Проклятие злого Леопольда бесплатное чтение

Глава 1

Утро в семье Казюлиных началось со скандала. Они в последнее время стали слишком уж частыми гостями у молодой пары. После переезда Козюлиных на новое место цапаться стали буквально каждый день, иногда и не по одному разу. И ведь ничего не предвещало, скандал разгорался на пустом месте. А повод к сегодняшней ссоре был и вовсе самым ничтожным.

Муж Казюлин, отзывавшийся на звучное имя Сильмариллион, сокращенно Сил, так спешил успеть вовремя на работу в свой офис, что, надевая брюки, заметно нервничал. Он так отчаянно хотел попасть ногой именно в нужную штанину, что случайно ударил тумбочку, которая была дамой пожилой и впечатлительной. А тут и вовсе тяжко пошатнулась от нанесенного ей оскорбления и в знак протеста немедленно выплюнула из себя все, что до того было укромно скрыто в ее отполированных внутренностях.

На полу немедленно оказались огрызки карандашей, стертые и окаменевшие ластики и, как это ни странно, альбом в кожаном переплете. Он открылся на первой странице, и стали видны открытки с занятными картинками на них. На одной открытке хорошенький кудрявый мальчик протягивал своей подружке в нарядном фартучке корзину, полную отменных спелых слив.

Надпись, сделанная внизу затейливой вязью, гласила: «Кушайте наши сливы, будете очень красивы». Чуть ниже было указано название улицы «Большой Казачий переулок, лавка купца Порфирова». Видимо, это была своеобразная реклама лавки зеленщика, расположенного когда-то по этому адресу.

Супруги посмотрели на альбом, потом встретились взглядом друг с другом. Это послужило своеобразным знаком к последующей за ним ссоре.

– Тьфу ты! – тут же возмутился Сил, словно и не он был виноват в происшествии, и строго взглянул на жену: – Что это тут такое валяется?

Жена его, основательно вздрюченная с утра придирками супруга, а именно: пригоревшей и одновременно оставшейся слишком «сопливой» яичницы, несвежими тостами и неправильным клубничным джемом, «он не такой, как был у бабушки», – и так из последних сил сдерживалась, чтобы не наговорить любимому всякого разного. В частности, ей хотелось напомнить и о том, что это сам Казюлин вытащил из чулана эту древнюю тумбочку, хромую на одну ногу. И клятвенно обещал, что лично отреставрирует ее.

«Это же XIX век, антиквариат, от бабки-графини осталась!»

И еще что-то обидное сказал про сиволапых провинциальных родственников, которым не понять таких вещей. Жена Сила, Арина, как раз и происходила из семьи рабоче-крестьянской с легким налетом трудовой интеллигенции, намек в свою сторону она поняла и очень обиделась. Тумбочку же эту она невзлюбила с первого взгляда – чудилась Арине в ней какая-то подковырка. И теперь женщина была даже рада, что так все получилось. Вот только почему муж винит в случившемся ее?

Арина сделала глубокий вздох, мысленно сосчитала до пяти, как советовал ей ее гуру по личностному росту, и как можно более спокойно и вежливо произнесла:

– Не видишь разве, любимый? Это альбом.

– Вижу, что альбом, почему он тут валяется?

– Валяется он только теперь, после того как ты его уронил. А до этого он спокойно себе лежал в тумбочке.

– Но почему он тут лежит? Разве тут ему место?

– А где ему место?

Голос Арины опасно звенел, но Сил этого не заметил.

– Не знаю, убери его куда-нибудь! – раздраженно приказал он.

Арина мысленно сосчитала снова до пяти, потом до десяти, потом до пятнадцати.

И лишь после того как пауза слишком уж затянулась, а желанное спокойствие так и не наступило, она ответила:

– Это твоя мама обратила твое внимание на тумбочку и сказала, что это антикварная вещь, которая принадлежала то ли прадеду, то ли еще кому-то. Видимо, в тумбочке лежал этот альбом. Мы его не заметили. Наверное, много лет назад твой прадед положил его в тумбочку и забыл о нем.

– И что? Разве ты не можешь его убрать?

– Ты его достал, ты его и убирай!

– Ничего не скажешь, хорошая ты хозяйка! Ценная старинная вещь лежит, пылится, а тебе и горя нет!

И снова что-то упомянул про ее пролетарское происхождение и родню от «мартена». Вроде бы и ничего обидного не сказал, все именно так и было: и у мартеновских печей сутками напролет стояли, и Днепрогэс строили, и даже на БАМе члены семьи Арины успели поучаствовать в работах, – но все равно было обидно.

Арина уже едва сдерживалась, чтобы не наговорить гадостей. Никакие медитации уже не помогали. Не до них сейчас было. С каждой минутой в высокородного мужа хотелось запустить чем-нибудь тяжелым, пусть даже этим альбомом.

– Я не собираюсь ничего убирать, – отчеканила Арина. – К тому же я собираюсь его изучить. Меня этот альбом заинтересовал.

Но муж уже справился с брюками и унесся на кухню, где снова что-то упало. Судя по раздавшемуся вслед за этим звону, это была чашка или даже тарелка. Арина решила на кухню не идти. Когда муж собирался на работу и опаздывал, он становился совершенно невыносимым. И даже пространство вокруг него наполнялось какой-то звенящей опасностью и начинало пульсировать, как, бывает, пульсирует головная боль в висках во время приступов мигрени.

Муж еще пару раз пронесся по квартире, ища то галстук, то портфель, то какие-то документы. Он заглянул в комнату, увидел альбом и возмутился:

– Подними его!

Приказной тон еще больше разозлил Арину. Тоже барин нашелся! И вообще-то она ему не батрачка какая-нибудь, а законная жена! А значит, ровня ему.

И она упрямо заявила:

– Ты уронил, ты и поднимай.

Муж уставился на нее со все возрастающей злобой. Арина своего взгляда тоже не опустила. И сама понимала, что, несмотря на все усилия хранить спокойствия, смотрит она на мужа не совсем так чтобы с лаской. Ну а от мужа и вовсе катились волны ненависти, Арине даже показалось, что у нее заломило в затылке, настолько осязаемым было это чувство. Ей даже показалось, что муж ее сейчас ударит. Никогда такого еще не случалось в их семейной жизни. И было бы очень обидно схлопотать по морде именно сейчас из-за такой ерунды.

– Прямо детский сад какой-то!

И злобно пнув альбом ногой, так что тот отлетел далеко под кровать, муж накинул пальто и ушел. Дверью напоследок он хлопнуть не забыл.

Выглянув в окно и убедившись, что муж и в самом деле ушел, назад уже не вернется, Арина перевела дух.

– Уф!

Внезапно ей стало смешно. Накал страстей спал, и она могла более или менее спокойно проанализировать ситуацию. Действительно, детский сад, штаны на лямках. Чуть не подрались. Что с ними двумя такое происходит? Никогда раньше у них дело до открытой ругани не доходило. Могли пообижаться, могли подуться друг на друга, но чтобы так безобразно орать, да еще из-за чего? Из-за альбома со старыми открытками! Два взрослых человека, оба с высшим образованием, и поцапались из-за такой глупости.

И еще Арине было жаль старый альбом, который пострадал совсем уж безвинно. Она опустилась на колени и полезла под кровать за альбомом. Он лежал там в самом центре на густом и мягком покрывале из пыли. И Арина порадовалась, что не заставила мужа лезть под кровать. Была бы еще одна причина для выговора. И на сей раз справедливая.

– Что-то я с этим переездом и ремонтом совсем хозяйство подзапустила.

Арина принесла умную швабру, быстренько протерла пол, так что бóльшая часть пыли исчезла без следа, а та, что осталась, скромно попряталась по углам и за ножками, лежала там и особо не отсвечивала.

– Ну вот! – удовлетворенно вдохнула Арина. – Теперь порядок.

Разобравшись с пылью на полу, она протерла альбом и села на кровать, держа находку на коленях. Честно сказать, тумбочка уже не первый день мозолила ей глаза, словно призывая заглянуть в себя. Несмотря на неприязнь, которую в ней вызвала вся эта ситуация, Арина должна была признать, что Сил прав в своем стремлении отреставрировать тумбочку. Она того стоила.

На порядком заляпанных и побитых временем дверцах все еще была видна тонкая инкрустация из слоновой кости и какого-то светлого дерева. И резьба на тумбочке была красивая. Почти музейный экспонат, если бы не плачевное его состояние. Тумбочка стоила того, чтобы ее получше рассмотреть. Но Арину все время что-то отвлекало и как-то руки не доходили, чтобы посмотреть, что в ней находится. А тут вдруг дошли. Спасибо мужу надо сказать за это.

– Вечером скажу, – пообещала самой себе женщина. – И извинюсь. Что мы как дети, в самом-то деле. Взрослые, любящие друг друга люди, а так себя ведем.

Арина поежилась. Вроде бы на дворе было тепло, да и в квартире градусник уверенно показывал двадцать пять градусов, мерзлячкой она тоже никогда себя не считала, откуда же тогда берется этот неприятный озноб, который сопровождает ее с того момента, как они с Силом перебрались жить в квартиру его отца? Ладно бы зимой, но сейчас-то лето. И ведь нельзя сказать, что вокруг неуютно. Пусть они с Силом въехали в запущенную квартиру, но за истекшие месяцы они сделали в квартире ремонт по своему вкусу. Разумеется, он еще не был до конца закончен, кое-какие подсобные помещения все еще дожидались обновления. Но с этим, считали супруги, можно было и подождать. В целом все было готово и приятно глазу.

Так откуда же брался неприятный озноб и ощущение чего-то недоброго? И еще Арине казалось, что ссориться с мужем они стали с первой минуты, как вошли в эту квартиру. Прямо в прихожей и сцепились. Поссорились из-за цвета, в котором каждый видел это помещение. Арина считала, что нужно сделать что-то светленькое, а Сил утверждал, что светлая прихожая – это верх безумия.

– Самое грязное место в доме, куда приходишь с улицы, где скапливается вся дорожная грязь, ты хочешь выкрасить белой краской! Ты спятила, не иначе!

До сих пор вспоминать об этом инциденте Арине было неприятно, словно бы какая-то злая сила вселилась в ее мужа и заставляла его говорить грубые слова. Разумеется, после они быстро помирились. Они всегда мирились, потому что любили друг друга и умели прощать друг другу. Но все же каждая ссора оставляла маленькую кровоточащую царапинку, которые болели снова, если случалась следующая ссора. А она неизменно случалась.

Арина тяжело вздохнула и стала рассматривать альбом. И совсем скоро ее поджидал сюрприз. Открытки в альбоме оказались только на первой странице. Это были поздравления от разных людей. От некоей бабушки Кати, от дедушки Жени, от Миши и Сережи с Танечкой. Все эти люди явно состояли друг с другом в родственных отношениях, потому что в открытках передавали поздравления еще от огромного числа своих родственников, явно лично известных адресату. Тот самый зеленщик Порфиров с первой открытки со сливами также приходился родней, что вызвало злорадную ухмылку на лице у Арины. Вот тебе и бабушка – графиня! Вовсе не благородных кровей ее муженек, а простых, купеческих.

Но открытки с поздравлениями быстро кончились. И уже на второй странице пошли сплошь одни лишь фотографии. По большей части они были черно-белые, а некоторые – сделанные еще до революции в известном ателье у Карла Булла на Невском проспекте.

Разглядывая старые фотографии, Арина незаметно для себя увлеклась. Фотографии молодели, одна эпоха сменяла другую. Пошли фотографии ранних Советов, потом военного времени, потом пошли и цветные снимки.

Несмотря на то что лица на фотографиях были ей не знакомы, а некоторые фамильные черты лишь едва узнаваемы, в этом-то и крылась главная прелесть этих поврежденных временем снимков. Вот цветная фотография, сделанная в районном ателье: пухленький мальчик держит в руке несуразно большую телефонную трубку. Сам аппарат дисковый, но такой яркой расцветки и такого большого размера, что совершенно ясно – игрушечный. На ребенке поверх красных колготок надеты клетчатые шорты. На щиколотках колготки собрались в гармошку – сразу видно, покупались на вырост.

Арина не могла точно припомнить, но ей казалось, что у ее мамы у самой в детстве были похожие колготки. Добротные хлопчатобумажные колготки, в которых было и не жарко, и не холодно. Один недостаток, рассказывала мама, – они очень плохо тянулись. Зато выбор цветов был огромен. Для самых важных дней, например 1 Мая – День трудящихся, или на Новый год, можно было взять белые. В остальные дни цвет не регламентировался.

«Но все же красные для мальчика я бы не выбрала».

Присмотревшись к серьезному личику ребенка, Арине показалось, что она улавливает знакомые черты.

«Неужели Сильмариллион? Нет, похож, но не он. Отец, наверное. Или другой родственник».

Надпись, сделанная на оборотной стороне, гласила: «Петрушка, 5 лет». Арина напрягла память, но никакого Петруши на семейных застольях припомнить не сумела. Впрочем, со стороны Сила всегда присутствовало меньше родни, чем со стороны Арины.

– Ладно, оставим.

И все-таки она отложила эту фотографию в сторону. В отличие от других, пусть даже и более старых, эта фотография явно попутешествовала по рукам. В двух местах она была смята, снизу отчетливо виднелся залом, а одного краешка и вовсе не было, словно кто-то зубами отхватил кусочек бумаги. Фотография неведомого Петруши не была укреплена в специальных гнездах-зажимах, хотя остальные фотографии были заботливо устроены каждая на своем месте. Некоторые были даже снабжены подписями. Например, черно-белая фотография, но опять же снята на профессиональную камеру.

– «Тетя Олеся в Ялте».

Надпись была сделана детской рукой. Возможно, подписывал Сил. У совсем молодой еще тети были длинные развевающиеся светлые волосы, широкая улыбка и внешность какой-нибудь французской кинозвезды тех лет. Эта тетя должна была разбить немало мужских сердец, о чем наглядно свидетельствовало наличие трех кавалеров, расположившихся на песке у ее ног. Сама тетя Олеся сидела на скале, а под ней, прямо на песке, устроились поверженные ее красотой поклонники.

Арина напрягла память и поняла, что видит молодую тетю своего Сила, которая умерла несколько лет назад. Тетя Олеся была амбициозным ученым, работала с вредными веществами, стремясь дезактивировать их, и в итоге ей удалось разработать метод, с помощью которого вред был нейтрализован. Но за свою научную диссертацию расплатилась сперва здоровьем, а потом и жизнью. Никак не такой итог своей карьере ей виделся.

– А это кто тут у нас?

С любительского снимка прямо в объектив смотрела темноволосая девушка.

Арина вздрогнула. Этот взгляд она узнала бы из тысячи. Несмотря на годы, он все еще был узнаваем. На снимке Арина видела свою дражайшую свекровь. Анастасия Эдуардовна была дамой отстраненной и холодноватой. И все же Арина свою свекровь обожала.

Подружки дразнили Арину, когда узнали, что она идет замуж за Сила.

– Единственный сынок. Мамочкин любимчик. Свекровь тебя поедом будет есть!

Но ничего подобного и близко не случилось. Свекровь не демонстрировала никакой антипатии к невестке, точно так же как не демонстрировала она и какой-то особенной любви к единственному сыну. Ко всем своим родственникам, ко всей своей родне и друзьям, ко всем близким и не очень близким людям она относилась с одинаковой безупречной вежливостью. И от этой вежливости временами веяло таким льдом, что Арине казалось, лучше бы уж свекровь вышла когда-нибудь из себя, заорала, затопала ногами, влепила бы даже кому-нибудь пощечину или вцепилась в волосы, – все лучше, чем эта ее обычная любезная манера вести общение.

– Настя не всегда была такой, – как-то поделился с Ариной подвыпивший дядя Коля. – Это у нее после того, что с Васькой случилось, заскок произошел. С тех пор она такая.

Арина поняла, что речь идет о Василии – отце Сила. И то был первый случай, когда кто-то при ней вслух заговорил об этом человеке.

Упустить такой шанс было нельзя, и Арина торопливо спросила:

– А что с ним случилось? Куда он делся?

Но дядя Коля был вовсе не настолько пьян, чтобы разоткровенничаться дальше. Он прижал палец к губам.

– Тс-с-с! О Ваське – молчок! Настя не разрешает. А что она чувств не проявляет, ничего уж не поделаешь, мы привыкли, и ты привыкнешь. Но в глубине души она хорошая, ты ее еще узнаешь.

Арина и не спорила. И она бы с радостью поближе сошлась со свекровью, но вот та не допускала подобных вольностей. Даже в кругу близких людей свекровь ни на минуту не забывала о правилах хорошего тона. Нет, она никого не поучала, не клевала мозг, вместо этого она так смотрела, что провинившийся зябко ежился, чувствуя себя ничтожным червяком.

Арина, невзирая на все свои старания и усилия, так и не смогла подружиться и близко сойтись со своей свекровью. Та не делала ей ничего плохого, не лезла в их отношения с Силом, позволила жить в квартире бабушки и дедушки Сила и даже ничего не возразила, когда Арина призналась, что не может иметь детей.

– Это ваше с Силом дело, – отрезала она. – Мне лично наследники не нужны.

И больше ни слова не сказала невестке. И никак не дала ей понять, что изменила свое мнение насчет нее. Арину одновременно обижало и удивляло поведение свекрови.

– Твоей матери разве не хочется внуков? Обычно бабушки сходят с ума, так мечтают о внуках.

– Моя мама не такая. Разве ты этого еще не поняла?

Арине казалось, что с тетей Олесей она бы нашла общий язык куда быстрее. И Сил это охотно подтверждал.

– Мама и тетя Олеся были совсем разные. Это и в детстве так было. Люди не верили, что они родные сестры.

Арина могла бы поклясться, что у двух родителей не может получиться двух таких разных девочек. Одна высокая, угловатая, с темной кожей и темными же глазами. А вторая миловидная, словно сказочный эльф, и такая же золотоволосая.

– Одну из них точно подменили.

Но, разглядывая снимки, на которых сестры стояли рядом со своими родителями, Арина могла бы поклясться, что и на родителей ни одна из девочек не была похожа.

Убедившись, что больше знакомых лиц она в альбоме не видит, и вообще устав от этого занятия, Арина в рассеянности кинула альбом обратно на тумбочку. И совсем не заметила, как одна из фотографий выскользнула из него и упала на пол. Это была та самая, ничем не закрепленная фотография мальчика Петрушки в красных колготочках. Она залетела под кровать и уютно расположилась в ожидании того момента, когда серые клубочки пыли закроют ее целиком. О том, что покой этого покрывала будет потревожен в ближайшее время, можно было не волноваться. Арина была не из тех женщин, которые слишком переутомляются на ниве домашнего хозяйства.

К тому же тем же вечером явно сконфуженный их безобразной утренней ссорой Сил принес домой две свеженькие путевки в дом отдыха, которые ему дали на работе.

– Поедем, – уговаривал он Арину. – Отдохнем. А то оба мы в последнее время стали какие-то дерганые. Там сосновый бор, красивейшее озеро, развеемся. Весело будет.

– Куда? Далеко?

– Это всего на пару дней, тур выходного дня. В пятницу вечером заселяемся, в воскресенье выезжаем. Поторопись, родная. Уже почти сорок оплаченных с моей кредитки минут, как наш с тобой отдых проходит мимо нас.

И как ни велико было желание Арины продолжить выяснение отношений, она наступила самой себе на горло, решив, что поругаться они смогут и потом.

Так что она сменила гнев на милость, и супруги стали собираться в поездку, чтобы не терять ни единой драгоценной минуточки от выпавшего им в кредит отдыха.

Когда они уехали, квартира какое-то время стояла пустая. В ней царила особая гулкая тишина, присущая лишь старым домам. Казалось, что тени когда-то населявших ее людей сейчас в безмолвии и пустоте вновь ожили, заговорили, заходили по комнатам. Под высокими потолками зазвучали чьи-то голоса и зазвенел детский смех. Но это длилось лишь несколько мгновений. Потом в замочной скважине повернулся ключ, и фигура человека в длинном плаще вошла в квартиру.

Уверенным шагом он прошествовал в супружескую спальню, подошел к тумбочке и быстро взял с нее старый альбом с фотографиями. Не открывая его, он спрятал его себе за пазуху. Затем он направился обратно к дверям, но по пути ненадолго задержался. И затем произошло нечто странное. Каким-то легким и почти неуловимым ласкающим движением руки человек коснулся потрескавшейся поверхности тумбочки. Тонкие пальцы пробежали по трещинкам, задержались на кем-то выцарапанном слове «Лихолесье».

Почудилась даже улыбка, блеснувшая из-под капюшона. Движение это было мимолетным. Так ласкают старую собаку, отжившую свой век, но все еще безмерно любимую и ценимую всеми домочадцами, невзирая на всю ее дряхлость и неопрятный вид. Затем ночной гость издал тяжкий вздох и фигура его растаяла в темноте – кем бы ни был этот таинственный посетитель, он исчез так же внезапно, как и появился.

А старая квартира с его уходом, казалось, наполнилась еще больше тенями, шепотом и голосами. Старинные настенные часы внезапно начали бить. Тяжелый гулкий бой наполнил собой всю квартиру, отражаясь от стен, он двенадцать раз заставил содрогнуться всех ее обитателей. А их было много. Они стали появляться с первым ударом. Казалось, что призраки былых хозяев пришли в эту ночь под эти стены, чтобы вновь оказаться в том месте, где когда-то жили, любили, были счастливы или не очень.

Кем были все эти люди, чьи тени в отсутствие живых хозяев так вольготно чувствовали себя тут? Лица некоторых можно было бы узнать со страниц фотографий из старого альбома. Тут встречались и старики, и дети, мужчины и женщины, красивые и не слишком, здоровые и страдающие от различных недугов. Но все они были членами одной семьи, старинным родом, обреченным на вымирание. Отчего же судьба была столь сурова к этим людям, не дав им продолжить самих себя? Что такого совершили они ужасного, что кем-то свыше им было отказано в такой милости?

Внезапно стрелки часов на стене побежали в обратном направлении, страницы календаря завертелись со страшной силой назад, и картинка за окном стала меняться. Первой исчезла новостройка, с которой не один год боролись местные жители, потому что она лишала их возможности идти коротким путем к универмагу. И лишь после того как жителям пообещали, что через новое здание можно будет ходить прежним маршрутом, проблема решилась. Стройка пошла своим чередом. Строители должны были сдать его еще пару месяцев назад, но все оттягивали этот заветный миг. И вот теперь эта новостройка внезапно исчезла вместе с окружавшим ее забором, словно растворилась в ночном тумане. А на ее месте возник симпатичный скверик, пусть и совсем маленький, но не лишенный своей приятности.

Следом за новостройкой из поля видимости исчез универмаг, а потом пропала знаменитая архитектурная доминанта города – здание «Лахта Центра», в народе ласково прозванная «кукурузиной». Затем здания стали исчезать одно за другим, да так быстро, что невозможно стало уследить за всеми происходящими изменениями в городском пейзаже. На месте новостроек сначала возникали голые пустыри и уродливые развалины, а затем внезапно, как из руин, каменная или кирпичная кладка молодела, поднимались новые здания. Типовая застройка, торговые центры, блочные пятиэтажки, маленькие коттеджи, построенные еще пленными немцами сразу после войны. Деревянные, барачного типа строения, мирно доживающие отпущенный им век.

Когда календарь закончил свой бег, на нем прочно замерла дата 21 июня 1986 года. А часы на стене снова показывали ровно полночь.

Утром в квартире Казюлиных было многолюдно. В трехкомнатной коммунальной квартире из своих комнат выползали жильцы. Возле туалета топталось несколько человек. Был среди них и мальчик в пестрых штанишках, в тех самых, в которых когда-то щеголял его брат – Петрушка. Теперь штанишки перешли к младшему братишке, к Васятке. А Петрушка теперь был совсем большой мальчик, будущий студент. Он носил длинные брюки и белую рубашку. Было видно, что он уже полностью одет для выхода, даже успел повязать галстук. В руках он держал папку с распечатанными документами.

– Ну, Ида Францевна, – недовольным тоном гудел он в закрытую дверь. – Сколько можно? Войдите в положение, я же в институт опаздываю.

– Раньше нужно было вставать, мой мальчик. А теперь терпите! И вообще, невежливо подгонять даму, запомните на будущее, вам это еще пригодится.

Парень ругнулся. Глядя на старшего брата, ругнулся и Васятка. Но тут же ойкнул, получив подзатыльник от брата.

– Тебя еще тут не хватало.

– Я же за тебя заступаюсь, – обиженно прогудел Васятка, почесывая затылок. – Чего ты, Петрушка, такой злой сегодня?

– Тебя, сопля, спросить забыл!

Васятка надулся, а Петрушка нахмурился. Впрочем, никто его теперь Петрушкой не называл, кроме разве что родителей и бабушки Лиды.

Она тоже вышла из своей комнаты и высказала соседке свое «фи».

– В самом деле, дорогая, это не идет не в какие ворота. Мы с вами неработающие пенсионерки, могли бы спокойно заняться своим утренним туалетом, проводив наших трудящихся на работу и по делам.

Ида Францевна наконец вышла из ванной комнаты. Голова ее была украшена мелкими кудряшками, которые она с вечера крутила на бигуди, используя в качестве скрепляющего состава пиво. Утверждала, что самый лучший состав для парикмахерских целей у «Жигулевского».

– Я все понимаю, но у меня сегодня тоже есть дела.

– Какие еще у вас дела? – ревниво спросила бабушка, не без любопытства поглядывая на кудель на голове соседки.

– Свидание!

И счастливая произведенным фурором, Ида Францевна упорхнула к себе в комнату. А потрясенная новостью бабушка осталась стоять в коридоре. Она никак не могла понять, как это умудрилась прошляпить такое важное дело. Каким образом у их соседки мог завестись поклонник, о котором бабушка Лида была бы не в курсе?

– Старею, – заключила она с грустью.

– Что ты, бабушка, – горячо заверил ее Васятка. – Ты у меня самая молодая и красивая из всех бабушек!

Это простодушное замечание мальчика вызвало улыбку на лице его бабушки. И старушка побежала вслед за своей подругой, чтобы выяснить, что за свидание такое нарисовалось в жизни Иды Францевны и можно ли рассчитывать на что-то серьезное. К ее любопытству примешивался меркантильный интерес. Если Ида Францевна выйдет замуж, то можно рассчитывать, что она переедет жить к мужу и тогда ее комната освободится. Или, по крайней мере, очередь в туалетную комнату по утрам сократится на одного человека. Но если у будущего супруга и у самого с жильем дела обстоят не ахти, то он может сам переехать жить к Иде Францевне. И тогда их коммуналка пополнится еще на одного человека, а это будет не только нехорошо, но даже совсем плохо.

Бедная бабушка, она даже и не подозревала, насколько сильно в их жизни изменится все с появлением этого страшного человека. На фоне грядущих событий удлинившаяся очередь в ванную комнату будет казаться таким пустяком, о котором и вспоминать-то постыдно.

Глава 2

Когда чета Казюлиных вернулась домой после своего двухдневного отдыха, ни ему, ни ей уже не хотелось продолжать прежнюю ссору. Даже просто вспоминать про то глупое недоразумение – и то не хотелось.

Арина с Силом благополучно помирились и наслаждались затишьем в их семейной жизни. Разумеется, они оба заметили исчезновение альбома с тумбочки. Но Сил подумал, что это жена его все-таки убрала. Арина же решила, что Сил утащил альбом куда-то. Но так как про сам альбом, послуживший причиной их тяжкой и некрасивой размолвки, оба старались не вспоминать, то спросить друг у друга они не могли. И Сил продолжал думать, что альбом у Арины. Ну а Арина думала, что альбом у мужа. Обоих такая ситуация вполне устраивала.

К тому же в доме отдыха они обзавелись новым сожителем. И третьим членом своей семейной ячейки стал хорошенький котик дымчатой масти, с очаровательной манишкой и белыми носочками на всех четырех лапках. Несмотря на совсем еще младенческий возраст, он являлся обладателем таких густых и роскошных усов, что невозможно было без улыбки смотреть на эту мордашку.

– Мышей и крыс таскать вам хорошо будет, – посулил завхоз дома отдыха, счастливый владелец окотившейся кошки. – Такие усы – верный признак отличного охотника. Его мать нам даже крыс приносит. Этот парень, видать, в нее пошел.

Котенок даже мастью напоминал свою маму – роскошную сибирскую кошку с таким пушистым хвостом, что, когда она накрывала им всю свою семью, котят под ним было уже и не рассмотреть. Всего котят было трое. Но двоих уже раньше забронировали себе другие отдыхающие. Кошка – крысолов, мечта всякого дачника. И двух кошечек быстро расхватали. Свободным оставался только котик, но и на него поглядывали с интересом многие. Так что Арине пришлось поспешить со своим решением.

– Мы его берем!

Она даже не посоветовалась с мужем, но Сил, редкий случай, не стал возмущаться по этому поводу. Его котенок тоже обаял.

– Да, берем, без всяких сомнений.

За круглую желтенькую монетку в десять рублей котенок перешел из рук в руки. Так что назад, в город, они приехали уже втроем. Котенка было решено назвать Барсом, а сокращенно получился Барсик. Миленький пушистик очень быстро освоился на новом месте. Мама-кошка успела приучить всех своих деток к чистоплотности, это был еще один неоспоримый плюс нового жильца. А по части тренировки охотничьих навыков прежний хозяин посоветовал покупать малышу свежих мышей.

– Сначала можно давать помельче, но живых, чтобы он на них оттачивал свое мастерство. Постепенно перейдете на особи покрупнее, а там как дело пойдет, может, и до взрослых крыс дорастете.

По дороге домой был сделан крюк, и на Птичьем рынке приобретены хорошенькие белые мышки. У них оказались красные глазки-бусинки, и они были такими умильными со своими розовыми, почти прозрачными ушками и крохотными лапками, что Арина категорически отказалась скармливать их Барсику.

– Эти пусть живут, – сказала она, – купим им домик, я видела, продаются очень красивые.

– А как же охота? Мы же их взяли для тренировки.

– Барсику мы наловим диких мышей.

Серых мышей почему-то Арине было не жалко. Впрочем, ей и белых, пока она с ними лично не познакомилась, было не жалко. Кто знает, как поведет себя женское сердце, когда Арина разглядит серых мышек. Силу идея приобретения кота, для которого нужно будет где-то ловить мышей, показалась не очень стоящей.

– Да? И кто же будет их ловить? Может быть, ты?

Арина хотела сказать, что ловля мышей – это мужское дело, но что-то во взгляде мужа заставило ее передумать.

– Подумаем, – уклончиво ответила она. – Может, удастся в интернете купить. Сейчас все что угодно можно купить.

Но пока что Барсик благоденствовал. Новое жилье ему необычайно понравилось. Он носился по квартире, обнюхивал углы и ножки мебели и то и дело одобрительно фыркал. Старую тумбочку он тоже обнюхал, потом фыркнул, но на этот раз без одобрения, а вроде как даже с неудовольствием. И его замечательные усы встали дыбом.

– Что это он там унюхал?

– Мышей, – отреагировал Сил, который все еще не расстался с мыслью вырастить из котенка настоящую грозу грызунов. – Говорю тебе, он прирожденный охотник. Арина, ну давай все-таки пожертвуем ему одну мышку. Ну самую несимпатичную выберем. У тебя еще девять останется!

Но Арина уже полюбила мышей, она поселила их в высокую коробку, в которой прорезала окошки, заклеила скотчем, чтобы было похоже на настоящие стекла. И даже притащила комплект игрушечной мебели, которую раньше предназначала в подарок племяннице. Мебель была из бледно-зеленой пластмассы, и Арина надеялась, что мышки не станут пробовать обстановку на зуб.

– Им нравится! – воскликнула Арина. – Одна уже на кроватке устроилась. И других не пускает. А еще одна в кресло забралась. Ой, до чего же они забавные!

Сил уже успел приговорить почти всю купленную по дороге пиццу, накормил Барсика, и теперь они на сытый желудок возлежали на диване и снисходительно наблюдали за женской возней.

– Смотри, чтобы они у тебя не убежали, – предупредил жену Сил. – Вечером к нам придет в гости мама. Если она увидит, что у нас по квартире бегают мыши, она нас выгонит.

– Не выгонит! Это же и твоя квартира тоже.

– Не совсем. Квартира принадлежит маме.

– Ей одной? Почему так?

– Не знаю. Так получилось.

– Но ты же тут прописан! Я много раз видела, как ты пишешь адрес регистрации. Этот адрес!

– Быть прописанным и быть собственником – это несколько разные вещи. У меня в собственности лишь та квартира, в которой живет мама, когда приезжает в город. Я тебе об этом говорил.

Действительно, Арина знала, что у мужа с его мамой есть еще маленькая двушка, которая досталась им от бабушки. Но так как он сказал, что мама теперь будет жить в двушке, а они – в трешке, то Арина была уверена: двушка и находится в собственности у свекрови. Также Сил сетовал, что в двушке надо бы обновить ремонт, чтобы маме было там комфортней жить. Но полноценный ремонт, насколько помнила Арина, так и не был сделан, потому что свекровь сказала, что жить она предпочитает за городом, а городская квартира ей нужна лишь на время кратких набегов на блага цивилизации. Нечего и огород городить ради таких коротких наездов.

– Получается, что твоя мама предоставила нам с тобой свою шикарную трешку, а сама предпочитает жить в скромной двушке?

– Ну… да.

– А почему так?

– Мама сказала, что ей некомфортно жить с нами. И вообще, она считает, что молодые должны жить отдельно от старшего поколения. Моей бабушке в свое время пришлось пожить вместе со свекровью, она вспоминает то время с содроганием, хотя свекровь у нее была ангелом и никаких ссор между ними никогда не возникало.

И все равно Арина чувствовала себя неуютно. Выходило, что она выжила пожилого человека с его законного места, выпихнула свекровь из родного гнездышка.

К запланированному на вечер визиту свекрови требовалось хорошенько подготовиться. Чтобы не ударить в грязь лицом, еда была заказана в ресторане. Молодая баранина под пряно-чесночным соусом, запеченный картофель и салат из свежей зелени.

– Не слишком скромно получилось? Все-таки твоя мама фактически уступила мне свои шикарные хоромы, должна же я показать ей, как благодарна. Может, еще сыра добавить? Вроде бы твоя мама любит с плесенью. Или фруктов?

Но когда Арина вечером озвучила свои опасения, то впервые увидела, как ее свекровь улыбнулась. Пусть это была лишь мимолетная и очень холодная улыбка, но все-таки улыбка.

– Сил неправильно тебе обрисовал ситуацию. Дело совсем не в тебе.

– А в ком?

– Мне не хочется жить в этой квартире не потому, что тут живете вы с Силом. Мне просто не хочется в ней жить.

– Но почему?

– Слишком много дурных воспоминаний связано для меня с этим местом.

И свекровь отвернулась, всем своим видом давая понять, что продолжать разговор на эту тему не намерена. Все ее внимание было сосредоточено на Барсике. К удивлению Арины, которая была уверена, что свекровь потребует выгнать Барсика или вовсе от него избавиться, она с удовольствием играла с котенком.

– Обожаю кошек, – призналась она. – Но, к сожалению, никогда не могла позволить себе завести животное из-за аллергии.

– Но сейчас вы не чихаете. Никаких признаков аллергии нету.

– Потому что Сил предупредил меня, что у вас животное. И я перед выходом заблаговременно наглоталась антигистаминных препаратов.

И снова Арина стало не по себе. Еще и лишние таблетки заставили свекровь пить!

– Простите! Я не знала про вашу аллергию.

– И что? Не стала бы тогда заводить себе кота?

– Да!

– Перестань, Арина, я не так часто у вас бываю, чтобы из-за меня отказывать себе в удовольствии владеть таким замечательным котом.

– Но вы для нас ценнее, чем этот кот!

– Что же, очень на это надеюсь, – усмехнулась свекровь.

И снова Арина покраснела, как всегда с ней было при общении со свекровью. Что за ужасная женщина. Вроде бы ничего дурного не говорит, сама любезность, но при этом Арина чувствовала себя, словно провинившаяся глупая школьница.

– Вы должны были мне сказать про вашу аллергию, – упрямо произнесла она.

Но свекровь уже потеряла к общению с ней всякий интерес. Барсик пыхтел под кроватью, явно обнаружив там что-то интересное. И Арина с радостью подумала, что успела протереть там. Вот было бы дело, если бы Барсик выбрался бы назад весь в пыли по самые уши!

– Что это он тащит? – удивилась свекровь.

– Какой-то листок!

Но это не был листок. Это была фотография.

– Что это тут у нас?

Свекровь подняла фотографию, протерла и поднесла к глазам. И внезапно ледяная женщина превратилась в ледяную статую. Свекровь вся окаменела, лицо ее потеряло всякие краски. И даже увлеченный ужином Сил заметил, что с матерью творится что-то неладное.

Оставив нежнейшее седло барашка, он встал и подошел к матери:

– Тебе нездоровится?

Свекровь отмерла не сразу. Она подняла взгляд на сына и произнесла:

– Откуда… откуда у вас это?

Слова выходили из нее лишь с большим трудом. Женщина так напрягалась, что было ясно: голосовые связки у нее скованы все тем же льдом.

Сил почти насильно забрал фотографию – для этого ему пришлось разжать холодные пальцы матери, которыми она стиснула снимок.

Несколько секунд Сил смотрел на фото, потом пожал плечами.

– Понятия не имею. Разве что из альбома выскользнула?

Арина тоже встала рядом.

– Ну да! Этот снимок был в альбоме. Я еще удивлялась, почему он единственный оказался неприкрепленным к…

– В каком альбоме?

– В тумбочке был альбом со старыми открытками, наверное, – пояснил Сил.

– Да, фотография оттуда, – подтвердила Арина. – И там были не только открытки. Там были еще фотографии. Много фотографий!

– Арина, принеси его. Видишь, мама волнуется. Неси его сюда! Быстро!

– Я? Но разве не ты его убрал?

– Новое дело! Мы с тобой, кажется, уже это обсуждали.

– И даже поссорились, – кивнула Арина, намекая, что второй ссоры по тому же самому поводу им точно не нужно.

– Ну и где он? Где тот проклятущий альбом?

– Откуда я знаю? Я была уверена, что ты его убрал!

– Я не убирал.

– И я тоже не трогала.

– Тогда где же он?

Арина пожала плечами. В глубине души она была уверена, что альбом перепрятал ее муж. И забыл. И это было плохо, потому что означало надвигающиеся у Сила проблемы с памятью. Или еще того хуже, что муж нарочно провоцирует ее на еще одну ссору. Судя по глазам Сила, он примерно то же самое думал о своей жене.

Какое-то время царило молчание. Потом свекровь перевернула фотографию, увидела надпись, и из ее груди вырвался вздох.

– Ах, это всего лишь маленький Петрушка! Как же я испугалась!

Это восклицание вырвалось у нее невольно. Как ни безупречно владела собой свекровь, сейчас она дала маху. И дети подозрительно уставились на нее.

– Всего лишь Петрушка? А кого ты ожидала увидеть?

– Никого. Просто не видела раньше этой его фотографии! Значит, она была в альбоме?

Сил с Ариной переглянулись. Такой оживленной они Анастасию Эдуардовну еще не видели. Что это с ней произошло? Такое впечатление, что женщина в шоке и стремится за непривычной разговорчивостью скрыть свое смятение.

Сил нахмурился и подозрительно посмотрел на мать:

– Кто такой этот Петрушка?

– Внук бабушки Лиды.

– Кто такая бабушка Лида? Не помню такую родственницу.

– Конечно, ты ее не помнишь, – все еще находясь словно бы в задумчивости, произнесла Анастасия Эдуардовна. – Бабушка Лида умерла задолго до твоего рождения. Все они умерли.

– Я никогда не слышал про бабушку Лиду. Мама, почему ты не давала мне эти фотографии? Целый альбом фотографий! А у меня была лишь одна-единственная карточка отца, да и та из профсоюзного билета, который тоже потом куда-то запропастился! Почему это так?

– Твой папа не любил фотографироваться. Я тебе это много раз объясняла.

– Помню. Но остальные-то любили! Арина говорит, что в альбоме целая куча была этих фотографий! Это все мои родственники? Моя семья?

Анастасия Эдуардовна не ответила на приставания своего сына, вместо того она вежливо осведомилась:

– И где же этот альбом находится сейчас?

– Арина его куда-то засунула.

– Я не трогала! – взвилась Арина.

– И куда же он тогда делся?

– Дети, не ссорьтесь, – взмолилась Анастасия Эдуардовна. – Альбом найдется, я уверена.

Сил пристально посмотрел на жену:

– Да, Арина его поищет, и он найдется.

– Только в компании с тобой, – тут же парировала Арина.

– Кто спрятал, тот и ищет!

И все-таки они поссорились. И снова из-за альбома. Просто какой-то не альбом со старыми фотографиями, а настоящий ящик Пандоры, откуда лезут всяческие неприятности.

Арина с удовольствием не находила бы его вовсе. До появления альбома в их жизни все складывалось более или менее гладко. Без шероховатостей не обходилось, конечно, но так чтобы явно и вульгарно ссориться, такого между ними не случалось. Не так часто, во всяком случае. И не так громко.

Сильмариллион снова наорал на Арину. Она в долгу не осталась и тоже покричала на него. Недовольные друг другом, они разошлись каждый в свой угол квартиры и принялись строить злобные планы, как поосновательней отомстить обидчику. Расстроенная размолвкой молодых, Анастасия Эдуардовна отбыла к себе домой, пообещав, что они поговорят обо всем позднее, когда немного успокоятся.

Выведать у Иды Францевны всю подноготную про ее жениха не составляло никакого труда. Бабушка Лида даже пожалела, что потратилась на любимый ими обеими тортик с заварным белковым кремом. Рубль тридцать! Хватило бы и булочки за семь копеек, а варенья можно было взять домашнего малинового, приготовленного еще с прошлого года. Торт же можно было бы скушать и в одиночку или в компании с дорогими сердцу старушки внуками – Петрушкой и Васечкой. А нерасторопная Ида даже не сообразила поставить чайник на огонь, предлагала запивать торт шампанским. Это в их-то годы и с их больными желудками. Определенно, у Иды из-за ее новой влюбленности голова пошла кругом!

Но вслух бабушка ничего такого не сказала, сама сходила на кухню за кипятком, заварила чай, а потом вкрадчиво сказала:

– Ида, золотая моя и драгоценная, какая же ты сегодня красавица!

– Ой, скажешь тоже! Откуда же красоте взяться? Всю ночь не спала, все о своем любимом думала.

– Прямо глаз от тебя не оторвать, до чего же ты нынче у нас хороша!

– Нахвалишь меня сейчас, заболею еще!

– Тьфу, тьфу, тьфу на тебя! – с готовностью поплевала бабушка Лида. – Чтобы не сглазить!

После магического ритуала Иде Францевне моментально полегчало на душе и она повеселела. В церковь старушки-подружки никогда не ходили, обе были воспитаны в атеистическом духе. Но во всякие такие вещи, вроде колдовства и сглаза, пожилые дамы охотно верили.

– Ну, рассказывай!

– Да что там рассказывать-то? – с показной скромностью потупила глаза подруга. – Нечем особенно и хвастаться.

– А то я тебя не знаю! Прямо светишься вся! Рассказывай, кого поймала в свои сети?

– Ну, вдовец. Одинокий. Детей и внуков нет. Военный в отставке. Какой чин, не знаю, но думается, что не ниже подполковника.

– Это почему так?

– Очень уж из себя видный мужчина. Высокий. Сам чисто выбрит. И держится так… может, и генерал!

– Так ты к генералу своему жить переезжаешь? – вырвалось у бабушки. – Небось у генерала и хоромы генеральские.

В ответ Ида Францевна как-то помрачнела и принялась путано объяснять, почему прямо сейчас переезд к будущему супругу состояться не может.

– Жилье он пока снимает.

– Это как так? Армия своему генералу служебной площади не предоставила?

– Квартира у него есть, но он оставил ее своей первой жене.

– И детям?

– Дети у нее от первого брака. К Леопольду они не имеют никакого отношения.

– Как его зовут? Леопольд? Это что же за имя такое кошачье?

– И вовсе не кошачье! – возмутилась Ида Францевна. – Это уж потом кота в мультике Леопольдом назвали. А мой Леопольд в честь какого-то короля назван! Матушка его по женской линии королевских кровей. Только тс-с-с… Сама понимаешь, хоть и не прежние времена нынче, а болтать языком о таких вещах все равно не нужно. Тем более что родство это пятое на десятое, да и давно уж с теми королями никто из них не знается.

– Надо думать, – задумчиво протянула бабушка Лида, попутно пытаясь прикинуть, где же будет жить Ида Францевна со своим кавалером, если к нему пойти никак нельзя.

По всему выходило, что тут, у них. Верить в такое очень сильно не хотелось. И бабушка предприняла еще одну попытку как-то выправить ситуацию.

– И что же генерал твой – в примаки к тебе пойдет жить? Нехорошо как-то получается, не по-мужски.

– Почему сразу в примаки? Дадут же ему когда-нибудь новое жилье. Как дадут, так сразу к нему и переедем. А пока будем гостить друг у друга.

Но будущее показало, что гостить генерал Леопольд предпочитает по большей части у своей подруги. Его не смущала коммунальная квартира, наличие соседей и прочие неудобства.

– Я человек привычный. В казармах и не в таких условиях приходилось жить. А в походе? Как уйдем в автономку на полгода, разве что не на головах друг у друга живем.

Несмотря на то что мундир у Леопольда имелся отнюдь не морского офицера, рассказывать он предпочитал про адмиральские будни. Впрочем, род войск, в которых довелось служить Леопольду, раз от раза менялся. В зависимости от градуса выпитого им то он был танкистом и вполне толково описывал устройство танка, то вдруг делался подводником. А в другой раз, совершенно забыв про то, что он танкист-подводник, вдруг взмывал в небо на истребителе. И чем крепче был принятый на грудь напиток, тем больше орденов и медалей оказывалось там.

Соседи пытались открыть Иде Францевне глаза на мутную биографию ее нового сожителя, но та в ответ лишь говорила, что Леопольд с ними шутит, а они все ей просто завидуют.

– Ты форму-то его видела?

Форма у Леопольда была. Вот только Петрушка, который немного разбирался в жизни, сказал, что это мундир старшего офицера службы по исполнению наказаний.

Как ни странно, всех это даже как-то успокоило.

– Тогда неудивительно, что Леопольд не хочет говорить нам правду о роде войск, в которых служил. Вертухай на зоне – не самая завидная должность.

Но у бабушки Лиды все равно имелись сомнения насчет их нового жильца. Очень уж слился Леопольд в своих привычках с теми, кого ему полагалось охранять. И тот угольно-черный напиток, который Ида Францевна именовала кофе и по утрам заваривала своему благоверному, очень сильно смахивал на чифирь. И тот факт, что Ида Францевна подавала его в кофейнике, а поднос сервировала колотым сахаром в хрустальной вазочке и сливками в серебряном кувшинчике, никак не улучшал общую ситуацию.

– Я его боюсь, – плакала невестка Оленька на груди у бабушки Лиды. – Этот Леопольд! Он такой мерзкий. Притаился вчера на кухне, а когда я туда вошла, схватил меня за грудь и попытался на стол повалить. Чудом вывернуться удалось и убежать. А если бы Леша зашел?! Или мальчики? Ох, страх-то какой!

Страх – это не то слово. Бабушка Лида прекрасно себе представляла, что могло случиться, если бы ее сын – Леша, славящийся своей вспыльчивостью, – увидел бы подобную картину. Не разбирая, он мог учинить и убийство. И хорошо, если пострадал бы один Леопольд, который матриарху семьи Казюлиных и самой изрядно надоел, просто в печенках у нее сидел противный Леопольд. К общим удобствам теперь было и не подступиться. Выгнать приживалу – вот о чем мечтала бабушка Лида. Но если при таком изгнании пострадает ее дорогой сынок Лешенька? За убийство, пусть даже из благих побуждений, наказание ничуть не меньше, чем за любое другое. И получится, что за какого-то негодяя в тюрьму отправится хороший человек – ее сын.

– Может, Лешу попросить, чтобы он друзей с работы привел и те помогли бы Леопольду морду набить?

– Может, Оля, может. Только ведь такой человек, он и отомстить может.

– Что же, нам его с вами самим убивать, что ли?

– Нет, убивать тоже не с руки. За убийство и посадить могут. Хоть Лешу, хоть нас с тобой. А что будет с мальчишками? Ты о них подумала?

– Только о них и думаю. Как бы этот тип с ними чего-нибудь не учудил.

Бабушка Лида озабоченно качала головой. Она и сама видела, как Леопольд намедни угощал меньшого Васеньку сигаретами. А Петрушке он тоже что-то частенько нашептывал на ухо секретное. И очень бабушке не нравились лица у них обоих в этот момент. Казалось, что-то они затевают. И надо было знать Леопольда, чтобы понимать, – «что-то» не будет хорошим делом.

– Но что же нам делать? – заламывала руки Оленька. – Как нам избавиться от этого типа?

– Погоди, доченька, я что-нибудь придумаю.

Оленька согласилась погодить, но слезно просила, чтобы в местах общего пользования свекровь теперь всегда сопровождала бы и ее, и мальчишек. Это здорово осложнило жизнь старушки и не прибавило ей любви к соседу. Тем более что считающие себя совсем большими внуки не желали такого конвоя от ванны и до туалета. И всякий раз бабушка сталкивалась со стойким сопротивлением своих внуков. Исполнять данное невестке обещание становилось все трудней.

А Ида Францевна ничего не желала слушать. Она так была влюблена в своего Леопольда, что только его одного и видела, и слышала. Она считала, что соседи просто придираются к ее избраннику. И уже несколько раз говорила, что скоро Леопольд поселится тут на законных основаниях.

– Мы с ним подали заявление в ЗАГС. Через месяц нас распишут, и я его пропишу у себя в комнате!

Дольше тянуть с изгнанием Леопольда было невозможно. Ситуация грозила перерасти из просто неприятной в угрожающую.

– Так хорошо, так мирно мы жили. И вот на тебе.

Теперь с грустью воспринимались их утренние баталии за право первым посетить туалетную комнату. Если бы вернуть былые времена, Леопольд в очередь не вставал. Он спал до полудня, утомленный вечерними возлияниями. А вынужденные подниматься по звонку будильника Казюлины едва находили в себе силы, чтобы наспех ополоснуться холодной водой. Только так им удавалось хоть немножко взбодриться после проведенной без сна ночи.

Леопольд любил петь. Он частенько исполнял под гитару для своей Иды любовные романсы. И ничего плохого в этом бы не было, но желание помузицировать приходило к нему лишь после второй бутылки. Случалось это глубоко за полночь и длилось порой до самого утра. От недосыпа взрослые еле таскали ноги, а дети стали злыми и раздражительными.

Попытки поговорить с Леопольдом, чтобы вел себя потише, успеха не возымели. Трезвым он уверял, что им это все приснилось и что он в жизни гитары в руках не держал, и вообще ему медведь в детстве ухо отдавил. А пьяным он лишь громко ржал и еще громче пел. Попытки призвать его к порядку с помощью милиции тоже результата не дали. Милиция в лице участкового пришла по вызову лишь один раз, а увидев корочки, которые Леопольд сунул, отдала ему честь и больше на приглашения навести порядок никак не реагировала.

Жизнь стала похожа на непрекращающийся кошмар. Но однажды все изменилось. Проходя мимо комнаты своей бывшей подруги, которую теперь всячески избегала, бабушка Лида заметила, как их «генерал» вытворяет нечто странное. Взгромоздившись на стол, он с увлечением ковырялся в люстре, свисавшей с потолка.

Можно было предположить, что он меняет лампочку или чинит патрон, но до сих пор Леопольд не был ни разу уличен в чем-либо подобном. И даже напротив, он громогласно всем заявлял, что судьбу свою посвятил армии, а потому если понадобится их всех защитить, то он хоть сейчас встанет с автоматом наперевес на пути любого врага. А вот всякое там прикрутить, приколотить, привинтить и прочее «при» – это уже не к нему. Он только «за» – защитить, заградить и захапать, но это уже договаривали сами жильцы.

И потому бабушка сильно заинтересовалась, чем же таким занят этот белоручка и бездельник, предпочитающий целыми днями валяться на диване и меньше всего озабоченный хозяйственными делами. И дождавшись, когда Леопольд отправится в уборную, где он всегда заседал подолгу, прочитывая не один разворот газеты «Правда», которая с известными целями всегда лежала в этом помещении, она поставила внука Васечку на стреме, а сама прошмыгнула в чужую комнату.

Ее подозрения подтвердились. На люстре оказался примотан небольшой, но увесистый сверток, в котором обнаружилось пятнадцать золотых николаевских червонцев. Это было настоящее богатство.

Бабушка вернула сверток на место и возвратилась к себе в комнату в загадочном молчании. Ей было о чем подумать. И первое, что приходило на ум, – как было бы славно навсегда избавиться от Леопольда, но при этом сохранить себе его червонцы. Просто так, на память о человеке.

За этими мыслями бабушка провела целых два дня, а потом поняла, что знает, как ей нужно действовать.

Глава 3

Жизнь в семье Сила и Арины Казюлиных после инцидента с пропавшим фотоальбомом и нашедшейся фотографии с Петрушкой потихоньку налаживалась. И даже когда Арина обнаружила, что в ее мышином домике вместо десяти мышек осталось только девять, она и тогда волевым усилием сдержалась и не устроила мужу разнос.

Вместо этого она посадила перед собой Барсика и учинила допрос ему:

– Признавайся, ты уговорил хозяина, чтобы он скормил тебе мышку?

Но Барсик лишь широко открывал глаза и признаваться ни в чем таком не желал. Не было, не видел, не знаю.

– Ну и как? – пыталась схитрить и зайти с другой стороны Арина. – Вкусная была мышка? А кто из вас выбирал, какую именно ты будешь есть? Хозяин или ты сам лапкой указал?

Болтая с котенком, Арина пристально разглядывала его шерсть, мордочку и усы. Нет, нигде не было видно ни малейшего свидетельства об учиненном преступлении. Ни белой шерстинки, ни капли крови. Вроде бы Барсик был и ни при чем, но мышка-то исчезла.

Сил тоже услышал, как жена разговаривает с котом. Собственно, на это Арина и рассчитывала.

– Что? Пропала мышь?

– Только не делай вид, будто бы для тебя это новость!

– Впервые слышу. Одна пропала? Или все исчезли?

Еще не хватало!

– Учтите оба, если хоть еще одна мышь таинственно растворится в воздухе, вам с Барсиком не поздоровится!

Новой ссоры у них не случалось, а причина этому была одна – страх. Да, Арина и Сил здорово перепугались тем вечером, когда в гостях у них была Анастасия Эдуардовна, едва не бухнувшаяся в обморок при виде старой фотографии.

– Я свою маму в таком состоянии никогда раньше не видел. Как думаешь, что с ней такое было?

Логичней было бы спросить у самой Анастасии Эдуардовны, но женщина в данном вопросе на контакт со своим взрослым сыном идти отказывалась. Она вообще на звонки не отвечала. Поэтому Сил был вынужден советоваться с женой.

И Арина ему по мере сил помогала и подсказывала:

– Судя по всему, Петрушка – какой-то ваш родственник.

– Я тоже так подумал. Внук бабушки Лиды. Кто такая бабушка Лида? Мама знает, но не говорит. Она вообще не хочет говорить на эту тему.

– Неужели ты никого еще не можешь об этом спросить?

Сил нахмурил брови. Они у него были густые, приходилось регулярно их прореживать, причесывать и подравнивать. Увы, всякий визит к косметологу сопровождался у них в семье небольшой бурей. Дело в том, что Арина была ревнива. Она терпеть не могла, когда какие-то посторонние смазливые бабенки трогают ее мужа. Или даже пусть и не смазливые, а откровенно страшные, все равно. Арина много раз предлагала Силу найти для его бровей мужчину-косметолога, но тут уже отказался Сил, которому не нравилось, что его будет трогать какой-то мужик.

Глядя на две мохнатые гусеницы, ползущие вверх по лицу ее дорогого мужа, Арина затаенно вздохнула. Недалек тот час, когда ей вновь придется терпеть муки ревности. И все противный Сил! Не дается в ее руки. Она и сама выщипала бы ему брови так, что дорогу бы потом забыл ко всем косметологам. А ведь у того мальчика Петрушки с фотографии были точно такие же густые и мохнатые брови.

– Значит, Петрушка и впрямь твой родственник.

– Из папиной родни совсем никого в живых не осталось.

– А у твоей мамы? У нее есть сестра. И тетка с мужем. Брат, правда, он двоюродный, но на всех праздниках они с женой тут как тут.

– С ними странная история: то ли у всех разом приключилась амнезия, то ли они чего-то боятся.

– Чего-то или кого-то? Тебе не кажется, что твоя мама поговорила с ними и запретила рассказывать тебе о твоем отце.

– Я пытался с ними поговорить, но они твердят, что я должен обратиться за разъяснениями к матери.

– Ну, обратись.

– Она не хочет разговаривать.

– По телефону ей звонил? – уточнила Арина у мужа. – А ты к ней съезди. Купи грейпы, какие она любит, кофе в ее любимой кофейне закажи с тем несъедобным десертом, который она так обожает. И поезжай к ней домой. Можешь даже без приглашения заявиться. Ничего страшного в том нету, ты же сын! А как приедешь, начни разговор с того, как тебе повезло с матерью. Какая она чудесная и распрекрасная мама, как ты ее любишь и обожаешь. Не жалей комплиментов, а когда она чуточку размякнет от вкусного и твоих слов, тут ты и спроси.

– Про отца?

– Нет, сначала про бабушку Лиду.

– А почему не про отца?

– Потому что тема твоего отца для твоей матери – табу. О нем она говорить не станет. А бабушка Лида такой антипатии у нее не вызывает.

– И когда ехать?

– Сейчас и поезжай. Чего время тянуть? Заодно выяснишь, почему она к телефону не подходит!

Арине надоело слушать нытье мужа, и она просто надеялась от него отдохнуть пару-тройку часиков, пока он будет гостить у мамы.

Сил выполнил наказ жены во всех деталях. Купил фрукты и десерт. А от себя приобрел букет белых роз, какие любила мама, – едва раскрывшиеся бутоны с легкой зеленцой на краешках лепестков. К дому матери он подошел в прекрасном настроении, чуточку взволнованный, но предвкушающий интересную схватку. Почему-то Сил не мог, как другие дети, просто общаться со своей матерью. Всегда это была борьба двух интеллектов. И надо сказать, что ни разу Силу еще не удалось выйти победителем.

И почему его мама не могла быть просто мамой, как другие? Нет, всегда в ней была какая-то загадка, какая-то не поддающаяся Силу тайна.

Но когда он подошел к подъезду, ему пришлось притормозить. Из дома как раз выносили кого-то на носилках. Тело было прикрыто легким одеялом с вышитыми по шелку ветками бамбука. Надо же, совсем как у них!

Сил посторонился, чтобы дать возможность санитарам пройти мимо него. Но это ему не удалось, и покрывало, зацепившись за что-то, сползло вниз, приоткрыв руку пациента до локтя. Рука была тонкая и изящная, сразу видно, что женская.

Почему-то при виде этой руки Сил испытал сильное смущение. Наверное, где-то на уровне интуиции он давно уже все понял, но ум еще отказывался верить в то, что видели глаза.

И все же поверить пришлось, потому что на запястье Сил увидел часы. Он прекрасно их знал, потому что это был его подарок матери на ее юбилей, и они с Ариной провели много времени за выбором подарка. Именные часы принадлежали его матери, никто другой не мог бы их носить.

– Стойте! Это моя мама!

Сил откинул покрывало и поразился невероятной бледности, которая разлилась по лицу матери.

– Что с ней? – прошептал он, разглядывая заострившиеся черты. – Она умерла?

– Пока нет, – грубовато ответил санитар, державший носилки. – Но если мы тут еще немного поторчим, то кто-нибудь из нас точно помрет. Либо она, либо мы.

И видя, что Сил находится в шоке, велел ему:

– Пропусти нас, парень! Чем скорей доставим твою матушку в больницу, тем будет лучше для всех.

– Она… она…

– Сердечный приступ у нее, – сообщила врач, которая как раз в этот момент вышла из дверей. – Аллергия на что-нибудь у нее имеется?

– Насколько я знаю, нет.

– Может быть, хронические заболевания?

– Мама говорила, у нее нашли кисту в почке. Вот только не знаю, в правой или левой.

– Это нам сейчас не пригодится. С сердцем у нее что?

– Все в порядке. Мама регулярно проходила диспансеризацию.

Но врач, лишь услышав про диспансеризацию, хмыкнула так скептически, словно знала что-то такое, о чем Сил был не в курсе.

– Ладно, будем надеяться, что довезем вашу маму живой.

Сил хотел поехать с медиками, но ему не позволили.

– Нечего вам в приемном отделении делать. Вызов экстренный, обязаны принять сразу.

Врачи уехали, а Сил еще какое-то время стоял в молчании. Он не мог поверить, что все происходит с ним. Что могло приключиться с мамой? Какой внезапный недуг свалил ее? Еще вчера она ни на что не жаловалась, была бодра и полна планов. И вдруг сегодня он видит ее пугающе бледной, на носилках и без сознания, фактически умирающей. Как такое могло быть? И почему именно с ней?

Бабушка Лида свой план не случайно обдумывала так долго. Ей хотелось предусмотреть все возможные подводные камни, которые могут встретиться на пути его исполнения. Ни в коем случае не должен был пострадать кто-то из ее близких.

Бабушка не случайно опасалась мести разъяренного Леопольда. Если все выгорит, как она рассчитывает, то жулик будет не просто в ярости, он будет взбешен так, что можно ожидать с его стороны самых суровых ответных мер.

– А если его все-таки не арестуют? Если он останется тут, с нами?

И две ночи подряд бабушка Лида вертелась с боку на бок, чтобы предусмотреть все возможные нюансы. А затем, убедившись, что промаха не случится, она встала, оделась и решительным шагом покинула квартиру.

Вечером того же дня вся семья Казюлиных ужинала у себя в комнате.

– Вы же знаете, – произнесла вдруг бабушка, когда ею было покончено с первым, – что наша с вами семья имеет благородное происхождение.

Все члены семейства с тревогой переглянулись между собой. На эту опасную тему среднее поколение говорило неохотно, все еще опасалось репрессий, а младшее и вовсе не желало вспоминать свое благородное происхождение, потому что элементарно стеснялось, как бы не узнали их ровесники и не принялись бы дразнить «графьями» или «барончиками». Именно так они понимали слова «благородное происхождение» и совсем не ведали, что купеческое сословие к благородному приписано быть никак не могло.

– Мама, может, не надо при детях?

Но бабушке сегодня не было дела до желаний или нежеланий своих близких.

– И вы также знаете, что от предков нам осталась кое-какая старинная мебель, в частности этот стол и пианино с буфетом. Но не только они. Есть еще золото. Верней, было.

– Что ты хочешь сказать, мама? – поднял голову от тарелки с супом Леша. – Как это было?

– Его больше нет.

– И куда ты его дела? Продала?

– Что ты такое говоришь?!

Бабушка Лида была неподдельно возмущена.

– Как я могла продать фамильные ценности! Никогда! Даже в блокаду мы их сохранили. И часы твоего дедушки, золотые часы с брелоками и цепочкой. И кольцо с рубинами и алмазами твоей прабабушки. И ее серьги!

– Да, я помню. И часы-луковицу с инициалами «А. К.».

– Вензелем! – строго поправила бабушка Лида своего сына. – Алексей Казюлин, так звали твоего предка. А как выглядело кольцо, кто помнит?

– Мы все помним, – сказала Оленька. – Очень красивое колечко, только совсем крохотное. Мне разве что на мизинчик налезало.

– Правильно. Потому что ручки у нашей бабушки были миниатюрные, не то что у современных колхозниц, не руки, а клешни! Огранка центрального камня – ашер!

– А вокруг красненькие камешки! – воскликнул Васенька, надеясь подлизаться к бабушке, которая что-то сегодня разошлась не на шутку.

Но получилось неудачно. Бабушка смерила внука сердитым взглядом и отчеканила:

– По периметру кольца бабушки рубины! Не маленький, пора бы уже знать! А то «красненькие»!

– Хорошо, мама, мы все помним, как выглядели эти драгоценности.

– Погоди, а про серьги что вы можете сказать?

Было понятно, что иначе бабушка не угомонится, и Петрушка покорно стал перечислять:

– Золотые. В центре каждой – крупный сапфир, и вокруг него по кругу уже мелкие брильянты.

– Не такие уж и мелкие, – проворчала бабушка Лида. – По четверти карата каждый, так-то были камушки.

– Почему же были? Куда они делись?

– Их украли.

Все мгновенно перестали есть свой суп и уставились на бабушку.

– Украли? Ты уверена?

– Их нету на их месте, значит, делаем вывод – украли.

– Кто мог это сделать? Ты их куда-то носила? К ювелиру? Ах, мошенник! Или по дороге ограбили?

– Драгоценности были дома, – твердо произнесла бабушка Лида. – Лежали на своем обычном месте.

– Каком обычном? В пианино?

– Да. А теперь их там нет.

Какое-то время царила тишина, все пытались осмыслить размер катастрофы. Получалось что-то сравнимое по трагизму с гибелью города Помпеи, никак не меньше. Все знали, как дрожит бабушка над этими крохотными, но такими драгоценными для нее осколками былого величия их семьи. Как мечтает, чтобы прежние времена вернулись. И люди благородного происхождения вновь смогли бы открыто заявить о том, что принадлежат к прославленным фамилиям своей страны. И в качестве доказательств этого своего происхождения бабушка Лида видела те немногие из старинных вещей, что еще оставались с ними.

– Мама, бедная, представляю, в каком ты отчаянии. Что же делать? Милицию вызвала?

– Милиция тут не поможет. Участковый сам его боится.

– Кого? Вора?

– Нашего соседа, который нам жизнь портит уж сколько времени.

– Думаешь на Леопольда?

– Знаю, что это он постарался, – твердо произнесла бабушка Лида. – Сегодня видела, как он из нашей комнаты выходил. Я с кухни возвращаюсь, а он из моей комнаты выходит. Я еще удивилась, что это такое, а он глаз не опустил и начал мне объяснять, что ходил меня искать. Будто бы не слышно, что я на кухне вожусь.

– И зачем приходил?

– Будто бы спросить чего-то хотел, а чего спросить, то и забыл. Ушел он, а у меня сердце не на месте. Как стукнуло меня, сунулась я тайник проверить, а там пусто.

– Откуда же он узнал, где искать?

– Может, Ида проболталась. Она-то знала, где у нас золотишко хранится.

– И зачем бы она ему стала рассказывать?

– Спросил, она и сказала. Без дурного умысла, конечно. Она же как слепая ходит в последнее время. Совсем ничего замечать не хочет за своим сожителем.

– Все-таки, может, это еще и не он.

Бабушка Лида собралась что-то ответить своим родственникам, но не успела. В дверь позвонили.

– Пришли! – встрепенулась старушка. – Давно пора!

– Ты кого-то ждешь?

– Сейчас сами все увидите. Ждите меня тут!

За дверью стояла группа милиционеров. Бабушка Лида вышла к ним на лестничную клетку и внимательно осмотрела. Недотепы участкового, побоявшегося связаться с Леопольдом, с ними не было. Только двое из пришедших были в форме, остальные в штатском. Но их выдавала осанка и выправка, которая бывает лишь у военных и следователей. Да еще решительный взгляд.

– Гражданка Казюлина? – спросил один из «штатских» у бабушки.

– Я это!

– Ваш сосед дома?

– Да. В комнате сидит.

– В какой?

– Вон в той.

– Значит, сделаем так. Сейчас вы возвращаетесь к себе, а когда понадобится, мы вас позовем. Вполне возможно, что сигнал ваш окажется ложным. Тогда, вы уж извините, вам штраф придется выписать.

– Я готова!

Бабушка поспешила назад к своей семье, продолжавшей ужинать.

– Кто там пришел? – спросила Оленька.

Бабушка хранила молчание. Но вскоре все выяснилось и без ее слов. В соседней комнате раздались громкие крики и топот ног.

– Я боевой офицер! Награды Родины имею! А ты, сопляк, мальчишка, смеешь мне указывать!

Это возмущался Леопольд. Голос его был хорошо слышен, точно так же, как и голоса еще нескольких мужчин.

– Мама, кто эти люди? Это же не милиция.

– Что твоя милиция может? Бери выше.

– Не понял.

– На Литейном в «Большом» доме я была сегодня. Заявление на нашего соседа накатала. Вот и пришли с проверкой. Видите, как скоро отреагировали! Сейчас я и про украденные у нас ценности скажу, погоди, дай срок!

Позвали их только через час. Комнату Иды Францевны было не узнать. Все вещи были перевернуты, дверцы шкафов открыты, из них были выброшены все вещи. Сама хозяйка комнаты забилась в угол, откуда со злобой наблюдала за хозяйничающими в ее комнате людьми. Но тем было совершенно наплевать. А вот Леопольд был на себя совсем не похож. И куда только делась его бравада и задиристость? Сидел он тише воды ниже травы. Перед ним за столом сидел следователь с крючковатым носом и умными холодными глазами. Он держал в руках удостоверение Леопольда, которое тот неоднократно предъявлял всем желающим.

Рядом с удостоверением лежала кучка золота, в которой помимо золотых монет можно было разглядеть кольцо с рубинами, серьги с сапфирами и золотые часы-луковку. При виде этих знакомых всем с детских лет семейных ценностей семья Казюлиных дружно ахнула. Но человек в штатском предостерегающе поднял руку.

– Говорить будете, когда я вас спрошу, – негромко произнес он, но всем как-то сразу захотелось его слушаться.

А сотрудник уже повернулся к Леопольду:

– Значит, вы утверждаете, что являетесь гражданином Лаврентием Олеговичем Никольским? Подполковником в запасе?

– Это я. Но это имя мне не нравится, поэтому близкие зовут меня Леопольдом.

– Допустим, документ ваш. Но удостоверение свое зачем тогда спрятали в тайник?

– Я вам уже тыщу раз говорил, я не прятал.

– Как же оно там очутилось?

– Не знаю. Убрал кто-то.

– Убрал? И с какой целью?

– Не знаю.

– А драгоценные изделия, которые лежали вместе с удостоверением, являются вашей собственностью?

– Да. Мои.

– Врет он, дяденька! – не выдержал Васенька, высунувшись из-за взрослых. – Это наши кольцо и сережки! Их еще прабабушка носила. А часы от деда остались! Я их много раз видел, пусть Леопольд их нам вернет, скажите ему, чтобы вернул!

– Тишина! Разберемся.

Допрос длился недолго. И Казюлины очень быстро поняли, что кольцо и серьги очень мало волнуют следователя, ему куда важней было разобраться, что за персона гражданин Леопольд.

– Потому что удостоверение это фальшивое. Но изготовлено мастерски. И поэтому я спрашиваю, кто вам его дал. Где же трудится такой искусник? Молчите? Напрасно. Мы это выясним очень скоро и без вашей помощи. Но для вас это послужит еще одним лишним пунктом обвинения.

Внезапно Ида Францевна вскочила со своего места и возбужденно заговорила:

– Это я взяла! Записывайте, это я взяла золото и драгоценности у моих соседей. Хотела показать Леопольду, что и у нас тоже ценности имеются, не лыком шиты. Спрятала в тайник. И удостоверение туда же сунула. Настоящее достала, а фальшивое сунула! Подшутить хотела! А потом забыла. Склероз у меня! Теперь только вспомнила. Это все я сделала. Леопольд тут совсем ни при чем.

– Сядьте, гражданка, вас допросим в свое время. И советую вам пересмотреть свои показания. Друга милого вы своей ложью не спасете, а себя погубите.

– Это я взяла! – свернула глазами женщина. – И драгоценности у соседей, и удостоверение у Леопольда!

– Боюсь, вы не понимаете. Никакого «взяла» или «отдала» тут быть не может. Вы совершили кражу, а это действие карается законом.

– Все равно! Мне все равно! Меня наказывайте, а Леопольда отпустите! Он ни в чем не виноват!

– Помолчите. Ваш сожитель является человеком с богатым криминальным прошлым. Никакой он не подполковник, как всем тут заливал. Кличка его Махно, и получил он ее за такую жестокость к своим недругам, которая настоящему атаману и не снилась. Ну, задержанный, говорить-то будем?

Какое-то время Леопольд молчал. Потом он медленно повернул голову и взглянул на притихших Казюлиных. Просканировав взглядом их всех, он остановился на бабушке Лиде.

И сказал:

– Ты! Ты себе даже не представляешь, глупая женщина, какую беду накликала на головы своих. Тебе это так просто с рук не сойдет. Теперь все вы на счету у моих людей. И жить вам осталось три года.

Бабушка Лида испуганно ахнула. Но следователь лишь поморщился.

– Если бы я умирал всякий раз, когда меня проклинает очередной задержанный, то мы бы с вами тут не разговаривали. Он понимает, что попался, что он жалок, и запугивает вас. Не бойтесь!

Вскоре в квартире остались только Казюлины своим дружным семейным коллективом. Леопольда увели следователи, они же забрали Иду Францевну, которая продолжала твердить, что она одна виновата во всем. Желая выгородить Леопольда, она была готова взять на себя любую его вину. И на соседей смотрела такими несчастными обезумевшими глазами, что тем становилось еще сильнее не по себе.

– Что с ней будет? – спросила бабушка Лида, которой внезапно стало плохо с сердцем.

– Показания ее и ваши записаны. Вашей соседке грозит от года до трех. Это будет решать суд.

– Так ее будут судить! За что же? Ведь она ничего не крала. Это же Леопольд!

– Дело в том, что он говорит, что драгоценности у вас не крал и даже не знал об их существовании. А вот ваша бывшая соседка, напротив, утверждает, что драгоценности украла она. Мне ясно, что она его пытается выгородить. Но мои убеждения к делу не приложишь. Потому обвиняемой по делу числится она. И наказание понесет тоже она.

– Но…

– А вам всего доброго! Прощайте и до встречи. – Следователь по очереди потряс руки всем взрослым Казюлиным. – Побольше бы таких ответственных людей. Сегодня с вашей помощью мы задержали опасного преступника. И будем надеяться, через него выйдем еще и на других его подельников.

Когда дверь за ними закрылась, Леша повернулся к матери.

– Что ты им наговорила на Леопольда? Ради простого жулика офицеры из государственной безопасности сюда бы не явились.

– Сказала, что он шпион. Живет по поддельным документам. И встречается с подозрительного вида иностранцами. А по ночам стучит азбуку Морзе. И рация у него есть!

– И они тебе поверили?

– Ну ты же видишь, что поверили.

– Но ни рации, ни подозрительных иностранцев у Леопольда в комнате не нашли.

– Все равно они его забрали!

Все были рады, что избавились от досаждающего им Леопольда. Следователь дал им понять, что назад он уже никогда не вернется. Вот только плохо, что Ида Францевна пострадала во время их маневра. Все Казюлины очень хотели, чтобы Леопольд исчез из их жизни, так хотели, что даже не подумали о последствиях. Леопольд исчез, но он прихватил с собой их добрую соседку Иду, которую они любили как родную. Да, дело было ими сделано, но заплаченная за избавления от Леопольда цена казалась всем чрезмерно высокой.

Глава 4

После отъезда бригады «скорой» Сильмариллион был как в шоке: ничего не видел, не слышал, и даже мыслей никаких в голове у него не было. В себя он пришел, когда почувствовал рядом чье-то присутствие.

Это была тетя Тоня, близкая подруга еще бабушки Сила. Она начала говорить сразу, словно продолжая прерванный раньше разговор:

– Я ей и говорю, не дело это, Настасья, в наше время незнакомых мужиков в дом водить. Конечно, дело твое, женщина ты взрослая, наверное, знаешь, что делаешь, но я бы на твоем месте все же поостереглась.

– О чем это вы? – переспросил у нее Сил.

Тетю Тоню он знал очень хорошо. Она дружила с его бабушкой Леной, на ее глазах выросла мама, и конечно, тетя Тоня помнила маленьким и самого Сила.

– Ты меня не слушаешь?

– Простите, задумался.

– Задумался он, – проворчала тетя Тоня. – Тут такие дела делаются, а он задумался. Кавалера, говорю, мать твоя себе завела! Он ее и ухайдокал!

– Что? Какого кавалера?

– А ты и не знал?

– У мамы кто-то завелся? Поклонник?

– Заводятся только вши и тараканы. А мужика искать надо. Уж не знаю, где Настасья его откопала, только мужик он из себя и впрямь видный. Уж на что я старая бабка, а оценила. Холеный такой из себя, гладкий да модный. В возрасте уже, но этого совсем не чувствуется. Настасья это в нем ценила, она и мне говорила, много ли мужиков в возрасте среди наших знакомых найдется, которые бы свою форму блюли. Посмотришь, один плешивый, у другого зубов нету, третий просто жирный. И все Ален Делонами себя считают, ходят, грудь выкатив. А Георгий – сразу видно, что за собой следил. За это ему от меня твердая пятерка полагается.

– Значит, Георгий?

– Он и есть.

– Надо же, а мама нам ничего не рассказывала. Не знаете, почему бы это?

– Сомневалась, поди, стоит ли тебя раньше времени тревожить этим знакомством. Может, оно ничего бы еще в дальнейшем и не получилось.

– Почему? Если у них любовь?

– Так-то Георгий мужчина из себя видный, но имеются и в его биографии темные пятна.

– Какие еще пятна? – испугался Сил.

– Этого не скажу, потому что сама толком не знаю. Мне Настасья только часть тайны приоткрыла. Сегодня утром встречаю ее возле лифта, бледная вся, в руках какие-то бумажки держит. Фотографии и выписки какие-то официальные. А на самой лица нет. Я и спрашиваю, не случилось ли чего, Настасьюшка. Уж не выселяют ли тебя, потому что бумажки у тебя в руках с печатями. Или заболела ты? Нет, говорит, здоровехонька. А сама-то на ногах еле стоит, за стенку цепляется. Помогла я ей до квартиры дойти, корвалола накапала, хотела врача вызвать, а она не разрешила. Лежит, глаза закрыла и молчит. А потом вдруг и говорит, нельзя, тетя Тоня, к людям слишком привязываться. Я всегда это знала и правило свято блюла. А намедни позволила себе лишку, вот теперь расплачиваюсь разбитым сердцем. Я у нее и спрашиваю, что случилось-то? Или Георгий твой тебя бросил? Нет, говорит, бросить не бросил, а только узнала я из его прошлого такие вещи, что лучше бы мне его совсем не встречать. Такая ситуация, что я даже и не знаю, что мне делать. Иди, говорит, тетя Тоня, оставь меня одну, мне сейчас подумать хорошенько надо.

– И вы ушли? Оставили ее одну в таком состоянии?

– Так не жаловалась она на здоровье. И потом, ты же сам свою маму знаешь, как бы я против ее воли поперла? Но только все равно неспокойно у меня на душе было. Пару раз к ней заходила, в последний она на меня здорово рассердилась. С кем-то по телефону разговаривала, а я пришла некстати. Выгнала и велела больше не появляться.

– А вы обиделись, наверное?

– Не чужая она мне. Обиду я свою поглубже засунула. И снова заявилась. И хорошо, что пришла, потому что это я врачей вызвала. Тебе врачи чего сказали?

– Сердечный приступ.

– Таблеток она наглоталась, – мрачно произнесла тетя Тоня. – Я упаковки-то пустые прибрала, а врачам сказала, что сама с дозировкой ошиблась. На слабую память сослалась, мол, дала бедняжке моей вместо одной порции таблеток то ли пять, то ли больше. Они ей желудок прочистили, а потом капельницу поставили и увезли. Сказали, что жить будет. А мне велели к неврологу идти, голову лечить.

Сил не мог поверить в услышанное им.

– Мама пыталась покончить жизнь самоубийством?

– Не знаю. Может, и сама пыталась, а может, помог кто.

– Кто помог-то? Она же одна оставалась.

– Ну не следила же я за ней. Может, и приходил кто к ней, пока меня не было.

– Кто приходил-то?

– Да хоть тот же Георгий. По телефону-то она с ним разговаривала. И когда я пришла, его духами в квартире пахло.

– Что же он маму насильно заставил таблетки глотать? И она совсем не сопротивлялась?

– Ох, не знаю, Силушка. Насчет таблеток я тебе сказала, потому что пустые упаковки нашла возле кровати. А врачи-то, когда ей желудок промывали, никаких пилюль не нашли. И сказали, что очень странно, таблетки так сразу не могли все полностью раствориться, если только их заранее в чем-нибудь не растворили.

– Значит, мама их и растворила.

– А стакан тогда где?

– Вымыла и убрала на место.

– Ага, стакан помыла, а пустые упаковки от таблеток оставила? И потом, когда женщина счеты с жизнью из-за несчастной своей судьбы сводит, она все равно старается, чтобы покрасивее выглядеть. Белье там свежее постелет, сама приоденется, прихорошится. А твоя мама как была в домашнем, так и умирать улеглась. Ни прически себе не сделала, ни маникюр не освежила, в чем была, так поверх покрывала и плюхнулась. Да еще улеглась наискось. Ты можешь себе представить свою маму, чтобы она так небрежно бы отнеслась к такому важному делу?

– Нет.

– Вот и я нет.

Свой переход в вечность Анастасия Эдуардовна должна была совершить с максимальным достоинством. Это было ясно.

– Думаете, маму отравили? Пытались ее убить?

– Ну, выводы делать не мне, но если бы я не появилась и движуху с врачами не начала, то быть бы ей мертвой. И врачи так же сказали.

Сил не знал, что ему и делать. О чем думать, что предпринять? Мыслей было так много, что они мешали друг другу. Только он начинал думать о чем-то одном, как другая мысль сбивала его и уводила совсем в противоположном направлении. Сама мама пыталась покончить с собой или ей помогли? Но так или иначе, а пообщаться с человеком по имени Георгий, маминым кавалером, было нужно.

Видимо, мысли тети Тони двигались, пусть и не так хаотично, но тоже в том направлении, потому что не успел Сил открыть рот и задать свой вопрос, как она ему уже сказала:

– Как Георгия-то искать станешь? Ни адреса ведь его, ни фамилии я не знаю. Где бывает или работает, для меня тоже полнейшая тайна. Только внешность его тебе описать и смогу. А ничем более и не помогу.

– А машина у него есть?

– Машина есть, – оживилась тетя Тоня. – И даже скажу тебе, какая марка и модель.

И поймав удивленный взгляд Сила, улыбнулась:

– Нет, сама я тебе только цвет машины и назову, белая она у него. А вот Шурка паренек шустрый, он нам поможет.

Шурка оказался неким Шурфутдином, узкоглазым и смышленым мальчишкой, отец и мать которого работали в здешнем ЖЭКе, что позволяло всей семье успешно плыть по течению жизни, избегая многих острых камней и препятствий.

Мальчик сразу понял, о ком его спрашивают, и кивнул:

– Да, знаю, плохой человек, не нравится мне. Всегда машину не по правилам паркует.

– На газон ставит?

– Если бы на газон, ему бы штраф выписали. Нет, он хитрей поступает. Вот все машины ставят так, чтобы рядом еще другим машинам осталось место. А он так раскорячится, что сразу два места занимает. Вроде бы и штрафовать его не за что, а все равно не по-человечески получается. Хочет показать, что он тут самый важный и плевать ему на всех остальных.

– И зачем же он так делает? Мстит кому-то?

– Вряд ли. Просто человек он такой, нравится ему, когда рядом кому-то плохо. Или просто не задумывается, что доставляет людям неудобства. А ваша мама мне нравится, красивая она. Моя сестренка говорит, она как Снежная королева. Мы расстроились, когда поняли, что этот мужчина именно к вашей маме приезжает.

– И давно он появился?

Шурка с тетей Томой принялись высчитывать, и получилось, что уже почти два месяца Георгий посещает свою возлюбленную. Причем о характере их взаимоотношений ни у кого из соседей иллюзий не возникало.

– Всегда напомаженный является, букет цветов, в руках какой-нибудь пакетик из магазина. Ясно, что баловал он твою маму. Немудрено, что она и растаяла. Давно ведь вдовеет, считай, тебя одна вырастила. Какой бы сдержанной Настенька не была, а все-таки любой женщине хочется, чтобы рядом с ней был настоящий мужчина. Чтобы и порадовал, и приласкал – чего уж там, сама была молодая, все понимаю.

Шурка по этому поводу придерживался других взглядов: