Супруги-маньяки. История серийных убийц Фреда и Роуз Уэст бесплатное чтение

© Holly Bean, 2024

© Голыбина И. Д., перевод на русский язык, 2024

©  Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство „Эксмо“», 2025

Пролог

Что так сильно завораживает нас в историях о реальных преступлениях? Почему для нас важно заглянуть в темные глубины человеческой души? Какой интерес мы удовлетворяем, изучая истории серийных маньяков?

В первую очередь мы получаем адреналин – и остаемся при этом в безопасности. Это похоже на катание на американских горках: нам страшно, мы кричим и зажмуриваем глаза, но в действительности нам ничто не угрожает, а внизу, у входа на аттракцион, торгуют мороженым и попкорном.

Другое сравнение: опасные насекомые в стеклянной витрине. Мы разглядываем скорпионов и ядовитых пауков, приколотых булавками, и у нас по спине бежит дрожь. Однако мы знаем, что они мертвы и не дотянутся до нас.

То же самое и со знаменитыми убийцами. Раз мы читаем о них книгу, их преступления раскрыты, а сами они мертвы или сидят за решеткой. Но нам хочется узнать, что толкало их на убийства, как они их совершали, кто были их жертвы и как полиции удалось выйти на их след.

В случае Уэстов серия преступлений растянулась на десятки лет, а пойманы они были едва ли не случайно. Пара слов, брошенных дочерью Уэстов подруге, жалоба в службу опеки, визит инспектора – и внезапно вскрылись трупы жертв, закопанные в подвале обычного городского дома в Глостере. А следом Британию потрясла история, равную которой трудно себе представить: с изнасилованиями собственных детей, пытками и убийством двух дочерей, расчлененными останками в полях и на заднем дворе, проституцией, изменами, предательством – все в одной семье.

Уэсты оставались непойманными, потому что были идеальными сообщниками. Фред Уэст, жестокий садист и насильник, и Роуз Уэст, одержимая сексом и ставшая проституткой по настоянию мужа, похищали девушек, насиловали их и убивали, ведя при этом подобие семейной жизни и имея восемь детей.

Они искренне любили друг друга, хранили общие секреты и готовы были идти до конца рука об руку. Вот их история.

Хизер на заднем дворе

Август 1992 года в Глостершире на юго-западе Англии выдался, по обыкновению, теплым и безмятежным. С раннего утра Глостер, столица графства, утопал в мягком тумане, наползавшем с Котсуолдских холмов; за западными окраинами густой зеленой массой раскинулся лес Дин, так и маня выбраться на природу.

Шестого августа в доме 25 по Кромвель-стрит царила обычная утренняя суматоха: отец семейства, Фред Уэст, собирался на работу. Кроме него и его жены, Розмари, на кухне толкались пятеро их младших детей: Тара, Луиз, Барри, Розмари-младшая и Люси-Анна. Не было еще и восьми часов утра, поэтому внезапный стук в дверь заставил всех насторожиться. На пороге стояла женщина в полицейской форме с коротко подстриженными волосами с проседью и в очках. Она представилась: Хейзел Норма Сэвидж. И предъявила ордер на обыск. Супруги Уэст обвинялись в сексуальном насилии над детьми, включающем съемку порнографии. И полиция должна была произвести у них обыск.

Фред Уэст, плотный мужчина с густыми кудрявыми волосами, глазами с прищуром и кривоватой усмешкой, не сходящей с уст, сказал полицейским делать свое дело. А сам предпочел отправиться на работу: он занимался ремонтом в доме инвалидов в близлежащей деревеньке Нейлсуорт, и у него был ключ от здания, чтобы самостоятельно уходить и приходить.

При обыске в доме Уэстов было обнаружено огромное количество коммерческой порнографии и приспособлений сексуального характера, включая пять фаллоимитаторов, набор насадок для них, латексное белье, хлысты и плетки, ремни для связывания и восемьдесят девять видеокассет с домашним порно.

В девять часов пять минут утра Розмари Уэст была арестована за пособничество в изнасиловании малолетней и за препятствование полиции – в процессе обыска она оказывала сопротивление и осыпала детективов проклятиями, так что на нее пришлось надеть наручники. Спустя несколько часов на работе арестовали Фреда Уэста. Обоих отвезли на допрос в участок, расположенный неподалеку от Кромвель-стрит.

Анна-Мария, разрыдавшись, рассказала соцработнице кошмарную историю физического, психологического и сексуального насилия, которое испытала от рук отца и мачехи.

А началось все с признания, которое одна из дочерей Уэстов, тринадцатилетняя Луиз, сделала в отчаянии своей подруге. Она рассказала, что отец изнасиловал ее анально и вагинально, снимая весь процесс на камеру. Матери в тот момент не было дома. Девочка кричала и просила его прекратить, но, когда другие дети попытались помешать отцу, тот запер дверь на замок. После этого Луиз неделю не могла ходить в школу. Спустя несколько дней Фред снова изнасиловал ее; на этот раз Розмари находилась дома, но предпочла не вмешиваться. Когда все закончилось, она отвела дрожащую от боли и ужаса дочь в ванную, заставила смыть кровь и спросила:

– А чего ты ожидала? Ты сама напрашивалась.

Вот что заставило Луиз сознаться подруге; та проболталась матери, и информация попала в органы опеки. На обыск с Хейзел Сэвидж, возглавлявшей расследование, пришли еще три женщины-констебля и двое детективов. Когда они уводили Розмари Уэст из дома, та обернулась и крикнула детям:

– Не смейте ничего рассказывать!

Пятеро младших детей Уэстов были переданы под опеку социальных работников, и на следующий день Хейзел Сэвидж начала опрашивать родственников и друзей семьи. Первой она обратилась к одной из старших дочерей (всего у Уэстов было восемь детей), Анне-Марии, которая уже была замужем, разошлась с мужем и жила с двумя собственными дочерями. Когда констебль Сэвидж спросила женщину, не происходило ли в доме на Кромвель-стрит чего-нибудь необычного, Анна-Мария, разрыдавшись, рассказала ей кошмарную историю физического, психологического и сексуального насилия, которое испытала от рук Фреда и Роуз Уэст. Она описала, как отец насиловал ее и как родители с ранних лет заставляли ее заниматься сексом с другими мужчинами. Они связывали ее и подвергали пыткам. Но больше всего Хейзел Сэвидж потрясло даже не это, а уверения Анны-Марии в том, что она все равно любит своих родителей и не может понять, почему они так с ней обращались.

В действительности Анна-Мария приходилась дочерью только Фреду Уэсту – Розмари была ее мачехой. Тем не менее она воспитывала девочку с ранних лет, и Анна-Мария привыкла воспринимать ее как мать. У нее сохранились детские воспоминания о биологической матери по имени Рина и сводной сестре Шармейн. Услышав эти имена, констебль Сэвидж поняла, почему лицо Фреда Уэста показалось ей знакомым. В 1966 году, незадолго до Рождества, она арестовала и доставила в Глостер из Глазго молодую женщину по имени Рина Уэст – та обвинялась в кражах и должна была предстать перед судом.

По дороге Рина поведала констеблю о своей жизни: о жестоком безжалостном муже Фреде, от которого у нее был ребенок. Фред, по ее словам, был одержим сексом – прямо-таки до безумия, – и подселил в дом на колесах, где они обитали, еще одну женщину. Рина утверждала, что это он заставлял ее красть.

На процессе спустя две недели констебль увидела Фреда Уэста воочию – он проходил как свидетель. Фред трудился подсобным рабочим на ферме, явился на суд растрепанным и одетым кое-как; тогда он показался ей похожим на цыгана. Теперь, спустя двадцать шесть лет, он был женат на другой – Розмари, имел с ней целую кучу детей, и против них обоих выдвигались серьезнейшие обвинения. Хейзел Сэвидж невольно задалась вопросом, куда подевалась Рина.

Она провела стандартную проверку и выяснила, что в 1973 году Фред и Розмари Уэст уже обвинялись в нападении на юную девушку. У Фреда были и другие приводы – он регулярно совершал кражи и не платил налогов. Когда правонарушения накопились, он по совокупности обвинений оказался в тюрьме, а выйдя условно, снова совершил кражу. А вот за миссис Уэст, помимо того обвинения в 1973-м, никаких правонарушений не числилось.

Констебля Сэвидж сильно встревожил тот факт, что еще одна дочь Уэстов, Хизер, 1970 года рождения, загадочным образом исчезла из дома, и никто не знал, где она сейчас. Анна-Мария с мужем неоднократно пытались ее разыскать, но ничего не получилось. Другие дети молчали – очевидно, родители до того запугали их, что они боялись раскрывать рты. Точно так же никто не мог сказать, где находится Рина, первая жена Фреда, и ее дочь Шармейн. Получалось, что как минимум трое членов семьи пропали без вести.

Фреда оставили в следственном изоляторе, а Розмари разрешили вернуться домой – детей к тому времени оттуда уже увезли. Собирая их вещи, Розмари Уэст безутешно рыдала. Констебль Сэвидж тем временем приступила к усиленным поискам Хизер Уэст. По базам данным страхового и налогового департаментов ее отследить не удалось. Если бы Хизер где-нибудь работала, платила налоги и обращалась за медицинской помощью, информация непременно осталась бы. Допрашивая Розмари Уэст, Сэвидж раз за разом задавала ей вопросы о том, где ее дочь. Та отвечала, что в шестнадцать лет Хизер окончила школу и уехала из дома; с тех пор они не виделись.

– Наверное, вам очень горько не иметь связи с родной дочерью? – спросила Сэвидж.

– Да, ужасно, – всхлипнула Розмари в ответ.

– Но как же могло получиться, что она нигде не работала, не обращалась к врачам и не имела дел с деньгами? Вы ведь понимаете: скорее всего, это означает, что она мертва?

– Думайте что хотите, – отрезала миссис Уэст. – Я тут ни при чем. Я просто ушла в магазин, а когда вернулась, ее уже не было. Но я очень надеюсь, что она жива и счастлива.

Затем, при повторных расспросах, Розмари «припомнила», что Хизер уехала на «Мини-Купере» с другой девушкой. И намекнула, что Хизер могла быть лесбиянкой. Дальше она заявила, что перед отъездом дала дочери шестьсот фунтов. И что Хизер несколько раз звонила родителям сказать, что с ней все в порядке.

Насчет двух других пропавших, Рины, первой жены Фреда Уэста, и ее дочери Шармейн, Розмари говорила следующе: «Рина приехала и забрала девочку… Она же ее мать. Она так решила». Констебль Сэвидж временно приняла ее объяснения, хотя и не понимала, почему нельзя было сказать все это с самого начала.

Роуз предстала перед судьей, ей предъявили обвинение в насилии над несовершеннолетней и отпустили под залог при условии, что она не будет общаться со своими младшими детьми, падчерицей Анной-Марией или с Фредом.

Вернувшись домой, она наглоталась таблеток; старший сын Стив нашел ее и отвез в больницу, где Розмари промыли желудок. Фред Уэст оставался в следственном изоляторе. Когда Стив пришел его проведать, тот с загадочным видом шепнул ему: «Я сделал кое-что очень плохое». Но ничего объяснять не стал.

Разговаривая по телефону, супруги Уэст называли друг друга исключительно «милый», «дорогая», «любимый». Розмари часто писала мужу, уверяя его в своей вечной и безграничной любви. Свои письма она украшала сердечками со стрелами и виньетками с их именами, «Фред и Роуз». Чтобы не скучать в одиночестве, она завела собак, но вскоре служба надзора забрала и их – Розмари не умела заботиться ни о детях, ни о питомцах. Она занимала свои дни тем, что с утра пораньше отправлялась в магазин, нарядившись в платье в цветочек и белые носки, закупала там продукты и до вечера просиживала перед телевизором.

Через месяц Фреда Уэста перевели из следственного изолятора в учреждение надзора в Бирмингеме, откуда он мог выходить при условии, что вернется к вечерней перекличке. Розмари со старшими детьми, в нарушение судебного запрета, навещала его там. На свиданиях он часто заговаривал о Хизер – якобы ее совсем недавно видели тут, в Бирмингеме. Она, мол, стала проституткой и приторговывает наркотиками. Когда Фред с визитерами выходил на прогулку, то старался при любой возможности заняться сексом с Розмари. Они вели себя в буквальном смысле как дикие звери – едва давали себе труд спрятаться за кусты, чтобы начать половой акт. Смущенные донельзя поведением родителей, старшие дети купили для них… палатку, чтобы ставить ее на газон.

Фред умудрялся даже возвращаться в дом на Кромвель-стрит: главное было успеть назад до переклички. Каждый раз при встрече с Роуз он дарил ей «подарочки» – обычный мусор, подобранный на улице, вроде пустых пластиковых оболочек от «Киндер-сюрприза». Роуз хранила их, словно драгоценные реликвии, в застекленном буфете в гостиной.

Прошел целый год, прежде чем состоялся процесс над Фредом и Роуз Уэст. Его обвиняли в трех случаях изнасилования, содомии и жестоком обращении с ребенком. Роуз – в подстрекательстве к сексу с несовершеннолетней и жестоком обращении. В зале суда установили экраны и видеокамеры, чтобы дети, выступавшие с показаниями, не виделись со своими мучителями лично.

Однако перед самым началом заседания обвинение проинформировало судью, что двое главных свидетелей не готовы давать показания против Уэстов. В том числе их дочь. В результате супругов Уэст оправдали по всем обвинениям, и они на радостях крепко обнялись прямо на скамье подсудимых. Из здания суда они отправились домой на Кромвель-стрит и долго сидели на диване, держась за руки. Через несколько дней все улики по делу, включая порнографию и вибраторы, найденные при обыске, были уничтожены.

Вот только следствие так и не выяснило, куда подевалась Хизер Уэст, и констебль Сэвидж была полна решимости это узнать. Тем более что младшие дети, находившиеся в социальных учреждениях, неоднократно упоминали о семейной шутке: отец любил грозить им, что за плохое поведение «закопает на заднем дворе, как Хизер». Что же это за загадочный двор и правда ли там кто-то закопан?

Чтобы вскрыть мощеную площадку на заднем дворе дома Уэстов, констеблю требовалось заручиться убедительными аргументами для судьи. Она всерьез опасалась, что дочь Фреда и Роуз действительно похоронена на заднем дворе дома 25 по Кромвель-стрит, как упоминали младшие дети. Все, что Хейзел Сэвидж узнала об этой парочке за время недавнего расследования, указывало, что они на такое вполне способны. И хотя Хейзел оставалось всего несколько месяцев до выхода на пенсию, она рассчитывала сама закончить дело Уэстов.

Против нее работало несколько обстоятельств. Случайное упоминание, сделанное ребенком, не могло считаться серьезной уликой. Обвинения против Уэстов были сняты, и они могли заявить, что полиция преследует их безосновательно, нарушая гражданские права. Следовало учитывать и финансовую сторону: раскопки на заднем дворе влетели бы полиции в копеечку, а в случае, если бы там ничего не нашли, Уэсты наверняка потребовали бы компенсацию.

Шли месяцы, никаких действий против Уэстов не предпринималось, и Фред с Роуз уже решили, что им ничего не грозит. Они говорили всем, что обвинение было сфабрикованным, а Хейзел Сэвидж начала против них вендетту. Вот только пятеро младших детей Уэстов так и не вернулись на Кромвель-стрит, предпочтя социальный приют родной семье.

Фред и Роуз тем временем собрались начать новую жизнь и завести еще детей. Однако десять лет назад, в 1983-м, родив свою младшую дочь Люси-Анну, Роуз сделала стерилизацию и теперь должна была пройти обратную процедуру – развязывание труб, чтобы снова забеременеть. Она легла в госпиталь, ей сделали операцию, и незадолго до своего сорокалетия Роуз забеременела в очередной раз. К несчастью – или к счастью? – беременность закончилась выкидышем зимой 1993-го.

В начале 1994 года пятеро детей Уэстов продолжали жить под государственной опекой и по-прежнему отказывались обсуждать, что происходило на Кромвель-стрит. Очевидно, всем им было страшно оказаться – как шутил отец – на заднем дворе, вместе с Хизер. В конце концов Хейзел Сэвидж надавила на начальство своим авторитетом, требуя выдачи ордера на обыск. В кулуарах шептались, что, не заслужи она за долгие годы работы в полиции такого авторитета и не прояви невероятной настойчивости, ордера бы не выдали.

В среду, 23 февраля 1994 года, судья подписал ордер на обыск в доме и саду по адресу: 25, Кромвель-стрит, где предположительно могли находиться останки Хизер Уэст. Прошло больше года с тех пор, как социальные работники впервые услышали про «Хизер на заднем дворе».

Практическая сторона обыска представляла множество проблем. Садик был размером всего 18×4,5 метра, большую его часть покрывала тротуарная плитка, и полиция понятия не имела, где именно там может быть похоронена Хизер. Имелись и другие сложности: у дома появилась пристройка (не зарегистрированная официально), закрывавшая часть сада. Возможно, ее придется снести, как и навес с садовым инструментом – а тогда Фред Уэст точно затребует компенсацию. С течением лет границы участка несколько раз сдвигались. Так или иначе, полицейские решили начать от заднего забора и двигаться по направлению к дому. Для раскопок требовалась многочисленная команда и использование строительной техники, при этом было очень желательно скрыть их проведение от прессы.

За проведение обыска отвечал детектив-суперинтендант Джон Беннетт, опытный сыщик, строго придерживавшийся всех правил и процедур. Ему же предстояло вести дальнейшее расследование, если останки действительно найдутся. Это был высокий худой блондин сорока девяти лет с пронзительно-голубыми глазами; на работу он обычно ходил не в полицейской форме, а в строгом деловом костюме, отглаженной голубой рубашке, при галстуке и в сверкающих черных ботинках.

Четверг, 24 февраля, выдался сырым и холодным; над Глостером нависало серое небо, грозившее дождем. Когда полиция нагрянула к Уэстам с ордером на обыск, дома были только Роуз и их старший сын Стив – Фред уже уехал на работу. Едва увидев полицейских на крыльце, Роуз крикнула сыну:

– Срочно звони отцу!

Ей предъявили ордер, и она впала в истерику. Стив попытался дозвониться до Фреда по мобильному, но тот не отвечал. Тогда он позвонил начальнику отца, Дереку Томпсону, и тот сумел связаться с Уэстом по стационарной линии. Узнав о том, что у них в саду начинают раскопки, Фред отнюдь не бросился прямиком домой. Он появился только через четыре часа. Очевидно, ему требовалось время, чтобы все обдумать.

Тем временем полицейские в голубых защитных комбинезонах начали снимать тротуарную плитку на заднем дворе. Деревянный забор в конце участка Уэстов выкопали, и теперь он лежал на пустыре за домом. Полиция задействовала небольшой экскаватор, который с трудом поместился на участке. Соседи решили, что люди в синих костюмах – городские рабочие, занявшиеся наконец прочисткой дренажной канавы, которая давно доставляла им неприятности.

Для освещения сада были установлены мощные софиты. Около четырех часов, когда дневной свет уже начал меркнуть, команда приступила к рытью первой ямы. И сразу же наткнулась на кость. Ее осторожно извлекли из земли, но когда начали упаковывать в пакет для улик, оказалось, что кость куриная. Роуз Уэст, наблюдавшая за раскопками из окна, при этом злорадно расхохоталась.

Только сейчас домой вернулся хозяин, Фред Уэст. Он никак не объяснил, почему не приехал раньше. Фред был в гневе и заявлял, что полиция преследует его: мол, Хейзел Сэвидж снова пытается засадить его в тюрьму по сфабрикованному обвинению. Ему объяснили, что у него на заднем дворе ведутся поиски улик по делу об исчезновении Хизер Уэст. Фреда никто ни в чем не обвиняет. И тут он сам, без всякого стороннего давления, принялся кричать, что не убивал свою дочь. Он повторил это и репортеру местной газеты, явившемуся узнать, что происходит на Кромвель-стрит.

– Меня обвиняют в убийстве собственной дочери, – рычал Фред, – но я этого не делал.

Когда совсем стемнело, раскопки пришлось прервать; на ночь возле образовавшейся траншеи оставили охранника. Фред и Роуз сидели у окна на кухне и перешептывались. Фред дал полиции понять, что лучше будет им вернуть все в прежний вид, когда они закончат.

На следующее утро, сразу после рассвета, полицейские продолжили копать. Фред следил за ними с площадки лестницы на втором этаже. Некоторое время он наблюдал, как его задний двор методично перекапывают сантиметр за сантиметром, а потом пошел одеваться. Нашел свой теплый голубой свитер и куртку. Собрал вещи, которые были у него с собой в учреждении временного содержания в Бирмингеме, включая зажигалку и фонарик, дававший равномерный свет и долго работавший на одной батарейке. Внезапно оглянувшись, он увидел на пороге спальни старшего сына, Стива.

– Какое-то время меня не будет дома, – сказал ему Фред. – Присмотри за мамой и продай дом. Я сделал что-то очень плохое. Советую тебе обратиться в газеты и сделать на этом побольше денег, чтобы вы могли начать новую жизнь.

Стив замер на месте, ошеломленный словами отца. В следующий момент Фред сам подошел к детективам и потребовал, чтобы его отвезли в участок. На улице перед домом он вдруг начал кричать и размахивать руками, привлекая к себе внимание.

– Я не убивал ее! Я ее не убивал! – выкрикивал он.

Но когда его усадили в машину, он вслух заявил, что убил Хизер – собственную дочь, и что полицейские ищут ее тело не в том месте.

Фред признался, что задушил свою дочь Хизер, а потом расчленил труп специальным ножом для разделки мяса и ледяных глыб.

В пять часов вечера в управлении полиции Глостера Фред сделал официальное признание в убийстве своей дочери, Хизер Уэст. Он сообщил, что закопал ее останки на заднем дворе, под дверью, и согласился вернуться в дом и показать, где именно они находятся. В процессе дачи показаний он постоянно упоминал о развратном поведении Хизер: она, мол, не носила нижнего белья и «всем показывала сиськи». Казалось, что, единожды начав говорить, он уже не мог остановиться.

Фред признался, что задушил Хизер, а потом расчленил труп специальным ножом для разделки мяса и ледяных глыб. Хейзел Сэвидж спросила, куда он дел одежду и вещи дочери; Фред ответил, что все свалил в мусорный пакет и выкинул в бак возле ветеринарной клиники. Он добавил, что убил Хизер «не специально». Он просто сорвался и не смог совладать с собой.

Фреда привезли обратно на Кромвель-стрит, и он был поражен тем, насколько далеко продвинулись поиски. Ткнув пальцем в неопределенную точку на участке за кухонной дверью, он сказал, что останки его дочери должны быть «вон там», на глубине метра с небольшим, и что искать в других местах – пустая трата времени.

Это стало для полицейских большим облегчением, но особого энтузиазма не вызвало, поскольку таких дел – с семейным насилием и тайно захороненными трупами – у них и без того было немало. «Мы два похожих раскрыли в Глостере только за последний год», – говорил один из детективов, работавших в саду.

Утром в субботу, 26 февраля 1994 года, полицейская команда начала рыть яму на месте, указанном Фредом Уэстом. Криминалистам приходилось нелегко: сад представлял собой узкую полосу земли, которую с одной стороны огораживал забор церкви Адвентистов седьмого дня, а с другой – соседская живая изгородь из колючих елок. На участке между ними столпились полицейские со своим оборудованием, и экскаватор едва там помещался. Еще хуже условия стали, когда полил дождь и земля превратилась в раскисшую грязь.

В ожидании находки Джон Беннет позвонил ведущему специалисту Министерства внутренних дел по опознанию человеческих останков, профессору Бернарду Найту. Профессору на тот момент было шестьдесят два года; помимо работы судебным патологоанатомом он – в редкое свободное время – пописывал детективы. По его приблизительным оценкам, за свою карьеру он выполнил более двадцати пяти тысяч вскрытий мужчин, женщин и детей, встретивших насильственную смерть того или иного рода. Убежденный атеист, он всегда предпочитал общество животных людям. В одном из интервью профессор сказал, что считает человечество «прогнившим до основания. Чем больше я с ним знакомлюсь, тем сильнее утверждаюсь в этом убеждении… Мы – зло на земле». Задача, которая стояла перед ним сейчас, лишь подтверждала это.

Сначала профессор вместе с Джоном Беннетом ждали в департаменте полиции, пока поисковая команда трудилась под проливным дождем. Желтые форменные плащи с капюшонами почти не защищали от всепроникающей влаги. Все надеялись, что поиски быстро закончатся – преступник сам указал им, где копать, – но яма все углублялась, ее края заваливались внутрь, и приходилось начинать сначала. На дне скапливалась глубокая лужа, что еще сильнее затрудняло раскопки.

Несмотря на слова Фреда Уэста о том, что раскапывать весь сад не нужно, детективы решили расширить область поисков, тем более что и через несколько часов они так и не наткнулись на останки Хизер. Очевидно, это было верное решение, ведь очень скоро, возле церковной ограды, им попалось что-то вроде осколка человеческой кости. Поскольку он лежал сам по себе, в отдалении от места, указанного Фредом, находке не придали значения и фокус раскопок пока смещать не стали. Глостер стоит на древнеримских развалинах, и человеческие кости в земле попадаются там достаточно часто – Джону Беннету это было хорошо известно. Тем не менее он распорядился доставить находку в департамент, чтобы профессор Найт ее осмотрел.

Ближе к вечеру, когда еще одна яма, в левой половине двора, возле живой изгороди, достигла глубины около 80 сантиметров, один из криминалистов заметил в ней большой предмет темно-коричневого цвета. Профессор Найт, прибыв на место, осторожно извлек его из земли и счистил грязь. Это оказалась бедренная кость, совершенно точно человеческая, потерявшая цвет после нескольких лет пребывания в земле. Сама яма была полна липкой черной жижи – так выглядит продукт разложения человеческой плоти и органов, смешанный с землей. Из ямы вырывался отвратительный гнилостный запах, и профессор Найт лишний раз порадовался, что давным-давно лишился обоняния. Он осторожно запустил руку в перчатке в эту жижу, пошарил в ней и нащупал горку человеческих костей. Под костями нашлись обрывки черного мусорного пакета; рядом с черепом сохранились крупные зубы и клочья волос. Еще профессор нашел ногти и два обрывка веревки.

Радуясь возможности снять груз с души – а может, просто не в силах остановиться, – Фред признался, что в саду зарыты еще две жертвы.

Кости тщательно промыли и в специальных контейнерах отправили в департамент для исследования. По размерам черепа и таза профессор Найт установил, что это останки молодой девушки; судя по расположению костей, перед захоронением ее расчленили и обезглавили. Из костей удалось сложить практически полный скелет, но профессор заметил, что отсутствуют – довольно неожиданно – коленные чашечки, несколько костей одной ноги и обеих рук.

Далее подтвердилось, что другая кость, найденная в тот же день, также человеческая, но основному скелету не принадлежит. Не являлась она и археологической находкой. Джон Беннет понял, что в саду может быть похоронена еще одна жертва.

Когда Розмари Уэст сообщили, что полиция нашла могилу Хизер, новость не особенно ее шокировала. Зато когда ей сказали, что обнаружены останки еще одной жертвы убийства, она воскликнула:

– Ой, это как-то многовато!

На допросе в департаменте Фред Уэст продолжал сыпать признаниями: он поведал, что задушил Хизер в прихожей семейного дома, когда другие дети ушли в школу. Ее тело он спрятал в мусорный бак и подождал возможности спокойно вырыть могилу. При этом он выглядел совершенно спокойным, разве что много курил. Отсутствие некоторых частей скелета дочери убийца никак не объяснил.

Его поставили в известность, что в саду найден еще один набор останков. Радуясь возможности снять груз с души – а может, просто не в силах остановиться, – Фред признался, что в саду зарыты еще две жертвы. Одна из них – бывшая квартиросъемщица, которая забеременела от него. Почему-то Фред утверждал, что эта женщина была лесбиянкой, а третья, имени которой он не помнил, являлась ее «подружкой».

Полицейским стало ясно, что объем расследования, которое они ведут, стремительно растет. Речь шла уже не об одном, а как минимум о трех убийствах.

Роуз Уэст арестовали по обвинению в убийстве квартиросъемщицы – ее, как выяснилось, звали Ширли Робинсон – и еще одной, неизвестной, женщины. Ее это сильно напугало; она говорила, что ничего не знала об убийствах и что с ее мужем «что-то очень не в порядке».

Фреду предъявили официальное обвинение в убийстве Хизер; он предстал перед судьей по-прежнему в голубом свитере и теплой куртке. За несколько суток, проведенных в изоляторе департамента полиции, у него отросла густая щетина. Адвокат, Говард Огден, настаивал на том, что раз Фред признался в убийстве и «сотрудничает со следствием», его можно отпустить под залог. В залоге было отказано, и Фред Уэст вернулся в изолятор.

Роуз, однако, под залог все-таки выпустили, и она вернулась домой – смотреть, как продолжаются раскопки в их саду. Допрос Роуз Уэст занял четыре часа, но никакой информации, полезной для следствия, она не предоставила. В доме с ней остались старшие дети, сын Стив и дочь Мэй. Стив дал интервью местной газете, где говорил, что они с сестрой поддерживают родителей и не верят в то, что они могли кого-то убить.

Дожди не прекращались; на заднем двое в доме по Кромвель-стрит стояли глубокие лужи. Криминалисты привезли дренажные насосы, чтобы их осушить, и накрыли двор огромным желтым тентом. Со всех сторон участок окружили защитными экранами, чтобы зеваки не заглядывали внутрь.

Фреда доставили домой, чтобы он указал на захоронения в саду. Его страшно раздосадовала картина разрушения, и он учинил настоящий скандал, крича на детективов, что им придется все восстановить, иначе он выдвинет против полиции иск. Затем Фред сообщил, что останки третьей, безымянной, жертвы похоронены возле стены ванной. Под присмотром профессора Найта криминалисты раскопали могилу и обнаружили еще один набор костей, утопавших в липкой жиже. Кости были перемешаны, что указывало на еще одно расчленение. В скелете не хватало нескольких косточек рук и ног, а также других частей тела – как и у Хизер. Череп лежал отдельно, перетянутый ремнем, который проходил под подбородком и затягивался на макушке.

Фред также указал, где в саду искать останки бывшей квартиросъемщицы, Ширли Робинсон, однако в том месте криминалисты ничего не откопали. Расширив зону поисков, они извлекли из земли третий набор костей, лежавший прямо у задней двери дома; частично он оказался под церковной оградой. Все это происходило во второй половине дня в понедельник; раскопки приостановили до следующего утра, когда на Кромвель-стрит должен был вернуться профессор Найт.

Естественно, такая активность – скопление полицейских машин, тент и защитные экраны, строительная техника – привлекла внимание журналистов. Представители национальных изданий начали стекаться в тихий Глостер. Они расспрашивали соседей Уэстов, но те говорили только, что Фред Уэст очень много работал и никогда не отказывал в помощи. Сам квартал, где жила семья, был не особо благополучным: дома в нем часто сдавались внаем, их делили на квартирки, которые задешево снимали студенты, безработные и недавние пациенты расположенного поблизости психиатрического госпиталя, выписанные на волю. Естественно, что среди обитателей Кромвель-стрит попадались и преступники: наркоторговцы и бывшие заключенные, отсидевшие свой срок.

Но нашлись и соседи, которым дом 25 всегда казался подозрительным. Они рассказывали о громких криках по ночам, жутком запахе, периодически исходившем от дома, и облаках мух, круживших у двери в подвал.

Репортеры разыскали родственников Уэстов, которые реагировали на новость об обнаружении трупа Хизер вящим изумлением. «Поверить не могу! Фред всегда был таким славным парнем!» – говорил его младший брат Даг. Отец Фреда, Джон Уэст, едва не свалился с инфарктом. На следующий день все газеты вышли с оглушительными новостями и с заголовками «САД УЖАСОВ».

Профессор Найт, вернувшись наутро, осторожно эксгумировал останки, принадлежавшие, по словам Фреда, Ширли Робинсон. Только у нее сохранились различимые органы, а в черепной коробке – мозговое вещество. Судя по отметинам на костях, этот труп также расчленили, а голову отделили от позвоночника. Некоторых костей рук и ног опять не хватало. Кроме останков женщины, профессор Найт нашел скелет нерожденного, но почти доношенного плода.

Соседи Уэстов рассказывали о громких криках по ночам, жутком запахе, периодически исходившем от дома, и облаках мух, круживших у двери в подвал.

Джон Беннет решил, что теперь, когда счет жертв официально вырос до трех, необходимо провести полный обыск дома. Роуз Уэст переселили в охраняемое жилье в Дарсли, в тридцати милях к юго-западу от Глостера, а дом на Кромвель-стрит оккупировала полиция. Всю мебель из него вывезли и отправили на хранение, напольные покрытия – ковры и линолеум – сняли. Полиция начала исследовать доски пола и бетон в подвале.

В четверг утром Фред снова предстал перед судьей. На этот раз его обвиняли в убийстве Ширли Робинсон и неизвестной женщины, зарытой возле стены ванной. После многочасовых допросов он выглядел бледным и усталым. Услышав обвинения, он без сил рухнул на стул.

На допросах полиция пыталась вытянуть из него подробности того, куда могли подеваться его первая жена Рина и Шармейн – предположительно их с Фредом дочь. Детективы уже выяснили, что последние двадцать лет о них никто не слышал; напрашивалось предположение, что и их Фред убил.

Допросы продолжались по шестнадцать часов каждый день. Детективы вели их в две смены; каждая состояла из одного мужчины и одной женщины, в том числе Хейзел Сэвидж. Узнав от Хейзел, что полиция собирается разобрать дом на Кромвель-стрит по камешку, Фред Уэст передал ведущему детективу, Джону Беннету, записку через своего адвоката. Там говорилось:

«Я, Фредерик Уэст, прошу моего адвоката Говарда Огдена сообщить суперинтенданту Беннету, что я готов признаться в других (примерно) девяти убийствах, в том числе Шармейн, Рины и прочих, чьих имен я не знаю».

Фреда спросили, где в доме находятся их останки. Он уже знал, что полиция обыскивает подвал, поэтому врать не имело смысла. В пятницу вечером Фред рассказал полицейским о других девушках, чьи трупы он захоронил под домом. По его словам, это были автостопщицы и подростки, сбежавшие из семьи. Имен он не запоминал. Большинство было закопано под бетонным полом в подвале; еще одна – под полом в ванной. Точное их количество Фред Уэст назвать не мог.

Фред нарисовал план подвала и на нем показал детективам, где искать трупы. Хейзел Сэвидж спросила его:

– Сколько всего тел на Кромвель-стрит, Фред?

Ответить он не смог. Призадумавшись, Фред повернулся к своему адвокату. Они посовещались, и Фред заявил:

– Помните, мы говорим приблизительно! Если не считать подружки Ширли, там еще «девчонка из Ньюэнта» и Линда.

– Как фамилия Линды?

– Кажется, Гуф.

Ясно было, что Фред практически не помнит тех трагических событий, поскольку даже «насчет этих двух» он был «не до конца уверен». Он рассуждал об убийствах деловито, без всяких эмоций. Единственное, что выводило его из равновесия – мысль, что полиция разбирает его дом.

– Они что, серьезно собираются его разобрать? – возмущался он.

Детективы, ошеломленные потоком информации, были все-таки склонны верить Уэсту, хоть он и мог периодически погружаться в фантазии. У детектива Беннета сложилось впечатление, что Фред говорит правду.

В чем Фред нисколько не колебался, так это в уверениях, что его жена, Розмари Уэст, не имела к убийствам никакого отношения. Он неоднократно говорил детективам, что ее не было дома, когда он душил своих жертв. Казалось, он пытается отвести от нее подозрения. Фред рассказывал, что знакомился с девушками в разных местах, что вступал с ними в сексуальные отношения, а убивал потому, что они грозили все рассказать Роуз или же требовали от него денег. Он утверждал, что привозил их на Кромвель-стрит, чтобы заняться сексом, потом убивал, расчленял и закапывал останки.

При этом Фред не признавал факта изнасилований – он утверждал, что жертвы хотели заняться с ним сексом. Собственно, он считал себя совершенно нормальным и вообще хорошим человеком.

Когда в допросной с ним находились только мужчины, он много рассуждал о сексе и о своих фетишах, но в присутствии Хейзел Сэвидж или другой дамы-констебля сразу прекращал. Он также отказывался объяснить, куда делись некоторые кости жертв и почему вокруг одного черепа был обвязан ремень.

Фред заявил, что расчленял тела, чтобы их было удобнее хоронить, а голову отделял, чтобы «точно убедиться, что они мертвы».

Насчет состояния, в котором были найдены останки, Фред заявил, что расчленял тела, чтобы их было удобнее хоронить, а голову отделял, чтобы «точно убедиться, что они мертвы». Поскольку при трупах не нашли одежды, полицейские сделали вывод, что в момент убийства девушки были обнажены – а это указывало на сексуальный мотив преступлений.

Джон Беннет был уверен, что имеет дело с психопатом – мужчиной, который, как мясник, разделывал молоденьких девушек, закапывал их у себя в саду и под домом, но при этом не усматривал в своем поведении ничего ненормального. Чтобы убедиться в этом, Беннет решил обратиться за психологической экспертизой.

Полицейские пригласили криминального психолога Пола Бриттона для составления профиля преступника и исследования его менталитета. В своих исследованиях Бриттон опирался на данные допросов – в первую очередь не на то, что говорил Фред, а на то, как он это говорил.

Детективов шокировало спокойное отношение Фреда Уэста к совершенным преступлениям. Он рассказывал о них бесстрастно и не испытывал ни крупицы раскаяния. Пол Бриттон сделал вывод, что Фред Уэст убивал так долго, что просто привык к убийствам. На момент ареста ему было пятьдесят два года. Выходило, что, если он начал убивать совсем молодым, счет его жертв может идти на десятки.

Опознать останки оказалось делом нелегким. Не считая Хизер, о жертвах у следствия практически не было информации. Фред указал, что один набор останков принадлежит некой Ширли Робинсон, однако в полицию не подавали заявления о пропаже на это имя, а Роуз утверждала, что едва ее помнит, хотя девушка и снимала некоторое время комнату в их с Фредом доме. Личность другой жертвы была полнейшей загадкой.

С каждым часом расследование разрасталось, и в департаменте полиции был создан оперативный штаб для обработки поступающей информации. Джон Беннет решил использовать недавно введенную в эксплуатацию компьютерную систему поиска, чтобы облегчить своим детективам задачу.

Первым делом необходимо было составить полный список всех детей Уэстов. Пока полиция не будет знать точно, сколько членов в их семье, нельзя будет понять, кто из них пропал. Из допросов старшей дочери Анны-Марии полицейские сделали вывод, что у Фреда имеются незаконнорожденные дети по всей стране. Сам он утверждал, что их аж сорок два и что они периодически появлялись на Кромвель-стрит. Для создания генеалогического древа Уэстов тоже был задействован компьютер.

Оперативный штаб ставил задачи перед «полевыми агентами». Те отправлялись опрашивать потенциальных свидетелей. Собранную ими информацию загружали в компьютерную базу данных. Вместе с четырьмя офицерами, которые допрашивали Фреда, поисковой командой на Кромвель-стрит, офицерами, охранявшими дом и участок, а также Джоном Беннетом и его прямыми подчиненными, в следственной группе насчитывалось около тридцати человек.

В своей лаборатории в Королевском госпитале Кардиффа профессор Найт исследовал уже найденные останки. Он делал замеры костей и проводил химические тесты, чтобы установить пол, приблизительный возраст и рост жертв. Он фиксировал то, как они были расчленены, и приблизительно устанавливал, сколько времени останки провели в земле. Определить причину смерти было сложно, поскольку плоть давно разложилась, превратившись в черную жижу, и ран не осталось – одни только кости.

Для поиска других захоронений на Кромвель-стрит было решено использовать специальный поверхностный радар. Его разработала компания ERA-Technology для поиска противопехотных мин на Фолклендских островах. Компания давно пыталась убедить Министерство внутренних дел, что прибор подходит для криминальных расследований, и на испытаниях с его помощью криминалисты с легкостью находили захороненные скелеты свиней. Радар стоил около 50 тысяч фунтов и выглядел как сложно устроенная газонокосилка. Собственно кости в земле он не показывал, но испускал излучение, находившее в почве воздушные карманы, где сгнила плоть. Он подсоединялся к компьютерному монитору, на который транслировалась цветная картинка.

Радар доставили в дом Уэстов в пятницу, 4 марта. Сначала его опробовали в ванной на первом этаже, где, по словам Фреда, тело было захоронено в старом инспекционном колодце. Очень быстро картинка на экране стала красной, и в дом вызвали Джона Беннета. Затем радар перевезли в подвал, где работали с ним до поздней ночи. Следом за Беннетом на Кромвель-стрит привезли Фреда Уэста; аэрозольным баллончиком с краской он нарисовал на бетонном полу подвала крестики в тех местах, где захоронил тела.

К утру субботы с помощью радара было найдено еще пять наборов останков. Фред, очевидно по ошибке, нарисовал шесть крестов, но под последним скелета не оказалось.

Пневматическими бурами команда начала взламывать в подвале пол. Первыми были найдены останки, захороненные рядом с воздуховодом от камина. В колодце лежали кости, перевязанные тряпкой: это оказался шарф, скатанный в рулон, с петлей диаметром около 40 см. Он был завязан бантом, и в узле застряло несколько прядей волос. Видимо, голову и в этот раз отделили от тела; нескольких костей в скелете не хватало. Почва вокруг него смешалась с продуктами разложения человеческой плоти.

Еще один набор останков нашли около трех часов дня, также в подвале. Жертва была обезглавлена, ей отрезали ноги, пропало несколько костей ее рук и ног. Вокруг черепа одиннадцать или двенадцать раз был обернут скотч, из носа торчала довольно толстая пластмассовая трубка. Еще одну трубку, согнутую в форме буквы U, нашли рядом со скелетом.

В тот же вечер Джон Беннет созвал в департаменте полиции пресс-конференцию, на которой осторожно сообщил, что его команда обнаружила «предположительные фрагменты» еще как минимум двух тел. В утреннем выпуске Сандей миррор была опубликована статья под названием «ДОМ УЖАСОВ» – впоследствии это стало названием всего дела Уэстов.

Наутро субботы был найден шестой набор останков, похороненный в той части подвала, который детективы обозначали как «детская». Скелет находился на глубине чуть меньше метра; кости опять были перемешаны, что указывало на расчленение. На этот раз череп был обвязан тряпкой, а рядом с ним лежал большой нож со следами активного использования и деревянной ручкой; лезвие все еще было острым. Нескольких костей опять не хватало. Со скелетом нашли кусок веревки и овальный комок скотча, а также две заколки с застрявшими в них волосами. Судя по тому, что рассказал Фред, это могли быть останки Люси Партингтон, пропавшей в конце 1973 года. Джон Беннетт прекрасно помнил дело Люси, потому что работал тогда полицейским водолазом и обследовал местные реки и пруды в поисках тела девушки.

После полудня в воскресенье команда нашла еще одно захоронение у противоположной стены подвала, где раньше располагалась лестничная площадка. Вместе с обезглавленными расчлененными останками лежала веревка в пластиковой оплетке, похожая на веревку для белья, обернутая вокруг кости предплечья, правой ноги на уровне колена и бедренной кости. Другая веревка проходила под позвоночником; на уровне запястий и лодыжек на ней имелись узлы. Под челюстью была завязана тряпка, состоящая из двух нейлоновых чулок и бюстгальтера.

Следующим вечером полиция взломала бетонный пол в ванной и нашла еще останки в инспекционном колодце. В могиле лежал ком скотча, который, очевидно, использовался как кляп. Там было еще два отрезка скотча, веревка и обрывки ткани, но ничего похожего на одежду. Как все остальные, жертва была обнажена, когда умирала.

В четверг, в 19:10, был обнаружен девятый набор останков, похороненный в подвале. Череп лежал лицом вниз, его нижняя челюсть была подвязана резинкой. Рядом находились обрывки ткани и веревок. Жертву обезглавили и расчленили. Земля в этом месте пропиталась водой, стоявшей близко к фундаменту дома, и смешалась с отходами из сточной канавы. Это осложнило работу профессору Найту, потому что кости могли смещаться в полужидкой среде, в которой находились много лет.

Всего к концу четырнадцатого дня расследования на Кромвель-стрит были найдены останки девяти девушек. Они пролежали там много лет и, за исключением троих, полиция не знала их имен. Останки представляли собой просто горки поломанных разлагающихся костей – это даже не были цельные скелеты. Их пронумеровали в порядке обнаружения и передали профессору Найту, которому предстояло помогать в установлении личностей жертв.

Со своей стороны, Фред Уэст сообщил, что останки под номером 1 совершенно точно принадлежат его дочери Хизер, и сомневаться в его словах не было оснований. Он сказал, что номер три – это Ширли Робинсон. Но насчет остальных семерых на Кромвель-стрит убийца ничего толком не мог добавить, кроме того, что они были автостопщицами или он подсаживал их на автобусных остановках. Одну из этих девушек он прозвал Тюльпаном, потому что у нее был иностранный акцент, а другую Грузовиком, потому что у нее был значок в форме грузовика с прицепом. Однако их имен он не знал.

Следственная группа проверяла списки пропавших, о которых подавались заявления в полицию. Так вспыли имена студентки университета Люси Партингтон и официантки Мэри Бастхольм. В свое время полиция Глостершира проводила широкомасштабные поиски обеих девушек. Когда эти имена назвали Фреду, он подтвердил, что Люси Партингтон могла быть одной из жертв, но насчет Мэри Бастхольм ничего сказать не мог.

Далее он припомнил, что по меньшей мере две жертвы были из Вустера, но потом начал придумывать про них какие-то странные истории, утверждал, что они были проститутками, путал их имена и описания и заявлял, что при дневном свете вообще их не видел.

Когда его спросили, расчленял ли он своих жертв перед тем, как закопать, Фред вдруг стал уклончивым и ответил, что точно не помнит.

Джон Беннет связался с полицией Вустера, чтобы проверить, кто числится пропавшими у них. Среди имен, которые ему назвали, были Кэрол Энн Купер из детского приюта в Пайнс и Ширли Хаббард, проходившая стажировку в универмаге «Дебенхемс».

Теперь, когда стало ясно, что не всех своих жертв Фред Уэст находил в Глостере, Джон Беннетт решил связаться с соседними полицейскими департаментами и с лондонским Отделом розыска пропавших. Он спрашивал про молодых девушек, исчезнувших с конца 1960-х, которые могли оказаться близ Глостера. Конечно, ему поступали списки из сотен имен. Все их загрузили в компьютер, и следственная группа начала обрабатывать массивы информации, пытаясь составить короткий список, чтобы затем предъявить его Фреду.

Он продолжал сотрудничать, охотно рассматривал фотографии, когда ему их показывали, и даже пытался рисовать по памяти портреты своих жертв. Однако при всем желании убийца не мог назвать имен, которых не знал.

Следственная группа столкнулась с прискорбным фактом: ежегодно в Британии пропадают тысячи молоденьких девушек. Это число будет еще больше, если добавить к нему тех, об исчезновении которых не заявляют в полицию, потому что семьям все равно, где те находятся. Команда Джона Беннетта боялась, что всех жертв не удастся опознать никогда.

Из бесед со свидетелями и членами семьи Уэстов полицейские сделали вывод, что Роуз Уэст была крайне жестокой сексуальной извращенкой.

Другие семьи, отчаянно разыскивавшие своих дочерей, бомбардировали оперативный штаб телефонными звонками. Пресса широко распространила новость о найденных в подвале «телах», и люди умоляли позволить им прийти и посмотреть на останки – вдруг они узнают своих близких? Звонившие не понимали, что у полиции на руках не трупы, а только кучки костей, что у останков нет лиц и узнать их невозможно.

За трудный процесс опознания взялся специалист по оральной биологии из Медицинского колледжа Университета Уэльса доктор Дэвид Уиттакер. Он получил от профессора Найта черепа и нижние челюсти жертв с Кромвель-стрит, чтобы применить к ним свою методику.

В процессе жизни зубы и прилегающие к ним структуры накапливают больше информации о человеке, чем большинство остальных органов и частей тела. Дело в том, что зубы растут на протяжении долгого времени – они формируются еще до рождения и останавливают рост после двадцати, а созрев, уже не обновляются, как человеческие кости. Поэтому все, что происходит с организмом, «кодируется» в зубах.

Доктор Уиттакер мог определить, какими болезнями в детстве страдали жертвы, потому что лекарства оставляют в зубах следы. Он мог даже сказать, когда именно случилась болезнь – по положению этих следов. Так полиция смогла сократить список предполагаемых жертв примерно до полудюжины. Далее доктор Уиттакер применил метод фотографической суперимпозиции, когда на фотографию черепа накладывается фотография жертвы, сделанная при жизни.

К середине марта доктор Уиттакер со своей выдающейся компьютерной технологией сумел опознать в девятой жертве Кэрол Энн Купер. Благодарные детективы прозвали биолога «Зубной феей».

Из бесед со свидетелями и членами семьи Уэстов полицейские сделали вывод, что Роуз Уэст была крайне жестокой сексуальной извращенкой. Она даже быстрее, чем Фред, выходила из себя. Ее дети страдали от бесконечных побоев. Однако Фред категорически отказывался обвинять жену в чем-либо. Говоря о совершенных преступлениях, он всегда указывал, что Роуз в них не участвовала, и сочинял целые истории, объяснявшие ее отсутствие.

А вот Роуз, выгораживая себя, сразу же предала мужа. Она сказала, что «понятия не имела» о том, что происходило на Кромвель-стрит, и заявила, что Фред сошел с ума. Она отыгрывала роль жертвы – женщины, дочь и падчерицу которой убил маньяк.

Она продолжала жить в охраняемом доме в Дарсли со старшими детьми Мэй и Стивом. Но когда Стив заявил, что хочет повидаться с отцом, Роуз вышла из себя и приказала ему убираться. Очень скоро Стив принял предложение местной газеты об интервью, в котором рассказал об извращенной сексуальной жизни родителей. После этого у него появилась новенькая машина, хороший костюм и мобильный телефон.

Роуз очень беспокоилась насчет своего дома; ей сообщили, что там разобрали полы и снесли внутренние стены. Полиция планировала разрушить пристройку, чтобы водолазы смогли обследовать колодец. Дом настолько расшатался, что пришлось залить цемент в фундамент, чтобы он не рухнул. Через адвоката Роуз предупредила, что будет требовать возмещения ущерба.

К Джону Беннету на улицах постоянно подходили люди и требовали «засадить эту суку за решетку». Опасаясь за безопасность Роуз, руководитель следственной группы переселил ее из Дарсли в другой охраняемый дом, в Челтнеме. Дом был скудно обставленным, не особо комфортабельным, но Роуз боялась из него выходить. Целыми днями она просиживала в халате перед телевизором, курила и смотрела мультфильмы. Роуз не знала, что в доме установлена прослушка: полиция рассчитывала таким образом больше узнать о преступлениях Уэста.

Имя еще одной жертвы выяснилось почти случайно: Белинда Мур, некогда заходившая на Кромвель-стрит к подруге, которая снимала жилье у Уэстов, сообщила, что пропала ее сестра, Хуанита Мотт. Семья предоставила полицейским фотографии Хуаниты, доктор Уиттакер сопоставил их с черепом номер 7, и они совпали.

В конце марта следственная группа официально уведомила прессу об опознании Люси Партингтон, Хуаниты Мотт, Линды Гуф и Элисон Чэмберс.

Вслед за признанием Фреда об убийстве первой жены Рины Костелло полиция начала поиски ее могилы – а также могилы ее подруги, Энн Макфолл, которую Фред, по его словам, не убивал, но знал, где она может быть похоронена. Фреда отвезли за город, в деревню Мач Маркл, где он показал примерное расположение захоронений на полях Леттербокс и Фингерпост. Точно указать место он не мог из-за изменившегося рельефа.

Его провезли и по другим местам в Херфордшире и Глостершире, где он жил и работал. Детективы надеялись, что он покажет еще могилы, но его указания были слишком расплывчатыми, чтобы начинать раскопки.

Мало того, речь Фреда временами становилась странной: на допросе он мог внезапно переключиться на разговоры о погоде, начать рассуждать о своем садике и аквариуме с тропическими рыбками. А как-то раз поведал целую историю о дружбе с экзотической певицей Лулу, с которой они якобы объездили весь мир. Естественно, вся история была вымышленной. Он начал противоречить собственным ранее данным показаниям, а о смерти Рины Костелло, ее дочери Шармейн и подруги Энн Макфолл говорил так, будто он не их убийца, а еще одна жертва.

Чтобы найти останки Рины, полицейские поставили большой сине-белый тент над участком, который указал Фред, и трое офицеров начали копать там траншею глубиной чуть больше полутора метров. Землю выбрасывали на специальный конвейер, и двое других офицеров пальцами перебирали липкие комки грязи. Затем ее просеивали через сито, чтобы не пропустить ни малейшей косточки – а главное, ни одного драгоценного зуба. В воскресенье, 10 апреля, прорыв траншею длиной сорок метров и глубиной почти два, поисковая команда нашла кости Рины Костелло. С ними в могиле лежал детский игрушечный бумеранг красного цвета. Сдвинувшись на несколько сот метров, полицейские начали копать на поле Фингерпост, где Фред Уэст похоронил подругу жены и свою любовницу Энн Макфолл.

Случайный телефонный звонок открыл завесу тайны над личностью Тюльпана: полицейский из Лондона предположил, что это может быть Тереза Зигенталер, студентка из Швейцарии, над делом которой он работал в 1974-м. Также удалось подтвердить личность девушки из «Дебенхемса» в Вустере, Ширли Хаббард, еще одной жертвы.

Роуз Уэст продолжала жить в Челтнеме, но подчиненные Джона Беннета активно собирали улики против нее, чтобы обвинить в соучастии. У них имелось достаточно доказательств садизма Роуз, чтобы отправить ее за решетку. Взяв Роуз под арест, ее начали усиленно допрашивать насчет убийств – в первую очередь Хизер Уэст и Линды Гоф. «Я ни в чем не виновата», – твердила она на все расспросы.

Джон Беннетт с командой приступили к обыску дома 25 по Мидленд-роуд, где семья Уэстов снимала квартиру до переезда на Кромвель-стрит: Фред признался, что там похоронена дочь Рины Костелло Шармейн. Он сказал, что закопал тело девочки возле задней двери, но позднее там была добавлена пристройка, закрывавшая этот участок. Теперь пристройку нужно было снести.

Пятого мая на заднем дворе дома 25 по Мидленд-роуд в процессе раскопок полицейские заметили выглянувшую из земли макушку человеческого черепа – это были останки Шармейн. Хотя Фред ничего не говорил о расчленении, ее скелет был фрагментирован (не исключено, что это произошло при возведении пристройки). Одежды рядом не оказалось; видимо, Шармейн была обнажена, когда ее убили, и могла стать жертвой сексуального насилия. Останки сложили в ящик, накрыли его черной тканью и вынесли из дома. Члены поисковой команды оставили на пороге цветы.

А вот раскопки на поле Фингерпост пока результата не дали. Поисковой группе мешали сначала сильные дожди, потом, в июне, палящее солнце. Полицейские перебрали тонны земли, поле выглядело так, будто на нем потрудились археологи, пресса критиковала Джона Беннетта за то, что он использует своих людей для примитивного ручного труда. Подоплека критики была ясна: раскопки обходятся государству в копеечку. В конце концов, одиннадцать наборов останков уже найдено, а этого достаточно для приговора.

В могиле рядом со взрослым скелетом лежал еще один – почти готового к рождению плода.

Все, кто был связан с делом, понимали, что жертв наверняка гораздо больше. Уже и сам Джон Беннет признавал, что полиция, скорее всего, никогда не найдет их всех. Фред настолько осмелел, что однажды заявил охраннику: «Они думают, что нашли всех, а на самом деле это еще даже не половина». Он намекнул детективам, что убил одну женщину, когда находился в изоляторе для подследственных в Бирмингеме, а еще – что убивал и хоронил жертв в Шотландии. Правда заключалась в том, что пока он не сделает официального признания и не укажет точное место захоронения, ничего с этой информацией поделать было нельзя. Члены следственной группы язвительно поговаривали между собой, что настоящим руководителем расследования является не Джон Беннетт, а Фред Уэст.

Наконец-то раскопки на поле Фингерпост дали результат: во вторник, 7 июня, в 18:15 команда наткнулась на человеческие останки, позднее опознанные как кости Энн Макфолл. В могиле тоже были веревки, а рядом со взрослым скелетом лежал еще один – почти готового к рождению плода.

Численность следственной группы к тому времени возросла до восьмидесяти человек, дом на Кромвель-стрит был практически разобран, пристройка к нему снесена, сад превратился в груду камней и грязи, а въездные ворота стояли запертые на замок. С них сорвали кованую табличку – предмет гордости хозяина, Фреда Уэста, – охотники за сувенирами охотились за каждым камешком с участка. Поля поблизости деревни Мач Маркл были перекопаны, и на них возвышались горы земли.

Тридцатого июня Фред и Роуз Уэст увиделись впервые с их последней встречи в феврале. Это произошло в суде. Фред, когда его ввели в зал, широко распахнул рот и оглядел изумленным взглядом журналистов, полицейских, представителей власти и зрителей. Он таращился на них, словно животное из клетки в зоопарке. Следующей ввели Роуз: полную приземистую женщину в больших очках. Муж с женой оказались вместе на скамье подсудимых. Фред попытался положить руку ей на плечо, но Роуз ее стряхнула.

Уэсты вдвоем обвинялись в девяти убийствах; Фред, в одиночку, в еще двух – Рины Костелло и ее дочери Шармейн. Обвинение в убийстве Энн Макфолл пока не предъявлялось, поскольку доктор Уиттакер еще не закончил исследование ее останков. Выслушав обвинение, Роуз присела, не в силах держаться на ногах. Супругам приказали встать; оба оставались под арестом до судебного слушания. Охранник попытался увести Фреда, но тот устремился к Роуз. Она опять отмахнулась от него, Фреда повели прочь, и всю дорогу до дверей он не сводил с жены глаз.

Вскоре после этого заседания Фред отказался от услуг своего адвоката Говарда Огдена. Выяснилось, что Огден собирался продать историю о своем участии в громком деле: его агент уже подготовил синопсис с перечислением всего, что адвокат мог предложить. Туда входили магнитофонные записи допросов Фреда, его письменное признание, детали совершенных преступлений, психологические профили Фреда и Роуз, а также фрагмент их домашнего порно. Говард Огден уверял, что Фред сам дал ему разрешение на публикацию, но разъяренный Уэст затребовал от суда запретительное постановление. Суд вынес решение в пользу Уэста.

Свой пятьдесят третий день рождения, 29 сентября 1994 года, Фред встретил за решеткой. Он по-прежнему не обсуждал с детективами сексуальные пытки, которые применял к жертвам, а также причину пропажи некоторых костей из их скелетов. Видеозаписи с Кромвель-стрит, фигурировавшие в деле о насилии над несовершеннолетней, были уничтожены, потому что Уэсты отказались их забирать.

В следующий раз Фред и Роуз увиделись снова в суде, в декабре. К тому времени они вдвоем обвинялись к девяти убийствах, а Фред в одиночку еще в трех. На процессе Фред выглядел усталым – гораздо старше своего возраста. Коротко подстриженные волосы открывали слуховой аппарат: в тюрьме он начал глохнуть. Между супругами на скамье подсудимых сидели две женщины-полицейских; Фреда заранее предупредили, что Роуз не хочет с ним говорить. Она глянула на мужа лишь единожды, без малейшего сочувствия.

Утром нового, 1995 года Фред, как обычно, проснулся в своей камере на третьем этаже крыла D в тюрьме Уинсон-Грин. Камера была выкрашена бежевой краской; там имелись только раковина, унитаз, стол и стул да узкая кровать. В массивной железной двери блестел глазок – чтобы охранники могли заглядывать внутрь. Поскольку Фред считался послушным заключенным и пока еще не был осужден, ему позволялись некоторые послабления: в частности, он спал на собственном постельном белье и подушке, а также мог слушать музыку на стереосистеме, привезенной из дома. Он умудрился даже добиться разрешения на то, чтобы повесить на крошечное зарешеченное окно свои занавески. В камере он сидел один: как обвиняемый в преступлениях на сексуальной почве против детей, Фред столкнулся в тюрьме с ненавистью и угрозами других заключенных. При редких встречах с ними Фред проявлял агрессию и злобу, но причиной тому был обыкновенный страх. Еще сильней Фред начал бояться в ноябре, когда в Висконсине в тюрьме насмерть забили другого серийного преступника, маньяка и каннибала Джеффри Дамера.

Первый день нового года был особенно холодным, на улице валил снег, и поверх тюремного костюма – коричневых джинсов и рубашки в сине-белую полоску – Фред надел свитер и тюремную же коричневую джинсовую куртку. За последние несколько месяцев он сильно похудел, и одежда болталась на нем. На завтрак надзиратель принес ему хлопья с молоком и вареные яйца; поев, Фред отправился в спортивный зал, после чего выбрал в меню, что хочет на праздничный новогодний обед: суп и свиные отбивные. Вернувшись в камеру, Фред послушал компакт-диски на своей стереосистеме и написал Роуз письмо с поздравлениями.

Он сильно страдал от того, что жена предала и отвергла его. Это разбивало Фреду сердце. Каждый раз, когда старшие дети его навещали, он просил передать Роуз, что он ее любит. Но она никогда не отвечала. С самого ареста он не получил от нее ни письма, ни записки. Она полностью отрезала себя от него. Фред находился в глубокой депрессии и часто плакал.

Поначалу, когда его только поместили в Уинсон-Грин, тюремное начальство боялось, что он может свести счеты с жизнью. Из-за психической нестабильности Фреда признали «потенциально склонным к суициду» и поместили под особый надзор: охранник каждые пятнадцать минут проверял его камеру. Также в камере регулярно проводились обыски – нельзя было допустить, чтобы Фред спрятал какой-нибудь предмет, с помощью которого мог бы убить себя. Он и сам поддерживал в охране это убеждение, когда кричал: «Да-да, я это сделаю, вот увидите!»

Однако через несколько недель он вроде бы успокоился. К нему вернулось хорошее настроение, он стал перекидываться шуточками с охранниками, и режим ему ослабили.

В полдень 1 января Фред вернулся в свою камеру, неся поднос с праздничным обедом. Он знал, что после того как дверь за ним захлопнется, никто не заглянет к нему еще примерно час. Фред прислушался к шагам охранника в коридоре, потом отставил поднос в сторону и снял с койки простыню.

Он разорвал ее на полосы и сплел их в косу, так что получилась крепкая веревка. Потом залез на стул и привязал один конец веревки к решетке вентиляционного отверстия над дверью камеры. Сделал на другом конце петлю и сунул в нее голову. А потом ногой опрокинул стул.

Его шея не сломалась, и умер он не сразу. Фред медленно и мучительно погибал от удушья, испытывая сильнейшую боль.

Пятьдесят пять минут спустя тюремный надзиратель вернулся, чтобы забрать поднос, но не смог открыть дверь камеры: ему мешало мертвое тело, висящее внутри. Он позвал другого офицера на подмогу, и вдвоем они смогли распахнуть дверь. Они вытащили Фреда из петли и положили на постель. Он был еще теплый; охранники изо всех сил пытались его оживить с помощью искусственного дыхания и массажа сердца. Из лазарета прибежал врач, но было слишком поздно: ему оставалось только констатировать смерть.

Узнав о смерти мужа, Роуз не поколебалась в своей ненависти к нему. Она не пролила по Фреду ни единой слезинки. Однако начальство женской тюрьмы приняло решение перевести ее на особый режим, чтобы она не последовала примеру супруга. Ее переселили в специальную камеру, перед дверью которой круглосуточно дежурила охрана. В ее адрес поступали угрозы, поэтому наблюдение было не лишним в любом случае. Пищу для нее готовили индивидуально и доставляли в запечатанных контейнерах из опасения, что кто-нибудь из заключенных подсыплет ей толченого стекла или измельченных бритвенных лезвий.

Тем временем адвокат Роуз, Лео Готли, работал над отменой судебного преследования в ее адрес после смерти Фреда. Он заявлял, что дело против нее всегда было шатким, улики отсутствовали, а освещение в прессе делало справедливый судебный процесс невозможным. Он также напоминал, что Фред на допросах всегда подчеркивал невиновность жены. Для рассмотрения вопроса было решено провести досудебное слушание. Обвинение с недавнего времени вменяло ей также убийство малолетней падчерицы, Шармейн; в общей сложности Роуз Уэст обвинялась в десяти убийствах.

На слушание съехалось более сотни журналистов; зал суда не мог вместить их всех, и часть представителей прессы посадили в соседнем зале, куда транслировалось заседание. Роуз сидела на скамье подсудимых одна, в своих обычных огромных очках и в белой блузке с рукавами фонариком. Ей зачитали обвинение, и она в очередной раз заявила о своей невиновности. Роуз и ее адвокаты настаивали, что она ничего не знала о жертвах, о том, как они были убиты и где были спрятаны их тела. Защита требовала снятия обвинений на основании предвзятого освещения в прессе, необоснованной отсрочки рассмотрения дела в суде и недостаточности доказательств. Когда после заседания Роуз увозили на тюремном фургоне, люди на улице забросали его яйцами. Они кричали вслед фургону: «Сожгите ее! Сожгите!»

Судья решил, что обвинения сняты не будут и суд над Роуз Уэст состоится; ожидать его ей предстояло в другой тюрьме, Дарем, в крыле максимально строгого режима, где содержались обвиняемые в терроризме и рецидивисты.

Тело Фреда Уэста так и лежало замороженным в городском морге Бирмингема, хотя коронер был готов выдать его для погребения. Дочь Фреда Анна-Мария говорила, что отец дал ей четкие распоряжения на случай своей смерти: он хотел быть похоронен на кладбище Сент-Бартоломью в деревне Мач Маркл. Сыну Стиву он описал надгробие, которое следовало там установить, с надписью «Папа». Фред неоднократно подчеркивал, что хочет именно захоронения – кремация его пугала.

Однако похороны прошли совсем не так, как он планировал. Стив и Мэй втайне от Анны-Марии наняли похоронное агентство, поручив его представителям забрать тело из морга. 29 марта 1995 года труп Фреда Уэста сожгли в крематории Кэнли близ Ковентри. Другие крематории отказались его принимать. На прощальной церемонии из родных присутствовали только сын Уэстов Стив с женой Андреа, а также его сестры, Мэй и Тара. Тело положили в простой деревянный гроб с именной табличкой; репортеры, проследившие за родственниками, окружили крематорий, пытаясь сделать фотографии.

Церемония продолжалась каких-то пару минут. Никто не пел гимнов. Пресвятой Роберт Симпсон зачитал 23-й Псалом и добавил: «Давайте вспомним Фреда Уэста и помолимся за его семью. Всем нам следует поминать в молитвах тех, кто пострадал в тех трагических событиях».

При обыске в камере Фреда, уже после его смерти, нашли предсмертную записку, адресованную Роуз, Стиву и Мэй:

Роуз, 29 ноября твой день рождения, тебе исполнится сорок один, а ты все такая же красивая и славная, и я тебя люблю. Мы всегда будем любить друг друга.

Самое чудесное в мой жизни – наша встреча с тобой… наша любовь друг к другу всегда была для нас особой. Поэтому, любимая, сдержи слово, которое мне дала. Ты знаешь, о чем я. Где мы с тобой соединимся навеки, решать тебе. Мы любили Хизер, мы оба. Я бы хотел, чтобы Шармейн оказалась с Хизер и Риной.

Ты всегда будешь миссис Уэст, всегда и везде. Это самое главное для меня и тебя.

Я не приготовил тебе подарка. Все, что у меня есть, моя жизнь. Я дарю ее тебе, моя дорогая. Когда будешь готова, приходи ко мне. Я буду ждать тебя.

Ниже был нарисован могильный камень с надписью:

Спи в мире, и не падет на тебя тень.

В покое он ждет Роуз, свою жену.

Фред Уэст закончил свой жизненный путь. Его жене Роуз предстоял суд, который должен был решить, виновна ли она в убийствах, совершенных вместе с мужем. Но кем же были эти люди и действительно ли они забрали жизни тех, чьи имена перечислялись в обвинительном акте? Могла ли Роуз, домохозяйка в очках, убить собственную дочь и падчерицу, а также девушек, которых Фред привозил в их дом на Кромвель-стрит? Участвовала ли она в сексуальных пытках, толкала ли мужа на преступления, а если да, то что сделало ее безжалостной садисткой и убийцей? В каких условиях росли Роуз и Фред, как превратились в преступников, какие отношения были у супругов с детьми? Все это постепенно открывалось в многочисленных газетных и журнальных репортажах, книгах воспоминаний, опубликованных их сыном и старшими дочерями, исследованиях ученых, – психологов и криминалистов. И с каждым новым открытием страна все глубже погружалась в пучину ужаса от осознания того, насколько извращенным и жестоким может быть совершенно обычный с виду человек.

Фредди из Мач Маркла

Деревня Мач Маркл располагается в двухстах километрах от Лондона, на полпути между Ледбери и Росс-он-Уай и на границе леса Дин. Ближайший к ней город, Глостер, лежит на другом берегу реки Северн. Поселение на этом месте находилось еще в железном веке; его название, Маркл, на древнем английском означало «приграничный лес». Приставка «Мач» отличала его от другой деревни, Литтл Маркл – большой Маркл и маленький.

В начале Второй мировой войны в Мач Маркл жило около семисот человек, занимавшихся преимущественно сельским хозяйством. Повсюду, насколько хватало глаз, тянулись пастбища и поля кукурузы, огороды, яблоневые и грушевые сады. Из фруктов делали знаменитый местный сидр, и заводик по его производству считался одной из достопримечательностей Мач Маркла. В числе других исторических памятников была приходская церковь Святого Бартоломью, тринадцатого века постройки, окруженная просторным старинным кладбищем.

А главным событием в деревенской жизни являлись ярмарки со спортивными соревнованиями, проходившие на окраинном поле в последнюю субботу августа с конца девятнадцатого века, Маркл-Фейр. На них торговали овощами и фруктами, одеждой и ремесленными товарами. Там же проходили и соревнования, включая забег на девять километров от Ледбери до деревни.

И вот в августе 1939-го на Маркл-Фейр явился человек, которому предстояло стать отцом Фреда Уэста. Его звали Уолтером, а пришел он с расположенного неподалеку хутора Престон, где трудился подсобным рабочим. Уолтер Уэст родился в 1914 году и вырос в Росс-он-Уай. Его отец отличился на Первой мировой, где служил сержантом, и имел множество наград. Характер у него был не сахар – вернувшись с войны, папаша сохранил армейские привычки и активно муштровал собственных детей, запугивая их до полусмерти.

Уолтер бросил школу в одиннадцать лет, так и не выучившись толком читать и писать. Стал работать пастухом и ухаживать за скотиной – как и его отец после увольнения из армии. В двадцать три года Уолтер женился на медсестре вдвое его старше. Ее звали Гертруда Мэддокс, и невозможно было понять, чем она покорила юношу – уж точно не красотой, с ее-то глуповатым лошадиным лицом. Свадьба состоялась в 1937-м, после чего молодожены поселились вдвоем в Престоне, и Уолтер устроился на ферму Томас подсобным рабочим.

Гертруда оказалась бесплодной, и пара решила усыновить из приюта годовалого мальчика по имени Брюс. А в 1939 году, на третьем году семейной жизни, Гертруда скоропостижно скончалась. В жаркий июльский день ее ужалила оса, она рухнула на землю и испустила дух – все это на глазах у мальчика, беспомощно стоявшего рядом. Уолтер, вернувшись домой с работы, нашел на дорожке в саду ее безжизненное тело. Похоронив жену, он понял, что один растить ребенка не в состоянии, и вернул Брюса в сиротский приют. Гертруду он всегда вспоминал очень тепло, несмотря на значительную разницу в возрасте и короткость их брака. Всю жизнь он хранил ее фотографию в старинной семейной Библии, входившей в число немногих ценностей, передаваемых по наследству.

Со смерти Гертруды прошло два с половиной месяца, когда он решил сходить на ярмарку в Мач Маркл. И там, бродя между ларьками, наткнулся на продавщицу вышивок – хорошенькую кудрявую девушку, торговавшую собственными изделиями. Она была неловкая и застенчивая, но Уолтеру все-таки удалось вызнать ее имя – Дейзи Хилл, и место жительства – Ледбери, где она работала прислугой. Родители Дейзи были в Херфордшире людьми известными: отец, Уильям Хилл, происходил из семьи, жившей там с начала времен. Все Хиллы работали на земле, а Уильям еще и держал огромное стадо коров.

Дейзи Ханне Хилл было шестнадцать, когда она познакомилась с Уолтером, на десять лет ее старше. Девушке польстило внимание взрослого мужчины, и она приняла приглашение покататься с ним на качелях. Полгода они встречались, пока Уолтер продолжал жить в Престоне, в двадцати минутах ходьбы от дома родителей Дейзи.

27 января 1940 года Уолтер и Дейзи повенчались в церкви Святого Бартоломью, и с того дня в семейном архиве сохранилась фотография: все приглашенные выстроились рядами на церковном крыльце. Дейзи позировала в белом платье с фатой, перчатках и изящных серебристых туфельках, держа в руках букетик тюльпанов. Уолтер, высокий и крупный, выглядел на снимке старше своих двадцати шести лет. На свадьбу он нарядился в костюм-тройку с часами в жилетном кармане и гвоздикой в петлице. В деревне поговаривали, что Уолтеру стоило бы найти себе ровесницу: первая жена была значительно его старше, а вторая – младше. Когда надо было расписаться в церковной книге, он горделиво вычертил свое имя печатными буквами.

Решив, что после смерти Гертруды ему негоже селиться с молодой женой в Престоне, Уолтер перевез пожитки в поселок Вельдт, и Дейзи практически сразу забеременела их первенцем. Но на восьмом месяце потеряла ребенка из-за стресса. Когда Дейзи была дома одна, к ней в дверь постучал полицейский. Рядом произошла дорожная авария, и он хотел узнать, не видела ли хозяйка, как это случилось. Дейзи, пугливая и неискушенная, так перепугалась при виде полисмена, что быстро пробормотала «я ничего не видела», попрощалась и захлопнула дверь. Когда Уолтер вечером вернулся домой, у его жены уже начались схватки, а к ночи Дейзи произвела на свет недоношенную девочку, которую нарекли Вайолет. Пару дней спустя Вайолет умерла в своей колыбели.

Снова оставшись вдвоем, супруги перебрались в Байкертон-Коттедж – дом почти столетней давности без электричества и газа, где воду надо было качать из колодца ручной помпой. Туалетом служило обыкновенное ведро, которое с утра выносили в канаву. Дейзи готовила на дровяной плите в кухоньке с низким закопченным потолком; спали они с Уолтером в холодной спальне на втором этаже. По ночам в округе лаяли лисы, а отапливалась спальня примитивной печкой. Однако вид из окон радовал: за домом начинались яблоневые сады, а у ограды заднего двора росла раскидистая ива. В сарае Уэсты держали кур и свинью.

Едва устроившись на новом месте, Дейзи забеременела снова, и, промучившись ночь напролет, на рассвете, в половине девятого утра, 29 сентября 1941 года родила здорового младенца, мальчика.

Четыре недели спустя гордые родители отнесли его в ту же церковь, где венчались, и священник, окунув пальцы в купель, окрестил его Фредериком Уолтером Стивеном Уэстом. Таково было начало пути Фреда Уэста.

Дейзи обожала своего малыша. Изгнав мужа из супружеской постели, она каждый вечер укладывала туда сынка, играла с ним и ласкала, пока он не заснет. Фредди казался ей самым прекрасным младенцем на свете со своими соломенного цвета волосами (позднее они потемнеют) и ярко-голубыми глазами, сиявшими, подобно сапфирам. В следующие десять лет Дейзи родит еще шестерых детей, но привязанность к старшему сыну сохранит навсегда. С появлением все новых наследников семья стремительно беднела, но это не мешало Дейзи беременеть практически сразу после родов предыдущего ребенка.

Еще сильней осложнила их положение Вторая мировая война, когда продукты стали выдавать по карточкам. Уолтер зарабатывал каких-то шесть фунтов в неделю, и семья жила в буквальном смысле натуральным хозяйством: Уэсты собирали с ничейных деревьев яблоки и груши, держали кур, чтобы иметь яйца, и время от времени сворачивали одной-другой шею, чтобы приготовить жаркое для воскресного обеда. Уолтер, работавший в коровнике, по вечерам приносил домой непастеризованное молоко, а по выходным возился в огороде. Дейзи сама пекла хлеб, а белье стирала в цинковом тазу за домом. В хорошую погоду она обязательно прихватывала с собой Фреда и весело болтала с ним, пока он сидел в своей коляске.

Следующий ребенок, Джон Чарльз Эдвард, родился в ноябре 1942-го, через год и месяц после Фреда. Позднее эти двое станут самыми близкими друзьями и одновременно соперниками в семье. Уолтер и Дейзи очень заботились о детях и никогда не оставляли их одних. Соседи вспоминали, что, хотя детей и было много, родители всякий раз, уезжая по делам, сажали их на свои велосипеды.

Через одиннадцать месяцев после Джона Дейзи родила третьего сына, Дэвида Генри Джорджа. Но у мальчика оказалось больное сердце, и он умер месяц спустя. Отчасти из-за его смерти Дейзи приняла решение переехать из Байкертон-Коттеджа.

Супруги перебрались в Мач Маркл, в дом под названием Хиллз-Барн – амбар на холме. Дейзи снова забеременела, и в сентябре 1944-го у нее родилась первая дочь, Дейзи Элизабет Мэри. Она росла очень похожей на мать, и в деревне их прозвали Дейзи Маленькая и Дейзи Большая.

В июле 1946 года семья переехала в последний раз, в дом, где Фред вырастет. Муркорт-Коттедж относился к ферме Муркорт, принадлежавшей Фрэнку Бруксу, к которому Уолтер устроился на работу – доить коров и помогать со сбором урожая. Коттедж был большой, с двумя каминами и мансардным окошком в черепичной крыше. Он стоял на окраине Мач Маркла, возле дороги, и из его окон открывался вид на луга, где паслись коровы, и устремленный в небо шпиль церкви Святого Бартоломью на горизонте.

Сразу после переезда в Муркорт Дейзи родила еще одного сына, Дагласа. Сначала он, как все младенцы до него, делил с ней постель, а позднее его переселили к Фреду и Джону. Четырнадцать месяцев спустя родилась Кэтлин, Китти, а в 1951-м – Гвен, последний ребенок Уэстов. Произведя на свет восемь детей за десять лет, Дейзи располнела, огрубела и уже нисколько не походила на застенчивую девочку-подростка, которую Уолтер впервые увидел на сельской ярмарке.

В Муркорт-Коттедже спали чуть ли не вповалку: девочки на одной постели, мальчики на другой. Подрастая, Фред и Джон постоянно ссорились за то, чтобы иметь отдельную кровать. Дейзи мыла детей в оцинкованной ванночке; туалетом по-прежнему служило ведро. Коттедж осаждали крысы; увидев одну во дворе, Дейзи стреляла в нее из дробовика мужа.

Из шестерых детей, оставшихся в живых, Фред был материным любимчиком. Появившийся на свет после кончины Вайолет, он был ответом на ее молитвы. Она называла его своим «голубоглазым сынком» и никогда не отчитывала за провинности. Она верила в любую его ложь и принимала его сторону в ссорах между детьми. Дейзи ставила сына превыше всех членов семьи, даже собственного мужа. Фред со своей стороны очень любил мать и всегда ее слушался. Он рос избалованным, но, несмотря на материнское внимание, мрачным и замкнутым ребенком.

А еще очень неряшливым – как бы Дейзи ни старалась его принарядить, его короткие брюки на подтяжках всегда небрежно болтались, а подол рубашки выбивался из-под ремня. Густые кудрявые волосы, которые из соломенных стали каштановыми, вечно стояли дыбом у него на голове. Волосы он унаследовал от матери, что очень ее радовало; Даг и Джон были больше похожи на отца. Они и ладили с ним лучше, в отличие от Фреда, мамочкиного сынка. Между ним и отцом всегда сквозила неловкость.

Уолтера в деревне любили: по субботам он обязательно наведывался в паб «Уолвин Армз», а раз или два в год устраивал для всех деревенских выезд на море, обычно на Барри-Айленд или в Южный Уэльс. Эти пикники были в Мач Маркле чуть ли не единственным праздником.

В пять лет Фреда записали в сельскую школу, и он вместе с братьями проходил по три километра туда и обратно ежедневно, чтобы посещать уроки. Никакого другого образования, кроме начального, Фред так и не получил. В школе его дразнили за то, что он такой мрачный, вечно растрепанный и не особо сообразительный. С восьми лет он регулярно подвергался поркам, а вернувшись домой, в слезах рассказывал о наказаниях Дейзи. Мать приходила в ярость и бросалась в школу. Она кричала на учителей на глазах у других учеников, насмехавшихся над разгневанной полной дамой в цветастом халате, которая примчалась защищать сына. От этого над Фредом потешались еще сильнее.

После школы и по выходным детям полагалось подрабатывать. Хочешь купить себе мороженое или шоколадку – пойди и заработай на них, считали деревенские жители. Имелись у них и обязанности по дому, уже бесплатные, например, рубка дров. Весной дети собирали нарциссы на поле Леттербокс и продавали их на дороге горожанам, приезжавшим полюбоваться цветением. Больше всего нарциссов росло на поле Леттербокс – там, где Фред позднее закопает труп своей первой жены.

Летом женщины и дети от зари до темна трудились на сборе хмеля, собирали клубнику и фрукты на продажу. Осенью, когда убирали поля, деревенские устраивали охоту на кроликов. Прежде чем на поле выезжал комбайн, загонщики шли между рядами и сгоняли кроликов с места; когда зверьки выскакивали на край поля, их забивали палками. Этим занимались не только взрослые, но и мальчишки. Они хвастались тем, как пробивали кроликам черепа, и с гордостью тащили домой окровавленные тушки. Уэстам и еще нескольким малоимущим многодетным семьям выделяли несколько дополнительных кроликов от всей общины, и те были желанной прибавкой к скудному послевоенному рациону.

Дейзи ловко снимала с кроликов шкурки, пока ее любимчик Фред внимательно смотрел и облизывался. Из кроликов готовили супы и жаркое, запекали их в пироги и консервировали мясо в железных банках. Дейзи была настоящей мастерицей по изготовлению блюд из крольчатины.

Холодные осенние вечера семейство проводило, слушая радиоспектакли или играя в дартс. У Уэстов был старенький заводной граммофон с коллекцией поцарапанных пластинок. Фред как-то взялся учиться играть на гитаре, но больших успехов не сделал, и очень скоро гитара стала украшением, висящим на стене гостиной. Зимой, натянув несколько вязаных свитеров, дети отправлялись кататься на санках с холма Маркл-Хилл.

Друзей у Фреда не было – кроме младшего брата Джона. Физически тот был сильнее Фреда и часто дразнил его, ревнуя к матери. В драках крепыш Джон неизменно одерживал над Фредом верх. По воскресеньям Дейзи отправлялась с Уолтером на вечернюю или утреннюю дойку, чтобы составить мужу компанию, и тогда дома начинался хаос. Фред выскакивал во двор и через окно дразнил Джона, который так разъярялся, что мог ударить кулаком по стеклу. Стекло разбивалось, и Уолтер, вернувшись, снимал ремень и порол сыновей за непослушание.

Уэсты жили отрезанными от мира в своем коттедже, и их отношения были, пожалуй, неестественно близкими. В деревне поговаривали, что Дейзи Уэст соблазнила собственного старшего сына, Фреда. Когда ему было двенадцать, она вернула его к себе в кровать. Для Мач Маркла это не было такой уж диковиной, как и вообще девиантный секс между родственниками. В литературе сохранилось множество упоминаний о замкнутых сельских сообществах, где процветали подобные извращения.

Одновременно большое влияние на развивающуюся сексуальность Фреда оказывал его отец Уолтер, славившийся непомерным сексуальным аппетитом . Он нарушал даже главнейшее общественное табу и занимался сексом с несовершеннолетними, и Фред рос, усваивая отцовский менталитет. Он никогда не считал это порочным и преступным. В его представлениях так делали все.

Подростком Фред предавался сексуальным развлечениям с ровесницами в полях близ Муркорта. Они валялись в стогах сена, совокупляясь друг с другом по очереди. Очень часто он не знал даже имен девочек, становившихся его партнершами, а уж их возраст и подавно его не волновал.

В пятнадцать лет Фред бросил школу, не сдав ни одного экзамена. Он с трудом мог писать и читать, а его интеллектуальное развитие остановилось на уровне семилетнего ребенка. Однако были у Фреда и свои таланты, например, он хорошо рисовал, а на последнем году учебы увлекся столярным делом. Доказательством тому были трехногий табурет для доения и скамейка, которые Фред преподнес матери.

Уйдя из школы, Фред устроился, по примеру отца, на ферму: доить коров, ухаживать за картофельными и кукурузными полями и собирать урожай. Поскольку он был самым младшим из подсобных рабочих, ему доставались те задания, от которых отказывались остальные.

Фред привык расхаживать повсюду в резиновых сапогах, перепачканных навозом, с растрепанной шевелюрой кудрявых волос и в грязной рубашке. Юношеская щетина клочьями торчала у него на подбородке, а зубы были желтыми, потому что он никогда их не чистил. От него трудно было добиться ответа на вопрос – он отводил глаза и бормотал что-то неразборчивое.

Большое влияние на развивающуюся сексуальность Фреда оказывал его отец, славившийся непомерным сексуальным аппетитом, и Фред рос, усваивая отцовский менталитет.

Единственное, что приводило его в оживление – девушки. Стоило одной из них оказаться поблизости, как голубые глаза Фреда начинали блестеть, а рот растягивался в похотливую улыбку. Он был похож на обезьяну, живущую инстинктами, и не скрывал своих намерений – самых низких, как нетрудно догадаться.

Труд подсобного рабочего на ферме оплачивался скудно. Вслед за Фредом школу бросил и его брат Джон. Их отец вкалывал на фермах всю свою жизнь, и сыновьям не светило ничего лучше этого. Казалось, они так и будут до конца дней гонять коров на пастбища и убирать навоз.

Работа была тяжелая и вдобавок опасная. Однажды Уолтер чинил трактор, лежа под ним; у трактора оборвался ручной тормоз, колеса покатились вперед, и Уолтеру едва не раздавило грудную клетку. Его удалось освободить, но с тех пор у него действовало только одно легкое.

За развлечениями Фред и Джон Уэсты ездили в ближайший городок Ледбери. Там были кинотеатр, кафе «Молочный бар» и молодежный клуб, а еще старое здание городского рынка с колоннадой, под которой собирались подростки со всей округи. Развлечения были самыми примитивными, из тех, что могут себе позволить люди, зарабатывающие по три фунта в неделю. Молодые люди курили под колоннадой, ходили в кино на самые дешевые сеансы или пили кофе в кафе – денег на паб у них не было. Фреду Уэсту больше всего нравились фильмы с Джоном Уэйном[1].

Одним из немногих мест, которые могли себе позволить местные подростки, был молодежный клуб. Его держал, несмотря на недовольство горожан, Кен Стейнер, ветеран войны. По мнению жителей Ледбери, клуб был чуть ли не притоном для малолетних преступников и его следовало как можно скорее закрыть. Громкая музыка и рев мотоциклов возле здания вызывали больше всего возмущения, однако ничего по-настоящему предосудительного в клубе не происходило: подростки слушали там рок-н-ролл, пили кока-колу, смотрели телевизор, играли в бильярд и настольный теннис. В клубе бывали не только парни, но и девушки, хотя у них он пользовался меньшей популярностью.

Фред в свои шестнадцать лет начал немного следить за внешностью: старался причесываться и надевать чистую рубашку, прежде чем выходить на люди. Девушки из клуба считали его самым симпатичным парнем в городе. Однако вел он себя по-прежнему грубо. Если Фред замечал на улице симпатичную девушку, то мог запросто облапить ее – даже если она была с парнем. Если доходило до драки, брат Джон всегда вступался за него. Готовность Джона прийти Фреду на помощь – пусть тот был сам виноват – объяснялась семейным кодексом верности. Никто не мог, напав на одного из Уэстов, остаться безнаказанным.

– Мы можем сколько угодно ссориться дома, но нападать на нас чужим не позволим! – повторяли братья другим и себе.

Подросткам, жившим в соседних деревнях, приходилось добираться до Ледбери на велосипедах, мопедах или мотоциклах. Фред любил захаживать в автомастерскую на Хай-Стрит в Ледбери. Он мечтал о мотоцикле, который дал бы ему возможность свободно уезжать из Муркорта.

Пришлось сократить расходы и подкопить деньжат, но в конце концов Фред стал счастливым владельцем «Джеймса-125сс» с фиолетовой рамой. Мать, Дейзи, противилась покупке; она дала согласие только после того, как Фред поклялся: малейшая авария, и он продает мотоцикл. На свой семнадцатый день рождения Фред сфотографировался с братьями и сестрами рядом с «Джеймсом», посадив в седло маленькую Гвен и придерживая ее обеими руками.

Теперь Фред подъезжал к молодежному клубу под рев мотора и закладывал крутой вираж, чтобы затормозить. А если не шел в клуб, то располагался возле паба «Плуг» и делал вид, что что-то ремонтирует в двигателе.

Поздно вечером 28 ноября 1958 года Фред, возвращаясь на мотоцикле домой, попал в аварию. В паре сот метров от Муркорта он столкнулся с велосипедисткой, местной девочкой по имени Пэт Мэннс. Она ехала в противоположном направлении, на свою ферму Престон-Кросс. Дорога была неосвещенная, фары на мотоцикле и велосипеде слабенькие даже по тогдашним стандартам. Возможно, виной стала выбоина в асфальте, но в деревне поговаривали, что Фред специально наехал на девочку. Так или иначе, оба оказались на обочинах дороги, где их и нашел прохожий.

Девочка почти не пострадала, если не считать мелких ссадин и царапин. Фред лежал бездыханный, весь в крови. Фельдшер «Скорой помощи», приехавшей на вызов, решил, что в местной больнице ему вряд ли помогут, и пострадавшего увезли за сорок километров в Херфорд.

Рано утром приятель Фреда явился к нему домой сообщить Дейзи и Уолтеру печальную новость. Увидев в руках у парня резиновые сапоги любимого сынка, Дейзи отчаянно разрыдалась.

Фред в Херфордской больнице так и лежал без сознания; его глаза не реагировали на свет и закатывались под лоб, словно он уже умер. Дейзи сидела с ним рядом, держала сына за руку и проклинала себя за то, что позволила ему купить мотоцикл. Врачи опасались, что Фред уже не очнется. Однако спустя неделю он кое-как пришел в себя.

Фред был весь переломан и расцарапан. Впоследствии он хвалился, что «восстал из мертвых» и что ему вставили в голову железную пластину вместо черепа, растрескавшегося на осколки. У него были сломаны нос, рука и нога; в ноге стояла металлическая шина, фиксировавшая кость. На период заживления ему выдали костыли и металлический ботинок. Еще несколько месяцев после выписки он хромал по родительскому коттеджу, как пират на деревянной ноге.

Когда кость срослась и шину сняли, хромота никуда не делась; Фреду по-прежнему приходилось опираться на костыли. Нос остался кривым, а одна нога теперь была короче другой. С тех пор и на всю жизнь Фред возненавидел больницы и врачей.

Тем не менее он снова начал бывать в Ледбери: под колоннадой старого рынка и в молодежном клубе. Из-за хромоты он больше не мог танцевать: рок-н-ролл в исполнении Фреда походил на конвульсивные подергивания. Другие подростки посмеивались над ним, и он в одиночку, не дожидаясь подмоги в лице Джона, бросался в драку. Дома жизнь Фреда тоже была не сахар, поскольку отец постоянно попрекал его за нетрудоспособность.

В этот период Фред познакомился с одной из самых значимых женщин в своей жизни – будущей женой и… жертвой. Кэтрин Бернадетт Костелло, рыжеволосой и голубоглазой, было шестнадцать лет, когда они впервые встретились на танцах в Мач Маркле. В Херфордшир она приехала к родственникам, но родилась и жила в Шотландии, неподалеку от Глазго. Мать бросила Рину, когда та была еще младенцем, а отец, сторож на автомобильной свалке, сильно пил и совсем не заботился о пятерых дочерях и двух племянницах, оказавшихся под его крышей.

С ранних лет у Рины были неприятности с полицией. В одиннадцать она совершила кражу и впервые оказалась в суде. Ее освободили на поруки, но на следующий год она попалась на краже опять. В третий раз девочка получила двухлетний испытательный срок, снова была отправлена домой, нарушила условия освобождения и оказалась в исправительной школе. Ни о каком исправлении в ее случае не шло и речи: она грубила воспитателям и постоянно сбегала. В шестнадцать лет Рина ушла из дома и перебралась в Глазго, а оттуда поехала к родне в Англию.

Фред, никогда не выезжавший дальше Барри-Айленда, пытался впечатлить ее рассказами о своих «подвигах», включая недавнюю аварию на мотоцикле. Он утверждал, что перенес клиническую смерть и его тело уже начало остывать, но внезапно труп пришел в себя – лежа на каталке в морге.

Вероятно, Рина поверила ему, потому что очень скоро они уже вовсю встречались и занимались сексом. В сексе Фред был ненасытен, а еще жесток и склонен к насилию. Однако Рину в первое время это не смущало, и она даже вытатуировала имя любимого на руке швейной иглой и канцелярскими чернилами. Из-за постоянных отлучек родственники поставили Рине ультиматум: или она порывает с Фредом Уэстом, или покидает их дом. Рина выбрала последнее. Со случайной знакомой она сняла комнатку в мотеле «Нью Инн» в Ледбери и постаралась устроиться на работу. С работой не задалось, да еще и Фред начал ее ревновать, подозревая в связях с другими мужчинами. Рина собрала вещички и вернулась в Шотландию.

Фред недолго горевал об утрате возлюбленной и принялся гоняться за другими девушками в окрестностях Мач Маркла. Их возраст и внешность были ему неважны: так он соблазнил девочку из деревни, которой едва исполнилось тринадцать. Шесть месяцев он тайно встречался с ней и занимался сексом, что впоследствии привело к громкому скандалу.

Другая девушка, посетительница молодежного клуба в Ледбери, внезапно дала ему отпор: они вышли с ней покурить на площадку наружной пожарной лестницы на втором этаже, Фред попытался ее поцеловать, но девушка сильно его толкнула. Фред потерял равновесие, перевалился через перила и упал головой вниз на асфальт.

Все, кто был в клубе, кинулись к нему. Фред лежал неподвижно и никак не приходил в себя. Высота второго этажа была не больше трех метров, но удар пришелся на голову. И снова, окровавленного и с расширенными зрачками, Фреда доставили в госпиталь, где он лежал в прошлом году.

Возможно, две травмы головы послужили катализатором для будущих убийств, которые Фреду Уэсту предстояло совершить, – у серийных преступников часто обнаруживали повреждения мозга.

Дейзи опять сидела рядом с сыном и молилась за его выздоровление. На этот раз он пришел в себя быстрее, спустя всего сутки, но у этой травмы обнаружились печальные последствия: Фред стал гораздо более раздражительным и злобным. Врачи подозревали у него нарушение мозговой функции. Возможно, эти две травмы послужили катализатором для будущей серии убийств, которую Фреду Уэсту предстояло совершить, – у серийных преступников часто обнаруживали повреждения мозга. После травмирования определенных участков коры у нормального прежде человека могут проявляться психопатические черты: крайняя импульсивность, агрессия, чрезмерная сексуальная возбудимость и равнодушие к чужим чувствам. Все эти качества отмечались у Фреда Уэста и раньше, так что зачатки психопатии присутствовали в нем с детства. Теперь же она усиливалась и развивалась.

В апреле 1961-го Фред совершил свою первую кражу: вдвоем с приятелем они проникли в ломбард и украли оттуда два портсигара и позолоченную цепочку для часов. Их быстро поймали, и оба предстали перед судом: они признали себя виновными и выплатили штраф в размере четырех фунтов. Так имя Фреда Уэста впервые попало в газеты: о них упомянули в новостной колонке Ледбери репортера.

Но куда более шокирующим открытием для родных и знакомых Фреда стало обвинение в развращении несовершеннолетней. Его отношения с тринадцатилетней девочкой, начавшиеся в предыдущем декабре, вышли наружу, и в июне 1961-го Фред снова предстал перед судом. Девочка, на шесть лет младше его, была беременна – врач это подтвердил. В разбирательстве участвовала не только полиция, но и органы опеки. Фред, нисколько не смущаясь, рассказывал на допросах, что занимался сексом с малолетними уже давно; он не видел в этом ничего ненормального или извращенного.

– Так все это делают, что тут такого? – недоумевал он.

Несколько дней Фреда продержали в изоляторе в полицейском участке, после чего выпустили под залог. После совершенных им мелких краж, приводов в полицию и приговоров Дейзи и Уолтер Уэст решили, что такому сыну не место в их доме. И это больно задело Фреда. Он не ожидал, что семья отвернется от него. Фреда отправили в Мач Маркл, к сестре Дейзи, Вайолет, и ее мужу Эрни. Девочка, из-за которой все началось, сделала аборт; в ноябре должен был состояться суд.

Уехав из Муркорта, Фред перестал и работать на ферме. Он не хотел видеться с отцом, который его отверг, но причина была не только в этом. Сельский труд постепенно становился механизированным, и образ жизни, который вели деды и отцы тогдашней молодежи, сходил на нет. Многие ровесники Фреда уезжали из деревень. Фред решил освоить новое дело – строительство. Он снова начал как подсобный рабочий, постепенно обучился плотницкому ремеслу и кладке кирпичей, так что с гордостью стал называть себя профессиональным строителем. Младший брат Фреда, Джон, стал водителем грузовика.

На работе Фред продолжал красть – стройплощадки представляли для этого массу возможностей. Во время строительства загородного дом в Ньюенте его арестовали за кражу оборудования. На суде Фред сослался на свой излюбленный аргумент:

– Так же все делают, разве нет? Все воруют со стройплощадок.

Ему выписали штраф на двадцать фунтов.

Периодически у него появлялись подружки, и многие из них потом жаловались, что Фред был очень груб, занимаясь сексом. Практически каждый его половой акт можно было назвать изнасилованием. На одной из таких подружек Фред подумывал жениться и уже купил обручальное кольцо, но ей было четырнадцать лет, а Фреду девятнадцать, и им требовалось согласие родителей. Дейзи Уэст ни за что такого согласия не дала бы, и Фред решил подождать до двадцати одного, чтобы жениться на ком ему захочется.

Настал ноябрь, а с ним и судебный процесс по делу о развращении малолетней. Уэсты, хотя и услали сына в деревню, все-таки присутствовали на заседании – семья есть семья. Доктор Харди, выступавший на стороне защиты, впервые упомянул о возможности того, что склонность к насилию у Фреда может быть вызвана травмой мозга. Не исключено, что у него бывают эпилептические припадки – например, недавно, когда Фред хотел заняться сексом, он вдруг повалился на пол и затрясся всем телом.

Тяжелые травмы головы – одна из самых частых причин эпилептических припадков, и чем дольше продолжается кома после происшествия, тем вероятнее возникновение эпилепсии. В зависимости от того, на какой участок коры придется повреждение, может измениться и личность человека. В глазах Дейзи Уэст именно травмами объяснялись отклонения у ее сына.

Защита могла бы и не стараться – дело развалилось само собой, поскольку истица не явилась в суд. Фред вышел из здания свободным человеком, но вход домой ему был по-прежнему закрыт. Он чувствовал себя изгоем в собственной семье. К двадцати годам Фред снискал печальную славу вора и растлителя малолетних. Прошел целый год, прежде чем родители согласились возобновить с ним отношения. Летом 1962-го Фред начал встречаться с Дейзи и Уолтером по выходным в пабе «Уолвин Армз». Они выпивали по паре пива, перебрасывались несколькими фразами и в конце вечера уходили вместе.

Вскоре Фреду позволили вернуться в Муркорт-Коттедж, а тут прикатила из Шотландии и Рина Костелло. Она устроилась на работу официанткой в «Молочный бар» на Хай-Стрит. На руке у нее появилась еще одна татуировка: «Рина и Джон, любовь навсегда». В Глазго она подрабатывала проституцией, неоднократно попадала в полицию, совершала кражи, была осуждена и после суда устроилась кондукторшей в автобусный парк, где у нее начался роман с водителем южноазиатского происхождения. Она забеременела, но отношения между ними прервались, так что Рина решила вернуться в Англию.