Из жизни вещей. Два чайника бесплатное чтение

Все на кухне знали, что они – дальние родственники, братья в третьем или пятом колене, хотя сами чайники об этом никогда не говорили. Впрочем, их поведение заставляло усомниться в каких бы то ни было родственных связах. Давным-давно они появились на кухне в старой квартире вместе: хозяйка увидела хвост очереди в хозяйственном магазине, встала и, уже перед прилавком узнав, что «выбросили», стала обладательницей белого с колокольчиками чайника со свистком – абсолютной новинки того года, и стандартного, но от этого не менее великолепного фарфорового чайного набора.

Чайник для воды был типичным холериком: быстро налить воды, быстро вскипеть, просвистеть на всю квартиру и затем стоять, пыхтя, на кружках – таковы были его ежедневные заботы. Если его не успевали быстро переставить на кружки и снять свисток, он выходил из себя, сердился, выпускал огромные струи пара и свистел так, что казалось, вот-вот потеряет голос. Действительно, так иногда и случалось: свисток спадал и безголосый, но от этого еще более сердитый, он только и мог, что выбрасывать через носик пар, и выглядел в эти минуты как вулкан в момент извержения. Если же хозяйка успевала сделать газ потише, подставить под него два-три металлических кружка и снять свисток, чайник становился добродушным, веселым и стоял на плите, слегка побулькивая и наслаждаясь жизнью.

За бурный темперамент, а может, и по причине прямого назначения, чайник для воды все называли Кипятильником.

Заварной чайник, напротив, отличался флегматичностью: он был молчалив, предпочитал всегда оставаться на своем месте на обеденном столе, делал свою работу тихо и неторопливо, зато его чай получался отменным, даже если хозяйка засыпала «синего слона».

Впрочем, он не избегал общества; любил, когда вокруг него собирались друзья: конфетница, ваза с печеньем, розетки с вареньем, и семья: сахарница и великолепные фарфоровые пары. К моменту нашего повествования семья была разношёрстной: самых близких родственников – чашек и блюдец в желтых с золотым листьях – такие же, как он сам, оставалось только три пары. Остальные три чашки когда-то разбились, одна – вместе с блюдцем, и тогда в семью приняли новые пары: такие же тонкие, той же формы с волнистыми боками, только белого цвета с тонким золотым ободком по внешнему краю чашек. У сахарницы давным-давно потерялась своя шляпка, и теперь верхушку горы из сахарных кубов украшала неизвестно откуда появившаяся крышка из синего стекла.

Во время чаепитий чайник стоял посреди стола, укрывшись грелкой, и слушал разговоры людей, звон чашек и перестукивание чайных ложек с блюдцами. В такие вечера он всегда молчал, и, казалось, слушал других без интереса, но, если надо было вспомнить в августе, какой пирог пекла хозяйка на Первое мая или кто был в гостях месяц назад – он отвечал на вопросы без раздумий.

Единственное, что выводило его из себя – кипяток. Он терпеть не мог кипятка и всегда настаивал на том, чтобы черный чай – а первые лет двадцать его жизни другого дома и не водилось, заваривали, сняв предварительно Кипятильник на полминутки с плиты. Но хозяин, как и Кипятильник, считал, что чем горячее вода – тем вкуснее чай, и заваривал всегда бурлящим кипятком. Это хозяин настаивал на том, чтобы Кипятильник всегда стоял на кружках в состоянии легкого кипения, он укутывал заварочный чайник, уже с надетой грелкой, еще тремя прихватками и даже – о! это был мучительно – мог поставить его греться на плиту.

Заварочный все называли просто Чайником.

Вечерами, когда хозяева ложились спать и кухня жила своей жизнью, между чайниками часто случались перепалки. После особенно жарких деньков Заварочный начинал бубнить о том, что нельзя слишком кипятиться, что из воды уходит кислород, а целебные элементы чая разрушаются при кипячении, но Кипятильник только отмахивался:

– Братец, не нуди, всем известно, что чай заваривают кипятком. Вон и термос подтвердит.