По субботам мы всегда собирались у Сергеича в баньке. В добротной такой, липовой, сложенной настоящими мастерами на совесть. Обычно нас было четверо. Но в этот раз из пришедших оказался один я. Сергеич пребывал не в духе. Такое случалось с ним редко, даже не вспомню, когда я его в подобном состоянии последний раз видел. Я хотел было распрощаться и уйти, когда он вдруг настойчиво начал уговаривать меня остаться.
– Ты, Валер, внимания на меня не обращай. Я уж баню-то протопил. Сам париться сегодня не буду, сердечко прихватило. Но что, зря что ли я канителился-то с растопкой. Так что не обижай, оставайся. А потом, глядишь, и остальные подтянутся.
– А чего не пришли-то? – поинтересовался я.
– Да леший их разберёт. У одного рука, у другого жопа. Вишь, и меня-то скрутило, так что зря обижаться на мужиков не стану. А ты сам-то как?
– Да вроде здоров. – На всякий случай я сплюнул трижды и постучал по лавке.
– Ну и слава богу, – кивнул он. – Тогда банька вся в твоём распоряжении.
По правде сказать, настроение у меня как упало, так подниматься и не спешило. Вроде как и жарко сделалось, хотя на улице стоял студёный октябрь и третий день кряду моросил дождь.
Я попробовал улыбнуться и, взяв свои банные принадлежности, поплёлся ко входу в баню. Спиной я чувствовал тяжёлый взгляд Сергеича. А сам при этом подумал: «Да отчего же тяжёлый-то? Я его вроде ничем не обидел, даже вон наперекор своему настроению уважил и согласился остаться».
Внутри бани вроде стало полегче. Сладкий запах мелиссы терпко ударил в нос, влажный горячий воздух приятно обжёг кожу. Плеснув на раскалённые камни воду, я уселся на самую верхнюю полку и подумал о бренности человеческих отношений. Вот вроде пять лет знакомы с Сергеичем, а сегодня вдруг повеяло от него чуждостью. Как будто и не знал я его вовсе. Чувство это было навеяно, скорее всего, мрачной погодой и тем, что были нарушены изначальные на сегодня планы. Но всё равно. Нехорошо на душе. Пакостно.
Я плюнул в сердцах и машинально осмотрелся, боясь, что из ниоткуда возникнет в бане Сергеич. Усмехнулся, встал и направился в предбанник, где, как выяснилось, я забыл веник.
Однако меня ждало совершенно непонятное обстоятельство – дверь в предбанник оказалась запертой с другой стороны.
Подёргав изо всех сил, я ещё раз убедился, что дверь заперта.
– Сергеич! – крикнул я. – Эй! – и застучал кулаками.
Прислушался – тишина. Только гудела печка.
Пот, и без того в избытке сочившийся изо всех пор, потёк ручьём. Предчувствие неизбежной беды стало походить на лёгкую панику.
Я барабанил по двери уже и ногами. Кричал так громко, что тут же охрип, сорвав голос. Но за дверью по-прежнему царило безмолвие.
Бред какой-то… Только Сергеич мог закрыть дверь. Но зачем это ему? Шутки шутит? Да не похоже было, что он настроен на юмор.
В эту секунду я почувствовал, что в бане становится нестерпимо жарко. От волнения? Я подошёл к печке, но тут же отпрянул, поскольку обдало таким жаром, что стерпеть его было невмоготу. Сознание моё предательски начинало тускнеть.
Я последний раз с разбега всем телом навалился на дверь, но она осталась на месте, даже не дрогнув.
Совсем скоро стало больно дышать. Я отошёл в противоположный от печки угол и вжался в стену, точно окружённый стаей голодных монстров. Мысли не хотели складываться в логическую цепочку. Ответов на вспыхивающие вопросы не находилось. И уж тем более не нашлось никакого плана спасения. Я был обречён.
Имелись у меня с Сергеичем кое-какие тёмные делишки в прошлом. Но ведь у кого из нашей компании таковых не имелось? Где-то в тёмных закоулках нашей памяти блуждали тени попранных нами законов. Иной раз казалось, что и не было ничего такого – настолько глубоко были зарыты эти мрачные тайны. Я и в это мгновение гнал от себя вспыхнувшее воспоминание. Нет-нет. Всё было не так. Или же не так однозначно. Но ведь вполне возможно, что Сергеич решил избавиться от свидетеля в моём лице! В том деле, которое случилось три года назад как раз вот в этой самой бане, когда мы заказали себе девочек из «эскорта». Пожалуй, это единственное, что могло бы худо-бедно объяснить ситуацию. Но на выяснение причин не оставалось никаких сил. Кожа на предплечьях начинала покрываться белыми пятнами. Я понимал, что это ожоги, но боли при этом не чувствовал. Напротив, мне делалось холодно. Я дрожал всем телом. Словно меня выставили, голого, на показ перед всем миров и тыкали пальцами, злобно нашёптывая: «Это он! Он!» Перед глазами стояла туманная стена, которую то и дело прорезали всполохи кроваво красного цвета. В конце концов ноги мои подкосились, и, теряя сознание, я рухнул на пол.