После конца времён бесплатное чтение

Глава 1. Ормар Бродячий Волк

Ластоногий заяц почуял опасность и нырнул. Над заводью раздался слабый плеск, зверёк ушёл на глубину и спрятался под корягой. Чутьё не подвело. Спустя пару минут на берегу появился Ормар Бродячий Волк из племени беоров.

Его рубаха истрепалась, штаны продырявились, а босые ноги уже давно отвыкли от обуви. Под ветхой одеждой проглядывались крепкие мышцы, широкая грудь дышала ровно и спокойно, длинные смоляные волосы с первой проседью касались широких плеч.

Ормар Бродячий Волк опустился на колени, зачерпнул ладонями воду, поднёс к губам, закрыл глаза и прошептал:

– Мать Веси, дозволь мне добыть еду на твоём берегу. Да не иссякнет твоя сила, да не иссохнут твои ключи, да приумножатся твои дети.

Ормар сделал три глотка и умыл лицо. Его обветренная смуглая кожа не боялась палящего солнца пустынь и морозных клыков горных вершин. Он успел побывать во многих местах, а теперь возвращался в родной очаг.

Двадцать лун Бродячий Волк странствовал по дальним землям к северо-востоку от владений беоров, много дней провёл он в одиночестве, много сражений пережил, многое повидал. Ормар хранил верность своим богам, а боги хранили его. Вот и сейчас, изнывая от жажды и голода, он строго следовал древним заветам: сперва помолился богине воды Веси, а уже затем испил из реки.

Ормар носил тотемное имя Волк. Но соплеменники прозвали его Бродячим – за то, что он не мог усидеть возле родового очага больше шести лун.

Ормар прошёл вниз по течению и вскоре заметил свежий след оленя. Солнце скользило к горизонту, близилось время вечернего водопоя. Бродячий Волк нашёл подходящее укрытие и стал ждать. Его большое копьё годилось скорее для битвы с крупным зверем, чем для охоты, поэтому Ормар выбрал дротик с острым железным наконечником.

Вскоре богиня Веси вознаградила его за терпение. Среди высокой травы мелькнула пятнистая шкура, затем ещё одна, и вот уже на берег вышло всё стадо плоскорогих оленей. Два самца, четыре самки и три детёныша осторожно приблизились к воде и беспокойно принюхались. Небольшие пугливые звери всегда были начеку, их вид не мог похвастаться размерами оленей-великанов, они не умели спасаться от хищников на дереве, как олени-прыгуны, поэтому боялись каждого шороха и подозрительного запаха.

На счастье Ормара, ветер дул в его сторону. Он выждал, когда звери опустят головы и коснутся губами воды, чуть приподнялся и метнул дротик.

Остриё вонзилось молодому самцу между рёбер, тот взревел, рухнул на колени, но не успел подняться. Второй дротик, прилетевший следом, воткнулся в горло. Стадо с шумом ринулось прочь от озера.

Бродячий Волк взвалил добычу на плечо и торопливо направился искать убежище. Он хорошо знал, что в этом лесу водились хищники, которые не прочь были полакомиться олениной вперемешку с человечиной.

Спустя час Ормар бросил тушу у корней могучего дуба. Место казалось подходящим для ночлега. Бродячий Волк развёл костёр между двух валунов и принялся свежевать оленя. Выпустив кишки, бережно отложив сердце, лёгкие и печень на лист лопуха, Ормар достал из заплечного мешка железное кресало и кусок пирита. Блестящий минерал красиво поблёскивал в лучах заходящего солнца.

– Великий Брандорг, пусть жар твоего дыхания вселит ужас в моих врагов, – Ормар с почтением прочитал молитву богу огня и солнца, а затем резким ударом высек искру.

Загудел костёр. Дым поднялся над кроной дуба и полетел по лесу, сообщая каждому зверю в округе: здесь человек, здесь охотник, здесь смерть. Как правило, этого хватало, чтобы хищники держались подальше. Кому охота подставлять свою шкуру под клыки огня? Хотя от горбатого медведя или стаи саблезубых волков даже искра Брандорга не всегда могла защитить.

Подбросив в красную пасть толстых веток, Бродячий Волк отправился собирать дрова на ночь. Он притащил несколько охапок валежника, сломал засохший сердцелист и положил его ствол перегорать посередине.

– До утра хватит, – глядя на запас, молвил Ормар. За время одиноких скитаний он привык говорить сам с собой, иначе язык мог и вовсе отвыкнуть от речи.

Бродячий Волк подпрыгнул, ухватился за нижнюю ветку дуба, вскарабкался по стволу до самой макушки и осмотрел округу. Впереди уже хорошо виднелись Клыки – две острые горные вершины, между которыми пролегало Змеиное ущелье. За ним лежала широкая Долина Родников, где стоял очаг беоров. До него оставался один дневной переход.

Ормар спустился на землю и принялся резать оленя на куски. Как все беоры, он мог есть без вреда для желудка и сырое мясо, но предпочитал жареное.

Оленина подрумянилась. Жир топился и капал на красные угли, заставляя их ворчливо шипеть и выбрасывать язычки пламени. Аромат жареного мяса смешивался с дымом костра, отчего живот начал урчать как лесной кот.

Ствол сердцелиста перегорел пополам, и Ормар свалил брёвна друг на друга. Пламя жадно вцепилось в сухое дерево. Огонь не знал меры, он пожирал всё до последней былинки. Он мог защитить, а мог и уничтожить того, кто его призвал. Огонь умел быть ласковым, как рука матери, а через минуту стать беспощадным, совсем как Брандорг.

Ормар побывал в таких краях, где солнце жгло сильнее пламени. Земля там давно превратилась в мёртвый песок, среди которого торчали лишь клочки сухих колючих трав. Око Брандорга не щадило никого, кто по глупости или неразумению забирался в то гиблое место. Ормар тогда чудом выжил и с тех пор держался от пустоши подальше.

Вдалеке хрустнула ветка. Бродячий Волк всем нутром ощутил приближение опасности. Кто-то крался к его очагу. Ормар глубоко втянул носом воздух, в темноте обоняние могло сказать гораздо больше, чем зрение или слух.

Так и есть. Чуть кисловатый, едкий, затхлый смрад из пасти шакала коснулся ноздрей Ормара за минуту до того, как звери обнаружили себя. Зелёные огоньки сверкнули между деревьями. Глаза шакалов светились голодом и любопытством, аромат жареной плоти дразнил, заставляя истекать слюной, когти возбуждённо скребли землю, а челюсти угрожающе щёлкали.

Бродячий Волк взял пару камней размером с кулак и швырнул в темноту. Раздался жалобный визг: один булыжник достиг цели.

– Вонючие падальщики! Ормару не нужен топор, чтобы истребить вашу стаю! Ормар побеждал полосатую рысь, косматого медведя и саблезубых волков. Ормар свернёт ваши тонкие шеи, выдавит глаза и сломает хребет ударом кулака!

Могучий голос напугал шакалов, но они не спешили отступать далеко, выжидая своего шанса. Человек был один, а значит, уязвим. Стая из пяти мелких хищников весь вечер кружила вокруг дуба, то отдаляясь на почтительное расстояние, то вновь приближаясь.

Наберись они смелости атаковать одновременно, могли бы и победить. Однако природная трусость удерживала шакалов на месте. Иногда они нападали на слабое больное животное, но чаще довольствовались падалью или объедками крупных хищников. Вот и сейчас зверьки скорее надеялись полакомиться остатками ужина человека, чем его плотью.

Наступило затишье. Ормар привалился спиной к дереву, положил справа копьё, слева дротики и задремал. За время скитаний он выучился спать вполглаза, короткими промежутками, сразу просыпаясь от малейшего шороха или подозрительного запаха.

В тёмной чаще раздался пронзительный предупреждающий лай. Один из шакалов подал голос, и стая мгновенно ретировалась. Бродячий Волк понял, что рядом появился большой хищник.

До рассвета оставалось три часа. Искры поднимались в небо и летели к звёздам, словно хотели воссоединиться со своими далекими мерцающими братьями, но вскоре беспомощно гасли в чёрной дубовой кроне.

Ормар достал из костра большую головню и сделал пять шагов вперёд. До его ноздрей долетел запах того, кто напугал шакалов. По спине пробежал холодок. К его очагу пожаловал самый опасный хищник этого леса – горбатый медведь.

Ормар предпочёл бы сразиться со стаей саблезубых волков, чем с горбуном, но боги не спрашивали его мнения. Медведь приближался. Уверенно, медленно и неотвратимо как сама смерть. Ормар метнул горящую головню в темноту, факел упал на сырую траву и зашипел, но успел осветить большую тёмную фигуру возле кустов.

Бродячий Волк отступил к костровищу. Если горбатый медведь захочет схватки, её не миновать. От него не убежишь даже днём на открытом пространстве, а тем более в ночном лесу. Этот зверь отлично лазил по деревьям, взбирался на скалы, легко переплывал реки, превосходил человека в остроте слуха и обоняния. Он мог задушить зубра и оленя-великана, волки уступали ему добычу и поджимали хвосты, даже охотничьи отряды беоров старались не связываться с горбуном.

Ормар оказался с ним один на один. Хищник не спешил подходить ближе: запах дыма и треск костра держали его на безопасном расстоянии. С огнём он познакомился два года назад, когда едва спасся в лесном пожаре. Подпалины на шкуре заросли новой шерстью, но медведь навсегда запомнил, как больно кусают красно-рыжие зубы.

Тем временем Ормар, сжимая копьё, обдумывал план бегства. Он надеялся, что если горбатый не напал сразу, то вскоре уйдёт восвояси. Всем медведям была присуща природная лень. Они не любили тратить лишние силы, чтобы набить брюхо. Тем более тут водилась более лёгкая добыча, чем закалённый в схватках человек под защитой огня. Вот только дрова быстро заканчивались.

«Стоит пламени ослабнуть, как он тут же осмелеет. Придётся уходить по темноте», – решил Бродячий Волк.

Он придумал только один способ задержать противника – отдать оленя. Ормар схватил заднюю ногу и швырнул её вправо. Второй кусок полетел влево, третий – по центру. Разбросав по частям всю тушу, Бродячий Волк сложил в огонь последние ветки и быстро зашагал прочь. Пожара он не опасался, зная, что каменное костровище надёжно сдержит костёр.

Восточный край неба посветлел, Ормар прибавил шагу. Он надеялся, что горбун объестся и завалится спать. Тогда уже никто не помешает ему добраться до Змеиного ущелья. Чем меньше оставалось до горной гряды, тем сильнее редел лес. Вскоре он превратился в редкие островки деревьев, а затем его сменили холмы, покрытые лишь травой да кустами.

Око Брандорга выглянуло из-за горизонта, но тут же увязло в плотных тучах. Их, ясное дело, нагнала Химина – супруга Брандорга, богиня неба и ветра. Сегодня она хотела скрыть землю от мужа, поэтому заволокла солнце плотным ковром низких облаков.

Бродячий Волк бежал и просил Химину даровать хороший дождь, чтобы тот смыл запах следов. Но богиня не спешила внимать его молитвам.

Горная гряда огромной нерушимой стеной возвышалась впереди. Клыки были идеальным ориентиром, иди на них хоть днём, хоть ночью – не промахнёшься. Сейчас их наполовину застелила туча, словно жирная овца, она висела на каменных пиках, не в силах сдвинуться с места.

Змеиное ущелье начиналось у подножья Клыков и было единственным проходом в Долину Родников. Его охранял Северный очаг – вождь не решался убрать дозор, хотя беоры разбили остатки горных кланов три года назад и с тех пор последние горцы рассеялись по дальним склонам и перестали вторгаться в Долину. В лес они тоже почти не спускались, предпочитая выращивать длиннорогих коз подальше от владений беоров.

– Дом, – хрипло сказал Ормар и сделал глубокий вдох, словно надеялся уловить запах родного очага. Вдруг ноги чуть подогнулись в коленях. В груди больно кольнуло. По спине прокатилась струйка холодного пота. Чем ближе он приближался к Клыкам, тем сильнее нарастало тревожное чувство. Бродячий Волк долго странствовал, за это время могло случиться всякое.

«Теранис, Рерик, Нормак, Аста… Живы ли они? Что, если другое племя сокрушило беоров? Что, если боги прогневались и наслали мор? Боги жестоки, для них стереть целый народ – всё равно что сдуть пепел с остывших углей».

Вдруг тревога за родню сменилась другими мыслями. Ормар замер и обернулся. Проклятье! Горбатый медведь не стал довольствоваться лишь дарёной олениной и бежал по следу. Ветер переменился, и Бродячий Волк вовремя почуял опасность.

Человека и зверя разделяла тысяча шагов. Вокруг лишь холмы с редкими кустами да деревьями, укрыться негде, следы не запутать. Оставалось только принять бой. В одиночку, без лука, топора и палицы. Даже его брат, могучий вождь беоров Теранис, дрогнул бы при таком раскладе сил.

Но Ормар вспомнил, что к западу от Клыков есть небольшая скала. Беоры прозвали её Сломанный зуб. Когда-то в юности он соревновался с другими молодыми воинами, кто быстрее залезет на её вершину, и почти всегда побеждал. Бродячий Волк понимал, что для медведя скала не станет преградой, но хотя бы замедлит его.

Ормар бросился вперёд, надеясь добраться до Сломанного зуба раньше, чем его нагонит горбун. Когда-то Бродячий Волк слыл самым быстрым в племени, но теперь его ноги стали тяжелее. И всё же поначалу, даже с заплечным мешком, копьём и дротиками, он бежал с противником на равных. Однако с каждой минутой дышать становилось всё труднее, а в правом боку завёлся ёж.

До Сломанного зуба оставалось два холма. Горбун успел наполовину сократить расстояние, его глаза распалились хищным блеском, а из груди рвался торжествующий рык. Медведь был молод, в его крови кипели жажда схваток и страсть к охоте. Ормар подбежал к скале, когда до горбуна оставалось меньше ста шагов.

Бродячий Волк осторожно полез вверх, цепляясь за знакомые каменные выступы. Медведь остановился и присел на задние лапы, наблюдая за человеком. Его огромная вытянутая морда растянулась в издевательском оскале.

«Куда ты карабкаешься, двуногий? Думаешь, ты спасёшься там? Да я медвежонком уже лазил ловчее тебя. Здесь нет твоего горячего красного зверя, никто не защитит тебя от моих когтей и зубов».

На верхушке скалы была ровная площадка, где одновременно могло встать с десяток людей. Бродячий Волк взобрался на неё и приготовился к бою.

Горбун фыркнул и обошёл Сломанный зуб. Он не спешил. Маленькие коричневые глазки хитро блестели, поглядывая на добычу. Вдруг хищник поднялся на задние лапы, вытянул передние и чиркнул когтями, оставив десять длинных царапин на каменной поверхности.

Сверху медведь казался отличной мишенью. Вот только Ормар знал, что не сможет убить его одним броском. А на второй времени не будет. Раненый зверь, забыв про боль, пойдёт напролом.

Бродячий Волк прицелился дротиком, сделал шаг в сторону и ощутил, как под ногой зашатался камень. Дожди и ветры много веков разрушали Сломанный зуб, откалывая от него кусок за куском. Ормар дважды ударил древком копья по трещине. Камень дрогнул. Бродячий Волк решил приберечь скудный запас оружия и принялся расшатывать базальтовый выступ.

Горбатый медведь, облизнувшись, полез наверх. На руках и шее Ормара вздулись толстые вены, лицо покраснело. Собрав все силы, он потянул камень на себя. Кусок скалы с хрустом отломился. Ормар тяжело выдохнул. Боги дали ему призрачный шанс. Горбун уже забрался на три метра, ещё чуть-чуть и он дотянется передними лапами до площадки. Бродячий Волк швырнул кусок базальта как раз в тот момент, когда противник задрал голову.

Мощный удар пришёлся в лоб. Медведь сорвался и рухнул на землю. Несколько мгновений хищник валялся без движения, но затем вздрогнул. Череп выдержал. Горбун поднялся, фыркнул и покосился на человека. Ярость и кровь из глубокой раны заливали ему разъярённые глаза. Позабыв про осторожность, медведь ринулся вверх.

«Вспороть живот! Сломать хребет! Откусить голову! Разорвать грудь и выпустить внутренности!» Жажда мести затуманила зверю рассудок.

Ормар метнул дротик и попал в правую лапу. Медведь зарычал, перекусил древко пополам, но наконечник застрял в плоти. Бродячий Волк прицелился в сердце. Горбун чуть сместился, и второй дротик вонзился в шею. Хищник, забыв про боль, взобрался на выступ, отсюда до человека оставалась всего пара метров. Ормар ударил сверху копьём и распорол шкуру на груди. Медведь взревел, обнажив страшные жёлтые клыки.

Бродячий Волк сделал второй выпад, но горбун отбил остриё могучей лапой. Удар был такой силы, что Ормар не удержал копьё. Его последнее оружие упало на землю. Медведь торжествующе зарычал и вырвал дротик из шеи.

Ветер рассеял пелену облаков. Око Брандорга безучастно наблюдало за поединком. Казалось, что бессмертных богов даже забавляло, когда обрывалась жизнь. Иначе, зачем они разделили своих детищ на хищников и добычу?

Ормар сегодня не собирался гнить в брюхе. В два прыжка он оказался на противоположном краю площадки, повис на руках, раскачался и перескочил на каменный карниз. Медведь забрался на вершину и ринулся за беглецом. Горбун махнул лапой, чиркнув когтями по волосам Ормара. В следующую секунду Бродячий Волк спрыгнул на землю, кувыркнулся через голову и рванул прочь.

Вслед ему полетел громоподобный рык. К тому моменту как хищник спустился со скалы, Ормар успел отбежать на пятьдесят шагов. Бродячий Волк остался без оружия, но получил преимущество в скорости, теперь ничего не сковывало его движений, в отличие от раненого медведя.

– Ормар перехитрил тебя! Ормар будет укрываться зимой шкурой горбатого медведя!

С тяжёлым пыхтением хищник возобновил погоню. Каждое движение тревожило раны, застрявшее остриё без перерыва терзало правую лапу, а шею и грудь жгло огнём. Ручейки крови становились всё обильнее. Медведь замедлился и начал отставать. Ормар почувствовал это и принялся дразнить врага: он сбавлял темп, подпускал зверя ближе, а затем резко ускорялся, чтобы сильнее измотать противника.

Бродячий Волк решил, что пора довести поединок до конца. Он свернул в сторону от Клыков и побежал к Сломанному зубу по большой дуге, чтобы медведь не смог перерезать ему путь. Вскоре Ормар добрался до скалы, где подобрал копьё с уцелевшим дротиком.

– Ормар отдал тебе оленя. Ормар не хотел драться! Сегодня жадность убьёт горбатого медведя!

Зверь больше не рычал. Его силы медленно таяли как ледник в летний зной, но врождённое упорство и злопамятство не позволяли отступить. Ему было достаточно одного удара, чтобы снести человеку голову. Горбун знал, что выгрызет наконечник, промоет раны в холодном ручье и даст шкуре спокойно затянуться в покое. Он сделает это после, а сейчас надо разорвать дерзкого двуногого.

Бродячий Волк побежал в сторону леса, где минувшей ночью повстречался с медведем. На мгновение ярость заглушила боль и горбун вновь рванул с прежней скоростью. Но когда до человека осталось меньше ста шагов, раненая лапа предательски подвернулась.

Медведь остановился. Его бока тяжело раздувались от усталости, язык вывалился из пасти, взгляд чуть затуманился. Он не привык долго гоняться за добычей, предпочитая нападать из засады или отбирать чужие трофеи. Ормар резко приблизился и метнул дротик. Остриё вонзилось в глаз, и горбун покатился по траве от невыносимой боли.

Мелкие звери, услышав его неистовый рёв, забились от страха в норы и попрятались в дуплах. Бродячий Волк не дал противнику опомниться, подкрался со спины, ударил копьём в ребра и тут же отскочил. Горбун развернулся и бросился в атаку.

Ормар выставил перед собой копьё. Хищник не боялся получить ещё одну рану – он был готов на всё, лишь бы откусить человеку голову. Оставалось пять шагов. Единственный глаз горбуна встретился с глазами Ормара. В последний момент зверь понял, что его опять провели.

Когда до столкновения оставалось две секунды, Бродячий Волк резко отскочил в сторону и медведь на полной скорости влетел в дерево. Молодая берёза хрустнула и рухнула на горбуна.

Ормар, не мешкая, вонзил копьё глубоко в горло хищнику. Затем ударил в грудь. Медведь перевернулся на спину, и тут же Бродячий Волк пригвоздил его переднюю лапу к земле.

Ормар кружил вокруг хищника, осыпая его ударами, шкура горбуна намокла от крови. Они оскалились одновременно. Различия между человеком и медведем стёрлись, остались только два безжалостных зверя. Горбун поднялся на задние лапы и навис над Ормаром.

– Ху-ху-ху-ху! – Бродячий Волк издал боевой клич и ткнул копьём в сердце.

Остриё вошло в плоть, но не добралось до цели. Хищник накренился, сделал шаг вперёд, зацепил когтями руку Ормара и потерял равновесие. Медведь обрушился на человека всей мощью. Хрустнуло древко. Лязгнули челюсти. Тяжёлая мохнатая туша подмяла под себя Бродячего Волка. Он вскрикнул, громовой рык сотряс воздух, кровь заструилась по траве, источая тёплый аромат смерти.

Ветер затих. Вся природа замерла на мгновение в ожидании, кто же победил. Медведь лежал пластом, скрывая под собой человека. Наконец, голова горбуна чуть повернулась, а затем шевельнулась передняя лапа. Ормар отодвинул её и медленно выбрался из-под зверя.

Бродячий Волк сел возле сломанного дерева. Он был измазан своей и чужой кровью. Жутко болело плечо. Ормар прикусил зубами тонкую ветку и с хрустом вправил сустав на место.

– А-а-а-а-а-ах-х-х-хр-р-р-р, – болезненный вопль вырвался из груди, но затем сразу полегчало.

Бродячий Волк отдышался, дошёл до холма, подобрал брошенный заплечный мешок, достал нож и вернулся к трофею.

– Ты хотел съесть Ормара, а теперь сам станешь едой.

Бродячий Волк задрал голову к небу и издал победный вой. Острое лезвие рассекло кожу на брюхе горбатого медведя. Ормар забрал шкуру, клыки и когти, а мясо оставил падальщикам. Путь к Змеиному ущелью был свободен.

Глава 2. Нормак Чёрный Кот

Лес дышал. Лес говорил. Лес смеялся и плакал. Лес страдал и любил. Тот, кто умел слышать лес, мог многое понять не сходя с места.

Лес наполняли запахи мокрой травы, древесной трухи, холодного ручья, цветов огнёвки, разрытой земли, старых шишек и прелых листьев. Нормак Чёрный Кот вдыхал привычные ароматы, не обращая на них внимания. Он ждал другого. Запаха зверя. Запаха терпкого дыхания и потной шкуры.

Все чувства Нормака обострились, мышцы напряглись, тело оцепенело. К ручью вышел кабан-колючка: плотный, коренастый, метр в холке, с длинными нижними клыками. Они могли распороть брюхо и рыси, и волку. Короткие крепкие ноги заканчивались острыми копытами. На спине и боках между щетинками шерсти торчали редкие шипы длиной с ладонь и толщиной с палец.

Когда на вепря нападали, он растопыривал их, а если приходилось совсем худо, то отстреливал шипы в разные стороны. Впиваясь, ядовитые иглы вызывали сильное жжение, особенно если попадали в пасть. Пока хищник катался по земле, пытаясь вытащить шипы, кабан спокойно убегал или, напротив, бросался в атаку и кромсал ошеломлённого врага клыками.

Нормак Чёрный Кот впервые за свои четырнадцать лет охотился на кабана-колючку в одиночестве. Ростом Нормак вытянулся почти до взрослого воина, но ещё не оброс мясом. Ему достались изумрудные глаза матери, а смуглой кожей и смоляными волосами он пошёл в отца. Худой и жилистый, гибкий, как ивовая ветка, но в то же время крепкий, как базальт, он был достойным сыном племени беоров.

Чёрный Кот затаил дыхание. Вепрь, как и все представители его породы, видел плохо, больше полагаясь на чутьё. Нормак предусмотрел это, намазавшись ягодами кислянки. В паху и подмышках теперь зудело, зато красный сок напрочь отбил человеческий запах.

Кабан-колючка, деловито похрюкивая, попил из ручья, вошёл в него по грудь, постоял несколько секунд, выбрался на противоположный берег и отряхнулся.

Маленькие ушки уловили щелчок тетивы, но слишком поздно. Стрела вонзилась под лопатку. Зверь заревел и ощетинился. Он низко пригнул голову, широко расставив передние копыта. Идти на него в лобовую атаку не решился бы даже Серый Медведь. Вепри всегда дорого продавали свою жизнь.

Вторая стрела просвистела над ухом и вонзилась в дерево за кабаном. Вепрь понял, что пора удирать. В открытую с ним сражаться не собирались, а летевшие острые палки причиняли такую же боль, как когти рыси.

Нормак пнул от злости муравейник и кинулся за добычей.

«Волчьи яйца! Как я мог промахнуться! Он же стоял точно пень!»

Торчавшая стрела сильно замедляла кабана. Он понимал, что любой хищник легко выследит его по запаху крови: она сочилась из раны, оставляя чёткий ориентир на земле. Вепрь покружил немного между деревьями, нырнул в заросли высокий травы и лёг на брюхо.

Чёрный Кот был неплохим следопытом, пусть и не таким мастером, как старший брат Рерик. Тот читал следы на земле быстрее, чем Седой Кедр – свои бумажные свитки. Но сейчас Нормак замер в нерешительности.

«Везде следы. Куда он побежал? На восток? Нет, к Оленьему озеру! Хотя…»

Застыв на открытом месте, Нормак сам превратился в мишень. Кабан заметил его и с рёвом вылетел из травы. Острые копыта взрыли землю, клыки нацелились в живот. Чёрный Кот успел выстрелить, но стрела лишь оцарапала шкуру на толстом черепе. Смерть пыхтела и яростно хрюкала уже в трёх метрах от Нормака. Вепрь преодолел это расстояние за секунду.

Чёрный Кот закрыл глаза, приготовившись к удару. Бежать и уворачиваться было слишком поздно. Нормак мысленно простился с мамой. Сейчас кабан собьёт его с ног, протащит по земле, вспорет живот, намотает кишки на клыки и будет терзать до последнего вздоха.

Чёрный Кот не увидел, как из кустов вылетело копьё. Вепрь рухнул с поросячьим визгом, попытался встать, но дрожащие ноги больше не могли удержать тяжёлую тушу. Сработал рефлекс: кабан ощетинился и выстрелил колючками. Но те лишь бессмысленно разлетелись по сторонам.

Нормак открыл глаза. Вепрь с копьём в боку корчился в предсмертной агонии, почти касаясь рылом его ступни. Между деревьев мелькнул силуэт. Рослый воин подошёл к кабану, пырнул ножом в сердце и прошептал короткую молитву Веси за удачную охоту.

Ормар выдернул стрелу племянника и отдал Нормаку:

– Хороший выстрел.

– Нет. Он только разозлил колючку. Вторым я промахнулся… Он перехитрил меня! Он… Я… – Нормак покраснел и упёрся лбом в ствол кедра, чтобы скрыть слёзы.

– Где твои друзья? Почему Чёрный Кот пошёл на охоту один?

– Бруни стреляет точнее. Его стрела пробивает крякву насквозь. Когда мы охотимся, все трофеи достаются ему! А Фроди шумит в лесу как слепой бизон. Он постоянно наступает на сухие ветки, чихает, когда мы подбираемся к добыче. С ним можно охотиться только на улиток!

– А брат?

– Я лучше один. – Нормак стыдливо вытер щёки. Он дважды опозорился перед дядей: сначала с вепрем, затем – не сдержав слёзы.

Бродячий Волк заметил, что руки племянника всё ещё трясутся. Кабан-колючка – зверь беспощадный, любой бы перетрусил, окажись на шерстинку от смерти.

– Лучше вернуться без трофея, чем не вернуться.

– Ты следил за мной? Я уже не ребёнок, – насупился Чёрный Кот.

– Вижу. В этом и беда. Дети ведут себя осторожнее. А вот когда подрастают, решают, что уже взрослые и всё можно. Моего друга так волк загрыз, твоих лет был.

– Ты не рассказывал…

– Не люблю вспоминать.

– Рерик в четырнадцать убил полосатую рысь, отец одолел взрослого воина, а я не могу подстрелить тупую свинью! – Нормак обречённо опустил лук.

– Не свинью, а вепря. И этот зверь не тупой: он подстерёг тебя. Уважай любого противника, иначе раньше времени отправишься к очагу Брандорга.

– За его столом пируют могучие воины и смелые охотники. Меня к нему не пустят.

Бродячий Волк отвесил племяннику звонкую оплеуху:

– Хватит ныть!

Они замолчали. По туше кабана уже ползали муравьи-могильщики. Обычно они обгладывали скелеты, доедали мельчайшие кусочки плоти, а затем принимались за кости, прогрызая в них ходы, как термиты в дереве.

Ормар вытер наконечник копья о шкуру зверя и сказал:

– Я не видел, какую рысь убил твой брат, но знал человека, которого Теранис прикончил в юности. Его звали Владос Земляной Кабан. Твой вепрь напомнил мне о нём. Уж не знаю, какая змея проползла между ними. Владос, на свою беду, принялся задирать Тераниса. Твой отец хоть и был младше его на пять лет, но вызвал Владоса на круг.

Ормар помнил всё, будто это случилось вчера: тёплую пыль под ногами, стук кулаков по лицу, крики молодых беоров, которые стояли кольцом вокруг бойцов и подбадривали парней.

– Драка получилась короткой. Земляной Кабан сломал Теранису нос и помял бока. Мой брат валялся на земле, харкая кровью. Все решили, что он проиграл. Владос тоже. Но стоило ему отвернуться, как Теранис кинул булыжник.

– Попал?

– В затылок. Земляной Кабан упал, а Теранис подскочил и врезал ему камнем между глаз. Затем ещё и ещё. Когда его оттащили, во лбу Владоса зияла дыра.

– Он умер?

– Не сразу, промучился до ночи.

Нормак шмыгнул носом, ему вдруг стало стыдно за отца, который напал со спины во время честного боя.

– Отец Владоса потребовал выкуп за смерть сына. На что твой дед Ньорд Железный Ворон ответил так: «Земляного Кабана убил не камень, а ядовитый язык. Он сам искал смерти».

– Отцу не мстили?

– Племя разделилось, большинство поддержало вождя, но остались недовольные. Спустя два заката отца и мать Владоса нашли в лесу. Падальщики разорвали тела, никто не знал, как они умерли.

– Это же понятно!

– Да, но кто рискнёт оговаривать вождя без правды на руках? И раньше случалось, что косматый медведь или стая саблезубых волков могли загрызть человека за границей очага.

– Ну-ну…

Дядя усмехнулся. Его чуть вытянутое скуластое лицо снова стало непроницаемым, но Чёрный Кот успел заметить тень печали.

– Тот день изменил Тераниса. Мой брат понял, что всё сможет решить силой.

Нормак задумался. Отец мало рассказывал о своём прошлом, а все разговоры с младшим сыном сводились к приказам: сходи, принеси, сделай. Чаще приказов Нормак слышал только ругательства. Отцовской лаской Теранис не баловал, а вот врезать по затылку или дать пинка – запросто. Мог и прутьями отлупить, если Чёрному Коту доводилось натворить что-то серьёзное. Например, разбить горшок или плохо закрыть загон с гусями, отчего птицы разбегались по двору, как случилось на прошлой седмице.

– А тебе удавалось убивать в драке?

– Своих нет, – покачал головой Ормар, – нас и так мало.

Чёрный Кот оторвал от шкуры кабана острый шип, повертел в руках, а затем сунул два пальца в глубокую рану от копья. Тело вепря ещё хранило тепло. Нормак облизнул окровавленные пальцы, ощутив приятный солоноватый привкус.

– Почему ты застыл?

– Что?

– Когда кабан бежал на тебя, ты даже не попытался отбиваться.

– Да, но… как?

– Видишь, два молодых дуба рядом растут? Надо было к ним отпрыгнуть и увернуться. Вепрь застрял бы между стволов.

– Легко сказать. Я сам как дерево стал, когда он бросился. Ноги в землю вросли.

– Это мне знакомо, – кивнул Ормар. – Я тебе покажу один приём. Атакуй!

– Чего?

– Беги на меня с копьём. – Бродячий Волк кинул Нормаку древко.

Чёрный Кот засеменил на дядю, но тот недовольно крикнул:

– Я сказал: беги, а не ползи!

Нормак подавил страх ранить Ормара и бросился в атаку. Бродячий Волк, вместо того чтобы отступить, напротив, шагнул вперёд, пропустил остриё под рукой, чуть повернулся боком, а затем швырнул племянника в кусты остролиста. Чёрный Кот вылез оттуда поцарапанным, но весёлым:

– Волчьи яйца! А ну покажи ещё раз!

– Не лихословь при старших.

– Прости. – Нормак виновато потупил взгляд, но тут же хитро улыбнулся. – Когда я так брошу Фроди или Бруни, у них глаза вылезут!

Бродячий Волк тяжело вздохнул и прихлопнул комара на шее:

– Ты учишься не хвастовства ради, а чтобы выжить в схватке.

Больше часа Нормак падал, вставал, а затем пытался повторить приём на дядьке. Когда у него стало что-то получаться, Ормар махнул рукой:

– Довольно.

– Завтра продолжим?

– Возможно. Пора делать таскальни, освежуем колючку в очаге. Вообще, когда я пошёл за тобой, то хотел поохотиться на зайца. Поверь, у здешних зайцев особенный вкус, я таких нигде больше не ел. Но придётся жевать кабанятину.

К вечеру Ормар и Нормак вернулись в Долину Родников и отдали готовить добычу приручницам Асты. Жена вождя, Аста Солнечная Ольха, сидела на траве перед домом, вышивая льняную рубаху. Рядом на деревянной раме сохла шкура горбатого медведя – подарок Ормара.

– Мама, мы принесли кабана-колючку! – радостно, по-мальчишески крикнул Нормак, но тут же опомнился. Не годилось в его годы ребячиться, пора было вести себя как мужчина.

– Чёрный Кот растёт смелым охотником, он станет хорошим воином, – сказал Бродячий Волк.

Аста обняла сына и с теплотой посмотрела на Ормара:

– Хвала богам, бивни вепря не тронули вас.

– Он меня чуть… – начал Нормак, но вовремя осёкся, встретившись взглядом с дядей.

– Боги жестоки, но не сегодня, – кашлянул в кулак Бродячий Волк. – Серый Медведь дома?

– В кузнице, куёт Рерику топор. Должен скоро вернуться. – Солнечная Ольха поискала глазами мужа, но нигде не заметила.

Услышав слова матери, Нормак прикусил от зависти губу. Его старшему брату Рерику скоро исполнялось двадцать лет. Боевой топор был дорогим подарком, сам Нормак о таком пока даже не мечтал. Теранис вообще не баловал его, чаще всего забывая про день рождения младшего сына. Только мама скрашивала праздник новыми мокасинами, штанами или рубахой.

– Твои сыновья так быстро выросли. Мне кажется, что с каждым годом око Брандорга скользит по небу всё скорее. Время течёт стремительнее горной реки весной.

– Не напоминай мне про годы, Бродячий Волк, – грустно улыбнулась Аста.

Солнечная Ольха отличалась от женщин племени беоров. Она родилась в очаге айхонов среди Звенящих Холмов. Аста унаследовала от предков светлые волосы, зелёные глаза и бледную кожу. Но в племени мужа её быстро приняли как свою, и не только из-за статуса.

Солнечная Ольха по праву считалась первой здравницей. Она ведала в травах, лечила змеиным ядом и делала настойку из шишек и корней для тех женщин, кто не мог зачать. Аста помогала при родах и зашивала раны охотникам, врачевала примочками глазные болезни и ловко сращивала переломы. За двадцать лет, проведённые в очаге беоров, красота Асты не поблекла – она лишь стала более зрелой, как яблоня, которая сначала восхищает всех цветами, а затем радует плодами.

– Я думала, ты охотился с друзьями, Номи.

– Они не смогли пойти, – соврал Чёрный Кот и провёл рукой по просоленной шкуре горбатого медведя. – Дядя, расскажи ещё раз, как ты завалил его!

– Я не хотел боя. В тот день боги встали на мою сторону.

– Нет, не так! Расскажи, как он гонялся за тобой по Сломанному зубу, как ты оглушил его, ранил дротиком, а потом…

– Может, тебе найти друзей и рассказать им о вепре?

Чёрный Кот насупился. Он понял, что маме и дяде надо что-то обсудить без его ушей. Аста ласково взяла Нормака за руку:

– Я видела, как Фроди и Бруни шли к Жёлтому ручью.

– Ладно.

Чёрный Кот схватил острогу и пошёл искать друзей. Чем взрослее он становился, тем острее ощущал себя лишним в семье. Его всё чаще посещали мысли отправиться в странствие вместе с дядей. Или без него. Совсем одному, чтобы открывать новые земли, побеждать свирепых хищников и сражаться с воинами других племён. Так он прославит очаг беоров, покроет кожу шрамами, а имя – почётом. Так он сможет доказать отцу, что не хуже Рерика. Чёрный Кот побежал по траве, с волнением мечтая о подвигах.

Аста с Ормаром смотрели ему вслед, одновременно радуясь и переживая. Они предчувствовали, что вскоре жизнь Нормака изменится. Боги жестоки и ничего не забывают.

Глава 3. Теранис Серый Медведь

В кузнице пахло угольной пылью, горячей золой и потом. На шершавой каменной плите стоял железный пень толщиной со ствол старого дуба. В воде шипела раскалённая сталь.

Ормар встал перед кузницей и посмотрел на знак Ярлога – молот в огне. Много лет назад его отец Ньорд Железный Ворон вырезал этот знак над входом в ковальню и повелел сыновьям каждый день упражняться в ремесле. С тех пор дерево почернело, и знак теперь казался застарелым шрамом на теле седого воина.

Бог гор Ярлог – младший сын Брандорга и Химины – стал первым в мире кузнецом. Легенда гласила, что он скитался по свету в поисках жены, но плоть земных девушек была слишком слаба для могучего бога. Невесты погибали от его страстных ласк в первую же ночь. Тогда Ярлог нашёл пещеру с железными камнями, расплавил их и выковал себе жену. Богиня неба и ветра Химина вдохнула жизнь в стальную деву, наделила её душой и нарекла Янкун.

Однажды Ярлог и Янкун под видом простых странников пришли в горную долину к очагу первых беоров. Те радушно приняли скитальцев, накормили и поселили в доме. В благодарность Ярлог передал их вождю секреты кузнечного мастерства. Так беоры научились делать железные топоры и шапки, наконечники для стрел и копий, тонкие пластины, защищающие тело в бою, острые ножи, а ещё котлы для варки супов, чашки, которые никогда не бились, и другую полезную для жизни утварь.

С тех пор по традиции все вожди беоров владели кузнечным ремеслом. Теранису эта обязанность была по душе. Он любил плавить железные камни и стучать молотом даже больше, чем стрелять из лука по оленям. Серый Медведь словно родился для этого. Его могучие руки не знали усталости, а намётанный глаз помогал делать такие тонкие вещи, что уважительно кивали даже матёрые кузнецы.

– Камень крепок… – сказал Ормар, стоя перед входом.

– Но молот крепче, – ответил из ковальни Теранис.

Так часто любил повторять их отец, добавляя, что крепче молота лишь дух кузнеца.

– В достатке ли железных камней в горах?

– Хватает, – нахмурился вождь. – В конце прошлой луны пещера проглотила двух людей. Мы не нашли тел. Видать, Ярлогу понадобились новые подмастерья в кузнице.

– Он о них позаботится.

Серый Медведь вышел из ковальни на улицу. По красной от жара коже ручьями струился пот, лоб был подвязан очельем, а волосы убраны в две косы. Он легко поигрывал увесистым молотом, словно детской игрушкой. Несмотря на выпирающий живот, в бою Теранис двигался всё так же быстро и мог свалить зубра ударом кулака. В его лице и впрямь угадывались медвежьи черты: мощные челюсти, близко посаженные глаза, широкий, чуть приплюснутый лоб.

Теранис Серый Медведь был выше младшего брата и шире в плечах. Когда они боролись детьми, Ормар всегда проигрывал. Даже сейчас, несмотря на годы, Теранис одолел бы многих молодых и крепких воинов, решись они бросить ему вызов. Но никто не решался. Его власть в племени была такой же твёрдой, как Клыки перед Змеиным ущельем. Вождь пристально посмотрел на брата:

– Как долго на этот раз?

– Дорога позовёт меня, когда придёт время.

– Ты видел много земель, выучил больше языков, чем пальцев у меня на руках, пожил среди разных племён. Неужто боги не сотворили места лучше, чем наша Долина? Почему ты всегда возвращаешься сюда, а потом бежишь, как волк от пожара?

– И волку нужно логово.

Теранис опять скрылся в ковальне, но быстро вышел с новым топором:

– Почти закончил. Скоро Рерик напоит его кровью.

– Мне помнится, Рыжий Зубр предпочитал охотиться с копьём.

– Охота? Хр-р-р-р, – с усмешкой прорычал Серый Медведь. – Нас ждёт война!

– Горные кланы вновь набрали силу?

– Враг идёт с востока. Скоро воды Шуршавы станут красными, а вороны лопнут от мертвечины.

Ормар удивлённо посмотрел туда, откуда каждое утро из-за макушек деревьев выглядывало солнце:

– Лесные племена слабы. Они никогда не осмелятся бросить вызов беорам.

– Поодиночке. Но перелётные птицы прощебетали нам, что на востоке появился большой вождь. Он объединил и подчинил болотников, логовичей, гнездунов, дубравников. Наш очаг следующий.

– Если все лесные племена перейдут реку, предстоит трудный бой.

– Пока они на том берегу, у тебя есть время отправиться в новое странствие.

Ормар стерпел издёвку брата, ему не хотелось ссоры:

– Ты знаешь, о чем я. Нужен союз с вендами. Кровный союз.

– Речной народ годится, чтобы ловить рыбу да лепить горшки! Они не воины! Беоры не станут смешивать кровь с этими пескарями.

– В твоих сыновьях течёт кровь разных племён.

Глаза вождя вспыхнули. Ормару показалось, что ещё секунда и брат занесёт топор над его головой. Серый Медведь стиснул жёлтые зубы, отвернулся, а затем проскрежетал:

– Венды неровня айхонам.

– Но стрелы пускать они умеют. Сотня лучников нам пригодится.

– Речной народ уже показал себя в битве с горными кланами.

– Да, они дрогнули, но не все. Часть осталась и помогла разбить горцев. С тех пор у них новый вождь, не такой трус, как прошлый.

– Пока его храбрость лишь на словах. Кровного союза не будет.

– Я услышал тебя, Серый Медведь.

Упорство брата печалило Ормара. Его гордыня могла погубить всё племя, но прежде чем продолжать спор, Бродячий Волк решил переговорить с Седым Кедром.

Однако стоило ему отойти от кузницы на десять шагов, как со стороны реки показались Гисли Золотая Форель и Хрут Кривой Кабан. Они тащили под руки пленника, его ноги волочились по земле, а голова безжизненно свисала.

– Болотник искал брод, – доложил Гисли.

– Верно, соглядатай. На приветствие не ответил, сразу сиганул от нас, – добавил Хрут, прищурив единственный глаз.

Золотая Форель и Кривой Кабан бросили тело к ногам вождя. Болотник рухнул лицом в траву, но даже не пошевелился. На его ноге виднелась рана от стрелы, а волосы на затылке слиплись от крови.

– От мертвеца много не узнаешь, – заметил Ормар, разглядывая чужака. Тот был длинным молодым костлявым парнем лет двадцати.

– Да жив он! Притворяется жабий сын! – Гисли врезал пленнику по рёбрам. Тот скрючился и закашлялся.

– Кто ты? Чьего племени?

Чужак простонал, не открывая глаз:

– Я Шака. Шака искал лягушек и ужей. Шака хотел есть. Шака долго ходил по лесам, плавал по рекам. Шака возвращался в племя.

Пленник говорил на лесном языке, но чуть присвистывая и шепелявя, как многие болотники.

– Врёшь, жабья душа! Ты по восточному берегу рыскал, где помельче щупал, затем к нам перешёл. Зачем убегал? С кем был? Почему не поклонился и не спросил разрешения на проход? – Хрут схватил болотника за шкирку и поставил на ноги перед Теранисом.

Выпученные, широко посаженые глаза парня, казалось, смотрели в разные стороны, он и впрямь походил на лягушку. С головы свисали длинные, давно нечёсаные зеленоватые космы. Холостые мужчины его племени часто вплетали в волосы мох и травы, со временем те врастали в них так, что голова становилась похожа на болотную кочку.

– Шака боялся. Шака один, – пробормотал пленник.

Бродячему Волку было не привыкать изучать дальние земли в одиночку. Он хорошо знал страх перед неизведанным. Но сейчас Ормар чуял ложь так же ясно, как волки чуяли раненого оленя, который прятался в густой траве.

– В позапрошлую зиму трое болотников вышли к очагу беоров. Мы дали им хлеб и мясо, согрели сбитнем, подарили тёплую шкуру, лук и новые стрелы. Солнечная Ольха залечила одному раны. – Теранис говорил медленно, точно рассказывал старую легенду. – Твоих соплеменников звали Чаб, Унак и Туна. Неужто, вернувшись к родному болоту, они плохо говорили о беорах? Живы ли они ещё?

Пленник отрицательно мотнул головой:

– Хворь забрала…

– Жаль, то были честные и смелые охотники. В отличие от тебя, квакун! – Вождь пнул Шаку в живот с такой силой, что у того брызнула кровь изо рта. Пленник рухнул, точно срубленное дерево. Теранис схватил болотника за волосы и проорал в ухо: – Кто тебя подослал?! Что ты вынюхивал?! Сколько вас?!

Но Шака закатил глаза и обмяк как дохлая гадюка. Он и впрямь походил на мертвеца. Ормар знал, что некоторые квакуны даже умели замедлять удары сердца, прикидываясь покойниками.

– Лягушки любят воду. – Бродячий Волк зашёл в ковальню, вынес полную бочку и окатил чужака. Не помогло. Новые удары по рёбрам также не подействовали.

– У жабы по четыре пальца на передних лапах, а у тебя целых пять. Куда тебе столько? Подтащите его сюда. – Серый Медведь указал на гладкий пень возле кузницы.

Гисли придавил коленом руку пленника, а Хрут крепко держал его за шею. Теранис поднял топор и отсёк болотнику мизинец. Шака вырвался и покатился по траве. Он визжал как раненая речная крыса, пока могучий кулак Хрута не опрокинул его на землю:

– Рассказывай всё, что знаешь! Я отрублю тебе все пальцы на руках, потом возьмусь за ноги. Лёгкую смерть ты не получишь! Твой прах не развеют над водой! Мы закопаем тебя в землю, где черви сожрут твоё мясо.

Но квакун обезумел от боли. Он брыкался, лягался, кряхтел и плакал, не в силах сказать ничего внятного.

– Говори, жабий сын!

– Кому ты служишь?!

– Кто твой вождь?! Чего он хочет?!

Гисли и Хрут орали пленнику в ухо, пытаясь запугать ещё сильнее. Вот только Шака продолжал держать язык за зубами.

– Держи левую, – скомандовал Теранис.

Болотника снова прижали к земле, он укусил Гисли и тут же получил локтём в челюсть.

– Нет! Нет!!! – Шака крикнул слишком поздно. Второй мизинец остался лежать на пне. Пленник вырвался и ринулся к реке.

Удивлённые Гисли и Хрут уставились друг на друга. Крепкие, могучие беоры не ожидали, что в костлявом квакуне окажется столько силы.

– Догнать! – рявкнул Серый Медведь.

У болотника был только один шанс – спастись в реке. Он плавал как окунь и мог надолго задерживать дыхание. Ноги Шаки коснулись каменистого берега, Золотая Форель понял, что ещё чуть-чуть и пленник скроется в тёмных водах, а течение поможет ему уплыть далеко. И тогда Теранис надолго отправит их с Хрустом в дальние пещеры добывать железные камни. Гисли вытащил нож, целясь между лопаток. Одним броском он легко убивал зайца с тридцати шагов. Шаке не суждено было вернуться в родное племя.

Но Ормар опередил Золотую Форель. Бродячий Волк швырнул камень, угодив под колено болотнику. Беглец оступился, потерял равновесие и рухнул на мелководье.

– Ах ты жабий сын! Сейчас мы тебе ноги-то укоротим, не побегаешь больше. – Хрут придавил Шаку, ткнул лицом в воду и врезал по голове. Нос болотника хрустнул, потекла кровь, но маленькое розовое пятно тут же растворилось в прозрачном потоке.

Лазутчика снова привели к вождю. Теперь Гисли держал нож у его шеи, а Хрут грозился в любую секунду выбить мозги кулаком. Но это было уже напрасно. Боль так сковала мышцы Шаки, что он едва стоял.

– Храбрый противник требует достойного отношения. – Тон Тераниса внезапно смягчился. – Отпустите.

Гисли и Хрут отступили на два шага. Без их поддержки болотник рухнул на колени. Сейчас он походил на загнанную лань перед медведем, который одним ударом мог обезглавить добычу. Но вождь не спешил.

– Я знаю, что лесные племена готовятся к войне с нами. Это всё равно что лисам нападать на берлогу медведя. Копья и топоры беоров сокрушат любого врага.

– Бату хочет захватить все леса и долы от Мёртвых болот до каменных Клыков. – Шака посмотрел на горные вершины за спиной Тераниса.

– Так значит, твоего вождя зовут Бату?

Пленник кивнул, его голова вновь безвольно повисла.

– Когда он придёт?

– Скоро. У него столько воинов, сколько деревьев в лесу. Все склоняются перед Бату.

– Я намотаю его кишки на кулак и скормлю глаза рыбам, – прохрипел Хрут. Взгляд Тераниса заставил его замолчать. В разговор вмешался Ормар:

– Как далеко ваши воины метают стрелы? Какими копьями сражаются? Из чего делают топоры?

Шака задрожал и уткнулся лбом в землю. Глаза болотника заблестели, по грязным щекам растеклись мокрые полосы. Он рассказал всё, что знал.

Дослушав пленника, Серый Медведь сдвинул брови, его лоб покрылся глубокими складками.

– Отправь быстроходов к вендам, – снова предложил Бродячий Волк.

– Речной народ хорошо торгует, но плохо воюет.

– Мы найдём им место на поле боя, – продолжал настаивать брат.

– А что делать с квакуном? Скормим волкам? – с хищной улыбкой спросил Гисли.

Ормар холодно посмотрел на Золотую Форель. Гисли недавно исполнилось двадцать, силой и ловкостью он превосходил многих сверстников, уступая, пожалуй, только Рерику. Но вдобавок боги наделили его лисьей хитростью.

– Делай что хочешь, – сухо ответил Теранис.

Ормар заметил, как рука Гисли потянулась к ножу. Бродячий Волк успел заслонить собой болотника:

– Постой.

Золотая Форель хмуро посмотрел на Ормара и замер, ожидая приказа вождя. Теранис смерил брата тяжёлым взглядом:

– Что хочет сказать Бродячий Волк?

– Отправь болотника в пещеры добывать железный камень. А если Ярлог заберёт его к себе, то не жалко.

Редко кому удавалось переубедить Тераниса, он прислушивался разве что к Седому Кедру, да и то изредка. Но слова брата показались ему разумными:

– Ты сам посадишь его на цепь. А если квакун сбежит, то займёшь его место на руднике.

Глава 4. Тормод Седой Кедр

Змея-острохвостка подползла к пещере, ощутила лёгкую вибрацию и замерла. Тепловые рецепторы подсказали ей, что среди холодных каменных стен есть нечто опасное. Змея зашуршала по земле, стараясь как можно быстрее скрыться в кустах. Длинное зеленоватое тело изящно скользило меж колючей травы в поисках мышиных норок или птичьих гнёзд. Но поживиться тут оказалось нечем. День выдался жарким. Острохвостка забралась на камень, чтобы напитаться его теплом перед ночной охотой.

Внезапно из-за дерева вышел молодой самец крольня. Цепкие глазки мгновенно заметили добычу, зверёк оказался возле камня в три прыжка. Старая змея среагировала слишком поздно. Короткие острые зубы впились ей в голову, захрустели кости, тонкий хвост с ядовитым шипом на конце инстинктивно дёрнулся, но удар пришёлся в пустоту. Кролень мгновенно отпрянул и принялся кружить вокруг недобитой змеи. Раненая острохвостка яростно извивалась, ядовитый шип в последний раз рассёк воздух и безжизненно шлёпнулся в грязь. Кролень снова прыгнул и на этот раз уже не выпустил добычу.

Прикончив острохвостку, зверёк посмотрел по сторонам. Его острые ветвистые рожки воинственно торчали над головой, а мокрый нос нервно шевелился. Запах дыма беспокоил маленького хищника. Где дым – там пожар. Или ещё чего хуже – человек. Кролень схватил змею и засеменил в тёмную чащу, чтобы спокойно поужинать в логове между корней дуба.

Тем временем в пещере послышался стук пирита, задымился пучок сухой травы, маленький огонёк быстро набрал силу, пожирая ветку за веткой.

– Я принесу ещё хвороста, – сказала Лииса Хромая Лань, сложив костёр колодцем.

Девочка направилась на улицу, но выход преградил рослый мужской силуэт. Хромая Лань вздрогнула.

– Прости, если напугал, – улыбнулся Ормар.

Бродячий Волк пропустил Лиису и сам вошёл в пещеру:

– Мир дому.

– Здесь не дом, сам знаешь, – послышался ворчливый старческий голос.

– Ты здесь чаще, чем в своей берлоге. Вон как всё обустроил. Чем не дом?

В глубине пещеры на подстилке из соломы, покрытой шкурой зубра, сидел Тормод Седой Кедр – самый старый из беоров. Перед ним лежала широкая деревянная доска с листом тростниковой бумаги. Тормод медленно водил по листу орлиным пером, не поднимая глаз на гостя.

Ормар погрел руки над костром, снял с плеча сумку и достал несколько гладких дощечек:

– Далеко на востоке живёт племя красных карликов, они пишут на этом. Принёс для твоего собрания.

Седой Кедр протянул руку и принялся жадно разглядывать дощечки, словно держал в руках редкие драгоценные камни:

– Ты выучил их язык? Сможешь перевести?

– Это несложно.

– Боги наделили тебя разумом, который проглатывает чужую речь, как форель червя. Если бы ты захотел, то стал бы первым мудрецом от Мёртвых болот до Серебряных гор.

– Бродячему волку нужен не почёт, а кусок мяса и клочок земли для ночлега.

– А ещё волчица, – тихо добавил Тормод.

Ормар посмотрел на длинные ряды «библиотеки» Седого Кедра. В каменные стены были вбиты толстые железные штыри, служившие опорой для дубовых полок, а на них стояли узкие глиняные кувшины. В каждом хранились свитки с летописями племени: хронология правления вождей, праздники и дни скорби, подвиги и преступления, сражения и союзы, описание животных и растений – всё, что составляло жизнь беоров.

Ормар знал, что Седой Кедр исписал много листов о его путешествиях и открытиях. Все они хранились в надёжно запечатанном смолой кувшине с рисунком в виде волчьей головы.

– Брат сказал, что грядёт война. Лесные племена хотят потушить наш очаг.

Тормод погладил серебристую бороду, макнул кончик пера в чернила и вновь погрузился в свои записи:

– Река течёт.

– Нам нужны союзники, но Теранис не желает призвать речное племя.

– Венды умеют делать бумагу из травы, что растёт вдоль их берегов. Венды умеют добывать чернила из брюха болотных гадов. Венды умеют строить прочные лодки, чтобы плавать с севера на юг и торговать товарами. Но венды не умеют сражаться. Как говорил твой отец: их кровь сделана из соплей и рыбьего дерьма.

– Венды умеют стрелять из луков и метать горящие камни. Это лучше, чем ничего. Если все лесные племена ударят по нам, то память о беорах развеется быстрее, чем дым от костра.

– Река течёт, – снова повторил старик, – по реке времени проплывают толстые деревья и маленькие ветки, но все они рано или поздно исчезают за поворотом.

– А дальше?

– Появляются новые деревья. И так, пока течёт река.

Ормар нахмурил лоб:

– Уханье совы растолковать проще, чем твои слова.

– Когда твой отец Ньорд Железный Ворон привёл беоров в этот дол, здесь жили горные кланы. Они не захотели делить землю, обратив против нас свои копья. Мы сокрушили их и прогнали на северные склоны. Река течёт. Племена сменяют друг друга. Реке всё равно, кто живет на её берегу.

– Но мне не всё равно.

В этот момент послышались тихие шаги. В пещеру вернулась Хромая Лань с охапкой хвороста. Она села возле костра и принялась плавными движениями подкладывать ветки, что-то нашёптывая огню.

Лиисе недавно исполнилось тринадцать. Щуплая, смуглокожая, ростом она едва доходила Ормару до груди. На овальном лице выделялись большие лиловые глаза. Пепельные волосы свисали двумя длинными косами, а брови были чёрными, точно углём нарисовали.

Лииса родилась в другом племени, но жила среди беоров с малых лет. Ормар почесал шрам на руке и вспомнил тот давний миг, когда увидел её впервые. Стояла поздняя осень. Волосы Бродячего Волка ещё не тронула седая нить, а кожу покрывало меньше рубцов. Он странствовал по южным землям – там, куда не доплывали даже самые смелые купцы вендов.

Однажды утром Ормар наткнулся на шалаш в лесу. Внутри лежали мёртвые мужчина и женщина. Трупы не сгнили, а высохли как просоленная на солнце рыба. Бродячий Волк не заметил ран на их телах; по цвету волос он понял, что люди были ещё молоды и умерли от неведомой болезни.

Ормар собрался идти дальше, как вдруг услышал плеск, а затем что-то отдалённо напоминающее детский смех. Так, словно одновременно радовались волчонок и человек. Ормар пошёл на звук и за стеблями высокой травы увидел девочку возле ручья. Тощую, грязную, в одной лишь рваной набедренной повязке. Малышка только что поймала лягушку и жадно вгрызалась в сырую плоть маленькими зубками.

Бродячий Волк попытался заговорить с ней, однако, заметив чужака, девочка побежала прочь. Она неслась по лесу со скоростью козы, Ормар едва успел догнать её перед глубоким оврагом. Но даже тогда дикарка не сдалась. Она так глубоко укусила его, что остался рубец между большим и указательным пальцем. Но всё же ему удалось усмирить её.

Три дня Ормар провёл возле шалаша, угощая сиротку жареной рыбой и кореньями, показывая, как разводить костёр, и приучая её к своему голосу. Он узнал, что мать звали Хло-Хло, а отца Рум, но так и не понял, отчего они умерли. Себя девочка называла Лииса, по крайней мере, такое имя разобрал Ормар в её невнятном бормотании.

Бродячий Волк удивился, как падальщики до сих пор не обглодали трупы, а заодно не растерзали беззащитное дитя, и решил, что её хранили боги.

Ормар соорудил большую кроду, сложил мертвецов поверх толстых веток и поджёг. Он объяснил Лиисе, что так души родителей быстрее достигнут золотого очага Брандорга, где найдут новый дом. А когда покойники превратились в пепел, он заплёл девочке косу и повёл в своё племя.

Беоры без разговоров приняли чужеземку, ведь детей посылает богиня воды Веси, а отказываться от дара богов – значит разгневать их и накликать беду.

Первое время девочка жила в доме Ормара, но Бродячий Волк знал, что хорошего отца из него не получится. Вскоре тропа позвала его и Ормар оставил Лиису на попечение Тормода.

Боги не дали Седому Кедру детей, его жена давно умерла, а новой он не взял. С тех пор Лииса жила под его опекой, училась врачевать раны, познавать письмена и читать карту неба.

Когда пришло время, шаман Хаук провёл обряд и Лииса получила тотемное имя Лань. Но однажды она сорвалась с дерева, сломала бедро и с тех пор её прозвали Хромой Ланью.

– Ты стала выше. И красивее.

Девочка смущённо улыбнулась и поблагодарила Ормара кивком.

– К твоему следующему возвращению её уже возьмут в жёны. Все свадьбы пропустишь, – добродушно проворчал Седой Кедр.

Слова о свадьбе ещё сильнее смутили Хромую Лань. Она знала, что Тормод лукавит: среди беоров хватало молодых здоровых девушек, а её, хромоногую, никто замуж брать не собирался.

Бродячий Волк сел рядом с Лиисой:

– Я часто напевал твои песни у костра, особенно ночью, когда вокруг блуждали саблезубые волки. Они слушали их и уходили, не трогая меня.

– Ты так плохо поёшь, что даже зверь бежит прочь, прижимая уши, – крякнул от смеха старик.

– Хорошая песня, метко брошенный дротик и горящая головня творят чудеса. – Ормар подмигнул Тормоду.

– Песни сами приходят мне в голову, обычно, когда я стираю бельё на реке.

– Боги наградили тебя редким даром. Мало кто может так искусно сплетать слова с музыкой. Спой нам что-нибудь новое.

Лииса повернулась к костру и, глядя на пляску языков пламени, тихо запела:

– Огонь погас и ночь темна.

Я в лесу стою одна.

Ветка хрустнет за спиной —

Он охотится за мной.

На небо поднялась луна,

Стала мне тропа видна.

Человек идёт чужой,

Но с медвежьей головой.

Я бегу, а он быстрей.

Хочет съесть меня скорей.

Слышу его голос злой —

Не вернуться мне домой.

Мало что могло испугать Ормара, но, когда Хромая Лань закончила песню, кожа Бродячего Волка покрылась мурашками, точно он оказался без одежды на снежном пике.

Седой Кедр тоже поёжился и, пошамкав губами, сказал:

– Заварю-ка я травок, нутро хочу погреть. Раньше ты веселее слагала: про зорянку, однорога на лугу, рыбака и форель. А эта… бр-р-р-р.

– А мне по нраву пришлась. Сохрани эту песнь, Тормод. Не пожалей листа.

– Она сама и запишет. Наша Лань уже владеет бумажным языком не хуже тебя, – с нотками гордости буркнул старик.

Седой Кедр оставил Лиисе перо, а сам подошёл к полке, где стояли маленькие горшочки с травами. Ормар тем временем наблюдал, как Лииса старательно выводит на листе чёрточки и кругляшки. Писала она пока медленнее, чем учитель, но аккуратнее, не оставляя чернильных пятен.

– Может, ты сочинишь нам песню, которая отпугнёт лесные племена так же, как волков? – вздохнул Тормод.

В костре щёлкнула ветка, столп искр отразился в пурпурных глазах Лиисы, а ещё там мелькнула тревога:

– Мы же победим их?

– Да, если заключим союз с вендами. Каждый беор сильнее троих болотников или гнездунов, но они могут взять числом, как рыжие муравьи побеждают волосатого паука, облепив его со всех сторон.

– Наполни лучше железный горшок водой и повесь над огнём, – кашлянул Седой Кедр. – Речные люди встанут на сторону беоров только при кровном союзе с вождём, а Серый Медведь слишком горд, чтобы родниться с ними. Он женит Рерика на сестре Гисли, когда та чуть подрастёт.

– У Тераниса два сына.

– Нормак станет мужчиной лишь будущей весной.

– Союз можно заключить сейчас, а свадьбу с Маленькой Рыбкой сыграть позже, – продолжал настаивать на своём Ормар. – После победы Чёрный Кот переселится к вендам, так их старейшинам будет спокойней.

Лиисе стало грустно оттого, что Нормак вскоре может покинуть очаг. Но она ничем не выдала своих мыслей. Хромая Лань молча слушала спор старших, понимая, что война против лесных племён будет гораздо тяжелее, чем битва с горными кланами.

Вода в котле закипела. Тормод бросил в него три пучка трав из разных горшочков и принялся помешивать гладкой отполированной палкой. Он долго молчал, временами поглядывая на Ормара из-под седых бровей, затем тяжело вздохнул и покачал головой:

– Венды не примут этот залог. Вождём станет Рерик, а не Нормак. Младший сын для них такой же беор, как и остальные. Речной народ будет сражаться, только если на дочери их вождя женится Рерик… или сам Теранис.

От этих слов Бродячий Волк вздрогнул, точно кто-то ударил его хлыстом по спине:

– Старость лишила Тормода памяти? Серый Медведь давно женат.

– Много-много лун назад, когда беоры жили в Серебряных горах, а мой прадед ещё сосал сиську, мужчины нашего племени могли иметь по две жены, а вождь даже три.

– Ты хочешь вернуть то, что покрыто пеплом, – усмехнулся Ормар.

– Просто вспомнить утраченный обычай.

– Боги покарали нас за это. Даже у Брандорга всего одна жена – Химина! Как может человек иметь больше жён, чем бог солнца?

– Ты говоришь словами шаманов.

– А шаманы говорят голосами богов…

Старик презрительно фыркнул:

– Если боги захотят, они явят свою мысль всему племени, а не одному человеку, который глотает красные грибы, чтобы слышать голоса.

– Боги сожгли наш старый очаг.

– Серебряный рог не первая гора, которая извергла пламя и пепел. Такое случалось раньше и произойдёт снова, когда придёт час. И неважно, сколько у кого будет жён.

– Это оскорбит Солнечную Ольху.

– Ты ставишь её гордость выше всего племени?

Язык старика был изворотливым, словно хорёк, редко кто мог переспорить Тормода, вот и в этот раз Ормар понял, что попал в тупик, но мириться с этим ему не хотелось:

– Должен быть ещё путь.

Седой Кедр приблизился к костру, его борода стала красноватой в отблеске пламени, а лоб изрезали морщины. Тормод вновь умолк, погрузившись в раздумья.

Но тут неожиданно заговорила Лииса:

– Дядя Ормар брат вождя. Дядя Ормар великий воин и открыватель земель. И дядя Ормар… не брал жены.

Седой Кедр поперхнулся чаем, захохотал и хлопнул в ладоши так громко, что эхо отразилось от стен пещеры.

– Что скажешь, Бродячий Волк? Женишься на Маленькой Рыбке?

Ормар лишь кисло улыбнулся:

– Венды скорее выберут старика Эгиля, чем меня.

– Но почему? – удивилась Хромая Лань.

– Я больше времени провожу в чужих землях, чем в своём очаге. Мне не стать вождём, а значит, венды не пойдут драться ради такого союза.

– А если лесные племена затем пойдут на вендов?

– У них нет земли, – пожал плечами Тормод. – Нападать на речной народ – всё равно что сражаться со стаей рыб. Венды просто сядут в свои лодки, уйдут по реке и пристанут к другому берегу. Их очаг – паруса и весла.

Это объяснение показалось Лиисе недостаточным.

– У каждой реки есть конец, – заметила она.

– Сходи-ка лучше нарви нам медвежьего лука, – крякнул Седой Кедр.

Лииса покорно вышла, чуть прихрамывая на левую ногу. Ормар проводил её взглядом, в котором, как два весенних ручья, перемешивались нежность и жалость:

– Если мы их не остановим, уходите на юг. Сбереги её.

– Вождь не должен ставить свою гордость выше племени. Иначе племя должно выбрать нового вождя, – последние слова Тормод сказал почти шепотом, так чтобы они растворились в глубине пещеры, а затем добавил: – Время собраться Совету Копий.

Глава 5. Рерик Рыжий Зубр

Два десятка белоголовых гусей собрались у ручья. Они мерно переваливались с ноги на ногу, пощипывали траву и деловито гоготали вполголоса. Вожаки расположились по краям стаи, защищая молодняк и самок от лисиц, которые время от времени прокрадывались к очагу беоров.

Вдруг голоса стали более тревожными, птенцы сбились в кучу, а гусаки предостерегающе зашипели. Нормак быстрым шагом приближался к стае. Один из гусей вытянул шею и попытался ущипнуть его за ногу, но тут же получил острогой по голове, жалобно загорланил, взмахнул подрезанными крыльями и отскочил в сторону.

– Зажарю! – предостерегающе крикнул Чёрный Кот и пошёл дальше.

В прошлом году венды продали этих гусей беорам. Птиц хоть и одомашнили в южных землях, но инстинкты диких сородичей заставляли гусаков защищать стаю даже от хозяев.

Отец поручил Нормаку присматривать за ними, и первые недели Чёрный Кот ходил весь в синяках. Чуть зазеваешься, как толстый красный клюв с зазубренными краям сразу же норовит вцепиться в кожу. А самым злым и свирепым был огромный серый гусак, с которым Нормаку приходилось сражаться каждый день.

Но однажды утром Чёрный Кот подкараулил противника, схватил за шею и крепко завязал клюв. Самец промучился весь день без еды и воды. Нормак освободил голодного обессиленного противника только под вечер, и с тех пор гуси стали его побаиваться, хоть иногда ещё показывали гонор.

Сегодня за гусями присматривал Трёхзубый Эгиль, а Нормак торопился к друзьям, чтобы рассказать об охоте на вепря-колючку. Он нашёл их у Жёлтого ручья. Шириной тот был в тридцать шагов, а глубина порой доходила до плеч. Бруни Щербатый Беркут и Фроди Толстый Бобр стояли в воде по пояс и медленно шевелили ногами, чтобы поднять со дна лёгкую муть и привлечь рыбу.

Вот Бруни ударил острогой, гордо поднял над головой трепещущую добычу и вышел на берег. Фроди проводил его завистливым взглядом. Этот взгляд был хорошо знаком Нормаку: он сам часто так смотрел на своего более ловкого и удачливого товарища. Они все были одного возраста, вместе росли, играли, дрались и охотились. И все хотели стать вождями. Даже толстый неловкий Фроди втайне представлял, как однажды наденет ожерелье Стальных Клыков.

– Мы тебя искали!

– Я ходил на охоту… – ответил Нормак и, чуть помедлив, добавил: – С дядей Ормаром.

Бруни отхватил зубами большой кусок форели и спросил с набитым ртом:

– Кто больше убил зайцев?

– Мы не принесли зайцев.

– Плохая охота, – чавкая, покачал головой Щербатый Беркут, снова примериваясь к рыбе, которая продолжала трепыхаться на остроге.

– Мы убили вепря-колючку.

Нормак старался говорить безразличным тоном, хотя его распирала гордость. Слова достигли цели. Бруни выпучил глаза и открыл рот, но тут же закрыл его и с недоверием уставился на друга:

– Большой кабан? Или поросёнок?

Чёрный Кот показал длинный шип вепря:

– У меня таких десять.

– Сменяешь на лисий череп?

– Не, возьми один так. Второй Бобру отдам. Остальные самому пригодятся.

Бруни с благодарностью принял подарок. За последние дни Нормак стремительно разбогател: мать подарила ему новые стрелы, дядя Ормар отдал все когти и клыки горбатого медведя, а теперь ещё Чёрный Кот разжился шипами вепря-колючки.

Послышался громкий плеск. Это Фроди шёл к друзьям, но поскользнулся на валуне и плюхнулся в воду. Нормак и Бруни захохотали. Толстый Бобр потешал своей неуклюжестью всё племя: то он, собирая бортевой мёд, падал с веток, то умудрялся застрять в болоте там, где другие проходили много раз.

– Фроди, как улов?

– Толстый Бобр не попадёт даже в дохлую форель на берегу, – фыркнул Бруни.

– Он врёт, я поймал! Она спрыгнула с острия! Три шага не донёс, – пытался оправдаться толстяк.

– Фроди, как ты будешь сражаться с лесными племенами, если не можешь проткнуть рыбу?

– Он сожрёт их живьём, это Бобр умеет. – Бруни цыкнул слюной сквозь широкую щель между передними зубами. В этом он был мастер, его плевки летели на несколько шагов.

Нормак толкнул Бруни в бок и подмигнул:

– Если Фроди съест болотников, а Улла Хомячиха проглотит землероев, то остальных мы легко перебьём.

– Одной отрыжкой Толстый Бобр положит половину гнездунов, – захохотал Щербатый Беркут.

Фроди слушал всё это и улыбался. Он отличался удивительной толстокожестью к таким шуткам. Жизнь приучила. Начни он обижаться на каждый подкол, то перессорился бы со всем племенем.

– Так что ты говорил про кабана? – перевёл тему Толстый Бобр.

Нормак рассказал, как прошла охота, правда, без упоминания о том, как едва не оказался на клыках вепря.

– …а затем моя стрела пробила горло, колючка захрипел и подох, – приукрасил историю Чёрный Кот.

– Его уже, поди, жарят? Пошли, пока одни кости не остались, – сглотнув слюну, пробормотал Фроди.

– Ты съел две мои форели и опять хочешь жрать? – Бруни звонко шлёпнул приятеля ладонью по животу. Фроди громко дунул задним проходом, отчего друзья повалились от смеха.

Пока они беззаботно хохотали, выше по течению показался человек. Как только Нормак заметил его, то сразу перестал смеяться. Остальные тоже замерли. Лица человека было не разглядеть, но Чёрный Кот сразу узнал старшего брата по походке.

Рерик Рыжий Зубр шёл к ним, положив массивную палицу на плечо, в его заплечном мешке болтались три дротика, а у пояса висел длинный нож.

Беоры относились к рыжеволосым соплеменникам по-особому: считалось, что их отметил сам бог огня и солнца Брандорг, а потому рыжих причисляли к его любимчикам. Охотники всегда старались брать кого-то из «огненоголовых» на охоту, а рыжеволосые девушки раньше выходили замуж.

Если Нормак унаследовал многие черты матери, то Рерик пошёл в отца и деда. Ему достались их огромная сила и угрюмый нрав. Не зря ему выпал тотем зубра. С первых шагов Рерик походил на двуногого телёнка: широкая грудь, крепкий торс, кудрявая шевелюра, выпуклый лоб, могучая короткая шея.

При виде старшего братца Нормаку сразу захотелось убраться подальше. Вот только Щербатый Беркут продолжал неторопливо обгладывать рыбу, а Фроди принялся переворачивать камни в поисках угрей. Пришлось остаться. Чёрный Кот ещё надеялся, что Рерик свернёт в сторону и поднимется по берегу, но тот упорно шагал к ним.

– Чего без дела шатаешься? – Рыжий Зубр остановился и хмуро посмотрел на младшего брата.

– Я с охоты пришёл.

– Иди хворост собирай, – приказал Рерик.

– Дров достаточно.

Рыжий Зубр скинул заплечный мешок и бросил палицу. Он повёл широкими плечами, хрустнул шеей, точно разминался перед дракой.

Подозрительный взгляд из-под тяжёлых бровей скользнул по всей троице. Бруни швырнул хребет рыбины в воду и быстро слинял в реку с острогой, Фроди топтался на месте, стараясь не смотреть Рерику в глаза. А Нормак, наоборот, смотрел. Сейчас он видел в этом взгляде что-то ещё помимо привычной жестокости. Какой-то дикий огонёк сверкал в зрачках старшего брата. Его лицо становилось то свирепым, то растягивалось в странной улыбке. А ещё Рыжий Зубр слегка покачивался, точно пританцовывая под звук барабанов, которые слышал только он.

– Где отец?

– В ковальне. С дядей.

– Бродячий Волк в очередной раз вернулся в наш очаг, поджав хвост! – вдруг выпалил Рерик.

Нормак промолчал, зная, как легко получить оплеуху, если его слова не понравятся братцу. Зато неожиданно подал голос Бруни:

– Видно, в другую стаю его не принимают!

Рерик заржал и одобрительно посмотрел на Щербатого Беркута. А затем недовольно глянул на брата:

– Где клыки медведя, что он подарил тебе?

– Дома.

– Ты веришь, что Ормар убил горбуна? Чушь! Бродячий Волк нашёл его дохлым или добил раненого! Ему не одолеть горбуна в честном бою!

– Почем тебе знать? Ты там был?! – Обида за дядю придала Нормаку смелости.

Рыжий Зубр точно ждал такого ответа. Он схватил брата за волосы, пригнул к земле и стал пинать по заднице.

– Ты на кого шипишь, драный кот?!

Рерик не в первый раз устраивал брату трёпку при друзьях, но в этот раз Нормак не стал терпеть унижение. Он вцепился зубами в рыжую волосатую руку и прокусил кожу.

Рерик взревел от боли. Нормак отскочил в сторону и схватил острогу:

– Бродячий Волк убил медведя-горбуна в честном бою! Это ты умеешь добивать лишь раненых!

Ярость затуманила Рерику разум. Он вырвал острогу и повалил брата на берег. Кровь хлынула из носа Нормака. Рыжий Зубр легко, словно козлёнка, поднял Нормака над головой, а затем резко швырнул на мелководье.

Рерик замахнулся на Фроди, тот попятился, запнулся о камень и свалился на задницу. Бруни замер в воде, чтобы не попасть под горячую руку. Рыжий Зубр презрительно фыркнул и пошёл к очагу.

Прохладная вода обтекала Нормака со всех сторон, облегчая боль. Он лежал лицом вниз и медленно плыл по течению. В голове шумело, Чёрный Кот не понимал, где находится, только чувствовал смутный страх перед пробуждением. Кислород закончился, он вдохнул, но вместо воздуха в лёгкие хлынула вода.

Бруни и Фроди резко подняли друга. Он кашлял и махал руками, голова кружилась, кровь стекала по волосам. Нормак открыл глаза и принялся искать взглядом острогу, чтобы поквитаться с братом. Но, сделав пару шагов, снова упал в ручей.

– Волчьи яйца, где он?!

– Ушёл, – облегчённо выдохнул Толстый Бобр.

Щербатый Беркут с сочувствием осмотрел разбитую голову приятеля:

– Чего он на тебя набросился?

– Я сказал, что дядя убил горбуна в честном бою.

– Только и всего? Хорошо, что у меня нет старшего брата, – усмехнулся Бруни.

– Зато есть сестра, которая щипается больнее гусей, – попытался пошутить Фроди.

– Просто ей нравится твоё большое пузо.

– У меня не только пузо большое, а ещё вот это. – Толстый Бор сжал пах. – Она, как увидит, живо подол задерёт.

– Тронешь мою сестру – я скормлю окуням твои яйца!

Бруни схватил Фроди за шею, завязалась потасовка. Нормак не обращал внимания на эту возню. Он думал лишь о Рерике. Чёрный Кот вспомнил рассказ Ормара о том, как Теранис размозжил голову обидчика, не глядя на то, что противник был старше и сильнее.

«Бросить вызов Рерику? Но как одолеть его? И даже если одолею, как убить? Он же брат!»

Нормак признавал, что ему не хватит духа повторить поступок отца. Он чувствовал себя слабым. Самым слабым в их древе. В такие секунды ещё сильнее хотелось уйти из племени и бродить в одиночестве как дядя Ормар.

Слёзы подступили к глазам. Чёрный Кот плеснул воды в лицо и зажмурился. Страх опозориться перед друзьями пересилил горечь обиды. Нормак поднялся. В голове чуть улеглось, деревья, земля и небо прекратили тошнотворную пляску и вернулись по своим местам.

– Покажи голову матери, – посоветовал Бруни, – вдруг она треснула как земляной орех?

– Да, жёстко он тебя приложил, – кивнул Фроди.

– Заживёт, – буркнул Нормак.

Только раз в жизни, ещё совсем малышом, он пожаловался родителям на тумаки старшего брата, но вместо сочувствия получил такой шлепок от Тераниса, что навсегда усвоил урок. В его древе лучше сразу было родиться мёртвым, чем слабым и плаксивым.

Глава 6. Быстроногий

Запах жареного мяса защекотал желудки. На подходе к очагу Фроди и Бруни ускорили шаг. Нормак, несмотря на голод, отделился от друзей и направился к загону, ему хотелось побыть в одиночестве и как можно дольше не пересекаться с Рериком.

На окраине очага беоров, в загоне под старым дубом щипал траву однорог по имени Быстроногий. Его чёрная шерсть сливалась с ночным небом, а серебристая грива и хвост напоминали цветом лунную дорожку на реке. Жеребец приветливо фыркнул. Нормак перемахнул забор, погладил мягкий нос и одним прыжком взобрался однорогу на спину.

– Давай сбежим? Ускачем далеко-далеко, где нас никто не найдёт. – Нормак лёг, прижавшись щекой к жёсткой гриве. – А лучше вернёмся в Звенящие Холмы.

Быстроногий взмахнул хвостом, отгоняя мух и наклонился к траве. Много лет назад он вместе с белой кобылицей Молнией покинул родной табун и отправился с беорами искать место для нового очага. Но Быстроногий до сих пор помнил запах ветра Звенящих Холмов.

Нормак почесал жеребца за ухом. С малых лет он знал эту историю, но часто перед сном просил мать повторить её снова. И она рассказывала. Рассказывала про то, как её отец подарил на свадьбу двух однорогов: Теранису – Быстроногого, а ей белую кобылицу – Молнию. Затем Аста отправилась вместе с беорами в долгий и тяжёлый путь, пока они не нашли Долину Родников.

Внезапно Молния заболела. Солнечная Ольха пыталась помочь ей всеми силами, но кобылица умерла. Аста говорила, что это от тоски, умалчивая о том, как сама едва пережила дорогу и разлуку с родным племенем. Быстроногий тяжело переживал утрату подруги, сильно исхудал, однако Солнечная Ольха сумела его выходить. С тех пор прошло почти двадцать лет.

Нормак перевернулся на спину, положил руки под голову и беззаботно свесил правую ногу. Сейчас он чувствовал себя в полной безопасности, кроме него из всего племени только отец и мать без страха прикасались к Быстроногому, остальные держались подальше. Даже могучий Рерик после нескольких укусов оставил попытки подчинить себе жеребца.

– Ты помнишь дорогу в страну айхонов? Ты смог бы найти свой табун?

Быстроногий качнул головой, точно хотел сказать: «Да». Айхоны утверждали, что однороги самые умные существа после людей. И даже умнее. Во время брачных поединков победивший жеребец не убивал побеждённого, а сохранял ему жизнь, чтобы не ослаблять табун. У людей же драка обычно заканчивалась смертью. Не говоря уже о войнах.

– Я никогда не видел Звенящих Холмов, но иногда они снятся мне. Я точно знаю, что это они. Мама рассказывала про широкие луга с высокими травами, про голубые озёра, про вольных однорогов… Я всё это вижу в своих снах.

Быстроногий насторожился. Его ноздрей достиг едва уловимый запах саблезубого волка. Но однорог волновался скорее за маленького человека на своей спине, чем за себя. Вскоре жеребец успокоился. Хищник тоже почуял людей и поспешил убраться подальше от очага беоров.

Редкий зверь посмел бы напасть на Быстроногого. Ростом он был с каменного зубра, на две головы выше Нормака, а шириной груди уступал этим огромным быкам лишь немного. Разве что горбатый или косматый медведь рискнул бы схватиться с ним, но от таких противников жеребец мог легко убежать. А вот дерзкому волку Быстроногий без раздумий разбил бы голову гранитными копытами или пронзил насквозь длинным рогом.

– Сегодня я почти убил вепря. А вепрь почти убил меня. Если бы не копьё дяди, я бы лежал на кроде, а не на тебе. – Нормак вновь ощутил головокружение и закрыл глаза. Он слился в одно целое с этим могучим неутомимым зверем, чувствуя себя таким же сильным и бесстрашным. Но счастливое мгновение длилось недолго. Нормак услышал своё имя и очнулся.

– Номи.

Возле загона стояла мама. Только она во всём племени так ласково называла Нормака. Вечерний сумрак стёр очертания её лица, оставив лишь силуэт. Быстроногий радостно всхрапнул и направился к Асте.

Солнечная Ольха погладила любимца и протянула сладкие клубни земляной груши. Зубы жеребца могли легко откусить тонкие женские пальцы, но он взял угощение с такой осторожностью, что Аста почувствовала на ладонях лишь тёплое дыхание.

– Бруни с Фроди вернулись без тебя и едят кабана.

Чёрный Кот перевернулся на живот, продолжая лежать на Быстроногом.

– Я не голоден.

– Всё равно идём. Скоро Совет Копий.

– Зачем я там?

– Ты должен слушать и учиться. Смотри за старшими, наблюдай, запоминай.

– Всё равно вождём мне не стать. Отец отправит меня добывать железные камни.

Аста вздрогнула:

– С чего ты решил?

– Золотая Форель сказал мне об этом.

– Его следовало бы назвать Золотой Сорокой. Он трещит, о чем знает и не знает.

– Гисли – друг Рерика.

– Ты ещё мал для рудников. Я поговорю с Теранисом.

Нормак усмехнулся. Впервые он не обиделся на то, что его назвали маленьким. В копях Ярлога стучали топорами в основном те, кто пошёл против законов племени или впал в немилость вождя. А ещё рабы из враждебных горных кланов. Сегодня добывать железные камни отправили болотника, пойманного у реки. Либо это, либо смерть. Но все понимали, что хилый квакун протянет там недолго. В рудниках не водились медведи или полосатые рыси, однако люди гибли и калечились там чаще, чем в лесах.

Иногда в шахты ссылали молодых дерзких воинов. Остудить пыл да мозгов добавить. Ненадолго, всего на пару лун. Ерунда для тех, кто годами таскал на себе камни в недрах горы. Но иным хватало и этого, чтобы вернуться в очаг с «грудным барсуком». Они жаловались, что в холода кто-то словно роет норы в их лёгких, плевали кровью и часто кашляли. В охотники такие не годились. И жёны им доставались самые дурные да нескладные. Если вообще доставались.

Но если вождь велел идти в копи, приходилось повиноваться. Иначе изгнание. Тут не помогали ни прошлые заслуги, ни слава родового древа. Теранис и Ормар тоже прошли через это.

Однажды по молодости они сцепились как настоящие медведь и волк. Брат чуть не перегрыз горло брату. Тогда Ньорд Железный Ворон отправил сыновей в рудник на всю весну, приковав их друг к другу цепью. Бог-кузнец оказался милостивым. Теранис и Ормар вернулись худыми, но без увечий. Было это ещё в Серебряных горах, до того как пробудился вулкан и беоры покинули старый очаг.

Нормак согласился бы провести в руднике целый год, лишь бы заслужить уважение отца:

– Я не боюсь. Тот, кто пройдёт копи Ярлога, обретёт его силу.

– Или боль в груди на всю жизнь.

– Болью меня не испугать.

Глубокая складка печали прорезалась между бровей матери:

– В ковальне Теранис много раз бьёт молотом по наконечнику копья, чтобы сделать его острым. Железо раскаляют докрасна, а затем бросают в холодную воду, где оно шипит от боли. Зато после этого наконечник становится прочнее камня и пронзает любого врага. Так же и с тобой. Отец хочет сделать тебя сильнее.

Нормак угрюмо кивнул. Все отцы время от времени лупили сыновей, однако Нормаку казалось, что он самый тупой «наконечник копья» в племени, раз ему доставалось в три раза больше ударов, чем остальным.

Солнечная Ольха ощутила горький привкус лжи на языке. Она сама не верила в то, что говорила, но по-другому утешить сына не умела. Аста посмотрела на небо, где появилась тонкая растущая луна.

– Химина проснулась и приоткрывает око. Здесь луна кажется ближе, чем в Звенящих Холмах.

– Ты хотела бы вернуться к айхонам?

– Мой дом теперь здесь.

От Нормака не скрылось, как мечтательно засияли глаза матери. Аста перенеслась в пору юности, вспомнила семью, подруг, родной дом и землю.

Жеребец фыркнул и тихо заржал, ощутив тоску Солнечной Ольхи. Однороги обладали такой же памятью, как и люди. Быстроногому до сих пор снился табун с бесстрашными вожаками, красивыми кобылицами и беспечными жеребятами. Теперь же он скакал только наперегонки с одиночеством.

Нормак резко спрыгнул с Быстроного. От встряски всё вновь поплыло перед глазами, пришлось схватиться за изгородь, чтобы не упасть.

– У тебя кровь на ухе. – Аста протянула руку к Нормаку, но тот отстранился:

– Я поскользнулся на камне. Просто кожу содрал.

Солнечная Ольха подозрительно оглядела сына, однако промолчала. Проще было поймать форель голыми руками, чем вытянуть признание из Нормака.

Глава 7. Хаук Слепой Филин

Шаман Хаук Слепой Филин вытачивал ножом деревянную фигурку иглозуба. Так беоры прозвали диковинных зверей, которые стали проникать из южных лесов. Обликом иглозубы издалека походили на крупных бобров, с таким же плотным, жёстким мехом, только хвост был тонкий и гладкий, как у крысы.

Казалось бы, зверёк с виду неприметный да неопасный, но стоило твари открыть пасть, как шарахались самые закалённые охотники. У иглозуба не было верхней и нижней челюстей, рот его широко распахивался в стороны, точно ворота. Перепёлку, зайца, мелкого кабанчика он мог проглотить целиком, а когда попадалась добыча покрупнее, иглозуб вцеплялся в неё длинными зубами. Жертва быстро цепенела, яд сковывал мышцы, сердце останавливалось. Иглозуб не умел жевать мясо – он пронзал клыками шкуру, впрыскивал фермент, растворяющий плоть, и высасывал добычу, оставляя после себя лишь мешок с костями.

Бегал иглозуб не очень резво, зато своими короткими когтистыми лапками мог рыть глубокие ямы и норы, в которых устраивал засады. Мясо его отдавало тухлятиной, поэтому беоры специально не охотились на иглозубов, но при случайной встрече старались убить тварь. Уж больно омерзительной она казалась. Да и с появлением иглозубов в окрестных лесах заметно поубавилось зайцев, птиц и другой мелкой дичи.

Но Хаук считал, что каждое животное, даже самое отвратное, было угодно богам. Неугодных они истребляли. Шаман вырезал на деревяшке глаза, подобие пасти, набросал линию хвоста и лап. С каждой упавшей стружкой фигурка приобретала всё более схожие с иглозубом черты. Таких тотемов у беоров ещё не было, но две ночи назад шаману приснился иглозуб. Много иглозубов. Они шныряли по очагу, заглядывали в дома, пугали детей, однако никого не трогали. Шаман счёл это знаком: боги повелели ему создать новый оберег.

Слепой Филин закончил работу и сунул фигурку в мешок. Несмотря на прозвище, ослеп он лишь наполовину, паутина бельма затянула правый глаз, зато левый подмечал то, что другие не видели. Или не хотели видеть.

Шаман знал тайну Ормара. Чтобы открыть её, не требовался дар общения с богами, стоило лишь внимательнее смотреть на лица. И в души. Этот навык тренировался с годами, но не зря Хаук дожил до почтенных седин, старше его в племени был только Тормод.

Между горными Клыками поднимался молодой месяц. Острый как лезвие, он разрезал чёрную небесную шкуру. Сегодня предстояла Ночь имён. Каждый ребёнок, проживший двенадцать лун, получал свой тотем – фигурку животного или растения.

Но кроме обряда, сегодня беоров ждало и другое событие – Совет Копий. В последний раз его собирали перед битвой с горными кланами. Тогда Хаук выпил целый горшок горькой настойки из дурманных трав, съел горсть сушёных красных грибов, дабы узнать волю богов. И Брандорг ответил ему. Он явился в шкуре золотого медведя, с огненным топором, верхом на огромном серебряном однороге. Шаман растолковал это как грядущую победу. Тогда боги заняли их сторону, вняли их правде. Но в предстоящей войне никто не гарантировал их милость.

«Боги ревнивы. Боги капризны. Боги жестоки. Я просил Тераниса принести пленного квакуна им в жертву, но он отказался. Глупец. Если лесной народ переманит их на свою сторону… Если они принесут им больше…» – Хаук съёжился от этих мыслей.

Племена называли богов разными именами, но все молились одному и тому же: солнцу, небу, воде, земле, огню. Слепой Филин знал, что богам неважно, как их называют. Они ценят только то, насколько им усердно поклоняются.

Чтобы задобрить Брандорга, Теранис выделил шаману трёх коз и двух гусей. Хаук провёл ритуал, но опасался, что этого мало. Другое дело – кровь человека. Вот уж что любят боги, иначе зачем им так часто стравливать племена?

Слепой Филин взял мешочки с тотемами, выбрался из хижины и заковылял к огням на поляне. Ходил он медленно из-за врождённого увечья: левая нога была короче правой. Какой из такого охотник и воин? К тому же Хаук с первых лет жизни отличался слабым здоровьем. Дети, подобные ему, жили недолго, но мальчика взял под опеку старый шаман. Он поил его особыми травами, кормил редкими кореньями, постепенно передавая свои знания.

Так Слепой Филин пережил многих крепких воинов. Годы сгорбили, но не сломили его. Хаук не торопился в очаг Брандорга, его всё устраивало и в своём.

На большой зелёной поляне горело несколько костров, часть уже потухла, и над раскалёнными углями шкворчало мясо. Ночь имён была своего рода праздником, но сегодня лица беоров омрачала тревога. Никто не улыбался, женщины испуганно озирались по сторонам, прислушиваясь к шорохам ночи и прижимая к себе детей, а мужчины хмуро переговаривались. Близилась большая война. Молодые воины пытались бравировать, хвастаясь между собой, кто сколько прикончит врагов, а матёрые, закалённые в битвах беоры напряжённо смотрели на огонь, словно пытались разглядеть в нём своё будущее.

Но Хаук считал, что видеть будущее и знать волю богов даровано лишь избранным. Таким, как он. Шаман бросил в рот пригоршню сушёных красных грибов, разжевал и запил водой – таким был кратчайший путь к знанию потустороннего.

Слепой Филин сел на шкуру оленя, поставил рядом глубокую глиняную чашку, поместил в неё фигурки тотемов, закрыл глаза и принялся раскачиваться из стороны в сторону. Грибы подействовали. Вокруг тихо забили в барабаны. Шаман достал из мешочка порошок из дурманных трав и бросил в огонь. Пламя ответило снопом искр, от костра потянуло сладковатым дымком.

Хаук тихо запел. Его низкий хриплый голос стелился над полем точно осенний туман. Сердца молодых матерей застучали учащённо. Беоры верили, что тотем предопределяет судьбу ребёнка, поэтому с трепетом ждали воли богов.

Слепой Филин открыл глаза. Всем вокруг показалось, что бельмо шамана вспыхнуло и засветилось, точно Брандорг наполнил его тайным знанием.

– Подойди. – Хаук сделал знак Малой Лосихе. Женщина с годовалой девочкой на руках опустилась перед шаманом на колени.

Малышка спала. Слепой Филин положил ей на лобик шершавую морщинистую ладонь, посмотрел на небо и вновь зажмурился. Так он просидел с минуту. Затем тяжело вздохнул, точно узрел всю жизнь дитя, и, не разлепляя век, достал из чаши фигурку черепахи:

– Возьми.

Женщина поцеловала руку шамана, приняла тотем и удалилась с ребёнком на своё место. Она мельком улыбнулась мужу, тот удовлетворённо кивнул. Черепаха – это хорошо. Они водились ниже по течению Шуршавы – там, где круглый год стояло тепло, но беоры многое знали об этих зверях. Черепахи жили долго, имели крепкий панцирь, защищающий от врагов, и славились высокой плодовитостью. Славный тотем для дочки.

Затем настала очередь мальчика по имени Йон. Шаман повторил ритуал и вынул из чаши фигурку дятла. Мать почтительно поклонилась, так среди беоров появился новый Йон Дятел.

Эффект от грибов усиливался. Временами Хауку казалось, что небо опускалось так низко, что облака касались его плешивой макушки, а в следующую секунду воздух становился жидким, точно вода: стекал по коже, пропитывал накидку и тут же испарялся. Слепой Филин привык к этим причудам сознания и спокойно наблюдал со стороны за ощущениями. В маленьком грибе таилась большая страшная сила, так же как в одной искре скрывалась мощь лесного пожара и только обученные шаманы могли её контролировать.

Ночь имён спокойно шла своим чередом. Сегодня по воле богов Хаук вытянул ещё тотемы рыси, барсука, осоки, однорога, кислянки, седцелиста, коршуна, окуня, воробья, косматого медведя и крольня.

Ринда Тихая Зорянка с сыном подошла к шаману последней. От прикосновения Хаука ребёнок проснулся и заплакал. Но Слепой Филин не убрал руки. Его брови сдвинулись, лоб вспотел, пальцы задрожали. Ринда с беспокойством вглядывалась в напряжённое лицо шамана. Спустя несколько мгновений он передал ей тотем.

– Кто это? – удивилась Тихая Зорянка.

– Иглозуб.

Во взгляде женщины мелькнули страх и обида. Она растерянно оглянулась на мужа. Тот сердито таращился то на жену, то на шамана.

– Отродясь таких среди беоров не было, – прохрипел отец мальчика.

– Боги послали мне знак. Я исполнил их волю. Иглозуб хитёр, осторожен и беспощаден. Он отличный охотник. Его обходят стороной волки и полосатые рыси. Чем плох такой тотем?

Мать не нашла, что ответить, отец тоже промолчал. Не в их власти было спорить с богами. Взяв на руки первого иглозуба в племени, Ринда вернулась к мужу, прижалась к нему и тихонько заплакала.

Постепенно все родители с детьми разошлись по домам, а Слепой Филин продолжал сидеть и напевать свою песню. Грибы ещё действовали, спешить было некуда. Как знать, может, это последняя Ночь имён, что ему удалось провести. Надвигалась война. К следующей луне от беоров могла остаться лишь кучка золы в костровище да груда костей на поляне.

Глава 8. Совет Копий

Шаман с кряхтением опёрся на клюку, поднялся и заковылял к Теранису. Воинам хотелось начать Совет, но Серый Медведь терпеливо дожидался, когда закончится ритуал. Мешать древнему обычаю не смел даже вождь.

– Слепой Филин взывал к Брандоргу?

– Слепой Филин старался, но пока будущее покрыто туманом, – угрюмо ответил Хаук.

– Может, ты съел мало грибов? – усмехнулся Гисли Золотая Форель.

– Больше не значит лучше. Я знаю меру. – Шаман скользнул взглядом по лицу Рерика. Старший сын вождя сидел молча, затачивая шершавым камнем старый топор.

– Время Совета Копий! – Голос Тераниса прогремел над очагом, заглушив все разговоры. Воины обступили вождя, а шаман, напротив, отсел подальше, чтобы здоровый глаз меньше слезился от дыма.

Нормак наблюдал со стороны. Право голоса у него появится только спустя четырнадцать лун, если вообще появится. Но слушать Чёрному Коту никто не запрещал.

– На нас идёт вождь по имени Бату. Он ведёт болотников, землероев, логовичей, гнездунов, дубравников. С ним озеряне и поляне. Их больше. Но они не знают железа. Лесные племена делают наконечники стрел из костей и зубов, топоры из камня, а острия копий обжигают в огне, чтобы придать им крепость. Их тела защищают лишь шкуры.

– Мы сокрушим их!

– Пусть идут!

– Беоры потомки медведей! Нет зверя сильнее медведя!

– Смерть болотникам! Смерть гнездунам! Смерть землероям!

Воинственные крики раздавались со всех сторон. Мужчины рвались в бой, они уже предвкушали, как проломят черепа, вспорют животы и пронзят сердца противников. Но их пыл остудил голос Тормода:

– Хороший охотник может убить стрелой и с костяным наконечником. Деревянное копьё глубоко пронзает тело в ближнем бою. Каменный топор крушит головы так же, как и железный. А ещё лесные племена умеют добывать яд из лягушек и змей. Что мешает им обмазать ядом каждое остриё? Их преимущество в численности. Пять стрел против одной нашей.

Крики смолкли и перешли в ропот. Теранис с подозрением покосился на Седого Кедра: «Неспроста он открыл дряблый рот».

Тормод, опираясь на почерневшее от времени копьё, которым он давно не пользовался по назначению, приблизился к костру. Пламя дыхнуло жаром и осветило сухую фигуру старика. Седой Кедр обвёл взглядом знакомые лица: молодые – с первым пушком над губой и морщинистые – покрытие шрамами и бородами, суровые мужские и грустные женские, свирепые и напуганные.

– Что будет, если каждый беор убьёт двух врагов? Лесное племя потеряет половину воинов, а мы – всех. Что будет, если каждый беор убьёт по пять врагов? Наши племена исчезнут. Мудрый медведь не захочет драться со стаей саблезубых волков из-за тощего кролика. Даже если он разорвёт их всех, то сам ослабнет от ран. Тогда его добьёт другой медведь.

– К чему клонит Седой Кедр? – крикнул Хрут Кривой Кабан.

– Избежать битвы – значит выиграть битву.

Гисли ударил в костёр древком копья, отчего во все стороны полетели искры:

– Беоры не бегают от врагов! Беоры делают чаши из их черепов, а из костей мастерят погремушки для младенцев!

Остальные яростно зашумели, поддерживая Золотую Форель. Тормод с грустью наблюдал, как гордыня соплеменников берёт верх над разумом.

«Они хотят умереть героями в бою и отправиться пировать в золотой очаг Брандорга, но не думают, что станет с их жёнами и детьми. Каково им будет жить в рабстве, обгладывая скелеты протухших крыс?»

– Избежать боя не значит бегать от врагов!

Все обернулись на Ормара. Тот стоял по другую сторону от костра и Седого Кедра. На груди Бродячего Волка чернело богатое ожерелье из когтей и зубов побеждённых хищников.

– Страх останавливает полосатую рысь перед прыжком. Страх заставляет бизонов нестись прочь всем стадом. Страх сжимает сердце человека сильнее, чем кольца удава антилопу.

– Чем же мы напугаем лесные племена? Храпом Седого Кедра? Или толщиной задницы Уллы Хомячихи? – прошепелявил Трёхзубый Эгиль Крапива.

Беоры захохотали. Даже Теранис позволил себе улыбнуться на секунду. Но смех быстро затих, теперь воины с надеждой смотрели на Бродячего Волка.

– Лесные племена думают, что нас мало. Они должны увидеть, что нас много. Тогда одни дрогнут!

Крапива кашлянул и посмотрел по сторонам:

– Бабы не успеют нарожать целое племя к следующей луне.

– Это племя зовётся вендами. – Ормар посмотрел туда, где текли воды Шуршавы.

Беоры вновь загомонили. Одни соглашались заключить союз с соседями, другие считали их слишком слабыми и трусливыми. Но обе стороны понимали, что венды не согласятся рисковать жизнью просто так.

– У вождя речного племени младшая дочь скоро войдёт в пятнадцатую зиму, – продолжал Ормар, чувствуя взгляд брата. Этот взгляд казался тяжелее гранитного валуна. – Кровный союз склонит их на нашу сторону.

– Рерик не женится на Маленькой Рыбке. Он возьмёт невесту в своём очаге.

Тихий голос Серого Медведя заставил заткнуться даже самых горластых соплеменников. Рыжий Зубр, услышав своё имя, впервые за весь Совет поднял голову и перестал точить топор. Казалось, что ему и вовсе не было дела до предстоящей войны.

– Я говорю не про Рерика.

– А про кого? Второго? – Презрительная усмешка тронула губы вождя.

Нормак вздрогнул. Теперь всё племя уставилось на него. Одни ухмылялись так же, как Теранис, другие глядели с сомнением, третьи – с надеждой. Чёрный Кот не хотел жениться, тем более на девчонке с перепонками на ногах. Хотя браки между племенами уже случались, но обычно так поступали самые слабые из беоров. Тем, кому не доставалось пары в своём племени, брали жену в чужом и переходили в очаг вендов до конца дней.

Серый Медведь скрестил руки на груди, его мышцы напряглись. Ормар глубоко втянул носом воздух и затаил дыхание. Медведь и Волк стояли друг против друга точно перед схваткой.

– Маленькую Рыбку должен взять Теранис!

Вождь онемел. Он не знал, смеяться ему или браниться. Слова Ормара парализовали его точно яд гадюки. Но вместо Тераниса ответил шаман Хаук:

– Бродячий Волк потерял память в дальних странствиях? Жена Серого Медведя жива и здорова, хвала богам!

Аста сидела неподвижно, слушая шушуканье за спиной. Её сердце стучало быстро как у зайца, ладони вспотели, в животе онемело, точно она проглотила ледышку.

– В старые времена беоры могли брать по две жены. У Матса Длинного Угря было целых четыре. В моей пещере есть кувшин, где хранится запись о нём и других вождях, – вновь подал голос Тормод.

– Все помнят, чем закончились старые времена! Брандорг наказал беоров! Он велел Ярлогу разжечь пламя в горе! Его гнев был страшен! Огненный дождь и пепел уничтожили наш очаг!

– Я помню ту ночь так же, как и ты, Слепой Филин. Тогда меня звали ещё просто Кедром, а не седым, как сейчас. Но горы закипают не от количества жён. То лишь всполохи огромного костра, что горит под земной твердью. И нам неведомо, где и когда это случится.

– Ярлог разжигает горнила в разных землях. Я видел пять дымящихся гор. – Ормар поднял руку над головой и растопырил пальцы. – Видел, как они бурлили, точно железный горшок с водой над костром. Но те места были безлюдны, гнев богов никого не мог там покарать. Тогда зачем он?

– Тебе неведома воля богов! – крикнул Хаук. – У Брандорга лишь одна жена. Как смеет человек иметь больше, будь он даже вождь?!

– Так говорили старые шаманы, но разве шаманы не ошибаются? В прошлую весну ты гадал на козьих кишках и сказал, что лето будет сухим, а две луны лили дожди.

Слова Седого Кедра нашли отклик в сердцах беоров. Хаук кричал, брызгал слюной и стучал клюкой, призывая сохранить прежний порядок, но всё больше воинов принимали сторону Тормода и Ормара.

– Будь я Брандоргом, то чаще жмяхал бы свою жену, а не считал чужих, – прокряхтел Крапива, вызвав новый взрыв хохота.

Слепой Филин побагровел при этих словах, но промолчал. Он понял, что проиграл схватку Седому Кедру. Теперь всё зависело от Тераниса.

Вождь посмотрел на Солнечную Ольху. Жена смиренно сидела между двумя приручницами, ожидая своей участи. В её родном племени муж не мог взять вторую жену, пока дышала первая. Аста долго прожила среди беоров, но сейчас ощутила себя чужой. Горечь обиды и ревности уже растеклась по её крови, но больше всего Солнечную Ольху ранило то, что эту мысль подал Ормар.

Бродячий Волк точно почуял её упрёк и отошёл в темноту. А Тормод продолжал говорить в свете костра:

– Рерик станет вождём после Серого Медведя. Он так же могуч и бесстрашен. Дети Тераниса и Маленькой Рыбки никогда не будут править беорами, но всё равно этот союз наполнит гордостью сердца вендов. Гордостью и храбростью! Они направят свои луки на лесные племена, помешают воинам Бату переправиться через реку и помогут их сокрушить.

В рядах беоров зародился рокот, который быстро перешёл в стройный клич:

– Союз! Союз! Союз!

Вот уже половина племени подхватила его и скандировала всё громче:

– Союз! Союз! Союз!

Воинов больше не пугали слова шамана о гневе богов, тем более что многие поколения спокойно жили и при старых порядках с двумя-тремя жёнами.

– Союз! Союз! Союз!

Взгляды Тераниса и Асты встретились. Серый Медведь видел, как в её изумрудных глазах гордость борется с покорностью, а ревность сражается со страхом перед будущим. Он знал, что причинит ей боль, если приведёт в дом вторую жену. Измена считалась среди айхонов преступлением. Своенравные, как однороги, люди её племени выбирали себе пару на всю жизнь, и даже после смерти одного из супругов второй часто предпочитал одиночество новому союзу.

Вождь поднял копьё и вонзил в землю. Племя умолкло, ожидая его решения. Слышался только треск дров да голодный вой шакалов за рекой. Вождь посмотрел на Рерика с Нормаком, повернулся к брату и остановился взором на Асте. Жена больше не глядела на него – она теребила браслет на запястье. Тот самый, что Теранис надел ей на свадьбе много-много лун назад.

– Отправляйте быстроходов к вендам. Серый Медведь и Маленькая Рыбка смешают свою кровь.

Вопли радости огласили Долину Родников. Даже костры сильнее затрещали искрами, точно ликовали вместе с людьми. Загремел барабан, ему вторили дудки, начались боевые пляски, воины прыгали сквозь пламя, чтобы показать бесстрашие и одновременно впитать в себя силу Брандорга. Тот, кого коснулась пылающая длань бога огня и солнца, получал его защиту в предстоящей битве.

Но внезапно веселье прервали пронзительные крики:

– Враг у реки!

– Лесные племена!

– Они здесь!

– Вторжение!

Женщины закричали, схватили детей и бросились к вождю. Часть беоров охватила паника. Начался хаос. Одни хотели немедленно броситься в бой, другие с опаской косились на тёмную чащу за рекой. Самые трусливые надеялись укрыться в горах и дождаться, пока противник уберётся восвояси.

– Венды нам не помогут, – усмехнулся Теранис и выдернул копьё из земли.

Гисли Золотая Форель схватил палицу:

– Болотник сказал, что Бату нападёт через половину луны! Он специально обманул нас! Я выпущу квакуну кишки! В его гнилом языке больше лжи, чем яда в цветной жабе!

– Только глупец может верить пленнику! Вот вам и гнев Брандорга! Вы хотели нарушить закон единобрачия – теперь он погубит за это всё племя! – злобно сплюнул Хаук.

Седой Кедр оттолкнул шамана:

– Замолкни, трусливый филин! Мы ошиблись лишь в том, что слишком поздно решили заключить кровный союз с вендами.

– Хватит болтать! Нельзя позволить лесным племенам переправиться через Шуршаву, – рявкнул Серый Медведь.

Рерик встал рядом с отцом, вооружившись двумя топорами. Нормак тоже решил присоединиться, но Теранис пригрозил ему копьём:

– Отправляйся с матерью!

– Я мужчина! Я могу сражаться! – возмутился Чёрный Кот, но тут же сам испугался того, что осмелился перечить отцу. В другое время Теранис влепил бы ему звонкую затрещину и отправил пинком в лужу, но сейчас некогда было заниматься воспитанием.

– Вперёд, беоры! Покажем лесным шакалам ярость медведей!

– Постой! – Тормод преградил вождю путь. – У реки нас ждёт только смерть. Берег длинный, а врагов много, они всё равно переправятся и окружат нас.

– Хочешь дождаться их здесь?!

– В узком русле достаточно одного бревна, чтобы перекрыть поток. Направим лесные племена туда, где они не смогут развернуться.

– О чем ты, старик?!

– Времени мало. Там понадобятся все: и женщины, и дети. – Седой Кедр посмотрел на Нормака. – Готовь лук со стрелами, Чёрный Кот.

Глава 9. Вторжение

Лесные племена разделились и начали переправу одновременно в трёх местах, но так, чтобы слышать сигналы друг друга. Штурмовые отряды плыли, толкая перед собой плоты с оружием. С берега их прикрывали лучники.

Бам! Бам! Бам!

Среди деревьев глухо ударили в барабаны, и новые воины погрузились в реку. Коренастые болотники, низкорослые гнездуны, сгорбленные землерои, волосатые как звери логовичи – большие и малые лесные племена тремя потоками вливались в воды Шуршавы.

Небольшой отряд разведчиков во главе с Ормаром наблюдал за противниками. Молодой месяц светил слабо, но беорам этого хватало. Они могли сражаться в темноте так же уверенно, как в полдень.

Под командованием Ормара собрались старые опытные воины. Они не пытались показать себя героями, не кидались безрассудно на врага, а чётко следовали приказам. А приказ был простым: задержать захватчиков сколько удастся, чтобы дать время остальным подготовиться к решающей битве.

Беоры сделали первый залп из луков. Несколько лесных вскрикнули, остальные нырнули под плоты. Два трупа понесло течением на юг. В ответ с противоположного берега полетели десятки стрел. Но костяные наконечники ударились о деревянные щиты, не причинив никому вреда. Однако отряд беоров выдал своё расположение, пришлось сместиться. Бродячий Волк велел всем укрыться в молодом березняке. Отсюда они в любой момент могли атаковать или отступить.

Часть захватчиков уже переправилась. На чужом берегу лесные тут же соорудили из плотов подобие панциря и укрылись под ним. С тыла их продолжали прикрывать лучники.

– Беречь стрелы! – приказал Ормар.

Дождавшись подкрепления, враги решились перейти в наступление. Бросив плоты, они завыли, закричали, захрюкали, засвистели, подражая животным и птицам, чтобы напугать беоров. Тем и впрямь показалось, что весь лес ринулся на них.

– Луки! – Бродячий Волк взмахнул рукой.

Из темноты полетели стрелы. Стальные наконечники легко пробивали оленьи накидки землероев и бобровые шкуры болотников. Логовичи и вовсе шли в одних набедренных повязках. Дюжина упала замертво, ещё с десяток тяжело ранило. Теперь захватчики завыли от боли уже человеческими голосами.

Однако, несмотря на потери, лесное войско росло. Они больше не таились в реке, а гребли в полную силу, стараясь переправиться как можно быстрее. Самых храбрых ждала богатая добыча. Каждый верил, что боги хранят его. Каждый мечтал вернуться в свой очаг героем.

Авангард лесных, не обращая внимания на павших, продолжил атаку. Часть воинов отдалилась от берега и осталась без прикрытия лучников. Барабан гнал захватчиков вперёд, а выпитая брага из забродивших ягод, хмеля и мёда придавала смелости.

Многие из лесных были наслышаны о могучем «медвежьем народе», что жил у горных Клыков в зелёном доле, но редко видели беоров вживую. Лес был большой, добычи хватало всем. В мирное время мало кто осмеливался пойти на запад и пересечь Шуршаву, ещё меньше возвращалось назад. Болотники, гнездуны, землерои, озеряне давно не вели больших войн. Между ними случались стычки, но редко доходило до кровопролитных сражений. Пока не появился Бату-вождь.

Беоры зарычали и бросились в контратаку. Их тела защищали толстые боевые шкуры, обшитые железными пластинами, на лицах чернели полоски сажи, шеи украшали ожерелья из когтей и зубов хищников.

Бродячий Волк метнул дротик и пронзил горло землероя с топором. Затем копьё Ормара воткнулось в грудь тощего, как ящерица, болотника. Справа логович взмахнул сучковатой палицей, Бродячий Волк увернулся, пнул врага в живот, но добить не успел. Двое болотников заслонили собой товарища.

Битва раскалялась как угли на ветру. Трава стала скользкой от крови. Старый Трёхзубый Эгиль Крапива махал топором с такой свирепостью, точно в него вселился сам Ярлог-кузнец. Хрут Кривой Кабан яростно таращился на врагов единственным глазом, разбивая черепа огромной дубиной. Фастар Барсук получил костяным ножом в плечо, выронил копьё, но свернул гнездуну шею руками.

Беоры смяли первые ряды захватчиков. Оставшиеся в живых развернулись и побежали обратно к реке. Молодые зёленые воины могли на это клюнуть, но Ормар прошёл сквозь много битв – он понимал, что его маленькому отряду долго не продержаться против основных сил противника. Бродячий Волк велел оставаться на занятых позициях.

За Шуршавой вновь застучали барабаны. Два десятка трупов стали малой ценой за переправу через реку. Зато теперь ничто не сдерживало лесные племена. Протяжно завыл большой рог, послышались крики командиров.

Лесные сбились в кучу и двинулись единым кулаком. По центру шли самые крепкие логовичи и болотники, левый фланг заняли землерои, правый – озеряне. С тыла луками прикрывали гнездуны и поляне.

– Кажись, пора… Самое время отступиться, пока в заду не дымится, – пробормотал Трёхзубый Эгиль.

– Луки! – рявкнул Ормар.

Стрелы невидимыми шершнями вылетели из темноты и ужалили до смерти одиннадцать человек.

– Ещё!

Лесные стали внимательнее – второй залп отправил на землю лишь шестерых врагов.

– Эх, не добегу, – проскрежетал Крапива.

– Уходите. Я отвлеку.

– Волк?! Сказано: вместе держаться.

– Я догоню вас до Клыков. Все назад! Хочу выдрать ещё пару клочков из шкуры болотной крысы.

Больше с командиром не спорили. Беоры отступили от реки и побежали к горной гряде. Когда-то, много лет назад, от них так же бежали местные кланы, теперь пришёл черёд медвежьему народу бросить свой очаг на разграбление врагу.