Ангельский мрак в сердце дьявола бесплатное чтение

Примечание автора

Книги необходимо читать строго по порядку!

Первая часть цикла – «Убита светом, рождена тьмой».

Вторая часть – «Убит кровью, рожден смертью».

Посвящение

В 2021 году я дала тебе обещание, вот и пришло время его исполнить…

Эта книга для тебя, моё солнце.

Я посвящаю ее твоей истории, твоей силе, твоей несокрушимой душе, твоему яркому свету, твоей безграничной доброте и твоей самой сильной любви.

Эта история целиком твоя.

Я благодарна, что стала ее частью.

– Моя луна.

– Моё солнце.

Глава 1

Заканчивая заплетать свои светлые и на ощупь слишком сухие волосы в тугую косу, я провожу по прядям рукой, расстраиваясь ещё больше.

Волосы сухие по вине дешевого шампуня и отсутствия маски для увлажнения.

Тяжело вздохнув, отталкиваю эти мысли как можно дальше и поправляю манжеты школьной блузки. Я никак не могу повлиять на ситуацию и ни за что на этом свете не пойду просить у матери больше денег на шампунь, особенно у мерзавца Джона.

Мой взгляд останавливается на блеске с вишневым оттенком, который мне позавчера подарила соседка по парте, Мэрилин.

Если я слегка нанесу его на губы, это ведь не будет выглядеть вызывающе?

Это всего лишь блеск, не помада и тем более не матовая.

Уступая соблазну, медленно открываю блеск, прислушиваясь к звукам в доме. Маме это не понравится.

Но я совсем немного нанесу, совсем чуть-чуть.

Вдыхаю его сладостный запах, который искушает меня лизнуть кисточку блеска, но я держу себя в руках. Уверена, что я не единственная девушка с подобными желаниями в голове. Он слишком вкусно пахнет, чтобы не захотеть его съесть.

Приоткрывая губы, наношу легким движением руки блеск, парой касаний, начиная причмокивать губами.

Румянец появляется на лице, когда вижу его действие. Этот блеск идеально гармонирует с бледностью моей кожи и светлыми волосами. Не сдержавшись, позирую в зеркале, надувая губы и вращая головой в разные стороны, как это делают девушки в tik-tok. Я всегда хотела быть раскрепощенной, сексуальной, женственной, но все мои попытки отрезала мать.

По её словам, это делает меня шлюхой.

Когда воспоминание, как мама первый раз подняла на меня руку в тринадцать лет из-за накрашенных глаз, врезается в память, внутри просыпается отвращение к отражению в зеркале. Этот блеск мне больше не нравится.

Я себе не нравлюсь.

Может мама была права и во мне действительно есть та грязь, которую она ненавидит по вине моего биологического отца?

Сморгнув восхищение в глазах, которое было всего пару секунд назад, тянусь к влажным салфеткам на тумбочке, около деревянной кровати. Но рука падает мимо, когда дверь открывается и мать входит в комнату с полотенцем в руках.

– Что ты хочешь на обед? Я думаю приготовить…, – она запинается, не заканчивая предложение, замерев в дверях.

её зеленые, тусклые глаза сверкают явным недовольством и, что хуже для меня, яростью. Одна её рука поднимается к светлым волосам, которые собраны в тугой пучок, начиная теребить выпавшую прядь.

Мама нервничает, и вместе с этим осознанием моя грудная клетка начинает быстро вздыматься.

– Я это сейчас…

– Что ты делаешь?

её грубый и резкий тон обрывает мой тихий и дрожащий шепот.

– Я просто попробовала, – невнятно отвечаю, чувствуя, как стыд и паника поглощают мою уверенность.

Почему ей всегда нужно появляться обязательной те моменты, когда я начинаю чувствовать себя собой?

– Попробовала?

Вопрос мамы звучит с явной угрозой. Она делает медленные шаги в мою сторону, останавливаясь напротив и приседая на корточки, чтобы мы были на одном уровне.

Мой слух оглушает быстрое сердцебиение. Я ненавижу её этот взгляд. Взгляд, который не горит любовью, а только заставляет меня чувствовать себя грязной.

Медленно киваю, не отводя взгляд от строгих материнский глаз. Она не любит, когда я так делаю. В такие моменты она называет меня бесхребетной, поэтому научилась смотреть этому разочарованию в лицо, выдерживая дорожащие кости в собственном теле.

Руками сжимаю стул, пытаясь удержать себя на месте.

Если я побегу, мать ударит. У неё будет приступ ярости, который она никогда не в силах была контролировать.

– Ты собиралась с этим на лице пойти в школу? Ты желаешь выглядеть, как все те старшеклассницы-шлюхи? Хочешь, как и они, родить в шестнадцать, испоганив себе жизнь? Или ты хочешь, чтобы тебя изнасиловали? Твои яркие губы кричат о вызове, Мелани. Это неподобающе для хорошей девочки.

Глаза начинает жечь от жестокости её слов и непонимания, почему мама так категорична. Почему она не позволяет мне быть девушкой?

Моя нижняя губа дрожит, но я всеми силами стараюсь сдерживать слезы.

Я ненавижу это. Ненавижу, что не могу ничего ответить. Ненавижу эту боль.

Почему мама так делает? Почему она не может быть доброй, как мамы других детей? Почему она не любит меня?

– Нет, мам, – с дрожащим вздохом произношу, крепче цепляясь в стул, чувствуя, как ломаются ногти. – Я правда только попробовала, я собиралась стереть…

Меня снова перебивают, но на этот раз не словами.

Жесткая ткань полотенца врезается в кожу, и она хватает меня правой рукой за затылок, впиваясь короткими ногтями в кожу, удерживая на месте, когда другой начинает вытирать блеск жестокими, грубыми движениями.

Первые слезы брызгают из глаз, стекая по щекам. Губы и кожа вокруг саднит. Мама так сильно трет, что начинает жечь.

Не в силах этого больше терпеть, я отталкиваю её от себя, хватаясь за губы, когда мама падает назад.

Я не могу сейчас смотреть на неё. На её недовольство, ярость, разочарование. Пелена слез, обиды, боли закрывает обзор. Грудь буквально разрывается от обиды.

– Я не воспитывала из тебя шлюху, Мелани, но кажись, догадываюсь откуда в тебе эти повадки.

С этим безжалостными словами, которые бьют по моей обиде сильным хлыстом, она уходит, громко хлопнув дверью.

Ещё больше слез начинают течь из моих глаз, я не успеваю их стирать тыльной стороной ладони, как появляются новые. Мне едва видно собственное отражение в зеркале, но удается заметить, насколько красная теперь моя кожа вокруг губ, и как сильно они опухли.

Как мне теперь пойти в школу? Как притвориться и сделать вид перед друзьями, что всё в порядке? Что меня не разрывает от боли и нужды в любви внутри? Как?

Но я знаю, что сделаю. Всегда делала. У меня нет выбора, пока мне не исполнится восемнадцать.

Делая глубокие вздохи и выдохи, пытаюсь угомонить поток слез, не думая о матери, ведь это заставит плакать ещё больше, навзрыд, и я не уверена, что смогу успокоиться, если обида поглотит целиком.

У меня осталось двадцать минут до школы. Я должна успокоиться.

Дрожащей рукой тянусь к спрятанному на полке консилеру за книгами, выдавливая хорошую часть себе на руку, собираясь скрыть эту сторону своей жизни. Никто и никогда не узнает, насколько «я счастлива»