Танец девяти хвостов бесплатное чтение

Глава 1. Пепел на кимоно

Пепел оседал на некогда белоснежные рукава, словно невидимый дождь. Он был лёгким, казалось, совсем невесомым, но всё-равно оставлял след – тонкий слой сероватой пыли, въедавшийся в светлую ткань. Асуми Рэй сидела на коленях у каменной дорожки, осторожно выметая упавшие угли из под старого фонаря. Хоть и работы оставалось совсем немного – она не спешила и делала всё старательно.

Сад в это утро был особенно тихим. Даже птицы молчали, казалось, они так же как и Асуми слушали дыхание гор и ровный шелест от возящих по камню ладоней. Ветви ивы наклонились к земле, как будто хотели что-то прошептать, но не решались. Каменные дорожки были ещё влажными от ночной росы после тумана, который клубился над прудом с лотосами, где серебристая чешуя рыбы изредка мелькала под зеркальной гладью воды.

Рэй каждым волоском на теле чувствовала, как воздух дрожит. Не от ветра, или жара или холода, а чего-то другого. От перемены в её жизни, которая ещё не случилась, но уже ощущалась. Она прижала ладонь к холодному мрамору и задержала дыхание: «Завтра утром начнётся ритуал… Я стану той, кем хотят меня видеть».

Слева чуть слышно прошелестел подол кимоно. Настоятельница Сейка остановилась рядом, не нарушая тишины. Её белые глаза были закрыты, но лицо повёрнуто точно к Асуми. Волосы наставницы были собраны в высокую причёску, закреплённую серебряной шпилькой в форме капли воды. На фоне серого утреннего света она казалось почти призрачной.

– Ты всё ещё боишься, – сказала она спокойно. Не спрашивала, а утверждала.

Девушка не ответила. Пепел продолжал оседать и серый след на её кимоно становился всё отчётливее.

– Страх – не слабость, – добавила Сейка, опустившись рядом с Рэй почти бесшумно, словно тихая вода. – Это значит, что ты всё ещё не стала частью своей тени.

Асуми взглянула на свои ладони. Под ногтями чернела тонкая полоска золы. Она стёрла её о ткань одежды, оставив ещё один след.

– Я не уверена, что хочу становиться ею. – прошептала она, словно была виновата, честно признаваясь в дурном поступке.

– Страх – тоже путь.

Сейка коснулась плеча девушки. Тёплое прикосновение было неожиданно живым, земным. Она провела пальцами по краю рукава Рэй, едва заметно – будто что-то вспоминая. Ветер подхватил подол её одежды и расправил его, как крыло журавля.

– Когда ты впервые появилась здесь… – тихо сказала она, глядя куда-то мимо сада, – ты была похожа на осколок фарфора. Хрупкая, острая. Без света.

Рэй опустила взгляд. Ей казалось, что она помнит тот день, но воспоминание всё время ускользало – как тень на воде.

– Ты не плакала, – продолжила Сейка. – Ни в первую ночь, ни в десятую. Смотрела, будто проверяла, насколько мы настоящие. Насколько это место – не иллюзия. И только однажды ты заплакала.

Рэй подняла глаза.

– Это было на третью весну. В храм привезли новое зеркало. Ты подошла к нему… и заплакала. Не потому что испугалась. А потому что, наконец, увидела в отражении что-то своё.

Сейка говорила негромко, ровно. Но в этих словах звучала нежность, редкая для неё.

– Тогда я поняла: ты не хочешь быть святой. Ты хочешь быть целой.

Она замолчала на миг. Рэй всё ещё не знала, что сказать. Мир вокруг словно сжался до их дыхания и шороха листьев.

– Именно поэтому я выбрала тебя первой, – добавила Сейка. – Не потому что ты была послушной. А потому что ты была живой. Даже когда пыталась спрятать это.

В этот миг Рэй захотелось поверить, что всё предстоящее – просто переход. Что это всего лишь ритуал, как у других девушек, и после него она проснётся той же, что и вчера. Но что-то внутри неё противилось этой мысли, словно знало, что она встретит рассвет уже другой, или вовсе для неё завтра не наступит.

Воздух слегка завибрировал от удара храмового колокола. Первого. Это было знаком, что начался последний день перед обрядом.

– Иди, – сказала Сейка. – Завтра ты войдёшь в воду.

Воздух всё ещё не был спокоен после звона. Словно пространство – вода, а он, маленький камешек упавший в заводь, оставляющий после себя круги. Они расходились по мраморным плитам, коже, заставляли волноваться.

Асуми медленно поднялась с колен на ноги. Суставы затекли, но она, занятая своими мыслями, почувствовала это не сразу.

Настоятельница уже стояла, словно никогда и не садилась. Она не смотрела – чувствовала. Как будто даже самое малейшее движение Рэй отзывалось в ней лёгкой тенью, как капля дождя, упавшая с ивовой ветки в воду.

– Завтра ты войдёшь в воду. – вновь повторила Сейка, но теперь в её голосе было не столько наставление, сколько что-то мягкое, почти материнское.

Девушка кивнула, не потому что согласна, а потому что иначе не могла.

Наставница развернулась и исчезала за бамбуковой изгородью, будто растворилась в утреннем свете. Ива шевельнулась от ветра, провожая её.

Комната пахла древесной пылью и рисовой бумагой. Совсем слабый свет струился через перегородки. На полках свитки, молитвенные камни. Рядом на полу простая циновка, зеркало с ободом, складной столик.

Асуми Рэй сидела на коленях перед зеркалом. Тёмные каштановые волосы рассыпались по плечам, блестели. Она расчёсывала их длинными плавными движениями, как учили – от корней до кончиков вниз, не дёргать, не спешить. В этом было что-то успокаивающее, очищающее голову и дающее ясность мыслям.

Девушка невольно подумала о том, что мама всегда начинала заплетать и расчёсывать её волосы с правой стороны. Она говорила, что это нужно, чтобы не запуталась судьба, что у правой всё яснее.

Рэй чуть улыбнулась сквозь дрожь.

Помнилось не лицо, не голос – только ощущение: как пальцы расправляют прядь за прядью, бережно, с любовью, не потому что надо, а потому что рядом.

В детстве она верила, что волосы хранят память. Что если срезать их, можно забыть, кто ты. Тогда она однажды вырезала из клоков своих волос кукле длинные пряди – чтобы у той тоже была своя история.

Теперь её волосы были длиннее, чем у той куклы. И тяжелее. Но память, казалось, становилась всё легче.

Отражение смотрело на неё с тихим ожиданием: «Я стану той, кем они хотят меня видеть, но кем я тогда перестану быть? Мама, если бы ты осталась… Ты бы сказала, что это правильно? Или ты бы просто обняла меня?».

Она отвела взгляд на открытую створку окна. Там, практически незаметно, словно маленькие снежинки облетал пепел. Такой же холодный как и они. Вечернее небо окрасилось в серые тона. Служка постучала в косяк двери и, не поднимая глаз, тихо произнесла:

– Омовение ждёт.

Рэй встала. Тело отозвалось легкой ломотой, как будто этот день длился не часы, а годы. Она шагала босиком по прохладному дереву галереи, и с каждым шагом звук её ног растворялся в тишине, как будто идущей вовсе не было.

Купель была спрятана в отдельном павильоне за храмовым садом. Там пахло сосной, водорослями и горькими травами. Над водой клубился тёплый пар, но не радушный – вязкий, чужой.

Служанки помогли ей снять верхнюю накидку. Ткань соскользнула с плеч и повисла на локтях, как шелестящий голос. Одна из женщин осторожно намочила ладони и провела ими по вискам Рэй, по ключицам, по рукам.

– Очищение тела – путь к очищению сердца, – произнесла она, как заученную молитву.

Рэй не возразила. Но сердце не очищалось.

Когда она ступила в воду, та обняла её холодом, совсем не таким, как ожидалось. Он не бодрил – он поглощал. Не смывал, а вытягивал. Словно всё живое в ней стремился унести.

Служанки обмывали её мягкими хлопковыми платками. По правилам – от центра к краям, от лба к пальцам, от сердца к воздуху. Будто вытирают из неё суть, самого человека, оставляя только лишь пустую оболочку. Вместилище.

Потом была одежда – тонкое белое кимоно, как пелена над реальностью. Её волосы уложили в простую причёску, вплели белую ленту. Никаких украшений, никаких отличий.

Рэй смотрела в воду. В отражении – чужая девочка. Очень спокойная. Очень пустая. В мыслях проносилось лишь: «Я должна быть готова. Должна быть светлой. Почему же внутри только холод и страх?»

Одна из женщин подала ей зеркало. По обряду она должна была посмотреть на себя – в последний раз, как на прежнюю.

Рэй сделала это, но отражение не изменилось.

Сразу после девушка ушла в свою комнату, где вновь села на циновку. За перегородкой послышался тихий скрип половиц. Кто-то осторожно ступал босыми ногами по коридору. Через секунду – лёгкий стук о деревянную раму, словно он был только из вежливости, а не острой необходимости.

– Асуми, – мягкий, тихий голосок позвал её. – Ты не спишь?

Рэй медленно повернула голову. За обтянутой бумагой перегородкой вырисовывался силуэт – тонкий, как ветвь сакуры. Это была Хару. Её улыбку всегда можно было узнать лишь по одной интонации, сказанной ею фразе, или всего лишь слову. Она будто не говорила, а пела.

– Нет. – Ответила девушка и поднялась с колен. – Уже поздно?

– Не очень. Просто… – голос Хару чуть понизился, мне немного страшно. Можно я посижу с тобой?

Асуми не стала возражать.

Гостья вошла неслышно. Она, как ветерок из садов принесла с собой цветочный аромат – лавандового масла. Села на край циновки и подтянула колени к груди.

– Завтра всё поменяется. – сказала она с дрожью в голосе и тут же замолчала. Через пару мгновений добавила. – Я пыталась представить, что почувствую после, но… в мыслях ни единой догадки и фантазии. Пусто как в зимнем саду.

Всё это время Рэй смотрела в окно. Пепел уже не летел, только мелкие крупицы света оседали на подоконник. За ними ничего не было видно – только ночь.

– А я не представляю кем буду. – Неожиданно для самой себя, девушка разоткровенничалась. – Или.. останусь ли вовсе.

Хару легонько прижалась плечом к собеседнице. Она не спрашивала о том, что значат её слова. Просто сидела рядом, пока мысли Асуми яркими вспышками загадочных звёзд появлялись на горизонте сознания:

«Иногда страх – это не враг, а свидетель. Он приходит не чтобы остановить, а чтобы показать, что всё было по настоящему. Что ты не ритуальная кукла, а живая.

Я боюсь, потому что мне есть что терять. И если завтра я войду в воду, я хочу знать, ради чего выйду».

– Знаешь, – вдруг сказала Хару. – Если бы ты могла стать кем угодно… В это самое мгновение… Кем бы ты стала?

Кончики губ Рэй слегка дрогнули в улыбке. Она не смотрела на подругу, но отчётливо знала, что та сейчас тоже улыбнулась.

– Той, кто не боится исчезнуть. – Наконец ответила Асуми.

Гостья ничего не сказала в ответ, лишь взяла рядом сидящую девушку за руку, отчего страх отступил.

– Когда ты станешь Жрицей, – прошептала Хару, – не забудь, как пахнет лён на солнце.

Рэй обернулась. Хару не смотрела на неё – просто глядела в окно, будто видела сквозь ночь то лето, что было давно.

– Помнишь, мы в детстве прятались за старым кедром? – продолжила она, уже с лёгкой улыбкой. – Ты говорила, что в храме живёт девятихвостая, и если не спать – она ночью проберётся и утащит волосы. А я, дурочка, всерьёз боялась, что проснусь лысой.

Рэй усмехнулась. Тихо, по-настоящему. Это был первый смех за весь день – хрупкий, как лепесток, но живой.

– А ты в отместку рассказывала, что она умеет принимать любой облик. И я несколько дней шарахалась от наставницы Таки, думая, что она подделка.

– Таки тебя так и не простила, кстати, – хихикнула Хару. – До сих пор смотрит на тебя, как будто ты ей зеркало разбила.

Обе на миг замолчали. В груди разливалось что-то тёплое – не то, что защищает от страха, но делает его… терпимым.

– Мне бы хотелось, чтобы в те вечера ничего не менялось, – шепнула Хару. – Чтобы мы остались там – босые, с соломой в волосах, пугающие друг друга сказками.

Рэй кивнула. А внутри шевельнулась боль – нежная и острая. Потому что она тоже хотела остаться там. Но знала – нельзя.

Они сидели так ещё какое-то время. Слова уже были лишними. В комнате стало прохладнее, а ветер, пробравшись через раздвинутые створки окна и тронул волосы девушек. На мгновение лунный свет скользнул по полу, обозначив границы между этим вечером и чем-то иным.

Хару встала первой. Словно почувствовала, что момент закончился, а всё сказанное молчанием, между строк, уже сохранено в памяти.

– Отдохни, Асуми. – шепнула она и вышла так же тихо, как и вошла.

Рэй осталась одна. Её рука ещё ощущала тепло прикосновения, но тишина теперь казалось другой – вязкой, плотной. Почти сразу после того, как она улеглась на циновку, Рэй поняла – она не спит, но и не бодрствует. Всё, что было до – растворилось, как чернила в воде. Осталось только странное ощущение невесомости, будто кто-то разом отключил звук и время.

Сначала пришёл звук – гулкий, одинокий, как капля, упавшая в глубокий колодец. За ним – лёгкий хруст, будто первый снег под босыми ногами. Но когда Рэй опустила взгляд, поняла, что стоит не на снегу, а на водной глади. И вода под её ногами начинала подниматься.

Сначала – до щиколоток. Потом – до колен. До бёдер. До груди.

Но она не тонула. Не проваливалась. Только стояла – и смотрела вверх.

Небо было чёрным, как тушь, очищенным от звёзд. Но вспышки всё же были. Отдельные: янтарные, жемчужные, синие. Они пульсировали, как сердце, и с каждой – в груди отзывался глухой удар. Будто каждая из них была частью её самой.

Под ногами – зеркало. В нём отражалась не она. Там сидела белая лиса. Спокойная, неподвижная. С девятью хвостами, которые извивались, как живые: один парил как дым; другой был из воды; третий каменный; четвёртый сплетался из нитей золотого света; пятый горел; шестой колыхался, как дым от ладана; седьмой был почти не ощутим и прозрачен; восьмой, словно пергамент, покрыт письменами; а девятый…

Девятый не двигался. Лежал будто уснувший, или вовсе мёртвый.

– Кто ты? – Спросила Асуми, и вдруг пространство вокруг сжалось, как будто дыхание мира затаилось.

А потом:

– Ты, когда перестанешь быть той, кем хочешь казаться.

Лиса отвечала совсем по человечьи, голосом самой Рэй. Глаза её были теми же, какими девушка смотрела на себя в зеркало каждый день – серо-зелёными. В них не отражалось ничего, только ночь.

– Ты боишься исчезнуть, но каждый кто идёт к вратам – исчезает. По-своему.

Рэй шагнула вперёд – или подумала, что шагнула. Вода не качнулась. Отражение лисы стало ближе, как будто она была не по ту сторону, а прямо перед ней.

– Спроси себя, – произнесла Лиса, – если ты – иллюзия… то кто видит сны обо мне?

И тогда, впервые, Рэй заговорила не как тень, не как наблюдатель, а как она сама. Голос прозвучал не в пространстве – внутри неё:

– Я не хочу исчезнуть… но и не могу остаться.

Мир затрещал. Как хрупкое стекло, тронутое пальцем. Всё, что было – начало распадаться, вода стала дымом, вспышки – голосами, зеркало – кожей.

Девушка проснулась резко. Тело всё ещё дрожало. Её словно только что погрузили в воду с головой и держали так долго, что начинаешь захлёбываться.

За окном едва серел рассвет. Первый луч солнца ещё не показался, но уже шептал о своём скором появлении, отчего тень ивы уже медленно потянулась к лежащей девушке.

Глава 2. Ритуал

Туман стелился по саду, окутывая растения своими холодными объятиями, словно пытался укрыть его от злого умысла и лишних глаз. Он был как последний сон – вязкий, тяжёлый. На ветвях дрожала роса, а птицы вновь молчали, будто не хотели тревожить, отвлекать людей от значимого для них грядущего события.

Внутренний двор украшали слуги. Они развешивали белые ткани на навесы. Из храма выносили подносы с благовониями и тёплым вином. Через открытую створку окна в комнату Асуми проникал запах кипариса и чего-то медного, возможно крови.

Рэй сидела неподвижно, пока две служанки суетились над ней, завязывая ленту на её хрупкой шее. Это была последняя деталь церемониального наряда. Шелковая ткань была белоснежной, как и всё остальное: нижний слой кимоно, хитоэ, вышитый символами луны и воды пояс.

– Прошу, подними подбородок, – мягко произнесла одна из женщин.

Асуми подчинилась. Тело было расслаблено, спокойно, хоть и изнутри её пробирало холодом. Не от страха. Не от сожаления. От того, что всё вокруг казалось слишком идеально, правильно. Как будто она – лишь кусочек большой мозаики, где каждый камушек имеет абсолютно точную, такую же как и у других форму, и никто не спрашивает, хочет ли тот быть именно здесь.

– Сегодня ты станешь чистой. – С предвкушением, сладостью в голосе сказала служанка.

– Я уже чиста, – ответила Рэй, прежде чем успела остановить себя. Мысль оказалась медленнее тела.

Женщина посмотрела на неё дольше, чем нужно, чем было прилично, но промолчала.

Комната снова погрузилась в тишину, нарушаемую лишь еле слышным шорохом складок одежды и монотонным, почти идеально ритмичным стуком тонкой подвески на створке раздвижного окна. Она покачивалась в такт ветру, слишком равномерному, слишком размеренному.

Асуми провела ладонью по рукаву. Ткань была мягкой, но под пальцами слегка чувствовалась небольшая шероховатость, как будто там застряла маленькая песчинка. Девушка отряхнула рукав, но ощущение не прошло. Это чувство не исчезло, и теперь, казалось, вросло в кожу.

Где-то за перегородкой раздался короткий стон половиц. Звук был совершенно обычным, какой можно было слышать каждый вечер в усыпляющей тишине храма, но именно в этот миг он прозвучал особенно громко. Рэй вздрогнула, будто его резкость надломила хрупкое равновесие внутри неё.

– Всё готово. – Сказала вторая служанка, подавая ей белую шпильку с выгравированными на ней узорами волн. – Осталось только собрать волосы.

– Можете… – Асуми было очень стыдно просить, но она осмелилась. – оставить их распущенными?

Ей вдруг показалось очень важным чувствовать лёгкие пряди на плечах. Они были сейчас почти как якорь.

Женщина удивилась, но через пару мгновений кивнула. Хоть это и был жест согласия, однако выполнен он был с нескрываемым недовольством.

– По традиции не принято, но сегодняшний день твой. Сделаем исключение. – служанка на секунду задумалась и улыбнулась. – Ты сегодня центр.

«Ты сегодня центр», – повторила Асуми в мыслях. Фраза отозвалась у неё пустотой, но, вскоре она поймала на себе непривычные ощущения. Словно мир чуть-чуть наклонился. Совсем незаметно, но достаточно, чтобы внутренний компас дрогнул. Как будто пространство стало слишком гладким и скользким. Стёртым, как поверхность зеркала, из которого убрали отражение.

Как только ощущение стало понемногу проходить, девушка списала его на взволнованность перед предстоящим, ведь за окном уже начали слышаться шаги. Не быстрые – плавные, вымеренные. Кто-то знал куда идёт, и знал как нужно идти. Служки шептались, отдавая друг другу короткие распоряжения. Где-то у самого входа в храм хлопнул тканьевый навес, натянутый ветром.

Гости прибывали – слишком гладкие, собранные, будто не из мира сего. Их слова звучали аккуратными, выверенными, с ровным расстоянием, точно подобранными иероглифами. Она была словно хорошо отрепетирована.

Её отголоски просачивались внутрь сквозь сёдзи, как тёплый дым. Женские голоса – звонкие и уверенные, мужские же – глухие, полные самообладания. Иногда звучал короткий смех, не искренний, лишь формальный, находящийся в рамках вежливости и приличия.

Асуми сидела за перегородкой и слушала. Она знала, что во дворе уже развесили фамильные гербы гостей ритуала, был мраморный подиум, под которым скрывался сосуд для воды. На подносе в центре уже тлели три палочки белого ладана. Слева от алтаря заняла своё место старшая мико, которая должна была произнести формулу очищения.

– Прибыл второй сын дома Иттамори из Цуранэ, – прошептала одна из служанок.

– И Хая-химэ, дочь даймё провинции Кусацу, – откликнулась другая. – У неё на кимоно фениксы. Как и положено старшей линии.

Порыв ветра донёс запах лака, цветочного вина и рисовой пудры. Рэй будто чувствовала, как сверкают их волосы, как они улыбаются – не ей, не событию, а самой идее быть свидетелями чего-то особенного. Как рассаживаются по краям ковра.

Я – часть спектакля, – подумала Асуми. – Моё тело – декорация, Моя воля – лишнее.

Она закрыла глаза. За пределами комнаты зазвенел храмовый колокол. Один раз – для тишины. Второй – для начала. На третий ей придётся выйти.

Рэй не открыла глаз. Она сидела, будто прикованная к полу. Тело неподвижное, выдрессированное строгостью воспитания. Но внутри всё было совсем не так. Там, где должно быть спокойствие – невыносимо тихий гул. Натянутая струна до предела, которой ещё не коснулись.

«Почему я чувствую себя гостьей в собственном теле? Почему, когда все говорят, что это светлый путь, мне хочется повернуться спиной? Когда ты не выбираешь – выбор делают за тебя. Но если я просто подчинюсь, кем я тогда стану?»

Рэй провела пальцами по колену. Кожа была холодной, как мрамор в саду. Она не чувствовала её по-настоящему. Как будто всё, чем она была, всё, что хотела, осталось где-то позади, во вчерашнем рассвете над озером с лотосами.

Прозвенел третий храмовый колокол.

Он прозвучал глухо, будто из-под воды. Как будто звук прошёл прямо через кости, миновав уши.

Асуми чуть вздрогнула. Она не помнила, как поднялась. Ноги сами нашли равновесие, руки опустились вдоль тела, спина выпрямилась. Всё было идеально отработано. В каждом движении чувствовалась пустота – не благоговейная, не святая. Тревожная. Звенящая, как будто, той натянутой струны коснулись, лишь слегка, недостаточно для того, чтобы она порвалась.

Служанки отодвинули створки.

Перед Рэй раскинулся внутренний двор. Рассеянный свет. Странный. Мутноватый, словно само солнце не хотело быть свидетелем происходящего.

По обе стороны от ковра сидели знатные гости: справа – мужчины в тёмных накидках с серебряными гербами на лакированных нагрудных пластинах; Слева – женщины в расшитых кимоно, с причёсками, в которые вплетены ленты, украшения в виде миниатюрных вееров, нити жемчуга.

Все смотрели на неё. Их взгляды касались вскользь, только внешнего, не заглядывая внутрь. Они ожидали появления символа, а не человека.

«Это я. Но и не я. Я – её образ, оболочка. Будущая мико, которую они хотят видеть»

Асуми сделала первый шаг.

Ткань её кимоно слегка зашуршала. Это прозвучало слишком отчётливо, словно кроме него больше ничего не было. Казалось, он отразился от каждого камня и поверхности находящейся рядом.

Сердце билось медленно, глухо, как зажатое в кузнечных тисках. Мир, по ощущениям, замедлился. Воздух уплотнился, даже ладоням стало тесно.

Когда она подошла к месту обряда – старшая мико сделала лёгкий жест ладонью, показывая девушке опуститься.

Рэй встала на колени, как и положено. Пальцы замерли на подоле. Голова опущена вниз.

Она – послушница. Жертва, сосуд. Всё правильно. Всё по порядку.

Внутри что-то скреблось. Не громко. Пока. Но оно было и, предвещая беду, хотело вырваться наружу.

Лёгкий туман уже почти рассеялся, но над чашей с водой всё ещё клубилось что-то невидимое, будто дым без огня. Над ним дрожал воздух, как от жара, он искажался, становился вязким.

– Прими обряд очищения. – Произнесла женщина. Голос её был ровным. Сухим. Почти механическим. – Прими сосуд, в котором отныне не будет воли. Прими тело, чья кровь забудет имя.

Слова повторялись древней песней. Гости, как один, склонили головы.

Колени слегка болели, но она не двигалась. Мгновение было вытянуто, как нить между двумя мирами. Асуми чувствовала, что всё сейчас будет сделано так, как дóлжно. Без сбоев. Без эмоций, без неё.

Служанка поднесла чашу. Вода внутри была тёмной, с лёгким серебристым отливом. В неё добавили порошок из перетёртых семян священного лотоса.

«Чтобы ты отразилась в ней, как в новой жизни», – так объясняли ей в детстве.

Старшая мико взяла чашу из рук служанки, провела над головой Асуми. Медленно, с особой точностью.

– Пусть уйдёт прежнее. Пусть останется пустое.

Рэй почувствовала, как капля воды скользнула с края чаши и упала ей на макушку. Она была холодной, но не бодрила, не очищала.

В этот самый миг пространство дрогнуло. Совсем легко. Как будто ткань, из которой оно соткано, пошевелилась. Едва, как дыхание, но достаточно, чтобы девушка это почувствовала всем телом.

Звук вокруг стал глуше, как будто она погрузилась под воду. Мико всё ещё говорила, но слова стали не разборчивыми, словно звук глухого барабана, как во сне.

Асуми заметила, что одна из лент на ширме начала разворачиваться, но не от ветра – словно кто-то невидимый тянул её на себя. Девушка моргнула. Лента всё ещё двигалась.

Магия. Она знала это. Точно. Без объяснений. Что-то внутри неё откликнулось. Глубоко внутри. Словно скорлупа, в которой сидело царапающее нечто слегка треснула.

Ветер совсем стих. Белые ленты над алтарём перестали шелестеть, натянулись, замерли.

Рэй не вздрогнула, но почувствовала, как теряет связь с этим миром. Шёпот гостей стал глухим, лица – размытыми. Вокруг алтаря начала растекаться реками тень. Её становилась слишком много, она ползла, занимая собой всё пространство.

Перед глазами вспыхнул свет, словно воспоминание, тусклое, далёкое. Мгновение и Асуми уже стояла у алтаря.

Её колени всё ещё касались поверхности, но теперь тут была трава. Мягкая, влажная, дышащая. Запах ладана исчез. Вместо него – свежесть леса, копчёный запах дыма от костра, которого здесь не было. Перед ней – деревья. Изогнутые в совершенно необычные формы.

Сзади раздался голос. Он был испуганный, дрожащий.

– Что это?.. Что происходит?!

Она повернулась и увидела, как шторы ритуального павильона рассыпаются лепестками цветущей вишни.

Мико вскочила. Кто-то из гостей вскрикнул. Их лица перестали быть. Вместо них оставались лишь смазанные пятна. Словно переставали существовать и Рэй их больше не знала.

«Это иллюзия», – туманом заволокло мысли в голове.

Она чувствовала это всем телом. Всё происходило не как в её сне. Было слишком настоящим, тёплым, свободным.

Сначала никто не понял, что что-то пошло не так. Гости всё ещё сидели прямо, но взгляды начали смещаться.

Первыми шевельнулись жрицы. Одна, самая младшая, – та что держала свиток формулы – уронила его. Он не упал, он рассыпался, буквально превратившись в крохотные частицы пыли, которые исчезли, не успев опасть на землю.

Кто-то из гостей вскинул голову. Женщина в зелёном кимоно с золотыми фениксами отпрянула назад.

– Это… – начала она, но губы её дрожали, так и не дав ей закончить. Она, как будто пыталась выговорить слова, которые не знала.

Воздух над алтарём начал вибрировать сильнее. Он пульсировал, как загнанное сердце.

– Иллюзия? – Прошептал один из мужчин. – Кто?.. Кто наложил?

Затем кто-то истошно закричал. Не как свидетель обряда, не как человек, уводивший чудо, а как тот, кому пытались проникнуть в мысли, путали их, словно кошка клубки ниток.

Слева вспыхнула тень, почти человеческая. Другая раскрылась словно бутон, из него выплыл силуэт. Его невозможно было рассмотреть. Он был текучим, меняющим положение в пространстве, расплывался в различные формы.

– Это дух? – Произнёс кто-то в конце ковра. – Этого не должно быть… не должно…

Паника не вспыхнула пламенем сухих дров, как это бывало, она просачивалась постепенно. Один мужчина встал, женщина напротив него вскочила, опрокинув ёмкость с вином, отчего по ковру поплыло кровавое пятно. Оно начало неестественно заполнять всю его поверхность.

Мир больше не совпадал с тем, что видели глаза.

Впервые за всю церемонию Асуми дышала свободно, всей грудью.

Взгляд упал на чашу с водой. Теперь она была пуста. Нет – зеркальна. В ней отражалась белая лиса.

Она сидела там, внутри сосуда, как будто мир стал поверхностью, а истина – глубиной. Девятихвостая. Тихая. Молчащая.

Её хвосты медленно извивались, разворачивались как облака. С каждым движением двор словно уменьшался, или Асуми становилась больше. Мир вокруг становился слабее, бледнее.

Пока гости были отданы в лапы паники. Вставали, пятились, кто-то среди неизвестного мира уже поддался бегству и искал пути. Поодаль от алтаря стояла Сейка. Она не двигалась, была расслаблена. В её уверенной позе отчётливо читалось – она знает о происходящем много больше, чем все присутствующие на ритуале, чем сама Рэй.

Руки были опущены, лицо почти безмолвное. Но из-под её ресниц, хоть и глаза были слепы, ощущался разрешающий иллюзию, её пространство взгляд. Он шёл как лезвие по тёплому маслу.

– Убери это. – Сказала она.

Её интонация была тихой. Голос был мягким, еле ощутимым, словно дыхание. Но слова до девушки не дошли. Они растворились в пространстве, вплетаясь в него.

– Твоя суть ещё не пробудилась, ты можешь её подавить. – Произнесла Сейка.

Рука женщины дёрнулась вверх, а пальцы сложились в неизвестный никому здесь символ. Могло казаться, что она борется с магией, но она только ограничивала её пределы, не давая расползтись за стены храма.

Девушка дрогнула от новой вибрации. На этот раз, словно зная наверняка, она поняла что не виновата в новой волне. Дрожь по воздуху прошла не от её силы. Эта была ровная, холодная, окутывала её как ледяное кольцо вокруг пламени.

– Асуми Рэй. – Продолжала Сейка. – Смотри на меня.

И Рэй подняла глаза. Мир вокруг всё ещё плавился, двор исчезал. Но голос настоятельницы держал форму.

– Ты пустеющий сосуд. Если не остановишься – исчезнешь. Забудешь кто ты. И тогда не останется ничего, даже тебя самой.

Но уговоры были тщетны. Магия не слушалась, словно то, что было запечатано внутри Рэй – давно проснулось, но было слишком терпеливо. Теперь же, наконец вырвавшись, начало наводить вокруг свой порядок так активно, будто восполняло утраченное время.

Сейка устало опустила руку, силы заканчивались. Тень сжалась в единую точку прямо на груди Асуми, а затем наружу вырвалась новая волна. Это был ни свет, ни тьма. Что-то ещё неизведанное. Сила прошла через весь двор, сжимая за собой само время.

Один из мужчин замер в падении. Женщина в кимоно с журавлём неестественно медленно прятала кисти рук в широких рукавах. Звук исчез.

Рэй почувствовала движение внутри себя, на уровне рёбер. Там оно тряслось, словно камни на тропе во время армейского марша, а затем рвануло вверх, к горлу, глазам. Девушка вскрикнула от переполненности.

Некоторые из мико бросились к ней, но она уже бежала изо всех сил, не в силах думать о мотивах своего действия. Ей так хотелось, инстинкты подсказывали, что после произошедшего здесь оставаться нельзя.

Пальцы рук цеплялись за ткань одежды, поправляя её для удобства, а ноги с силой месили под собой влажную землю. Она не разбирала дороги, ведомая шёпотом, раздающимся прямо внутри неё: «Иди. Пока ты есть. Пока ты – не только отражение».

Сбоку ударила яркая полоска света, какая бывает, если в костёр падает небольшая капля воды, а где-то перед собой Асуми удалось разглядеть узкую полоску тени между двумя каменными фонарями. Это была возможность, спасение. Она бросилась к ней.

Позади Рэй остались крики, пепел, Сейка и храм, а впереди – неизвестность.

Глава 3. Тот, кто идёт следом

Кожа на плечах зудела от солнечного жара. Белое кимоно давно перестало быть укрытием – оно прилипало к телу, цеплялось за ветви, оставляя на ткани следы сока растений. Каждая травинка казалась колючей, каждая паутина – сетью, пытающейся остановить.

Насекомые гудели особенно навязчиво. Один крупный жук ударился о висок, и Рэй вздрогнула. Она попыталась стряхнуть его, но пальцы будто прилипли к ткани. Всё в ней было липким: ладони, виски, мысли.

На секунду ей показалось, что она не одна.

Будто лес дышит рядом. Будто за ней не просто идут, а наблюдают – не сзади, а со всех сторон, как будто деревья разворачивают свои взгляды ей в спину. Это не был страх в привычном смысле. Это было ощущение чужого присутствия, почти родственного. Как если бы её собственная тень вырвалась и теперь шла рядом.

Она резко обернулась. Лес был пуст. Только тень от листвы рябила на земле, и в этой ряби – не было ничего, кроме дрожащего света.

Асуми снова двинулась вперёд. Шаг за шагом, с усилием. Словно с каждым переступом она теряла по частице самой себя.

Ноги не слушались, гудели. С каждым часом дышать становилось сложнее, не хватало воздуха. Она дышала, но надышаться не могла.

Асуми вновь повернулась и осмотрелась. Погони не было. Но, что-то ей подсказывало, что она просто далеко, пока не добралась до девушки, но скоро наступит ей на пятки.

Когда солнце уже перевалило с самой высокой точки к западу – она наткнулась на ручей. Он журчал тихо, размеренно. Не кричал о себе, но его звук всё равно резах слух, после тишины утреннего ритуала. Он был неглубоким, почти застенчивым. Вода стекала с камней и уходила куда-то между корней, пряталась в мху. Она блестела на солнце, но сама казалась холодной – почти чужой среди пыльной жары.

Асуми медленно опустилась на колени, не сразу почувствовав, как влага пропитывает подол. Камень под ладонями был гладким и влажным. Она провела по нему пальцами – и вздрогнула. Казалось, прикоснулась не к поверхности, а к дыханию.

Пальцы дрожали. Рэй только сейчас заметила, насколько дрожат её руки. Они были не просто усталыми – они больше не слушались, как будто в них больше не было неё.

Она зачерпнула воду ладонями и плеснула на лицо. Потом ещё раз. И снова. Холод пробежал от подбородка к затылку, а затем вниз – по позвоночнику. Это было почти невыносимо приятно. Почти… впервые за день – живое.

«В храме, воду приносили в чашах. Там нельзя было пить из ручья, умываться ладонями. Всё должно было быть чистым. Вынесенным. Разрешённым», – думала она.

Рэй посмотрела на своё отражение. Лицо было разбито на рябь, глаза расплывались, как капли туши в воде. Ни света, ни зла. Просто чужое лицо, усталое и живое.

– Если я такая грязная, – прошептала девушка мысленно, – значит, я настоящая?

Она не знала, откуда взялась эта мысль. Но она легла ровно, без сопротивления. Как вода на кожу. Она не знала, зачем это подумала. Просто в этом признании было что-то чистое. Не потому что она была доброй. А потому что была живой. И, может, впервые – именно своей.

Асуми медленно откинулась назад, опершись на руки. Она не думала ни о том, что будет. Ни о том, кто за ней идёт. Ей просто хотелось – хоть на миг – быть без ожиданий. Без обязанностей. Без имени.

Рэй опустила веки. Всего на мгновение. Просто выдохнуть. Но лес не дал ей этой возможности. Где-то вдалеке треснула ветка. С другой стороны послышался шорох. Все эти звуки вновь натягивали тревожную струну лютни.

Девушка прошла ещё немного, наткнувшись в небольшое углубление в холму, похожее на нору. Заглянула туда. Она опасалась, что хозяин этого укрытия скоро может явиться, но делать было нечего. Она, наклонившись зашла внутрь и присела.

Воздух в укрытии был спертым, тяжёлым, с примесью сырости и прелых корней. Почва под ногами проминалась мягко, оставляя на пятках ощущение влажного песка. Пахло грибами, землёй и временем. Внутри было тесно – Асуми едва могла разогнуть колени, прижимаясь спиной к сырой стене.

Снаружи продолжал шелестеть лес, но гулкий шум становился приглушённым, как будто между ней и миром выросло ещё одно укрытие.

Она подтянула колени к груди, укуталась в рукава и замерла. Даже не спала – просто отрешённо смотрела в темноту.

Тело уже давно ныло, но здесь, внутри, было чуть теплее. Этого оказалось достаточно.

«Пусть они ищут. Пусть зовут. Я не выйду. Не сейчас», – думала она.

На мгновение показалось, что земля рядом дышит. Не от страха – от чего-то более древнего. От самой природы, принимающей чужака под свою кору, под мох, под тишину.

Асуми прикрыла глаза и замерла. Пусть весь мир останется снаружи.

Ветер плёлся вслед за ней, когда она вновь решила идти. Он путался в ветвях, шепча что-то неясное. Каждый шаг отдавал болью в неподготовленные ступни. Колени ныли, отчего ноги подкашивались. Девушка уже давно сбилась с пути, если он вообще был. Вокруг была лишь ночь, торчащие из земли корни и собственное дыхание. Хриплое, не ровное.

Небо над головой затянулась тучами, скрывая луну. Стало ещё темнее. Под ногами хлюпала влажная почва, воздух был тягучим, наполненным запахами трав, листьев и страха.

Где-то позади послышался шорох. Асуми вздрогнула. Появилось уже отчётливое, продиктованное не одной лишь тревогой ощущение, что кто-то шёл следом.

Не разбирая дороги, Рэй свернула вправо. Она, не удержав равновесия, покатилась с пологого склона. Ветки били по коже, рвали и без того порванную ткань одежды. Она не кричала, только прижалась к земле, затаилась зверьком, что укрывался от хищника. Её сердце стучало так громко, сильно, вот вот разорвётся.

Тишина, в которой она уловила ещё один шорох, тяжелое дыхание, что не принадлежало ей. Оно было совсем близко.

Охотники ордена? Жрицы? Самураи знатных господ, видевших её на ритуале?

Из зарослей вылетел силуэт. Он занёс руку для удара. В ней сверкнуло что-то металлическое, короткое.

Асуми инстинктивно выставила руку вперёд, закрывая себя от удара, или пытаясь остановить реальность. Она не понимала, просто действовала.

Ветер закрутился вокруг неё спиралью. Земля дрогнула и в тот же миг раздался глухой звук падения. Асуми быстро перевела взгляд.

Нападавший отлетел назад, будто его отбросила невидимая волна, но это сделала не она. Из тьмы появился человек. Высокий, с плащом, колыхающимся за спиной, и маской, скрывающей лицо. Он не сказал ни слова. Только встал между ней и опасностью.

Рэй замерла, как и лес вокруг. Он не сделал ни одного движения в её сторону. Просто встал между ней и тьмой. Рэй не знала, кто он. Но впервые за последние сутки… кто-то стоял не против неё. А перед.

Но тишина была короткой.

Из зарослей вылетела вторая фигура – мелькнуло лезвие, крик. Мужчина в маске не отклонился – он шагнул вперёд, перехватил удар на локоть, развернулся, и нападавший рухнул, будто столкнулся с деревом. Звук удара был глухим, как если бы удар пришёлся по земле.

Следом выскочили ещё двое. Один с нодати, другой с крюком на длинной рукояти. Незнакомец встретил их без оружия. Или оружием было всё его тело.

Первый промахнулся – и в следующий миг получил ребром ладони по горлу. Второй успел лишь полушаг, прежде чем оказался в воздухе, перевёрнутый движением, которое Рэй не успела даже разглядеть. Всё было как в танце. Как в Кагура. Только в этом танце убивали.

Снова тишина.

Один из нападающих застонал. Кровь запятнала листья. Рэй попятилась назад, но вдруг – взгляд. Он повернулся к ней. Лицо всё ещё было скрыто маской, но глаза – серые, спокойные, пронизывающие – заставили её замереть.

Один из упавших – не был мёртв. Он метнул короткий нож в её сторону.– Осторожно! – раздалось сбоку.

Рэй не успела подумать. Но мир ответил за неё.

Всё вокруг дрогнуло, как от удара в грудь. Воздух стал гуще. Тень, которую отбрасывала она сама, вырвалась из-под её ног, и метатель закричал, уронив оружие, схватившись за лицо. Он не горел. Не истекал кровью. Он – видел что-то. Что-то, чего там не было.

Незнакомец обернулся. Он видел это. И не сказал ни слова.

Нападавший продолжал кричать. В этом крике было что-то такое, что Асуми не хотела слышать. Он был не о помощи, не от боли. Он видел то, что не предназначалось глазам человека.

Девушка застыла. Грудь вздымалась резко, но она всё-равно никак не могла надышаться. Мир застыл. Листья не шевелились, ветер исчез. Только она, и тот, кого она сломала.

Желудок сжался спазмом.

«Это не я. Я… не хотела», – мысли захватывали всё её сознание, но тело знало – она хотела. Не его боли, а своего спасения любой ценой. И сила, которая вышла наружу, не подчинялась её разуму, лишь её инстинктам. Она была пропитана её страхом за собственную жизнь.

Рэй попятилась. Руки дрожали. Ей казалось, что она всё ещё чувствует, как тень выходит из неё. Живая, готовая вернуться в любой момент.

«Что, если она выйдет снова? Что, если в следующий раз она не остановится?»

Мужчина в маске по прежнему смотрел на Асуми. Он не подходил, не спрашивал. Просто ждал.

Захваченный иллюзиями больше не кричал. Он просто смотрел в пустоту. Глаза открыты. От уголка приоткрытого рта медленно стекала вязкая, мутновато-прозрачная жидкость. Лицо его было искажено гримасой ужаса со впалыми бороздами морщин. Они были словно следами от когтей неведомого монстра.

Девушка прижала ладонь к груди и тяжело выдохнула и с трудом поднялась на ноги.

Незнакомец развернулся и пошёл. Он ничего не сказал, даже не бросил взгляда в сторону Рэй. Его шаги были выверенными, точными.

Асуми колебалась, но страх, остаться в одиночестве рядом с телами, рядом с тем, что сделала она – был невыносим. Она шагнула за ним, потом ещё раз, и ещё дальше, прямо вглубь леса.

Она шла вслед за незнакомцем, не решаясь нарушить тишину. В голове мелькали тревожные, беспокойные мысли: «Кто он? Почему появился именно сейчас?»

Вопросов было слишком много, а ответов – почти ни одного. Каждый шаг давался с трудом, словно её тело пыталось остаться там, на месте событий, которые ещё недавно казались невозможными. Рэй пыталась не думать об этом, но мысли настойчиво возвращались: «Я ведь могла убить человека. Моё ли это желание? Или оно принадлежит чему-то внутри меня?»

Она взглянула на мужчину впереди, изучая его спину. В движениях незнакомца была какая-то неоспоримая уверенность, спокойствие. Рядом с ним было безопасно, и одновременно это сильно пугало.

«Он видел всё… Но даже не спросил. Почему он не боится? Почему не сбежал от меня, как от чудовища?»

Рэй тряхнула головой, пытаясь избавиться от нахлынувших воспоминаний о тех криках, от лица, искажённого ужасом. Теперь эти образы были частью её самой, и она не могла от них спрятаться.

«Я стала тем, чего сама боялась. Или всегда ею была, но только сейчас это проявилось?»

Ветер шевелил ветви над головой, и они тихо шептали, будто подтверждая её самые страшные догадки: «Если я не смогу себя контролировать, однажды я стану хуже того, от чего бегу».

Она закрыла глаза на секунду, собираясь с силами. Вопросов не становилось меньше, и Рэй поняла, что единственный способ разобраться во всём – это следовать за тем, кто сейчас вёл её сквозь мрак леса.

Он точно знал путь, был бесшумен. Ветки не задевали его плаща, а камни, будто уступали ему дорогу. Рэй же то и дело цеплялась за корни, задевала плечами кусты, спотыкалась. Лес принимал его, но не её.

Они шли долго, и вот, наконец он остановился возле поросшего мхом каменного склона. Пальцы скользнули по незаметному с ракурса девушки углублению. Там оказалась пещера. Он шагнул внутрь первым, а затем кивнул в сторону Асуми. Она проследовала за ним.

Внутри было тихо. Влажный воздух проносил эхо от её тихих шагов. Она села, прислонившись спиной к каменной стене и впервые за всё время пути позволила себе не думать. Хоть на один миг.

Незнакомец остался стоять у входа, чуть в стороне.

Тишина между ними не была враждебной, но и не дружелюбной. Она хоть и не заставляла всерьёз нервничать, всё же доставляла Асуми лёгкое волнение. Рэй подняла взгляд.

– Почему ты… – голос её неожиданно резко оборвался. Стенки горла стали для звука словно шероховатым точильным камнем. – Почему ты мне помог?

Мужчина повернул голову к ней. Теперь, хоть и очень тускло, она разглядела взгляд его серых глаз. Холодных, словно безжизненных. Он заставил волноваться её чуть сильнее.

– Потому что ты выглядела так, будто боишься сама себя. – Сказал незнакомец чуть хриплым голосом, таким, словно его использовали очень редко.

Он снова отвернулся к входу и тишина вновь заполнила пространство. Асуми не знала что говорить дальше. Она лишь обхватила себя за плечи, будто это могло удержать её от чего-то, что ощущалось где-то внутри девушки.

Ноги гудели, кожа саднила от царапин, а кимоно висело на ней тяжёлой тряпкой, отчего плечи вжались, а спина сгорбилась. Но ощущалось в этом и ещё что-то – приятное освобождение.

Её мысли носились по кругу, как листья по водовороту: сцены ритуала, крик, лиса в отражении и безжизненный взгляд того нападавшего.

«Это была не я. Или?..», – думала Асуми.

Всё казалось сном, слишком отчётливым, чтобы забыть его.

«Я не хочу быть чудовищем… Но если я не контролирую это… Кто же я?», – водоворот затягивал глубже, отчего девушка сжалась ещё сильнее.

Она бросила взгляд на мужчину у входа. Он всё так же стоял. Был, как скала. Казалось, он даже ни о чём не думал, просто был.

«Он сказал, что я боюсь себя», – проговорила она в мыслях. Странно, но это задело больше, чем, к примеру, крики и угрозы. Наверное, потому что он был прав.

Асуми медленно улеглась на бок, подложив локоть под голову. Она опустила веки, не потому что хотела спать. Просто хотела не видеть, остаться внутри себя, где теперь не существовало границы между сном и явью. Осталась только дрожь в пальцах, и лёгкое головокружение, словно пещера начала вращаться как лопасти водяной мельницы.

Где-то в глубине тишины начало формироваться что-то тёплое, окутывающее душу Рэй – воспоминание.

Руки… Она не знала лица женщины, но руки помнила хорошо. Тёплые, пахнущие соломенной пылью и чем-то травяным. Они расчёсывали волосы от корней к концам. Именно так, как надо.

«Если начинать с правой стороны – судьба не запутается», – так говорила мама и Рэй ей верила, как верят дети в дождь, который пройдёт, если накрыться плащом.

Она сидела на циновке возле раскрытого окна, а мама за её спиной. Волосы текли между пальцев, словно вода. Это было единственным, что осталось не разрушенным временем.

Ветер приносил запах чего-то горького, может, полыни. А мама пела, чтобы Асуми не боялась: «Ты не должна быть такой, как хотят все вокруг. Ты должна быть собой».

Голос её был тихим. Может, она и не говорила именно этого. Может, это было только в воспоминаниях Рэй, ибо она очень сильно хотела так, чтобы такое случалось с ней взаправду. Далёкие слова матери пронеслись вновь: «Когда ты вырастешь – они всё равно будут звать тебя к алтарю. Но если ты сможешь сохранить хотя бы одну прядь… хотя бы одно «нет», спрятанное в глазах – ты останешься живая. А не правильная».

Асуми резко открыла глаза. Слёзы не успели появиться – только осадок, как после горького настоя.

Пещера всё та же. Камень, влажность, дыхание. Мужчина у входа всё ещё не двигался.

Но впервые за долгое время – ей хотелось верить, что это был не просто сон. Что где-то в прошлом, действительно, было что-то мягкое и настоящее. И если оно было – значит, может быть и теперь.Она не знала, почему воспоминание пришло именно сейчас.

Глава 4. Кагэно из воды

Утро не принесло облегчения. Воздух был густым и вязким, как ночь перед бурей. Он не был свежим, казался дымным, пах мокрым камнем. Рэй вышла из пещеры.

Незнакомец уже ждал. Он стоял у тропы, как будто и не спал вовсе, с тем же молчанием в глазах, с той же тенью, что ходила с ним. Он ничего не спрашивал, просто двинулся вперёд, а Асуми пошла за ним. Мужчина не оборачивался, не звал, не давал знаков. Просто шёл. Шёл, как будто знал – она последует.

Трава под ногами была мокрой. Лес всё ещё не отпускал напряжение девушки: где-то раздавались скрипы веток, вдалеке хрипло ухнула птица. Всё это каждый раз заставляло её вздрагивать. Они шли по тропе, которую, казалось, видел только мужчина. Асуми вновь натыкалась на камни, цепляла ветки, а корни, словно нарочно, пытались спутать её шаг, а он шёл ровно, будто знал каждый миллиметр этого пути.

– Подожди, – голос Рэй прозвучал тише, чем она ожидала.

Он остановился, но не обернулся, скорее всего подумав, что девушке понадобилась передышка.

– Я… Я иду за тобой, но… – она замялась, чуть чувствуя, как сердце отдаёт болью в груди от волнения. – Ты даже не сказал, кто ты.

Она смотрела на его спину – ткань тёмного плаща, чуть выгоревшего на солнце. Он был высокий, но не громоздкий. Несколько секунд он молчал, а затем медленно повернулся, почти лениво, и посмотрел прямо в её серо-зелёные глаза.

– Кадзэ, – произнёс он. – Так меня называют.

Асуми чуть подняла брови. Она ждала большего: объяснений, причины.

– Почему ты помог мне?.. Ты ведь видел это. Почему не напал как охотники ордена. Это ведь были они?

– Потому что я не один из них. Со мной безопасно. Сейчас. Если не решишь защищаться от меня.

Эти слова одновременно и напугали и успокоили. Он видел её силу, но не пришёл от неё в ужас. Если он не боится – может остановить. Хотя и в последнем утверждении Рэй не была уверенна.

Она кивнула. Сомнение теплело под рёбрами, но нога уже сделала следующий шаг.

– Асуми. – Представилась она.

– Я знаю.

Он вновь развернулся и пошёл вперёд. На этот раз она шагнула за ним с чуть меньшим страхом.

Тропа, по которой они поднимались, становилась всё круче. Влажная земля местами была усыпана мелкими чешуйками сланца. Деревья сменились камнями, сквозь листву пробивался тёплый пар, выходящий из небольших трещин внизу.

Мхи становились гуще, трава – выше. Ветки шептали над головой, и в этом шёпоте было нечто знакомое: не угроза, а ожидание. Будто всё в этом лесу знало, кто идёт по нему.

Кадзэ сделал один не верный шаг. Казалось, он хотел что-то спросить у девушки, из-за чего повернул голову и оступился. Асуми остановилась.

Воздух дрожал. Он не был влажным, но будто густым, насыщенным чем-то древним. Пар скользил по ногам, по запястьям, по вискам. Она почувствовала: здесь нельзя говорить громко.

– Мы пришли, – сказал он наконец.

Перед ними – храм, почти скрытый дымкой. Не высокий, не парадный. Выросший из камня, как будто не построенный, а оставшийся. Стены заросли виноградником, крыша покрыта мхом. Он выглядел не как место силы. Он был ею. На пороге – женщина. Хрупкая. Белоглазая. И всё в ней – будто отражение воды: и голос, и движения, и лицо.

– Кагэно Ханабира. – Произнёс мужчина, поклонившись.

Рэй замерла на полшага позади, не решаясь приблизиться. Воздух здесь будто плотнел, становился вязким, тянулся за кожей, неся в себе едва уловимые запахи: засохших лепестков, старого дерева и тёплого пара с лёгким оттенком рисовой золы. Её сердце билось чаще, чем хотелось – не от страха, но от странного, острого ощущения, будто место это смотрит на неё в ответ.

Кагэно, стоявшая на пороге, казалась не частью этого мира, а его границей – тонкой, прозрачной, словно рябь на воде перед бурей. Белые глаза не искали взглядов, но в них не было слепоты – было знание. Движения её были медленными, неторопливыми, как у человека, который слышит больше, чем способен воспринять слух.

Рэй впервые ощутила то, чего не чувствовала даже в собственном храме: тишину, от которой хочется плакать. Не пустоту, не холод, а ту самую тишину, что приходит, когда встаёшь перед истиной, к которой не готов

– Ты поздно, Кадзэ, – сказала она, глядя не на него, а сквозь. – А ты… – повернула голову чуть в сторону, туда, где стояла Асуми. – …ты слишком рано.

Кагэно Ханабира сделала приглашающий жест. Он был едва заметным, аккуратным, как ветер, лишь слегка касающийся травы. Её посох слабо звякнул подвесками.

– Пойдём, – произнесла она. – У нас есть время до тумана. После него стены начинают звучать словно надоедливые мухи. Это сбивает с мысли.

Она повернулась и шагнула вперёд. Хоть и была слепа, её движения были точны, хоть и возраст был заметен. Кадзэ, как и прежде, молчал, но, проходя мимо, слегка повернул голову к Рэй, как бы говоря: «доверься».

Асуми прошла следом. Впервые за всю дорогу стопы почувствовали что-то приятное. Камни, которыми была вымощена тропа вглубь храма, были гладкими, отполированными множеством ног, что ступали по ним. Влажный мох прятался в щелях, между камнями росли тонкие побеги, слегка светящиеся в тени.

Они прошли через деревянную арку с подвешенными на ней бумажными лентами. Те затрепетали ровно в этот же момент. Не от ветра. Они, словно почувствовали присутствие. Рэй замедлила шаг, взглянула вверх: тёмные балки, росписи, старинный герб – стилизованная лиса с хвостами, завивающимися в спирали. Храм будто вдыхал их. Воздух стал прохладнее, тише. Даже собственные шаги звучали приглушённо.

Уже внутри Кагэно остановилась:

– Сюда. Очаг разгорелся ещё утром.

Она обернулась – и впервые в её голосе прозвучала улыбка. Не на лице, не в движении – а именно в слове.

Асуми прошла вперёд. Внутри было темнее, но не мрачно. Дым от благовоний поднимался лениво, как мысли перед сном. Ханабира и Рэй сели на циновки друг напротив друга.

Кагэно больше не говорила. Она лишь находилась рядом, словно позволяя девушке впитать сам факт её присутствия. Покой от неё исходил особенный – не безмятежный, но устойчивый, как гладь воды над глубиной.

– Вы знали, что мы придём? – всё же спросила Рэй, стараясь не смотреть слишком прямо.

– Я чувствовала, – мягко ответила Кагэно. – Лес не дрожит просто так. Он ощущает трещину.

– Ты дрожишь сама. Но не от холода. Не от усталости. От того, что внутри – не слушается. Верно? – Она наклонила голову, словно прислушиваясь не к звукам, а к самому воздуху.

Рэй подняла взгляд, стараясь поймать отблеск пламени, дрожащего на стенах, чтобы найти в нём ответ.

– Что значит «трещина»? Почему вы так говорите о лесе?

Кагэно сложила руки на коленях, её пальцы тихо коснулись друг друга, образуя узор, похожий на лепестки цветка, и замерли, едва заметно дрожа.

– Лес не просто деревья и камни. Это ткань, сотканная из тысяч жизней и голосов. Когда нарушается порядок, он начинает звучать иначе. Появляется диссонанс, и это место становится слабым. Трещина – это знак того, что равновесие пошатнулось.

Она помолчала мгновение, словно ожидая чего-то от девушки, но Рэй не находила слов. Ей хотелось спросить ещё, но вопрос замер на губах, так и не обретя формы.

Кагэно, словно услышав её молчание, продолжила:

– Не бойся своих вопросов. Страшнее молчать, когда чувствуешь, что мир вокруг меняется. Иногда вопросы важнее ответов – они указывают нам путь.

На секунду взгляд Рэй переместился к Кадзэ. Он стоял чуть в стороне, опустив голову, и казалось, прислушивался к их разговору особенно внимательно. В глазах его мелькнуло что-то похожее на боль, но тут же исчезло в мягкой тени, отбрасываемой огнём.

– Ты тоже это чувствуешь? – вдруг спросила Рэй у него, едва слышно, будто боялась потревожить воздух.

Кадзэ не ответил сразу, словно тщательно выбирая слова.

– Я видел, как мир ломается, – тихо произнёс он. – И знаю, что иногда остановить это может лишь тот, кто сам однажды сломался.

Кагэно улыбнулась одними глазами, словно услышала в его словах нечто давно знакомое и дорогое сердцу.

– Мы все сломаны, Кадзэ. Вопрос лишь в том, какие трещины ведут к свету.

Асуми кивнула. Только слегка. Ни подтверждение, ни отрицание – просто движение, чтобы не молчать. Она чуть повернулась, ощутив взгляд Кадзэ.

– Он спас меня, – добавила она после паузы, голос её звучал чуть напряжённее. – Но я всё равно не знаю, кто он такой.

Кагэно чуть улыбнулась и повернула голову к Кадзэ, хотя глаза её оставались закрытыми.

– Ты сам хочешь ей сказать, кто ты, или это сделаю я?

Кадзэ сделал шаг ближе, его глаза, спокойные и пронизывающие, остановились на лице Асуми.

– Я уже говорил тебе своё имя. Кадзэ Юура.– Произнёс он тихо, но уверенно. – Но, наверное, этого мало. Я был членом Ордена Тихой Пустоты.

Рэй почувствовала, как её плечи невольно напряглись. Об этой организации ходило множество мифов и легенд. Главные из них были об охоте на безвольную магию, об убийствах людей, что носили её в себе.

– Был?

Он слегка наклонил голову.

– Я ушёл от них. Ушёл сам, – его голос прозвучал чуть твёрже. – Орден… изменился. То, что они теперь делают, нельзя назвать защитой баланса.

Асуми задержала дыхание. От признания Кадзэ всё внутри сжалось ещё сильнее.

– Значит, Орден придёт за тобой так же, как и за мной?

Он кивнул, почти незаметно.

– Возможно. Но пока я здесь, рядом, они не посмеют. Здесь безопасно, – добавил он после небольшой паузы.

Асуми смотрела на него молча. Сердце колотилось, но не от страха – от странной, неуместной благодарности. В её голове всё ещё звучало: «я был одним из них», «я ушёл». Она не знала, как относиться к этому. Её учили бояться Ордена. Её предупреждали о тех, кто носит в себе силу – и тех, кто охотится за ней. А теперь перед ней стоял человек, бывший частью той тени, что так долго висела над её судьбой.

И всё же… он не отводил взгляда. Не лгал. Не оправдывался. Просто стоял рядом.

«Он мог бы не говорить. Но сказал. Мог бы уйти. Но остался. Значит ли это, что я могу… довериться?»

Рэй вдруг ощутила, как дрожит её собственная ладонь, лежащая на коленях. Слишком много эмоций, слишком мало времени, чтобы понять. Но в этом месте, при этих словах, в этой тишине – она впервые почувствовала, что не одна.

Кагэно мягко улыбнулась.

– Иногда не важно, кто спасает. А важно – с каким намерением. Он привёл тебя сюда. Этого достаточно, чтобы назвать его союзником. По крайней мере – на сегодня.

Рэй сжала ладонь в кулак. Ей хотелось спросить больше, но было ли это прилично? Да и вопросов было такое множество, что они закручивались в бесконечную воронку. Вырвать из неё нужные девушке вопросы, мысли было крайне сложно, а Кагэно, казалось, знала это.

– Я… не знаю, почему вы так со мной говорите.

– А ты хочешь, чтобы я говорила как остальные? Как те, кто зовёт тебя сосудом?

– Я не знаю, кто я теперь…

Кагэно выпрямилась. Лёгкое движение плеч, тишина.

– Это нормально. Пока ты не уверена – ты ещё не исчезла.

Она встала, протянув руку в сторону Асуми.

– Пойдём. Вода ждёт. Не потому, что ты грязна. А потому, что ты… слишком полна.

Асуми коснулась пальцев Кагэно – прохладных и сухих, словно лепестки цветов, забытых между страницами старой книги. Слепая жрица повела её по узкой каменной дорожке, идущей вниз к источникам. Пара шагов – и тишина храма осталась позади, уступив место шелесту листвы и тихому журчанию воды.

– Что значит – слишком полна? – осторожно спросила Асуми, чувствуя, как слова цепляются за её горло. Она не осознавала, как глубоко внутри засел этот страх – страх услышать о себе правду, которую она не могла или не хотела видеть.

Кагэно не остановилась и не повернулась, но голос её стал мягче, будто она старалась не потревожить хрупкую поверхность озера в душе девушки.

– Ты носишь в себе чужие ожидания, страхи и вину. Носишь давно, так долго, что уже не понимаешь, что из этого – твоё, а что нет. Вода способна не только очистить, но и помочь тебе увидеть себя по-настоящему.

Они подошли к источнику – небольшому водоёму, скрытому в тени деревьев. Пар поднимался от поверхности воды тонкими, почти невидимыми нитями. Асуми замерла, глядя на своё отражение – расплывчатое, дрожащее, будто вот-вот готовое исчезнуть.

Её вдруг охватило воспоминание: маленькая девочка в белом кимоно стоит на берегу озера у храма, а рядом – Айка, её мать, с добрыми и спокойными глазами. «Вода живая, – шептала она, склоняясь к ней, – она запоминает всё, с чем соприкасается. Будь добра к ней, и она сохранит твоё тепло». Тогда Асуми осторожно коснулась гладкой поверхности и почувствовала, как будто чьи-то пальцы мягко сжали её ладонь.

– Я всегда думала, что быть послушной – правильно, – тихо сказала Рэй. – Но теперь я не знаю, кто я, если не жрица. Что остаётся от меня, если убрать всё, что вложили другие?

Кагэно мягко выпустила руку девушки, позволяя ей подойти ближе к воде самостоятельно.

– От тебя останется то, что было до всех слов и ожиданий. Твой собственный голос, который ты боялась услышать. Страх не делает тебя слабой, Асуми. Он значит, что ты ещё можешь выбрать.

– Но если я выберу неправильно? – её голос звучал неуверенно, почти детски.

Кагэно улыбнулась уголками губ, словно вспоминая что-то далёкое и дорогое сердцу.

– Тогда ты выберешь снова. Пока ты жива, у тебя всегда есть возможность выбирать заново. Вода научит тебя, что нет такого пути, с которого нельзя свернуть или вернуться обратно.

Асуми кивнула и, медленно вдохнув прохладный вечерний воздух, шагнула в воду. Она почувствовала, как тепло источника охватывает её ноги, поднимается выше, смывая напряжение, боль и даже страх. Но прежде всего – она впервые за долгое время ощутила, как тихо и спокойно становится внутри, будто она наконец услышала себя.

Она сделала ещё шаг, и вода коснулась её бёдер, талии, груди. Ткань кимоно прилипла к коже, но ей не было холодно – наоборот, всё тело словно стало прозрачным, растворилось в этом тепле, как сахар в чае. Вода не просто касалась – она впитывала, принимала, как мать, что ничего не требует взамен.

На миг показалось, что мир снаружи исчез. Не было леса, не было Кадзэ, не было Кагэно. Только она и гладь, чутко дрожащая от её дыхания. Она закрыла глаза.

И тогда – услышала. Не слова. Не зов. А вспышку образа, как озарение. Белая лиса с девятью хвостами стояла у края воды, её силуэт пульсировал светом. Но это не было видением. Это было… чувство. Объятие изнутри. Признание: ты не случайность, ты не ошибка. В груди кольнуло, и вдруг из глаз Рэй потекли слёзы – тихо, без всхлипа, как капли дождя по стеблю.

«Если ты останешься, ты растворишься. Если уйдёшь – узнаешь, кем была всё это время».

Она не знала, откуда пришла эта мысль. Но она осталась с ней. Открыла глаза. Вода вокруг стала ярче, отражая слабый свет луны, пробивающийся сквозь ветви. Под поверхностью мелькнуло что-то – может, её собственное лицо, может, что-то иное, более глубокое. Она шагнула ещё – и оказалась по грудь в воде. Глубже идти не нужно. Здесь – предел. Здесь – сердце.

Пальцы дрожали. Не от страха. От предела напряжения. Она сложила руки перед собой, как в молитве, и впервые не стала произносить заученные слова, вложенные в неё храмом. Только одно:

– Я здесь.

Вода ответила тишиной. И этого оказалось достаточно. Тишина не была пустотой. В ней пульсировала жизнь – дыхание леса, памяти, самой земли. И где-то в этой глубине Рэй услышала шёпот, не словами, а ощущением: ты не одна. Не была. Никогда. Даже тогда, когда мир пытался заставить забыть.

Глава 5.