Тайна девочки из Вудхаус-Гроув бесплатное чтение

Пролог

Июнь 1992 года

Никто не знает, когда именно над ним нависнет смерть, будет дышать в затылок, а до конца останутся считанные часы. Эмили тоже не знала грядущего, захлопнув за собой дверь тем летним вечером. Она ступила под тёплые лучи солнца; те плавились в витринах магазинов, отражались от булыжника на площади, сверкали в струях фонтана. Стоя в мягком рассеянном свете, так легко поверить, что всё вокруг – сон.

От дуновения ветра ткань блузки скользнула по ключицам. Эмили на миг закрыла глаза. Лето только начиналось. В пору радоваться, ведь когда в Байбери зацветали пионы и маки, придававшие деревне красок, заводили трели дрозды – наступало время каникул. Уже через неделю девочки соберут чемоданы и без лишних сожалений покинут Вудхаус-Гроув. Для Эмили же всё оказалось не так просто.

Она посмотрела на часы, хотя знала, что семь миновало, и вздохнула. Вернуться в школу нужно до восьми, а у неё ещё оставались дела. Так что, закинув на плечо полегчавший рюкзак, она быстрым шагом направилась в сторону дубовой рощи. Ладони в карманах джинсов вспотели, а по спине, наоборот, пробежали мурашки. Вернулись мысли о вчерашнем разговоре с мамой. Обо всех разговорах, что случились за выходные.

«Всё хорошо. Давай не будем переживать раньше времени», – так Эмили сказала маме перед тем, как посадить на автобус. Сейчас дело оставалось за малым – самой последовать этому совету.

Обычно при встрече они не могли наговориться, но в этот раз много молчали. Отчасти потому, что, всматриваясь в измождённые глаза матери, Эмили чувствовала если не стыд, то вину точно. Самое отвратительное, что та, казалось, испытывала схожие эмоции.

«Прекрати! Проблема вот-вот разрешится».

Эмили осмотрелась. Тихие улицы пустовали, слышались только шум камешков из-под кроссовок да эхо шагов в узком проулке. По воскресеньям ученики возвращались в школы до ужина, а местные жители проводили время у телевизоров. Так что никто её не видел. Волноваться не стоило, правда. Может быть, всё складывалось несколько иначе, но это пустяки. И всё равно Эмили поёжилась, когда солнце скрылось за раскидистыми кронами деревьев.

«Возможно, стоило рассказать обо всём кому-то?»

Когда Эмили ступила в тень рощи, запетляла среди вековых дубов, предчувствие беды лишь слабо отозвалось в сознании, не мешая двигаться навстречу мечте. Она собиралась решить вопрос быстро, чтобы в восемь быть в Вудхаусе. Однако ни в восемь, ни в девять вечера, ни на следующий день Эмили Уоллис не вернулась в школу.

Глава 1

Май 2017 года

Фрэнки выскользнула за дверь, когда солнце тёплой патокой тянулось к горизонту. Пригнувшись, она обошла дом и, оглядываясь на окно кухни, где мама занималась ужином, открыла сарай. В нагретом за день воздухе пахло деревянной стружкой, землёй для рассады и краской. Аккуратно пристроенный к стене «родстер» сполз и валялся на полу. Фрэнки закатила глаза.

Места, чтобы развернуться, не опрокинув цветочные горшки, не хватало, так что пришлось пятиться к выходу с велосипедом в руках. Он был тяжёлым, с широкими колёсами, а звонок на руле брякал каждый раз, стоило наехать на неровность или соскочить с тротуара. Одноклассники на такой рухляди не катались, но вещь досталась ей от отца, и этим всё сказано. Может, он успел намотать под отцом немало миль и потрепаться, но ей нравилась мысль, что эти колёса побывали на разных дорогах страны, а теперь на нём каталась она.

Фрэнки вытащила велосипед. Посмотрела сначала в сторону кухни, потом подняла взгляд на второй этаж. В его кабинете горел свет. Она опустила голову и покатила «родстер» по каменной дорожке, прочь от дома.

На улице, залитой солнцем и по обыкновению тихой, остывали припаркованные машины. Собачники, ещё не успевшие сменить одежду на домашнюю, прогуливались в деловых костюмах. В окнах то и дело загорались экраны телевизоров. Вокруг стояла та тишина, которая бывала, когда наступал вечер и мысли большинства людей занимал лишь ужин. Однако Фрэнки всё равно спряталась за душистым кустом сирени. Если мать заметит, то можно забыть про вылазку с Лив. Глядя на дом сквозь просветы в кустах, она застегнула молнию на бомбере, проверила в кармане перцовый баллончик и села на велосипед. Вечер обещал быть интересным.

Фрэнки ехала по тихим улицам Хайгейта, которые утопали в зелени. Мимо проносились белоснежные особняки с коваными воротами и дома из кирпича с ухоженными садами. Район считался дорогим, не раз упоминался самим Диккенсом, да и других писателей с артистами здесь до сих пор жило немало. Но самым невероятным был вид Лондона, что открывался с Парламентских холмов. Фрэнки же держала путь в прошлое – в Кроуч-Энд.

Когда она добралась до соседнего района, солнце скрылось за крышами однотипных таунхаусов, цепочками тянувшихся покуда хватало взгляда. Никакими лужайками перед домами или садами с фигурно подстриженными кустами, как в Хайгейте, тут не пахло: асфальт, переходящий в узкий тротуар, столбы фонарей и ряды машин. Тем не менее сердце Фрэнки сжалось, как при встрече со старым другом, с которым развела жизнь.

Мимо проехал пустой девяносто первый автобус. Фрэнки двинулась следом. Добравшись до центральной площади с часовой башней, свернула на Кроуч-Холл-роуд, а затем на Брайанстоун-роуд, где жила её подруга Оливия, а прежде и она сама. Дальше на повороте виднелся кусочек её прежнего дома, но проверить, горит ли в окнах свет, не хватило духу. Больно даже от одной мысли, что Фрэнки больше никогда не переступит порог. Как быстро всё изменилось: сначала жизнь забрала отца, а потом дом, где прошло счастливое детство. Первое время после переезда, когда она наведывалась в гости к Лив, всё время хотелось плакать. Мама же как будто с лёгкостью вычеркнула Кроуч-Энд из жизни.

В окнах Банвиллов горел свет. Фрэнки слезла с велосипеда, чуть не врезавшись в мусорные баки, и пристроила его в арке, через которую можно попасть на задний двор Лив и их соседей. И если в детстве она бы зашла в дом через заднюю дверь, минуя железяки мистера Банвилла, то с возрастом предпочитала иметь дело с главным входом. Наверное, на подсознательном уровне. Чем старше становишься, тем лучше понимаешь, сколько секретов могут хранить взрослые и как безразличны к ним дети. За это им и позволяют видеть больше, чем подросткам. Так что время, когда Фрэнки залетала на кухню миссис Банвилл с раскрасневшимся от бега лицом, прошло.

Она нажала на звонок. Внутри послышались крики, топот и наконец ей открыл Джордж, глядя снизу вверх огромными глазами в квадратных очках.

– Привет, малявка.

– Привет, а я видел тебя в окно. – Из-за обилия жевательных конфет во рту мальчик еле ворочал языком. В воздухе расплылся аромат «тутти-фрутти». – Лив ужинает.

– Мама дома?

– Угу.

Джордж поспешил наверх, а Фрэнки сняла бомбер и прошла на кухню, откуда доносился звон посуды. По маленькому телевизору шло ток-шоу. Оливия грустно сидела над тарелкой с овощным супом, пока Регина Банвилл, в розовом халате и с бигудями на голове, курила в открытой двери, ведущей на задний двор. Тёплый свет заходящего солнца делал кухню уютной, как и запах свежего хлеба.

– Здрасьте.

– Привет, Фрэнсис, – кивнула миссис Банвилл. – Будешь ужинать?

Фрэнки перевела взгляд на Лив, но та многозначительно кивнула на настенные часы.

– Нет, спасибо.

– Мы торопимся, мам.

– Нет, вы только посмотрите, – проговорила Регина, наблюдая за соседским участком, где на бельевой веревке сохла одежда. – Старуха совсем выжила из ума. Только на прошлой неделе я колола ей обезболивающее, и вот она уже корячится над своей капустой. А куда это вы собрались так поздно?

– Покатаемся немного. Сэм приглядит за Джорджем.

– Папа приедет к десяти. Разогрей ему суп и передай, что звонила тётя Мэри, так что в субботу мы едем в Портсмут. И если он починил свою колымагу, то пусть заберёт меня после смены.

Лив хихикнула.

– Папе не понравится, как ты называешь его «Бетси».

– Пока её не зовут «Кристина», можно не переживать. – Регина затянулась в последний раз и раздавила окурок в пепельнице. – Давайте, вы, кажется, торопились. Мне ещё нужно прибраться на кухне, а то вас дождёшься.

Попрощавшись с миссис Банвилл, Фрэнки припустила за Оливией. Та успела натянуть ботинки, хлопнула по плечам тонкими, как и у Фрэнки, подтяжками и нацепила джинсовку. Образ они позаимствовали у дяди Оливии; увидели юношеские фотографии за восемьдесят третий год, когда он с остальными бритоголовыми нагонял страха в Хакни на востоке Лондона. Многие в школе знали, как Оливия, единственная девочка среди трёх братьев, с удовольствием таскала «гадин» за волосы. Никто бы и не подумал, что в младших классах она носила розовое и слушала Бритни Спирс. И как прежде за волосы таскали её.

– Давай в подвал, – сказала Лив тихо. – Надо кое-что прихватить.

Как и в любой семье, подвал Банвиллов был забит старой мебелью, книгами и тряпками. Всё это добро Сэм Банвилл, средний брат Оливии, сгрудил в углу под окошком, чтобы в центре повесить боксёрский мешок, и расчистил старый отцовский верстак под колонки. Сэм, здоровенный, как Халк Хоган, учился в университете Сент-Мэри на третьем курсе спортивного факультета. К радости Оливии, в подвале ещё оставались вещи со времён, когда его дразнили за худощавость и огромный рост. Однако за трусость – никогда.

Оливия подошла к стене, где на гвоздях висели топор, монтировка и самодельная бита, обклеенная изолентой. Тонкими пальцами пробежалась по вещам. Ни у кого из детей Банвиллов детство не проходило легко.

– Не говори, что потащишь что-то из этого! – удивилась Фрэнки.

Оливия улыбнулась. Взвесила в руках монтировку, замахнулась, от чего огромные серьги-кольца подскочили в ушах, и повесила обратно. Потом взяла биту и уставилась на неё с видом, будто та рассказывала что-то серьёзное.

«Знаешь, Оливия, а ведь каждый третий человек на Земле не может хрустеть пальцами. Но мы им поможем».

– Да, это пойдёт, – выдув из жвачки пузырь, резюмировала она.

В этот вечер им предстояло встретиться с шайкой Бэт Симмс. Если до этого они демонстративно избегали общества друг друга, обсуждая лишь за спиной, то в этом году молчаливое противостояние обрело голос. Бэт считала, что школьные коридоры принадлежат ей, распространяла гнусные байки о Лив и Фрэнки, да и вообще совала нос куда не надо. Одним словом, нарывалась на неприятности. Фрэнки рассчитывала на потасовку – вероятно, придётся даже потолкаться, – но нести на встречу биту казалось лишним. Дрались девчонки и без того подло и жестоко, а с тем подспорьем, что брала Лив, всё могло выйти из-под контроля.

Наверное, эти мысли отразились у неё на лице, потому что подруга решила прояснить ситуацию:

– Просто припугнём их, чтобы никто к нам больше не совался. К тому же эта стерва Бэт носит нож.

Уже на улице оказалось, что у велосипеда Лив спустило колесо, поэтому пришлось пересесть на мамин, с плетённой корзиной спереди. Бита торчала из неё как французский багет, и это повеселило Фрэнки. Подруга же оставалась серьёзной. В любом случае включать заднюю уже поздно. Если их отметелят, то это всё же лучше, чем насмешки и оскорбления. Дело в репутации: проигнорировать стычку – самый простой способ стать изгоем. Все это понимали.

Встречу назначили в лесопарке на севере Кроуч-Энда, так что добрались они быстро. На дорожках встретилось немало гуляющих, и в душе Фрэнки порадовалась: значит, всё может остаться в рамках приличия. Проблем хватало и дома.

Оливия же рассуждала в ином русле:

– Если Бэт со своими курицами перейдёт черту, то я за себя не ручаюсь! Хватит! – Она похлопала по бите.

– Я бы хотела, чтобы мы попытались разрешить всё мирно, Лив. Мне неприятности не нужны.

– Ха, по-твоему, мне нужны? Но молчать больше нельзя. Хочешь, чтобы мы стали в школе посмешищем?

– Конечно, нет! Но если мама узнает, мне конец.

Оливия пожевала губу в раздумьях. Они устремились вглубь парка, где было темнее, а воздух прохладнее.

– Давай так, – сказала Лив. – Если родители узнают, то я возьму всё на себя. Моим не привыкать к дракам после Сэма.

Колёса с глухим шорохом затормозили. Оливия оглянулась и тоже остановилась.

– Ты серьёзно?

– Думаешь, я не понимаю, что у тебя сейчас на душе? – вздохнула подруга. – В конце концов, твою маму мне тоже жаль. И вообще, мне всех жаль. Кроме стервы Бэт, естественно.

– Серьёзно, тебе жаль маму?! Интересно, почему?

– Гейт, мать твою, ты так себе подарок. Ей тоже несладко.

– Вот уж действительно! – со злостью воскликнула Фрэнки. На миг она почувствовала себя преданной. – Как сложно жить в роскоши Хайгейта. Твоя мама уже и не спрашивает про неё. А мне стыдно каждый раз!

– Мама считает, что миссис, э-э, Робинсон имеет право жить так, как ей хочется. Если она решила прекратить общение, значит, ей так легче.

– Скажи это, когда она сдаст меня в приют. Я же теперь тоже часть прошлого.

Оливия застонала.

– Иди ты! Сбила мне весь настрой! И вообще, для любителя детективов ты слишком психуешь и не пытаешься понять мотивов другого. Твоя мама – нормальная симпатичная тётка! Что ей ещё оставалось делать? Провести жизнь, оплакивая прошлое?

Лицо Лив, возмущённое и насмешливое одновременно, вызвало непреодолимое желание огрызнуться, но вместо этого Фрэнки с досадой закусила губу. Ругаться с лучшей подругой, когда та ей как сестра и поддерживала практически всю жизнь, начиная с игр в песочнице, было бы глупо.

– Закроем тему.

– Тогда сегодня боссом буду я. В любом случае первыми не лезем. Может, я и хочу расцарапать Бэт глаза, но мне нужно особенное приглашение.

Позади раздался собачий лай. Они оглянулись. По дорожке на всех скоростях мчалась Майра – их подруга. Она щёлкнула звонком, а губы на румяном лице растянулись в широкой улыбке. Её волосы, собранные в пучок на макушке, были настолько зализаны, что ни одной волосинки не выбилось от быстрой езды. В отличие от них, она предпочитала спортивные костюмы и, что греха таить, огромное количество автозагара.

– Боже, уже думала, что опоздала! – Майра притормозила рядом, с одобрением глянула на биту Оливии. – А я стянула у предков электрошокер, но что-то мне подсказывает, что до этого не дойдёт.

До последнего было неизвестно, присоединится ли к ним Майра, потому Лив и придерживалась тактики не лезть на рожон. Но при словах об электрошокере в её глазах вспыхнул зловещий огонёк, не предвещавший ничего хорошего. Бэт слишком долго играла на нервах подруги. С того момента, как увела у той Дэна Харрингтона.

«Босс» с торжественным видом достала биту, по очереди коснулась их плеч, словно посвящая в рыцари, и сказала:

– Надерём им задницы, девочки. Время Бэт Симмс подошло к концу.

Поговорить в тот вечер с шайкой Симмс не удалось. Должно быть, те заранее настроились на драку, поэтому когда с губ Бэт слетели слова о том, что Дэн передавал Оливии «приветик», ту уже было не остановить. Несмотря на то, что на другой стороне стояли четыре девчонки и мямля Беа, которая снимала всё на камеру из кустов, Оливия выхватила биту, с лязгом бросила велосипед и помчалась к Бэт. Такой скорости, смешанной с яростью, не ожидал никто. Фрэнки с Майрой переглянулись и бросились на помощь. Лив, как заправский бэттер, выбила нож из рук Бэт и, судя по крикам, костяшку на кулаке.

Фрэнки почувствовала, что холодеет, но вместе с тем подобралась. Драка больше не казалось страшной, а идея ударить кого-нибудь по лицу – до жути неприятной. В тот вечер за волосы таскала и она, и её. Однажды Сэм сказал им, что в уличных драках правил нет. Их придумывают те умники, которые сами никогда не дрались.

Глава 2

Когда тем же вечером машина мистера Банвилла остановилась напротив её дома, Фрэнки готова была приклеиться к сидению, лишь бы не выходить. Она видела, что навстречу быстро шла мама, а за ней Мартин. А смотреть становилось всё тяжелее, потому что правый глаз пульсировал, кожа под ним наливалась жаром и опухала. Самое смешное, что ей попало от Оливии, которая размахивала битой направо и налево, пока Бэт не выдернула её из рук. Все они рассчитывали на лёгкую драку. Никто не хотел, чтобы из-за агрессии Оливии кому-нибудь проломили череп.

Сама Лив уже сидела дома с разбитой губой. Мистер Банвилл ругался громко и грязно, как все автомеханики, но в то же время спросил, хорошо ли досталось самой Бэт. И Фрэнки в который раз с грустью вспомнила о папе.

Рядом, на заднем сидении в кресле, сидел Джордж. Он чавкал жвачкой и с восхищением оглядывал наливающийся синяк Фрэнки. Для него драка стала событием, а вечерняя поездка в Хайгейт с отцом – приключением.

– Выходи, Фрэнсис, – сказал мистер Банвилл. – Я пока достану велик.

Она поморщилась. Мама уже стояла у задней двери, нервно заглядывая в окно. Мистер Банвилл пожал руку Мартину. Как когда-то папе, перед тем как зависнуть вместе в гараже или отправиться на охоту.

– Тебе влетит? – спросил Джордж.

– Влетит.

От адреналина не осталось и следа, поэтому её колотило. То ли от пережитого, то ли на нервах перед неизбежным разговором с матерью. Фрэнки вздохнула и вышла на улицу. В голову лез всякий бред. Промелькнула мысль, что ей со своими подтяжками и драной одеждой точно не место среди роскоши Хайгейта. Хотя в одно время здесь промышлял знаменитый разбойник Дик Турпин. Вот он бы точно не ругал её за фингал.

Мама смотрела с горечью, непониманием и даже обидой. Будто Фрэнки подвела её, не оправдала ожиданий. И этот взгляд снова всколыхнул злость внутри. Она хотела поднять бровь – «и что ты мне сделаешь, мам?», – но из-за опухлости лишь скривился рот в жалобном стоне.

– Иди в дом, – сказала ей мама, поворачиваясь к мистеру Банвиллу. – Спасибо, Джек. Спасибо, что привёз её. Я места себе не находила. Что теперь будет? Их выгонят…

– Не говори глупостей, Стейси. Если б они подрались на территории школы, то, может быть, и выгнали. А это не так. Вряд ли родителям тех девчонок тоже нужны неприятности. Конец года всё-таки. Обошлось без травм, и ладно. Хотя когда об этом узнает Регина, она так этого не спустит Оливии.

Фрэнки зашла во двор и притаилась за тем же кустом сирени, вслушиваясь в разговор и разглядывая лиловые цветы. Послышался щелчок зажигалки мистера Банвилла.

– Те девочки точно в порядке? – спросил Мартин.

– Ну, их тоже хорошо подрали, если ты об этом. Но уверяю, всё с ними в порядке. Вы же знаете, они уже завтра будут хвастаться, а сегодня выкладывать фотки.

– Да, но что они могли не поделить? – вздохнула мама. – Мальчика?

– Стейси, а то ты не знаешь. Подростковые истории, где у каждого слишком «широкие плечи». Это всё мелочи. – Мистер Банвилл погремел ключами. – Ладно, мне пора. Вы… Это, заезжайте как-нибудь в гости, а то совсем не видимся. Регина была бы рада. Я серьёзно, Стейси.

Мартин кашлянул.

– Приезжайте к нам в выходные. Устроим барбекю.

– В субботу никак. Лучше в воскресенье. Выпьем пива. Ты же пьёшь пиво?

– Да, без проблем, – ответил Мартин, а Фрэнки подумала о его баре, где все напитки стоят в хрустальных графинах. – Берите детей, устроим семейный пикник.

Последние слова вызвали у Фрэнки злость. Как же быстро Мартин взял на себя роль «папочки». Главное, что все воспринимали это как нечто само собой разумеющееся. Им было плевать на её отца. Никто не вспоминал и не упоминал его имени, будто того и вовсе не существовало.

– Я буду рада, правда, – добавила мама. – Приезжайте, Джек.

– По рукам. Регина сделает картофельный салат. Ну, ладно, тогда до встречи.

Когда хлопнула дверца машины, Фрэнки побежала в дом. Она знала, смысла подниматься к себе сейчас нет. Мама не спустит всё на тормозах, так что разговора не избежать.

Внутри вкусно пахло едой, и живот тут же заурчал. Грязная, в порванной одежде она прошла в гостиную и рухнула на диван с бархатными подушками. Обстановка вокруг напоминала скорее каталог с дизайнами интерьеров, нежели место, где действительно живёт семья: книги на журнальном столике лежали аккуратной стопкой, идеально ровно подрезанные цветы в вазах, торшеры под цвет портьер, даже обои повторяли рисунок обивки мебели. Разве можно расслабиться в такой гостиной? Закинуть ноги на столик или заставить его коробками из-под фастфуда? Фрэнки скучала по клетчатому дивану из прошлой квартиры, одну из сторон которого разодрал когтями кот, и по крошечной кухне. О таком доме, как у Мартина, можно мечтать – на удивление тёплый, просторный и красивый; но почувствовать себя как в уютном гнезде – никогда.

Хлопнула входная дверь. Фрэнки пыталась сообразить: нужно ли рассказывать всё матери? Но говорить о проблемах в школе не хотелось так же, как и врать, что их нет. В их когда-то тёплых отношениях случился разлад, и глупо беседовать точно подруги. К тому же подруга у неё уже есть. А у мамы теперь есть Мартин.

Они с Мартином вошли в гостиную. В отличие от мамы, которая подошла прямо к ней, уперев руки в бока, отчим остался стоять на пороге. Свет ламп отражался в стёклах его очков, так что глаз видно не было. Хватало того, что вид Стейси заставил её внутренне подобраться.

– Ничего не хочешь сказать? – спросила мама. – С каких пор ты сбегаешь из дома, чтобы поучаствовать в откровенном мордобое? Я готовила и не догадывалась, что моя дочь предпочтёт ужину шляться по подворотням!

Она заставила себя не трястись, хотя тело чуть ли не колотилось от частых ударов сердца.

– Это ты про Кроуч-Энд? Напомнить, что ты и сама там жила?

– Помолчи, Фрэнсис, – отрезала мама.

Буквально на пару секунд, перед тем как сникнуть, Фрэнки посмотрела на отчима. Он стоял всё там же, будто не при делах, наслаждаясь шоу. Она разозлилась.

– Не отчитывай меня при нём!

– Стейси, думаю, мне действительно лучше выйти, – спокойно сказал Мартин.

Ноздри Стейси раздулись.

– Нет, останься. Нравится тебе или нет, Фрэнсис, но теперь мы все одна семья.

– Да неужели? Он никогда не станет моей семьёй!

– Что у вас произошло с Бэт Симмс? – проигнорировала мама.

Фрэнки скрестила руки на груди, чтобы никто не увидел, как они тряслись, и отвернулась. С каждым днём всё становилось хуже, но грань, где ещё хоть что-то можно объяснить матери, стёрлась давно. Из общего у них осталась только крыша над головой.

– Это мои проблемы.

– Нет, дорогая, – возразила та тихо. – Я отвечаю за тебя и хочу знать, что вы не поделили с этими девочками.

– Ну узнаешь ты, а дальше что? Побежишь к её мамочке или сразу в школу? Выставишь меня посмешищем?

– Чёрт, ты можешь нормально ответить, без этих выкрутасов? Я уже устала пытаться поладить с тобой. Чего тебе не хватает?

Вопрос вызвал горькую усмешку, которая тут же сменилась презрением к матери. Чего ей не хватает? Неужели она сама не понимала?

– Ты сама знаешь чего. Я не хочу жить с ним! – Фрэнки указала на отчима. – А ты переехала сюда и делаешь вид, что не помнишь ни нашу прежнюю жизнь, ни папу! Меня тошнит и от тебя, и от него, и от всего этого!

– Вот значит как?

– Да! Я бы с удовольствием свалила!

По лицу матери разрослись красные пятна, которые выдавали гнев, как и плотно сжатые губы. Но Фрэнки в тот миг хотелось унизить её гордость, обидеть, как обидела её мать, когда привела Мартина в их дом.

На несколько мгновений в комнате повисло молчание, что было слышно шорох листьев в кронах деревьев. Фрэнки встала, собираясь уйти, когда мама схватила за руку.

– Ты – просто неблагодарная маленькая дрянь, – прошипела она.

Мартин у двери дёрнулся.

– Стейси, не надо.

– Нет, пусть послушает. – Она сильнее сжала руку Фрэнки. – Ты решила, что только одной тебе тяжело. Что лишь твои переживания имеют значение. Да всё это время я на цыпочках ходила вокруг тебя, зная, как трудно ты переносишь утрату папы. Мартин делает всё, чтобы угодить! Хотя бы один чёртов раз ты поставила себя на место другого? Не задумывалась, как ты выглядишь со стороны?

– Нет, но я вижу, как со стороны выглядишь ты, – с обидой ответила она.

Неожиданно мать оторвала от неё руку, будто даже касаться Фрэнки ей неприятно, и отошла. Лицо сделалось отрешённым, почти что незнакомым.

– Хочешь жить одна, так? Я исполню твою мечту, даю слово, Фрэнсис. Живо отправляйся в свою комнату.

Повторять дважды не требовалось. Фрэнки рванула к выходу. В который раз за день адреналин покинул тело, принося опустошённость.

– Нужно приложить лёд к глазу, – сказал вдогонку Мартин.

– Пусть разбирается сама, – с холодком в голосе возразила мама. – Она не спрашивала нашего совета, когда сбегала и ввязывалась в драку.

Фрэнки же остановилась у лестницы, чтобы сделать рваный вдох. Последнее, что она увидела, прежде чем дверь закрылась – мама, которая села на пуф. Плечи её ссутулились.

– Я больше так не могу, Мартин, – произнесла она, обнимая себя. – И не знаю, как быть.

Глава 3

Сентябрь 2017 года

Когда из-за ветвей дубов выглянул Вудхаус-Гроув – пансион, куда её сослали с лёгкой подачи отчима, – Фрэнки вздохнула и надвинула капюшон толстовки на голову. Шины мягко шуршали по гравию, пока машина не остановилась у кованых ворот, увитых плющом. На мать смотреть не хотелось, поэтому Фрэнки предпочла вид тумана, что обволакивал заднюю часть школы.

Приезд мамы не задался. Они не вытерпели общества друг друга и двадцати минут. Хотя чего она ожидала, оставив её в этой дыре и умчавшись в Лондон? Прошла неделя, как её бросили здесь одну.

– Так и будешь молчать? – заглушив мотор, спросила Стейси.

– А чего ты хочешь? – огрызнулась Фрэнки.

– Поговорить.

– Ну, если бы тебе хотелось говорить, ты не засунула бы меня в это дерьмовое место, лишь бы избавиться.

Женщина потёрла переносицу. Фрэнки уставилась на пальцы матери, которые принялись барабанить по рулю. Даже в сером дневном свете обручальное кольцо сверкало яркими огнями.

– Ты же знаешь, это не так. Я пытаюсь…

Фрэнки резко повернулась к ней.

– Ты вычеркнула меня из своей жизни, мам! Не говори, что всё это ради меня! Единственное, что ты попыталась – так это найти мужа побогаче.

– Мы же уже обсуждали, – с усталостью сказала мама. – Я пытаюсь дать тебе лучшее будущее, Фрэнсис. Хорошее будущее, которое сможет открыть такая школа, как Вудхаус. Ты знаешь, после смерти папы я больше не могла оплачивать твою учёбу в одиночку. К тому же, если ты не забыла, то тебе хотелось пожить без нас.

Фрэнки облизнула пересохшие губы.

– Всё это отмазки! Важно лишь твоё предательство. Потому что именно ты предала и отца, и меня.

– Помолчи! Ты не знаешь, каких усилий мне стоило, чтобы у тебя появился шанс устроиться на достойную работу, когда вырастешь. Ты не знаешь, Фрэнсис!

– Да пошла ты! – Фрэнки выскочила из машины и прокричала: – Я просто хотела быть с тобой! Вот и всё! Ненавижу тебя и твоего Мартина!

– Я приеду через неделю.

– Можешь не приезжать. – Она хлопнула дверью, склонилась к стеклу, до боли в пальцах сжимая лямку рюкзака: – Бросила и забыла, разве не так?

Когда Фрэнки отошла от машины, сердце болезненно сжалось от вида слёз в глазах матери. Но это она приняла решение сослать дочь в Ланкашир, поэтому Фрэнки не верила им. Мама задумчиво упёрла руки в руль, посмотрела на школу, явно колеблясь, но всё-таки завела мотор. Приняла решение оставить её здесь. Ну и пусть!

Фрэнки угрюмо наблюдала, как машина сдала назад и, развернувшись на узкой дороге, начала отдаляться, пока не скрылась за низкими ветвями. От мамы остался едва уловимый запах туалетной воды на одежде. Для папы она редко красилась, не то чтобы пользоваться парфюмом. Но жизнь и правда сменила курс после его смерти. Фрэнки скучала по временам, когда они были втроём, а болезнь не нависла над их семьёй. Она ходила в приличную школу – идея отца о лучшем образовании, – не подозревая, что идиллия не продлится долго.

Под одежду пробрался холод, и Фрэнки поёжилась. Возвращаться во мрак школы не хотелось. Погода была скверной, а в стенах Вудхауса в пору повеситься. Он с первого взгляда не понравился ей. Стоило перешагнуть порог, как по телу бежали мурашки. Может, место считалось престижным, но за ту неделю, что Фрэнки провела здесь, ничего, кроме плесени на стенах, сквозняков, проблем с электричеством и плохой еды, она не видела. Само двухэтажное каменное здание за годы успело потерять цвет краски, издалека были видны потёки от дождей, рассохшиеся ставни приобрели сероватый оттенок. На двухсторонней лестнице, ведущей на террасу перед главным входом, разрослось тёмное пятно лишайника. Если Вудхаус-Гроув видал лучшие деньки, то они давно прошли.

Фрэнки закинула рюкзак на плечо и, засунув руки в карманы куртки, пошла по протоптанной дорожке вдоль ограждения. Из рассказов соседок по комнате получалось, что та вела в Байбери – деревню, куда на выходных отправлялись побродить воспитанницы Вудхауса и мальчики из школы Баксвуд. Уму непостижимо, скольких детей оторвали от дома.

В этом году лето выдалось особенно дождливым, земля раскисла и чавкала под подошвами. Тропинка стелилась среди поля с пожухлой травой, редкими кустами вереска, и брала подъём на холм, где разрасталась в дорогу, мощёную булыжником. Там, наверху, по обе стороны тянулись коттеджи с потемневшими соломенными кровлями или черепицей, покрытой лишайником. Независимо от возраста домов, под окнами каждого были разбиты палисадники с кустарниками. Неподалёку блеяли овцы. Несмотря на типичный деревенский колорит, место всё равно выглядело тусклым, за исключением, пожалуй, красных почтовых ящиков и цветов.

Дорога вывела на площадь, где находились несколько лавок, кафе, отделение почты и аптека. На информационном стенде висели объявления о пропаже домашних животных и свежие афиши, приглашающие посетить церковную службу по случаю скорого праздника урожая с последующей ярмаркой. К стенду подошла пожилая женщина, чтобы прикрепить листовку о потере чёрной кошечки Дейзи. Лицо старушки показалось Фрэнки знакомым, но припомнить, кто это, она не смогла.

Вместо этого она отошла, и носа коснулись аппетитные запахи свежей выпечки из кафе «Домашней кухни миссис Хиггинз», от которых тут же заурчало в животе. Если мама и планировала её накормить, то ссора, что разгорелась практически сразу, обрубила всё на корню. Фрэнки вытащила из кармана несколько мятых банкнот вместе с мелочью – должно хватить на сэндвич с кофе. Брать деньги у мамы она наотрез отказалась, полагая, что их дал Мартин, а он из кожи вон лез, пытаясь понравиться.

В кафе было шумно, но по-деревенски уютно. Бордово-белые обои в полоску, занавески в цветочек и фотографии в зелёных рамочках. Но самой интересной частью стала старинная кухонная плита из чугуна, встроенная в одну из стен, ближе к витринам. По огню, который мерцал за пузатой решёткой, Фрэнки поняла, что вещь – не декорация, да и вряд ли тогда из носика медного чайника вился бы пар.

Большую часть столов занимали студенты, явно получавшие удовольствие от общения друг с другом. В двадцать первом веке идея разделения казалась Фрэнки бредом. Даже учёные сходились во мнении, что совместное обучение полезнее и результативнее как в академическом, так и в социальном плане. Наверняка выпускники потом тратили кругленькие суммы у психологов, пытаясь разобраться с проблемами, мешающими адаптироваться после строгой указки элитных британских школ.

Когда она стояла у витрины с сэндвичами, то чувствовала, как спину прожигали десятки пар глаз. Оставалось только молиться, чтобы нашлось место хотя бы у туалета. Оливия с Майрой убили бы её за такие рассуждения. Однако это не они сейчас учились с девочками, которые читали «Тин Татлер», а во внеучебное время одевались в твидовые костюмы и шерстяные свитера с рубашками, будто в любую минуту их могли пригласить на охоту. Там, они стояли бы на лужайке поместья какого-нибудь лорда с двойной фамилией и обсуждали прошедшие каникулы на Корфу или яхтинг в Хорватии.

– Эй, Фрэнсис! Сюда!

Фрэнки обернулась и увидела соседку по комнате, которая махала ей. Звали её Рут. В голове тут же возникли плакаты с киношными маньяками, что висели над её кроватью. Странная девчонка, по вечерам ходившая в свитере, как у Фредди Крюгера, сегодня демонстрировала фигуру в шерстяном платье, а волосы цвета спелой пшеницы волнами струились по плечам. За столом вместе с ней сидел раскрасневшийся светловолосый парень в клетчатой рубашке и брюках для верховой езды. Фрэнки не хотелось становиться третьей лишней, потому что парень явно спешил на эту встречу, если не успел переодеться.

– Всё в порядке, спасибо. Думаю, что найду местечко, – настороженно ответила Фрэнки.

– Наша компания не внушает ей доверия, – хмыкнул парень.

– Нет, я… Ладно.

Чем ближе Фрэнки подходила, тем больше переживала. Сблизиться с девочками из Вудхауса она не старалась: теплилась надежда, что мама всё-таки заберёт её. К тому же после случая на неделе желание подружиться поубавилось. Её заперли в раздевалке после физкультуры, выключили свет и караулили снаружи. Она слышала из-за двери дыхание и шёпот, но не могла понять, почему никто не смеялся. Может, надеялись, что она начнёт звать на помощь или плакать? Тогда они прогадали. Это уже не первая школа, которую ей пришлось сменить за свою жизнь. Поэтому Фрэнки на ощупь оделась и принялась ждать, когда кто-нибудь придёт. Дурацкая детская шутка, однако что-то внутри дрогнуло от осознания, что её не принимают сверстники. Раньше оставались хотя бы друзья, а теперь она, как отколовшаяся льдинка, в одиночестве барахталась среди волн.

Она поставила поднос на столик и сразу же наткнулась на протянутую ладонь парня.

– Брайс Милтон, – представился он, шутливо склонив голову.

Фрэнки пожала руку, смахнула капюшон и поправила рыжие волосы.

– Фрэнсис Гейт. Можно просто Фрэнки.

Соседка неловко хихикнула.

– Во избежание неловкостей, я – Рут Сибли.

– Да, я помню, – ответила Фрэнки, опускаясь на стул. – Привет.

Брайс сделал глоток чая с молоком, вытянул ноги под столом.

– Итак, просто Фрэнки, рассказывай. Каким ветром тебя занесло в наши края? У нас здесь редко можно увидеть новые лица. Где до этого училась?

Фрэнки потянулась к сахарнице, раздумывая над ответом. Впрочем, делать секрет не из чего.

– В Лондоне, – ответила она. – Мама снова вышла замуж и запихнула меня в Вудхаус.

– О, прости, пожалуйста, – с осторожностью проговорила Рут. – Новый муж матери не нравится тебе?

Вообще-то, ничего плохого про Мартина Фрэнки сказать не могла, хоть и желала. Мужчина по-своему проявлял заботу и внимание, пытался наладить контакт. Теперь вот оплачивал обучение. Возможно, именно это раздражало. А быть может, она не верила в его искренность.

– А разве должен? Он – не отец. Видно, я им здорово мешаю, поэтому… Тут.

– О, знаю кучу случаев под названием «хреновые родители», – хмыкнул Брайс. – Поверь, у нас случалось, что парней не забирали даже на Рождество, не говоря уже о том, чтобы хоть иногда навестить на выходных. Представь?

Рут недоумевающе подняла брови, затем подалась вперёд.

– Прекрати, Брайс. – Она повернулась к Фрэнки: – Это явно не твой случай, не переживай. Обычно у новеньких отбирают телефоны, а с родителями не позволяют видеться первые три недели. Не выпускают из школы. Считают, что так адаптация к пансиону происходит быстрее. Но пусть телефон у тебя и забрали, но, насколько я поняла, к тебе приезжала мама. А прошла только неделя, понимаешь? О тебе явно замолвили словечко родители.

Кофе во рту тут же показался горьким. Как бы ни хотелось признавать, но если Рут говорила правду, то Фрэнки явно погорячилась. Значит, маме удалось договориться с директором школы, пусть и с помощью связей Мартина. Если бы она решила остаться дома в этот уик-энд, то Фрэнки могла ещё сильнее уйти в себя, взращивая вдвойне больше ненависти.

– Окей, – улыбнулась она ребятам, желая сменить тему. – Что насчёт вас? Расскажите мне об этом богом забытом месте, раз уж пришлось тут застрять.

Брайс закинул в рот орешек и кивнул.

– У меня ничего особенного. Родители военные, часто в разъездах, а таскаться с ними мне самому не захотелось. Я как-то промотался так два года, больше не хочу. Согласился на магниты по почте. Но на праздники меня всегда забирают. Да и школа оказалась неплохая, будем честными. – Парень мотнул головой в сторону Рут. – Но её история – просто жесть!

В Брайса полетел орешек, и тот рассмеялся. Рут громко цокнула.

– Я сама упросила родителей отдать меня сюда. В тринадцать увидела фотки Вудхауса в школьной брошюре. Он же чертовски напоминает какой-нибудь особняк из фильмов ужасов, правда? К тому же, здесь есть своя местная трагедия, а я жуть, как люблю места с историей. Сразу возникает ощущение, что ты причастен. Ну и будет о чём рассказать потом.

– И с этим человеком тебе делить комнату, – прошептал Брайс.

– А что за трагедия?

Рут таинственно улыбнулась, словно хранила важный секрет. Любопытная от природы Фрэнки уставилась на неё. Долго ждать не пришлось.

– Ладно, слушай. В девяносто втором в Байбери убили двух учеников, – понизив голос, сообщила Рут. – Эмили Уоллис училась в Вудхаусе, а Питер Флойд в Баксвуде. Говорят, они были чертовски влюблены друг в друга, но…

– Но любовь их не спасла, – встрял Брайс. – Тела нашли в дубовой роще недалеко от Байбери. Такая вот «Ромео и Джульетта» или приключения «Зодиака» на новый лад. Выбирай, что нравится. Короче, зарезали, как свиней.

Фрэнки вздрогнула, а Рут поморщилась, но оспаривать не стала.

– Убийцу нашли?

Брайс поманил пальцем, Фрэнки склонилась над столом. Он заговорщически посмотрел в глаза и зашептал:

– Не нашли. Так что, просто Фрэнки, смотри в оба. Он, может быть, всё ещё среди нас. Может быть, в этом кафе. Может быть…

– Заткнись, Милтон! – Рут треснула парня по руке, тот ухмыльнулся. – Не вижу ничего смешного! Между прочим, Мелани Грин рассказывала, что кто-то из прошлых выпусков на самом деле видел призрак Эмили, а это значит, что её душа не успокоилась.

– Бред. Никаких призраков не существует.

– Существует!

– Ребята, успокойтесь! – встряла Фрэнки.

Брайс густо покраснел от негодования.

– Если бы они существовали, то ты бы их видела, Ру, – проговорил он. – Был бы тут сейчас Марк, то согласился бы со мной.

– Конечно, вереницей заходили бы ко мне на чашечку чая! Не все могут видеть призраков, идиот, но это не означает, что их не существует.

Фрэнки тем временем посмотрела в окно, надеясь, что хоть что-нибудь разрушит этот неловкий момент.

– Задумайся, – обратился к ней Брайс. – И она учится в школе для леди. Ты где-то урвала разрешение, позволяющее меня оскорблять, Сибли?

Рука Рут опустилась в карман. В следующее мгновение она появилась снова, демонстрируя средний палец.

– Вот моё разрешение, Милтон! Я ухожу. Этот мужлан ничего не понимает.

– Мужлан, – фыркнул Брайс.

Несмотря на недовольную мину, парень поднялся вслед за рассерженной Рут, накинул стёганую куртку. Фрэнки удивилась, когда девичья рука ухватила её за запястье, будто втянув в водоворот. Либо Рут Сибли слишком мнила о себе, либо искренне считала, что беседы достаточно, чтобы человек пошёл за тобой. В обычной ситуации Фрэнки осталась бы допивать кофе и пялиться в окно, но ей представился шанс. Шанс не быть изгоем, и упускать его она не собиралась.

Рут взяла её под руку и поспешила в сторону школы. Брайс почему-то плёлся за ними до самой тропинки. Начинало темнеть.

– Спасибо, – улыбнулась парню Фрэнки, пока Рут стояла со скрещёнными на груди руками. – Была рада познакомиться.

– Я тоже. – Он повернулся к Рут и неуверенно пробормотал: – До следующих выходных?

– Угу.

– Будешь всю неделю придумывать оскорбления?

– Ой, иди уже, Милтон. Я знаю их с лихвой.

– Тогда я спокоен.

Очевидно, ссора подошла к концу, когда их губы растянулись в неловких улыбках.

Во время спуска Фрэнки бросила взгляд на мрачное строение Вудхаус-Гроув. В некоторых окнах уже горел свет, который должен был добавить теплоты облику школы, но почему-то эффект вышел противоположным. Каркнула ворона над головой, и Фрэнки вздрогнула. Она не бралась утверждать или оспаривать существование призраков, но вид здания вкупе с историей ребят поселили в душе смутную тревогу.

Глава 4

Фрэнки старательно держала повод двумя руками. Несколькими минутами ранее мисс Коутон уже успела отчитать Аманду Лоски за езду с одной рукой, пренебрежительно сравнивая её с американской. Сегодняшнее занятие проходило на открытой местности, что радовало; в манеже с препятствиями, которые так любила мисс Коутон, Фрэнки чувствовала себя неуверенно. Выездка, осторожная и распланированная, ещё в прошлой школе была ей ближе, чем конкур с преодолением преград. Хотя последний выглядел эффектней.

День выдался холодным, и уши ныли от сильного ветра, в то время как спина под курткой обливалась потом. Благо учебный день подходил к концу.

– Мисс Гейт! – крикнула мисс Коутон. – Расслабьте повод, не мучайте Харти. Контакт со ртом лошади должен быть настолько лёгким, чтобы казалось, будто лошадь работает без повода. Но у вас всё равно не пассаж, а пиаффе с продвижением. Ладно, девушки, свободное время!

Гнедая лошадка Фрэнки навострила уши и перешла на спокойный шаг. Через трещины на сером небе безрезультатно пыталось пробиться солнце. Складывалось ощущение, что в этом месте его бывало очень мало. И только туман у кромки дубовой рощи не исчезал ни днём, ни ночью.

Фрэнки направила Харти к ближайшему дереву в надежде спрятаться от пронизывающего ветра. В Вудхаусе нужно было умудриться не заболеть: комнаты пока ещё не отапливались, а единственными местами отогреться оставались кровать или ванная комната.

Когда они остались с мамой вдвоём, но жили в Кроуч-Энде, то здорово экономили на электроэнергии. В самый первый год без отца они включили отопление в самом конце октября: от частых дождей в доме стало совсем уж сыро, и Фрэнки свалилась с простудой. Мама постоянно смотрела на счётчики, а их сосед и вовсе установил дровяную печь. Двухсот фунтов хватило, чтобы закупить дров, и он определённо был довольнее всех, хотя ради приличия говорил, что очень переживает из-за выброса накопленного углерода в атмосферу. Конечно же, никто ему не верил.

Вздрогнув, Фрэнки опять поймала на себе взгляды девочек. Они шептались, изучали её. Лив бы им сказала пару ласковых. Таких, что уши свернулись бы в трубочку. Фрэнсис не считала себя рохлей, но подруга, казалось, вообще ничего не боялась. Фрэнки очень скучала, пусть они и дали обещание держать связь.

Развернув Харти в сторону рощи, она осторожно въехала в молочную пелену. Туман цеплялся за деревья призрачными паутинками, пока они обходили зелёные валуны, обросшие мхом. В воздухе витал запах гниющей листвы, казавшийся Фрэнки приятным. Раньше они с отцом каждую осень выбирались либо в парк, либо в лес. Мама выдавала ей старую куртку, шапку и резиновые сапоги, помня, какой чумазой возвращалась дочь. Папа ставил корзину с едой в багажник – иначе Фрэнк запускала в неё руку раньше времени, – садился за руль, и они мчали по узким просёлочным дорогам. В последний раз, когда все уже знали о болезни, они гуляли в Шервудском лесу. Немного походив по тропинкам, посмотрев на статую Робина и Маленького Джона, они нашли камень среди сушняка и смотрели на лес. Выглядел тот мрачно. Теперь Фрэнки сказала бы, что тот давным-давно умер: старые деревья, причудливо изогнутые ветви, дупла в стволах и легендарный дуб, чей возраст оценивали в тысячу лет. Тогда за сэндвичем и стаканом крепко заваренного чая, вдыхая ароматы почвы и мокрых листьев, отец сказал, что память живёт долго. Что в смерти нет ничего ужасного и плакать не стоит. Главное, что Фрэнки есть о чём вспомнить, и это хорошо, потому что воспоминания продолжат жить. А она ела, плакала и старалась спокойно дышать. Фрэнки думала, что от её слёз ему больнее, чем ей.

Из воспоминаний её вырвал треск впереди, будто ломались сухие ветви под подошвами ботинок. Фрэнки огляделась, но в таком тумане видимости хватало только чтобы рассмотреть стоящие поблизости дубы. Лошадь остановилась.

– Ты тоже это слышала? – тихо проговорила Фрэнки. – Эй, здесь кто-то есть?

Никто не отозвался. Под порывами ветра стонали старые деревья, но не более.

– Давай, Харти, можно ещё немного проехать.

Но животное встало как вкопанное. Треск повторился, только уже ближе. Фрэнки склонилась к шее лошади, вслушиваясь в скрипы сухих стволов и дыхание Харти. Неожиданный порыв ветра хлестнул по лицу, а затем над рощей пронёсся женский крик. Лошадь заржала, встала на дыбы, чуть не скинув Фрэнки. Сердце тяжело ударилось где-то в горле, после чего зашлось в бешеной скачке. Взлетело несколько ворон с ветвей.

– Вот дрянь! Что это?

Лошадь, повернув шею, попятилась. В животе Фрэнки холодным цветком распустился страх, но немного улёгся, когда позади донёсся смех. Она решила гнать от себя плохие мысли. Посмотрела на одноклассниц – на то, что было понятно, – и страх отступил. Это всё глупые истории Рут и её дружка! С шумом выдохнув, она развернула лошадь, отчего-то подгоняя ту вперёд и без конца оборачиваясь.

«Их зарезали, как свиней».

***

– Я думала, ты приедешь одна!

– Хотя бы попробуй наладить отношения с Мартином. Он очень переживает, дорогая, – вещал мамин голос из динамика телефона. – Дай ему шанс.

Фрэнки сидела в ванной комнате, которую постепенно наполнял пар. Она бездумно водила пальцем по влажной плитке на стене, погрузив ногу в пену. Вода ещё набиралась.

– Нет! Пусть не лезет ко мне со своими переживаниями. Мне на них плевать! – недовольно заявила она.

Мама вздохнула, а в глазах Фрэнки встали слёзы. Как будто одной ей тяжело. Это не она лишилась отца, не её променяли на мужика, сослав подальше, будто старую игрушку на чердак. К горлу подступил болезненный ком.

– Как школа? Ты уже нашла друзей?

– Не сказала бы. Звоню с телефона соседки. Вроде, мы нашли общий язык.

В голосе мамы послышалось облегчение.

– Рада слышать. Нужно что-нибудь привезти?

– Тёплой одежды. – Фрэнки поёжилась, и мурашки побежали по коже. – А как тебе удалось договориться с директором по поводу посещений?

– Мартин договорился. У него много связей.

Да, а ещё много денег. Скорее всего, и то, и другое сыграло роль для мамы, когда та снова решила выйти замуж. Если Фрэнки чувствовала горечь предательства, то не могла не отметить, что с появлением Мартина они больше не бедствовали, как в те два года. Тогда пришлось потратить все сбережения, даже залезть в долги в попытке победить рак папы, но болезни плевать на количество денег.

– Ладно. Мне надо идти.

– Фрэнсис?

– Ну?

– Я просто хочу, чтобы ты поняла. В наше время себя-то тяжело прокормить, но единственное, о чём я переживаю, это ты. Тебе всего шестнадцать, ты не знаешь, каково это, когда от тебя зависит жизнь другого человека. Не суди Мартина за протянутую руку помощи. Он не заслуживает этого.

– Обязательно подумаю над этим, – с долей язвительности проговорила она. – Пока.

Звонок разъединился. Фрэнки положила телефон на кафельную подставку и выключила воду. Предвкушение скорого тепла омрачилось разговором с матерью. Она там, дома. Легко ей рассуждать о шансах. А кто-нибудь догадался дать шанс Фрэнсис?

Словно опомнившись, она снова схватила телефон. Услышать голоса Лив и Майры стало неожиданно важно. Несмотря на браваду, чувствовала она себя одиноко. Фрэнки набирала номера, но ни одна из подруг трубку не взяла.

«Привет, это Лив. Если хотите что-то сказать, то подгребайте на офигенную вечеринку к Бэт Симмс!» – прозвучал автоответчик.

До этого незаметный гул люминесцентных ламп стал оглушающе громким. Прошло несколько долгих секунд, прежде чем до Фрэнки дошёл смысл сообщения. Пожалуй, мысль, что лучшая подруга связалась с их врагом, стоило ей уехать из Лондона, ударила сильнее всего. Ведь Оливия знала, как тяжело было переживать предательство матери, как это травило душу Фрэнки. Тогда почему она поступала так же?

– Ну и ладно. Хорошо повеселиться, – со злостью выплюнула она и тут же почувствовала, как щемящая фантомная боль прокатилась по мышцам.

Раньше она не понимала людей, которые опускали руки, столкнувшись с бедами, уходили в себя. Теперь же ощутила, каково это – остаться за бортом. Её разом вырвали из привычной среды обитания, отрезав практически все связи с внешним миром, и запихнули сюда. К черту на рога.

Наверное, тому виной были здешние невзгоды, но мысли её вернулись к рассказу ребят. Пользуясь возможностью, Фрэнки ввела запрос, касающийся происшествия в Байбери. Первыми в поиске значились обычные данные о деревне, далее следовала статья о сельскохозяйственной выставке в Уилпшире, афиша праздника урожая. И лишь через несколько ссылок она нашла упоминание о трагедии в девяносто втором. Ни имён, ни подробностей. Ничего, что могло бы утолить любопытство Фрэнки. Информация приводилась из «Новостей Байбери», где вскользь упоминали, что в парке найдены два тела несовершеннолетних. Ни фотографий, ни результатов расследования найти не удалось. Ярко преподнесённая история тут же поблекла, став похожей на множество одинаковых сухих сводок из криминальных хроник в газетах. Фрэнки с лёгкостью выбросила её из головы.

Когда она сняла халат, погрузила по очереди ноги в воду, волоски на коже встали дыбом, и её передёрнуло.

– Ух, спасибо Господу за маленькие радости.

Вода полностью приняла в тёплые объятия, мягко укачивая. Фрэнки в блаженстве закрыла глаза. Было слышно, как потрескивала пена и капало из кранов. Всё-таки странно, что за такие бешеные деньги, которые отдавали за учёбу в Вудхаусе, руководство до сих пор не решило проблему с отоплением. Они, конечно, привыкли в холодное время залезать с грелкой в кровать, но ведь ещё начало осени. Даже не зима! В конце концов, что насчёт здоровья детей?

Из потока мыслей Фрэнки вывело усиливающееся электрическое жужжание. Она открыла один глаз. Вот ещё проблема школы. Огляделась. Отчего-то было некомфортно в этом месте. Такое случалось с ней только в гостях у деда. Когда приходилось бежать до выключателя, потому что в старом доме, где скрипела каждая половица, темнота пугала. Будто чьи-то невидимые глаза пристально следили, а во мраке углов кто-то выжидал часа. Потому засыпала она, глядя на дверь, и всё мерещилось, что та медленно открывается.

Лампы на потолке мигнули. Затем ещё раз, и вмиг погасли.

– Вот дерьмо! – Фрэнки резко села, разбрызгивая воду на пол. – Этого не хватало!

Комната погрузилась во тьму. Тишину нарушало только её дыхание и падающие из крана капли, которые как будто побежали быстрее. Рука сама рванулась к телефону Рут; она успела нажать на кнопку, но мокрые пальцы не смогли удержать его. Сердце рвано трепыхнулось.

– Чёрт. Если это очередной дурацкий розыгрыш…

Фрэнки схватилась за бортики. Когда поставила ноги на пол, окно с грохотом открылось. Она испуганно вскрикнула. Тюль взвился, точно парус. Пришли в движение занавески в душевых, а свет загорался и потухал, как стробоскоп. В новой короткой вспышке Фрэнки показалось, что в одной из кабин стоит силуэт.

Тело парализовало от ужаса, который холодной иглой проткнул живот. В ушах зашумела кровь, грудь сдавило. Такого животного страха она никогда не испытывала.

Точно под гипнозом смотрела, как в проблесках света фигура, сотканная из тьмы, становилась ближе и ближе.

– Помоги мне…

Фрэнки хотела зажмуриться, но не могла. Лишь вжалась в кафель, распластав по стене руки, как бабочка, пришпиленная на булавку.

В дверь постучали, и из горла вырвался писк.

– Фрэнки! – Это была Рут. – Всё в порядке? Я, кажется, слышала крик. Гейт?

Свет мигнул ещё раз, и в ванной снова стало светло. Фрэнки громко втянула воздух через рот, будто до этого и вовсе не дышала. Ветер по-прежнему трепал тюль, но силуэт исчез. Она бросилась к двери так стремительно, насколько позволяли ставшими деревянными ноги. Даже не накинула халат. Но кое-что заставило её остановиться. На запотевшем зеркале капельками стекал отпечаток ладони.

– Фрэнсис? Ты слышишь?

Щёлкнул замок, и Фрэнки рухнула прямо на руки перепуганной Рут, чувствуя, как по щекам заструились слёзы.

– О, боже! Что случилось? Да ты ледяная!

Рыдание вырвалось из горла, когда Фрэнки посмотрела на девушку.

– Там кто-то был! Кто-то был в ванной! – Она дёрнула Рут к зеркалу. – Посмотри!

Но ветер успел высушить конденсат, и вместо отпечатка ладони Фрэнки смотрела на своё бледное отражение.

– Так, – сказала Рут, подбегая к окну, чтобы закрыть. – Давай тебя согреем, а то воспаление лёгких – не шутки.

Она завернула Фрэнки в халат, собрала вещи и вывела из ванной. Зубы не попадали друг на друга, а стекавшая с волос вода ледяными каплями бежала по шее. Рут мягко обняла её за плечи, направляя по коридору к нужной двери. Из комнат повысовывались любопытные лица девочек.

– Свет п-погас, а потом открылось окно, – принялась рассказывать Фрэнки. – Мне п-показалось, что кто-то с-стоит в кабинке. И этот след… Это ненормально!

Рут осмотрелась, развернула её к себе.

– Послушай, со светом и правда проблемы, – мягко сказала она. – А окно, скорее всего, не закрыли девчонки. Иногда ночью они ходят туда покурить. Только никому не рассказывай. А твоё воображение просто сыграло злую шутку. Многие же боятся темноты, правда? Ты просто не ожидала и испугалась. Да и денёк выдался тяжёлым. Постарайся успокоиться.

– Ты не веришь мне. Но я же видела…

– Что ты видела?

Фрэнки замерла и покачала головой.

– Не знаю, – дрогнувшим голосом ответила она.

Рут замерла, обдумывая услышанное, но уже через секунду встрепенулась:

– Пошли. Нужно высушить волосы и отогреть тебя. У меня есть запасные грелки.

Они вошли в комнату. На одной из кроватей, закинув ноги на стену и листая журнал, лежала их соседка. Камилле оставался год до выпуска, но она уже знала, что после собеседования в декабре Бристольский университет обязательно откроет для неё двери.

При взгляде на девушек её глаза расширились.

– Матерь божья! Что это с ней?

– Отстань, – отмахнулась Рут. – Она просто испугалась.

– Набрала пару лишних фунтов?

– Слушай, я не шучу. Видишь, ей и без тебя паршиво.

Рут порхала вокруг Фрэнки, отвлекая пустой болтовнёй. Высушила ей волосы, помогла переодеться в сухую одежду, пока постель грели сразу две грелки. В конце Сибли удалось упросить воспитателя – строгую мисс Торнтон – принести кружку горячего чая.

– Ну вот, румянец вернулся, – констатировала довольная собой Рут. – Залезай в постель. Если тебе страшно, то я могу сдвинуть кровати.

– Спасибо. Я бы не отказалась, – вяло улыбнулась Фрэнки.

С апатией она следила за тем, как Камилла, расчесав волосы, улеглась в кровать и достала телефон. Взгляд сам по себе метнулся к двери.

Могло ли ей всё привидеться? Вдруг стресс вкупе с рассказом Рут и Брайса так повлияли? Мозг ведь вполне мог сыграть злую шутку. Нет, решила она. Она не знала, что видела, но это определённо что-то странное, не вписывающееся в рамки повседневности. Да и тёмный силуэт в душевой не давал покоя.

Помоги?

Когда Рут закончила с приготовлениями, погасила в комнате свет и забралась в постель, Фрэнки шёпотом спросила:

– Что, если это и был тот самый призрак девочки?

Рут вздрогнула.

– Ты говорила, что веришь в призраков, Рут. Здесь творится какая-то чертовщина. И я не сошла с ума.

– Но я ни разу не видела их. – Она повернулась к Фрэнки лицом, тоже чуть ли не с головой укрывшись одеялом. – Может, это и хорошо.

Собравшись с духом, Фрэнки рассказала про случай в лесу, который произошёл на уроке верховой езды, и про странную просьбу о помощи, что до сих пор пульсировала в голове. Рут придвинулась ближе, явно начиная нервничать.

– Что ещё ты знаешь об убийстве этих ребят? – спросила Фрэнки.

Глаза Сибли блеснули в лунном свете, что лился из окна.

– Пожалуйста, не говори, что хочешь разобраться в этом деле!

– Всё это неспроста, – серьёзно сказала Фрэнки. – Я жила всю неделю спокойно, другие жили спокойно весь период обучения. Кто знает, может, она решила, что я способна помочь. Мало ли?

– Мне страшно до чёртиков, если это правда. – Рут устало потёрла глаза. – Всё, что я знаю, так это то, что долгое время подозреваемым в убийстве считали мистера Патерсона.

Фрэнки нахмурилась.

– Кто это?

– Нынешний директор Баксвуда.

Фрэнки сама не понимала, зачем ввязывается куда не следует. Но чем больше она думала о той старой истории, узнавала больше подробностей, тем картинка в голове становилась объёмнее. Ведь Эмили тоже когда-то жила здесь. Ходила по тем же коридорам. Была влюблена. А потом кто-то отобрал у неё всё. Но не просьба о помощи заставила Фрэнки задуматься. Отпечаток руки – как напоминание о том, что прошлое не всегда остаётся там, где ему место. Отец говорил, что память продолжает жить. Подоткнув одеяло со всех сторон, Фрэнки сама не заметила, как уснула.

Глава 5

Сентябрь 1991 года

Снаружи на паутинке заблестели капли росы, а туман отступил в рощу. Бывало, что и вся школа, стоящая в низине, погружалась в белёсую пелену, но, к счастью, субботнее утро выдалось ясным. В такие дни в столовой творился настоящий переполох: воспитанницы ждали похода в Байбери, учителя же пытались сдержать бьющее через край всеобщее возбуждение.

Если младшие гуляли под присмотром учителей, то, начиная с четырнадцати лет, девочки могли планировать поход в деревню самостоятельно. Однако перед этим следовали разговоры. Разговоры о благоразумии, достойном поведении и том, что волновало всех, кроме самих девочек – угрозах ранней половой жизни. Тревогой служила школа для мальчиков, что располагалась неподалёку, груз ответственности перед родителями и возможные скандалы.

Но в это солнечное утро причин для тревог у Эмили Уоллис не было. Она находилась в радостном предвкушении скорой встречи с друзьями, с которыми не виделась всё лето.

Эмили оторвалась от брошюр с колледжами и со вздохом посмотрела на Шарлотту. Та застыла у раскрытой дверцы шкафа. Она рассматривала себя в зеркале, собрав в кулак то, что осталось от некогда длинных волос. Они дружили с одиннадцати лет, и не было секретом, что Лотти мечтала о роскошной шевелюре. Но под конец прошлого учебного года жвачке Кэтрин Бремнер было суждено запутаться в прядях подруги, а миссис Честертон – повести дочь к парикмахеру.

– Ты видела новые снимки Синди Кроуфорд? – спросила Лотти.  – Как после этого можно нравиться себе, не говоря уже о мальчиках? Особенно с причёской Эдварда Руки-ножницы.

– Вот опять ты за своё! – Эмили встала из-за стола и подошла к Лотти. – Помнишь тот постер к фильму с Вайноной Райдер?

Лотти нахмурилась.

– Где её волосы молили о расчёске?

– Нет, это «Добро пожаловать домой, Рокси Кармайкл», а я про «Ночь на Земле».

– А-а, там, где её волосы молили о мытье.

– Пожалуйста, перестань. У тебя отличная причёска, просто ты ещё не привыкла.

– Может, мне рисовать родинку, как у Синди Кроуфорд? – рассуждала та. – Это выглядит чувственно.

– Это выглядит пошло. Ты станешь похожа на французскую проститутку.

Шарлотта что-то проворчала, взялась за расчёску, и спустя несколько минут они наконец покинули комнату. В школе стояла тишина – бо́льшая часть учениц уже отправилась в деревню. Выйдя на улицу, Эмили натянула болоньевую ветровку, рукава которой стали коротки ещё весной, и, пока подруга поправляла шерстяной жакет, закатала рукава. Возле Вудхауса всегда было прохладно, но стоило пройти через поле и подняться на холм, как температура поднималась на пару градусов. К обеду, как всегда, разогреет, и до ужина можно будет гулять, наслаждаясь сентябрьским теплом.

Они прошли мимо аккуратно подстриженной живой изгороди и выскользнули через ворота.

– Не могу поверить, что согласилась слушать трёп Тёрнера, – вздохнула Лотти. – Готовь уши, Эм. Держу пари, Ричард не забудет упомянуть, как папочка свозил его на «Славный Гудвуд».

– Что плохого в том, что Ричард любит лошадей? Или ты завидуешь?

– Чему завидовать?

– К примеру, тому, что он нашёл занятие по душе. Мы обе знаем, что ты до сих пор не определилась, куда пойти учиться дальше.

Лотти отмахнулась.

– Будто ты определилась. Это не такое простое дельце, скажу тебе. Родители этим летом конкретно пытались свести меня с ума. Отец хочет, чтобы я связала жизнь с банковским делом, но лучше… Не знаю, пойти работать в библиотеку! Как мисс Бозуорт. А Тёрнер… Едва ли ему позволят всерьёз заняться лошадьми. Он зря рассчитывает на это.

Когда Эмили попала в Вудхаус, ей исполнилось одиннадцать. В том районе, где они жили, детей не отдавали в частные пансионы. Район был промышленным, оклада хватало на самое необходимое, так что речи про частные школы не шло. Маме удавалось не влезать в долги, и этого хватало. Они выживали вдвоём, стояли друг за друга и не ждали от судьбы подарков, хотя и не отказывались от помощи. Поэтому когда после смерти папы во время забастовок шахтёров написала его мать – женщина, что в своё время успела попить маминой крови, – Эмили не стала фыркать или рвать письмо. Пускай старая грымза ненавидела невестку, но её внучкой всё-таки признала.

Сначала их отношения ограничивались обменом открытками на праздники, но чем больше бабушка старела, тем чаще с открытками приходили короткие записки с небольшими суммами денег. В тот день, когда Эмили получила письмо на своё имя, пришёл билет в лучшую жизнь. Бабушка собиралась оплатить ей учёбу в пансионе для девочек. И если в сериалах для подростков те почему-то ныли, учась в престижных школах, не думая, где взять деньги на учебники, форму и питание, то Эмили благодарила судьбу. Как говорила мама, бедным не приходится выбирать. Даже если она и не успела определиться с профессией, то с документами из Вудхауса шансы хорошо устроиться в будущем возрастали.

Они перешли ручей, что тонкой лентой стекал с холмов, поднялись к первым домам. Солнце приятно согревало спину. Поистине, с учёбой в Вудхаус-Гроув Эмили получала не только качественное образование, но и возможность наслаждаться видами Байбери, от которых захватывало дух. Ветви дубов неторопливо раскачивались, сбрасывая редкие жёлтые листья, а белоснежные облака неслись за горизонт. Где-то лаяли собаки, стучали садовые инструменты, вился дымок осенних костров – текла размеренная деревенская жизнь.

Эмили взяла подругу под руку.

– Кстати, что с Патерсоном? – спросила Лотти. – Он писал летом?

– Несколько раз переписывались.

Та помолчала, а потом, как бы между прочим, поинтересовалась:

– Говорили о чём-то интересном? Ты же понимаешь о чём я, да?

Эмили нахмурилась и сосредоточила внимание на малиновке, которая прыгала по изгороди.

– Ни о чём таком мы не говорили. Он рассказывал, как гостит у тётки, я написала про своё лето. На этом всё.

– Но ведь…

– Мы друзья, Лотти, – с нажимом сказала Эмили. – К тому же, я не спрашиваю, с кем переписывалась ты.

– А ты спроси, – усмехнулась она, – и я скажу, что не интересуюсь ровесниками. Но загвоздка в том, что мальчикам постарше неинтересна я. Папа сказал, что это временно.

Миновав маленькую площадь, где по субботам работал блошиный рынок, девочки свернули в переулок. С друзьями они обычно встречались у телефонной будки, вдали от шума. Но, видимо, первые выходные учащиеся решили провести вне школьных стен, на радость местным торговцам по улицам текли людские реки. Неожиданно Шарлотта вцепилась в рукав и зашипела:

– Обалдеть! Посмотри-ка! Кажется, лето пошло им пользу.

Когда Эмили подняла глаза, мысленно сразу же согласилась с подругой. Обычно после летних каникул мальчики только вытягивались и, казалось, становились тоньше. В этот же раз создалось впечатление, что с ростом всё уладилось; ребята больше не выглядели щуплыми жердями. Их плечи стали шире, а мягкие подростковые черты лиц заострились. Они повзрослели. А быть может, девочки просто давно не видели их.

Рич помахал, пока Робби неотрывно смотрел на Эмили. Она в смущении отвернулась. Откуда между ними взялась неловкость? В роще они сотни раз играли в салки, забрасывали друг друга снежками, лазали по деревьям, просто болтали о всякой ерунде, лёжа в траве. Теперь отчего-то думалось, что любой взгляд может содержать подтекст.

– Привет, девчонки! А мы уже думали, вы не придёте. Кстати, моя кузина этим летом прочитала в «Севентин», что девочки выбирают парней постарше, и закатывала глаза на все мои реплики, будто я резко стал идиотом. Представляете?

– Держу пари, ей надоело слушать про лошадей, – хихикнула Лотти. – А что это вы там прячете?

Роберт хмыкнул и показал корзину, поверх которой лежал плед. Должно быть, с кровати одного из них.

– Миссис Харкнетт сделала сэндвичи. Можно пойти на наше место и устроить пикник. Что думаете? Эмили?

– Лучше и не придумаешь. А Рич расскажет нам про «Славный Гудвин», – лукаво предложила Эмили под громкий вздох Лотти.

– Да? Всерьёз будете слушать? Это было просто потрясающе! Сейчас всё расскажу. А для Шарлотты – в подробностях.

Пока они лавировали мимо людей на рынке, обходили цепочки первогодок с открытыми ртами, беседа крутилась вокруг каникул. Ричард рассказал про скачки и отдых с родителями на Кипре, где отец даже разрешил заказать алкогольный коктейль. Робби с дядей успели покорить уэльскую вершину Сноудон и пару раз сходить в поход. Лотти – грелась на пляжах Испании, а Эмили вырвалась на музыкальный фестиваль в Гластонбери, хотя остальную часть лета провела за домашними делами. Она никогда не врала о финансовом состоянии семьи, поэтому никого из друзей не удивляло, что вместо поездки на море Эмили могла провести каникулы вот так, ковыряясь на грядках. Матери выделили участок в садоводческом кооперативе. Там они подглядели, что растёт у соседей, и первым делом посадили салат, лук с чесноком и пряные травы. Всё то, за чем несложно ухаживать, но без чего нельзя обойтись на кухне. Эмили любила маленький огород, гордилась им. Во-первых, кусок земли было тяжело получить. Во-вторых, ей нравилось самостоятельно выращивать овощи. В-третьих, оказалось приятно сидеть в небольшом сарае и наслаждаться цветами на огородах, запахом земли и зелени, жужжанием пчёл. В конце концов, у каждого свои богатства.

У книжного магазина они встретили старого знакомого, мистера Тэтчера. Пожилой мужчина смазывал дверные петли, пока миссис Тэтчер то и дело мелькала в витрине. Пожалуй, именно в этом месте зародилась дружба с мальчиками из Баксвуда. Бывало, Эмили не один час проводила среди стеллажей, читая или просматривая как новые, пахнущие типографской краской издания, так и книги, которые приносили на обмен. С Ричардом они познакомились, когда им было по тринадцать и тот решил расстаться с коллекцией страшных рассказов Роберта Стайна. Эмили тогда рассматривала потрепанную книгу про приключения комиссара Мегрэ, где – уму непостижимо – отсутствовали последние страницы.

– А-а, молодежь, – усмехнулся мистер Тэтчер. – Гляди, как вымахали. Безделье закончилось, да?

– И не говорите, – вздохнула Шарлотта. – Как ваши дела? Как миссис Тэтчер?

Мужчина хитро улыбнулся и облокотился о дверной косяк. Его трость стояла рядом.

– Джулия вся в заботах. Вы же ещё, конечно, не слышали, что мы открыли в Уилпшире магазин?

– Серьёзно? – удивился Рич. – Вы уедете? Где тогда я буду брать комиксы?

– Успокойся. Мы не собираемся здесь закрываться.

– Особенно когда тут целых две школы, – добавил Робби.

– Вот именно. Но помотаться придётся. Благо, езды на полчаса, да и мы успели нанять человека сюда. Посмотрим, как пойдёт дело.

– Поздравляем, мистер Тэтчер, – сказала Эмили. – Мы рады за вас. Скоро зайдём. Ждите!

– Гуляйте, бездельники. Со следующей недели уже обещают дожди.

Они стали не единственными, кто решил провести время в роще. Многие школьники тоже предпочли пикник на свежем воздухе шумному кафе – оно ещё успеет надоесть, когда сырость и холод возьмут своё. В Байбери было мало мест для развлечений, и «Домашняя кухня миссис Хиггинз» в непогоду набивалась под завязку. И хотя цены не кусались, Эмили всегда плотно завтракала перед встречей с мальчиками. В отличие от миссис Харкнетт, их школьная кухарка не столь щедра.

Роберт постелил плед на солнечном пятачке, откуда просматривался вид на низину и поле. Никто не захотел сидеть в тени, её и без этого хватало в школьных классах. Когда Рич открыл корзину, ветерок подхватил запахи хлеба, ветчины и яиц. Плед оказался мягким, солнечные лучи – тёплыми, а сэндвичи, приправленные воздухом, невероятно вкусными. Окружённые пением птиц, мальчики растянулись на земле, а Эмили села по-турецки. Лотти же встала, осмотрелась и, сев под дубом, вытащила сигарету из мятой пачки.

– Через два года нас уже тут не будет. – Рич протянул руку к небу, где бежали белые облака. – Останется университет, а затем наступит совсем уж взрослая жизнь.

– Разве сейчас она не взрослая? – резко спросила Лотти. – Шутки кончились. Родители сказали, что я уже не ребёнок и пора думать о будущем. Пора думать о деньгах.

Робби приподнялся, подпёр голову рукой. По его лицу скакали тени от ветвей.

– Что с того? Все через это проходят. К тому же они вложили слишком много нервов и сил в свои деньги. Дядя сказал, глупо терять то, что можно приумножить. А ты как считаешь, Эмили?

– Про экономию знаю не понаслышке, – рассмеялась она. – А вот вопросы богатства мне неведомы.

Шарлотта снова села на своего излюбленного «конька»:

– Богатые тоже плачут.

– Скорее, ноют.

– Тебе легко говорить, Эм. После школы ты сможешь заняться чем хочешь. А за моими плечами родительский бизнес. Взять хотя бы Рича. Он мечтает заниматься лошадьми, но разве его отец позволит?

– В чём проблема совмещать? – Эмили уставилась на друга, который вздохнул и запустил руку в рыжие волосы. – В твоих журналах, Рич, пишут, что многие жокеи ходят на обычную работу.

– Я так не смогу!

– Не попробуешь – не узнаешь.

– Выгребать дерьмо из конюшен ты всегда успеешь, – сказал Робби и подмигнул другу.

Ричард отмахнулся и упал на плед, расставив руки. В создавшемся молчании было слышно, как выдыхала дым Лотти, шелестела листва в пышных дубовых кронах. Может, детство не кончилось, но точно отдалялось. В шестнадцать лет от подростков хотели слышать хоть какие-то мысли, пусть это всего лишь название профессии или университета. Взрослые требовали конкретики, теперь одних надежд на будущее ребёнка недостаточно.

– Роберт у нас хороший и послушный мальчик. – Ричард встал. – Пойдём, Лотти, прогуляемся за напитками, а то я спёкся здесь лежать. Пусть эти умники пока обсудят индекс Доу-Джонса и прочую фигню.

Поднимаясь, подруга подмигнула Эмили и быстро отправилась вслед за Ричардом. Они с Робби остались наедине. Вот опять это странное стеснение. Прежде такого не было. Неужели всё дело в письмах? Но они писали друг другу и раньше, Эмили даже спрашивала совета у мамы, когда не знала, как ответить. Обычно она рассказывала о книгах, фильмах, редких поездках и коллекциях наклеек. Благодаря маме письма получались вежливыми и добрыми, самую малость официальными. Этим же летом что-то изменилось. Над ответом порой приходилось посидеть не один день. Эмили пялилась на ровный почерк Роберта, сидя в сарае после прополки, за просмотром телевизора или приготовлением ужина. А когда мама возвращалась с работы, заставая её за кухонным столом, то быстро прятала письмо в карман фартука.

– О чём думаешь? – нарушил тишину Робби.

Эмили пожала плечами.

– Думаю, как здорово снова вернуться в Байбери. Иногда кажется, что я могла бы остаться здесь навсегда.

– Почему? Разве ты не хочешь перебраться, скажем, в Лондон?

– Нет. А тебе не нравится здесь?

Робби пристально поглядел на неё, и у Эмили неожиданно спёрло дыхание. Солнечные лучи, которые падали сквозь ветви на его лицо, делали голубые глаза ярче. Несмотря на его нахмуренные брови и строгий вид, сердце её забилось чаще.

– Нравится, – ответил он. – Эмили, если серьёзно: что ты планируешь делать после выпуска? Куда пойдёшь учиться дальше?

– Ещё не думала. Только вот знаю, что приложу все усилия, куда бы ни пришлось пойти.

– Твоя мама, – тихо добавил он.

– Да. Мне бы хотелось, чтобы она работала меньше. Я должна ей помогать или хотя бы облегчить жизнь.

Парень подобрал с земли сухой листочек, стал разглядывать узоры.

– Наверное, наши проблемы тебе кажутся надуманными. Рич как-то сказал, что ты рассуждаешь как взрослая, я с ним согласен.

– Ну, детские иллюзии тают гораздо быстрее, когда выбор стоит между новой куклой и курткой на зиму. А что насчёт тебя?

Руки Робби замерли.

– Честно говоря, я думал, что было бы неплохо учиться где-то всем вместе.

– Мне не светит Оксфорд, Робби, – с грустью ответила Эмили. – А родители Лотти и Рича на меньшее не согласятся.

– В таком случае мы могли бы учиться с тобой… Вместе.

У Эмили создалось впечатление, что сердце ухнуло вниз, как вагончик на американских горках – стремительно и без возможности сделать вдох. Несмотря на порозовевшие щёки, Роберт не уводил взгляда, как человек, который решил идти до конца. Эмили смутилась и поэтому, когда на её расставленную ладонь легли тёплые, немного шершавые пальцы, вздрогнула. Может быть, разум и напугался в тот момент, ведь мальчики никогда ещё не брали её за руку наедине, но по телу разлилась вязкая, как мёд, истома.

– Эй, посмотрите, кого мы нашли по дороге, – прокричал Рич, и Эмили, выдернув руку, обернулась.

Друзья вернулись не одни. Рядом шёл парень, которого Эмили до этого не видела. Темноволосый, смуглый и высокий. На плечо он закинул кожаную куртку. Плакатами с такими парнями девочки обычно обклеивали не одну стену в комнате. Когда он улыбнулся, Эмили подумала, что фото с ним можно было бы повесить между Мортеном Харкетом из «A-ha» и Джейсоном Пристли из «Беверли-Хиллз, 90210».

Ребята вышли из тени. Эмили поднялась, озадаченно посмотрела на Лотти, которая шла позади. Та, лукаво закусив губу, пару раз обмахнула лицо. Роберт с незнакомцем кивнули друг другу.

– Привет, я – Питер Флойд. – Он повернулся к Эмили и протянул руку. В свете солнца в его ухе блеснула серьга. – Учусь теперь в Баксвуде.

В речи парня послышался характерный для американцев акцент. Она вежливо пожала руку:

– Эмили Уоллис.

Глава 6

Сентябрь 2017 года

Ветра не было. Застыли тучи в сером небе и туман, что неизменно прятался в дубовой роще. На школу опустилась тишина, будто накрыло стеклянным колпаком. Казалось, время здесь остановилось.

Фрэнки стояла у кованых ворот Вудхауса и всматривалась в дорогу так долго, пока не расползлись тени от деревьев. В глазах потемнело. На мгновение её захлестнула необъяснимая тоска, словно в мире, кроме неё, никого не осталось.

– Всё, идём! – крикнула Рут. – Не могла найти куртку, извини. У нас есть время заглянуть на ярмарку до начала церковной службы.

Фрэнки моргнула, сбрасывая наваждение. До слуха тут же донеслось блеяние овец на холме. Сибли вихрем пронеслась мимо, и ничего не оставалось, как припустить следом.

– Зачем? Мы же собирались в Байбери после службы.

Рут торопливо вышагивала по тропинке. Её высокий хвост маятником раскачивался из стороны в сторону.

– Обычно директора помогают с подготовкой к праздникам. А раз ты решила заделаться охотником за привидениями, то лучшего момента для перехвата мистера Патерсона не найти. Хотя я даже не представляю, что ты ему скажешь.

Фрэнки усмехнулась.

– Добрый день, мистер Патерсон. Не найдётся ли минутки, чтобы рассказать, почему вас подозревали в убийстве?

– Ага, – весело подключилась Рут. – А он скажет что-то вроде: «Конечно! Я как раз хотел об этом кому-нибудь поведать. Забавная вышла история. Как сейчас помню».

Они рассмеялись. Фрэнки немного расслабилась и поняла, как до этого была напряжена. Днём её отвлекала учёба, но стоило опуститься сумеркам, а туману подползти к нижнему этажу школы, как тревога возвращалась. Теперь выходить ночью одной, пусть и в коридор, стало страшно. Не хотелось увидеть то, что перевернёт её понимание нормальности. Например, призрак Эмили Уоллис. Если бы такое произошло, то Фрэнки тут же присоединилась бы к ней уже в новом призрачном обличье. Может, Рут права, и у неё всего-навсего разыгралось воображение?

Отчего-то случай в раздевалке теперь виделся в ином свете. Ведь вопреки мнению, что новенький всегда становится всеобщим объектом внимания, это не так. Если человек осознанно не вступает в перепалки, не приносит в сложившийся уклад хаоса, то, как правило, про него быстро забывают, как про вещь, которая не выбивается из общей картины. Оттого, наверное, не было никаких девочек за дверью. Была лишь одна конкретная, которая в самом деле хотела обратить на себя взор Фрэнки. Каждый раз вспоминая проведённое в темноте время, её передёргивало от ужаса. Едва ли кому-то понравится, когда грань между живыми и мёртвыми оказывается настолько тонкой.

Когда девочки поднялись на холм, лёгкий ветерок взбил их волосы. По изгородям прыгали птички, которые заприметили у одной из калиток тачку с овощами, но страх мешал им приблизиться. В отличие от ворон. Одна уже сидела на большой тыкве, громко каркая. Из дверей коттеджа показался старичок в охотничьей шляпе с двумя козырьками, как у Шерлока Холмса, и погрозил птице тростью.

– А ну, пошла вон! Это выставочная тыква, мерзавка!

Он быстро зашаркал к тачке, закинул поверх трость и поспешил на праздник. Под скрип колёс Фрэнки и Рут последовали за ним. На площади вовсю занимались подготовкой: мужчины натягивали длинные гирлянды из флажков, устанавливали полосатые тенты, а женщины расставляли на столах овощи, угощения и сувениры. В это время пожилые люди хвастались перед соседями кабачками и тыквами, любовно похлопывая их и позируя на камеру. В воздухе растекались ароматы выпечки.

– Что я говорила! – Рут дёрнула Фрэнки за рукав. – Смотри, вон мистер Патерсон, у «Кельтского уголка». Давай! Я пока возьму нам кофе.

Фрэнки посмотрела в сторону лавки из белого известняка, у которой мужчина в клетчатой твидовой кепке безуспешно пытался установить красный шатёр для гадания. Он прихрамывал и явно изрядно устал. Ей показалось странным, что никто из жителей не помогал ему. Однако в этом крылся шанс переговорить с глазу на глаз, поэтому Фрэнки поспешила на подмогу.

– Добрый день, сэр! – собравшись с духом сказала она. – Давайте я вам помогу.

Мужчина повернулся. Достаточно приблизившись, Фрэнки смогла рассмотреть сеть морщинок на лице и тёмные волосы, на висках слегка подёрнутые сединой.

– Буду признателен, – угрюмо ответил он. – Мисс?..

– Фрэнсис Гейт, сэр. А вы мистер Патерсон, верно?

– Точно, мисс Гейт. – Он передал верёвку. – Попробуйте натянуть её как следует, а я пока разберусь с другой стороной.

Патерсон принялся закреплять каркас на противоположной стороне, а Фрэнки всё думала, с чего начать разговор. Директор Баксвуда не производил впечатления словоохотливого человека, но в то же время не казался таким высокомерным, как их директриса, мисс Келлехер.

– Позвольте спросить, – прервал молчание Патерсон. – Разве воспитанницы Вудхаус-Гроув не должны присутствовать на церковной службе?

– Конечно, сэр. Но время ещё есть, а нам с подругой захотелось одним глазком посмотреть на подготовку к празднику.

– Могу ошибаться, но раньше я вас не видел. Вы недавно поступили в школу?

Ладони, удерживающие верёвку, вспотели. Нужно постараться, раз выпала возможность. Проблема состояла в том, что Фрэнки несильна в таких разговорах.

– Верно, сэр. Если честно, теперь я и родители переживаем из-за этого.

– Что же вызывает опасения, мисс Гейт?

Единственное решение, что пришло Фрэнки – соврать. Конечно, мама не знала о давнем случае. А если и была в курсе, то не придала значения, раз отправила её сюда.

– Маму напугал один старый случай с девушкой по имени Эмили…

– Это было давно, – грубо перебил её Патерсон. – Не стоит всему верить. Что вам успели наплести, что ваша мать испугалась?

Она передёрнула плечами, стараясь взять себя в руки.

– Знаете, мистер Патерсон, я бы и рада её успокоить, но сама толком ничего не знаю. Скажите, а вы были знакомы с Эмили Уоллис?

Мужчина оторвался от дел и покачал головой. Его голубые глаза недобро сверкнули.

– Смотрю, старая история до сих пор не даёт подросткам покоя, – сказал он брезгливо. – Мисс Гейт, скажу как есть: мне не нравится, когда вокруг Баксвуда плодят грязные домыслы. И если вы пришли ко мне, значит, они до сих пор крутятся в людских головах. Да, я знал Эмили. Мы были хорошими друзьями. И то, что она мне нравилась, не даёт людям права подозревать меня в её смерти. Спустя столько лет, в самом деле!

– Ни в коем случае, сэр! Просто я попыталась разобраться…

– Разобраться? – хмыкнул Патерсон, подходя к ней, чтобы забрать верёвку. Он принялся натягивать шатёр. – Даже полиция не смогла ничего выяснить. Полагаете, вам это под силу? После того случая родители стали забирать студентов из школ. Они считали, раз поймать убийцу не удалось, то дети находятся в опасности. Газеты при любом удобном случае полоскали и Баксвуд, и меня. Сейчас, слава Господу, всё спокойно. Об этих событиях давно позабыли. Спрашивайте, что собирались, и спасибо за помощь, мисс Гейт!

– Какими были Эмили и Питер? – выпалила Фрэнки.

Мужчина присел на лавочку, вытянув больную ногу. Он потянулся к карману за пачкой сигарет, но, видимо, вспомнил, что разговаривает со школьницей, и опустил руку.

– Эмили была хорошей девушкой. А Флойд… – Патерсон горько усмехнулся. – Тут как говорится, хорошие девочки любят плохих парней. Самоуверенный, дерзкий. Мы не общались.

– Вы вернулись в Баксвуд, – мягко сказала Фрэнки.

– Да. Считал, что так люди перестанут видеть во мне того, кем я не являюсь. – Мужчина посмотрел на неё. – А теперь, будьте так добры, принесите из магазина хрустальный шар. Я обещал помочь расставить весь этот бутафорский хлам.

Фрэнки кивнула. Она чувствовала взгляд мистера Патерсона между лопатками. По коже пробежал холодок. Тем не менее образ Эмили Уоллис постепенно приобретал краски. Если об этом событии писали в газетах, то имело смысл покопаться в старых подшивках. Хотя директор Баксвуда, очевидно, ставил написанное под сомнение.

Она толкнула дверь и очутилась в тёмном помещении с синей подсветкой. В воздухе спиралями вился дым от ароматических палочек, а шипящее радио то и дело переключалось с одной волны на другую. Только в первой программе говорили про цвета ауры, в другой – о привидениях.

Фрэнки огляделась и прошла вглубь помещения. Стеллажи заполняли книги по эзотерике, англосаксонским преданиям, народным праздникам. Под потолком висели обереги из ракушек, на стендах – карты Таро, черепа, кубки и бижутерия с кельтскими орнаментами. Стены украшали афиши прошедших и будущих мероприятий.

– Эй, есть кто-нибудь?

Одно время после уроков они с друзьями часто крутились возле подобных мест. Майра увлекалась гаданиями, а Лив любила собирать всякие побрякушки, наподобие статуэток с Буддой или подвесок. В таких местах было на что посмотреть, не говоря уже об особой атмосфере.

– И помните, – тянущимся, будто в экстазе, голосом вещала женщина по радио, – очистите разум! Откройте двери сознания! Отпустите мысли лёгким потоком, тогда вам откроется истинная картина мироздания. Вы сможете увидеть души наших соседей из тонкого мира…

– Нет, спасибо… – прошептала Фрэнки, выискивая взглядом хрустальный шар. – Такие двери хотелось бы держать закрытыми.

Голос женщины потонул в помехах. Приёмник на стойке кассы замигал красным в поисках доступной радиоволны. Через шум проскальзывали голоса, но Фрэнки не смогла разобрать и слова. Она бросила взгляд на приёмник и – о, чудо – наконец нашла шар.

Половицы под ногами заскрипели, когда она подошла к стойке. Ради интереса прокрутила колёсико на радио – оно замолчало. Приложив динамик к уху, прислушалась; оттуда доносился еле слышный шёпот. Фрэнки нахмурилась, хотела прильнуть ближе, когда тусклый свет в лавке погас. Под потолком раздался мягкий перезвон оберегов из ракушек. Палочки продолжали дымить. По телу пронеслась первая холодная дрожь.

Лучше ничего не трогать. После глубокого вдоха лёгкие наполнились ароматами благовоний и ветхих книг, что стопками лежали у кассы. Казалось странным, что за этими мрачными стенами царил праздник.

Фрэнки моргнула и аккуратно поставила радиоприёмник на место. Свет проникал только через небольшое, заставленное книгами окно. Неожиданно красная лампочка замигала, и шёпот вернулся. Она нагнулась и снова вслушалась. Кто-то дышал. Тяжело, с хрипом.

– Здесь… Милая девочка… Где ты?

Фрэнки, как заворожённая, подалась ближе. Их дыхание смешалось, казалось, будто человек по ту сторону динамика находится прямо здесь. Он будто шептал прямо в ухо.

– УБЬЮ ТЕБЯ! УБЬЮ!

Рёв прошил уши насквозь. Фрэнки отскочила к стеллажу с книгами, зажимая рот рукой. Сердце гулко забилось о рёбра. Лампочка на радиоприёмнике погасла. Наступила тишина. Тяжёлая холодная тишина, в которой слышались только удары сердца и мягкий перезвон оберегов, хотя окно с дверью были закрыты. Ощущение пережитого накануне ужаса снова вернулось. Когда ей удалось выдохнуть сквозь пальцы, изо рта вырвалось облачко пара.

Где-то в темноте с мерзким скрипом медленно открылась дверь.

– Здравствуйте, я помогаю…

Она смотрела по сторонам, но двери нигде не было видно. Может, в подсобке всего-навсего копался продавец, а она уже испугалась.

Стоило уйти, но Фрэнки парализовало от страха. Она могла только смотреть и впитывать звуки.

Дверь стукнулась о стену, вызвав дрожь по телу. В безмолвии, в которое погрузилась комната, хруст костей стал оглушающим.

Щёлк. Щёлк. Щёлк.

Тогда-то Фрэнки отмерла. Она бросилась к входной двери со всех ног. В ушах всё нарастал этот тошнотворный звук, будто кто-то шёл на сломанных ногах.

Она подёргала ручку – ничего. Из маленького окошка Фрэнки увидела мистера Патерсона и принялась колотить в дверь. Звуки позади становились громче, но обернуться – выше её сил.

– Мистер Патерсон! – голосом на грани истерики звала Фрэнки. – Помогите!

Мужчина сразу повернулся, понял, что происходит что-то нехорошее, и ринулся к ней, налегая на дверь плечом. Снова спасена. Но мысль, что перед паранормальным она беззащитна, захватила сознание. А пока Фрэнки сделала рваный вдох, ухватившись за куртку мистера Патерсона.

***

От расспросов директора Баксвуда удалось отделаться фразой о панических атаках. Едва ли слова о призраке, что с недавнего времени преследовал её, помогли бы оставить о Фрэнки положительное впечатление. Окончательно успокоиться получилось при виде Рут, поджидающей за углом ближайшей лавки. Естественно, она жаждала подробностей. Пришлось сначала рассказать о случившемся в недрах «Кельтского уголка» – Рут совершенно точно испугалась, – лишь потом перейти к делу.

Они успели подойти к территории церкви, что начиналась со старых покосившихся надгробий. Вороны недовольно закричали, когда девушки остановились под одним из облюбованных ими деревьев. Фрэнки всё ещё трясло, и трясло сильно, но она старалась отбросить на время мысли о случившемся.

– Значит, Патерсону нравилась Эмили, – проговорила Рут, постукивая ногтем по стаканчику с кофе. – И не нравился Питер. Тогда я не удивлена, что подозрение в начале пало на него. Но с другой стороны, почему он вообще стал с тобой говорить?

Фрэнки пожала плечами. У входа в церковь стояло несколько девочек, разговаривая с учениками Баксвуда. Служба вот-вот должна начаться.

– Он боится, что фантазии подростков могут подорвать доверие к нему и в частности к школе. Мне показалось, Патерсон очень переживает за судьбу Баксвуда.

– Поэтому ли он вернулся? – усмехнулась Рут. – Знаешь же эту истину, где убийца всегда возвращается на место преступления. Да, конечно, информации мало. В фильмах как-то по-другому всё.

– Да ты прикалываешься? Чем тебе моя история – не фильм ужасов? Я тут пытаюсь не сдохнуть вообще-то!

Рут приобняла её за плечи, и они пошли по заросшей травой каменной дорожке.

– Постарайся успокоиться. Если всё станет хуже, тебе придётся уехать. – Сибли подняла сумку. – А пока я купила соль.

– Зачем?

Уставившись на неё, точно на полоумную, Рут состроила гримасу.

– Засолим тебя, как лосося! Призраки вообще-то боятся соли и всё такое.

Под смешки они вошли в церковь.

Тихие беседы во время проповеди явно сбивали настроение викария, так что служба вышла короче воскресной. Пока девушки и парни налаживали контакты, заигрывали и шутили, Фрэнки пялилась в потолок в уверенности, что тут-то ей опасаться нечего. Ведь место считалось домом Божьим, разве нет? Под монотонный голос каждая клеточка в теле постепенно расслаблялась, хотя мысли снова вернулись к утреннему инциденту. Рука сама легла на маленькую Библию, что покоилась рядом на скамье. Фрэнсис никогда не была слишком религиозной. Да, её семья посещала службы в часовне недалеко от дома по случаю Пасхи, Рождества, когда кто-то из немногочисленных родственников умирал или связывал себя брачными клятвами. Сейчас же, сидя под высокими сводами, она смотрела на красоту витражей и покидать это место не хотела.

Почему-то Фрэнки казалось, что в «Кельтском уголке» к ней приходила вовсе не Эмили. Та, конечно, пугала до чёртиков, но не пыталась навредить. Ведь вряд ли сегодняшний гость хотел просто пожать руку или что-то в этом роде.

Она резко выпрямилась.

Что, если теперь она будет видеть абсолютно всех призраков в округе?

Теорию стоило проверить, и, пожалуй, лучшего места, чем церковное кладбище, и быть не могло. Поэтому, когда служба закончилась, Фрэнки вскочила в надежде миновать столпотворение на выходе и помчалась прочь. Может, в свете дня всё не казалось скверным, но обязательно наступит ночь.

Когда она вышла на улицу, над территорией прихода зазвенел колокол. Ветер срывал с деревьев бледно-жёлтые листья. Покружив над землёй, они медленно оседали на могилы. Сначала Фрэнки боялась оторвать взгляд от шнурков на ботинках, ведомая лишь каменной дорожкой. Потом всё-таки набралась смелости и посмотрела на кладбище. Никого там не было. В очередной раз ей хотелось убедить себя, что происходящее – лишь результат стресса. Но интуицию не обманешь.

Колокол смолк. В отдалении звучали возбуждённые голоса ребят, они спешили на праздник. Фрэнки позавидовала им, а потом поймала себя на мысли, что придаётся бесполезной жалости. Нет уж! В её жизни происходили вещи пострашнее каких-то привидений.

Фрэнки почти полностью обогнула церковь, когда увидела доказательство того, что Эмили Уоллис и Питер Флойд действительно существовали. Под пожелтевшим деревом нашлись две могилы из белого мрамора. Возле надгробия девушки лежал букет увядших цветов. Очевидно, кто-то приходил на кладбище, чтобы поухаживать за могилой. Фрэнки присела на корточки и обнаружила, что под первым букетом лежит ещё один. Обычно сухие цветы заменяют свежими. Значит, сюда приходило несколько человек, решила она.

– Всегда восхищался промыслом Господа, который даровал Эмили не только прекрасную душу, но и отразил её во внешней красоте. – Совершенно бесшумно рядом возник старый викарий. Фрэнки встала. – Но то, как закончилась жизнь этого юного создания… Это огорчает. Ужасная трагедия.

На красном морщинистом лице отразилась неподдельная скорбь. Он смотрел на надгробие, но казалось, что мысли его далеко. Может, преподобный Кромби и вовсе не заметил её.

– Эмили была красивой? – спросила она.

– Ослепительная красавица, – с улыбкой сказал собеседник. – Мальчики из Баксвуда, что были постарше, ей прохода не давали. Каждую воскресную службу приходилось делать замечания.

Фрэнки указала на могилу парня.

– А как же Питер?

Скрюченным пальцем преподобный Кромби почесал висок.

– Признаться, я плохо знал молодого человека. Видел его мельком на службах. Если мне не изменяет память, ему не нравилось такое внимание к милой Эмили. Однажды, после проповеди, у дверей церкви молодые люди затеяли драку. Один из её друзей, не помню кто, признался в чувствах. Это очень разозлило Питера. Представьте себе! Драка! И хватило же ума. Это ведь святое место.

– Вы правда видели драку?

– Ложь – большой грех, дитя, – укоризненно сказал викарий. – У Эмили было два друга: Роберт Патерсон – сейчас он возглавляет школу для мальчиков, вы наверняка знаете, и Ричард Тёрнер. Чудесный человек! Он преподает в Баксвуде верховую езду. Так вот, как это водится у молодых людей, они соперничали за внимание девушки.

Пока Фрэнки обдумывала полученную информацию, карие глаза преподобного Кромби сверкнули. Он спохватился:

– Идите, дитя, негоже в праздник стоять у могил. Жизнь так быстротечна.

Она кивнула. Вот и новая информация. Значит, у Эмили были друзья, которые не одобряли её отношений с Питером. Утренняя беседа с Патерсоном подтвердила, что он до сих неприязненно относится к покойному. Почему они невзлюбили его? Сами были влюблены в девушку?

Неожиданно Фрэнки остановилась.

– Извините. – Она обернулась. – Но, кажется, я видела призрак Эмили, как бы глупо это ни звучало.

– Правда? – с любопытством спросил викарий, но тут же сник. – Это печально. Чего она хотела?

– Помощи.

– Тогда помогите ей, дитя. Эмили обязательно бы помогла.

Глава 7

Сентябрь 1991 года

Как и предрекал мистер Тэтчер, ясную погоду быстро сменили холодные ветра с дождями. Остатки веселья постепенно отошли на второй план и улеглись, как осадок в стакане с водой. Давали больше домашней работы, тренировки по крикету и лакроссу стали интенсивнее настолько, что под частым душем летний загар потускнел. Сентябрь подходил к концу.

В один из вечеров пришла очередь Эмили звонить домой. У каждой девочки было три минуты на разговор в неделю. Их воспитатель говорила, что «этого достаточно, чтобы рассказать об успеваемости и передать приветы, а не наматывать шнур на локоть в пустой болтовне». Так и было. Этого времени порой оказывалось даже много, если учесть, что обычно воспитанницы с родителями обговаривали детали встречи. А те, кто был не против «намотать шнур на локоть», писали письма. Миссис Уоллис сообщила, что приедет в последнюю субботу сентября.

Дни за занятиями текли быстро, но никто бы не сказал, что поговорить не о чем. Глупо считать, будто старшеклассницы могли проигнорировать новость о новом парне из Баксвуда. В первую неделю только и разговоров было что о Питере Флойде из Америки. Даже близняшки Поппи и Матильда Гамильтон – их с Лотти соседки по комнате – не раз мечтательно упоминали о том, как красив Флойд, какая очаровательная у него улыбка, а ещё «эта прядка на лбу, как у Элвиса». Девочки сходили по нему с ума, хотели ближе познакомиться и наверняка в мечтах уже делили одну фамилию на двоих.

Справедливости ради, от парней из Баксвуда он действительно отличался: Питер показался Эмили более улыбчивым и открытым. В его жестах, словах, даже улыбках таилась та непонятная для английских подростков раскрепощённость, которая вызывала стеснение, но и приковывала внимание. Он в самом деле стал новостью.

В первые выходные он присоединился к пикнику, а потом болтался с ними по улицам. Питер с лёгкостью включался в беседу, и даже временами высокомерный Тёрнер, казалось, заглядывал ему в рот. Эмили была рада его компании, потому что не приходилось чувствовать неловкость при общении с Робби. А сам Робби притих. Он часто плёлся в конце, а случись встретиться с ним взглядом, как уводил глаза. Чем веселее и громче становился Питер, а его присутствие в их жизни явственней, тем больше хмурился Патерсон.

– Он просто ревнует, – сказала как-то Шарлотта.  – Ты же видела, как Флойд смотрит на тебя. По-любому запал, а этот болван бесится. Я спросила у родителей, оказывается, он из влиятельной семьи финансистов. Вряд ли наш Роберт может похвастаться тем же после того, как Патерсоны обанкротились. Уверена, он злится из-за этого.

А Эмили с удивлением отметила, что злится на Робби. Признаться подруге не решилась, но вдруг стало обидно. Неужели их летняя переписка имела значение лишь для неё? Неужели истолковала дружеское поведение как нечто большее? Может, дело вовсе не в ней, а в Ричарде. Они же лучшие друзья, и Робби раздражало, что Флойд таскался с ними. Пусть это эгоистично, но от мыслей, что не взгляды Питера в её сторону тому виной, Эмили расстроилась. В груди сжалось, и будто стало тяжелее дышать. Какая же она глупая.