«Она пыталась убежать, глупая. Кричала, звала на помощь.
Я помню свой самый первый удар ножом в её спину. Нож будто бы наткнулся на камень, угодив по позвоночному диску. Как же удивительно прочны человеческие кости!..
Кровь… Она совершенно не такая, как показывают в фильмах. Она гораздо гуще, ярче, а ещё – невероятно тёплая.
Одного неловкого удара хватило, чтобы сбить с ног эту мерзкую девчонку. Она упала на колени, упёршись руками в мокрый асфальт.
– Не убивайте меня! Пожалуйста…
Взмах руки, и лезвие рассекло кожу на её правой лопатке.
Получай, дрянь. Ты это заслужила.
Вид окровавленного тела не приводил меня в ужас. Напротив, меня охватывала эйфория от одной только мысли, что целая человеческая жизнь только что оборвалась из-за меня…»
– Милок, а сам-то ты чьих будешь?
– Лагутко я, Александр, но можно просто Саша, – подобострастно ответил я.
Бабушки на лавочке у подъезда – это НКВД местного значения. Нельзя просто так пройти мимо них, если не хочешь ходить с клеймом наркомана или сутенёра до конца своей жизни.
Как правило, всегда хватает лишь вежливого «здравствуйте».
Но не в этот раз. Эти две бабульки неопределённого возраста оказались более чем любопытными и словоохотливыми.
– Марьин сын, что ль?
– Да. Мама умерла, и я решил вернуться. В родные пенаты, так сказать.
Старушки заохали, загалдели.
– Неисповедимы пути твои, Господи, – вздохнула одна из них, вытирая проступившие слезинки уголком накинутого на плечи платка. – Отмучилась, стало быть, Марьюшка. Может, и к лучшему, с детства болезная была…
– Свят, Зинаида. Что ты несёшь, дура старая? Мальчишка-то вон какой получился: статный, красивый, прям жених! Не зря Марья-то страдала. Шурочка, а ты помнишь меня? Я соседка ваша бывшая, Светлана Михайловна, «тётя Светик», как ты меня называл. А это Зинаида Павловна, нянечкой в детском саду работала. Ой, да что я говорю, ты, наверное, и не вспомнишь сейчас.
Я улыбнулся. Эти две маленькие сморщенные бабушки вызывали у меня необъяснимую симпатию. Впервые за всё время с момента приезда в город моего детства я ощутил, что приехал домой.
Я не помнил этих женщин, и это было неудивительно, ведь мать увезла меня отсюда, едва мне исполнилось три года.
– Сколько лет прошло, Шура? Все тридцать, если не больше. Такой взрослый стал. Ты один или с семьёй приехал? Детишек сколь?
– Один, тётя Светик. Пока не сложилось у меня с семьёй. Не получается как-то.
– Вот проблему нашёл, – Светлана Михайловна игриво ткнула локтем в бок свою подругу. – У нас тут девчонок годных – пруд пруди, не успеешь оглянуться, как свадьбу тебе сыграем!
– Да погоди ты, старая, – отмахнулась Зинаида. – Мальчонка ещё с дороги не отдохнул, а ты уже накинулась на него со своими девками! Сашок, а ты уже устроился здесь? Или, может, тебе угол нужен на первое время? Так я пущу, у меня целая комната пустует.
– Нет-нет, спасибо, – ответил я. – Я снял квартиру на четвёртом этаже, там ещё Смирновы жили, помните их?
Бабушки дружно перекрестились.
– Смирновы? А кто ж их тут не помнит? Как забыть этот кошмар…
– Иди с Богом, Шурочка, – быстро сказала Светлана Михайловна. – Заболтали мы тебя, а ты устал, небось.
Я не стал спорить. Попрощавшись со своими собеседницами, я отправился к себе в съёмную квартиру.
Честно говоря, я не питал особенного интереса к событиям, что произошли в этом маленьком городишке несколько десятков лет назад, и уж тем более, мне не хотелось тратить время на откровенные сплетни.
Я чувствовал себя жутко уставшим, и уже не совсем понимал, зачем я сюда вообще приехал. Может быть, после смерти матери я как-то более остро ощутил одиночество?
Этот город, хоть он и был для меня практически чужим, всё же мне нравился своими маленькими тихими улочками и приветливыми местными жителями. Он помнил меня и мою маму.
Квартиру я нашёл быстро, едва сошёл с поезда. Прямо на перроне была установлена стойка, на которой пестрели объявления.
Меня удивила явно заниженная цена за аренду, но, как только я переступил порог этого чудесного жилища, я понял, в чём подвох. Квартира была в ужасном состоянии. Похоже, ремонта в ней не было никогда, а если он и проводился, то лет пятьдесят назад. Я увидел пожелтевшие, местами отклеенные от стен бумажные обои, деревянные полы с облупившейся краской, заржавевшую сантехнику и кучи различного хлама на кроватях, книжных стеллажах и допотопных сервантах.
Риелтор сообщил мне, что нынешнему собственнику совершенно наплевать на внутреннее содержимое квартиры, поэтому я могу сделать с ней всё, что мне только захочется, например, выкинуть на помойку то, что мне покажется ненужным.
Этим я и занялся в первый же день своего проживания тут. Я купил в местном магазине прочные мусорные пакеты, перчатки и кучу жидких средств для уборки и дезинфекции помещений.
Я уже знал от риелтора, что предыдущими жильцами были мать и сын, которые умерли по неизвестным ему причинам, и квартира досталась в наследство какому-то их дальнему родственнику, который не очень-то ей обрадовался, но всё же решил заработать на ней, дав объявление в местную газету.
Моей самой первой странной находкой в процессе уборки стала большая серая папка, которую я открыл из чистого любопытства.
«МОНСТР ПРОДОЛЖАЕТ СВОЁ КРОВАВОЕ ДЕЛО» – этот заголовок газетной статьи сразу бросился мне в глаза. Собственно, всё содержимое папки и состояло из аккуратно вырезанных фрагментов страниц печатных изданий. Изучив некоторые из них, я понял, что все они посвящены одному и тому же человеку – серийному убийце по прозвищу «Монстр», который зверствовал в городе в конце 80-х.