Взгляд из тьмы бесплатное чтение

Пронизывающий холод и неимоверная усталость выдернули меня из беспокойного сна. Несколько минут я пытался не обращать на это внимание и отказывался открывать глаза, надеясь, что организм, измученный бессонницей, снова провалится в мягкое забытье. Левой рукой я попробовал нащупать край одеяла, но вместо матраца и постельного белья онемевшие и грубые от холода пальцы натыкались на жесткий и гладкий материал, очень напоминающий бетонную стену.

Мозг не успел обработать эту информацию, как в него поступил новый сигнал. Икроножные мышцы, а вместе с ними и ступни, от пронзительной боли начинали неметь, и, судя по напряженным коленным суставам, которые упирались во что-то твердое и холодное… Последнюю мысль я не успел додумать до конца, глаза открылись и мозг включился, из горла вырвался короткий стон.

Мое тело, одетое в футболку и пижамные шорты, пронизывали резкие порывы леденящего октябрьского ветра, но это было лишь полбеды. Подо мной, на бездонном, пугающем расстоянии, распростерся серый ночной асфальт, в стороне угадывался квадрат песочницы и детские качели, поскрипывающие на ветру. От взгляда вниз перехватило дыхание и что-то теплое заструилось по ногам.

Резко повернув голову вверх, отчего захрустели шейные мышцы, я с размаху приложился лбом о стекло. По обе стороны от меня тянулась отвесная стена многоэтажного дома, остекленные балконы молча и безразлично взирали на ночной двор. Стараясь не двигаться, я осторожно скосил глаза в сторону – рядом болталась левая рука, все еще пытавшаяся нащупать край одеяла. Пальцы правой руки – хвала проведению – мертвой хваткой вцепились в балконный карниз.

Чувствуя, как в легких зарождается пламя, я попытался сделать неглубокий вдох. И даже это получилось не сразу – воздух отказывался проходить внутрь, попадая в рот, но застревая в пересохшем горле. Наконец с тихим хрипом кислород проник в бронхи и нехотя, словно влага, протолкнулся вниз. Осторожно, сантиметр за сантиметром, чтобы снова не увидеть асфальт, я начал опускать голову вниз, пока не увидел собственные ноги.

Босые пальцы, словно когти животного, вцепились в нижний балконный карниз, побелевшие пятки висели в воздухе. Глаза – как бы мне этого не хотелось – помимо воли скользнули вниз. В этот раз асфальт показался еще дальше, а песочницу и качели я и вовсе не сумел разглядеть. Перед зрачками заплясали черные точки, колени начали предательски слабеть.

Несмотря на холод, спина вспотела, а вместе с ней и ступни начал покрывать липкий пот. Чувствуя, как ноги соскальзывают с карниза, я вжался в твердый монолит стены. Щеки обжигали горячие слезы, – пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, – шептали губы, не зная других молитв.

В груди учащенно металось сердце, в висках пульсировала тупая боль, но, вместо того, чтобы грохнуться в обморок – что в моем случае означало неминуемую смерть – мозг включился на полную мощность. Подо мной знакомый двор, который я вижу каждый день из окна своей спальни, значит, передо мной собственный дом. На третьем этаже этого дома я купил квартиру в прошлом году… что не объясняло мое текущее положение – пробуждение на карнизе семнадцатого этажа. Впрочем, об этом можно подумать и позже, но до этого «позже» нужно умудриться дожить.

Нащупав пальцами оконную раму, я потянул ее в сторону, пытаясь открыть. Рука сорвалась со скользкой поверхности, отчего карниз подо мной прогнулся и задрожал. Несколько секунд, стараясь сохранять хрупкое равновесие, я неподвижно стоял, учащенно дыша, после чего снова попытался отодвинуть окно.

Бесполезно, – мелькнула мысль, пропитанная злобой. В моей квартире стояло такое же балконное окно, доставшееся жильцам от заботливого застройщика – окна открываются только изнутри. Антивор, – вспомнилось слово, услышанное от риелтора, толстый пластик – не выдавить, ни разбить. Обстоятельства вынуждали двигаться, чтобы выжить – собравшись с силами, я осторожно двинулся вдоль стены.

Медленно, боковыми шагами, я перемещался по карнизу вдоль отвесной стены, и каждый раз, отрывая от карниза переднюю ногу, чувствовал, как сила гравитации цепляется за поясницу, пытаясь сбросить мое тело в пропасть. В следующей квартире окно тоже оказалось закрытым, почти не останавливаясь, я прошел мимо него.

На пятой квартире – мозг записывал информацию – надежда начала медленно угасать. Колени саднило от трения о стену, в ступнях поселилась пульсирующая боль, но хуже всего было не это – я больше не чувствовал пальцы на ногах. Босые ступни прилипали к ледяному металлу, и с каждым шагом становилось все труднее их оторвать. Онемевшие ноги казались чужими, двигаясь вдоль стены приставными шагами, оставалось лишь надеяться, что мой вес опустится на жестяной карниз, а не провалится сквозь холодный осенний воздух.

На шестом окне, которое также оказалось закрытым, меня накрыло приступом истерии. Забыв про осторожность, рука снова и снова пыталась открыть балконное окно, я плакал, проклиная соседей, бился лбом о пластиковое стекло. За стеклом, на расстоянии вытянутой руки, глаза различали два детских велосипеда, пустые банки и прочий хлам. Я всматривался в белую тюлевую занавеску, но не смог разглядеть того, что находилось в квартире.

Понемногу слезы начали иссякать, я успокоился, замерз и сдался. Мозг готовился рухнуть вниз, а сердце обещало разорваться в падении, и только побелевшие пальцы отказывались отпускать спасительный карниз. Конец октября и пронзительный ветер – конечно, закрыто каждое окно. Посмотрев вбок, в сторону движения, я увидел, что почти дошел до угла.

Элитный дом, в котором я купил квартиру, напоминал изогнутую букву П – за угол мне никак не перебраться, сила гравитации оторвет меня от стены. И все же, я боялся неминуемой смерти. Панический страх перед падением в пропасть заставлял мое тело дрожать на холодном ветру. Усмотрев на угловом балконе остов импортного кондиционера, я медленно направился к нему.

Мышцы ног сводило от усталости, но стоять на ровной поверхности оказалось легче, чем постоянно нащупывать наклонный карниз. Металл кондиционера – я не верил собственному счастью – каким-то чудом передавал тепло, согревая онемевшие ступни. Заставив правую ладонь отцепиться от карниза, я сжимал и разжимал пальцы, чувствуя, как в них снова поступает живительная кровь.

– Сколько времени осталось до утра? При какой температуре можно замерзнуть насмерть? – мысли вертелись одна за другой, а где-то внутри зарождалась надежда, и в эту секунду раздался хруст.

Крепление кондиционера, выглядевшее надежным, дрогнуло и ушло из-под ног. Я повис на высоте семнадцатого этажа, держась за карниз пальцами левой руки, ноги засучили по гладкому бетону, срывая ногти о тонкие швы. Неимоверным усилием мне удалось согнуть левый локоть и подтянуть корпус вверх. Правый кулак с молниеносной скоростью описал в воздухе короткую дугу и, пока мозг лихорадочно думал, врезался и прошел сквозь балконное стекло.

Дальше телом командовали инстинкты, о наличии которых я не подозревал. Ладонь правой руки, роняя тонкие струйки крови, вцепилась в подоконник со стороны квартиры, а левый кулак, уверенно и методично, выбивал оставшиеся осколки стекла. Через несколько секунд, показавшихся вечностью, я лежал на холодной и твердой поверхности чужой квартиры семнадцатого этажа.

Я смеялся и плакал одновременно, пытался подняться, но оскальзывался на собственной крови. Наконец мне удалось поднять свое тело на четвереньки. Острые осколки набросились на колени, словно беззвучный пчелиный рой, а рука пыталась открыть балконную дверь. Я не удивился, поняв, что и она заперта изнутри. Углядев на полу линялую рогожу, я заполз внутрь, подальше от разбитого окна, и завернулся в импровизированное одеяло.

С этой секунды время остановилось, несмотря на то, что сознание не покидало меня. Но в какой-то момент дверь открылась и из квартиры выглянуло сонное и небритое мужское лицо, удивленные глаза встретились с переносицей. На меня кричали, дергали за руку, о чем-то спрашивали, потом появилась женщина со стаканом воды.

Сделав большой глоток, я понемногу успокоился, но, вспомнив, как по ногам сбегала теплая струя, снова не выдержал и пронзительно рассмеялся. Мне задавали нелепые вопросы, предлагали проводить домой, но все ответы утратили важность, поэтому я на вопросы не отвечал.

– Макс, – шептал я короткое имя, пытаясь объяснить все и сразу. Ответ давно лежал на поверхности. Он был так прост, и объяснял решительно все, что со мной случилось за последние две недели. К сожалению, мои объяснение никто не понимал… Женщина скрылась, а через минуту снова показалась в дверях, держа у уха телефонную трубку.

– Да-Да! У нас на балконе! Стекло разбил! – услышал я ее сбивчивое причитание. – Не знаю, – прошептала женщина, и на ее лице отразились раскаяние и вина, но тут же добавила, как будто извиняясь, – сказал, что его зовут Максим.

Я лежал на цементном полу, чувствуя, как поясницу покалывает от холода, и молча смотрел в серый потолок. Надо мной чернело неровное отверстие, из которого выглядывали оголенные провода, напоминая лапы притаившегося богомола.

…

Наверное, я задремал, или отключился на какое-то время, из забытья меня вывел дверной звонок. Мужчина и женщина тоже вздрогнули и разом выбежали в балконную дверь, злобно переругиваясь и отталкивая друг друга. Из глубины квартиры послышались грубые мужские голоса, затем уверенная приближающаяся поступь. Наконец в балконном проеме показался полицейский – огромный мужчина с выпирающим лбом. Тяжелый взгляд, подобающий росту, медленно прошелся по разбитому окну и уперся в мое измученное тело.

…

Дальше сохранились обрывки воспоминаний. Что-то случилось с моей головой, и мозг выключался, как перегревшийся холодильник. Я оглядывался по сторонам, понимая, что оказался внутри скорой помощи, но совершенно не помня, как туда попал. Передо мной сидел мужчина в белом халате, смотрел на меня безразличными глазами, но его руки быстро и аккуратно накладывали бинт.

Затем я очутился в полицейской машине, закутанный в колючее одеяло, остро пахшее потом и мочой. Мимо окна проносились деревья, поломанные скамейки и редкие фонари. Ничего интересного в поездке не происходило, лишь усталый голос мужчины за пятьдесят, взывал к девятому, сквозь шипение и помехи. – Девятый, девятый, вы меня слышите? Драка на набережной! Вы уже там? Девятый, девятый, ответьте диспетчеру! – но девятый, почему-то, не отвечал…

После очередного провала в памяти, я оказался в полицейском участке. Деревянный стул на высоких ножках при каждом движении скрипел подо мной, руки согревала дымящаяся кружка, из которой резко и неприятно пахло приторно-сладким, знакомым ароматом. Рядом стояли четверо мужчин, разного возраста, но в одинаковой форме, и с живым интересом наблюдали за мной.

Я снова отвечал на бесполезные вопросы, и, стесняясь своих голых колен, старался поправить сбившееся оделяло. По сравнению с запахом, благоухавшим из кружки, – кто догадался накапать в чай валокордин, – одеяло утратило неприятный запах. За дальним столом развалился широкоплечий мужчина в погонах майора, никто, кроме него, голос не подавал.

– С какой целью вы оказались в квартире Бухариных, Сергей Петрович? – майор пристально смотрел мне в глаза, а я удивлялся работе следственных органов. В том, что мою личность впоследствии установят, сомнений не возникало… но в такой короткий срок! Его уверенность и деловая нацеленность в конечном счете повлияли и на меня. Несмотря на пережитый стресс и непрезентабельный внешний вид, я снова почувствовал себя преуспевающим журналистом, обладателем Тэффи – ка ни как!

– С целью выжить, – как можно увереннее, ответил я.

К майору подошел молодой полицейский, совсем мальчишка – лет восемнадцать на вид, и протянул черный прямоугольник планшета. Шепнув что-то на ухо старшему по званию, молодой тут же отскочил назад, как будто опасаясь реакции начальника. Майор недоверчиво покосился на меня, затем постучал по экрану планшета. Зрачки расширились и сделались огромными, брови удивленно взметнулись ко лбу. Несколько секунд старший молча изучал видео, затем снова обратился ко мне.

– А зачем вы оказались ночью на крыше? И как спустились на нижний балкон?

По всей видимости, недоумение, отразившееся на моем лице, говорило красноречивей любого молчания, и майор повернул экран планшета ко мне.

– Это запись с камеры видеонаблюдения, – пояснил полицейский, видя, что я по-прежнему ничего не понимаю. – Это крыша, – заскорузлый ноготь постучал по пластиковой поверхности, – запись сделана в час ноль три!

Я и полицейские, стоявшие рядом, молча воззрились в темный экран. Черно-белое прямоугольное изображение большим разрешением похвастаться не могло, но вполне отчетливо показывало крышу, и на пустынной крыше появился я. Или некто, находящийся в моем теле, – пришла в голову шальная мысль. Мои глаза… правильнее сказать – глаза того, другого человека, очень похожего на меня, были неестественно широко распахнуты и в этом взгляде читалась пустота.

– Узнаете себя? – поинтересовался майор, опуская локти на пыльную столешницу, отчего стол не выдержал и протяжно заскрипел.

Мое подсознание ответило честно, часто и отрицательно качая головой, а язык, как и положено именитому журналисту, нагло и бессовестно, коротко соврал, – да!

– И я узнаю, – голос сделался властным, – это бессмысленно отрицать! – глаза майора под кустистыми бровями снова пристально взглянули на меня.

– Там еще одно видео, Евгений Петрович! – подал голос молодой паренек.

Майор потыкал толстым пальцем в дисплей планшета, ставя запись на паузу и снова запуская просмотр. Молодой не выдержал и подошел к начальнику, – с камеры соседнего дома, – пояснил он, запуская на дисплее следующую видеозапись.

На экране появилась отвесная стена семнадцатиэтажного дома, верхний край упирался в узкий парапет. Несколько секунд ничего не происходило, потом у парапета появился я – безразличный мужчина в футболке и шортах. На запись было очень страшно смотреть, но глаза не отрывались от матового дисплея. Я, или другой я – не знаю, как в данном случае правильно – подошел к краю крыши, и не задумываясь, перелез парапет.

Рядом послышалось сдавленное изумление, кто-то из полицейских проявил эмоции – вслух и не стесняясь в выражениях, а я продолжал не мигая смотреть, как мое собственное, безвольное тело, повинуясь гравитации, падает вниз. После такого падения невозможно выжить, но сделав в воздухе грациозный кувырок, я умудрился приземлиться на ноги – темнёхонько на карниз семнадцатого этажа.

Человек на карнизе постоял неподвижно, после чего резко вздрогнул и замахал рукой, а человек на стуле – в моем обличии – выдал непристойную для журналиста речь, – твою мать! – услышал я собственный приглушенный голос, и горячая струя вновь разлилась по обнаженным коленям. К счастью, на этот раз дело обошлось разлитым чаем…

Майор продолжал пристально смотреть на меня. Его лицо приобрело нездоровый багровый оттенок, покраснела даже бритая макушка, а волосы над ушами поднялись вверх, и топорщились, как будто наэлектризованные. Молчание продолжалось не менее двух минут, в течении которых я успел вдоволь поерзать на стуле.

– Вы снимаете видео и выкладываете в интернет? – Как это называется? – майор в нетерпении защелкал пальцами

– Экстрим, – подсказал ему молодой, но по его тону чувствовалось, что сам полицейский не очень-то в это верит.

– Ну какой экстрим, если я высоты боюсь?! – Сказал я, галантно умолчав про заслуги – мол с моими-то наградами, да снимать подобное… за кого вы меня принимаете? – У меня сердце в груди едва не разорвалось только от того, что я посмотрел ваше видео, – последнее я произнес вслух, просто не смог удержаться от реплики.

– Мое видео? – лицо майора снова начало меняться. С него напрочь схлынула краснота, на лбу выступил пот, а щеки украсила болезненная бледность.

– Понятия не имею, как я оказался на крыше ночью! Я бы и днем не полез туда ни за что на свете…

– Тогда зачем перед Бухариными цирк разыграли? Отчего своим именем сразу не представиться, и не попытались все объяснить? Зачем представились перед ними Максимом?

И тут щелкнул триггер в моей голове – а я-то понадеялся, что вновь стал нормальным. Это имя, которое я ненавидел всей душой, послужило для сознания пресловутой красной тряпкой. Максим – ведь это же с него все началось, уж совершенно точно – с их компании!

Я вскочил, опрокинув кружку на пол и окончательно разлив вонючий чай и зашлепал по полу босыми ногами. Одеяло соскочило с моих колен, но каким-то чудом зацепилось за плечи. Я бегал по комнате от окна до двери, а лоскут одеяла несся позади, подобно посеревшей римской мантии. Наверное, в этот момент зрелище я представлял еще то – полицейские испуганно попятились в стороны.

В какой-то момент я попытался обуздать себя, понимая, что иначе сойду за сумасшедшего. Я остановился и начал объяснять, вернее – попытался и с самого начала.

– Профессор и его шайка… как там его? Семенихин… а быть может и не Семенихин. Ну да шут с ним, с профессором, все дело не в нем, и в общем-то даже не в его команде! Но тот, которого вы назвали, он не такой, как все. Он не человек, он… какой-то монстр! Он видит их, понимаете? Он видит ИХ! А с некоторыми может РАЗГОВАРИВАТЬ! – последнее я попытался выделить ударением, и остановился, ожидая реакции.

По моему разумению, все было понятно без слов, и незачем больше сотрясать воздух. Обернувшись, я посмотрел на четверых полицейских, оказавшихся у меня за спиной – двое не выдержали и отступили назад от одного только взгляда. Я ожидал, что еще чуть-чуть, и они опрометью побегут за этим Максимом. Поймают мерзавца, и приведут сюда – пускай он им сам все объясняет!

Но время уходило, тикали настенные часы, никто из полицейских не сдвинулся с места. За окном понемногу начинало светлеть, из темноты проступали удлиненные ветви деревьев. А из давно немытого оконного стекла на меня взирал взъерошенный мужчина, с выпученными глазами и оттопыренной нижней губой, вдобавок опоясанный дырявым одеялом. Я смотрел на него, успокаивался и понимал, насколько незавидное мое положение.

– Вы больны, Сергей Петрович, вы больны! – прошептал майор, и потянулся за телефоном.

Тогда

Сколько я себя помню, мне постоянно везло, в итоге, везение сыграло ироничную, злую шутку. Другие изо дня – в день строчат газетные статьи, мечтая попасть на первые полосы. Я знаю множество своих коллег – талантливых, но недооцененных редакторами. Им чего-то не хватает, чтобы развернуть свой потенциал, и они продолжают упорно трудиться.

У меня же карьера складывалась не так, несколько месяцев я проработал в захолустной газете, работая над скромной колонкой новостей, которую печатали на последней странице. Меня заметил более крупный журнал, редактор которого предложил поменять работу. И вот заголовки моих новостей уже украшают первую полосу.

Я был уверен, что нашел работу своей мечты, но судьба уготовила новые сюрпризы. Бывшая знаменитость, певица на миллион, которая по состоянию возраста давно покинула публику, неожиданно согласилась на интервью. И это интервью в скором времени у нас состоялось.

Я снова оказался на первой полосе, но на этот раз другие придумывали броские заголовки. «Анита Петровская согласилась на интервью», рядом мое имя и фотография грудастой дивы. Подлинный успех сводился к тому, что после пиара Анита снова вышла на сцену.

Я больше не унижался звонками с мольбой уделить мне несколько минут, знаменитости сами обрывали мой телефонный номер. Скольких из них я вернул из забытья, снова подарив миру и поклонникам? Точно больше десяти, я уже давно сбился со счету. После такого успеха нужно было что-то еще, что называется – занять руки.

Но это «что-то» я никак не мог найти, пока не встретил старого знакомого. С Иваном я познакомился довольно давно, больше года мы проработали в одном крупном журнале. Креативные идеи и нестандартный подход выгодно выделяли коллегу среди прочих обычных журналистов. Эту идею мне посоветовал Иван, а именно – написать статью «из области паранормального».

– Бред это все, – со смехом ответил я, услышав предложение – написать про призраков. Я состоявшийся журналист и многое повидал, в свои тридцать семь мог с уверенностью сказать, что никаких призраков не существует.

– Ну и зря, – безразлично отмахнулся Иван – все сложилось бы иначе, если б не это неподдельное безразличие.

Следующие несколько часов мы потратили на оживленный спор, вернее спорил я, а приятель приводил короткие возражения.

– У меня есть знакомые. Не помню, кто порекомендовал… так вот, они настоящие профессионалы в своем деле! – Иван опустил руку в карман и без эмоций протянул мне невзрачную визитку.

«Профессор Семенихин» – прочитал я, а ниже – «Эксперты паранормальных явлений».

– Это как Охотники за привидениями? – с усмешкой уточнил я, – или они могут вызывать духов?

– Они много чего могут, – ответил Иван, – позвони профессору, скажи, что я рекомендовал обратиться.

Разговор не иссяк и в последующий час я узнал много интересного об этих экспертах. Иван Калинин – а уж он-то не врал, за это я точно могу поручиться – рассказал много интересных случаев о Семенихине и его команде. Более того, он называл имена влиятельных бизнесменов, со многими из которых я был лично знаком, и определенные слухи до меня доходили.

К концу разговора я начал припоминать, что ранее уже слышал про этого Семенихина. Директор престижного ВУЗа, Сергей Теймуразович, когда-то упоминал, что команда профессора помогла ему решить одну весьма деликатную проблему. Поблагодарив Ивана, я спрятал визитку в карман, и уже тем же вечером позвонил упомянутому профессору.

…

Для встречи с Семенихиным мне пришлось приехать в институт – в государственный, а не в какое-то сомнительное учреждение. Михаил Александрович принял меня в своем кабинете – в маленькой комнате, лишенной изысков. Рассматривая покосившиеся полки и толстые исторические труды, я не выдержал и перебил Семенихина.

– Простите за такой вопрос, Михаил Александрович, но, если я не ошибаюсь, вы состоявшийся профессор истории? Скажите, я никак не взлому в толк, как история сочетается с паранормальными явлениями?

Более того, я не был готов к столь обстоятельному и взвешенному ответу. За последующие два часа оживленного монолога – профессор не брал паузы, а я молча слушал – мне многое посчастливилось узнать, и, чего уж там, кое-что пришлось переосмыслить. Наша история, еще с древних времен, наполнена яркими и загадочными событиями.

Многое из услышанного я и раньше знал, просто не придавал нужного значения. Неразгаданные тайны прошлого, оставившие в истории темные пятна в виде загадок, в устах профессора буквально оживали. Он начал с книги Сивилл и знаменитом предсказании о конце Римской империи и закончил событиями наших дней, не забыв упомянуть и про александрийскую библиотеку.

– Вы книги не пишите? – поинтересовался я, в ответ увидел ироничную улыбку профессора.

Перед расставанием, Михаил Александрович доверительно рассказал, что его команда в настоящий момент занята новым расследованием. В одном частном доме, который существует еще с царских времен, «эксперты паранормальных явлений» расследуют феномен появления призрака.

– С полной уверенностью могу гарантировать, что вы ее точно увидите!

– Ее? – неосознанно поинтересовался я, удивляясь столь тщательной формулировке.

– Призрак женщины, – кивнул Семенихин, – каждую ночь появляется возле напольных часов ровно в час – ноль три после полуночи.

На этот раз ироничную улыбку не смог сдержать я, будучи уверенным, что профессор разыгрывает.

…

Через несколько дней посоле нашего разговора, мне улыбнулась несоизмеримая честь познакомиться с «экспертами паранормальных явлений». Объектом исследования оказался двухэтажный коттедж – все, как описывал и обещал профессор! Правда, я ожидал увидеть большее… когда я подъезжал, сверяясь с навигатором, передо мной оказался обыкновенный двухэтажный дом. Тихая улица, почти в центре города, рядом такие же однотипные дома – ничего необычного, сплошное разочарование.

Изнутри дом не встретил сюрпризами. Сразу же за входной дверью, в которую долго стучался, но, не дождавшись приглашения, вошел «дикарем», меня встретил узкий коридор. Добротная мебель – дорогая, но вышедшая из моды как минимум полвека назад, увесистая люстра и такие же светильники, изогнутыми рогами выпирающие из стен. В общем и целом, сплошной раритет – стоит столько, что стыдно озвучить, а функционал и удобства стремятся к нулю.

К слову, в коридоре меня тоже никто не встретил, несмотря на покашливание и шарканье ног. Приняв молчание, как знак приглашения, я без лишних стеснений прошел в дом. Тут меня ожидал первый сюрприз – не скажу, что неприятный, но уж точно неожиданный. Через пять-шесть шагов, на протяжении которых я оглядывал раритетный интерьер, носок правого ботинка встретил препятствие.

Ногу, от большого пальца до пятки, сразу прострелила острая боль, а мое тело приняло горизонтальное положение – эдакий комнатный супермен. То, что герой из меня не важный, выяснилось сразу. Не успев пролететь каких-то полметра, мое тело камнем рухнуло вниз. С глухим шлепком колени стукнулись об пол, к счастью последний оказался деревянным, а зубы пребольно прикусили язык.

Чувствуя, как на глаза наворачиваются непрошенные слезы, я невольно обернулся назад. Позади, метрах в трех от порога, где по идее ему полагалось находиться, на полу лежал дверной ковер. Деревянная рамка, обитая по углам блестящим железом, была не менее десяти сантиметров высотой, поверх нее, ощетинившись ворсом, крепился прорезиненный коврик для ног.

Отказываясь верить в подобную подлость, я утер слезы, выступившие из глаз. И увидел причину странной перестановки… На пороге – там, где полагалось находиться дверному ковру – красовался круг, начерченный мелом. Внутри круга уместилась пятиконечная звезда, с непонятными символами возле каждой грани. С удивленным лицом и в неподобающей позе, я предстал перед «экспертами паранормальных явлений».

– Добрый день, Сергей Петрович! Уже отчаялись дождаться вас! – услышал я позади очень вежливый голос профессора.

Мне снова пришлось обернуться, перебирая по полу коленями и руками. Передо мной возвышался Михаил Александрович, а за спиной профессора, на ступенях лестницы, ведущей на второй этаж, стояли четверо молодых ребят. Вероятно, это и есть «эксперты паранормальных явлений», – пронеслось в голове, под сдавленные смешки и улыбающиеся взгляды.

Двубортный пиджак и накрахмаленную рубашку, в которой я его видел в прошлый раз, профессор сменил на облегающий жилет со множеством карманов, из которых торчали ручки, блокноты и маленький диктофон. Остальная команда, не похожая на экспертов, предпочитала в одежде свободный стиль.

Но наметанный взгляд опытного журналиста моментально подметил общую деталь – под жилетом профессора, а также под футболками и спортивными костюмами молодых ребят поблескивали массивные цепи. Помимо обычного обесцвеченного металла, некоторые звенья переливались золотом, медью и серебром.

–Я же тебе говорил, не бросать подставку посреди коридора, – слова сопроводил несильный подзатыльник. Крепкий парень с надписью на футболке «несу добро» спустился с лестницы и остановился рядом со мной. Мускулистая рука с открытой ладонью, не допуская возражений, потянулась ко мне. Короткий рывок, едва не вывихнувший плечо, и я снова оказался на ногах.

Извинившись за бестолковость «некоторых сотрудников», Михаил Александрович представил свою команду. Автором подзатыльника оказался Антон, профессор упоминал о нем во время прошлой беседы. Кажется, речь шла о контакте с призраком, и, если я правильно интерпретировал услышанное, Антон в тот раз едва не погиб.

Следующими Семенихин представил Игоря и Костю, специалистов по электронике и системам наблюдения. Последним «экспертом» оказался Максим. Глядя на худощавого и невзрачного парня, я припоминал, с каким красноречием профессор рассказывал о нем.

В общем и целом, передо мной стояли обыкновенные обалдуи, возглавляемые профессором, и я с трудом подавил улыбку, пожимая руки «настоящим профессионалам». Но, когда рукопожатие дошло до Максима, меня снова ожидал сюрприз. Появилось навязчивое, неприятное ощущение, что все мои мысли озвучены вслух.

Заглянув в глаза молодому человеку, я пытался понять – способен ли он проникать в чужое сознание? Обычно я без труда угадываю эмоции людей, но в данном случае оказался бессилен. «Все, что рассказывал профессор оказалось враньем, или Максим не выдавал себя эмоциями», – попробуй пойми…

– А что за письмена у входной двери? – спросил я, чтобы скрыть смущение.

Костя, стоявший за спиной профессора, весьма недвусмысленно закатил глаза, показывая всю поспешность моего любопытства. А Михаил Александрович, в мгновенье помолодевший на несколько лет, с неподдельным удовольствием принялся рассказывать. Впрочем, несмотря на дикцию и оживленную жестикуляцию, которой профессор подчеркивал свои слова, запомнить мне удалось не многое, и еще меньше удалось понять.

Про печать Давида я уже слышал, но с какой целью ее нанесли на входной порог… вот тут сознание отставало напрочь. Вопреки расхожему мнению, – декламировал профессор, постукивая карандашом по стене, – призраки не могут проходить сквозь стены, – это было просто и наглядно к пониманию, но дальше следовала сплошная терминология. Оказывается – кто бы мог подумать?! – призраки делятся на разные типы.

Не выдержав, я широко улыбнулся, услышав последние слова. Очевидно, Михаил Юрьевич интерпретировал мою улыбку по-своему. Он заговорил изысканнее и быстрее, слова, будто пулеметные пули, вихрем проносились мимо меня. Профессор, с присущими ему харизмой и упоением, рассказывал о таких понятиях, в которые мой рациональный мозг поверить не мог.

Призраки, духи, полтергейсты, фантомы и иные проявления, названия которых я не пытался запомнить, живут в других измерениях. Поэтому наш материальный мир, вместе с его физическими законами, несколько иначе действует на них. Эта информация, выдернутая из контекста, компактно уместилась в моем мозгу, но далее снова пошла неразбериха.

– Иными словами, призраки могут проходит сквозь стены… могут, но не все, – говорил профессор, а я кивал. Относилось последнее к стенам, или к призракам – об этом я спросить не успел.

– Почти восемь вечера, Михаил Александрович, – постучал по наручным часам Антон.

Пообещав продолжить с пояснениями позже, профессор и команда вернулись к работе, а я бесцельно слонялся за ними. Мне разрешили фотографировать и записывать, взамен попросили только об одном, – ни в коем случае не трогайте оборудование, Сергей Петрович, я вас очень прошу! – деликатно, но твердо заявил профессор.

Стоя в стороне, я наблюдал за слаженной работой профессорского коллектива. Ловко пользуясь дрелью и длинной отверткой, Антон крепил к стене деревянные планки. Костя и Игорь, с помощью шуруповерта, закрепляли на таких планках компактные видеокамеры, термометры и компасы, а также другое оборудование, назначение которого для меня осталось загадкой.

– Зачем нужен компас? – не выдержал я, наблюдая, как Игорь устанавливает его в специальный чехол.

– Вам же пытался объяснить профессор, – с некоторым упреком ответил Антон.

– Призраки, духи и подобные сущности не являются частью нашей реальности, – Игорь оказался более терпим, – поэтому, их проявление влечет за собой изменение физических величин. Чаще всего рядом с ними наблюдается температурные изменения, колебания магнитного поля и электрические аномалии.

– Чем сильней отклонение, – Костя постучал пальцем по шкале термометра, – тем опаснее гость, который к нам приближается. Перед тем, как изучать, нужно знать – с чем столкнешься, – назидательно заметило он.

– И что делать, если показания будут у верхних границ? К примеру, если стрелка термометра покажет на семьдесят пять градусов… начинать молиться? – поинтересовался я.

– Как правило, в момент проявления температура падает, – поправил Игорь.

– Сначала бежать, потом молиться! – серьезно и весомо добавил Антон, закрепив на стене очередную планку.

Какое-то время я молча наблюдал за действиями «экспертов», пытаясь не ерничать и не встревать. Но, когда Игорь, достав из пластикового контейнера кусок желтого мела, принялся чертить линии в полуметре от дальней стены, мое любопытство снова дало течь.

– И эта линия остановят призраков? То есть, они через мел не перешагнут? – последнее получилось с откровенной ухмылкой, которую я и не потрудился сдержать.

– Вдоль этой линии будет натянут провод, подключенный к источнику постоянного тока, – снова за всех ответил Антон. – Провод в темноте мы можем не заметить, поэтому используем светоотражающий мел. Эта черта для нас, а не для призраков. И я бы не стал за нее заходить!

– Замкнутый контур с постоянным током создает относительно безопасное пространство для живых, – пояснил Игорь.

– Почему относительное? – полюбопытствовал я.

– В нашей работе все относительно! – ответил Костя, извлекая моток провода из наплечного рюкзака.

В течении следующего часа я откровенно бездельничал, и чтобы совсем не заскучать, вызвался помогать с установкой оборудования. Костя, разложив на полу моток тонкого провода, принялся прокладывать его вдоль меловой черты, закрепляя сверху полосками скотча. Конструкция выглядела смешно и ненадежно, но твердо решив хоть чем-то помочь – как единственный здравомыслящий человек в этом доме, я канцелярскими ножницами отрезал скотч и подавал нарезанные полоски Косте.

– А заклинания какие-то нужно шептать… чтобы провод не отклеивался от пола?

– Чур меня, чур меня, чур меня! – забубнил Костя, принимая очередную полоску.

В половине одиннадцатого мы уселись за импровизированный стол, как выразился профессор, – перекусить на скорую руку. Перед нами стояли кружки с чаем и большая тарелка, наполненная ломтями хлеба, салом и колбасой – серьезное испытание для моей диеты. Почувствовав сладковато-приторный аромат, я принюхался к содержимому своей кружки.

– Бергамот? – поинтересовался я, косясь на профессора, – последний раз я его пил с коньяком… в прошлой жизни, когда был студентом.

Вся команда немедленно уставилась на меня, как на человека, сморозившего очередную глупость.

– Сергей Петрович, можно вас попросить? – вкрадчиво и издалека начал Семенихин. – Будьте добры, избегайте слова «последний».

– Крайний раз, – поправил Антон, – и про прошлую жизнь вспоминать не нужно!

«Ребята, видели б вы сейчас свои лица», – эту мысль я сумел оставить при себе, но не смог подавить подступающий приступ смеха, – «крайний раз до прошлой жизни!». Впрочем, чаепитие не прошло зря, профессор поведал о причинах, побудивших «экспертов» приехать в этот дом и начать «расследование». Оказалось, коттедж купила молодая семье – муж, жена и двое детишек…

– Чуть меньше трех месяцев назад они стали счастливыми обладателями этого дома, – Семенихин говорил будничным тоном, постукивая пальцами по деревянной столешнице. – Первый месяц все шло хорошо… распаковывали вещи, обустраивались на новом месте. А потом, как обычно и случается в таких делах, коттедж начал подавать признаки жизни…

Может тон, которым профессор излагал, а быть может сказалась вечерняя усталость, но с этого момента скептицизм внутри меня начал таять и медленно испаряться. Иногородняя семья, по ряду причин, решает сменить место жительства – это вполне укладывалось в голове, и не вызывало никаких сомнений.

– Началось все банально, – продолжал профессор, – с общей усталости и ухудшения самочувствия. Постоянные болезни от вирусов до простуд, и это на фоне депрессивного состояния. Но дальше – хуже, всей семье начинают сниться страшные сны, представьте себе, что двое взрослых и двое детей видят одинаковые сновидения!

– Михаил Александрович, а они обращались к врачам? – бестактно и грубо перебил я профессора.

– Конечно обращались! – удивился Семенихин, – правда, не уверен, что подробно описывали свои сновидения. С такой откровенностью и до психиатрии недалеко, думаю, вы и сами все понимаете.

– И что же им снилось, если не секрет?

– Женщина в черном платье, – ответил Антон, и с явной неохотой, морщась, добавил, – высокая женщина, черное платье до пят, в руке свеча, идет по коридору.

Из дальнейшего рассказа ребят, я понял, что взрослые и дети одинаково описывали свои сны – женщина, идущая по коридору со свечой в руке, половина лица нормальная, а другая похожа на истлевший череп. Почувствовав мурашки на своей спине, я поежился и невольно обернулся. Позади столовой тянулся коридор, дальний конец которого растворялся в неосвещенном пространстве.

– Потом появились галлюцинации наяву, – глянув на часы, продолжил профессор. – Сначала тихий, неразборчивый шепот, а потом видения той самой женщины. Чтобы сходить ночью, извиняюсь – в туалет… по одному ходить никто не решался. А в конце второго месяца, после переезда, по ночам начали самопроизвольно передвигаться предметы. Представьте, Сергей Петрович, вы дома один и мирно спите на собственной кровати. А посреди ночи вас будит шум, с каким передвигается стул в соседней комнате! Вы встаете, обуваете тапки, и диете смотреть на причины необычного ночного звука. Выключатели, при этом, как вы догадались, во всех комнатах не работают.

– А в коридоре, почти в полной темноте, вас преследует неразборчивый тихий шепот, – добавил Антон, глядя мне в глаза – если он хотел напугать, должен признать, начало получаться.

– После того, как на глазах у главы семейства опрокинулся комод, он решил обратиться в надлежащие инстанции, – продолжил профессор. – Были экстрасенсы, священнослужители и участковый. Последний – как и вы, ничему не верил и молча смеялся. А когда сам стал свидетелем некоторых сцен… он же и в протокол подобного не запишет… И что прикажете делать несчастной семье? Дом продать не могут, не погашена ипотека. К родственникам переехать, или гостиничный номер снять? Вы же понимаете, что это временные варианты.

– В общем, после этого они обратились к нам. И мы приехали проводить расследование, – подытожил Игорь.

– А вы уже ночевали… вам снились сны? К вам тоже являлась та самая женщина? – я поверил, но не до конца, хотелось услышать ответ непосредственно от профессора.

– Не совсем, – уклончиво ответил Михаил Александрович, теребя толстые звенья цепи. – Есть некоторые предметы, оберегающие нас… мы предпочитаем с ними не расставаться.

В начале двенадцатого мы поднялись на второй этаж, где, по словам «экспертов», каждую ночь повалялся призрак. Остановившись в прямоугольнике из контура проводов, я, затаив дыхание, смотрел по сторонам, ожидая и боясь увидеть женщину в черном платье.

– И что будет, когда появится призрак? У вас есть, чем его прогнать? – спросил я, ни к кому конкретно не обращаясь.

– У нас есть, чем его отпугнуть, – снова уклончиво ответил профессор. – Мы не охотники за привидениями, – улыбнулся он, – у нас нет подобного оборудования.

– Мы изучаем паранормальные феномены, применяя научный подход, – кивая на оборудование, пояснил Игорь. – Призраки никогда не появляются просто так. Должен быть предмет, некий артефакт, который подпитывает их энергией.

– Или некая аномалия в самой земле, которая истончает границу между нашими измерениями…, – профессор собрался привести аргумент, но раздался щелчок и свет в доме отключился.

Я, как ребенок, испугавшийся темноты, едва не вскрикнул и не подпрыгнул на месте. В полной темноте, которая внезапно поглотила нас, мигали светодиодные индикаторы от видеокамер, закрепленных на стенах. Под ногами – как обещал Антон – тускло поблескивала светоотражающая полоса мела.

– А защитный контур? – спохватился я, вспоминая провода, которые могли оказаться обесточенными.

– Не волнуйтесь, Сергей Петрович, мы используем аккумуляторы, подающие постоянное напряжение.

– Постоянный ток, – поправил Игорь. В тусклом освещении было видно, что у него изо рта вырываются тусклые лоскуты пара. – Постоянный ток никогда не меняет своего направления. Лучшей защиты на данный момент нет, и я сомневаюсь, что ее можно придумать.

Позади послышалось быстрое движение, и впервые за вечер я услышал тихий голос Максима, – нужно проверить подвал! Я почти уверен, что сущность появляется внизу, и перемещается вверх по лестнице.

В ответ послышались пререкания и споры, пока их не прекратил властный голос профессора, – хорошо, но не ходи один! Пусть кто-нибудь из ребят тебя проводит!

Костя намеревался пойти вместе с ним, но, повинуясь импульсу, я оттолкнул Костю, – я схожу, на бегу крикнул я, и заспешил за Максимом вниз по лестнице.

Ближе к середине нас окружила полная темнота, и я достал карманный фонарик. Яркий луч сета на мгновение ослепил глаза, отчего рука машинально ухватилась за перила. Максим, очевидно, ориентировался в темноте – пока мои зрачки привыкали к свету, худощавая фигура скрылась из виду.

Парень ожидал меня внизу, там, где начиналась другая лестница. Некрашеные ступени уходили в пустоту, густая тьма поглощала тонкий луч карманного фонарика. Мы стояли лицом – лицу, глаза Максима встретились с моими. – Я знаю, зачем вы здесь, – коротко сказал он, – и я бы предпочел, чтобы вы за мной не спускались!

Не дожидаясь ответа, он зашагал вниз, а я… оказался в безвыходной ситуации. Сказать, что было страшно – ничего не сказать, но кем бы я выглядел, если бы не заставил себя спуститься? И вот, на негнущихся ногах, я отправился догонять Максима.

В подвале оказалось заметно холодней – восемь ступеней вниз, и я как будто оказался на Северном Полюсе. Мороз пощипывал волосы в носу, а яркий луч выхватывал фрагменты стен, покрытые инеем. Максим стоял в двух шагах впереди меня, и проследив за его взглядом, у меня от страха перехватило дыхание.

Темнота, в углу у дальней стены, скручивалась в сгустки и медленно оживала. Мозг отдал команду правой руке – той, что мертвой хваткой сжимала фонарик. Луч дрогнул и заскользил вдоль стены, но, не дойдя до угла, замер и двинулся обратно. Я так и не смог заставить себя осветить пространство, где сходятся стены.

Но и того, что различали в полумраке глаза, оказалось для мозга более, чем достаточно. Человеческая фигура, состоящая из самой темноты, сгорбившись, замерла в дальнем углу подвала. Спина временами дергалась и тряслась, как будто существо ело, или глотало. Это нечто, находящееся в нескольких шагах от меня, казалось полной противоположностью всему живому.

Отвращение, испуг, и даже боль острыми тисками поразили мое сознание. Казалось, что еще чуть-чуть, я не выдержу и начну биться в истерике. А темная фигура – она, или оно… как будто почувствовав мое состояние, замерла неподвижно. Оно по-прежнему стояло к нам спиной, но я был уверен – за нами наблюдают.

– Мы ошиблись! Беги! – тихо прошептал Максим, и потянул меня за рукав рубашки. – Опусти глаза, слышишь? Не смотри на нее! – требовал он, но я был не в силах отвести взгляда.

Оттолкнув мальчишку, я медленно двинулся вперед, пока не остановился вплотную к фигуре. Моя рука, независимо от желания, потянулась к сгорбленному сгустку теней. Я был уверен, что ладонь пройдет сквозь темную пустоту и приключение закончится легким испугом, но уже через мгновение сознание затянуло в черную дыру.

Спустя секунду, хотя время потеряло значение, я стремительно мчался по темному тоннелю, заполненному отголосками чужих людей. Слышался шепот и обрывки разговоров, но языка говоривших я не понимал. Мой рассудок, подобно толщам воды, врезался в обрывки чужих воспоминаний, увязал в них, вырывался и снова увязал. Чужие мысли и чужие эмоции, боль и страдания незнакомых людей пронзали душу, оставляя старые, загрубевшие швы.

Вместе с сознанием, боль испытывало и физическое тело. Шея почувствовала жесткую петлю, легкие задергались и загорелись в агонии, а через миг к венам прикоснулась холодная сталь. Меня снова вешали, в меня стреляли, цепляли крюками и бросали на разделочный стол.

Холод и жар слились воедино, подобные муки человек вынести не мог. В мозгу забилось одно желание – просто в одночасье перестать существовать. Всеми силами я стремился к небытию, пока не почувствовал на плечах чьи-то руки, и не услышал собственный крик.

– Все нормально, дышите! Все нормально, дышите! – словно мантру, повторял мне Максим.

Я больше чувствовал, нежели видел, как на шею опустилась тяжелая цепь. По спине разлилась волна блаженства, снова возникло желание жить. В висках пульсировало, в горле саднило, но мои легкие продолжали дышать. Вдох-выдох, вдох-выдох. Сухой воздух обжигал пересохшее горло, но до чего ж приятно было вдыхать.

Топот ног по деревянным ступеням заставил меня приоткрыть глаза. Взволнованный и раскрасневшийся – таким я профессора еще не видел – Семенихин, а следом за ним трое ребят быстро направлялись в мою сторону. А я ухватил Максима за руку, и что-то пытался ему объяснить.

– Мы ошиблись, это был не призрак! – тихо проговорил Максим, глядя на Михаила Александровича.

– Фантом? Демон? – выдохнул профессор, но его глаза разглядывали меня. – Как себя чувствуете, Сергей Петрович?

– Демон, – вместо меня ответил Максим, – слабый… один из низших.

Повезло журналисту! Значит, будет жить, – надо мной склонилось лицо Антона. – Встать сможете, или помочь?

…

И я продолжал жить. Почти две недели. Но душа постарела на тысячи лет. Несколько раз я вглядывался в зеркало, пытаясь отыскать старческие пятна и следы морщин, и сильно удивлялся, не замечая старения. В начале второй недели я очнулся в кресле за письменным столом. Передо мной лежали листы для принтера, исписанные незнакомыми буквами и нечитаемыми словами. Справа – налево, снизу – вверх.

Спросите – что я сделал? Конечно же обратился к врачу! Нет, всего я ему не рассказывал – разве можно откровенничать о подобных вещах? Выйдя от доктора с рецептом от бессонницы, я попытался выкинуть из головы. Конечно бессонница – а с кем не бывает? Таблетки помогли. Я засыпал, едва голова касалась подушки, а потом проснулся на карнизе семнадцатого этажа.

Сейчас

В полицейском участке, орущего и брыкающегося, меня передали заботе врачей. Высокий старик с уставшими глазами вежливо попросил меня не шуметь. Его манеры и интонация голоса напомнили профессора Семенихина, последнее помогло. Скорая ловко маневрировала в плотном потоке машин. Мимо грязного окна проносились улицы, прохожие, светофоры и здания.

На оживленном перекрестке водитель нагло вклинился в левый ряд, со стороны кабины защелкал поворотник. Шумный город остался позади, дома сменились на высокие деревья, изредка мелькали бетонные столбы.

– Куда вы меня? В областную везете? – глянув в окно, поинтересовался я.

– В областную, в областную, – закивал доктор, доверительно кладя руку на плечо. – Главное, не переживайте, все будет хорошо!

…

Через четверть часа, когда скорая помощь совершила крутой поворот и впереди показалось четырехэтажное здание, я начал догадываться, что мне бессовестно лгут. В областной больнице мне уже приходилось бывать, лет пятнадцать назад меня избавили от приступа аппендицита. Конечно, за полтора десятка лет внешний вид мог разительно измениться, но, если память меня не подводила, после операции я лежал в палате, находящейся на девятом этаже.

Двое бугаев в белых халатах прервали мой мыслительный процесс, заставив покинуть скорую помощь. По широким ступеням мы поднялись наверх и миновав парадную дверь, оказались в вестибюле. После пасмурного октябрьского дня свет внутри больницы, будто скальпелем, полоснул по оголенным нервам. Я невольно вспомнил Максима и темный подвал, как профессор изучал мои зрачки под таким же ярким, проникающим светом. Не дав осмотреться, двое мужчин подхватили меня под руки и повели по коридору.

Я полностью погрузился в воспоминания, не замечая внешнего мира, снова оказавшись в старом коттедже под лестницей в цокольном этаже.

– Не вижу одержимости, – сказал профессор, отводя от моих глаз яркий луч фонаря. – А ты что скажешь, Антон?

Дальше пошли неразборчивые разговоры, «эксперты» спорили, глядя на меня. Кто-то, кажется это был Игорь, говорил, что в любом случае нужно обратиться к врачу, – его бы свозить в седьмую инфекционную, – не очень уверенно настаивал он.

«Почему инфекционная? Зачем инфекционная?» – вопросы вертелись в моем мозгу, пока тело снова училось дышать и двигаться.

– Да в порядке он, – утверждал Антон. – Радужка не красная, зрачки не расширены. Ну, разве что немного. Но это испуг!

– Конечно испуг, – соглашался с ним Костя.

А Максим…. Максим просто молчал.

– Как вы себя чувствуете? – поинтересовался Михаил Александрович? – обрывок воспоминаний две недели крутился в моем мозгу, силясь понять, или просто осмыслить весь этот ужас, что случился со мной.

– Как вы себя чувствуете, Сергей Петрович? – Вы еще с нами? – а вот последнего профессор, кажется, не говорил.

– Как вы себя чувствуете? – на этот раз более настойчиво, и меня бесцеремонно похлопали по плечу.

Оглядевшись, я обнаружил себя, сидящим в крохотном кабинете с белыми стенами. Напротив – с другой стороны стола – сидел молодой доктор, и смотрел на меня с сочувственной улыбкой. Его лицо показалось смутно знакомым, но ничего конкретного я вспомнить не мог.

– Где мы находимся? Что это за больница? – вопросом на вопрос ответил я.

Доктор с бейджиком «Ларичев Евгений Петрович» оценивающе заглянул мне в глаза, взвешивая слова, прежде чем ответить. – Седьмая больница, инфекционное отделение, – после некоторой паузы проговорил он. Как вы себя чувствуете, Сергей Петрович? Вы помните, почему вас доставили к нам?

Доктор задавал стандартные вопросы, интересуясь моей группой крови, артериальным давлением, ростом, весом и вредными привычками, после чего разговор перешел в неприятную тему. В кабинет зашла худенькая медсестра и передала врачу несколько бумажных листов.

Корявый почерк полицейского протокола прыгал по страницам и колол глаза, в комнате повисло напряженное молчание. Предчувствуя, что разговор будет нелегким, я поерзал на стуле, пытаясь принять более удобную и достойную позу. Закончив читать, доктор вздохнул.

– Думаю, вы уже знаете, что здесь написано? – спросил он, кидая бумагу на стол.

– «Проснулся снаружи, на наружной стене, на карнизе семнадцатого этажа», – далее шло неразборчивое предложение. Что ж… несмотря на почерк и стиль майора, события он изложил верно.

– Вы не помните, как оказались ночью на карнизе семнадцатого этажа? – спросил доктор, стуча по блокноту толстой авторучкой.

– Помню, – соврал я, вспомнив видеозапись в полицейском участке. – Залез на крышу и спустился на карниз.

– С какой целью вы это сделали? – спросил доктор, и что-то записал.

На этот вопрос не нашлось ответа, и я решил проигнорировать его. Дальше снова посыпались вопросы. Врач интересовался состоянием моего здоровья, и в первую очередь сном. Я снова соврал, что не страдаю бессонницей, умолчал и о ночных кошмарах, две недели к ряду преследующих меня. Про провалы в памяти я ответил честно – никогда подобным недугом не страдал.

Доктор снова заглянул в полицейские каракули, хмыкнул и с интересом спросил, – написано, что вас обнаружили жильцы квартиры… семейная пара с семнадцатого этажа. И вы им представились Максимом… Хм… можно поинтересоваться, почему Максим?

Этот вопрос вспыхнул в голове, будто триггер. Волна эмоция и буря чувств сорвали плотину спокойствия и отрешенности. Да как он не понимает? Во всем случившемся виноват Максим! Это он, а не я, должен находиться сейчас в этой комнате. И он должен был проснуться на карнизе семнадцатого этажа – в одной футболке, между прочим, и в шортах… дрожа и икая на холодном ветру.

Я попытался сконцентрироваться на этой мысли, и со всей объективностью донести ее до врача. Глядя в спокойное и безмятежное лицо, я сделал вывод, что доктор не слышит и совсем немного прибавил тон. Когда же и этот прием не сработал, вскочил на ноги и стал пояснять, глядя на доктора сверху-вниз.

Позади распахнулась дверь кабинете, появилось испуганное и бледное лицо медсестры. И тут же, как будто черти из табакерки, появились две округлые головы. Девушка подвинулась, и двое медбратьев, толкая друг друга, ворвались в кабинет. Меня схватили под локти и бесцеремонно усадили на стул.

– Максим, Максим, Максим, – выкрикивал я, глядя в пустое лицо одного из медбратьев, но тот пропустил оскорбление мимо ушей. А с другой стороны появился доктор, вместо авторучки он держал шприц с тонкой иглой. – Мак-сим, – обозвал я его в порыве отчаяния, а затем в плечо вонзилась игла. Тело обессилело, потеряло упругость. Безвольные руки, выглядевшие тонкими и чужими, впихнули в рукава смирительной рубашки.

Вот и максим, подумал я, засыпая.

…

Спустя несколько дней, проведенных в больнице, мне удалось прийти в себя. Впрочем, временные интервалы проходили по-разному. Укол в плечо – кровать, привязанные руки, а следом за этим глубокий сон. Укол в ягодицу – вместо будильника для пробуждения, далее следовал завтрак и коридор. В просторном коридоре, под бдительным надсмотром нескольких санитаров, мужчины и женщины в смирительных рубахах шаркали по полу больничными тапками.

Шарк-шарк-шарк – будто взвод образцовых солдат, марширующих под тиканье огромного метронома. В знак протеста, я издавал собственное шарканье. Виснув язык и максимально сосредоточившись, принимался фанатично скрести ногами по истоптанному линолеуму, стараясь внести хаос в равномерный гул. Санитарам такое разнообразие не нравилось и недовольные головы поворачивались ко мне.

…

– Как вы себя чувствуете, Сергей Петрович? – я сидел на койке в общей палате, а надо мной склонился незнакомый врач.

Не зная, что ответить, я молча пожал плечам.

– Хорошо, – сказал доктор. Его немолодое, морщинистое лицо отчего-то вызывало прилив доверия. – Очень хорошо. –добавил он, – тогда предлагаю вам прогуляться.

Прогулка окончилась в незнакомом коридоре. Я не сразу понял, чем этот коридор отличается от множества других, виденных мной за последнее время. В этом коридоре блестело окно. Всего одно, но до чего же прекрасное! Забыв про смирительную рубаху и связанные руки, я, спотыкаясь, двинулся к нему.

На половине пути опомнился и остановился, и нерешительно повернулся к пожилому врачу. – Можно? – спросил я, с мольбой косясь в сторону окна.

Снаружи не было ничего интересного. Пустой двор, огороженный высоким забором, одинокие березы, и белый снег. Но ничего прекрасней я в жизни не видел. Я вдыхал полной грудью застоявшийся воздух, представляя себя, стоящим на снегу.

– Полагаю, сия крайность нам больше без надобности, – послышался голос за спиной, а следом за ним заскрипели тесемки.

Поднеся к глазам свои собственные руки, я с упоением рассматривал их.

– Затекли? – участливо поинтересовался доктор.

– Забыл, когда видел их в последний раз!

…

После обеда я оказался в кабинете врача – в смирительной рубашке, но со свободными руками.

– Вижу, Сергей Петрович, вы понемногу приходите в себя. Уверен, что у вас много вопросов. Постараюсь ответить, если смогу…

– Где я нахожусь? Что это за больница? – задал я главный вопрос.

– Седьмая психиатрическая, имени Филькина. Но вам это ни о чем не говорит?

Я не смог сдержать ироничной усмешки, – известный журналист, обладатель «Золотого пера» стал пациентом обычной психушки.

При слове «психушка» врач кисло поморщился, – зачем вы? – укоризненно произнес он. – Если уж зашла речь… то больница не обычная. Мы принимаем на лечение только пациентов с особыми симптомами.

– Чем же вы отличаетесь от других психических? – с горькой иронией поинтересовался я.

– У нас есть интенсивная терапия, и хирургия тоже только у нас, – врач гордо выпрямил спину. – Ваше поведении обусловлено болезнью, которую могут вылечить только наши врачи.

– И что за болезнь? Паранойя? Шизофрения?

– Одержимость, – ответил доктор, серьезно глядя в мои глаза. – У вас не самый серьезный случай, так что… в некотором смысле вам повезло. Вижу, Сергей Петрович, вы мне не верите, ну что же… тогда пройдемте вместе со мной…

Мы снова шли по извилистому коридору, напрочь лишенному вентиляции и окон. У толстой двери врач остановился и извлек из кармана пластиковую карту-ключ. Послышался легкий щелчок, и возле двери загорелась зеленая лампочки.

– Следуйте за мной, и смотрите под ноги, – напутствовал доктор, и скрылся за дверью.

Совет – смотреть под ноги – пригодился немедленно, стоили мне шагнуть за порог. Сразу за дверью начинались ступени, от взгляда вниз закружилась голова. «Метров семь, а быть может и еще глубже» – прикинул я, догоняя доктора.

Спуск закончился узким коридором. Тусклые светильники практически не давали теней, а по бокам коридора крепились металлические двери, отчего помещение напоминало тюремный блок. В дальнем конце, огороженном решеткой, сидел здоровенный санитар. При виде врача, детина поднялся и с неуверенностью уставился на меня.

– Он со мной, – ответил доктор, – будьте добры, ключ от камеры номер три.

Металлическая дверь открылась со скрежетом, внутри стоял непередаваемый смрад и темнота. Пошарив по стене, врач щелкнул выключателем, и под потолком загорелся бледно-фиолетовый свет. Впереди нас виднелась металлическая решетка, а за ней… я не сразу поверил своим глазам.

За решеткой находилась соседнее помещение – квадратная камера без окон и дверей. А на стене, почти под притолкай, замер мужчина, разглядывающий нас. В угольно-черных и неестественно выпуклых глазах я увидел собственное отражение. Отказываясь верить, я подошел к решетке, вернее попытался приблизиться к ней.

– Стойте! – врач схватил меня за плечо, – дальше подходить я бы не стал!

– Он же не сможет через это протиснуться? – спросил я, разглядывая толстые стальные прутья.

– Выбраться не сможет, но может плюнуть. Слюна ядовита… как укус паука. У нас уже был один пострадавший. Ампутировали руку. Но это не помогло. Яд распространяется очень быстро, – со вздохом закончил врач. – Ваше состояние излечимо, а вот его…. Не уверен. Впрочем, нам еще многое предстоит понять. Мы не так давно в своем деле, и в основном исследуем. Понимаете, что я хочу сказать?

– Понимаю, – кивнул я, вспоминая «экспертов паранормальных явлений», – «изучаем феномены, применяя научный подход», – думаю, что понимаю. Зачем вы привели меня сюда?

– Во-первых, чтобы вы не падали духом. Мы вас излечим, – пообещал врач. – А во-вторых… с вашим-то журналистским талантом… хотел предложить поработать у нас.

…

Медленно и молча мы поднимались по лестнице, а я все думал над словами врача. Возможно, мне удастся отсюда выписаться и снова ощутить нормальную жизнь. Допустим, я снова начну работать, вернусь в квартиру… но что потом? Мир никогда не станет прежним, теперь моя жизнь делится на до и после контакта с потусторонним существом. И тут же вспомнил глаза Максима, – «а что, если мне попроситься к ним?».

ЭКСПЕРТЫ ПАРАНОРМАЛЬНЫХ ЯВЛЕНИЙ

(отрывок из романа)

Глава 1. Все началось с неудачи