Чарли сегодня хорош. Авторизованная и официальная биография легендарного барабанщика Rolling Stones бесплатное чтение

Иконы мировой музыки: жизнь по ту сторону сцены

CHARLIE’S GOOD TONIGHT

Paul Sexton

Originally published in the English language by HarperCollins Publishers

Ltd. under the h2 Charlie’s Good Tonight

Перевод с английского О. Черепановой

© Paul Sexton 2022

Translation © Eksmo Publishing House 2025, translated under licence

from HarperCollins Publishers Ltd.

Paul Sexton asserts the moral right to be acknowledged as the author of this work.

© Черепанова О., перевод на русский язык, 2025

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2025

Благодарности

Эту биографию удалось написать лишь благодаря неоценимой помощи и поддержке родных, друзей и коллег Чарли. Особенно я признателен его дочери Серафине, внучке Шарлотте и сестре Линде за деликатность, свойственную всей семье Уоттс. Огромная благодарность его старому другу Дэйву Грину за то, что вызвался помочь с фотоархивами и документами; команде Rolling Stones (включая Джойс Смит, Пола Эдвардса, Бернарда Доэрти, Дэйва Траффорда, Кэрол Марнер, Рэйчел МакЭндрю и Сару Дандо) за поддержку и содействие. Спасибо всем причастным (Биллу Уаймену, Тони Кингу, Джулсу Холланду, Глину Джонсу, Лизе Фишер, Чаку Ливеллу, Дону Маколи и многим другим), кто любил Чарли так же сильно, как и я. И, конечно же, я в долгу (уже несколько десятилетий) перед Миком Джаггером, Китом Ричардсом и Ронни Вудом и за неоценимый вклад в историю музыки, и за то, что уделили мне время на репетициях тура SIXTY, с которым блистательные Stones ворвались в лето 2022 года. Их, как и всех нас, сопровождал дух Чарли Уоттса.

Предисловие Мика Джаггера

Чарли был невероятно прогрессивным музыкантом, а его игра – по-настоящему изысканной. У него был довольно разносторонний вкус: джаз, буги-вуги, блюз, классика, африканская музыка, танцевальная, регги и тупые попсовые хиты, которые неплохо звучали. Его называют страстным поклонником джаза, но это далеко не всё. Это определение слишком упрощает его музыкальный вкус и предпочтения.

То, что Чарли никуда не ходил, – неправда. Домоседом он не был. Мы могли отправиться на матч или заглянуть в какое-нибудь модное местечко, где можно поесть и послушать музыку. В студии, до или после работы, чего мы с ним только ни играли. Иногда он выдавал африканские биты и делал это просто потрясающе. Его не назовешь супертехничным, зато он был невероятно адаптивным, а каждый новый разученный бит приводил его в восторг.

Чарли был поклонником классической музыки. Ему нравились Дворжак, Дебюсси, Моцарт, Штокхаузен и Малер. Мы с ним слушали и современных композиторов, пытаясь понять, что, черт возьми, они пытаются сказать.

Он был умен и говорил тихо, но мог быть достаточно прямолинеен и сказать то, что думает. Он не распространялся о личной жизни, но мы без слов понимали друг друга. Чарли был очень спокойным, но с отличным чувством юмора, и мы постоянно смеялись. Мне его очень не хватает.

Мик Джаггер Июнь 2022 г.

Предисловие Кита Ричардса

Каждый раз, когда думаю: «Нужно поговорить о Чарли Уоттсе», то понимаю, что всю его суть словами не выразить. Но когда он находился рядом, его присутствие можно было почувствовать.

У нас с Чарли в основном все строилось на юморе. Мы угорали над людьми, причем молча. У нас был визуальный язык жестов, необходимый ритм-гитаристу и барабанщику, потому что так или иначе общаться вам приходится. Но мы превратили коммуникацию в настоящее искусство, где было место иронии, злости или рабочим моментам на сцене: «Отлично, мы летим! Теперь бы приземлиться».

Юмор Чарли был невероятно тонким и сдержанным, но я знал кое-какие словечки, которые не собираюсь выдавать. Я проделывал такое не часто, но скажи я ему парочку из них, он начал бы кататься по полу от смеха даже посреди аэропорта. Я как-то и правда довел его до истерики, к счастью, в тот момент мы были в гостиничном номере, потому что обычно он себя не сдерживал. Бог знает, о чем была та шутка. Как это обычно бывает, начиналось все не так уж и смешно.

Он был очень закрытым человеком. У меня складывалось ощущение, что не стоит переходить черту или приставать с расспросами, пока он сам не захочет поговорить. В нем не было ни капли надменности, и его сложно было превзойти. Чарли был таким, какой он есть. Самим собой. Он был самым настоящим из всех, кого я когда-либо встречал.

Кит Ричардс Июнь 2022 г.

Пролог

Я познакомился с Чарли Уоттсом на острове Ил-Пай. Была среда, первое мая. За несколько дней до этого, в воскресенье, я впервые увидел выступление Stones в отеле Station в Ричмонде. Нам тогда не удалось толком поговорить. Я, возможно, кивнул Мику и Киту, но общались мы только с Брайаном Джонсом, он тогда был их официальным представителем.

Выступление меня потрясло. Я так и не понял, что это было, но их игра заставила меня многое переосмыслить, и захотелось стать к этому причастным. И уже в среду я суетился, представляя свои интересы и агента Эрика Истона, снявшего мне комнату с телефоном на Риджент-стрит. После концерта я нервно слонялся неподалеку, желая пройти собеседование и приняться за работу.

Я стоял рядом с Чарли и его установкой. Понятия не имел, о чем говорить, поэтому вызвался помочь донести оборудование. Он улыбнулся и отклонил мое предложение; Уоттс был осмотрителен и знал, что я здесь не за этим. Он очаровал меня в отеле Station, как и остальные парни.

В своей первой автобиографии «Stoned» я писал: «От барабанщика исходило какое-то незримое сияние, казалось, что его не столько слышишь, сколько ощущаешь. Мне нравилось, как его присутствие отражалось на группе, так же, как и его игра. Мало того, что, в отличие от остальных пятерых, на нем был пиджак, так еще и поверх элегантной рубашки с галстуком; все до единой пуговицы застегнуты, невзирая на климат в помещении. Он сидел за установкой, слегка повернув голову вправо, с отстраненным, манерным презрением к машущим со скоростью 78 об/мин рукам. Он был со Stones, но не одним из них, какой-то консервативный, словно его позаимствовали на вечер из джазового клуба вроде Ронни Скотта или Birdland, где он зажигал бы под Джулиана “Кэннонбола” Эддерли[1]. Он был единственным и неповторимым, непревзойденным представителем своей эпохи, джентльменом времени, пространства и души. Его редкий музыкальный дар – отражение необычайно интересной жизни: таким передо мной предстал Чарли Уоттс».

Нашими последними совместными сессиями были «We Love You» и «Dandelion». Как это часто бывало с песнями Stones, концовки заранее не продумывали – лучше убедиться, что основное блюдо получилось, и лишь потом добавлять гарнир. Финал представлял собой смесь Ники Хопкинса и Брайана Джонса (клавишные и деревянные духовые), священного вокала Кита и Мика, и Чарли, вступающего в бой с импровизированными вставками. Тогда мне казалось, что они должны устраивать лишь меня. Однако в первую очередь они отвечали требованиям Чарли.

В 80-х Уоттс оказался в Нью-Йорке со своим джаз-бэндом. Я совершил ошибку, сыграв ему то, над чем работал. Ему просто было неинтересно. «Эндрю, – сказал он, возможно пытаясь объяснить, – меня не волнует, чем занимаются Stones. Меня интересует только то, что играю я». К счастью, трудный период был пройден, «забыли, едем дальше», группа продолжила выступать. Последний раз мы виделись в Сиэтле в 2005 году, он был все тем же парнем, с которым я познакомился на Ил-Пай.

В мире кинематографа принято говорить о золотой эпохе. Нашей был Чарли Уоттс. У всех великих групп есть одна общая черта: неповторимый барабанщик.

Эндрю Луг Олдэм[2]

Июнь 2022 г.

Введение: вне времени, но всегда к месту

«Медисон-сквер-гарден», Нью-Йорк, ноябрь 1969 года. Когда «величайшая рок-н-ролльная группа в мире» (по словам ведущего тура Сэма Катлера) после кавера на «Little Queenie» Чака Берри заиграла свой последний хит «Honky Tonk Women», Мик Джаггер подметил: «А Чарли сегодня хорош, да?»

Конечно, так всегда было и будет. Одного упоминания имени Чарли Уоттса в контексте этой биографии или в любом другом разговоре достаточно, чтобы и коллеги-музыканты, и фанаты вытянулись в струнку. Правда, подобные комплименты он обходил за километр всю свою поистине уникальную и невероятную жизнь.

Чарли – прямое доказательство того, что не следует стричь всех рок-звезд под одну гребенку. Себя, например, он вообще таковым не считал. Будучи мировой знаменитостью, он ненавидел повышенное внимание и как-то заявил, что предпочитает проводить время не с людьми, а с собаками; автолюбитель, не водивший машину; конезаводчик, не ездивший верхом; человек с деньгами и вкусом, выросший в простом каркасном доме; барабанщик, который гастролировал по миру больше пятидесяти лет, но все время грезил о доме; сессионный музыкант, предрекавший проекту Stones от силы год, а в итоге всю жизнь светил им путеводной звездой. Если бы его не существовало, никто бы не поверил, что такого вообще возможно придумать.

Писать о нем в прошедшем времени неимоверно грустно, но он, скорее всего, все равно не стал бы читать эту книгу. Возможно, посмотрел бы, какие мы выбрали фотографии, где он запечатлен в своих элегантных костюмах, но на этом все. Надеюсь, в итоге получилась душевная история о хорошо прожитой и, безусловно, любимой жизни. Жаждущим скандалов нужна другая биография.

Тридцать прекрасных лет я брал интервью и у него, и у всех Rolling Stones, а в 2020 году мне предложили поработать с Чарли над его автобиографией. Эта захватывающая идея была обречена на провал; сама мысль о том, что он станет писать о себе, была в корне ошибочной.

Он открыто признавал, что музыка Rolling Stones на самом деле ему не по вкусу, и он почти никогда ее не слушал, лишь когда требовалось одобрить переиздание или что-то подобное. Однако он всегда более чем благосклонно относился к рекламным обязательствам. Со временем окружающие приспосабливались к его непредсказуемым мыслительным процессам, привыкали к тому, как он выражал мысли, и с нетерпением ждали теплой, лучезарной улыбки. И это несмотря на то, что временами его мозги и рот работали с разной скоростью; иногда он выглядел невероятно растерянным, словно пытался вспомнить, не оставил ли что-нибудь на плите.

Документировать его жизнь в третьем лице кажется более уместным, а скорость, с которой его друзья и родные выразили свое одобрение и участие, красноречивей любых слов. Как и продолжительные, восторженные овации, сопровождавшие его представление Миком Джаггером абсолютно на каждом концерте Stones. Так же, как и нескончаемый поток теплых слов, вызванный его кончиной в возрасте 80 лет в августе 2021 года.

От молодого сессионного барабанщика до бессменной пары рук зрелого не по годам музыканта, от пика славы до седовласой иконы стиля и верного товарища. Чарли Уоттс прожил все эти жизни, но предпочитал, чтобы шороху наводили другие. Самолюбование? Это не про него. Он всегда торопился домой и удивлялся, из-за чего такой ажиотаж.

Когда он умер, почти везде упоминали молчаливого «Роллинга», костяк группы, человека, не пропустившего за 57 лет ни одного концерта (хотя это не совсем так: в 1964-м подобное произошло, потому что он перепутал даты). Но мало кто писал о заядлом коллекционере, щедром друге, обладателе старомодного стиля, из-за чего казалось, что он родился не в ту эпоху.

У Чарли была способность, и намеренно, и нет, резюмировать историю, ситуацию или жизнь четким апперкотом, с которым мог соперничать только его друг Ринго Старр со своими перлами про «ночной рабочий день» и «неизвестное завтра». «Пять лет работал, остальные двадцать – тусовался», – одна из самых известных ремарок Чарли, но их было гораздо больше. Услышать некоторые высказывания этого брутального и здравомыслящего человека, увидеть, как гранитное лицо расплывается в ослепительной ухмылке, его внезапные паузы, прерывистая манера речи и легкомысленные отступления стоили гораздо больше входного билета на то, что Stones подарили миру: величайшее шоу на Земле.

Всемирно известные рок-музыканты, которых обожание миллионов не спасает от мучительной неуверенности в себе, – дело привычное. Но крайне редко они станут говорить о себе что-то самоуничижительное. Чарли же почти при каждой встрече бормотал, что не считает себя барабанщиком, или что рядом не стоял ни с одним из своих перкуссионных кумиров.

И это не говорит о недостатке самосознания, в основе всего – английская сдержанность и застенчивость, развитые лучше, чем у кого-либо. Брайан Джонс, даже когда его состояние начало ухудшаться из-за употребления психоактивных веществ, описывал Чарли как «самого отстраненного и уравновешенного человека на всей поп-сцене».

Во вступительном куплете «If You Can’t Rock Me», первого трека с альбома It’s Only Rock ‘n Roll, Мик поет: «Группа на сцене, и это тот вечер… когда барабанщик решил, что он – динамит». Это определенно не про Чарли. Для него высокомерие было сродни хамству. Он все про себя знал и, за исключением короткого периода наркотического безумия в 1980-х, прошедшего без типичных реабилитаций в клиниках, сохранял ясный ум и не менял своих убеждений.

Эндрю Луг Олдэм, один из первых менеджеров Stones, как-то сказал о барабанщике: «Его жизненный принцип: “Мне многого не надо”. Он им руководствовался, не отвлекаясь на всякую чепуху». Даже когда на Чарли впервые обрушилась слава, он говорил музыкальной прессе: «Создается впечатление, что мне скучно, но на самом деле это не так. У меня просто невероятно скучающее выражение лица».

Возможно, покажется странным цитировать американского баскетбольного тренера, но последняя приписка Олдэма к электронному письму, признающая мудрость покойного Джона Вудена, кажется вполне уместной. «Талант дан Богом, будьте скромны. Слава дана человеком, будьте благодарны. Тщеславие вы порождаете сами, будьте осторожны». Чарли родился с первым, на него свалилось второе, и по своей природе он был не способен на третье.

Эта биография не очередной утомительный рассказ о легендарном музыканте величайшей рок-н-ролльной группы в мире, а отражение жизни и эпохи одного человека, сделавшего их лучше, как и тех, кто был с ним знаком. Рассказ выстроен в хронологическом порядке, но с периодическими отступлениями, чтобы сосредоточиться на определенных аспектах мира Чарли, особенно на его прочном браке с возлюбленной Ширли.

Да, это история о музыке и музыкантах, а еще о человеке, подобного которому мы больше не встретим. О мужчине, принадлежавшем совершенно другой эпохе: человеку вне времени, но который был всегда к месту.

1

Детство в каркасном доме и товарищ по джазу

Моцарт знал свое дело. Но ему бы не помешал хороший барабанщик.

Кит Ричардс, 2011 г.

Человек-рифф рассказывал мне про синтез деревенской и негритянской музыки, лежащий в основе рок-н-ролла, распалившего и самих Rolling Stones, и целое поколение подающей надежды молодежи. Это комплиментарное определение как нельзя лучше подходит тому, кто просидел за его спиной 58 лет. Можете себе представить, что где-то в параллельной вселенной Вольфганг Моцарт благоговеет перед Чарли Уоттсом? Уверяю вас, всякий может.

Чарли был не только самой несговорчивой звездой в музыкальной индустрии, но и наименее вероятным кандидатом на место в группе величайших представителей рок-н-ролла, которое в итоге занимал несколько десятков лет. Даже согласившись на неоднократные предложения присоединиться к коллективу, он сам (да и никто в принципе) не верил, что Stones и их затея с ритм-н-блюзом продержатся больше года.

В начале июня 1941 года линкор «Бисмарк» уже покоился на дне Атлантики, и трехмиллионное войско Германии готовилось к вторжению в Советский Союз. А вскоре, словно страшное предзнаменование 2022 года, под Киевом разгорелись танковые бои. Променадные концерты «Би-би-си»[3] перенесли в Королевский Альберт-холл, так как Куинс-холл, где они проходили ранее, оказался разрушен из-за бомбежек. Правительство Черчилля ввело карточки на одежду. Так как их еще предстояло напечатать, в ход пошли талоны на маргарин из продовольственных книжек: шестнадцать – за плащ, семь – за ботинки. Но в Клинике университетского колледжа в Блумсбери мысли Лил Уоттс были совершенно о другом.

Лилиан Шарлотте Уоттс, уроженке Ислингтона, дочери Чарльза и Эллен Ивз, только исполнилось 20 лет. В 1939 году она вышла замуж за Чарльза Ричарда Уоттса, который был старше ее на месяц и служил в ВВС Великобритании членом наземного экипажа и водителем офицерского состава. После демобилизации он устроился шофером грузовика на Лондонскую, Мидлендскую и Шотландскую железную дорогу, продолжая там работать, даже когда Stones уже вовсю покоряли Британию. В понедельник, 2 июня 1941 года, Лилиан родила первенца: Чарльз Роберт Уоттс издал свой первый звук; как и Билла Уаймена, и Брайана Джонса, его назвали в честь отца.

Официальные хит-парады появятся еще через десять лет, но уже тогда сестры Эндрюс поднимали настроение солдатам песней «Boogie Woogie Bugle Boy». Гленн Миллер и многие другие исполнители, включая легендарную Веру Линн, предсказывали появление лазурных птиц над Белыми скалами Дувра[4]. По радиоприемникам вовсю крутили комедийную передачу «Это снова он», композицию «Вальсируя в облаках» в исполнении Дины Дурбин, группу The Ink Spots и Бинга Кросби, а Ноэл Кауард в юмористической песенке вежливо интересовался: «Не могут ли нам одолжить пулемет Брена?» В кино на пике славы был комедийный дуэт Эбботта и Костелло: студия Universal выпустила их третий фильм «На флоте» с Диком Пауэллом в главной роли. Также полные залы собирала мелодрама Джорджа Кьюкора «Лицо женщины» с Джоан Кроуфорд, позже появившейся на обложке альбома Rolling Stones Exile on Main St.

В детстве, пока отец служил в ВВС, Чарли какое-то время жил у бабушек, но военные годы в памяти почти не отложились. Позже он сказал: «Я слышал взрывы неподалеку. Помню, как бежали из дома в бомбоубежище. Я был очень маленький. Война казалась мне чем-то вроде игры, не думаю, что когда-нибудь боялся по-настоящему».

В семье это имя носил не только его отец, но и дедушка (Чарльз А. Уоттс), и дядя, и двоюродный брат, поэтому родители часто называли сына «Малец Чарли». Самый юный из Чарльзов ходил в начальную школу Fryent Way в Кингсбери на северо-западе Лондона, а по окончании войны познакомился с Дэйвом Грином. Они подружились и всю жизнь вместе играли в многочисленных джазовых проектах Чарли на сцене и в студии.

Несмотря на то что Дэйв был на девять месяцев младше, его воспоминания о войне более яркие. «Я родился в 1942 году в Эджвере, мы тогда жили в Кингсбери. Отец служил в инженерных войсках и участвовал в высадке в Нормандии. Помню, когда мне было года два, нас бомбили крылатыми ракетами. Одна упала прямо на нашей улице, в шестидесяти домах от нас, и полностью разрушила здание. Мама прятала меня под лестницей. Думаю, так советовали власти».

По словам Дэйва, мама слушала радиопередачу «Работа под музыку», а позже рассказывала, что он подпевал басовым партиям популярных песен. Это стало первым предвестником его успешной карьеры контрабасиста. Он делится воспоминаниями с такой теплотой и щедростью, что вскоре начинает казаться, будто вы дружите всю жизнь. Мы работали над книгой незадолго до его восьмидесятилетия, и он все еще излучал непритязательное жизнелюбие, когда-то расположившее к нему Чарли.

В 1946 году они стали соседями, а вскоре и музыкальными единомышленниками.

После налетов немецкой авиации их переселили в каркасные дома на Пилигримс-Уэй, Уэмбли, которые предоставляли большинству британских семей, пострадавших от бомбежек. Сейчас, конечно, такие модульные жилища покажутся примитивными, но в трудные времена они стали настоящим спасением для семейства Грин.

«Когда мы еще жили на Брэмптон-роуд в Кингсбери, неподалеку устанавливали каркасные дома, и я помню, как ходил на них посмотреть, – вспоминает Дэйв. – Дороги толком не было, повсюду сплошная грязь. Но маме нравились эти типовые постройки. Кухня была невероятно современной, с холодильником и всем необходимым. Она записалась в очередь, а когда работы закончились, мы переехали». Уоттсы жили в доме 23, а Грины – в 22.

В 1944 году Лилиан родила Чарли сестру Линду, с которой они всегда были близки, особенно перед тем, как он покинул отчий дом. Интервью, которое они с мужем Роем Рутсом дали мне для этой книги, – ее первые откровения о брате. О ней крайне редко где упоминалось, так что многие даже не догадываются, что у Чарли вообще была сестра.

«Это потому, что я никогда никуда не лезла, – тихо рассказывает она, сидя со мной и Роем в их доме в Бакингемшире. – Это не в моем характере, да и брату бы такое не понравилось. Но если на каком-нибудь из выступлений кто-то говорил: “О, ты сестра Чарли. Ты, должно быть, им так гордишься”, я неизменно отвечала: “Да, невероятно”. Болтать без умолку – это не про него, общаться он предпочитал один на один, потому что был достаточно скрытным. Чарли был очень похож на маму, я же пошла в отца. Он мог сидеть рядом и просто молчать».

Она с ностальгической теплотой вспоминает годы, проведенные дома с братом и родителями, и чувство общности, царившее в том маленьком домике. «Папа решил, раз им нравится спорт и бильярд, они купят стол для снукера, вполовину меньше стандартного», – рассказывает Линда. «Если хотел сыграть партию, приходилось открывать окно», – добавляет Рой. «К нам всегда приходило много гостей, и отцу это нравилось, – продолжает его жена. – Мама была не такой общительной, и прекрасно проводила время на кухне». Рой, который был на год старше Чарли, женился на Линде в 1965 году.

Дэйв рассказывает: «Мы познакомились с Чарли, когда мне было четыре, моя семья тогда только переехала. Наши мамы подружились, а потом и мы стали общаться. Просто невероятно, что мы оба заинтересовались джазом и вместе выступали».

«До десяти лет мы играли в саду, – рассказывал Чарли. – Он был один на два участка и разделен забором, мы лазили друг к другу через дырку. Наши родители дружили. Затем он, как и я, начал играть в скиффл-группах. Мы собрали свой первый джаз-бэнд, исполняли разные произведения, и я всегда обращаюсь к нему за помощью, если делаю что-то не с Rolling Stones. – А потом с невозмутимым лицом отрезал – Я бы не стал его обременять парнями».

«Отец немного играл на фортепиано, правда, не джаз, – рассказывал Дэйв. – Обычно репертуар Леса Пола, Мэри Форд и тому подобное, а еще у нас была радиола[5], так что все началось именно с этого, нам с Чарли тогда было около десяти. Естественно, мы ходили в одну начальную школу Fryent School, но учились в разных параллелях. А потом перешли в среднюю общеобразовательную школу Tyler’s Croft в Кингсбери, продолжая жить по соседству». Среди их сверстников была актриса Ширли Итон, девушка Бонда в «Голдфингере», и Уильям Вуллард, ведущий программы «Мир завтрашнего дня».

«Как ни странно, – говорит Дэйв, – я не помню Чарли в школе. Мы там почти не виделись. Но зато начали собирать пластинки 78 оборотов и ходить по музыкальным магазинам, а затем перешли на полноформатные альбомы Чарли Паркера и Джелли Ролл Мортон, которых я тогда для себя открыл. Слушали у него в комнате, а иногда у меня».

В прекрасной и очень подробной книге Билла Уаймена «Rolling with the Stones» описан семилетний Чарли в атласном наряде на свадьбе своего дяди Альберта в Холлоуэе. «Отец покупал мне костюмы, и я носил их очень аккуратно, – рассказывал Уоттс. – Думаю, я смахивал на Маленького Лорда Фаунтлероя[6]. Мне не нравились джинсы и свитера. Мне казалось, что в них я выгляжу неряшливо, я чувствовал себя не так комфортно, как в своих костюмчиках с мешковатыми брюками». С тех пор мало что изменилось.

Когда родители Дэйва развелись, его отправили к родственникам в Йовил, но в 1953 году, после двух лет деревенского блаженства, он вернулся в Лондон и возобновил общение с Чарли.

«Маме выделили муниципальное жилье в новом здании в Кингсбери, поэтому мы переехали. Я очень хорошо запомнил густой желтоватый смог и как кондуктору приходилось идти перед автобусом. Видимость была нулевая, туман стоял страшный. Много людей тогда погибло.

Мы прожили год в той новостройке, а потом мама подала заявление, чтобы вернуться в каркасный дом. Она так скучала и по Лил Уоттс, и по всему остальному. По той замечательной жизни. У всех одинаковые жилища и садики примерно одного размера. Настоящая утопия, некое сообщество, и моей маме всего этого не хватало. Мы не смогли вернуться в дом, соседний с Чарли, поэтому поселились чуть дальше на той же улице».

Летом 1954 года, когда Дорис Дэй пела о «Тайной любви» в фильме «Джейн-катастрофа» (1953), Уоттс был уже подростком. В школе Tyler’s Croft Чарли начал гораздо больше интересоваться искусством, а вот занятия музыкой, по какой-то причине, учитель не поощрял. Юноша также преуспел в футболе (на позиции правого крайнего нападающего) и в крикете, его даже взяли в команду «Мидлсекс». «Он вырос крепким парнем с мощными ногами, – говорила Лил о сыне. – Мы думали, он станет футболистом».

«Мои самые ранние воспоминания – как брат играет в крикет, – рассказывала Линда. – Он всегда был в хорошей форме и отлично себя проявлял, у нас на чердаке до сих пор хранятся его медали. Мама с папой всегда шли ему навстречу. В каркасном доме было всего две комнаты. Мне отдали поменьше, а брату выделили большую, изначально предназначавшуюся родителям, сами они несколько лет спали на раскладушке в гостиной».

Вскоре Чарли сделал первые нерешительные шаги в качестве музыканта, начав играть на банджо. Он говорил, что в его большой семье играет только граммофон, но это не совсем так. Неожиданное ответвление генеалогического древа разрослось в британскую джазовую группу The Migil Five, с которой Чарли время от времени выступал. Позже они пошли по стопам Stones, дойдя до поп-музыки с элементами R&B, а в мае 1964 года их хит «Mockin’ Bird Hill» попал в десятку лучших в Великобритании.

Первоначально лидером этого коллектива был дядя Чарли и Линды – Ленни Питерс, с которым парень играл свои первые барабанные партии. «Это единственный слепой из всех, кого я знала, кто мог поклеить обои и поменять лампочку», – рассказывает Линда.

После многолетних сольных выступлений в лондонских пабах и неуспешных синглов для таких лейблов, как Oriole и Pye, дядя Ленни стал одним из участников дуэта Peters & Lee, возглавлявшего хит-парады, классического представителя поп-музыки 1970-х. По невероятному стечению обстоятельств их самая узнаваемая песня «Welcome Home» в сентябре 1973 года оказалась рядом с «Angie» группы Stones в британском топ-20.

Что касается банджо, Чарли не заинтересовали маркеры на грифе, поэтому он разобрал инструмент на части. «Тогда же я услышал барабанщика Чико Гамильтона, – рассказал Уоттс, – выступавшего с Джерри Маллиганом. Я тоже захотел так играть, кистями». Соорудив первую самодельную ударную установку (без малого барабана), он поместил банджо на деревянную подставку и играл на кожаной поверхности метелками (проволочными щетками).

Чарли обходился подручными средствами, пока в 1955 году отец и бабушка не сжалились и не купили ему на Рождество первую настоящую установку – подержанный инструмент фирмы Olympic, приобретенный у парня, игравшего в местном пабе. На обшивке бочки остались следы от пролитого пива и ожоги от сигарет. «Помню, как нашел подарок в тетиной спальне, – рассказывал Чарли. – Кажется, ничего не доставляло мне столько удовольствия, и, кстати, соседи нормально относились к шуму».

По воспоминаниям сестры, он подошел к увлечению со всей ответственностью. «Чарли сидел на кухне, сжимая резиновые мячики, укрепляя таким образом запястья, – рассказывала Линда. – Я обычно наблюдала за процессом, а мама говорила: “Боже мой, да убери их уже наконец!” Но он собой гордился. Когда привезли ударную установку, я подумала: “Боже, что скажут соседи?” К счастью, с ними проблем не возникло. Они с Роем и их товарищем Эндрю Реном ездили в Лондон. Думаю, тогда брат и помешался на барабанах».

Чарли очень пригодились технические навыки телевизионного инженера его приятеля Роя. «Именно я помогал ему наладить инструмент, – рассказывал Рутс, – провел провода от радиолы, стоящей в гостиной, до спальни. Установил динамик, чтобы он слышал музыку, играя на барабанах».

Первой страстью Чарли стала R&B композиция «Фламинго» Эрла Бостика, занявшая первую строчку хит-парада США в 1951 году. Пластинку купил его дядя, родители часто ставили ее на домашних вечеринках. На ней альт-саксофонист из Талсы играл невероятно динамичную вариацию мелодии, впервые исполненной десятью годами ранее Дюком Эллингтоном и его оркестром. Так юноша познакомился с утонченным джазом, приправленным ритм-н-блюзом. Песня «Out of Nowhere», записанная еще в 1947 году, зародила любовь Уоттса к искусному саксофонисту Чарли Паркеру и невесомой барабанной игре Макса Роуча. Там же звучала труба 21-летнего Майлза Дэвиса.

«Именно благодаря ему я тот, кто я есть, – говорил Чарли о Паркере. – Любой барабанщик, у которого есть уши, хотел бы у него играть». Розовая птица не раз всплывала в воображении будущих Rolling Stones. В Челтнеме именно пластинка Паркера заставила Брайана Джонса попросить у родителей саксофон. Один Чарли стал вдохновением для книги другого.

Переключению на барабаны способствовал и вышеупомянутый Чико Гамильтон, уроженец Лос-Анджелеса, чей ловкий стиль игры сформировался, когда он присоединился к квартету невероятного баритон-саксофониста Джерри Маллигана. На альбоме Volume 1 1952 года, в записи которого также участвовал трубач Чет Бейкер, была композиция Маллигана «Walkin’ Shoes», невероятно утонченная и элегантная игра Гамильтона и всей группы. Диски заворожили юного Чарли, стремившегося играть, как Чико Гамильтон. Он как никогда был уверен, что его место именно за барабанами.

Чарли и Дэйв (которого друг называл исключительно «Дэвид») наполнили дом современным звуком скиффла, а сам Грин бойко аккомпанировал приятелю на самодельном басу, сделанном из ящика для чая. Чарли, по сути, научился играть на барабанах, подражая своим первым джазовым кумирам, а вот в школе учеба не задалась. Из всех выпускных экзаменов в 16 лет он хорошо сдал лишь один – по искусству, а единственные полученные за эти годы награды – два кубка за бег. Талант к графическому дизайну побудил юношу поступить в художественную школу Харроу.

«В молодости я страдал от бессонницы, поэтому рисовал, – говорил Уоттс. – Скорее в качестве терапии и, возможно, чтобы уберечь себя от больших проблем». Дэйв вспоминает: «Чарли был потрясающим художником. Ему хотелось стать графическим иллюстратором, но он провалил один из экзаменов или что-то в этом роде. Не знаю, как так вышло, потому что рисовал он прекрасно. Думаю, неудача его слегка подкосила. Именно тогда он стал еще больше времени уделять музыке».

Тем временем друзья продолжали получать музыкальное образование на Пилигримс-Уэй, Уэмбли, и в других западных районах. «Мы учились, слушая пластинки и посещая разные заведения, – рассказывал Дэйв. – Однажды в 1958 году пошли в ночной клуб “100”, чтобы послушать группу Хамфри Литтлтона. А в 1965 году я присоединился к его коллективу и отыграл там 18 лет. Чарли в той группе нравились барабаны Эдди Тейлора, а на басу у них играл Брайан Броклхёрст. Мы жадно поглощали музыку. Слушали и наблюдали за взаимодействием баса и ударных, потом ставили винил и копировали. Подыгрывали пластинкам».

«Меня научили наблюдать за конкретными музыкантами, – объяснил Чарли. – Я ходил на дискотеки, но никогда не танцевал, вставал рядом с барабанщиком и смотрел. Больше всех мне нравились афроамериканцы, они исполняли джаз. Именно такую музыку я хотел играть».

Природная неуверенность в себе явно чувствуется в беседе на передаче «Desert Island Discs» в 2001 году. «У меня не самый основательный подход, – сказал он. – В молодости мне следовало лучше заниматься, больше читать, я же предпочел блеск и мишуру».

К 1958 году на счету друзей уже были собственные выступления. В джазовый ансамбль из Северного Лондона Joe Jones Seven потребовались музыканты после того, как их басиста и барабанщика забрали в армию. Их лидер Джонс жил на Медоубэнк-роуд в Кингсбери, недалеко от Чарли и Дэйва на Пилигримс-Уэй. Его настоящее имя – Брайан, но не путайте ни с лидером и сооснователем The Stones, ни с американским барабанщиком Джо Джонсом, чья выдающаяся работа с оркестром Каунта Бейси невероятно восхищала Чарли.

«Я знал гамму си-бемоль, – вспоминает Дэйв, игравший в скиффл-ансамбле. – Купил настоящий контрабас, стал учиться, потом мы узнали, что в ту группу будут прослушивания. Это был мейнстрим-коллектив, играющий диксиленд[7], а мы как раз слушали подобные пластинки. Так что решили попробовать, хотя и не надеялись, что нас возьмут. Но, как недавно признался Брайан, больше никто не пришел. Альтернативы не было, поэтому мы получили работу.

Нас не интересовали сольные выступления, хотелось свинговать с группой. Со временем ничего не изменилось. Мы оба командные игроки. В любом коллективе я играю ради коллектива, ради музыки, чтобы влиться. Так же поступал и Чарли».

Джонс, которому в 2022 году исполнилось 83 года, рассказывал: «Мы разместили в Melody Maker объявление о том, что даем концерт в пабе Upper Welsh Harp на западе микрорайона Хендона. Они прочитали и пришли, больше желающих не нашлось. Мы были полупрофессиональным коллективом, а парни подходили всем нашим требованиям, мы все еще учились. Так они присоединились к группе. Думаю, это была первая работа Чарли.

Он был щеголем, всегда красиво и стильно одет. Прекрасный хронометрист, а это крайне важно, но на этом все. Вундеркиндом он не был. Сначала играл линейно, подсекая доли, чего барабанщикам в свинге делать не стоит. Но потом переучился».

Джонс, который, как и Уоттс, восхищался Луи Армстронгом, позже говорил: «Родители Чарли – прекрасные люди, мы репетировали у них дома. В группе был пианист, но у них не было инструмента, а электропианино тогда еще не изобрели. Так что играли только барабаны и бас, иногда гитарист, трехсекционный саксофон, труба и тромбон.

Думаю, мать с отцом радовались, что он чем-то занят, а не болтается без дела. Как и многие родители, они скорее потерпят шум, чем будут смотреть, как он слоняется по улицам. Хорошее было время. Пару часов по воскресеньям мы проводили у Чарли, у меня дома тоже репетировали».

«Они все приходили к нам, – добавляет Линда, – а шум, который мы слышали, напоминал джаз. Ни рок-н-ролл, ни поп. Чарли еще нравился Билли Экстайн[8], да и родители его тоже слушали. А в остальном джаз». Дома на фонографе играли Джонни Рэй и Нэт «Кинг» Коул. «Нам очень нравился Перри Комо и тому подобное», – вспоминал Чарли, который ходил на выступление Экстайна в лондонском «Палладиуме». Стилист из Питтсбурга, будучи утонченным джазовым и поп-вокалистом, трубачом, лидером свинг- и бибоп-бэнда, объединил в себе все музыкальные пристрастия Уоттса. Парень был в восторге от его группы, в которую в 1940-х годах входили Диззи Гиллеспи, Чарли Паркер и Арт Блейки.

Когда Чарли и Дэйв присоединились к Joe Jones Seven, группа договорилась о еженедельных выступлениях в пабе Masons Arms в Эджвере. На прекрасной фотографии 1959 года запечатлены подростки, пополнившие ряды коллектива: басист Грин в каком-то старом свитере, а барабанщик Уоттс выглядит безупречно в пиджаке Лиги плюща, с носовым платком в верхнем кармане, волосы разделены по пробору.

«Он считал, раз мы выступаем, нужно выглядеть соответствующе, – рассказывает Дэйв. – Иногда нас отвозил отец, или же мы доезжали до станции на такси, садились на поезд, я еще и с контрабасом, выходили на Кэнонс-парк, а дальше на автобусе. Выступали, а потом обратно тем же маршрутом. Я выходил на сцену в чем приехал. Чарли же переодевался перед выступлением. Никогда не видел его в джинсах».

Благодаря прекрасной Энн, супруге Джонса, во время тщательных поисков удалось обнаружить письмо Брайану (или просто «Джо») на фирменном бланке Mecca Dancing (крупнейшая в мире организация в танцевальной индустрии). «В августе 1958 года мы приехали в Стритхэм в Локарно, чтобы принять участие в одном из этапов национального чемпионата любительских джаз-бэндов, – вспоминает Дэйв. – Для нас это стало большим событием, я тогда играл на вращающейся сцене».

Он упомянул и о чувстве стиля своего приятеля. Брайан организовал группе форму для мероприятия, и, по его словам, Чарли надел яркий галстук вместо того, который ему выдали. Энн же вспомнила, как встретила одного из судей в баре, хотя в это время он должен был слушать и судить различные коллективы.

Парни считали, что их выступление не заинтересовало никого из судей, оставшихся на местах, до тех пор, пока менеджер Локарно не признал в письме судейскую ошибку, сообщив Джонсу, что его группа фактически заняла второе место после Jack Bayle Quartet. Дэйв резюмирует: «Все равно ничего не вышло, потому что мы не удосужились сыграть в финале».

Джонс вспоминает: «Тогда джаз был повсюду. Можно было играть в пабах по всему Лондону, а мы еще выступали с небольшими танцевальными коллективами на юбилеях, свадьбах и прочих мероприятиях, плюс в нашем репертуаре числилось несколько поп-песен того времени. Мы были не из «заплесневелых пустяков», как раньше называли джазовых пуристов. Если предстоял концерт, можно было заработать десять шиллингов. А если место классное, то все тридцать. Кажется, в Masons Arms нам даже не заплатили – просто угостили бесплатным пивом. Чарли пил апельсиновый сок».

На концертах в джаз-клубе Edgware в августе 1959 года Чарли играл на барабанах, а Дэйв – на контрабасе, а переименовавшая себя в Joe Jones All-Stars группа отрабатывала сет, включавший «Summertime» Джорджа Гершвина, блюзовые элементы, такие как «St. James Infirmary Blues», «St. Louis Blues» и «Goosey Gander» Вуди Хермана. Иногда их подвозил отец Чарли, уложив контрабас и барабанную установку на заднем сиденье. Время от времени парни ездили на автобусе, запихнув оборудование в багажный отсек или поставив его на площадку. Однажды прямо на ходу у них укатился барабан. Великодушный кондуктор остановил автобус, чтобы дать им возможность догнать инструмент.

В 60-е, между выступлениями и пластинками, Чарли стал уделять время противоположному полу. Он пришел на вечеринку по случаю 21-го дня рождения Джонса. «Среди гостей был мой зять, – рассказывал Джонс, – и он сказал: “Ваш Чарли Уоттс спросил, встречаюсь ли я с той девушкой, и заявил, что если я не хочу, то он не прочь”».

Группа распалась примерно через год, после того как Джонс женился и переехал с Энн в Лутон. «Пути друзей разошлись, – сказал он, – но пару раз парни приезжали ко мне, и мы играли с местными музыкантами». Очарованный любимыми исполнителями того времени, Чарли сказал, что представлял себя нью-йоркским барабанщиком Артом Тейлором с авторским стилем игры, выступавшим, как и сам Тейлор, с гениальным пианистом Телониусом Монком. Чарли бросил художественную школу в июле 1960 года, раньше он не мог из-за проекта («в качестве практики для карьеры в графическом дизайне», как он позже объяснил). Уоттс написал и оформил иллюстрациями небольшую, но содержательную книгу, посвященную Чарли Паркеру, называлась она «Ода птице высокого полета». Он с любовью трудился над ней дома, мастерски орудуя кистью. «Чернила заезжали друг на друга, а я никогда как следует не промывал кисточку, поэтому в итоге получились очень странные цвета», – объяснил Чарли, обычно внимательный к деталям.

Как только Stones пополнили ряды самых влиятельных исполнителей, в январе 1965 года у Beat Publications вышел карманный выпуск ценой в семь шиллингов. Чарли сухо заметил: «Издатель Rolling Stones Monthly увидел мою книгу и сказал: “А пару шиллингов за нее выручить можно!”» Дэйв Грин, который к тому времени уже шел по собственному джазовому пути и пропал из поля зрения приятеля, сказал мне со смехом: «Помню, как увидел тот выпуск в киоске на станции Кингсбери. Я тогда его не купил, потому что не мог себе позволить».

36-страничная «Ода птице высокого полета» размером двенадцать на семнадцать сантиметров, возможно, и представляла собой довольно тонкий томик, но благодаря аккуратному красивому почерку и рисункам из нее бы вышла отличная детская книжка. Однако она оказалась такой же крутой, как и музыка, которую там изобразили. Стоит остановиться на ней подробнее, ведь это, пожалуй, первое и столь основательное проявление двух страстей Чарли – к джазу и к искусству.

Будучи подростком, он изобразил Паркера в образе птицы в солнечных очках, с поразительным изяществом описывая его взлет и слишком внезапное падение. «Эта история была написана неким Чарли в честь великого, ныне покойного Чарли», – написал он в предисловии. В книге подробно описывается, как родители Птицы «свили гнездо» в Канзасе, как Паркер, понимая, что отличается от других птенцов, усердно тренировал свой «свист», но обнаружил, что звучит несинхронно с другими птицами и стал искать утешение в «плохих семечках и солодовых напитках».

Он нашел признание в Нью-Йорке, но так и не избавился от вредных привычек. На пяти листах впечатляющих иллюстраций птица чахнет, уменьшается в размерах с каждой страницей, становясь все меньше и меньше, пока наконец не исчезает совсем. Паркер скончался от своих пристрастий в 1955 году, в 34 года, но, говорят, его организм был как у 60-летнего мужчины. «Улетел, – красноречиво заключил Чарли, – но не забыт». В 1991 году книгу переиздали, выпустив вместе с красивым мини-альбомом From One Charlie, на котором под руководством Чарли играл тщательно отобранный квинтет, куда вошел и Дэйв.

В 1960 году, бросив художественную школу, и, возможно, благодаря положительной рецензии на свою книгу, Чарли [Уоттс] устроился ассистентом в лондонскую фирму графического дизайна «Студия Чарльза Дэниелса» за 2 фунта в неделю. Вечерами они с коллегами слушали радиокомедию «Полчаса Тони Хэнкока», а на следующий день цитировали в студии лучшие реплики комика.

Энди Уикхэм, известный впоследствии публицист и руководитель, сыгравший ведущую роль в расширении Warner Brothers Records в Лорел-Каньон, рассказывал: «Я работал в студии рядом с Чарли. Он был едва ли не самым умным и талантливым художником в отделе. Помогал с рисунками, если у нас возникали трудности. Но вы бы слышали, как он рассуждал о джазе. Словно ходячая энциклопедия».

Благодаря увлечению дизайном и джазом, на него обратил внимание начинающий фотограф, который позже помог сформировать визуальную динамику Stones, некий Дэвид Бэйли. «Мы хорошо поладили с Чарли, потому что он работал графическим дизайнером, – рассказывал он. – Уоттс знал, кто такой [легендарный американский фотограф] Ирвинг Пенн, и был немного наслышан о моих работах. Он, конечно, был повернут на джазе, а я его тоже много слушал, в четырнадцать я страшно хотел быть Четом Бейкером».

Чарли повысили до визуализатора плакатов, и он мог бы построить весьма успешную карьеру в дизайне, но любовь к музыке его не оставляла. Он уволился с работы, ведь, чтобы не потерять форму, приходилось два раза в неделю играть на барабанах в кофейне. В сентябре 1961 года он получил место в «Трубадуре» в Эрлс-Корт, где состоялась знаковая встреча с Алексисом Корнером.

Родившийся в Париже Корнер приехал в Лондон во время Второй мировой войны, а в 1949 году присоединился к группе Криса Барбера, где познакомился с вечно недооцененным Сирилом Дэвисом, игравшим на губной гармошке. Совместная энергетика артистов и лидеров музыкальной сцены сыграла чрезвычайно важную роль в развитии и становлении лондонского ритм-н-блюза, особенно когда в 1961 году они сформировали группу Blues Incorporated.

Чарли часто вспоминал свои первые дни в клубе, мгновенно перечисляя тех, с кем выступал десятки лет назад. Он работал с Артом Вудом (старшим братом Ронни), с группой Blues By Six, по сути, со всеми, кто ему подходил. «Нужно было зарабатывать на жизнь, – рассказывал он. – Играли там, где предложат. Дэвид, поскольку играл на контрабасе и был невероятно талантлив, сотрудничал с целой толпой артистов. Я раньше был в группе Арта, а Арт Темен был тенор-саксофонист».

Позже он отметил: «Помню, когда только начинал, существовал современный джаз и традиционный, и они кардинально различались. Прически и прикиды тех, кто вместе со мной приходил увидеть Джорджи Фейма[9], выглядели совершенно иначе, чем у тех, кто заглядывал в клуб Сая Лори на Грейт-Уиндмилл-стрит и на танцы, куда ходила моя [будущая] жена.

С группой Алексиса Корнера Blues Incorporated все завертелось благодаря доброму и удивительному парню Крису Барберу и его инициативе. Гарольд Пендлтон владел клубом Marquee, а Алексис играл там вечером по четвергам. Его выступления вскоре стали даже круче, чем воскресные концерты Джонни Дэнкуорта[10]. Я ходил туда послушать [шотландского джазового барабанщика] Бобби Орра и ему подобных». К этому времени Чарли проводил много времени в Сохо, ходил на выступления Фила Симена[11] в клуб Ронни Скотта и «Фламинго», а также покупал винил у Рэя Смита, владельца джазовой Мекки – магазина пластинок «Collet’s» на Нью-Оксфорд-стрит.

Попыткам Корнера включить Чарли в состав Blues Incorporated помешало поступившее барабанщику предложение поработать над графическим дизайном в Дании, в Рандерсе на полуострове Ютландия. Обосновавшись там, он играл с мультиинструменталистом Хольгером Лауманном в группе Safari Jazz и, в частности, с Доном Байасом, тенор-саксофонистом свинга и бибопа, работавшим с Бейси, Эллингтоном и Гиллеспи.