Вторая жизнь потерянной души бесплатное чтение

Глава 1

– Время смерти восемнадцать часов сорок четыре минуты, – эти слова прозвучали как приговор, оборвавший все мои земные связи.

Несколько дней агонии, мучений и невыносимых пыток подошли к концу. Моё тело, ослабленное и отравленное длительным кетоацидозом, наконец-то обрело покой. Сердце перестало биться, заставив кровь в венах застыть в неподвижности. Но даже в этот момент я не могла полностью освободиться от физической оболочки – моё сознание продолжало цепляться за реальность, словно пытаясь найти выход из этой безысходной ситуации.

Благодать – вот что ожидало меня после долгих часов невыносимой агонии. Это было долгожданное забвение, погрузившее разум в глубокий и бездонный омут. Но откуда взялись эти странные представления о “свете в конце туннеля” и о жизни после смерти? В тот момент, когда душа покидает свою телесную темницу, мы все отправляемся в бескрайнюю бездну забвения и спокойствия, чьи объятия дарят израненной жизнью душе долгожданное облегчение.

Это место было похоже на бескрайние воды бурлящей стихии. Меня окружала глубокая и наполненная спокойствием синева. Это ощущение можно сравнить с погружением в лазурные воды тропических океанов, которые охлаждают разгорячённую после солнечного зноя кожу. Живительная синева окутывала душу со всех сторон, принося с собой покой и тишину. Синяя бездна всё глубже поглощала разум, лишая всех тревожных мыслей и болезненных воспоминаний. Я буквально чувствовала на себе этот благодатный синий оттенок, который проникал в каждую часть моей израненной души. После всех пережитых страданий эта синева была лучшим даром судьбы и моим «лекарством от всех болезней».

Не имея телесного воплощения, я не могла коснуться окружающей меня синевы и не могла почувствовать её энергию руками. У меня возникло дикое желание пощупать эту “бездну” и дотронуться пальцами до водной глади, что окутывала меня со всех сторон. Но это было невозможно. Я ощущала бездну и её синий оттенок спокойствия в душе, но коснуться благодатной синевы я не могла.

Долгое время мой разум пытался понять, что ему делать дальше и почему мой путь до сих пор не был окончен. По всем правилам я должна была утонуть средь волн загадочной бездны и раствориться в синеве долгожданного спокойствия. Но этого не происходило. Я словно зависла между двумя мирами и увязла в густой синей массе, что заполнила всё моё сознание.

В тот момент, когда я уже готова была погрузиться в безбрежное синее море и навсегда потерять сознание, какая-то неведомая сила потянула меня обратно. Словно рыба, которая прячется в лазурных водах от ярких солнечных лучей, я оказалась пойманной на крючок этой силы. Она крепко держала меня и не давала погрузиться в бездонное спокойствие.

Я пыталась вернуться в синее море, чтобы увязнуть в его густой массе, которая недавно дарила мне долгожданное умиротворение. Но неведомая сила продолжала выталкивать меня наружу, всё дальше вытягивая из вязких объятий синевы.

Боль. Невыносимая и всепоглощающая боль заполнила мой разум. В голове был туман, который мешал услышать собственные мысли. Впервые в жизни я ощутила чистый лист и тишину в голове. Я не могла думать и осознавать происходящее со мной.

Среди боли и тумана я почувствовала слабое шевеление собственных конечностей. Это была едва заметная дрожь, которая пробежала по кончикам холодных, как лёд, пальцев.

Где-то на границе сознания я услышала чей-то громкий крик:

– О, боже! Она пришла в себя! Она жива!

Я не могла понять, чей голос звучал у меня в голове вместо моего собственного, и почему этот загадочный человек говорил такие странные вещи.

После мимолётной вспышки в голове и неудачной попытки делать логические выводы разум вновь погрузился в небытие. На этот раз я не ощутила желанной синевы и её беспробудного омута спокойствия. Меня окружала темнота и пустота, не имевшая оттенка.

Сложно сказать, сколько времени прошло, прежде чем сознание вернулось ко мне. В этот раз я смогла ощутить своё тело и все конечности разом. Веки непроизвольно задрожали, пытаясь разомкнуться после долгого сна. После нескольких неудачных попыток завеса начала размыкаться, пропуская первые за долгое время лучи света в ставшую для меня родной темноту.

Первое, что я увидела, был пропитанный отчаяньем синий свет люминесцентных ламп. Этот оттенок был наполнен безнадёжностью, и от него веяло пронизывающим до костей холодом. Ощущения были такими, словно я стояла обнажённой в сорокаградусный мороз и была полностью беззащитна перед безжалостной стихией. Холодный синий свет вызвал сильное жжение в глазах, что заставило мои веки вновь сомкнуться.

– Милая, ты слышишь меня?

Очнувшись в привычной темноте, я впервые за долгое время услышала голос живого человека. Это был нежный женский тембр, наполненный теплотой и заботой. Инстинкт самосохранения сработал автоматически, и мои веки приоткрылись, образуя тонкую полоску света.

Я увидела размытый силуэт незнакомой женщины, черты лица которой были скрыты в холодном синем свете. Мои пересохшие губы дрогнули, и из горла вырвался тихий хрип:

– Я… Где… Я…

– Милая, не напрягайся так сильно, – сквозь окутывающий меня холод я почувствовала теплые прикосновения чьих-то рук. – Тебе не стоит нагружать себя лишними действиями.

– Где я? – разум требовал ответа на единственный вопрос, который звучал в моей голове. – Что происходит?

– Теперь ты будешь в порядке. Все самое страшное осталось позади.

Мои глаза вновь открылись, привыкая к ненавистному холодному свету люминесцентных ламп. На этот раз зрение наконец-то смогло сфокусироваться на окружающем пространстве.

Я находилась в просторном и мрачном помещении, наполненном медицинской атрибутикой. Стены были облицованы голубой плиткой, которая во многих местах уже потрескалась и отпала. Голубой оттенок стен усиливал давящий на разум свет, создавая ещё больший «холод» в помещении.

Я попыталась обхватить себя руками и защититься от царившего вокруг холода. Но моя попытка осталась безрезультатной – руки были словно прикованными, и каждое движение приносило сильную боль в области запястий и локтей.

Мой взгляд упал на правую руку. Тонкое запястье имело бледный оттенок, который напомнил мне цвет давно остывшей плоти. На сгибе кисти руки располагался венозный катетер, из которого торчала огромная игла, воткнутая прямиком в синюю, как воды бушующего во время шторма моря, вену. Игла пронизывала вену до основания, не позволяя сделать ни единого движения рукою. Из катетера торчала прозрачная трубка, которая пропускала в вену прозрачную жидкость из стеклянного пузырька.

Повернув голову в противоположную сторону, я увидела, что вторая рука была точно в таком же положении, что и первая. Вены на обеих руках имели жуткий и яркий оттенок болезненной синевы, что сильно резала глаза на фоне бледной, как мел, кожи. Я взвизгнула и задрожала.

– Милая, что с тобой? Тебе плохо?

– Что… Что это? – я попыталась дёрнуть рукой, но возникшая боль заставила меня прекратить все движения. – Что вы сделали со мной?

– Мы сделали невозможное и спасли тебе жизнь, – голос женщины дрогнул и стал на порядок тише. – Ты смогла сделать невозможное и вернулась к жизни, несмотря на все прогнозы. Ты – настоящее чудо и доказательство того, что в этом мире есть необъяснимые и загадочные явления.

Слова женщины звучали для меня как бред, а паника и ужас охватили сознание, погружая в спасительное небытие.

В следующий раз, когда моё сознание вернулось, я смогла ощутить своё тело в полной мере. Мышцы ног болели, а всё тело охватила сильная мышечная боль, вызванная долгим отсутствием двигательной активности. Когда мои глаза вновь увидели холодное пространство реанимационного отделения, я осознала, что всё происходящее не было страшным сном. Это была реальность, и я действительно пережила смерть.

Мой разум всё ещё был в тумане, и я не могла вспомнить, что привело меня в такое состояние. Я помнила свою семью, родителей, раннее детство и свою жизнь в общих чертах. Моё имя было Диана Арбенина, мне было шестнадцать лет, и я была тихой и скромной девушкой, которая всё свободное время проводила за учёбой и чтением художественной литературы. Я была настоящим «ботаником», не имевшим друзей и типичных для подростков отношений. Моя жизнь была простой, и я никогда не покидала пределы дома без необходимости.

Все эти воспоминания вызвали растерянность и настоящий диссонанс в моём разуме. Как скромная и тихая отличница могла оказаться в реанимационном отделении и оказаться на грани смерти? На этот вопрос моё подсознание не могло найти ответа.

Каждый новый день был похож на предыдущий. Каждый час ко мне подходил медицинский персонал, проверяя состояние организма и задавая один и тот же вопрос: «Как ты себя чувствуешь?» Постепенно меня начали отключать от препаратов, которые поддерживали жизнь извне, тем самым стимулируя организм восстанавливаться быстрее. На все мои вопросы о причинах моего нахождения в подобном положении и обстоятельствах, которые вызвали мою скоротечную смерть, персонал больницы лишь разводил руками и отмалчивался.

В одну из ночей мне позволили провести несколько часов без торчащих из вен капельниц. Впервые за все дни моего пребывания в реанимации мне выдали одежду и позволили прикрыть наготу бледного тела. С трудом, но я смогла натянуть на себя халат, чей пёстрый синий оттенок давно поблёк под воздействием времени и множества стирок. Бледную кожу обожгло холодом выцветшей ткани махрового халата. Но присутствие одежды подарило мне давно утерянное чувство защищённости и тепла. Даже холодный оттенок люминесцентных ламп теперь казался мне не таким враждебным, как раньше. Я закуталась в застиранную ткань, растворяясь в этом окутывающем теплом чувстве спокойствия.

Мои глаза закрылись, и я погрузилась в безмятежность, напомнившую мне о бездне, в которой я оказалась в забытьи. Я вновь почувствовала, как спокойствие окутывает меня, словно синий туман.

Внезапно меня пронзила вспышка света, словно от сильного удара по голове. Яркие образы и реалистичные видения замелькали в сознании, словно цунами из воспоминаний, накрывшее меня холодной синей волной, что лишала возможности дышать и двигаться. В одно мгновение я вспомнила всё, что привело меня к этому состоянию.

Я ощутила ужас и боль, которые вскоре сменились невыносимым чувством страха и безысходности. Осознание того, что я пережила и что ждало меня впереди, вызвало у меня неконтролируемое отчаянье. Сквозь закрытые веки я почувствовала обжигающие капли слёз, стекающие по моим бледным впалым щекам.

Веки распахнулись сами собой, возвращая меня в объятия синего света холодных люминесцентных ламп. Вернувшаяся после длительного отсутствия разума память вызвала болезненные и невыносимые образы. Шквал воспоминаний накрыл моё сознание наподобие снежной лавины, что несла с собой смерть и разрушение.

Внезапное прозрение и вернувшиеся воспоминания вызвали всплеск ужаса и отчаянного страха. Мой возбуждённый разум окончательно потерял рассудок, и я издала громкий истеричный визг. Голосовые связки разрывались от напряжения, а потрескавшиеся от сухости губы разрывались, окрашивались кровью, вырывающуюся из образовавшихся ран.

– Боже, милая, что с тобой? – За собственным приступом ужаса я не заметила, как в палату вбежал медицинский персонал. – Анна Сергеевна, пациентке Арбериной внезапно стало плохо. Подойдите срочно в реанимационное отделение!

Не прошло и пяти минут, как в комнату вбежала девушка, которую я успела запомнить за время своего пребывания в отделении. Девушка тридцати пяти лет, чьи чёрные волосы всегда были завязаны в тугой хвост на голове. В это время медсестра, схватив меня за руку, сделала укол тонкой длинной иглой. По телу пробежала волна жара, затуманивая разум и погружая его в беспробудное пространство.

– Что с ней? – В глазах медсестры читалась неподдельная паника, когда она бегала взглядом по моему дрожащему телу. – Анна Сергеевна, что мне следует предпринять?

– Как давно у пациентки брали кровь на анализ? – спросила врач, осматривая мою бледную плоть. – Какой уровень глюкозы и как обстоят дела с кетонами в моче и крови?

– Уровень кетонов значительно снизился, – медсестра сосредоточилась на бумагах в своих руках. – Глюкоза в пределах нормы. Однако у неё низкий гемоглобин и сильная нехватка железа и магния в крови.

– Анемия – это нормальное явление после того, что девочка пережила, – голос врача смягчился. – Диана, ты слышишь меня? Что у тебя болит?

– Я… – Речь не формировалась, и я не могла чётко выразить свои мысли. – Я не могу… Я не хочу… Я не хочу так жить…

– Милая, ты ещё слаба, и твоё тело не окрепло после затяжной комы, – мягкая женская ладонь коснулась моего лба. – Постарайся успокоиться и не подвергать себя лишним движениям. В твоём состоянии стоит беречь себя и не думать о подобных вещах.

– Вы не понимаете… Они… – я смотрела на свои бледные руки, цвет которых напоминал густой туман. Перед глазами по-прежнему стояли пугающие меня образы и разъедающее осознание того, какая участь меня постигла. – Все это теперь останется со мной на всю оставшуюся жизнь? Вы… вы обрекли меня на эти нескончаемые пытки?

– Анна Сергеевна, что это значит?

– Я думаю, что девочке приснился страшный сон, и её психика слишком ярко отреагировала на эту фантазию, – врач перевела взгляд на монитор, отслеживающий мои жизненные показатели. – Сейчас у пациента нет острых проблем и отсутствуют признаки критического состояния. Девочке нужно немного времени, чтобы окрепнуть и прийти в себя.

– Вы не понимаете, – из последних сил я схватила врача за руку, желая остановить накрывшую разум паническую атаку. – Я знаю, что вы сделали и что ждёт меня. Я же… я обречена?

– Анна Сергеевна, может, нам увеличить дозу успокоительных? Девочке явно следует отдохнуть и не подвергать себя лишним стрессам.

– Согласна, – врач отложила анализы в сторону, сосредоточив взгляд карих глаз на моём лице. – Я завтра вызову психиатра. Здесь дело не в физическом, а в ментальном состоянии пациента. Этот ребёнок вернулся с того света, и сложно было бы отрицать наличие психологических проблем после подобной ситуации.

Укол успокоительного забрал последние силы, и я не успела ответить персоналу больницы и объяснить причины своего поведения. В который раз разум окутал густой туман, унося сознание далеко за пределы больничной палаты и ослабленной плоти.

Дни тянулись медленно и однообразно. Каждое утро начиналось с капельниц и уколов. Медсестры постоянно проверяли уровень сахара в крови, брали анализы, что-то записывали в карты. Я чувствовала себя подопытным кроликом, а не человеком.

Однажды, когда я уже могла немного двигаться, я попыталась сбежать. Просто встала с кровати и пошла к выходу из отделения. Но ноги были такими слабыми, что я едва смогла сделать несколько шагов. Тело казалось чужим и непослушным.

– Куда это ты собралась? – голос медсестры раздался откуда-то издалека. – Тебе ещё рано вставать.

– Я хочу уйти отсюда, – прошептала я, пытаясь устоять на ногах. – Я не хочу здесь больше находиться.

– Диана, милая, тебе нужно ещё немного полежать. Твой организм слишком слаб после всего, что произошло.

– Мой организм? – я резко обернулась, чувствуя, как внутри поднимается волна гнева. – Мой организм умер! Меня вытащили оттуда насильно! Я не просила этого!

Медсестра отшатнулась, словно от удара. В её глазах мелькнул страх, который тут же сменился сочувствием.

– Диана, ты не одна такая. Многие проходят через подобное. Но ты выжила, и это главное.

– Выжила? – мой смех прозвучал хрипло и надрывно. – Вы называете это жизнью? Капельницы, уколы, постоянный контроль? Это не жизнь, это существование!

– Успокойся, пожалуйста, – медсестра осторожно приблизилась и помогла мне вернуться в постель. – Давай я сделаю тебе укол успокоительного, и ты отдохнёшь.

– Нет! – в тот момент, когда медсестра потянулась к моей вене, я отдернула руку в сторону. – Никаких больше уколов! Я сама решу, что мне нужно!

– Диана, послушай…

– Не хочу слушать! – я отвернулась к стене, чувствуя, как по щекам текут слёзы бессильной ярости. – Просто оставьте меня в покое!

Медсестра вздохнула и вышла из палаты, оставив меня наедине с моими мыслями. А мысли эти были горькими и тяжёлыми. Я не могла смириться с тем, что произошло. Не могла принять новую реальность, в которой мне предстояло жить.

В тот вечер ко мне пришла сестра. Она выглядела уставшей и тенью самой себя. Ее всегда аккуратно уложенные волосы были растрёпаны, а под глазами залегли глубокие тени.

– Диана, – сестра осторожно присел на край кровати, – как ты себя чувствуешь?

– Нормально, – мой голос прозвучал холодно и отстранённо. – Зачем ты пришла?

– Диана, что с тобой происходит? Ты стала такой… чужой.

– Чужой? – я усмехнулась. – Это ты называешь чужой? А кого тогда ты назовёшь настоящей Дианой? Ту, которая умерла?

– Диана, не говори так, – сестра взяла меня за руку, но я резко отдёрнула её.

– Не трогай меня! – я отвернулась к окну. – Я больше не та тихая девчонка, которую ты знала. Я теперь другая.

– Диана, послушай меня, – сестра выждала паузу, подбирая слова. – То, что с тобой происходит – это нормально. Любой бы на твоём месте…

– Не смей сравнивать! – я резко обернулась, чувствуя, как внутри поднимается волна ненависти. – Никто не был на моём месте! Никто не умирал и не возвращался обратно!

– Я понимаю, что тебе тяжело, – сестра говорила тихо и спокойно, словно разговаривал с раненым зверем. – Но ты должна бороться. Ради себя, ради мамы…

– Ради мамы? – мой смех прозвучал горько и цинично. – А она боролась за меня, когда меня травили в школе? Когда я просила её забрать меня оттуда?

– Диана…

– Не называй меня так! – я попробовала вскочить на ноги, несмотря на слабость в ногах, но моя попытка не увенчалась особым успехом. – Это имя больше не моё! То существо, которое носило его, умерло! А я – это просто оболочка, которая живёт дальше!

– Успокойся, пожалуйста, – сестра попыталась подсестрь ближе, но я отодвинулась как можно дальше от ее тела.

– Не приближайся ко мне, – я вжалась в кровать, чувствуя, как учащённо бьётся сердце. – Ты не понимаешь… Ты не можешь понять!

– Диана, я твоя сестра и твоя семья, – голос сестры дрожал. – Я люблю тебя и хочу помочь.

– Помочь? – я горько усмехнулась. – Ты опоздала с помощью. И не смей говорить мне о маме. Это ее вина, и всё, что со мной случилось – результат ее бездействия.

– Диана, это неправда…

– Правда! – я крикнула так громко, что в палату тут же вбежала медсестра. – Убирайтесь все! Оставьте меня в покое!

– Что здесь происходит? – медсестра обеспокоенно посмотрела на меня.

– Ничего, – сестра быстро поднялась с места, намереваясь покинуть переделы палаты – Я, наверное, пойду. Поговорим позже.

– Позже не будет! – крикнула я вслед уходящей сестры. – Я не хочу разговаривать и не хочу никого видеть.

Медсестра осторожно приблизилась и сделала мне очередной укол успокоительного. Через несколько минут я почувствовала, как сознание начинает затуманиваться.

– Так будет лучше для всех, – услышала я её тихий голос. – Тебе нужно отдохнуть.

Я хотела возразить, но не смогла. Тело стало тяжёлым и непослушным, глаза закрылись сами собой.

В бреду мне снова привиделось то место – бескрайняя синяя бездна, которая манила меня своим спокойствием. Я чувствовала, как она притягивает меня, как пытается забрать обратно. Но что-то удерживало меня здесь, в этом мире, полном боли и страданий.

Я не знала, что это было – может быть, чувство долга перед родителями, может быть, желание отомстить тем, кто довёл меня до такого состояния. Но что-то заставляло меня оставаться здесь, бороться за жизнь, которую я так не хотела принимать.

Когда я проснулась, за окном уже было темно. В палате горел тусклый свет ночника. Я лежала неподвижно, глядя в потолок и пытаясь собрать мысли в кучу.

Что-то изменилось во мне. Я больше не была той тихой, забитой девочкой, которая боялась сказать лишнее слово. Теперь я чувствовала силу – силу ненависти, силу гнева, силу желания доказать всем, что они ошиблись, вернув меня обратно.

Я знала, что впереди меня ждёт долгая борьба. Борьба с болезнью, борьба с собой, борьба с миром, который я теперь ненавидела всем сердцем. Но я была готова к этой борьбе. Готова доказать всем, что даже из пепла можно восстать, даже после смерти можно найти в себе силы жить дальше.

Последующие дни превратились в череду бесконечных процедур и медицинских манипуляций. Каждое утро начиналось с проверки уровня глюкозы, за которой следовала неизбежная инъекция инсулина. Этот процесс стал для меня настоящей пыткой.

Медсестры постоянно брали у меня анализы, следили за показателями кетонов и глюкозы. Мой организм медленно, но верно восстанавливался после пережитого шока. Врачи говорили, что мне повезло – очень повезло – выжить после такого состояния.