Ждите Алый Закат бесплатное чтение

Предисловие

И вот, спустя практически три года упорной и изнуряющей работы мой дебютный роман завершен. Крайне сложно передать словами ощущение от вида законченного произведения, которым и в котором я жил все эти годы, но, я бы сказал, что это некая совершенно безумная смесь эйфории и грусти. Эйфории от результата проделанной работы, которая, скажу честно, примерно втрое превзошла первоначальную идею своими глубиной и объемом, а грусти от ощущения расставания с миром, в котором столько времени провел, сочиняя его и собирая по крохотных кусочкам. Что же, теперь этот мир более не принадлежит мне в той же мере, в которой принадлежал вплоть до первой его публикации, отныне я и сам лишь сторонний его наблюдатель.

Сразу скажу, что пускай официально это моя дебютная работа, но фактически же не первая. «Ждите алый закат» – это второй мой роман – первый я был вынужден отложить, записав увесистую треть, а на момент старта активной фазы написания этого романа (весна 2022 года) я уже в течение двенадцати лет писал относительно небольшие рассказы, вот только их я публиковал исключительно в свой рабочий стол. В любом случае, это моя первая законченная работа, которую широкая публика должна узреть.

Тебе же, дорогой читатель, я благодарен от всего сердца за то, что ты подарил мне и моей работе свое время, и даже если тебе не понравится, то знай, что я все равно благодарен. Спасибо.

Что же по самому произведению – я создавал его, находясь в совершенно ужасном моральном состоянии, так что ощущения, испытываемые главным героем, я списал со своих, как и их динамику, и где герой проваливался в пучину тревоги и самобичевания, там же в них проваливался и я, и вместе со мной он из них выбирался, находя в себе силы бороться. Скажу сразу, что я не рассматриваю это произведение как в полной мере развлекательное (что, конечно, не значит, что я не пытался писать интересно) – я сочинял, потому что не мог иначе. Как не сложно догадаться, во многом места, персонажи, да и некоторые события описаны с моего личного опыта, порой даже те, которые кажутся полностью выдуманными – каждое место действия имеет реальный прототип, большинство персонажей тоже, да и психологический портрет главного героя также во многом списан с меня, вот только я совершенно не хочу, чтобы кто-то видел в нем меня, ведь я это Я, а он это ОН, пускай между нами и есть много общего. Другие же события и персонажи могут быть схожи с некоторыми событиями и персонажами из иных произведений, которые я в совершенно безумных комбинациях адаптировал «под себя». И, возможно, все это сделает произведение несколько труднопонимаемым, но я прошу, скорее, не пытаться понять его логически, а прочувствовать, разгадав символизм и метафоричность в его образах.

Особые благодарности я хочу выразить тем людям, без которых этот роман был бы невозможен: Османкина Светлана Станиславовна, Воробьев Виталий Владимирович, Воробьева Анна Александровна, Крылов Роман, Стоценко Роман, Бабкин Евгений.

Посвящается Ушаковой Галине Федоровне.

Лето. Глава 1: Прибытие

Высокая густая трава, заросли двухметровой кислицы и огромных, словно зонт, лопухов, качавшихся под дуновением легкого морского бриза, с огромной скоростью проносились за левым бортом автобуса, в котором я ехал домой. Желая поскорее окунуться в атмосферу своего родного города, я шире распахнул окно, и мне в лицо тут же ударил соленый морской воздух, запах которого я помнил с детства и, уверен, что в жизни ни с чем бы его не спутал.

Лучи июльского солнца, уже прошедшего свой зенит и понемногу опускавшегося к западному горизонту, слепили глаза, отражаясь от спокойного холодного моря за правым бортом. Вот в зарослях бамбука и травы за старой железнодорожной насыпью показались первые дома – ветхие почерневшие хибары с темными мутными окнами, окруженные старыми покосившимися заборами. На некоторых из этих домов полностью отсутствовали крыши – вероятно, последствия прошлогоднего тайфуна, обрушившегося на город в конце октября.

И вот, наконец, вдали у самого берега показались серые и скучные, но такие родные и знакомые панельные пятиэтажки. Отсюда начинался Южнопортовый – небольшой тихий прибрежный город, омываемый водами Татарского пролива и обдуваемый тремя ветрами, некогда бурно развивавшийся, а ныне спящий и потихоньку увядающий. Но каким бы со стороны ни казался этот город человеку, никогда в нем не жившему, будь то путешественник, турист или заезжий журналист – серым, унылым или безликим, я видел в нем свой дом. Казалось, какая-то неведомая сила десятилетиями копилась за этими бетонными стенами, под кронами высоких деревьев, на широких длинных улицах, в самой природе, атмосфера покоя и безмятежности, которой лично я не ощущал в прочих городах, в которых мне довелось побывать, и уж тем более в огромных мегаполисах.

Наконец, мы въехали в город, где с обеих сторон нас окружили вытянутые вдоль дороги длинные узкие спальные районы, составленные из все тех же панельных домов, а на балконах я увидел и их жителей: кто-то развешивал постиранное белье, кто-то курил, задумчиво смотря вдаль в только лишь одному ему известную точку на горизонте, кто-то вел непринужденные беседы со своими близкими. По улицам сновала ребятня, люди, неторопливо бредущие по своим делам да молодые матери с колясками. Жилые здания чередовались с портовыми строениями – конторами и складами, время от времени попадались старые скверы, посвященные то годовщине победы в Великой Отечественной войне, то первому полету человека в космос, то старым мореплавателям-исследователям Дальнего Востока.

Конечная остановка междугороднего автобуса находилась в самом центре города, а ехать туда сейчас, чтобы после брести несколько километров обратно по жаре, да еще и с двумя тяжелыми сумками мне совершенно не хотелось, как бы я ни соскучился по родным краям. Итого, завидев приближение своего района, я поднялся со своего места и проследовал к кабине водителя.

– Остановите на «Школе», – попросил я, водитель в ответ лишь молча кивнул головой, недовольно скорчив губы, и остановил машину на нужной мне остановке.

Вот я и приехал. Без малого, пять лет прошло с тех пор, как я последний раз ступал на эти улицы, но, казалось, здесь совсем ничего не изменилось. Продолжая озираться по сторонам, я перешел на другую сторону улицы, благо, движение в городе никогда не было сколь-либо плотным, тем более под вечер выходного дня, а сегодня, к слову, была суббота.

Я ступал по пыльной грунтовой дороге, что тянулась вдоль мелкого быстрого ручейка, бежавшего с неизвестного мне источника в распадке меж двух высоких сопок, а сквозь подошву своих туфель я, казалось, чувствовал каждый камушек. Где-то на середине пути мой взгляд упал на торчавшую из земли ржавую арматуру, о которую я когда-то в детстве споткнулся и, упав на камни, разодрал себе колени. Да, пожалуй, в этом городе время действительно замерло. Спустя еще десяток метров я пересек железную дорогу и вышел на свою родную улицу, узкой линией растянувшуюся с севера на юг вдоль гряды высоких зеленых сопок, я уже видел свой дом, расположившийся у самого подножия высокого пика с установленным на нем маячком для авиатранспорта. А на балконе своей квартиры я прямо отсюда разглядел мать, она со своим далеко не идеальным зрением узнала меня с расстояния сотни метров и замахала рукой, призывая скорее идти домой. Впервые за долгое время мое лицо растянулось в улыбке, теплой и искренней. Думаю, мы бы узнали друг друга и с куда большего расстояния.

Пять лет, пять долгих лет я не появлялся в этом доме. Как и в случае с городом, при беглом осмотре видимых изменений обнаружить мне не удалось, однако еле уловимая динамика времени крылась в деталях. Будь то пара новых морщин на лице матери или прядь седых волос на отцовской голове, возможно, отходившие местами уголки обоев или треснувшее на двери в мою старую комнату стекло: во всем, что меня окружало, ощущалось неумолимое течение времени. Но это все еще был мой дом, место, где я вырос.

Родители встретили меня, что называется, с распростертыми объятиями и тут же накрыли большой стол, уставленный различными вкусностями: печеной до хрустящей корочки курицей с гарниром в виде риса, совсем как я любил в детстве, моими же любимыми салатами и нарезкой из колбасы, сыра и копченой кеты. Сначала я подумал, что не стану много есть, но стоило мне лишь почуять запах домашней еды, так аппетит пришел, откуда ни возьмись.

Солнце потихоньку ползло вниз, опускаясь все ниже и ниже к темно-синему горизонту распростертого на многие километры моря. Я, как следует, набив живот, чуть покачиваясь после двух выпитых кружек свежего пива, вновь вышел из-за стола и подошел к окну. Во дворе царила небывалая идиллия – дети играли на небольшой площадке, на лавочке сидели и о чем-то активно беседовали их матери, пожилая женщина гуляла со своей собакой. Две большие черные вороны уселись на крыше дома напротив, высматривая себе ужин. А там, за домами раскинулся Татарский пролив, такой тихий и спокойный сегодня. Где-то вдали от берега на рейде стояли большие сухогрузы: я насчитал три штуки. Оказывается, с нашего самого высокого – пятого этажа открывался потрясающей красоты вид!

– Ну а что у нас с городом? – задал я, внезапно возникший в голове, вопрос.

– Да, развивается потихоньку, – ответила мать. – Рыбный промысел возродить все пытаются, даже завод упаковочный построили. Масштабы, конечно, далеко еще не советские, но вот хоть что-то уже.

В это же самое время мой взгляд упал на маленький кораблик, что шел, казалось, по самой линии горизонта, утопая в лучах заходящего солнца. С такого расстояния он казался крохотной черной точкой, медленно плывущей с севера на юг по ровной, словно стекло, водной глади.

– Да, – добавил отец, – только вот стоит эта продукция так, словно ее к нам откуда-то из Америки привозят.

– А это? – указал я на тарелку с заметно поредевшей нарезкой из копченой кеты.

– Обижаешь! Это я сам коптил, а рыбу у местных ребят купил.

Я легонько улыбнулся и сел обратно за стол.

– В общем, местным этой продукции меньше всего достается?

– Ну да. В основном на материк ее шлют, за границу тоже. Но зато рабочие места появились в городе в кои-то веки. Машины теперь, дорогие у нас по городу разъезжают, и особняки тут и там стоят.

– Дай угадаю – начальство того самого завода?

– Ну да, начальство, – ухмыльнулся отец и сделал глоток из своего стакана. – Впрочем, и не только.

– А что такое?

– Ну а что еще? Мафия, разумеется, – ответила мне мать.

– Какая еще мафия?

– Ну, такая. Обычная.

Я покосился сначала на мать, затем на отца.

– Организовали это производство сначала одни люди, стали выходить в море за рыбой. Понемногу добывали, развивались, продавали на рынке, киоск там свой открыли. Наверное, год так просуществовали. А потом у нас тут полезные ископаемые нашли. Уголь, нефть, вон, на шлейфе. Видел, наверное, вышки в море, когда в город въезжали? Быстро появились предприимчивые ребята с материка, добычу организовали, людей тогда прибавилось немного, город как-то ожил, в бюджет деньги пошли. А на деньги, собственно, мафия-то и потянулась. Появились они года два или три тому назад, стали бизнес у людей отжимать. В один день начальник рыбного промысла продает свое предприятие и уезжает неизвестно куда. А на месте руководителя появляется другой человек, который выкупает один из доков и строит там комбинат. И тут понеслось. На рынке киоск закрылся, цены взлетели, а большая часть лова пошла за пределы города и области. И это лишь капля в море.

Родители переглянулись. Солнце тем временем уже вплотную приблизилось к горизонту, а его огненно-оранжевые лучи упали на светлый кухонный гарнитур, окрасив кухню яркими красками.

– Особняки в городе появляться стали, росли как грибы. Правительство городское частично сменилось – говорят, новые хозяева «своих» людей поставили. Пытаются теперь они угольную промышленность к себе прибрать. А там, глядишь, и на нефть лапу положат.

– Почему же я не удивлен? – произнес я с грустной ухмылкой.

– Да это еще не все, – добавил отец. – Люди в городе пропадать стали. То и дело новое объявление на доске розыска возле отдела МВД появится. И далеко не всех находят. Кого-то обнаруживают уже мертвым, но большинство пропадает без вести. Вышел человек с работы, а до дома не дошел, случалось и такое.

– Жуть, – добавил я после недолгого молчания.

– Это да. Так будто мало было того. Кто-то в городе начал распространять наркотики, от травы и до чего-то тяжелого, вроде героина. От него часто умирают, молодые совсем ребята. Большинство смертей и пропаж людей списывают именно на наркотики.

– И что? Никто ничего с этим не делает?

– Пытаются делать, да вот результатов пока мало.

Солнце уже окончательно скрылось за морским горизонтом, когда мы, закончив ужин, стали убирать со стола. Тьма стремительно опускалась на город. С улицы через приоткрытое окно донеслись крики молодежи, выбравшейся на ночную прогулку. На своей спине я ощутил холодный ветерок, дувший с моря, по телу тут же побежали мурашки. Уж от чего от чего, а от откровенно холодного ветра среди лета я за несколько лет жизни на материке отвык.

Рассказанные родителями откровения о жизни родного города немного меня обескуражили. Все эти истории про мафию, наркотики и бесследные исчезновения людей никак не вязались в моей голове с образом того тихого уютного места из детства. Даже в старших классах школы, мне не приходилось слышать подобных баек. Должно быть, за эти пять лет в городе все же что-то поменялось, причем, не в лучшую сторону.

На самом деле, мне не терпелось поскорее выйти наружу и пройтись по родным улицам, которые я знал с детства. Истории о пропажах людей не напугали меня достаточно сильно, чтобы заставить сидеть дома, однако над городом уже сгустилась тьма, а осматривать улицы под покровом ночи смысла было не много. В итоге, немного поколебавшись, я решил отложить прогулку до завтра, а вечер провести с семьей.

Я вошел в свою старую комнату, в которой некогда провел все свое детство и юношество. Комната пустовала, шкаф и комод ныне использовались как хранилище полотенец и документов, но во время моего отсутствия здесь никто не жил, вероятно, иногда на этой постели располагали редких гостей, что оставались с ночевкой, но не более того. Еще это была самая холодная комната в квартире, когда-то мне это нравилось, но теперь, с непривычки, я в ней мерз. Прямо за окном, метрах в двадцати, высилась зеленая сопка, у самого подножия которой находился небольшой, заросший высокой травой дворик и несколько старых гаражей, половина из которых была давно заброшена. Из узкого распадка, что виднелся из окна, до ушей моих доносился шум горного ручейка и переливистое щебетание птиц.

Через какую-то четверть часа я уже сидел в кресле, попивая горячий чай из своей кружки и информировал старых друзей о своем прибытии, попутно договариваясь с ними о встрече. По предварительным данным мне суждено было провести в городе весь ближайший год, так уж сложилась моя жизнь. Однако я особо не расстраивался по этому поводу. Вероятно, это был отличный шанс переосмыслить свое прошлое, обдумать будущее и со свежим взглядом начать новую жизнь. С этой мыслью я закончил свой вечер и со спокойной душой лег спать. Завтра меня ждал новый день.

Глава 2: Бездонная яма

На следующее утро я по привычке проснулся рано, часов в восемь утра, и больше не смог уснуть. Сна не было ни в одном глазу, мне хотелось поскорее выйти на свежий воздух и прогуляться по городу. Первым делом я, поднявшись с кровати, подошел к окну и распахнул шторы. Сегодняшний день обещал быть пасмурным: небо скрылось за белыми, словно снег, облаками, в густом тумане скрылись пики зеленых сопок, а судя по мокрому асфальту и россыпи мелких капель на стекле, еще и моросил дождь.

Тем не менее, меня это не остановило. Я, налив себе кружку крепкого горячего кофе, стал собираться. Пришлось достать из сумки легкую кожаную куртку, не терявшую своей актуальности в наших краях даже в середине лета. Когда я запирал за собой входную дверь, родители еще спали.

Утром запах с моря ощущается сильнее, чем днем или вечером, в предрассветный час прохладный западный ветер наполняет им весь город. Воскресенье. И без того немноголюдный город на заре выходного дня кажется абсолютно пустым, тем более, в такую погоду. Мои наручные часы показывали половину девятого. Все это могло сыграть мне на руку, так как я хотел пройтись в центр по железной дороге, что длинной линией тянулась вдоль сопок через весь город. На самом деле, с недавних пор, ходить по железнодорожным путям запретили. На нескольких, укрытых в зарослях бамбука, точках дежурили полицейские, обычно не одетые в форму и приезжавшие на своих личных автомобилях. Нарушителям на первый раз делали строгое предупреждение, а на второе и более нарушение можно было получить вполне реальный штраф. Меня в свое время ловили дважды, однако себя я не выдал и оба раза отделался лишь предупреждением. Скажем так, я не считал себя полным идиотом, способным попасть под поезд, поэтому ходил по путям, не опасаясь быть сбитым. Дело в том, что мне очень нравилось бродить здесь, нравилось идти вдоль сопок, чьи подножия утопали в густой зелени. Железная дорога была скрыта от центральной улицы жилыми домами и ветхими гаражными кооперативами, здесь всегда было спокойно и по-своему красиво. Мое детство выпало на самый упадок города, когда большинство градообразующих предприятий оказалось закрыто, а железная дорога практически не использовалась по своему прямому назначению, вследствие чего, многие южнопортовчане предпочитали ходить по городу именно по ней. Исключением я не был.

Итак, внимательно озираясь по сторонам в поисках патрулей, я вышел к распутью, где одна линия, словно ветвь дерева, расходилась на две, а те, в свою очередь, разветвлялись еще и еще. Значит, я был уже практически в центре города. Я оказался на большом разъезде, зажатом меж сопкой и городом и рассеченном множеством путей. На двух линиях, словно огромные спящие змеи, стояли длинные составы. Мне они нравились. Вообще, я любил все, связанное с железной дорогой. Не считая только, разве что, многодневных переездов в плацкартных вагонах. Весь западный склон сопки, устремленный к городу, был застроен частным сектором. Были ли то чьи-то дачи, либо же кто-то жил в них на постоянной основе, сказать наверняка я не мог. Я решил пойти по самой дальней от города и, соответственно, ближайшей к подножию линии, вдоль которой штабелями были сложены новые обильно смазанные креозотом шпалы, готовые к установке.

Когда-то на сопку вела широкая японская лестница, чьи растрескавшиеся и поросшие мхом ступени все еще можно было разглядеть среди густой травы и деревьев, однако путь этот уже давно никем не использовался. Я же выбрал иной путь – уложенную железобетонными плитами автомобильную дорогу, серпантином поднимавшуюся по склону. Идти по ней мне, к слову, было не столь просто, как я ожидал. Уж слишком я за эти пять лет привык к равнинной местности с незначительным перепадом высот. А ведь когда-то я тут даже бегал.

Довольно скоро я свернул с дороги, делавшей далее довольно большой крюк, и вышел к другой, но еще используемой японской лестнице, удивительно крутой, хочу заметить. Она вывела меня на небольшое плато, где в конце девяностых была возведена небольшая бревенчатая церковь. Когда-то здесь располагался синтоистский храм, его фундамент все можно было отыскать, если не полениться и обойти ту самую церковь. Удивительно, но со времен моего детства здесь мало что изменилось. Однако свой путь я держал не сюда: сделав такой срез, я вновь вышел на серпантин и побрел по нему еще выше – к нашей смотровой площадке.

Старая дорога плавно поднималась по склону. Густые кроны деревьев нависали над ней, словно огромный зеленый купол, а пряная пышная и полная соков и жизненной энергии растительность цвета и пахла. С недавних пор весь юг Сахалина заполонили люпины, их фиолетовые и розовые кисти возвышались над изумрудной травой вдоль дорог, на пустырях и у подножия сопок. Они добавляли ярких красок в и без того прекрасную картину островной природы, невероятным образом дополняя красоту окраин нашего города. Из-за плотного тумана, казалось, будто вершины сопок уходят в самое небо. В такие моменты они казались мне обителью древних богов. Морось все не прекращалась. Она легонько щипала лицо и наполняла воздух запахом сырой пыли. На пути к обзорной площадке я миновал ряд давно заброшенных гаражей и один маленький частный домик с пустыми окнами и сорванной ураганом крышей. Мне казалось, я был в нем раньше, но не помнил, когда и при каких обстоятельствах: скорее всего, вместе с отцом зашли к его знакомым, а, может, я и сам выдумал эту историю, когда гулял здесь в детстве. Теперь же все здесь было заброшено, стояло и разрушалось от сырости и времени.

И вот, словно в награду за мои старания, мне открылась панорама нашего города. Несмотря на то, что обзорная площадка находилась примерно на середине сопки, вид с нее все равно впечатлял. Город по-прежнему оставался все таким же пустым и безлюдным. По дороге сюда я, кажется, не увидел ни одной машины. Усилившийся ветер трепал мои волосы и полог куртки. Еще вчера спокойное, словно зеркало, море рассекали высокие волны.

Почему-то именно это место я любил больше остальных. Еще, будучи школьником, я поднимался сюда в компании своих друзей, чтобы играть и жечь костры. Став же чуть старше, я начал приходить сюда в полном одиночестве, желая собраться с мыслями и отдохнуть. Была здесь какая-то особая меланхоличная атмосфера: все эти брошенные гаражи, мачты высоковольтной линии, растрескавшиеся дорожные плиты, обилие зелени, вороньи крики и практически полное отсутствие людей. Сейчас же мне казалось, что это место ждало меня все эти годы.

Однако одной лишь обзорной площадкой мой путь не ограничивался. Чуть дальше нее находилась наша подстанция, которую огибала дорога, уходя еще выше. Вот только дорога эта далее превращалась в обычную грунтовку, испещренную колеями и превращавшуюся в совершенно непроходимое болото после каждого небольшого дождя. Конечно же, я не смог сдержать своего любопытства и пошел дальше. Дойдя же до подстанции, окруженной решетчатым забором, я с разочарованием обнаружил, что именно сегодня эта дорога была покрыта толстым слоем жидкой грязи. Да, пожалуй, зайти сегодня выше смотровой площадки, у меня не было ни шанса. Но, на самом деле, я не сильно этому расстроился, ведь у меня был еще целый год на то, чтобы обойти всю сопку вдоль и поперек по нескольку раз.

И с мыслью о том, что еще неоднократно вернусь сюда сразу, как только того пожелаю, я зашагал в обратном направлении. Напоследок же я решил взобраться на большую пустую насыпь, где некогда стояла мачта высоковольтной линии, что несколько лет тому назад перенесли за подстанцию. И вот с этой насыпи прямо перед собой я увидел довольно большой пустырь, густо заросший сорняком, где, в самой гуще травы, лопухов и полыньи разглядел несколько приземистых бетонных строений, напоминавших входы в некие подземные коммуникации. Ну, конечно! Это были старые водоочистные сооружения.

Всегда, сколько себя помню, я любил находить и исследовать различные заброшенные сооружения, в коих, благодаря постсоветской разрухе, наш город недостатка не испытывал. Еще в начальной школе мы с друзьями облазали каждую покинутую стройку в городе, массу бесхозных частных домов у подножия сопки и однажды даже целое пустующее общежитие. Было в этих брошенных зданиях нечто привлекательное, некая романтика запустения, которую не каждый был способен ощутить и тем более полюбить.

Стоит ли говорить, что в этот момент во мне во всю силу заиграла тяга к приключениям?

Ведомый непреодолимым желанием поскорее оказаться там, возле входа в эти подземные тоннели, я стал искать способ безопасно спуститься с насыпи на этот пустырь. Однако сделать это оказалось не так уж и просто, ибо мне пришлось бы наугад прыгать в непроходимые заросли, которые могли скрывать за собой что угодно, в том числе и достаточно глубокие ямы. Единственный же более-менее нормальный путь до них лежал со смотровой площадки, куда я тут же поспешил вернуться. И действительно, стоило лишь чуть внимательнее присмотреться, и можно было заметить старую тропинку, почти полностью заросшую травой. Тонкой длинной змейкой она убегала вглубь пустыря. Я был не особо готов к подобным путешествиям, и, тем не менее, я ступил на тропу и, внимательно смотря себе под ноги, побрел по ней навстречу манящей неизвестности. Высокий бамбук и огромные лопухи уже спустя два метра пути почти полностью скрыли от меня и смотровую площадку, и даже небо. Но я продолжал идти, пока не вышел к небольшой бетонной арке, знаменовавшей спуск в подземный тоннель. Крутая бетонная лестница опускалась метра на полтора или два под землю. Своей ветхостью и прямыми формами спуск в тоннель напомнил мне заброшенные строения японского города Хасима, что я видел некогда на фотографиях в интернете. Быть может, тоннели эти были куда старше, чем я изначально мог подумать? Итого, выйдя из зарослей, я ступил на верхнюю ступень и чуть пригнулся, чтобы заглянуть внутрь, но увидел внизу лишь гору пустых бутылок, да пару старых грязных резиновых сапог.

Тогда я шагнул еще на одну ступень вниз, сильно согнув при этом шею, так как низкий потолок не позволял мне стоять здесь в полный рост. Воронье снаружи при этом залилось в истеричном вопле. Они взмывали в небо, кружились над сопкой и громко каркали. В целом все это выглядело несколько зловеще и даже сюрреалистично. Однако я, к своему счастью, всегда исключал любые мистические воззрения на происходящие вокруг меня события, в ином случае я бы точно не решился ступить дальше.

Наконец, я спустился вниз. Передо мной открылся потрясающий своей мрачностью вид: прямой метров двадцать в длину тоннель с низким потолком, в котором мне все еще приходилось стоять, согнув колени и приклонив голову. Я достал мобильный телефон и включил на нем фонарь, чтобы хоть немного осветить свой путь. Медленно я продвигался вперед, стараясь не нацеплять на себя маленьких черных пауков, которые тут и там сидели на стенах и потолке. На самом деле, в обычной жизни я очень боялся этих маленьких восьминогих тварей, словно созданных в насмешку над всем прекрасным, что есть в этом мире. До дрожи меня пробирал вид сидящего на своей паутине маленького чудовища, хищно ждущего, когда же в его ловушке увязнет очередная жертва. Однако если паучки были маленькими, то я без особых усилий мог перебороть свой страх, и, странное дело, стоило мне попасть в очередное покинутое людьми здание, как страх перед всем тем, что меньше моего ногтя, пропадал бесследно. Не было мне страшно и сейчас, скорее, немного некомфортно. Итак, сжав зубы, я продолжал идти вперед. В стенах тоннеля примерно через каждые полтора метра находились небольшие смотровые оконца в смежные помещения. Я заглянул в одно из таких окошек и увидел за ним большой резервуар, затопленный грязной водой, глубину которой отсюда невозможно было оценить. Большое темное помещение подпиралось прямоугольными колоннами, а края его терялись далеко во тьме.

И вот, добравшись до середины тоннеля, я был вынужден остановиться, так как увидел прямо перед собой большую черную дыру с рваными краями, возникшую, скорее всего, в результате обрушения. Дыра эта была темной и, очевидно, глубокой. Даже в свете фонаря я не видел ее дна. Внезапная мысль о том, что прямо под моими ногами могла разверзнуться глубокая пропасть, на многие метры уходившая вниз, заставила меня содрогнуться и отступить на шаг от ее края. Ее чернота, такая густая, словно осязаемая, удивительным образом манила меня, но в то же время и пугала. Это было очень странное чувство. Как завороженный, я стоял и вглядывался в нее, будто пытаясь увидеть то, что могло быть в ней сокрыто. И тут ледяной волной на меня накатила небывалая тоска. Казалось, словно нечто гадкое и страшное рождалось там, в этой темноте. И тут я подумал, что вряд ли действительно хочу знать, что же там могло таиться.

И в тот момент, когда я уже окончательно потерял интерес к этому тоннелю и собрался уходить прочь, внезапно сильный порыв ветра с громким свистом пронесся по подземному коридору и, яростно затрепав подол моей куртки, слегка подтолкнул меня к краю ямы. Мое сердце встрепенулось, подступая к горлу. Придя, наконец, в себя, я сделал несколько уверенных шагов в направлении выхода. Что же, о природе этой ямы мне оставалось только гадать, да строить предположения о ее возможной глубине, и, вероятно, ни того ни другого я бы делать не стал, если бы, уже ступая на лестницу, не услышал за спиной нарастающий гул. Внезапно поднявшийся ветер завыл там, под землей, и что-то в этом шуме заставило меня содрогнуться. Итак, подгоняемый внезапной беспричинной тревогой или даже, возможно, страхом, я поспешил покинуть подземный тоннель и скорее оказаться на поверхности.

На улице стало прохладнее, а ветер заметно усилился – с минуты на минуту начнется дождь, в этом сомнений не было. Первая капля коснулась моего лба, стоило мне выйти из тоннеля. Я стал пробираться сквозь густые заросли обратно к смотровой площадке. Вороны, наконец, утихли, видимо, найдя себе укрытие от надвигающейся непогоды. Вся природа словно замерла в ожидании грядущего ливня. В последний раз я обернулся, чтобы взглянуть на уже почти полностью сокрытый от меня спуск под землю. На самом деле, я даже не понял, чего именно я так испугался. Мне даже стало немного смешно из-за своей странной реакции. Наверное, так просто сложились обстоятельства: одиночество, гнетущее окружение и мое моральное состояние наложились друг на друга, дав такой эффект.

Итак, облегченно вздохнув, я зашагал обратно по все той же старой дороге, но уже обратно – вниз, в сторону городских улиц.

Глава 3: Мой лучший друг

Ближе к вечеру того же дня я созвонился с моим хорошим другом и, по совместительству, одноклассником, с которым мы познакомились некогда на первой школьной линейке и фактически расстались на последней, разъехавшись по разным городам. Рома, а именно так его звали, был веселым компанейским парнем, ну или же неплохо таковым притворялся, ибо за все время нашего с ним общения, я не раз ощущал в его взгляде и интонациях некую еле уловимую грусть, которую каждый раз непременно замечал, так как хорошо был знаком с ней лично. Порой мне казалось, что в шумной компании он пытался скрыться ни то от каких-то внешних проблем, ни то от внутренних своих переживаний, но я никогда не спрашивал его об этом, полагая, что, посчитай он нужным, то и сам бы обо всем мне рассказал.

Мы встретились недалеко от моего дома, когда низ солнечного диска только-только коснулся морского горизонта. В сгущавшейся темноте я еле различил его силуэт, узнав, скорее по характерной походке, чем по внешности. Зрение у меня, к сожалению, было далеко не идеальным, и особенно сильно подводило меня в вечерних сумерках, однако, упорно не желая замечать очевидную проблему, очки я никогда не носил.

Итак, поприветствовав друг друга крепкими дружескими объятиями, мы вместе отправились в путь по активно погружавшейся во тьму сонной тупиковой улице, отгороженной от высоких сопок панельными пятиэтажками с одной стороны и железной дорогой от центральной улицы с другой. Пожалуй, в полной мере я ощутил разницу между настоящим, лучшим другом и простым приятелем только перебравшись в другой город, то есть, вырвавшись из своей привычной жизни – с настоящим другом, даже если вы плотно не общались год или два, при следующей встрече вы продолжаете вести себя так, словно не виделись сутки. Так было и у нас с Ромкой. За разговорами наш путь, по идее составлявший пятнадцать или, может, двадцать минут, пролетел настолько незаметно, что мы чуть ли не прошли мимо привокзального ночного ларька, в котором собирались закупиться пивом и закуской к нему.

– И надолго ты приехал? – внезапно, обрывая свой же собственный рассказ, спросил Рома.

– Ну, – призадумался я, не успев переключиться с одной темы на другую, – не знаю. Думаю, на год, а там посмотрим.

– Оставаться не планируешь?

– Нет, – помотал я головой. – На самом деле, не думал об этом. Но год ближайший я точно проведу здесь. Скорее всего, найду себе подработку, чтобы совсем уж не сидеть у родителей на шее, потом махну обратно, мне ведь еще диплом защитить осталось.

– Хорошо, – слегка кивнул головой Рома, отводя взгляд. – Ну а в целом дела как?

– Да, как, – выдохнул я, – в целом, держусь, конечно.

Тем временем мы подошли к нашему давно излюбленному месту – небольшой, но ныне заброшенной части морского порта, где некогда располагался сухой док, от которого теперь остался лишь сточенный водой и временем японский бетонный причал, да несколько пустующих советских цехов. Подтащив поближе к берегу старую, невесть как здесь оказавшуюся железнодорожную шпалу, мы сели лицом к морю так, чтобы освещенный желтыми фонарями город оказался по левую сторону от нас, а бесконечная морская гладь по правую.

Сидели и говорили мы так долго, за временем не следя. В окнах прилегавшей вплотную к морю пятиэтажки зажигался и гас свет, где-то вдали, на самой южной оконечности видимого горизонта мерцал маяк, а прохладный ветер шевелил траву, поросшую сквозь старый разбитый причал. Я сидел, умиротворенно наблюдая за дрожащими контурами отражавшихся в воде городских огней, которые, казалось, тянулись на десятки метров от берега, и устремлялись в холодную темную даль. Рома рассказывал мне свою очередную историю, начало и нить повествования которой я, на самом деле, уже давно потерял. Что уж там говорить, с каждым новым глотком пива мне становилось все труднее сфокусировать свой взгляд на окружавших меня объектах.

– А ты, это, извини за такой вопрос, – неуверенно произнес Рома, – можно спросить?

– Спрашивай, – кивнул я, поняв, к чему он ведет.

– Я хотел спросить про аварию, – тихонько сказал Рома. – Конечно, если ты не хочешь об этом говорить – только скажи.

– Нет, – мотнул я головой, отпивая немного пива. – Спрашивай. Все нормально.

– Я просто знаю, что ты водитель хороший и ответственный, поэтому сильно удивился, когда узнал об этом. Расскажи, как это случилось?

Я взглянул на Рому, который, уже, казалось, начал жалеть о своем вопросе и вот-вот готов был от него отказаться, после чего перевел взгляд на желтеющие и белеющие городские огни вдали. Фонари уличного освещения все так же пускали красивые световые дорожки на темную водную рябь, а маяк ритмично подмигивал нам с высокого утеса. Мне показалось, что такая атмосфера вполне неплохо располагает к подобному рассказу, детали которого уже и сами начали всплывать в моей голове.

– Ну, на дворе стоял май, – сделав небольшой глоток, начал я свой рассказ, – наверное, число пятое или шестое, не знаю, ночь уже была. Мы с ребятами с моего университета ехали на машине. За рулем был не я, а мой близкий друг, Саня, еще с нами ехали двое наших друзей – родные брат и сестра, которых мы везли до общежития. Эти двое были подвыпившими, но я и мой друг ничего в ту ночь не пили. Думали немного погулять по городу с ним, пообщаться, как только довезем ребят.

Я выдержал паузу. Где-то слева от нас со стороны старых заброшенных гаражей, стоявших на самом краю ветхого бетонного пирса, послышались голоса и смех запозднившейся группы подростков. Мы с другом прислушались к ним, но, поняв, что те не собираются тревожить нас и просто идут мимо, продолжили смотреть на поблескивающие высоко в ночном небе звезды.

– Мой друг всегда внимательно ездил, осторожно, – продолжил я рассказ. – Опыт у него был не сказать, что большой, конечно, но навык хороший. Но ты же знаешь – все пьяные придурки вылезают ночью, садятся за руль и давят педаль в пол. Несутся сразу на тот свет, и ладно, если сами, да вот часто попутчиков с собой берут. Так вышло и с нами в ту ночь.

Я без особого удовольствия опустошил свою бутылку, сделал глоток, еле переборов навязчивое желание выплюнуть ставшую внезапно отвратной пенную жижу на бетон, и, негромко вздохнув, продолжил говорить.

– Мы уже почти довезли наших знакомых, нам оставалось всего каких-то пару кварталов, когда загорелся красный сигнал светофора. Это был почти самый центр города, движение там обычно оживленное, но в ту ночь все как будто знали, что нечто ужасное произойдет, и решили объехать этот перекресток десятой дорогой. Но не мы. Мой друг не успел проскочить на «зеленый» и был вынужден остановиться. Конечно, никого и близко не было видно на дороге, но он все равно ждал. И, знаешь, что интересно? На том светофоре приходится стоять целых сорок секунд. Вполне достаточно для того, чтобы успеть свалить. Но не все так просто.

– Ты как? – внезапно поинтересовался Рома, взглянув на меня.

– Да я в норме, – стараясь говорить как можно более непринужденно, ответил я. – Давай закончу уже. – Однако мой голос дрогнул, а глаза застелила пелена слез.

– Ладно, – остановил меня Рома, положив руку на мое плечо. – Не надо дальше. Потом расскажешь, если захочешь.

– Да, – кивнул я, протирая ладонями глаза, – наверное, я слегка переоценил себя.

– Давай, наверное, пойдем уже потихоньку, – предложил Рома. – По пути поговорим.

– Да, пошли, – стал подниматься я, подхватывая с земли, оставленный нами, мусор.

Стараясь не нацеплять на себя пауков, мы выбрались по заросшему сорняком и кислицей проходу между старым бетонным забором и высокой стеной заброшенного цеха. Выйдя, наконец, на Портовую улицу, что тянулась вдоль всей центральной части города, очевидно, вдоль порта, мы, не торопясь, побрели домой. Почему-то ранее мне показалось, что алкоголь успел уже отпустить меня, но, не сумев пройти по узенькому бордюру и двух метров, я немедленно убедился в обратном.

Не прошло и пяти минут, как нахлынувшая грусть отпустила меня, а события той ужасной ночи отступили на второй план. Мы с Ромой решили не выходить на главную улицу, и пошли вдоль пустых дворов по «Портовой». Постепенно огни в окнах стали гаснуть, где-то вдали залаяли псы, а со стороны причала донесся низкий гул корабельных двигателей. Морской прохладный ветер приятно трепал мои волосы, неся с собой ни с чем несравнимый запах водорослей.

Да уж, пожалуй, за годы жизни в большом городе я отвык от неспешного ритма маленьких провинциальных городков вроде нашего. Стоило только солнцу опуститься за горизонт, как на жилые кварталы опускалась тишина, а движение даже на центральных улицах становилось столь редким, что дорогу можно было спокойно переходить, даже не глядя по сторонам, ориентируясь лишь на слух. Никаких светофоров на наших улицах никогда не было, так как почти весь город в ширину, самое большее, состоял из двух параллельных улиц, зажатых на узкой полосе между морем и сопками и соединявшихся лишь короткими съездами. Редкие пешеходы прогулочным шагом возвращались по домам, где их ждали родные и близкие, раз в несколько минут по дороге проезжала машина. Да, возможно, молодому специалисту вроде меня делать здесь было нечего, однако лучшего места, чтобы отдохнуть ментально, да восстановить свое душевное равновесие, найти было трудно. Поэтому, пожалуй, я и был здесь.

И так тихим шагом мы добрались до места, в котором пути наши разошлись. Развилка эта находилась прямо у стен нашей старой средней школы, в которой мы с Ромкой проучились в одном классе семь лет. Белые ее стены возвышались на три этажа вверх, а в окнах ее в полной темноте ждали своих учеников с летних каникул учебные классы. Виднелись отсюда и хорошо знакомые мне окна, на подоконниках которых мы с друзьями и, в частности, с Ромкой, сидели во время перемен и коридоры, по которым мы бежали с уроков, но все это казалось мне теперь таким небольшим и простым. Порой я даже ловил себя на мысли о том, что школьные воспоминания больше напоминают мне сон, нежели явь.

Разошлись мы под стрекот сверчков. Наручные часы показывали половину первого ночи: достаточно позднее время, а от того и ужасно интересное.

Я добрел до нужного мне поворота, что вел с улицы в наш небольшой квартал, состоявший из пяти жилых домов и ограниченного средней и младшей школами с двух сторон и сопками с третьей. Здесь прямо перед моими ногами распростерся длинный бетонный канал, по которому с распадка в море бежал быстрый шумный ручеек, который, к слову, во время сезонных ливней превращался в мощный ревущий поток, захлестывавший автомобильную дорогу.

Последним делом перед тем, как отправиться домой и лечь спать, я окинул взглядом пустынную улицу, освещенную лишь желтым светом ночных фонарей. Я не знаю, почему, но мне всегда казался привлекательным пейзаж погруженного в ночную тьму города со всеми его огнями и светящимися окнами. Было что-то загадочное и притягательное в этих пустых улицах и густых тенях.

Да, пожалуй, я с большим удовольствием прошелся бы сейчас по нашей улице, что представляла собой длинную дорогу, зажатую меж сопок с одной стороны и железной дорогой с другой, и всего через каких-то полкилометра отсюда упиралась в тупик в виде огромного поля бамбука, раскинувшегося на пару сотен метров на юг. Однако время было уже позднее, пора ложиться спать, чтобы потом не проснуться к обеду и не потерять весь следующий день. Итак, глубоко вдохнув свежего прохладного воздуха, я направился к своему дому, прошел через освещенный тусклыми лампами двор, поднялся на свой этаж и, тихонько, стараясь не потревожить родителей, открыл дверь. Но мама, тем не менее, уже ждала меня, попивая чай на кухне в свете одной лишь желтой лампы на печной вытяжке.

– Ты чего не спишь, мам? – спросил я, не заходя на кухню.

– Фильм смотрела интересный, – она сделала маленький глоток из своей любимой чашечки. – Поздно вы разошлись. Как там Ромка?

– Неплохо, – улыбнулся я. – Посидели, поговорили о всяком, погуляли. Привет тебе передает.

– А, ну хорошо, – чуть оживилась мама. – Ему от меня тоже привет, а ты иди спать, а то режим себе собьешь!

Я же лишь тихонько посмеялся в ответ.

– Хорошо, мам. Спокойной ночи! – произнес я, заходя в свою комнату.

– Да, спокойной, – ответила мама, поднимаясь с дивана.

Думаю, никакого фильма она не смотрела, а просто ждала меня. И так, со спокойной душой, я направился в свою комнату, разделся и лег спать.

Глава 4: Пограничные состояния

Несмотря на то, что на дворе стояла поздняя ночь, а также, на то, что я сильно устал и был разгорячен алкоголем, уснуть мне удалось далеко не сразу. Даже странно, что при этом ни одна беспокойная мысль не тронула моего сознания, когда я уже, казалось, находился на самой границе между сном и явью, вот-вот готовый провалиться в мир грез. Однако сон упорно не шел. Пару раз мне даже показалось, что я все еще сижу на стареньком пирсе в компании своего лучшего друга и смотрю на поблескивающие в свете ночных огней волны. Мой мозг подло обманывал меня, то заставляя ощутить дуновение холодного ветерка, то горьковатый привкус пива на языке. И вот в один момент, не выдержав более этого противного пограничного состояния, я распахнул глаза.

К своему бесконечному удивлению и невыразимому ужасу я обнаружил себя стоящим на все той же горной дороге, что поднималась от церкви к смотровой площадке и старым водоочистным сооружениям, той самой дороге, по которой сам гулял утром предыдущего дня. Высоко над морем нависла луна, тут и там на небе мерцали звезды. Прохладный морской ветер трепал волосы на голове и заползал под одежду, от чего по коже начинали бегать мурашки.

Я несколько раз закрыл и открыл веки, протер глаза, ущипнул себя за руку, но наваждение не сошло. Я совершенно не понимал, как мог оказаться здесь, столь далеко от дома. Я был обут и одет так, как если бы просто решил выйти на улицу, но при этом совершенно не помнил, как собирался и шел сюда по ночному городу. Я спал! Точно спал! Ведь я отлично помнил, как раздевался и ложился в свою постель, как медленно проваливался в сон, однако все, что меня окружало, было слишком правдиво и осязаемо: запахи, звуки, ощущение себя – все казалось пугающе реальным, даже для осознанного сна. Я точно уверен в том, что никогда в своей жизни не страдал лунатизмом, ни до, ни даже после той проклятой аварии. Но я действительно был здесь, стоял на пустынной улице посреди глубокой ночи!

Все еще скованный неописуемым страхом, я вглядывался в темную дорогу перед собой. Уж не знаю: к счастью, или же, к сожалению, но я обнаружил себя в полном одиночестве.

И вот, наконец, я осмелился сделать первый шаг. Под тонкими подошвами туфель достоверно ощущались щебень бетонного заполнителя и каждая неровность старых плит. Будто ведомый некой силой, я медленно зашагал наверх. Старые брошенные гаражи, мятый кузов автомобиля, одинокий частный домик – все было на месте. На месте оказалась и смотровая площадка со всеми ее лавочками и мусорными баками. С другой стороны – зловеще неподвижным и безмолвным показался мне сам город. Ни в одном окне не горел свет, ни один фонарь на улице не работал. Один лишь холодный порывистый ветер, да тусклый свет, отражаемый луной, наполняли зловещие, будто вымершие улицы Южнопортового.

Еще несколько минут я простоял неподвижно, взирая с высоты на город прежде, чем ощутил рядом с собой… я даже не знаю, как описать чувство, что я испытал в этот момент. Если к вам сзади подойдет человек, вы можете его услышать, обернувшись – увидеть. Но я именно что ощутил его, не носом, разумеется, а будто неким утерянным чувством, не относившимся напрямую к основным органам восприятия мира.

Ожидаемо, рядом с собой я никого не обнаружил, хоть на улице и было темно, однако не настолько, чтобы не разглядеть даже в пяти или десяти метрах подле себя приближавшегося человека. Этот ужасный сон, а я все еще был уверен в том, что это был сон, сильно затянулся. Упорно пытаясь проснуться, я еще несколько раз ущипнул себя – на этот раз за щеки, но все было тщетно. И вот, когда, казалось, наступило самое время для того, чтобы поскорее уйти отсюда и попытаться вернуться домой хотя бы во сне, если это, конечно, был он, до меня из зарослей лопухов и кислицы донесся протяжный гул ветра. Я сразу же вспомнил о длинном подземном тоннеле, старых технических сооружениях и бездонной черной яме, сокрытой в нем, и от этого образа – чего-то пустого и темного, сырого и заброшенного, почти что потустороннего, мне стало невыносимо жутко. Однако только лишь успел я сделать первый шаг, дабы поскорее уйти прочь из этого места, как заметил шевеление стеблей кислицы примерно в десяти метрах перед собой.

На секунду я замер, перестав дышать. Однако кто-то, кто бы это ни был, очевидно, удалялся от меня, двигаясь в сторону того самого покинутого тоннеля. И, о чем же я только думаю? Действительно, должно быть, я сплю, ведь нет иного объяснения моим действиям, кроме того, что нахожусь я в сонном бреду! Да, я осторожно подошел к зарослям и в неясном свете луны увидел чей-то еле различимый силуэт: кто-то, раздвигая стебли кислицы и полыньи, медленно удалялся от меня, шагая в направлении спуска в тоннель. Но вот, что напугало меня больше всего – в темноте да со спины я, разумеется, никак не мог разглядеть идущего, но его образ показался мне до боли и ужаса знакомым.

Безумный страх сковал мое горло, не позволяя выдавить из него ни единого звука. Во мне яростно боролись две могучие силы – одна предлагала поддаться панике и броситься бежать, другая же подло толкала меня вперед. И вот, наконец, вторая сила одержала верх – возможно, кому-то нужна была моя помощь? По необъяснимой причине, я точно был уверен в том, что знал этого человека, но упорно не мог понять, кто же это был. Я сделал первый шаг с дороги в тот момент, когда человек ступил на лестницу, ведущую вниз. Опять же, повторюсь – моя кожа отчетливо ощущала прикосновение травы, рука чувствовала упругое сопротивление растений, а нос улавливал все ароматы теплой летней ночи. Человек, что шел передо мной, скрылся во тьме тоннеля задолго до того, как я успел добраться до спуска. Узкие высокие ступеньки, казалось, уходили в самую бездну, так темно было внизу.

«Есть там кто?» – попытался произнести я, однако мое горло при этом не издало ни единого звука, губы шевелились, связки напрягались, но я совсем не слышал своего голоса. Я еле сдерживал панику, лишь чудом не поддавшись ей в тот момент, когда понял, что не могу говорить.

Не желая заходить в тоннель, я присел на корточки, дабы заглянуть под бетонный свод, однако проход располагался слишком низко относительно моего нынешнего положения. Мне, все же, пришлось спуститься на пару ступеней вниз, чтобы, наконец, вновь увидеть неясный силуэт человека, застывшего над бездонной черной дырой прямо в середине подземного прохода.

«Извините?» – вновь попытался произнести я, но мои слова опять затерялись в воздухе, будто и вовсе не покинув горла.

Все еще не обращая на меня никакого внимания, а я, хоть и не мог выдавить из себя ни слова, все еще издавал шаги и шуршал растениями, человек склонился над ямой, словно пытаясь заглянуть внутрь, после чего вновь выпрямился, сложил руки по швам и уверенно нырнул в пропасть ногами вперед.

От ужаса у меня потемнело в глазах, а сердце словно окатило кипятком. Не издав ни единого звука, человек скрылся из моего поля зрения, с головой уйдя под землю. Единственной причиной, что все еще держала меня там, на лестнице в заброшенный тоннель, было то, что от шока и страха мое тело сковал паралич. Все мышцы превратились в стальные тросы, а кожа стала подобна мраморной корке – как бы я ни старался, я не мог сдвинуться с места.

Нечто необъяснимое и потустороннее ощущалось во всем этом действе. И вот, к очередному своему ужасу, я ощутил непреодолимое желание прошагать к дыре и заглянуть внутрь, но в то же время мне хотелось броситься бежать, поскорее оказаться дома, подальше отсюда. И вот, прежде чем я успел что-либо предпринять, рядом со мной раздался телефонный звонок. Да, самый обычный звонок моего мобильного телефона. Наконец, я вышел из ступора и начал спешно ощупывать карманы куртки и брюк, в попытках поскорее найти этот проклятый телефон и ответить.

Знакомая мелодия вырвала меня из пугающе осязаемого кошмарного наваждения. Телефон вибрировал на моей прикроватной тумбе ровно там, где я его оставил, ложась спать. Я обнаружил себя раздетым до нижнего белья и лежащим в своей кровати под теплым одеялом.

На экране телефона высвечивался незнакомый номер, звонивший был настойчив, он явно не хотел прекращать вызов, упорно дожидаясь моего ответа. Маленькие циферки в верхнем углу экрана показывали без десяти четыре утра. Удивительно, но я не почувствовал ни капли злобы или раздражения, так как ночной наглец, в столь неуместный час набравший мой номер, вырвал меня из, пожалуй, наиболее реалистичного и пугающего ночного кошмара, что мне приходилось ощущать за всю свою жизнь. Наконец, я нажал на зеленую кнопку и поднес трубку к уху.

– Алло? – спросил я заспанным голосом. – Кто это?

Однако из динамика до моих ушей донесся лишь неразборчивый статический шум, прерываемый каким-то противным высокочастотным свистом, порой, мне казалось, этот гул менял свою громкость и даже тональность.

– Алло! – чуть громче и уверенней повторил я.

Но ответа вновь не последовало. И не успел я положить, наконец, трубку и выставить на телефоне беззвучный режим, как из динамика донесся чей-то тихий вздох, и от этого вздоха волосы на моих руках и затылке встали дыбом. Кто-то, все же, был с той стороны трубки, стоял и молчал, слушая мой голос. И, казалось бы, звонившим мог оказаться случайный алкаш, по ошибке набравший меня и неспособный выдавить из себя ни единого связного звука, но, тем не менее, густым холодным потоком тревога продолжала растекаться по моей груди.

И ровно в тот момент, когда я уже готов был отключиться от звонка и вернуть телефон на тумбу, по ту сторону трубки прозвучал голос. Глухой и тихий, такой, словно его хозяину приходилось прикладывать неимоверные усилия для того, чтобы произнести хотя бы слово.

– Ждите алый закат, – произнес неизвестный мужчина на той стороне, после чего эфир заполнился оглушительным низким гулом и не менее громким шумом, с которым в микрофон попадает ветер.

Наконец, я отключился от звонка и отложил от себя телефон. Сердце медленно и необычайно сильно стучало о стенки моей грудной клетки, во всяком случае, так мне казалось. Пальцы рук сковало холодом, а по лбу прокатилась капля холодного пота.

«Это просто совпадение» – твердил я себе, безуспешно пытаясь успокоиться.

За шторами забрезжило легкое предрассветное сияние. Уверенный в том, что больше поспать мне не удастся, я поднялся с кровати и выглянул в окно. Пустынный двор освещался парой желтых фонарей, стоило лишь открыть форточку, как с сопки донесся шум горного ручья. Ночной кошмар все никак не хотел отпускать меня, а масла в огонь подлил и проклятый телефонный звонок. Моя одежда висела нетронутой, руки были чисты, а в своих волосах я не обнаружил ни листьев, ни паутины. Однако сегодняшний сон казался слишком реальным, слишком осязаемым. Я никогда раньше не испытывал подобных чувств и это пугало меня. Уж не схожу ли я с ума?

Дабы поскорее прийти в чувства, я вышел из комнаты и прошел на кухню, налил себе кружку кофе, добавил в него сахара и тихонько включил телевизор. По одному из каналов показывали старенький фильм с Сэмом Ниллом в главной роли, где речь шла о том, как ужасы, описанные неким писателем в его книге, стали воплощаться в реальность, а читатели начинали сходить с ума. Не самый мой любимый фильм одного из любимых режиссеров, что я так ни разу не смог посмотреть полностью, то и дело, выключая его на середине либо включая на ней же.

За окном уверенно рассветало. Приятный морской аромат, особенно ярко ощутимый именно по утрам, доносился до меня через открытую форточку. Досмотрев, наконец, фильм и немного позавтракав бутербродами со сливочным маслом и малиновым вареньем, я поднялся с дивана, чтобы сполоснуть кружку.

«Ждите алый закат» – вновь прокрутил я в своей голове услышанную с полчаса назад фразу.

Странно, но теперь этот звонок казался мне чей-то идиотской шуткой или же глупой ошибкой, так удачно спевшейся с моим необычайно реалистичным осознанным сном. Я отдавал себе отчет в том, что мое нынешнее психическое здоровье сильно пошатнулось после той аварии, видимо, поэтому меня и мучают кошмары, и именно поэтому я пугаюсь случайных глупых звонков от не совсем вменяемых людей. Однако никогда раньше ни запахов, ни прикосновений столь ясно и реалистично в своих снах я не ощущал, это меня и тревожило.

Глава 5: Церковь Пресвятой Матери

Признаюсь, я немного потерялся во времени, находясь здесь. Так всегда бывает, если нет четкого распорядка дня, когда нет учебы или работы, как, например, сейчас у меня. Дни свои я старался проводить на свежем воздухе – гулял по паре часов днем и вечером, на закате. Ходил в центральную часть города, или, как у нас обычно говорили – просто «в город», стоял у моря, наблюдая за волнами и чайками, поднимался на сопку, посещал памятные места, просто наслаждаясь своим пребыванием дома.

В общем и целом, все шло спокойно, возможно, немного скучно, но от пережитого мною потрясения я начал потихоньку отходить, даже несмотря на то, что тот самый ночной кошмар все никак не хотел забыться и навеки затеряться в бесконечном сонме образов, крутившихся в моей голове.

Это произошло спустя ровно неделю с момента моего прибытия. В то солнечное субботнее утро я, как обычно, вышел из дома и направился в сторону центра, однако в этот раз мой столь ранний выход из дома получил надежное оправдание в виде поручения матери – забрать посылку из почтового отделения.

С возложенной на меня задачей я справился достаточно быстро и уже в половину двенадцатого дня вышел из прохладного помещения почты под восходящее к своему зениту палящее июльское солнце. Возвращаться домой я решил самым простым и коротким путем – по центральной улице, что длинной полосой тянулась через весь город с севера на юг. И вот, выйдя к условной границе, отделявшей в умах южнопортовчан центральную часть города от спальных и портовых районов, я услышал негромкий, но весьма отчетливый перезвон колоколов. Мелодия же его, однако, не была похожа на ту, что могла бы доноситься из православной церкви, да и находилась та высоко на сопке на довольно приличном от меня расстоянии, слишком большом, чтобы я мог хоть что-либо из нее услышать. Истинный же источник колокольного звона я обнаружил довольно скоро – он находился в небольшом, зажатом между центральной улицей и железной дорогой, здании, что стояло в каких-то ста метрах вниз по улице.

То и дело, раз за разом, проходя мимо этого места, я обращал свое внимание на это строение – маленькую двухэтажную башенку и пристроенный к нему длинный одноэтажный корпус, однако ни разу так и не задумывался о его назначении. А ведь действительно, длинная пристройка могла сойти за небольшой неф, башенка за колокольню, а в итоге вся эта конструкция отдаленно походила на импровизированную церковь, хоть и выполненную в самом простом квадратно-советском ключе. Однако же за все то время, что я нахожусь в городе, я ни разу не видел, чтобы возле этого здания крутились люди, по правде говоря, я всегда считал это место заброшенным, но сегодня в масштабах нашего городка перед входом в здание собралась приличная толпа. По меньшей мере, восемь человек на моих глазах, преклоняя головы и складывая ладони в молитве, вошли в длинную одноэтажную пристройку. Люди, самые простые ничем не примечательные горожане, продолжали стекаться к маленькой церкви, сокрытой за густыми кронами высоких тополей, кто-то приезжал на автомобиле, а кто-то приходил пешком.

– Максим! – раздался звонкий девичий голос, вырвавший меня из странного оцепенения и своей неожиданностью заставивший содрогнуться.

Обернувшись, я увидел перед собой молодую светловолосую девушку с миловидным личиком и большими голубыми глазами, она была одета в красную клетчатую рубашку и узкие синие джинсы. Почему-то я даже не сразу узнал ее, так как мысли все еще были заняты внезапно развернувшимся посреди города загадочным действом.

– Мила? – наконец, выдавил из себя я.

– Да, я! Забыл, как я выгляжу? – воскликнула девушка, поднимая перед собой руки и радостно обнимая меня. – Какими судьбами? Когда ты приехал?

– С неделю назад, – ответил я, еле ворочая ни то языком, ни то мозгами. – Я тут на реабилитации, можно сказать.

– На реабилитации? А, что у тебя случилось? – мило хмуря брови, спросила она.

– Это долгая история, – чуть понизил голос я. – Слушай, ты некуда не торопишься?

– Да, нет, – спокойно ответила Мила. – Я просто шла в магазин. А, что ты хотел? – спросила она и, едва успев окончить фразу, тоже перевела взгляд на церковь, за порог которой только-только ступила нога последнего прихожанина.

Что-то резко переменилось в ее взгляде в тот самый момент – наивная радость в глазах вмиг сменилась тоскливой тревогой. Проследив за направлением ее взора, я повернул голову, чтобы вновь взглянуть на дверь, ведущую в церковь.

Словно приглашая в свой дом гостей, в проходе стояла высокая худая женщина, облаченная в неброскую темную одежду: черная ветровка, черная блузка, застегнутая под самое горло, длинная черная юбка и темно-серый шелковый платок на голове, скрывавший седые волосы. Женщина казалась воплощением печали и траура. Темные круги вокруг впалых глаз, острые скулы, длинный подбородок, узкие губы и серая кожа придавали ей еще более жуткий вид. Женщина, прежде чем закрыть за последним прихожанином дверь, бросила на нас с Милой свой тяжелый взгляд, от которого мне стало не по себе.

– Пойдем, – подтолкнула меня в грудь Мила, что первая вышла из внезапно нахлынувшего ступора.

Я развернулся, в последний раз взглянув на женщину, что, по-прежнему не сводя с меня глаз, скрылась за закрывшейся дверью. Десятки вопросов рвали меня изнутри, но, глядя на вновь оживившуюся Милу, я не решался их задавать.

– Так, ты надолго тут? – вопрошала Мила. – Почему не предупредил, что приезжаешь?

– Прости меня, – неловко улыбнулся я. – Мы просто уже несколько лет, как нормально не общались. Думал, что буду потихоньку находить своих друзей и знакомых уже тут. Думаю, я задержусь здесь где-то на год.

– На год? Почему? У тебя что-то серьезное случилось?

– В аварию я попал на материке, где учился, – спокойно ответил я.

– В аварию?! – воскликнул Мила. – Как?

– С друзьями ехал по ночному городу, когда в нас въехал пьяный мудак на светофоре. Я-то в порядке, как видишь, но вот остальные…

– Ой, прости меня! – вздохнула она, прислоняя ладонь к губам. – Какая я дура! Я не хотела напоминать тебе…

– Все в порядке! – мягко перебил ее я, с удивлением для себя обнаружив, что все действительно было в порядке, у меня при этом даже сердце не дрогнуло, впервые за все это время. – На мне и царапины не осталось. Точнее, есть небольшой шрам, но он под волосами. Это все случилось два месяца назад.

– Хорошо, что ты цел! – выдохнула Мила. – Случись с тобой что, так я бы не знаю, как отреагировала. Так ты тут реабилитируешься после аварии?

– Да, вроде того, – улыбнулся я.

– Учебу хоть закончил?

– Да, – оживился я. – Ну, на самом деле, я немного не успел получить диплом и даже не поработал по специальности, но последнюю сессию закрыл.

– А ты же у нас айтишник?

– Да, айтишник, – усмехнулся я.

– Всегда был умником! А, возмужал-то как! – добро посмеялась она в ответ, будто совсем не обижаясь на то, что уже второй или даже третий год все наше общение ограничивалось поздравлениями на Дни Рождения, Новый год и восьмое марта с двадцать третьим февраля.

Мы оба весело посмеялись. Наконец, я набрался духа, чтобы как следует рассмотреть Милу. У нее была стройная фигура при невысоком росте, светлые, почти пепельные волосы, длинный острый нос, большие глаза, высокий лоб, маленький подбородок, аккуратные пухленькие губки и милые щечки.

– А что с музыкой? – продолжала расспрашивать меня Мила. – Еще играешь тяжеляк? Я помню, ты писал, что в группе играешь.

– Да, играю, но, на самом деле, я даже гитару с собой не взял, оставил знакомому на передержку, пока я тут. Просто не до того пока было. Слушай, а тебя сюда как занесло? – наконец, поинтересовался я. – Я думал, ты в Екатеринбурге останешься.

– Да, – вздохнула она, – бабушка сильно сдала по здоровью. Я сейчас присматриваю за ней.

– А ты?..

– Медсестра, – ответила она, не дожидаясь вопроса. – Да, как раз, хорошая практика для меня. Но, чтобы набрать стажа, я устроилась в нашу больницу, в общем, одновременно работаю и могу постоянно следить за бабушкой, круглые сутки. Вечерами и по выходным мама сидит, она же врач, в остальное время я на дежурстве.

– Я надеюсь, что все хорошо у вас будет, – помялся я.

– Да, спасибо! – улыбнулась она, но сделала это как-то грустно. – Я и сама сюда только в конце этого апреля приехала, пока неизвестно, насколько.

Дабы не спороть какую-либо чушь, а главным моим врагом всегда был мой язык, я поспешил перевести тему.

– Слушай, а что это вообще такое было? – спросил я, указывая на уже скрывшуюся за поворотом церковь.

– Что именно? – вскинула бровь Мила, оборачиваясь ко мне.

– Ну, там, на улице? Что это за сборище?

– А, это, – задумчиво протянула она, – это Церковь Пресвятой Матери, как они себя называют.

– Пресвятой Матери? – переспросил я.

– Да, – кивнула Мила. – Только не той самой матери.

– О чем ты?

– Ну, в смысле, не христианской матери, а какой-то другой, – ответила она. – Ты не обратил внимания на их символы?

И тут я понял, что совершенно не обратил никакого внимания на символику, которой себя обозначала эта странная церковь.

– Нет, не обратил, – честно признался я. – А, что?

– Ладно, потом еще увидишь, – махнула рукой Мила. – Да, странные они, в общем. У нас на работе женщина, она терапевт участковый, рассказывает, что по работе приходилось иметь с ними дело, даже из интереса зашла как-то, а там странно у них все, вроде бы как христиане с виду, а на деле все не так у них. Бабушка у нас верующая, знает там кое-кого, называла их язычниками всегда, говорила в дом не пускать и ничего из рук не брать, – мрачно усмехнулась она. – Они, кстати, и к нам приходят, приносят свои книги и брошюры, но мы с мамой их всегда прогоняем.

– Жуть какая, – нахмурив брови, подытожил я.

– А то! Видел ту женщину? Она там как бы главная у них. Дария ее имя. Это ее церковь. Начала с того, что наркоманам и алкоголикам помогала с зависимостью бороться, советы разные давала странные, так те ее указания выполняли и потом говорили, что Дария – святая женщина, необычная, что слушать ее надо. Подтягивали своих родных и друзей, та стала и им жизненные советы раздавать, ну так и закрутилось. Ну и у них она теперь по всем вопросам знаток и наставник. И, знаешь, вроде бы даже, правда, бросают люди и наркотики, и алкоголь, и из депрессии выходят, но… не знаю даже, как сказать, замыкаются потом, ни о чем, что с церковью связано, не рассказывают, но постоянно у них: «У матери Дарии совета спроси. Как мать Дария сказала. Мать Дария так учила», ну ты понимаешь.

– Ну, примерно понимаю.

– Вообще, бабушка эту Дарию знает лично, не знаю, откуда, но они при мне уже не общались ни разу, а мама всегда отнекивается, когда я спрашиваю. Вообще, у нее, то есть, у Дарии, муж погиб несколько лет назад, вот она такая мрачная и ходит с тех пор. Не отойдет никак, наверное.

– Может, умом тронулась?

– Не знаю. Да, кстати, это ведь она сама приходила к нам. Мы с мамой ее не пустили, как я уже сказала, так она говорит, типа: «Вы бабушки ради меня пустите, я ей помогу», а мы ее гоним, так она потом еще в подъезде стоит с минуту и молитву читает, – вновь рассмеялась она. – Не, на самом деле, ничего смешного тут нет, жутко это, когда на деле случается. Она очень фанатичная и мрачная такая. Кто знает, чего от нее ожидать?

Я понимающе покивал головой. Мы дошли до магазина, в котором Мила присмотрела себе какие-то крема и пудры. Больше о Церкви Пресвятой Матери мы с ней в тот день не говорили, не говорили мы более и о своих личных проблемах, только вспоминали хорошее, вспомнили что-то из наших школьных лет, делились воспоминаниями из института. Когда-то с Милой мы много общались, были хорошими друзьями. На самом деле, да, я тогда был по уши влюблен в нее, но так и не смог признаться ей в этом. По поводу ее чувств я с уверенностью ничего сказать не мог. После школы мы разъехались по разным городам, и со временем наше общение постепенно сошло на «нет». Пожалуй, мы познакомились, когда я учился в девятом классе, а она в восьмом, насколько я могу помнить. И вот мы шли и болтали как ни в чем не бывало словно в последний раз виделись с месяц назад. Забавно.

Глава 6: Немного схожу с ума

Пожалуй, я стал излишне впечатлительным. Уже на следующую же ночь мне приснился очередной кошмар, на этот раз вполне обычный – сумбурный, обрывистый и далеко не столь информативный, и осязаемый, как тот, что был неделю назад. Самый обычный сон. В нем я обнаружил себя сидящим на кухне в компании своих родителей, мы собрались вокруг стола, ели и смотрели телевизор. На кухне горел свет, а за окном чернела непроглядная ночь, столь темная, что не было видно ни звезд, ни луны, еще и уличные фонари не работали, а в окнах соседних домов не горел свет, да и сама улица словно растворилась во тьме. Свет на кухне горел, но был очень тусклым, будто в сети сильно недоставало напряжения. Уж не помню точно, что там показывали по телевизору, да это и не важно, на самом деле.

От просмотра передачи нас отвлек дверной звонок.

– Я открою, – сказала мама, поднимаясь из-за стола.

Поначалу я ничего неладного не заподозрил. Мама проследовала в прихожую и скрылась из виду, зайдя за угол, затем у входной двери загорелась лампочка.

– Максим! Это к тебе! – прозвучал ее голос.

Я вышел из-за стола и тоже направился в прихожую. И вот, зайдя, наконец, за угол, я обомлел от ужаса. Мама стояла возле приоткрытой входной двери, освещаемая лишь тусклой лампочкой софита, установленного в стенке шкафа, сама же дверь была приоткрыта, а за ней из тьмы подъезда глядела на меня своим пристальным взором Дария. Все, как я запомнил: длинная черная юбка, черная блузка, застегнутая под самое горло, серое лицо с глубоко посаженными глазами.

И лишь тогда я, охваченный леденящим страхом, наконец, проснулся.

Воскресное утро встретило меня приятным июльским теплом и ярким солнцем: день обещал быть жарким. Над городом ни единого облачка, лишь на западном горизонте над самым морем, будто окольцовывая город, нависали белые и пушистые, как вата, кучевые облака. Воздух был до того чист и прозрачен, что четким контуром на ясной границе меж синим морем и ясным голубым небом вырисовывался теплый остров Монерон.

Первым же делом мама сообщила мне о том, что сегодня мы едем на море, где будем жарить шашлык.

Из дома мы вышли ближе к половине первого дня. Как и положено, на Сахалине в это время года, солнце пекло неимоверно, но в то же время с моря задувал освежающе-прохладный бриз. Сев в старенькую светло-серую «Тойоту», мы помчались по городу, по пути заезжая в магазины, где докупили соусы, квас и хлеб. При нас же были овощи и маринованное в гранатовом соку мясо. И вот, машина помчалась по городу на юг. Желая провести приятный воскресный день под солнцем на свежем воздухе, на улицы выбралось довольно много, по меркам нашего небольшого города, людей: были тут пары с детьми, и матери с колясками, и небольшие группки подростков, и одинокие старики. Пышные зеленые кроны высоких тополей раскачивались под порывами морского ветра, на сопках шелестела густая трава, а над городом, ища, чем поживиться, кружили чайки, белые, как снег и толстые, как куры. Желая в полной мере ощутить на своей коже этот день, я до упора опустил стекло на своей двери, и мне в лицо ударил густой, как масло, аромат цветущих растений, свежескошенной травы и, конечно же, моря. А машина, тем временем, продолжала нестись на юг. Наконец, мы выехали за город и помчались по длинной ровной дороге, тянувшейся вдоль всего побережья. По левую от нас сторону высились зеленые сопки и железнодорожная насыпь, а по правую – бесконечная морская гладь. В динамиках же попеременно играли то Queen, то Roxette, хорошо мне знакомые, так как сопровождали, пожалуй, каждый крупный праздник во времена моего детства.

Немного проехав утес с маяком, мы свернули на узенький съезд, ведущий к побережью. Стебли и листья бамбука стучали по бортам машины и лезли в салон через открытые окна. Попрыгав по кочкам и колеям, мы, наконец, выехали к берегу. Я тут же поспешил открыть свою дверь и выйти наружу. Высокая жесткая прибрежная трава защекотала и заколола ноги. Сегодня я был одет в футболку, бриджи и самые простые резиновые тапки, так что прикосновение растений и прохладного ветерка я ощущал в полной мере. Я помог родителям выгрузить продукты, мангал и пластиковый чемоданчик с посудой, спустился на песчаный берег и расстелил там покрывало, специально выбрав место поближе к большому выбеленному бревну, выброшенному на берег давним штормом.

Тысячи ракушек, обточенных камушков и обломков кораллов усеивали берег, а ближе к воде, которая, как я вскоре убедился, была ледяной, тянулся длинный шлейф из засохших водорослей и морской капусты, вокруг которых черными облаками кружилась мошкара. Над морем сновали чайки, то и дело, опускавшиеся к воде и выуживавшие из нее мелкую рыбу. Из воды свои большие серые головы показывали нерпы, некоторые из них громоздили свои толстенькие тушки на рифы. Море было спокойным, почти что зеркало, прибой, усердно пенясь, захлестывал берег не более чем на метр. Внезапно рядом со мной из песка вылез крохотный краб. Грозно щелкая маленькими клешнями, он побежал к морю и скрылся в воде. Присмотревшись к мелководью, я увидел пару сотен серебристых мальков, что единым косяком плыли вдоль берега.

Нет никакого смысла вдаваться в подробности, скажу лишь, что все было очень вкусно. С собой я зачем-то набрал горстку ракушек: двустворчатых, как книжка, конических, как китайская шляпа, и парочку витых. Еще я осмелился окунуться в воду. Вначале было сложно – уж больно холодной она была, но стоило лишь заставить себя погрузиться в нее по шею, как тело вмиг привыкло к температуре и выходить потом еще долго не хотелось.

Сказать, что день прошел хорошо, значит – ничего не сказать. К концу дня я, казалось, совсем позабыл и о своих ночных кошмарах, и об аварии. Когда солнце стало опускаться к морю, а небесную синеву разбавило желтое зарево, мы стали собираться. Вечером на побережье температура опускалась быстро, ветер становился холоднее, а море, нагретое за день, напротив – казалось теплее, нежели днем.

И вот, машина понеслась обратно в город. Пролетали за окном лопухи и сопки, на чью густую зелень падали оранжевые лучи заходящего солнца, окрашивая их в совершенно бесподобный неописуемый огненно-изумрудный цвет. Памятники в скверах чернели на фоне мерцающего яркими бликами моря и широкой оранжевой полосы неба на горизонте, а над сопками нависла Луна, на которой в столь ясную погоду невооруженным глазом, казалось, можно было разглядеть каждый кратер. В динамиках же, в это время, бесподобный Фредди Меркьюри вещал о том, что он немного сходит с ума. Хотя от всего этого великолепия из нас двоих с ума куда больше сходил, пожалуй, я.

За то время, что мы отдыхали у моря, людей на улицах меньше не стало. Я упорно вглядывался в лица, пытаясь выцепить среди них какой-нибудь знакомый образ, но не узнавал никого. До определенного момента.

Машина выехала из условной центральной части города, хотя в подобных маленьких городках четкой границы между центром и не-центром не существовало, тем не менее, по правый борт появилась уже знакомая загадочная церковь. Дария, на этот раз не показавшаяся мне столь жуткой, уж не знаю, в чем тут было дело: в ином освещении или же отдых так повлиял на меня, пропалывала грядки возле одноэтажного корпуса, должно быть, высаживая там цветы.

Нет, она не ощутила моего приближения и не направила на меня свой «тяжелый и давящий» взгляд – она, не обращая внимания на редкие проезжавшие мимо ее церкви машины, продолжала копошиться тяпкой в земле. Я же, напротив, обратил на нее свое внимание, однако машина уже через секунду пронеслась мимо церквушки и устремилась дальше.

– Мам, – произнес я, отворачиваясь от окна, – ты знаешь эту женщину?

– Ты о ком? – не поняла мама.

– Ну, о Дарии, – ответил я. – У нее тут какая-то церковь, кажется.

– А, да… – задумалась мама. – Она странная. Она когда-то в музее работала городском, историком нашим была, а тут несколько лет тому назад муж у нее умер. Из моря не вернулся, утонул в рейсе. Это было, когда ты еще в школу ходил. А вот, лет пять назад, когда ты на учебу отправился, стала людям рассказывать, что муж ее в лучший мир отправился, начала помогать алкоголикам, выводила их из запоя, те постепенно от выпивки отказывались. И вот вскоре церковь свою организовали. Она там вроде лидера, а вот кому поклоняются – непонятно.

Вдруг я понял, что вновь не обратил внимания на символику, что венчала крышу церкви.

– Сектанты какие-то, – добавил отец.

– А почему спрашиваешь? – поинтересовалась мама.

– Да просто шел тут вчера и увидел, как там люди собираются, – развел руками я. – Колокола еще звонили у них, вот я и обратил внимание. Я еще Милу встретил, кстати. А эта Дария, она какая-то жуткая. Не находишь?

– Может быть, – пожала плечами мама. – Но ты ее пойми, она мужа потеряла, вот, видимо, и немного головой тронулась от горя. У нее и детей, вроде бы, нет, я не знаю. Одна она живет теперь, кто знает, что у нее там, в голове происходит теперь? А у нас же не принято к психологам обращаться, да, и принято было бы – где же их искать у нас?

– Ну да, – выдохнул я и до самого дома больше не произнес ни слова.

Остаток дня прошел столь же безмятежно. В основном, я его пролежал, посмотрел по телевизору один старенький боевик с Мэлом Гибсоном и Дени Гловером на главных ролях, напился чаю, будто в последний раз. И вот, когда на улице уже окончательно стемнело, мне позвонил Рома и предложил встретиться. Причин отказывать ему у меня не было, кроме того, перед сном больше всего я любил погулять.

Я наспех собрался, обулся и вышел на улицу. Вокруг горящих ламп уличных фонарей роились насекомые, в кустах стрекотали сверчки, а на небе мерцали звезды. Со стороны порта доносилось низкое тарахтение корабельных двигателей. Я вышел со двора и спустился к дороге. В канале журчал ручей, большие черные пауки натянули свои сети меж бетонных стоек старого забора, под крышами гаражей и козырьками подъездов, и сидели там, в ожидании несчастной жертвы. По улице пробежали две бродячие собаки, двигаясь им навстречу, прошла мимо меня шумная группа местной молодежи.

Рому я вновь узнал в первую очередь по походке, стоило тому показаться в свету фонарей в сотне метров от меня. Мы пожали друг другу руки и побрели в центр по нашей сонной и малолюдной даже по меркам Южнопортового улице.

– Как себя чувствуешь? Лучше становится? – поинтересовался Рома.

– Да, – легонько улыбнулся я. – Неделя прошла, а я уже иду на поправку, как мне кажется. Сегодня с родителями на море ездили, я отдохнул.

– Это хорошо, – кивнул он.

– Милу тут вчера встретил, – продолжил я. – Прошлись с ней, поговорили. Я боялся, что общение у нас не пойдет, так как мы уже несколько лет как нормально не общались. Но, знаешь, все хорошо.

– О! – воскликнул Рома. – Она тоже здесь? Я ее помню. Все еще сохнешь по ней? – спросил он, ехидно, но по-доброму улыбаясь.

– Ну, нет, наверное… – что-то промямлил я, на самом деле, даже сам себя толком не поняв. – Ну, Рома, сколько лет прошло. У меня две девушки с тех пор было, у нее кто-то там был, наверное. Чего смеяться-то?

– Не, ну мало ли, – продолжал хихикать он.

Мы перешли через железную дорогу и дворами вышли на центральную улицу. На часах было всего-то десять, а на улицах уже никого. Вот такие они эти маленькие города.

– Слушай, Ром, – обратился я к нему, когда вдруг понял, что мы уже метров двести, как не произнесли ни слова.

– Чего?

– У тебя когда-нибудь были такие сны, знаешь, где бы ты ощущал все, как в реальности? Ну, то есть, запахи, прикосновения? – вдруг спросил я.

– Наверное, ты об осознанных сновидениях? – предположил он. – Ну, пару раз было. А что?

– Не совсем, – покачал головой я. – В осознанных снах ты, как бы, просто понимаешь, что это сон, но чувства, все равно, не столь яркие, как в реальности. А тут ты и не знаешь, сон ли это, при этом ощущения все такие, что даже комара на лбу ощутишь.

Рома растерянно пожал плечами.

– Ладно, забей, – махнул я рукой. – Просто сон у меня был такой с неделю назад. Впервые такое испытал.

– Может, из-за аварии? – предположил он.

– Да, я думал об этом, – кивнул я. – Только вот два месяца уже позади, а мне впервые такое снится.

– Ты таблетки какие-то пьешь?

– Да нет, – честно признался я. – Первые несколько недель пил, но потом понял, что они мне не нужны. Сейчас разве что валериану, пустырник, да глицин иногда пью, но это легкие успокаивающие, с них бы так не унесло.

– Ну, тогда не знаю, – усмехнулся Рома. – Может быть, это было зловещее предзнаменование? – добавил он наигранно коварным тоном.

В ответ я посмеялся, но, с другой стороны, внезапно понял, что совершенно не подумал об этом. Разумеется, ни в какие знамения я не верил, вот только одна лишь мысль об этом заставился мои руки похолодеть.

– Ладно, забей, – вновь махнул я рукой. – Давай сменим тему.

И мы продолжили болтать на отвлеченные темы. Так потихоньку мы добрели до привокзальной площади, где в ночном магазине купили по бутылочке пива и пару пачек орешков для закуски. Рома увлеченно рассказывал свои студенческие истории из общежития, а истории из студенческих общежитий всегда были самыми убойными. За разговором мы вышли на перрон, укрылись под стенами железнодорожного вокзала, где об уголки на стальных перилах открыли свои бутылки. Уж не знаю, сколько мы так простояли, обмениваясь своими безумными историями, но в один момент к перрону подошел грузовой поезд, а из здания вокзала вышли работники станции, облаченные в оранжевые жилеты, и стали обслуживать прибывший состав. Дабы не действовать им на нервы, мы с Ромкой взяли свои опустевшие бутылки и поспешили убраться прочь.

Родители уже легли в постель к тому моменту, когда я вернулся домой. Мама не спала, она лежала под одеялом, смотря телевизор. Я показался в проеме родительской спальни, чтобы уведомить ее о своем прибытии, тихонько пожелал спокойной ночи, после чего помыл руки, поужинал и отправился в свою комнату.

Глава 7: Дария

Уж не вспомню, что же такого мне снилось этой ночью, но на утро я чувствовал себя не очень хорошо. Кажущиеся на первый взгляд беспричинными печаль, и тревога тяготили меня первые минуты после пробуждения, но окончательно и бесследно рассеялись с приходом осознания реальности, в которой я находился, стоило мне лишь открыть глаза, увидеть дневной свет и услышать приглушенный звон посуды с кухни.

Горячий кофе и нехитрый завтрак мигом сняли противное наваждение. Словно бы в пику предыдущему дню, день нынешний обещал быть пасмурным: на небе, не оставляя ни единого синего пятнышка, клубились облака, из-за чего море окрасилось свинцом, а граница его как будто слилась с небом. Весь день до самого вечера я был предоставлен самому себе и, дабы не сидеть уныло в четырех стенах, оделся и поспешил выйти на улицу. Делать мне было нечего, в основном я просто шатался по улицам, заходя то в одни, то в другие памятные места, вроде стареньких дворов, в которых проходило мое детство. Однако каждое такое возвращение не воодушевляло меня, а лишь нагоняло тоску: детские площадки за эти годы заросли травой, инвентарь заметно износился, оградки из старых шин поредели, а гаражи выглядели заброшенными. В целом все вокруг ощущалось каким-то маленьким и ветхим. Даже детей во дворах, кажется, стало меньше, а ведь еще в нулевые годы, когда я учился в школе, мы гуляли здесь большими шумными компаниями. Теперь же львиная доля каждого двора была отдана под стихийные парковки. Слишком много машин стояло вдоль игровых площадок, а местами пропали и сами площадки. Теперь во дворе ни то, что мяч было негде погонять, но и просто выходить из подъезда, не оглядевшись заранее по сторонам, было нельзя. Забавно, что длинные ряды гаражных кооперативов никуда не делись, но подавляющее большинство гаражей стояли заброшенными. Настроение, и без того не самое лучшее, стало еще чуточку хуже. Это была обратная сторона монеты номиналом «Южнопортовый».

Добравшись до центра, я зашел в магазин, чтобы купить минеральной воды. Чудесным образом, на улице было одновременно и прохладно и до одури душно. Расплатившись на кассе за свою покупку, я обернулся к выходу и уже готов был выйти на свежий воздух, как, не успев сделать и шага, вздрогнул, увидев перед собой ее. Застыв возле магнитной рамки у входа и пристально глядя на меня, мой путь наружу преградила Дария. Должно быть, она тоже обратила на меня внимание и остановилась, заметив меня, подобно тому, как я замер, увидев ее. В ее взгляде не читалось агрессии, я бы даже сказал, она разглядывала меня с определенным любопытством.

– Здравствуйте, – зачем-то выпалил я, проходя мимо нее. Дария ничего не ответила, из-за чего я лишь еще сильнее ощутил себя полным идиотом. Здравствуйте! Ну, конечно!

Итого, не подав виду, что смутился, я поспешил выйти из магазина и скрыться в выходившем на Портовую улицу безлюдном дворике городской поликлиники. Однако и Дария не заставила себя долго ждать. Ее темный силуэт вновь показался со стороны центральной улицы. Заметив меня, она сошла на дорожку, ведущую вглубь дворика, и уверенным шагом направилась в мою сторону. Я был точно уверен в том, что целью ее был именно я, так как на своем пути она демонстративно миновала несколько свободных и вполне пригодных для отдыха скамеек. Не скрываю, общаться с ней я не хотел. Встать и уйти, пока Дария была еще далеко, возможно, было лучшим вариантом для моего душевного спокойствия, но выглядело бы это предельно грубо, да и глупо, поэтому я остался сидеть на месте, готовый к, ожидаемо, не самому приятному в моей жизни разговору.

– Молодой человек, – произнесла Дария, подойдя ко мне и слегка приклонив голову в знак приветствия, – позвольте к вам обратиться.

Конечно, никто и ничто не заставляло меня отвечать ей и начинать диалог, кроме, разве что, моего чувства вежливости, однако тон этой властной женщины совершенно не предполагал отказа с моей стороны. Она говорила спокойно и твердо, голос ее был приятным и немного хриплым. Вблизи она уже не казалась столь же жуткой и грозной, с другой стороны, и на добрую бабушку она тоже не походила: сухое лицо с сетью морщин, темные круги вокруг глаз, тонкие губы и длинный острый, как клюв, нос выдавали в ней женщину строгую и серьезную.

– Конечно, – ответил я, – что вы хотели?

– Мне показалось, что вы ранее заинтересовались нашим маленьким обществом, – начала Дария. – Я видела вас в субботу перед службой, вы стояли и глядели на церковь и прихожан. Возможно, вы искали ответы на какие-то свои вопросы?

– Не совсем так, – ответил я. – Я просто не знал, что там теперь есть какая-то церковь – меня не было в городе пять лет, вот я и удивился.

– Но, возможно, вы не откажетесь посетить наш храм? – продолжила Дария, игнорируя мое наспех собранное объяснение. – Может быть, мы сможем заинтересовать вас и как-то помочь вам?

– Нет, мне не нужна помощь, да и, на самом деле, я не религиозный человек, – покачал я головой. – Извините.

– Но я ни к чему вас не обязываю. Просто зайдите к нам в любое удобное для себя время, если вас так заинтересовала наша вера. Я просто обратила внимание, что каждый раз, проходя мимо, вы обращаете свой взор на стены нашего храма, и сделала вывод, что вы нуждаетесь в защите и поддержке.

– Я благодарен вам за гостеприимность… Дария?..

– Мать Дария, – поправила она меня.

Вдруг без какой-либо очевидной причины волосы на моем затылке встали дыбом, а по телу пробежала еле заметная дрожь. Еще пару секунд мы смотрели друг на друга, пока я не понял, что и сам не представился.

– Максим, – наконец, выдавил я. – Извините, забыл представиться.

– Рада знакомству, – учтиво кивнула она. – Я расскажу вам больше о нашей вере, когда вы придете в нашу церковь, тут не место для таких разговоров, да и не время. Но, если вам так будет угодно, мы с радостью примем вас как гостя даже во время субботней службы.

– Буду признателен, – произнес я, поднимаясь на ноги. – Я подумаю над вашим предложением, но сейчас мне нужно идти.

– Не стоит нас бояться, молодой человек, – Дария легонько покачала головой. – Я знаю, что вы ищете ответы. Я вижу, что вам требуется помощь с той ужасной ношей, что тяготит вас и тянет на дно.

Последние ее слова заставили меня замереть. Сердце мое содрогнулось, а к горлу подкатила тошнота. Как? Откуда она узнала?

– Что? Как вы узнали? – прохрипел я.

– Я чувствую ту страшную ношу, что вы несете в себе. Эта тьма медленно разрастается и убивает вас, словно смертельная болезнь и рано или поздно утянет вас в пучину ада. Но выход есть, главное – признаться себе и перестать убегать, приняв помощь. Нечто свыше привело вас к нашему храму. Нет сомнений в том, что это была Ее воля, воля Матери!

– Мать Дария, – прервал я ее, отворачиваясь, – до следующей встречи.

– Ждите алый закат! – воскликнула она. – Это будет предвестник конца!

На этот раз я оцепенел от ужаса. Алый закат. Я уже и думать забыл о том жутком звонке среди ночи, который вырвал меня из объятий кошмарного сна. Но голос, сообщивший мне об алом закате, принадлежал мужчине. Я попытался успокоить себя тем, что звонившим, возможно, был кто-то из ее последователей, обзванивавших людей прямо среди ночи, чтобы привлечь внимание к своей вере. Вот только одно не укладывалось в моей голове – как бы они узнали мой номер, если я до сих пор не поменял материковую сим-карту в своем телефоне?

– До свидания, – только и смог выдавить из себя я, после чего поспешил уйти прочь.

– У нас вы найдете помощь, молодой человек! Помните об этом! – говорила она мне вслед, но я больше не оборачивался.

Остаток дня прошел в полном смятении. Я пил успокоительные таблетки и всеми силами пытался отвлечься, но тщетно. Я жалел, что не ушел тогда, пока еще не стало поздно, журил себя за то, что поздоровался с ней, обратив на себя ее внимание. Внезапно, ближе к вечеру, я поймал себя на том, что то и дело выглядываю в кухонное окно, обращая свой взор на заходящее солнце. Меня одолела паранойя, я понял, что, каждый раз оглядываясь на окно, я боюсь увидеть за ним алый закат. Но небо было нежно-оранжевым, чему я, к слову, несказанно радовался. Уж не знаю, как бы я уснул, если бы ближе к заходу солнца мне не позвонила Мила.

– Алло, Максим, – прозвучал ее голос в трубке, подействовавший на меня лучше всякого успокоительного. – Твое предложение погулять еще в силе?

– Да, конечно! Прямо сейчас? – ответил я, с облегчением выдыхая из груди воздух.

– Вот, скажи мне честно – тебе больше нечем занять свою голову? – журила меня Мила, пока мы шли по пустынной ночной улице, освещаемой лишь желтым светом фонарей. – Придумал тоже – слушать сумасшедшую старуху!

– Да, Мила, ты права, но… – я осекся, не зная, стоит ли рассказывать про тот ночной звонок и жуткое совпадение во время разговора с Дарией.

– Что «но»?

– Да нет, не важно, – съехал я с темы. – Правильно говоришь – не нужно на этом заморачиваться. Это просто сумасшедшая старуха, не более. Я просто стал слишком беспокойным из-за аварии.

Внезапно Мила остановилась, следом за ней остановился и я. Она повернулась ко мне, заглянула в мои глаза, и столь же неожиданно обняла меня.

– Прости меня, Максим, что я так грубо! – уже более мягко произнесла она. – Я ведь за тебя переживаю!

– Спасибо тебе, Мила, – я обнял ее в ответ. – Не проси прощения, я все понимаю.

– Просто береги себя, хорошо? – попросила она, вновь заглядывая мне в глаза.

– Обещаю, – слегка улыбнулся я.

Мы стояли, обнявшись, посреди проезжей части тупиковой улицы нашего спального района. Когда-то здесь не было пешеходных дорожек, а так как машины до тупика практически не ездили, то люди ходили прямо по проезжей части. Со временем тротуары появились, но привычка у людей осталась. Вдруг из-за гаражей со стороны ближайшего дома вышел высокий парень, должно быть, чуть младше меня, короткостриженый, в черном спортивном костюме, он бросил на нас удивленный взгляд, обнявшихся прямо посреди улицы, и, чуть ускорив шаг, утопал по своим делам. Мы же с Милой тихонько посмеялись и продолжили свой путь.

Вполне вероятно, что сегодня я обзавелся легким бредом преследования после того, как Дария сообщила мне о том, что заметила, как я обращаю свое внимание на их церковь, проходя мимо нее. Тем не менее, в рамках борьбы с этим бредом, я нарочно решил не менять свой маршрут, кроме того, я вспомнил, что так до сих пор не обратил своего внимания на их символику. Двухэтажную «башенку» церкви венчало нечто вроде креста с тремя равными лучами, по форме напоминавших три вытянутых листика, от чего я предположил, что лучи эти могли быть образованы переплетением единой длинной линии. Конструкцию эту я едва ли смог бы разглядеть, если бы за ней не сгустились подсвеченные лунным светом облака, на фоне которых «крест» был виден достаточно отчетливо даже с моим-то неидеальным зрением. Несмотря на то, что церковь использовала эстетику, схожую с христианской, символика же ее походила, скорее, на языческую с явными кельтскими мотивами.

В окнах храма не горел свет. По затылку побежали мурашки, стоило мне лишь представить бледную фигуру в черных одеяниях, что прямо сейчас могла стоять там и глядеть на меня. К своему счастью, это наваждение мне довольно скоро удалось согнать.

С Милой мы постояли у моря на набережной, поговорили на отвлеченные темы, через бесплатные стационарные бинокли посмотрели на корабли и далекий маяк, после чего пошли обратно. Тревога, наконец, отпустила меня. Однозначно, вечерняя прогулка и компания Милы подействовали на меня положительно. Уже дома, ложась в постель, я решил рационализировать все, что произошло со мной. Нашел номер загадочного человека, звонившего мне в четыре утра, вбил его в базу данных, чтобы посмотреть, где этот номер был зарегистрирован, однако сайт тут же выдал ошибку. Я не придал этому никакого значения, выпил ложечку валерианы и со спокойной душой провалился в сон.

Глава 8: Знамение

Утром следующего дня, позавтракав, я вышел на балкон, с которого открывался живописный вид на море и спальные районы нашего города. Второй день подряд над побережьем не расходились облака, сильно пахло морем: на первый взгляд самый обычный летний день, но что-то во всем, что меня окружало, с самого пробуждения казалось неправильным. Постояв так с минуту, я вдруг понял, что совершенно не слышу ни шороха листвы, ни лая собак, ни пения птиц. Ветра не было, как перед дождем. Казалось, будто в самом воздухе повисло неестественное напряжение, которое лишало всяких сил и вызывало мигрень. Да, у меня никак не получалось прийти в себя и окончательно проснуться, чувствовал я себя так, словно очень сильно переспал, хотя это было не так.

Я довольно долго простоял на балконе, попивая горячий кофе и глядя на город. Внезапно захотелось поплавать на лодке, вот только ни лодки, ни готовности на ней самостоятельно выходить в море у меня не было. К полудню, в надежде на скорое улучшение своего самочувствия, я отправился слоняться по городу. Ноги не слушались, несколько раз по пути в центр я делал передышки и присаживался на скамейки. Несмотря на то, что день выдался пасмурным, рассеянный солнечный свет слепил меня. Кроме того, было невыносимо душно, и, заходя в помещения, я тут же обливался потом. Довольно скоро мне показалось, что и все остальные горожане испытывали примерно те же самые чувства. Прохожие шли медленно, детей на улицах я практически не видел, да и те не бегали, а вяло ковырялись в песочницах, либо тихонько сидели на лавочках в своих дворах. Кассирша лишь с третьего раза смогла нормально пробить мои товары: шоколадку, соленые семечки и бутылку колы. Животные, насекомые и птицы, казалось, тоже попрятались по своим норам. Я немного постоял у моря, наблюдая за прибоем, побродил по песку на безлюдном участке побережья, огражденном от дворов старыми железобетонными блоками-волнорезами. Все тут было завалено засохшими водорослями, ракушками, галькой, стеклом и прочим мусором, среди которого я даже заметил половинку собачьего черепа.

Внезапно возникла мысль о том, что стоило бы найти подработку. Иначе от такой скуки я точно помру.

Домой я вернулся разбитый, уставший и липкий от пота. Пообедав, я ушел в гостиную, прилег на диван и мигом уснул, пробыв в беспамятстве весь следующий час. Ближе к вечеру мне написал Рома и предложил пройтись по городу, заранее предупредив о том, что будет в этот раз не один, а с Сергеем. Сергей – это еще один мой одноклассник, с которым мы проучились с пятого по одиннадцатый классы включительно, мы не общались с ним плотно, но при каждой встрече разговор наш хорошо клеился. Несмотря на плохое самочувствие и ужасную усталость, я согласился встретиться и уже через полчаса ждал их все на том же пятачке возле ручья.

– И что, прямо так вот взяла и подошла к тебе? – подняв от удивления брови, спросил Рома.

– Да, – кивнул я. – Я вышел из магазина и решил уйти с центральной улицы, сел на сквере за поликлиникой, а потом смотрю – вышла из магазина, оглянулась по сторонам, и пошла ко мне.

– А какого хрена ты вообще с ней поздоровался? – еле сдерживая смешок, поинтересовался Сергей.

– Я не знаю, – пожал плечами я. – Вырвалось как-то само. Увидел ее перед собой, заметил, что на меня таращится, ну, как-то машинально поздоровался.

– Ну и что, заскочишь к ней на чашечку чая? – улыбнулся Серега.

– Делать мне нечего, – помотал я головой. – И так после этой встречи мне как-то… даже не знаю, как сказать… хуже стало. Сами знаете, на нервах я сейчас. Стараюсь лишний раз не переживать, а тут эта карга пристала. Весь вечер таблетки пил, пока воздухом свежим не подышал, не отпускало меня.

– Как ты вообще себя чувствуешь? – посерьезнев, спросил Серега. – Легче становится?

– Да, становится, – задумался я. – Особенно в те дни, когда ничего не тревожит, никакие внешние факторы, тогда и давление в норме и сплю спокойно. Но вот бывает так, что случится что-то, какая-то мелочь, вроде этой Дарии. Так сразу все вновь возвращается на свои места и покоя не дает долго. Уж боюсь представить, что со мной будет, случись чего похуже, чем встреча с сумасшедшей бабкой.

– Это тебе, просто, выпить надо, братишка, – похлопал меня по плечу Серега.

– Да, точно, – усмехнулся Рома, с которым мы и так уже дважды выпивали, хоть и понемногу. – Давай как-нибудь соберемся на моей старой квартире? Она сейчас пустая стоит как раз. Ну?

– Да можно, чего бы нет, – усмехнулся я.

– Ну, вот и все, решили, – развел руками Серега. – Хотя я еще хотел бы шашлык пожарить на природе, но на выходные дождь обещают, так что, можно и на квартире собраться.

С друзьями мне стало чуть легче, да и самочувствие стало несколько лучше, должно быть, я, наконец, расходился. Мы прошлись до самой южной границы города, но не той, что выходила к побережью: на развилке мы свернули налево – вторая дорога уходила в длинный широкий распадок, по той дороге мы миновали большой спальный район, вышли за город и у конечной остановки автобуса повернули обратно.

Как ни странно, после длинной прогулки, я ощущал себя на порядок лучше, нежели днем. Ноги пекло, спина болела, я был голоден и хотел пить, однако противная слабость пропала, будто рукой сняло. Помыв в ванной руки, я вышел на кухню, чтобы налить себе кофе и разогреть ужин, как вдруг, подняв голову и выглянув в окно, я обомлел от ужаса.

Несмотря на то, что в квартире было тепло, меня тут же бросило в холод, пальцы заледенели, а по рукам побежали мурашки. Я стоял в дверном проеме, выпучив глаза, и смотрел в окно, будучи не в силах пошевелиться. Весь западный горизонт, казалось, был залит кровью. Багровые облака нависали над морем, от чего красной казалась и вода, а солнце, будто брешь в пространстве, нависало передо мной четким до рези в глазах белым диском.

«Ждите алый закат»

Я прильнул к кухонному окну и долго разглядывал это ужасающее своей красотой зрелище. В один момент я сообразил, что, возможно, мне стоит запечатлеть этот закат на камеру. Для этого я вышел из кухни, прошел в смежную с ней родительскую спальню, вышел на балкон и сделал несколько снимков на свой телефон. Однако, все фотографии, что я сделал, оказались попорченными, размазанными, битыми, а какие-то и вовсе не подгружались.

Уж не знаю, почему и как, но я не ударился в панику. Напротив – я был предельно спокоен. Желая убедиться в том, что это все мне не привиделось, я набрал номер Милы.

– Алло! Максим? – раздался ее голос в трубке.

– Да, привет, Мил, – поздоровался я, не отводя глаз от заходящего солнца. – Можешь выглянуть в окно?

– Могу, а что такое?

– Просто посмотри на море, – попросил я. – Ты видишь то же самое?

Она ничего не ответила. Раздался шум, сопровождаемый ее дыханием, затем вздох.

– Красиво как! – воскликнула Мила. – Мне, правда, плохо видно горизонт из моего окна, тут дом напротив стоит. Но я вижу часть неба. Никогда такого не видела!

Я не знаю, как описать это противное давящее чувство, когда ты явно ощущаешь опасность, испытываешь иррациональный страх и необъяснимую тревогу, а все люди вокруг словно ничего такого не замечают. Вполне возможно, что это просто моя тревожность разыгралась, может, у меня развивается шизофрения или что-то вроде того, но именно это чувство я испытывал этим вечером. За ужином мы с родителями обсудили необычное природное явление, им оно показалось ужасно красивым, хотя, в то же время, и зловещим. После ужина, проходя мимо входной двери, а она находилась как раз на пути из кухни в мою комнату, я услышал за ней чьи-то отдаленные голоса. Я тихонько подошел к двери, прильнул ухом к сквозной замочной скважине и прислушался. Это были наши соседи, они так же обсуждали необычный закат.

– Мой коллега по работе как увидел небо, так сразу в пот бросился, бубнить себе под нос что-то начал. Отпросился у начальника, да умчал куда-то, – говорил один.

– Это не тот ли, который сектант? – вопрошал его собеседник.

– Он самый, – ответил первый, а потом произнес еще что-то, чего я разобрать не смог, так как стояли они ни то на межэтажной площадке, ни то вообще этажом ниже, так что, дабы разобрать их речь, мне приходилось изо всех сил напрягать свой слух.

– Да, ну и кадр, конечно! – воскликнул собеседник, после чего они перекинулись еще парой фраз и разошлись по своим квартирам.

И так, пожелав родителям спокойной ночи, я ушел в свою комнату, где ценой неимоверных усилий попытался отвлечься от всех мрачных мыслей, терзавших меня. Разумеется, мне было страшно и тревожно, но я все равно пытался как-то успокоить себя, попытаться убедить свой разум в том, что все это лишь серия простых совпадений, не более. Перед сном мне позвонила Мила, мы с ней немного поболтали на отвлеченные темы, благодаря чему я немного отвлекся от своих переживаний, после чего так же пожелали друг другу спокойной ночи, и я, к своему удивлению, уснул.

Глава 9: Загадочный человек

Спокойной, однако, ночь не оказалась ни для меня, ни для всего остального города. Начну с того, что, хоть я и смог взять себя в руки, однако же, от кошмарных снов это меня не избавило. В тот момент, когда я ощутил своим телом неприятный холодок, а носом тяжелый сырой запах, я, должно быть, находился на самой границе меж сном и явью. Пробудил меня от дремы именно запах, которого просто не могло быть в моей комнате, такой запах можно было ощутить в каком-нибудь подвале или ином сыром помещении с ограниченным притоком свежего воздуха.

Распахнув веки, я обнаружил себя стоящим на высоких узких ступенях подземного тоннеля. В стенах его зияли маленькие смотровые оконца, ведущие в смежные полузатопленные помещения, откуда, очевидно, и доносился этот противный запах.

Опять! Опять я вернулся в этот проклятый осязаемый сон! Запахи, прикосновения, температура, вновь все ощущалось как наяву. Более того, я обнаружил себя ровно в том же самом месте, где закончился мой предыдущий аналогичный сон. Я стоял на ступенях, ведущих в тоннель, и смотрел на разверзнутую в самом центре прохода яму. Вновь я испытал тот холодный липкий ужас, страх перед чем-то потусторонним, необъяснимым, неким иррациональным злом, явившимся из самой тьмы, что обволакивал меня, словно туман и следил за мной с той стороны реальности. Это невозможно было ни объяснить, ни увидеть, это можно было только почувствовать.

Вопреки всякой логике, я медленно побрел к черной яме, желая в нее заглянуть. Ночь была безветренной, если бы ни звуки моих шагов, я бы и вовсе подумал, что оглох. Итого, хрустя мелкими камешками под ногами, я уверенно приближался к своей цели. И вот, наконец, когда мне оставалось сделать последний шаг, я остановился и слегка склонился над краем ямы.

Несмотря на позднюю ночь и на то, что в заброшенном тоннеле, очевидно, не было никакого освещения, я все равно мог неплохо ориентироваться в этой темноте. В яму не проникало ни единого лучика света даже солнечным днем, что уж говорить о середине ночи. Тем не менее, заглянув в нее, я каким-то образом сумел разглядеть в яме дерево. Да, дерево! Оно будто росло под землей, а его ветви, словно дорожка или лесенка, тянулись к краям ямы. Присмотревшись лучше, я понял, что голые ветви его напоминали, скорее, лианы: лысые и покрытые темной скользкой корой. Я все больше склонялся к дыре, пока в один момент мне не показалось, будто из нее до меня доносится человеческая речь. Голоса эти, много раз отраженные от стен, были столь тихими и неразборчивыми, что в один момент мне начало казаться, будто звучат они только в моей голове. Но нет, я действительно слышал их! Простые будничные голоса, мужские и женские, взрослые и детские: разговоры, смех, плач младенца, однако речь их, многократно отраженная от стен глубокой пропасти, была неразборчивой и слитой в единый малопонятный шум.

И вот во тьме бездонной ямы показалось еле различимое светлое пятно, в котором я спустя мгновение уловил контуры человеческого лица. Оно приближалось ко мне, медленно приобретая черты и детали, словно бы формируясь из самой черноты. И тут меня обуял такой ужас, какого я не испытывал, пожалуй, никогда в своей жизни. Однако не успел я броситься бежать из этого кошмарного места прочь, как в мои барабанные перепонки вонзился оглушительный грохот, который доносился, казалось, отовсюду разом.

Я проснулся от странного ощущения, будто кто-то яростными рывками толкает мою кровать вперед-назад. Шкаф, комод, телевизор и прикроватная тумба, вся мебель в моей комнате подскакивала, елозила по линолеуму, окна звенели, а люстра раскачивалась под потолком словно маятник.

Я соскочил с кровати, но не смог удержаться на расслабленных ногах и упал на ковер, ощутимо ударившись локтями и коленями. И вдруг все прекратилось. Прекратилось, будто и не происходило вовсе.

Это было землетрясение, короткое, но особо ярко ощутимое на нашем пятом этаже да на пригорке, на котором стоял дом. Родители забежали в мою спальню прежде, чем я успел сам открыть дверь.

– Быстро на выход! – скомандовал отец.

Непослушными руками я схватил с тумбы телефон и документы, натянул на себя штаны и выскочил в подъезд, продолжая одеваться прямо на ходу. Жильцы первых этажей уже стояли во дворе, осматривая фасад нашей пятиэтажки, а в течение последующих пяти минут наружу вышли и остальные наши соседи. Внезапная стихия разбудила весь город, на улице стоял такой гвалт, какого обычно не случалось и днем.

К большому счастью, никто в ту ночь не пострадал, южнопортовчане отделались лишь испугом в разной степени. Кажется, ни одно окно в городе не треснуло в ту ночь, на фасадах даже не появилось новых трещин. Люди во дворах занимали свободные скамейки и качели, кто-то устраивал себе место возле своих гаражей, а я же опустился на край большого колеса-клумбы и сел, обняв руками колени, то и дело чуть подрагивая ни то от холода, ни то от нервного напряжения. Люди вокруг галдели и переговаривались, кто-то радовался тому, что все обошлось, кто-то делился своими впечатлениями, мама беседовала со старушкой-соседкой со второго этажа, отец отошел в сторону и общался со своими знакомыми. Я же, не найдя себе в этой толпе подходящей компании, достал из кармана трико телефон и набрал Милу.

– Привет, Мил, как вы там? – поинтересовался я.

– О, Максим, мы в порядке, – ответила Мила. – Вы как?

– Да перепугались, высоко живем, сильно качает у нас. Как там бабушка? Как вывели ее?

– Вывели? – посмеялась Мила. – Что ты! Сидим дома, а бабушка хоть бы бровью повела, спокойная такая, говорит, чтобы дома оставались, и спать шли.

Говорили мы недолго, так как Мила была занята своими домашними обязанностями, а я ее только отвлекал. Наконец, я положил трубку и вновь окинул взглядом двор. Люди стали потихоньку отходить от пережитого шока, кто-то даже осмелился вернуться домой, некоторые, напротив, проявили желание провести ночь снаружи, но, в основном, жители нашего и соседних домов просто продолжали болтать со своими соседями, с которыми бы в ином случае едва ли поздоровались при случайной встрече. Я отправил сообщение Ромке, он был в порядке и, по его словам, проснулся даже не от толчков, а от шума за окном, который подняли его соседи. Тихонько усмехнувшись, я поднял голову, дабы запечатлеть в своей памяти необычный момент, как вдруг, переведя взгляд на небольшую группу своих соседей, я впервые увидел его.

Несмотря на то, что внешность этого человека была совершенно непримечательной, на фоне прочих людей он смотрелся словно маяк посреди песчаной пустыни. Его кожа была бледна, а редеющие волосы седы, он был облачен в строгий черный костюм с белой рубашкой и черным же галстуком. На вид ему было лет пятьдесят, может, чуть больше. Сеть мелких морщин покрывала его сухое лицо, а вокруг глаз виднелись большие темные круги. Он не выглядел так, как если бы в спешке покидал свой дом посреди поздней ночи. Этот странный тип непринужденно болтал с нашими соседями, улыбался, тихонько хихикал и, то и дело, как-то украдкой поглядывал на меня.

Наконец, наши взгляды встретились. Мужчина вежливо попрощался со своими собеседниками, после чего, не сводя с меня пристального взгляда, ступил на траву и неспешно побрел в моем направлении. Одними глазами я окинул двор и понял, что ни на меня, ни на этого подозрительного человека никто внимания не обращал. А человек этот, тем временем, подходил все ближе и ближе.

– Добрый вечер, или, точнее, добрая ночь, если можно так выразиться, – произнес он, остановившись подле меня. – Как ваше самочувствие?

– Я в порядке, благодарю вас, – кивнул я, улыбнувшись в ответ, однако чувствуя при этом лишь крайнюю степень смятения. – Прошу прощения, мы знакомы?

– А разве вы меня не узнаете? – удивился мужчина.

– Нет, не узнаю, – пожал я плечами.

– Какая досада, но ведь мы с вами уже знакомы! – поднял брови мой собеседник.

– Знакомы? – нахмурился я, безуспешно пытаясь вспомнить этого человека. – Извините, вы, наверное, с кем-то меня путаете.

– Нет, я не путаю, – возразил человек. – Мы познакомились несколько месяцев назад. Прошедшей весной.

Странно, но хоть я и был уверен в том, что вижу этого человека впервые в жизни, однако, действительно, мне он показался каким-то до боли знакомым, словно мы и в правду уже виделись с ним, но я не обратил на него должного внимания. Однако прежде, чем я успел открыть рот и что-либо ответить, он продолжил говорить.

– Как ваше самочувствие после аварии? – вдруг поинтересовался он.

Я обомлел от ужаса. Откуда ему было знать про аварию? Всего несколько человек в городе знали о той ужасной трагедии!

– Что? – вдруг сильно заикаясь, выдавил я. – Откуда вы про это знаете?

Его сухие темные губы растянулись в ехидной улыбке, однако с ответом он не торопился.

– Кто вам рассказал? – не унимался я.

– О, я прошу прощения, если потревожил вас! – произнес он, не сводя с меня глаз. – Я просто пришел поинтересоваться вашим самочувствием.

– Кто вы такой? – наконец, спросил я.

– А вы так и не поняли? – он вновь удивленно поднял брови. – Ладно, пожалуй, я пришел слишком рано. В таком случае, думаю, я пока не в праве более беспокоить вас. Возвращайтесь домой, и ложитесь спать. Думаю, мы с вами вскоре еще увидимся!

На этих словах загадочный человек слегка поклонился, развернулся и, минуя остальных, в том числе и ту компанию наших соседей, с которой еще недавно так по-приятельски общался, вышел со двора, растворившись в ночной темноте. Нахлынувшая во время сюрреалистичного разговора тревога и щемящее ощущение чего-то знакомого, но словно давно позабытого рвали меня изнутри. Я был почти уверен в том, что знаю этого человека, но в то же время и совершенно его не помню. С другой стороны, откуда ему было бы знать про ту ужасную аварию? И так еще долго я сидел, глядя в черноту неосвещенного участка дороги, где скрылся он, не находя в себе сил пошевелиться, пока, наконец, из внезапного ступора меня не вывел отец.

– Эй, Макс! – потряс он мое плечо. – Пошли уже домой, похоже, что все кончилось. Ты в порядке?

– Да, – протянул я, оборачиваясь к нему. – Просто засыпаю на ходу.

– Пошли домой, большинство людей уже расходится.

– Да, пошли, – кивнул я, поднимаясь на ноги.

В ветвях дерева я заметил паутину, по которой карабкался паук, мои виски, руки и ступни чесались от укусов комаров, парочка беспризорных собак забежала за гаражи.

«Все возвращается» – подумал я.

Прежде, чем войти в подъезд, я кинул свой взгляд туда, где минуту назад пропал из виду тот странный человек. Разумеется, его там уже давно как не было. Хаотичный сонм вопросов роился в моей голове, и звучал он столь громко, что в нем терялся даже страх. Голова моя кружилась и болела, а от усталости я валился с ног. Стоило мне лишь войти в свою спальню и упасть на кровать, как меня в ту же секунду сморил сон, глубокий и тревожный, который уже на следующее утро, стоило только открыть глаза, рассеялся в моей памяти, словно предрассветный туман.

Глава 10: После

Меня упорно не покидало ощущение, будто что-то изменилось в ту самую ночь, когда город сотрясли подземные толчки, однако я еще не мог с уверенностью сказать – что именно изменилось. Я ощущал это. Не знаю, как – просто чувствовал. Небо было сверху, а земля снизу, море на западе, а сопки на востоке, люди вели себя так же, как и за неделю до этого, животные и насекомые вернулись и продолжили заниматься своими нехитрыми делами, солнце сменило луну, но что-то все равно было не так. Не исключаю того, что я лишь накручивал себя после пережитого мною стресса, от чего мои нервы играли со мной злую шутку. Однако вчера подобное предчувствие меня не подвело. Вкупе события этих двух недель напоминали, скорее, чей-то сюрреалистичный бред, ну или же я просто не видел очевидной связи между ними.

Ночная встряска, ожидаемо, повлияла на меня не самым лучшим образом. На самом деле, мне было тяжело даже просто усидеть на одном месте – то и дело казалось, что земля вот-вот начнет ходить ходуном, а дом раскачиваться из стороны в сторону. Несколько раз за утро мне чудилось, будто пол подо мной начинал дрожать и раскачиваться, после чего я замирал и долго всматривался в емкости с водой, бросал взгляд на люстры. Но, как оказывалось, трясло вовсе не землю, а меня самого. В то же время, будто принося свои извинения за ужасный предыдущий день, природа даровала нашему городу теплую солнечную погоду с прохладным морским ветерком, который вмиг развеял противную духоту, стоявшую накануне. Пышные кучевые облака опоясывали Южнопортовый, окружая его исполинским кольцом, нависшим над самым морским горизонтом. И, разумеется, как только у меня появилась такая возможность, я сразу же выскочил на улицу, дабы подышать отрезвляюще-свежим воздухом, при этом, не находясь в помещении, которое в теории могло сложиться прямо мне на голову.

По большей части жизнь в маленьких городах характерна тем, что протекает она очень медленно, монотонно, именно поэтому любое громкое событие, хоть как-то отличное от привычной обыденности, немедленно становится темой всеобщих обсуждений. Сегодня такой темой стало минувшее землетрясение. На улицах и в магазинах люди делились друг с другом своими впечатлениями, в красках описывая то, как в их квартирах шаталась мебель, и то, как они выбегали среди ночи во двор и сидели на скамейках до самого рассвета.

Утренняя прогулка на свежем воздухе, прохладный морской ветер и жаркое июльское солнце подействовали на меня благотворно, я бы даже сказал – отрезвляюще. Уже на подходе к центральной части города я ощутил себя на порядок лучше, нежели часом ранее, поэтому решил зайти в наш небольшой торговый центр, по старой, еще советской традиции, именуемый универмагом, и заказать себе чашечку крепкого черного кофе и шоколадный пирог в недавно открывшемся маленьком кафетерии под названием «Чайная ложечка».

Итак, получив свой заказ, я выбрал себе столик в самом центре зала, хотел выбрать столик поближе к окну, из которого открывался неплохой вид на центральную улицу, но тот оказался не убран. В целом, жизнь в городе текла своим чередом. Ночная встряска хоть и перепугала всех южнопортовчан, однако ни каких-либо разрушений, ни, тем более, жертв не спровоцировала, а к полудню этого дня пропал и страх. Чуть спокойней на душе стало и мне, однако мысли о событиях, землетрясению предшествовавших, упорно не покидали моей головы и тревожили меня, пожалуй, даже больше, нежели сама ночная стихия.

Пока я сидел и пил кофе, попутно воспроизводя в своей голове события минувших двух недель, в кафе вошла женщина лет сорока, подошла к кассе и обратилась к девушке, что стояла за стойкой. По манере их общения я понял, что они были хорошо знакомы. На самом деле, я не привык слушать чужие разговоры, однако в этот раз получилось так, что в заведении я был единственным посетителем, отчего не подслушать их разговор я не мог ни при каких обстоятельствах. Ожидаемо, тема их беседы зашла о событиях прошлой ночи. Вошедшая женщина в красках рассказывала о том, как в ее квартире с полок на пол попадала посуда, однако хранимый для особых случаев советский фарфоровый сервиз в полном составе остался цел и невредим. Я решил чуть ускориться, с одной стороны мне было неловко слушать чужие разговоры, с другой стороны, любое напоминание о шатающихся шкафах и стенах в доме вызывало у меня мандраж.

– И, знаешь, что? – добавила женщина, чуть понизив голос, что, однако не помешало мне четко расслышать каждое ее последующее слово. – У нас ночью сосед разбился.

– Как разбился? – подняла брови ее собеседница.

– А вот так, – пожала плечами вошедшая женщина. – На перевале его машину разбитую нашли. Съехал с дороги и провалился в овраг. Насмерть. И, еще, – добавила она. – У мужа знакомый в ментовке работает, так вот, что он говорит…

– Максим? Максим, это ты? – отвлек меня приятный женский голос, показавшийся мне до боли знакомым, но в то же время и практически позабытым.

Обернувшись на звук, я увидел перед собой молодую рыжеволосую девушку. С головой погруженный в свои мысли, я даже не сразу узнал ее. Несколько напряженных секунд я глядел на нее, пока, наконец, не понял, кого перед собою вижу. Ее звали Карина. Еще в пору своего обучения в одиннадцатом классе я познакомился с ней через наших общих знакомых, и так вышло, что у нас закрутился небольшой роман, который, впрочем, продлился не слишком долго. Уже примерно пять лет прошло с тех пор, как мы общались в последний раз и, честно говоря, я был весьма удивлен тому, что она не только узнала меня, но и решила заговорить.

– А, да, – замялся я от неожиданности, – привет, Карин!

Женщина у стойки же к тому моменту уже успела закончить свой рассказ и перевести разговор в менее загадочное и жуткое русло, и о чем же таком говорил знакомый ее мужа, я так и не узнал. Впрочем, такая неожиданная встреча с Кариной вмиг перенаправила ход моих мыслей в иную сторону, и я даже на какое-то время перестал испытывать эту опостылевшую тревогу.

– Тут свободно? – поинтересовалась она, указывая на пустой стул за моим столиком.

– Да, конечно! Садись, – кивнул я, приглашая ее.

Карина с присущей ей изящностью села напротив, а я, наконец, смог разглядеть ее как следует. Она была все столь же красива, как я ее и запомнил: густые огненно-рыжие волосы, светлая, будто озаренная лунным светом, кожа, большие голубые глаза, тонкие черты лица. Пожалуй, эта девушка была слишком хороша для этого города, она и сама это понимала, думаю, во многом из-за этого я и не ожидал ее здесь встретить.

– Я не думал, что ты в городе, – пожал плечами я. – Что ты тут делаешь?

– Да, я тут по одному делу, – ответила она, чуть приподняв один уголок губ. – У меня в этом году учеба закончилась, но пришлось, вот, приехать ненадолго. А ты?

– То же самое, – улыбнулся я, пытаясь избавить себя от необходимости рассказывать про аварию. – Прости, я просто не ожидал тебя тут встретить.

На пару секунд в нашем разговоре наступила неловкая пауза. Между нами не было ничего серьезного, и мы оба это знали, да и распрощались мы на удивление мирно, по-дружески, однако после этого больше ни разу не общались.

– Давно ты здесь? – поинтересовался я, желая поддержать разговор, хотя, на самом деле, поймал себя на мысли о том, что мне действительно интересно узнать о том, как сложилась ее жизнь после того, как мы закончили школу. К слову – учились мы в параллельных классах.

– Вчера днем приехала, – улыбнулась она, обнажив ряд идеально-ровных белых зубов. – Прибыла к самому землетрясению, как видишь.

– Да, точно, – улыбнулся я в ответ, одновременно с тем ощутив, как по груди побежал кипяток, заставивший сердце на одно мгновение замереть. – Ты торопишься? Давай я угощу тебя.

– Нет, я не тороплюсь, – слегка покачала головой Карина, после чего я вновь подошел к стойке и заказал нам по чашечке латте и шоколадному пирожному.

– Спасибо тебе, – поблагодарила она. – Ну, так, расскажешь, как твои дела?

И я вкратце поведал ей события предшествовавших пяти лет, рассказал о том, как учился в университете, но благоразумно избежал рассказа об аварии, что в итоге и привела меня обратно в Южнопортовый. Минут через двадцать мы покинули помещение и вышли на улицу под палящее солнце, уже вошедшее к тому моменту в свой зенит. Махнув рукой на свои дела, по которым она явилась, Карина предложила пройтись по городу, ведь, по ее словам, ничего важного или экстренного она в универмаге не делала. Разговор наш сам собой стал клеиться. Дела у Карины, по ее словам, шли неплохо, а в город она вернулась по чьей-то просьбе, пускай я и не понял чьей именно – в подробности она вдаваться не стала, а я же не стал расспрашивать.

За разговором мы прошли до площади Ленина, сделали большую петлю, после чего, перейдя через дорогу, направились обратно. Карина жила на центральной улице чуть ближе к центру, нежели я, поэтому я мог легко проводить ее до дома, не делая крюка. Еще не пройдя условной границы центрального и спального районов, мы вышли к небольшому открытому рынку, раскинувшемуся на привокзальной площади. Людей там было на удивление много для разгара рабочего дня, мужчины и женщины галдели, суетились и сновали от одной лавки к другой. Нельзя было сказать, что я отличался какой-то особой внимательностью, однако высокую женскую фигуру, облаченную с ног до головы в черные одеяния, среди прочих горожан я приметил сразу. Дария как ни в чем не бывало стояла возле лавки с овощами, выбирая подходящий вилок белокочанной капусты.

Я приковал к ней свой взгляд, сердце мое в тот же миг бешено заколотилось, гулко отдаваясь в ушах. Она что-то знала, я был в этом уверен. Меня распирало от желания задать ей с десяток мучивших меня вопросов, но в то же время я боялся ее, на чем стыдливо себя поймал. Но сейчас я не мог подойти к ней и заговорить, ведь я был с Кариной. Значит, в другой раз.

Я предложил Карине сойти на менее людную улицу, а в знак признательности, купил нам по мороженому. На самом деле, больше всего я боялся случайно встретить на улице Милу. Надо ли говорить, что к Карине Мила относилась весьма и весьма прохладно, называя ее «эта рыжая»? О да, пожалуй, в старшей школе я был настолько глуп, что не придал должного значения тем эмоциям, что не особо скрывала Мила, когда речь заходила о Карине. Да, Милу я любил, но как-то так всегда получалось, что в первую очередь мы были друзьями и общались в одной компании. Конечно, ничего толком с Кариной у меня не было, но все же…

– Ты в порядке? – вырвала меня из хаотичного омута мыслей Карина. – Ты какой-то напряженный весь. Все хорошо?

– Да, я в порядке, – ответил я. – Просто…

Я не знал, стоило ли мне рассказывать о том, что меня беспокоит. Конечно, ни о странных снах, ни о Дарии или ее зловещей церкви я не собирался даже заикаться, но, возможно, мне стоило поведать хотя бы об аварии. Я на секунду задумался.

– Прости, я слушал, – наконец, ответил я. – Просто жара такая на улице, меня аж мутит.

– Да, – улыбнулась Карина, и, кажется, она мне поверила. – На самом деле.

Итак, наконец, мы дошли до ее дома, поднялись на крыльцо, укрывшись от солнца в тени бетонного козырька. Внезапно, мы оба замолкли, посмотрели друг на друга и чуть потупили взгляд.

– Ну, вот и пришли, – улыбнулся я.

– Да, совсем как в старые времена, – улыбнулась в ответ Карина.

На самом деле, Карина была девушкой невероятно красивой и притягательной. Пожалуй, никаких чувств у меня к ней не осталось, но все равно, глядя на нее, я ощущал, как сердце в груди начинало биться чуточку сильнее, а дышать же в такие моменты становилось сложнее. Наверное, дело было в какой-то ее личной магии.

Мы посмотрели друг другу в глаза. Нам обоим не хотелось прямо сейчас расставаться, однако нечто сдерживало нас обоих. На самом деле, я бы нагло солгал, сказав, что кровь не отлила от моего мозга, устремившись в нижнюю часть тела. Но как-то неловко мне было перед Милой. Вот уж точно забытое чувство, поднявшееся с самых глубин моей памяти. Целых пять лет я уже не испытывал его. Внезапно захотелось влепить самому себе хорошую пощечину.

– Ну, давай прощаться? – первой нарушила молчание Карина.

– Да, – кивнул я, – давай.

И мы обнялись. И вот, прижав к себе ее изящное тело, я ощутил, как в глазах на мгновение потемнело. На самом деле, мне показалось, что Карина испытывала сейчас ровно те же самые противоречивые чувства. Это читалось в ее глазах.

– Рада была узнать, что у тебя все хорошо, – улыбнулась она, выпуская меня из объятий. – Я уже боялась, что ты меня забыл.

– Ну, как бы я тебя забыл? – неловко усмехнулся я.

Мы помахали друг другу на прощание, после чего Карина скрылась в прохладном полумраке своего подъезда, а я же побрел дальше по улице к себе домой. В последний миг я оглянулся на ее дом.

«Не знаю. Пожалуй, не нужно об этом даже думать»

Глава 11: Внеплановое отключение

Вечером все того же дня я попытался вытащить на улицу Милу. Она не сразу ответила на мой звонок, и, судя по звукам, раздававшимся на фоне, я сделал вывод, что она участвовала в каком-то застолье.

– Прости, Максим, не могу сегодня, у нас семейный праздник, – произнесла она, выйдя, скорее всего, в соседнюю комнату. – Я должна присутствовать. Давай завтра? Завтра я точно свободная.

– Ладно, я понимаю, – мягко ответил я. – Но я надеюсь, что завтра ты ко мне присоединишься.

– Да, Максим, конечно, – чуть виновато ответила она. – У тебя все в порядке?

– Да, мне лучше, – ответил я.

Обменявшись еще парой-тройкой фраз, мы положили трубки. Тем временем, самый нижний край солнечного диска уже успел коснуться морской линии, а к тому времени, как я собрался и вышел во двор, на улице стемнело окончательно – одна только тусклая желтая полоса маячила над самым горизонтом. Неожиданно для себя я понял, что никуда я больше идти не хочу. С другой стороны, сидеть дома мне хотелось и того меньше, а раз уж вышел, то нужно было идти. Да и больно уж я любил пройтись перед сном и подышать свежим воздухом. Итого, не спеша я побрел в сторону центра. Редкие горожане возвращались домой, местная молодежь небольшими группками сидела во дворах и скверах. Идиллическая атмосфера маленького провинциального городка во всей своей красе.

Спустя минут двадцать я добрался до нашей новой набережной. В свету фонарей я заметил одну лишь влюбленную молодую парочку, да одинокую женщину, выгуливавшую свою собаку. Добредя до небольшой площадки с бесплатными стационарными биноклями, я выбрал тот, что больше подходил к моему росту и стал рассматривать пришвартованные в порту корабли и их палубы, освещенные яркими лампами, пытался даже разглядеть звезды на небе. Забавным мне показалось то, что установили эти бинокли таким образом, что, стоило развернуть их на сто восемьдесят градусов, и кто угодно смог бы заглянуть в окна любого прибрежного дома. Лично мне делать этого не позволяли элементарные правила приличия, но иногда я разворачивал бинокли, чтобы рассматривать сопки и маяк на далеком утесе. Довольно скоро мне наскучило мое нехитрое занятие, и я решил возвращаться домой.

Где-то в районе привокзальной площади мне захотелось как-то разнообразить свой путь, для чего я свернул с центральной улицы и вышел на перрон. Разъезд был совершенно пуст: ни поездов, ни железнодорожников. После недолгих раздумий я соскочил на ближайшую линию и продолжил идти по ней. Ходить по шпалам я раньше любил, однако теперь с непривычки мне это давалось тяжеловато – приходилось придерживаться постоянной длины шага, что особенно тяжело было делать в столь скудном ночном освещении. Новенькие, смазанные креозотом, шпалы все еще были сложены в несколько штабелей меж двух дальних ветвей железной дороги. Я поспешил поскорее приблизиться к ним и пройти за штабелями так, чтобы меня не было видно со стороны центральной улицы. Хотя особой необходимости в этом и не было, ведь в темноте меня все равно не было видно, да и ночью за путями тоже никто не следил. По большей части я решил пойти здесь, чтобы ощутить этот незабываемый запах.

Спустя пару минут я вышел к распутью, где множество линий сходились в одну и уносились далеко на север. Более-менее нормально был освещен один лишь район вокзала, да немногочисленные переезды, которых в городе насчитывалось всего пять штук на, примерно, семь километров пути. Одинокая линия железной дороги уходила в почти непроглядную тьму. Но, несмотря на это, я все равно решил идти по ней, почти наощупь вышагивая по деревянным шпалам вдоль подножия сопки и длинных рядов старых гаражей.

В какой-то момент я даже начал жалеть о том, что вовремя не свернул во дворы, чтобы потом выйти на центральную улицу. Шел я, внимательно смотря себе под ноги, чтобы не подвернуть лодыжку, но то и дело наступал на крупный щебень, что очень больно впивался в ступню сквозь тонкую подошву моей обуви. Густые заросли бамбука нависали над путями с обеих сторон, мешая проникать сюда и без того тусклому свету со стороны дворов. Поворачивать назад мне не хотелось, а до ближайшего схода оставалось сотни две метров. И я определенно собирался им воспользоваться, но вот, в один момент во всем городе разом погас весь свет.

Я замер от неожиданности. Вся железная дорога на сотни метров вперед и назад погрузилась в совершенно непроглядную темноту. Над моей головой в тот же миг вспыхнули тысячи и тысячи звезд, терявшихся в обычное время в городском освещении. Бесконечно-гигантский Млечный Путь опоясал все небо с востока на запад, начинаясь далеко за сопками и заканчиваясь где-то за морем, он нависал над городом, сияя и переливаясь. Осознав вдруг в полной мере ситуацию, в которой оказался, я стал озираться по сторонам и лишь окончательно убедился в том, что ни в одном окошке вокруг меня не горит свет, и каждый фонарь на улице перестал светить.

Пытаясь не терять самообладание, я вынул из кармана мобильный телефон, снял его с блокировки и вытянул перед собой. Слабенький свет небольшого экрана мало чем мог помочь мне в такой ситуации, тогда я попытался включить встроенный фонарь, но в самый последний момент передумал, так как заряд батареи неожиданно для меня опустился до шести процентов. Оказалось, что перед выходом я забыл зарядить свой старенький телефон, изношенная батарея которого по достижении четырнадцати процентов начинала вести себя совершенно непредсказуемо и могла окончательно израсходоваться в любую минуту.

В итоге я практически наощупь побрел дальше. Сама ночь, к слову, выдалась на удивление хорошей – сухой, теплой и лишь совсем легкое дуновение ветерка еле-еле касалось моего лица, но сил его не хватало даже на то, чтобы шелестеть травой или листьями на деревьях. Густой пряный запах цветущей растительности обволакивал меня и опьянял. В темноте обоняние и слух обострялись, и ничто не могло отвлечь от этого аромата. И так бы я шел, пожалуй, до самого схода, медленно, наощупь, но относительно уверенно, если бы в этой тишине не услышал со стороны гаражей подозрительный шорох в зарослях кислицы. Кто-то неторопливо пробирался к железной дороге сквозь самую чащу и, судя по его поступи, это был человек.

Не желая выяснять, кто же мог там копошиться в полной темноте, я, насколько это было возможно, ускорил шаг. И вот, когда звуки, наконец, оказались позади, кто-то позвал меня по имени.

– Максим, – раздался мужской голос за моей спиной.

Уж не знаю, потемнело ли у меня в глазах в тот момент, ведь и без того темно было так, что хоть вообще глаза не открывай, но сердце мое, казалось, подскочило до самого горла.

– Кто это? – спросил я, вновь доставая из кармана телефон.

Тусклый бледный свет, излучаемый экраном телефона, выхватил из темноты первый ряд стройных стеблей кислицы. Пытаясь обнаружить обратившегося ко мне человека, я повел рукой влево, пока там же, прямо в зарослях из непроницаемо-черного мрака не показалось бледное, словно бумага, лицо.

Лишь чудом я не закричал и не выронил телефон на шпалы, а сдержался же я лишь по той причине, что лицо это было мне хорошо знакомо и принадлежало оно Сергею.

– Серега! – выдавил из себя я. – Твою мать, ну ты меня напугал! – я наигранно шумно выдохнул. – Что ты там делаешь?

Будто прячась от кого-то, Сергей стоял в самой чаще, частично скрытый за высокими стройными стеблями и большими зелеными листьями кислицы. Конечно, можно было предположить, что он шел впереди, но, заметив меня, нырнул в кусты, чтобы напугать меня и таким образом повеселить себя. Однако на его неподвижном лице я не увидел и тени должной для такого случая улыбки. Да и в целом, на Серегу это похоже не было.

– Серега, ты в порядке? – поинтересовался я, не сводя с него глаз. – Чего ты там стоишь? Выходи.

И он вышел. В темноте мне было очень плохо видно его, но, судя по тому, что в свету экрана я мог видеть только его лицо и кисти рук, одет он был во что-то темное с длинным рукавом. По моим рукам и спине пробежали мурашки. Одна лишь мысль о том, что Серега стоял тут один в кромешной темноте, да к тому же в каких-то зарослях возле старых полузаброшенных гаражей, мне становилось дурно. Тем не менее, я не обознался, это был именно мой хороший приятель и бывший одноклассник, но что-то во всем этом было неправильно.

– Что ты тут делаешь? – переспросил я. – Ты пьяный или что?

– Пошли со мной, – внезапно попросил Сергей, проигнорировав мои вопросы.

Внезапно я ощутил страх. Настоящий неподдельный ужас. Сергей выглядел совершенно неадекватным, даже говорил он как-то непривычно тихо и медленно, будто с трудом ворочая языком. Я сделал пару аккуратных шагов вперед спиной, по-прежнему не сводя с него глаз.

– Да, пошли, – ответил я, пытаясь держать себя в руках. – Давай я отведу тебя домой.

Сергей сдвинулся с места. Я отошел в сторону, пропуская его вперед.

– Похоже, что опять во всем городе свет отключили, – попытался я завязать разговор, но в ответ услышал лишь какое-то невнятное бормотание, из которого не смог толком разобрать ни единого слова. – Наверное, из-за вчерашнего землетрясения. Ты, кстати, как вчера его встретил?

Но он не ответил. Словно завороженный Серега шел впереди меня, уверенно ступая на шпалы, словно бы, совсем не глядя себе под ноги, машинально. Заряд батареи на моем телефоне опустился до четырех процентов, от чего я нехотя убрал его обратно в карман, оставшись один на один с Сергеем в полной темноте. Единственным видимым ориентиром оставалось небо, покрытое россыпью ярких звезд. Именно на их фоне я угадывал контуры ближайших домов и мог примерно прикинуть наше местоположение. Наконец, слева от нас показался долгожданный сход с железной дороги, по которому я и собирался выйти на центральную улицу – мне казалось, что там будет чуточку светлее. Однако Сергей проигнорировал этот сход, а на мое предложение выйти на нормальную дорогу ничего не ответил. Встревоженный и, пожалуй, немного раздраженный я последовал за ним.

С железной дороги мы, тем не менее, сошли, но спустя минут пять. Мы вышли в самый тупик нашей улицы прямо рядом с большим бамбуковым полем и побрели дальше вдоль огромных труб теплотрассы. Освещение здесь тоже не работало, но все равно ориентироваться было гораздо проще, чем на путях. Черные силуэты стареньких панельных пятиэтажек возвышались над дорогой, а прямо за ними отчетливо прослеживался неровный контур сопок, что длинным хребтом тянулся вдоль всего побережья.

И вот, миновав ряд гаражей, детский сад, мой родной квартал и среднюю школу, мы, наконец, свернули во дворы. Однако, вопреки моим ожиданиям, немного не доходя до нужного дома, где, как я помнил, и жил Сергей, мы свернули к подножию сопки. Я ничего не слышал о том, что Серега переехал, от чего сильно удивился, но не успел я открыть рта, чтобы задать назревший вопрос, как перед нами возникла еще одна, незнакомая мне серая панельная пятиэтажка. На первый взгляд это была самая обычная «Хрущевка», но что-то в ней необъяснимым образом вызывало во мне жуткую тревогу. Я даже сам не мог понять, что именно. Здание стояло вплотную к склону, отсюда даже казалось, что оно и вовсе упирается в него своим задним фасадом. Все окна его были темны, а подъезды черны, словно старые штольни, куда и среди ясного дня не проникало ни единого лучика света.

Серега остановился возле ближайшего к нам подъезда, развернулся и, будто приглашая меня идти первым, стал безмолвно таращиться на меня. Но почему-то мне не хотелось заходить в этот подъезд, ни первым, ни вторым, ни даже в большой шумной компании друзей. А Сергей, тем временем, терпеливо ждал.

Пытаясь потянуть время, я начал осматривать окружавшие нас дома, как вдруг до меня дошли две простые вещи, которые бессознательно удерживали меня от того, чтобы последовать приглашению Сергея. В окнах всех прочих домов тут и там виднелись тусклые оранжевые огоньки свечей и керосиновых ламп, а в этом же мрачном доме все окна были непроглядно темны. Ну и, во-вторых, я осознал, что совершенно не помню того, чтобы на этом месте вообще когда-либо стоял этот дом!

Я ощутил, как кисти моих рук, несмотря на теплую безветренную погоду, в один миг заледенели, пальцы задрожали, а в ушах застучал пульс. Сергей, если это вообще был он, продолжал стоять на том же месте и столь же пристально глядеть на меня. В любую секунду я был готов броситься бежать, как вдруг, дерзко нарушив повисшую тишину, зазвонил мой телефон. Это была мама.

– Алло? – хрипло выдавил я из своего горла, поднеся трубку к уху.

– Максим, где ты сейчас? Отец на работе сегодня, а мне нужна будет твоя помощь. Да и темно так на улице, чего там ходить, – раздался из динамика родной голос, и его звучание придало мне сил.

– Я минут через пять буду, мам, – ответил я, но уже чуть уверенней. – Я тут рядом уже.

Заряд батареи упал до нуля ровно в тот момент, когда я закончил свою последнюю фразу, не успев даже положить трубку. Я убрал телефон в карман и обратился к Сергею.

– Я с тобой не пойду, Серега, – уверенно произнес я. – Мать ждет.

Сергей продолжал молчать, а я же, не прощаясь, развернулся и спокойным шагом побрел в обратном направлении. И хоть я и пытался выглядеть уверенно, однако сердце мое колотилось в этот момент так, что к горлу подкатывала тошнота. Каждый нерв, каждая клеточка в моем теле были напряжены. Я успел сделать три или четыре шага, когда, к своему бесконечному ужасу, ощутил на левом запястье холодную и необычайно крепкую хватку.

Не закричал я в этот момент лишь потому, что горло мое сковал ужасный спазм, не дававший ни то, что закричать, но даже сделать вдох. С неподвижным, словно фарфоровым, лицом, пристально глядя на меня своими выпученными глазами, то, что притворялось Сергеем, вцепилось в мою руку железной хваткой и стало тянуть меня в сторону того жуткого неживого дома.

– Отпусти меня! – прохрипел я, безуспешно пытаясь разжать его крепкие пальцы.

Но он не слушал меня. С чудовищной силой и непоколебимостью он тащил меня к подъезду, и что-то мне подсказывало, что стоило лишь ступить во мрак этого сырого зловонного тоннеля, как никто и никогда больше не найдет даже моего бездыханного тела.

Уж не знаю, как, но я смог, наконец, высвободить свою мокрую от ледяного пота руку из его пальцев, после чего, не теряя ни секунды, бросился бежать. Я несся вперед, не оглядываясь назад, и даже не знал, преследует ли оно меня или же нет. В ушах шумел ветер, подошвы топали сначала по шершавому бетону, затем по гладкому асфальту. Что было сил, я летел по пустой темной улице к своему дому. Я осмелился чуть замедлить шаг, лишь пробежав школу. Моя грудь горела огнем, а ноги ужасно болели. Уже возле ручья я смог повернуть голову, чтобы увидеть позади себя совершенно пустую улицу. Я убежал. Продолжая озираться по сторонам, я прошел вдоль канала и свернул в свой двор, как на всей улице вдруг вновь зажглись фонари. От неожиданности я вздрогнул, но уже спустя пару секунд с облегчением выдохнул. Кажется, все закончилось.

Мама сильно встревожилась, заметив мое бледное лицо и дрожащие руки. Я соврал, что замерз, пока шел, после чего умылся теплой водой и ушел в свою спальню. Дрожь никак не унималась. От нервного напряжения меня начало морозить. В целом ощущение было такое, словно я заболел. Сна не было ни в одном глазу. Я еще долго сидел на кровати, закутавшись в одеяло и припав спиной к стене. Мысли путались в голове. Лишь примерно часа в три ночи я стал потихоньку проваливаться на ту сторону реальности, хотя после пережитого мной ужаса я уже не был до конца уверен, что вокруг меня было реально, а что нет.

Глава 12: Не сон

После того кошмарного случая я еще несколько дней не выходил на улицу. Мне было страшно. Я не мог объяснить себе то, что произошло со мной той жуткой ночью. По пробуждению первым делом я подумал, что вновь видел не в меру реалистичный сон, как это уже случалось со мной прежде, однако и запястье мое болело и мышцы ног неприятно тянуло, как после длительного забега.

Тем же утром я набрал Сергея. Пытаясь не показаться умалишенным, я решил зайти издалека и спросил, не его ли я видел прошлой ночью на железной дороге. «Нет. Ты меня с кем-то спутал» – был его ответ. Да, в этом я не сомневался. Действительно тот, кого я встретил ночью на железной дороге, не мог быть Сергеем, более того, я сомневался в том, что это вообще был человек, ведь человек не смог бы так просто узнать меня в кромешной темноте. Вот только мысль эта, почему-то, пришла в мою голову лишь теперь.

И так пролетали дни, наступил август. До того спокойное море теперь все чаще рассекали бурные волны. Ночной ветер стал чуточку холоднее, а зелень, слегка поблекла, потеряв небольшую часть своих красок. Но это все еще было лето, теплое и преимущественно солнечное.

Ближе к вечеру пятого августа раздался дверной звонок. Это был Рома. Немного встревоженный тем, что я уже несколько дней не звонил и не писал ему, он решил сам зайти ко мне в гости и убедиться в том, что я был жив и здоров.

– Прости, кажется, я приболел немного, – неловко улыбаясь, уклончиво оправдывался я.

Мы сели за кухонный стол, я налил чай, достал конфеты и печенье. Солнце потихоньку клонилось к западному горизонту, в тот день с самого утра шел дождь, однако ближе к вечеру небо разъяснилось, а над сопками уже к четырем часам отчетливо виднелось белое пятно луны. За чаем Рома смог уговорить меня выйти на улицу и пройтись с ним до центра. На самом деле, мне и самому надоело сидеть дома – довольно много времени я проводил на балконе, глядя на море и корабли, желая поскорее выйти из дома, но так и не решился на это. Да, страх после той ночи несколько притупился, однако же, никуда не делся. Итак, какое-то время я думал, и, пускай я этого не показывал, но внутри меня развернулась в этот момент отчаянная борьба, по итогу которой я согласился. Похоже, сегодня я оказался сильнее своих страхов.

Итого, выйдя со двора, мы побрели вдоль теплотрассы на юг по нашей немноголюдной улочке. Асфальт, еще толком не успевший просохнуть, поблескивал грязными лужами, а лучи заходящего солнца, мягко ложась на сопки, окрашивали их ярким пламенем и слепили наши глаза, отражаясь в окнах панельных домов.

– Рома, – обратился я к своему другу, когда в диалоге повисла небольшая пауза.

– Что такое?

– Слушай, ты не замечал ничего странного вокруг? – осторожно спросил я, пытаясь деликатно подвести разговор к волнующей меня теме.

– Где именно? – не понял он. – Ты о чем?

– Ну, в городе, – пояснил я. – Тебя ничего не тревожило последнее время?

– Да нет, – пожал плечами Рома, явно не поняв, к чему я веду. – А что-то случилось?

И тут я встал в тупик. Рассказать сейчас о зловещем знамении, своих снах, странном человеке, явившимся в ночь землетрясения, и о том, как меня пытались похитить несколько дней тому назад, было равносильно тому, чтобы расписаться в своем ментальном нездоровье. Ведь кто вообще смог бы поверить в это, если бы сам не пережил? С другой стороны, и молчать об этом я тоже больше не мог. И тут я понял, что, возможно, столкнулся с такой проблемой, о которой даже не могу никому поведать. Возможно, я просто сошел с ума, но, если нет, то жизни близких мне людей могли быть в серьезной опасности.

– В общем, Рома, – протянул я, тщательно обдумывая свою последующую речь. – Ты, просто, если встретишь вдруг кого-нибудь подозрительного, то, пожалуйста, держись от него подальше.

– У тебя точно все в порядке? – удивленно посмотрел на меня Рома.

Я отвел взгляд и сделал глубокий вдох. Несколько дней тому назад поздней темной ночью я шел в компании этого ужасного «кого-то» по этой же самой улице. Сейчас же те события казались мне дурным сном, однако множество фактов указывали на то, что все это случилось на самом деле. И я даже не знал, что пугало меня больше – то, что я могу сходить с ума или же то, что в ту ночь я действительно столкнулся с чем-то необъяснимым и был на волоске от гибели или даже чего-то еще более страшного.

– Давай лучше выпить возьмем, – внезапно предложил я, откладывая свой рассказ на потом. – Я позже тебе все расскажу.

– Да, давай, – согласился Рома, вновь окинув меня удивленным и, пожалуй, немного встревоженным взглядом.

Спустя, примерно, полчаса мы вышли к нашему излюбленному месту в заброшенном сухом доке. Море, будто вторя моему душевному состоянию, бушевало и яростно билось о старый бетонный пирс, поднимая в воздух тысячи мелких капель морской воды. Будто аэрозоль, они орошали мое лицо, приятно щипая кожу. С закрытыми глазами я стоял у самого края и дышал всей грудью, наслаждаясь ароматами моря.

– Так, у тебя что-то случилось? – поинтересовался Рома, присевший на «нашу» старую шпалу.

– Я даже не знаю, как тебе объяснить, – замялся я.

– Да говори смело! – поддержал меня Рома. – Садись для начала. Это что-то связанное… ну, с твоей проблемой?

Я открыл глаза и обернулся к нему. Вдруг мне подумалось: а происходит ли на самом деле все то, что я вижу?

– Только дослушай меня до конца, Ром, – произнес я, присаживаясь на шпалу рядом с другом. – Хорошо?

– Ты же знаешь, Макс, я тебя всегда выслушаю. Так, что случилось?

– В общем, – вздохнул я, тщетно пытаясь открыть бутылку, – мне кажется, что я схожу с ума.

Рома встревожено посмотрел на меня, затем помог открыть пиво, и попросил продолжить рассказ. Крайне аккуратно, пытаясь не переступить через условную черту, я рассказал о том, как по возвращении домой стал видеть тревожные сны, рассказал о том, как Дария предупредила меня об алом закате. Поведал о том, как беседовал со странным человеком в ночь землетрясения и о том, как несколько дней тому назад кто-то напал на меня, кто-то, кого я в темноте спутал с Сергеем, нашим общим приятелем.

Иной человек окинул бы меня насмешливым взглядом или посоветовал бы обратиться к врачу, однако Рома был серьезен и слушал меня, не перебивая. Когда я окончил свой рассказ, он еще несколько секунд помолчал, сделал глоток, немного и как-то без интереса подержав пиво во рту, так же сухо сглотнул, после чего заговорил.

– Ты, кажется, говорил, что перестал принимать лекарства? – тактично поинтересовался он. – Седативы какие-то там?

– Да, бросил, а раньше принимал. Но это давненько уже было, – ответил я, потирая пальцами виски. – В мае сразу после аварии пил таблетки, потом еще в июне недели три. Потом подумал, что мне не нужно ничего принимать – и так все хорошо. Убрал их и больше не касался с тех пор. Но, Ром, я уверен, что это все мне не привиделось! Мое запястье болело так, словно кто-то действительно держал меня за руку, значит, меня правда кто-то схватил в ту ночь!

– Я верю тебе, Макс, – спокойно ответил Ромка. – Я верю в то, что ты встретил кого-то, верю в то, что на тебя могли напасть той ночью. Но, признай сам, все это выглядит не совсем нормально, не думаешь так?

– Да, думаю, – выдохнул я, – совсем не нормально.

– Но, – продолжил Рома, – что, если ты видишь некоторые вещи не совсем так, как есть на самом деле?

– О чем ты?

– Ну, – протянул он, тщательно обдумывая ответ, – знаешь, что, если из-за травмы твой мозг придает некоторым вещам и событиям иные смыслы, не совсем те, которые они на самом деле несут?

– Боюсь, что не совсем понял тебя.

– Короче, ты как бы ищешь связь в событиях, никак между собой не связанных! – пояснил Ромка. – Вот это как раз может быть из-за тревожности, появившейся на фоне психологической травмы после аварии.

– Думаешь, мне нужно продолжить принимать лекарства?

– Ну, естественно, Макс! – воскликнул Рома, разводя руками. – Какого черта ты вообще перестал?

– Не знаю, – отпивая пиво, протянул я. – На самом деле, я, наверное, серьезно ошибся тогда. Первое время после аварии мне тяжело очень было, я даже в себя ушел на какое-то время, а потом… не знаю, будто что-то изменилось в один день. Я просто проснулся и понял, что мне стало легче. Я перестал грузиться, перестал думать о той ночи, даже вспоминать детали тяжело стало: лишь в общих чертах ту ситуацию вижу.

– Слушай, Макс, – продолжал Рома, – тебе чертовски повезло тогда, что ты не получил никаких серьезных травм. Руки и ноги на месте, овощем тоже не стал. Но, кто знает, что происходит у тебя внутри? Слушай, я правда не считаю тебя сумасшедшим, но, давай честно, все это звучит ненормально, и надо тебе что-то с этим делать. Согласен?

– Согласен, – выдохнул я. – Но, вообще, ты прав, конечно. Пожалуй, я продолжу пить лекарства. Обещаю.

– Ловлю на слове! – подмигнул Ромка, по-дружески толкая меня в плечо. – Может, и творчеством своим почаще заниматься стоит. Говорят, помогает.

– Да я гитару с собой не взял, – покачал я головой, отводя взгляд к морю, – напрасно, конечно.

И после нашего разговора я даже немного успокоился. Так мне показалось, во всяком случае. Ведь Рома был прав. Пожалуй, было очевидно, что я переживал сейчас далеко не лучший период в своей жизни. Сильный стресс после аварии, в которой выжил один лишь я, затем это проклятое землетрясение и сумасшедшая старуха с ее «предсказаниями». Все вокруг меня будто нарочно сложилось так, чтобы вывести меня из душевного равновесия, а я, как полный идиот, решил отказаться от своего лечения и прекратил пить лекарства. Возможно, все дело было в этом? Возможно, это мой травмированный разум так обманывал меня? На самом деле, я, правда, надеялся на это, ведь в таком случае простые лекарства смогли бы стать решением большей части моих проблем, ну, точнее, ключом к их решению.

И вот, последний луч солнца блеснул над морем, после чего на небе вспыхнули звезды, а город стал медленно погружаться в вечерний сумрак.

– Ладно, давай собираться, – предложил Рома. – У меня спина уже устала, и зад затек.

– Да, пошли, – согласился я. – Что-то сегодня мне пиво не пошло совсем.

– Да, мне тоже, – улыбнулся Ромка, потягиваясь, – ссанина страшная!

Выпили мы на этот раз совсем немного и пьяны не были, хотя мне и казалось, что я вижу окружение чуточку четче, чем обычно, однако мыслил я вполне трезво, как мне казалось. И, тем не менее, за разговором я немного расслабился. Мы вышли на главную улицу и побрели по ней на север. Уличные фонари в центральной части города излучали яркий белый свет, фонари же в остальных районах были желтыми, из-за чего казались мне тускловатыми. Удивительно, но сегодня на улицах людей было больше, чем обычно. В основном, конечно, это была молодежь, порой заметно подвыпившие, они шумели и слушали свою ужасную музыку, но к и людям, в то же время, не приставали.

Проходя мимо церкви Пресвятой Матери, я обратил внимание на то, что свет окнах ее «башенки» горел, а за закрытыми шторами перемещались силуэты нескольких людей. Ох, как в тот момент я понадеялся на то, что лекарства избавят меня от всех тех ужасов и тревоги, что я испытал на себе за последнее время. Ведь даже если все эти таинственные события были лишь плодом моего воображения, то один только кроваво-красный закат, о котором меня предупреждали Дария и некто, звонивший мне посреди ночи, никак не укладывался в моей голове. Ибо его, в отличие от прочих странностей, видел не только лишь я. Сомнение и неуверенность продолжали терзать меня.

– Макс, что ты там остановился? – обернулся Рома, внезапно осознав, что я не иду рядом с ним. – Макс?

Церковь стояла на противоположной стороне улицы и была частично сокрыта за кронами высоких тополей. Ее странная символика, тем не менее, отчетливо проглядывалась на фоне ночного неба, затянутого кажущимися оранжевыми из-за уличного освещения облаками. Пожалуй, я все еще не до конца верил в то, что все эти события были плодом моего травмированного разума. Как бы мне от того не было противно, но нечто на уровне чувств подсказывало мне, что, возможно, часть ответов на свои вопросы я смогу отыскать за этими дверьми.

– Рома, ты ведь тоже видел тот закат? – спросил я, не отводя глаз от церкви. – Накануне землетрясения.

– Да, Макс, я видел, – подтвердил он. – Но что с того?

– Мне кажется, что все началось именно с него, – ответил я.

– Макс, лучше не засоряй себе этим голову, – положив мне руку на плечо, произнес Рома.

– Просто… – задумался на секунду я. – Дария, эта женщина, она предупреждала меня о нем.

– Макс, что я тебе только что говорил? Все это может быть простым совпадением, – продолжал стоять на своем Рома. – Если я скажу, что рано или поздно пойдет снег, то это же не будет считаться пророчеством. Не так ли?

– Да, ты прав. Я и сам надеюсь на то, что все это лишь совпадение, – выдохнул я. – Ладно, пошли уже. Мне сегодня еще как-то уснуть предстоит.

– Да, друг, – кивнул Ромка, уводя меня в сторону. – Тебе нужно отдохнуть и отвлечься.

Оставшуюся часть пути мы провели за отвлеченными разговорами, однако из-за того, что в моей голове, упорно не желая складываться воедино, роились мысли, следить за нитью Ромкиного повествования было тяжело. Придя домой, я поужинал, принял душ и ушел в свою комнату. Пожалуй, мне действительно не помешало бы вернуться к своим таблеткам, хотя я и не думал уже, что они помогут, но лишним это все равно бы не стало. Однако как бы я ни старался убедить себя в том, что я просто схожу с ума, но то и дело нечто внутри меня кричало о том, что дело было не только лишь в моей голове.

Глава 13: Шаг в ирреальность

Полный решимости разобраться, наконец, в происходящем, я проснулся следующим утром, когда еще не было десяти. Не теряя времени, я покинул свою комнату, налил кружку крепкого кофе, позавтракал и понял, что совершенно не знаю, с чего мне следовало начинать. Нет, разумеется, было очевидно, что начать мне следовало с разговора с Дарией, но по какой-то неясной причине мне хотелось отложить эту встречу на последнюю очередь.

В итоге, собравшись с духом, я щелкнул ключом в замке входной двери и спустился во двор. Вопреки обычному своему маршруту, я направился на север, а не на юг, двигаясь мимо своей старой школы, я приблизился к серым пятиэтажкам, зажатым меж дорогой и высокой сопкой. Несколько дней тому назад в компании незнакомца, коего по чудовищной ошибке я принял за своего хорошего приятеля, я уже проходил по этому маршруту. И пускай эти события происходили в полной темноте, я слишком хорошо знал свой родной город, чтобы в точности повторить весь путь до жуткого дома, куда незнакомец пытался меня затащить. Совсем небольшое расстояние от дороги до подножия сопки даже на самом широком участке не составляло и ста метров. Тот самый дом стоял так, что, убегая, я никуда не сворачивал и вышел прямо в проезд меж двух соседних «нормальных» зданий, следовательно, тот дом, который я искал, должен был отлично просматриваться с дороги. Однако, как бы ни вглядывался, своей цели я не находил.

Борясь с липким обволакивающим страхом, я ступил в ближайший двор, плотно заставленный автомобилями. Кутаясь в куртку, ни сколько из-за холода, а день сегодня выдался пасмурным, сколько из-за леденящей тревоги, я прошел вперед, однако спустя буквально пару шагов замер от неописуемого ужаса. Передо мной раскинулся поросший сорняком пустырь. Несколько мучительно долгих секунд я стоял в смятении, пока не догадался обернуться и осмотреть район вокруг себя. Нет, я не ошибся. Я узнал все эти дома, все контуры. Я точно стоял на том же самом месте, что и несколько ночей тому назад. Однако вместо того пятиэтажного дома, видел перед собой пустырь, на месте которого едва ли недавно могла бы находиться хоть какая-нибудь постройка. Более того, поле это хоть и было большим, но явно недостаточным для того, чтобы водрузить на него целое панельное здание. Должно быть, именно поэтому мне и показалось, словно одним своим фасадом дом будто врастает в сопку.

Кисть правой руки непроизвольно легла на левое запястье. Нет, ноющая боль давно прошла, не осталось даже синяка. Однако чувства, что я испытал в ту ночь, никуда не делись. Конечно, делать выводы было еще слишком рано. В этом я себя убеждал, этим же я себя и успокаивал. Наконец, сделав глубокий вдох, я развернулся и направился прочь от этого проклятого пустыря.

Погода, тем временем, с каждой минутой становилась все хуже, будто в унисон с моим нынешним состоянием. Порывы весьма прохладного ветра становились агрессивнее, и уже спустя пять минут я ощутил первую каплю дождя на лице. Асфальт покрывался влажной крапинкой, а небо зловеще темнело прямо на моих глазах. Дойдя до тупика, я вышел на железную дорогу, прошагал немного по деревянным шпалам и вышел к небольшому гаражному кооперативу, прошел в ближайший к нему двор и вышел на центральную улицу. И лишь дойдя до церкви Пресвятой Матери, я, наконец, осознал, что сегодня была суббота.

В небольшом парковочном кармане у церкви стояли два автомобиля, и еще один занял последнее свободное место прямо у меня на глазах. Пожилая супружеская пара перешла дорогу и направилась прямиком к распахнутой настежь двери. Сегодня в полдень проводилась служба.

Внутри меня боролись два противоречащих друг другу чувства. С одной стороны я желал как можно скорее задать мучившие меня вопросы, с другой же стороны, я не был уверен в том, что это к чему-то меня приведет. Я не был религиозным человеком. Возможно, Рома был прав – все, что мне было нужно, это отвлечение и лечение. Но были во всех этих ненормальных событиях детали, которые не укладывались в версию о моем возможном безумии. Даже если и существовал хотя бы крохотный намек на потустороннюю природу событий, участником которых я стал, то нужно было их проверить и либо окончательно избавиться от всяческих заблуждений, либо найти новую стратегию борьбы с этой проблемой.

И я решил действовать. Но с одной оговоркой – пускай Дария и приглашала меня ранее на их странное богослужение, я не явлюсь на него, а войду в церковь по окончанию мессы.

Ближе к полудню прозвенели колокола. Все больше людей стекалось к церкви, за которой я наблюдал, сидя на скамейке во дворе на противоположной стороне улицы. Дождь, тем временем, расходился, из-за чего я был вынужден покинуть свою удобную наблюдательную позицию и спрятаться под козырьком ближайшего подъезда. Сорок минут длилась служба, и еще двадцать минут доверху я простоял в ожидании, когда хотя бы большая часть прихожан разойдется по своим делам. И вот, наконец, продрогший я вышел из своего укрытия, перешел через дорогу и приблизился вплотную к церкви.

Деревянная дверь, ведущая в храм, на первый взгляд показалась мне закрытой. Тем не менее, стоило лишь потянуть ручку на себя, как дверь поддалась. Я вошел в небольшой квадратный предбанник и увидел справа от себя приоткрытую дверь, ведущую в неф. Если вычесть нехристианскую символику, то неброское внутреннее убранство напоминало таковое в протестантских церквях. В два длинных ряда вдоль стен выстроились деревянные скамейки, а в дальней части помещения высился алтарь. На алтарь же было накинуто алое полотнище, с изображенной на нем символикой их странной веры – своеобразным крестом из трех равных лучей, собранных из переплетения единой зацикленной линии. Шесть квадратных окон в западной стене выходили на центральную улицу, глухую же восточную стену украшали, вывешенные симметрично окнам, шесть картин с религиозной тематикой.

Я не сразу заметил немолодую женщину, что, преклонив голову, сидела на одной из скамеек в левом ряду. Погруженная в молитву, она не обратила на меня никакого внимания, когда я прошел мимо нее. Вообще, атмосфера в церкви оказала на меня не слишком приятное впечатление, уж не знаю, было ли дело в погоде или же в том, что я в принципе предпочитал держаться подальше от каких-либо храмов, но уж больно тут было тягостно.

Дверь в дальней части нефа, что, очевидно, вела в «башенку», распахнулась ровно в тот момент, когда я уже почти вплотную приблизился к алтарю. Из помещения вышла заплаканная пожилая женщина, а под руку ее вела Дария. Мое сердце подступило к горлу в тот момент, когда наши взгляды встретились. Тем не менее, Дария не подала виду, что хоть на толику была удивлена или же обрадована моему визиту, и ни одна мышца не дрогнула на ее лице. Напротив, спокойно отведя взгляд от меня, Дария обернулась к заплаканной женщине, взяла ее за обе руки и, неожиданно, с какой-то нехарактерной для ее мрачного образа заботливой почти материнской улыбкой, заглянула в глаза своей прихожанки.

– Милостивая Мать заботится о каждом своем ребенке, – негромко произнесла она, обращаясь к женщине. – Все мы совершаем, порой, ошибки, главное – уметь признать свою вину и вовремя искупить ее. А теперь ступай домой, загладь свою вину и живи с миром.

– Спасибо вам, мать Дария, – роняя слезы и кланяясь, ответила ей прихожанка. – Спасибо за все!

Наконец, женщина, вытирая лицо носовым платком, направилась к выходу. Заботливая улыбка на лице Дарии вмиг сменилась привычной ледяной строгостью.

– Дария, – кивнул я, но тут же поправил себя, – то есть, мать Дария, здравствуйте.

– И все-таки, вы пришли, молодой человек, – протянула она, глядя на меня. – Добрый день.

– Да, я хотел задать вам несколько вопросов, – произнес я, а сердце мое, тем временем, отчаянно застучало о грудь.

– Похоже, у вас появилась возможность убедиться в правдивости моих слов, молодой человек. Присядьте пока, я должна завершить свои дела.

Я кивнул и присел на ближайшую ко мне скамью. Дария подошла к женщине, сидевшей в левом ряду, и тихонько обратилась к ней. Я не слушал, о чем они беседовали, ведь куда больше меня интересовало внутреннее убранство необычной церкви, куда меня занесли ноги. Несовершенное зрение не позволяло мне, как следует, рассмотреть картины, что украшали восточную стену, символику в виде странного креста я уже наблюдал, а вот на чем я не успел сосредоточить своего внимания, так это на большом красном полотнище, висевшем прямо за алтарем. На алой ткани серебряными нитями был вышит узор, изображавший большое дерево, безлистая крона которого переплеталась с его же корневой системой, образуя вокруг дерева большой ровный круг, возможно, символизировавший сферу мироздания. В правом верхнем углу висело солнце, в левом нижнем – серповидная луна.

– Мы можем начать, – прервала мои раздумья Дария.

Услышав ее голос, я обернулся через плечо и понял, что в церкви остались лишь мы вдвоем. Признаюсь, мне стало немного неуютно в тот момент. Разыгравшийся к тому времени в полную силу ливень яростно колотил в окна, а тучи до того плотно затянули небо, что, казалось, близится ночь.

– Да, мать Дария, – кивнул я, поднимаясь со скамьи, – последнее время вокруг меня происходит что-то, чего я никак не могу себе объяснить, потому я и пришел. Я подумал, что, возможно, вы можете что-то знать. Я подумал так после того, как вы упомянули алый закат в нашу прошлую встречу.

– Что же, вы все правильно поняли, молодой человек. Так, значит, вы поменяли свое скептичное мнение, увидев алый закат, о котором я вас предупреждала? – совершенно будничным тоном спросила Дария, хотя, уже через секунду я начал сомневаться в том, что это был именно вопрос, а не утверждение.

– Да, – кивнул я, – в некотором роде, но я пока не уверен полностью.

– Ладно, и что же произошло потом? – поинтересовалась она.

Отведя взгляд в сторону, будто в надежде на то, что подсказка будет начертана на полу, я задумался. Мне было неприятно вспоминать все те кошмары, что мне пришлось пережить за последние несколько недель, с другой стороны, выкинуть из головы я их тоже не мог, из-за чего то и дело прокручивал в своей памяти. Мне было тяжело говорить обо всем этом вслух. Мне казалось, что, общаясь с этой странной женщиной, я лишь все больше схожу с ума и лишь усугубляю свое положение.

– Потом произошло землетрясение, – протянул я, пытаясь восстановить в своей голове всю цепочку событий, последовавших за жутким природным явлением. – И той же ночью кто-то явился ко мне. Это был какой-то странный человек, который знал меня и знал о том, что со мной произошло. Он поинтересовался моим состоянием и говорил вещи, о которых не мог знать, утверждая, что мы знакомы с ним, но, когда я сказал, что не узнаю его, он очень удивился, после чего сообщил, что позже мы еще встретимся, и ушел.

Моя голова ужасно разболелась, пока я старался собрать мысли воедино. Я стоял с закрытыми глазами и медленно массировал виски, пытаясь унять накатившую тупую боль.

– Это ведь вы прислали ко мне того человека? – спросил я, вновь переводя взгляд на старуху. – Вы ведь знаете его?

– Нет. Я не понимаю, о ком вы говорите, молодой человек, – спокойно ответила она. – Я никого ни к кому не посылаю. Люди сами приходят ко мне, когда понимают, что им это нужно, и приходят так же, как вы сейчас явились, по своей личной нужде, чтобы найти защиту и поддержку в стенах нашей церкви.

– Но откуда тогда он знал про аварию? И почему пришел именно ко мне?

– О какой именно аварии вы говорите? – вдруг спросила она.

Мой взгляд вновь упал на большой алый гобелен и на загадочное Мировое Древо, изображенное на нем, что словно лестница, соединяло два параллельных мира.

– В начале мая я попал в аварию, которая произошла не по моей вине, – не сводя глаз с огромного полотнища, произнес я тихим, но совершенно спокойным голосом. – В этой аварии погибло много людей, среди которых были и мои друзья, но выжил один лишь я. Поэтому я вернулся сюда – домой. Я думал, что в городе, где прошло мое детство, я смогу найти покой. Однако я ошибся. Нечто, чего я не понимаю, давит на меня, не дает успокоиться и забыться. И все это выглядит очень ненормально.

Дария все столь же безмолвно стояла у меня за спиной, и на своем затылке я ощущал ее пронзительный взгляд. Казалось, ей было, что сказать, но она, тем не менее, продолжала слушать.

– В день, когда я приехал домой, я не чувствовал ни страха, ни горести, – продолжил я, – но в один момент, я даже сам не понял, в какой именно, что-то изменилось. Уже на вторую ночь после своего приезда я увидел сон, очень реалистичный осознанный сон, настолько реалистичный, что я даже не сразу понял – сплю я, или же все это происходит со мной на самом деле. Каждый запах, каждое прикосновение, все казалось мне таким настоящим, совсем как наяву.

– И что же вы в том сне увидели?

– В нем я увидел черный провал, – ответил я, продолжая осматривать гобелен, – и что-то тянуло меня к нему, я имею в виду – некое желание заглянуть внутрь, узнать, что там, несмотря на чудовищный страх. Я сам шел к его краям, пускай мне и хотелось бежать прочь. Но, прежде чем я успел это сделать, меня разбудил телефонный звонок. Кто-то позвонил на мой номер в четыре утра и произнес одну единственную фразу, которую я позже услышал от вас, от чего и так удивился потом. Он сказал: «Ждите алый закат». А в ночь землетрясения ко мне явился тот странный человек. На самом деле, они приходили дважды. Уже на следующую ночь явился кто-то еще, и попытался силой утянуть меня… куда-то, словно бы в место, которого нет.

Наконец, я обернулся и взглянул на Дарию. На бледном ее лице не дрогнула ни единая мышца, не дернулась бровь, не изменился взгляд. Похоже, она действительно восприняла мою безумную историю всерьез, и я даже не знал, стоило ли мне удивляться этому или же нет.

– Я поняла это, стоило мне лишь раз увидеть вас, – призналась она, пристально глядя на меня, – поняла, что большое горе гложет вас, я прочитала это по вашим глазам, ощутила боль, которую вы скрываете внутри. Именно поэтому я и подошла тогда к вам. Все, что происходит, случается лишь благодаря воле нашей Матери. И я верю, что она обратила к вам свою милость, указав дорогу в нашу церковь. То, что ощутили вы – лишь зов иной стороны, где есть лишь страх и горе.

– Хорошо, допустим, но вы знаете, как мне себя уберечь? Есть ли способ уберечься? Я ведь даже толком не понимаю, что со мной происходит! Я вновь стал принимать лекарства, но я не уверен в том, что они помогут мне, ведь я слишком явно ощутил на себе воздействие всех тех кошмаров, чтобы считать их просто плодами своего разума, они не были похожи на видения, они были слишком осязаемы. Иначе я не пришел бы просить у вас помощи, уж поверьте. И, пускай я и мог воспринять их как-то… по-своему, но ведь алый закат был. И это единственная причина, почему я тут.

Дария не спешила с ответом. Еще несколько секунд мы стояли, глядя друг другу в глаза. Дождь яростно молотил по стальным подоконникам, наполняя церковь гулким шумом и этот звук, казалось, раздавался лишь в моей голове, скрывая в своем потоке звон повисшего молчания.

– От горя, что следует за вами по пятам, нельзя убежать или спрятаться, но это еще не значит, что ситуация, в которой вы оказались, безвыходная. Свет полной Луны, ниспосланный свыше, ворвется в час быка и укажет верный путь.

– Что все это значит? – пожав плечами, поинтересовался я. – Мать Дария, я вас не понимаю.

– Страх – главное его оружие. Обремененный страхом, вы будете обречены на вечные скитания. Но выход есть – оставьте все земные тяготы, а затем явитесь к нашей Матери, вознесите к ней свои молитвы, и тогда она дарует вам путь, которому вы должны будете следовать! Новая жизнь будет дарована через очищение от бремени! Но только не ждите от меня быстрого решения, я не всесильна, но Она, наша великая Мать, всесильна. Лишь она сможет спасти вас.

– Вознести молитвы? – выдохнул я. – На самом деле, я бы предпочел какое-то более действенное решение.

– Оно более чем действенное! Вы запутались, молодой человек, но у вас все еще есть выбор: навеки погрязнуть в своем кошмаре или же искать спасения у нашей Матери, вверив ей свою душу и поборов все страхи, чтобы затем ступить в ее царство уверенной походкой.

Я стоял, уставившись в одну точку. Ни один из двух вариантов не устраивал меня. Делать безумный шаг в жуткую неизвестность я не собирался наверняка, но и перспектива сидеть тут, молясь непонятно чему, во что я даже не верил и не мог поверить, так же вызывала во мне отвращение.

– Ладно, мне нужно подумать над этим, – тихонько произнес я, направляясь к выходу. – Спасибо вам, мать Дария, за то, что согласились выслушать меня, но я не думаю, что это именно то, что мне нужно.

– Не верите мне? Хорошо, но подождите одну минуту, я должна дать вам кое-что, – произнесла она неожиданно мягко, совсем не тем почти повелительным тоном, что общалась со мной до этого. – Постойте здесь одну минуту.

И прежде, чем я успел что-либо ответить ей, Дария пронеслась мимо меня и скрылась за дверью «башенки», откуда до меня тут же донесся шум, с которым открываются старые деревянные ящики, и гремит различная металлическая мелочевка. Спустя минуту Дария вернулась, держа в руке стальную цепочку, на которой покачивался небольшой латунный амулет с неким абстрактным узором, выгравированным на нем.

– Что это? – спросил я, протягивая руку и принимая амулет.

– Это пригодится вам, – ответила Дария, – берите. Всегда держите его при себе.

Я внимательно всмотрелся в подвеску. Круглый латунный амулет, словно бы состоявший из двух половинок, лежал на моей ладони. Рисунок на нем был неким абстрактным кельтским орнаментом, значение которого оставалось для меня тайной. Вероятно, это был какой-то магический или эзотерический символ. Неразрывная длинная линия сплеталась в диковинный рисунок и зацикливалась, образуя полный круг, внутри которого угадывались два лепестка клевера. Несколько секунд я разглядывал амулет, пока не ощутил, как к моему горлу медленно поднимается большой давящий ком. Почему-то, взглянув на него, я ощутил… тревогу и, кажется, совершенно безумную тоску, еще такую далекую, но уже явно различимую.

– Нет, мне это не нужно, – сквозь боль в горле ответил я, пытаясь вернуть ей амулет.

– Берите, – повторила Дария, игнорируя мой жест.

– Допустим, я возьму. Но зачем он мне? – вопрошал я, хмуря брови. – Что он означает?

– В своем сне я увидела вас, и в этом сне вы стояли во тьме и держали этот амулет в своей руке, тогда я поняла, что это было очередное послание свыше. Орнамент на нем означает вечность и цикличность, – негромко произнесла Дария, – это очень могущественный символ. Знак постоянного перерождения. Как день и ночь сменяют друг друга, как природа пробуждается после зимнего сна, чтобы затем вновь уснуть, по тому же принципу строится все вокруг нас. Когда-то люди наносили этот символ на тотемы, веря в то, что после смерти они войдут в цикл природы, став духами, то есть, частью всего сущего, иными словами, таким образом они пытались сохранить память о себе. Я думаю, что рано или поздно этот символ приведет вас к разгадке.

– Хорошо, допустим, – кивнул я, вновь протягивая ей руку. – Но, в любом случае, я не думаю, что он мне нужен, извините.

– Берите, – настояла Дария. – Кушать он не просит, так что пускай он будет у вас, и тогда, рано или поздно, он укажет вам верный путь. Доверьтесь мне. Мои советы еще никому не вышли боком.

Продолжая держать перед собой покачивавшуюся на тонкой цепочке подвеску, я вновь заглянул в глаза Дарии. Ее взгляд выражал уверенную настойчивость.

– Я не верю в то, что все это происходит на самом деле, – еле выдавил из себя я, сдаваясь и складывая амулет во внутренний карман куртки.

– Однако вы здесь и все это происходит с вами, – сказала она. – Это все, что я могу сейчас вам сказать, далее решать будете сами. Но, что бы вы ни выбрали, помните, что двери нашей церкви всегда открыты.

Наконец, я мог идти. Тихонько поблагодарив Дарию за содействие, я направился к выходу. Кисть моей руки легла на лакированную древесину круглой дверной ручки, но, в самый последний момент вместо того, чтобы провернуть ее и уйти прочь, я остановился. Внезапно весь тот леденящий ужас, что я испытывал днем, будто рукой сняло.

– Я подумаю над вашими словами, мать Дария, – уже совершенно спокойно произнес я, оглядываясь через плечо. – До свидания.

Глава 14: Случайная встреча

С того дня минула неделя. Проливные дожди и палящее солнце сменяли друг друга в течение дня. Сегодня с утра тоже шел дождь, но уже к двум часам выглянуло солнце, по-сахалински жаркое и яркое. Всего за пару часов оно осушило улицы и прогрело воздух так, что никому больше не приходилось кутаться в свои куртки, пряча шею и кисти рук от прохладного сырого ветра.

Что же до меня, я, наконец, смог взять себя в руки и найти себе достойную подработку, пускай и разовую – пользуясь своими навыками, полученными во время учебы в университете, я стал делать сайт на заказ для какой-то юридической организации из Хабаровска. Работа была несложная и, очевидно, непыльная, а платили за нее сумму хоть и не огромную, однако явно больше, чем я сам по неопытности осмелился бы просить. Работал над сайтом я всю эту неделю, садясь за компьютер еще до обеда, а выходя из-за него, порой, поздним вечером. И именно сегодня, едва стукнуло пять, я вдруг понял, насколько сильно устал. Голова гудела, и, куда бы я ни глянул, везде видел лишь цифры да строчки кода. Время было еще далеко не позднее, так что, поужинав и пропылесосив квартиру, я собрался и отправился гулять.

Из дома я вышел ближе к вечеру, когда солнце, медленно опускаясь к линии горизонта, окрасило небо и сопки в цвет яркого пламени. За всю прошедшую неделю я не видел ни одного кошмарного сна, тем более из серии тех, в которых мог ощутить на своей коже дуновение легкого ветра, а носом противный запах плесени. Сегодня мне хотелось провести время наедине со своими мыслями, поэтому гулять я отправился в одиночестве.

Встревоженная скорым приближением осени молодежь массово выбиралась на улицу. Небольшими группками они бродили по городу, громко болтая и веселясь, из-за чего улицы этим вечером показались мне излишне многолюдными. В поисках самого тихого и безлюдного места я вновь поднялся на сопку и вышел на свою любимую смотровую площадку, где в густых зарослях лопухов и бамбука от постороннего взора скрывался спуск в «никуда». Я немного постоял там, облокотившись на перила и глядя на утопавшие в зелени сопки, на яркую россыпь люпинов и взошедшую над городом Луну. И все это великолепие под встревоженные крики ворон прямо на моих глазах активно погружалось во тьму – блекли сопки, угасало небо, все ярче вспыхивали звезды.

Смотровую площадку я покинул, когда уже совсем стемнело, на город опустилась ночь, и зажглись уличные фонари. По старому серпантину я спустился к железной дороге, но вместо того, чтобы выйти на центральную улицу, с которой доносились голоса прохожих, я побрел по старому растрескавшемуся перрону мимо серых стен давным-давно заброшенного пивзавода, ветшавшего корпуса мореходного училища и нашего универмага. Выйдя к железнодорожному вокзалу, я немного постоял на самом краю платформы, глядя на грузовые составы и ночное небо. Грядущая ночь обещала быть приятно-теплой, освежаемой все еще нежным морским ветерком. В траве ритмично жужжали сверчки, вокруг желтых ламп роились мухи и мотыльки, а в воздухе пахло креозотом. Мне не хотелось возвращаться домой столь скоро – уж больно приятным и умиротворяющим выдался вечер. Наш вокзал стоял на небольшой насыпи, а киоски со стороны главной улицы были построены столь близко к его подпорной стенке, что крытые гофрированной жестью крыши находились почти вровень с поручнями на западной части платформы, заманчиво возвышаясь над ними всего на пару сантиметров. И я, разумеется, поспешил забраться на одну из этих крыш, воспользовавшись ею как сиденьем.

Из внутреннего кармана куртки я вынул амулет. Да, я все еще держал его при себе, хотя и не был до конца уверен в том, как именно, и действительно ли он был способен помочь мне. Пока что я носил его с собой просто так – на всякий случай. Так мне было чуточку спокойней, пускай я и отдавал себе отчет в том, что Дария была лишь старухой «с приветом», и ничего из ее слов не стоило воспринимать близко к сердцу. Был ли это какой-то оберег, или же ключ к чему-то – я наверняка сказать не мог, и тем не менее, то и дело, глядя на него, я отмечал одно странное изменение, происходившее со мной. Каждый раз, когда я на него смотрел, на меня словно совершенно без всякой причины накатывала невыносимая тоска, столь сильная, что каждый раз, лишь ощутив ее приближение, я тут же прятал подвеску в карман, лишь бы только ее не видеть. Однако же по дружескому совету я вновь стал принимать лекарства. Уж не скажу наверняка, насколько это помогло мне, но за всю предыдущую неделю я не стал свидетелем ни одному событию, природу которого не смог бы себе объяснить. Впрочем, думаю, мне пока просто улыбалась удача, совсем как в ту ночь, если так вообще можно было выразиться.

Сразу после аварии меня в бессознательном состоянии доставили в больницу. Конечно, утверждение о том, что якобы я пережил эту трагедию без единой царапины, было сильно преувеличено – в момент столкновения я ударился головой и разбил себе левый висок. Крови я потерял немного, но ничего по-настоящему серьезного со мной не стряслось, переливания не потребовалось, а все мое лечение ограничилось лишь постельным режимом, да приемом таблеток. Более того – у меня на теле не осталось даже видимого шрама. Очнулся я на следующую ночь. Несмотря на то, что с момента аварии прошли целые сутки, в моем восприятии яркий свет летевшего на нас автомобиля просто сменился столь же ярким светом лампы на потолке моей палаты. Сейчас я помню лишь совершенно безумный леденящий ужас и кошмарную тоску, накатившие на меня с пробуждением, но столь же внезапно ушедшие спустя мгновение. Медсестра, что присматривала за мной, чуть позже рассказывала, что я звал кого-то в тот момент, когда пришел в себя. Вот только я сам ничего такого не помнил.

Вдруг боковым зрением я уловил движение справа от себя. Там на подъеме на другом конце платформы показался силуэт молодой девушки. Она вышла на перрон со стороны центральной улицы и спешным шагом направилась ко мне, ну, на самом деле, она, конечно же, шла не ко мне – я просто случайно оказался на ее пути. Но вот, когда она приблизилась, в свету ночных огней я, наконец, смог разглядеть ее лицо.

– Кристина?.. – случайно вырвалось у меня, сам не знаю, почему, – ой, прости! Карина?

– Максим? – остановилась она, подняв на меня удивленный взгляд.

– Привет, – поздоровался я. – Что ты тут делаешь так поздно?

– Я… – протянула она, оглядываясь на пустую платформу за своей спиной. – Я просто ходила на набережную погулять.

Я проследил за ее взглядом. Казалось, Карина была встревожена чем-то, но я никак не мог понять – чем именно. В целом, у меня возникло ощущение, будто она боится чего-то. Со стороны привокзальной площади послышались голоса и громкая музыка, звучавшая, очевидно, из динамиков припаркованной там машины.

– Все нормально? – поинтересовался я. – К тебе кто-то приставал?

– Нет-нет! Все в порядке, Максим, – ответила она. – Ты никуда не торопишься? Не возражаешь, если я тут с тобой посижу?

– Конечно, не возражаю! – пожал я плечами и подал ей руку. – Забирайся. Я просто тоже подышать перед сном вышел. Ну, так, расскажешь мне, что тебя так сильно напугало?

– Ну, – задумалась она, садясь рядом со мной. – Да, глупая ситуация, на самом деле. Я решила погулять немного вечерком, пошла на набережную, а когда солнце опустилось за горизонт, но фонари еще не зажглись, решила возвращаться домой, пока совсем не стемнело. Я еще сидела на лавочке и боковым зрением заметила, как рядом со мной сел какой-то мужчина. И я бы даже внимания на него не обратила, если бы он вдруг не обратился ко мне. Максим, меня вдруг всю сжало от ужаса! Он сказал мне что-то, но я так сильно испугалась, что даже толком и не поняла, что именно. Я просто встала и ушла, как можно скорее.

Карина закончила свой рассказ, а я еще некоторое время сидел, переваривая услышанное.

– А как этот человек выглядел, ты не запомнила? – поинтересовался я.

– Я не знаю, – пожала плечами Карина. – Я так перепугалась, что даже не решилась взглянуть на него. Кроме того, там уже было достаточно темно, когда он появился. Какая я дура…

– Все нормально, – попытался я ее успокоить. – Не бери лучше в голову. Но, если вдруг вспомнишь, что же такого он сказал, то можешь рассказать мне, если хочешь. Хорошо?

– Да, Максим, хорошо, – слегка улыбнулась она и отвела взгляд. – Спасибо тебе.

– Да за что? – слегка усмехнулся я. – Я же ничего не сделал!

Мы еще немного посидели молча. Та шумная компания, похоже, успев закупиться дешевым алкоголем, уехала на своей машине прочь, но, судя по всему, на ее место явилась другая. Гвалт, доносившийся с привокзальной площади, резко контрастировал с умиротворенным спокойствием, царившим на платформе. Казалось, что мы находились во владениях разных миров.

– Карин, все же, ответь на один вопрос, – вдруг обратился я к ней. – Почему ты вернулась в город? Мне просто показалось, что тебя тут ничего не держит. Это из-за родителей?

– В этом городе ничего не держит, – согласилась она. – У меня ведь тут даже и друзей-то не осталось, я только с тобой и общаюсь здесь, на самом деле. Но, это не из-за родителей. Мне пришлось сюда вернуться, по одному делу. Прости, но я бы не хотела вдаваться в подробности.

– Могу тебя понять, – кивнул я.

– Кстати, а почему ты назвал меня Кристиной?

– Что?

– Ну, когда увидел меня, – добавила она.

– Я не знаю, – пожал я плечами. – Просто как-то случайно вылетело.

– Ладно, бывает, – усмехнулась она, опустив голову и начав массировать виски.

– Все хорошо? – спросил я, заметив это.

– Голова разболелась, – призналась она. – Бывает у меня такое. Наверное, от стресса.

– Давай тогда выдвигаться потихоньку, – предложил я, соскакивая на асфальт и подавая Карине руку.

– Да, пошли, – согласилась она, принимая мою помощь.

И уже вместе мы побрели с платформы на главную улицу. Тихая безмятежная ночь всячески располагала к поздней прогулке: под порывами легкого морского ветра тихонько шелестели кроны высоких тополей, сверчки с небывалым энтузиазмом играли свою трель, а где-то далеко лаяла большая собака.

– А ты надолго тут? – поинтересовалась Карина, когда мы вышли с перрона на привокзальную площадь.

– Да, достаточно надолго, я думаю, – ответил я. – Новый год точно тут встречу.

– У тебя что-то случилось?

– Да, – протянул я. – Тогда в Чайной ложечке я тебе не стал рассказывать об этом, но я попал в аварию в начале прошлого мая.

– И как ты? – встревоженно поинтересовалась она.

– Ну, как видишь, живой и здоровый более-менее, – неловко улыбнулся я. – Но в той аварии мой друг и двое хороших приятелей погибли, а я вот уцелел как-то. Приехал сюда, чтобы немного прийти в себя, вроде как, на реабилитацию.

– Ой, прости меня, Максим! – осеклась она. – Я напомнила тебе?

– Да нет, все нормально, – слегка покачал я головой. – Мой друг был за рулем, когда в нас влетела другая машина. На самом деле, я помню только, как очнулся в больнице, и все. Физически я не пострадал, но вот ментально…

– Не надо, – прервала меня Карина, касаясь кисти моей руки.

Мы остановились прямо посреди улицы и обернулись друг к другу.

– Я уже знаю достаточно, не тревожь себя, – прошептала она, кладя ладонь мне на грудь.

– Да, ты права, – кивнул я в ответ.

Про аварию мы больше не говорили. Довольно скоро мы добрались до ее дома. Пустые дворы освещались тусклыми желтыми фонарями и светом из окон, мерно тарахтели в порту корабельные моторы.

– Ну, вот, мы и пришли, – сказала она, поднимаясь на крыльцо своего дома. – Спасибо, что проводил до дома.

– Не за что, – слегка улыбнулся я, глядя на нее. – Но имей в виду – мало ли кого можно встретить на улице ночью, так что лучше бы тебе не гулять одной после захода солнца.

– Я постараюсь больше так не делать, – улыбнулась она.

– Ну что, тогда до следующей встречи?

– Да, Максим, – кивнула она. – До следующей встречи!

Я приобнял ее на прощание, после чего Карина скрылась за тяжелой стальной дверью подъезда.

И так закончился этот день. За эти пару недель я, пожалуй, слишком глубоко погрузился в свои тревоги, случайная же встреча с Кариной немного отвлекла меня от размышлений и мрачных мыслей. Как будто. С другой стороны, уж не знаю, почему, но где-то глубоко в моей груди словно бы возник маленький тяжелый комок, доставлявший противный дискомфорт. Какая-то пока еще слабая, но совершенно невыносимая тоска, схожая с той, что я уже отметил, разглядывая подвеску, как если бы нечто очень важное было утеряно мной.

Наконец, я вздохнул, отгоняя от себя эти мысли, соскочил с крыльца и отправился домой.

Глава 15: Что-то внизу

Я довольно долго ворочался в своей постели, прежде чем провалиться в сон. В нахлынувшем на меня бреду я то и дело возвращался в ночь аварии и обрывочно наблюдал те печальные события. Образы сменяли друг друга как в калейдоскопе, а я никак не мог уследить за ними. То я сидел с Ромкой на старом пирсе, то шел с Кариной по абсолютно темной и пустой улице. Наконец, спустя минуты хаотичных блужданий по знакомому и в то же время чужому городу, я вновь обнаружил себя, стоящим в темном тоннеле и смотрящим в разверзнутую у моих ног бездну. Но нет, это был не осязаемый сон, а самый обычный. В нем я не мог контролировать себя. Я мог лишь наблюдать за тем, как бесформенное черное пятно медленно приближается ко мне, или, точнее, это я к нему приближался, медленно паря в воздухе, пока, наконец, не погрузился в него, словно в морскую пучину.

Открыв, наконец, глаза, я обнаружил себя в родной постели. Сквозь узенький зазор меж штор в комнату проникал молочно-белый свет, а весь сонный сумбур рассеивался под лучами утреннего солнца вместе с предрассветным туманом. С необычайно тяжелой головой я поднялся с кровати, подошел к окну, раздвинул шторы и приоткрыл форточку, чтобы запустить в комнату поток свежего воздуха. Прохладный сквозняк пробежал по комнате и унесся в прихожую сквозь щель под дверью, а тишину тут же заполнили крики ворон, чаек и переливистое щебетание ласточек.

Сразу после обеда я позвонил Миле и предложил ей встретиться. Бодрым радостным голосом Мила согласилась, но, прежде чем мы куда-либо пойдем, я должен был дойти до нее и дождаться возвращения ее матери, которая приняла бы на себя эстафету присмотра за бабушкой.

Примерно через десять-пятнадцать минут я щелкнул ключом в замочной скважине и спустился во двор. Вновь вопреки своему обычному маршруту, я направился не на юг, а на север по нашей тихой улочке, к самой дальней ее оконечности. Воскресным пасмурным утром мало кто спешил покидать свои теплые квартиры, поэтому на своем пути я встретил одну единственную сгорбленную старушку, что, опираясь на трость, брела по тротуару куда-то в направлении центра. Дом Милы был последним на нашей улице и находился прямо возле единственного автомобильного съезда на центральную дорогу. И пускай я давно не был у нее в гостях, однако ее подъезд и дверь вспомнил сходу.

– Максим, заходи! – улыбнулась Мила, увидев меня. – Привет!

Мила со своей мамой и бабушкой жила в уютной трехкомнатной квартире на четвертом этаже. Надо же, но, как и у меня дома, за эти пять лет здесь мало что изменилось. Как, впрочем, и во всем остальном городе.

Я как-то не привык видеть Милу в домашней одежде, отчего при взгляде на нее слегка обомлел. Она была одета в узенькую белую маечку и короткие серые шорты, что ярко подчеркивали ее стройную фигуру.

– Будешь чай? – поинтересовалась Мила, выводя меня из легкого ступора. – Мама вернется минут через двадцать.

– Да, конечно, – улыбнулся я, быстро переводя взгляд с ног на глаза.

– Давай на кухню, – кивнула она головой и скрылась за ближайшим дверным проемом. – Дверь только не закрывай. Как там твои дела?

– Да, нормально дела. Я себе подработку нашел через знакомого преподавателя с нашей кафедры – сайт делаю одной хабаровской фирме.

– О, круто! – раздался ее одобрительный возглас.

– Как там, кстати, бабушка поживает? – поинтересовался я, проходя на кухню.

– Ну как… – задумалась Мила, заходя вслед за мной и доставая из буфета кружки. – Сама почти не ходит. Меня узнает, а маму через раз. Знает еще, что дома находится, но вот только адекватно мыслить уже не в состоянии. Не знаю, как тебе объяснить…

– Не нужно объяснять, – прервал я Милу. – Главное, что она под надежным присмотром.

Мила поставила на стол кружки с горячим чаем и вазу, полную конфет и печенья. Мы минут десять сидели за столом и болтали о том и о сем, пока в один момент Мила не захотела сходить проверить свою бабушку, что все это время тихонько сидела в своей комнате за закрытой дверью.

– Эй, а хочешь поздороваться? – поинтересовалась Мила, вставая из-за стола.

Я согласился без лишних раздумий. Бабушку Милы я знал давно. Еще когда я учился в старших классах, она, то есть, бабушка, была достаточно бодрой старушкой, что, как мне казалось, дома вообще не сидела и то ходила в центр на рынок, то работала на даче, то болтала с соседками во дворе. Вообще, бабушка Милы с виду была самой обычной старушкой, и даже платочек на голове она носила. Такой я ее запомнил. Но, зная понаслышке, в каком удручающем состоянии находится она сейчас, я вдруг испытал какую-то смесь жалости и… тревоги, когда Мила предложила мне с ней встретиться.

И тем не менее, вслед за Милой я поднялся из-за стола и проследовал в прихожую.

– Постой тут минуту, – попросила она, дойдя до двери бабушкиной спальни, – я тебя позову, если все нормально. Окей?

– Да, хорошо, – кивнул я.

Пару минут, пока Мила разведывала обстановку, я стоял у входа в комнату, прислонившись спиной к стене. Из-за двери до меня доносились приглушенные голоса, обрывки фраз, разобрать которые я не мог, но их смысл, тем не менее, примерно понимал. Вскоре дверь в комнату приоткрылась, и в проеме показалось лицо Милы.

– Все нормально, заходи, – кивнула она.

– Мария Николаевна же ее зовут? – поинтересовался я прежде, чем войти, Мила в ответ утвердительно покивала головой.

Окно бабушкиной комнаты было единственным, что выходило на восток, на сопку, чей крутой склон располагался почти вплотную к фасаду здания. Шторы были распахнуты, а форточка приоткрыта, но из-за пасмурной погоды в спальне царил загадочный полумрак. Запах внутри тоже стоял своеобразный: смесь аромата лекарств и старого тела с непривычки сильно били в нос, однако на моем лице не дрогнула ни единая мышца. Бабушка, совсем старая, исхудавшая, с дряблой, покрытой старческими пятнами кожей, сидела в своем любимом кресле и пристально, и даже словно бы осмысленно глядя в черный экран выключенного телевизора.

– Бабушка, – обратилась к ней Мила. – Посмотри, это мой друг – Максим. Ты его помнишь?

– Мария Николаевна, здравствуйте, – обратился я к старушке, подходя к креслу.

Старая женщина, словно только сейчас поняв, что в комнате помимо нее есть кто-то еще, медленно повернула голову и удивленно взглянула на меня своими полуслепыми глазами. По ее лицу невозможно было сказать, узнала она меня или нет, так как за эти несколько недолгих секунд ничто в ее взгляде не изменилось. Но, скорее всего, нет – не узнала. Раньше мы виделись относительно часто, но, все же, я был чужим человеком для нее. Деменция медленно разрушала ее разум, пожирая целые участки памяти. Так с чего бы ей было меня помнить, если она и родную дочь не всегда узнавала?

– Это Максим, мой хороший друг, – повторила Мила, склоняясь поближе к бабушке. – Ты его не помнишь?

– Максим, да… – прохрипела старушка и, как-то совершенно неожиданно оживившись, воскликнула. – Так ты приехал! Какой большой стал и красивый молодой человек!

Мы с Милой перекинулись удивленными… даже нет – совершенно пораженными взглядами. Казалось, бабушка узнала меня. На самом деле, не знай я, что у нее деменция, то даже и не подумал бы. Но нет, не могло ведь такого быть.

– Бабушка, ты что, узнала Максима? – спросила ее Мила.

– Узнала, да, – улыбнулась она беззубым ртом. – Максим в гости зашел, наконец!

Из прихожей донесся звук открывающейся входной двери, а за ним и голос матери Милы.

– Ой! Мама пришла, – обернулась Мила. – Максим, посиди пару секунд с бабушкой, я сейчас вернусь. Только не давай ей вставать из кресла – она сама очень плохо ходит!

– Но…

– Не слажай! – только и успела добавить она, вылетая из спальни и прикрывая за собою дверь.

Однако, к моему счастью, бабушка даже и не пыталась подняться из своего кресла, если ей это вообще было сейчас под силу. Как-то хитро, но по-доброму улыбаясь, она посмотрела на меня, и взгляд ее окончательно запутал меня: я никак не мог понять, действительно ли она меня узнала или же только делала вид? Меня, чужого человека, которого в последний раз видела пять лет тому назад, узнать она точно бы не смогла. А не смогла бы? Нельзя было с уверенностью сказать, что происходит в увядающем мозгу другого человека. Тем более, если не мог сказать об этом он сам.

– Как у тебя дела, Максим? – совершенно обычным тоном поинтересовалась старушка, окончательно меня запутав.

– У меня все хорошо, – смущенно улыбнулся я, – учебу, вот, закончил в университете, вернулся пока домой.

– Ты всегда был хороший мальчик, добрый, – произнесла она, подняв перед собой скрюченный указательный палец.

Я в ответ тихонько усмехнулся, но прежде, чем успел открыть рот, она продолжила говорить.

– Нравится тебе наша девочка, да? – поинтересовалась старушка, и этот ее вопрос своей неожиданностью поставил меня в тупик. – Она у нас тоже хорошая, добрая!

– Э, да… – замешкавшись, протянул я, но, заметив настойчивый взгляд старушки, добавил. – Нравится, да.

– Так бери ее в жены! – хитро хихикая, предложила старушка.

Мне было одновременно и смешно, и неловко. Правда – не знал бы я, что бабушка не в себе, то и не понял бы сразу, потому что именно такой я ее и запомнил.

– Я подумаю над этим, – усмехнулся я, а тонкие бабушкины губы же в ответ распылись в довольной улыбке.

– Молодец, – кивнула она и еще некоторое время пристально глядела на меня, и ровно в тот момент, когда я уже открыл рот, чтобы сказать что-то бессмысленное, неожиданно продолжила. – Бедный мальчик. Сколько на твою молодую голову бед выпало! Они ведь уже звали тебя?

– Куда звали? – непонимающе спросил я, бросая взгляд на дверь.

– Туда, вниз! – пояснила бабушка.

Мне показалось, что кисти рук задрожали еще до того, как первая ассоциация возникла в моей голове. Вдруг я понял, что мне стало очень тяжело дышать, но вовсе не из-за запаха, нет, к нему я уже привык, мне стало физически тяжело сделать даже простой вдох.

– Я не понимаю, – хрипло выдавил из себя я.

– Перейти туда, – продолжила говорить бабушка все тем же дружелюбным тоном, – на ту сторону!

Пальцы рук заледенели, словно опущенные в холодную воду, пульс с шумом отдавался в ушах, а виски сдавило с такой силой, что на секунду даже потемнело в глазах.

«Бездонная черная яма под землей. Ветви тянутся к ее краям»

– Он уже приходил? – продолжала вопрошать бабушка, однако договорить ей не дали Мила и ее мама, что в тот самый момент вошли в комнату.

– Максим, как вы тут? – сходу поинтересовалась Мила.

Я прилагал все усилия, чтобы выглядеть нормально, уж не знаю, насколько хорошо у меня это вышло. Наверное, вышло, раз ни в глазах Милы, ни в глазах ее матери я не заметил ни тени подозрения по поводу моего состояния. Однако в груди моей удушливо клокотал безумный страх.

Я перекинулся парой фраз с матерью Милы, после чего она переняла у нас эстафету присмотра за бабушкой, а я же вместе с Милой вернулся на кухню. Мы допили чай и уже спустя пару минут вышли из дома, перешли через железную дорогу и вышли на центральную улицу, по которой побрели на юг, в направлении центра.

– Мил, – обратился я, когда мы поравнялись с моим домом, – я забыл, кем твоя бабушка работала раньше?

– Она была учителем, – ответила Мила. – Преподавала историю в средней школе. А что такое?

– Да нет, – покачал я головой, – ничего. Просто поинтересовался. Историю, значит, преподавала? Жалко ее очень.

– Знаешь, она выглядела непривычно оживленной, когда мы с мамой вошли, – призналась Мила. – Ну, мне так показалось, во всяком случае. Вы о чем-то беседовали?

– Да, – кивнул я. – Ни о чем особо. Но, знаешь, мне показалось, что она узнала меня.

– Ну, – задумалась Мила, – на самом деле, мне тоже так показалось. Она с большим трудом вспоминает какие-то моменты из своей жизни, а что было вчера так и вообще не помнит. Она порой путается во времени и пространстве, не понимает, что и когда было. Но тебя она, кажется, и правда, узнала.

Так, неспеша мы дошли до центральной площади, а затем и до набережной. Сегодня море бушевало, его холодные серые волны яростно бились о пирс и, разбиваясь, окатывали набережную холодными солеными брызгами. Ветер усиливался, однако дождь все никак не начинался. В целом, мы неплохо провели время, приятно поболтали, прошлись, мне даже стало легче на душе, спокойней, нахлынувший часом ранее страх отпустил меня. В конце концов, я проводил Милу до дома, мы обнялись на прощание, после чего Мила зашла в свой подъезд, а я побрел домой. И стоило мне лишь сделать шаг из ее двора, как на мой лоб упали несколько холодных капель дождя, а уже через пару секунд разыгрался самый настоящий ливень, под которым мне еще с полкилометра пришлось идти пешком, громко хлюпая промокшими туфлями.

Домой я явился мокрый насквозь. И пускай я успокоился, однако слова, сказанные бабушкой Милы, никак не шли прочь из моей головы. Должно быть, все это было каким-то ужасным совпадением. В конце-то концов, она ведь просто не в своем уме! С другой стороны, буквально все, что творилось вокруг, я оправдывал лишь цепочкой случайных совпадений, вот только сколько их еще должно было случиться?

Глава 16: Под красной луной

Шли дни, минула середина августа, день становился короче, а закат, так любимый мной, приходил раньше и раньше. По ночам в воздухе все отчетливей ощущалось приближение осени – со стороны сопки в окно моей спальни задувал прохладный ветер, заставлявший ежиться и кутаться в простыню в попытках уберечься от его пробирающего касания.

И именно в одну из таких прохладных августовских ночей мне приснился очень странный сон. Нет, не из тех, что переносил меня в темный мир нескончаемой ночи. Это был самый обычный сон, но такой, что еще некоторое время после пробуждения не покидает тебя, заставляя вновь и вновь прокручивать его события в своей голове. В нем я находился у себя дома, но в то же время и нет – часто случается так, что два и более разных места могут самым удивительным образом переплетаться во сне. Именно так произошло и в моем случае. Я находился в своей гостиной, однако практически все в ней было неправильно – вместо стенки с телевизором я обнаружил лакированную барную стойку, а напротив нее стояли привычные кресла с журнальным столиком между ними. Так же никуда не делся и одежный шкаф, однако вместо одной из стен от пола до потолка красовалось панорамное окно, за которым открывался вид на большой ночной город, озаренный светом тысячи огней, но в то же время на его улицах не было ни людей, ни машин. Сама гостиная, как мне показалось, была немного больше своего реального аналога, и почему-то плотно заставлена низкими квадратными столиками с покрытыми черным матовым лаком столешницами, а под самым потолком тут и там висели декоративные красные лампочки, что ни сколько светили, сколько просто создавали определенный антураж.

– Ты опоздал, – окликнул меня хорошо знакомый голос со стороны барной стойки.

Подняв взгляд на незамеченную мною ранее фигуру, вынырнувшую из-за стойки, я обомлел ни то от ужаса, ни то от изумления. По ту сторону бара стоял я, но другой я. Одет другой я был иначе – в черную джинсовую рубашку с закатанным по локоть рукавом и кожаный жилет, длинные, ниже плеч волосы того меня были собраны в хвост на затылке. Этот я выглядел так же, как и я настоящий, но несколькими месяцами ранее, как перед той аварией.

– Чего стоишь? – спросил тот я, кивая головой на стул у стойки. – Садись.

Следуя приглашению самого себя, я прошел к стойке и сел на высокий барный стул, но не успел я и рта открыть, как мой двойник продолжил говорить.

– Хочешь выпить? – поинтересовался он. – Да, глупый вопрос! – разведя руками, он повернулся к небольшому холодильнику, стоявшему в самом углу комнаты, порылся в нем и вынул наружу темную бутылку пива с абсолютно нечитаемой черной этикеткой. – Вот, русский имперский стаут, все так, как ты любишь – холодный, плотный и на вкус как горелая доска! Угощайся!

Он налил холодное темное пиво в высокий стакан, наполнив его доверху, и подал мне. Я, то есть, настоящий я, взял стакан, поднес к губам и сделал глоток. Во сне, а я совершенно не осознавал, что это был сон, я не ощутил ни вкуса, ни приятного прикосновения холодного напитка к своим губам. Разочарованный, я опустил стакан на стойку.

– Так, куда я опоздал? – поинтересовался я.

– На встречу, конечно! – ответил мой двойник и, словно заметив мой непонимающий взгляд, добавил. – Тебя здесь кое-кто ждал.

Между нами повисла неприятная пауза, во время которой мы долго и пристально смотрели друг другу в глаза.

– Кто меня ждал?

– А тебе что, не сообщили? – подняв брови так, будто бы я задал совершенно идиотский вопрос, ответ на который был очевиден, произнес мой двойник.

– Я не понимаю, – помотал настоящий я головой.

– Ничего страшного! Он сказал, что сможет встретиться с тобой в другой раз, – чуть тише произнес мой двойник, склоняясь над стойкой так, как если бы хотел, чтобы только я его слышал, хотя во всем помещении, помимо нас двоих, не было ни единой живой души. – Он будет ждать тебя под красной луной следующей ночью.

– А где это? – пожал я плечами.

– Сам все поймешь, – улыбнулся мой двойник, доставая из-за стойки белое полотенце и начав протирать им большой стеклянный бокал. – А пока что ты можешь идти.

Я еще раз с недоверием взглянул на другого себя, что вальяжно протирал стаканы и бокалы по ту сторону барной стойки, затем еще раз окинул взглядом помещение, что казалось мне до боли знакомым и не только лишь из-за своего удивительного сходства с моей гостиной, после чего слез со стула и осторожно, словно боясь привлечь к себе внимание, прошел к выходу. Вопреки моим опасениям, двойник не обращал на меня внимания, продолжая заниматься своими делами. Я же, оказавшись, возле выхода из «гостиной», дернул дверную ручку и вышел в прихожую, или в то место, где должна была находиться моя прихожая. Вместо знакомого помещения я обнаружил за дверью длинное многополосное шоссе, вдоль которого возвышались массивные бетонные здания большого города. Причудливым образом планировка этой улицы повторяла планировку моей квартиры, отличаясь от нее лишь масштабом. Вместо потолка над моей головой сияли звезды, а плафон превратился в полную луну. В обе стороны по ночному шоссе, освещенному желтыми огнями высоких фонарей, сновали машины, в окнах домов горел свет, а над магазинами, барами и кафешками сияли яркие неоновые вывески. Перед тем, как пойти в направлении, двигаясь по которому, я, предположительно, должен был попасть в свою спальню, я осмотрел вывеску того заведения, из которого вышел пару мгновений назад. «Алый Закат» – светила кроваво-красная неоновая надпись.

Я очень смутно помню окончание этого сна. Последний образ, что всплывал перед моими глазами, когда я по пробуждению пытался вспомнить, что произошло дальше – я долго плетусь вдоль оживленного ночного шоссе, пока улица постепенно не превращается в хорошо знакомую мне прихожую. В конце я захожу в свою комнату, ложусь на кровать и долго ворочаюсь, пытаясь уснуть.

В нашем городе есть два характерных праздника, которые отмечаются ежегодно и с особым энтузиазмом, это День Рыбака и День Шахтера. Первый я уже пропустил, так как приехал в город уже после него, а сегодня же, в последнее воскресенье августа, отмечался второй.

Вообще, Южнопортовый всегда был известен как город рыбаков – рыболовецкий колхоз, сахалинская база тралового флота и большой судоремонтный завод были большими градообразующими предприятиями, на которых в советские времена держался город. Однако с приходом нового тысячелетия все эти большие организации канули в лету. Соседний же поселок и по совместительству второй по размеру и значимости населенный пункт нашего городского округа – Рудозаводск, был знаменит своими угольными шахтами. И так как население Южнопортового и Рудозаводска находилось в очень тесных связях, а уголь с недавних пор переправлялся через наш порт, то и отмечался День Шахтера в Южнопортовом с не меньшим размахом, чем День Рыбака.

День, к слову, обещал хорошую погоду с самого раннего утра. На синем небе ни единого облачка, а воздух настолько чистый, что четким пятном на западном горизонте вырисовывались контуры острова Монерон. Оглушительный морской аромат наполнял воздух, а легкий западный ветерок приятно трепал волосы на голове, не давая палящему солнцу преждевременно утомить горожан.

Уже к обеду я успел начисто позабыть о странном сюрреалистичном сне, виденном минувшей ночью. Сегодня мы решили выехать на природу – на наше любимое место у маяка, чтобы пожарить там сосиски, посидеть на горячем песке и просто хорошо отдохнуть. Я ответственно продолжал принимать свои таблетки и уже несколько недель не замечал вокруг себя ничего странного и необъяснимого, чему был несказанно рад. На душе стало чуточку спокойней, спал я хорошо, ел тоже, и внезапных тревожных приступов тоже не испытывал.

Дабы найти себе подходящее место на длинной линии дикого пляжа за южной оконечностью города, нам пришлось проделать немалый путь, так как в такой жаркий солнечный день множество южнопортовчан и гостей из соседних городов решили массово приехать к нам. На самом деле, дело тут было не в одном лишь теплом воскресном дне. Как я уже говорил, сегодня отмечался День Шахтера, а значит – в городе намечались масштабные, по меркам Южнопортового, конечно, гуляния. Более того, главной звездой этого праздника, о котором трубили расклеенные тут и там плакаты, должен был стать невесть откуда взявшийся в нашей отдаленной провинции Михаил Шуфутинский. Да, пожалуй, сказав, что вокруг меня давненько не происходили странные и загадочные события, я сильно поторопился.

Вечером на центральной площади нашего города должен был пройти большой концерт. Проезжая по городу мы видели, как у здания городского дома культуры рабочие возводят большую сцену из металлических ферм.

Погода у моря была превосходной, однако вода была уже слишком холодной, чтобы я сходу решился в нее окунуться. На самом деле, вода у нас была холодной всегда, даже в середине июля, от чего приходилось собирать всю свою волю в кулак, чтобы зайти в нее хотя бы по пояс.

У самого берега большими косяками сновали мальки, один раз я даже заметил большую белую медузу, показавшуюся на фоне песка. Ракушки, выброшенные на берег недавним штормом, усеяли песок, у самой воды гнила морская капуста, вокруг которой роились крохотные мошки. Песок, нагретый солнцем, обжигал ступни босых ног, от чего по берегу приходилось передвигаться, надев резиновые тапочки.

В течение нескольких часов мы с родителями сидели у берега, ели, пили и говорили ни о чем и обо всем. Чуть позже, устав сидеть на одном месте, я решил прогуляться вдоль берега, по пути собирая особо понравившиеся мне ракушки. Веера, китайские шляпки, улитки – здесь было все, даже один, но довольно большой гребень, отливающий золотом и пурпуром. Впрочем, тащить это все домой не было никакого смысла, так что в итоге я оставил их там же, где сидел.

Обратно в город мы начали собираться часов в пять вечера, когда солнце уже очевидно стало опускаться к западной оконечности небосвода. Ожидаемо, центральную улицу в районе городской площади мы обнаружили перекрытой, из-за чего пришлось свернуть на непривычно плотно заставленную припаркованными вдоль тротуаров машинами «Портовую». Чем ближе мы приближались к эпицентру, тем громче становилась музыка. Ожидаемый многими концерт начался. Отец припарковал машину недалеко от площади и предложил присоединиться к гуляниям. Противников в машине не нашлось. Конечно, я не сказать, что был одет в парадную одежду, однако и стыдиться, с другой стороны, мне так же было нечего, как я подумал – вид у меня сегодня был вполне себе провинциальный, за вычетом отросших до кончика носа волос, разве что.

Людей для города, население которого составляло примерно десять тысяч человек, на площади собралось много, ведь примерно половину составляли приезжие. Со сцены, время от времени обращаясь к собравшейся аудитории, исполнял свои хиты сам Михаил. Конечно, в повседневности я подобную музыку не слушал, однако, стоит заметить, атмосфера на площади была хорошей, приятной, да и к исполнению и работе с аудиторией придраться тоже было нельзя. В целом, не солгу, если скажу, что мне все это даже по-своему понравилось.

Гуляя по площади, я встретил Милу, что стояла в компании своих подруг, или, возможно, просто знакомых девушек. Она, словно ощутив мое приближение, обернулась почти в тот же миг, что я увидел ее. При виде меня, она широко улыбнулась и замахала мне ладонью, затем, что-то сообщив своим приятельницам, направилась ко мне.

– Макс, привет! Ты чего на сообщения не отвечаешь? – поинтересовалась она, подбегая.

– На сообщения? – спросил я, доставая из кармана телефон, на котором значились один пропущенный звонок и две СМС. – Прости, Мила, я был за городом, там связи нет. Видимо, сообщения только что пришли.

– Ладно, ничего страшного, – махнула рукой Мила. – Я как раз хотела тебя пригласить погулять, но в итоге не дождалась ответа и пошла с одноклассницами.

– Хочешь пойти к ним или, может быть, куда-то еще?

– Давай лучше куда-нибудь еще, – улыбнулась Мила. – Обсужу свежие сплетни как-нибудь в другой раз.

– Ну, хорошо, – посмеялся я, – пошли.

Закат растекался по небу и сопкам ярким пламенем. Сегодня был невероятно теплый и красивый вечер. Сотни людей: и молодые, и старые, и дети, и взрослые наслаждались приятной атмосферой летнего праздника. Все лавочки в городе были заняты, шумела музыка, а мы с Милой гуляли вокруг площади, проходя через дворы и переулки, выходя то на основную, то вспомогательную улицу.

– Как там бабушка? – поинтересовался я.

– Бабушка хорошо, насколько это вообще уместно говорить, – улыбнулась Мила. – Мама с ней осталась, а меня отправила погулять.

– Торопишься?

– Нет, – помотала она головой. – Мама не просила прийти к какому-то определенному времени, но, думаю, было бы неправильно задерживаться совсем уж допоздна.

– Тебе тоже нужен отдых, Мил.

– Да, я понимаю, но, сам посмотри, для меня это и работа, и долг.

– Тоже верно, – согласился я.

И так за беседой бы добрели до самого сухого дока, но, не заходя на его территорию, прошли вдоль ряда старых покосившихся гаражей, пока не вышли к укрепленному большой подпорной стенкой берегу. Вода шумно билась о бетон и рассыпалась на сотни и сотни мелких холодных капель. Отсюда открывался красивый вид на заходящее солнце, на длинный брекватер и на пустующий корпус старого цеха судоремонтного завода.

– Как ты себя чувствуешь, Максим? – поинтересовалась Мила.

– Что? – опешил я. – Ты имеешь в виду…

– Ну, твое ментальное самочувствие, – уточнила она.

– А, ты про это, – кивнул я, вновь переводя взгляд на морской горизонт. – Мне кажется, я начинаю чувствовать себя чуточку лучше, – немного приврал я, но, не убедив в этом даже самого себя, добавил. – Хотя тревога, на самом деле, никуда не делась.

– Кошмары мучают?

– Да, случается, – ответил я. – Я пью свои таблетки, но то и дело что-нибудь произойдет, что выбьет меня из колеи, после чего приходится подолгу приходить в себя. Пока что мне это тяжелее обычного дается.

– Пробовал оградить себя от раздражителей? – спросила она, глядя на меня прищуренными из-за слепящего солнца глазами.

– Пробовал, но никогда ведь не знаешь, откуда ждать беды, – помотал я головой. – А дома запереться тоже не вариант.

– Не вариант, – согласилась Мила. – Но ты все равно береги себя, Максим.

– Я постараюсь, – улыбнулся я.

– Рада, что у тебя все более-менее хорошо, а то мне показалось, что ты последнее время слишком сильно зацикливаешься на этом.

– Может быть, – кивнул я. – По мне видно?

– Да, – ответила Мила. – Ты не такой, как раньше. Более замкнутый, что ли… Порой как будто где-то в своем мире живешь.

– Может быть и так, – согласился я.

Когда солнце уже наполовину скрылось за линией горизонта, мы решили идти назад. К моменту нашего возвращения на сцене уже начали выступать какие-то местные малоизвестные, но в целом неплохие исполнители, а людей, кажется, немного поубавилось. Пока мы стояли и обсуждали концерт, Миле позвонила мама и попросила ее вернуться домой, так как бабушка без Милы отказывалась делать что-то, о чем мне знать было не положено. Очень кстати, гуляя по площади, мы встретили Николая – дядю Милы, который согласился отвезти ее домой. Он предложил подкинуть и меня, но я отказался, решив пройтись до дома пешком. Мои родители, дождавшись окончания основной части праздничного концерта, тоже уехали домой.

И вот, я остался один. Погруженный в свои мысли, я брел вдоль периметра площади, пока не обратил своего внимания на ряд небольших киосков с угощениями, возведенных тут как раз к празднику. Решив взять себе что-нибудь, я проследовал к ним, но, приблизившись почти вплотную к небольшой праздничной ярмарке, среди прочих вывесок я заметил одну, заставившую меня застыть.

Под треугольным сводом желтой палатки висела лампа, выполненная в виде полной луны и излучавшая тусклый красный свет.

На одно мгновение все в моих глазах потемнело, и в этом непроницаемом мраке была видна одна лишь проклятая красная лампа. Я стал озираться по сторонам сразу, как только возможность видеть вернулась ко мне. Не знаю, кого или что я ожидал увидеть, но точно что-то необычное и жуткое, резко контрастирующее с праздничной атмосферой этого вечера. Возможно, я искал знакомое бледное лицо.

– Максим! – окликнул меня хорошо знакомый голос.

Это была Карина, одетая в милое летнее клетчатое красно-белое платье. Пожалуй, если мой предыдущий сон и был неким предзнаменованием, то, следуя ему, меньше всего я ожидал встретить под красной луной именно ее. С другой стороны, этой встрече я был рад. Надо же, испугавшись, я совсем не заметил Карину, что как раз стояла возле той самой палатки с бутафорской красной луной.

– Карина, привет! – поприветствовал я ее. – Ты давно тут?

– Минут двадцать, наверное, – ответила она, слегка призадумавшись. – А ты с кем-то здесь?

– Нет, я один, – так же, промедлив, ответил я. – С родителями был, но они уже поехали домой.

– Ладно, – улыбнулась она, на секунду отведя взгляд в сторону. – Я тут тоже одна. Не сидится мне дома, вот и пошла.

– Опять ходишь одна по темноте?

– Когда я выходила, было еще светло! – возразила она, в шутку сердясь. – А обратно хотела пойти вместе с другими людьми, тем более, мне ведь тут недалеко идти. Кстати, ты же не торопишься?

– Нет, не тороплюсь, – покачал я головой. – Может, составим друг другу компанию?

– Я – «за»! – улыбнулась Карина.

Да, пожалуй, такая встреча под красной луной была мне по душе, однако что-то, какое-то неприятное ощущение затаившейся опасности упорно не покидало меня. Словно чутье подсказывало, что это был еще не конец.

И вот, я остался с ней. Остаток вечера прошел замечательно. Солнце уже давно опустилось за морской горизонт, небо потемнело, а над сопками воссияла Луна. Вместе с Кариной мы подошли поближе к сцене и начали плясать под музыку, не глядя ни на кого. Затем с кружащейся от танцев головой, мы пошли бродить вокруг площади, вокруг дома культуры и музея, а к самому концу праздника опустились на освободившуюся скамейку и просидели на ней довольно много времени, смеясь и разговаривая.

– Мне как-то легче стало, – призналась в один момент Карина, когда музыка на площади стихла, а выступавшая группа, закончив очередную композицию, лишь готовились начать следующую.

– А было?

– А было… – она задумалась, на миг посерьезнела, оглянулась вокруг, после чего, вновь расплывшись в улыбке, продолжила. – А было как-то не по себе. Знаешь, противное такое чувство: одиночество, тревога, грусть. Мне тяжело выходить на улицу в последнее время, но и дома сидеть тоже невыносимо. А сейчас я думаю, что, возможно, мне просто нужна была чья-то компания.

– Вполне возможно, – пожал я плечами. – На самом деле, я тебя отлично понимаю, ведь я испытываю то же самое. И мне тоже стало легче.

– Правда?

– Да, – кивнул я. – Даже во сне не всегда получается по-настоящему расслабиться.

– Тебя мучают кошмары? – подняв бровь, спросила Карина.

– Да, вроде того. Порой они бывают какими-то… – я на секунду задумался.

– Слишком живыми и реалистичными? – предположила она.

– Да, точно! – согласился я. – Как ты догадалась?

Карина ничего не ответила. Она сидела, устремив на меня свой взгляд, а на лице ее в этот момент не читалось никаких очевидных эмоций, по которым я смог бы понять ее настроение или реакцию на свои слова. Однако же, прежде чем она успела что-либо сказать, вокалист последней на сегодня группы объявил, что их последняя песня, по его словам, должна быть «медленной и романтичной».

– Можно ли пригласить вас на танец? – картинно изображая галантного кавалера, обратился я к Карине, мгновенно выведя ее из странного ступора.

– О, разумеется! – улыбнулась она, изящно подавая мне руку.

И мы пошли танцевать. Конечно, мы были не единственной парой, решившейся на «вальс», однако, как мне показалось, именно мы привлекли к себе наибольшее внимание. Но, возможно, мне так просто показалось. В какой-то момент я даже начал было думать, что захожу слишком далеко, однако останавливаться уже, действительно, было слишком поздно. Итак, положив свою левую руку на тоненькую талию Карины, а правой рукой взяв ее левую ладонь, я закружился в танце, утягивая ее за собой в бесконечный круговорот огней и звезд. Мотив в музыке мне показался знакомым, однако, как бы я ни напрягал свою память, так и не смог понять, что же за песня это была, но я, определенно, ее уже где-то слышал. Итак, бесконечность превратилась в маленькую точку, а несколько минут сжались до одного мгновения, и наш танец подошел к концу.

– Это было прекрасно! – улыбалась Карина, повисая у меня на руках, наверное, все сейчас плыло перед ее глазами.

– Да, согласен, – улыбнулся я. – Кажется, все закончилось, пора бы нам собираться по домам.

– Да, наверное, – согласилась Карина, глядя на звезды. – Хотя я не хочу никуда уходить, но ты прав, нам пора. Ты же проводишь меня до дома?

– Кем бы я был, если бы сказал «нет»?

– Тогда пошли!

Итак, вместе с небольшими группками горожан мы побрели в направлении ее дома по главной городской улице. По дороге мимо нас со стороны площади проносились машины, прочие компании шумели и болтали, должно быть, надеясь на продолжение банкета. Мы с Кариной же шли, обсуждая минувший вечер, который, по нашему общему мнению, удался на славу.

Карина жила в одном из домов на центральной улице, что интересно, почти напротив загадочной церкви Пресвятой Матери. Ее двор выходил на Портовую улицу, а с подъезда открывался вид на море и пришвартованные корабли, и в то же время на старые облезлые портовые строения и какой-то невысокий длинный склад с двускатной крышей, территория которого была закрыта старыми покосившимися воротами из сваренных труб.

– Ну, хорошо провели время, – произнесла Карина, оборачиваясь ко мне, как только мы подошли к ее подъезду.

– Да, – согласился я, – отлично. Как-то даже легче на душе стало, это правда.

Между нами повисла неловкая пауза. Мы стояли друг напротив друга и то и дело, то встречались взглядами, то вновь их разводили. Без малого пять лет прошло с тех пор, как мы общались с ней в последний раз. Пять долгих лет. Да и встречались мы ну совсем недолго, с полгода, может быть, чуточку больше, но все воспоминания о том времени словно заново рождались в моей голове, пока я стоял и глядел на нее. И вот, я вновь провожаю ее домой, вновь стою перед ней, не зная, как поступить. Интересно, думала ли она о том же самом?

– Ну, пока? – смущенно улыбаясь, спросила Карина.

Я наблюдал ее в тусклом свете желтого фонаря, да и тот светил у другого подъезда, так как в фонаре возле подъезда Карины перегорела лампочка. Карина была стройна и красива. Длинные рыжие волосы струились по ее плечам, платье подчеркивало стройную фигуру. Она стояла, переминаясь с ноги на ногу, и как-то странно поглядывала на меня. Возможно, мне так показалось из-за плохого освещения, но я решился на первый шаг.

И не ошибся. Карина бросилась ко мне в тот же самый миг, что я потянул к ней свои руки, уже через секунду мы оказались в объятиях друг друга, своими губами я ощутил ее теплое дыхание, одной рукой я прижал ее к себе, а другую свою руку утопил в волосах на ее затылке. Еще долго мы не могли оставить друг друга. Я целовал ее вновь, целовал как в последний раз, ощущая непреодолимое желание и… боль, словно по чему-то давно и безвозвратно утерянному.

– Не отпускай меня, – прошептала она мне на ухо, когда наши губы разъединились, но лишь за тем, чтобы набрать воздуха в грудь.

Я и не собирался. Не знаю даже, сколько еще мы так простояли, возможно, пять минут или двадцать, а, возможно, час. В такие моменты время словно начинает идти чуточку иначе. Мы страстно лапали друг друга, не в силах остановиться, а нам, к нашей радости, никто и не мешал.

– Я так не хочу отпускать тебя, – призналась Карина, когда мы чуть сбавили обороты. – Но мне придется.

Чуть отстранившись, я смог взглянуть в ее лицо, чтобы увидеть блестящие от наполнивших их слез глаза. Когда я чуть ослабил хватку, Карина высвободилась и отошла от меня на шаг.

– О, боже, я вся… – она подняла руки вверх, показывая, что голова ее идет кругом. – Я схожу с ума. Ладно, Макс, это был замечательный вечер, жаль обрывать его так, но, сам понимаешь…

– Да, – покивал я и слегка пошатнулся, Карина подала мне руку, не давая упасть. – Пойдешь домой?

– Да, – улыбнулась она, глядя мне в глаза. – Надо. Пора.

– Согласен, – улыбнулся я, вновь ее обнимая. – Надо же, пять лет прошло, а кажется…

– Словно и не было их, – продолжила она за меня.

– Вроде того, – согласился я. – Это была хорошая встреча под красной луной.

– Что? – удивленно нахмурила она брови.

– Не, ничего, – опомнился я и прежде, чем Карина успела бы сказать что-то еще, вновь поцеловал ее.

– Ладно, Максим, пожалуй, теперь мне действительно пора, – сказала она совсем тихо.

– Да, – выдохнул я. – Ну, тогда до следующей встречи?

– Да, Максим, до встречи, – улыбнулась она, выскальзывая из моих рук. – Звони мне тоже, не забывай. Я, в принципе, ничем тут не занята обычно.

– Я буду, – улыбнулся я, прикладывая к правому уху кулак с оттопыренным большим пальцем и мизинцем – таким воображаемым телефоном. – Только ты номер дай свой!

И она, неловко усмехнувшись, продиктовала мне свой номер. Настало время расходиться.

Да, пожалуй, я совсем не хотел бы ее отпускать сейчас, но, кажется, особого выбора у нас действительно не было. В окнах Карины дребезжал синий свет, очевидно, от работающего телевизора, который могла смотреть ее мама. Карина отвернулась от меня, приоткрыла тяжелую металлическую дверь своего подъезда, но в самый последний момент остановилась.

– Да, Максим, кстати, – произнесла она уже более спокойным тоном, оборачиваясь ко мне через плечо, – я вспомнила, что сказал мне тот человек. Ну, в ту ночь, когда мы встретились возле вокзала, помнишь?

– Да, я помню, – ответил я, а по моей голове будто пробежал электрический разряд. – И что же он сказал?

– Наверное, уже поздно говорить об этом, но он назвал твое имя и попросил передать, что будет ждать тебя в баре «Алый Закат». Ты знаешь такой?

– Нет, – растерянно ответил я, пытаясь пробиться сквозь густой рой тревожных мыслей, захлестнувший мою голову.

– Даже странно, что я это забыла, – задумалась Карина, виновато глядя себе под ноги. – Ну, ладно. Мало ли кого можно встретить на улице после захода солнца, правда?

Помахав мне на прощание рукой, Карина скрылась во тьме своего подъезда, и я остался один. Всей грудью я вдохнул в себя прохладный ночной воздух, пытаясь успокоиться и собраться с мыслями. Следовало скорее возвращаться домой. Напоследок же, прежде чем отправиться в путь, а до своего дома я бы дошел минут за пятнадцать, я поднял голову, желая взглянуть на ночное небо, покрытое россыпью ярких звезд, как увидел над своей головой большую красную, будто залитую кровью, луну.

Пальцы рук в тот же миг заледенели, а сердце, словно моля о помощи, отчаянно забилось о грудь. Внезапно я осознал, что стою совсем один на пустой темной улице, настолько тихой, что даже ветер не осмеливался нарушать этот зловещий почти мистический покой. Вдруг мне по-настоящему стало страшно.

Я должен был поскорее идти домой, а не стоять тут, в чужом дворе в темноте и полном одиночестве. Однако же, не успел я сдвинуться с места, как услышал слева от себя легкий шелест травы. Там, со стороны Портовой улицы, от ряда старых гаражей и теплотрассы, продираясь сквозь сорняки, в мою сторону шел человек. Я долго не мог разглядеть его черт, лишь неясный черный силуэт слегка покачивался на фоне ветхих бетонных стен и ободранной обмотки труб. В один момент я даже подумал, что, возможно, мне следует бежать, но какая-то непреодолимая сила все равно заставляла меня стоять на месте, это был ступор, вызванный невероятным ужасом, одолевшим меня в этот момент.

И вот, наконец, незнакомец вышел на свет, точнее, он приблизился ко мне достаточно близко, чтобы я в лучах ближайшего фонаря мог разглядеть черты его белого, как бумага, лица.

Глава 17: На той стороне

Это был он. Тот самый человек из моих снов, что являлся ко мне в ночь землетрясения. Завидев меня, он растянул губы в неприятной лукавой улыбке. Сходу я даже не мог понять, пытается ли он таким образом выглядеть учтивым или же просто не может скрыть свое самодовольство. В любом случае, в царившей вокруг ночной темноте, да на его бледном малоподвижном лице улыбка эта казалась мне зловещей и наигранной. В движениях же его, напротив, я не ощущал угрозы – он шел спокойно, расслабленно, будто возвращаясь с запоздалой прогулки. Но, возможно, это его нарочитое спокойствие было лишь коварной ловушкой, в которую я вот-вот должен был угодить.

– И вновь добрый вечер, – чуть приклонив голову, поприветствовал он меня.

– Добрый, – прохрипел я в ответ, когда незнакомец остановился, не дойдя до меня пару шагов. – Что вам нужно?

– Что мне нужно? Я пришел за вами, – ответил он, убирая с лица свою коварную улыбку. – У нас ведь назначена встреча. Разве вам не передали?

Между нами повисло тревожное молчание. Оно продлилось совсем недолго, какие-то секунды, но в воцарившейся тишине безветренной ночи, казалось, было слышно биение моего сердца.

– Как ваше самочувствие после аварии? – вдруг поинтересовался он.

От нахлынувшего ужаса у меня потемнело в глазах. Я не торопился с ответом, но он словно бы и не настаивал, продолжая лишь внимательно смотреть на меня.

– Откуда вы знаете про аварию? – с трудом выдавил из себя я

– От вас, – ответил он. – Вы сами рассказали мне.

– Но я ничего вам не говорил! Я вообще вижу вас второй раз в жизни!

– Говорили! – настойчиво возразил он. – Говорили. Иначе, зачем я явился?

– Я не знаю и знать не хочу.

– Я явился, потому что вы сами меня попросили прийти!

Мы еще несколько секунд буравили друг друга взглядами. Незнакомец был предельно спокоен, а я же чувствовал, что вот-вот готов поддаться панике. Руки мои немели и дрожали, а сердце яростно колотилось, отдаваясь в ушах гулким шумом.

– Итак, вы готовы?

– Готов к чему? – непонимающе помотал я головой.

– Как «к чему»? – он удивленно поднял брови. – Перейти на ту сторону, конечно!

– На «ту сторону»? – переспросил я, якобы не поняв его, но, разумеется, я все отлично понимал.

– Именно! На ту сторону! – продолжил он. – Ведь это именно то, чего вы хотите. Разве нет?

– Что? Нет! Я не хочу этого! – возразил я. – Не собираюсь я никуда с вами идти!

– Что значит «не собираетесь»? Нам пора, вы сами это знаете. Если не пойти сейчас, то дальше будет хуже. Он с вами церемониться не станет.

– Он? – прохрипел я, отступая.

В поисках спасения, хотя бы крохотной ниточки, за которую я смог бы ухватиться, чтобы вырвать себя из объятий этого затянувшегося кошмара, что приключился со мной наяву, я потянулся к тому месту, где должен был находиться внутренний карман моей куртки. Подобно острой стреле страх пронзил мое сердце, когда я понял, что свой амулет я оставил дома вместе с курткой. Это случилось впервые с того дня, как я получил его из рук Дарии. Ведь этим утром я совсем не собирался гулять допоздна. То, что я задержался на улице до наступления темноты, было лишь стечением обстоятельств. Уж не знаю, помог бы мне сейчас этот амулет, но, будь он при мне, я хотя бы мог проверить это.

– Да кто вы такой? – вновь спросил я, а голос мой в тот миг надломился, и его звучание лишило меня остатков смелости.

Не в силах больше терпеть его присутствия, я бросился бежать. На всех парах я несся по центральной улице, желая лишь поскорее оказаться дома и больше не видеть его бледного лица и выпученных стеклянных глаз. Несколько раз я оборачивался через плечо и видел темный силуэт далеко позади. Он провожал меня взглядом, но без досады, будто зная, что бежать мне все равно было некуда.

Минут через десять я, наконец, добрался до своего дома, забежал в освещенный желтой лампой двор, зашел в подъезд, и только лишь тогда смог перевести дыхание. Входную дверь своей квартиры я запер на все замки и сразу же направился в ванную. Прохладная вода немного привела меня в чувства, однако руки мои не перестали трястись, а сердце колотиться так, что к горлу подкатывала тошнота. Я выглянул в кухонное окно, но увидел перед собой лишь совершенно безлюдный квартал, пустые проезды и детские площадки, и, вопреки всем ожиданиям, это спокойствие напугало меня только больше. Мне казалось, что если я не вижу угрозу, то она, с большой долей вероятности, видит меня. Хорошо, что родители к тому времени уже ушли в свою спальню и, к моему счастью, не видели моего ужасного состояния, которое точно не смогло бы остаться без вопросов.

Еще минут пять я простоял так, глядя в окно, но бледный человек не показался ни в соседнем дворе, ни на подъезде к нашему дому. Я принял вечернюю порцию таблеток. Уже довольно давно со мной не случалось ничего действительно ужасного, но эта ночь почему-то стала исключением. Все произошло ровно так, как другой я предупреждал себя в моем последнем сне. Возможно, я просто сходил с ума. Ведь всего этого просто не могло случиться в реальности. Такого просто не бывает!

От потока тревожных мыслей меня отвлек телефонный звонок. На экране высвечивался незнакомый номер, не похожий ни на один стандартный номер действовавших в нашем регионе операторов и больше походивший на случайный набор цифр. Телефон звонил настойчиво, долго, ровно столько, сколько я стоял и, как завороженный, глядел в экран. Мне казалось, что я заранее знаю, что могу услышать с той стороны трубки, потому и не отвечал.

Наконец, я сбросил звонок, выключил телефон и направился в свою комнату. Прежде, чем закрыть шторы, я выглянул во двор, но и тот оказался пуст. Пора было брать себя в руки. Из внутреннего кармана куртки я вытащил амулет и положил его на кровать рядом с подушкой, после чего разделся и лег в постель. Каждый раз, стоило мне лишь немного успокоиться и начать приходить в себя, как тут же происходит что-то такое, от чего потом долго приходится отходить. И вот, это случилось опять.

Я еще долго кутался в одеяло, пытаясь унять дрожь. Воспоминания о той ужасной ночи, когда проклятая авария едва не лишила меня жизни, захлестнули меня. Мне казалось, что я вновь слышу протяжное гудение клаксона, крики, треск стекла и скрежет сминаемой стали. Я словно вновь попал в ту проклятую ночь, ночь, с которой все началось. Я опять увидел пустую улицу большого города и покореженный салон автомобиля. Но я был не в силах терпеть весь этот ужас, не хотел еще раз переживать ту кошмарную трагедию. Из последних сил я напряг свой разум и распахнул веки.

Влажные голые стены заброшенного тоннеля с темными смотровыми окнами в них и большая черная яма в полу возникли передо мной, стоило лишь поднять веки. Я отчетливо ощутил противный запах плесени и застоявшейся грязной воды. И вот я вновь оказался в этом кошмарном проклятом месте, ужасном мире вечной ночи, куда, то и дело попадал в своих снах. Внутри бездонной пропасти свистел ветер. Черные ветви неизвестного растения крепко ухватились за рваные бетонные края жуткой ямы так, как если бы дерево, пустившее их, отчаянно пыталось вырваться на поверхность. И вновь мне показалось, что из ямы я слышу голоса, такие далекие и тихие, что, возможно, лишь казавшиеся мне, и там, среди них, я расслышал и свое имя. Или же нет?

Из любопытства я сделал шаг к краю пропасти и чуть склонился над ней. Не знаю, зачем я сделал это. Как будто некая непреодолимая сила, сокрытая глубоко в моем сердце, тянула меня туда, в эту неизвестность, но и в то же время я был готов броситься бежать.

– Откуда вам знать, – раздался за моей спиной знакомый голос, заставивший меня встрепенуться, – возможно, что на той стороне вы найдете, что ищете.

Я успел лишь обернуться, чтобы увидеть за собой его бледное лицо, но на этот раз искаженное безумной яростью, после чего ощутил на спине прикосновение двух холодных ладоней. Его план удался. Он толкнул меня в черную бездну, а я же, нетвердо стоявший у самого ее края, не смог ни удержать равновесие, ни вовремя ухватиться за ветви, чтобы не провалиться вниз. Но на самом деле, я даже не ощутил на своем теле прикосновения черного древа, а просто свободно провалился в разинутую яму, не издав при этом ни малейшего звука. Не знаю, как долго я летел, ведь сознания я лишился задолго до того, как успел достичь дна.

Каждый раз из этого кошмарного осязаемого сна меня вырывало некое вмешательство извне, будь то телефонный звонок или землетрясение, однако же сейчас ничего подобного не произошло. Первым, что я испытал при пробуждении, была ужасная ломящая боль во всем теле, затем пальцами рук я ощутил прикосновение холодной мокрой, как от утренней росы, травы, устилавшей землю, на которой я лежал. Еще спустя пару-тройку секунд несколько крупных холодных капель воды приземлились на мое лицо и на сырую, прилипшую к телу одежду, немного приведя меня в чувства.

Даже для того, чтобы поднять свои веки, мне пришлось приложить неимоверные усилия. Казалось, все мое тело было налито свинцом, так тяжело мне давалось буквально каждое движение, даже самое незначительное. Удивительно, но даже, лежа в больнице после аварии, я не испытывал ничего подобного. И вот, приоткрыв, наконец, глаза, я увидел исполинское черное дерево, на многие десятки метров возвышавшееся надо мной.

Испуг… нет, накатившая волна нестерпимого ужаса придала мне сил. Осознав, наконец, где нахожусь, я подскочил с земли, на которой лежал и, преодолевая боль и чудовищную усталость, поднялся на ноги.

Это было оно. Ужасное древо из иного мира, что своими ветвями пробило границу между кошмаром и явью. На темных его ветвях не росли ни плоды, ни листья. Гигантское в обхвате, оно, казалось, было не менее тридцати метров в диаметре, а ввысь же тянулось столь высоко, что во тьме я не мог увидеть его конца.

Но, нет! Не может такого быть! Неужели я провалился на «ту сторону»? Я попал в место, которого нет, в кошмар, который никогда не принадлежал нашему миру. Как-то неосознанно, будто от бессилия, я закричал, завопил во всю глотку, а мой голос, пронесшись во тьме, довольно скоро затерялся в пустоте. И именно звук моего собственного голоса напугал меня больше всего. До этого момента, попадая в свой кошмар, я был не в силах выдавить из себя ни малейшего хрипа, но теперь мой крик звучал, как и положено, громко и ясно. И лишь благодаря этому я, наконец, к своему бесконечному ужасу, осознал, что, это был больше не сон.

Словно при помощи интуиции или же некого шестого чувства я ощутил, что иначе, как по тому же самому дереву, выбраться из этого ужасного места было невозможно. Кора его была грубой с крупными щелями и выступами, за которые я без особых проблем смог бы зацепиться. И вот, не теряя ни секунды, я ринулся к огромному стволу, пальцами рук вцепился в его кору и, что было сил, подтянул себя вверх. Мне было страшно, обреченность и ужас были моими спутниками в этом темном пустом мире. Подгоняемый паникой и поддерживаемый стремлением поскорее отсюда выбраться, я поднимался все выше и выше. Вода заливала мои глаза, а холод сковывал мышцы, но я продолжал двигаться вверх. Каждая секунда, казалось, тянулась целую вечность, а от осознания высоты, на которую я поднимался, кружилась голова. Я боялся этого места, боялся даже не умереть, а навеки остаться здесь. Довольно скоро подо мной исчезла земля, тьма сгустилась так, что я с трудом различал расплывчатые контуры своих рук. Огромный ствол вился и изгибался, мне то приходилось карабкаться по почти вертикальной поверхности, то под столь пологим углом, что я даже мог упереться в него ступнями ног. И вот, наконец, высоко над собой я разглядел знакомую дыру. Темно-серым пятном она выделялась на фоне черного свода этого ужасного циклопического подземелья. Та самая лысая ветвь, что я видел в своих снах, крепко держалась за ее края, впиваясь своими кончиками в старый крошащийся бетон.

Первым делом, выбравшись из дыры, я перевернулся на спину и отполз подальше от рваных краев кошмарной пропасти. Мои ладони кровоточили, а пальцы дрожали, одышка сковывала грудь, будто стальные тросы, но, несмотря ни на что, я не мог более оставаться в этом месте, я должен был бежать.

Итак, то и дело, спотыкаясь и поскальзываясь, я взобрался наверх по крутым ступенькам тоннеля, продираясь сквозь заросли полыньи, лопухов и кислицы, выбежал на смотровую площадку, где немедленно замер в кошмарном изумлении. Передо мной открылась большая панорама на абсолютно темный безмолвный и неподвижный город, будто бы погруженный в глубокий летаргический сон. Ничего не менялось, все оставалось точно таким же, как и в самом первом моем осязаемом кошмаре.

Все еще гонимый страхом, я, что было сил, побежал вниз по горной дорожке, выложенной бетонными плитами. Воздух шумел в ушах, растения хлестали меня по лицу и рукам, но я бежал, бежал без оглядки. Мимо церкви, по длинной японской лестнице, вниз, в город. Спустя несколько минут пересек железную дорогу и вышел на городскую улицу. Серые дома угрюмо взирали на меня черными квадратами своих окон, холодный ветер заставлял вздрагивать, а каждый малейший шорох отдавался в сердце мощным ударом. Грудь горела огнем, а каждый вдох давался с огромным трудом, по щекам бежали слезы, а мышцы на руках и ногах, казалось, вот-вот были готовы лопнуть, однако только лишь на центральной улице я позволил себе взять небольшую передышку и собраться с силами.

Вокруг я не увидел ни единой живой души, разумеется, все маленькие города засыпали по ночам вместе со всеми своими жителями, однако в такой темноте, когда ни одного даже самого крохотного огонька не наблюдалось во всей зоне видимости, эта пустота казалась особенно зловещей. Продолжая внимательно озираться по сторонам, я пошел в направлении дома, при этом стараясь не думать о том, что могу обнаружить за дверью своей квартиры.

Руки противно затряслись, когда я, наконец, вошел в свой двор и поднял взгляд на темные окна своей квартиры. Старая деревянная дверь подъезда негромко скрипнула, открыв мне проход на лестницу, когда я дернул ее тронутую ржавчиной ручку заледеневшими пальцами. Шаг за шагом я приближался к своей цели, минуя безмолвные лестничные клетки с неработающими лампами, весь путь наверх пришлось идти наощупь, хватаясь руками за перила, но я не останавливался. И вот, я оказался у своей квартиры. У меня не было при себе ключа, поэтому я постучал в дверь рукой. Потом, не дождавшись ответа, постучал снова и, пожалуй, сделал бы это еще раз, если бы не расслышал приближавшиеся к двери шаги.

Встревоженные и напуганные одновременно моим поздним визитом и моим же потрепанным внешним видом, родители встретили меня на пороге нашего дома. В эту ночь во всем городе без видимых на то причин снова отключилось электричество. Да, это объясняло то, почему на улицах было так темно, но не объясняло всего остального. Грань между сном и явью перестала существовать этой ночью, или же я просто перестал ощущать ее так, как мог делать это раньше. В любом случае, что бы это ни было, я точно знал, что отныне жизнь моя не будет прежней, потому что на этот раз, ничто так и не вырвало меня из кошмара, как если бы мне предложили принять за реальность все те события, что я, до этой ночи, предпочитал считать сном.

Осень. Глава 18: Точка невозврата

С той злополучной ночи минуло две недели, и не было еще ни дня, чтобы я не задавал себе один и тот же вопрос: действительно ли я, выбравшись из той черной ямы, вернулся в свой родной дом? Ведь не бывает же так, что, засыпая вечером, на утро ты не просыпаешься, но продолжаешь жить, как ни в чем не бывало. Или же, если я проснулся, то, значит, черное древо действительно существует, а мой осязаемый сон вовсе не был сном, как я думал ранее? Ответы на мои вопросы были, и я предполагал, где они могли меня ожидать, но вот уже две недели, как не решался вернуться туда и поискать их, словно боясь подтвердить свои самые мрачные догадки.

Наступила осень. Сентябрь на Сахалине, а в особенности на побережье, был во многом продолжением лета. Это был мягкий и теплый месяц, когда температура днем поднималась до двадцати пяти градусов, а солнце палило столь же активно, что и месяцем ранее, и лишь холодный морской ветер да терявшая свои яркие краски растительность предвещали осень в ее классическом понимании. На дворе стояло именно такое теплое и солнечное воскресенье, когда я, наконец, собрался с силами и вновь поднялся на сопку, вышел на смотровую площадку, после чего ступил в высокие заросли сорняка, спустился под свод заброшенного тоннеля и прошагал по нему до самой дыры, столь долго являвшейся мне во снах. Уж не знаю наверняка, что именно я ожидал найти там, в этой проклятой яме, возможно, я искал там длинную ветвь черного дерева и спуск в подземный мир, но все, что увидел – поблескивавшую в свете фонаря грязную воду в полутора метрах под собой. И ничего более.

Я был в отчаянии. Я чувствовал, как с каждым новым днем я все глубже и глубже проваливался в пропасть безумия, где каждое мое действие лишь приводило к новым вопросам, и никогда не давало ответов. В один день мир снов и кошмарных видений вырвался из своих границ и заполонил реальность, а я никак не мог вернуть все на свои места. Как бы я ни старался, что бы я ни делал, мои кошмары всегда возвращались и терзали меня, но стоило лишь протянуть руку в их сторону и попытаться схватить, как все эти образы в мгновение рассеивались, ускользая меж пальцев, словно вода.

– Ты сошла с ума? – донесся до моих ушей раздраженный голос Дарии из-за закрытой двери церкви, когда моя рука коснулась круглой латунной ручки, но еще не успела провернуть ее. – Твои заблуждения ведут тебя к ереси! Одумайся, пока еще не слишком поздно! Все, к чему мы шли, ты пустишь под откос!

– Заблуждения? – раздался второй, незнакомый мне голос после непродолжительной паузы, и принадлежавший, очевидно, незнакомой мне пожилой женщине. – Кто дал тебе право трактовать волю Матери таким образом?

По ту сторону двери вновь воцарилось молчание, либо же Дария и ее оппонентка стали говорить слишком тихо, чтобы я мог их услышать. В любом случае, я не решился войти и прервать спор, вместо этого я продолжил стоять за дверью, затаив дыхание и прислушиваясь к их голосам. Пожалуй, сегодня я явился не вовремя, но и уйти я тоже не мог. Я был более не в силах убегать и прятаться, не мог больше делать вид, словно ничего вокруг меня не происходит. Если я не решусь поговорить с Дарией сегодня, то, возможно, не решусь уже больше никогда.

– Пророчество сбывается, Дария, – вновь послышался голос незнакомки, – но ты слепа и не видишь этого. Первые ласточки уже показались. Подумай над моими словами, Дария. Ты лишь понапрасну тратишь время.

– Ты ошибаешься, – заметно понизив тон, ответила ей Дария.

Услышав спешно приближающуюся в мою сторону поступь, я отпрянул от двери, но лишь затем, чтобы уже спустя мгновение встретиться лицом к лицу с той второй женщиной, что секунду назад вела спор с Дарией. С неподвижного, словно маска, морщинистого лица на меня уставились два больших голубых глаза. Она смотрела на меня долго и пристально, словно пытаясь разглядеть во мне своего знакомца. Разумеется, сделать этого ей не удалось, однако на какую-то долю секунды мне показалось, словно в глазах ее я уловил легкое самодовольство, граничащее со злорадством. Итого, незнакомая старуха, не произнеся больше ни слова, вышла на центральную улицу и спешно удалилась прочь.

– Вы вновь пришли, – произнесла Дария, возвращая себе мое отвлеченное внимание.

– Да, мать Дария, – кивнул я, переводя на нее взгляд. – Я вновь пришел за ответами.

– Максим, у тебя точно все хорошо? – поинтересовалась Мила, вглядываясь в мое лицо, освещенное желтым светом уличных ламп. – Выглядишь неважно, будто не спишь совсем. Ты видел свои синяки вокруг глаз?

Я закусил губу, думая, что же ей ответить. С тех самых пор, как я вернулся с «другой» стороны, мой сон, казалось, еще ни разу не был спокойным. Засыпал я по-прежнему достаточно быстро, но часто пробуждался еще до рассвета и подолгу ворочался в постели. Сновидений я не запоминал, возможно, оно к лучшему, ведь чувствовал я себя по пробуждению довольно гадко.

– Я не знаю, Мил, – покачал я головой, – но сплю так себе, да.

– Да, говори же! – подбодрила меня она, нежно касаясь моего плеча своей рукой.

– Как бы ты не посчитала меня сумасшедшим, – натужно улыбнулся я.

– Я обещаю, что не посчитаю! – помотала она головой, глядя в мои глаза.

– Ладно, – согласился я. – Давай пойдем тогда, я по пути все расскажу.

– Да, пошли, – кивнула Мила.

И мы побрели по ночной улице мимо домов и их горящих теплым светом окон. Это был первый раз за две с лишним недели, как я выбрался на улицу после захода солнца, и лишь потому, что из дома меня вытащила Мила.

Дария сидела на скамье возле меня и внимательно, не перебивая, слушала мою историю. Я ощущал себя полным идиотом, рассказывавшим постороннему человеку различные небылицы, что, якобы случились со мной, таким образом, почти напрямую признаваясь в собственном безумии, однако на протяжении всей моей речи лицо Дарии оставалось одинаково серьезным и сосредоточенным.

– И всегда, абсолютно всегда я просыпался, а кошмарные образы рассеивались с первыми лучами солнца и вскоре забывались, – говорил я, внимательно осматривая свои пальцы, лишь бы только не видеть лицо собеседницы, – но только не в этот раз. Выбравшись обратно на поверхность, я вернулся домой – не просыпался, нет, я просто вышел на главную улицу и пешком дошел до дома. После этого я еще один раз возвращался к тому месту, но там внизу уже ничего не было. Простой заброшенный тоннель с мусором, только и всего.

Снаружи сияло яркое сентябрьское солнце, по улице туда-сюда сновали пешеходы, шелестя шинами об асфальт, проносились машины, но в самой церкви время словно остановилось. Каждый звук, доносившийся с улицы, казался приглушенным, легкий полумрак и приятная прохлада царили внутри.

– То место, где вы были, какое оно? – внезапно, спросила меня Дария.

– Видишь этот амулет? – вынул я из внутреннего кармана куртки длинную цепочку с подвеской, чтобы продемонстрировать их Миле.

– Что это? – поинтересовалась Мила, беря в руку подвеску.

– Дария дала мне его, – ответил я, – сказала, что в нем сокрыт некий глубокий смысл, который мне лишь предстоит узнать. Как будто он как-то должен помочь мне.

– И как же? – спросила Мила, казалось, не осознавая в полной мере все безумие моей истории.

– Ну, а как по-твоему? – горько усмехнулся я, возвращая амулет в карман.

– Слушай, Максим, может быть, тебе следует обратиться в полицию, раз тебя кто-то преследует?

– Не думаю, что они мне помогут, – помотал я головой.

На самом деле, поведав Миле о своей проблеме, я, разумеется, опустил некоторые детали, дабы совсем уж не сойти за сумасшедшего. Мне было тяжело. Тяжело рассказывать это и тяжело осознавать, что я не могу раскрыться в полной мере одному из немногих людей, кого мое состояние действительно волнует. Лекарства, что помогали мне раньше, теперь были не более чем порошок, спрессованный в крохотную белую шайбу, главным качеством которой был маленький желоб, благодаря которому эти таблетки было удобно разрезать надвое. Только и всего.

– Как тебя вообще занесло в эту церковь? – разводя руками, поинтересовалась Мила. – О чем ты думал?

– Ну, – задумался я, – на самом деле, я не знаю. Помнишь, я рассказывал тебе о своей первой встрече с этой Дарией? Так вот, каким-то странным образом в ее словах я обнаружил некоторую связь с тем, что происходило со мной до и после этого разговора.

Темный и сырой подземный мир. Место, которого нет, но в которое мне против своей воли удалось попасть. Поросшая травой бесконечно-огромная равнина, конца и края которой не было видно из-за царившей вокруг густой и давящей темноты. Небо там было черно, и лишь одна единственная небольшая дыра, расстояние до которой невозможно было оценить наверняка, выделялась на его фоне маленьким серым пятном. Голые черные ветви неизвестного исполинского дерева тянулись к ее краям изнутри, вероятно, именно они и образовали эту брешь между мирами.

Вот, что я запомнил.

– Теперь я буду переживать за тебя, Максим, – произнесла Мила, когда я закончил говорить.

– Не нужно, – помотал я головой. – Правда.

– Но, Максим…

– Мила, – перебил ее я, останавливаясь, – я рассказал это не для того, чтобы ты себе места не находила. До этого я справлялся как-то, справлюсь и теперь.

– Ты уверен?

– Более чем, – уверенно ответил я. – Послушай, я точно не считаю эту Дарию какой-то там «святой» или что-то в этом роде, я и не верю ей и не собираюсь следовать ее странным советам, просто как-то так все совпало, что мне подумалось, будто она тут каким-то образом замешана. Возможно, мне стоит начать что-то вроде своего расследования, – я слегка и как-то грустно улыбнулся, на несколько мгновений отводя взгляд от Милы. – Просто, сколько еще можно сидеть и бояться? Начну завтра же.

– Допустим, – пожала она плечами. – И с чего же ты планируешь начать?

– Есть у меня одна идея.

– Если все то, что вы рассказали, правда, то вы вернулись из места, откуда, еще никто не возвращался, – заключила Дария, поднимаясь со скамьи.

Она неторопливо прошагала к большому гобелену, висевшему за алтарем, и остановилась, устремив на него свой пристальный взгляд.

– Разве у меня есть основания на то, чтобы лгать вам? – спросил я. – Я рассказал все так, как было. Единственное, чего я не знаю – произошло ли это со мной на самом деле или же я просто схожу с ума. Проблема в том, что все мои видения были слишком реальными, поэтому я и пришел к вам.

– Да, – протянула Дария, – у вас действительно нет никаких оснований на то, чтобы лгать мне, – еще несколько секунд она стояла, ни то, осматривая гобелен, ни то, перебирая в голове поток своих мыслей, после чего еле слышно добавила. – Пророчество сбывается.

– Как дела дома? – поинтересовался я, неуклюже пытаясь развеять неприятное напряжение, нависшее после моих откровений.

– В целом так же, – ответила Мила. – На работу хожу, с бабушкой сижу. Только вот бабка эта сумасшедшая навязалась.

– Какая бабка? – поинтересовался я.

– Ну, Вероника Викторовна ее зовут, она одна из соратниц Дарии. Еще более безумная старуха, вместе с которой Дария и основала свою церковь. Но они не ладят, мне кажется, – ответила Мила. – Во всяком случае, я так слышала. Она приходит к нам и просит, чтобы мы дали ей поговорить с нашей бабушкой. Один раз ей даже пыталась пройти в квартиру. Она говорила какие-то странные вещи: что-то о воссоединении с некой Матерью и спасении души. Но, знаешь, что? Бабушку на какой-то миг словно отпустила ее деменция, она будто бы поняла, что ей пыталась рассказать эта сумасшедшая старуха.

– И что же произошло?

– Бабушка прогнала ее, – усмехнулась Мила. – Уж не знаю, возможно, они общались на одной волне или что-то в этом роде, но бабушка сказала Вере убираться прочь, сказала, что та служит дьяволу или что-то в этом роде, я сама не совсем поняла. С тех пор эта странная женщина еще несколько раз приходила к нам, приносила какие-то странные религиозные книги, но мы от них избавились.

– А кто эта Вероника Викторовна? Ты что-то о ней знаешь?

– Не много, на самом деле, – задумалась Мила. – Она жуткая, неприятная. Взгляд у нее такой тяжелый, пронзительный, будто в самую душу смотрит. Люди говорят, что она гадает по рукам и по картам, кто-то говорит, что она занимается черной магией, но вообще, я слышала, что она еще с молодости увлекалась всем этим: гаданием там, приворотами, но в какой-то момент начала сходить с ума. Насколько я знаю, у нее дочь без вести пропала, очень давно, до моего рождения, с тех пор она такая. Ищет во всем вокруг некое глубокое мистическое начало, а живет на пенсию, да на своем гадании.

– Так, это еще кто за кого должен переживать? – улыбнулся я. – Раз к тебе домой всякие странные бабки наведываются, то это я должен беспокоиться за тебя.

– За меня не переживай, Максим, – нежно улыбнулась Мила. – Я за себя могу постоять. Это вы, мужики, слабые, ни на что не годитесь, – с этими словами она, играючи, легонько ударила меня в живот своим маленьким кулачком и громко засмеялась.

– Ах вот, как? – еле сдерживая смех, ответил я, нарочито фальшиво изображая возмущение. – Да на меня все самые мутные и жуткие типы нашего города зуб точат!

Вдвоем мы громко и весело засмеялись, нарушив воцарившуюся в готовящемся ко сну ночном городе тишину.

– Когда небо зальется кровью, мировое древо пробьет тонкую грань между миром людей и иным, подземным миром, – нежно водя тонкими длинными пальцами по переплетению золотых нитей на большом алом гобелене, шептала Дария, – и наружу хлынут они, обитатели той стороны. В своих снах я вижу этот Судный день.

– А что это за дерево? – спросил я, уловив в ее словах знакомый образ. – Иггдрасиль?

– Мировое древо, – ответила Дария, не оборачиваясь ко мне. – Но вы можете называть его как вам удобнее. Мир, в котором существуем мы – не единственный, есть и другие. Так считали наши предшественники, так считаем и мы. Нитне – наша Мать, рожденная в темном подземном мире вдали от солнца и освещающая ночь своим серебряным оком. Мать Луны и колдовства, что дарует мне видения. Тьма притягивает тьму, потому-то вам и нет покоя – то, что тянет вас на ту сторону, обитает внутри вас. И только лишь она может указать путь к спасению.

– Спасению от тех, кто тоже пришел из тьмы?

– Именно так. И именно поэтому вы должны следовать ее наставлениям, чтобы получить спасение. Заблудшая душа отправится во тьму и будет вечно блуждать в ней, но тот, кто доверится ее воле, получит спасение. И только одна безумная сестра неверно истолковала ее послание.

– Кстати, извини, что снова возвращаюсь к этой теме, но расскажи, что говорила твоей бабушке та женщина? – спросил я после недолгой паузы.

– Ну, – Мила задумалась, – да, я не поняла всех тонкостей, но эта полоумная Вероника говорила что-то о воссоединении с какой-то Матерью, должно быть, той самой, которой они там и поклоняются. Говорила что-то о сбывающемся пророчестве. О, и еще она хотела погадать мне по руке, но я ей не позволила.

– Вероника, наша сестра, она поняла писание слишком по-своему, – продолжала свой длинный монолог Дария, не прекращая внимательно осматривать вышивку на гобелене, – она считает, что тот, кто несет в сердце большое горе, может перейти на ту сторону сразу и явиться к Матери. Своими заблуждениями она рискует привести заблудшую душу туда, где они потеряют себя. Но Пресвятая Мать любит и ее тоже. Каждый день я молюсь о том, чтобы Мать спасла и ее паству от той страшной участи, на которую они сами себя обрекли. И, молодой человек, – наконец, обернувшись, обратилась она ко мне, – ни за что не слушай ее, что бы она ни говорила. Она погрязла в своих заблуждениях, она неверно истолковывает свои карты, а ее видения лгут ей! Если не хочешь пропасть во тьме – не слушай ее!

– Хорошо сегодня провели вечер, – улыбнулся я, смотря на время. – Половина двенадцатого, ты уже почти дома.

– Да, Максим, – улыбнулась Мила в ответ. – Я тоже хорошо провела время, а то засиделась дома, устала очень, – выдохнула она, закрыв глаза и сделав глубокий вдох. – Ну, ладно, спасибо тебе, что проводил меня.

Мы несколько секунд помолчали, глядя друг на друга.

– Ты дойдешь домой без приключений или, может, мне стоит тебя проводить? – весело усмехнувшись, спросила она.

– Нет-нет, – засмеялся я в ответ. – Я, думаю, сам как-нибудь доберусь.

– Ну, тогда до встречи? – спросила она, протягивая ко мне руки.

– Да, – обнял я ее, – давай, до встречи, Мила. Давай как-нибудь еще раз выберемся.

– Обязательно! – воскликнула Мила, удаляясь.

И я побрел домой, один, по пустой темной улице, освещенной лишь желтыми ночными фонарями. Завтра у меня будет насыщенный день. Я собираюсь отправиться в церковь Пресвятой Матери и поговорить с Дарией. В этот раз я не уйду, не испугаюсь. Если не завтра, то, пожалуй, больше никогда.

Глава 19: Она

Близилась середина сентября, а на дворе, казалось, все еще стоит лето. В воздухе, нагретом жарким полуденным солнцем, пахло полынью и травой, а на небе не видно было ни облачка. По темно-синему, похожему на бархатное покрывало, морю, бежали и пенились волны. Не в силах наблюдать такую красоту лишь из окна своей комнаты, я выбрался из дома, поднялся на сопку, зайдя чуть выше смотровой площадки – на относительно небольшой пик, знаменовавший начало длинного распадка, и удобно устроился на его зеленом склоне у самого подножия мачты высоковольтной линии. Несмотря на жаркую погоду, то тут, то там среди густых крон деревьев, большим курчавым одеялом покрывавших длинные хребты, появлялись первые рыжие пятна. Вид и дух родной природы всегда успокаивал и вдохновлял меня. И даже сейчас. Нет – особенно сейчас, когда кошмары, разорвав тонкую грань сна, ворвались в реальность и стали мучить меня наяву.

Чтобы еще раз убедиться в том, что все, что меня окружало, было настоящим, я вытянул перед собой руку, коснулся травы и почувствовал ее прикосновение на своей ладони. Кожей я ощутил тепло солнечных лучей и дуновение ветра, а, набрав в грудь воздух, почувствовал ароматы моря и растений. Все вокруг было настоящим, или казалось настоящим, как в том сне. Но, если это был сон, то почему же я не просыпался?

Визит в церковь Пресвятой Матери накануне не принес никакого понимания моей проблемы, а лишь только запутал меня еще больше. На самом деле, я и сам не знаю, чего я пытался добиться, придя туда в очередной раз. Возможно, я просто прощупывал все возможные варианты спасения. Таблетки на некоторое время успокаивали мои нервы, но не более того – кошмары, воплощенные в жизнь, продолжали являться мне. Я никогда не верил в мистику, а сам факт того, что за решением мне приходится идти в эту странную церковь претил мне. Но больше мне пока ничего не оставалось.

Прибыв в родной город, я, вопреки своим ожиданиям, лишь еще глубже погрузился в тревогу, вызванную той аварией. На самом деле, я уже начал жалеть о том, что приехал сюда. Сохраняя внешнее спокойствие, я, тем не менее, чувствовал, что не могу больше радоваться жизни так, как делал это раньше, и не могу столь же крепко спать. И особенно сильно это ощущалось на фоне тех мест, в которых прошло мое детство. Вначале я подумал, что город за эти годы сильно изменился. Но нет. Изменился я сам. И, казалось, в тот момент, когда я, наконец, провалился на ту сторону черной ямы, я был обречен. Но я нашел в себе силы, чтобы выбраться из нее. Я и сам не знал, откуда они взялись. Но куда я выбрался? Я больше не спал, но я словно видел сны.

Возможно, Дария знала что-то, но не могла сказать мне об этом напрямую. Она не дала мне подсказки, и только лишь всучила мне этот амулет, не объяснив даже толком, зачем он был нужен. Для себя я решил, что это был некий оберег, однако в ту ночь, когда я провалился в иной мир, амулет был при мне, я засыпал, сжимая его в своей руке. Но, возможно, именно благодаря ему я мог сейчас сидеть здесь и наслаждаться жизнью. Нет, дело было в другом. В любом случае, о том, чтобы избавиться от него, у меня не было и мысли, как будто некая незримая сила не давала мне это сделать, словно так я сделаю что-то неправильное, и дело тут отнюдь не в доверии к словам старухи – нечто внутри меня не давало этого сделать.

Я просидел так почти целый час, размышляя и размышляя. У меня появилось ощущение, словно нечто, чего я еще в полной мере не мог осознать, продолжало удерживать меня здесь, на этой стороне. Возможно, что если бы я смог понять, что именно это было, то смог бы и помочь себе. Спасение утопающего было делом рук самого утопающего, верно? Итак, я поднялся с земли, вытянулся, разминая затекшие ноги и спину и, прежде чем уйти, в последний раз окинул взглядом распадок и длинные зеленые хребты, увенчанные стройными мачтами высоковольтной линии. Синее-пресинее небо представилось мне огромным куполом. А на фоне всего этого величия я казался лишь ничтожной черной точкой, по чьей-то досадной случайности, поставленной на столь прекрасном полотне.

Ближе к вечеру того же дня я созвонился с Кариной и договорился с ней о встрече. Солнце минуло свой зенит, когда я вышел во двор и встретил там отца.

– Далеко собрался? – поинтересовался он.

– Можно сказать – на свидание, – ответил я.

– Даже так? – удивленно приподнял он бровь и, по-доброму усмехнувшись, добавил. – Времени не теряешь тут, значит?

Я улыбнулся в ответ и уже собирался продолжить свой путь, как отец вновь окликнул меня, заставив остановиться.

– Эй, Макс! – крикнул он. – Не хочешь попробовать сесть за руль?

В его поднятой левой руке болтались ключи от нашей машины. Я несколько секунд смотрел на них как на мятник во время гипнотического сеанса. Я неплохо водил машину, пускай мой реальный стаж и не был достаточно велик. После аварии у меня, к счастью, не появилось страха перед автотранспортом, однако с тех пор я ни разу не садился за руль. Нет, я не боялся. Просто как-то не думал об этом.

– Не знаю, – пожав плечами, ответил я.

– Если будешь бояться или сомневаться, то в итоге плохо кончишь, – произнес он хорошо знакомую мне фразу. Он говорил ее и раньше, когда маленький я боялся войти в темную комнату, чтобы включить свет, говорил, когда я, стоя зимой на вершине сопки, смотрел вниз, не решаясь оседлать свои сани, говорил перед моими выпускными экзаменами и поступлением в университет. И каждый раз оказывался прав.

Я поднял перед собой руку с раскрытой ладонью, чтобы спустя мгновение ловко поймать брошенные отцом ключи.

– Значит, смогу, – кивнул я, снимая машину с сигнализации.

Сев в машину, я провернул ключ в замке зажигания, и приятная легкая вибрация тут же пробежала по всему телу. Я чувствовал себя уверенно.

– Бензин только весь не сожги, – довольно хихикал отец, смотря на меня сквозь открытое настежь окно водительской двери.

– Я еду не так далеко, – улыбаясь, ответил я. – Но ничего обещать не буду.

– Нет, я серьезно, – добавил он, указывая на приборную панель. – В баке не так много осталось.

– Я заправлю тебе, – добавил я более серьезно. – У меня две с половиной тысячи свободных при себе.

– А эти твои фирмачи все тебе заплатили?

– Да, до копейки, – кивнул я. – Хотя я все еще вношу кое-какие правки.

Отец одобрительно поднял вверх большой палец, а я же аккуратно вывел машину со двора и, выехав на нашу улицу, помчал ее к единственному съезду на центральную дорогу. Вечернее солнце мягко ложилось на приборную панель, а чтобы его лучи не слепили меня, я надел отцовские «авиаторы», что тот оставил в бардачке.

Карина ждала меня в своем дворе. Она сидела на скамейке и даже не подняла голову, когда я завернул на проезд к ее дому, должно быть, она не ожидала, что я буду на машине, и поэтому не сразу обратила на меня внимание.

– У тебя есть машина? – удивилась она. – Я не ожидала, что ты на своем транспорте будешь.

– Она не моя. Взял у отца, – улыбнулся я. – Прыгай скорее!

Карина села на переднее сиденье, а я двинулся дальше по главной улице. Минуя церковь Пресвятой Матери, я кинул на ее выбеленные стены свой взгляд, но, так как и церковь и Карина находились слева от меня, я сразу перевел глаза на Карину. В свету заходящего солнца ее волосы превращались в бушующее пламя, а молочно-белая кожа сияла, словно снег. К сожалению, находясь за рулем, я не мог, как следует, насмотреться на нее, дорога перед нами хоть и была пустой, но делала большой затяжной поворот налево.

– Как у тебя дела? – поинтересовался я.

– У меня все хорошо, Максим, – ответила она, чуть приподняв уголки губ. – Живу, делаю свои дела, отдыхать не забываю. На днях, кстати, видела твоего лучшего друга. Рома его зовут, кажется, в очках, с темными волосами.

– Да, есть такой. И что же он?

– Ничего, – пожала она плечами. – Я долго глядела на него, но, кажется, он не обратил на меня внимания. Мы даже на секунду встретились взглядами, но, наверное, он меня не узнал.

– Это похоже на него, – усмехнулся я. – Слушай, а ты обращала внимание на ту церковь? Ну, ту, что прямо через дорогу от тебя.

Карина обернулась через плечо, силясь разглядеть церковь, о которой я говорил, но было уже поздно, так как та давно осталась позади.

– Да, – ответила Карина, – обращала. Каждую субботу они звонят в колокола, после чего туда приезжают люди, довольно много, человек двадцать, может, больше. И женщина там эта жуткая. Когда люди приходят, она всегда стоит у входа и, кажется, словно всегда смотрит на тебя. Это какая-то секта?

– Да, вроде того, – кивнул я и в шутку, а отчасти серьезно добавил. – Сделай одолжение, не ходи к ним, хорошо?

– Уж постараюсь, – посмеялась она. – А что такое? Ты что-то конкретное хотел узнать?

– Я… я не знаю, – помотал я головой. – Просто подумал, что, может быть, ты что-то знаешь о них.

– Нет, Максим, прости, – улыбнулась она, а затем, переведя взгляд на западную часть небосвода, добавила. – Эй, ты только посмотри на это небо! Совсем как в тот вечер, когда мы познакомились.

Весь западный горизонт был залит золотом, в котором утопало заходящее солнце. Ярко-голубое над этой ослепляющей дымкой небо становилось все темнее и темнее к востоку, а над сопками уже показался яркий полумесяц Луны.

– Да, впечатляет, – улыбнулся я. – Но разве в тот день был такой же закат?

– Да, конечно, был! Ты не помнишь?

– Как-то я запамятовал, – в задумчивости протянул я. – Почему-то мне кажется, что в тот день было пасмурно до самого вечера. Но да ладно, возможно, ты права. Да, кстати, мы приехали.

Я припарковал машину у центральной набережной. К вечеру здесь собиралось довольно много людей. Родители с детьми, молодые и не очень пары сидели на лавочках, стояли у поручней, глядя на волны, смотрели на нерп и чаек через стационарные бинокли. С Кариной мы, ведя отвлеченный разговор, приблизились к самому берегу, выбрав место подальше от других людей, и встали, облокотившись на перила. Совсем недалеко от берега стоял огромный сухогруз с четырьмя раскрытыми угольными трюмами. Еще один стоял в порту, его как раз загружали два больших экскаватора. Еще пара таких же кораблей виднелись почти на самом горизонте. Холодные сине-зеленые волны разбивались о большие бетонные блоки-волнорезы, орошая их мелкими солеными каплями.

– А как твои дела, Максим? – вдруг поинтересовалась Карина, оборачиваясь ко мне.

– Да, как… Я все пытаюсь прийти в себя, но что-то постоянно мне мешает, – говорил я, глядя то на нее, то на море. – Целый ряд дурацких тревожных событий, различных неприятных мелочей. Порой мне снятся кошмары. Я продолжаю пить таблетки и держать себя в руках, но, порой мне кажется, что я столкнулся с проблемой, которая мне неподвластна.

– Есть что-то, что не дает тебе покоя?

– Да, – протянул я. – Но, возможно, я просто накручиваю себя из-за тревоги. Но, пока я общаюсь со своими друзьями здесь, то, вроде бы, и чувствую себя неплохо. В частности, пока я с тобой, мне тоже становится спокойней. Вот, как-то так.

– Рада слышать, – улыбнулась она. – А то, помню, в тот вечер я, кажется, немного встревожила тебя.

– О чем ты?

Я поднял голову и посмотрел на нее. Карина, слегка щуря свои большие голубые глаза, тоже смотрела на меня. При виде нее, я вновь вспомнил тот летний вечер на День шахтера, когда безумная страсть, вскружив наши головы, сблизила нас. Внезапно захотелось вновь прижать ее к себе. Тем не менее, я сдержался и не сделал этого.

– Ну, когда я передала тебе сообщение от того странного человека, – объяснила она. – О том, что он хочет встретиться с тобой в каком-то баре. Помнишь?

– А, да… – задумался я, пытаясь побороть неприятный холодок, что тут же начал подниматься к моей груди. – Нет, я просто задумался тогда. У меня тут в городе не так много знакомых осталось, на самом деле. Думаю, это была какая-то ошибка.

– Да, наверное, – кивнула она. – В любом случае, думаю, тот вечер выдался хорошим.

– Однозначно, – согласился я. – Карин, я забыл, а ты тут надолго? – задал я вопрос, который уже когда-то задавал ей, кажется, при нашей первой встрече.

– Пока никуда не собираюсь, – улыбнулась она.

– Мы ведь можем просто хорошо проводить время друг с другом, пока мы здесь?

– Да, – кивнула она. – Не вижу в этом ничего плохого.

– Я тоже, – улыбнулся я в ответ. – Кстати, не хочешь зайти в «Зернышко», по чашечке кофе выпить?

– Не стану возражать, – кивнула она.

«Зернышко» – небольшой павильон, устроенный на набережной, в котором располагалось уютное кафе. Каждый раз, приходя сюда, я обращал на него внимание, но так ни разу и не зашел. Несмотря на вечер выходного дня, посетителей в Зернышке сегодня было совсем немного. С Кариной мы, как и планировали, пропустили по чашечке кофе и перекусили пончиками, а к тому времени, как мы закончили, солнце успело опуститься к самой линии горизонта. Наконец, мы сели в машину и вернулись к ее дому.

– Зайдешь? – предложила она, когда я остановил машину во дворе.

Я выглянул из машины и посмотрел на окна ее квартиры. Они были темны.

– Дома сейчас никого, – заметив направление моего взгляда, сказала Карина. – Ты ведь никуда не торопишься?

– Мне некуда торопиться, – ответил я, глуша мотор. – Могу и зайти.

Карина, как я понял, вместе со своей матерью жила в красивой просторной двухкомнатной квартире на четвертом этаже. Я уже был у нее когда-то, но давно и всего лишь пару раз. Окна кухни и ее спальни выходили на запад, из них открывался вид на порт, а окно комнаты ее матери выходило на центральную улицу, прямо на загадочную церковь Дарии.

– Тут будто совсем ничего не изменилось, – заметил я, заходя на кухню вслед за Кариной.

– Так и есть, – согласилась она и добавила. – В целом тут все осталось таким, как ты запомнил.

Мы выпили по чашечке чая. На вечернем небе вспыхнули звезды, а тусклая желтая полоса над самым морем, бледнея прямо на наших глазах, уходила на запад вслед за солнцем. За разговором мы прошли в ее комнату и сели на небольшой складной диван. И, вроде бы, я хотел сказать что-то, однако мысль покинула мою голову прежде, чем первое слово успело слететь с языка. Вместо этого я остановил свой взгляд на ее больших голубых глазах, что точно так же смотрели сейчас на меня.

Как-то не совсем осознанно я чуть склонился в ее сторону, Карина же, внезапно сорвавшись со своего места, обеими руками ухватилась за воротник моей рубашки, а я точно так же вцепился в ее талию и припал к ее мягким губам. Уже в полной мере не контролируя себя, мы стали срывать друг с друга одежду и бросать ее на пол. Кнопки-пуговицы на моей рубашке распахивались с громкими щелчками одна за другой, а красная блузка Карины легко соскочила с ее стройного тела, встрепав и наэлектризовав рыжие волосы. Неожиданно даже для самого себя, я очень ловко, лишь пальцами одной руки, расстегнул застежку ее бюстгальтера и скинул его на пол. Долго, стараясь не отвлекаться от страстного поцелуя, мы расстегивали пуговицы на джинсах друг друга. Своей грудью я ощутил тепло и легкую дрожь в ее теле. В последнюю очередь на пол полетело наше нижнее белье.

Маленький огонек, что внезапно вспыхнул между нами, превратился во всепоглощающую огненную бурю. От его жара потело окно, а по моему лбу и спине побежали капли пота. Женщина-огонь, женщина-страсть извивалась в моих руках. Ее глаза были закрыты, а красивая упругая грудь вздымалась от каждого тяжелого вдоха. Своими губами она жадно хватала воздух, а пальцами бегала по моему телу. Я нежно кусал ее тонкую влажную шею и сжимал ее бедра, возможно, даже сильнее, чем хотел, но главное – мне это нравилось, и ей тоже.

И так незаметно пролетело минут сорок. Примерно. На самом деле, я не считал, ибо впервые за долгое время ощутил себя человеком.

Мы лежали и смеялись. Просто лежали и просто смеялись, без определенной причины. Осенняя прохлада ощущалась в воздухе, но тепло ее обнаженного тела полностью компенсировало это незначительное неудобство. Бушевавшее несколько минут назад пламя поутихло и теперь просто приятно щекотало мое плечо.

– Максим, я… – протянула Карина, словно еще не успевшая, как следует, отдышаться. – Я не хочу, чтобы ты уходил.

– Да, я тоже не хочу уходить, – выдохнул я. – Но у нас есть какой-то выбор?

– Нет, – ответила она. – Выбора у нас нет.

Я ушел прежде, чем ее мать вернулась домой. Той же ночью я увидел сон. В нем был он – Человек-в-черном. Он стоял посреди большой темной комнаты, столь темной, что ни конца, ни края ей не было видно, и смотрел на меня. Его рот расплылся в довольной ухмылке, но глаза его были злыми, хищными. И вот, медленно, будто паря в воздухе, он стал удаляться от меня, а черты его бледного лица растворились в густой темноте.

Глава 20: Предсказание

Все больше рыжих и желтых пятен с каждым днем появлялось на сопках среди еще густых древесных крон, но в целом зелень все еще доминировала в красках нашего города. Бамбук и лопухи покрывались ржавчиной на обочинах дорог, тускнели и вяли люпины на сопках, однако цветы на клумбах были почти столь же яркими, что и месяцем ранее. Меня этот вид радовал, пускай лето я и любил чуточку больше. Даже поздно вечером, когда над городом сияла луна, было совсем не холодно, ну, разве только у самого моря, где без устали дул промозглый осенний ветер.

Следующим утром я проснулся относительно рано, но, несмотря на это, чувствовал себя бодрым и выспавшимся. Новое утро встретило меня прохладной и пасмурной погодой, легкое дуновение ветра еле заметно покачивало готовившуюся к зимней спячке растительность, а над сопками клубился густой туман. Примерно в одиннадцать часов до полудня я вышел из дома, чтобы сходить в магазин, а по пути просто развеяться – совершенно внезапно мне нестерпимо захотелось колы. Я вышел со двора и побрел вниз вдоль канала, на дне которого тихонько журчал ручеек, насыщенный ночным дождем, и уже вышел на нашу улицу, как вдруг заметил Милу. Она шла в мою сторону по тротуару вдоль школьной спортивной коробки. Заметив меня, она широко улыбнулась и замахала рукой.

– Привет, Максим! Как дела?

– Да, неплохо в целом, – ответил я. – В магазин вот вышел. Ты торопишься куда-то?

– Да, Максим, тороплюсь, – кивнула она. – Мне через полчаса надо на междугородней остановке быть. У меня автобус.

– А куда ты собралась? В Южный?

– Нет, – мило улыбнулась она. – В Рудный. Надо там забрать кое-что со старой бабушкиной квартиры, пока туда съемщики не заехали.

– А билет на автобус купила уже? – поинтересовался я.

– Нет, – ответила она. – Поэтому надо мне торопиться, иначе только часа через три смогу уехать.

– Тогда не торопись, – я чуть помотал головой, после чего кивнул в сторону своего двора. – Иди за мной.

– И что же ты задумал?

– Я тебя довезу.

– Довезешь?

– Да, – улыбнулся я. – Я тут недавно вновь сел за руль. Отец предложил проехаться на его машине, я согласился. И, знаешь? Мне понравилось.

– Круто, Максим! – хихикнула Мила. – Я рада, что ты идешь на поправку! Но, я не сильно тебя напрягаю?

– Нет-нет! Все хорошо, Мил. Я совсем не тороплюсь никуда.

Отцовская «Тойота» была припаркована напротив нашего подъезда, но ключи от нее лежали дома. Я попросил Милу подождать меня во дворе, а сам спешно взобрался на пятый этаж и, уведомив заранее родителей о том, что возьму ненадолго машину, забрал с полки ключи, вновь запер за собою дверь и стал спускаться вниз. Пролетая площадку между вторым и первым этажами, я автоматически заглянул в наш почтовый ящик и с удивлением обнаружил в нем конверт. На конверте не было ни марок, ни стандартной подписи. Вместо них прямо на лицевой стороне чьим-то аккуратным почерком было выведено мое имя.

Я не поленился потерять полминуты, вынул ключи и открыл ящик, достал из него конверт. Внутри, по ощущениям, находился один плотный листок бумаги, скорее всего, открытка или фотография.

«Максиму В.» – гласила аккуратная надпись черной ручкой.

Ни имени отправителя, ни моего адреса, ни марок. Только эта надпись. С большой долей вероятности, тот, кто оставил это письмо, и сам находился в Южнопортовом. Вот только кто же мог связаться со мной столь странным и архаичным способом, я и представить себе не мог.

Продолжая разглядывать загадочный конверт, я вышел из подъезда.

– Все нормально, Максим? – расплываясь в улыбке, поинтересовалась Мила, но, заметив в моих руках конверт, быстро перевела на него взгляд. – Что это?

– Я не знаю, – пожал я плечами. – Кто-то мне конверт оставил, но тут не написано, кто. Только мое имя, смотри.

– Не хочешь проверить?

– Не знаю, – протянул я. – Знаешь, я не помню, заглядывал ли я в почтовый ящик, когда выходил из дома в первый раз, ну, перед тем как мы с тобой встретились. Обычно я машинально проверяю почту, так что, наверное, да, заглядывал. Но тогда там не было этого конверта.

– Кто-то положил его, пока тебя не было во дворе?

– Возможно, – согласился я. – Но, наверное, я просто не заглянул в него тогда.

Мы встретились с Милой взглядом. Мне кажется, она поняла, что мне было несколько неловко открывать при ней этот конверт. Но дело было даже не в этом. По большей части, мне просто не хотелось делать этого. Думаю, я бы не открыл его, даже если бы был один.

– Ладно, Мил, – выдохнул я, – давай довезем тебя уже. Только ты дорогу мне там покажи, а то я Рудный-то и не знаю совсем.

– Да, Максим, – улыбнулась Мила, убирая с лица непослушную прядь. – Поехали!

Я завел машину, а загадочное письмо же кинул на приборную панель. Не спеша, мы выехали со двора и двинулись в сторону переезда. Погода для подобных поездок была более чем благоприятной – не жарко и не пыльно. Приятный сентябрьский ветерок задувал в приоткрытое окно и нежно трепал наши волосы. Аромат начавшей увядать растительности смешивался с запахом водорослей и еще не высохшего до конца асфальта.

Мила сидела, прильнув к окну. Ее светлые волосы развевались по ветру, бились о ее хрупкие острые плечи. Вдыхая запах с улицы, она прикрыла глаза и приподняла свой нос. Наконец, она расплылась в улыбке, обнажив ряд ровных белых зубов с острыми треугольными клычками.

– Приятный сегодня день, – тихонько заметила она. – Не хочу наглеть, но, Максим, хорошо, что я тебя встретила.

– Нормально все, Мил, – усмехнулся я. – Я же сам предложил тебя подвести.

Итак, никуда не торопясь, мы выехали за город. Длинная дорога в две полосы тянулась вдоль песчаного берега далеко на юг. С восточной стороны трасу подпирали железнодорожная насыпь и пологие склоны сопок. Серое, будто свинец, море пенилось волнами. Они бились о берег, нанося на песок горы водорослей и морской капусты. Вдали, обозначая, примерно, середину нашего пути, на утесе высился одинокий маяк, а в трех-четырех километрах перед ним, метрах в пятидесяти от береговой линии ржавели омываемые волнами останки старого траулера.

– Давненько я на пляж не выбиралась, – заметила Мила, глядя на море. – Со Дня рыбака, наверное. А уже и сезон закончился. А ты как? Часто выбирался?

– Ездили с родителями несколько раз, – признался я, поглядывая попеременно то на море, то на пустую дорогу перед собой. – Но, на самом деле, если в воду не заходить, то еще вполне себе можно съездить. Но, не в такую погоду, как сегодня, конечно.

Наконец, на железной дороге слева от нас показалась длинная лавинозащитная галерея, означавшая въезд в поселок Рудозаводск. Раньше я бывал здесь время от времени по разным делам, но в местности совершенно не разбирался. Рудозаводск был типичным умирающим поселком со старым ветхим частным сектором, заброшенными участками, пустырями и руинами советских предприятий. Старые теплотрассы, покосившиеся деревянные заборы, сорняк, ржавые шлагбаумы и больше ничего. С другой стороны, поселок по большей части располагался в красивом широком распадке, чьи склоны полнились густой растительностью. Через поселок протекала речка. И, тем не менее, первыми гостей поселка, помимо той самой галереи, встречали один заброшенный дом и кладбище, с большой гордостью расположенное на небольшом плато, на самом видном месте при въезде на основную дорогу.

Там глубже, в самом центре Рудозаводска, тем не менее, была целая улица, застроенная панельными пятиэтажками, там даже был асфальт и его даже время от времени латали. Прочие дороги в поселке в лучшем случае были выложены железобетонными плитами. Еще в самом центре поселка располагался ДК «Шахтер». Это, кстати, было самое оживленное место здесь. Но даже центральная улица поселка выглядела как-то печально. По стареньким тротуарам в основном бродили самые обычные люди, много было стариков, но встречались и совсем мрачные типы, да молодежь в спортивном трико. Пожалуй, если бы депрессия была населенным пунктом, то он выглядел бы как-то так. Забавно, но Рудозаводск был даже не самым худшим вариантом в нашем городском округе.

Мы остановились во дворе одного из панельных домов. На скамейке, на старой игровой площадке сидели старики. Они отвлеклись от своего разговора, завидев, как мы выходим из машины и направляемся к подъезду ближайшего дома. На ступеньках, ведущих в подъезд, сидел большой серый кот, он был толстый, как дыня, и выглядел так добродушно, что я не упустил возможности и немного помял его мягкие шерстяные бока.

Квартира, как я понял, принадлежала ни то дяде Милы, ни то ее бабушке, и располагалась на первом этаже. В ней была всего одна комната и совсем простенький, но уютный ремонт в духе середины нулевых годов, а на одной из стен над диваном висел большой ковер. Здесь давно никто не жил, что ощущалось во всем: вещи были аккуратно разложены по полкам и покрыты пылью, еще тут странно пахло – наверное, все теми же пыльными диваном и ковром. Мила забрала из шкафа кое-какие вещи и предложила сразу же возвращаться в город. Да, на самом деле, задерживаться мне не хотелось. Пустая квартира давила на меня, а еще это чувство усиливалось тем, что на улице стояла пасмурная погода, а рассеянный солнечный свет с трудом проникал в комнату сквозь тюль.

– Спасибо тебе, что съездил со мной, Максим, – улыбнулась Мила, передавая мне сумку. – Мне тут без тебя жутковато бы было. Мы обычно с мамой приезжаем, но она сегодня на смене.

– Да, не самое веселое место тут, – согласился я. – Но ты позвони мне в следующий раз, если опять придется ехать одной. Хорошо?

– Конечно, Максим, – продолжая улыбаться, кивнула она.

Обратно в город мы вернулись совсем уж быстро. Туман над сопками рассеялся, открыв нашему взору их зеленые пики. Морось так и не переросла в дождь, а асфальт за это время полностью высох. В сравнении с Рудозаводском наш сонный город казался большим оживленным мегаполисом, живущим на бешеных скоростях. Я уже и думать забыл о том, что изначально собирался сходить в магазин, да, на самом деле, ничего важного я там покупать и не собирался, если подумать. Милу я подкинул к ее дому, а сам поехал дальше. По длинному проезду вдоль журчавшего в бетонном канале ручья я заехал в свой двор. Припарковав машину и заглушив мотор, я, наконец, смог расслабиться.

Мой взгляд упал на загадочный конверт, что все еще лежал на приборной панели. Я вновь взял его в руки, внимательно рассмотрел. На самом деле, я даже хотел уже открыть его: схватился пальцами за краешек бумаги, даже надорвал его, но в самый последний момент остановился – не стал. Не знаю, почему. Мне просто не хотелось знать, что там. Итак, вместо того чтобы открыть конверт, я сложил его пополам и сунул во внутренний карман своей куртки, после чего вышел из машины и поставил ее на сигнализацию.

Наконец, я прошел к подъезду и не успел даже ступить на крыльцо, как услышал за своей спиной женский голос. Обращались, очевидно, ко мне, от чего я немедленно остановился и обернулся на незнакомку.

– Могу я вас отвлечь, молодой человек? – произнесла старуха, которую я до этого момента не замечал.

Да, действительно. Меж припаркованных во дворе автомобилей стояла пожилая женщина. Я сразу понял, кто это. Это была Вероника. Да, та самая странная женщина, которую я видел в церкви Пресвятой Матери пару дней тому назад. Это о ней мне рассказывали Дария и Мила. Но в этот раз я мог разглядеть ее более внимательно. У нее было сухое морщинистое лицо и большие голубые глаза. Ее длинные седые волосы были собраны в плотную косу. Одета же она была совершенно неприметно – длинная темно-серая юбка, черная куртка и такой же черный платок, подвязанный под подбородком.

– Здравствуйте. Что вы хотели? – поинтересовался я.

– Я хотела поговорить с вами, – ответила она, подходя ближе. – Я видела вас входящим в церковь несколько дней тому назад. Я так понимаю, с моей подругой Дарией вы уже знакомы.

– Да, мы знакомы, – кивнул я. – А в чем дело?

– Вы подслушивали наш разговор? – спросила она.

– Нет, – спокойно ответил я, – я не подслушивал. Я пришел под конец вашей перепалки, услышал голоса за дверью и решил не вмешиваться. Остальное вы и сами знаете.

– Значит, вам ничего не известно, – выдохнула она. – Я не отчитываю вас, юноша, просто хотела узнать, насколько вы осведомлены.

– Это все, чего вы от меня хотели?

– Нет, – помотала она головой. – Это не все. Скажите, вы веруете в учение Матери?

– Нет, – ответил я. – Я не прихожанин. Просто у меня были некоторые вопросы к матери Дарии, поэтому я и приходил к ней.

– Да, – протянула старуха. – Я вижу, что у вас есть вопросы. И только Мать может дать на них ответы.

– Мать Дария?

– Нет же! – воскликнула старуха, да так резко, что я еле сдержался, чтобы не вздрогнуть. – Пресвятая Мать! Но Дария сама не понимает, как читать Ее знаки, поэтому она ничем не может вам помочь. Но зато я могу помочь.

– Да? И чем же? – пожал я плечами.

– Когда я впервые увидела вас, то сразу поняла, что большое несчастье следует за вами. Нечто, чего вы сами не способны ни понять, ни объяснить себе. Страх и обман. Должно быть, Дария тоже заметила это, но она не верила моим картам, а ведь я все знала наперед. Знаки повсюду – нам нужно только открыть глаза, чтобы увидеть их! Наша Пресвятая Мать ждет вас, молодой человек, вы должны ответить на ее зов!

– Что вы имеете в виду?

– Воссоединиться с Ней! Все, чтобы получить спасение и искупление, – ответила она, да так, что в итоге я все равно ничего не понял. – Я вижу, что вас терзают сомнения и тревоги. Но вы сами можете избавиться от них, придя к нашей Матери. Пожалуйста, дайте мне свою руку.

Она схватила мою правую кисть прежде, чем я успел что-либо ответить, и стала внимательно рассматривать линии на ладони.

– Ваша линия жизни отмечена знаком печали, – пробубнила она, осматривая мою руку. – Нечто ужасное вам довелось пережить, но еще больше вам лишь только предстоит.

– Послушайте, я… – попытался вернуть я свою ладонь, но Вероника не дала мне договорить и руку не отпустила.

– Да, я знала, что не ошиблась! – воскликнула она.

– Не ошиблись в чем?

– Я знала, что вы рано или поздно появитесь! Значит, мои карты не врали мне! – продолжала тараторить старуха. – Я вижу четыре знака смерти, на вашей судьбе. Они уже случились и отравили вашу жизнь!

От этих слов по моему телу кипящим потоком растеклись страх и печаль. Нечто, о чем я всеми силами старался не думать, но что каждый раз напоминало о себе, вновь вылезло наружу. До тошноты оно сдавило мое тело, не давая нормально вдохнуть. Да, Вероника была права, однако не во всем. Эти смерти, и правда, отравили мою жизнь, но их было три. Не четыре.

– Три, – произнес я, еле выдавливая слова из скованного спазмом горла. – Смерти было только три.

– Нет, – спокойно ответила Вероника, покачивая головой. – Я вижу четыре отметины. И они больше не дадут вам покоя.

– Нет, вы ошибаетесь! – вновь возразил я, возвращая свою руку. – К сожалению, я помню все достаточно хорошо. Да, это тяготит меня, тут вы правы, но не нужно быть всевидящим, чтобы прийти к этому.

– Ошибки быть не может, – настаивала на своем старуха. – Совсем скоро нечто ужасное произойдет. Я вижу, как пламя разгорается и гаснет в темноте, слышу скрежет металла в тишине. То, что было и то, чего не было, существует одновременно, рожденное в алой вспышке, оно умрет в ней же с заходом алого солнца. Кто-то следует за вами, тот, кто затаил на вас обиду, из света Луны он создал дьявола! Вас не должно быть здесь! Оно все равно настигнет вас, и вы никуда не денетесь от него!

– Я ничего не понимаю, – покачал я головой. – Вы можете говорить более конкретно?

– Скоро все поймете, – ответила она. – Будущее можно предсказать, но предсказание не телевизор, деталей мы знать не можем. Одна лишь Мать видит все наперед, потому что существует там, где нет времени. Но скоро, совсем скоро с вами случится нечто страшное, я чувствую это! Но, благодаря этому вы станете чуть ближе к истине, ближе к самой Матери!

– Ладно. А что же на счет смерти? Она мне не грозит? – поинтересовался я, отчасти серьезно, отчасти нет.

– Есть вещи куда страшнее, чем смерть! – возразила она. – Куда страшнее застрять в противоестественном мороке, что существует по совершенно чуждым нам правилам и законам. Вечно блуждать во тьме без надежды на спасение и раз за разом переживать свой кошмар. Алый закат станет предвестником конца, но вы пока сами вольны выбирать, какая участь вас ждет. Услышьте ее зов, сбросьте с себя все земные оковы и явитесь к Матери, пока еще не слишком поздно!

Наконец, она закончила говорить, а между нами повисла длинная неловкая пауза.

– Я подумаю над вашими словами, – солгал я, пытаясь поскорее отвязаться от нее. – Это все? Я могу идти?

– Да, – кивнула старуха, – вы можете идти. Но я думаю, мы с вами еще встретимся, когда вы, наконец, начнете мне верить. Судьба сведет нас сама – не торопите ее!

И она ушла. Спустилась по лестнице в соседние дворы и довольно скоро скрылась из виду. А я еще долго смотрел ей вслед, так и не осознав до конца всего того, что только что со мной произошло. Да, эта женщина действительно была странной. Пожалуй, Мила даже недооценила ее в полной мере, описывая ее во время нашей беседы. Черт, я уже не знал, чему мне верить, а чему нет! Четыре знака смерти. Так она сказала? Мне неприятно было вспоминать вечер, когда авария, разделившая мою жизнь на «до» и «после», случилась. Но, в то же время, я слишком хорошо помнил те несколько часов, предшествовавших столкновению. Саня, мой хороший университетский друг, был за рулем. С нами были еще двое наших друзей – родные брат и сестра, они ехали на заднем сиденье. Четвертым был я сам. И только я выжил. И что-то еще, по словам старухи, ждало меня впереди. Нет, конечно, я не верил ее словам. Вероника безумна, сомнений в этом нет. Но, все же, что, если эти предсказания верны? Ведь что угодно могло произойти в этом сумасшедшем мире. Я уже сам не однократно в этом убеждался.

Глава 21: Когда мы познакомились

Если еще совсем недавно я строил теории о том, что все ужасы, которые мне довелось пережить за эти несколько месяцев, могли быть лишь плодом моего воображения, то теперь уже и приятные события начинали казаться мне сном или иллюзией, столь сюрреалистичными они были. Исход моей прошлой встречи с Кариной стал для меня приятной неожиданностью.

Вновь она появилась в моей жизни по воле случая. Кроме того, произошло это на удивление вовремя. Я был в смятении, находился на грани срыва. Майская трагедия и жуткие изменения во мне и в моем родном городе затянули меня в нескончаемый водоворот воплотившихся наяву кошмаров. И тут появляется она. Думаю, что помимо внезапно вспыхнувшей страсти, больше ничего у нас не было, однако меня все равно тянуло к ней. Нет, дело вовсе не в вожделении. Это сложно объяснить, но, думая о ней, я испытывал странное ощущение, словно с ней мы были куда ближе друг к другу, чем, по идее, должны были. Да, пять лет назад у нас был роман. Но мы оба были почти что детьми, еще даже не окончившими школу. Ни о каких сложных серьезных чувствах при этом и речи не могло идти. Более того, вспоминая те дни пятилетней давности, я ловил себя на мысли о том, что, за исключением каких-то ярких моментов, я их практически не помнил. Да и в тех эпизодах, что всплывали в моей голове, все образы были слишком размытыми, какими-то даже разрозненными, чтобы я мог уверенно в них ориентироваться. Уж не была ли эта забывчивость последствием аварии, которую мне довелось пережить? Каким-то скрытым до сих пор влиянием на мой разум, о котором я еще не догадывался. Но много ли таких влияний еще было?

Как-то совсем незаметно сентябрь пересек рубеж двадцатых чисел, вступив в свою завершающую декаду. Прошла еще неделя. За эти дни я еще несколько раз виделся с Кариной. Мы общались, ходили или ездили по городу и за его пределы. Мы хорошо проводили время вместе. Карина тоже была не против наших встреч. Я все еще не знал наверняка, чем она занималась тут, сколько еще личных дел ей необходимо было завершить, и сколько еще времени она планировала провести в городе прежде, чем уехать и вновь исчезнуть из моей жизни. Она сама по некой, неизвестной мне причине об этом упорно не хотела говорить, а я больше и не пытался спрашивать.

Я заехал за ней во вторник вечером. Небо в тот день было целиком и полностью застлано густыми облаками, что начинались где-то в необозримой дали за сопками и уносились в бесконечность за морем. И, тем не менее, заходящее солнце окрасило их ярким пламенем, от чего казалось, что над городом нависла еле заметная розовато-желтая дымка, в которой даже не было видно теней. Итак, болтая ни о чем, мы поехали кататься по городу и бесцельно жечь бензин под приятную нам музыку. На развилке я свернул на левую дорогу, что вела в длинный распадок, именуемый «Южным», правая дорога, к слову, пролегала вдоль длинного песчаного побережья и вела на Рудозаводск. В распадке находился еще один спальный район, зажатый меж двух горных хребтов, надежно защищенных от морского ветра, от чего на их склонах всегда цвела бурная растительность. Зелень на древесных кронах блекла, а где-то даже ржавела, тут и там на сопках вспыхивали яркие оранжевые пятна. По тротуарам вдоль дороги гуляла местная молодежь, освободившаяся с занятий, неспешно куда-то плелись одинокие старики и мамы с колясками. Сквозь открытые настежь окна в лицо бил поток приятного сентябрьского воздуха, насыщенного запахом увядающей зелени. В городе, к слову, все еще было достаточно тепло, так, что днем можно было спокойно обходиться без куртки. Наконец, мы пересекли городскую черту и выехали к конечной остановке нашего городского автобуса. Впереди был лишь небольшой частный сектор, а далее природа, длинная грунтовая дорога, старый заброшенный цех и маленький живописный поселок в самом конце длинного распадка.

– Как тут красиво! – воскликнула Карина, глядя в окно на пестрые склоны сопок.

– Да, я подумал, что тебе понравится, – улыбнулся я. – А то ты, наверное, дома в основном сидишь, ну и нечасто за город выбираешься.

– Да, ты прав, – согласилась она, не отрываясь от созерцания сахалинских красот. – Я особо никуда не хожу тут.

Тем временем по левый борт показался небольшой серный источник, обрамленный забавной конструкцией, похожей на голову древнего языческого божества, из зубастой пасти которого струилась насыщенная серой вода. Мне говорили, что воду эту можно пить, более того, это даже полезно. Однако запах, который исходил от этого источника, был ну слишком уж отталкивающим.

– Карина, слушай, расскажи мне что-нибудь, что тебе запомнилось с тех времен, когда мы с тобой встречались, – вдруг обратился я к ней. – Столько времени уже прошло, возможно, я мог что-то забыть. Ну, еще эта авария. Знаешь, после нее я, порой, немного путаюсь в своих воспоминаниях.

– Что-нибудь рассказать? – переспросила она, оборачиваясь ко мне. Улыбка все еще украшала ее лицо, но сейчас она казалась мне немного неловкой, возможно, от того, что, услышав мой внезапный вопрос, Карина чуть-чуть свела брови. Как будто она и сама только поняла, что плохо помнит те дни, но лишь сейчас осознала это. – Ну, а что ты хочешь, чтобы я рассказала тебе?