Пролог…
О своей жизни Виталик знал из рассказа директрисы детского дома Зои Павловны Болотной. Ни больше, ни меньше. А именно то, что нашел его на крыльце учреждения дворник, споткнувшись через сверток в темноте раннего, весеннего утра. Подумав, что это детдомовские хулиганы не донесли мусор из столовки до помойки, дворник Безбашкин, ругаясь и кляня всех и вся на свете, понес его на задний двор. И лишь прекратив поток ругательств, и занеся руку над мусорным баком, услышал тихий писк, доносившийся из свёртка. Так был найден Виталик и доставлен в кабинет начальства. Как и все подкидыши Виталик получил фамилию Найденов, а имя и отчество в честь своего спасителя – дворника детского дома № 3 Безбашкина Виталия Никандровича.
Рассказы рассказами, и как водится, самым горячим желанием Виталика Найденова было отыскать своих родителей, но информация была засекречена, его дело отсутствовало среди всех личных дел воспитанников, а ключ от сейфа, что висел на шее директрисы, ему, шестилетнему мальчугану, стащить было невозможно. Подрастая, Виталик ничем не отличался от «родной» детдомовской семьи; одинаковые рубашки, носки, колготки, брюки, шапки… но лишь одно выделяло его среди воспитанников детского дома; его дар видеть то, что другим было не под силу. Годам к десяти к нему прилепились кличка «сказочник», а в тринадцать лет он благополучно «отдохнул в психушке», получив диагноз «шизоаффективное расстройство», после слов, что директриса – страшная кикимора, всасывающая силы из каждого ребенка. Вернувшись после лечения в детский дом, решил держать язык за зубами и ждать своего совершеннолетия, чтобы покинуть стены детского дома с хорошей характеристикой и пометкой «здоров».
В Тридевятое царство через Велесов овраг
Он надеялся, приехав в Москву и придя в Коломенское, попасть во временную петлю. Конечно же, он попал… на экскурсию по историческим местам. Очень хотелось попасть в Велесов овраг, дотронуться до Гусь-камня, взглянуть на Девий камень, вернее к камню хотела его жена. Последнее время на нее что-то нашло, и она решила, что ее робкий супруг Виталик ей изменяет. Глупости, конечно. Он предложение Светке делал, весь внутри сотрясаясь от ужаса, и все тер потные ладони о свои видавшие виды джинсы. О том, что где-то загулять, как она думала, Виталику и в голову не приходило. Очень уж он любил свою ненаглядную жену. Для него она была просто писаной красавицей, сошедшей со страничек русских народных сказок; коса русая до пояса, глаза невероятной глубины, словно два озера лесные, тонкий небольшой носик и замечательно выразительные, полные губы, от которых у Виталика прямо дух захватывало и учащалось сердцебиение. И неважно, что она была его выше на полголовы, ну подумаешь, итальянцы вообще не парятся разницей в росте. Живут себе да радуются.
– Свет, ну давай сходим в овраг, ну ее эту экскурсию, – тихонечко зудел на ухо супруге Виталик.
– Одни? – округлила глаза Светка. – Я за что деньги заплатила?
– Ну, за экскурсию.
– Вот именно, за экскурсию, а не за бездумное блуждание в разных там оврагах без гида.
– Без гада, – буркнул Виталик. – Мне его заунывное «посмотрите направо, посмотрите налево» уже поперек горла. Ну, Свет…
– Иди в баню! – Светка, словно боясь упустить что-то важное, отмахнулась от него. Виталик обиженно отвернулся. – Ну, что ты как малое дитё… пирожок хочешь?
И Светка зашуршала в сумке вощеной бумагой. Сунув жирный пирожок, купленный на входе в Коломенское ему в руку, она вновь изобразила на лице неподдельное внимание и интерес, к тому, что нес гид, приукрашая свою речь восторженными эпитетами. Так же, как и Виталик, судьба, вероятно, тоже хотела, чтобы он всенепременно попал в Велесов овраг, и подсунула ему странного соседа по экскурсии. При этом, совершенно не предупредив, чем это может быть обернуться. Почему сосед был странным? Вероятно потому, что на него, кроме Виталика никто не обращал внимания. Складывалось ощущение, что его вообще не видят. А зря, мужичонка был одет так, словно сошел со страниц русских народных сказок; в рубахе, подпоясанной веревочкой, широких штанах, в лаптях, непонятного вида шапке и перекинутой через плечо палкой с привязанной на конце котомкой. Виталик поначалу подумал, что это ряженный фрик, но то, как он говорил и как себя вел, решил, что это просто сумасшедший.
Несколько раз Виталик пытался от него затеряться в толпе, но тщетно. Мужичок все время оказывался рядом.
– Чего ты мечешься, как угорелый? – вконец разозлилась и зашипела на него Светка. – В туалет хочешь?
– Да не хочу я. Привязался тут один… страхолюдый.
– Кто к тебе привязался? Кому ты нужен кроме меня? – насторожилась вдруг Светка и внимательно посмотрела на недовольное лицо мужа. – Опять чудится что-то?
Виталик был из числа людей, которые с детства рассказывали невероятные истории, якобы случившиеся лично с ними. Истории были настолько фантастические, что Виталик, столкнувшись с непониманием сверстников и взрослых, перестал о них говорить, но люди и событии, мерещившиеся ему, являлись и по сей день. Жена Светка об этом знала и, при малейшем намеке на странности, сразу же тащила по всем врачам. Но в этот раз она не была готова жертвовать и поэтому, поковырявшись в сумочке, достала пластиковую тубу с таблетками.
– На, выпей.
– Не надо мне ничего. Достали твои таблетки. – возмутился Виталик, но, взглянув на покрасневшее от негодования и от его эгоизма лицо жены, покорно отвинтил крышечку и запустил внутрь пальцы, пытаясь ухватить капсулу. – У меня воды нет. – жалобно промычал он. Вытащив из сумки, которую Виталик называл кладовкой, где можно найти все, бутылку минералки и сунула ему в руки.
– Не пей, – отозвался вдруг мужичок в лаптях. – Козлёночком станешь.
– Да пошёл ты, – засунув в рот таблетку, огрызнулся Виталик.
– Чего? – обалдела от грубости мужа Светка. – Вообще потерялся?
– Я не тебе, а ему, – мотнул в сторону головой Виталик. – Не пей, говорит.
– Пей быстрей! Сейчас же! – приказала Светка, напряженно вглядываясь в пустое место рядом с мужем.
– Не пей! – сверлил его жену маленькими глазками невидимый мужичок. – Святогор будет рвать и метать. Время не ждёт. А ты не готов, сынок. Тебя ещё учить, да учить! Не пей, говорю. Положь эту гадость в рот, а потом выплюнь. Усёк?
Виталик согласно моргнул, закинул капсулу в рот, надёжно спрятав под язык, и залпом выпил половину минералки.
– Полегчало? – Светка пытливо смотрела в глаза мужу.
– Угу. Хочу в туалет, – буркнул Виталик, ища глазами уличный санузел. Капсула мешалась под языком и грозилась выскользнуть наружу.
– Ну, иди, чего ждёшь? – краснота с лица жены потихоньку сходила на нет. Светка почувствовала, как внутри разливается тепло и покой. – Мы ещё тут долго будем. Успеешь и по-маленькому, и по-большому.
– Конечно, успею. – Виталик припустил трусцой в сторону туалета, выплевывая на ходу раскисшую во рту капсулу с успокоительным средством. Мужичок в лаптях не отставал, продолжая нести всякую ересь о Святогоре и о каком-то пророчестве. В туалетную будку он втиснулся вместе с Виталиком.
– Дед, ты чего? Здесь место на одного только.
– Да знаю я, первый раз, что ли здесь? Я ж не до ветру сюды прибег за тобой. Сейчас и отправимся.
– Куда? – оторопел Виталик. Если через пять минут он не вернётся, жена закатит скандал и будет права. Они на эту поездку в Москву копили целый год. Это его сумасбродное желание исполнила Светка, когда незримая сила потянула Виталика в Москву, в Коломенское. А тут этот… в лаптях.
– Супружница не заметит твоего отсутствия. И как тебя угораздило жениться на кикиморке? – плюнул под ноги мужичок. – Хотя ить, они могут и взор затуманить, и морок навести. Нешто не видишь лица ейного истинного?
– Нормальное лицо у нее. Даже очень красивое. Конечно, задумывался, чего она во мне нашла, но потом перестал. Ну, значит, нравлюсь ей, любит она меня.
– Конечно, любит. Как не любить-то? Им кикиморкам не всем ить замуж выскочить удается, а тут такой увалень попался, да ещё и с силушкой?
– Ты чего-то путаешь, дядя. Никакой силушки и нету, стоп, – вдруг осекся Виталик, – в каком это смысле кикиморка?
– А в прямом. Это ж Светява. В девках она засиделась, ну и прыгнула в ваш мир-то. А тут ты, увалень…
– Про увальня уже слышал, – оборвал мужичка Виталик.
– А как прознала, что ты из наших, да ещё и с силушкой богатырской, так и выскочила за тебя сразу… ну, как сразу… они ведь без приглашения ни-ни. У их это табу. Вот и помогла тебе… предложение сделать. Ну, а чтобы ты ничего не подозревал и не видел образинушку ее, вот и стала пихать тебя заморочь – травкой.
– Э, нет, дед! Вот тут ты путаешь! Я у врача был, врач лекарство назначил и купил я лекарство в аптеке.
– Ну, все правильно. А лекарки кто? Правильно, кикиморки. Как лекхарство перестает глаза твои замыливать, так ты правдушку-то вокруг себя и видишь.
– Да ну, дед. Сказки все это, и ты плод моего воображения, – устало вздохнув, сказал Виталик.
– Сказки ложь, да в них намек… слыхал такое? – хитро сощурился мужичок. – Кто ж не слыхал! Все детство слушал эту присказку.
– Вот, а сказка-то рядом была и есть… и будет, коли ты со мной отправишься к Святогору.
– Да на чем же к нему попасть? Туалет, что ли, в машину превратить?
– Зачем туалет превращать в машину? Это ж, милок, ступа!
До Виталика вдруг дошло, что он уже не видит ни стен паркового туалета изнутри, ни Светку-кикиморку, жену свою ненаглядную, тьфу, ни экскурсии этой треклятой. Вокруг только верхушки деревьев, да овраг внизу вьется, а дед вовсю рулит метлой, отталкиваясь ею от воздуха.
– Я эту ступку у бабы Яги увел, пока она мурашей считала.
– Каких мурашей? Почему мурашей?
– А где бы я ей столько мухоморов достал, когда не сезон? Вот и пришлось поколдовать малость. Ох, и задаст она мне за обман-то.
– Баба Яга, кикиморы, Святогор… а ты кто? – Виталик разглядывал мужичка.
– Я-то? А лесовик.
– Леший, что ли? – усмехнулся Виталик.
– Лесовик! Лешаки, это совсем другое. Эх ты, увалень неученый. Всему-то тебя учить придется.
– А звать тебя как, лесовик? Лесовиком? – потешался Виталик, за что сразу же получил метлой по голове.
– Развеселился не ко времени. – усмехнулся лесовик, глядя, как Виталик трет ушибленное место. – Шишок я. Как есть Шишок.
– Ну и имечко, – гоготнул Виталик, на всякий случай, закрывшись руками.
– Уж, какое есть. Ох, ты! – охнул вдруг лесовик и перегнулся через край ступы. – Ну, все, приехали.
– Будем садиться?
– Садиться, как же! Чего захотел… падать будем. Ну, Яга, змея подколодная. Ишь чего вытворяет!
– А я ничего не вижу, – Виталик скосил глаз, заглянув за край летательного аппарата.
– Ох, ты! – ещё раз выдохнул Шишок, и метла, вырвавшись из рук, взлетела и со всего маху ткнулась древком в середину ступы. Ступа с грохотом рухнула на дно оврага, выплюнув из себя и Виталика, и лесовика.
– Тьфу, старая перечница. – Шишок, потирая ушибленные бока, смотрел вслед улетевшей ступе. – Вставай уж, потрусим пешочком, а то может и на корешочках.
– Какие корешочки? Что это всё значит? Где мы? Где я? Ааааа… это сон! Я понял! – Виталик хлопнул себя по лбу. – Я сплю! Уснул, сидя в туалете. Я сейчас проснусь, и все вернётся на свои места. Давай, дед, ущипни меня, чтобы я проснулся! – он протянул лесовику руку.
– Да, хоть ногу тяни, не отмашешься. – поднялся с земли Шишок и приставил козырьком руку ко лбу, вглядываясь в синеву неба. – Улетела и не вернуть. Ладно, вставай, милок, пошагали.
– А как же проехаться на корешках? – отряхивая рукав свитера, спросил Виталик.
– Ну… до этих ещё дойти надо. Так что, поторапливайся. Да, вот ещё что – Витослав ты, сынок Финиста ясного сокола и Марьи Искусницы.
– Здрасти – приехали! – Виталик прямо-таки поперхнулся этим известием. – Ты из ума выжил, лесовик или как там тебя? Это уже не смешно.
– Конечно, не смешно! Черномор вовсю распоясался после исчезновения твоего батюшки, а матушку в темнице держит. С Марой дружбу завел. Живу, сестрицу ее, в землю упрятал, да помог Моране бел-горюч камнем придавить. И не вырваться ей. А без нее и жизни нет, и сказке конец. Всем нам конец. Сеет Черномор треклятый вокруг тьму да погибель. Так что, Витославушка, тебе и меч, и лук с вострыми стрелами в руки.
– С Черномором сражаться? В своем ты уме, Шишдамаленько? Руслан и Людмила пусть с Черномором сражаются, а я – пас. И вообще, мне это все снится. – Виталик зажмурил глаза и сморщил нос от напряжения.
– Хочешь проснуться? На! – Шишок со всей силы пнул Виталика в пятую точку. Да так, что тот с размаху ткнулся лбом в росшее рядом дерево. – Опамятовался? – Шишок участливо заглядывал в глаза Виталику, плеснув в лицо водой из кожаного мешочка, висевшего у него на поясе.
– Что случилось? – спросил Виталик лесовика, трогая огромную шишку, вскочившую посередине лба.
– Упал ты, милок, как есть упал, поскользнулся на травушке и того… прямо в дерево головой.
– Где я? – Виталик силился что-либо вспомнить.
– В Тридевятом царстве.
– Тридевятом государстве? – Виталик с трудом поднялся и оглянулся вокруг. – А где Светка?
– Мочало-мочало начинай сначала, – вздохнул лесовик. – Я лесовик, ты Витослав и…
– На! – Виталик с удовольствием пнул Шишка в пятую точку, когда тот повернулся к нему спиной. – Думаешь, я ополоумел? – Шишок ткнулся носом в жирную, влажную землю. – Квиты! Ладно, давай выбираться. Куда идти надо? Кого спасать надо силушкой своей богатырской?
– Как кого? Ты так ничего и не понял? – выковыривая из ушей землицу, встрепенулся Шишок.
– Ну… – замялся Виталик и весь его героический пыл, как обычно, улетучился, словно кто-то поднял крышечку чайника и выпустил весь пар. – Финиста, Марью… кого там еще… Ягу и Кощея?
– Яга и Кощей здесь ни при чём, хотя это и их касается. Землю Русскую спасать надо, дух русский да Тридевятое царство-государство.
– Чего стоим тогда? Идём, что ли? – Виталик тяжело вздохнул.
– Да пришли уж, чего там. – Шишок вытащил из сумки яблоко и клубок ниток.
– О, а где тарелочка с голубой каёмочкой? – поинтересовался Виталик, хитро поглядывая на лесовика. – Опять у Яги спёр, пока она мухоморы твои поддельные считала?
– Тарелочка для золотого яблочка, а это на корм. И не спёр, а позаимствовал, когда она…
– Мухоморы считала, помню. – закончил за него Виталик-Витослав.
– Не, это вдругорядь было. Не нынче. Да она, подишь-ты, и не помнит.
– Кого кормить будем? – Виталик обернулся вокруг себя и пожал плечами.
– Меня кормить? – на Виталика смотрели стеклянные глаза Клубочка. – Я яблочко съем и дорожку укажу, куда надо.
– Да уж, – часто кивая, подтвердил Шишок. – Это Конь Троянский, его Яга выкрала да в клубок обратила. Вот и жрёт он одни яблоки, ничего другого не признаёт.
– Конь Троянский? – недоверчиво глядя на клубок ниток, спросил Виталик.
– Ты здесь и не такое увидишь. Ну, что, подкрепился? – спросил он у коня-Клубка. Тот утвердительно моргнул и, спрыгнув с рук лесовика, покатился к глубокой норе в корнях высохшего дерева.
– Ну, давай, Конь Троянский, веди уже, чего остановился? – спросил Виталик, споткнувшись о торчавший из земли сухой корень.
– Сам ты Конь Троянский, дурень несмышлёный. Ему байки рассказывают, а он уши-лопухи развесил и рад, – огрызнулся Клубок и плюнул в Виталика. Виталик увернулся от летящей прямо в глаз яблочной косточки, меткий оказался плевун-клубочек, и обернулся на Шишка. Шишок, трясясь от смеха, повалился на землю и утирал обильно катившиеся слезы.
– Ах ты, паразит сказочный! – Виталик поднял тяжёлую, сучковатую палку, – прикалываешься надо мной? Может ты мне и про Светку наплёл, чтобы я с тобой пошел в этот овраг? Очернил ее, а из меня дурака сделал?
– Зачем из кого-то делать дурака, если он дураком рождён? – спросил Клубок, нетерпеливо покачиваясь перед норой.
– Ты, вообще, заткнись, если не хочешь, чтобы я сделал ускорение ногой по твоему шерстяному боку. Ну, так как? Наврал или нет? – размахивая палкой, Виталик бегал вокруг дерева за лесовиком.
– Ничуточки не соврал! Разве что про Клубка немного, а все остальное – чистая правда. – Шишок широко улыбался, поглядывая из-за дерева на Виталика.
– Ладно. Живи, – отбросив палку в сторону, Виталик привалился к сухому, прогретому горячими лучами солнца, стволу старого дерева. – Что дальше, вернее, куда дальше?
– Куда-куда? На Кудыкину гору! Давай, Клубочек, веди прямо к дому Финиста. Пора бы, отроку взглянуть на отчий дом, да уму разуму набраться.
– Ну, айда, чего встали, как вкопанные? – Клубок вкатился в нору. – Закладень-то один и дверь в одну сторону открывает.
– Не понял! – удивился Виталик. – Чего?
– Что непонятного? – Шишок влез в нору и снова вылез. – Закладень один и надо поспешить пока он дверь открытой будет держать. А, я все забываю, что ты неуч. Закладень, это ключ, значит, по-вашему. Понятно? – и Шишок показал Виталику медную вещицу, отдаленно напоминающую старинный ключ от амбарного замка.
– Понятно, да не совсем. А где туман зелёный, в котором люди исчезают. Я читал об этом, знаю, как должно быть.
– Чего? Туман зелёный? Ой, не могу! – держась за живот, лесовик катался от смеха по траве. – Туман, ахахахах!
– Ну, да. Туман. – Виталик не мог понять, что такого смешного он сказал.
– Это жабий бык воздух портит, он в овраге обитает, и кто попадает в этот…смрад, долго плутают. Порой и не один век пытаются выбраться, а если по-простому, спят они мертвым сном. А когда смрад рассеивается, они и просыпаются.
– Ну, скажешь, тоже… не верю. Докажи, вернее покажи этого жабьего быка. – упрямо расставив ноги, Виталик скрестил на груди руки.
– Ладно. Уж и пошутить нельзя? Посторонись. – Шишок поднял с земли маленькую веточку, тряхнул ею, и превратилась она в большой, корявый посох. Хлопнул он трижды в ладони, стукнул оземь посохом, и надув щеки, выдул изо рта струю зелёного тумана. Туман быстро растекся по всему оврагу, поглотив и Виталика, и его самого.
Светява
Виталик помнил, как полез в нору, причем влез, только головой и, получив удар по затылку, потерял сознание. Когда же открыл глаза, понял, что лежит вверх ногами рядом с лесовиком в какой-то деревянной бочке.
– Очнулся, богатырь русский. – съязвил Шишок.
– Где мы? – Виталик сморщил лоб. Сильно болела голова после удара.
– В ступе, милый, в ступе. – пропел над головой знакомый голос.
– Света? – заёрзал он ногами.
– Света? – передразнила его супруга. – Я тебе чего сказала делать? А ты что натворил. С кем связался? С Шишком!
– Ты языком-то мели, да не заговаривайся. Эх, Светява…
– Что, Светява? Триста двадцать лет Светява.
– Сколько? – опешил Виталик.
– А ты как думал, Витослав? Думал, девицу молодую за себя взял? Перечница она, старая перечница! – Шишок ещё что-то хотел сказать, как вдруг ступа взмыла вверх и перевернулась в воздухе. Виталик и Шишок вывалились, шлепнувшись на землю.
– А ну, повтори, старый пенек, кого ты старой перечницей назвал?
– Света, это ты? – Виталик во все глаза смотрел на странное существо, покрытое бородавками и зелёными волосами.
– Не нравлюсь? – присев в реверансе, зыркнула кикиморка на Виталика. – Что ж тогда в любви клялся, говорил – любить будешь всякую?
– Но я как-то не рассчитывал на… – Виталик не договорил и отвёл глаза.
– Все вы людишки такие. – вздохнула Светява. – Свободен!
– Свободен? Все с меня хватит, раз я свободен, я пошел.
– Кудой? – весело усмехнулся лесовик.
– Домой! – Виталик пытался развязать веревку на ногах. – Она же сказала, что я свободен.
– Эх, Витослав, сказок не знаешь. Если кикиморка сказала: «Свободен", это значит не жена она тебе боле, не жена.
– Как, то есть не жена? Мы, между прочим, узаконили наш брак, и свадьба у нас была, и печать у меня в паспорте, что я женат.
– Есть один закон здесь, коли муж увидел истинное лицо жены своей и отвернулся, значит, конец отношениям. Ты ж отвернулся? – не отставал Шишок.
– Ну, отвернулся.
– А это значит, гуляй себе холостым дальше.
– А как же Светка, то есть Светява? – кивнул в сторону кикиморки головой Виталик.
– Обо мне не беспокойся, – ухмыльнулась щербатым ртом Светява, прихорашиваясь. – Снова замуж выйду за кого-нибудь получше.
– Ты говори, да не заговаривайся. – прикрикнул Шишок. – Кто может быть лучше-то? Это ж…
– Знаю, знаю. Сынок Финиста Ясного сокола. Я его первая нашла.
– Да женила на себе! Хитра больно!
– А что, по-твоему, я должна была сделать? А ежели не я, то кто бы его нашел первым? У Черномора ить кругом соглядатаи. А я женила на себе да оградила от посторонних глаз. А подруженьки помогли.
– Знаю я твоих подруженек. Куды не глянь, одни кикиморки. Даже гид ентот, что экскурсию вел, тоже вашего рода-племени. Говоришь, оградила, но я-то нашел, а мог и Черномор отыскать.
– Может это я специально его тебе, лесовик показала? Может, по-прежнему не могло уже оставаться? Так что, кто первый нашел, тот… я его нашла, а не ты. – Светява ломала сухие ветки, складывая их в костер. – Я и сожру!
– В смысле, сожру. – опешил Виталик. – Не имеешь право!
– О, о правах заговорил. – усмехнулась Светява.
– Не боись, – освободился от пут лесовик. – Шутит она так, шутит.
Шишок, осторожно развязал руки Виталика. Вскочив на ноги, тот кинулся бежать, петляя меж деревьев.
– А ты говоришь, богатырь. Заяц трусливый. – плюнула в огонь кикиморка.
– Ты тоже хороша. Сожру, сожру! Он ить не готов ещё к чудесам здешним, а ты ему свою образину прямо в лицо. Вот парень и испугался, а тут костерок разожгла. Ты бы ещё на лопату его и в печь.
– Не моя это обязанность в печки сажать. Я больше по костеркам. Что, пора возвращать богатыря? А то и вправду убежит. Дороги не знаючи-не туда забресть можно. – Светява начертала колдовской знак в воздухе, и, петлявший среди деревьев, Виталик помимо воли развернулся и помчался прямо на них. У самого костра резко встал, как конь, стреноженный и рухнул на землю. – Остынь, милок, все одно не убежишь.
– Убегу, – всхлипнул Виталик и поднял мокрое от пота лицо, облепленное листьями и травой.
– Не убежишь. Тебе Тридевятое спасать от тьмы. – Светява бросала в невесть откуда взявшийся над костром котелок сухие, почерневшие корешки. Запах от варева плыл в зелёном тумане и вызывал голодные спазмы в животе у Виталика. От знакомого запаха защипало в глазах. Ностальгия по исчезнувшему в небытие семейному счастью вызвала непрошеные слезы.
– Не плачь, муженёк, всему свое время. Может это и к лучшему. Знаешь, как трудно удержать человеческую личину в вашем мире. – шепелявила беззубым ртом Светява. – Я-то мнила, подумаешь, чего сложного выйти замуж за человека и прожить с им всю жизнь? Ан нет, милок, ой, как трудно. То, что в сказке написано пером, у вас и топором не вырубить. А ты не горюнься, богатырь, есть у тебя в Тридевятом, а может, где и повыше, суженная. Это я точно знаю, только вот распознаешь ли ее? Услышишь сердцем ее, она тебе и откроется. – Светява, бросив щепотку пахучих зёрнышек в котелок, прикрыла его крышкой. – Теперь дотомится и можно трапезничать.
– Небось, болотных травок накидала, чтобы морок навести. – повел носом лесовик. В животе громко заурчало от голода.
– Тебе видней, – широко улыбнулась кикиморка. – попробуешь-поймешь. А так, чего напраслину возводить?
– На тебя возведешь… – лесовик вдруг насторожился. Виталик видел, как уши Шишка реагировали на едва различимые звуки вокруг. Нос увеличился в размерах и с шумом втянул воздух. – Так и знал, уходить надо. Чую дух змеиный.
– Неужто и сюда добрались? – Светява в сердцах швырнула поварёшку о землю.
– Кто добрался? – поворачивался во все стороны Виталик. – Ничего не вижу.
– Тут не видеть, тут слышать и унюхивать надо. Змеи, да пауки. Сюда, в ваш мир, только они проникнуть могут. Пора в нору уже нырнуть, здесь больше находиться нельзя.
– Не выйдет убраться. Клубочек-то на службе у Черномора, – покачала головой кикиморка. – В нору нырнул, да дверь захлопнул. Раз змеи сюда пожаловали, да пауки, значит, донес уже. Вот Черномор соглядатаев и прислал. Другим путем надо в Тридевятое уходить.
– С чего взяла, что переметнулся клубок? Знаешь про то откудова? Может и сама того? – лесовик шевелил пальцами, поднимая вокруг кикиморки из земли корни.
– Остынь, чиста я. Яга рассказала. Она, как прознала, про его вероломство, сразу в клетку посадила, а ты его освободил. И вел он вас не в Тридевятое, а к Черномору. Меня увидел, так и сиганул в нору, а вас я успела удержать.
– А поесть? Очень кушать хочется. – сглотнул голодную слюну Виталик. – Я когда голодный не то, что сражаться, я идти не могу.
Светява и Шишок переглянулись. И время не ждёт, и слушать нытье этого увальня всю дорогу не хотелось.
– Кикимора, дай-ка ему какой-нибудь корешок. Червячка заморить. – лесовик неодобрительно покачал головой. – И чему вас только тут учат? Не богатырь, а барышня кисейная, тьфу. Услышал бы такое Финист, приказал бы созвать всех богатырей да против тебя бы поставил. Биться.
– Ну и законы у вас тут. – Виталик с отвращением посматривал на корешки, которые Светява перебирала в руках. – А они мытые?
– Обтряхнешь! Ничего с тобой не случится. – кикиморка укладывала в холщевую сумку свои снадобья. – Нам ещё до горюч-камня добираться.
– Это, который Гусь? – с недоверием жуя корешок, спросил Виталик.
– Сам ты гусь. Лапчатый! – закручивая воду в ручье веточкой, отозвалась Светява.
– А здесь в овраге только два камня, Гусь-камень и Девий камень. – ничуть не обиделся Виталик. – Ты же сама…
То, что произошло в следующий момент, заставило Виталика выпучить от удивления глаза. Воронка, закрученная кикиморой, раздалась до огромных размеров. Лесовик, поплевав сначала через левое, потом через правое плечо, с разбегу прыгнул в самый ее центр. Ветер, поднявшийся вокруг, развевал зелёные волосы Светявы, воздух стал вязким как мед и таким же золотистым. Все звуки замедлились, и тут-то, до Виталика дошло, что Светява остановила время. О том, что кикиморки это умеют с детства, он не знал и поэтому, чтобы бежать к временной воронке, он кинулся от нее прочь.
– Куды? Прыгай в воронку. – звуки, движения рук и ног замедлились настолько, что Виталику и слышалось, и двигалось, и думалось с огромным трудом. Рот Светявы исказила очень медленная гримаса негодования. Одной рукой раскручивая воронку, а другой верёвку, которую она запустила, как лассо, в Виталика. Веревка, описывая спираль, медленно к нему приблизилась и набросилась на плечи. Виталик почувствовал, как петля затянулась, и его потащило назад мимо деревьев, за которые он пытался уцепиться, мимо Светявы, грозно на него глядевшей, прямо в центр водяной воронки. Он видел, как воронка стала сужаться, как вслед за ним прыгнула кикиморка, и как всё слилось в блестящую, до рези в глазах, сферу. Потом наступила темнота…
– Слабоват, да хиловат, – услышал сквозь забытье Виталик голос Светявы. – Эх, богатырь.
Сквозь туман ресниц Виталику в глаза хлынул свет. Через несколько секунд все стало четким и ясным.
– Все нормально, – с трудом проговорил Виталик и попытался сесть.
– Лежи уж. В воронке первый раз всегда так. – усмехнулась Светява. – Сейчас потрапезничаем и дальше отправимся.
– Где мы? – Виталик видел вокруг себя густой, непролазный лес и маленькую полянку, на которой Светява разожгла костер и снова готовила свое варево.
– В Лесогорье. Здесь места нехоженые, не езженные. Здесь и передохнем.
– А где Шишок? – Виталик с трудом сел и прислонился спиной к шершавому стволу огромного дуба.
– Шишок… – фыркнула кикимора. – Прыгнул быстро, выпал рано. Через ручей только сюда дорога, на эту поляну, а он… да вот он и сам, собственной персоной.
Лесовик, продравшись сквозь заросли, напоминал сапожную щётку. Весь утыканный еловыми иголками он вывалился на поляну.
– В ельник попал, – почесываясь, пояснил он.
– А неча поперек кикиморки в воронку нырять, – процедила сквозь зубы Светява. Она подула на варево в поварешке и отхлебнула. – Все, готово. Достав из сумки две деревянные ложки и несколько сухих лепёшек из непонятно чего, не дожидаясь сотрапезников, принялась за еду.
Варево оказалось невероятно вкусным, и Виталик все черпал и черпал из котелка, закусывая лепёшкой. Из чего это было все приготовлено, его не интересовало. Единственное, что его волновало, так это то, что он чувствовал огромный прилив сил. А ещё то, что его одежда вдруг стала неожиданно узкой. Когда же на дне котелка ничего не осталось, Виталик облизнул ложку и привалился спиной к дереву.
– Ну, что, сынок, силёнок прибавилось? – хохотнул Шишок.
– Ага. – Виталик с хрустом потянулся.
– Держи, богатырь. – Светява бросила ворох одежды. – Пора переодеться, снять лохмотья да в богатырские одежды облачиться.
– Не, я чужого не надену. – отказался Виталик. – Мне и в моем неплохо.
– Ну, как хочешь. – кикиморка пожала плечами. – Только смотри, как бы ни пришлось голышом бегать.
– Вряд ли это случится. – возразил Виталик. – Это же фирма! Джинсы американские, самые крутые, рубашка и свитер турецкие. Качество сто процентное. Так что, беспокоиться не о чем. – Виталик резво поднялся на ноги, демонстрируя одежду, и едва сделал шаг, как одежда лопнула по швам и упала на землю. Оказавшись в одних трусах, он удивлённо уставился на Шишка и Светяву. Те прокатывались со смеху, упав рядом с костерком.
– Ой, не могу! – хрипел лесовик, – Одежка от страха сползла перед силушкой богатырской!
– Ой, ослепла от чуда-чудного, дива-дивного! – заикаясь от смеха, простонала кикиморка, когда Виталик прикрылся одеждой, что она дала. – Спасите, помогите! Богатыри русские, и де вы?
– Ладно. Ладно вам! Ржут ещё. А с тобой, мы вообще пять лет прожили. – обиделся на Светяву Виталик и, схватив в охапку одежду, скрылся в кустах. – Будет вам уже потешаться.
– Послышалось или взаправду по-русски заговорил? – успокоился Шишок.
– Заговорил! Вот, что супчик сказочный… – утёрла слезы Светява. Последние слова ее потонули в свисте и грохоте. На поляну выскочили люди в кольчугах с мечами наперевес. Шишка и Светяву вмиг связали и бросили под ноги… Руслану. Из-за спины его вышла Людмила, опоясанная мечом и одетая в кольчугу и шлем.
– Милок, ты чего это с мечом наперевес, а? – опешила Светява. – Чавой-то ты?
– Говорить станешь, когда я спрошу. – Руслан обшарил глазами кусты.
– Куда молодца девали? Куда упрятали?
– О ком спрашиваешь, Русланушка? – Шишок попытался встать, да воин, стоявший рядом, сбил его с ног. – В разбойнички подался?
– Не умничай, нечисть. Или забыл, каково в цепях, да в темнице маяться?
– Дак, зазря ведь в темнице держали? Финист нашел злодея-то, чернокнижника, что Мару вызволил из ледяной горы. Меня и выпустили…
– Финиста нет, и след его простыл. Черномор правит Тридевятым. – вмешалась Людмила, недобро сверкнула темными, как ночь глазами.
– Ты, глянь, – потрясла головой кикиморка, – глубоко Мара проскользнула в души ваши. Одна мгла да смрад.
– А ты не гляди, – Людмила вплотную приблизилась к Светяве и, подняв остро отточенным ноготком голову кикиморки, заглянула ей в глаза. – Живее будешь. В темницу их! Да на столбы цепями прикуйте, чтобы молили о пощаде.
– За что же в цепи, да на столбы? – возмутился Шишок.
– А чтобы сговорчивее были, верно ли говорю, любый мой? – припала к груди Руслана Людмила.
– Верно, душа моя. В темницу их. Давай, Клубок, открывай дверь закладнем. – Руслан, кивнув одному из воинов, направился к одиноко стоявшему на поляне дереву. Клубок, катившийся впереди Руслана, подпрыгнул и влетел прямо в дупло. Через мгновение бледно-голубая молния разрезала воздух. Он задрожал, переливаясь и преобразившись в огненный круг, открыл проход прямо в чертоги Финиста, поглотив и Руслана с Людмилой, и воинов, и Шишка со Светявой. Как только последние воины вошли в круг, он сжался до размеров точки и исчез яркой искрой.
По нехоженым дорожкам
– Ну, и как я вам? Зацените! – Виталик вышел из густого кустарника на поляну. – Хорош прятаться. Ау! Выходите уже, шутники. – в ответ Виталик услышал только тишину. – Слушайте, это уже не смешно!
Виталик обошел поляну несколько раз. Никого. Подойдя к погасшему костру, он вдруг увидел множество чужих следов. Следов от сапог. Лесовик и кикиморка ходили в лаптях, а у Виталика на ногах были кроссовки. Затем, его взгляду открылось место борьбы. Вокруг костра валялись пузырьки со снадобьем Светявы и ее сумка.
– Да, что тут произошло-то? – вслух произнес Виталик.
– А ничего хорошего.
Виталик от неожиданности присутствия кого-то за спиной с резвостью ящерицы метнулся за дерево.
– Кто здесь? – крикнул он из укрытия.
– А никто.
– Как, то есть никто? А кто тогда говорит? – Виталик, выглянув, быстро обшарил глазами полянку.
– Да никто.
– Да ты издеваешься, что ли? – разозлился Виталик и вышел из-за дерева. На поляне, у потухшего костра на корточках сидело существо, поросшее листьями. Оно повернуло голову и посмотрело на Виталика ярко-голубыми глазами. На лице, покрытом древесной корой, расплылась широкая улыбка.
– Ух, ты! – Виталик от неожиданности аж присвистнул. – Вот так, чудо-юдо.
– Ух, ты! – присвистнул пенек в листьях, – вот так богатырь русский!
– Что ж, – Виталик с опаской обошел пришельца стороной. – Не кусаемся? Давай знакомиться. Я-Виталик, то есть Витослав, а ты кто же будешь?
– Я? Пенечек-корешочек, друг и товарищ лесовика.
– Да откуда ты взялся? – Виталик недоверчиво поглядывал на Пенька.
– Так это ж, когда Шишка схватили, он успел меня из сумки достать, да в землю сунуть. Вот я и пророс.
– Ага, пророс. – недоверчиво протянул Виталик. – Вот так взял и пророс? Ты ври, да не завирайся!
– Вот так взял и пророс. И врать мне ни к чему. Я появляюсь, когда лесовику совсем тяжко бывает. – Пенёк поднялся на тоненьких веточках-ножках.
– И никто тебя не поливал, не рыхлил, не пушил? – обошёл его Виталик с другой стороны.
– Не пушил, не рыхлил и не поливал. – ответил, подбоченившись Пенёк. – А ты, случаем, не сродственничек бабы Яги?
– Я? – опешил Виталик. – Ты на меня посмотри, похож я на лесную нечисть?
– А кто ж тебя знает.
– Слышь, Пенёк, или как там тебя, сейчас за слова твои в костер тебя брошу, и изжаришься там. – разозлился Виталик.
– Вот-вот, так и есть сродственник старой Яги. – заключил Пенёк, убегая от Виталика. – Это, она всем и каждому грозит своей печкой. Только в одном различие, у неё в печке всегда огонь, а тебе его ещё разжечь надо, а потом кидать в него кого ни попадя.
– Ах ты, паразит деревянный, а ну стой я тебе все твои сучья пообрубаю, – держа в руках обугленную ветку, выхваченную из костра, Виталик бегал за ним вокруг потухшего костра.
– Пообрубает он, как же? Чем рубить будешь, вьюноша? – Пенёк с разбегу запрыгнул на самую высокую ветку, одиноко стоявшего, посередине полянки дерева. – Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Ты сначала меч батюшки своего сыщи, да лук со стрелами, а уж потом грози.
– Какой меч и лук со стрелами? – спросил Виталик, пытаясь залезть на дерево. – Офигели совсем, мне ещё какую-то фигню искать? Идите вы все знаете куда? – отшвырнув ветку, он сел под деревом. – Выдернули меня из моей жизни, всю ее перевернули с ног на голову. Да, пошли вы…
– Витославушка, ну ежели не ты, то кто? – Пенёк слез с дерева и присел рядом с ним. – Никого ж, окромя тебя, и не осталось.
– Ну, да. Сказывай сказки. А как же эти, как их… богатыри русские? Илья Муромец, Алеша Попович и Никита Добрынич, куда ж они подевались? Или тоже, как Руслан с Людмилой своей в предатели подались?
– Добрыня Никитич, – поправил его Пенёк. – Не подались, но…
– Вот! – хлопнул по коленям Виталик. – Что и следовало доказать!
– Да ты до конца-то выслушай, а потом и говори. Во дворце они у друга своего… витязя Руслана, пируют уж и не знамо сколько. Затуманены, задурманены. Они, почитай и не ведают, что происходит. И они там и дружины их. Яга было-чи, сунулась туда, да в яму угодила. В цепях висит, на столбе. Уж и не знаю, сколько там наших из лесной братии. Так что, Витославушка, садись на меня и в путь. Неча время терять попусту. И не боись, не раздавишь, чай. – усмехнулся Пенек, глядя на Виталика.
– Ну, коль говоришь, что не раздавлю, давай уж, Пень богатырский, подставляй свою спину. – Виталик уселся на Пенька верхом да в руки ветки, торчащие во все стороны, взял. – Только пути-дорожки я не знаю.
– Не страшись, Витослав, корни сами вывезут. Да и недалече нам пока. До избушки Яги добраться, а там посмотрим.
Пенёк, зацепившись корнями за землю, не поскакал, как ожидал Виталик, а поплыл, разрезая почву, как лодка воду. Кусты, признавая своего собрата, сами расступались, давая дорогу.
– Знаешь, я почему-то подумал, что ты откроешь дверь закладнем, и мы просто перешагнем из одного места в другое. – произнес свои мысли вслух Витослав.
– Не, нам такого не дано, – ответил Пенёк, вспахивая землю. – Закладень есть только у того, кто имеет право на него.
– А, как же Клубок? У него закладень был.
– Так он же служит Черномору, вот и снабдил его чародей закладнем, чтобы препятствий ни в чем не было. А Клубку все равно кому служить; Яге или Черномору, главное, чтобы кормили его досыта.
– Да видел я, как он яблоко сожрал, аж страшно стало. – передёрнул плечами Виталик.
– Что яблоко, он однажды коня съел, богатырского и богатыря в придачу. – Пенёк, неожиданно вильнул в сторону. – Ах, змей, я тебе это припомню. – погрозил он кому-то под землёй.
– Как, то есть съел коня и богатыря? – опешил Виталик. – Чего ты такое несёшь?
– Не я, другие говорят. А где уж правда, это сам клубок знает, да молчит.
– Не устал, Пенёк? – участливо поинтересовался Виталик.
– Не-а, я ж деревянный. Но… ой! – Пенёк вдруг встал как вкопанный, Виталик вылетел из деревянного седла и шлепнулся прямо в грязную лужу-жижу.
– Ты, чего, Пень стоеросовый, обалдел людьми раскидываться. – стерев грязь с лица рукавом, одним глазом посмотрел на Пень. Тот стоял, в прямом смысле слова, как вкопанный и не подавал признаков жизни. – Эй, дружище, ты чего? Чего молчишь?
Но Пенёк вдруг показался Виталику совершено обыкновенным пнем и не более. Да и вокруг вдруг все изменилось. Возникло ощущение, что снова попал из сказки в реальность. И действительно вдалеке он услышал противный голос гида, проводившего экскурсию.
– Ну и влип, что дальше-то делать? – Виталик сидел возле Пенька и судорожно перебирал варианты в своей голове. – А может оно и к лучшему. Вернусь в гостиницу… ну, если пустят, конечно, в этих шмотках. Да, куда они денутся, скажу, что участвовал в квесте, отстал от группы. Короче, найду, что сказать. – поднявшись с земли и умывшись в ручье, протекающем рядом, вернулся к Пню. – Прости, дружище, видно не судьба мне мир спасать, даже если он и сказочный. Ну, бывай!
Виталик похлопал по Пню ладонью и отправился восвояси. Вернувшись в гостиницу, он рассказал байку о квесте, в котором участвовал и отстал неожиданно от группы. Ему дали ключ от номера и проводили по служебной лестнице, чтобы он не испачкал грязью главный холл и не вызвал своей одеждой ненужный ажиотаж, хотя, если честно, сказочная одёжка была ему прямо к лицу и впору. Будто бы на него специально пошитая. Перед тем, как скинуть ее, ещё раз осмотрел себя в зеркале; невысок, средней упитанности, со светлыми кудрявыми волосами, а лицо, будто бы скопированное с иллюстраций русских народных сказок. Не зря его Иванушкой в детстве дразнили, а он надувал и без того полные губы, шмыгал курносым носом и лил слезы из глаз небесной синевы. Подмигнув своему отражению и скинув одёжку, Виталик принял душ и завалился спать. Проснулся уже затемно от стука в дверь.
– Кто там, что нужно? – хриплым спросонья голосом спросил он.
– Уборка комнат. – ответил девичий голос.
– С ума сошли? Ночь на дворе. Убирайтесь утром и… вообще, убирайтесь. Хотите, чтобы я позвонил администратору?
– Вы сегодня были, мягко говоря, сильно выпачканы, поэтому администратор и прислал меня убрать номер.
– Достала, – тихо простонал Виталик, сожалея о прерванном сне, в котором ему снилась, нет, не жена Светка, а просто невероятная, сногсшибательная девушка, красоты неописуемой, этакая Лара Крофт, очень похожая на Анджелину Джоли. Протопав босыми ногами через комнату, он открыл дверь и остолбенел.
– Ты, то есть вы? – опешил он, увидев девушку из своего сна.
– Я, я! Думаешь, легко было пробиться в твои сны, а тем более в это место. – она окинула взглядом коридор гостиницы и шагнула в номер, отодвинув рукой Виталика. – Одевайся. Живо.
На кровать бросила холщевую сумку.
– Сейчас? Куда опять? – растерялся Виталик, судорожно натягивая джинсы.
– Одежда в сумке. – не глядя на него, сказала девушка, осматривая комнату. Она заглянула за шторы, посмотрела под кровать, открыла дверь в ванную.
– А что случилось? – Виталик достал из сумки рубаху, штаны и сапоги. – Почему я не могу надеть свою одежду?
– Потому, – отрезала она и стала снимать с себя форму горничной.
– Ой, не надо! – закрыл глаза Виталик.
– Чего не надо? – не поняла она.
– Раздеваться! – ответил Виталик ещё сильнее зажмурив глаза.
– Никто и не раздевается, – усмехнулась девушка.
– Правда? Значит, могу открыть глаза? – улыбнулся Виталик.
– Пошевеливайся, – ответила она и выглянула в окно. Виталик с удовольствием отметил, что она очень стройна. А одежда воина ее очень красила. Она словно почувствовала, что он ее разглядывает, быстро обернулась, выхватила у Виталика рубаху и запихала ее в сумку. Туда же отправились и штаны с сапогами.
– Ты чего, то есть вы…
– Можно на ты, – она схватила его за руку и, что есть силы, толкнула прямо в зеркало. Глаза у Виталика округлились, рот раскрылся в предстоящем крике, что препятствия нет, и он проваливается в зыбкую зеркальную поверхность. Момент настолько замедлился, что он увидел, как от него по всей зеркальной поверхности пошли волны, как на воде. Повернув голову, он увидел, как вслед за ним в зеркало нырнула и девушка. А дальше все рассыпалось осколками, и Виталик больно ударился, упав рядом с Пнём.
– А-а-а-а-а-а! – закричал он скорее от невозможности происходящего, чем от боли.
– Не ори! – оборвала его девушка, достав из кармана горсть белого порошка, швырнула в Пенька. После чего какая-то невидимая сила выдернула Пень из земли и бросила рядом с Виталиком.
– Ох, хорошо! Думал, уж и не выберусь отсюда, – он раскинул в разные стороны ветки и корни.
– Пень, так ты жив? – обрадовался Виталик. – Я уж думал тебе того, конец. Я и кричал тебе, и звал тебя, и… а что случилось-то? Ты встал как вкопанный и ни туда-ни сюда. Ну, думаю все, конец сказке и Пню богатырскому.
– Эх, Витослав, – вздохнул Пенёк и сел. Знаешь, что такое мертвая водица? – Виталик согласно кивнул. – Молодец! А что такое мертвая землица?
– А что и такое есть? – Виталик натянул штаны и рубаху. С сапогами замешкался. Мотать портянки он не умел и силился понять, как это делается.
– А то, как же. И не такое на белом свете увидеть можно. Вот я и попал в мертвую землицу. Спасибо Маре, ее рук дело. А Настасья спасла. Спасибо тебе, красна девица. Выручила.
– И не тебя одного. Этот богатырь… русский развернулся, да и ушел вместо того, чтобы выкопать тебя из земли. Пришлось самой вмешаться и вернуть вас в наш мир из его мира. Ладно, не расстраивайтесь больно. До избушки Яги рукой подать и до захода солнца надо до нее успеть добраться.
– А почему до захода солнца? Можно ведь на ночь устроить привал, а утром дальше идти. Зачем нестись вприпрыжку? – недовольно спросил Виталик.
– Объясни ему, Пень, мне невдомёк, – сухо ответила девица и, не оглядываясь, двинулась вперёд.
– Давай, Витославушка, вставай да за ней. А по дороге я тебе все и расскажу.
Виталик нехотя поднялся. Идти было неудобно, портянки внутри сбились и тёрли ноги.
– Блин, лучше бы кроссовки свои надел, чем этот портяночно-сапожный кошмар на ногах.
– На, переодеться, да быстро. – Настя, вытащив из сумки его кроссовки, бросила ему.
– Классно. Когда успела их взять? Спасибо. Вот это супер. Теперь ноги сами пойдут и даже побегут, – обрадовался Виталик. Быстро скинув с ног сапоги, он засунул ноги в кроссовки и, уже не останавливаясь, все трое продолжили путь.
– Слушай, Пенёк, так что она там говорила про заход солнца…
– До захода лучше успеть, чтобы по земле не идти. Мара ночью землю окутывает, слуги ее наружу выходят. Попасть им в лапы, значить пропасть, – ответил Пенёк. – Знаешь сколько наших, лесных пропало без вести? – Виталик мотнул головой. – Вот! И я не знаю, никто не знает. Но лес опустел. Ни мавок не осталось, ни русалок, кикиморки куда-то подевались. Лешаков тоже не видать и не слыхать… то-то же. Одни вурдалаки да упыри шастают.
– А чем нас поможет избушка Яги? – спросил Виталик, едва поспевая за Пнём.
– Как чем? – удивился Пень незнанию Виталика. – У избушки, знаешь, какие ноги, если что вынесет, а потом у Яги целая куча ступ. От маленькой до большой. Так что, ежели не дойдем, то долетим.
– Куда долетим? – насторожился Виталик.
– До Кудыкиной горы, – усмехнулся Пенёк.
– Смеёшься? – кряхтел Виталик, карабкаясь в гору и скользя на влажных от вечерний росы камнях. – На Кудыкину гору воровать помидоры?
– Какие помидоры? – не понял Пенёк. – Никаких помидор там нет.
– Да это шутка такая. У нас так говорят, когда кто-то задаёт слишком много вопросов. Я подумал, ты пошутил про Кудыкину гору.
– Кудыкина гора есть и на ней стоит камень, – ответила за Пенек, девушка. – Он указывает дорогу к тому месту, где надёжно спрятал Финист меч и лук со стрелами.
– Ничего не понимаю, зачем Финист это все непонятно, где спрятал, ну, или убрал? Он, что дома не мог все это держать?
– Эх, богатырь русский, где же это видано, чтобы в домах хранить то, что имеет великую силу. Раз имеет оно силу, значит, и спрятано должно быть в местах силы, – пояснил Пенёк, поднявшись на самый верх крутого оврага. – Вот и выбрались. Все, Витослав, мир твой остался далеко позади, а впереди Тридевятое царство.
У самого края оврага стоял путеводный камень, а за ним веером расположились дороги. Причем было видно, по которой ходили чаще, а были и те, что уходили от камня узкой тропкой.
– Прикольно, – усмехнулся Виталик. – Я и не знал, что вы из сказки шастаете в мой мир.
– В какой твой мир. Здесь мир один, дорог много, а Тридевятое одно, – не глядя на Виталика, ответила Настя и направилась по тропинке нехоженой. Виталик хотел было возразить, что пришли-то они из его мира к этому камню и обернувшись назад, чтобы доказать, что это так, он не увидел ни оврага, ни леса. Сзади была равнина, освещённая полуденным солнцем.
– Как это? – единственное, что он спросил.
– А вот так. Твоего мира сзади не осталось. Исчез, – констатировал Пенёк и отправился вслед за Настей.
– Это, что получается, – поспешил он за Пнём, – как же я назад вернусь?
– Ох, не скоро, богатырь, а может и вовсе…
– Ну, ты пень и даёшь, – возмутился Виталик. – Что же ты мне раньше не сказал?
– А это, чтобы ты не сбежал, спаситель, – усмехнулась Настя и прибавила шагу. – И хватит разговоров, поторапливайтесь и будьте внимательны. Как никак в Дремучий лес идём.
– Куда? – тихо спросил Виталик у пенька.
– В Дремучий…
– Да слышал я, только где он? – Виталик обернулся вокруг себя. – Кругом-то и деревца нет, а тут целый Дремучий лес. Откуда ему взяться?
– А вот погодь, на взгорочек поднимемся и…
Пенек не договорил. Поднявшись на небольшое возвышение, все трое остановились. В низине, на расстоянии полета стрелы, темной границей нарисовался лес. До такой степени темный, что у Виталика засосало под ложечкой.
– А зачем нам туда, – тихо спросил он.
– Так избушка-то Яги там. – Настя весело взглянула на Виталика и… побежала. Вслед за ней припустил трусцой, цепляясь корнями за землю, пенёк. Виталик едва поспевал за ними.
– А что, пешком никак, – задыхаясь, на бегу спрашивал он у пня, – обязательно нестись, как угорелым.
– Видишь солнце? Если не успеем к заходу, лес не пустит.
– Как, то есть…
– Быстрей! – крикнула Настя и побежала ещё быстрей. Участвуют против своей воли в этом забеге, Виталик все же заметил, как солнце стремительно начало падать к линии горизонта.
Когда над горизонтом остался всего лишь маленький краешек светила, все трое прямо ввалились в лес и вовремя. Передний край деревьев пришел в движение и сомкнулся плотной стеной.
– Вот почему, нужно было бежать, – задыхаясь ответила Виталику Настя.
Поднявшись и отойдя пару-тройку шагов, она раздвинула растущие густо кусты и припала высохшими губами, к бьющему из-под земли ключу. – Пейте и в путь. Осталось совсем чуть-чуть. Вон за теми деревьями, – она неопределенно махнула впереди себя рукой, – избушка Яги.
И не ошиблась. Избушка действительно была недалеко от колдовской стены леса.
Все трое подошли и остановились.
– А где дверь? – спросил Виталик.
– Ты чего, сказок не читал? – удивлённо спросил Пенёк.
– Почему не читал, читал. В детстве, – сконфузился Виталик, почесывая затылок.
– Тогда проси, – обернулась к нему Настя.
– Кого? – не понял он.
– Избушку проси, чтобы дверь открыла, – насмешливо смотрела на него, девушка.
– Сезам, то есть избушка, дверь открой! – крикнул Виталик, косясь на Настю. И тут в него полетели комья земли. Избушка поднялась и стала бить лапами.
– Дурень! – крикнула Настя и пригнулась. Улучив момент, спряталась за дерево.
– Ух, ты! – Виталик упал на землю и откатился за густой кустарник. – Это, ДЕЙСТВИТЕЛЬНО избушка на курьих ножках?
– Нет! Это тебе кажется, олух! – возмущённо покачав головой, ответила Настя. Дождавшись, когда избушка вновь сядет, тихонько вышла из-за дерева.
– Избушка, избушка! Встань к лесу задом, ко мне передом! – что есть силы, крикнула она.
Словно по команде, избушка со страшным скрипом поднялась на свои куриные лапы, развернулась, открыв дверь перед путниками, разожгла в печи огонь и, потоптавшись, снова опустилась на подстилку из хвои.
На Кудыкиной горе, во глубокой во норе
Внутри, если бы не огонь в печи, лежал отпечаток какой-то безнадёги. Виталику показалось, что избушка тосковала по хозяйке. Вроде и гостей приняла радушно, а сама не посветлела.
– Скучает, – подтвердила его мысли Настя. – Не горюй, голубушка, вернётся баба Яга, никуда не денется. Ты бы нам открыла секреты да тайны, оставленные Ягой для путничков. Очень нужна ее помощь, да как поможет, коли в темнице она. А без ее снадобий да заговоров, сама понимаешь, не то, что Тридевятое спасти, ее вызволить не сможем.
Виталику показалось, что избушка услышала Настю, скрипнула стенами, словно вздохнула да устелился вдруг стол скатертью самобранкой. А на ней кушанья все разные да неведомые. Виталик громко сглотнул голодную слюну.
– Чего стоишь? К столу иди. Изба угощает, – Настя, откинула толстую косу, присела на лавку, да меч на колени положила. – Чем богаты, тем и рады.
– Это точно, – улыбнулся во весь деревянный рот Пенёк, да запустил корни свои в бочонок с квасом шипучим.
– Ну, что ж, угощайтесь, пока время есть, да стол ломится от снеди. – Настя налила молока из глиняного кувшина и взяла огромный ломоть пирога с грибами. Виталик, долго не думая, разломил запеченную птицу и вонзил в нее зубы, урча от удовольствия.
– Хороша куропатка, раз руки к ней потянулись, – усмехнулся Пенёк. Для него скатерть-самобранка выставила на стол жирный чернозём и родниковую водицу.
– Не завидуй, Пень богатырский, – набитым ртом ответил Виталик. – А это что? Держа в одной руке кусок куропатки, а другой кусок пирога, он кивнул на странные пирожки.
– Это калитки. Пирожки такие открытые. – Взглянула на него Настя, оторвавшись от кружки с молоком. – Все. Поели?
– С собой надо взять еды, – набив рот пирожком с трудом проговорил Виталик.
– Ни к чему, – возразила Настя.
– Ты же говорила, что путь не близкий. Если будем голодать, значит сил не будет сражаться. – Виталик не понимал, почему так категорично была настроена девушка.
– Тащить с собой лишний груз? Надо идти налегке.
– Я, думал, полетим в ступе, – вздохнул Пенёк. – А то если Витослав так будет наедаться, вряд ли смогу долго быть в качестве коня богатырского. Сбегу или уйду по самые ветки в землю.
– Очень смешно, – скривил губы Виталик и посмотрел на Настю. Та сделала вид, будто не слышала их перебранку и была занята разглядыванием пучков трав, висевших под потолком. Сама же с трудом сдерживала смех.
– А… ну, да… пойдем налегке, – едва сдерживая смех, с трудом сказала она.
– Да идите вы… в…
– В меня не надо! – загоготал Пенёк. Виталик, с грохотом отодвинув скамейку, встал из-за стола и шагнул к двери. Но дверь, как он не старался, не поддалась.
– Не понял. А ну, откройте дверь, – глядя зло на девушку и на Пенька, взорвался от обиды Виталик.
– Так это не мы. Это изба не выпускает, – примирительно отозвалась Настя. – Успокойся, Витослав, и не злись. Нет нашей вины ни в чём.
– Ага, нет! – обида ожгла лицо. – Вы только и делаете, что прикалываетесь надо мной!
– Это все от того, Витослав, – проговорил Пенёк, – что ты ну, ни в какую, не хочешь принять ни сказку, ни Тридевятое, ни то, что ты сам отсюда.
– Да кто доказал, что это так! – крикнул Виталик, отшвырнула ногой скамейку.
– Хорошо. Доказательств хочешь? – Обернулась Настя. – Тогда потерпи немного. Дойдем до горы Кудыкиной, там и доказательства получишь, что ты сын Финиста Ясного Сокола и решишь, наконец, на чьей ты стороне и куда тебе дальше. Назад в Запределье или останешься в Тридевятом царстве. Где, окромя тебя не осталось ни одного богатыря. Всех извели Руслан с Людмилой.
– Да ты-то, кто такая? Откуда тебе-то это все известно? – Виталик тяжело опёрся на стол и посмотрел на девушку исподлобья. Недоверчиво.
– Дочь я Финиста да Марьи искусница. Стало быть, сестра твоя.
– Вот так новость, – Виталик как стоял, так и сел. На пол. – Отродясь сестры у меня не было. А я думал…
– Знамо, чего ты думал, – дал ему подзатыльник Пенёк. – А ты, Настасья, умолчать не смогла. Дошли бы до Кудыкиной, там бы и сказала, теперь пуще испугается и с места не сдвинется. Изнеженный богатырь-то, гляди, как бы вспять не повернул от истины твоей.
– Чего мне поворачивать-то? – поднялся с пола Виталик. – Зря сюда пришел, что ли?
– А, ить, кто тебя знает. – Пенёк примостился с ним рядом…
– Да, чего вы мне тут голову морочите? Какая дочь у Финиста и Марьи искусницы? Они, вообще нигде и никогда не пересекались! И не было у них никогда ни сына, ни дочери! – заявил, подбоченившись, Виталик.
– Как это не пересекались? – опешил Пенёк.
– Как это не было ни сына, ни дочки? – возмутилась Настя. – С чего вдруг такая знань?
– Знань? Что это? Что за слово такое неадекватное? – ухмыльнулся Виталик.
– Знань-это знание, по-вашему, – ответила Настя.
– Так вот, знань, как ты говоришь, из сказок. Обычных детских сказок, в которых ничего подобного не было. – Сказав все это, Виталик выдохнул и, налив из кувшина молока в кружку, залпом ее осушил. Пенёк, после его слов как-то весь съежился и пригорюнился, подперев подбородок самой толстой веточкой. В углу, на печке вдруг возник и с удовольствием потянулся сытый, черный кот и громко замурлыкал.
– Да, будет тебе, Баюн. – Настя подошла и почесала его за ушком. – Не надо баюкать.
Кот словно понял ее, развернулся, прошел по краю печки, перепрыгнул на полку, висевшую на бревенчатой стене, лапами поскидывал несколько глиняных пузыречков и громко мяукнув, вскочил на подоконник и выпрыгнул в окошко. Уходя в лесную чащу, несколько раз обернулся, сверкнув загадочными кошачьими глазами. Настя видела его некоторое время, а когда он растворился в темноте леса, быстро собрала в сумку сброшенные им с полки пузырёчки.
– Ладно, – решительно сказал Виталик. – До Кудыкиной, значит, до Кудыкиной. Говорите, что делать надо.
– Вот и дело, – обрадовался Пенёк. – Вот и хорошо. Ты только скажи, а Пень богатырский тут, как тут. Что скажешь, Настасья?
– На утренней заре отправимся дальше. – Кивнула головой Настя и полезла на печь. Витослав, взяв со стола калитку, устроился на сундуке у самой двери, а Пенек расположился у окошка и не прошло и пяти минут, как сладко с вызовом захрапел на всю избу.
– Пень! – швырнула в него валенком Настя.
– А, чего, кто? – встрепенулся он, моргая спросонья.
– Не храпи, как пьяный под забором.
– И то дело говоришь, – согласился Пенёк, сладко зевнув, перевернулся на другой бок и тихо засопел. Виталик, съев пирожок, долго ворочался, мысли разные не давали заснуть. Ворочался с боку на бок, деревянная крышка сундука жёстко давила на тело. Он тысячу раз пожалела о том, что согласился и миллион раз был готов узнать о себе правду.
– Не спи-ш-ш-шь, – неожиданно услышал он. Повернув голову, увидел, сидящего на подоконнике Баюна и шумно выдохнул. – Напугал, котяра. Да уж. Не спится. И таблеток успокоительных нет…
– Могу помочь, – кот мягко спрыгнул на пол и в два прыжка оказался рядом с сундуком.
– Это как? – усмехнулся Виталик, поднявшись на локте и насмешливо посмотрел на чёрную, толстую, наглую морду кота. – Колыбельную споешь?
– Конечно. – Кот легко запрыгнул на сундук и мягко уместился рядом с Виталиком. – Слушай.
То, что произошло дальше, Виталик на утро объяснить не мог, но стоило коту замурлыкать, как он моментально провалился в сон, словно до этого не мучился вопросом, как же ему уснуть?
Проснулся он от того, что слетел с сундука. Отлетел и сильно ударился о ножку стола. Задохнувшись от боли и неожиданного пробуждения, первое мгновение не мог ничего понять. Избу трясло так, что со всех полок летели чугунки, горшки, кувшины. По избе металась, ударяясь о стены, Настя и что-то кричала, а Пенёк, вцепившись корнями в деревянный пол, врос в середину избы.
– Что случилось? – прохрипел от боли, крепко ударившись о Пенёк, Виталик.
– Всадники Руслановы! Да как же ее остановить? – ответила Настя, тщетно ища возможность управлять избой.
– Знать бы наперед, продолжили бы путь, – ответил Пенёк.
– Когда? Ночью? Тащить его на аркане, когда он не мог решить надо это ему или нет? – она, уцепившись за подоконник, кивнула на Виталика. – Если бы не его обжорство, встали бы загодя, а не тогда, когда солнце открыло стену в лес.
– А я-то здесь причём? Вы проспали, а я виноват? – разозлился Виталик. – Все храпели, а виноват только я один?
– А кому Баюн колыбельную пел? Нам, что ли или тебе и убаюкал всех? Кто страдал, что заснуть не может без снадобий? Теперь вот избушка со всех своих куриных ног улепетывает не пойми куда! И как управлять ею, я не знаю!
– А открыть дверь и спрыгнуть не судьба? – поднялся с трудом на ноги Виталик. – И хватит обвинять меня во всех неудачах Тридевятого царства. Вы тут мир прос… проспали, а виноват, почему-то сын Финиста. А что в этот момент делала его дочь?
– Не твоего ума дело, – тихо ответила Настя. – Хочешь прыгать – прыгай, если сможешь.
– Да и пожалуйста, прыгну. Ничего сложного. – Виталик распахнул на всем скаку дверь и… едва успел убрать голову. Избушка пронеслась мимо огромного дуба. Прямо в нескольких сантиметрах от него. – Обалдеть! – едва выдохнул он.
– То-то и оно, – цокнул Пенёк. – Непростое дело – сигануть наружу.
– А куда мы несёмся? Вернее, несётся избушка? – Виталик с трудом добрался до окошка. Избушка петляла по лесу, как заяц. Огромный напуганный заяц или… курица.
– Ну, прямо вопрос в яблочко, – добралась и встала рядом Настя. – Ну, что братец, придумал что или доверимся избушке?
– Ну… едем же, – неуверенно начал он. – И погоня отстала, и…
– И моя спина не треснет от богатыря русского после стола обильного, – подхватил Пенёк, одним из корешков посасывая из бочки квас. Настя и Виталик одновременно оглянулись на Пенька и неожиданно прыснули со смеху. Смеялись до колик в животе, а Пенёк, взъерошив каждый листик и посасывая квас, только довольно ухмылялся.
И тут, изба неожиданно встала на краю обрыва, откинув вниз стенку. По инерции все трое вылетели из ее деревянного чрева. Вслед за ними вылетела ступа, бочонок с квасом и целая куча ненужного скарба. Все полетело с обрыва в реку, текущую у подножия утеса. Никто из троих не сразу сообразили, что произошло, а когда вынырнули, и река понесла их течением, увидели, как изба захлопнула свою пасть, развернулась и умчалась прочь.
– Зараза! – что есть силы крикнул Виталик. – Предупреждать надо!
– Чего орать? Выбираться надо. – Настя доплыла до ступы и, подтянувшись, забралась в нее. – Давай уже руку.
Виталик с мокрым чавканьем свалился на дно. Поднявшись, затащил в ступу и Пень.
– Что? Чтоб не размок, – пояснил он Насте. – А то пустит корни и… все.
– Ну, да. А я-то думала, кто он такой? Выходит, слишком толстая кувшинка, способная пустить корни в любом водоеме, – заключила Настя, вытащив из ножен меч и достав из воды скатерть самобранку, сумку и метлу.
– Не, не взлетим, – цокнул Пень языком, тряхнув метлу. – Намокла метла.
– Ну, конечно, кому это знать, как не тебе, лотос богатырский. Она корни не пустит? – хохотнула Настя. – Ладно. Значит поплывём. Река знает дорогу.
– Откуда? У нее что, мозг есть? – недоверчиво сощурил глаза Виталик.
– Мозг! Это ж молочная река, кисельный берега, недотёпа. Сказки надо знать! Она течет прямо к Кудыкиной горе, если только…
– Что, только? – напрягся Виталик.
– В воронку не попадем. А воронка неизвестно куда приведет.
– Авось, мимо пронесёт, – сказал Пенёк, почесывая мокрую кору всеми ветками.
– Твоими устами да мед пить, – согласилась Настя. – Главное, от Руслановой дружины оторвались.
– Далеко до Кудыкиной горы? – спросил Виталик, приставив ко лбу руку козырьком.
– Да, почитай, верст немало, а может и все сто, – с умным видом ответил Пенёк.
Виталик тяжело вздохнул и принялся рассматривать места, мимо которых они проплывали. Ему время от времени приходилось приподнимать рядом стоящую метлу, потому что та все время пыталась пустить корни из древка прямо в середину ступы. Это очень раздражало, но больше всего раздражал голод, накатывающий волны на, его просящий еды, желудок.
Река спокойно несла свои воды и словно знала, куда странники держали путь-дорожку. Словно ведала, о чем их думы и к чему стремления.
– Может, перекусим чего-нибудь уже, а? – прервал молчание Виталик. – А то ни позавтракали, обед пропустили… нет, ну правда, очень есть хочется!
– Кто тебе мешает? Бери да ешь. – Настя насмешливо посмотрела на брата. – Мы с Пеньком уже давно червячка засорили, а ты чего-то стесняешься, – и она, достав из сумки кружку, бросила ее Виталику. Поймав, он с недоумением посмотрел на них и пожал плечами, не зная, что делать дальше, судорожно думая, чем ему поможет пустая посудина.
– Черпай, да пей, а хошь ешь, – икнул Пенёк.
– Чего черпать и что есть? – не понял Виталик.
– Реку черпай, – удивляясь глупости Виталика, ответил Пенёк.
– В смысле, реку. В своем уме, Пенёк? – зашипел на него Виталик. – Я не пить хочу, а есть.
– Вот глупый ты, богатырь Витослав. Сказки не знаешь, как есть из реки – не ведаешь. И невдомёк тебе, что плывём мы по молочной реке с кисельными берегами. Что река и кормилица, и поилица. Черпай, говорю, и ешь. Токмо, прежде подумай, чего больше всего просится на язык, а уж потом и зачерпывай. Усёк?
– Что, прямо так думать и черпать? И больше ничего не надо? – Виталик и верил, и не верил тому, что нёс Пенёк. Он и боялся попасть впросак, боялся, что снова станет предметом насмешек, и нестерпимо хотел это проверить. И на минуту, задумавшись, представив прохладное мороженное-пломбир, зачерпнул водицу из реки. И недоверчиво, поглядывая на Настю и на Пенёк, сделал первый глоток и едва не закричал от… того, как ледяная вкуснятина попала на язык.
– Этого не может быть! – Виталик пальцем зачерпывал и зачерпывал мороженое, и радовался, как ребенок, впервые столкнувшийся с волшебством там, где не ожидал его встретить. Но его восторг прервал тонкий свист, и в стенку ступы воткнулось остро отточенное перо. Настя, едва на него взглянув, быстро села на дно ступы и с силой дернула вниз Виталика. Приложив палец к губам, дав понять, что лучше сейчас молчать, и подняла глаза вверх.
– Что случилось? – выдохнул шепотом Виталик, утирая рукавом испачканный рот.
– Т-с-с-с… – Настя осторожно привстала, вглядываясь в небеса и по сторонам. Оглядевшись, снова присела рядом. – Не высовывайся! Плывём через царство Страфиль-птицы. Чем тише будем себя вести, тем…
Настя не договорила, в край ступы вдруг вцепились когтистые птичьи лапы. Ступа взмыла вверх, подчиняясь мощным взмахам огромных птичьих крыльев. Над головами раздался громовый клёкот.
– Прыгайте! – крикнула Настя и перегнувшись через край ступы полетела вниз. Вслед за ней вывалился Пенёк. Виталик замешкался, этого хватило, чтобы в очередной раз струсить и, свернувшись на дне ступы в позе эмбриона, зажмурить глаза до кромешной темноты.
Долго ли летел Виталик в ступе, подчиняясь повороту судьбы, он не знал. Открыл глаза только тогда, когда ступа ударилась о камень, выпала из лап птицы и покатилась по каменистой поверхности вниз. Сколько длилось вращение, Виталик ответить бы не смог, но вдруг оно остановилось и, подождав немного, он выполз из ступы. Голова кружилась, невыносимо тошнило и хотелось пить.
Когда он открыл глаза, то увидел, что находится в центре огромного гнезда. Вокруг было не меньше десяти яиц крупнее его самого раз в пять. Самой птицы поблизости не было и, опомнившись после головокружительного полета и падения, он вдруг понял зачем она его принесла в гнездо. Подтвердил опасения, наверное, самый жуткий звук в его жизни – треск яичной скорлупы. Птенцы рвались наружу. Они знали, что мать принесла им пишу в день их рождения. Путей побега было катастрофически мало. Их вообще не было. Ступа была разбита вдребезги, а метла в щепки. Оставался только один путь, наверх, к краю гнезда. Виталик, что есть сил, бросился по крутому спуску гнезда, но камни были настолько отшлифованы телом и перьями гигантской птицы, что Виталик, поскользнувшись, скатывался снова и снова к центру гнезда, ударяясь о стенки яиц. И каждый его удар сопровождался треском скорлупы. И, вот тут Виталик четко осознал, что либо его съедят, либо он убьет всех птенцов. Но вот хватит ли у него сил, он не думал. Он готовился к битве. Подобрав несколько крупных обломков метлы, приготовился к схватке. Пятясь задом, он, вдруг споткнулся и сдвинул с места одно из яиц. Замерев на миг, боясь только одного, чтобы этот треклятый птенец не выбрался наружу, Виталик опустил глаза и заметил среди останков животных и осколков старой и почерневшей скорлупы чугунное кольцо. Упав на колени, он расчистил вокруг кольца потемневшую, дубовую крышку. Потянув за кольцо, Виталик был уверен, что крышка не откроется, но ошибся. Петли, с ржавым скрипом, поддались, и Виталик увидел вход в глубокий, темный лаз. Чтобы понять, насколько он глубокий, он бросил увесистый камень. Ни звука, ни шороха и только глухая тишина. Виталик сел рядом и, обхватив колени руками, сжался в комок. Страх погибнуть и участь быть съеденным никак не входили в его планы.
– Ну и что дальше? – что было силы, крикнул он, подняв голову вверх.
– Чего орёшь? – Виталик отшатнулся и закрыл голову руками. – Чаво, спрашиваю, орёшь?
Кто-то дёрнул его за рукав рубахи. Виталик открыл глаза и увидел перед собой ту, которой его пугали все детство.
– Б-б-б-баба Яга? – вытаращил он глаза.
– Ну, баба Яга, – усмехнулась та щербатым ртом, обнажив криво торчащие нижние клыки. – Давай, ужо, спускайся. Добрался до самой истины, пора и правду узнать. Давай, не задерживайся, а то прилетит птичка и… был богатырь и сплыл!
Виталик согласно кивнул и полез за Ягой в лаз по веревочной лестницы, которую со страху и не заметил.
– А вот, камнями нечего было швыряться. Хорошо в горб попал, я его не чую, а не то получил бы клюкой в лоб, – причитала внизу Яга.
– Простите, бабушка, – лепетал Виталик, с трудом находя перекладины.
– Ишь-ты, бабушка. Какая я тебе бабушка? Я скорее бабусечка Ягусечка, милок. – Яга нащупала ногой опору. – А место и впрямь необыкновенное. Это ж Кудыкина гора, а в ней глубокая нора. Впереди камень путеводный, позади человек безродный. Стань камень, обернись, в путь-дорожку превратись.
Едва она это произнесла, как вспыхнули факелы, осветившие большую пещеру, и перед ними появился, словно вынырнул из-под земли, внушительных размеров камень. На нем, как на карте были начертаны линии и направления дорог. Что там было написано, Виталик, как ни старался, прочесть не смог.
– Ну, вот и дошли туда, откуда и отправимся дальше, – проскрипела неожиданно зловещим голосом Яга.
– А, куда дальше… – начал, было, Виталик и вдруг мысль, мелькнувшая в голове, заставила прикусить язык.
– Чавой-то ты, милок, пятисся, как рак-отшельник? – обернулась она к нему. – Чую, думки в голове твоей зашевелились и испугались.
– Да я ничего, все нормально, только, – Виталик прижался спиной к каменистой стене пещеры, – как вы из темницы выбрались? Вы же там, в цепях на столбе висели…
– Выбралась, никуда не делась. – она схватила Виталика за руку и потащила к камню. Несчастный Виталик, как мог, упирался, но в старухе было столько силищи, что совладать он с ней не мог. И тут вдруг она осела и завалилась на бок.
– Вечно с тобой язва какая-то происходит. – Виталик обернулся и увидел за, свалившейся грудой лохмотьев, бабой Ягой Пенька, крутившего в ветках дубинкой, а с ним и Настю.
– Нет, у меня нет язвы, – не веря своим глазам, пролепетал Виталик и бросился обнимать сестру и богатырского пня-коня, как он думал, навсегда потерянных.
– Дурень! – шлёпнул ему подзатыльник Пенёк. – Язва, по-вашему, беда.
– Как же я рад вас видеть! – шмыгнул носом Виталик. – Когда вы прыгнули в воду, я… думал все, конец. В том гнезде… яйца… увидел люк… и тут она, баба Яга. – Виталик ткнул пальцем в кучу лохмотьев. Настя коснулась носком сапога этой кучи. Куча негромко застонала, закопошилась и встала на четвереньки. Здесь уж Настасья вытащила меч из ножен и сделала шаг назад, приготовившись к схватке. Виталик, подобрал брошенную Пеньком дубинку, а Пенек, взъерошив все свои веточки и листочки, выставил вперёд самые толстые ветки, сжав их в маленькие кулачки. Но та, что стояла к ним спиной, поворачиваться не собиралась. Шепча что-то себе под нос, она стала меняться. Пропал горб, вытянулся позвоночник, появилась стать и величавость. И тут до всех дошло, кем была эта самая баба Яга.
– Ну, ничего себе! – в голос выдохнул Виталик и опустил дубинку. – А я-то все думал, как Яга смогла выбраться, коли она в цепях, да на столбе…
– Угадали, путнички! Никак вас не провести, – обернулась Людмила и злобно ухмыльнулась. – А на столбе не только Яга висит. Повезло тебе, в этот раз сын Финиста.
– Меня зовут Витослав…
– Да какой ты Витослав? Иван-дурак, Емеля, вот твои имена. И если бы не они, – она кивнула на его спутников. – Сам-то ты ничего не значишь. Пустое место, а не богатырь. Ну, зачем, скажи, тебе меч-кладенец Финиста, да лук его самострельный со стрелами калёными?
– Чтобы царство Черномора да его самого изничтожить, чтобы в Тридевятом воцарился свет да добро, чтобы злыдни такие, как ты и тебе подобные исчезли во веки вечные, а Мару вновь заточить во скалы темные, чтобы не было ей больше исхода из мглы и безлетья, – ответила за Виталика Настя.
– Не мы, так другие ее освободят, – усмехнулась Людмила, взмахнула рукавами, да обернулась Страфиль-птицей, раскинула крылья и взмыла вверх, только ее и видели.
Как пряму ехати – живу не бывати…
– Ну, дела, – вытер пот со лба Виталик. – Чем дальше, тем чудесатее и чудесатее.
– И не говори, паря, – подтвердил Пенёк. – Настасья, чего молчишь? Дальше куда.
Настя, ничего не ответив, подошла к камню. Долго ощупывала все его линии и шероховатости.
– Не тот камень, – она сняла с укрепы факел и двинулась вглубь пещеры.
– С чего взяла? – поспешили за ней Пенёк и Виталик.
– Это синь-камень.
От ее слов Пенёк поежился и прибавил шагу.
– А разница в чем? – не понял Виталик и остановился.
– Этот камень с капища, – продолжая двигаться ответила Настя. – Его сюда перенесли, чтобы с помощью заклинаний лишить тебя, богатырь, твоей силы, ослабить волю твою и выведать, где лежит схрон Финиста. Хотя, насчёт силы и воли я очень сомневаюсь. А вот память крови значит много.
– Это как? – обида на ее слова обожгла снова и, стараясь этого не показать, Виталик сделал вид, что не все расслышал.
– Через тебя сильный чародей может заглянуть в прошлое и увидеть всех твоих пращуров, от их рождения и по сей день. Все их деяния, их тайны и помыслы. Плеснула бы она твоей кровицы на него и конец бы пришел всему сущему на земле, не токмо в Тридевятом.
– Как, то есть плеснула бы? – нервно сглотнул Виталик.
– Да, просто, Витослав, просто. Чиркнула коготком по шее и ага, поминай, как звали богатыря русского, – заверил его Пенёк. – Поэтому понимать должон, кто друг, а кто недруг.
– Это, каким же образом? – опешил Виталик. – Словно я каждый день с рождения общался и с Ягой, и со всякой нечистью. И знаю все их повадки и подлости. У нас в нашем мире такого нет, и не бывает.
– Ещё как бывает! – возразила Настя. – Пока тебя искала в мире твоём, на скольких перевёртышей наткнулась. Их в вашем мире гораздо больше, чем у нас. Сбегли к вам, личину человеческую приняли, потому как нет у вас средства против них, вот и крадут детей ваших, ваше время и ваши жизни, наматывая судьбу каждого из вас на веретено, как нить шерстяную. А вам и невдомёк, почему болеете, рано помираете, куда детки деваются. Эх, да что говорить-то! Ты вот, в ступе остался, потому что струсил, вот и попался как рыба на крючок. И если бы не мы с Пеньком, то прощай – прости братец родный, богатырь Витослав, сын Финиста – спаситель и освободитель Тридевятого царства, – сказав, все что думала, Настя вдруг остановилась и подняла предупреждающе руку. Затем осторожно двинулась вперёд.
– Что случилось…
– Т-с-с-с, – обернулась она на Виталика, приложив палец к губам. В глубине пещеры раздавались едва слышно чьи-то голоса. Кто-то шёл к выходу.
Осветив небольшое углубление в стене пещеры, Настя кивнула в ее сторону головой и затушила факел.
– Наконец-то, – выдохнул Пенёк, устремившись за Настей. – А то у меня от огня мурашки по всех коре.
Едва они спрятались, как мимо них прошли стражники, позвякивая мечами о кольчуги.
– Упс, поворотик, – присвистнул Виталик. – А разве в этой пещере, кроме камня путеводного ещё кто-то должен быть?
– А кто тебе сказал, что это та самая пещера? – вопросом на вопрос ответила Настя. – Если это, то место, что я думаю, то нам предстоит биться.
– В смысле биться? – не понял Виталик.
– В прямом, – кивнул ветками Пенёк. – Ранен будешь, али убит – не сумлевайся, я тебя на своей спине вынесу, как верный конь… то есть, Пень богатырский.
– Обалдел? В смысле, ранен или убит? Вы прикалываетесь, что ли? – зашипел на них Виталик. – Я, чем, по-вашему, драться должен? Камнем? Веточку у Пня отниму и поубиваю ею всех культуристов сказочных с мечами?
– А это идея, насчёт веточки, – проговорила задумчиво Настя. – Ну, хоть одна светлая дума в твоей голове, братец. Давай, Пень, вырасти для него дубинку, да поувесистей, чтобы одним ударом да троих могла положить.
– Сейчас, Настасьюшка, сейчас, милая, самую, что ни на есть, лучшую дубинку сделаю. Легка будет, да удар ейный будет богатырский.
Глаза Виталика, привыкшие к темноте, вдруг разглядели, как из задней части Пенька появилась, увеличиваясь в размерах, огромная дубинка. Издав характерный звук, Пенек поднатужился, вокруг странно запахло, и на каменистый пол пещеры упала дубинка.
– Ой, прощеньица просим, – смутился Пенёк. – Уж больно жирен чернозем у скатерти-самобранки.
Виталик несколько минут, стоял, выпучив глаза, и от возмущения не мог вымолвить и слова.
– Вот и оружие, богатырь. Бери в руки и совершай подвиги, о которых Тридевятое никогда не забудет, – усмехнулась Настя.
– Чтобы я, – начал медленно, едва сдерживая злость Виталик, – взял в руки то, что этот… выср… вывалил из себя? Чтобы я этой… древнодубинкой против вооруженных железом до зубов стражников пошёл? Да пошли вы знаете куда?
– В пень? – серьезно спросил Пенёк, без намека на веселье.
– В задницу пня, туда, откуда эта дубинка выпала, – выговорившись, Виталик обмяк и сел на лежащий рядом камень.
– Витославушка, подобрался к нему поближе Пенёк.
– Отвали, Пень, – отмахнулся Виталик.
– Ладно. Пошли, Пень, – сказала Настя. – Пусть дуется, глядишь, сам себе оружие выдует. Невдомек, да и недосуг уговаривать богатыря, коли трусит он сражаться.
– Я сражаться не отказываюсь… – возразил Виталик. – Но не этой дубинкой.
– Тогда дерись, чем хочешь! Руками, камнями, ногами, все равно чем! – разозлилась Настя. Резко развернувшись, двинулась вперёд, за ней засеменил Пенёк.
– Настасья, ты уверена, что это именно здесь?
– Уверена. В другом месте Людмила не появилась бы и так легко не отступилась от Витослава. Значит, была уверена, что ему, да и нам будет конец. – она хотела ещё что-то сказать, но звук шагов, шумная возня сзади и крепкие звучные удары, заставили замолчать и обернуться. В пяти шагах от них валялись без чувств стражники, а над ними, держа в руках дубинку, возвышался Витослав.
– Эк, ты их… – только и смог выговорить Пенёк.
– Пригодилась, значит, дубинка? – усмехнулась Настя.
– А… выбора не было. Вы ушли, а тут эти появились. Увидели вас, за мечи схватились, ну, я их и припечатал… тем, что под руку попало. А дубинка и в самом деле легка, да увесиста. – Витрослав крутанул ее в руках.
– То-то, – обрадовался Пенёк, – пользуйся. А, как изломаешь эту, я тебе новую… того… сделаю.
– Замётано, – подмигнул ему Витослав. – Куда теперь?
– Туда, – кивнула Настя в сторону слабого света. – Только тихо.
– А что это всё-таки за место, – озираясь по сторонам, спросил Виталик.
– Похоже на темницу, – ответил за Настю Пенёк.
Стараясь идти тихо, все трое двинулись вперёд. Чем дальше они шли, тем уже становилась пещера. Вскоре, она перешла в узкий проход, разветвляется в разные стороны. Стены сочились влагой, капало со свода и хлюпало под ногами. Тоннель уходил все глубже и глубже и неожиданно окончился глухой стеной. Пришлось путникам повернуть назад. Дойдя до первого поворота, они наткнулись на лестницу, уходящую вверх.
– Сюда, – твердо сказала Настя и первая стала подниматься. С каждым шагом становилось все светлей и светлей и, наконец, все трое оказались на смотровой площадке, с которой были видны клети с пленниками.
– Кто такие? – услышали они и обернулись. Перед ними стоял стражник, сжимая в руках меч и боевой топор. Поняв, что стычки не избежать, все трое кинулись на него. От неожиданности стражник попятился, оступился и покатился кубарем с лестницы, гремя вооружением так, что эхо подхватило этот грохот и разнесло по всем тоннелям горы. Пока стражник, кувыркаясь, летел вниз, Пенёк, укрепившись корнями за каменистый выступ, вытянул вниз ветви, увеличивая их толщину и длину. По ним Настя и Виталик быстро спустились вниз.
– Дождались, касатиков! – гремя цепью, прошамкала Яга. Настя одним ударом меча, сбив тяжёлый замок с двери, вошла в клеть и перерубила цепь. Яга свалилась кучей лохмотьев к ее ногам. – Спеши, милая, там Шишок и Светява маются. А я пока ноженьку свою костяную разомну.
– Там и без меня освободителей достаточно, – улыбнулась Настя. Пока она помогала Яге выпутаться из цепей, Виталик искромсал дубинкой клеть, где в колодках сидели Светява и Шишок.
– Ты, глянь-ко, как муженёк бывшай возмужал. Аж любо-дорого посмотреть, – расцвела Светява, ткнув Шишка локтем в бок.
– И я говорю, богатырь, как есть богатырь! – высунулся всеми ветками и листьями из-за спины Виталика Пенёк.
– И ты, здоров стал, – заметил Шишок, обняв старого друга. – Ишь, как зазеленел.
– А то, как же? Я ить теперь не просто Пень, я – Пень богатырский!
– Вместо коня, стало быть? Вот и ладно. Вот и хорошо, – обрадовался Шишок. – И ты при деле геройском. И от тебя толк!
– Есть тут, кто ещё из пленников? – спросил Шишка Виталик, развязывая ему руки.
– Кажись, никого больше.
– Тогда выбираться надо отсюда. – Виталик поспешил из клети. За ним Пенёк и Шишок со Светявой. Навстречу им, поддерживая Ягу, вышла Настя. Стараясь не шуметь, взяв факелы, они добрались до тоннеля. Здесь их уже поджидали воины-стражники во главе с Людмилой.
– Далеко собрались, путнички? – усмехнулась Людмила, делая знак воинам их схватить. Но едва те сделали несколько шагов, Ка им навстречу вышел Виталик, держа дубинку наперевес.
– Хотите отведать силушки богатырской? Ну, кто первый? – спросил он и, обернувшись на Светяву, несколько раз ей подмигнул. Светява непонимающе пожала плечами и вопросительно подняла одну бровь.
– Чего он хочет, не пойму, – прошептала она Шишку. – Чегой-то подмаргивает. А может просто веко у него дёргается, а?
– Но сначала загадку отгадай, – остановил Виталик, шагнувшего к нему огромного стражника, на голову выше его самого.
– Чаво? – пробасил тот.
– Зимой-белый, – продолжал он моргать Светяве. – Летом-серый. Что это такое? Угадаешь, сражусь с тобой!
Стражник, сняв шлем, почесал затылок и вопросительно посмотрел на Людмилу.
– Забавляешься, богатырь? – усмехнулась она. – Думаешь, загадки твои спасут вас всех от расправы? Деваться вам некуда, а я не тороплюсь. Посмотрю на ваши потешки.
– Посмотри-посмотри, за просмотр денег не беру. – Виталик снова обернулся к Светяве. Видя, что она не понимает, выдернул из Пня, от чего тот тихо ойкнул, веточку и бросил ей, затем провел рукой по мокрой стене и встряхнул. Капли воды попали ей на руку. И тут до Светявы дошло, что хотел сказать Виталик.
– Ну, Витослав, ну голова, – восхитилась она. – Будьте готовы, сейчас нырять будем. Встав спиной к Витославу, коснулась веткой сырой стены и закрутила маленькую воронку.
– Ну, что, дуболомы? Сдаетесь или будете гадать? – Виталик, скрестил на груди руки и вдруг почувствовал, как его схватили за рубашку сзади, увидел голубой контур сферы и то, как рванула к воронке, что-то крича, Людмила, на ходу бросая остро отточенные птичьи перья, и как одно перо вонзилось в дубинку, что Виталик держал в руке. Дальше сфера сомкнулась и он, потеряв равновесие, покатился по земле.
Переход оказался более жёстким, чем думал Виталик. Перья, что бросила Людмила, всё-таки настигли свои цели. Единственному, кому повезло был только он. Кого перо оцарапало, кого ранило серьезно. Самые тяжёлые ранения были у Пенька. Но он был деревянный и поэтому десяток перьев прилетевших ему в спину, не причинили видимого вреда. Утыканный перьями, как ёжик иголками Пенек получил больше всех яда. Нужно было противоядие и там, куда все попали его было достаточно. Путеводный камень, помимо дорог, указывал на живую и мертвую воду, что текли по обеим сторонам.
– Возьми из сумки кружку, набери сначала мертвой воды и влей каждому из нас. Потом живую… только не спутай, что за чем, – тяжело дыша сказала Виталику Настя. В сознании были только они двое. Но яд, из едва заметной царапине на ее щеке, расползался по шее и уходил под одежду.
– Как я узнаю, где какая? Настя! Настя, очнись! – Виталик тряс за плечи, потерявшую сознание девушку. – Так, ладно. Как там в сказках определяли, где какая водица. Подожди-ка, на камне же есть стрелки. – Виталик бросился к камню. Он видел стрелки, но понять, что там написано конкретно, он не мог. Не знал исконно русский язык. – Что же делать? Так, спокойно, – он остановился и выдохнул. – В сказке о Иване-царевиче и Сером волке говорится о том, как Серый волк собрал разбросанные части тела, но здесь никого собирать не надо… или надо? – на всякий случай он уложил всех рядом. Это заняло несколько минут. – Дальше волк окропил… живой или мертвой? Мертвой или живой? Раны были у Иван-царевича или расчленили его? Стоп, стоп, – потёр он лоб. – Вспомнил! Раны были! Так, уже лучше. Живая вода оживляет, а что делает мертвая? Может, как стрептоцид раны стягивает?
Виталик схватил кружку и бросился к родничкам, что били из-под земли, но остановился. Какая из них вода он не знал. Сел между ключами и пригорюнился. И тут вдруг видит, бежит мимо него жук-плавунец и с размаху плюхается в озерцо справа от Виталика и всплывает вверх брюшком. Понял Виталик, что это мертвая вода, зачерпнул кружкой и кинулся к друзьям. Окропил их всех, не один раз возвращался к источнику. Пожалел жука, носком кроссовка вытолкнул его на землю, взял за лапку, да и кинул в источник с живой водой. Вмиг жук ожил, заработал лапками, выбрался на бережок и был таков, а Виталик зачерпнул полную кружку живой водицы и влил каждому в рот по несколько капель. Оставшейся водой окропил каждого из них. Первым пришел в себя Пенёк, повыдергал перья из деревянной попы и сладко зевнул.
– Есть хочется, – улыбнулся он Виталику и с хрустом потянулся.
Следом за Пеньком все, по очереди, пришли в себя.
– Молодец, братец, – хлопнула его по плечу Настя и подошла к камню. – Ну, куда дальше?
– Надо бы оборониться, да подкрепиться, – прошамкала Яга. – А то не ровён час, сожру кого-нибудь.
– Верно говоришь, Ягуся, – отозвалась Светява, сложив ковшиком ладони, пошептала над ним, и сдула невидимый заговор. – Запрятались; ни ворог не увидит, ни зверь не услышит.
Настя вытащила из сумки скатерть-самобранку и раскинула рядом с камнем, где земля была посуше. В этот раз все было по-походному, никаких изысков не было. Посередь стоял чугунок, дымившийся кашей, кругляш хлеба и кувшин с молоком. Кашку пожевал даже Пенёк, сыто икнув после трапезы.
– Вот и славно, – довольно улыбнулся Шишок, погладив себя по животу. – Таперича, камушек расспросим, куда шагать и где искать. Ну-ко, взглянем.
Настя, убрав скатерть в сумку, встала рядом, к ним присоединились Яга, Светява и Виталик. Пенёк пролез между ног и уткнулся деревянным носом прямо в письмена.
– Чавой-то я никак не пойму, – цокнула языком Яга. – Все пути перемешаны.
– Согласен с тобой, Ягуша, – кивнул головой Шишок. – Вроде все понятно, а вроде и нет.
– А чего думать-то? Заколдован камешек, как есть заколдован. Витослав, подай кружечку, что Настя дала тебе, – взяв кружку, она зачерпнула мертвой водицы, стоявшие рядом, отошли на безопасное расстояние, и плеснула в камешек. Он вспыхнул языками пламени так, что Пенёк кинулся прочь и спрятался за лежавший неподалеку валун. Светява плеснула живой водицы, пламя погасло и камень вспыхнул голубым, холодным светом. И тут знаки, и письмена начали меняться.
– Как пряму ехати – живу не бывати, – начала Яга. – Как влево ехати – бессмертие уничтожити…
– Это о чем? – не понял Шишок.
– Не перебивай. Видишь свечение поблекло. Не успеет Яга прочесть, пути не узнаем. Молчи себе в тряпочку. Пытать опосля будем, – одернула его Светява.
– Как вправо ехати от лево ехати – схороните и воскресите, – едва Яга дочитала до конца, как камень потемнел, покрылся трещинами и рассыпался в пыль.
– Вот те раз, – выглянул из-за валуна Пенёк. – Колдовство сильнейшее, не иначе.
– И что теперь? – спросил Виталик, глядя на то, что осталось от камня. – Куда идти и где эти ваши меч и лук искать? Прямо квест, а не сказка.
– А чего не понятно, милок, – глянула на него Яга, – Прямо идтить не нужно, а вот влево сходить не мешает. И по всему видно, что туда ужо ктой-то понаведался.
– Влево так влево, – согласился Виталик.
– Только водицы прихватить не помешает. Чую воскрешать придется бессмертие.
– Думаешь? – озадаченно посмотрел на нее Шишок.
– Знаю, наверняка, – кивнула́ Яга.
– Да, о чем вы? – встрял в разговор Виталик. – Мы застряли в пещере, отсюда, чтобы выбраться, надо понимать, куда идти. А вы несёте какую-то фигню, типа, ой, будет спасать бессмертие.
– Уймись, – оборвала его Настя. – Они говорят о Кощее.
– Как о Кощее? Мы пойдем к Кощею? Зачем? – Виталика ничего не понимал.
– Послушай, Витославушка, – подошёл к нему Шишок. – На камне четко был прописан путь, только предназначение камня было изменено, значит, и путь изменён. Похоже, что твой батюшка, Финист, прибегнул к помощи Кощея.
– Но, Кощей – зло первостатейное! – опешил Виталик. – В сказках так черным по белому и сказано, что вот они, – ткнул он пальцем в Ягу, Светяву, – и Кощей самое что ни на есть злобное зло. И что с ними в сказках все сражаются и побеждают. А на деле выходит, что это не так!
– Ну, а кто не без червоточинки? – пожал плечами Шишок. – Всяко, бывало. И хорошее, и плохое. Как и средь людей. Только Кощеюшко побратим Финиста. Спас он его от смерти неминуемой, вот Финист и решил взять в охранители Кощея Бессмертного. А за это приказал выковать для жизни Кощеевой яйцо из железа булатного, чтобы, пуще прежнего оно жизнь Кощееву оберегало.
Да поместить в утку волшебную, а утку…
– Да знаю я эту чушь! Яйцо в утке, утка в зайце, заяц в сундуке, а сундук на высоком дубе. И что? Пойдем искать этот дуб? Только вот вопрос; отсюда как выбраться?
– Не кипятись, милок, а не то сожру, – подковыляла к нему Яга и снизу вверх заглянула ему в лицо.
– О! Перешли к открытым угрозам каннибализма, – отшатнулся Виталик.
– Так, не ерепенься и жрать никто не будет, – криво усмехнулся Яга. – Ну, Чаво, Светява, возисся? Давай уж, закручивая воронку. Это у тебя хорошо получается, а то муженёк твой бывшай прямо на язык просится.
– Дык, кручу, а не выходит, – ответила Светява.
– Ты, бестолочь, из живой водицы воронку закручивай.
– Дык, закручиваю.
Яга пожевав губами, потоптавшись вокруг себя в одну сторону, потом в другую, присела в землю плюнула и прокаркала: «Братец-водяной, прудяной, откликнись-отзовись! Сквозь землицу просочись-не отвертись»!
– Чего надо? – раздался вдруг булькающий голос. Яга поднялась и приковыляла к ключу с живой водицей.
– Сам не догадываешься? – Яга взглянула в озерцо. Оттуда на нее смотрел Водяной собственной персоной, блестя мокрой чешуей.
– Откель мне знать, чего беспокоишь?
– Открой воротца, – вмешалась Светява. – Чего пройти мешаешь?
– Не открою! Черномор запрет наложил на все водоемы, на ручейки да ключики.
– Ах, ты жабье безрыберство, рыбье безжаберство! Открывай, кому сказано, а не то смешаю живую водицу с мертвой да изведу тебя с твоими подданными вовеки вечные! – вскричала Яга и вдруг сунула руку в водицу и хвать Водяного за зелёный сомий ус. Да тот увернулся, только рябь после себя оставил. – Ну, жабий сын-карасевый зять, погоди! Доберусь до тебя!
– Отвертится! – подал голос Пенёк. – Не раз бывало.
– Найдется управа, – пообещала Яга. – Ну, что? Прыгать придется. Не иначе.
– Куда прыгать, – боясь спросить у Яги, Виталик шепнул Насте.
– Не куда, а с чего, – ответила Настасья. – С валуна. Яга это любит. Главное, на ногах устоять.
Яга действительно подошла к валуну, на котором восседал Пенёк. Обошла его, оглядела и вдруг ткнула в самую его середину костлявым пальцем, дунула, что есть мочи и встала на него. Валун вдруг стал расти на глазах, разбухать. Кивком головы приказала всем на валун забраться, да и зачастила: «Ой валун-валунец, кому мать-кому отец. Помоги-подсоби, все преграды убери. Через гору Кудыкину да темницу Мамыкину. К трем березам на яру, через левую ноздрю. Чуфырь-муфырь запускай, заклинаю-помогай»!
– Что дальше-то будет? – спросил Светяву Виталик.
– А ничего. Полетим, только крепче держись.
Виталик едва успел схватить Пенька за ветки, как валун втянулся вовнутрь и выстрелил всеми стоящими на нем. Кудыкина гора выплюнула путников за молочную реку с кисельными берегами, далеко за Дремучий лес прямиком в берёзовую рощу. Очнулся Виталик на полянке, среди берёз. По соседству попадали и все остальные.
– На месте, – удовлетворительно сказала Яга. Только она одна осталась на ногах. – Здравствуйте, милые, как поживаете? Смотрю, подросли, окрепли, – она с любовью гладила стволы трёх берёзок. Берёзки словно хороводились, касаясь ветвями друг друга. – Поднимайтесь, да вкруг вставайте. – каркнула Яга. – Да поторапливайтесь. Во время уложиться надоть.
– Хороводы водить самое время, – буркнул себе под нос Виталик, слизывая кровь с небольшой ранки, но кровь все сочилась и сочилась, пока Светява не кинула ему лоскут ткани.
– Рот на замок, а не то сожру, – заглянула ему в глаза Яга. Сорвав берёзовую веточку, плевала на все четыре стороны и зачастила: «Вокруг березы хожу, дорожки завиваю-развиваю, от заторов освобождаю. Легка дорожка березовая ни людьми, ни зверьём не хоженая. Открой воротца пропусти сестру и братца, их помощничков далеко не сродственничков».
– Аж до косточек пробирает, – шепнул Шишок Светяве.
– И не говори, – отозвалась та, – знает старая такие тайны, что мне их не скоро постичь.
– Что дальше будет, знаешь? – спросила Настя Пенька.
– Не-а.
– Вот и мне как-то не по себе, – согласилась она с Пеньком.
– Да, ничего не будет, – твердо сказал Виталик. – Откроется, как всегда, портал и мы спокойно сквозь него пройдем. Делов-то…
То, что произошло дальше, заставило не только замолчать Виталика, но и пробрало до костей остальных. Будто чья-то невидимая рука разрезала воздух и отворила зыбко-туманную дверь. Здесь было светло, солнце только-только начало клониться к закату, а по ту сторону была темнота, хоть глаза выколи. Да к тому же неслись из той реальности звуки разные, пугающие.
– Ну, и кто первый пойдет? – спросил Пенёк, видя всеобщую нерешительность.
– Ты, – тут же ответил Виталик.
– Не гоже Пню богатырскому поперек богатыря вышагивать. – наотрез отказался Пенёк.
– А придется, – прошамкала Яга. – Тебе ведь, окромя огня да топора, бояться нечего. Так что, ступай смело. Давай-давай, не задерживай.
Пенек аж корой заскрипел от негодования и моментально врос всеми корнями в землю.
– Ах, ты, деревяшка трухлявая, не боишься, что землицу заморочу. – усмехнулась Яга.
– Боюсь, но там ещё страшнее. – закивал ветками Пенёк.
– Ладно, чего спорить, пойду я первый, – покряхтывая, вызвался Шишок. – А и де наша не пропадала. Верно, Светява?
– Верно, Шишок. Я за тобой следом, – ответила Светява.
– Вот и ладно. – Кивнула косматой головой Яга и первая шагнула между берёзок. За ней последовали остальные. Замкнул шествие Пенек, едва успев подтянуть ветки и корешочки, как дверь захлопнулась.
За переходом их уже ждали, окружённые со всех сторон и ослеплённые тьмой, и светом факелов, долго не думая приняли бой. Наносили жестокие раны, рубили, кололи, но тщетно. Противник и не думал отступать. Доведенные до отчаяния встали в круг спинами друг к другу и приготовились к новой схватке.
– Что делать будем? – спросил Пенёк, в котором до самого обуха был вбит боевой топор. Из-под лезвия обильно текло. Виталик аккуратно вытащил лезвие и, нагнувшись, сыпанул в самую расщелину горсть земли. – Спасибо, Витослав. Век не забуду.
– Все норм, – ответил Виталик. – За тобой новая дубинка.
– Так, так, так, – услышали все и из тьмы вышли Руслан и Людмила. – Гляди, какие живучие. Ничто не берет вас. Но, только зря сопротивляетесь моим воинам. Нет у них ни жалости, ни милосердия. Кто, как не ты, Пень стоеросовый, знать должен, что из мертвого дерева можно сотворить, что хочешь, себе на забаву, а вам на погибель.
– Дожились, – Яга презрительно выдвинула вперёд нижнюю челюсть, – Как же ты, Людмила, злу продалась-позакладывалась? А витязь Руслан, всегда хотела его сожрать, светлой души человеческой на поводу у тьмы пошел. И супротив кого? Супротив людей! Не супротив нас, нечисти лесной-подколодной, а против духа русского!
– Не твоего ума, старая карга. И, вообще, можете идти на все четыре стороны. Вы нам бе надобности, а вот сынка Финиста мы, пожалуй, у вас заберём, – медленно подошёл к Яге Руслан. – Вы, главное, нам не мешайте и живы останетесь. Хотя, как живы можете быть, когда Морана изничтожила сестрицу свою, Живу.
– Ах, ты сморчок перегнивший, – вскричал Пенёк, – ты сначала с нами совладай, а потом уж и победу празднуй. Я вот тебе сейчас…
Дальше произошло то, что никто не ожидал. С места сдвинуться не было ни сил, ни возможности. Оцепенение, что наслала Людмила, лишило и сил, и воли. Живыми и подвижными остались только мысли да глаза. Мертводревы без усилий оторвали Витослава от земли, да понесли прочь, следом отправились и Руслан с Людмилой. Но не пройдя и несколько шагов, они вдруг остановились, словно что-то вспомнив, и с торжественным видом взглянули на застывших друзей.
– Расколдуй, а не то… – попыталась пригрозить Яга, да рот так был скован, что сил едва хватило на несколько слов.
– Ничего, поостынете немного, – усмехнулась Людмила и вдруг, взмахнув рукавом, на мгновенье прикрыла и себя, и Руслана. Когда же колдовство рассеялось ни Руслана, ни Людмилы не было. Вместо них, усмехаясь, стояли Черномор и Морана.
– Эх, завидую я Руслану и его жёнушке, – Черномор зло сверкнул глазами. – Добрая слава о ни по земле русской идёт, благодаря нам. Ненавистью наполнились сердца землицы русской, и не скоро отмоются они от скверны, – сказал и вмиг они с Мораной исчезли, оставив после себя чёрен дым, да смрад. Едва они пропали, как оцепенение прошло и все повалились наземь.
– Гад ползучий, – пыхтел Пенёк. – Это где это видано, чтобы пень богатырский без богатыря остался.
– А может, не зря мы попали прямо в лапы злодеев? – с трудом поднявшись, обернулась Настя к Яге.
– Ты меня, девонька, не вини и подозрения не кидай. Чтобы я – Яга, Черномору служила?
– А клубочек твой служит! – сказал, как отрезал Шишок. – Это он в первый раз привел нас к Черномора в лапы, да Витослава не было рядом, а мы и не сказали, где он. Таперича выходит, что это ты нас к нему привела, к злодею лихолетскому, подлому.
– Мели, лесовик, мели. Мука будет. Нет на мне вины ни на кончик лягушечьей лапки, чтоб мне провалиться на месте. Тут иное что-то. По нюху нашли, по запаху, по помыслам, а может и по крови. Это ж как по ниточке идти. Кровь она далеко завести может.
– Точно, – подтвердила Светява. – Когда у берёзок попадали, у Витослава кровь текла из небольшой ранки, гдей-то он поранился, а кровица у него, как водица, пока не заткнешь, так и будет литься.
– Вот и ответ, – кивнула головой Яга. – У берёзок кровь пролилась, по ней они и пошли.
– А как же они до берёз твоих добрались? – снова сощурил глаз лесовик.
– Как-как? Откель знаю, как? Может, где богатырь тоже наследил. Нездешний. Глупый!
– Да, чего препираться-то, что дальше делать будем? – остановила Настя Шишка.
– Идтить туда, куда шли, – ответила Яга и огляделась вокруг. – Не иначе Святогоровы места. Не пойму токмо, как попали сюды.
– Ну, коль, попали сюда, значится, к Святогору заглянём, – обрадовался Шишок. – Только без Витослава, он ить…
– Так это ты сюда завернул всех? – Яга, ковыряясь в своей суме, подняла на него глаза. – А я и не пойму, как к Святогору попали. Ах, ты, сгнившая кора, а я-то думаю, что не так? Да я тебя…
– Тихо, – прикрикнула на них Настя. – Слышите.
– Вроде, как камни падают, – прислушалась Светява. Едва она это произнесла, как дрогнул утес под их ногами. Кинулись они все бежать, а земля так и уходит из-под ног.
– А-а-а-а! – закричал не своим голосом Пенёк. Его корешки попали в расщелину и камнями их сдавило до хруста. Яга на бегу швырнула в то место, куда попали корешки, синим пламенем. Земля расступилась и Пенек, освободившись из плена, кинулся что было сил наутёк.
– Святогор ворочается, – задыхаясь от быстрого бега, крикнул лесовик. Земля разверзлась и все сорвались вниз. Сколько падали толком никто не мог сказать, а вот как упали на каменистый пол огромного грота, почувствовали все. Перед ними, на высоком каменном троне восседал Святогор-богатырь.
– Ну, здрав будь, Шишок, – громовым голосом произнес Святогор. – Давай, покажи добра-молодца, сына Финиста, богатыря русского. Хочу взглянуть на защитника родной землицы.
– Ишь, чаво захотел, – усмехнулась Яга. – Был добрый молодец, да сплыл. И ни жив он, и ни мертв, а в острых когтях Мораны он. Не уберегли, ни защитили. Одним, словом, здравствуй Святогор и будь здоров. Невдомёк нам канитель с тобой разводить, спасать надо бессмертие. А как бессмертие спасём, так и за сынком Финиста отправимся.
– Да ты видно, не в своем уме, Яга, – встал с трона Святогор. – Страх потеряла?
– Ой, Святогоша, не грози! И без тебя пуганые. Ты вот в пещере своей отсиживается, а нам по косогорам, да по водам, по зарослям, да по норам ходить выпало. Сына Финиста спасать да учить. А вы-то где, богатыри русские? Где Илюшенька, Добрыня, Алёшка? Куды сгинул Финист, а? Где дружины ихние? Один Витослав и остался, а богатырь из него пока никудышний. А таперича, старче, сообщи за какой такой надобностью наказывал Шишку привести к тебе сынка Финиста да Марьи? Что за дело такое хитрое у тебя к нему?
– Нет ни хитрости, ни подлости, ни скрытного умысла. Финист пред тем, как пропасть наказал сыскать сына его, что он отправил в другой мир в яйце калёном, заговоренном. И наказал крепко-накрепко передать силушку богатырскую от отца к отцу по роду-племени.
– Ну, так передать не получится, – вышла вперёд Настя. – Он околдованный в руках Черномора и Мораны. А коль хочешь силушку ему передать от отца-матери, так ступай с нами, нечего с трона смотреть, словно букашки мы бесполезные.
Настя так распалилась, что не сразу поняла, что Шишок локтем ее в бок тычет, а Яга знаки подаёт. Замолчала лишь тогда, когда Пенёк, что есть силы надавил на ногу корешками. Настя ногу отдернула и умолкла, а Святогор тяжко вздохнул, снова опустился на трон свой из скалы выточенный.