Кабинет психотерапевта. Самоисследование и самоисцеление через опыт проходящих терапию бесплатное чтение

Введение. Самая большая загадка для меня – я сам

У одной женщины, казалось бы, есть все, что нужно, чтобы быть довольной жизнью: престижная профессия, мужчина, замечательные дети. И все равно ей кажется, что ее существование бессмысленно. Ей неимоверно сложно каждое утро соскребать себя с постели. А внешне по ней и не скажешь, будто что-то не так. Она и сама не может объяснить, почему не видит смысла в жизни.

Молодой человек – студент – вечно садится за книжки в самый канун экзамена и сомневается, что вообще пройдет испытание. Планирование и мотивирующие уловки не работают. Да и в других делах парень склонен к прокрастинации: любые обязательства откладывает на потом. Создается впечатление, что всякий раз ему приходится продираться через вязкую массу, которая разлилась внутри него.

Девушка необъяснимым образом вновь и вновь попадает в одну и ту же ситуацию: не клеятся отношения с мужчинами, причем всегда по одному и тому же сценарию, как бы она ни старалась выстроить их иначе. Даже совсем другой тип мужчины выбирала. Девушка беспокоится, что в принципе не способна на прочные длительные отношения.

А вот человек, который пытается всем угодить. Не умеет сказать «нет», из-за чего постоянно берет на себя обязательства, которые ему вовсе не по душе. Или вляпывается в неприятные ситуации.

Вот лишь немногие примеры трудностей и перипетий, с которыми сталкивается наша психика. И каждый раз мы недоумеваем, почему поступаем не так, как хотелось бы. Что тянет нас на одни и те же грабли, хотя мы вроде всё делаем для того, чтобы этого не случилось? Судьба? Мы сами каким-то загадочным образом? Загадочны не только те относительно мелкие бытовые инциденты, от которых мы со смехом можем отмахнуться, пожав плечами: мол, вот такой уж я уродился. Но и суть глубокого внутреннего кризиса заключается в том, что причины наших беспокойств не поддаются нашему контролю, мы не можем ими управлять. Мы страдаем без видимых оснований. Подавлены, нас одолевает тоска, хотя вроде бы всё в порядке. Нам кажется, что нас не любят, хотя окружающие убеждают нас в обратном. Нас накрывает страх, хотя нам ничто не угрожает. Мы резко реагируем на мелочи, которые яйца выеденного не стоят. Порой нас охватывают состояния, которые не описать словами.

Эта книга рассказывает о людях в кризисных состояниях и о поиске выхода. Все, о ком пойдет речь ниже, прошли психотерапию. Мы описываем ход процесса с позиции терапевта. Это путешествие по внутреннему миру человека, а также история тех особых взаимоотношений, которые складываются между врачом и пациентом. Ведь и они – вернее, именно они – становятся ключом к изменениям в ходе лечения.

Все виды описанной в книге терапии основаны на психоаналитическом подходе, который сегодня может показаться необычным. Об этом свидетельствует тот факт, что процессы, представленные здесь, так или иначе применялись ранее. Это не волшебная палочка, взмахнув которой вмиг избавишься от симптомов, но наша новаторская методика применения инструментов психоанализа обещает положительный терапевтический эффект. Современное общество, сталкиваясь с загадками психики, стремится установить контроль над внутренней жизнью человека. Книжные полки завалены справочниками, сборниками техник и руководствами о том, как заставить себя двигаться в нужном направлении, менять мысли, управлять эмоциями или вообще перепрограммировать себя. Но как нет инструкции по применению для жизни, так не существует и инструкции для нашей психики. В сфере психологической помощи принято считать, что не существует панацеи, а быстрые решения приводят к рецидивам. Каждый должен найти собственный путь к исцелению, который он в состоянии пройти. В психотерапии это часто еще и совместный путь пациента и врача, поэтому крайне важно, чтобы между ними возникли гармоничные отношения. Мы хотим показать, какие процессы имеют место, когда между пациентом и терапевтом происходит взаимообмен; как из этого рождается нечто полезное и для жизни, и для психологического состояния человека.

Мы постараемся дать представление о каждой загадке психики в том виде, в котором мы с ней сталкиваемся в качестве терапевтов. Часто симптом, будь то подавленность, страхи или повторяющиеся поведенческие паттерны, – это лишь показатель проблемы, о которой мы еще не догадываемся, которую не осознаём. Именно поэтому она твердый орешек, и устранить ее усилием воли не получится. Это порой, как тень, всю жизнь ходит за нами, как бы быстро мы ни бежали прочь. Речь о том, чтобы научиться лучше понимать себя и в результате обрести чуть больше внутренней свободы. Ведь только когда мы понимаем, что делаем, перед нами открывается возможность выйти из наезженной колеи.

Как правило, термин «психоанализ» вызывает ряд ассоциаций и многим кажется устаревшим. На ум сразу приходят Зигмунд Фрейд, кушетка, эдипов комплекс и слова вроде «вытеснение», «влечение», «травма». Но психоанализ – это нечто гораздо большее. У него длинная история, в течение которой менялись теоретическое обоснование и терапевтические методы. Психоаналитический подход практикуется во многих странах, причем везде свои методики и технологии. В Германии он научно признан наравне с поведенческой терапией и системным подходом и включен в страховку. Психоанализ составляет чуть ли не половину всех психотерапий. В форме укороченного и сфокусированного лечения он скрывается за глубинной психотерапией, в форме более продолжительного и интенсивного курса известен под названием «аналитическая психотерапия».

Современные психоаналитические подходы имеют мало общего со стереотипным представлением о темном влечении или тайных порочных желаниях, которые выходят на свет божий, пока их хозяин возлежит на диванчике. Ключевое положение современного психоанализа состоит в том, что наше «я» формируется из опыта различных отношений, которые складываются у нас в течение жизни. Отношения – это материал, из которого сделана наша психика: от других мы узнаём, кто мы. В пользу этой гипотезы свидетельствует уже одно наше имя, которое мы выбрали не сами. Человек впитывает свой опыт отношений с другими, делает его частью своего «я». Особенно глубокий след оставляют в нас родственные связи. Из них формируется наше глубинное представление о себе, то, которое мы не осознаём, но подразумеваем по умолчанию. Оно становится своего рода призмой, через которую мы смотрим на мир: насколько мы хороши, какие мы, любят ли нас, уверены ли мы в себе, можем ли доверять другим. Но и более поздние связи (с друзьями, противоположным полом или врачом во время лечения) влияют на наш образ себя и представление о других. Это также означает, что мы меняемся в новых отношениях. За психологическими проблемами стоит наш непонятый призыв к некоему другому: желание быть замеченными и любимыми; гнев или разочарование из-за того, что мы так и не были услышаны; страх потерять человека или отстранение от внешнего мира, чтобы не стать в очередной раз жертвой оскорбления или издевательств. В своей психоаналитической работе мы пытаемся воссоздать историю отношений наших пациентов, нащупать, как связан с этой историей симптом. Иногда психологическую травму можно преодолеть, только расслышав голос, который всю жизнь подавлялся, не пытаясь подавить его снова с помощью техник самодисциплины.

Почему иногда это сложная, но реализуемая задача? Об этом мы здесь и поговорим. Однако цель книги – не только рассказать случаи отдельных пациентов. Они послужили поводом пролить свет на загадки наших скрытых психических процессов. В каждой главе, описывающей тот или иной случай, есть пояснения специальных понятий и терминов; возможно, даже в том их значении, о котором вы раньше не слышали. В конце книги есть ссылки на отдельные выпуски подкаста Rätsel des Unbewussten[1] и рекомендации избранных книг по затрагиваемым темам, ознакомившись с которыми вы сможете взглянуть на проблему с научной точки зрения и углубить свои знания в практической клинической психологии. Кроме того, на нашем сайте psy-cast.de специалисты ведут подробное обсуждение различных случаев. Истории реальные, однако они максимально изменены ради сохранения конфиденциальности и не указывают на настоящих людей. Мы благодарим всех, кто позволил нам рассказать другим, как проходило их лечение.

Надеемся, наша книга поможет вам взглянуть на проблему под тем углом зрения, который часто упускается в обсуждениях последних лет. Возможно, она создаст предпосылку для лучшего понимания себя и других. Даже если такая загадка, как мы сами, никогда не может быть разгадана до конца.

Конрад. Тусклый свет, или Белая депрессия

Это история из практики одного психоаналитика средних лет, который рассказал нам о своем пациенте Конраде. Случай страховой, предполагает до 300 сеансов. В неделю проводилось несколько встреч. Пациенты на таких сеансах могут, но не обязаны располагаться на кушетке.

Знаменитый психоаналитический закон гласит, что все не решенные нами проблемы обречены на повторение. Однажды нанесенная обида порождает вопрос, ответ на который мы стремимся найти и который задаем теперь каждому встречному. Наша психика не успокоится до тех пор, пока мы не добьемся результата. Всякий раз, когда я мысленно возвращаюсь к работе с Конрадом, я думаю, что один такой вопрос он поставил передо мной уже на нашей первой встрече. Хотя прошло немало времени, прежде чем я понял это.

Дело было пасмурным вечером на излете лета. Я только недавно вышел из длинного отпуска. И вот ко мне на прием приходит мужчина, немного за 40, худощавый, волосы редкие с проседью. Первое впечатление: привлекательный, но ничего особенного. Куртка-бомбер, джинсы, бейсболка с надписью на английском – одежда молодит его и напоминает о 1990-х, годах его молодости. Он здоровается, кивает. На удивление у него глубокий голос. Взгляд дружелюбный, но в то же время безразличный, никакого интереса, словно он здесь уже в сотый раз. Основательно укладывает свой рюкзак на гардеробной полке, направляется за мной в кабинет, наклоняясь в проходе, чтобы не зацепить головой дверной проем.

Когда Конрад идет мимо, возникает странное ощущение. Я имею в виду запах, который откуда-то мне знаком: такой смутный, мимолетный, что я не уверен, не почудилось ли мне. Может, туалетная вода? Что-то напоминает о той мужественности, которую сегодня уже не встретишь и которая на первый взгляд отнюдь не свойственна Конраду. Запах хозяйственного мыла. Зачесанные назад волосы, отглаженное белье, свежевыбрит, кипенно-белый воротничок рубашки – на миг мне показалось, что в кабинет вошел человек, знакомый мне еще с детского сада, но давно забытый, а не пациент, которого я вижу впервые в жизни. Прежде чем я понял, что на меня нашло, ощущение рассеялось.

Вместо этого возникло другое чувство, которое сопровождало меня все время работы с Конрадом: бесконечная пустота, ощущение мучительно долго тянущегося времени.

Конрад садится. Молчит. Смотрит на свои белые кроссовки. И наконец заговаривает:

– Не уверен, что пришел по адресу. Не думаю, что это мне и правда нужно, но мой врач сказал, что я должен сходить к психотерапевту.

– В связи с чем? – спрашиваю я.

– Из-за депрессии. Но я не думаю, что она у меня есть. Может, дело в чем-то другом.

Конрад не может толком объяснить, что он имеет в виду, но говорит, что уже некоторое время страдает от панических атак. Обычно они случаются ночью – и он просыпается. Он не может понять, был ли это кошмар, поскольку с юности не запоминает сны. Он пробуждается, сердце колотится как сумасшедшее, возникает странное чувство, будто вокруг него пустота, все черное. «Ничего нет, только я, и больше ничего». Потом накатывает непонятный страх. Врач проверил всё, что можно: и сердце, и голову – всё нормально. «Ну, более или менее», – говорит Конрад. По его словам, он не ипохондрик, но замечает: что-то не так. «Там что-то не в порядке», – стучит пальцем по лбу мужчина.

– Ночные пробуждения, пустое пространство вокруг. Звучит как жуткое одиночество, – начинаю я.

Конрад пропускает мои слова мимо ушей и продолжает, не глядя на меня:

– Потом я уже не могу заснуть, но при этом в голове полная пустота. И это еще хуже, чем страх. Все началось примерно год назад, в ноябре. Хотя я и не вспомню уже, сколько меня мучит сама бессонница. Наверное, уже десятки лет не было ночи, в которую я не просыпался до самого утра.

Чтобы хоть как-то высыпаться, Конрад с недавних пор принимает легкий антидепрессант.

Я спрашиваю его:

– Сами-то вы с чем связываете приступы страха и бессонницу?

– Не знаю. Правда, не знаю… Думаю, мне нужно всё начать сначала. Может, найти новую работу. Или переехать в другой город, или что-то в этом духе. Но что, не знаю.

Из рассказа Конрада вырисовывается образ мужчины, прожившего полжизни и не имеющего ни малейшего понятия, куда ему дальше двигаться, столкнувшегося с невидимым препятствием. Конрад работает техником в местном планетарии. Как по мне, чертовски интересное занятие. Однако, опережая меня, Конрад возражает: «Это только для посетителей увлекательно. В первый раз. Или когда ты ребенок. Но когда ты все это видел уже сотни раз, это то же самое, что сходить в кинотеатр, только фильм старый». Сама по себе работа ничего, но Конраду скучно. Он лучше занялся бы чем-нибудь другим. Ему надоело каждый день крутить на экране искусственные звезды. Он уже делал несколько попыток поменять работу, прошел курсы, повышение квалификации, но ничего не получилось. «Ни одну идею я так и не воплотил в жизнь». Почему так случилось, Конрад объяснить не может. «Когда дело доходило до принятия серьезного решения, я пасовал».

Мужчина живет один. Его последние отношения разладились несколько лет назад. Ему хочется семью и детей. И он даже представлял себе, что так и будет с его последней женщиной – Таней.

«Но что-то между нами не клеилось. С тех пор я больше никого не искал. Мне уже 42. Сомневаюсь, что еще что-то будет».

Отношения с Таней были самыми длительными в его жизни – пять лет. Поначалу все шло хорошо, но потом женщина стала все чаще упрекать его, выдвигала разные требования. «Она чувствовала себя постоянно разочарованной во мне, говорила, что меня никогда по-настоящему нет рядом».

После моего уточнения, что Таня имела в виду, Конрад отвечает: «До сих пор не понимаю. Я делал все, как она хочет… Но ей всегда было мало. Я не мог дать ей то, чего она искала».

В голосе Конрада нет ни тени упрека или раздражения. Он говорит так, словно излагает факты. А Таня нашла другого, в прошлом году у них родилась дочь. По случаю ее рождения женщина прислала Конраду открытку с фотографией малышки. Она такая милая и так похожа на Таню. Вместо того чтобы выбросить открытку (как он и хотел), Конрад сохранил ее и даже поставил в рамочку в гостиной.

– Как напоминание о том, что между вами не случилось, – заметил я.

– Да, – подтверждает Конрад, не поднимая на меня глаз.

– Это наверняка больно, – продолжаю я.

– Я рад за Таню. За то, что у нее все складывается благополучно. Что ей удалось стать счастливой.

– Но вам кажется, что вам не удалось… – говорю я.

– Не кажется. Так и есть. Я облажался.

Когда я высказал мысль, что он, видимо, где-то застрял и не знает, куда двигаться дальше, Конрад наконец поднял взгляд и кивнул: «Так и есть».

Сначала мне подумалось, что Конрада мучит тоска по однажды не сложившимся любовным отношениям, на которые он возлагал большие надежды. Он до сих пор не понимает, почему так вышло. Ведь уже не в первый раз его отношения не складываются. История повторяется. Но, кажется, все гораздо глубже и сложнее, чем выстраивание отношений и создание семьи. У Конрада нет увлечений. Он редко встречается со своими немногочисленными друзьями. Он трудится на нелюбимой работе – искусственные звезды вместо того, что действительно значимо для него. Да, он хорошо делает свою работу, но без души, чисто механически. По какой-то причине Конрад никак не может взять в жизни определенную высоту, найти то, что ему приносило бы радость. Чего-то не хватает. Но чего?

И я говорю:

– Такое впечатление, что вы ждете чего-то, а оно все никак не наступает. Жизнь идет. Люди заводят семьи, становятся счастливыми. Но для вас время остановилось. Может, именно это пугает вас по ночам?

Конрад возражает:

– Но это глупо. В жизни ничто не дается просто так. Нет смысла ждать. Надо самому брать жизнь в свои руки и создавать себя. Это мне и не удалось.

– Но ваша жизнь еще не закончилась.

– Однако у меня осталось не так много времени. В моем возрасте за школьную скамью уже не сядешь. И семью в 50 не заводят, – горько смеется Конрад. – У других уже внуки скоро пойдут.

– Тогда тем более важно разобраться, что с вами происходит. В процессе нашей работы мы выясним, что вас связывает и как вам выбраться из этой западни.

– Звучит неплохо, – отзывается Конрад, но его лицо ничего не выражает, поэтому мне трудно понять, что он имеет в виду. Словно мой наивный совет сохранять оптимизм разбился о суровую реальность. Но вместе с тем мне послышалась в его голосе слабая вспышка надежды. Хотя у меня и было ощущение, что 60 минут тянутся очень медленно, сеанс вдруг подошел к концу. И я чувствую, что времени не хватило: так много надо еще обсудить, я еще ничего толком не узнал о Конраде. Будто мы принялись за обед из нескольких блюд, но уже после первого нам принесли счет и убрали стол.

Когда я предложил Конраду встретиться снова, он не отказался. Но спросил, какая у меня методика работы. По его словам, он ожидал, что я дам ему несколько советов. Есть же тренинги типа «Как стать счастливым за 10 шагов» или что-то в этом роде. Конрад сам не верит в них, но все-таки ждет, что я дам ему именно такую программу.

– Звучит так, словно я должен вам дать инструкцию, как стать счастливым. Но разве это не будет очередным курсом переквалификации, которые так ни к чему и не привели?

Конрад задумчиво хмыкает. Я рассказываю ему о различных формах психотерапевтической работы: и о тех, что базируются на инструкциях и указаниях, и о том, что наши беседы должны быть в первую очередь максимально откровенными, чтобы мы смогли нащупать проблему.

– Разговаривать, как сейчас, тоже хорошо, – подытожил Конрад. С его слов, Ивонна – его сводная сестра – ему всю плешь проела и вынудила поговорить с кем-нибудь обо всем этом.

– Как вы чувствуете себя после нашего разговора? – спрашиваю я.

– Хорошо, – говорит он бесцветным голосом, так что непонятно, как это интерпретировать. Сеанс закончен. Конрад прощается. Его взгляд все такой же приветливый, но уставший, как и когда он только появился на пороге моего кабинета. Выходя, он тихо вздыхает.

После этого первого сеанса меня одолевали чувство беспомощности и неловкость. Будто что-то важное осталось невысказанным. Будто я что-то упустил. Вот только что? Я никак не мог избавиться от давящего чувства неудовлетворительного результата.

Ощущения, возникающие у меня как у специалиста при встрече с пациентом, особенно важны для психотерапии. Разумеется, то, что я чувствую, может быть связано с моими переживаниями, с моей неуверенностью; а может быть вызвано тем, что произошло во время сеанса. Это часть терапевтической работы – не игнорировать и не откидывать такие ощущения, но осознать их и обдумать, даже если они кажутся иррациональными и маловажными, поскольку за ними может что-то скрываться и они порой значимы для лечения пациента. Если хотите, это своего рода бутылка с запиской, выброшенная морем к моим ногам. У каждого человека свои ожидания от встреченных им людей, свои желания, свои страхи. И в них кроется история взаимоотношений между всеми нами. Существуют своего рода «унаследованные из прошлого ощущения», которые сопровождают нас в будущее. Все, что мы пережили в значимых для нас отношениях, становится частью нас, формирует тот шаблон, через который мы впоследствии смотрим на жизнь. От следующих отношений мы уже ждем того, что однажды с нами случилось, доброго и недоброго. Часто мы даже не замечаем, насколько сжились с нашими шаблонами.

Если, например, в прошлом мы имели негативный опыт, который заставляет нас теперь сомневаться в благих намерениях других, то, выстраивая следующие отношения, мы с недоверием относимся к человеку, скрываем от него свои чувства. Некоторые из нас в детстве чувствовали себя брошенными, родители их не поддерживали и не стеснялись срамить перед другими. В психотерапии принято говорить о переносе. Это значит, что мы распространяем прошлый опыт на новые ситуации. Если мы демонстрируем человеку недоверие, то он, естественно, будет испытывать негатив по отношению к нам. Он также станет вести себя с нами сдержанно и недоверчиво. Такая динамика называется в психоанализе контрпереносом: то, в чем мы подозреваем партнера, запускается в нем. Определенные поведенческие паттерны выносятся нами из любых отношений и распространяются на все последующие. Когда два человека встречаются, возникает сеть ожиданий и эмоций, и они обоюдонаправленны.

Чаще всего мы в состоянии соотнести реальность и наши ожидания и подстроиться под обстоятельства. Например, мы переживаем из-за того, что не нравимся окружающим, но можем открыться человеку, если видим, что наши опасения неоправданны. И все же мы носим глубоко в себе прежний негативный опыт, и он может в любую минуту лишить нас этой гибкости и сбить радары, которые будет сложно настроить на получение нового жизненного опыта. В психоанализе это называется внутренним искажением, и оно часто, но не всегда связано с нарушением личности. Мы фиксируемся на одном аспекте и видим в другом человеке своего обидчика. Из страха вновь пострадать мы даже избегаем вступать в серьезные отношения или обижаемся, злимся, разочаровываемся из-за мелочей, что только мешает людям налаживать с нами контакт. Они не хотят с нами связываться. Снова запускается цикл, когда мы не получаем того, чего так сильно желали – быть любимыми и понятыми, – зато повторяется опыт однажды не сложившихся отношений, а вместе с ним в некотором смысле и само прошлое. Часто мы не видим, что сами сделали все для того, чтобы болезненная ситуация возникла снова, как мы сами «назначаем» других людей на определенные роли. Мы ищем изменений вовне: «правильного партнера», «правильную работу», «правильное место жительства» – и не замечаем нечто внутри себя, что не дает нам покоя.

Особенность психоанализа в том и состоит, что терапевт подмечает эти переносы и контрпереносы и предлагает их обсудить, – это помогает осознать устоявшиеся паттерны поведения в отношениях с людьми и отрефлексировать свою долю участия в процессе. Кроме того, для терапевта важно соблюдать дистанцию, чтобы самому не впасть в собственные старые автоматизмы. Поэтому он должен отслеживать и прорабатывать свои чувства и эмоции, собственный контрперенос.

Как это проигрывается у Конрада? Трудно сказать после одной встречи. Я практически ничего еще не узнал из его биографии, о его отношениях в семье. Еще не знаю тех, кто сыграл важную роль в его судьбе. Несмотря на это, контакт установлен, зажглась слабая искра надежды, что лечение может быть успешным. Правда, есть опасение, что из этой слабой искры не возгорится пламя, она потухнет во мраке. Это тот случай, когда говорят: потенциал есть, но он не реализован. Похоже, что лейтмотив жизни Конрада «неспособность самореализоваться» проскальзывает даже в мелочах.

Всю следующую неделю мы с Конрадом пытались понять, сработаемся ли. И он поведал историю своей жизни. Печальную, хотя тон его при этом оставался ровным и безэмоциональным. Перед моим внутренним взором развернулась жизнь, с самого начала богатая на поражения и потери. Еще будучи совсем молодым, Конрад потерял родителей. Сначала умер отец, спустя пару лет – мать. Правда, обстоятельства их смерти так и остались для меня неясными.

По словам Конрада, он вырос в простой семье. Родился в 1970-х в маленьком городке на севере Германии. Он был поздним и единственным ребенком. У него есть сводная сестра от прежнего брака отца – Ивонна. Она старше и всегда жила в другом городе. Мать Конрада работала продавцом в магазине, пока не родила сына. Отец был дальнобойщиком и редко появлялся дома. Еще будучи ребенком, Конрад сильно скучал по отцу, хотя их отношения были отнюдь не близкими. Но ведь желанней всего всегда то, чего у тебя нет. Профессия отца возбуждала воображение маленького мальчика: он представлял, как отец едет где-то далеко-далеко и там с ним случаются разные приключения. Дома же отец был обычно уставшим и в дурном настроении, скупым на слова. Сын мало его интересовал. Однажды отец пообещал мальчику прийти на важный школьный матч по футболу, но в очередной раз «не успел, так как получил важный заказ». Тогда Конрад забил решающий гол в ворота противника.

– Но меня это не радовало.

– Потому что важного для вас человека, ради которого и был забит этот гол, на трибуне не было, – заканчиваю за него я.

– Обычное дело. Работа для него прежде всего.

В фантазиях Конрада отец был совсем другим. И мальчик мечтал однажды отправиться в путь вместе.

– Чтобы наконец узнать того отца, по которому вы так скучали.

– Да, но это оказалось не так здорово, – отмахивается Конрад.

Когда отец все же взял сына с собой в рейс, тот был уже юношей, и поездка его разочаровала: все время дорога, дорога, склады, автозаправки и спешка, а отец, как и дома, то молчал, то ворчал. Там Конрад не обрел отца, которого искал. Может, в каком-то другом месте, где-то дальше, куда не ведет ни одна из дорог?

Вспоминая родителей, Конрад рассказывает, что они очень старались, но больше занимались собой. «Они никогда по-настоящему не были рядом». Отец – в буквальном смысле. Мать – в переносном. Отправляясь в рейс, отец с ранних лет говорил Конраду: «Присматривай за мамой». И не без оснований. Со слов Конрада, она постоянно была в депрессии, хотя в доме это слово никогда не произносилось вслух. Когда отца не бывало дома, она днями не поднималась с постели. Только говорила: «Конни, приготовь себе что-нибудь сам сегодня». Мать была родом из Восточной Германии, из сельской местности. «Но она вовремя перебралась на Запад. До того, как выстроили стену». Ее родители, бабушка и дедушка Конрада, остались по ту сторону. Они так больше и не встретились. От старых времен осталось мало фотографий, на них мама «выглядела вполне счастливой». Но потом она «всегда пребывала в унылом настроении». Связано ли это с тоской по родному дому, Конрад не знает.

В школе он учился хорошо, учителя дали ему рекомендации для поступления в гимназию. Но там дела не заладились: он плохо сходился с одноклассниками. В седьмом классе завалил экзамены, после чего родители забрали его из гимназии, мотивируя тем, что ему лучше пойти в реальную школу и освоить какую-то профессию. Что он и сделал – выучился на механика. Но это оказалось скучным: «Работа нормальная, но не по душе».

Закончив реальную школу, Конрад попробовал все начать сначала и поступил в вечернюю школу, чтобы получить аттестат. Тогда ему было 19. У отца обнаружили рак легких, спустя несколько месяцев он умер. Конрад бросил вечернюю школу, хотя делал там успехи.

– Я уже не видел в этом особого смысла. Глупо. Ведь я хотел поступить в университет. Что-то пошло не так, – говорит Конрад.

– Может, из-за смерти отца. Будто вы учились ради него. А когда его не стало, исчезло и то, что придавало смысл вашим действиям, – предполагаю я.

– Не знаю. Я не хотел заниматься тем, чем занимался он. Он никогда особо не интересовался тем, что я делаю, – отвечает Конрад.

Бросить учебу – это не единственный странный поступок Конрада. Следующие годы он провел рядом с матерью, состояние которой становилось все более плачевным. Она умерла, когда Конрад был в отпуске на Майорке. Ему тогда уже исполнилось 25. Печальную новость сообщила соседка: «Она просто не проснулась». Когда Конрад вернулся, мать уже похоронили. Он ее даже не увидел. «Ее тут же отправили в крематорий и засыпали пепел в урну», – проговорил Конрад, и мне почудилось в его словах что-то странное. Он рассказывал об обстоятельствах смерти матери так, что я не стал бы утверждать, будто за фразой «Она просто не проснулась» не скрывается суицид, о деталях которого либо Конраду не сообщили, либо он сам ничего не хотел знать.

После смерти матери Конрад отправился в путешествие по Австралии и Новой Зеландии и странствовал несколько лет. Там он познакомился с женщиной, но сбежал назад в Германию, когда стало ясно, что между ними все серьезно. Все, что осталось от семьи, – сводная сестра Ивонна, с которой Конрад дружен, но которая все так же живет за сотни километров от него. С тех пор Конрад поменял не одну работу. Был техником. Пока в конце концов не нашел место в планетарии. Ему было за 30, когда завязались отношения с Таней. Продлились они несколько лет. Они даже жили вместе.

– Ну, конец вы уже знаете, – заключил Конрад. – С тех пор ничего нового.

Он смотрит на меня усталыми глазами, словно рассказ снова напомнил ему, какой тяжелый груз он тащит и как много обломков разбитых надежд осталось позади.

Когда я фиксирую историю Конрада, мне с трудом удается описать ту атмосферу, которая царила в кабинете, когда он говорил. Хотя он поведал мне уже все существенные детали своей жизни, которые порядком озадачили меня, во время сеансов я совершенно не двигался и ничего не чувствовал, будто парализованный. События и годы пролетали мимо. Вообще-то было немало ситуаций, которые должны были бы вызвать целый пласт болезненных ощущений: тоска по отцу, пустые и лишенные человеческой теплоты и радости отношения с матерью; разочарование от того, что не получил образование; ранняя утрата родителей; неудачи в личной жизни. Конрад ищет то, что не нашел даже в самом дальнем уголке света. Ведь это что-то спрятано в нем самом, он не может это отыскать. Но что это?

Конрад говорит, но при этом совершенно безучастен. Поэтому я снова и снова подсказываю ему какие-то эмоции, словно взываю к его сердцу, которое бьется где-то глубоко-глубоко: «Вам точно было нелегко». Или: «Наверняка это было грустно». Или еще: «Вы наверняка сильно тосковали». Конрад только отмахивался. Он ничего не отрицал, даже иной раз соглашался, но его чувства все равно оставались заблокированными. Я будто стоял перед запертыми дверями, стучался в окна, иногда погромче, словно настаивал на том, чтобы поговорить на темы, которые ему казались уже закрытыми. Люди традиционно представляют себе психоаналитика эдаким типом, который проникает в прошлое пациента. Вот и я пытаюсь нащупать вход во внутренний мир Конрада, а он навешивает все более крепкие замки.

Полагаю, Конрад сам с ранних лет так же стучался в чьи-то двери, как я в его, но ему никто не открыл; и в нем поселилась убежденность в том, что все попытки напрасны. Для него характерна фундаментальная покорность судьбе, похожая на материю до ее превращения в живую. Я почти готов расценить этот его страх открыться – паническую боязнь – как признак жизни. Страх ведь всегда означает желание жить. Вместе с тем его симптомы – и настоятельные просьбы сестры – все-таки сподвигли его обратиться к врачу. Где-то в самом дальнем уголке его души, видимо, теплится еще надежда, что кто-то в состоянии помочь ему.

– Пожалуй, вам было очень больно тогда. Если бы вы могли чувствовать, то эта боль испепелила бы вас. Ваши чувства под толщей льда. И мы оба сейчас не можем пробиться сквозь нее, – подытоживаю я в конце сеанса.

Конрад бросает на меня косой взгляд и отвечает привычным «Хм».

Тогда я уточняю, что значит этот хмык, а Конрад заявляет: «Не-не, всё нормально, по ходу, вы правы насчет льда». Но слова его снова звучат так, словно он хочет уклониться от ответа и сохранить дистанцию между нами. Создается впечатление, что он в принципе скептически относится то ли ко всему «психологическому», то ли к образным, метафорическим выражениям. «Я скорее рационалист», – говорит он, хотя лично я с самого начала догадывался, что он очень чувствительный человек.

Можно ли проблему Конрада описать так: у него нет доступа к собственным чувствам и, соответственно, к самому себе? Человеку необходим контакт с собой, иначе он не чувствует себя живым. Без этого жизнь бессмысленна и ущербна. В Конраде что-то прервало эту связь. И это что-то он вытеснил (не люблю использовать слово «вытеснение» из-за того, что оно вызывает нехорошие ассоциации и часто неправильно понимается). Дело не в том, что Конрад не может вспомнить травмирующее событие (он мне об этом уже рассказал), а в том, что разорвана нить, связывающая происшествие с пережитыми по поводу него чувствами. Тем не менее последние никуда не делись. Они спрятаны в подсознании и беспокоят его, не отпускают. Конрад явно прилагает массу усилий, чтобы не выпустить наружу болезненные воспоминания. Похоже, он стоит перед дилеммой: если он не получит доступ к миру своих внутренних переживаний, он так и не почувствует себя живым. Но если получит, на него непременно нахлынет боль.

Когда человек не в контакте с собой, его отношения с внешним миром бедны: безэмоциональные разговоры, когда слова теряют смысл, не резонируют в душе собеседника. Возможно, Конрад и сам не подозревает, сколько боли носит в себе, только это покрытое льдом море заставляет его снова и снова повторять: «Я не знаю. Я ничего не чувствую» или «Хм». Конрад так глубоко погрузился в свои мысли, пытаясь понять, о чем я говорю, что я задаюсь вопросом: а действительно ли терапия, предполагающая разговоры о внутренних переживаниях, нужна ему? Чем я могу помочь?

Иногда слов слишком мало, чтобы передать все те фантазии, идеи, которые занимают нас, и те, что второстепенны, все то, чем живет наша душа. В первые недели Конрад редко говорил о мечтах, о том, что его вдохновляет, чем он увлекается. Пока речь не зашла о Вселенной. Это было как яркая цветная клякса на сером полотне. Еще будучи ребенком, Конрад читал много научной фантастики, особенно любил научно-популярные книги об астрономии. Интерес к звездам сохранился по сей день. Конрад часто допоздна слушает подкасты или смотрит образовательные видео по астрономии. Работу в планетарии он также выбрал не случайно. Даже когда он жалуется, что имеет дело с искусственными звездами, в голосе слышен искренний интерес. Конрад поведал мне свою тайну: в юности он мечтал стать астрофизиком. Поэтому он и хотел все-таки получить аттестат[2], но не рассказывал об этом родителям. Лишь много позже, в ходе наших встреч, Конрад поделится со мной, что он по-прежнему работает над воплощением своей мечты в жизнь, хоть и другим путем, причем таким, о каком я и помыслить не мог в начале нашего знакомства.

Разговор о юношеском желании Конрада заниматься астрофизикой стал первым, когда мы по-настоящему пообщались и между нами установился контакт. Возможно, он почувствовал, что я тоже интересуюсь этой темой, – и все пространство кабинета немного оживилось. Завязался диалог. Мы обменивались знаниями о звездных системах, и в то же время мы словно говорили не о некой далекой планете, а о Конраде.

Он пересказывает содержание подкаста, из которого узнал об открытии планеты в соседней звездной системе. Эта планета находится в зоне, пригодной для жизни.

– То есть там существует жизнь? – спрашиваю я.

– Неизвестно. Скорее нет. На звезде, чьим спутником оказалась открытая планета, судя по всему, регулярно случаются вспышки, из-за чего она подвергается постоянному радиоактивному облучению. Если там что-то и существует, то ему просто не хватает времени эволюционировать. Только от вспышки до вспышки, пожары потухнут, и нужно снова всё начинать сначала. Возможно, у планеты вообще уже нет атмосферы, которая обеспечила бы жизнь.

– Хм, – произношу я, и в кабинете повисает тишина. Затем я добавляю: – Тогда там был бы пустынный, мертвый ландшафт.

– Да, но именно в этом что-то есть. Пустынная планета. Как ни странно, это всегда возбуждало во мне интерес, – возражает Конрад.

Когда он рассказывает о дальних пустынных мирах, его глаза оживают, голос становится энергичнее, как будто он чувствует себя живым там, где царит смерть. У меня самого возникли поэтические фантазии, правда, жутковатые: спутник вращается вокруг своей звезды, снова и снова очерчивает круг, словно в надежде подхватить от нее искру, которая породит жизнь. Но от звезды исходит лишь мертвый свет.

– Поразительно, – продолжает Конрад. – Как такое вообще может быть – планета у далекой звезды, где ничего нет, только пустота?

– Вы в том смысле, что Земля без жизни не имеет смысла? – уточняю я.

– Но также и притягательна… – отвечает Конрад и, помолчав, продолжает: – Планета ведь не чувствует этой бессмысленности.

– Потому что она не должна быть живой.

– Да, – подтверждает Конрад и смотрит на меня так, словно мое замечание его ошеломило.

Даже во Вселенной его восхищает скорее ее пустота, чем возможность жизни. «Ведь если где-то и есть живые существа, мы все равно никогда друг о друге не узнаем». В космосе такие чудовищные расстояния, что связь между объектами невозможна. Даже луч света затухает раньше, чем достигнет места назначения.

Луч света, размышляю я про себя, – это метафора для отношений. Конрад считает тщетным желание сблизиться с другим человеком, ведь расстояние между ними непреодолимо. Это также образ нашей с ним совместной работы, наших сеансов: Конрад не верит, что этот путь, вместо того чтобы открывать всё новые пространства пустоты в его душе, приведет к цели. Тем не менее он отправился в дорогу, ведь приходит на сеансы. Часть себя Конрад воспринимает как мертвую. Его привлекает пустота – непреодолимый интерес к Отсутствию. Он прослеживается в разных аспектах жизни. Словно безнадега – это его тайное утешение, а отсутствие чего-либо дает ощущение защищенности: он, окруженный пустотой, подобно лучу света, продирающемуся сквозь темноту, одинокий, не под прицелом глаз тех, кто мог бы осудить, не испытывает боли, но и не знает смысла в своем бытии.

Что же касается той части Конрада, которая хочет жить, нуждается в близких человеческих отношениях и в ответе на вопрос «Для чего я?», то мне кажется, что я уже улавливаю и ее голос. Ценно то, что Конрад вообще может найти образы, которые лучше всего описывают его внутренний космос, даже если он сам не видит связи между своими словами и ощущениями. Есть надежда, что тот, кто в состоянии подобрать подходящие слова для описания своего внутреннего мира, однажды будет понят другим человеком.

Во время сеанса я не рассказываю Конраду о связи, которая существует между тем, что он говорит, и тем, что происходит в его душе, поскольку считаю, что еще рано входить в едва приоткрывшуюся дверь. Уже на следующей неделе она снова захлопнется и душа Конрада погрузится в безжизненное состояние, а я буду ощущать беспомощность.

Спустя несколько недель пробных сеансов – а между тем уже наступил декабрь – мы с Конрадом решили начать собственно терапию после новогодних праздников, в январе. Мы договорились на три встречи в неделю. И не лежа на кушетке, а сидя друг напротив друга.

Как лучше работать с Конрадом? Каковы цели терапии? Чего ждет от сеансов он сам? Когда я задал эти вопросы, Конрад растерялся. «Лучше спать по ночам, – ответил он. – И как-то двигаться вперед. Ну, вообще, не могу точно сказать, к чему я хочу прийти».

«Разве не это цель нашей работы? Чтобы вы знали, чего хотите? И чтобы смогли решить, как вам жить дальше?» – предлагаю я.

Тут Конрад высказывает пожелание устроить свою личную жизнь. Но чтобы отношения не закончились так, как с Таней. Дойдет ли дело до детей? Он в этом сомневается. Не поздно ли? «Да и могу ли я быть отцом? А то, может, моим детям лучше вообще не появляться на свет», – говорит он.

«Моим детям лучше вообще не появляться на свет», – я мысленно повторил эту полную разочарования фразу. Пожалуй, в ней есть искра истины. Конрад чувствует, что детям необходимо то, чего он им дать не может, пока находится во власти пустоты. Снова это разочарование: он стоит на пороге второй половины жизни, лето подходит к концу, многие двери начинают закрываться перед ним. Удастся ли с помощью психотерапии что-то изменить? Как много времени она займет? Хватит ли Конраду времени? Или – даже в случае удачного исхода – он окажется в мире, который крутится без него, ему там не найдется места? Ведь цель терапии – не обязательно открытие новых возможностей. Именно возрастные клиенты чаще говорят о том, чтобы расстаться с напрасными надеждами, примириться с собственной судьбой. Пожалуй, и в случае Конрада целесообразно оплакать упущенные возможности. Но вместе с тем что-то во мне запротестовало: да нет же, кое-что еще можно осуществить!

Я считаю, что в случае Конрада вопрос об отношениях и детях можно также понимать и в переносном смысле. Ведь дети – это не обязательно малыши, рожденные в семье, но прежде всего способность Конрада принести в этот мир то, что имеет для него большое значение, то, что он может подарить другим. И за этим скрывается ключевой вопрос: умеет ли он любить? Как говорил Зигмунд Фрейд, «никогда мы не бываем настолько уязвимыми, как когда любим». Конрад понял это уже давно. Пожалуй, это и есть важный пункт, который будет мерилом успеха психотерапии: решится ли Конрад вновь открыть свое сердце тому, во что он действительно верит?