Сердце ледяного мира 2. Железные крылья бесплатное чтение

Глава 1 Мириам

Память разбилась на сотни тысяч осколков.

Самый большой сохранил в себе еще спокойное время. Вот Мириам сидит в сенях вместе с мамой и Аргоном. Он так плотно закутан в платок, что видны только глаза и нос. Мириам бросает на маму быстрый взгляд. Сердце сжимается от мысли, что с ней станет, когда она покинет Лаерд вместе с Аргоном. Нет, об этом лучше не думать! Нужно отвлечься. Мириам представляет будущие приключения. Город Оре. Огненную реку. Скоро она увидит все это собственными глазами.

Вдруг раздается удар такой силы, что вздрагивает земля.

Мама подскакивает к окну:

– Дом Фоссенов горит! – в ужасе кричит она.

Много-много осколков были наполнены криками, плачем, звуками ударов и треском ломающихся деревянных стен и крыш.

Какие-то осколки полыхали огнем.

В одном застыли серые тучи, с алыми отсветами пожара на брюхах.

В другом в воздухе кружились искры.

В третьем замерла, широко раскинув крылья, птица размеров с осадную башню.

Были и осколки, полные хаоса. Они с мамой и Аргоном метались по двору, не зная, куда спрятаться.

Мириам побежала к сараю, а мама к леднику. Махала им, подзывая. Что-то засвистело над головой. Инстинктивно Мириам оттолкнула Аргона и отпрыгнула в сторону. Валун, размером с телегу упал на ледник.

Мама!

Истошный крик заполнил собой все пространство. Мириам смотрела на камень и не могла поверить в то, что произошло. Казалось, это всего лишь сон. Сейчас она моргнет, ущипнет себя за кожу, и все раствориться подобно кошмарам при свете дня.

Но камень не исчез. Чтобы удостовериться в его реальности, Мириам даже прикоснулась к нему. Когда ладонь легла на шершавую поверхность, исчезла буря эмоций в душе. Осталась только злость. Ослепительная ярость. Отомщу им всем! Уничтожу!

Мириам бросилась в дом, схватила лук с колчаном стрел. Выскочила на улицу и нашла взглядом птицу. Слишком далеко, не достать!

Зато другая пташка, пролетая над лесом, пикировала на деревню.

Мириам бежала через марево пожара. Ярость клокотала в груди. От быстрого бега кололо в боку.

Камни падали со всех сторон. Вокруг горели дома. Люди носились как безумные. Прятались. Спасали домашнюю утварь. Тюк из платьев и полотенец. Свертки дорогих тканей. Одна женщина пыталась разместить на телеге горшки. Многие молились. Плакали. Какой-то мужчина размахивал топором и кричал: «Давай выходи! Спускайся ко мне, и я отрублю твою мерзкую голову!».

Мириам споткнулась и чуть не упала. Да что за?.. Посреди дороги валялась сломанная оглобля. Мириам пнула ее, а затем быстро подняла голову. Нельзя упустить чертову тварь!

От воспоминания глаза наполнились слезами, но сейчас не время рыдать и жалеть себя. Нужно отомстить за маму! За свои разбитые мечты!

Мириам покрепче сжала лук.

Над головой пролетела еще одна птица. Огромная, как башня Дома на главной площади, а может, даже и больше. Пламя пожара отражалось в оперенье, окрашивая его в багрово-оранжевый цвет.

Что за наваждение? Мириам сощурилась, чтобы лучше рассмотреть птицу – и ахнула. Та была сделана из железа. Пластины, наползая друг на друга, закрывали ее брюхо, точно броня рыцаря.

Как победить железного монстра? Его простым луком не возьмешь!

Может, лучше убежать? Спрятаться? Мириам тут же откинула трусливые мысли. Ни-за-что! Она должна проследить за птицей. Узнать ее слабые места! У любой защиты есть прорехи!

Птица приземлилась на главной площади. Огромные крылья сложились, зацепив и разбив колодец. Щелчки и жужжание прекратились. На мгновение мир будто застыл. Люди, забыв о страхе, во все глаза уставились на монстра, а он, казалось, смотрел на них.

Мириам наблюдала за врагом, чувствуя, как в груди растет отчаяние: железные крылья, брюха, шея, голова и даже глаза! Нет слабых мест. Как пробить броню? Как его победить?!

Краем глаза Мириам заметила какое-то движение. С птицы спрыгивали диковинные существа: невысокие, словно карлики. Их головы будто слепил злобный колдун, соединив человека и свинью: большие обвислые уши, пятачок вместо носа и маленькие белесые глазки, над которыми колосились густые черные брови. Рты напоминали трещины на лицах. У многих торчали желтые изогнутые бивни. Тела свинорылых покрывала густая темно-коричневая шерсть, как у зверей. Нижние лапы в коротких до колена кожаных штанах заканчивались копытцами, а вот руки были человеческими. С ладонью и пальцами. Грудь нападавших перетягивали широкие ремни с притороченными ножами и длинными, разноцветными палочками, напоминающими дудки.

Эта простая одежда совершенно не вязалась с огромными птицами, сложными и непонятными механизмами. Мириам откинула эту мысль. Сейчас нужно сосредоточиться на важном. Тела свинорылых защищены плохо, а значит, они легкая цель для ее стрел.

Некоторые из мужчин, крепко сжимая топоры и ножи, с диким криком побежали на свинорылых. Те, не мешкаясь, сорвали с нагрудных ремней странные палочки. Наставили их на мужчин. Раздались хлопки. Вылетели маленькие стрелы, больше похожее на толстые и крупные иголки. Вонзились в шею и руки. Люди не обратили на них внимания, даже рассмеялись.

– Оружие у вас дрянь! – выплюнул один из мужчин. – Только кожу оцарапало, да…

Договорить он не успел. Ноги подкосились, и он рухнул, будто срубленное дерево. Затем упали и остальные – те, в кого попали стрелы свинорылых. Женщина недалеко от Мириам, завизжала так сильно, что заложило уши. Стрела прилетела ей в лоб. Крик резко оборвался. Глаза закатились, и через мгновение она упала.

Люди бросились врассыпную. Иглы летели им в спины.

Мириам встретилась взглядом с одним из свинорылых. Тот хищно улыбнулся и наставил дудочку в ее сторону, но Мириам оказалась шустрее. Тетива отозвалась тихим звуком. Свинорылый взвизгнул и упал. Его собратья бросились к нему. Двое стали оттаскивать мертвого к птице, а трое достали такие же палочки и бросились в ее сторону.

Люди рядом падали, будто подкошенные. Мириам бежала от свинорылых, каким-то чудом уворачиваясь от их странных стрел. Некоторые вонзались в толстую шкуру тулупа, не причиняя вреда. На всякий случай она натянула на голову капюшон, благодаря богов за то, что одета не в праздничное платье.

Спрятавшись за углом одного из дома, Мириам остановилась и тут же вложила стрелу в тетиву. Осторожно выглянула. Давай, тварь, где ты? Трое преследователей всматривались через марево пожара, видимо, искали ее среди этого хаоса. Они стояли на открытом пространстве, один даже залез на камень, видимо, для лучшего обзора. Мириам уложила его.

Двое повернули голову в сторону мертвого собрата, а затем синхронно посмотрели на нее. Один из них выстрелил

– Это вам за маму и за всех убитых людей! – прошипела Мириам и навстречу маленькой стреле выпустила свою и тут же юркнула за стену дома. Успела. Выглянула. Еще один свинорылый лежал с пронзенной грудью. Третьего не было видно. Сбежал, наверное.

Мириам снова спряталась. Села, обхватив голову руками. Сердце бешено колотилось, ярость стучала в венах, к ней примешивалось чувство радости. Она убила нескольких! Раз смогла сделать это, значит, получится перебить и всех остальных.

Глаза случайно наткнулись на стрелу свинорылых: та далеко не улетела и лежала буквально в нескольких ладонях от угла дома. Мириам ее подняла. Снаряд действительно напоминал иглу. Длинную, размером со средний палец, острую с одной стороны и широкую, да полукруглую с другой. Мириам покрутила его в пальцах, стараясь не пораниться, возможно, ее острие смазано каким-то ядом, раз люди падали как подкошенные.

Она не понимала оружия свинорылых. Да и нужно ли ей это? У нее есть лук и стрелы. Они уложили уже не одного нападавшего. Сейчас важно совсем другое: стоит найти Аргона и выбираться отсюда, пока еще живы… Мириам почувствовала, как сердце пропустило удар. Жив ли он? Вряд ли! Он же совершенно не умеет сражаться. Зря она его бросила! От злости хотелось укусить себя за руку, но Мириам лишь ударила кулаком по стене дома и взмолилась богам, прося защитить Аргона.

Раздался стук. Как будто кто-то барабанил костяшками пальцев по стеклу. Мириам сначала не поняла, откуда идет звук, и стала оглядываться. Стук повторился. Мириам подняла голову. В окне дома, за стеной которого она пряталась, стояла женщина в домашнем платье и призывно махала. Мириам узнала ее. Это была жена одного из старейшины. Как же там ее звали? Аматта вроде бы. Мириам ткнула пальцем себе в грудь и нахмурилась. Аматта кивнула и открыла одну створку окна.

– Залазь, пока эти монстры тебя не заметили.

Мириам оглянулась в надежде найти какой-нибудь камень или полено на худой случай, но ничего не заметила. Аматта перекинула через окно связанное белье:

– Хватайся!

Аматта выглядела очень худенькой и слабой, поэтому возникали сомнения, что женщина сможет ее удержать, но другого выбора не было. Мириам стала взбираться по белью. Лицо Аматты покрылось багровыми пятнами, но самодельную веревку она из рук не выпускала. Еще чуть-чуть! Очутившись до уровня подоконника, Мириам ухватилась за него одной рукой, затем второй. Подтянулась, легла животом в проем окна и стала заползать внутрь.

– Спасибо вам! – воскликнула Мириам, спрыгивая на пол.

Капюшон сполз. Волосы намокли от пота и слиплись.

Аматта улыбнулась и бросилась затаскивать белье. Удача, которая все это время помогала, теперь же повернулась филейной частью. Свинорылые как раз завернули за угол дома и заметили их. Радостные крики и улюлюканья ножом резанули по нервам.

– Бежим скорее! – прошептала Аматта, хватая Мириам за руку. – У нас есть большой подвал. Там спрячемся!

Они понеслись по длинному коридору. Мелькали комнаты.

За спиной зазвенело стекло. Аматта вскрикнула. Мириам обернулась и заметила, что в окно влетел, будто пушечное ядро, свинорылый. Его тело защищала легкая темно-коричневая кожаная кираса, а ноги – штаны из плотной кожи. Он распрямился, увидел людей и радостно захрюкал. Мириам вскинула лук. Стрела пробила череп преследователю ровненько между глаз. Струйка темно-красной крови потекла по переносице. Свинорылый смешно взмахнул руками, скосил глаза, словно хотел посмотреть, что застряло у него в голове, и рухнул на пол.

Мириам обрадовалась, что легко отделалась, но не тут-то было. В окно влетали все новые и новые свинорылые. Она потянулась за стрелами, но пальцы сжали пустоту. Исчезнувший страх волной прокатился по нервам. Теперь она не хищник, а жертва!

Мириам оглянулась, но Аматты нигде не было видно. Наверное, она уже успела спрятаться. Краем глаза Мириам заметила лестницу, ведущую наверх, и бросилась к ней, но не успела ступить и двух шагов, как в затылок что-то впилось. Маленькое и острое. Было совсем не больно. Мир поплыл перед глазами, лестница раздвоилась и изогнулась. Мириам схватилась за стену, чтобы не упасть, коря себя за то, что забыла натянуть капюшон.

В запястье, которое оголилось из-под тулупа, впилось еще несколько игл. Ноги стали ватными. «Нет, пожалуйста, нет. Слушайтесь меня!» – взмолилась Мириам, но они не слушались.

Земля покачнулась. Стены, лестница – все так причудливо изгибалось, закручивалось друг с другом, а потом натянулось и лопнуло, наполнив сознания тьмой и тишиной.

Темнота была плотной. Без дна и стен. Куда ни пойди, везде одно и то же. Там не было времени, поэтому Мириам не знала, как долго она блуждала, пока не услышала звук.

Слабое гудение. Оно постепенно нарастало и заполняло все пространство. Вскоре к нему присоединилось жужжание, будто рой пчел кружился над головой, и щелчки. Мириам показалось, что этот гул издает ее тело, ее сознание, но вскоре поняла, что так жужжал и щелкал мир вокруг. Она открыла глаза и уставилась в железный потолок, пытаясь понять, что произошло. Вспомнила странных созданий со свиными мордами. Вспомнила разрушенные дома. Неужели ее схватили? Страх сжал грудную клетку, мешая дышать. Мириам с трудом втянула воздух и попыталась сесть, но мир покачнулся, и она снова провалилась в небытие.

Во второй раз она очнулась от холода, от которого не спасал даже теплый тулуп. Тело онемело, а пальцы рук почти не ощущались.

Мир вокруг продолжал гудеть и щелкать, но эти звуки больше не казались оглушающими. Мириам удалось различить свист ветра, шум от гигантских крыльев, которые взмахами разрезали воздух. А еще чье-то дыхание. Возню. Всхлипы.

Сознание потянулось к таким родным и знакомым звукам. Люди! Здесь люди, значит, она не одна, но снова ее поглотила тьма.

В третий раз, когда Мириам пришла в себя, вокруг было темно, будто тьма, в которой плавала ее душа, вылилась наружу, только по потолку протянулись тусклые полосы света от небесных линий. Повернула голову, мышцы напоминали заржавевшие дверные петли, и увидела ноги, сапоги, подолы юбок. Эти мерзкие свинорылые похитили ее и остальных жителей деревни! Она ожидала, что придет злость, захлестнет ее, придаст сил, но нет. Мысли подобно жирным мухам ползали внутри головы, но никак не хотели взлетать. Тогда Мириам пыталась их собрать в кучу.

Нужно встать. Нужно понять, где она находится. Оценить ситуацию. Нельзя сдаваться!

Мириам попыталась поднять руку, но она казалась тяжелой, будто камень. И это движение, такое простое и легкое в жизни, отняло много сил. Голова закружилась, а сознание стало уплывать.

«Нет, пожалуйста, не пропадай. Давай, приходи в себя! Ну же! Боги, помогите мне! Прошу вас!»

Но мир расплывался, расползался, будто студень под ложкой, впуская в себя темноту.

Когда Мириам открыла глаза в четвертый раз, вокруг было светло. Дневной свет просачивался через небольшие окошки вверху, рисуя на противоположной стене неровные прямоугольники.

Тело казалось легче и мягче, чем в предыдущий раз, да и думалось легче. Мириам аккуратно села, опасаясь, что снова отключится или что руки не будут слушаться. Они дрожали, когда она уперлась ладонями в пол, поднимаясь, но выдержали.

Вокруг были люди. Много знакомых лиц. Кто-то все еще находился под действием яда игл, но многие уже пришли в себя. Они сидели, вжимаясь в железную стену и обнимая колени. Одни молчали, погрузившись в собственные мысли, другие бессвязно бормотали, но были и люди с нервами покрепче. Они успокаивали детей. Друг друга. Один мужчина, тот, что бежал на свинорылых с топором, ходил вдоль стены с таким видом, будто изучал ее. А может, действительно изучал.

Глядя на односельчан, на их праздничные наряды, разноцветные ленты в волосах и очелья у девушек, на соболиные перья в шапках мужчин, казалось, что Боги в Сангаре сильно напились и все напутали. Эти люди должны были веселиться на Осенине, прыгать через костер, пить брагу, целоваться с любимыми, петь и танцевать, а не сидеть в полутьме непонятно где с пустыми взглядами, полными страха и с болью в сердце.

Мириам поискала глазами Аргона или Аматту. Все-таки эта женщина помогла ей. Не хотелось узнать, что она не выжила. Но их не было. Горечь, боль и страх, будто нить, оплели душу, выдавливая из нее слезы и жизненную силу.

«Не раскисай, – мысленно успокаивала себя Мириам. – Сейчас нужно собраться. Нужно быть сильной! Сожалеть будешь потом, а сейчас изучай врага».

Мириам хотела встать, но ощущала себя очень слабой. Осмотрелась. Она находилась в железном овальном, как еловая шишка, мешке. В прямоугольных окошках высоко над головой синело небо. И тут до нее дошло, что это брюхо одной из птиц, которые напали на деревню, и что до земли несколько верст. Желудок сжался в тугой комок, казалось, сейчас стошнит. Мириам резко села, прижав к себе ноги, обхватила колени руками и закрыла глаза, прося себя успокоиться.

Они летели весь день. Угасал дневной свет. Небо из ярко-голубого становилось цвета спелой сливы, а тонкие небесные линии выползали из небытия будто черви после дождя.

Пол накренился, и Мириам почувствовала, как съезжает к стене. Одна из пленниц вскрикнула, а затем ее глаза закатились, и женщина грузно привалилась к стене. Ее тело заскользило вместе с остальными. Крылья хлопали все чаще и чаще. Небо заслонил темный скальный выступ.

«Прилетели», – подумала Мириам. Тело напряглось, не зная, чего ожидать.

И действительно, раздался удар мощных лап о землю. Всех внутри тряхнуло, а потом гул, жужжание и щелчки резко прекратились. Люди, кто был более-менее в сознании, стали оглядываться.

Внутри птицы снова что-то защелкало, зажужжало. В полу появилась изломанная линия, напоминающая прямоугольник. Она все росла и ширилась. Люди в страхе отползали подальше. Часть пола, длинная и узкая, опускалась.

Через щели в полу, которые становились все больше и больше, Мириам различила темно-серый гранит с тусклыми красными полосами. Под птицей бегали похитители. Ждали. Когда часть ее брюха коснулось земли, несколько свинорылых закричали, замахали руками. Мириам не понимала их языка, но догадалась по жестам. Выметайтесь отсюда!

Люди смотрели на них и не двигались. Тогда свинорылые забежали внутрь и принялись пинать пленников. Какой-то мужчина лягнулся, когда острое копытце ударило его по коленке. Похититель злобно хрюкнул, а затем достал из-за пазухи иглу и всадил в ногу несчастному. Взгляд мужчины поплыл, мышцы расслабились, голова откинулась назад и с глухим звуком ударилась о стену.

– Виходить! Все на виход! Бистро! – закричал один из свинорылых и щелкнул плеткой, будто собирался погонять скот.

Люди стали подниматься. Шатаясь и спотыкаясь, пошли по железному склону. Многие же остались лежать. Похититель в рыжих штанах пнул нескольких, потом что-то захрюкал. К нему бросились остальные.

Мириам прошла мимо мужчины, смутно узнавая его. Это был местный лекарь. Человек доброй души. Однажды он вылечил ее от сильного кашля. Мириам вспомнила его мягкий взгляд, улыбки вокруг глаз, когда лекарь улыбался. Но жизнь осталась только в воспоминаниях, здесь же в реальности взгляд больше не лучился, а застыл навеки вечные. Глаза защипало от слез, но Мириам тяжело вздохнула, запрещая себе плакать.

Не время! Она должна быть сильной, чтобы отомстить похитителям.

Внизу ждал еще десяток свинорылых. Видимо, пленников доставили в их лагерь.

– Встать здесь! – скомандовал тот, кто приказал выходить.

Скорее всего, он единственный знал человеческую речь. Ну, или пару фраз.

Люди столпились у стены пещеры и принялись ждать, пока все выйдут. Свинорылые вынесли труп лекаря и потащили его к обрыву. Положили на край и столкнули вниз. Вынесли еще одно тело. Мириам показалось, что он дышал. Слабо, но дышал. Похитителям же было все равно. Они скинули его с обрыва. Вслед за ним выволокли мужчину, который лягнул одного из похитителей, и так же сбросили вниз. Мириам зажмурилась, чтобы не смотреть. Что за безумие тут творится?

Несколько свинорылых пошли вглубь пещеры и остановились там, скрытые тенями, а другие, вооруженные копьями, направились к пленникам. Люди отпрянули, вжались в стены пещеры. На мгновение показалось, что похитители их сейчас заколют, будто свиней. Мириам улыбнулась иронии. Свинорылые же не собирались нападать. Они бросили вопросительные взгляды на собрата, который говорил по-человечески.

– Вы все идти туда, – хрюкнул он и указал вглубь пещеры. – Если рыпнется один, его чик-чик и будет летать. – Похититель мотнул головой в сторону обрыва. – Хороший человек быть? Хорошо себя вести?

Многие из пленников закивали. Свинорылый широко улыбнулся, обнажая кривые желтые зубы:

– Марш! Туда!

Глава 2 Эйнар

Он уйдет. Отправится на север туда, где болота и густые леса. Там его вряд ли будут искать, а даже если и будут, то не найдут. Он построит свою берлогу. Каждое утро будет отправляться на охоту, расставлять силки на зайцев. Собирать корешки и болотные травы. Охотиться на мерзлых. А зимой – вырезать фигурки из дерева. И никаких людей. Никакого Око. Возможно, один раз по весне он выберется на ярмарку, чтобы продать фигурки и прикупить чего-нибудь полезного. И все.

От фантазий веяло свободой. Не нужно никому угождать. Не нужно никому подчиняться. Не нужно оправдывать ничьи ожидания. Эйнар улыбнулся, но перед внутренним взором всплыли лица Мириам и мамы, и сердце сжалась от тоски. Как же он без них? Как же они без него?

Эйнар со всей силы провел точильным камнем по лезвию меча и забубнил под нос: «Ничего, справятся! И я справлюсь. Немаленький уже!» Тоска все не проходила, давила на грудь, разливалась горечью в горле. Эйнар схватил себя за рубаху на уровне груди, сжал пальцы в кулак и со всей силы вдавил в тело, как человек, который задыхается от сердечного приступа.

Если он не уйдет сейчас, то глупое чувство тоски затянет его в свои невода и не отпустит.

Эйнар поднялся с пенька, на котором сидел, и осмотрел убежище. Оно стало вторым домом. Мысль о том, что он сюда больше не вернется, наполняло сердце грустью.

Стараясь не утонуть в нем, Эйнар переключился на более практичные мысли и заботы. Что с собой взять? Хотелось унести как можно больше. Даже пеньки возле костра. Эйнар достал из-за самодельной лежанки небольшую холщовую сумку-мешок и стал складывать туда все, что могло пригодиться в дороге. Пару тарелок, кружку, нож, моток веревки. Флягу с водой. Нашел несколько картофелин, морковку и кусок сала, завернутого в холщовую ткань. Рядом положил точильный камень. Кремень и кресало. Закрепил на поясе ножны с мечом и охотничий нож. Все, он готов.

У выхода Эйнар задержался. Он не знал, что делать со статуей отца. Хотелось бы забрать её с собой, но это невозможно. Оставить здесь? Не вариант. Вдруг кто-нибудь обнаружит убежище. Статую. Эйнар понимал, вроде и ничего страшного, но от одной фантазии, что кто-то подсмотрит его жизнь, пускай брошенную, становилось тошно.

С отцом нужно было попрощаться. Навсегда оставить в прошлом. Поставив узелок на землю, Эйнар выволок статую отца наружу. Положил на землю. Нашел неподалеку увесистый камень. Тяжело втянул воздух и закусил нижнюю губу.

– Прощай, отец, мне нужно уходить. Прости меня.

Слезы набухли в уголках глаз и скатились по щеке. Эйнар сердито вытер их тыльной стороной ладони. Да что с ним такое творится?! А ну-ка, соберись, размазня!

Он поднял камень и со всей силы опустил его на голову статуи. Потом еще раз. И еще. Поднимал и снова бросал. На руки. На ноги. На туловище. До тех пор, пока от статуи не остался лишь ледяной прах.

Эйнару казалось, что, разбив статую, он разорвал внутри себя какую-то важную нить, которая связывала его с миром. В этой нити переплелись воедино прошлое, надежды, какая-то наивная детская вера в лучшее. Все это делало Эйнара слабее. Мягче. Теперь же, несмотря на пустоту и холод, он ощущал себя увереннее и жестче. Теперь он мог уйти.

На улице смеркалось. Свет волной, уходил на юг, к Сангару. Небо, затянутое плотными тучами, казалось грязным. Сосны скрипели от ветра. Высоко в ветвях щебетал королек и стучал дятел. Эйнар внимательно посмотрел на тени деревьев – они всегда указывали на север – и закинул сумку-мешок на спину.

– Ну что, в путь! – весело произнес Эйнар, пытаясь себя приободрить.

Он старался не смотреть в сторону деревни, чтобы не передумать. Но мыслями все равно возвращался к семье. Интересно, Мириам пойдет в этом году на праздник? А что в это время будет делать найденыш?

Эйнар впился пальцами в ремень сумки-мешка, который перетягивал грудь. Не думай об этом! Не думай! Он зашагал в сторону Плории.

Недалеко отошел от Лаерда, когда сердце кольнуло тревожное чувство. Что-то не так. Эйнар остановился, пытаясь понять, что его насторожило.

Тихо. Слишком тихо вокруг. Замолчал королек, и дятел перестал стучать. Казалось, весь мир напрягся, будто заметил хищника. Эйнар завертел головой в надежде увидеть ястреба, но интуиция подсказывала, что дело не в этом.

Вдруг вдалеке он услышал тихое посвистывание, будто сильный ветер носился над полем. Оно стремительно приближалось, пока не превратилось в странные щелкающие звуки и взмахи гигантских крыльев. От страха у Эйнар подобрался, напрягся, а сердце, казалось, замерло. Что это, леший, такое?!

Эйнар до рези в глазах всматривался в небо, в сторону звука, который все нарастал и нарастал. Огромная тень накрыла лес. Над головой пронеслась птица, гигантская как корабль. От взмаха ее крыльев закачались верхушки деревьев. Показалось, что бока птицы слабо поблескивают, словно сделанные из металла. В лапах птица сжимала что-то очень большое. Эйнар прищурился, пытаясь это рассмотреть. Камень. Точнее, валун, размером с добрую лошадь.

– Леший, утащи меня за ногу, – прошептал Эйнар, наблюдая за тем, как птица летит в сторону деревни.

Сразу захотелось побежать туда, выяснить, все ли в порядке, и лишь огромным усилием воли удалось подавить это желание.

– Мне нет никакого дела до Лаерда. Он больше не мой дом! – убеждал себя Эйнар, чувствуя фальшь в каждом слове.

Он переживал за маму, за Мириам. Переживал за людей, которые шли на холмы танцевать и праздновать Осенин и не подозревали о надвигающейся опасности.

– Может и нет никакой опасности?

Но внутренний голос шептал, что он ошибается. Эйнар не мог даже представить, зачем туда летела гигантская птица, да еще и с валуном в когтях.

И словно в ответ на его мысли со стороны деревни раздался удар такой силы, что содрогнулась земля. Эйнар со всех ног рванул в Лаерд. Если он бросит маму и сестру в беде, не поможет им, то будет чувствовать себя убийцей. Одно дело уйти, зная, что родные в порядке, а совсем другое, когда они нуждаются в помощи.

Раздался еще один грохот. За лесом над деревьями взвилось пламя, стволы сосен окрасились в багрово-оранжевый цвет. Эйнар бежал на пределе сил. Сердце колотилось от страха и гнева, а в голове бились только две мысли «мама», «Мириам». Впервые Эйнар пожалел, что построил убежище так далеко от дома.

Одна из птиц опустилась на дорогу, которая вела в Ель. Эйнар спрятался за толстым стволом дерева. Сердце глухо стучало. Дыхание с шумом вырывалось из груди, а в голове звенело. Эйнар испугался, что его могут заметить, поэтому закрыл рот с носом ладонью и медленно втянул воздух. Ты – охотник, а они жертвы. Будь тихим и незаметным. Помни, ты – охотник.

Дыхание и сердцебиение замедлялись. Эйнар ощутил, как его окутывает уверенность и спокойствие. Он выглянул из-за дерева. Птица действительно была сделана из железа. Искусно вырезанные перья на крыльях, через узоры на шее, похожи на вязаные салфетки, были видны какие-то механизмы. Человечки, мелкие, будто дети, бегали по спине птицы и скатывались по опущенному хвосту.

Эйнар сжал меч и перебежал к другому дереву, что росло поближе. Человечки, зажав в руках какие-то трубки, побежали в деревню, но несколько осталось. Они важно ходили возле лап птицы и о чем-то переговаривались. Эйнар перебрался за дерево, которое росло почти у самой дороги.

Это были не дети. Несмотря на маленький рост, под кожей виднелись переплетения тугих мышц. Да и выглядели нападавшие очень странно. То ли человек, то ли свинья. Копытца, как у свиней, пяточки на полморды. У одного изо рта торчал клык, будто у дикого кабана. Тела существ покрывала бурая шерсть.

Полусвины.

Один из напавших обошел лапу птицы, присел на корточки и стал что-то рассматривать на земле. Он был так близко и не подозревал об опасности!

«А этот полусвин – глупый, как пень», – мысленно рассмеялся Эйнар.

Эйнар тихо приблизился к врагу. В последний момент существо почуяло опасность, подняло морду, но не успело даже и хрюкнуть, как лезвие меча отрубило ему голову. Пришелец завалился набок. Бурая, будто грязная, кровь потекла в ложбинках между дорожными камнями.

Эйнар спрятал тело за пальцем птицы, а сам притаился за ее лапой и стал наблюдать за вторым полусвином. Тот прошелся туда-сюда. Что-то произнес. Хрюкнул. Остановился. Если бы захотел, Эйнар мог бы почесать его по обвислому уху. Но вместо этого вытащил бечевку, которой подвязывал тулуп, и перехватил ею шею полусвина.

Тот дернулся, его пальцы заскребли по удавке, пытаясь ее ослабить. Полусвин старался что-то крикнуть, но издавал лишь хрипы. Эйнар затянул бечевку. Глаза врага закатились, и он начал оседать. Еще чуть-чуть и поганый дух покинет это нелепое тело. Но не сейчас.

Эйнар ослабил давление, ухватил полусвина за его тонкие плечи, перекинул через железный палец и повалил на землю.

– Кто ты такой, леший тебя побери? Что ты здесь забыл? – прошипел Эйнар, ставя колено ему на грудь и прижимая лезвие к его шее.

Полусвин смотрел на него широко раскрытыми глазами. Удивительно, их радужка была бледно-голубой и, казалась, затянутой белесой пеленой, будто туман клубился над водной гладью. Всплыли легенды, в которых горный народец чудь называли белоглазыми, как раз за странную бледную радужку.

Эйнар тряхнул головой, отгоняя лишние мысли. Сейчас нужно сосредоточиться на пленнике.

– Зачем вам нападать на мою деревню?

Полусвин что-то прохрюкал.

– Я не понимаю тебя, уродец. Говори по-человечески.

Но полусвин опять произнес что-то на своем, а затем его когти впились Эйнару в руку. Боль на мгновение ослепила. Пленник, видимо, захотел воспользоваться секундным замешательством и попытался вылезти из-под колена.

– Ах, ты, страхолюдина белоглазая! – прошипел Эйнар, чувствуя, как его накрывает ярость, и со всей силы вдавил лезвие меча в шею полусвину. Тот захрипел, дернулся и затих. Кровь толчками полилась на серые камни.

– Так тебе и надо, тварь!

Злость клокотала внутри. Эйнар проткнул мертвеца. Еще раз. И еще. И еще.

Когда он очнулся, от тела полусвина осталось лишь кровавое месиво. Эйнар тяжело выдохнул и вытер лоб тыльной стороной ладони. Злость, что недавно горела в груди, немного поутихла, будто кровь притушила ее, залив кострище.

Эйнар осмотрелся и как будто с трудом смог понять, где он находится. Шумели деревья. Огонь гигантской стеной поднимался над домами и лесом, окрашивая мир в багровый цвет.

Мама. Мириам. Нужно спасти их!

Эйнар вытер о повязку полусвина клинок, положил его в ножны и побежал в деревню. Вокруг горели дома. Воздух дрожал от жара. Люди пытались убежать от напавших, кричали. Кто-то прятался под перевернутой телегой. Кто-то явно сошел с ума и просто ходил кругами, что-то бормоча под нос. Берта стояла на коленях возле разрушенного Дома и прочитала. Мужчина сидел под деревом, обняв колени, и раскачивался. Его не волновало, что крона превратилась в яркий пылающий факел.

Мимо Эйнара пробежала женщина в ярком праздничном платье и с лентами в волосах. Вдруг она ойкнула и повалилась на землю.

– Что с вами? – Эйнар бросился к ней и заметил в ее плече тонкую иглу.

Вытащил двумя пальцами и осмотрел. Длинная, острая, немного расширяющаяся к концу. Что за леший это такое? Что у них за оружие?

Эйнар обернулся и увидел на крыше наполовину разрушенного дома полусвина. Пришелец держал в руках небольшую, толстую трубочку.

– Ах ты, тварь! Я тебе сейчас! – воскликнул Эйнар, обнажая меч.

Полусвин оказался быстрее. Он выставил трубочку вперед, и в следующее мгновение Эйнар ощутил, как что-то впилось ему в лоб.

Перед глазами все поплыло. В голове зашумело. Эйнар сделал шаг по направлению к дому, на крыше которого сидел полусвин. Мир пошатнулся и раздвоился. Еще один шаг. На свином рыльце пришельца отразилось удивление. Существо снова направило на него странную трубку. Еще один шаг. Ноги дрожали, будто мышцы превратились в веревочки. Подогнулись. Эйнар упал на колени. Враг опустил трубочку и внимательно посмотрел на него. Картинка перед глазами качнулась, словно маятник. Горящий дом уплыл вниз, открывая взору темное, закованное в тучи, небо.

Эйнар ощущал холод камня, на котором лежал. Звуки, крики, похрюкивания напоминали волны: они, то обрушивались на сознание, затапливая его, то отступали, превращаясь в легкий шум.

Давай, борись! Вставай! Ты не должен поддаваться! Эйнар закрыл глаза и мысленно попытался вынырнуть из наплывающих волн. Ты должен быть сильнее! Море все еще качало сознание, но он чувствовал, что внутри что-то прояснилось, стало четче и как будто холоднее.

Вокруг бегали люди, полусвины. Летели иглы. Собрав все силы, Эйнар перевернулся на живот и попытался встать, но руки были слишком слабыми. Он рухнул. Больно ударился скулой о камень. Леший тебя побрал!

Злость подобно пожару зарождалась внутри. Она бежала по нервам, обжигала легкие, горела в мышцах. Она дарила силу. Эйнар попробовал еще раз подняться. На этот раз руки выдержали. Он сел на колени и оглянулся. Дом, на котором раньше сидел враг, догорел, и теперь на фоне оранжевого пламени вырисовывался черный обугленный скелет. Многие люди, как подбитые, валялись на земле. Вокруг ходили нападавшие, будто хозяева возле скота: пинали лежачих по ногам, трогали за шею, видимо, проверяя, дышат те или нет. У одного полусвина был в руках хлыст, которым обычно погоняют коров. Он взмахнул им и завизжал:

– Вставай! Пошли!

Женщина с трудом поднялась на ноги. Пошатнулась и упала на четвереньки.

– Живее! Живее!

Хлыст просвистел в воздухе. Женщина встала и, шатаясь, пошла.

Полусвин с хлыстом подошел к Эйнару, брезгливо посмотрел на него и замахнулся.

Хлыст ударил по плечам. Боли не было – толстый тулуп смягчил удар.

– Как только я приду в себя, то разорву тебя на мелкие кусочки, – прошипел себе под нос Эйнар.

Полусвин замахнулся опять. Эйнар, крепко сжав зубы, поднялся. Не потому, что, так приказал пришелец, просто не хотелось стоять перед ним на коленях. Давайте ноги, не подведите. Хотя его и шатало, как осинку во время бури, но он стоял!

Эйнару не хотелось повиноваться, но он понимал, что выбора у него нет: тело слишком слабое, чтобы драться, а эти полусвины вряд ли будут церемониться с теми, кто упирается. Скорее всего, прибьют на месте. А он не собирался умирать. Он должен выжить и отомстить всем этим тварям!

Он шел. Рядом шли люди. Они шатались, спотыкались и падали, но ударами хлыста полусвины поднимали их. Эйнар ощущал себя скотом, который ведут на убой. Он не хотел быть коровой! Но тело не слушалось. Не хватало сил, чтобы драться, и это злило. «Убью всех вас! Медленно! Мучительно!» – мысленно шипел Эйнар.

Полусвины привели их к птице. Ее брюхо было раскрыто, будто гигантская пасть дикого зверя.

Пришелец показал на нее пальцем и щелкнул хлыстом.

– Нет, пожалуйста, не надо! – Женщина, что шла рядом, упала на колени и вытянула руки. – Прошу вас!

Полусвин что-то завизжал на своем языке и захрюкал.

Женщина мотала головой и отползала.

– Нет, нет, нет.

Один из полусвинов достал трубку, нацелил ее на женщину. Раздался хлопок, и игла впилась несчастной в шею. Глаза женщины закатились.

Полусвин махнул рукой, ладонью снизу вверх, и щелкнул хлыстом.

Люди стояли, не понимая, что делать. Это злило похитителя. Он злобно хрюкнул, нахмурил брови, а затем взвизгнул:

– Взять!

Несколько мужчин подхватили женщину за руки и ноги и понесли внутрь птицы.

– Стоять, – скомандовал полусвин, щелкая хлыстом перед ногами Эйнара. – Отдать!

Похититель показал пальцем на охотничий нож, меч на поясе и на мешок за спиной.

– Быстро.

Эйнару стащил сумку-мешок со спины и бросил его в сторону полусвина. Жалко, конечно, но там ничего ценного. Вот с оружием расставаться совершенно не хотелось. Без него в такой ситуации Эйнар чувствовал себя, как без исподней рубахи. Да и в глубине души горела надежда, что похитители потеряют бдительность, и тогда он перережет им всем глотки.

Но выбора у Эйнара не было. Он тяжело вздохнул. Отстегнул ножны. Бросить оружие под копытца похитителя, значит, признать их превосходство и свое поражение. Но сдаваться Эйнар не собирался. Он отбросил ножны в сторону – подальше от полусвина.

Люди зашли в птицу. Многие сразу же попадали, потому что стоять не хватало сил. Эйнар сел и осмотрелся. Железный мешок с длинными, прямоугольными окнами высоко вверху. Что за сила построила этих чудовищных птиц и что за сила привела их в Лаерд? Здесь точно не обошлось без магии.

Магия…

Одна мысль зацепилась за другую, раскручивая страшную правду. Во всем виноват Аргон! Это он призвал полусвинов в деревню. Нужно было убить его в самом начале, как только встретил. Может, удалось бы отвести беду от Лаерда?! От Мириам? От мамы?

Как они? Живы?

К сожалению, он не смог их найти во всей этой суматохе.

Эйнар не допускал и мысли, что они погибли.

«Нет, Мириам сильная девушка. Она сможет защитить себя и маму!»

Похитители, пыхтя от груза, втащили несколько человек, которые были без сознания.. Бросили их на пол, будто мешки с картошкой. Отряхнули руки и что-то хрюкнули друг другу. Затем некоторые из них достали из-за пояса трубочки и наставили на людей. Пленники вздрогнули и сильнее вжались в стены.

«Неужели это конец?» – пронеслось в голове у Эйнара.

– Обыск, – объявил полусвин.

Несколько его собратьев проверили каждого пленника. Достали из потайных карманов ножи и ножницы. Люди, видимо, вооружились первым, что попало им в руки.

Берта взмолилась к Всевидящему, призывая на головы полусвинам все возможные кары. Но похитители никак не реагировали на ее угрозы и продолжали обыскивать пленников. У одной девушки забрали гребень, повытаскивали из волос шпильки, из ушей – сережки – все, что, по мнению похитителей, представляло хоть малейшую угрозу.

Когда полусвины вышли из птицы, раздался гул, и пол стал медленно подниматься. Люди зашевелились и испуганно отползали подальше.

Вскоре пленники оказались в кромешной темноте. Завыла, словно на похоронах, женщина.

– Заткнись! – раздался грубый мужской голос.

Вой прекратился. Эйнар слышал лишь всхлипывания и тяжелое дыхание.

Вокруг все загудело, защелкало. Эйнар ощутил, как его сначала будто кинули в яму, а затем подбросили вверх. Раздался шумный взмах крыла. Отблески от огня, которые проникали через прямоугольные окошки, заскользили по стене и исчезли.

Летим! Мы летим! Несмотря на все произошедшее, Эйнар ощутил такую детскую радость, как тогда, когда вместе с папой и сестрой запускал воздушного змея. Захотелось дотянуться до окошка, посмотреть, как с высоты выглядит земля.

“Успокойся!” – Приказал себе Эйнар, ощущая стыд за внезапную неуместную радость. Он прислонился спиной к железному боку птицы и закрыл глаза. Сейчас время, чтобы прийти в себя, собраться и придумать дальнейший план действий. А еще он придумает для Аргона самую медленную и мучительную смерть.

Глава 3 Ивор

Ель была небольшой деревушкой, намного меньше Лаерда: домов где-то на двадцать. Они стояли вдоль извивающейся дороги, напоминая оборванных попрошаек. Маленькие. Кривенькие. Без резных ставен или причелин. Казалось, они стремятся стать как можно незаметнее. Попадались и добротные дома: высокие, крепко сложенные, но все равно очень скромные, будто девицы без украшений. Скорее всего, эти дома принадлежали старейшинам деревни или другим знатным людям.

Ивор помнил шикарный дом войта с башенками, многочисленными колоннами и блестящими, остроконечными крышами. Он выделялся как павлин в курятнике, и выглядел так же нелепо.

Карета проезжала мимо людей. Они испуганно втягивали головы в плечи, сгибались в лопатках, словно тащили на спинах тяжелые мешки. Ельцы старались не выделяться: не украшали себя ни яркими поясами, ни цветастыми косынками. Даже девушки не носили ни сережек, ни лент, ни очельев. И все спешили по своим делам, опустив глаза, будто стремились побыстрее убраться с улицы, спрятаться за дверями, за высокими заборами. На улице было и много пьяных. Несмотря на середину дня, некоторые уже сидели на лавках и потягивали что-то из фляг.

Дорога искривилась, расширилась и вывела на главную площадь. В центре красовался памятник войту: будто князь или великий просвещенец, он стоял, уперев одну руку в бок, а другую вытянул вперед и широко улыбался. За спиной памятника возвышался Дом – гигантское темно-серое здание с глазами-окошками.

Ивор завесил окно шторкой и отодвинулся от него.

– Как ты, принцесса? – обратился он к дочери.

Алин ничего не ответила. Всю дорогу она просидела, не меняя позы, и смотрела в одну точку. Это пугало. Ивор даже поймал себя на мысли, что не прочь накинуть на голову дочери покрывало, лишь бы не видеть ее немигающий взгляд.

Быстрее бы уже посетить знакомого Вивьен и вылечить Алин, чтобы она пришла в себя и стала прежней. Ивор откинулся на спинку сидения и закрыл глаза.

Карета остановилась.

– Мы приехали, – радостно известил возничий, молодой краснощекий парнишка с растрепанными волосами, распахивая двери кареты.

В нос Ивора ударили запахи дешевого виски и гнили. От такой какофонии заслезились глаза, желудок свернулся в комок и будто намерялся выпрыгнуть через рот. Подавив позыв, Ивор достал из кармана надушенный платок, приложил его к носу и вылез наружу. Он бы предпочел остановиться в более приличном месте, но выбора не было. Ничего, придется пробыть в этой вонючей таверне всего пару дней. Он вытерпит. Ради дочери.

– Принцесса, выходи. – Ивор заглянул в карету и коснулся руки дочери. – Пойдем.

Таверна вызывала отвращение. Липкие, грязные столешницы. Паутина в углах под потолком. На полу валялись крошки, а по ножке одного из стула полз жирный таракан. Воняло гнилью вперемешку с запахом дешевого виски.

Ивор мог бы остановиться у местного войта, но встречаться с ним совершенно не хотелось. Казмир Флоддер был неприятнейшим человеком. Высокомерным. Злым. Жестоким. Он наказывал слуг за любую провинность. Особенно любил стегать несчастных ивовым прутом, будто животных, а затем слушать раскаяния и клятвы в верности. Для этого на главной площади собирались все жители деревни, и бедняги, стоя на помосте, сознавались в плохих делах, а после благодарили Казмира за то, что он наставил их на путь истинный. Ивор участвовал в одном таком представлении лет пять назад, когда привозил в Ель лошадей. Публичная порка произвела на него тягостное впечатление, а Казмир, казалось, светился от счастья после этого. Вечером он устроил пир, на котором, напившись, лапал служанок за задницы и хвастался тем, как запугал несчастных людей.

Казмир вел себя отвратительно не только со слугами, но и с гостями. Извивался ужом и лебезил перед теми, кто был выше его по статусу, а на равных смотрел свысока и всячески старался принизить их достоинства и выделить себя.

А еще Ивор помнил, как Казмир хвастался тем, что поставил на главной площади свою статую, не забыв ее сравнить с колодцем Лаерда. Поэтому войт предпочел в этот раз заночевать в грязной гостинице, чем в доме у этого неприятнейшего человека.

Ивор тяжело вздохнул, покрепче сжал пальцы на запястье дочери и решительно направился к стойке. За ней крупный мужчина с пышными усами и красными точками на шее – следами детской болезни – протирал кружки грязным полотенцем. Завидев гостей, он широко улыбнулся.

– А кого это к нам принесло? Чего желаете? – поинтересовался он, растягивая слова.

Взгляд у мужчины плавал, а зрачки были такими широкими, что Ивор догадался: мужчина что-то принял.

– Я бы хотел снять комнату на две, три ночи.

– Так на две или на три? – Мужчина наклонил голову, а затем заметил Алин и расплылся в улыбке. – А что это за красавица у нас тут?

– Это моя дочь! – сухо бросил Ивор. – На две ночи. На дольше мы точно не задержимся. Два комнаты. Нам с дочерью и моему возничему.

Мужчина полез куда-то под стол, достал два ключа и положил их на стойку.

– Пять Сольт.

Комната оказалась маленькой и такой же отвратительной: пол был весь в крошках и каких-то пятнах. На столике для умывания расползлись подтеки. Ивор заглянул в миску для воды, и ему показалось, будто она блестела от жира. Или не показалось. Проверить он не решился. Спасибо, что постельное белье выглядело свежим и чистым!

Ивор усадил дочь на край кровати, а сам задумался. Нужно побыстрее найти Аима и убираться из этой деревушки! Но где его искать?

Через полчаса в дверь постучали. Хозяин таверни, что встречал из-за стойки, принес ведро, полное горячих углей. Видимо, дрянь, которую он принял, отпускала, потому что его взгляд стал осмысленнее и мог удержаться на одном предмете.

– Я вам принес. – Мужчина потряс ведром.

– Благодарю, – кивнул Ивор.

– Не желаете что-нибудь перекусить с дороги?

Ивор задумался. Еда в таком заведении совсем не полезна для здоровья, может, даже и вредна, но, с другой стороны, последний раз он завтракал утром в постоялом дворе. И то это были вареные бобы.

– Да, пожалуй, – рискнул Ивор.

– У нас остался только тушеный говяжий язык и мясная похлебка.

Ивор выбрал второе блюдо в надежде, что дочери будет проще ее съесть, и доплатил, чтобы обед подали в комнату.

Когда мужчина ушел, Ивор высыпал угли в жаровню и тяжело вздохнул. Скупой тавернщик смешал горячие со старыми, давно остывшими.

"Нужно немного потерпеть. Ради дочери. Буквально дня два”, – мысленно успокаивал себя Ивор, закрыв глаза и стараясь выровнять дыхание. Руки он сложил домиком возле груди – так, чтобы соприкасались только пальцы, разводя локти и ладони на каждый вдох, а на выдох – соединяя.

Похлебку принесли достаточно быстро. В глубоких деревянных мисках плавала коричневая жижа, пахнущая грязными тряпками. Ивор поковырялся в ней ложкой и нашел несколько жалких кусочков мяса.

Пока похлебка дочери остывала, он принялся за свою. Осилил буквально половину, а потом желудок запротестовал, и тошнота подкатила к горлу. Редкостная дрянь!

Кормить этой гадостью дочь не хотелось, но выбора не было. Ивор даже не представлял, как он это будет делать. В надежде, что дочь справится сама, он усадил ее на стул перед тарелкой и всунул в пальцы ложку. Алин даже не посмотрела на нее. Задача получалась не из легких.

Ивор развернул стул Алин к кровати, а сам взял тарелку и сел напротив.

– Давай съедим ложечку за папу, – весело проговорил он.

Так Полин заставляла дочку кушать, когда та была совсем ребенком. Алин часто капризничала, отказывалась есть кашу и требовала пирожных.

В детстве это срабатывало, а сейчас нет. Ивор дотронулся ложкой до губ дочери, но они остались сомкнутыми. Вот же ж… Захотелось вставить крепкое словечко, но Ивор сдержался. Он не простолюдин, чтобы ругаться!

Как заставить Алин съесть хоть ложку похлебки?! Силу применять не хотелось, но, видимо, придется. Мысленно попросив прощения, Ивор сжал подбородок дочери больши́м и указательным пальцами и потянул вниз. Рот открылся. Ивор вылили туда пол-ложки похлебки и надавил снизу на подбородок. Рот закрылся.

«Принцесса, глотай», – взмолился про себя Ивор.

Он не представлял, как быть, если Алин не сделает это простое действие. Но дочь, будто услышала просьбу, – ее горло дернулось. Слава богам! Слава богам! Ивор чувствовал, как его переполняет радость.

– Умница, моя! – улыбнулся он.

Ивор скормил дочери меньше половины тарелки, хотя Алин не жаловалась ни на отвратительный вкус похлебки, ни на мерзкий запах.

Вечером таверну заполнили громкие голоса и пьяные песни. Через пару часов внизу началась потасовка. Было слышно, как хрустела мебель.

– Что вы тут устроили, морды поганые? – раздался разъяренный голос трактирщика. – Мебель мне всю тут вздумали переломать?! Кто за нее платить будет?! А ну, пошли вон! Хотите драться – выметайтесь на улицу, а там хоть поубивайте друг друга! Пшли вон!

Драка переместилась на улицу. Под окнами кричали вначале мужские голоса, обкладывая друг друга грязными словами, – Ивор даже заткнул уши дочери, чтобы она не слышала всю эту мерзость. Затем заорали и заплакали женщины.

– Эйн! Эйн, ты меня слышишь? Кто-нибудь помогите моему мужу! Кто-нибудь! Прошу вас!

Вскоре голоса стихли. Ивор тяжело вздохнул и лег на кровать. Тело стало каким-то тяжелым и обессиленным. Невольно вспомнилось детство. Там так же пили, спуская последние деньги. Там так же кричали: мужчины друг на друга, на женщин, а те выливали свою злость на детей. Так же дрались, выясняя отношения и отвечая на оскорбления кулаками.

Больше всего доставалась Ивору, потому что он был маленьким, щупленьким и странным. Он не справлялся с тяжелой крестьянской работой, и мать часто его за это лупила. А еще лупила за то, что он засматривался на войтов, магнатов и часто сбега́л, чтобы пролезть через высокую ограду, затаиться в тени и наблюдать, как знатные дамы в пышных платьях прогуливаются по аллеям и ведут тихие разговоры со своими кавалерами.

Мир богатых привлекал его не роскошью, а спокойствием и сдержанностью. Ивор был уверен, что там не орали, не били друг друга в морду, а если хотели выяснить отношения, то делали эту культурно и тихо.

– Ты у нас что, в князьки заделался? – шипела мать, когда замечала с каким восторгом он смотрит на знатную карету. – Может, мне еще начать тебе прислуживать? Ишь, размечтался, сопляк недоделанный!

Ивор пообещал себе, что сбежит в мир спокойствия и рассудительности. Поэтому он стал слугой в доме Торвидов. Там он подавал на стол, мыл тарелки, натирал столовое серебро, а по ночам учился.

Однажды Торвидам пришло письмо. Ивор доложил главе семейства, что ему написали Цанги. Хозяин дома удивился и полюбопытствовал, откуда он знает, кто написал. Маленький Ивор похвастался, что умеет читать и немного писать.

Торвиды поразились этим. Они пригласили учителя, и тот выявил, что мальчик обладает острым умом.

После этого случая Ивор перестал подавать еду и натирать серебро, а начал присматривать за хозяйскими детьми, которые были на несколько лет младше, и учиться вместе с ними. Письмо, литература, сольский, лимийский. Математика. Этикет. Музыка и танцы. Все это Ивор впитывал как губка. Он перенимал у знатных мужчин их манеру речи, поведение, умение держаться на людях и с остервенением избавлялся от крестьянских замашек, похабных словечек и выражений.

Через пару лет никто не мог предположить, что Ивор – крестьянский сын. Все считали его родственником Торвидов. Само семейство тоже относилось к нему как к родному. А когда Ивор задумал поступить в писарскую школу, замолвили за него словечко.

И вот, спустя несколько десятков лет, он как будто вернулся в родные места, где бранились и пускали в ход кулаки.

Ивор испугался, что прошлое со всей грязью доберется до него и обратно затянет в свою трясину. От таких мыслей все внутри похолодело. Нет! Только не это! Нужно убираться из этого гиблого места.

“Поговорю с Аимом и сразу уеду!”

Ночь на удивление прошла хорошо, хотя Ивор ожидал, что дверь взломают и комнату обчистят.

Он проснулся до того, как разгорелся Сангар. Небо за окном наливалось глубоким лиловым цветом, будто гигантский синяк, а небесные линии напоминали тонкие вены и жилы. Ивор протер глаза и посмотрел на дочь. Она тоже не спала: сидела в постели, обняв себя за колени, и смотрела то ли на ножку стола, то ли на край одеяла. По крайней мере, так казалось. Ивор же был уверен, что на самом деле Алин воспринимала реальный мир лишь как фон. Или не воспринимала совсем.

Ивор умылся, причесался, оделся и спустился на первый этаж. Вместо вчерашнего мужчины за стойкой клевал носом парень. Такой же крупный, с красными щеками и россыпью прыщей на лбу и подбородке. Наверное, сын хозяина.

Парень дернулся во сне, разлепил глаза и уставился на Ивора.

– Вам чего? Еще не время завтрака.

– Срать на него, – ответил Ивор и сам испугался грубости, которая слетела с губ.

Все-таки это место разъедает все манеры и вытаскивает на поверхность темную часть души.

– Я хочу узнать, где живет Аим. Мне нужно с ним поговорить.

От этого имени парень вздрогнул, словно ему залепили пощечину, оглянулся и с прищуром посмотрел на Ивора.

– Таких у нас не водится!

– Э-э-э… ну мне сказали, что я могу найти его здесь, – растерялся Ивор.

– Кто сказал? – злобно прошипел парень.

– Какое дело, кто сказал. Мне нужно с ним поговорить!

Между ними словно трещали молнии и зарождалась буря. Если ее не остановить, кто знает, чем она закончится. Может, перепалкой, а, может, и мордобоем.

Ивор упёрся ладонями в стойку, наклонился к лицу парня и зашептал:

– Если скажешь, где найти Аима, я хорошо заплачу.

В подтверждение своих слов Ивор достал из мошны серебряную монету, подкинул ее ногтем, поймал и положил на стойку, накрыв ладонью. Парень жадно уставился на пальцы Ивора, а затем тяжело сглотнул.

– Ладно, – произнес он мягче и добрее. – Аима вы у нас не найдете. А если не хотите навлечь на себя гнев войта и Око, то не произносите его имя в деревне.

– Почему? – удивился Ивор.

Сердце глухо и испуганно забилось в предчувствии чего-то плохого.

Парень бросил взгляд на пальцы Ивора, которые закрывали монету, облизнулся. Затем оглянулся, словно проверяя, не подслушивает ли кто, и зашептал:

– Аим – эллад, а наш войт пару лет назад стал ярым поклонником Всевидящего. Сам перешел в новую веру и всех нас тоже заставил. И буквально на следующий день началось великое очищение, как сам он это называл. Он собрал всех элладов, что здесь жили… их было немного. Аим, да женщина с девицей. Добрые такие. Зла никому не делали. Наоборот, старались помочь: где советом, где целебной настойкой… Они и меня от смерти однажды спасли. Я так захворал. Думал, копыта откину, но…

– Давай дальше про Аима, что с ним случилось? – оборвал его Ивор.

– Ах да… повесили их всех.

Ивору показалось, что он неправильно понял слова парня, поэтому переспросил.

– Да, повесили, – подтвердил парень. – На главной площади собрали их всех. Обвинили в колдовстве и повесили.

– А как давно это произошло? – запинаясь, спросил Ивор.

– Давно: года два назад или даже два с половиной.

От этих слов Ивору показалось, что на какой-то миг он перестал жить. Надежда, с которой он ехал сюда, оборвалась, и все полетело в пропасть. Не было ни мыслей, ни эмоций.

– Но у меня дочь… болеет, – слова путались, не желая складываться в длинные осмысленные предложения. – Потому нас и отправили к Аиму.

Парень сжал губы и пожал плечами, мол, «очень жаль, но ничем не могу помочь».

Ивор невидящим взглядом уставился на что-то. Как быть дальше? Как вылечить дочь? Что же делать?

– Если Вы добавите еще монету, то я кое-что расскажу. – Парень хитро посмотрел на него.

Ивор убрал руку с серебряника, залез в мошну и положил на стойку еще один Рут. Парень тут же схватил деньги и спрятал их в карман штанов.

– Я знаю хорошего лекаря, который учился у него. Правда, он не эллад, а человек, но все же. Возможно, он сможет чем-то помочь вашей дочери.

– Как его найти?

– Он бежал, когда схватили элладов, и перебрался в Лаехнрад, город на северо-западе. От Хельма дня три пути.

Появилась новая надежда. Правда, она была какой-то хрупкой и зыбкой. Вряд ли этот ученик Аима чем-то поможет Алин, тем более, он человек, а не эллад. Что он может? Дать корешки? Сделать настойки? А если дочери нужна магическая помощь? Знает ли этот ученик нужные заклинания? Но все же это лучше, чем ничего. Ивор решил, что он съездит в Лаехнрад и все выяснит.

– Благодарю. Мы, пожалуй, не будем тогда здесь задерживаться и отправимся в путь.

– Отец сказал, что вы оплатили две ночи, а провели только одну. Если хотите уехать сейчас, ваше право, но оплата не возвращается!

Ивор махнул рукой. Он был готов доплатить, лишь бы оказаться подальше отсюда.

***

На ночь Ивор с дочерью остановились в постоялом дворе. Он выглядел получше таверни в Ели: двухэтажный каменный дом с флюгером в виде кота. А настоящий рыжий кот растянулся на широких перилах лестницы.

Внутри пахло свежеиспеченным хлебом. Факелы на стенах разгоняли ночную темноту. В широком камине потрескивал огонь. Возле него на высоком стуле сидел музыкант – немолодой мужчина с длинными волосами, перетянутыми кожаной лентой. Колесная лира, что лежала у него на коленях, выводила грустную и тягучую, как сама жизнь, мелодию. Низкий голос с легкой хрипотцой пел:

Расскажу о прекрасной земле,

Что снится часто мне во сне,

Там леса шумят и травы цветут,

Там широкие дороги ведут меня в путь.

И так славно пел, что Ивор остановился, заслушался. С таким же упоением слушали музыканта и немногочисленные постояльцы. Голос и звучание лиры успокаивали и завораживали. Казалось, что все проблемы отступили, стали неважными, а Ивор сам будто покинул эту бренную землю и соприкоснулся с чем-то прекрасным.

И на чужбине, в другой стороне

Я буду мысленно возвращаться к тебе,

Такая прекрасная родная земля.

Музыкант в последний раз прокрутил ручку лиры, тронул клавишу. Последние ноты еще недолго звенели в воздухе, а затем растворились. Народ зааплодировал. Он поднялся, взял шапку, на которой сидел, и стал обходить постояльцев. Ивор подал несколько Сольт. Стыдно было бы не подать за такую проникновенную песню.

– Я хочу снять у вас две комнаты, – обратился Ивор к хозяину постоялого двора – полному мужчине с усами-щеткой.

– Никаких проблем, – радостно проговорил он, вытирая руки полотенцем.

Комната в постоялом дворе тоже выглядела чище, да и приятнее, чем в Еле. На полу даже лежал ковер. Правда, не новый, кое-где потрепанный, но все же. Ивор от свечи, что дал ему хозяин постоялого двора, зажег свечи в настенных бра возле широкой кровати. Затем усадил Алин на стул у письменного стола.

– Я скоро вернусь, – сказал он дочери, не ожидая ответа.

Ивор заказал себе ужин. В трактире он нашел своего возничего. Тот сидел с кружкой браги и слушал музыку. Теперь же музыкант пел о девице с голубыми глазами и золотыми лентами в волосах.

– Как тебе местная бражка? – поинтересовался Ивор, подсаживаясь.

– Не дурна, – кивнул возничий. – Не ожидал, что в такой глуши будут так чу́дно варить.

– Пожалуй, и себе ее закажу, – усмехнулся Ивор.

Ужин подали быстро. Золотистая корочка зраз блестела от жира. Ивор втянул сочный мясной запах и вилкой разломал одну. Внутри пряталось мелко нарезанное яйцо вперемешку с сыром и зеленью.

Впервые за долгое время Ивор ел с таким аппетитом, что едва не откусил себе язык. То ли еда была настолько вкусной, то ли сказались тяжелые дни и переживания, то ли так влияла музыка. Для себя Ивор решил: когда вернется домой, наймет музыканта, чтобы он играл на всех трапезах.

После ужина стал вопрос, как накормить дочь. Похлебка в Ели вряд ли сбила даже голод. Ивор заказал для Алин кружку с водой и то же самое блюдо, что и себе. За доплату в пару Сольт трактирщик разрешил принести тарелку в комнату.

Ивор поставил на письменный стол тарелку и, натянув фальшивую улыбку, с которой многие родители обращаются к неполноценным детям, радостно воскликнул:

– Принцесса, ужин!

Алин, конечно, не отреагировала. Ивор взял ее руку, вложил в пальцы вилку. Он так и не понял, на что надеялся, только если на чудо. Его не произошло. Дочь сидела, держа прибор, и не шевелилась. Ивор тяжело вздохнул. Ладно, попробуем по-другому. Он забрал вилку, подцепил немного пюре и положил дочери в рот. Закрыл его, легонько нажав под нижней челюстью.

Алин съела все пюре, а вот кусочком зраз подавилась. Пришлось разжевывать мясо, а затем отдавать его размягченным. Ивор почувствовал себя мамой птицей и по-детски захихикал от этой мысли. Напоить Алин удалось точно так же, как и накормить: Ивор наливал небольшие порции воды ей в рот, закрывал нижнюю челюсть и ждал, пока дочь все проглотит.

После ужина Ивор отнес посуду в трактир, переодел Алин в ночное платье, сам переоделся и затушил свечи.

Уснул он мгновенно. Видимо, так на него благотворно сказалась приятная атмосфера постоялого двора и вкусная еда.

Снилась дорога. Широкий, выложенный красноватым камнем тракт разрезал лес. Ивор шел по нему, сам не зная, куда держит путь. Камни холодили босые ноги. Над головой синело небо. Чистое, как слеза девицы. Птицы щебетали в кронах деревьев, перескакивали с ветки на ветки. Елки иногда так близко подступали к дороге, что приходилось отодвигать их пушистые лапы. Лес выглядел приветливым. Интересно, в нем водятся иллиды? Ивор огляделся, но не увидел ни одного монстра. Это хорошо, потому что без лошади от них далеко не убежишь. В ночном платье было прохладно, Ивор ежился и задавал себе вопрос, почему не оделся.

Вскоре он вышел на опушку и остановился от удивления. Перед ним раскинулась лужайка, покрытая зеленой травой, среди которой виднелись желтые, красные, синие и белые пятна, будто кто-то пролил краску. Ивор дотронулся пальцами ног до травы и ощутил ее мягкость. Не то, что в Лаерде: желтая, сухая и колючая.

Аккуратно, словно боясь что-то сломать, Ивор ступил на зеленый бархат, ощущая, как травинки приятно щекочут кожу. Он ступил второй ногой на полянку и почувствовал, как его душа поет от счастья. Захотелось бегать и смеяться, широко раскинув руки. И он бегал, смеялся, будто ребенок. Нагнулся, чтобы посмотреть на странные цветные пятна, и с трудом узнал цветы. Ивор видел их в старых книжках, которые рассматривал на службе у князя.

Это цветы! Неужели?! В каком чудно́м месте он оказался? Это явно не Лаерд и даже не княжество Етрэй. Ивор нахмурился, что-то тревожное зашевелилось в груди, но быстро испарилось. Это место словно было создано для радости и счастья и не терпело плохих эмоций. Ветер, такой прохладный в лесу, стал теплым и ласковым. Ивор нарвал целую охапку цветов. Нужно принести их Алин. Вот она обрадуется!

Над полянкой поплыл запах свежеиспеченных пирогов. Ивор осмотрелся, пытаясь понять, откуда он появился, и заметил недалеко от себя, хотя мгновение назад там ничего не было, в этом Ивор мог поклясться, небольшой крестьянский дом: соломенная крыша, расписные наличники, резные причелины. У порога росло дерево, сплошь покрытое бело-розовыми цветами. Окна в доме были распахнуты, а на подоконнике красовались сочные горячие пироги.

Будто завороженный, Ивор пошел к домику, крепко сжимая сорванные цветы. В окне он заметил женщину, да такую красивую, что на миг замер, а сердце забилось быстро-быстро. Густые темные волосы незнакомки струились по спине и плечам. Зеленое платье в мелкий белый цветочек облегало пышную грудь, а тонкий коричневый пояс подчеркивал точеную талию. Короткие рукава открывали белоснежную кожу рук. Ивор впервые видел такой наряд и еще раз убедился, что это не его мир.

Хозяйка дома заметила его, махнула рукой, мол, подожди. Скрипнула входная дверь, и сказочная женщина вышла на крыльцо.

– Здравствуй, – произнесла она.

Ивор растерялся и протянул ей собранный букет.

– Это вам!

Женщина приняла цветы, вдохнула их запах и прижала к груди.

– Благодарю, – улыбнулась она. – Как тебе у меня в гостях? Нравится?

– Да, очень. Тут чудесно! Я никогда не видел столько красок.

Женщина смущенно опустила взгляд.

– Ивор, я рада, что тебе здесь нравится.

– Откуда вы знаете мое имя? – опешил Ивор и нахмурился.

Но чудесное место вновь развеяло его подозрительность и наполнило таким теплым чувством, которое может испытывать только маленький ребенок, сидя на руках у матери.

– Я знаю не только твое имя, но еще и много чего. Я знаю, что с твоей дочерью произошло несчастье, и ты делаешь все возможное, чтобы помочь ей.

От ее слов Ивор вспомнил Алин, и грусть затопила его сердце. На этот раз место почему-то не избавило его от этой эмоции, а, наоборот, как будто усилило.

– Твоя дочь чудесная и добрая девушка, – произнесла женщина. – А твои усилия вызывают восхищения. Ты честен и искренен в своих мотивах. И я могу помочь Алин. Освободить от страха, что сковал ее разум.

– Я буду вам благодарен за это до самой смерти! – воскликнул Ивор.

Женщина одарила его ласковой улыбкой, а затем подошла к дереву у порога и коснулась ветки. Цветы, что росли на ней, стали осыпаться. На их месте появились плодовые почки. Они росли, набухали, круглели, превращаясь в сочные яблоки. Когда они налились и покраснели, женщина сорвала одно. В ее руке плод стал быстро сохнуть, чернеть и распадаться. Мгновение, и в ладони лежали продолговатые темно-коричневые косточки. Женщина протянула их Ивору.

– Возьми и дай их дочери. Они помогут.

Полянка, дом, дерево, женщина таяли, превращаясь в виде́ние. Цвета тускнели, белели, становясь все призрачнее и призрачнее. Ивор дернулся и проснулся.

Ночная темнота не была такой плотной, утренний свет наполнял ее. Линии тусклыми гирляндами висели в темно-фиолетовом небе. Где-то далеко пела одинокая птица. Она то заводила свои трели, то резко замолкала, будто сомневалась, а не рано ли еще.

Какой странный сон ему приснился! Он казался таким реальным, будто все было взаправду. Зеленая трава, полевые цветы! Ивору чудилось, что он до сих пор ощущает их аромат, словно сам пропитался этим запахом и теперь благоухает.

Он поднял руку, чтобы понюхать кожу, и обнаружил, что пальцы сжаты в кулак. Ивор разжал их и дернулся от неожиданности. На ладони лежало три продолговатых зернышка. Такого не может быть! Это виде́ние?! Дотронулся до семечек. Самые настоящие!

Ивор опять сжал кулак и упал на подушку. Не может быть, чтобы вещи из сна переносились в реальный мир! Или это был не сон? Где же тогда он побывал?! Ответов на эти вопросы не было. Ивор вспомнил женщину, что дала ему зернышки. Темные волосы, голубые глаза, зеленое платье. Такое ощущение, что он уже видел ее, вот только где и когда? Ладно, сейчас это не столь важно. Что говорила незнакомка? Что эти зерна помогут вернуть дочь?

Ивор посмотрел на Алин. На миг показалось, будто она лежит и смотрит в потолок этим страшным невидящим взглядом, но глаза дочери были закрыты, грудь равномерно поднималась и опускалась. Она выглядела совершенно нормальной. Вот разбуди ее сейчас, и она потянется, улыбнется, скажет: «Доброе утро». Ивор взглянул на зернышки на ладони, снова на дочь и тяжело вздохнул.

Он не решился дать их Алин. Голос разума подозрительно спрашивал: “Откуда взялись семечки? Вещи не могут перемещаться из мира сновидений в реальность! А даже если и так, то можно ли верить той незнакомке? Ивор, ты разумный человек!”

Ивор положил семечки на прикроватный столик и тяжело вздохнул. Он не знал, как поступить.

– Ладно, – пробормотал он себе под нос, поднимаясь с кровати и направляясь к шкафу, в котором висел его жупан. – Пока не буду давать их дочери, но и избавлять от них тоже не буду. Пусть полежат, никуда не денутся. – Ивор завернул семечки в носовой платок и засунул его в мешочек с монетами. – Нужно хорошенько все обдумать и решить, как поступать.

Глава 4 Дариан

Время. Теперь оно главный враг. Каждый час, каждая минута отдаляла его от Ивора. Дариан пытался сосредоточиться на повседневных делах, но всякий раз мысли возвращались к беглецу. Где он сейчас? В каком постоялом дворе остановился? Вдруг ему уже удалось скрыться так далеко и глубоко, что никакими способами не найдешь? Эти волнения приносили опасную злость на Око. Если бы в Главном Доме быстрее среагировали б на его письма… Если бы Ясновидящий раньше отправился б в Лаерд! Если бы… Там все устроено неправильно! В Доме сидят глупцы, которые не видят дальше собственного носа. Разве Всевидящий этого не замечает?!

Дариан пугался этих мыслей. Спешно осенял себя священным символом.

– Избавь меня, Бог, от дурных мыслей и помыслов. Я всего лишь рупор слов твоих, которые ты передаешь своему Пророку, – шептал Дариан. – Я всего лишь человек и только с твоей помощью, о, Всевидящий, могу сопротивляться колдовскому туману, что рождает в моей душе злость и ненависть. Открываю перед взором твоим свое сердце и душу. Я поле, которое ты пашешь, и из которого выкорчевываешь сорняки.

Самое ужасное, что мысли об Иворе вторгались в молитвы. Утренние и вечерние. Дариан ловил себя на том, что его разум блуждает далеко от Всевидящего. Тогда Оратор бил себя по щеке, будто хотел привести себя в чувство, а потом еще сильнее прогибался в пояснице, вскидывал руки и молился. Громко. Отчаянно. Со слезами на глазах.

Проклятый Ивор! Прокляятый колдун! Он не мог уехать из Лаерда, не нагадив. Он утащил с собой мысли Дариана и заронил колдовские семена в его душу. Наверное, сидит сейчас где-то в номере на постоялом дворе, видит, как Оратор страдает, и смеется. Смеется. Смеется!

Дариан от злости и безысходности скрипнул зубами и ударил себя ладонью по щеке. Соберись! Он посмотрел на лист бумаги, лежащий перед ним. Ровным почерком на нем был написан только один абзац проповеди. Всего лишь один абзац! За несколько часов!

– Ничего, я смогу противостоять тебе, – прорычал Дариан, смотря на стену, но мысленным взором он видел там физиономию Ивора. – Я сильнее твоих колдовских чар. Я искореню их в себе с помощью Всевидящего, молитв и силы духа!

Дариан набрал полную грудь воздуха и резко выдохнул, чувствуя, как наполняется уверенностью. Он не один!

Придвинув свечу поближе к бумаге, Оратор перечитал написанный абзац, пытаясь вернуть ускользнувшие мысли. Осенин, хотя Око называло этот день Восхвалением и благодарением Всевидящего, уже завтра, и проповедь к празднику должна быть великолепной. Праздник – это время напоминания людям о том, что они смогут собирать такие урожаи, что навсегда забудут о голоде, когда Всевидящий вернет весну.

Дело шло медленно и со скрипом. Написав еще несколько предложений, Дариан понял, что его задумки не хотят облачаться в слова и предложения. Оратор опустил перо в чернильницу и откинулся на спинку стула. Проклятье! Тысячу раз проклятье!

– Не идет? – поинтересовался женский голос.

Дариан вздрогнул и обернулся.

– Ох, Берта, не ожидал тебя здесь увидеть! Никак не ожидал!

– Я тихенько зашла и старалась вам не мешать, – улыбнулась женщина, сметая с обода костровой чаши золу.

– Совсем не идет проповедь, – пожаловался Дариан. – Вроде и мысли есть о том, какие темы хочу поднять, а вот, связного текста не получается.

– К сожалению, я не знаю, как вам помочь, – вздохнула Берта. – Я грамоте не обучена и совершенно не умею писать проповеди, но я верю в вас. – Женщина смела сажу обратно в костровую чашу, спрятала метелочку и подкинула в огонь небольшое поленце. – Знаете, мне очень нравятся ваши проповеди. Особенно в последнее время. Они такие смелые и искренние, хотя и простые.

– Простые?

Берта кивнула, а потом, видимо, испугалась, что это оскорбило Оратора, потому что спешно добавила:

– Я имею в виду, что они понятные. Раньше проповеди были как песок в воде. Вроде много набираешь, а он сквозь пальцы уходит, оставляя на ладонях лишь несколько песчинок. Раньше я много сомневалась, правильно ли я что-то поняла или неправильно. А сейчас все… – Берта задумалась над словом, но, похоже, не нашла лучшего и повторила: – Понятные.

– Спасибо, Берта, – выдавил улыбку Дариан.

Он чувствовал, что это важные слова, только пока не мог понять почему.

– Хотите чаю?

Оратор кивнул.

Пока женщина готовила чай, он поднялся на второй этаж и посмотрел в круглое окошко. Оно как раз выходило на одну из дорог, которая вела из Лаерда. На ту, по которой уехал Ивор. Где он сейчас? Дариан попытался вспомнить карту княжества, которая висела в школе писцов, где он учился лет пять назад. В простонародье эту улочку называли «Дорога на Ель». После этой деревушки дорога вроде раздваивалась, одна – вела в Хельм, а другая – к северо-восточному форту, а затем в княжество Сол и заканчивалась в крупном северо-восточном городе Дан. Получается, Ивор может быть… Да где угодно! Может отправиться в Хельм, а там по главному тракту добраться до Хитенского королевства. Или же скрыться в княжестве Сол. Время на то, чтобы его поймать, стремительно тает.

Дариан скрипнул зубами. Водоворот мыслей утаскивал его на дно. Нужно было спасаться, пока из глубины не поднялись чары!

Быстрым шагом Оратор подошел к вешалке и схватил тулуп.

– Куда вы? А чай? – выкрикнула Берта.

– Извини. Потом.

Дариан пересек молитвенную часть Дома. На коврах молились несколько человек.

Небо хмурилось. Тучи наползали друг на друга, будто гигантские грязные льдины. Ветер, подобно рассердившемуся барину, остервенело стегал несчастных плеткой. Оратор, втянув голову в плечи, направился к своему дому. К счастью, жил он напротив.

Скинул в сенях ботинки с тулупом, заскочил в избу и, не переодеваясь, упал на колени. Выгнув спину, зашептал молитву.

Проклятый Ивор! Проклятое колдовство! Как достать этот морок из своего разума? Из своего тела?

Дариану показалось, что под его кожей клубится туман чар. Течет вместе с кровью по венам. Одурманивает душу. Дариан стянул рубаху и осмотрел свою грудную клетку. Эта дверь для Всевидящего, а не для колдовства. Оратор царапнул себя и скривился. По коже чуть выше сосков растянулись четыре белые полосы, постепенно наливаясь красным. Дариан царапнул себя еще раз. И еще раз. И еще.

Грудная клетка горела. Кожа ныла и свербила, но боль рассеяла колдовской туман. Злость, ненависть растворились, словно их никогда и не было, а сердце наполнилось спокойствием. Дариан поднял глаза, мысленным взором рассматривая не потолочные балки, а лицо Всевидящего. Оно было добрым, но в то же время строгим, как у отца, который отлупил розгами сына за шалость. Страдая душой за любимое чадо и чувствуя его боль, он точно знал, что наказание это было во благо.

– Спасибо тебе, Всевидящий, – прошептал Дариан. – Благодарю, что ты подсказал мне способ, как не давать колдовству пустить корни мне в душу и сердце.

Оратор обвел себя священным символом и поднялся. Впервые за последние несколько дней он чувствовал себя спокойным и уверенным, а еще свободным и сильным.

Он вернулся в Дом и выпил с Бертой чаю. Она жаловалась на свои проблемы, на маму, которая в последнее время становилась все слабее и слабее; на свои страхи, что скоро останется совсем одна. Оратор положил руки ей на плечо и твердо сказал:

– Берта, дорогая, ты не одна! С тобой всегда рядом Всевидящий. Он поможет тебе, наполнит тебя силами.

– Да, да, я знаю, – женщина смахнула слезинку и всхлипнула. – Но…

– И у тебя еще есть я. Я тоже буду тебе помогать. Хочешь, я напишу в Дом и попрошу, чтобы тебя сделали послушницей. Тебе повысят жалование на несколько Сольт, и ты всегда найдешь работу в любом из Домов. Даже если в Лаерде сменится Оратор, то ты все равно будешь продолжать здесь работать…

– А почему в Доме должен смениться Оратор? – испуганно произнесла девушка и всхлипнула. – Вы собираетесь нас покинуть?

Дариан задумался. Он знал, что после Осенина отправится за Ивором, но понятие не имел, чем закончится его погоня, вернется ли он в Лаерд. Пугать Берту не хотелось, как и лгать ей.

– Я собираюсь уехать ненадолго по делам, но все равно место Оратора здесь остается за мной. Я говорю про будущее. Может, мне дадут новый сан или Великий Дом решит меня перевести в другое место… Я не знаю. Всякое может случиться. Я бы хотел остаться тут с вами, но, к сожалению, это не в моей власти. Единственное, я могу позаботиться о твоем будущем, чтобы оно было у тебя… – Оратор запнулся, не зная, какая слово подобрать. – Просто чтобы оно было у тебя, несмотря на то, что может произойти.

Женщина дернулась, чтобы обнять его, но Дариан придержал ее за плечи. Берта взмахнула руками, будто раненая птица крыльями, и уставилась на пол:

– Прости.

Дариан протянул ей руку с кольцом. Помощница поцеловала перстень, а затем осенила себя символом Око.

– Я побегу почищу алтарь от воска и выбью ковры. Надо подготовить Дом к празднику.

Оратор кивнул.

Когда Берта ушла из келлии, он снова сел за проповедь. На этот раз идеи расцветали словами и вились предложениями. Пару раз Ивор попытался залезть в голову, сбить с мыслей и испортить проповедь. Теперь же у Дариана было оружие от колдовских чар. Замечая, что отвлекся, или ощущая в сердце опасный водоворот эмоций, он впивался ногтями в кожу рук, царапал ее. Морщась от боли, он с удовольствием замечал, как злу не удается прорасти в его душе.

***

Дом украсили зелеными и желтыми флажками и лентами. Они тянулись над головами прихожан, будто небесные полосы. Стоя на балкончике, Дариан ощущал себя чуть ли не самим Всевидящим.

В курильницы положили цветочные благовония, и воздух в Доме благоухал. Многие люди от запаха впали в экстаз. Они стояли на коленях и раскачивались из стороны в сторону, закрыв глазами. Оратор упомянул в проповеди, что именно так может пахнуть мир, когда Всевидящий вернет тепло.

Проповедь вышла неплохой, но не идеальной. Можно было где-то добавить эмоций, накала, страсти. Он бы так и сделал, если бы не сражался с колдовским туманом, что намеревался унести мысли подальше от службы. Дариан не мог себя царапать, чтобы бороться с чарами – люди не должны знать о его трудностях. Разве они пойдут за тем, кто сам находится в шторме? Нет. Он должен стать для остальных маяком. Светом в ночи. Лучом, разрезающим тьму. Дариан терпел, пытаясь сосредоточиться на словах. И все же пару раз до боли вонзил ногти в ладони.

После проповеди он спустился в молитвенную часть Дома. Люди уже положили на алтарь хлеб, овощи, фрукты, сыр и даже пустые тарелки, корзины, ручные прялки. Они хотели, чтобы не только еда наполнилась силой и благодатью Всевидящего. Пока Дариан читал молитву, Берта с курильницей обходила алтарь, чтобы ароматы трав пропитывали еду и вещи, защищали их от колдовских энергий.

Затем потянулись долгие часы разговоров с прихожанами. Дариан выслушивал просьбы, помогал советами, давал духовные наставления. Он старался быть внимательным к каждому человеку, но внутри росло раздражение. Они отнимают драгоценное время своей бессмысленной, глупой болтовней! Он должен гнаться за Ивором, за этим предателем, вместо того, чтобы выслушивать просьбу о ребенке или разбираться в любовных сомнениях девушки.

Когда поток людей закончился, день полностью вошел в свои законные права. Тучи, которые со вчерашнего дня грозно нависали над головами, растаяли под теплыми лучами Сангара, превратились в тонкую, давно нестиранную простынь.

Оратор оставил Берту в Доме, чтобы она присматривала за прихожанами, а сам отправился домой. Бухнулся на колени посреди комнаты и прогнулся в спине. Ему было стыдно за свои мысли и чувства при общении с прихожанами. Нужно быть терпеливее. Скромнее. Каждая душа важна для Всевидящего. Видимо, колдовское зло все же сумело прорасти. Дариан зашептал молитву, прося Бога наполнить сердце и душу любовью и благодатью.

После стал собираться в дорогу. Нашел за печью старую холщовую сумку, с которой приехал в Лаерд. Вытряхнул ее на крыльце. Почистил от пыли.

Дариан не знал, как долго он будет в дороге. Нужно найти Ивора. Хотя шансы на успех крайне малы. Колдун уже мог сбежать в такие места, откуда его не достать. «Ничего страшного, – успокоил себя Оратор, отрезая половину от буханки. – Я знаю, что Ивор отправился в сторону Ель. Поеду в эту деревушку. Остановлюсь у местного Оратора, и он поможет мне разузнать побольше о беглеце. А там посмотрим. Выбор, куда бежать, у Ивора невелик. Я же буду останавливаться в каждом гостином дворе, в каждой таверны, каждой деревушки и искать его след. Так что я обязательно выясню, где спрятался колдун». План пусть и был не ахти, но все же придавал уверенности.

Оратор положил к хлебу головку сыра и соломку сухого мяса. Немного, но на дорогу хватит. Все-таки Дариан планировал останавливаться в тавернах, а не ночевать в лесу у костра, а значит, можно будет сытно поужинать и позавтракать. Следом в сумку отправилось несколько фляг с водой и мошна с монетами. Великий Дом регулярно высылал Дариану жалование. Немного. Учитывая, что он почти не тратил деньги, за несколько лет скопилась приличная сумма.

Оделся Оратор потеплее. Рубаха, черная, кожаная безрукавка поверх, рыжий тулуп с капюшоном, шерстяные штаны и высокие сапоги. Не стоит обманываться ласковой погодой на Осенин. Она продержится еще день, а, может, два. Следом за ней придут холода, ветра и дожди. Оратор все же надеялся вернуться раньше, чем снега засыплют землю.

Чтобы его не спутали с простым крестьянином, надел на палец кольцо с символом Ока. На пояс приторочил топор, которым колол дрова. Если попадется по дороге парочка иллидов, им не поздоровится.

Перед выходом из дома Дариан обвел себя священным символом и прочитал короткую молитву. Ну, с Богом!

Для того чтобы найти Ивора, Оратору пришлось отправиться к нему в поместье и занять на время скакуна. В этом увиделась насмешка судьбы, но выбора не было. Только если отправляться в путь пешком, но это глупое и гиблое дело.

Перед тем как окончательно покинуть деревню, Оратор остановился у Дома, передал Берте ключи и пару наставлений. Женщина расстроилась, что ему приходится так срочно покинуть Лаерд, но все же пожелала удачи.

– Я буду молиться за Вас, – прошептала она, потупив взгляд.

Оратор поцеловал ее в лоб.

– Спасибо.