-то идет вразрез с его желанием». После этого Каяко убедила женщину позвонить в управляющую службу дома и договориться, чтобы отперли замок.

В квартире Одзи не оказалось. Вместе с ним пропали кошелек и мобильный телефон. По всей комнате валялись рабочие материалы, но он не оставил никакой записки.

Аппарат абонента, в свою очередь, оказался выключен или находился вне зоны действия сети. Может, сам Одзи и выключил. Так или иначе, он оборвал все контакты без всякого предупреждения.

Любой бы решил, что он сбежал.

Вот и Каяко, оглядывая в прострации опустевшую комнату, не знала, как ей все это понимать. Еще вчера он страдал, что никак не придумывается сюжет дальше четвертой серии.

Очень часто для производства аниме-сериалов назначают главных сценаристов, которые следят за общим течением истории и курируют создание сценариев на каждый конкретный эпизод. Чем опытнее главный сценарист, тем, разумеется, более цельным и качественным получится итоговое аниме.

Однако в случае «Лиддела» общим сценарием также заведовал режиссер, то есть Одзи. Сценаристы каждого эпизода работали по его расплывчатым подсказкам, знали лишь примерное направление истории, хоть и беседовали с ним по многу часов.

За время работы над проектом Одзи успел уволить уже троих сценаристов и в конце концов заявил, что напишет все сам. Каяко еще тогда подумала, что это он от отчаяния.

Среди обывателей считается, что достаточно на момент выхода эпизода в эфир продумать наперед только следующие три. Однако на практике такой маленький запас мгновенно испаряется, а студии приходится напрягать все силы, чтобы успевать с производством в срок. А поскольку надрыв на студии заметен сразу, необходимо начинать проект как можно раньше и заранее согласовывать команду, которая будет над ним трудиться. Большая часть аниме-сериалов состоит из двенадцати эпизодов и транслируется в течение трех месяцев. Аниматоры делятся на команды, каждая из которых отвечает за свои, чередующиеся в определенном порядке серии.

К счастью, сценарий и раскадровки для первых трех эпизодов, по которым уже отрисовывали действие и фоны, Одзи приготовил. Однако на этом материалы заканчивались. Наработки уволенных сценаристов он отверг, и проект вернулся к состоянию чистого листа. Без одобрения режиссера историю с мертвой точки сдвигать нельзя, даже просто убрать из названия пометку о том, что название – временное!

Режиссер следит за развитием проекта, а Каяко не справилась с обязанностями и не уследила за режиссером.

Когда она, бледнее мела, рассказала Это, что произошло, тот даже не разозлился. Спокойно принял к сведению. Каяко предпочла бы, чтобы на нее наорали, но директор ни словом ее не попрекнул. Только бросил строго: «Ждем пять дней».

Конечно, умом она понимала, какой это широкий жест – простить пятидневный прогул в самой что ни на есть горячей стадии работы. Но оговоренный срок прошел, и позавчера на собрании директор велел сменить режиссера. Убрать Тихару Одзи из проекта.

– Ты вроде собиралась сама им все объяснить. Вместо тебя мог съездить и я, и любой другой человек.

– Конечно.

Под взглядом начальника ей всякий раз хотелось раствориться в воздухе.

Однако это ведь ей доверили вникать во все нужды Одзи. Поэтому Каяко считала своим долгом лично объяснить сложившееся положение всем заинтересованным сторонам. И если уж совсем честно, она бы предпочла сама сообщить режиссеру об увольнении, чем спихнуть неприятные переговоры на кого-то еще.

И если именно Каяко не уследила за Одзи, то не стоит забывать и о том, что предложила его на место режиссера тоже она. Каяко непременно хотела поработать с ним плечом к плечу хоть над каким-нибудь проектом. А когда еще делать шаг, если не сейчас, когда он уволился со студии-конкурента и пустился на вольные хлеба? Что бы там ни говорили, она хотела создать вместе с ним что-то по-настоящему прекрасное.

Если все-таки менять режиссера, то идти обивать порог другой звезды уже поздновато. Самый реалистичный вариант – посадить на его место кого-то из помощников. На презентации, до которой оставались считаные дни, пришлось бы отказаться от козырной карты «первого аниме Одзи за девять лет», поэтому можно не надеяться на повышенный интерес публики. Да и журналисты, которых завлекли на пресс-конференцию обещанием громкой сенсации, наверняка разочаруются.

Итак, вот уже два дня Каяко собиралась начать обзванивать «Блу-той» и другие компании, материально заинтересованные в проекте, но каждый раз оправдывалась перед собой и окружающими, что такие новости лучше сообщать лично. Наконец сегодня она собралась с духом и поехала в «Блу-той»… только чтобы вернуться ни с чем.

Директор еще раз громко и протяжно вздохнул, прозрачно намекая на свое недовольство.

– Ты же не думаешь, что я считаю Одзи личным врагом? На самом деле мне вообще до него дела нет. Режиссера необходимо сменить, чтобы спасти наше аниме. Ты понимаешь?

– Конечно…

– Творческие люди больно любят брать произведение в заложники. Они считают, будто без них тут все развалится, поэтому, как только им что-то не по нраву, тут же грозятся уйти… А Одзи вообще сбежал, никому ни слова не сказав. Так что, как ни прискорбно, нам придется брать дело в свои руки. И так уже качество продукта пострадает.

Тут, разумеется, Каяко было нечего возразить. Пока что сроки не критичные, однако без режиссера в студии падает моральный дух. И рано или поздно все поймут, что он растворился неизвестно где.

– Ты серьезно считаешь, что он вернется к следующей неделе?

– Да.

Каяко так часто повторяла, как твердо в него верит, что уже и сама себя не понимала. Только знала: если еще и она разуверится в Одзи, то все пропало. Директор покачал головой:

– Допустим. Предположим, вернется, но дальше-то что? Вспомни того же Тиёду. Одзи сам сказал, что Тиёде точно сможет поручить сценарий. Что в третий раз все точно получится, насилу договорились. И что же в итоге?

– Ничего…

Начальник бил по самому больному.

– То он отказался от партнерского опенинга, то он недоволен составом актеров озвучивания – сплошные капризы и палки в колеса. С ним очень сложно работать. Исчезновение – это вишенка на торте, но мое терпение и так уже подходило к концу. Понимаю, как ты горела идеей привлечь его к проекту, но Тихару Одзи полностью оправдал все слухи, которые о нем ходили.

– Я… я съезжу еще раз в «Блу-той». Только, пожалуйста, дайте мне немного времени. Я его обязательно найду. Позвольте идти… – Каяко согнулась в поклоне.

– Я-то подождать могу, не жалко, но ты занимайся своим делом, – отчеканил директор. – Нам нужен другой режиссер.

Она не нашлась что ему ответить и молча вышла из кабинета, кусая губы.

Коки Тиёда, которого Одзи потребовал в качестве сценариста, писал ранобэ[10]. Режиссер уверял, что с давних пор зачитывался ими.

– Я его уважаю, поэтому не стану с ним спорить, – обещал Одзи, и Каяко решила: попытка не пытка.

Тиёда не спешил соглашаться, потому что сценариев никогда в жизни не писал, однако его удалось уговорить «хотя бы в качестве эксперимента», и он прописал третью серию. К счастью, он тоже в свое время смотрел «Опору» и также в нее влюбился. Видел и другие аниме, к которым Одзи потом прикладывал руку. Казалось, их союз благословили сами небеса, и все же…

Каяко до сих пор содрогалась от неловкости всякий раз, как слышала название издательства, с которым работал Тиёда, – «Ёёся». И покрывалась холодным потом, вспоминая, сколько было желчи при окончании их деловых отношений в речи Куроки, редактора, закрепленного за автором.

Коки Тиёда написал совершенно замечательный третий эпизод. Он был даже лучше, чем от него ожидал Одзи. Диалоги героев вышли такие бойкие и живые, что мир произведения прекрасно считывался даже без картинки. Оживали локации, а противостояние Дзюри и ее главной соперницы Киёры заиграло новыми красками.

«Есть!» – подумала тогда Каяко. Успех «Лиддела» был обеспечен. Мало того что сама по себе вещь получится отменная, так еще сочетание имен Одзи и Тиёды никого бы не оставило равнодушным.

Однако одна-единственная реплика Одзи мгновенно выморозила все ее светлые надежды.

– М-м-м, что-то не то, – пробормотал он. – Значит, даже с Тиёдой не получилось… Он слишком писатель, мы не сработаемся.

В душе Каяко что-то переломилось.

– Жить надоело? – спросила она. В первый раз – тихо. А во второй она уже кричала: – Жить надоело, а? Может, без тебя всем проще будет?!

– Гм-м-м, – задумался Одзи. – Но ведь правда не сработаемся. Тиёда – прекрасный писатель, тут спорить невозможно. К его сценарию даже изображение никакое не нужно. Более того, оно будет только мешать… Ну и все, и ничего не попишешь. Раз даже Тиёда не справился, больше обращаться не к кому. Буду писать сам.

Тиёда при этом разговоре не присутствовал, но перед его редактором Куроки Каяко чуть не провалилась под землю от стыда. Наконец тот спокойно уточнил:

– И вот на это вы потратили драгоценное время нашего самого золотоносного автора?

Каяко, а вслед за ней и все остальные коллеги, принесли самые искренние извинения. Потом Одзи попытались уговорить, чтобы согласился работать с Тиёдой и очень постарался, чтобы его собственная работа не поблекла на фоне столь блестящего сценария. А тот не моргнув глазом ответил: «Не-а».

Каяко не сдавалась и попыталась уломать его хотя бы использовать готовый сценарий третьего эпизода, потому что уж очень он хорош. Все-таки не каждый день удается выцепить такого популярного автора.

Здесь не нашелся что возразить даже Одзи.

Однако, по мнению издательства, такой исход выглядел чересчур наглым и самонадеянным. В глазах Куроки за очками не читалось ни малейшего сочувствия. Он сдержанно прокомментировал: «Как вы хорошо устроились» – и наотрез отказался передавать права на сценарий.

Каяко тогда показалось, что она сидит на стуле из гвоздей.

Пока переговоры велись только третьими сторонами, разговор успел зайти даже о том, чтобы из-под пера Тиёды вышла новеллизация их проекта. Однако после того инцидента речи ни о чем подобном больше не шло.

Как и обещал, Одзи засел за новый сценарий третьей серии, но проблемы наваливались снежным комом, и процесс встал, а без сценария не начнешь и раскадровки, то есть скелет будущего эпизода, в котором зафиксированы основные движения персонажей, фоны и реплики. Именно по ним работают аниматоры.

В довершение всех бед Одзи еще и не рисовал. Раскадровки он черкал в стиле «палка-палка-огуречик», и большую часть пространства кадра заполняли текстовые разъяснения. Во что-то удобоваримое эти «шедевры» превращали художники, и только после длительных совещаний.

Когда на студии начали подозревать, что дело плохо, с ними вдруг снова связался Куроки. Говорил он с такой неприязнью, что Каяко легко догадалась: сам бы он просто отозвал все права, но, когда ради соблюдения приличий спросил мнения автора, тот с радостью согласился, чтобы его труд использовали. На студии чуть не расплакались от благодарности.

– Раз Коки не против, то мы не имеем права ему препятствовать. Но просим, чтобы в дальнейшем таких историй больше не повторялось. К тому же мы не хотим включать в профиль его бренда ваше аниме. Поэтому вы не имеете права использовать его имя.

Напоследок он процедил сквозь зубы:

– Передайте Одзи пожелания всяких благ. – И повесил трубку.

Вот на каких условиях им передали сценарий: не писать имя Тиёды в титрах и не использовать в рекламной кампании.

«Телемон-центр Токио» – самая крупная звукозаписывающая студия города – находилась в Ёцуе, и располагала семью комнатами разной величины для записи, и за редчайшим исключением хотя бы одна стояла пустой, но готовой к работе. Студия была последним прибежищем для всех, кому требовалось помещение для внезапной работы, и там же часто пересекались коллеги по цеху из разных компаний. Аниме-индустрия – тесный мир: везде натыкаешься на знакомых.

На входе стояла доска, в которую маркерами вписывали всех, кто сегодня записывается, – еще три студии, помимо «Эдж». Напротив комнаты «А» – побольше той, что забронировали они, – стояла «Токэй», и Каяко мысленно скривилась. Она понятия не имела, что у них сейчас в работе, но почему-то под ложечкой засосало от недоброго предчувствия. Вспомнились лица знакомых, с которыми видеться точно не хотелось.

Каяко взмолилась, чтобы она ни с кем из них не пересеклась, опустила голову и прошмыгнула к помещению, выделенному под их проект.

Сегодня проходила уже третья сессия аудиозаписи для «Лиддела». Продюсер достала из сумки прикупленные специально по такому случаю мелкие баумкухены[11] и открыла дверь.

– Добрый вечер!

– Добрый! – Звукорежиссер Годзё уже был на месте и попивал кофе из бумажного стаканчика. Как всегда, почесал седеющий затылок и взглянул на пришедшую, сузив от улыбки и без того узкие глазки. Студия была готова к записи, ждали только актеров. Каяко обрадовалась, что их еще нет, и облегченно выдохнула.

– Надеюсь, сегодня продуктивно поработаем.

Годзё еще не исполнилось и сорока пяти, но от него исходила такая доброта и забота, что Каяко порой казалось, будто она беседует с собственным дедушкой. Умудренный и невозмутимый старший коллега. Вот и теперь он улыбнулся:

– Господин режиссер все гуляет?

– К сожалению. Простите, придется сегодня справляться без него.

Каяко много нового узнала, когда начала работать в аниме, в частности – о существовании такой фигуры, как звукорежиссер. Этот человек в прямом смысле задает звучание всей картине, работе актеров и музыке. Конечно, тут многое зависит от студии и от режиссера, однако в первом же проекте, который вела Каяко, к ее изумлению, дубли одобрял или отклонял вовсе не режиссер, а звукорежиссер. Первый присутствовал при записи, но, по сути, только сидел в сторонке и наблюдал за происходящим, во всем полагаясь на коллегу.

Звук и голос – неотъемлемая часть любого аниме. Управление голосами и звуковыми эффектами как раз входит в обязанности звукорежиссера.

Годзё в своем деле считался настоящим ветераном. Раньше он работал на «Токэй», но потом перешел на самозанятость. Мужчина успел поработать и с Одзи, еще над «Опорой». Тот отзывался о нем как о наставнике, который «многому научил заблудшего новичка».

На этапе планирования Каяко с командой не то чтобы совсем не думали о звукорежиссуре, но раз нашелся такой замечательный кандидат, то решили пригласить на эту роль именно Годзё. Одзи же везде норовил сказать свое веское слово – он был из тех режиссеров, которые не дадут звукорежиссеру ни пробы провести самостоятельно, ни записать реплики героев. И Годзё-то он порекомендовал потому, что тот не имел ничего против его дотошности. Даже имея за плечами колоссальный опыт, он не задирал носа и со всеми вел себя мягко и обходительно. Иными словами, Одзи даже запись звука никому не доверял и выбрал ручного звукорежиссера, который не станет ему перечить.

Уже было ясно, что «Лиддел» – проект не студийный, а авторский. С самого старта проекта и по сей день, кого бы ни предлагала Каяко, начиная от звукорежиссера и сценаристов, всех заменяли по требованию Одзи.

И вот звукозаписью, которую с таким нетерпением ждал режиссер, в его отсутствие занялся Годзё.

Как ни иронично, он прекрасно оправдывал звание матерого профессионала. Если при Одзи Годзё всецело отдавался координированию всяких технических моментов, то теперь раскрыл свой потенциал во всей красе. Первая же сессия без режиссера прошла прекрасно, и у Каяко отлегло от сердца, когда она услышала, какие точные указания он давал актерам.

Годзё, разумеется, входил в круг тех, кто знал, что Одзи исчез. Они познакомились, когда тот еще был двадцатичетырехлетним юношей. Услышав тревожную новость, Годзё расхохотался.

– Этот чудак в своем репертуаре! – только и сказал он, прежде чем вернуться к деловому тону. – График будет как-то меняться?

Словами не выразить, какую благодарность испытала Каяко за такое спокойствие.

На главные роли они набрали по-настоящему звездный состав. С такой плотностью графика, как у приглашенных актеров, расписание особо не перестроишь.

Через стекло из их рубки прекрасно просматривалась комната с микрофонами. Впереди на мониторе отображались персонажи прямиком из раскадровок, с едва намеченными контурами. В них едва-едва угадывались главная героиня Дзюри и ее лучшая подруга Маари.

Звук обычно записывают, когда изображение уже готово. Однако в случае аниме, и особенно телесериалов, производство часто задерживается, поэтому голоса пишут еще на этапе раскадровок. Дело обычное, но, глядя на набор штрихов на экране, Каяко особенно остро ощутила, что процесс стоит на месте.

Годзё огляделся.

– Он обязательно вернется, – заверил он. – Может, не успеет до анонса, но он не бросит дело на полпути. Вернется обязательно.

– Не уверена, что разделяю ваш оптимизм…

– У режиссеров душа искренне болит за их творения. Даже слишком. Поэтому, я думаю, он и не выдержал, но мне не кажется, что Тихару Одзи – такой неразумный ребенок, как про него говорят. – Годзё усмехнулся с доброй грустью. – Я понимаю, почему он вам сопротивляется, и считаю, что у него есть на это разумные основания. Конечно, вы хотели использовать опенинг партнерского лейбла, но та песня хуже сочеталась с произведением, чем итоговый вариант. Да и вы же слышали Кагихару, которую Одзи пригласил озвучивать главную героиню! Она чудесно играет, и я искренне рад, что он не поддался давлению студии. Вы тоже большая молодец, что отстояли его точку зрения перед начальством.

– Что вы… Я просто исчерпала все аргументы, когда пыталась уговорить Одзи.

Каяко вспомнила, как выбирали песню.

Аниме стоит баснословных денег. Сезон на двенадцать эпизодов стоит от ста двадцати до ста пятидесяти миллионов. Двадцать четыре эпизода – под двести. Каждая серия – десять-двадцать миллионов. И отдельной статьей расходов идет эфирное время на телевидении, его оплачивают спонсоры. Та самая фраза – «Спонсором показа выступает…» – как раз об этом. Показ двенадцати эпизодов в ночном эфире стоит в среднем еще десять миллионов.

Со временем стоимость производства аниме так выросла, что одна-единственная компания уже не могла брать на себя такие расходы. Так и появились производственные комитеты.

На аниме-студии сходились финансовые интересы множества компаний. Иногда спонсорам в голову приходили неожиданные идеи, которые изначально не входили в задумку. Опенинг в нынешнем проекте – одна из таких. Внезапно поступило предложение использовать в качестве заглавной темы новую песню набравшей недавно популярность айдол-группы[12], а одну из девушек поставить озвучить героиню.

Идею выдвинул Какиути из «Анимаркета», а непосредственно на студию его предложение передала Каяко. Вести с режиссером тяжелые переговоры – тоже часть ее работы.

Предложенная песня ей не нравилась, хотя она оценила добрые намерения Какиути. Однако группа раскручивалась на глазах, и Какиути весьма доходчиво объяснил, сколько внимания она привлечет к аниме в ночном эфире, не говоря уже о восходящей звезде на главной роли.

С тяжелым сердцем Каяко шла к невыспавшемуся Одзи, у которого от напряженной работы покраснели глаза. Все ее аргументы сводились к тому, что будет очень неплохо включить в команду девушку, которая популярна у целевой аудитории махо-сёдзё и которая сама им чуть ли не ровесница. Каяко не могла отделаться от ощущения, что такой причины недостаточно.

Она никогда не забудет, с каким шоком на нее взглянул Одзи.

– Арисина, ты это сейчас серьезно? Ты это мне?

По его взгляду Каяко поняла, что от щедрого предложения надо отказываться как можно скорее.

– Прости. Забудь, – извинилась она.

Какиути рвал и метал. Кричал, что она ничего не понимает, и в конце концов вопрос решился только после того, как к обсуждению подключили господина Это. В качестве заглавной темы утвердили инди-группу, которую с самого начала наметил Одзи, а на роль главной героини выбрали опытную актрису, Юку Какибару.

– Правда, он все равно сбежал, – хихикнул Годзё. Его глаза при этом так озорно сверкнули, что на сердце у Каяко чуть-чуть прояснилось. – Но он прекрасно понимает, как вы за него бились, поэтому не бросит вас.

– Не уверена…

Весь этот год она постоянно шла Одзи навстречу и много раз задавалась вопросом, какого черта она делает. Он никогда не замечал, кто бежит по его стопам и проливает из-за него слезы. Да Каяко и не возражала: она считала, что они друг друга стоят.

И все же порой проскальзывала мысль: возможно, ей немного не хватило сил…

– Точно, – без тени сомнений заверил ее Годзё. – С кастингом было то же самое. Приходила в том числе его хорошая знакомая, но он выбирал исключительно по заслугам. Я уверен, что он многое ставит на «Лиддел».

– Мне… тоже так кажется.

– Когда вернется, давайте выпьем втроем, чтобы все ему высказать. У меня тоже накопилась пара слов по поводу нагрузки, которую он на меня скинул. Договоритесь, пожалуйста, чтобы нам выделили денег на попойку из бюджета студии! А вот уже почти и время подходит, – промурчал Годзё, сверяясь с часами.

И, точно подгадав момент, в студии появилась жизнерадостная Какибара. При виде Каяко с Годзё она сняла шапочку, поздоровалась и вежливо им поклонилась.

Когда видела популярных актеров озвучивания, Каяко вспоминала пословицу о рисовом колосе, который чем спелее, тем ниже клонится к земле. Самые популярные не задирали носов и очень внимательно относились к коллегам. Даже когда они не сами рвались на прослушивание, а их приглашали, такие обязательно кланялись и благодарили за внимание.

В противоположность им молоденькие актрисы часто удивляли Каяко. Они массово надевали короткие юбчонки, чтобы, видимо, режиссер или продюсер, если тот окажется мужчиной, точно не обошел вниманием их хорошенькие ножки, а некоторые заявлялись на пробы прямо в форме-матроске и с кошачьими ушками. Айдолов не первый день звали озвучивать персонажей аниме, и пробоваться в «Лиддел» такие тоже пришли. Глядя на пеструю толпу в зале ожидания, Каяко невольно задавалась вопросом, что за косплей-фестиваль они тут устроили. Но еще больше она удивилась, когда поняла, что коллег-мужчин все явно устраивает. Ах вот оно что: эти дамы так наряжаются ровно потому, что маскарад имеет эффект. А вот в коллегах Каяко разочаровалась.

Когда холостяк Одзи придумывал девочек-волшебниц, он казался совершенно неземным созданием, полностью оправдывая прозвище Маленький Принц, поэтому Каяко даже представить себе не могла, что подобное может быть в его вкусе. На людях он не позволял себе проявлять несдержанных восторгов, но, возможно, тоже втайне наслаждался зрелищем.

Каяко прекрасно помнила эту самую «хорошую знакомую», которую мимолетно помянул Годзё.

Аой Мурэно. Популярная актриса, которая в прошлом году играла главную роль в «Русалочках-медсестричках». Они с Одзи настолько хорошо общались, что после прослушивания еще долго стояли и болтали в коридоре.

Звезд видно сразу. Вокруг них распространяется особая аура, и Каяко заметила за собой мысль: «О, та самая Мурэно!» Она хотела поздороваться, но услышала ее голосок: «Ну тебя, Одзи, ты настоящий принц!» – и застыла на месте. Восхитительно милая девушка.

Спустя какое-то время та и сама заметила продюсера и поздоровалась первой, пробегая ее с головы до пят оценивающим взглядом. На контрасте с ее длинными, худыми и прямыми ножками Каяко особенно остро почувствовала, какие у нее самой ноги обыкновенные, и пальцы в туфлях поджались.

– Так у вас продюсер – женщина! – донесся до слуха Каяко шепот Мурэно.

В тот же миг Каяко почему-то решила, что эта куколка влюблена в Одзи.

На пробах она себя тоже неплохо показала. Может, не главную роль, но кого-то из второстепенных персонажей режиссер подруге наверняка отдаст. Поэтому Каяко морально готовилась снова столкнуться с Мурэно на студии, однако, к ее изумлению, Одзи ей отказал. Каяко такого поворота не ожидала, но все-таки украдкой вздохнула с облегчением. Ей не хотелось, чтобы режиссер постоянно отвлекался на наряды девицы.

Спустя какое-то время кто-то даже спросил Одзи о той девчонке: «Ваша давняя знакомая? Такая милашка». Нетрудно догадаться, на что человек намекал, и Одзи переспросил:

– Кто, Аой?

Уже тот факт, что он назвал ее по имени вместо фамилии, говорил о том, что они в весьма коротких отношениях. Но тут режиссер продолжил без какого-либо трепета:

– Ну да, она хорошенькая, но трехмерным женщинам не тягаться с двухмерными. Поэтому для меня они все на одно лицо.

Запись шла своим чередом. Во время перерыва Каяко вышла купить себе попить. По дороге к автомату на втором этаже она вдруг увидела в курилке того, с кем совершенно не горела желанием встречаться. И он тоже обратил на нее внимание и воскликнул: «О!» – прежде, чем Каяко успела ретироваться в обратном направлении.

– Давно не виделись, коллега! – заговорил с ней продюсер со студии «Токэй» Осаму Юкисиро. А ведь Каяко предчувствовала недоброе еще с того самого мига, как увидела название студии-конкурента на белой доске у входа.

– Здрасьте, – пробурчала она, кивая. Она и сама чувствовала, что ее лицо немного скривилось, но моральные силы на фальшивые улыбки у нее вот уже несколько дней как исчерпались.

Юкисиро затушил окурок о пепельницу в огороженной пластиковой перегородкой комнате. Каяко отчаянно посылала ему мысленные сигналы, что вовсе необязательно ради нее прерываться и тем более к ней выходить, но он все-таки зашагал к ней с приветливой улыбкой.

– Как ваши дела? У вас сегодня тоже звукозапись? Слышал, вы на следующей неделе проводите на «Нико-Нико» трансляцию с анонсом нового проекта. Знаете, как бухтел знакомый журналист из «Анимезона»?[13] Говорит: где это видано, чтобы студия не делилась до пресс-конференции даже намеками… Я с ним не согласен: обычно студии как раз пытаются отмалчиваться, просто все равно случаются утечки.

В их профессии многие ходили в рубашках-поло и джинсах, и Юкисиро не исключение, но от каждой из его вещей дышало брендами. Притом он любил не просто кричащие логотипы, а, скажем, пальто, выпущенные в рамках коллаборации сразу двух знаменитых дизайнеров, или рубашки ограниченного тиража. Сегодня он был с пустыми руками, но в прошлую встречу ходил с красивым черным портфелем, как сошедший с экрана стереотипный богатей-врач. Когда Юкисиро признался, что это винтажная вещь, которую он приобрел во время поездки в Париж, Каяко осталось только качать головой.

Безупречно чистые волосы, высветленные ровно настолько, чтобы это смотрелось уместно, изящная улыбка. Чуть опущенные внешние уголки глаз придавали его взгляду одновременно доброе, хитрое и немного саркастическое выражение. При этом он умел так подольститься, что оглянуться не успеешь – как ты уже в его сетях… В том случае, если он счел вас достаточно удобным инструментом.

Юкисиро прославился как чрезвычайно талантливый продюсер студии «Токэй», и при его участии выходил хит за хитом. Его имя светилось не только в профильных журналах, но вообще везде, где речь заходила о том, как добиться успеха и как уловить веяние эпохи. Говорили, будто под его крыло хотели бы попасть многие режиссеры.

А был Юкисиро ровесником Каяко. Он сощурил карие глаза, в которых она тщетно силилась прочесть эмоции, и спросил:

– Как поживает Одзи?

Каяко мысленно испустила тяжелый вздох. Они трудились в тесном мирке. Неудивительно, что конкуренты уже где-то прослышали, кто выступает режиссером их следующего проекта. Земля слухами полнится, но ничего страшного: уж про исчезновение он знать никак не может.

– Позвольте мне сделать вид, что я понятия не имею, о чем вы спрашиваете. Пока что.

– Представляю, как с ним тяжело, – весело заметил Юкисиро и сам себе кивнул. – Он раньше был у нас. А с тех пор, как ушел, я тут и там слышу, как он опять что-то учинил. Так обидно за людей. Я с ним тоже натерпелся. Семь раз надо подумать, прежде чем с таким связываться. Наверное, он ваша головная боль.

– Так, говорите, у вас сегодня тоже запись? Я слышала, вы тоже снимаете новый оригинальный проект, который будете транслировать одновременно с нашим. И как я слышала, тоже анонсируете подробности на следующей неделе.

– Удивительно, как совпало, – улыбнулся Юкисиро и повторил: – Чудеса да и только!

– Да уж, – только и ответила Каяко.

А ведь копирует формат их анонса и даже не краснеет.

Упрек, готовый сорваться с губ, она проглотила. Пусть собственное мероприятие «Токэй» назначил на другой день, но они точно так же собирались дублировать трансляцию на «Нико-Нико». Их студия снимала, если верить слухам, подростковое аниме про боевых роботов. Источники Каяко молчали по поводу личности режиссера, но, что продюсировать его будет Юкисиро, она не сомневалась. И попала в самое яблочко.

И тут…

– Юкисиро, простите, вы долго еще? Мы уже продолжаем.

Дальше по коридору открылась дверь, из которой выглянула девушка. И при виде ее хмурого лица Каяко чуть не вскрикнула.

Юкисиро прекрасно понял, что она ее узнала, но не повел и бровью.

– Мне пора, – все так же элегантно улыбаясь, попрощался он. Однако вместо того, чтобы сразу уйти, вежливо представил: – Хитоми Сайто. В позапрошлом году она сняла анимационные вставки для «Пинк Сёрча».

Это Каяко знала и без него.

Визитная карточка «Токэя» – «Солнечный ангел Пинк Сёрч», и по его мотивам недавно вышла игра. Заставка и прочие катсцены[14] в ней получились динамичные, красивые, и их обсуждали дольше самой игры. По слухам, тематические игрушечные жезлы разлетелись с прилавков мгновенно.

Каяко тоже видела те ролики, и Хитоми Сайто пополнила список режиссеров, к которым она хотела бы когда-нибудь обратиться.

Тем временем сама Сайто во все глаза смотрела на продюсера. Робко кивнула: видимо, смущалась, что в присутствии постороннего человека прикрикнула на Юкисиро. За ней неловко повторила кивок и сама Каяко.

В лицо она эту девушку знала, но лично встречалась впервые. Хрупкое создание в очках, футболке и мешковатых штанах, волосы же Сайто собирала в небрежный хвост, из которого выбилось несколько прядок. Девушку заметно помяло, и сердце Каяко при столь знакомом ей виде храброго воина аниме-производства сжалось в груди.

«Как хороша, – подумала она. – Любо-дорого посмотреть!» В глазах Каяко Сайто была воплощением красоты. Вот как выглядит человек, с головой отдающийся работе.

Она знала, что этой молодой знаменитости, которая в позапрошлом году потрясла всех теми роликами в игре, исполнилось каких-то двадцать четыре года. В том же самом возрасте Одзи снял «Опору».

От направленного на нее пристального взгляда Сайто смутилась, торопливо отвернулась, попросила Юкисиро поспешить и, хлопнув дверью, исчезла в помещении студии.

– Правда, страшная у нас начальница? – весело спросил Юкисиро. – При случае обязательно представлю вас друг другу как следует. Очень интересная девочка.

– Представьте непременно… Спасибо.

В последние годы в режиссеры шло довольно много женщин. Большинство людей на этом посту, вне зависимости от пола, отличаются настойчивостью и легкой склонностью к садизму. Одзи и, видимо, Сайто не исключения. За плечом режиссера-садиста обычно стоит закаленный не хуже самурая продюсер, который молча исполняет все его прихоти. Словоохотливый Юкисиро немного выбивался из этого образа, но чувствовалось, что он с Сайто как шелковый.

«А я?»

В самом деле, что думают окружающие о Каяко с Одзи? Настанет ли день, когда и она будет так же гордо стоять рядом со своим режиссером, ее стараниями таким же загнанно-прекрасным?

– Надеюсь, он найдется, – бросил на прощание Юкисиро, и Каяко разом пришла в себя. Ее собеседник загадочно улыбнулся. Но она и удивиться не успела, как он добавил:

– Я про Одзи. Надеюсь, найдется.

– Ума не приложу, о чем вы, – наконец выдавила из себя Каяко.

– С нетерпением жду презентации! Пресс-конференция же будет открытая? Можно и нам с Сайто заглянуть к вам на огонек? Там заодно ее вам и представлю в спокойной обстановке. Она, кстати, упоминала, что большая поклонница Одзи.

Все так же улыбаясь, он наконец ушел.

Дождавшись, когда останется в полном одиночестве, Каяко стукнула автомат с напитками. Гулкий удар пронесся по этажу, дрогнул пол. Поддавшись досаде, женщина еще и стену пнула. Однако только ушибла ногу, а раздражение никуда не делось. В мозгу намертво запечатлелась ухмылка Юкисиро.

«Придурок, даром что личико смазливое!» – мысленно выругалась Каяко. Пропади они все пропадом: и этот засранец, и Одзи, и она сама.

Запись закончили практически в ночи. Годзё с командой пригласили ее поужинать вместе со всеми, но Каяко отказалась и с тяжелым сердцем потащилась в «Эдж».

У них на работе не различали день и ночь. Студию никогда не закрывали, и тут всегда кто-нибудь да работал. На первом этаже так и вовсе круглыми сутками не выключали свет.

А как второй этаж? Наверное, все уже разошлись?

Каяко подняла глаза к тьме, в которую уходил лестничный пролет, и передумала сейчас возвращаться за рабочее место. И хотя сама отказалась от приглашения поужинать, ей не хватало силы воли в такие минуты оставаться одной.

Поэтому она тихонько открыла дверь кабинета ключевой анимации и застала там одного-единственного человека. Что он тут делает в такой час и почему именно он? Так или иначе, на звук открывшейся двери обернулся тот самый Сакомидзу, который так показательно вчера ее не заметил.

Видимо, со времени их последней встречи он успел заскочить домой, потому что вместо безразмерной футболки на нем теперь красовалась фланелевая рубашка, основательно заправленная в штаны и подпоясанная ремнем.

Их взгляды столкнулись.

– Добрый вечер… Заработался?

– Угу, – односложно, но все-таки буркнул Сакомидзу, и даже такой ответ немножко порадовал Каяко. Впрочем, художник тут же отвернулся и принялся рисовать.

Очки он поменял на более изящные, с тонкими линзами.

«Уф! Может, вчера просто ради разнообразия надел», – подумала Каяко, и у нее отлегло от сердца.

В кабинете царила тишина. На всем этаже только карандаш шелестел по бумаге. Каяко задумалась, не оставить ли человека в покое, но в итоге решила остаться. Поставила позади поглощенного работой аниматора табуретку, как будто так и положено, и принялась наблюдать, как контуры заполняют бумагу.

Сакомидзу был фрилансером.

Студия «Эдж» вообще практически не держала штатных аниматоров. Многие работали по временному контракту и по мере необходимости перетаскивали свои вещи за выделенный для них стол.

Помимо тех, кто работал в студии, некоторые трудились из дома, и у каждого карьера складывалась по-разному. Самые рукастые разрывались между заказами разных студий, и некоторые из них даже заканчивали сторонние проекты прямо тут, в «Эдж». Им никто не мешал, и штатные сотрудники закрывали на такое глаза.

В их работе прежде всего ценилась способность выдавать колоссальное количество без потери качества, и на студии царила тишина немого превозмогания. Нередко, пока приходилось ждать, когда же наконец сдадут ключевую анимацию, Каяко пыталась немного разговорить работников анимационного фронта. Ей часто говорили, что подобную заботу больше проявляют женщины-продюсеры, нежели мужчины: она спрашивала, достаточно ли все спят, никто ли не болеет, и просила не надрывать силы.

Порой, когда из-за плотного графика счет шел на минуты, Каяко чуть ли не молилась на них. «Уже трое суток не сплю», – пожаловалась она как-то раз, и, обычно бессловесные, аниматоры понимающе угукнули и тут же ускорились. Тогда она от переполнившей ее благодарности даже не нашлась что и сказать.

С Сакомидзу она познакомилась давно и очень его уважала. Он никогда не кривился, когда продюсер сидела у него над душой, не жаловался, что ее присутствие на него давит, и всегда как-то легко и непринужденно выполнял свою часть работы точно в срок. А анимировал при этом так, что при виде готовых кадров Каяко много раз вскрикивала: она не знала, как еще охарактеризовать его стиль, кроме как «концентрированное очарование».

Вздрагивая от красоты, которая превосходила все самые дерзкие мечтания коллег и режиссеров, Каяко выносила вердикт: «Сакомидзу, ты гений!» Вот и в этот раз его с огромной готовностью привлекли на «Лиддел».

Они с Сакомидзу настолько сдружились, что он даже согласился сменить очки. И вот в один вечер, когда уже началась основная работа над «Лидделом», он пригласил ее поужинать. Раньше они никуда не ходили тет-а-тет, однако много раз выпивали с другими художниками, поэтому Каяко, недолго думая, согласилась.

Тут-то он и предложил ей начать отношения.

Каяко буквально кожей чувствовала волнение, которое исходило от сидящего напротив нее аниматора. Он протянул ей изумрудно-зеленый футляр с подвеской в виде сердечка, которая лучше любых слов говорила, как серьезно, нежно и неловко мужчина настроен. У Каяко сжалось сердце.

– Прости, – извинилась она.

Он забронировал для них столик во французском ресторане, приоделся в костюм с пиджаком, и Каяко сгорала от стыда, что пришла в простецких штанах, которые отчаянно не сочетались с атмосферой кафе.

Сакомидзу уставился на нее, как будто не верил своим глазам. И в следующий миг пролепетал:

– К чему тогда все эти намеки?

От его слов у Каяко похолодело все внутри.

– Не говори, что у меня красивая душа, не разбрасывайся комплиментами о моей «гениальности». Не спрашивай о здоровье, не предлагай чего-нибудь приготовить поесть, не дари конфеты на Валентинов день[15], а если уж даришь, то по-деловому. Не лично из рук в руки, а тогда же, когда и всем. Чтоб без вопросов было ясно: шоколад обязательный! – Кажется, Каяко впервые слышала от него такую длинную тираду. – Нельзя так!

Вроде бы он обрушился на нее с критикой, но больше всего в память врезалось растерянное, на грани слез, лицо.

– Нельзя так над людьми измываться… Тут бы кто угодно влюбился!

– Прости… Прости, я не специально, – только и повторяла Каяко, чуть не стуча об стол лбом от раскаяния.

Про себя она решила, что после такой сцены больше никогда не появится в этом ресторане. Каяко подняла лицо с раскрасневшимися глазами, только когда Сакомидзу ушел. Перед ней лежало двадцать тысяч иен, которые с лихвой покрывали стоимость заказа, в том числе и то, что съела девушка.

На следующий день Сакомидзу пришел в «Эдж» как ни в чем не бывало и, сосредоточенно уставившись на лист, рисовал. Он всегда неукоснительно соблюдал дедлайны.

Изменилось другое: теперь он не оборачивался, даже когда Каяко к нему обращалась. Упрямо отказался даже от двадцати тысяч, которые она попыталась вернуть.

Когда режиссер и главный аниматор просматривали ключевые кадры эпизода в общем контексте серии, они иногда просили внести правки. Скажем, не понравилось положение челюсти, выражение лица героя. Все замечания Каяко конспектировала, и в ее обязанности входило доносить содержимое конспектов до аниматоров. Все так и происходило, но однажды Сакомидзу прямо посреди объяснений наконец посмотрел ей в глаза и сказал:

– Я буду слушать только режиссера. Если Одзи что-то не устраивает, пусть лично мне объяснит, что именно. Ни вас, ни главного аниматора я слушать не буду. Только Одзи.

С тех пор он полностью игнорировал Каяко, и в таком режиме прошел уже целый месяц.

Но вот уже неделя минула с тех пор, как того самого Одзи след простыл. Завтра Каяко предстояло снова наведаться в «Блу-той» и на этот раз уж точно сообщить Осато, что режиссера будут менять. У Это заканчивалось терпение, и Каяко понимала, что проволочка может стоить ей работы.

И даже в такой дурацкой ситуации ей безумно нравилось наблюдать, как рисует Сакомидзу. Он велел, чтобы она его не хвалила, поэтому с тех самых пор Каяко держала рот на замке. Однако с восхищением все-таки ничего не поделаешь. Он был возмутительно хорош.

Каяко думала, что аниматор ее прогонит, но Сакомидзу молчал. Работал и работал себе дальше, не обращая внимания на гостью за спиной.

Ей подумалось, что их отношения испорчены безвозвратно. Закончит нынешний – и больше никогда не захочет участвовать в ее проектах. Но, хотя его такое соседство на студии смущало ничуть не меньше, работу Сакомидзу все-таки не полпути не бросал. Он собирался довести проект Одзи до конца.

– Сакомидзу… Ты работаешь над новым аниме у «Токэй»? – закинула удочку Каяко. Очень уж хотелось хоть о чем-нибудь поговорить.

Каяко думала, что он пропустит вопрос мимо ушей. Однако после короткой паузы Сакомидзу все-таки ответил, хотя и остался спиной к собеседнице:

– Над «Саундом» Сайто?

– А, так вот как оно называется. Я не знала. Слышала только, что его продюсирует Юкисиро и мы выйдем с ними в эфир одновременно.

– Да, работаю, – признал Сакомидзу.

В «Токэй» работало довольно много своих штатных аниматоров, однако талант Сакомидзу они упустить не могли и его пригласили тоже.

И снова Каяко восхитилась художником, хотя для такого профессионала рисовать одновременно для двух разных сериалов – дело обычное.

Она мало знала об этом самом «Саунде», но уже не сомневалась, что по стилю и тону он сильно отличается от «Лиддела». С языка чуть не сорвался вопрос: которое из них нравится ему больше? – однако Каяко вовремя себя одернула и поняла, насколько у нее сдают нервы.

Сакомидзу пока не знал, что Одзи исчез, и нельзя, чтобы он тоже покинул проект. Однако без режиссера больше некому было направить его работу в нужное русло.

– Ясно, – кивнула Каяко, поднимаясь с места. Ей хотелось пожелать ему доброй ночи и предупредить, чтобы не засиделся до утра, но побоялась разозлить и промолчала. Однако тут, уже почти на пороге, Сакомидзу сам окликнул ее:

– Арисина, вы же будете с «Саундом» биться за топ весеннего сезона, так?

– Топ сезона?

– Ну как… За место на верхушке рейтингов.

«Топ сезона», – молча повертела Каяко на языке незнакомое словосочетание. Сакомидзу так и не поворачивался, только рисовал и рисовал. Но добавил:

– Так сейчас говорят в Сети. Аниме в ночном эфире между собой бьются не на жизнь, а на смерть. Уж не знаю, как по остальным фронтам, но, думаю, как продюсер ты победишь Юкисиро.

– Почему ты так считаешь?

– Он не запоминает людей. Всем хорош, но это его слабость.

Тишину этажа по-прежнему нарушал лишь шелест бумаги. За окнами студии раскинулся ночной небосклон, с которого не светило ни одной звезды.

– Когда работал в «Токэй», я много рисовал для его проектов. Он тогда еще не добился высокой должности, поэтому мы иногда перебрасывались парой слов. Но он, видимо, не считал своим долгом запоминать всех по отдельности… А вот когда я заработал себе имя и меня прицельно пригласили к ним на работу, он вдруг со мной и здоровается: «Приятно познакомиться». Он тоже за эти годы вознесся, и что-то появилось в его манерах… Как будто я должен быть счастлив, что мне выпала уникальная возможность с ним поработать, – спокойно, без тени обиды объяснил Сакомидзу. – Но я не единственный пример. Судя по разговорам вокруг, у многих такое же впечатление. Не только у художников, но и у актеров, представителей издательств. Все считают, что на его должности нельзя вот так менять отношение к людям из-за их положения в иерархии.

Рука художника застыла, одновременно оборвался и шелест. На миг сердце Каяко сжалось в надежде, что вот теперь-то он обернется. Однако Сакомидзу не оторвал взгляда от рисунка.

– Ты его полная противоположность. Ты меня не забыла, хотя когда-то мы пересеклись один-единственный раз. Я тебя и сам не узнал, а ты поклонилась и поблагодарила меня за давнюю работу. И, думается мне, это не я такой особенный. Ты всех хвалишь и к каждому относишься с уважением.

– Неправда, я вовсе не всех и каждого нахваливаю. Только если искренне восхищаюсь чьим-то трудом.

– Знаю, – мрачно отозвался Сакомидзу. – Но с твоей должностью – впечатление производит. – Вновь зашелестел карандаш. – Так что победа будет твоя. «Эдж» отберет у Юкисиро топ сезона как у младенца.

Когда все-таки вернулась на рабочее место, в первую очередь Каяко проверила почту, которую весь день игнорировала. Среди писем затесалось одно от «Ёёся». На миг перед мысленным взором девушки вспыхнуло лицо Куроки. Она вновь вспомнила, как проходили переговоры по поводу сценария, и сердце пропустило удар.

Однако письмо оказалось не от него.

Отправителем значился некто Ямао, который работал на то же издательство. Первой строчкой он писал: «Я к Вам по рекомендации от Куроки». По сути, он хотел обсудить возможность новеллизации «Лиддел-Лайта», и в подписи отмечалось, что он работает в анимационном отделе, а не в литературном, как Куроки. Завершалось его послание словами: «Надеюсь на плодотворное сотрудничество и очень хочу, чтобы у нас получилась замечательная книга». Прочитав эти учтивые слова, Каяко тут же взялась за телефон.

Шел уже третий час ночи, но Куроки оказался на рабочем месте. И хотя говорили они не лично, а по телефону, Каяко согнулась в поклоне:

– Спасибо вам большое! – Голос у нее задрожал и сорвался на полуслове, поэтому она взяла себя в руки и повторила: – Спасибо огромное.

– За что? – как всегда бесстрастно ответил собеседник, чем обескуражил Каяко, но она все-таки пискнула:

– За «Лиддел».

Она не знала, как ей выразить всю благодарность и глубину раскаяния.

– Так некрасиво получилось с господином Тиёдой, а вы передали в анимационный департамент проект книги…

– Ах вот вы о чем. – Изумление в его голосе прозвучало неподдельное. Он настолько подчеркнуто не ожидал от Каяко благодарности за такую мелочь, что она даже расстроилась. – Работа есть работа. Моя обязанность – защищать интересы автора. Прошу прощения, если задел вас резкой формулировкой.

– Что вы, это вы простите, что наш Одзи такой бесцеремонный.

– Бросьте, я о нем и думать забыл. Но с меня довольно капризов, поэтому в следующий раз звоните сразу в анимационный департамент. До свидания.

– Спасибо вам огро!..

Однако он бросил трубку прежде, чем Каяко успела договорить. Вряд ли он сердился: скорее всего, просто вел так дела. Не выпуская из рук трубку, в которой гудели короткие сигналы, Каяко почувствовала, как с ее плеч падает гора.

Ее обуяла благодарность. Не только к Куроки, но и к Сакомидзу, от которого она только что поднялась.

За то, что верил, что их аниме завоюет почетное звание «топа сезона».

Наконец Каяко положила трубку и уставилась в потолок. Ее слепил яркий белый свет флюоресцентной лампы. А сердце пропитывали, запоздало доходя до сознания, слова Куроки:

«Моя обязанность – защищать интересы автора».

Иногда редакторы становятся для писателя кем-то вроде менеджеров. Направляют его и защищают. Но в равной степени то же самое относится и к продюсеру с режиссером.

Всю рабочую карьеру Каяко жила одной идеей. Ее работа – защищать режиссера… И в данном случае – Одзи. Именно в этом она видела цель, к которой следует стремиться.

Одзи – ядро их проекта.

При создании аниме стекается в одно русло много денег, людей и обстоятельств. От их столкновения всегда поднимается белый шум, однако потому-то студии и нужно, чтобы в проекте горело ядро, которому от жизни ничего больше не надо, лишь бы только в итоге получилось что-то качественное.

Вот поэтому-то, когда ему попытались подсунуть песню и актрису, которые не совпадали с его внутренним видением, Одзи сказал: «Арисина, ты это сейчас серьезно? Ты это мне?»

За оболочкой хамских вопросов она разглядела и огонек в его глазах. Ее слова его ранили. Поэтому Каяко твердо решила, что защитит его и до последнего будет на его стороне.

Она завидовала Куроки, который горой стоял за Тиёду, и Юкисиро, который ни на шаг не отступал от Сайто.

«Дай мне сразиться за тебя», – тихо пробормотала она, и сердце больно кольнуло. Глаза защипало от слез. Она будет биться столько, сколько нужно. А если все тщетно – то проиграют они только вместе. «Дай мне сразиться и стать твоим щитом, – от всего сердца взмолилась она. – Больше мне ничего не надо».

Из окон длинного коридора на тридцать седьмом этаже, на котором располагалась студия «Блу-той», открывался прекрасный вид. Высокие здания нередко привлекают туристов, но удивительно, что даже среди рабочего дня сюда приходили полюбоваться окрестностями юные парочки и родители с детьми.

По дороге до Каяко то и дело доносились голоса: «Ух, коленки дрожат!» – «Высоко-о-о!» – и так далее. Вдруг ей тоже захотелось посмотреть, и она свернула к смотровой площадке. Все равно она приехала на двадцать минут раньше, так как нервничала перед встречей с Осато.

Погода выдалась замечательная. Облака растянулись по небу тонкими хлопьями ваты, через них проглядывало голубое небо. Внизу по кольцевой линии Яманотэ скользил поезд, который с такой высоты казался не больше прутика. От вида человечков под ногами в самом деле немели стопы. И в тот момент, когда Каяко отвела взгляд и отступила от окна, самую душу ее пронзил голос:

– Что, люди словно мусор? Полковник Муска[16].

Она резко обернулась.

– Если тебя так манит земное притяжение, бойся Чара[17].

Одзи.

Он неспешно шел к ней мимо окон, через которые было видно светлеющее ясное небо. У Каяко пропал голос, а ноги занемели сильнее, чем от головокружительной высоты.

В последний раз, когда они виделись, на Одзи была такая же одежда, как теперь, отчего казалось, что она видит хорошо продуманного персонажа пьесы. Как будто и не было ничего. Могло даже показаться, что она повстречала призрака – видение, порожденное исстрадавшимся от ожидания сознанием.

Однако нет: он настоящий.

Одзи улыбнулся:

– А вот и я, Арисина.

Он немного осунулся.

Легендарное аниме Тихару Одзи, «Опора светлых сил», состояло из двадцати четырех серий. Начинающим режиссерам редко выделяют целых полгода вещания – два сезона. Притом девять лет назад ему дали в эфире не ночной слот, как сейчас, а практически золотой: шесть вечера.

Каяко до сих пор помнила декабрьские кульминационные эпизоды как вчера. Зима тогда выдалась такая холодная, что легкие замерзали от одного вдоха, и на унылом пути домой только «Опора» согревала ей сердце. Детские аниме в сетке вещания всегда захватывают декабрь, чтобы сразиться за бешеные рождественские продажи игрушек. Сейчас такие ставят на утро выходных, но «Опора» была одним из последних аниме, которое дети с нетерпением ждали вечером, не отлипая от телевизора. Тогда махо-сёдзё еще в равной степени принадлежало и подрастающему поколению, и взрослым.

Главные героини – четыре девочки-подростка. У каждой была своя причина сражаться, однако поодиночке им не хватало собственных сил, чтобы справиться с бедой. В действии принимали активное участие их семьи и друзья.

В стандартном махо-сёдзё подружки все вместе перевоплощаются в свою волшебную форму и бьют врагов слаженной командой, где у каждого свои способности. Они помогают друг другу, чтобы победить общего противника, но «Опора» серьезно отклонилась от этой формулы: дело в том, что из них четверых силы должна была получить только одна.

Само аниме охватывало тот период, когда девочки проходили своего рода испытательный срок. Они сражались с опасностью, нависшей над человечеством. В каждом эпизоде превращение проходила только одна из них, а три остальные такой возможности не имели и только наблюдали за сражением со стороны. И поскольку силу в итоге заполучит только одна из них, все они втайне надеялись, что их названые подружки потерпят неудачу, а еще лучше – умрут.

Во многих сценах зрители с горечью думали: чем так, не лучше ли, чтобы им вовсе не выпадало даже шанса обзавестись злополучной силой, но каждый раз девочки неотступно выбирали путь сражений, потому что каждая из них хотела «стать особенной». Они влюблялись, заводили отношения, их отговаривали семьи, но они все равно отчаянно бились за «особое» место. Да так рьяно, что их жадность порой казалась чрезмерной.

В одном из интервью того периода Одзи говорил так: «Я взялся за махо-сёдзё, потому что терпеть не могу этот дешевый, чрезвычайно удобный для автора и расплывчатый вывод, которым обычно заканчиваются подобные истории. О том, что якобы нет ничего лучше простой повседневной жизни. Нереалистично? Ну не знаю, а многие ли хотят слиться с толпой и ничем не выделяться? По-моему, у таких людей маловато мотивации к жизни».

В те годы царила мода на аниме, которые силой философских диалогов и выразительного рисунка давали зрителям возможность понимать происходящее по-своему. Открытый финал тоже этому способствовал. Все думали, что и «Опора» определенной точки не поставит, однако Одзи завершил историю однозначно.

Битва за будущее человечества закончилась еще в предпоследней серии. И что же будет дальше? Может, волшебные силы не достанутся ни одной из четверых? Или появится новый враг, а в признание прошлых заслуг особые способности сохранят все героини? Все гадали, какой из этих двух вариантов выберет режиссер, однако Одзи оказался верен своему слову и выбрал в качестве постоянной девочки-волшебницы только одну.

В мире, спасенном от врага, только одна заняла «особое» место. Остальным трем пришлось жить обычной жизнью. Каждая из них отправилась своим путем. И когда один из интервьюеров выразил свое восхищение таким финалом, Одзи ответил:

«Ничего потрясающего в этой концовке нет. В битве за то, чтобы выделиться из толпы, они просто смирились с поражением. Я хотел убить всех трех героинь, которые не прошли отбор, но мне не разрешили. Логично, конечно. Ладно бы еще театральный показ или OVA[18], но в шесть вечера такое и показывать аморально, и детям будет травма. У каждой героини есть свои фанаты, и, если их разозлить, они не будут покупать мерч, а стоимость производства сериала не окупится».

Эту часть интервью в аниме-журнале не напечатали.

Так что сам Одзи считал «Опору» своим провалом и вскоре уволился из «Токэй», сказав им напоследок: «Вы не дали мне их убить».

– А вот и я, Арисина.

Каяко тут же бросилась к нему. Плевать, что подумают люди. Она подскочила так близко, что только распахни объятья… И вот, запыхавшись, Каяко врезала Тихару Одзи.

Прямо кулаком.

За миг до того, как костяшки соприкоснулись с его щекой, Одзи удивленно раскрыл глаза. Но изумленный вскрик сорваться с его губ не успел – кулак уже впечатался в худую щеку и скулу. В продюсерском воображении Каяко одновременно с ударом раздалось громкое «хрусть».

Тщедушное тело Одзи нарочито мощно содрогнулось, как будто девушка отправила его в полет, и он опрокинулся назад. С громким «бам!» ударился головой о перила.

Каяко тяжело дышала, уничтожая взглядом поверженного режиссера. Лишь спустя пару секунд после необдуманной эскапады она почувствовала, как из самого ее нутра по телу волнами разливается удовлетворение. После этого к ней вернулся дар речи.

– Придурок! – воскликнула она и поняла, что этого мало. – Придурок, придурок, придурок! Какой же ты придурок!

– Ай-ай… – Одзи, сжимая голову, возмущенно глядел на нее. –  Больно, знаешь ли, Арисина. А если бы травма? – Тяжело вздыхая, он поднялся на ноги. Пробормотал: – Поверить не могу. Ты вообще нормальная, вот так с кулаками кидаться? Ладно… Куда нам сейчас?

Каяко с подозрением прищурилась. За легкомысленной формулировкой читался серьезный настрой.

– В «Эдж» я уже появлялся. Директор сказал, что ты поехала в «Блу-той» по поводу меня, и вот я тоже здесь. Я собирался позвонить, но мне велели скорее показаться тебе на глаза лично. Иначе зачем бы я поперся…

«“Поперся” он!» – мысленно фыркнула Каяко, но удержала язык за зубами. Одновременно ее душу переполнили чувства. Значит, Это его простил!

– Так куда нам? – снова спросил Одзи. – Наверняка ж мне надо перед кем-то извиниться.

– Для начала, может, передо мной, нет?

– Чего? А ты хочешь, чтобы я извинился?

«Я и так уже вернулся, чего тебе еще надо?» – читалось в его взгляде. В самом деле, настоящий ребенок. Однако на автомате Каяко ответила:

– Нет.

«Похоже, у меня развился продюсерский мазохизм… Патологический». Вслух же она продолжила:

– Для начала – в «Блу-той». Надо извиниться, что работа над проектом задержалась. И поскольку их директор сегодня тоже будет на совещании, надо обрисовать им текущую ситуацию. С окончательным названием так и не решил?

– Решил: «Фронт судьбы: Лиддел-Лайт». Оставим как есть.

– Поняла, – после некоторой паузы ответила Каяко.

– Ах да, вот. – Одзи протянул ей небольшой красный пакет. Пока, озадаченная, она смотрела, что внутри, режиссер прокомментировал: – Сувенир. Тут на всех, поделите там. Правда, я купил всего три коробки. Надеюсь, хватит.

– Чего?

Внутри ее ждал сюрприз. А именно – три коробки шоколадных конфет с подписью на английском: «Гавайские. Орех макадамия». Самый стандартный гавайский сувенир, который ей уже привозили друзья, которые ездили туда в медовый месяц.

Только тут она заметила, что на пакете крупными буквами написано: Duty Free.

Совершенно обалдевшая Каяко наконец задала вопрос, который так давно ее мучил:

– Ты где был?..

– На Гавайях. Конкретно – на Кауаи.

«Что еще за Кауаи?» – чуть не спросила Каяко. Продюсер «Лиддел-Лайта» никогда в жизни не бывала на Гавайях и ничего про них не знала.

Вслух она этого не сказала, и вовсе не от стеснения, а потому, что в принципе потеряла дар речи. Однако Одзи и без лишних вопросов пояснил:

– Просто работа вообще не двигалась. Я решил, что пора сменить обстановку. Заодно решил каньоны посмотреть, для сцен с гонками пригодилось бы. По-хорошему, конечно, на Великий каньон бы смотаться, но это дольше, так что ограничился Гавайями.

– И ты неделю пробыл на Гавайях?

– Строго говоря, пять дней, потому что перелет долгий. Ни секунды не было времени там прохлаждаться.

«Еще б ты там прохлаждался!» – мысленно возмутилась Каяко. В висках пульсировала кровь, голова кружилась.

– Почему не предупредил? Знаешь, как все волновались? И производство встало.

– В смысле? Ничего не встало. Мне сказали, вы уже две серии озвучки записали, а аниматоры тем временем отрисовали весь готовый сценарий.

– Но можно же было хоть позвонить!

– Тут такое дело… Я в аэропорту сидел на диванчике и смотрел аниме. Всю батарею просадил. – Одзи пожал плечами, разводя руки в стороны. – Да, неприятно вышло. Но потом решил, что это как раз то что нужно. И отдохнул немножко, и развеялся, и материалов собрал. Было весело.

Кровь ударила Каяко в голову, перед глазами потемнело. На диванчике – это он что, еще и в бизнес-зале заседал? Летел первым классом? Уже и в ушах звенело, как при обострении анемии. Кулак сам собой сжался, и, пока Каяко размышляла, не врезать ли ему еще разок, Одзи вдруг достал еще один пакет, на этот раз бумажный:

– Вот, держи.

Он вытащил из него толстую стопку бумаги. И уже при взгляде на первую страницу у Каяко перехватило дыхание: «Фронт судьбы: Лиддел-Лайт. 4 эпизод».

Отдельные стопки по нескольку десятков листов скрепляли зажимы для бумаги. Когда продюсер подняла на нерадивого режиссера глаза, тот кивнул:

– Тут до самого конца. Раскадровки до двенадцатой серии.

Все по «Лиддел-Лайту».

Каяко взяла увесистую стопку обеими руками и молча пролистала. На каждой странице Одзи расположил по шесть кадров с композицией, репликами, комментариями по движениям, звуковыми эффектами – записал все, что только может пригодиться в работе. Такие заметки уже и в сценарий можно легко переписать. Одзи не обманул: он и правда сделал все до последней серии.

Он никогда не был рисующим режиссером. Держал в голове концепцию, на бумаге же намечал лишь общее строение кадра, а уже художники переделывали его наброски в намеченном для проекта стиле. Работа не двигалась, пока Одзи не задавал стартовую точку и не показывал ядро будущих эпизодов. Зато теперь ничто не мешает продолжать. Они смогут ему помочь.

Ведь вся команда, начиная с Каяко, собралась здесь, чтобы воплотить в жизнь картинку из головы Одзи.

– Я прочитаю? – спросила она чуть дрожащим голосом.

Одзи обещал, что напишет сценарий, но в реальности сделал намного больше. Он составил такие подробные указания, что до переноса его замысла на экран оставался один шаг.

Впервые за время их совместной работы у Каяко при виде Одзи навернулись слезы.

– Не-а, – категорично отрезал он. – На совещание пора. А опаздывать нехорошо. И вообще. – Он закатил глаза. – Я, знаешь ли, старался. Хочу, чтобы ты прочла вдумчиво и не спеша.

– Хорошо.

– Тогда пошли, – поторопил он ее невозмутимо, как будто ничего не случилось. Отправился вперед нее, но через пару шагов обернулся на Каяко, которая прижимала заветную стопку к груди.

– Снимем шедевр, Арисина.

В это мгновенье мир, который за последние дни для нее потускнел, вновь наполнился красками. Если прежде казалось, что земля не держит ее, то теперь Каяко вновь обрела почву под ногами.

– Ага! – ответила она и побежала следом. – Только у меня просьба.

– Какая? – раздраженно, даже не поворачиваясь к собеседнице, спросил Одзи.

– Не показывай никому эти гавайские конфеты. Подорвешь моральный дух на студии.

– Чего, почему еще? Я ж специально купил, и вообще – от сахара мозг лучше работает. Наверняка все заработались и очень устали.

– И все-таки очень тебя прошу. Не рассказывай никому про Гавайи.

Каяко обратила внимание, как сильно у Одзи смялся подол пиджака, и ее захлестнула буря эмоций. Похоже, он просто накинул первое, что попалось под руку. Да и пиджаков он обычно не носил – значит, решил приодеться, потому что готовился сегодня разъезжать по городу и приносить извинения.

«Как хорошо, что ты снова с нами», – мысленно прошептала Каяко.

Одзи вернулся.

– До сих пор жалеете, что их не убили? – спросила Каяко в их первую встречу, ту самую, когда еще Одзи назвал ее гигантом.

Хотя самому Одзи не нравилось, как он закончил «Опору», Каяко считала, что иной концовки, чем отправить каждую из трех героинь своей дорогой, просто не могло существовать. И все же порой в голову закрадывалась мысль, что она бы посмотрела, какой финал для истории на самом деле приготовил Одзи.

Одзи вскинул голову, как будто не ожидал такого неожиданного удара, и она задала второй вопрос:

– Может, убьете их вместе со мной? Хоть бы даже самую популярную героиню. Поступайте так, как задумали.

– И что, вы правда не будете возражать против такой душераздирающей концовки? Продажи дисков и фигурок полностью зависят от финала. Рискуете не окупить производство.

Предварительные заказы на диски после выхода серий в эфир – это важнейший барометр, показывающий интерес к шоу. Пока идет трансляция, фигурки практически не продают, но предзаказ на них открывают больше чем за месяц до окончания аниме.

Поэтому-то неубедительный финал может испортить все дело. Обычно, когда фанаты устраивают бойкот в сети, печальные слухи о массовых отменах предзаказов разлетаются как пожар. Одно неверное движение – и весь мерчендайз будет пылиться никому не нужными горами в магазинах и на барахолках.

– Ничего страшного. – Каяко попыталась сделать беззаботный вид, молясь, чтобы Одзи не раскусил, как бешено у нее на самом деле колотится сердце. – От коммерческого провала никто не застрахован. И потом, вы же их не просто так убьете. Я знаю ваш стиль работы и уверена, что вы подведете к финалу так, что будет ясно: иного выхода быть просто не могло. Вы наверняка придумали им такие смерти, что большинство зрителей бы приняли их безропотно. Так давайте сделаем это! – воскликнула Каяко. – С нас – рабочее пространство, бюджет и место в эфире. Наш проект задаст новую планку убедительного убийства главной героини.

Ведь их аниме превзойдет даже «Опору».

Именно Одзи придумал включить в название байков, на которых рассекают главные героини, слово «свет». Так появилось название: «Фронт судьбы: Лиддел-Лайт».

Он наотрез отказался от такого названия, которое сокращалось бы до одного осмысленного ключевого слова, хотя на первой встрече вариантов прозвучало немало: «Предвестник», «Завет», «Гнев», «Вираж». Одзи твердо стоял на своем: «Не хочу идти проторенной дорожкой».

Он собирался придумать такое название, которое поначалу будет бессмысленным набором звуков, но вызовет у зрителя плотную ассоциацию именно с его произведением и наполнит его недостающей образностью. Чтобы слово «Лиддел-Лайт», которое пока никому ничего не говорит, навсегда запомнилось зрителям как «то самое аниме».

– Вы ведь позволите? – единственный раз вежливо обратился к ней Одзи. – И не подумайте, «гигант» – это не про ваш рост. Это комплимент. Буду очень рад вместе поработать, Арисина.

В тот же день, когда вернулся Одзи, начались, чтобы наверстать упущенное время, бурные совещания, объезды, а после них принялись и за работу.

Извинения Каяко взяла на себя. Одзи она с собой не брала, чтобы избежать лишнего шума. Среди продюсеров «Анимаркета» и телевидения не все обрадуются его возвращению. Будут бурчать: а где, мол, гарантии, что такого больше не повторится? Что, мол, потом-то будет, если еще до трансляции такое?

Однако в руках Каяко был серьезный аргумент: раскадровки всех двенадцати эпизодов, которые она уже забрала у бедового режиссера.

Какиути из «Анимаркета», конечно, скривился, но признал, что раз материалы есть, то нестрашно, даже если Одзи опять пропадет, и не стал настаивать на замене.

– Хотя я не сомневаюсь, что дальше этот сумасброд будет требовать всяких несбыточных правок.

– Да, и до тех пор, пока они идут на пользу произведению, мы с радостью пойдем ему навстречу, – с улыбкой парировала Каяко.

Для официального анонса собрали трехминутную нарезку из опенинга и самых ярких моментов первой серии.

С возвращением Одзи и работа над ключевой анимацией встала на прежние рельсы. Режиссер проверил материал, за время его отсутствия одобренный главным аниматором, внес дополнительные правки и отправил обратно художникам на доработку. Некоторые ворчали, что нельзя менять все в последние пять дней перед официальным мероприятием, но тем не менее прописались на рабочих местах, и Каяко следила, чтобы им всего хватало. Хотя и вздыхала, потому что зареклась без лишней необходимости ночевать на студии.

Когда она только устроилась в «Эдж», снимала квартирку в доме неподалеку, но из-за этого граница между домом и работой сильно размылась, и, как только началась работа над «Лидделом», Каяко переехала на несколько станций подальше. С таким графиком она бы и в самом деле потеряла разницу между днем и ночью, если бы не ночной перерыв в движении поездов.

Работу над ключевой анимацией дебютного эпизода – того, что задаст тон всему произведению, – разумеется, хотелось отдать лучшему из лучших.

Не то чтобы Каяко специально задерживалась у Сакомидзу, пока ждала ключевые кадры: обычно эта задача ложилась на производственных ассистентов, но, пока рисовали первую серию, Каяко хватало времени лично следить за процессом.

Кстати, а ведь даже в их жестком графике работы она ни разу не видела, чтобы Сакомидзу спал на рабочем месте, а вот по два дня подряд одну и ту же одежду на нем замечала неоднократно. Он никогда не следил за опрятностью внешнего вида, но вместе с тем Каяко не помнила у него щетины, – видимо, давала о себе знать большая организованность художника.

– Так Одзи вернулся? – вдруг спросил Сакомидзу, и на миг Каяко усомнилась, что правильно расслышала вопрос.

– А? – переспросила она несколько по-дурацки.

Художник без тени улыбки обернулся на нее и выдал стопку рисунков.

– Правки внес.

– С-спасибо большое! – Каяко проглядела кадры и ахнула.

В горле опять застрял возглас, которым она так часто описывала работу Сакомидзу: «концентрированное очарование». Даже по неподвижному рисунку чувствовалось, какие у персонажей будут яркие и внушающие трепет движения. Рисунок попросту привораживал взгляд так, что не оторваться.

– Круто! – воскликнула Каяко, поднимая восторженные глаза.

Сакомидзу скривился и пробурчал:

– Ну ты же этого от меня ждала? И сидела над душой не смыкая глаз.

Может, он хотел ее поддеть, но Каяко без запинки ответила:

– Да!

Ведь невозможно спорить: она в самом деле хотела от него талантливого рисунка.

Вообще, большинство аниматоров, в том числе и Сакомидзу, чувства открыто не показывали. Но обычно именно такие настолько потрясающе рисовали, что Каяко и ей подобные стервятниками, по многу дней не ночуя дома, следили за их работой и буравили взглядом склонившиеся над бумагой спины. Каждый раз продюсеры и художники сражались на равных и соревновались, кто выйдет из этой напряженной схватки победителем.

– Спасибо большое. Теперь ваша работа украсит наш официальный анонс. – А затем спросила, не считаясь с «лишними» ушами: – Так ты знал… про режиссера?

– Да тут сложно не заметить… По объему правок сложить два и два нетрудно. А потом на одобренные кадры еще и дополнительные правки прилетели. Изверг! – пожаловался Сакомидзу, но в его голосе не чувствовалось искренней неприязни. – Хотя я все-таки счастлив, что работаю над его проектом.

Уголки губ художника чуть приподнялись, а глаза – немного сощурились в сдержанной улыбке. У Каяко душа запела от радости.

Обычно говорили, что лучшие аниматоры живут впроголодь. При этом каждый рисунок мог стоить от нескольких тысяч до нескольких десятков тысяч иен. Однако верхнюю планку цены за ключевой кадр почти не поднимали, а наиболее талантливым художникам валом валили заказы на более кропотливую, более мелкую работу, и в какой-то момент они уже не справлялись с объемом. С развитием технологий в производстве аниме росли и требования к ключевым кадрам. А уж в «Лидделе» – и подавно.

– Спасибо большое! – снова поблагодарила Каяко с глубоким поклоном.

Раскадровки с четвертого по финальный эпизод она прочла в конференц-зале в «Эдж». В одиночестве, во второй половине того дня, когда вернулся Одзи.

Каким-то шестым чувством Каяко ощущала, что этажом ниже вовсю трудятся художники, а сама тем временем листала рукопись, еле-еле обуздывая нетерпение. Она хотела представлять себе по возможности то же самое, что держал в голове Одзи, поэтому сосредоточенно разглядывала каждый рисунок, каждую буковку.

К тому времени, как она закончила, за жалюзи уже стемнело.

У Каяко пересохло в горле. Она еще перед началом чтения заварила себе кофе, но так к нему и не притронулась. И, кстати, как включала свет, тоже не помнила… Странно, почему горит? И как только Каяко задалась этим вопросом, заметила, что за самым близким к двери столом прилег, спрятав голову в сложенных руках, Одзи. Продюсер «Лиддела» настолько погрузилась в раскадровки, что и не заметила, когда он пришел. Она даже решила, будто Одзи уснул, но тут он почувствовал, что девушка отвлеклась от чтения, и сразу же поднял голову.

– Ну как? – спросил режиссер.

Каяко не находила слов.

Наверное, по опухшим глазам он догадался, что она плакала. Ей хотелось привести смятенные чувства в порядок и все как следует обсудить. Но воздух в не таком уж и просторном кабинете почти трещал от волнения Одзи.

Даже гению страшно показывать собственное детище первому читателю. Однако он нарисовал то, чем не стыдно поделиться. И первой поделился именно с Каяко.

Одзи проговорил:

– Никого больше слушать не стану, но тебе даю право что-то мне возразить.

– И ты… правда считаешь, что так будет лучше?

– Угу, – без тени сомнения подтвердил он. – Может, по мелочи еще чего-то исправлю. Но в целом как-то так.

– Потрясающе.

Наконец режиссер отвел взгляд и тихонько выдохнул. Каяко тоже глубоко вздохнула и немного переменила формулировку. У нее больно щипало в носу и до сих пор наворачивались слезы.

– Отличная работа. Просто великолепно.

– Ну и славно, – буркнул он и снова уронил голову на руки. Так что Каяко не разглядела выражения его лица.

Однако она не роптала. Ведь и сама не сдержала душивших ее слез, но не хотела, чтобы Одзи их видел. Незаметно смахнула их. Скоро скелет, намеченный на этих эскизах, обретет плоть и превратится в полноценную картинку. И от одной этой мысли Каяко переполняло невероятное счастье, и она уже не могла дождаться, когда же это случится. Удивительно: она оживит эту историю вместе с Одзи!

Каяко тщательно собрала вместе все листы и склонила голову, будто в поклоне.

За день до официального анонса на правах репетиции провели совещание производственного комитета.

Каяко всегда на них нервничала, а уж после старта проекта, с приближением трансляции она все больше ощущала, будто ее выводят на плаху. И вот, когда в такой напряженный день Одзи вдруг позвонил ей и сказал, что опаздывает, она почуяла неладное.

– Где-то на часик. Прости. Шина на велике лопнула.

– Может, тогда возьмешь такси?

– Нетушки! Не хватало только, чтобы велосипед угнали. Сейчас завезу его домой и сразу к вам.

– Я за тобой заеду.

– Нормально! Не надо. Сам доберусь.

Он положил трубку, а Каяко схватилась за голову. Ничего не нормально.

И какого черта он вообще вдруг решил добираться своим ходом? Иногда, оправдываясь, что ему в жизни не хватает движения, режиссер в самом деле ездил на велосипеде, притом на какой-то иностранной модели лимитированного выпуска, которая Одзи очень нравилась, и каждый раз Каяко холодела при мысли, что он того и гляди может устроить на дороге аварию.

Как-то раз у него колесо застряло в сливном желобе на дороге, Одзи свалился, вызвонил Каяко, и они вместе искали, куда улетела одна из спиц, из-за чего в итоге опоздали на собрание. Ползая по асфальту, продюсер задавалась вопросом, почему она вообще обязана таким заниматься, но смирилась и не стала ничего возражать.

Она же, Каяко, из раза в раз объясняла людям, которые ждали веского слова режиссера, что придется еще немного потерпеть, потому что у него лопнуло колесо или недостиралось белье. В конце концов она пришла к выводу, что проще всего научиться им управлять, постоянно вникая в его повседневные нужды.

– Простите, режиссер задерживается, я поеду его заберу. Постараюсь как можно быстрее, а вы, пожалуйста, пока обсудите вопросы, которые не требуют его вмешательства… – извинилась перед участниками совещания Каяко и убежала, не дожидаясь ответа.

Разумеется, вслед ей тут же пошутили, что режиссер, видимо, опять сбежал. Не обращая на шутки никакого внимания, Каяко выбежала из здания, запрыгнула в служебную машину и поехала к дому Одзи.

Когда Каяко позвонила в дверь, никто не откликнулся. Они могли разминуться в дороге, и, чтобы проверить эту версию, она проверила счетчики газа и электричества. Эту уловку часто применяют, когда аниматор, работающий из дома, долго не выходит на связь. Можно сколько угодно притворяться, что тебя нет дома, но счетчики выдают обманщика с потрохами. Доходило до того, что в качестве «почтового ящика» для обмена ключевыми кадрами некоторые использовали те самые счетчики или даже вынесенные за пределы квартиры стиральные машинки.

Электрический счетчик крутился. Значит, Одзи притаился у себя.

Каяко снова позвонила в дверь и постучалась. Поскольку один раз он уже отличился, соблюдать тактичность она не собиралась. К изумлению Каяко, дверь оказалась не заперта, и она легко повернула ручку.

– Одзи! – позвала она, заглядывая внутрь.

В отличие от прошлого раза, когда Каяко тоже прибегла к отчаянным мерам и убедилась, что режиссер исчез, квартира не казалась необитаемой. Даже вода журчала, кажется, из душа, и Каяко отступила на шаг. Конечно, бесит, что он в такой напряженный период затеял купание, но как же будет неловко столкнуться с ним лицом к лицу у двери ванной.

Каяко уже собиралась выйти и закрыть за собой дверь, как вдруг обратила внимание на конверты на обувном ящике. В квартире царил нетипичный для одинокого холостяка порядок, и среди писем, сложенных на дизайнерской скатерти, приковывало взгляд то, на котором было напечатано: «Счет прилагается». Судя по слову «трэвел» в имени отправителя, какая-то туристическая фирма.

Видимо, это за поездку на Гавайи. Конверт оказался еще и распечатан, и тут Каяко заметила листок, который, очень похоже, оттуда и вытащили. На нем значилось: «Доставка сувенира “Гавайская макадамия” – 3 ед. – ¥1200».

«Доставка сувенира?» – мысленно повторила Каяко.

Она слышала про такую услугу. Если путешественник не хотел забивать голову сувенирами из поездки, то можно заказать их с доставкой до дома. Но что-то не сходилось. Одзи ведь отправился в путешествие по внезапному капризу. Зачем бы ему планировать доставку?

К тому же красный пакет из дьюти-фри… Разве такие продают где-то, кроме той зоны аэропорта, что уже за таможенным контролем? Каяко еще раз задумчиво изучила чек, и тут глаза ее округлились от изумления.

Дата заказа! В тот день Одзи, по идее, еще не вернулся!

За спиной все так же журчала вода, а Каяко тем временем взяла накладную и вышла в коридор. Сердце заколотилось в груди: кажется, она увидела то, что не предназначалось для ее глаз. Может быть, не летал Одзи ни на какие Гавайи…

Кроме счета за сувениры, никаких денег туристическое агентство не требовало. Каяко ахнула.

А где же он тогда пропадал? Новые вопросы… Куда исчезал Одзи?

Вскоре вода затихла, а спустя недолгое время выбрался из душа и сам Одзи. Когда режиссер, явно не ожидавший гостьи, изумленно застыл в дверях, Каяко не удержалась и спросила напрямую:

– Где ты был?

Разглядев в руках продюсера конверт, Одзи побелел. Каяко строго повторила:

– Где ты был на самом деле?

– А-а-а-а-а-а! – возопил режиссер так горестно, что она даже не сразу поняла, что это за странный звук. Он подскочил к ней в панике, вырвал из рук Каяко счет и принялся рвать его, причитая: – А-а-а! Поверить не могу!

Каяко впала в ступор.

– Поверить не могу! – снова воскликнул Одзи и недобро зыркнул на нее. Он раскраснелся от гнева. – Серьезно, просто уму непостижимо! Я же сказал, что сам справлюсь, ты зачем приехала? Дура! И вообще, это вторжение в личную жизнь, притом бесстыжее! Иди ты! Как мне жить дальше? Не могу больше работать в «Эдж»!

– Ты… в самом деле туда не летал?

Каяко чувствовала себя матерью, которая нашла дневник сына-подростка… Хуже, дочери! И все же продолжала расспрос. Она подумать не могла, что он так остро отреагирует, к тому же не верила, что правильно догадалась. Видимо, Одзи и сам не понял, что бурной реакцией собственноручно вырыл себе могилу.

– Отвали! Да, так все и было, – обиженно признал Одзи. – Никуда я не летал. Все, довольна? Бессердечная ты, так топтать чувства человека! Да, я просто не нашел в продаже сувениров из Аризоны, поэтому от идеи с Великим каньоном пришлось отказаться. Вместо него выбрал Гавайи. Главное, чтобы на сцене с байками чувствовалось, что мы вдохновлялись настоящими каньонами…

– Но пакет из дьюти-фри!

– А-а-а! – заорал Одзи, закрывая уши руками. Перекрикивал, чтобы ее не слушать, постоянно твердил одно и то же: «За что?!» – и даже чуть не плакал. –  Ты понимаешь, какой это отстой – передаривать сувениры в чужих пакетах? Зачем ты заставляешь меня признаваться вслух, если и так все поняла?! Это унижение чужого достоинства! Что, нравится тыкать человека носом в грязное белье? Вот не думал, Арисина, что ты демон в человечьем обличье, демон, настоящий демон!

– Но где же ты все-таки пропадал? – терпеливо спросила Каяко. Обзывательство ей не понравилось, и истериками Одзи она наелась досыта… Но все-таки интересно, где же родилась эта изумительная раскадровка?

– Дома, – насупившись, пробубнил Одзи. Каяко ахнула. – Нигде не пропадал. Тут сидел.

– Но ведь…

Она помнила, как стояла в пустой квартире. Как все материалы по «Лидделу» лежали на месте, и только Одзи внезапно пропал.

– Первые дни я правда тут не показывался. А потом сидел дома и рисовал раскадровки.

– Но почему?

– Знаешь, какой это груз, когда надо вылепить с нуля вещь, даже если в голове себе ее хорошо представляешь? Притом или ты – или никто. Это только со стороны кажется легко и просто. Я об этом знаю, поэтому стрессую еще сильнее. Никогда не уверен, получится или нет. Однажды получилось неплохо, но кто ж сказал, что в этот раз я не облажаюсь? – выпалил, нахмурив лоб, Одзи. Как ни абсурдно, но, даже пытаясь свалить на нее вину за свой проступок, даже сердитым он выглядел красивым как картинка.

С каждым словом Одзи все больше распалялся:

– Откуда у меня время на путешествие за материалами? Или ты считаешь, что у меня такая работа, которую можно тяп-ляп накарябать в свободное время, пока колесишь по Гавайям? Многие режиссеры и авторы говорят, что им прогулка позволяет развеяться, отвлечься и найти новые идеи, только ты им верь больше! Или врут, или они чертовы гении.

Он не давал Каяко вставить ни словечка, только тараторил и тараторил, но вдруг на его лице разом отрубились все эмоции, кроме недовольства, и режиссер посмотрел на продюсера в упор.

– Ни сценарий, ни раскадровки сами себя не напишут и не нарисуют, пока не сядешь, как прилежный ученик, за стол. Даже если уже ничего не хочется, все надоело, сидишь как проклятый перед компьютером и рисуешь, рисуешь. Встанешь на минутку – собьешь себе настрой, поэтому остается только сидеть и корпеть. И никак не развеешься, хоть ты себе голову разбей.

Вдруг Каяко так живо представилось, как Одзи склонился над столом, будто увидела его наяву. Теперь, когда им есть с чем работать, команда может воплотить на экране замысел режиссера, но на первых этапах работы никто не помог бы ему при всем желании. Этот груз режиссер может вынести только на собственных плечах.

Ей показалось, что в груди зажегся огонь.

Точно, ведь когда он только вернулся, выглядел потрепанным и побитым.

– Если бы ты хоть слово сказал, я бы организовала тебе тихое пространство, где никто бы тебя и пальцем не тронул – и работал бы себе на здоровье…

– Говорю же! В итоге я таки наваял сценарий и раскадровки, но ведь поначалу было неясно, выйдет что-нибудь или нет! И если бы я не знал, что в крайнем случае можно дать деру, то ничего бы и не вышло. Поэтому не надо мне никакого тихого пространства…

– Но ведь мы же волновались.

– Неправда. Ничего вы не волновались! – надулся Одзи. – Я думал, вы испугаетесь, что со мной что-то случилось, и поднимете шум, а все сразу решили, что я сбежал. Обидно, знаете ли. Может, меня похитили! Или машина сбила! Или еще чего! По-моему, можно было со мной и побережнее. Я все-таки режиссер или кто?

– Но ты же правда сбежал. И не надо теперь выставлять себя в хорошем свете.

– Я сидел дома и работал, а меня никто даже не попытался тут искать!

И Каяко… об этом жалела. Она же знала уловку со счетчиками и регулярно ловила так притворщиков-аниматоров, но с Одзи ей почему-то это даже не пришло в голову. Все ее мысли забивало одно: как объяснить партнерам, как себя держать…

– Может, все-таки стоило хоть немного подумать о нас? Мне лично без тебя вообще показалось, что я уже умерла.

– Все я думал. Больше всех! И об аниме, и о коллегах. И о тебе, конечно, тоже, Арисина.

При звуке своего имени Каяко умолкла.

Одзи, не отводя от нее взгляда, решительно покачал головой:

– Когда начинаю новый проект, я забираю у всех, кто в нем занят, почти три драгоценных года жизни. Они тратят собственное время на то, чтобы воплотить мою задумку. Я помню об этом каждый божий день. Режиссер – такая работа, что ты один, без посторонней помощи, ничего не можешь. Один я бессилен.

Каяко смотрела на него во все глаза и даже не моргала. Пускай он ее распекал на чем свет стоит, но почему-то ее душа дрогнула.

За тридцатью минутами единственного эпизода аниме стоит огромная команда. Над каждым сериалом работает несколько сот человек.

Впервые Каяко, глядя на этого большого ребенка, который верил, будто соврать про Гавайи намного взрослее, чем сказать правду, подумала, что на самом деле… он крут.

Каяко с командой точно так же чувствовали, что требуют у Одзи посвятить долгому проекту часть жизни. Они гордились и почитали за честь, что проведут с ним «три драгоценных года».

И если Одзи с таким трудом породил из ноля единицу, то теперь их очередь совместными усилиями умножить ее до сотни и даже тысячи. Оживить и показать зрителям.

– Все, ничего больше не хочу! Зачем ты пришла без спроса? Зачем стала рыться в бумажках? Серьезно, блин, поверить не могу… – завел Одзи прежнюю шарманку. – Больше всего на свете я боялся, что ты наступишь именно на эту мозоль, и вот тебе пожалуйста, наступила… Я так больше не могу! Не могу работать в таких условиях! – жаловался он, полностью опровергая все, что только что сам же сказал.

Кажется, еще чуть-чуть – и он бы сбежал в квартиру, так что Каяко велела:

– Ну все, хватит, поехали. Тебя уже все заждались. Завтра анонс!

– Минуточку! У меня условие.

– Какое?

– Никому не рассказывай про Гавайи.

Каяко тяжко вздохнула. Кажется, всего пару дней назад, но при совершенно иных обстоятельствах, она сама просила у него то же самое.

– Хорошо, – пробурчала она, утаскивая режиссера за собой.

Каяко не знала, как подавить улыбку, которая просилась на лицо. Она напрягла все силы, чтобы выглядеть хмурой и сердитой, и с таким видом тащила его дальше. На седьмом небе от счастья, что у нее такая замечательная работа.

Одна из ее обязанностей – следить, чтобы режиссер в целости и сохранности добирался до студии.

Каяко ни словом не обмолвилась об инциденте, но, к ее удивлению, на совещании продюсеров, где также присутствовало и высшее руководство, Это вдруг спросил:

– Интересно только, куда Одзи на самом деле пропадал?

Она растерянно поджала губы. Встретив ее взгляд, директор поразился:

– Что? Арисина, ты же не хочешь мне сказать, будто поверила, что он правда летал на Гавайи?

– Понятное дело, что нет! – воскликнул Какиути.

Замешательство Каяко усиливалось.

– Мы же еще когда к нему нагрянули в квартиру, обнаружили на месте и документы, и банковскую книжку. Нодзима мне докладывал.

– Вот и я так подумал, – согласился Это. – Ладно, не так и важно где. Все равно прелестно: наверное, хотел прикинуться, что, пока отдыхал, заодно вальяжненько дописал сценарий. Распушил хвост перед Арисиной. Она же им так восхищается!

– Такой объем быстро не напишешь, разве что он корпел над работой круглые сутки. Да и нам раскадровки, накиданные спустя рукава, не очень-то нужны, – весело заметил обычно такой строгий Какиути. И подбодрил Каяко, которая впала в ступор: – Да все отлично. Неважно как – главное, что написал! И ты, Арисина, продолжай делать вид, будто ни о чем не догадываешься. Не задавай ему лишних вопросов.

– Х-хорошо.

Разговор сразу же ушел в другое русло, а Каяко поняла, что она и сама не лучше ребенка. Хотя не только она, но и Одзи. Оба – как дети, которые играли и не замечали, что за ними присматривают взрослые, чтоб не убились.

Анимация – это командная работа, и лишь теперь Каяко почувствовала, что с ней работают надежные товарищи.

В день анонса стояла чудесная ясная погода.

Обычно программой мероприятий занимались «Анимаркет» и представители телестудий, которые в таких делах собаку съели, поэтому Каяко с Одзи было достаточно приехать вовремя на место.

Вчерашняя репетиция не избавила ее от волнения. Не добавляло спокойствия и осознание того, что они выйдут в прямой эфир, к тому же перед пресс-конференцией предполагался анонс в формате беседы Одзи с телеведущей.

– Лучше бы пригласили актрису озвучивания или еще кого-нибудь, кто лучше знаком с индустрией, – сетовала Каяко.

Имя ведущей, вроде бы популярной среди молодой аудитории, ей ни о чем не говорило. Может, среди любителей подобного рода шоу у нее и много фанатов, но она не производила впечатление человека, который хорошо понимает анимешную специфику. Может быть, зрители даже набросятся на нее с критикой и нападками.

– Кто вообще придумал пригласить именно ее? – проворчала продюсер, разглядывая на официальной страничке мероприятия фотографию хорошенькой девчонки с легкой копной вьющихся волос. Продюсер с телевидения Танума пожал плечами, будто отмахиваясь:

– Да она постоянно говорит, что обожает аниме. Нормально все будет. Она в последнее время часто берет интервью у всяких популярных актрис и красавцев на утренних передачах. А там не дураки работают.

Каяко подозрительно покосилась на Тануму: это к чему он припомнил именно красавцев после актрис? Намекает, что девица с таким опытом не опешит перед Одзи? Танума никогда не работал в передачах, хоть как-то связанных с аниме, и чувствовалось, что тоже ни черта не разбирается в специфике жанра. Язык не поворачивался сказать, что он понимает чаяния фанатов.

Однако если Каяко сидела как на иголках, Одзи ее равнодушно заверил:

– Мне все равно, кто интервьюер.

Многие журналисты рвались попасть на их мероприятие, аргументируя это тем, что будет обидно отдать такой инфоповод целиком на откуп узкоспециализированных журналов по аниме, и Каяко, узнав об этом, пришла в замешательство. Может, она принимала все чересчур близко к сердцу, но девушка боялась представить, что могут спросить у Одзи спортивные и даже обычные репортеры, которые не знали толком ни его предыдущих работ, ни тонкостей индустрии.

В качестве площадки мероприятия выбрали банкетный зал в одном высококлассном отеле в районе Гиндза.

Как только отгремел Хеллоуин, город мгновенно переоблачился в рождественские огни[19]. Пусть еще не закончился ноябрь, но за тяжелыми дверями, которые перед ними открыл вежливый портье, уже высилась пышная и нарядная елка.

В холле Каяко глубоко вздохнула. Пол устилала красная ковровая дорожка с золотой вышивкой, и продюсер не отваживалась сделать первый шаг. Конечно, она сама решила полностью довериться команде Танумы, но и не подозревала, что они выберут такую роскошную площадку.

А вот Одзи, в противоположность ей, и бровью не повел. Он в своем легком пиджаке не уступал элегантностью отелю. Смотрелся тут совершенно естественно.

– Идем? – пригласил он, подбадривая Каяко.

– Идем.

Они поднялись на второй этаж, где проходило мероприятие, и в зале уже кишмя кишели журналисты. Каяко знала тех из них, которые работали в «Анимезоне», «Синемаже» и других изданиях аниме-тематики, но многих видела впервые. Ей говорили, что сегодня, помимо прессы, пришло множество других причастных лиц, в общей сложности около пятидесяти человек.

По всеобщему оживлению иногда казалось, что гости собрались на банкет или вечеринку. Когда они заметили Одзи и Каяко, парочка из них воскликнула: «О!» – и тут же к ним приковалось множество взглядов. И если продюсер растерялась, не зная, куда ей деть глаза, то режиссер держался великолепно. Он глядел исключительно перед собой и шел в зал, но умудрялся при этом делать так, чтобы никто не чувствовал пренебрежения.

Подготовка к трансляции прошла как по маслу.

Ведущая, которую привел Танума, вежливо с ними поздоровалась. Улыбнувшись точно так же, как на фотографии на сайте, она проворковала:

– Жду не дождусь нашего интервью. Я с самого выпуска «Опоры» ваша преданная фанатка.

– Ага, благодарю, – ответил Одзи так же равнодушно, как и всегда. Как он Каяко не позволил при знакомстве рассыпаться перед ним в комплиментах, так и тут пресекал подобные попытки на корню.

Ему заранее сообщили план интервью, и программа следовала ему. Скажем: «Что вы чувствуете, выпуская первое аниме после десятилетнего перерыва?», «Расскажите, что вам больше всего нравится в работе над “Лидделом”», и все такое.

Предполагалось сначала выпустить на сцену ведущую, потом включить трейлер и дать девушке коротко представить новый проект. После чего наконец назвать имя режиссера и только тогда показать публике Одзи.

Во времена «Опоры» за ним закрепилась слава красавчика-режиссера, и журналы тогда много о нем писали, хотел он того или нет. Хватит ли Одзи сил выстоять в этот раз? Он терпеть не может, когда его хвалят, но перед камерой ему придется выключить эмоции и притвориться совершенно другим человеком.

Когда обсудили план действий, Каяко оглядела зал. И невольно задержала взгляд на паре кресел ближе к выходу. Там сидели Юкисиро и Сайто из «Токэй». И надо же такому случиться – как раз в этот самый миг продюсер поднял глаза.

Их с Каяко взгляды встретились. Юкисиро изящно – иначе не скажешь – улыбнулся и кивнул. Судя по движению губ, поздоровался.

Точно, он же обещал прийти. Так, значит, не шутил! Каяко вспомнила, как этот бесстыжий нахал намекнул, что знает о пропаже режиссера, и в ней с прежней силой заполыхала ярость, от которой кожа покрылась мурашками. Она как можно тише перевела дух.

Сайто, кажется, не заметила безмолвного диалога двух продюсеров. Сегодня она пришла уже не в рабочих штанах, а в симпатичном платье в мелкий цветочек. Девушка сияющими глазами глядела на залитую светом прожекторов сцену, напротив которой уже установили камеры. Если Юкисиро не слукавил и она в самом деле любит работы Одзи, то, наверное, ей и правда страшно интересно посмотреть, что сейчас будет.

«Спокойно, не кипятись», – убедила себя Каяко, тоже одними губами поприветствовала коллегу и поспешила покинуть зал. В груди разжигалось пламя.

«Смотрите-смотрите, – думала она с таким злорадством, как, может быть, никогда прежде в жизни. – Смотрите, Юкисиро. Все смотрите! И бегите отсюда, поджав хвосты. Победа будет за нами».

Иногда всего один короткий ролик может в корне переменить жизнь человека.

С Каяко такое случалось.

Практически у каждого из ее коллег была своя «Опора». Пусть такую же роль сыграет в судьбе кого-то из зрителей и пятиминутный трейлер с «Лидделом», который вывели на экран.

Каяко практически молилась и едва дышала, не отрывая глаз от проекции. Она сидела на заднем ряду, и ее не покидало чувство, что на всеобщее обозрение выставили ее саму.

Две минуты в непроглядном мраке неслась на верном байке Дзюри. Ее лицо ни разу не мелькнуло в кадре – только яркий свет фары, который рассеивал тьму, и переднее колесо. По мере того как набирал обороты ритмичный опенинг, путь героини взмывал все круче. То и дело мелькали на фоне чьи-то силуэты, больше похожие на тени, но так далеко, что глаз не успевал за них зацепиться. И когда напряжение достигло пика, мрак озарился вспышкой: «Фронт судьбы: Лиддел-Лайт».

В тот миг, когда на экране загорелись буквы, по залу прокатилось зачарованное «О-о-о!». Такое обнадеживающее.

Голос был не один. Это не подсадные утки, которым заплатили, чтобы они разогревали зал. По крайней мере, Каяко никто не говорил, что их в этот раз нанимали. Значит, это кто-то из увлеченной публики. Вот бы и зрители, которые сейчас следили за трансляцией через экраны, тоже испустили похожий вздох. Вот бы они увидели этот трейлер теми же глазами, какими его видит Каяко.

Видео продолжилось сюжетной вставкой, и в зале загудели. «Юка Какибара!» – узнал кто-то актрису. «Байк явно HITANO рисовали!» – предположил кто-то другой. А вот и ключевая реплика Дзюри:

«Живи! Только один человек может отобрать у тебя надежду, и это ты!»

В зале разом переменилось настроение. Гул шепотков сменился оглушающей тишиной. Вновь на экране пролетело метеором название: «Фронт судьбы: Лиддел-Лайт». Видео закончилось.

Хлопок. А за ним – новые и новые, как рябь на воде. Постепенно их шум нарастал, пока не перерос в шквал оваций.

Каяко шумно выдохнула. Она и не заметила, что затаила дыхание.

В зале зажегся свет, проигрыватель закрыли.

Ведущая звонко объявила:

– Что ж, пришло время представить вам режиссера! Тихару Одзи!

Под ослепительным светом прожектора из тьмы появился прекрасный принц. Его дополнительно озарили бесчисленные вспышки, и оператор перевел камеру на звезду вечера. Эти легкие волосы, безупречно белая кожа – не выглядел он на свои тридцать с лишним лет… А ведь Одзи так давно не появлялся на публике!

«Удачи! – беззвучно прошептала ему Каяко. – Ты справишься!»

Восседая в мягком кресле напротив ведущей, он больше напоминал величественного монарха на троне. Видимо, готов с честью нести титул красавца-режиссера. Одзи ответил ведущей ленивым, даже высокомерным взглядом и коротко поздоровался:

– Здрасьте.

Та, ни капли не приглушая улыбку, продолжила:

– Как многие, наверное, знают, именно он десять лет назад снял легендарное аниме «Опора светлых сил». С тех самых пор я его преданная фанатка и пристально слежу за его творчеством! Большое удовольствие с вами сегодня беседовать!

Речь девушки показалась Каяко слишком восторженной, но не чересчур.

Наверное, она и впрямь смотрит аниме, но только ведь зрителю, далекому от их мира, ни имя Одзи, ни название его работы ничего толком не скажет. И кстати, прошло не десять лет, а только девять. Да и за каким творчеством она там следила, если, кроме «Опоры», ему больше не давали ни одного самостоятельного проекта? Ох, внимательнее надо было проговорить эти моменты перед началом трансляции.

Матерые анимешники терпеть не могут самозванцев. Прикидываться своим в среде отаку[20] – это обоюдоострый клинок, который может больно ударить по тому, кто приложит недостаточно усилий.

– Взаимно, – кивнул Одзи, который ни единым мускулом на лице не выдавал эмоций.

Его собеседница улыбнулась:

– Итак, господин Одзи впервые за десять лет вновь берется за режиссерский рупор. Какое громкое событие! Дорогие зрители, вы сейчас видели опенинг и выдержку из первой серии – как вам? Лично я в таком восторге, что не нахожу слов. Так круто!

– Спасибо большое… Правда, аниме-режиссеры обходятся без рупоров, – пробормотал Одзи в ответ. Кажется, не зря Каяко беспокоилась: он все-таки сердился. Творческих людей больше всего бесят такие вот люди, которые не пытаются вникнуть в тонкости профессии. Наверняка ее размытая похвала его ни капли не порадовала.

У Каяко то и дело замирало сердце, но беседа продолжалась своим чередом.

– В свое время «Опора» прославилась не в последнюю очередь красавцем-режиссером. Как вы к этому относитесь? Помню, ваше лицо тогда мелькало на обложках многих журналов. Не побоюсь сказать, что вы внесли большой вклад в популяризацию аниме среди широких групп населения!

Несмотря на то что ведущая явно пыталась увести разговор в интересное ей самой русло, Одзи только угукнул и терпеливо напомнил, что речь должна идти про новое аниме, «Лиддел».

Каяко оставалось только наблюдать. Сразиться за то, чтобы нынешнего Одзи не затмил тот, из прошлого, который снял такое выдающееся аниме девять лет назад, может только он сам.

Зря, наверное, все-таки выбрали эту девочку. Ей выдали список вопросов, и она их честно задавала, но слишком много болтала лишнего. Если уж не знает ничего об индустрии, то уж спрашивала бы как есть, и Одзи было бы проще отвечать…

Не успела эта мысль промелькнуть в голове Каяко, как из уст ведущей сорвалось крамольное:

– Кстати! В последнее время аниме-индустрия – как Япония эпохи воюющих провинций. Появилось даже словечко для самого яростного полководца, который всех объединит под своими знаменами, – топ сезона. Как вам? Кажется, у «Лиддел-Лайта» все шансы завоевать этот титул. А вы насколько оцениваете свои шансы?

Этого вопроса не было в сценарии!

– Топ… сезона? – переспросил Одзи, нахмурившись и впервые посмотрев на собеседницу в упор.

– Да, – подтвердила она. – Вы не слышали? В последнее время очень употребительное выражение. Говорят, оно пошло с подачи одной фирмы, которая занимается дизайном упаковок. Однажды они так сказали про один из своих товаров. Так называют самое успешное аниме за определенный период времени.

– Ах в этом смысле «топ сезона»… – Одзи склонил голову набок. – Надо же, неожиданно. Я сначала подумал, что вы надо мной смеетесь и речь о том, что в нашей индустрии много аутсорса и наемных – так сказать, «сезонных» работников. Какое неприятное выражение.

– Что?

– Говорю, противное.

У Каяко сжалось сердце. Ее этот титул подстегнул, придав сил, когда они уже заканчивались. Но Одзи на сцене просто покачал головой:

– Кто это решает? Самое успешное – то есть самое прибыльное? Раз это придумали в фирме упаковщиков, то наверняка так. И какой смысл в этом? Каждое аниме должно стремиться занять вершину? Выигрывает только один, а остальные – проигрывают?

Ведущая от такого натиска вопросов притихла, но Одзи продолжал.

– Конечно, я понимаю, что аниме должно хорошо продаваться и приносить прибыль. Отлично понимаю. Но я не считаю, что автор должен стремиться перехватить главенство над остальными аниме и биться ради первого места, – решительно отрезал он.

Сердце Каяко полыхало огнем, а лицо Одзи под софитами светилось все ярче.

«Ну что за человек!..»

Что бы он там ни говорил, а Каяко считала, что они создают аниме, достойное того самого топа. Пусть Одзи не нравится слово и он попросит его не использовать, но внутренне он ее не переубедит.

Каждый сезон выходит около пятидесяти сериалов. Еще десять лет назад, когда аниме не ставили в сетку ночного вещания, ситуация была совсем другая, а теперь с уверенностью говорить о прибыли могут только три наиболее высоко оцениваемых произведения. Одзи наверняка успел на собственной шкуре узнать, каково это: снимать аниме, которое не выбилось в лидеры. Получится ли закрепить успех человеку, который когда-то даже взлетел на вершину, тоже заранее неизвестно.

Но дело же совсем не в этом.

«Топ сезона» – это не просто самое прибыльное аниме. Может, когда-то было так, но теперь выражение преодолело узкопрофессиональные рамки и стало достоянием преданных анимешников. Им обозначали аниме, которое больше всех в этом сезоне тронуло их сердца. Которое всем запомнилось и впишет свое название в историю – теперь только так. Продажи в этом значении играли второстепенную роль. Ведущая неловко улыбнулась:

– И все-таки аниме – это потрясающий феномен. Теперь его смотрят не только отаку и ограниченный круг фанатов. Отдельные злые языки даже говорят, что вся нация обанимешилась. Аниме стало культурным достоянием Японии, которое прогремело на весь мир. Даже женские журналы с большой историей начали выпускать специальные номера, и постепенно аниме начинают принимать даже обыкновенные люди. Как думаете, насколько «Лиддел-Лайт» понравится такой аудитории? Какой вы видите свою роль в обновленной аниме-индустрии?