Боги пяти Столпов. II Белая тень. бесплатное чтение

Глава1.

Черные кости кривых рогов, венчающие голову жреца Замбето, бросали пляшущие тени на скругленные стены погребального храма. Причудливый наряд, сотнями шерстяных плетей скрывающий его образ, будто причесанный разноцветный стог сена, подметал каменный пол танцующей кружащейся метлой. Глиняная маска на лице выражала гротескное выражение то ли ярости, то ли ужаса, выразительно искривив черты, раскрашенные в красно-синие цвета. Голос жреца гудел, будто доносился из толстой металлической трубы, резонируя и выходя на слышные лишь собакам высокие ноты. Ритуал продолжался уже больше часа, и съежившееся в центре ритуальной комнаты существо уже отдавало последнее дыхание девяти факелам, очертившим вокруг него недвижный круг. Белая его прозрачная кожа, лепестками облепившая голову, как розовый бутон, уже иссыхала, оголяя глотающую воздух зубастую пасть. И вот, когда существо сделало последний вдох и застыло, жрец остановился на месте и, вытянув на одной руке длинное древко посоха с витиеватой погремушкой на конце, почти коснулся ей потрескавшегося лба суккуба. Еще мгновение, и разноцветные камни, собранные в множество пучков, осветились радужным слабым сиянием и тихо зазвенели, как сотня крошечных изломанных колокольчиков. Белесая дымка, облаком окутавшее тело суккуба, тут же воронкой утекла в навершие посоха, угнездившись в одном из пустых прежде камней.

Замбето крутанулся вокруг своей оси еще раз и, будто смахнув пыль с бездыханного тела, опустился над ним стервятником. Еще пара несложных манипуляций, и вместо суккуба, размером со взрослую овчарку, на полу остался лежать спрессованный шар из тонкой белой кожи и горстка серого пепла. Бережно положив шар в свою ладонь, из-за золы ставшей серой и светлой, шаман дунул на новый трофей белым порошком и положил в небольшую поясную сумку, спрятанную под шерстяными тонкими косами одеяния.

Бранвин задумчиво сидела за круглым журнальным столом, анализируя новый расклад на костях, пытаясь оценить ближайшее будущее. Она прибегала к этому методу, когда прочие схемы не давали положительного результата. Время от времени она тешила себя надеждой, что костяные руны выбросят именно ту комбинацию, которая удовлетворит ее запросы. Высокие стены ее комнаты были изрезаны узкими дырами застекленных бойниц, создавая гармоничную игру света на противоположной стене с широкой высокой дверью, создавая рисунок, похожий на клавиши пианино. Дав волосам небольшой отдых, она расплела свои белые косы, зарывшись в них, будто в импровизированную вуаль. Она задумчиво перебирала кости в руках, никак не в состоянии удовлетвориться тем результатом, который раз за разом выдавало их гадание.

Тишину нарушил настойчивый стук в дверь. Дав разрешение войти, она не подняла глаз, ни на секунду не отвлекаясь от стеклянной поверхности стола, на которой хаотично лежали костяные руны. Замбето шумно прошагал через комнату к госпоже и, остановившись в нескольких шагах от нее, послушно склонил рогатую косматую голову, сокрытую за ворохом шерстяных разноцветных прядей.

– Говори – приказала Бранвин, не меняя позы.

– Великая Белая королева – начал шаман – я иссушил еще одного суккуба. Новой дозы хватит, чтобы усыпить Бога еще на неделю. Наш эксперимент исключительно удачный!

– Хорошо. Значит, и с черными тварями провернем тот же трюк – она едва заметно ухмыльнулась, наконец подняв голову и взглянув на шамана исподлобья. – Что насчет девочек? Нашел лекарство?

– К сожалению, наши попытки проваливаются одна за другой – шаман съежился, как чернослив. Фигура его стала заметно меньше даже под тяжелым громадным конусом из шерсти. – Сколько мы ни пытаемся их разделить, Бог спаивает их вместе, моя госпожа. Позавчера нам почти удалось разделить их до тазовой кости, но началось обильное кровотечение, и пришлось прекратить.

– Выходит, не так хорошо твое средство по усыплению, не так ли? – прошипела Бранвин, скаля белоснежные зубы. – Выходит, Бог не спит, а притворяется?

– Нет, нет, моя госпожа! – взмолился Замбето. – Он точно спит! Иначе при аппетитах близнецов Белый столп давно ушел бы под воду! Может быть, сон недостаточно глубокий…

– Ну так найди способ его таким сделать! – рявкнула Белая, превращая в труху костяные руны в сжатом кулаке. – Они становятся тупыми и слабыми, когда их сознание сливается в одно. Мне нужны два сильных мага, а не один недоразвитый! Два всегда лучше, чем один.

Уяснив, что разговор окончен, Замбето поспешно отправился восвояси, снова начинать поиски нового порошка или иного средства для решения задачи слишком сложной, чтобы справиться одному.

Бранвин медленно поднялась с мягкого кресла, как медведица появляется из берлоги в первый теплый весенний день. С высоты своего почти двухметрового роста она лениво оглядела стены своей светлой холодной комнаты и мягким плавным шагом направилась в коридор. Замешкавшаяся прислуга, задремавшая в углу, бросилась к дверным ручкам, расторопно отворяя тяжелые массивные двустворчатые двери. Тихо плывя по длинному коридору, испещренному дверными проемами, она не отводила взгляда от приближающегося высокого прохода в конце галереи. При ярком солнечном свете ее кожа казалась прозрачной с тонкой сеткой капилляров. Белые ресницы, обрамляющие широкие волчьи глаза, рисовали на худом вытянутом лице две дуги, глаза под которыми, лишенные пигмента, горели углями красной сетки сосудов. При высоком росте и тонкокостном телосложении, Бранвин не казалась худой. Тело ее было крепким, как у полярного волка. Она была выше большинства мужчин в своем королевстве, несмотря на то, что ее северный народ отличался среди прочих ростом и статью.

Минуя утонувшую в солнечных лучах длинную галерею, она молча зашла к уютную светлую комнату, завешанную балдахинами и усыпанную горами мягких подушек в шелковых чехлах с кружевной вышивкой. Точно определив искомый объект по звуку, Бранвин обогнула по изножью громадную двуспальную кровать с богатой периной и посмотрела вниз. На полу, вцепившись в тряпичную куклу, уселись на мягком теплом ковре сестры-близнецы Деа и Леа. Заметив появление наставницы, они одновременно подняли на нее детский наивный взгляд больших голубых, почти бесцветных глаз. Бранвин плавно опустилась к ним на ковер и ласково провела ладонью по щеке каждой из девушек.

– Вам уже по восемнадцать лет, мои пташки – промурлыкала она. – Пора уже бросать игры с детскими игрушками. Мастер по мечам сказал мне, что вы упорно не хотите изучать науку. Почему?

– А зачем, если мы пьем чистую магию и одним пальцем можем поднять целую гору? – огрызнулась Деа, отбрасывая гладкие бесцветные волосы за спину.

– Мм – потянула Бранвин, изображая задумчивость. – А почему вы не хотите изучать историю пяти Столпов? Неужели не интересно?..

– А зачем? – хмыкнула Леа, подражая старшей сестре. – Мы напишем свою историю, и, если что-то не устроит, перепишем и старую.

– Так, так, так, мои могучие воительницы. Но для этого нужно покорить весь мир. А для этого нужно быть не только сильными, но еще и умными, и умелыми. И много чего знать. Слово – дар убеждения. Не со всеми может работать грубая сила. Чтобы быть успешными, нужно развивать не только магию, хотя она, конечно, в авангарде.

– Авангарде? – переспросила Деа. – Что это?

– А вот чтобы это узнать, вы сейчас же встанете и пойдете на урок истории. Учитель уже ждет вас. А если вздумаете мне перечить, – Бранвин обожгла девушек жутким хищным взглядом – я позволю древнему Богу спаять вас в одно целое окончательно, и превратить в тупой живой комок без разума и души. Все ясно?

– Да, Великая – тихо прошептали две белые тени.

– Вот и прекрасно – улыбнулась Бранвин, будто еще секунду назад ей не хотелось разорвать их на части. – Тогда поднимайтесь и ступайте.

Девушки нехотя, опираясь на руки, поднялись на ноги. Они уступали ростом королеве меньше, чем на полголовы, но при этом, еще не успев нарастить мясо на суставы, походили на двух спаянных по одному боку палочников. Два ажурных платья, сшитых в одно, крепко держали их спины тугими корсетами, создавая дополнительные трудности для легких. Несмотря на их затруднительное положение, Бранвин наотрез запретила носить свободные фасоны, чтобы облегчить боль в спине и тазобедренных суставах. Ее забота заканчивалась там, где в силу входили правила этикета и нормы поведения в современном обществе. Деа и Леа понуро заковыляли в кабинет истории, отбросив любимую игрушку на кровать. Бранвин, проводив их взглядом, холодно скомандовала горничным, почти слившимся со стенами:

– Все игрушки собрать и сжечь. Полки заполнить исторической литературой. Детство давно закончилось, пора взрослеть. В комнате навести порядок. Никаких подушек на полу, они уже взрослые женщины, а комната, как у пятилетних детей. Еще хоть раз увижу рюши и бессмысленные кружева, отправитесь на костер вместе с игрушками, понятно?

Горничные суетливо сделали синхронный книксен и бросились собирать детскую атрибутику в импровизированный мешок из ажурной простыни.

Будни Деи и Леи проходили однообразно и серо, и морозное яркое солнце ничуть не освещало их мрачную реальность. В сравнении с тем, какой свободой они наслаждались в родительском гнезде, пребывание в Белом замке можно было сравнить с заключением в темнице.

Будучи рожденными в родовитом семействе, ведущем счет с потомков первых людей, Деа и Леа пользовались значимыми привилегиями не только в своем поместье, но и в соседних имениях. Они жили под опекой своих родителей ровно десять лет, пока однажды громадные железные двери не впустили в дом незнакомца в белом, расшитом серебряной вышивкой одеянии. Один из приближенных королевских советников отдал их отцу запечатанный сургучной печатью свиток, перевязанный алой лентой. К удивлению девочек, родители в этот день вздохнули с облегчением.

Роды их матери проходили в тяжких муках, и едва не отправили ее на тот свет, когда с разницей ровно в двадцать две минуты, одна за другой на свет появились девочки-близнецы. Повитуха, принявшая на своей долгой памяти не одну сотню новорожденных, потеряла дар речи, увидев, кем разродилась молодая мать. Первенец появился на свет, обмотанный плоской, как ленточный червь, пуповиной, и был больше похож на мумифицированного слепого белого лысого крота. Обрезать ее стоило женщине большой смелости и немалой потери крови матери ребенка. Повитуха трясущимися пальцами, бережно начала разматывать жадную пуповину, обвившую тело младенца, как змея, лишенная пищи на зиму. К ужасу женщины, тугая белая пленка двигалась под пальцами, не желая отдавать свою добычу. Наконец, освободив от жгута крошечное тело, повитуха отбросила пуповину подальше и взглянула на младенца. От обычных новорожденных этого ребенка отличала ненормальная зрелость, словно она была рождена, как минимум, три дня назад. Глаза ее холодно смотрели на повитуху с выражением полярного волка, кожа была уже гладкой и слегка розоватой, на голове были хорошо заметны тонкие светлые волосы. Первый звук, вырвавшийся изо рта младенца, заставил в ужасе разбежаться всех кошек, бродивших на территории имения ближе, чем на пятьсот метров к родильной комнате, а из ушей, находившихся в непосредственной близости к ребенку, тихой дорожкой полилась кровь. Повитуха заметила это только когда красная капля с ушной мочки капнула точно в открытый детский рот. Побоявшись наказания за неосторожность, она решила утаить этот факт и, торопливо обмыв ребенка, привычными отточенными движениями запеленала его и уложила в колыбель.

Со вторым ребенком повторилась та же история, что и с первым, но на этот раз повитуха успела вовремя обмыть и запеленать девочку до того, как она испробовала крови. Этот, казалось бы, незначительный факт, со временем сыграл не последнюю роль в становлении молодых королев.

Дети росли так же, как и все другие, физиология их развивалась совершенно обычно, чего нельзя было сказать о психике. Склонность к особой жестокости проявилась уже в первые месяцы, когда девочки прокусывали соски своим кормилицам, требуя в пищу не только молока, но и крови. Знатное семейство сменило не один десяток нянечек, прежде чем дети смогли обходиться без грудного вскармливания. Несмотря на просьбы не сплетничать по поводу аппетитов дочерей, в народ все же просочился слух о том, что в одном из самых именитых семейств Белого столпа растут вампиры. В результате через год после рождения детей в доме почти не осталось прислуги.

К счастью родителей, дурная слава о необычных детях докатилась и до Белого замка. В отличие от остальных, Бранвин была несказанно рада такому кровожадному приплоду, и в тот же день отправила к ним на службу несколько десятков своих верных подданных, чтобы прислуживать возможным претендентам на трон. Впрочем, из этих нескольких десятков, через десять лет службы осталось всего четверо.

Когда детям едва исполнился один год, их замок уже за несколько миль облетала всякая птица и обходили стаи самых голодных бродячих собак. Хотя, было преимущество в отсутствии крыс и мышей, но слугам от этого было не легче, ведь теперь вместо того, чтобы изводить животных, близнецы принялись за людей. Когда же детям исполнилось пять, и они могли ловить измученную добычу, как маленькая стая диких волков, вот тогда и началось самое активное сокращение численности прислуги. Родители же девочек не могли сделать ровным счетом ничего, панически опасаясь собственных дочерей. Отец, являясь одним из самых влиятельных особ во дворце, имел недурственные способности в боевой магии, в отличие от матери, которая никогда не отличалась ничем выдающимся, кроме как внешней красотой. Но даже он не мог совладать со своими дочерями, чаще обращаясь с ними, как с дикими животными, нежели как с людьми. Оттого близнецы, питаясь страхом, становились еще более кровожадными и неуправляемыми.

Деа, испив первую каплю человеческой крови уже при первом вздохе, росла заметно яростнее и сильнее сестры, взяв на себя безоговорочную роль лидера. Лею это вполне устраивало. Она никогда не рвалась в первый эшелон власти, но при этом была более высокомерной и презрительной к окружающим. В результате, ее жестокость временами вызывала удивление даже у старшей сестры. Леа временами отлавливала своих жертв, будто кошка в охоте за мышами, питая особую слабость к молодым представителям, более наивным и оттого, не особо осторожным. Несмотря на предупреждения от старших держать уши востро, новоприбывшие чаще всего становились жертвами хитроумных ловушек. Леа любила изобретать новые способы ловли и пыток, это доставляло ей несравнимое удовольствие. Так она возвышалась в собственных глазах, ведь временами Деа делала все от нее зависящее, чтобы уронить самооценку сестры ниже каменных плит на полу. Ответить Дее Леа не могла, так что всю обиду и злость вымещала на прислуге. Родители ничем не могли препятствовать такому поведению дочерей, рискуя впасть в немилость их всемогущей покровительницы, восседающей на Белом троне. Приказ от ее имени был отдан недвусмысленно и четко. «Не мешать девочкам развиваться во всех направлениях и желаниях», произнесла Бранвин, единожды переступив порог их дома. Потому отец семейства, временами впадая в тоску и отчаяние, все чаще запирался в своем кабинете, а мать, наблюдая за развитием дочерей, и чувствуя спиной их волчий взгляд, иссохла и скончалась, когда близнецам едва исполнилось восемь лет. Похоронив жену, глава дома окончательно замкнулся в себе и прекратил какое-либо общение с дочерями, либо избегая их в длинных коридорах, либо и вовсе делая вид, что не замечает их существования. Последние два года показались ему вечностью, но, когда порог переступил королевский советник, чтобы забрать детей на попечение Бранвин, мужчина, в свои сорок лет выглядевший, как столетний старик, наконец-то смог выдохнуть. Впрочем, свободой он наслаждался недолго, и на следующий день его похоронили рядом с супругой. Близнецы не придали значения этой потере, даже не попытавшись изобразить печаль, услышав новость о скоропостижной смерти своего отца. Что не удивительно, ведь знали они лишь его дрожащую тень. Волк тоже не тоскует по зайцу, которого сожрал на обед.

Ровно в десять лет от своего рождения две девочки ступили на территорию с совершенно другими правилами и законами. Бранвин, давая им полную свободу до десяти лет, жаждала увидеть перед собой уже сформировавшихся маленьких хищных зверков. Вместо этого перед ней стояло двое детей, настолько избалованных и бесконтрольных, что тиски, в которые пришлось из заключить, с каждым неосторожным движением отзывались резкой болью. За какое-либо неповиновение, Бранвин лично применяла то наказание, которое было соразмерно их проступкам. Она не тревожилась о том, что такая вседозволенность произрастала корнями в ее к ним изначальном отношении. Ее задачей было слепить из этих диковатых детенышей с садистскими повадками нечто, что удовлетворило бы ее требования, и было совершенно неважно, сколько мук ей придется им причинить. Некоторые наклонности она поощряла, такие как маниакальное желание добиться поставленной цели, невзирая ни на что. Стоило Бранвин слегка ослабить поводок, как сестры мертвой хваткой вцеплялись в глотку тому, кто посмел бросить на них когда-то косой взгляд. За подобное поведение их тоже не наказывали, считая, что будущий правитель должен держать в абсолютном страхе тех, кто чем-то не согласен с властью. Это закрепляло в них веру и уверенность в том, что они – есть будущий закон.

Бранвин посадила их на трон сразу же, как только убедилась в том, что близнецы прекрасно поддаются дрессуре. Ее они слушались безоговорочно, ведь сейчас королева являлась той незыблемой и могучей силой, которая могла снести их, как ураган картонный домик. Временами Бранвин позволяла им удовлетворять свою садистскую сторону, когда разведка отлавливала незваных гостей с одного из других столпов, и девочки, как никто другой, прекрасно справлялись со своей работой, пытками выведывая любую информацию. Здесь сама королева восхищалась их недюжинным талантам.

Впервые попробовав кровь Бога, сестры почти обезумели, ощутив такую силу, с какой никогда прежде не сталкивались. Кровь чистой магией обожгла их вены и хлынула лавовым потоком в конечности. Бранвин, зная о действии этого наркотика, заблаговременно подготовилась и вовремя пресекла попытки сестер отгрызть ей голову, наотмашь отшвырнув их в раскрошившуюся каменную стену и сломав им несколько ребер. Усвоив и этот урок, близнецы молча поднялись на ноги, но полные ярости глаза откровенно говорили об угрозе расплаты. Бранвин это устраивало, ведь она всегда была готова предоставить им возможность отыграться на одном из пленников Белого замка. Со временем жажда крови стала несоразмерной. Не зная меры ни в чем, сестры плохо усваивали уроки в теории, а когда доходило время до практики, было уже поздно.

Белый Бог, как и четверо остальных, всегда знал, когда его силами злоупотребляют и тянут жилы слишком рьяно. И когда очередной эпизод с кормлением пошел не по плану, и рана стала ныть, он принял меры. Пытаясь отпустить бушующий лавой пульсирующей крови сосуд, сестры вдруг с ужасом осознали, что не могут разжать челюсти. Они ощутили, как кто-то громадный хватает их, словно насекомых и плотно прижимает друг к другу, спаивая вместе, как два листа тонкого металла. Вампиров было слишком много, и единственным разумным способом это исправить было соединить два в одно. Близнецы, пытаясь вырваться, лишь усугубляли ситуацию, не давая сделать швы ровными. Они разрывали их, тем самым нанося еще большие увечья. Но они ничего не могли противопоставить Богу. Их яростное сопротивление можно было сравнить с хаотичными движениями жука, пойманного двумя человеческими пальцами, чьи лапки бессмысленно перемешивают воздух над оголенным брюшком. Они чувствовали, как кожу на их боках протыкает невидимая острая игла, раскаленная докрасна, почти ощущали запах собственной опаленной плоти. Знали, что, когда Бог натянул нить, они прилипли друг к другу, как тряпичные куклы, что кожа их под температурой расплавилась, будто масло, сливаясь воедино, что сосуды от их тел прорастают внутрь друг друга. Видели, как сливается их сознание, как глаза их теперь смотрят по-другому. Не желая соединяться в одно, они рывками отталкивали друг друга, раздирая кожу и разрывая сосуды, но все тщетно. Чья-то заботливая игла вновь натягивала нить, исправляя ошибку.

Бранвин, зная, кто пытается устранить урон в системе равновесия, решила ничего не предпринимать, наблюдая, как два сливаются в одно. И вот Бог отпустил свое творение, и близнецы единым живым костлявым мешком рухнули на ледяной пол тронной залы. Едва придя в себя, они тут же принялись царапать и рвать кожу на животах и под мышками с тем же безумием, с каким дикие лисы отгрызают лапу, попадая в капкан. Бранвин осторожно накрыла их руки своими, не давая еще больше себя изувечить.

– Мы все исправим – тихо произнесла она. – Только ничего не трогайте, он снова сошьет вас вместе. Это бессмысленно.

Впервые их сшили в возрасте тринадцати лет. Именно тогда Бранвин бросила весточку своим приспешникам на Золотой столп, где столетиями врачевали умелые шаманы, ведающие множеством секретов. И именно тогда один из них появился на белой земле с кожей, черной, как уголь, покрытой множеством мелких шрамов, каждый из которых имел свое значение. И именно тогда они впервые попытались разорвать сшитые Богом тела на два. Выбранный способ не подошел, и едва не лишил жизни близнецов, за что Замбето получил суровое наказание. Остальные попытки были более осторожные и хитро выдуманные, но обмануть Бога оказалось делом не из простых. Тем не менее, несмотря на громадные риски, сестры не могли обходиться без крови Бога, уже испробовав ее однажды, и каждый последующий укус сращивал их вместе все сильнее и сильнее, когда однажды их разумы едва не слились в один. К восемнадцати невидимая нить соединяла их от середины бедер до самой шеи, и теперь королева поила их, как новорожденных, давая присасываться к своим венам. Она старательно избегала этой меры, так как они тащили силу с такой жадностью, что она едва успевала отбросить их подальше, прежде чем была угроза потери сознания. Они были ценны для нее, но себя она все же оценивала выше.

Тот факт, что она позволила им кормиться от божьей крови раньше, чем это позволили своим преемницам остальные правители столпов, ставило ее в уязвимое положение, так как все договоренности между государствами, установленные ранее, теряли вес и силу. Но близнецы были нужны ей в полном расцвете раньше срока, и ради этого она была готова рискнуть.

***

Сестры, покачиваясь, зашли в аудиторию, где их уже ждал преподаватель почтенного возраста. Перед ним на широком деревянном столе была разложена пыльная кипа старинных книг, которые явно редко доставали с высоких полок королевской библиотеки. Заметив в дверях своих учениц, секунду назад безмятежный старец вдруг дернулся, по спине его пробежали крупные мурашки, и он вскочил со скрипнувшего стула, будто ему в промежность вцепилась ядовитая змея. Фальшиво улыбаясь щербатым ртом, в котором не доставало трети зубов, он пригласил учениц пройти за парту, где уже были приготовлены письменные принадлежности для предстоящей лекции. Леа и Деа, не сдерживая довольную ухмылку, обогнули скукожившегося старца по кругу, будто чертя вокруг него смертельную черту, и удовлетворенно уселись за стол. Учитель, смирив приступ ужаса, начал подавать материал, стараясь не встречаться с ученицами взглядом. Едва он произнес первое слово, как Деа перебила его.

– Почему у магов Черного стола есть звери, а у нас нет?

– Магические звери есть у всех столпов, кроме нашего, моя госпожа – терпеливо ответил учитель. – Мы добровольно отказались от этой обузы в пользу людей, нас. Звери слишком тесно связывали нас с Богом, а мы всегда стремились к свободе, независимости. Черный столп выделяется среди остальных тем, что там зарождаются самые прочные связи между животными и людьми, магами. Поэтому они слабее нас.

– Это почему же? – высокомерно процедила Леа.

– Потому что маги Черного столпа находятся в жесткой зависимости от своих питомцев, а мы нет. Они очень сильно привязываются к ним еще в первые годы, питаются через них силой Бога. Им нужны проводники, посредники, а нам нет. Мы берем все, что нам надо, напрямую. Нам это стоило немалых усилий и нескольких сотен лет.

– Но они проходят сепарацию, когда становятся старше. Разве нет? – Деа была недовольна ответом.

– Да, это так – старец сохранял самообладание изо всех сил. – Но связь остается очень прочной. Даже, когда они могут отпускать их достаточно далеко от себя, они сильно страдают, если животное гибнет или испытывает муки. Черный столп увяз в пережитках прошлого, они пытаются сохранить связь с природой как можно крепче, трепещут перед ней и преклоняются. Они – ее рабы. А мы покоряем то, что нам нужно и используем, как сами хотим.

– Мы нарушаем равновесие. – Монотонно и безразлично заключила Леа. – Мне плевать, но это факт. Мир пяти столпов стоит на том, чтобы все пятеро равномерно черпали силу из своих богов, чтобы все они оставались в спячке. А мы с сестрой жрали белого Бога вообще без каких-либо ограничений, потому он и сшил нас. Он проснулся, и теперь просыпается каждый раз, когда мы пытаемся покормиться от него. У Черного столпа есть такая проблема?

Учитель застыл на месте, нервно потирая костлявые пальцы. Глаза его бегали взглядом по полу, пытаясь найти ответ, который удовлетворит запрос молодой наследницы.

– Хватит ерзать! – рявкнула Деа. – Отвечай!

– Нет, мои госпожи – чуть ли не плача, ответил старец. – Из-за того, что Черный столп всегда стремился к балансу, они всегда боялись пить слишком много…

– Выходит, – прошипела Леа – что они умнее нас…

Старик, подняв на сестер потускневшие от возраста глаза, с ужасом обнаружил, что они встали с места. Он уже вытянул вперед руку в мольбе не причинять ему вред, но Леа щелчком сомкнула его голосовые связки, лишив возможности даже пискнуть. Она вывернула ладонь с хищно расправленными пальцами, и одним движением тело старика хрустнуло, осело и раскрылось, будто красный цветок, извергая густые фонтаны крови, оголяя белые позвонки.

– Как-то ты быстро – хмыкнула Деа.

– Сегодня я без настроения – фыркнула та в ответ.

Равнодушно уставившись на вывернутый кусок мяса, распластавшийся посередине комнаты, сестры разочарованно вздохнули и плюхнулись обратно на скамью, принявшись выводить пером по бумаге бессмысленные закорючки. Время урока закончится лишь через час, а до того момента Бранвин или ее советники вряд ли появятся, так что остается лишь убивать время.

***

Было темно. Даже для всевидящих кошачьих глаз мрак был слишком густым и пахнул сыростью и холодом. Морок осторожно крался вдоль заиндевевшей черной скалы, стараясь сливаться с ней в моменты опасности, как чернильное пятно. Предметы появлялись перед ним, будто в дымке, когда он почти вплотную подходил к ним, оттого их неожиданная материализация вводила его каждый раз почти в панический ужас. Казалось, прошла уже вечность с той поры, когда он рухнул в бездонную пасть гномона. Червоточина, шамкая и визжа, провалилась вместе с ним, но ни разу не встретилась на пути, пока он бродил по этому темному краю. Его собственных сил хватило на то, чтобы худо-бедно восстановиться после травм, полученных в бою, но они понемногу покидали его, на смену им пришел холод и голод. Казалось, это место многократно усиливало то или иное чувство. Да, это был голод, но голод абсолютный, звериный, отнимающий последний разум, если боль, то такая, что вызывала самые мрачные мысли и мольбы о смерти. Временами он упирался в тупики в скальных лабиринтах, и приходилось поворачивать обратно, а иногда дорогу обрубал обрыв, несущийся ровной стеной вниз на многие километры. Теперь Морок уже знал, что встреча с другими местными пленниками черевата серьезными для него последствиями, и старался не попадаться им на глаза.

Последнее существо, с которым черный кот столкнулся взглядом, было похоже на человека. Этот человек был огромный, или же кот стал маленьким. Существо было тенью прошлого, сгорбленное и сутулое, оно непрерывно и немо бубнило что-то себе под нос, скрытый за грязными патлами отросших волос, и шаркало едва передвигая ноги, бредя бессмысленно, но упорно. Здесь все непрерывно куда-то стремились, но ни один из местных не смог бы ответить на вопрос «куда» или «зачем». Здесь не существовало ни смысла, ни жизни, ни света. Это была бесконечно тянущаяся временная струна, натянутая изувером-скрипачом в попытке извлечь чистый звук, но каждое касание смычком не давало результата. Как в кошмарном сне, когда пытаешься закричать, но рот немо растягивается в натужном усилии. Стоило коту заметить человеческий образ, как существо тут же видело его, вперивая сквозь завесу волос свой слепой безумный взгляд побелевших круглых глаз. Оно вытягивало вперед неестественно длинные руки и мчалось прямо на кота, пытаясь схватить. Морок всякий раз успевал скрыться во тьме, рискуя налететь на очередного призрака. Он чувствовал себя маленьким и слабым, как недельный котенок, чья мать погибла или потерялась. Ему отчаянно хотелось, чтобы Волх пришел и забрал его из этого места. Он безумно устал, но не мог остановиться, ведь здесь не было укрытия, где можно было бы спрятаться от жутких тварей, наводняющих это страшное место. Они всегда двигались и никогда не спали, а значит, одна из них всегда могла настигнуть его во сне. Он не знал, что призрак может сделать с ним, ведь он ни разу не видел, чтобы одно существо настигало другое, не слышал ни звука, чтобы можно было определить чью-то вторую смерть. Здесь не было звуков, кроме тех моментов, когда по краю обрыва, бороздя густой мрак, показывалась чья-то громадная черная спина, усеянная тысячами игл. Хозяин этой спины издавал гул настолько громкий, что вызывал истерию даже у Морока. Он стремился спрятаться или залезть на гладкую отвесную стену лабиринта, теряя остатки разума, и приступ этот заканчивался лишь тогда, когда исполин скрывался из вида. Эти обрывы проходили по всему лабиринту, и глубина их была сравнима лишь с высотой отвесной скалы, на которую было невозможно забраться.

Морок видел, как некоторые из призраков падали вниз, где гудела невидимая пасть исполинского зверя. Он не знал, добровольно они бросались в пропасть или от потери разума, но он знал, что обратно они больше не вернутся. Должно быть, слишком долгое пребывание здесь превращало сердце в камень, а разум в безумие. Как знать, сколько сможет протянуть маленький котенок? Так или иначе, но пока он мог, Морок переступал тихими мягкими лапами по холодному камню, держась ближе к стене и подальше от пропасти. Единственной его надеждой был человек, оставшийся наверху.

***

– Ты уже месяц говоришь мне, что это опасно! – гремел Волх – Я сказал, что не брошу его никогда! Ты сама дала его мне, и я его достану оттуда, чего бы мне это не стоило!

– Я все прекрасно понимаю, Волх, – вздыхала Урса, стараясь сохранить самообладание – но уже говорила тебе, никто не может нырнуть в тень гномона и вернуться обратно. Даже я не могу! Это дорога в один конец.

– Ты пробовала? – Волх сменил тон, взглянув на королеву почти с надеждой.

– Нет. И никто не пробовал, все попадали туда так же, как и твой кот, их просто всасывало туда, и все. Я не могу отпустить тебя, ты слишком ценен, особенно сейчас! Мы почти подплыли к Белому столпу, Черный бог ищет их бога, и мы должны сделать все возможное, чтобы их встреча не стала для нас фатальной. А для этого мне нужны все маги. ВСЕ! Даже такие молодые, как ты и твои друзья.

– Они мне не друзья – осклабился молодой человек. – Мой единственный друг сейчас там, откуда не может выбраться, а ты просишь меня оставаться здесь. И ради чего? Как ты собираешься помешать воле богов? Что ты сможешь сделать? Думаешь, слон слышит муху, которая садится на его зад? Или просто сметает ее хвостом? Много о себе думаешь…

– Я смотрю, ты возомнил, что можешь говорить со мной на равных, щенок? – Урса уже сжала кулаки так, что морщинистая кожа на кистях натянулась и показала побелевшие костяшки. – Хоть я и в болезни, но все еще могу прихлопнуть тебя именно так, как слон муху. Не забывай, кто ты и кем должен стать. Через два года ты обязан будешь занять мое место, а до тех пор я обязана удержать престол и сохранить королевство! Поди прочь, и не смей даже близко подходить к тому гномону! Я все равно отдала приказ охранять его, верховные маги скрутят из тебя узел и бросят в пыль, не сомневайся. Все, пошел вон!

С этими словами Урса уронила тяжелую голову на ладонь и закрыла глаза, пытаясь унять мигрень. Королевский лекарь тут же подбежал к ней, чтобы дать очередную порцию обезболивающего отвара. Волх, молча наблюдая за суетой прислуги, сновавшей вокруг королевы, скривил брезгливую гримасу и широким шагом вышел из арочного проема в длинный коридор. Трое его знакомых уже ждали у высоких перил.

– Ничего нового? – мрачно спросил Аол.

– Ничего – выдохнул Волх.

– Что будешь делать? – Бадб заранее не нравился его ответ. Недовольство на ее лице читалось само собой.

– Нырну – пожал тот плечами, наблюдая, как округляются глаза его приятелей. – Но сначала мне нужно к учителю. Вернусь в пустыню, он должен помочь мне.

– Ну, по крайней мере, ты не ныряешь сразу – хмыкнул Аол, растягивая рот в неуверенной ухмылке.

– Ну, я ж не псих! И вы со мной не пойдете!

– Это почему же? – встряла Уна.

– Потому что вы мне там ничем не поможете. Останьтесь здесь и прикрывайте мое исчезновение. Я уж как-нибудь сам справлюсь. Прыгать вместе со мной в тень вы все равно не будете, так что не мешайтесь под ногами.

– Тут не поспоришь. – Аол, к удивлению остальных, согласился. – Что ж, в любом случае, желаю тебе удачи. И я тебя поддерживаю, так и знай. Если бы Инпу туда провалился, я тоже не смог бы стоять в стороне.

Он вытянул раскрытую ладонь, абсолютно искренне желая успеха в этом безнадежном деле. Волх одобрительно кивнул и крепко пожал его руку. Бадб и Уна тоже понимали, что отговаривать их нового друга бессмысленно, и лишь похлопали его по спине, провожая в дальнюю дорогу. Волх не стал тянуть с отбытием и, едва зайдя за угол, ловко нырнул в пространственный портал.

***

Пустыня дышала морозной прохладой. Ночной воздух приятно щипал лицо, будто ласковый котенок, и тут же облизывал шершавым языком ветра. Волх поймал себя на мысли, что рад вернуться в свой прежний дом, где нет людей и людских забот. Не хватало лишь кота, но это он собирался исправить. Бэл появился сразу же, как только Волх позвал его.

– Так, так, так – потянул он улыбаясь. – Это кто это к нам вернулся? Ну надо же, я уж решил, что ты про меня забыл.

– Как я мог? Всего месяц прошел, не такой уж и большой срок…

– Для того, кто ходит по земле, да, действительно небольшой. – Бэл прищурил синие глаза. – А вот для того, кто гуляет по мертвой пустоши, месяц – это целая вечность.

Волх почувствовал, как тоска и скорбь вонзились в сердце ледяным кинжалом. Вина каменной глыбой рухнула на него, придавив, как цветок подснежника.

– Да, я подозревал, что так оно и есть – тихо произнес он, не поднимая головы на учителя.

– Так чего так долго тянул?

– Не читай мне нотации. Я знаю, что виноват, и надо было прийти раньше. Но я не мог…

– Не мог? – хмыкнул Бэл, скрещивая руки на груди. – Это ОНА тебе так сказала? Что ты НЕ МОЖЕШЬ?

Волх ничего не отвечал. Молчание затянулось.

– Что ж, – вздохнул Бэл – ты оказался не такой самостоятельный, когда оказался под ее юбкой, не так ли?

– Хватит! – рявкнул Волх – Я же сказал, раньше я не мог.

– Мне это не интересно – безразлично ответил Бэл, пожимая плечами. – Твои проблемы меня не касаются, малыш. Так чего пришел? Она не хочет тебе помогать, и ты приполз ко мне просить о помощи?

– Я не буду отрицать, да – сдался Волх.

– Что ж, ну хоть какая-то правда. Ладно, но ты хоть понимаешь, ЧТО такое гномоны? И почему они именно так расположены на столпах? Кстати, на остальных, примерно в том же порядке, направлении, и количестве.

– Нет – Волх удивленно посмотрел на учителя. – А ты знаешь?

– Как думаешь, если спросить королеву, она даст ответ? – Бэл самодовольно улыбался.

– Я как-то спрашивал ее, когда Морок только пропал в тени, но она ничего не ответила.

– Так и думал – утвердительно кивнул Бэл. – А ты хочешь это знать?

– Да! – Волх ответил не раздумывая, он почти вымаливал учителя дать ответ на этот мучавший его вопрос.

– Ты уверен? Твой мир уже не будет прежним, когда узнаешь – Бэл почти шипел, как змея.

– Я хочу, чтобы мой мир изменился! Мне это нужно!

– Ну что ж. Ты читал байку о том, как был сотворен наш мир и как он устроен?

– Да, еще в корпусе.

– Ну так вот. Там явно было что-то вроде: пять чудищ, рожденных матерью-божеством, почти сожрали весь мир, и потому на их спинах выросли столпы, и люди, рожденные силой этого же бога, стали пить его кровь и силу, тем самым заставляя бога спать. Так?

– Да, примерно так.

Бэл странно улыбнулся. Волх не мог разобрать, что за странное выражение застыло на его лице.

– Это не совсем правдивая история. Она здорово упрощает правду, которая некоторым невыгодна.

– Может, расскажешь свою версию?

– Да, пожалуй, тебе стоит услышать второй вариант. Да, действительно, когда-то верховная богиня породила пятерых детей. И действительно, детей сильно прожорливых. Она и в самом деле сковала их цепями и отправила на поводках слоняться по океану в полудреме. Но горбы на их спинах выросли не из-за нее, хотя это мало что меняет, конечно. Просто, боги спали так крепко, что не могли нырнуть, и солнце постепенно изжарило их спины, отчего они стали покрываться наростами, в результате образовались столпы. Люди, как и все прочие твари, вышли из этой самой коросты, из крови, и стали жить на их спинах, как блохи на беззубых собаках, которые не могут от них избавиться. Время шло, люди росли и крепли, питаясь соками богов. Но никто не говорит, что вместе с кровью из бога уходила и часть души. Люди пили так жадно, что через тысячелетие исполинские тела стали пустыми оболочками, и столпы начали разрушаться. Трещать и лопаться, ведь с душой умирало и тело. Когда же короста с кровью и мясом слезла с их спин, Великая мать, видимо в наказание, вонзила зубы своих детей в днище своих же собственных ошметков, и прочно сковала с обратной стороны капканами гномонов. Прелесть, правда? Она, которая предпочла родных детей паразитам, сосущим из них жизнь, решила принести жертву, чтобы укрепить результат, ведь в первый раз все чуть не пошло прахом. Эта жертва должна была остановить разложение и продолжить существование людей еще на какой-то срок. Жертвой должен был стать особый человек, маг, превосходящий прочих по силе, уму и способностям. Чем сильнее и крепче был его дух, тем больше было шансов, что одной жертвы будет достаточно. И тогда мать выбрала одного из сотен тысяч. Им оказался молодой человек двадцати лет, который, несмотря на возраст, уже был могущественнее любого из верховных магов столпа. Она изловила его, как бабочку на летнем лугу, и заключила в плен вечной муки, чтобы жили другие. И так произошло с каждым из столпов. И когда человеческая душа умирает, ей на замену приходит новая. Вот так и тянется этот круг много-много тысячелетий.

– То есть Черный бог – это такой же человек, каким был когда-то ты или я? – Волх не мог сказать, что новая легенда его шокировала, ведь, по сути дела, это ничего не меняло.

– Ошибаешься – прочел его мысли Бэл. – Это меняет ровным счетом все для того, кто сменяет на посту предыдущего бога. Им может оказаться кто угодно. И ты в том числе.

– Даже если так, человек же может как-то избежать этого?

– Избежать? – Бэл рассмеялся впервые за много лет. – И как, интересно, ты сможешь обхитрить богиню, которая породила нас всех? Нет, парень, твоя свобода воли – это просто иллюзия!

– Ты зачем мне это рассказал? – Волх разозлился, такой расклад его точно не устраивал.

– Раз ты собрался нырять в тень, ты должен знать, в чей дом ты попадешь.

– Там живет душа бога? – вот сейчас Бэл действительно удивил его. Волх не мог себе даже представить, что когда-нибудь встретится с существом, которого не видел прежде никто из живущих на суше.

– Можно сказать и так – пожал плечами Бэл. – Но не совсем. – Ты встретишься с душой одного из магов, которого скормили оболочке бога. За столько тысячелетий эта оболочка стала огромной, каждая душа, что попадала туда, отдавала что-то свое, и теперь нельзя до конца утверждать, что это будет один человек. Скорее, это одна душа, приобретшая самые разные качества многих других, и вида она может быть какого угодно.

– Подожди, – перебил его Волх – но откуда ты все это знаешь? Ты был там?

– Можно и так сказать – пожал плечами Бэл. – Скажем, мой дух смог выбраться из той пустыни и не хочет туда опять возвращаться.

– Ты со мной не пойдешь?

– Не будь ребенком, Волх – улыбнулся учитель. – Ты уже давно не маленький, и за свои решения и поступки нужно отвечать самому. Раз ты решил отправиться туда за своим драгоценным котом, не надо надеяться, что кто-то потом тебя спасет.

– То есть я не вернусь?..

– Я этого не говорил – погрозил ему Бэл указательным пальцем. – Слушай внимательно, что я тебе говорю! Раз я сказал, что смог выбраться, сможешь и ты.

– Да. Но ты – только дух! А мне бы хотелось сохранить и мясо на своих костях. К тому же, я хочу, чтобы и Морок вернулся таким, как прежде.

– А вот на последнее я бы не рассчитывал.

– Поясни…

– Морок не сможет вернуться таким, как прежде, и ты, кстати, тоже. Эта долина внесет свои коррективы в ваше поведение, на ваших душах останутся шрамы, которые никогда не зарастут. Морок, к твоему счастью, не является существом из плоти и крови, как ты, например, и никогда не являлся. В каком-то смысле, он – часть души Урсы. Она отдала его тебе, оторвала от сердца и своей души. Его можно больше описать, как энергию, которая растет, крепнет и привязывается, как живое существо. Так что у него все шансы выбраться, если он еще не сдался и не свалился вниз со стены лабиринта.

– Что еще за лабиринт? – нахмурился Волх. – Есть карта какая-то к нему?

– Конечно нет – ухмыльнулся Бэл. – Лабиринт такой же эфемерный, как и все, что ты там встретишь. Он движется и меняется, так что будь осторожен. Единственный способ, как можно оттуда выбраться – это привязать к тебе нить. Но, если она порвется, тогда сможешь надеяться лишь на удачу. Нить эта не должна натягиваться, пусть ползет за тобой по земле, чтобы призраки, которые там бродят, не заметили и не зацепились за нее. По прочности она будет равна человеческому волосу, не более. Иначе она будет слишком заметна. Мы скроем тебя завесой, но, если одна из душ на тебя натолкнется, берегись! Ты услышал меня? Ни в коем случае не дай им тебя коснуться, иначе твои глаза побелеют, и ты не сможешь увидеть выход, даже если он будет прямо перед тобой! Понял!?

– Да, я понял. – Волх внимательно слушал его.

– Твоя особенность, то, что ты не чувствуешь страха, должна сыграть тебе на руку. Ты не будешь паниковать, если что-то пойдет не так. Я буду держать конец нити и направлять тебя. Если наша связь оборвется, действуй интуитивно. Постарайся полностью ей довериться. Найти кота будет сложно, возможно, мы застрянем там надолго. И, кстати, для тебя время будет тянутся гораздо, гораздо медленнее, чем для меня! Сильно медленнее. Тебе может показаться, что прошел месяц или год, это будет не так, но ты устанешь, сильно устанешь. Настолько, что захочешь остановиться отдохнуть. Ни в коем случае этого не делай, понял меня!? Там может казаться, что вокруг нет никого и ничего, дорога по стене лабиринта очень широкая, но, будь уверен, там снуют толпы призраков. И все они жаждут сожрать друг друга. Тень гномона – это пламя свечи в ночном полумраке, а люди – мотыльки. Все живое, что попадает в ее пропасть, тут же оказывается в долине призраков. Как только ты откроешь глаза, иди вперед, не останавливайся. Я покажу тебе, как не ослепнуть, сохранить голос и зрение, но не издавай ни звука, пока не увидишь кота, ясно!? Ты понял меня? – Волх молча кивнул. – Если они тебя услышат, тут же метнутся в твою сторону, и даже я ничего не смогу сделать.

– Я все понял. Морок услышит меня?

– Будем надеяться, что еще не обезумел и услышит, хотя прошло слишком много времени. И кстати, не ожидай там увидеть громадину, которой он был прежде. Скорее всего, там ты встретишь крошечного напуганного котенка. Засунь его за пазуху и сразу же бегом обратно, только не наткнись ни на кого! Так убегать, конечно, веселее, но неоправданные риски нам ни к чему.

– Почему ты не стал меня отговаривать? – задумчиво произнес Волх.

– А есть смысл? – Бэл саркастично поднял одну бровь.

– Ну, хотя бы для приличия – ухмыльнулся парень. – Впрочем, ты прав. Мы теряем время. Он меня ждет. Давай, завязывай нить, и я пошел!

– Подожди немного – осек его учитель, когда Волх уже был готов действовать. – Я должен предупредить тебя еще кое о чем. Есть вероятность, что ты наткнешься на бога. Не буду говорить, что ты не должен его бояться, ведь ты не знаешь, что это такое, НО! Он действительно не представляет для вас опасности, пока вы находитесь на стене. Он кормится теми, кто с нее падает. Тебя может оглушить его появление, просто пережди этот гул, но шагай дальше! Просто шагай, не останавливайся.

– Я все понял. Делай свое дело, а я сделаю свое.

***

Волх стоял перед непроглядной пропастью, все мысли его были направлены только на маленького напуганного котенка, потерянного где-то на глубине. У него не было ни тени сомнения в том, что он сможет его отыскать и вернуть обратно. Утреннее солнце уже начертило четкую тень от изогнутой иглы гномона, приглашая гостей. Бэл уже обвязал его грудь и талию тонкой едва светящейся красной нитью, начертившую крест спереди и сзади. Он завязал прочный узел между лопаток Волха и протянул ее к себе бесконечной тонкой лентой.

– Помни каждое слово, что я тебе сказал, мальчик! – напоследок наказал Бэл. – Внимательно следи за нитью! Помни, она должна лежать на земле.

– Я все помню, учитель, не бойся, я вернусь.

С этими словами он сделал шаг вперед, и черная пасть поглотила его без остатка.

Пространство облепило его, будто листья черных водорослей, облизывая и обсасывая, проталкивая все глубже по глубокой глотке. Волх чувствовал себя крошечной живой рыбкой, которую проглотил прожорливый монстр, не жуя. Когда под его ногами появилась опора, Волх крайне осторожно разлепил глаза, будто склеенные тягучей смолой, и попытался осмотреться по сторонам. Вспомнив главный указ своего учителя, он тут же начал шагать вперед, правой рукой проверяя натяжение нити. Бэл осторожно выпускал ее достаточно, чтобы тянуться по земле и в то же время не слишком сильно, чтобы она не накручивала лишние петли. Было тихо, настолько тихо, что Волху безумно хотелось издать хоть какой-то звук, чтобы проверить свои уши, но было нельзя! Эта тишина почти сводила с ума. Ему казалось, что перепонки в ушах исчезли, и вместо них образовались восковые пробки. Не было здесь и ветра. Ни малейшего дуновения ветерка, чтобы почувствовать какую-то жизнь в воздухе. Волх крайне осторожно, следуя наказу учителя, провел открытой ладонью перед собой. Спустя мгновение слабое колдовство, сокрытое множеством хитрых уловок, начало действовать. Теперь Волх мог слабо различать силуэты других существ, будто в другом спектре цветов, не свойственных для человеческого глаза. Существа показывались и пропадали в густом мраке, будто наброски красного грифельного карандаша. Теперь маг был способен защитить себя от неожиданных столкновений и найти своего несчастного друга, затерянного в этом бесконечном лабиринте отвесных стен. Волх тихо шел вдоль каменной стены, сканируя пространство вокруг в поисках Морока, как вдруг его внимание привлекло нечто странное, но знакомое.

Будто оживший набросок гигантского спрута, красными нечеткими линиями, сбоку появилось существо со множеством рук и ног. Они хаотично цеплялись за каменный пыльный пол, планомерно продвигаясь вперед. Сзади этого живого комбайна стелился какой-то сгусток, будто кокон, облепленный паутиной. Волх не горел желанием приближаться к этой твари, но любопытство заставило его замедлить шаг. Сам того не заметив, он почти остановился, будто в трансе наблюдая за существом, ползущим точно в его направлении. Когда пространство сократилось до метра, Волх узнал в облике множества потерянных детских душ прежнего монстра. Червоточина, утащившая за собой драгоценного питомца, теперь выглядела иначе. Десятки слепых детских глаз смотрели на него в упор, но не видели, измученные жаждой и голодом, они стелились по полу, как полупарализованный изувеченный зверь. Червоточина, сама по себе не имеющая души, теперь дырявым мешком чертила за несчастными склизкий кровавый след. Волху стало невыразимо жаль этих пленников, ничем не заслуживших подобного наказания. Жаль до такой степени, что комок в горле почти выдавил слезы из глаз. Потерявшись в нахлынувших эмоциях, Волх совсем потерял осторожность. Место усилило его эмоции, как резонатор. Он никогда не был настолько чувствительным к чужой боли, но сейчас она накатывала на него волнами и топила. Он остался стоять на месте, когда одна из маленьких рук едва коснулась его стопы. Почувствовав давление, Волх будто получил электрический разряд, попытавшись отпрыгнуть в сторону, но крохотные пальцы вцепились в низ штанины железной хваткой. Вслед за этой рукой остальные моментально изменили направление, пытаясь ухватиться за попавшего в ловушку человека. Слепые белые глаза и широко раскрытые рты немо и слепо волной устремились к Волху, замешкавшемуся на какую-то долю секунды.

Волх, забыв о жалости, совсем недавно сковавшей его сердце, и об осторожности, с которой следовало бы здесь передвигаться, взмахнул свободной рукой вверх, черпая силу из нити, питающей его. Нить раскалилась до красна, передавая извне силы Бэла. Из ладони вырвался огненный столб, окрасивший плотное черное небо в багровый цвет. Взметнув столб одним ловким движением, Волх скрутил на его конце сверкнувшую красной молнией длинную острую косу, развернувшуюся, будто тонкий металлический лист. Треск, который она издала, почти оглушил Волха, и тишина, заполнившая его уши, разорвалась с оглушительной болью, проливая красные ручьи от мочек до подбородка.

В следующее же мгновение все немые и слепые призраки, бесцельно бродившие по каменным тропам, кинулись в сторону грохота, будто до этого их не мучила ни жажда, ни голод, ни безысходность, тянувшиеся здесь вечность. Из тихих душ они превратились в жадных до крови тварей, готовых разорвать любое существо, встретившееся на пути. Они рвались вперед, периодически натыкаясь на соседей и тут же переключая свою голодную ярость на них. Чем ближе они подбегали к маяку звука, тем гуще становилась их популяция, и тем чаще они вгрызались в шеи, спины и лица себе подобных.

Волх рыком отправил косу вниз, натянутую будто на железной цепи, и, схватившись за короткое древко, полоснул пространство впереди себя, рассекая грибницу детских душ, будто цветочные стебли. Рассечённые вдоль и поперек, они застывали в немом крике и испарялись, как листья подожженной бумаги. Краем глаза улавливая мчащихся призраков, Волх выбросил косу вверх, раскручивая ее смертельное лезвие на прочной цепи, и когда круг сужался, выбрасывал ее вниз, одним махом сметая сотни слепых тварей. Он проделал этот нехитрый трюк множество раз, когда толпа стала редеть, и он уже мог разглядеть пустые промежутки между их немощными силуэтами. Он раскручивал косу раз за разом, уже позабыв об источнике, что ее питает. И вот внезапно цепь, державшая косу, лопнула, будто раскаленное стекло, очерчивая осколками ровный круг вокруг Волха. Лезвие исчезло, как подожженный сухой лист, и Волх схватил себя за грудь, в тщетных поисках спасительной нити. Теперь он остался один без гарантии вернуться обратно. Чертыхнувшись про себя, он увернулся от нежеланных объятий одного из призраков и, ловко уворачиваясь от остальных, бросился в сторону. Единственный плюс, который он смог вынести из этого провала – так это то, что все твари, что сновали здесь, теперь рвут другу друга на части там, куда их приманил звук. И теперь Волх мог свободнее бродить по лабиринту и искать своего кота. Он решил ускориться и перешел на легкий бег, старательно высматривая в темноте четвероногого друга.

Глава2.

Бранвин молча стояла у дверей, скрестив руки на высокой груди. Она равнодушно наблюдала за очередной попыткой шамана разъединить близнецов. В купольной комнате малого храма Белого столпа было темно, как всегда, и лишь застенчивое пламя костра в чаше по центру рисовало пляшущие тени на кривых стенах. Леа и Деа привычно уселись у огня по одну сторону, пока жрец- Замбето выплясывал ритуальный танец по другую. Он вычерчивал круги по окружности пола, поднимая пыль своим шерстяным одеянием, похожим на стог разноцветного сена. И вот он резко остановился, встав во весь рост напротив близнецов. Девочки напряглись, уже не в первые проходя испытание на прочность его жестокой магией.

Его песнь стала громче, ритм жестче, посох рассекал воздух вверх-вниз, чертя незримую линию меж двух тел, сидящих напротив. И вот он выбросил вперед ладонь, полную пепла, осыпав девушек с головы до пят. Пепел издавал запах сожженной травы и цветов. Еще одно громогласное завывание, и камни на его посохе засветились, как звезды. Леа и Деа вытянулись и закрыли глаза, задерживая дыхание, готовясь к операции на живую. И вот жрец крепко сжал посох обеими руками, сплошь покрытыми белой золой, и плавно начал вести светящимся наконечником сверху вниз. Огонь по центру залы задрожал и начал расходиться в стороны, будто сверху на него давила невидимая сила. Едва незримое лезвие коснулось шей близнецов, в воздухе запахло жженой плотью и раздалось шипение, будто кто-то бросил стейк на раскаленную сковороду. Леа и Деа вздрогнули, но не издали ни звука, превозмогая боль и сжимая кулаки до крови. Кожа на их шеях пенилась и покрывалась лопающимися пузырями, оголяя внутренний слой. Невидимый скальпель резал медленно и точно, огибая жизненно важные нервы, не жалея плоть. У наследниц уже начались судороги, когда жрец дошел до лопаток и шел вниз по ребрам. И тогда девушки рванули в разные стороны, разрывая собственную кожу, как напуганные кошки. Разум окончательно оставил их, управление взяли инстинкты. Кожа лоскутами свисла с боков и кровоточила, но они продолжали тянуть. Еще одно усилие и порция пепла, полученная из иссохшего суккуба, и их связь почти прервалась. Окровавленные ошметки еще живых тканей красной лужей залили кровью каменный пол. Глаза близнецов слепо уставились вперед, на лицах застыла немая маска безумия.

Внимательно оценив проделанную работу, жрец пришел к выводу, что пора делать последний решительный шаг. Связь, соединявшая близнецов, прозрачной пленкой удерживала их от одной тазовой кости до другой. Вытащив длинный изогнутый нож, Замбето решительно прыгнул вперед, будто болотная жаба, и одним движением рассек кожу, как песчаную косу меж двух островов. Близнецы, уподобившись белым паукам, освобожденным из плена собственной паутины, на всех конечностях рванули в разные стороны. Пот градом заливал неморгающие глаза, тяжелое дыхание превратилось в хрип. Каждая, не замечая ран, вдавилась в стену. Не будь этих стен, они бежали бы до тех пор, пока ноги не сотрутся по колено.

Бранвин смотрела на них равнодушно и холодно, ей не было никакого дела до ужаса и боли, кипевших у них внутри. Впрочем, жалости к ним не испытывала бы собственная мать, так что винить в бесчувствии здесь было некого. Девушки испили слишком много крови у каждого в этом замке, чтобы рассчитывать хоть на толику сочувствия с чьей-либо стороны. Они и сами не испытывали друг к другу сестринской любви.

– Теперь их надо рассадить в разные комнаты, моя королева – вполголоса прошептал Замбето, съежившись по-шакальи. – И желательно, даже в разные концы замка. Понимаю, это неудобно, но хотя бы неделю пускай не подходят друг к другу.

– Они будут только рады – хмыкнула Бранвин, не отводя взгляда от Деи, скребущейся во тьме, как крыса. – Да и слугам будет спокойнее обслуживать их по-отдельности.

– Верно, моя госпожа. Раны каждой из них следует обрабатывать этим пеплом, я изготовил достаточно, должно хватить. – Он указал кривым пальцем на несколько больших мешков, горой возложенных друг на друга у выхода. – Суккубов Древний бог в последнее время выпускает мало. Я подозреваю, что он ослаб. Мы годами охотились на них и почти истребили. Надеюсь, мешков хватит.

– Древний бог ослаб, но нам это не важно – лишь пожала плечами Бранвин. – Нам и не нужно, чтобы он смог сбросить нас со спины, когда ему заблагорассудится. Теперь мы стали богами, а он – нашей лодкой.

– Да, моя госпожа, но…

Замбето замялся, пряча лицо под разноцветной маской и нервно разминая белые пальцы, покрытые пеплом. Бранвин впервые опустила на него взгляд. Даже не смотря на нее, жрец знал, что в ее глазах горит холодная ярость.

– Что «но»? – рыкнула она. – Договаривай.

– Но утесы трещат по швам, моя госпожа – голос его дрожал. – Третий советник на прошлом собрании докладывал, что северные скалы обвалились на двадцать километров, сгинула небольшая деревня… Столп разрушается…

– Думаешь, у меня проблемы с памятью? – прошипела Бранвин. Ее стальные пальцы капканом обхватили тонкую шею жреца под шерстяными нитями шаманского одеяния. Он захрипел и лишь слегка замотал головой, пытаясь не дергаться, ведь знал, что это вызовет еще большее недовольство. – Тогда прикуси язык и не лезь туда, куда не просят, мешок с костями! Если ты ничего не забыл, мы выпили Золотой столп всего за семь месяцев, и ты нам в этом здорово помог. Сейчас он буксиром плывет за нами, а его полумертвый бог что-то не взывает к помощи матери. Хочешь вернуться обратно?

– Нет, моя королева! – взмолился Замбето, когда Бранвин разжала пальцы. – Умоляю, только не туда!

– Правильно боишься, жрец – ее рот растянулся в пугающей улыбке. – Не хочешь встречаться с полумертвыми жителями Золотого столпа. Все верно. Их мозг превратился в кашу сразу же после того, как мы забрали остатки божественной крови и перебили всех суккубов на твоей земле. Теперь они тени, не люди. Не осталось там ни животных, ни растений. Одни лишь призраки. Зато, благодаря твоему богу, наш бог протянет дольше.

Бранвин уже развернулась, чтобы выйти из храма, когда жрец печально добавил, бросая слова в пустоту.

– Но вы же знаете, почему Белый столп начал умирать?

– Конечно – ответила она, не оборачиваясь. – Потому что мы уничтожило то, что делало нас рабами. И теперь мы – боги! А боги должны быть полноценными. Нельзя быть целым, когда зависишь от зверя рядом.

– Мы уничтожили наши души – еще тише выговорил шаман.

– Да – голос же королевы стал тверже. – У богов нет душ.

***

Волх шел почти наощупь. Силы быстро покидали его, ведь нити, оборвавшейся ранее, больше было. Будто сам воздух в этом месте вытягивал из него все жизненные силы. Все его мысли занимал Морок. Как же он столько времени провел здесь совсем один, без еды, воды, сна… Может, он уже не сможет найти его и сгинет тут, будто его никогда и не существовало. Волх тут же постарался отмести мрачные мысли, как только они коснулись его сознания липкой холодной дланью. Нельзя унывать! Морок – самый необычный из всех магических зверей, он – часть колдовства Урсы, а значит, он и есть – сама сила. Первое время Волх старался едва касаться земли, чтобы не создавать никаких звуков, но, когда он случайно запнулся и шаркнул ногой по холодному камню, он ничего не услышал, а значит, такие мелкие помехи глушились здесь, и весь шум пожирался воздухом. Теперь он не особо осторожничал, но, заметив в стороне медленно бредущую тень, старался держаться подальше и тут же менял траекторию. Пару раз он отходил слишком далеко от отвесной стены и почти срывался с обрыва, ему уже стало казаться, что лабиринт не имеет границ. Словно он вырастал там, где его прежде не было и закручивался по спирали, извиваясь и изгибаясь бесконечной каменной лентой.

Нет, так продолжаться не может – решил Волх. – если я продолжу в том же духе, потрачу оставшиеся силы без смысла. Нужно что-то делать. Раз нельзя кричать и звать тебя, мой друг, попытаюсь найти по-другому.

Волх внимательно осмотрелся, пока рядом никого не было. Он слегка замедлил шаг и прикрыл глаза, проваливаясь в полу транс. Дыхание было глубоким, сердце едва успевало сделать по три удара за минуту. И вот, Волх увидел. Увидел так, словно глаза его приобрели свойства видеть в инфракрасном диапазоне. Все светилось красным пульсирующим светом, он различал каждый мелкий камень под ногами, видел каждого призрака на расстоянии больше километра. Он видел все. Весь этот бесконечный жуткий лабиринт, изрытый глубокими пещерами бездонных рвов и бесконечно высоких стен. Все дороги бежали и заворачивались к одному и тому же центру. Туда, где в глубокую воронку, словно прожорливую пасть, утекали все неприкаянные души. Он четко различал каждого призрака, добровольно бредущего вперед, как баран на скотобойню. Волх воспарил еще выше, рисуя карту лабиринта с высоты птичьего полета. Вот он! Маленький, едва различимый, но по-прежнему связанный с ним все той же цепью! Вот он, крошечный черный комочек, светящийся, будто красная звезда на черном небосклоне, полном белых звезд. Вот он, Морок, так же, как и все остальные, он бредет вперед. И он уже подошел слишком близко к завершающей спирали, где начинается прожорливая пасть дремлющего бога.

Волх молниеносно вернулся обратно в тело и рванул вперед. Усталости, как нибывало, ватные его ноги налились невероятной силой, и теперь он летел вперед, будто во сне, не чувствуя ни сопротивления воздуха, ни мышечной усталости. Его цель была найдена! Волх мчался красной стелой, почти рисуя за собой инверсионный след. Призраки, которых он задевал, в ярости пытались ухватить его, но натыкались на себе подобных и, либо становились их жертвами, либо их последним воспоминанием. Ему теперь было все равно, наткнется на кого-то или нет. Маленький котенок, прижавшийся к стене – единственное, что беспокоило его.

***

Морок уже едва передвигал маленькими лапами, когда его уши различили странный звук позади. Он замер и оглянулся назад. Сделав усилие, он с трудом смог пробиться сквозь плотный сумрак и разглядеть толпу призраков, разлетающихся в стороны, будто мягкие кегли. Звук издавало нечто, рассекающее воздух, будто воду огненный клинок. Морок, недолго думая, снова прижался правым боком к холодной гладкой стене и рванул вперед, что было мочи. Лучше не встречаться с этим кем-то, раз он так легко разбросал целую толпу. В последнее время соседей вдруг стало больше, словно они уплотнялись, как вода в бутылке, которая сужается к горлышку. Видимо, он уже приблизился к концу лабиринта. Тем не менее, финишная черта представляла для кота не такую большую опасность, как это нечто, несущееся навстречу. Но как бы Морок не старался бежать быстрее, эта тварь догоняла. Отдав последние силы, черный кот остановился и развернулся назад. Уж лучше я встречу тебя лицом к лицу – подумал он.

Толпа продолжала разлетаться в стороны, как водяные брызги от несущейся парусной лодки. По мере приближения этого неведомого зла глаза кота становились все шире, а тело само прижималось к земле все больше и больше. И вот, ближайших призраков отбросило назад, они флегматично рухнули в реку из себе подобных, где тут же превратились в озлобленных гиен и вцепились в глотки первых попавшихся тварей. И только тогда Морок впервые за эти бесконечные дни, месяцы или годы, проведенные здесь, ощутил чувствительными вибриссами легкое дуновение ветерка. Едва ощутимое, но это было почти забытое чувство жизни. Морок поднял голову наверх, ожидая напороться на слепой взгляд белесых призрачных глаз. И вот чего он не ожидал увидеть, так это лицо человека, который стал ему дороже собственной жизни. Лицо, которое улыбалось так широко, смотря на него сверху вниз, что почти рыдало. Лапы Морока вдруг стали легкими, он вперил не моргающий взгляд красных кошачьих глаз в родное человеческое лицо, боясь, что происходящее сейчас – это лишь мираж и издевки измученного сознания.

– Это ты? – тихо спросил кот, робко отправив мысль вперед.

– Я – уверенно и радостно услышал он в ответ.

Пускай это будет обман, пусть все неправда, и сейчас он сам прыгнет в объятия смерти, но зато эта смерть будет сладкой, наполненной радостными воспоминаниями о любимом человеке. Морок прыгнул к Волху на грудь, будто ласковый деревенский котенок, потерявшийся так давно, что всякая надежда вернуться осталась на задворках. Да, он был сейчас таким же маленьким, каким Волх увидел его впервые, и веса в нем было не больше, чем в однодневном цыпленке. Почти вся сила ушла из него, почти ничего не осталось. Морок терся мордой о подбородок и цеплялся когтями за воротник, боясь снова разлучиться.

– Теперь мы вместе, друг мой – говорил ласковый голос. – Теперь я тебя никуда не отпущу, ни за что на свете!

Ласковые человеческие теплые руки гладили отощавшую спину и согревали замерзшее тельце. Они провели бы в долгожданной ласке еще несколько часов, если бы не опасность, бодрствующая во мраке лабиринта. Спрятав кота за пазуху и затянув поясной ремень, чтобы котенок не вывалился снизу, Волх заявил.

– Мы не сможем выйти отсюда тем же путем, что вошли, малыш. Нам придется искать другой вариант. А значит, нам нужно с тобой стремиться к противоположному концу.

– Что ты имеешь в виду? – Морок вцепился в его рубашку передними когтями и высунул из куртки голову, чтобы быть в курсе событий. Сон наваливался на него тяжелыми волнами, как только он понял, что может теперь расслабиться за пазухой своего человека, но он настойчиво отказывался от возможности провалиться в сладостную дрему.

– Это значит, что мы с тобой идем к богу. Бэл сказал, что я могу попробовать выйти через него.

– Как через него? – ужаснулся Морок. – Он нас сожрет! Это смерть для мертвых!

– Точно не знаю, малыш – вздохнул Волх, уже набирая скорость. – Но доверься мне, и все получится!

Мороку ничего больше и не оставалось. Он молча наблюдал, как Волх ускоряет темп и превращается в красную стрелу, несущуюся к краю пропасти.

***

– Но зачем? – Ен не мог поверить своим ушам.

– Затем, что этот мальчик особенный – спокойно ответила Урса, развалившись на троне, как старая медведица.

– Все наследники особенные – пожал плечами Ен. Он никогда не боялся высказывать свои мысли вслух, зная, что королева всегда оценит честность его слов. – Но у королей и королев наследников по крови быть не может, это самый древний закон нашего королевства и остальных четырех!

– Это так, – все тем же холодным тоном отвечала она – но Волх стал первым исключением почти двадцать лет назад.

Ен немо поднял на нее глаза, не в состоянии принять ошеломляющую правду. Урса смотрела на него почти с печалью. Болезнь настойчиво мучила ее, и сохранять разум становилось все труднее.

– Я говорю это именно тебе, мой ныне первый советник, чтобы, когда я утрачу способность мыслить и узнавать лица, ты мог понимать, с кем тебе придется иметь дело, когда мальчик займет мое место.

– Но как это так получилось? Вы же всегда были на виду у знати? – слова вываливались изо рта советника, как рыбы из порвавшегося невода неудачливого рыбака. – У женщин в таком положении всегда виден живот, особенно на последних месяцах… Да и все правители, взошедшие на трон, становятся бесплодными сразу, как только дают клятву верности престолу…

– Все благодаря его отцу. Только благодаря ему Волх появился на свет. Если бы не его воля и сила, я не смогла бы зачать и уж тем более, выносить дитя. А скрыть живот от глаз знати – задача не трудная. Нехитрое заклинание, выполненное мастерски, и всего делов.

– Ну а Бадб? Вы выбрали ее, как породистую кобылу?

– Можно и так сказать – ухмыльнулась Урса. – Она выполнит то, что ей уготовано. Она спасет моего сына, заплатит жестокую цену, но спасет! Он слишком ценен. Гораздо более ценен, чем любой из нас.

– Пока что я вижу просто одаренного мальчика, который не ведает страха, впрочем, как и любой из тех, кого выбрал престол…

– Это не так – выражение лица Урсы стало зловещим и довольным одновременно. – Ты увидишь эту разницу, когда я отдам ему власть. И ты удивишься, насколько он другой!

– Чего же в нем такого особенного? Конечно, кроме того, что он – ваш сын…

– Повторяю, увидишь своими глазами. А Бадб выбрана не мной. Она родилась под совершенно особенным созвездием. И в ту самую секунду, когда она отделилась от матери, в небе взорвалась совершенно особенная звезда. Я отслеживала эти знамения с хирургической точностью, Ен.

– Созвездие Кайлитина? А взорвавшаяся звезда? Морринья?

– Да.

– Но это же плохие знамения! Худшие из возможных!

– Верно – рот Урсы растянулся в оскале, для полноты картины не хватало лишь кровавых подтеков в уголках. – Но это знамение было дано и нам, и тем, кто пойдет против нас, мой верный друг. Бадб тоже существо не простое. Она преобразится, и из милой правильной белокурой девочки родится нечто противоположное. Они с Волхом изменят этот мир!

– В худшую сторону – сделал вывод Ен. Он был в ужасе, и на холодном лбу выступила липкая больная испарина. Он рухнул в одно из кресел у стены. – Когда взорвалась Морринья, свет над миром дрогнул. Это было дурное предзнаменование, которое пророчило великую скорбь и конец всему.

– Вовсе нет – Урса расслабленно откинулась на спинку трона. – Ты слишком мало живешь на свете, чтобы правильно истолковывать подобные знамения. Да, это будут очень тяжелые времена. Более того, когда они наступят, я, вероятнее всего, уже не буду их свидетелем, мне осталось недолго. Но это будет война, которая расставит все на места. Восстановится нужный порядок ценой тысяч жизней, и Бадб встанет справа от Волха. Они – это будущее. Мы с тобой уже в прошлом, как и весь ныне существующий миропорядок.

– А Уна и Аол? Кто они?

– Точно так же, как и ты когда-то, они станут советниками, и если будет нужно, отдадут свои жизни ради своего короля.

– Ваша расчётливость переродилась в жестокость, моя королева – тяжело вздохнул Ен.

– Ошибаешься. Я всегда была жестока, и в первую очередь, к себе самой. И именно поэтому только я могла стать матерью такому существу, как Волх. Мне, в отличие от всех остальных правителей, никогда не было жаль своей шкуры, если ею надо было накрыть замерзшую страну. Моя жестокость спасла вас всех, и ты оценишь мою жертву, когда настанет время.

– Вы не хотите сказать ему правду? Он точно мучается от того, что не помнит себя до десяти лет. Как я понимаю, он жил вдали от королевских стен в то время, и вы были всегда рядом, когда это было нужно? Вы стерли ему память?

– Да. Только я могла это сделать так, чтобы его воспоминания не проснулись со временем. Пока что я не вижу в этом необходимости. Пусть займет трон с чистым сердцем и головой, ему не нужно знать, кем были его родители.

– А его отец? Где он?

Урса замолчала. Ее взгляд унес ее сознание куда-то далеко. Спустя несколько минут она странно посмотрела на своего советника. Ен не мог угадать, что таилось в этом взгляде. То была тоска, боль, сожаление или горькая обида.

***

Черное крыло опиралось на воздух, выталкивая ее все выше и выше. Перья, прижатые к птичьему телу, издавали слабый еле уловимый шорох, когда воздушные потоки волнами подбрасывали ее выше облаков. Здесь было тяжелее дышать, но красота, раскрывшаяся под громадной тенью, просила остаться еще ненадолго. Она ныряла в воздушные потоки и каталась на прозрачной спине воздуха, наслаждаясь редкой возможностью отдохнуть от бесконечных дел. Здесь, наверху, не было ни единой души, способной нарушить ее умиротворение, как вдруг нечто змееподобное играючи обрушилось сверху и, свив вокруг нее кольцо, крутанулось со всего маху, от чего Урса провернулась вокруг своей оси добрых три раза, будто детская игрушка. Черный змей тенью нырнул вниз и скрылся за густыми кронами вековых деревьев, словно приглашая громадную птицу в веселую игру. Впрочем, Урса расценила это как оскорбление и с яростью и свистом кинулась следом за ним, желая схватить его за извивающийся черный хвост.

Но лес – не место для исполина, так что она заблаговременно избавилась от лишнего объема и, сманеврировав между частоколом деревянных стволов, осторожно приземлилась на один из плоских больших валунов, что водопадом каменных пальцев спускались вниз в далекую пропасть. Приняв свой привычный человеческий облик, она громко произнесла:

– А ну выходи из тени скал, наглец! – ее суровый тон можно было принять за наставление недовольного учителя в школе. – Я знаю, что ты здесь, и знаю, что ты не змей, так же, как и я – не птица!

– Зачем же так грубо? – раздался из расщелины бархатный низкий мужской голос. – Не пристало такому прекрасному созданию говорить, как трехсотлетняя старуха.

– Да как ты смеешь! – рявкнула Урса, уже готовясь превратить скалу, из которой доносился голос, в пыль.

– Не горячись, Черная Владыка, я выхожу – это розвучало неуместно ласково.

В то же мгновение черная чешуя, отражая солнце, будто темное зеркало, ослепила Урсу всего на долю секунды. Она лишь на мгновение закрыла глаза, когда рот ее накрыл чей-то горячий поцелуй. Крепкие руки прижали ее к каменной груди так, что даже с ее силой она едва смогла оттолкнуть его, со всего размаху успев отвесить звонкую пощечину. У мага или человека от такой оплеухи отлетела бы голова, и отлетела бы далеко, но это был не человек. Черный змей лишь громко расхохотался и с почтительным поклоном отошел на два шага назад.

– Весело тебе! – взорвалась Урса.

– Не гневайся, королева, меня рассмешила вовсе не твоя беззащитность – ласково пропел змей. – Мне стало забавно от выражения твоего удивленного лица.

– Моя беззащитность!? – опешила она, округляя глаза все больше. – Да ты хоть знаешь, с кем говоришь?

– Разумеется – склонил он голову с густой копной смоляных черных волос. – Я знаю тебя с момента твоего рождения, больше трех сотен лет назад.

– Кто ты? – Урса изменилась в лице. До нее окончательно дошло, что ее собеседник не из простых. Ярость сменилась настороженностью.

– Твой муж, моя дорогая, данный тебе судьбой.

Он поднял на нее длинные синие слегка раскосые глаза. Они смотрели без тени смущения или издевки. Он был абсолютно серьезен и верил в то, что говорил. Урса внимательно присмотрелась к нему, в сомнении, кто стоит перед ней, сумасшедший талантливый маг или, может, божество, о котором она не слышала прежде. Тот факт, что она с трудом оттолкнула его от себя, говорил о том, что силой этот мужчина обладает громадной, но проверять, насколько, Урса пока не осмеливалась. Впервые за три сотни лет она встретила существо, которое было если не равным ей, то сильнее. Мужчина был красив и высок. Он был одет в костюм, будто из чешуи антрацитовой змеи или рыбы. Сильные мышцы и стройная фигура угадывались под ней, и он пользовался этим без стеснения. Не было в нем ни намека на смущение или неуверенность. Он точно знал, что красив, но вот умен ли?

– Это откуда у тебя уверенность, что ты мой муж? – ухмыльнулась Урса. Его самодовольство даже забавляло ее. Она никогда еще не встречала человека, который вел бы себя так вызывающе в ее присутствии. Пусть и наглое, но это поведение было словно глотком свежего воздуха.

– Я знаю гораздо больше, чем ты можешь себе даже представить – змей начал медленно обходить ее по кругу, будто выискивая слабые точки. Урса неустанно следила за ним. – Я знаю, кем были твои родители, и почему тебя выбрал престол, когда предыдущий правитель ушел на покой.

– Может, ты и его знал? Что же не называешь его по имени?

– Потому что совершенно не важно, кто был до тебя, моя прекрасная черная гарпия. История Черного столпа начнется именно с тебя, никто и не вспомнит предыдущих королей и королев.

– Звучит, как дешевая лесть – огрызнулась Урса.

– Пока что для тебя это звучит именно так, да. – Казалось, его совсем не задели ее слова. – Но со временем ты поймешь, что я говорю тебе истину.

– Нельзя поверить тому, кто даже не называет свое имя. Ты просто шарлатан, имеющий талант к магии.

– Мое имя Баал – представился змей. – И я – Бог!

– Да? – саркастично потянула Урса. – И чей же ты Бог?

– Твой – хищно улыбнулся он, уставившись на нее в упор. – Твой личный Бог!

Урса расхохоталась, толкнув его в каменную грудь. Она смеялась так громко, что сама удивилась, насколько развеселила ее эта нелепая фраза. Уже почти складываясь пополам, она ответила, задыхаясь:

– Ну ничего себе! Мой личный Бог! Он же мой муж! Ты уж выбери, кем ты хочешь быть…

– Это не вопрос выбора, любимая моя – улыбался Баал. – Я есть тот, кто я есть. И это не под силу изменить ни мне, ни тебе. И судьбой мы связаны намертво. Твоя жизнь без меня не имеет смысла, как и моя – без тебя.

– Эко тебя занесло! – Урса наконец выпрямилась и взглянула на него с насмешкой. – Тебе бы к моему лекарю, он дал бы тебе средство от скудоумия. Уж не знаю, как давно ты страдаешь этим недугом, но он явно портит тебе жизнь, раз ты выдумываешь такие небылицы.

– Сегодня ночью ты придешь ко мне сама. – Баал не потерял ни грамма уверенности.

– С чего это вдруг мне к тебе приходить?

– С того, что ты знаешь, что ни один мужчина не подходит тебе так, как подхожу я. Ты была рождена для меня. И я, черный змей Баал, дам тебе смысл твоей жизни, которого ты так жаждешь!

– Слушай…

Урса уже собиралась в очередной раз отбросить все его слова, как назойливых мух, когда обнаружила, что говорит с пустотой. Образ его исчез, будто и не существовал вовсе. На секунду Урса усомнилась в своем разуме, не привиделась ли ей эта странная встреча? За три сотни лет она еще не встречала подобной наглости. Тем не менее, его уверенность в себе сильно подкупала, и, кроме всего прочего, этот странный муж был действительно силен. Лишь подобные ей избранные на трон могли тягаться с ней в силе и магии прежде, до появления Баала. Она попыталась выследить его по остаткам магии, крупицы которой чаще всего остаются после нырка в пространственный туннель, но ее не осталось и следа. Помедлив еще какое-то время на гладком каменном языке скалы, она все же поднялась на крыло и продолжила свой путь к южному замку Черного столпа.

***

Теплый вечер сменила прохладная хозяйка-ночь, и на кожу легло ее приятное темное покрывало. Урса уладила все вопросы с южными всадниками и уже готовилась ко сну, когда мысли ее вновь вернулись к странной встрече на утесе. Доселе неизвестный Бог занял все ее мысли, и Черная королева вышла на широкую оконную террасу. Небесное ночное светило в компании трех своих карликовых спутников уже четко обозначило свои позиции, оттеснив дневное светило далеко за горизонт. Урса не заметила, как прошло уже полночи в раздумьях. Одно хорошо, будучи владыкой, сейчас ей некуда было торопиться, и единственной заботой на завтра было возвращение в столицу. Ночное светило этой ночью окрасилось красным. «Недобрый знак», – подумала Урса, мрачно всматриваясь в его круглые очертания. Облокотившись на широкие каменные перила, она глубоко вдохнула ночную прохладу и решив, что ворочаться в постели до самого утра – затея бессмысленная, обернулась пернатой гарпией и бесшумно взмыла вверх.

С высоты ночной южный город казался похожим на непроглядную черную дыру, в зевах которой редкими светлячками вспыхивали городские фонари, оранжевыми реками тянущиеся от одной площади до другой. Город мирно спал под присмотром своего владыки, и уже видел третий сон. Урса любила иногда заглядывать во сны других людей. Ее веселило витиеватое человеческое сознание, ткущее кривые полотна странных, иногда лишенных всякого смысла, снов. Но сегодня ее не интересовали люди. Ее дух стремился выше земли и неба, ей хотелось пробиться сквозь небесный купол и узнать, какими на самом деле были Демиурги, сотворившие и творящие целые миры и вселенные. Но небо отечески ограждало ее от всех попыток подняться слишком высоко, обжигая ледяным разреженным воздухом. Плывя под его прозрачной твердью, Урса ныряла вниз и вверх, крутя мертвые петли и наслаждаясь свободой. Она вспоминала детство, проведенное в стенах корпуса ГБР, своих прежних друзей, многие из которых не дожили до выпускного и тех, кто так сильно изменился, пожертвовав многим ради мантии советников. Как же давно это было…

Поймав теплый поток ветра, она легла на него и, закрыв глаза, расслабленно отдалась воспоминаниям. Крылья сами несли ее в неизвестность, будто лодка по тихой прозрачной воде.

– Не тоскуй по прежней жизни, любовь моя – вдруг послышался уже знакомый ласковый голос справа.

Урса открыла глаза, обнаружив черного змея по правое крыло. Даже в облике громадной чешуйчатой твари он был действительно красив. В свете ночи его жемчужно-черная кожа отливала так, будто тело его было не из плоти и крови, а из жидкого текучего металла, отражающего всякий свет. Могучая широкая голова с широкой пастью могла заглотить самого крупного королевского быка целиком. Глаза, наполненные океаном силы, то разгорались изнутри яркими вспышками, то наполнялись первозданным мраком. Да, он впечатлял и пленял, и действительно можно было поверить в его божественную природу.

Ничего не ответив, Урса нырнула вниз, приземлившись на широкую косу местной тихой речки. Свет ночи проливался здесь особенно ярко и озарял черную воду мириадами рассыпавшихся по ее тихой глади алмазов. Баал, не потревожив ни единой песчинки белого пляжа, тихо опустился рядом, обернувшись в человеческий облик.

– Читаешь мои мысли? – без удивления спросила Урса, поднимая на него зеленые глаза.

– Мне не нужно читать твои мысли, чтобы знать, о чем ты думаешь, любовь моя – все так же ласково ответил Баал. – Я знаю тебя с рождения и слежу за тобой с твоего первого вздоха.

– Правда? Тогда ты знаешь, кем были мои родители?

– Тебе не нужно их помнить. Они совсем нам не важны теперь, да и нет их уже давно. Скажу лишь, что ты была их единственным ребенком, и умерли они от старости много лет назад.

– Раз так, пусть так и остается – вздохнула Урса. – Все мы, будучи владыками и обладая самой могучей силой, не перестаем возвращаться к мыслям о них. Почему-то человеческая природа не хочет отступать, и мы хотим помнить своих отцов и матерей. Все. Без исключения.

– Да, это так. Но эта плата ничтожна в сравнении с тем, что вы получаете взамен. К тому же, короли и королевы обязаны заботиться о своем народе, как о семье, так что, если ты выполняла свои обязанности как положено, жалеть тебе не о чем.

– Зачем ты здесь? – резко перевела тему Урса.

– Я уже говорил – улыбнулся Баал. – Чтобы дать тебе то, чего ты так жаждешь.

– И чего же? – она ухмыльнулась, уверенная, что он ответит неверно.

– Дитя – спокойно произнес Баал.

Саркастическая ухмылка сползла с ее лица, как воск, расплавившийся от жара свечи. Глаза расширились, и в уголках наполнились забытыми слезами. Губы сами произнесли:

– Откуда ты знаешь?.. Я ни разу не произнесла это вслух…

– Просто знаю – он подошел ближе и, осторожно положив теплую ладонь на ее затылок, мягко прижал к себе, как маленького обиженного ребенка. На этот раз она не стала отталкивать его. За всю ее жизнь он оказался единственным, кто увидел ее настоящую. – Да, тебе приходилось натягивать суровую маску великого правителя и делать вид, что у тебя нет своих собственных надежд и чаяний. Все эти годы ты давила в себе желание приласкать чужого ребенка, посадить на колени и поцеловать в маленький лоб. Я знаю все, что творилось у тебя на душе. Об этом знали только я и Викар, но он давно уже спит и не говорит с тобой. Уже больше ста лет тебе не с кем перемолвиться словом. Ты была окружена людьми, но была одинока, любовь моя. Теперь уже нет…

Слезы водопадами обрушивались с щек и подбородка, когда Урса подняла голову и посмотрела на него. Лицо его, благородное, мужественное и в то же время красивое, как и положено богу, в одно мгновение вдруг стало родным. Ей показалось, что она уже давно его знает, что все то, что он говорит – это святая истина, и нет никакой другой.

– Я не могу иметь детей – тихо произнесла она. – Никто из нас не может. Так задумано изначально, чтобы был справедливый выбор, и королевский род не вырождался. Магии всегда требуется новая кровь, старая, она как вино, со временем превращается в уксус.

– В чем-то здесь есть свой резон, да. Но ты, моя драгоценная, совершенно особенная! – он коснулся ее подбородка и заставил посмотреть себе в глаза. – Ты родилась именно тогда, когда было нужно новой магии. Ты – то самое зернышко, из которого может родиться самое могучее дерево. Я жду уже очень давно, и я видел десятки королей и королев, и никто из них не подходил, но ты, моя любовь! О, ты само совершенство! И ты подаришь мне сына! Ты сможешь родить только лишь от меня, потому что я – и есть жизнь и смерть! И только я дарую рождение.

С этими словами Баал накрыл ее губы своими, крепко прижав ее к себе. Урса почувствовала, будто падает в необъятную пропасть, и единственное, за что можно зацепиться – это руки, крепко удерживающие ее в воздухе. Свет вокруг померк, его проглотила кромешная тьма. Бог, мгновение назад казавшийся прекрасным мужем, во тьме переродился. Его облик изменился, и теперь перед ней парил черный змей, но и она не осталась прежней. Облачение черной птицы укрыло ее, будто теплой периной в морозную ночь, спасая от холода. Было странно и хорошо одновременно. Теперь не человеческие руки держали ее, а крепкий тугой змеиный хвост, стянувшийся вокруг тела тремя прочными витками. Даже если бы она и захотела освободиться, уже не смогла бы. Это не было похоже на соитие двух физических тел. Урса чувствовала, что происходит нечто большее, будто его дух стремится сплестись с ее духом. Экстаз и удовольствие от этой любви не шел ни в какое сравнение с теми ощущениями, когда она испытывала, когда делила ложе с другими мужчинами. После такого все они показались бы ей безвкусными и пустыми. Баал был наполнен самой жизнью, и вкус его губ казался слаще медового нектара. Да, и правда, человек не может сравниться с Богом! Они плыли в невесомости между мирами, и ей казалось, что теперь это место так же безопасно, как материнская утроба. Казалось, мимо проносились целые галактики, время летело мимо и одновременно стояло на месте. Это место было лишено всех свойств привычного мира, здесь было возможно все…

***

Урса открыла глаза, обнаружив, что спит на мягком ложе. Прежде она не могла себе позволить впасть в забвение и расслабиться настолько, что даже не слышать звуков, раздававшихся вокруг. Ее сознание всегда было наготове, и сердце резко и быстро заколотилось в груди, заставляя очнуться и вернуть прежнюю осторожность. Она быстро осмотрелась по сторонам. Комната оказалась высеченной из камня пещерой с атриумным окном в центре купольного потолка. Искусный мастер провел тяжелую работу, когда смог создать настолько идеальный объем. Впрочем, для Бога эта задача не показалась бы такой уж сложной. Голый круглый колодец в потолке впускал много струящегося света, значит, ночь прошла, уступив правление уже позднему утру. Урса поднялась с постели. Нагая, она проследовала через комнату к большому комоду, надеясь найти свои одежды в одном из ящиков.

– Утро идет тебе – раздался бархатный голос из арочного прохода в комнату. Баал стоял, уперевшись о каменную стену и не без удовольствия наблюдал за ней. – Твои одежды не смогли перенести переход в тень, моя дорогая. Это под силу только нам с тобой.

– Так это место было тенью? – Урсу совсем не смущала ее нагота, она знала, что в ней нет ни единого изъяна. – Никогда бы не подумала…

– Да, тени скрывают многое – улыбнулся он, подойдя ближе. – Я принес тебе новый наряд, он в нижнем ящике. Но, если пожелаешь, можешь ходить и так. Я не против повторить то, что длилось больше недели…

– Больше недели!? – Урса округлила глаза. – Нет, одна ночь! Это длилось только ночь…

– Чего ты так испугалась? Это всего лишь время. Или ты вернулась к заботам о государстве? Понимаю. Но теперь у тебя появится новая ответственность.

Он подошел вплотную, так что она почувствовала на шее его дыхание, слишком горячее для человека. Его ладонь осторожно легла на ее живот.

– Теперь ты носишь наследника, Черная королева – прошептал он ей на ухо, будто опасаясь, что кто-то услышит. – Моего наследника…

Урса развернулась, уставившись на него, словно видела впервые. Она не могла поверить, что единственное ее желание, которое проговаривала про себя тысячи и даже миллионы раз, теперь сбылось. Она стояла посреди комнаты, немая и нагая. И Баал напротив ласково улыбался ей в ответ.

– Теперь ты – моя самая большая драгоценность – прервал тишину Бог. – И теперь я буду хранить тебя, как зеницу ока.

– Но зачем тебе сын? – внезапно спросила она. – Зачем бессмертному дети?

– Просто прими, что я так хочу, и все. У богов тоже бывают желания. Просто, так случилось, что наши желания совпали.

– Что ж, хорошо. – Урса не поверила ни единому слову, но десятилетия в политике научили ее, что иногда стоит притвориться наивной дурочкой. Она прекрасно понимала, что Бог всегда преследует только одну цель – свою. В конце концов, она не могла отказаться от своего счастья из-за сомнений. Это был ее единственный шанс, и она не собиралась его упускать. – Но ты ведь знаешь, что по закону, даже если бы мы могли иметь детей, правители не имеют права отдавать трон по своей родовой ветке. Значит, ты не хочешь, чтобы он сел на трон?

– Законы пишутся вами, моя королева, а это значит, что ты можешь изменить эту маленькую деталь. Но скоро не будет иметь значения, знают люди о его родстве с тобой или нет. Скажу лишь, что лучшего правителя для Черного столпа еще не существовало. Так что здесь решение за тобой.

***

Урса вернулась в Черный замок тем же днем. В ее отсутствие советники уже перевернули все королевство верх дном, пытаясь ее разыскать. Когда же она вернулась невредимой и отдохнувшей, в прекрасном расположении духа, они заподозрили неладное, ведь прежде она не позволяла себе опоздания. Еще какое-то время ей пришлось убеждать их в том, что ничего не случилось, и все в полном порядке. Лишь первый и второй советник оставались начеку больше полугода. Ен и Ива не были такими легковерными, как остальные, потому и заняли такие должности. Впрочем, окончательно удостоверившись, что королева именно та, за кого себя выдает, на одном из очередных приемов, они, наконец, успокоились. Помог им в этом посол с Белого столпа, позволивший себе слишком жесткие высказывания в адрес их родины, после чего тут же отправился удобрять своим пеплом королевские сады. Надо сказать, что и сама Урса была рада такой возможности окончательно освободиться от пристальных взглядов обоих советников, слишком уж надоевших ей за эти полгода. Развеяв тело посла, она вновь утвердилась в звании непримиримого и сурового правителя, главным врагом которого всегда была белая тень.

Время шло незаметно. Ребенок, изменивший фигуру Урсы, рос прекрасно и не доставлял никаких проблем, кроме той, что приходилось скрывать округлившиеся формы магией. Но, проделывая теперь этот незатейливый фокус каждое утро, Урса навострилась делать его одним мановением руки. Баал не появился ни разу. Нельзя было сказать, что королева была огорчена этим обстоятельством, скорее наоборот. Она не грела себя надеждой, что Бог исчезнет и больше не появится в ее жизни, но то, что он решил дать ей время для спокойной беременности, ее вполне устраивало. Сейчас он был не нужен, возможно, позже, она изменит свое мнение, но пока пусть все остается так, как есть.

Лето тянулось уже несколько лет, и вот, когда подошел срок, осенняя прохлада потянулась с севера приятным освежающим ветерком. Черный столп сменил направление, и люди активно начали готовиться к холодам. Заранее осведомив советников о своем отбытии на несколько месяцев в священные пещеры на западе страны, Урса собрала все необходимые вещи и неспешно покинула дворец.

– Тебе не кажется странным, что королева решила посетить пещеры именно сейчас? – озвучил свои мысли Ен. Ива, скрестив руки на груди, задумчиво наблюдал, как ее черный силуэт плавно превращается в точку и исчезает из виду.

– Ну и что? – лишь пожал тот плечами. – Это не первая осень. Мы прекрасно справимся и сами. Перестань, она не обязана нам ничего объяснять или доказывать, Ен. Уж кто- кто, а мы то с тобой ее знаем с самого детства, и она ни разу не подвела нас.

С этими словами Ива решительно направился вон с террасы, стремительно раздавая приказы слугам, подготавливающим давно не используемые камины для первой растопки. Ен глубоко вздохнул и, решив не трепать себе нервы необоснованными сомнениями, тоже быстро включился в работу.

Урса приземлилась на большом лысом валуне, где впервые повстречала бога. Проверив, что вокруг нет ни души, она уверенно направилась в расщелину скалы, где скрывалось его уютное жилище. Она явственно чувствовала, что роды вот-вот начнутся. Живот уже опустился, и первая схватка неминуемо должна была начать процесс. Бросив сумку с вещами на ровный каменный пол, она проследовала к постели, уже кем-то заботливо подготовленной для нее. Баал знал, что она придет сегодня, и лишний раз не хотел появляться, чтобы не беспокоить.

Схватки длились долго, и роды начались уже когда ночное светило заглянуло белым глазом в атриумное окно на потолке круглой пещеры. Урса справлялась прекрасно. Она не нервничала, полностью доверившись инстинктам. Детский плач наполнил комнату, будто колокольный звон. Только когда она поднялась, чтобы взять на руки своего первенца и обрезать пуповину, из тени появился Баал. Нельзя было сказать, что Урса была рада его видеть, но она была благодарна ему за сына, и легко позволила отцу взять его на руки. Урса без колебаний обрезала пуповину и откинулась на кровати, облегченно вздохнув. Баал вонзился взглядом в крошечное сморщенное лицо младенца, будто голодающий хищный зверь, чьему взору наконец предстал облик долгожданной добычи. Но руки его были нежны и трепетны, он заботливо обернул младенца в одеяло и напевал какую-то незнакомую мелодию. Хотя, и мелодией это нельзя было назвать, скорее, монотонное гудение. Впрочем, ребенку нравилось, и мальчик быстро замолчал. Урса еще никогда не чувствовала себя такой вымотанной. Она не так уставала при подавлении многотысячных мятежей, но сейчас едва могла поднять руку. Проверив одним глазом усевшегося в меховом кресле Баала с младенцем на руках, и полностью убедившись, что ребенок в безопасности, она провалилась в глубокий сон.