Кавказский Хищник. Плохая девочка будет наказана бесплатное чтение

ПРОЛОГ

Грудную клетку сильно сдавливает от того, что тяжелая мужская нога прижимает меня к полу. Гадко. Больно. Унизительно.

Даже дышать не могу. Тело скукожилось до состояния чернослива. И душа – точная копия: смятая, замызганная.

– Что здесь происходит? – слышу сверху повелительный голос на чистейшем английском. Мужчина, который на нем говорит, прекрасно знает язык, но он для него не родной.

А еще я до дрожи в коленках, до сбитого сердцебиения знаю этот тембр. Тон. Властно-угрожающие нотки.

Этот голос я узнаю даже на том свете – плевать, в аду или раю.

Потому что с этим мужчиной я уже прошла и рай, и ад.

– Эта шлюха посмела поднять руку на родственника наследника престола! – отвечает свирепый араб, вдавливая меня в пол своим проклятым ботинком еще сильнее.

Хриплю от боли и унижения.

Рывком запрокидываю голову, чувствуя, как мышцы шеи сводит резкой судорогой. Торопливо скольжу взглядом, пытаясь выхватить взглядом мощную фигуру…

Он тоже на меня смотрит.

Сверху вниз.

Брезгливо. Равнодушно. Свирепо. Отчужденно.

В этом взгляде все…

Во взгляде, который когда-то смотрел на меня с таким восторгом и обожанием, который горел когда-то от одного моего прикосновения и улыбки.

Красивые кавказские черты сейчас неподвижны – застыли, будто высечены из мрамора, – не человек передо мной, а статуя божества какого-нибудь, бесстрашного, свирепого бога войны.

– Что она сделала? – переспрашивает он удивленно.

Араб тяжело выдыхает.

– Русская шлюха ударила ножом Его превосходительство Мамдуха бен Кабуса! А когда мы схватили ее, начала орать, как истеричка, что сделала это в целях самообороны! Потому что она принадлежит Вам. Сказала, что Вы ее хозяин.

Мы смотрим друг на друга. Преодолеваю дикий, жгучий стыд. Можно ли было предположить, что я окажусь в таком положении?

Пожалуйста, подыграй мне…

Ты – одно мое спасение.

Я слишком хорошо изучила законы Эмиратов, чтобы питать иллюзии. Моя участь предрешена – только смертная казнь. Никто не будет разбираться в том, что я попала на это проклятое мероприятие по ошибке.

Никто не станет слушать, никому неинтересно, что я просто предпринимательница небольшого бизнеса в этом новом Вавилоне, пытающаяся удержаться на плаву, забыв о прошлом, оставшемся на родине. Я не эскортница и не дешевая шлюха. Боже, да я даже не помню, когда в последний раз мужчина целовал меня в щеку.

Для всех присутствующих сейчас здесь я очередная русская дура в откровенном платье, которая приехала в Дубай и приперлась на фуршет в поисках легких денег. Ниже некуда. По собственной шкале ценностей – так точно.

Смешно, Рада.

Жизнь взахлеб над тобой смеется.

Наверно, кто-то из твоих предков, чью карму ты сейчас отрабатываешь, занимался черной магией, раз судьба снова и снова пропускает тебя через мясорубку, не щадя.

Мужчина из моего прошлого продолжает смотреть на меня.

Пристально. Откровенно, до боли. Сканируя изнутри.

Не скрывая своего презрения.

Пожалуйста…

Помоги.

Ведь Бернард Шоу однажды сказал, что мужчина, когда-то любивший женщину, сделает для нее все.

А я точно знаю, что ты любил.

Потом постараюсь объясниться. Попытаюсь обелить свою ничтожность, которая читается в его непроницаемом взгляде.

Преодолеть стыд.

Перешагнуть через гордость.

Но ведь судьба не просто так тебя послала на это же мероприятие, Анзор Гаджиев? Не просто же так снова свела нас на другом конце планеты спустя эти годы.

Не для того же, чтобы мое падение было еще более грязным в собственных глазах.

Чувственные губы. Порочный изгиб губ, когда-то сводивший меня с ума, теперь кривятся в холодной усмешке. В его взгляде – уже не просто равнодушие, а что-то отчужденно-враждебное.

Не выдерживаю и отворачиваюсь.

Нет.

Он не поможет.

Не простил.

Презирает меня.

Я – ничто в его глазах.

Скатившаяся на самое дно.

Голова обессилено падает на пол.

Слезы беспомощно стреляют из глаз.

Я уже не в силах их держать.

– Да, – вдруг слышу его хриплый голос, – она говорит правду.

Сердце замерло, будто попало в ледяную ловушку. Но в следующее мгновение диафрагма вспыхивает адским пламенем – будто огонь проглотила.

Снова поднимаю на него взгляд – и мое тело простреливает таким разрядом тока, от чего я дергаюсь и болезненно всхлипываю.

Он смотрит в самую мою душу. Выносит приговор, как когда-то.

– Эта женщина принадлежит мне. Позови Господина Мамдуха. Или отведи меня к нему на аудиенцию.

Ловлю воздух, как выброшенная на берег рыба. Щиплю себя неистово. А вдруг мне мерещатся его слова? Может, я сама придумала их, потому что отчаянно хотела верить?

Тогда еще я думала, что эти слова – мое спасение. Наивная.

– Ногу убери. Немедленно, – Анзор даже не повышает тона, но в его глазах – сталь. – Не терплю, когда касаются моих вещей.

Глава 1

Он тянет меня за собой, со всей силы сжимая предплечье. Не церемонится.

Ноги путаются в длинном дурацком красном платье, которое Катька уговорила меня надеть

Хотя еще в начале вечера оно казалось мне изысканным и совсем не вульгарным.

А сейчас… Сейчас я будто стою перед ним обнаженной. Не просто без одежды – без кожи, что сдирают слой за слоем. Его взгляды редки, но каждый – как удар раскаленным железом: точечно, неотвратимо, унизительно.

Тонкий шелк прилипает к потному телу.

Мне кажется, я слишком открыта. Речь не только о физическом моменте. Грудная клетка будто вскрыта и вывернута наизнанку.

Стараюсь пока не давать волю своим чувствам, вызванным присутствием этого мужчины. Неожиданным, нереальным.

Я уже привыкла не думать о нем. Не вспоминать.

Заставила себя.

Выдрала его образ из своей головы и сердца.

Лишь воспаленное сознание, все еще рыдающее по своему единственному избраннику, по ночам предательски распахивало дверь в мир воспоминаний. И они вновь и вновь уносили меня сквозь беспокойный, тяжелый сон туда – в наше счастье.

В его объятия.

В его шепот.

В его жаркие признания и восторженные взгляды.

Туда, где он еще меня любил, восторгался, и. уважал.

Ноги запинаются, когда мы оказываемся на пороге помпезного зала, откуда меня полчаса назад выволокли.

Мерзкий араб солгал. К сожалению, я не успела пырнуть бурдюка фруктовым ножом, схваченным с десертного столика в порыве отчаяния, когда он, не обращая внимания на мои протесты, пытался повалить меня, задирая ткань платья.

Меня оттащили.

Но это не имеет ровно никакого значения.

Я действительно совершила жуткое по местным законам преступление.

И совершенно пока не уверена, сможет ли Анзор меня отмазать.

Знаю, что за эти годы он стал очень богатым человеком и теперь, как это часто бывает, из мира бизнеса подался в политику в своей родной Республике. Знаю, потому что жадно выцепляю информацию о нем в интернете, словно дворняжка, хватающая то, что ей бросают. Это малодушно и нелепо, даже для меня.

Мозг кричит, чтобы я перестала себя истязать, а руки все равно открывают эти проклятые страницы с новостями, жадно находят его редкие фото в соцсетях.

И вот тогда настоящая Рада вылезает из-под панциря и просто сидит и смотрит. Слез уже нет. Есть пустота. И она хотя бы на мгновение заполняется его образом.

Провожу рукой по экрану, оставляя после пальца неэстетичный след.

Прикрываю глаза.

Вспоминаю его улыбку.

Вспоминаю его голос.

Интересно, на нее он смотрит так же?

На них.

Желтая пресса его любит.

У Анзора две жены.

Одна – Лилит, восточная красавица из состоятельной и влиятельной семьи. По российскому законодательству она его официальная жена. С ней он посещает приемы, светские рауты и делает семейные фотографии.

Вторая – Кристина. Женщина-праздник. Та, кого бы можно было назвать любовницей или содержанкой, но поскольку его религия и традиции позволяют такой формат отношений, то она является «второй женой».

Есть и другие.

Шикарные модели, лукавые волоокие светские львицы, актрисы, телеведущие. Он настолько шикарный мужчина, что каждая хотела бы искупаться в его мужской энергетике и харизме.

Анзор не скрывается, пользуясь своими большими во всех смыслах возможностями. Для таких, как он, полигамия – это не порок. Поэтому он совершенно не прячется от назойливых папарацци, когда те ловят в компании вереницы юных гурий в ресторане, на отдыхе или просто за рулем очередной статусной тачки.

И нет. Он больше не водит гоночные суперкары.

Анзор Гаджиев теперь очень серьезный человек.

И его машины – люкс представительского класса или устрашающего вида джипы-броневики.

Боль снова возвращает меня в реальность.

Я падаю на колени, потому что ноги не держат, да он и не страхует. Бесцеремонно проходит дальше, оставив меня на полу, в согнутом положении.

Идет напрямую к проклятому борову Мамдуху.

– И снова здравствуй, мой друг Анзор, – поднимается тот, бесцеремонно отшвыривая от себя худую светловолосую девушку. Я тоже видела ее на фуршете.

Интересно, это правда, что все девушки там были эскортницами и проститутками? Куда же ты меня засунула, Катя?

Ошибка или подстава?!

– Ас-саляму алейкум, Мамдух, – отвечает Анзор на мусульманский манер. И дело не в том, что он прекрасно говорит на арабском.

Просто так здороваются и у него на родине. На Кавказе.

Мужчины пожимают друг другу руки. Мамдух встает – считает Анзора как минимум равным себе. Хороший знак или плохой?

– Что тебя привело сюда? И почему эта, – презрительно кивает в мою сторону, – все еще тут. Ее место в тюрьме. Эта преступница сегодня нарушила самый страшный закон! Никто не имеет права поднимать руку на члена королевской семьи!

– Ты прекрасно понимаешь, что я здесь по этому вопросу, Мамдух. Произошло недоразумение. Эта женщина моя, а ты на нее покусился.

Женщина? – презрительно усмехается похотливый толстяк. – Эта, как ты говоришь, женщина была на сегодняшнем вечере, Анзор. Ты и сам прекрасно знаешь, что по правилам среди мужчин тут могут находиться только шлюхи. Если она и правда твоя женщина, то… Я сочувствую тебе.

Вижу, как сжимаются кулаки Гаджиева. От него рикошетит яростью. Уязвленностью. Никто и никогда не оспаривал достоинства Анзора.

А сейчас. Из-за меня.

Опять из-за меня.

– Эта. – Анзор делает паузу, подбирая слова, – несмышленная. решила проявить характер и вызвать во мне ревность. Произошло недоразумение. Ты не виноват в случившемся. Она виновата. И я накажу ее по всей строгости, Мамдух. Но это сделаю я. Потому что она моя. Вижу, что твое «увечье» преувеличено. Она не успела причинить реального вреда. То, что она защищала свою честь, говорит о том, что в мозгах курицы осталась хоть капля ума. И потому прошу отпустить ее без последствий – ни для нее, ни для наших деловых отношений.

Да, одним из самых шокирующих открытий сегодняшнего вечера стало то, что на нем был Анзор. Пришел сюда отдохнуть в обществе продажных женщин после успешных переговоров с эмиратчиками? Помню, как наши глаза с ним пересеклись. Я стояла и нелепо мялась с бокалом шампанского в руках, уже понимая, что влезла куда-то не туда. И он. Шикарный, высокий, статный, в деловом костюме, сидящем на нем с иголочки. Полоснул по мне взглядом хозяина жизни и даже не задержался. Спустя четыре года разлуки. Спустя четыре года моих самовнушений, что Анзор – это лишь плод моего воображения.

Каждое его слово снова и снова уничтожает меня и втаптывает в грязь.

Понимаю, что он вынужден сейчас так говорить.

И в то же время, совершенно уверена, что он и правда презрительно думает обо мне.

– Своенравная кобылка? – спрашивает с усмешкой араб, снова притягивая к себе девушку и смачно шлепая ее по попе, от чего та истерично вскрикивает. – Не успел объездить?

– Все впереди. – Анзор усмехается впервые за вечер, отчего по телу почему-то бежит табун мурашек. – Согласись, путь, который впереди, всегда несоизмеримо привлекательнее, чем то, что уже было пройдено и покорено.

Велеречивые фразы Анзора приходятся арабу по вкусу. Это их манера разговора. Гаджиев знает эту культуру. Он изучал арабский язык в институте. Мамдух вновь перевел похотливый взгляд на меня, все еще сидящую на полу в пораженной позе.

– Она красива, пусть и глупа. Думаю, тебя ждет много приятного на твоем пути, – хмыкает араб, – по-мужски могу тебя понять, Анзор, но.

Замираю. Перестаю дышать. Что это за «но»?

Сейчас решится моя судьба.

Что он сейчас скажет? Что заступничество Анзора все равно не избавит меня от тюремного заключения или даже казни?

Здесь и сейчас может быть все, что угодно. Я уже давно вне правового поля. Переступившая грани порядка, неосознанно попав сюда, где с мнением и желаниями таких, как я, попросту не считаются.

– Прости, брат, но вдруг ты просто сжалился над смазливой мордашкой? Она русская, ты из России. Все может быть. Игра есть игра. Для тебя она может быть очень интересной. Только вот я не хочу быть в этой игре пешкой.

Теперь уже араб жонглирует словами. Тянет. Оценивает и калибрует.

Господи, мои нервы сейчас лопнут, как перетянутая струна гитары!

– Докажи мне, что эта женщина твоя.

Сжимаю кулаки.

Что скажет Анзор? Как он будет это доказывать?

– Рада, подойди, – говорит сухо, без промедлений, даже не оглядываясь на меня.

Встаю с затекших коленок, которые гудят от боли падения.

Иду неровно, качаясь.

Мамдух видит это и усмехается, снова нагло оглядывая меня с ног до головы.

Анзор вдруг резко оборачивается.

Наши взгляды пересекаются.

Он резко и раздраженно дергает меня за запястье и ставит перед собой.

– Ее зовут Радмила Тарханова. Ей двадцать один год. Она родилась в российском городе Иваново двадцатого ноября. У нее первая положительная группа крови, и.

Анзор разворачивает меня к себе спиной, касается оголенной кожи горячими пальцами, от чего меня простреливает.

– Над правой ягодицей у нее родимое пятно.

Вздрагиваю, когда пальцы опускаются ниже и подцепляют тонкий шелк.

Ткань жалобно трещит на и без того оголенной пояснице.

Он разрывает ее. Но так, чтобы была видна только ямочка над правой ягодицей.

Громко и порывисто дышу. Закрываю глаза.

Меня трясет от прокатывающих по телу спазмов боли, шока, волнения и жара.

Место, которое он трогал, горит.

Грудь распирает от обилия эмоций.

Они такие полярные, что я боюсь, что потеряю сознание.

Мамдух усмехается.

– Впечатляюще. Глубокие познания о девице. Я столько даже о своих дочерях не помню. Хорошо, брат. Я верю тебе. Но теперь мне кажется, что ты одержим этой лукавой гурией. И потому не накажешь ее должным образом. Пощадишь. А она была очень плохой девочкой. И по отношению ко мне, и по отношению к тебе. Дело ведь не только в том, что она оскорбила меня и покушалась на убийство. Она осмелилась ослушаться приказа своего господина и оказалась в таком неприглядном положении, еще и тебя в это втянув.

Рука Анзора, которая захватом сжималась сейчас на моей локте, стала жать еще сильнее.

– Накажи ее, Анзор. Прямо сейчас. Передо мной. Я хочу посмотреть. Выеби. Жестко. Как она заслуживает.

– Я не ебу в присутствии других мужиков. Я не порноактер, – жестко отвечает он.

Мамдух усмехается.

– Тогда выпори. Заставь сучку пожалеть о том, что она натворила. И мы квиты. Согласись, это ничто в сравнении с теми проблемами, которые ты можешь получить на выходе. Никто не посмеет одурачить Мамдуха. Про нее вообще молчу.

Захват на руке такой сильный, что я невольно вскрикиваю.

Озверевший взгляд Анзора полосует меня острым лезвием.

Я до такой степени прикусываю губы, что они начинают кровоточить.

Он порывисто дышит со свистящим звуком.

А затем я задерживаю дыхание, поскольку он раздраженно-рьяным движением расстегивает ремень и извлекает его из брюк.

Глава 2

Грубый захват на плече. Анзор толкает меня к дивану.

– Держись за спинку. Будет больно!

Голос звучит отчужденно и равнодушно. Так, как и должен, наверно, звучать голос палача.

Он не медлит и не сомневается.

Слышу свист.

Жмурюсь.

Резкая, обжигающая кожу тысячью раскаленных иголок боль пронизывает бедра, вырывая из глотки дикий крик.

Никогда еще мне не было так больно.

Хотя вру.

Было.

Когда смотрела ему в глаза и врала, что больше не люблю, что не хочу быть с ним, не хочу за него биться. Что моя жизнь не должна в столь юном возрасте отягощаться столькими обстоятельствами и проблемами, сколько у меня возникло в паре с ним.

Безжалостно врала – и била себя вот так же дико и остервенело, только ментально. Но от этого менее больно не было.

Следующий безжалостный свист – новый удар по бедрам. Сжимаю обивку дивана так сильно, что руки сводит.

Сзади слышу смешки и движения араба, сдавленный женский полукрик-полусмешок.

Гадкого извращенца возбуждает то, что он видит.

Вздрагиваю, всхлипываю. Погибаю и снова воскресаю – просто потому, что эта дикая боль подняла бы и полумертвого.

Хочу обернуться на Анзора, но он не дает, словно бы предчувствуя мой порыв. Просто резко нажимает на шею, вдавливая голову в мягкую обивку, не давая нашим глазам встретиться.

Он лишает меня возможности дышать и двигаться.

Его удары беспощадны и неотвратимы.

И почему-то я чувствую, что причина не только в том, что ему нужно создать видимость правдоподобности.

Он делает это еще и потому, что действительно наказывает меня.

Наказывает за то, что было.

Наказывает за то, что снова попалась ему на глаза, а он не смог равнодушно пройти мимо.

Когда мои рваные всхлипывания переходят в рыдания, он отбрасывает ремень.

– Мы в расчете? Теперь я могу забрать ее? – спрашивает сипло, предельно напряженно, готовый взорваться в любую секунду.

Слишком хорошо его знаю, чтобы не считывать это на уровне телесных вибраций.

Ответа не слышу.

Потому что в ушах дикий звон. Словно бы сотни людей сейчас собрались вокруг, тычут в меня пальцем и гогочут над моим унижением.

Чувствую, как его руки подхватывают меня.

Ягодицы и бедра горят так, словно их десять минут обливали кипятком.

Зарываюсь мокрым лицом в его грудь.

Дышу горько-мускусным ароматом некогда любимого своего мужчины.

И кажется, теряю сознание.

Просто потому, что мозг не может выдержать все то, что происходит со мной сейчас.

Только лишь одно выхватывает мой мозг в ужасе момента. Быстрый горячий поцелуй сухими губами в висок перед тем, как отдаться мраку.

Или же мне он только мерещится.

Глава 3

Придя в себя, но не сразу понимаю, где я.

Осознание наступает лишь тогда, когда я слышу, как рвется на мне ткань платья.

Быстро оглядываюсь, преодолевая головокружение. Просторная спальня, огромная кровать с пахнущим лавандой белоснежным бельем и я. Вжатая в подушки, лежу вверх попой.

– Нет, – наступает дикая паника, когда понимаю, для чего на мне рвут платье, – не трогай меня!

Судорожно хватаю руками ошметки разорванной ткани, пытаюсь прикрыться – тщетно.

Анзор (по запаху чувствую, что это он) продолжает свое грязное дело. Теперь с таким же жалобным треском рвется и белье.

Господи. Какой ужас. Я сейчас перед ним распластанная. Голопопая.

– Ты же не насильник. – на глазах собираются слезы, тут же впитываясь в пух через наволочку. То, что он делает, ни разу не эротично. Это. Это унизительно и постыдно.

Он тяжело дышит. Сипло, хрипло. Не отвечает.

– Извращенец чертов. – рычу яростно, собирая последние силы, снова пытаясь вывернуться, но он не дает, более того, сверху наносит еще один сильный шлепок, заставляя меня взвыть – кожа и так кипит от предыдущей его экзекуции.

– Успокойся, сумасшедшая, – цедит сквозь зубы, – последнее, о чем я сейчас думаю, видя твой исполосанный зад, это о том, как тебе засадить! Лежи смирно! Надо осмотреть, насколько глубокие ссадины, и обработать.

Он отходит от меня, когда в комнату стучат.

А я в панике быстро срываю простынь и прикрываю свою наготу.

Минута – и он возвращается с маленькими склянками и пакетом ваты. Раздраженно снова откидывает с меня простынь, не церемонясь, щедро мочит вату в какой-то жидкости. Шиплю, когда она касается кожи.

И даже не от реальной боли. Просто она такая холодная. Непривычно.

– Тише, – говорит, смягчаясь, – сейчас полегчает. Тут обезболивающее.

Терпеливо, сцепив зубы, выношу все – и как он протирает ссадины, и как втирает в них какой-то крем. Пытаюсь пережить агонизирующий стыд.

В его движениях и правда ни грамма эротизма или интереса. Все на механике. И он явно сам тяготится тем, что происходит.

Тут же снова прикрываюсь, стоит ему отойти. Шиплю от каждого резкого движения.

Тянет ко мне стакан воды с таблеткой на ладони.

– Выпей анальгетик. Поспишь хотя бы.

Я выворачиваюсь, чтобы взять из рук лекарство, простынь струится по моей груди, оголяя торчащие от холода и напряжения соски. Смущенно натягиваю белую ткань до шеи. Только сейчас доходит – я же совершенно голая. Ужасно.. Перед ним.

– Перестань, не маленькие. Там нет ничего из того, что я уже не видел.

Хоть и отводит тут же глаза, его тон такой пренебрежительный, что мне просто аорту разрывает от какой-то неправильной, неконтролируемой досады.

Вы чужие друг другу люди.

Все. Баста. Вот так сложилось, что случайно пересеклись.

И вот такая я, жалкая и уничтоженная, явно его не возбуждаю.

Черт, а почему я вообще думаю сейчас про то, что его возбуждает?…

– Скоро рассвет, Рада. Отдохни немного. Препарат сейчас начнет работать, и не будет сильно больно. У меня есть пара дел, а потом я вернусь, и мы поговорим.

Тело утопает в мягкости белоснежного белья. Дневной свет за панорамными окнами в пол слепит глаза. Я провалилась в глубокий сон, но по пробуждении понимаю, что спала не более пары часов.

Пытаюсь пошевелиться – и морщусь.

Потому что тело так ноет, словно бы меня через мясорубку пропустили.

Приподнимаюсь, сажусь, осматриваюсь.

Получается не сразу и с острыми вспышками боли. Наверное, меня еще и продуло, потому что не только мягкие ткани, но и мышцы стреляет при каждом движении.

Когда вспоминаю, что все еще голая, нервно натягиваю одеяло себе до шеи.

И только сейчас замечаю его у другого окна.

Стоит ко мне спиной, говорит по телефону.

Вернее, слушает. Сам молчит.

Высокий, все такой же дико красивый, ноги расставлены, как и полагается уверенному в себе до невозможности мужчине. Оборачивается на шорох и видит, что встала, обмотавшись бельем.

Мне кажется, или его взгляд сейчас темнеет?

– Перезвоню, – губы едва размыкаются, чтобы констатировать.

Откладывает телефон.

Смотрит на меня исподлобья.

– Как ты? – хриплый голос, впервые обращенный только ко мне, без дикого раздражения и пренебрежения, действует, как серная кислота.

Как я?

Я бы тебе ответила, как я.

Вдребезги я.

Но молчу, потому что не хочу, чтобы губы предательски задрожали.

– Спасибо. – говорю тихо, – что все-таки помог.

Да, помог. Выпоров.

Вскидывает бровь и хмыкает.

– Рад, что ты, наконец, удосужилась это сказать, Рада. А теперь может, расскажешь, что, черт возьми, все это значит? Как ты оказалась у Мамдуха? Вообще, ты хоть понимаешь, что это не шутки?

А он с разбегу решил меня полосовать не слабее, чем вчера сек. Пытать теперь будет расспросами.

Самое трагикомичное в этой ситуации, что сам Анзор даже не подумал извиниться за то, что мой зад все еще в огне. Вообще его это не смущает.

– Вчера я была на тебя слишком зла, чтобы поблагодарить, – шевелюсь и опять чувствую на своей пятой точке последствия вчерашнего вечера. – Давай только без морали. Кому как ни мне понимать, что это не шутки. – зло усмехаюсь.

Он подходит близко к постели. Нависает сверху. Капец, сколько в нем сейчас внезапно образовавшейся ярости.

– Без морали, значит? Ты, оказывается, на меня зла была. Не удивлюсь, Рада, если спустя полчаса окажется, что это я вообще сам виноват в том, что ты оказалась там, где оказалась. Это в твоем стиле.

Открываю было рот, чтобы продолжить этот нелепый спор, но… Затыкаюсь, зависая на нем. Слишком близко. Хочется рассматривать его. Жадно. Ловить каждое изменение. Концентрировать внимание на том, что осталось неизменным, и. Испытывать какой-то неправильный совсем, почти мазохистский кайф от того, что ставший воспоминаниями вновь обрел плоть и кровь.

Нет. Человек, преисполненный такой яростью, не может быть равнодушным. Не верю. И эта мысль тоже предательски заставляет внутри что-то трепыхать.

– Ты как всегда все не так понял.– нервно сглатываю, отводя глаза.

Его ноздри раздуваются, как паруса. Взгляд все такой же черный.

– Тогда просвети, уж сделай милость, раз я впрягся за тебя! Ты эскортница, Рада? Шлюхой заделалась? Вот такой жизни ты хотела, когда послала меня на хер и сказала, что заслуживаешь большего? Или как там было? Что хочешь тихой, размеренной и спокойной жизни, а не моих проблем, и что бороться за нас вместе смысла не видишь, ведь у тебя впереди «прекрасный и неизведанный» мир других мужчин.

Глава 4

Так я вообще-то не говорила. Никогда. Он опять все переворачивает, как характерно для мужиков.

Но сейчас нет смысла это все вспоминать и ворошить.

Я ничего не докажу такому, как Анзор.

Но вот объясниться хочу.

Он не должен домысливать того, чего нет.

А никакой грязи в моей жизни до вчерашнего вечера не было.

– Даже не знаю, с чего начать. – искренне перебираю в голове факты, в унисон с монотонным дерганьем края простыни, которая все еще до ушей прикрывает мое тело.

– С начала, пожалуй. Это логично. – хмыкает, так и не разомкнув руки, сцепленные замком на груди.

– Ну, полтора года назад я приехала в Дубай, – вижу, как его лицо сначала загорается гневом, а потом какой-то злорадной досадой. Типа: «Что и требовалось доказать», – но не для того, о чем ты сразу подумал. Не было у меня никаких папиков и содержателей. Никого не было. Сама я все решала. Просто. Подумала, что нужно открыть свое дело.

– Почему Дубай? Прямо скажем, далеко не самое лучшее место для построения «своего дела» молодой девке.

– Потому что тут была Катька. Помнишь Катьку? Моя подружка из института. Она сказала, что поможет. После смерти мамы у меня никого особо не было. Подружки мои из Иваново все разъехались. Одна вышла замуж за военного, другая – сама неприкаянная, в Москве ищет, куда приткнуться. Тогда. Мне казалось, что Дубай – лучший вариант. Все сюда едут счастья искать.

Анзор словно бы слушает меня поверхностно. Морщится.

– Мать умерла?

– Умерла. – говорю и чувствую, как горло начинает щипать. – Не хочу сейчас об этом.

Понимающе кивает.

– Соболезную.

Первое искреннее слово за все время нашего общения после разрыва. Без превосходства, презрения и раздражения.

– Ты окончила институт?

Снова отвожу глаза от его прямого вопроса.

– Сейчас. Временно заморозила учебу. Так получилось. В академе. Бакалавриат окончила. С магистратурой. Ну, была на заочном, а сейчас.

Он вдыхает и выдыхает шумно. Резко переводит взгляд от окна на меня.

– Ну что, Рад, нашла-то счастье?

Тут же снова отворачивается. Закуривает.

Нервничает?

Тяжело вздыхаю.

Игнорирую его прямой ироничный вопрос.

– Я месяц штудировала местный рынок, и. приняла решение пустить свои сбережения на открытие кондитерской.

– Кондитерской? – оглядывается на меня удивленно. – Рада, ты с ума не сошла? При чем здесь ты и кондитерская? Ты хоть один торт в жизни испекла? Прости, но пока все, что ты говоришь, звучит как бред неадекватного человека. Либо ты мне врешь, либо и правда. того.

– При чем тут испекла или нет?! – раздраженно машу я рукой. Не слушает меня, как всегда. – Вопрос был не в том, чтобы что-то делать руками, а подключить свои мозги.

– И как, подключила? – иронизирует, а я все больше злюсь.

– Подключила, – в висках вибрирует нарастающее напряжение, и с самодовольством:

– Еще как подключила! Узнаешь – закачаешься!

Хочу все ему рассказать про свой успех так сильно, что даже захлебываюсь от эмоций. Отчаянно, дико хочется, чтобы он понял, что я не. Не ничтожество, каким он меня воспринял в логове проклятого Мамдуха.

– Я наняла двух неплохих поваров из Средней Азии, решила их вопросы с миграционной. Нашла помещение. Катька тоже с этим помогла. Помнишь Славика? Они вместе все эти годы. Он риэлтор элитной и коммерческой недвижимости здесь.

Наша первая локация была крохотной и проходной. В торговом центре. Я все красиво оформила. Сама ездила к бангладешцам на рынок – находила в три раза дешевле детали декора, которые в других местах продавались очень дорого. На третий месяц вышла в ноль, но. Понимала, что этого мало, чтобы удержаться на плаву, особенно в Дубае. Короче, хотелось какой-то такой идеи, знаешь. Вот чтобы ноу-хау, открытие, как у ученых. И вдруг меня проперло.

– Страшно представить, на что могло тебя «пропереть» в кондитерском деле.

Иронизирует. Ну-ну.

Набираю воздуха в легкие.

– Про знаменитый шоколад с арабским десертом с фисташками в виде начинки слышал?

Он пораженно смотрит на меня. Даже выражение лица меняется.

А я впервые за эти сутки испытываю остро-сладкое чувство торжества.

Потому что про этот десерт, порвавший все соцсети и вскруживший голову половине мира, не знает, пожалуй, только мертвый.

– Так вот, это я.

– В смысле?

В том смысле, что мы решили придумать что-то такое очень близкое и для местной крайне платежеспособной публики, и для иностранцев, любящих все арабское как часть местной экзотики. Но в то же время нужно было что-то оригинальное. Скажем так, стать сотой кондитерской, которая делает арабское кунафе (прим. автора: знаменитый мучной десерт с сахаром и маслом, посыпанный фисташками), не хотелось. Да и вывозить этот десерт из страны сложно, к транспортировке он непригоден. А что любят вывозить, если мы говорим про кондитерские изделия? Правильно, конфеты. Все эти наши грильяжи, «Мишки на севере», «Красные шапочки». Все ведь это покрытая шоколадной оболочкой разнообразная начинка – идеальный сувенир, подарок. Вот. Так родилась идея сделать этот шоколад с арабским колоритом.

– Рада. – слышу удивление в его голосе. Даже замешательство. – Это. конечно, очень круто, даже представить не мог, что за этим стоишь ты… Все помешались на этом шоколаде, но… – Анзор ошарашен и подбирает слова. – Как это связано с твоим вчерашним концертом?

– Ты сам просил начинать сначала, – осекаю его я. Можно же мне реально чем-то похвастаться? Да и дело не в хвастах! Просто без этой части рассказа он не поймет всей картины. – Короче, шоколад пришелся публике по душе, но. Мы ведь в Дубае. А кто в Дубае делает по-настоящему большие деньги? Да, Анзор. Самая элита. Не просто богатые. А самые богатые. Пресловутый эффект сноба. «Сноб с более высоким уровнем дохода стремится купить то, что не покупают другие лица с более низким уровнем дохода».

Мы оба осекаемся, глядя друг на друга. Когда-то в институте с этого самого «эффекта сноба» и началось наше знакомство. Ну, почти с него.

– Мне хотелось показать, что этот десерт – эксклюзивен и селективен. Что далеко не все могут себе его позволить. Вроде бы традиционный кунафе, фисташки, шоколад, а. класса люкс. И знаешь, получилось. Грамотный маркетинг с задействованием по-настоящему крутых блогеров, продуманная бизнес-стратегия продвижения. Короче, спустя два месяца моими главными покупателями были уже не рядовые туристы и обычные посетители торгового центра, а члены королевской семьи и миллионеры из «Форбс». Мы переехали в другой бутик, в сердце Бурдж Халифа. Интерьер с бангладешского рынка сменился на итальянский дорогой декор. Я подтянула Катьку – она вела продвижение в соцсетях, я старалась держаться в тени.

– Почему?

– Потому что это я, Анзор. С каких пор меня манит известность? Однажды уже хватило. Псевдоизвестности.

Он молчал, просто меня слушая. То отводил глаза, то снова впивался взглядом, изучая и словно бы зависая на мне. Что он думал? Какой я ему виделась сейчас? Понимал ли он в данный момент, что именно тогда, четыре года назад, заставило его, золотого сына президента одной из кавказский Республик, которому были доступны все девушки столицы, потерять голову от простой ботанички из Иваново?

Мы оба снова вспоминали то, что не хотели вспоминать.

– Вот. с этого момента, наверное, и можно начинать говорить про возникновение реальных проблем. – снова вернулась к настоящему я, – Никто ведь мне не объяснял, что когда ты начинаешь зарабатывать большие деньги, обязательно найдутся те, кто их захочет у тебя отжать. И нашлись. Здесь все прямо как в Иваново. Без лишних подробностей, мне сказали, что если я хочу сохранить прибыльный бизнес, то должна делиться.

– Не говори, что ты решила не делиться, – пораженно слегка кривит рот в усмешке.

Глубоко вздыхаю.

– Да, я решила не делиться, потому что это нечестно, несправедливо, неправильно.

– Рада, – выдыхает он тяжело, закатывая глаза и хмыкая, – ты решила идти против системы? Как же это. В твоем стиле. Вот же ты, – снова хмыкает, – неисправимая, а.

Я вздернула подбородок.

– Катька сказала, что мне следует поговорить с одним важным чиновником, что он выслушает меня и поймет. Нашла мероприятие, на котором он будет, пробила мне билет! Мы даже заплатили менеджерше по коммуникациям за то, чтобы меня туда пропустили. Ты же знаешь, что здесь не только воздух продается, но даже возможность с кем-то встретиться.

– И ты.

– И я оказалась на вчерашнем вечере. Это ведь был солидный с виду фуршет по итогам эмиратского инвестиционного форума.

Он смотрит на меня, а потом начинает ржать. Просто гогочет, хватаясь за бок.

Царапает глазами.

– То есть ты заплатила сутенерше, как эскортница, за право попасть на тусовку в поисках спонсора?

– Нет! – осекаю его. – Уговор был о том, что я смогу встретиться с этим мужчиной и все ему объяснить.

– В том красном платье, которое я с тебя содрал, да?

В горле царапает.

Отчасти он прав. Ну, платье, да.

Но. Это платье отнюдь не казалось мне вульгарным. Да, яркий цвет, но силуэт более чем нейтрален. Просто вечернее платье из шелка.

– Это не платье проститутки. Я не давала повода.

Он хмыкает и снова отворачивается.

– У тебя всегда были проблемы с пониманием дресс-кода.

– У меня не было проблем. Это у вас, мужиков, вечные проблемы.

– Красивая женщина, Рада, это всегда источник проблем, – снова колет взглядом, – а ты в этом вопросе всегда была очень-очень проблемной девицей.

– Наверное, это комплимент? – вскидываю бровь. Рассказ о моем успехе немного вернул мне уверенности. Я даже выдохнула с облегчением, хоть попа и продолжала гореть.

Анзор садится на край кровати, кладя руки на коленки.

– Рада. – выдыхает устало, – если бы меня там не оказалось, то все для тебя закончилось бы иначе, ты понимаешь?

– Понимаю, Анзор. – отвечаю искренне. – И потому я действительно тебе благодарна. Бог тебя ко мне послал. Наверное, это была судьба.

Последняя фраза явно была лишняя.

Он нервно дернул кадыком.

У меня тоже во рту пересохло.

Рваным движением поправила волосы, безалаберно опустив край пододеяльника, – и моя грудь резко оголилась.

Дернулась, подтянула все снова выше шеи.

И все равно не могла не заметить, что он-таки полоснул боковым зрением по мне.

– Я пойду, – говорит сипло и тут же отворачивается.

– А я? Что. Мне делать? Моего телефона. Его же нет, да?

– Его же нет, – констатирует, подходя к дверям, – и он пока тебе не нужен во избежание лишних проблем. Прими душ и отоспись по-человечески. Я свяжусь с тобой. Надо понять, как вообще складывается ситуация. Мамдух крайне злопамятен и далеко не так прост, как кажется. Будешь здесь, в моем номере. Сейчас это самое безопасное для тебя место с учетом моей охраны, которая не зависима от местных властей.

Его номер. Я в его номере. В. его постели?

– Если это твой номер, то… ты…

Анзор распахивает дверь и поворачивается на меня. Усмехается.

– Не волнуйся, мне есть где проводить время.

Дверь за ним тут же захлопывается.

И я невольно слышу, как он отдает приказ тому, кто ждал снаружи в лобби.

– К Кристине.

Глава 5

Очевидно, заснуть я не могу.

И не только потому, что это место новое, не мое.

Потому что я снова и снова думаю о нем.

Красивом, шикарном, властном. Чужом.

Он уехал спать к Кристине.

Своей женщине, которая заслужила право быть рядом с ним.

Которая рядом с ним и была, когда в его жизни появилась я.

Несуразно, нелепо, не к месту.

Наше знакомство с Анзором произошло при странных и нелепых обстоятельствах.

Все началось с того, что он едва не сбил меня на своем гоночном космолете, когда я переходила дорогу на красный свет возле университета в первый сентябрьский день. Потом я случайно облила его кофе на глазах у всего института. А затем… Затащил меня в багажник и привез в свою автомастерскую, где решил «проучить», заперев в комнате над цехом. Но я не собиралась сдаваться наглому кавказцу – и в итоге, когда он явился, чтобы «наказать» меня, мне в голову не пришло ничего лучше, чем сигануть со второго этажа.

Смешно звучит?

Тогда было не очень-то. Чудом я влетела в потолочное окно машины. Чудом отделалась переломом ноги и ушибами. А еще. Еще это сумасшествие, как оказалось, стало безотказным способом влюбить в себя жесткого и высокомерного бабника, который с того самого дня просто измором начал меня брать. Меня, простую девочку из Иваново, только окунувшуюся в столичную институтскую жизнь.

Я долго сопротивлялась этому натиску. Даже мысли не могла допустить о том, что мы можем быть единым целым. Мы были из разных миров, в буквальном смысле слова. Я – простая русская девочка, у которой впереди много работы над собой, чтобы чего-то добиться, он – старший сын главы одной из северокавказских Республик, который хоть и бунтовал, забываясь в гонках и тусовках, но никогда не забывал о своих корнях. А еще «корни» о нем не забывали.

Мы разошлись. Нет, не потому, что чувства погасли. Потому что иначе было нельзя. Наш союз был обречен. И в какой-то момент я даже смогла с этим смириться и как-то жить дальше, но.

Сегодня и сейчас внутри снова разыгралась такая буря, такое смятение, что трезво и здраво дать определение тому, что я чувствовала, не могла дать.

Скрип. Даже скрежет. Да, мое сердце сейчас не стучало, оно ритмично скрежетало, снова и снова стесывая до боли свои израненные очертания о беспощадно острую правду: Анзор Гаджиев стал таким, как хотел когда-то его отец, – жестким, циничным, добившимся власти и денег. И в его жизни уже были важные женщины. А я.

Я просто недоразумение, которое он пожалел.

Будь на моем месте вчера любая другая, он бы тоже заступился, если бы она попросила.

Я точно знала.

Потому что слишком хорошо понимала характер Анзора.

Только под утро меня все-таки вырубает. Это чисто физиология. Просто ресурсы организма не выдерживают.

Мне и вовсе кажется, что я не сплю. Ворочаюсь в постели. Потею, чувствую боль на ягодицах и бедрах от прошедшей экзекуции.

А потом ощущаю, как голой ключицы касаются горячие мужские пальцы, и. их сменяют такие же жаркие губы. Сердце сжимается до размера спичечного коробка и начинает отплясывать в диком ритме.

Тело выгибает следом за тем, как те же самые пальцы ведут от шеи по груди и животу вниз. А потом я снова чувствую губы. Стону. Хочу сказать его имя, но не могу. Оно словно бы застряло внутри. Словно бы я посадила его на цепочку и теперь боюсь выпустить.

– Рада, – слышу рваное, тягучее, жаркое. – Рада.

На животе раскаленным дыханием.

На мочке уха, на переносице.

Как нервный ток.

Как разряд за разрядом.

– Рада.

Сон вдруг рассеивается, и я понимаю, что просто бредила.

Концентрирую взгляд и понимаю, что передо мной сейчас сидит Анзор.

На нем свитер-поло, классические джинсы. Но его образ сейчас словно бы смазанный. Глаза непроизвольно впиваются в его, стоит мне сконцентрировать зрение. Меня подбрасывает, потому что его зрачки сейчас черные, расширенные, заполняющие почти весь глаз. Губы приоткрыты. Руки сжаты в кулаки.

Я знаю это его состояние.

Как же хорошо я его знаю.

Анзор возбужден. Дико, по-животному возбужден.

– Прости, что разбудил, но надо поговорить, – говорит он сипло и быстро встает с кровати, отходя в дальний конец комнаты.

Тело все еще знобит от пережитого возбуждения во сне, которое так и осталось спелым фруктом – несорванное, пульсирующее в моей крови.

Анзор совсем вне поля моей ауры. Отошел так далеко, что почему-то в этот момент стало холодно.

Развлекался ночью с Кристиной? Выглядит лощеным.

Она сама ему одежду гладит и надевает, как примерная женушка?

Останавливаю саму себя в потоке язвительных вопросов, которыми делаю больно только лишь себе.

Про мое состояние он не интересуется.

Просто, удостоверившись, что я проснулась и адекватно воспринимаю его слова, разворачивается и идет к двери.

– Одевайся, пожалуйста, побыстрее. Попрошу принести нам кофе. Времени не так много. Открывает дверь.

Уже в проеме снова на меня оглядывается, имея ответ на мой закономерно застывший на губах вопрос.

– На кресле пакеты с одеждой. Не тяни, пожалуйста. Это в твоих же интересах.

Я делаю то, что он говорит, на автомате.

Не цепляюсь за ощущения и чувства. Не пытаюсь ловить полутона в его взгляде и голосе. Это все пустое. Просто отключаю рассудок. Я так умею, я так уже делала. Не думать, не жать на рану. Просто. Вдох-выдох. Существование. Это очень просто.

Выхожу к нему, напялив молочный свободный костюм кэжуал. Удобно и безлико. То, что нужно.

Волосы собрала в тугой хвост. На лице ни грамма косметики – мне нечем даже потрескавшиеся, искусанные вчера губы намазать.

В унисон со мной в просторную гостиную люкса девушка из рум-сервиса заносит поднос с кофе.

Аромат почему-то не бодрит и не будоражит нос, а уже заранее вызывает во рту ощущение горькой оскомины.

Он смотрит какие-то бумаги.

Брови напряженно сведены. Взгляд живой и цепкий.

Хищник.

Не зря его так называли.

Таким и остался.

Только, судя по всему, стал еще более опасным.

– Рада. – видит меня, но в небрежно скользнувшем по мне взгляде: «Садись».

Переводит взгляд на горничную, терпеливо ожидая, пока она удалится, не говорит.

Когда пытаюсь занять место в кресле напротив, морщусь, потому что ягодицы саднит.

Он встречается со мной взглядом, откладывает документы и хмурится, но ничего не говорит.

Безжалостно молчит.

Не извинился.

Ни разу.

Даже поверхностного участия нет, для виду.

– С чего начать, Рада, с плохой новости или с очень плохой? – выдыхает шумно и со свистом.

– Говори уже, – не церемонюсь относительно того, как звучит мой голос. Плевать. Что еще могло произойти?

– Твой бутик сгорел, – говорит он так, словно бы речь не о деле моей жизни, а о утерянной сумке. Даже не брендовой.

Безжалостный. Равнодушный тон.

– Как?!

– Так. Со всей бухгалтерией, накладными, оборудованием. Очевидно, это не случайность, хоть по документам все выведено именно так.

Сердце замирает.

Во рту пересыхает, а голова кружится..

Я еще не все кредиты успела погасить. Там все мои сбережения. Более того, там был сейф со всеми моими накоплениями и документами.

– Рада! – окликает он меня громко. Он все это время говорил, но я даже не слушала. В голове гул. Что делать? Надо Катьке звонить. И Владику. С этим местом он ведь мне тоже помог.

– Мне нужен телефон, – начинаю я решительно, пытаясь хоть как-то склеить свое состояние.

– Рада, послушай меня, пожалуйста! – раздраженно настаивает он. – Тебе сейчас надо думать не о том, как что-то там спасти – там ничего не спасти, и понятно, что бизнес этот у тебя, конечно же, отжали. Надо думать о том, как бы не загреметь в тюрьму!

– Мне нужно поговорить с Катей и ее женихом. Они. Они же тоже в деле.

– Они в тюрьме, – мрачно осекает меня он.

В шоке смотрю на Анзора, просто хлопая глазами. Что он сейчас такое говорит?

– В смысле? За что?

Глава 6

– В смысле? За что?

Хмыкает еще более мрачно.

– Сутенерство и проституция.

Пропускаю несколько вдохов и выдохов.

Бред какой-то.

– Анзор, это чушь собачья. Влад занимается риэлторством. Катя мне помогает. У них почти семья. Что ты такое говоришь?

Лицо Анзора сейчас непроницаемое. Он просто не верит мне, а может, даже и не слушает. Смотрит внимательно. Так, что на коже остаются горячие следы, но. словно бы о своем думает.

А может, мне так кажется. Анзор всегда опирался только на сухие факты.

А я. У меня даже фактов-то нет. Я в каком-то чудовищном вакууме.

Что он знает обо мне? Что я оказалась голой попой на тусовке среди эскортниц в Дубае, что мои друзья в тюрьме, а бизнес пошел к чертям. М-да, просто идеальная картина. Непутевая деваха с кучей проблем.

Даже трубки позвонить нет.

– На тебя стоит депорт, Рада. Это значит, что Мамдух приказал выдворить тебя из страны без права возвращения. Со вчерашнего дня.

– То есть.

– То есть, если ты не улетишь сегодня, попадешь в миграционную тюрьму. Полгода заключения без суда и следствия. Уже молчу про другие последствия. Это их страна, их порядки. Здесь они закон. Я буду бессилен тебе помочь при всем желании.

От шока и неожиданности я даже встаю и начинаю метаться по комнате, заламывая руки.

– И. Что мне делать? Анзор, я не могу просто взять и вычеркнуть свое дело, на которое потратила кучу сил и времени! Это все чудовищная несправедливость! Я хочу поговорить с кем-то из представителей властей, я.

Он вдруг встает и близко подходит ко мне. Минутное замешательство – а потом тяжелая рука ложится на мое плечо.

– Сегодня ты улетаешь со мной в Москву, Рада, – не спрашивает. Просто констатирует.

Сердце падает на пол. Крошится. Паника теперь не просто меня охватывает. Она опоясывает меня агонизирующей спиралью беспомощности.

– Я. не могу. – голос срывается. Глаза щиплет.

– Радмила, – эмоции сдают и у него. Рука на моем плече сжимается. От его тела сейчас такая энергетика, что я могу упасть, – хватит уже искать справедливости в этом жестоком мире! Жизнь тебя ничему не научила?! Если бы все было по справедливости, то ты бы. То мы.

Господи. Зачем. Он. Сейчас. Это. Говорит.

Нет. Нет. Я не могу это выдержать. Я просто. Это сильнее меня! Я не была к этому ко всему готова!

Автоматически отступаю назад.

Отчаянно качаю головой.

Речь не о том, что он собирается меня увозить.

Сейчас про другое. Инстинкт самосохранения…

– Нет, Анзор. – задыхаюсь от страха и паники. – Ты просто не понимаешь. Мне нельзя в Россию. Мне нельзя в Москву. Я не просто так уехала.

Глава 7

Он сначала смотрит на меня пару мгновений, а потом так громко и колоритно хмыкает, что я даже тушуюсь. Нет, его совершенно ничего не забавляет.

Его подбрасывает на качелях эмоций сейчас точно так же, как и меня.

– Ну давай, Рада, удиви меня еще больше. Что ты дома натворила, что тебе туда нельзя? Тоже кого-то пыталась ножом пырнуть? Или что? Я даже уже предполагать боюсь.

Дышать нечем. Перед глазами все плывет. А еще. та проклятая картинка. Я теперь снова так отчетливо ее вижу.

– Говори. – произносит тихо, но сам предусмотрительно встает, подходит ко мне и усаживает обратно на диван, надавливая на плечи.

Возвышается надо мной доминантно, заковывая в свою мощнейшую ауру.

Как бы это ужасно ни звучало, но вот результат моей жизни.

Спустя четыре года я снова смотрю на него снизу вверх. И. понимаю, что с каждой гребаной минутой меня все больше утягивает вглубь трясина зависимости от этого мужчины. Чужого мужчины. Женатого, еще и не на одной. И только он, наверное, способен решить мои проблемы. Если захочет, конечно.

– Анзор. – пытаюсь смочить слюной пересушенный рот, но не получается, – дело в том, что. мне пришлось бежать из России.

Тяжелый вздох.

– Об этом я уже догадался. Что случилось, Рада? Ты в уголовном розыске?

– Нет, – решительно качаю головой, но тут же отвожу взгляд.

– Интерпол?

– Нет же!

Все намного хуже.

– Что тогда? Это ты Кеннеди-старшего, что ли, убила? Или Мертвое море превратила в соленую лужу? Говори уже!

– Я. стала свидетелем. нежеланным свидетелем очень нехорошего.

– Что ты такое видела? – закатывает он глаза. – Хватит уже драматизма, а? Если все это ради моего внимания, то… хватит уже.

А вот тут уже меня начинает бомбить.

Резко подскакиваю, толкая его плечом.

– Знаешь что?! Пошел ты, а?! Делать мне нечего – внимание твое привлекать! Все это произошло случайно! Если бы… там у Мамдуха был еще кто-то из России, то я бы к тебе вообще не обратилась.

– Лучше сейчас замолчи, – цедит он яростно и сжимает кулаки. – Не усугубляй ситуацию, Рада. Я не в том настроении сейчас уж точно!

– Вообще не хочу об этом говорить! – решаю все-таки уйти от ненавистной темы. – Если можно как-то вылететь в третью страну, то. Мог бы ты помочь купить мне билет? Не нужно лететь со мной ни в какую Москву. Сама справлюсь. Тут же справилась?! Я верну деньги.

Если бы взгляд мог сейчас пришибить, то он бы непременно меня придавил к земле бетонной плитой.

– Знаешь, – его лицо кривится от раздражения, – мало было выпороть тебя. Тебе бы не помешало еще и рот мылом промыть за всю ту чушь, что ты несешь! В какую страну? В Египет собралась, на курорт? Чем ты там заниматься будешь? Или куда? В Европу, беженкой?! Рада, я не волшебник! Твои документы сгорели, как и бабки! Я исхожу из своих возможностей – ты обратилась ко мне за помощью. Очевидно, речь шла не только о том, чтобы спасти твой зад. Сейчас все приобрело гораздо более серьезные масштабы. У меня теперь тоже проблемы с Мамдухом. И нет, ты полетишь со мной. И будешь делать то, что я говорю. По крайней мере, пока не разрулю свои проблемы и не буду уверен, что у тебя все в порядке. И только дома, на своей территории, я имею достаточно власти для того, чтобы все разгрести. Говори, Радмила. Что случилось в России?

Набираю воздух в легкие. Собираюсь с силами. Отвожу глаза к окну, а потом снова возвращаю их на Анзора.

– Слышал про дело «Газстроя»? Массовый расстрел в одном из ресторанов Москвы? Когда семеро человек были убиты за раз. Я. Я была там, Анзор. И те, кто это сделал, знают, что я там была и видела всех, кто это сделал.

Вижу, как на его лице проступает сначала шок, потому недоумение, удивление, и. дикая, испепеляющая ярость.

Он сжимает зубы.

– Что ты за женщина такая, – шепчет хрипло. – Говори, Рада. Какого черта ты там делала? Что ты забыла посреди бандитских разборок, мать его?! И. почему ты считаешь, что тебе грозит опасность?

Глава 8

Это какая-то злая усмешка судьбы. Даже не усмешка, нет. Хохот.

Просто там, на небе, кто-то решил от души поржать над моей жизнью и послал мне ту, кто единственная из всего пантеона ангелов и демонов может расхерачить мое внутреннее состояние вдребезги.

Ну, иначе как объяснить, что именно сейчас, когда все устаканилось, наладилось и вошло в естественное русло, я встречаю ту, кто когда-то шрапнелью искромсал мое сердце.

Она изменилась. И даже пока не могу сформулировать, что именно так сильно меня триггерит в этих изменениях и заставляет одновременно желать придушить эту женщину, и. взорвать, на хер, весь этот мир, решая ее бесконечные проблемы.

Я, блядь, Анзор Гаджиев, человек, научившийся контролировать каждую свою эмоцию и ставить выгоду и прагматизм превыше всего, в одночасье испортил отношения с Мамдухом, пресловутый контракт по поставкам оружия с которым прорабатывал уже второй год и вышел-таки на финишную прямую. Вышел, подписал, пришел отмечать, и. В итоге вернулся с банкета не с сотней миллионов, а с голопопой девчонкой, которая в свое время вывернула меня наизнанку и прополоскала в серной кислоте.

Я не хотел думать о том, что было у нее после меня. Я дал себе мужское слово, что не буду думать об этом.

Отпустил, потому что понимал, мать его, что иначе не получится. Иначе я не спасу ее, не вытащу из всего того дерьма, куда погрузился сам.

Да и она сама поняла, что не вытянет. Это была моя война, а она просто девочка. Хорошая девочка, которую я непроизвольно сделал плохой.

В той войне с отцом она единственная могла стать и стала бы неизбежной жертвой. Так называемым «сопутствующим ущербом».

Допустить этого я не мог. Кто я такой, чтобы лишать ее права на нормальную жизнь?

Но сейчас, смотря в глаза сумасшедше красивой женщины, чья привлекательность с годами стала только еще более видной, насыщенной, нестерпимо влекущей, не могу чисто по-мужски снова и снова задаваться вопросом.

Как? Как она жила? Кто был в ее сердце? Кто был рядом?

Кто.

Думаю, что у нее были другие мужчины, и это выжигает меня изнутри.

Остынь, Анзор.

Хватит.

Это не для тебя.

Поможешь девчонке, разрулишь проблемы, и пусть идет с миром.

Вы не созданы быть рядом.

Вас коротит, и в итоге от замыкания взорвется так, что заденет всех.

Да, это будет правильным решением.

Думать головой, а не другим местом.

И просто решать вопросы поэтапно, чтобы не натворить еще больше дел, как уже натворил с Мамдухом.

А еще не разрешать собою манипулировать, что мелкая чертовка умела делать всегда первоклассно. Это я сейчас уже начал понимать, смотря с высоты прожитого на наши отношения тогда, когда меня на ней заклинило.

И потому мне совершенно, мать его, непонятно, какого черта я сейчас делаю посредине ее квартиры. Как баран.

– Рыжик! – блядь, Анзор, какой же ты дебил подкаблучный, – слышь, котяра! Выходи!

Говорю с мурлом, словно бы он разумное существо, – и сам про себя мрачно ржу.

"Ее огромные, как у испуганной газели, глаза до сих пор стоят на репите у меня перед глазами. Бархатная кожа, покрытая мелкой дрожью. Эта картина с того проклятого вечера, когда я отхлестал ее по заслугам по жопе.

– Анзор. Я не могу лететь вот прямо так. Мне… хотя бы вещи в квартире надо собрать.

– Рада, – раздраженно выдыхаю, – какие, на фиг, сейчас тряпки?! Купишь все, что нужно, в России! Не о том ты сейчас думаешь! Нам нужно лететь подальше от Мамдуха, пока он что не придумал похуже. Послушай меня, наконец, женщина!

– При чем тут вещи?! Разве я когда-то была материальна?! Ты оскорбляешь меня.

– Блядь. – закатываю глаза. Я с ума сойду с этой малохольной.

– Рыжик. Надо забрать Рыжика.

Рыжик, блядь. Сука. Рыжик.

Она произносит имя наглого дворового кота, которого в свое время я подобрал для нее из-за ее сраных капризов, сердце опять простреливает автоматной очередью.

– Он жив? – сука, Анзор. Тюфяк и лох. О чем ты спрашиваешь вообще?!

– Да, Анзор, надеюсь, что жив, – ставит руки в бока. Чувствует мое замешательство и сразу занимает освободившееся пространство. – Я уже почти сутки прохлаждаюсь тут, пока он там один!

Вдох-выдох. Вдох-выдох.

Приди в себя, Анзор. Приди, мать его, в себя.

– Хорошо, – отвечаю сквозь зубы, – я привезу кота.

– И еще вещи в гардеробе на верхней полке! Просто небольшую коробку! Там.... там самое. Короче, пожалуйста, просто возьми эту коробку и привези!

И вот я стою с кошачьей переноской, вызволяя из угла ссыкливого засранца. И чувствую себя просто каким-то оладухом.

Сажусь на корточки. Утыкаюсь глазами в наглую морду.

– Иди сюда, мурло.

Протягиваю руку.

Котяра недоверчиво топает ко мне. А потом начинает нюхать, мурчит и моторит на всю квартиру.

Не выдерживаю и глажу по мягкой шерстке.

– Разъелся на харчах, – усмехаюсь, зачем-то чешу его за ухом, – морда. Давай-ка внутрь, а то твоя хозяйка выебет мне весь мозг.

Киваю в сторону просторной пластиковой клетки. Удивительно, но Рыжик спокойно идет внутрь.

Бинго, – защелкиваю замок. Теперь следующее задание в нашем говноквесте.

Прохожу в спальню. Невольно чувствую, как в горле нарастает ком.

Ее кровать. Духи. Вещи.

Руки непроизвольно трогают все, что я вижу.

Наклоняюсь, вдыхаю запах покрывала.

Рада. Здесь царство Рады. Как мне хорошо знаком этот запах.

Как в свое время он заставлял меня сходить с ума.

Прикрываю глаза и пару минут просто сижу, пытаясь прийти в себя.

Что же за тотальное говно творится в моей жизни?

Куда я добровольно себя сую?

Резко встаю, распахиваю шкаф, вижу сразу коробку.

Но не спешу ее брать.

Глаза невольно цепляются за другой отсек. С ее бельем.

Нет, Анзор. Убери руки. Нет.

Тебе это не нужно.

Да, молодец.

Твой совет, дорогой разум, очень для меня, управляемого сейчас совсем другим рычагом на теле.

Сгребаю ее кружева и как извращенец притягиваю к носу.

Прикрываю глаза.

В голове флешбеки.

Испуганная Рада на постели в общаге.

Нависаю сверху, как повернутый хищник, готовый ее сожрать.

– А теперь, если не хочешь, чтобы это сделал я, поиграй с собой сама. А я посмотрю. Трогай себя между ножек, Рада. Поласкай. Живее.

Зрачки расширены. Сердцебиение нервно скачет в глотке. Открываю глаза и матерюсь, потому что взгляд упирается в какое-то совершеннейшее непотребство. Кожаные шнурки, созданные, чтобы оголять, а не прятать. Не скрывать, а подчеркивать. Для кого она это надевала? Перед кем щеголяла?

Все внутри скручивает в рог от ярости.

Резко хватаю тряпки и сильно сжимаю в руках. Удушу сучку этими жгутами.

А потом сам над собой смеюсь.

Идиот, Анзор. Это не твое дело. Вы чужие друг другу люди.

Хватит уже, а то грешным делом еще член вытащишь и подрочишь, как малолетка.

Резко сгребаю с верхней полки коробку.

Открываю ее, хотя понимаю, что не должен. Это личное.

Ничего, я уже и так сам себе противен.

Мамины фото, аттестаты, ключи от чего-то.

Сердце пропускает удары, когда глаза натыкаются на до боли знакомую коробочку.

Открываю ее, вижу камень-подвеску на шею, который я ей подарил.

– Анзор. Зачем. Это очень дорого!

– Это мой подарок, – шепчу и целую ее нежную шейку. – На день рождения.

– Но. у меня день рождения только через десять дней.

– А это пока не тебе, малыш. Это мне подарок.

– У тебя день рождения?! И почему ты не сказал?! О боже! А у меня нет подарка! С днем рождения, Анзор. Начинает мило суетиться и хмуриться. Я улыбаюсь, за этим наблюдая.

– Тише, малыш. Ты – мой подарок, – шепчу, сжимая бедра, потому что уже снова возбуждаюсь от ее ерзаний.

Простынь падает к ногам.

Поднимаю Раду под ягодицы и вжимаю голой спиной в стеклянную поверхность.

Отзывчивая девочка обвивает меня руками и ногами, а я тут же пристраиваюсь и вхожу в нее.

Вскрик, снова проворные острые пальчики впиваются в мою спину.

– Вот и поздравила, – рвано шепчу и делаю мощный толчок.

Ее грудь колышется в такт. Камень играет в ямочке под шеей. Это просто гребаный рай!

Глава 9

Смотрю в окно иллюминатора. Вижу, наконец, как на летное поле заезжает внедорожник. Глаза невольно напрягаются, впиваясь в вид за окном.

Откладываю бумаги в сторону.

Непроизвольно резко вбираю в легкие воздух, когда, наконец, задняя дверь авто распахивается и из машины выпархивает Рада.

Темные волосы собраны в жгут. Они стали длиннее. Я это сразу заметил, как мы снова встретились. Белоснежная кожа слегка бледная, красивые изогнутые брови привлекают внимание к породистому лицу. Ни грамма косметики, уверен. И все равно бьет красотой под дых.

Невольно замечаю, как все мужчины, включая моего водителя, который получит трендюлей за то, что смотрит, и второго пилота, стоящего на трапе, и сотрудников аэропорта, проверяющие документы моего джета, невольно оборачиваются на нее.

Гордячка. Не стала переодеваться в другую одежду. Все в том же костюме. Показывает мне, что не нужно ей от меня ничего. Что довольствуется минимум.

Зря, Рада. Зря вот так провоцируешь. У меня уже есть для тебя подарок. Декабрь, в Москве лютые морозы. После Дубая будет ощущаться вдвое холоднее. А мне не нужно, чтобы ты заболела.

Бережно берет в руки переноску – и невольно улыбаюсь. Да, решение не поехать после ее квартиры напрямую к ней, а отправить «живую поклажу» с помощником было верным.

Потому что сильно меня накрыло там. Потому что я совсем запутался в своих ощущениях и эмоциях.

Нужно успокоиться и попытаться включить разум, потому что тот, кто на другой стороне, уж точно с мозгами.

Вот что угодно мог предполагать, но что Рада оказалась замешанной в дело «ГазСтроя», точно нет.

Обычный корпоратив в центре Москвы: статусные гости, фешенебельный ресторан, имассовое убийство – коварное, подлое, наглое, бесстрашное.

Когда по делу о расстреле семерых бизнесменов из Республики, занимавшихся распределением активов обанкротившегося предприятия всесильной семейки Гайдаровых, привлекли старшего сына самого главы семейства Магомеда, сомнений в том, что он был организатором, не было ни у кого. Все решили, что правосудие попало в точку, тем более что на него указывали все улики.

А вот я не поверил. Ни тогда, ни сейчас. Вот не сомневался, что просто так Мага не сдался бы с повинной. Он учился с Расулом. Я знал его. И с хорошей стороны, и с плохой.

Когда-то именно из-за него я чуть не сел в тюрьму, когда он решил отыграться на Раде за наши с ним разборки.

Потом выяснилось, что он плясал под дудку моего отца, рассчитывая получить от него жирный кусок газовых месторождений, на которые как раз разыгрывался тендер в Республике.

Если бы все было так, как четыре года назад, я бы не сомневался, что это снова рука моего отца, но. Все изменилось.

Гаджиев-старший за эти четыре года превратился в свою мрачную тень и уж точно не способен на какие-то активные действия.

А вот Мага.

Отомстить Раде? Реально закрыть гештальт и получить ее?

Странно и нелогично.

Тогда зачем так ее подставлять? Если хочется женщину, можно поступить проще, а не создавать такую многоходовку, еще и вовлекать ее в мокруху. Тем более что он первым встал под удар этого дела и сел в итоге в тюрьму.

Было что-то другое. То, что я незримо упускал. И потому попросил ее во время того нашего непростого разговора про Москву все мне подробно рассказать. Картина выстраивалась следующая. Неугомонная амазонка и до переезда в Дубай была твердо настроена заработать денег и построить свое дело.

Но если в заморских краях выбор пал на то, чтобы заняться «сладеньким», то дома она решила освоить не менее прибыльный бизнес – заняться организацией свадеб и корпоративов.

Судя по всему, дела шли неплохо. Я даже поднял финансовую документацию и налоговые данные. Рада все-таки умная девочка. Бедовая, но умная. А может, просто такая красота не может не навлечь беду, если ее, как утонченную нежную розу, вовремя не высадить в клумбу.

После смерти матери Рада перебралась обратно в Москву, снимала квартиру, подрабатывала переводчиком, потому что неплохо знала английский, училась на заочном, а параллельно развивала свое дело.

В целом ставка на корпоративы – действительно хлебный кусок, вот только. Как так все сложилось вдруг, что именно ее небольшой фирме было поручено организовать торжество «ГазСтроя»? Все-таки это не совсем семейные праздники и корпоративы. И явно не детские дни рождения. Оказалось, что к ней обратились по рекомендации. Коммерческое предложение было слишком прибыльным, чтобы отказываться.

Потенциально все это могло стать совпадением, ведь ее фирма на тот момент хорошо продвигала свою рекламу и имела неплохую репутацию. Магомед потенциально тоже мог совершенно ничего не знать о Раде, которая в этой игре была даже не пешкой, а просто случайным свидетелем. Нанятым сотрудником, оказавшимся не в том месте не в то время.

Заказчики праздника – новые хозяева «ГазСтроя». Уж они-то точно Раду никогда не знали. Их активы и жизнь были в основном сосредоточены в Турции. И все равно ощущение, что вся эта история с ее участием – часть какой-то махинации, не оставляло.

Еще и этот Мамдух.

Я встретился с Катериной и Вадимом. Накануне их все же отпустили из тюрьмы. О том, что их арест – часть подлянки Мамдуха против меня и Рады, сомнений не было.

Оба они клятвенно заверяли, что не знали, что приличная с виду сходка бизнесменов может оказаться сутенерским притоном для случек с эскортницами.

Если эта Катя не вызывала у меня вообще никакой симпатии, то вот Вадиму я верил. Он бы не стал так подставляться, да и дела его я пробил. И правда, легальный риэлтерский бизнес, и правда предельно далекий от мира полусвета.

Странно. Все это до боли странно.

Как только она входит в салон, не могу не вернуться в реальность из своих мрачных блужданий по сознанию.

Смущенно нагибает голову, непроизвольно натыкается на меня глазами.

– Привет, – встаю и иду к ней навстречу. Голос, как у идиота, тут же хрипнет и садится. Ну что ты будешь делать.

– Привет, – отвечает и тут же опускает глаза в пол.

Ох, Рада. Умеешь же ты, когда не надо.

– Ты… все-таки уверен, что это хорошая идея? – спрашивает она с опаской, намекая на свое нежелание лететь обратно на Родину.

– Я со всем разберусь, – отвечаю уверенно.

Перевожу глаза на кота в переноске.

Молчит, морда.

Не мяукает, не суетится.

Ведет себя лучше своей хозяйки.

– Спасибо за Рыжика, – видит мой взгляд на нем, – как ты его отловил? Спокойно залез в переноску? Обычно его не затащить.

– Он узнал меня, мне кажется. А может, понял, что шутки со мной плохи. – невольно усмехаюсь.

– Говорят, кошки всегда помнят своих хозяев, – выдает Рада и вдруг осекается.

Пытаюсь уйти от двоякого смысла ее слов, но не получается. Меня очень даже некстати сейчас простреливает от вмиг разыгравшейся фантазии.

Черт.

Наклоняюсь в сторону, подхватываю из большого пакета приготовленную для нее шубу из шиншиллы ниже колен.

– Бери, – накидываю на плечи, – по прилету будет холодно, а мы не через кишку выйдем. Мне придется сразу уехать, потому что встреча срочная. А тебя заберет помощник и отвезет в безопасное место. Потом я приеду и расскажу, какие расклады.

Кривит свой хорошенький пухлый ротик. Ну что зарядит на этот раз?

– Я не ношу мех, Анзор. Я против убийства животных. И вообще, это очень дорого. Можно было просто куртку.

– Тихо, – пресекаю словесный поток, – в московские зимы куртки попы не греют, а она у тебя все еще – самое слабое место.

Недовольно закатывает глаза на мою встречную подколку, а потом вдруг вся собирается и тушуется.

Перевожу взгляд по следам ее острого взгляда и про себя матерюсь.

Бля, Кристина. Совсем забыл с появлением Рады, что она тоже попросилась в Москву со мной.

Наигранно-постановочная улыбка замирает на лице, а потом и вовсе пропадает.

Она бледнеет, подходя к нам, стоящим между кресел.

– Здравствуйте, – говорит первой, окидывая Раду враждебным взглядом.

Узнала. Наверняка.

– Здравствуйте, – тихо отвечает Рада, тут же отворачивается и забивается в угол одного из рядов, отворачиваясь к иллюминатору.

Не могу не испытать досаду, что Крис появилась немного не вовремя. Ну, могла бы приехать на десять минут позже, например. Прямо перед взлетом.

Хотелось и дальше бесить Раду. Выводить на эмоции, заставлять терять точку опоры. А потом тонуть в этом бесконечно красивом и вкусном взгляде, насыщенным возмущением, досадой, злорадством, гордостью, и… Сколько всего в ее взгляде. Сколько же всего я хочу увидеть в нем.

– Это. Она? – тихо и уязвлено спрашивает Кристина, когда мы занимаем наши кресла подле друг друга.

Вернее, коза идет за мной.

У меня с ней сейчас сидеть нет ни малейшего желания. Впереди куча работы на весь перелет.

Перевожу убийственный взгляд на нее, уже сжимающую нервной хваткой бокал с шампанским, преподнесенным стюардессой. Почему-то я на сто процентов уверен, что сидящая позади на пару рядов Рада, которая сейчас смотрит на наши затылки, от выпивки отказалась.

Тихо, коротко и лаконично. Как раз тем тоном, который не требует никаких возражений:

– Знай свое место, Кристина. И не забывай о нем.

Глава 10

Анзор действительно покинул самолет, стоило только двигателю остановиться. Кристина поспешно ретировалась с ним. На меня она, слава богу, больше не смотрела.

Зато он обернулся.

Обернулся и посмотрел так, словно бы ошейник на меня напялил.

Я знала, что он подходил во время полета, но я не нашла лучше варианта, как притвориться спящей.

Просто закрыть глаза и не видеть его и его… жену.

Не вслушиваться ненароком в их расслабленное, такое будничное и спокойное общение, не думать о том, что бы было, если бы.

Меня забирают прямо у трапа, не посвящая в какие-либо подробности.

Невольно спирает дыхание, когда смотрю из окна машины в оставленный город.

Срослась ли я с Москвой? Нет.

Считала ли я ее родной? Тоже нет.

Может, потому мне и было легко отсюда уехать.

Как ни крути, а вторая моя попытка обосноваться в столице отдавала горечью ностальгии. Я не хотела, а все равно вспоминала все время про Анзора.

А главное, где-то глубоко в душе даже мечтала, что мы встретимся.

Идиотка… Зачем? К чему? Чтобы что? Ответы на эти вопросы я не знала. Звучит бредово, но наверняка каждая, не закрывшая гештальт в отношениях с бывшим, сейчас бы меня поняла.

И вот мы встретились. Бойтесь своих желаний. Единственный вывод, который я усвоила.

Когда мы подъезжаем к до боли знакомому жилому комплексу, сердце сжимается до размера финика.

Здесь почти ничего не изменилось.

Так же шикарно, такие же чистые машины высокого класса припаркованы. В подъезде неизменно сиди консьерж, правда, конечно же, другой.

Невольно прикрываю глаза, когда мы заходим в лифт, и чувствую привычное давление на виски от стремительного движения вверх. Только тут было такое ощущение.

Знакомый скрип ключа, знакомый запах. Черт возьми.

Меня вежливо пропускают, заносят мои немногочисленные вещи и тут же ретируются, оставляя телефон, который работает только на прием вызовов. Вернее, вызова, понятно, что пока Анзор не допустит, чтобы мне кто-то звонил и уж тем более я.

Невольно печально усмехаюсь, когда вижу, как деловито Рыжик выскакивает из переноски.

Он тоже тут все помнит. Понимаю это по высоко задранному хвосту и тому, как он все обнюхивает. Забавно.

А я тоже как кошка. Хожу по просторной гостиной, сглатываю комок напряжения, когда кидаю взгляд на кухню, где у нас происходило много всего, а когда подхожу к спальне, сердце и вовсе готово выскочить из груди.

Захожу в комнату, сажусь на кровать, прикрываю глаза.

Может, это был сон? Слишком сладко, слишком красиво и порочно одновременно, чтобы быть правдой. За эти годы я четко уяснила, что бывает либо порочно, либо красиво. Середины не дано.

Глаз цепляется за приоткрытую дверь в просторную гардеробную, которую когда-то мы делили вместе.

В горле на секунду начинает першить. Подсознательно боюсь, что зайду туда – и на тех же самых полках увижу другие женские вещи, но это ведь вряд ли. Иначе бы он меня сюда не привез. Его женщины занимают другие пространства, хозяйничают в других домах, а это.

Любопытство все же толкает меня в гардероб. К своему к удивлению замечаю, что одежды здесь много и она преимущественно ходовая.

Ряды белых рубашек, кэжуал, костюмы, стопки джинсов и домашних штанов.

Анзор всегда был шмотошником, но здесь ощущение, что это не просто склад ненужных вещей, а его повседневка.

Хотя о чем это я? Его дом в Республике, а здесь, наверное, квартира, где он останавливается, когда приезжает в Москву.

Не могу противостоять желанию коснуться его одежды, вдохнуть аромат. Позорно поддаюсь соблазну, как воришка, хватая скомканную рубашку на корзине с бельем. Он носил ее.

Прикладываю к лицу, вдыхаю ее запах.

Родной, знакомый до колик в животе.

Невольно накатываются слезы, а еще дикая усталость.

Не противлюсь ни первому, ни второму.

Падаю прямо тут на кровать и горько рыдаю. Сразу обо всем. Рыжик солидарно урчит рядом, прижимаясь ко мне, а я сама не замечаю, как проваливаюсь в сон.

Просыпаюсь окруженная темнотой.

Потому что слышу движение в холле.

Поджимаюсь в испуге и смущении.

Я заснула в Его спальне, а ведь тут есть гостевая, я-то знаю.

Чтобы не выглядеть еще глупее, подхватываю кота на руки и стремительно иду на выход.

Навру, что кот залез куда-то в его спальне и застрял или, короче, не знаю, что навру, но из спальни его я сбежать обязана.

На мгновение горло спирает спазм страха, что это может быть не Анзор, но. Тут же делаю решительный шаг вперед и замираю.

Потому что смотрящий на меня бывший сейчас явно не настроен на легкую, непринужденную беседу.

Его лицо буквально искажено дикой яростью.

А когда он кидает к моим ногам распечатки фото, я понимаю причину этого состояния.

Вернее, не понимаю.

Что его так взбесило?!

Глава 11

На секунду зависаю на снимках. Только чтобы уже в следующую секунду снова впиться в него взглядом, готовым отразить любое нападение.

В гостиной почти мрак, и Анзор сейчас выглядит огромной нависающей тенью. По телу от его черной энергетики невольно пробегает дрожь.

– Наверное, если я прошу мне рассказать обстоятельства произошедшего, жду, что это будет реально «все», а не вот это вот.

Презрительно бросает взгляд на фото, где, в сущности-то, нет ничего криминального. Я сижу в ресторане с Эльдаром Аскеровым. Мы разговариваем. Иногда просто улыбаюсь ему, а он просто пару раз пытается взять меня за руку, накрывая ее пальцами.

– Я. не думала, что это важно. – говорю на самом деле искренне, но его как ураган захватывает.

Наступает. Дышит тяжело, часто.

– Что именно неважно, Рада? Просто объясни мне. Объясни свою логику.

Тяжело выдыхаю, пытаясь справиться с волнением.

На мне, черт возьми, одна белая футболка, которая едва прикрывает бедра. Черт, я просто спросонья не сообразила толком, в чем выбегаю. Идиотка. Моя одежда изрядно добавляет к ощущению уязвимости.

– Анзор, мы расстались четыре года назад. Каждый начал жить своей жизнью. Наверное, глупо будет отрицать, что за мной ухаживали другие мужчины. И да, я не видела ничего плохого в том, чтобы принимать ухаживания. Эльдар был одним из таких мужчин. Но факт того, что я уже не один год в Дубае и, как ты понял, опоры и поддержки в лице сильного пола у меня кроме Влада не было, говорит о том, что все вот это, – снова киваю на фото, кривым веером валяющиеся под ногами, – неважно, как я и сказала.

– Ты знала, что отец Аскерова покушался на моего отца? Что он главный противник нашей семьи и что мы повязаны кровной местью? – спрашивает даже не сипло, нет. Это голос обвинителя. А меня прямо-таки корежит от его слов. От упоминания его семьи, и. от того, что я и правда не была в курсе.

– Подожди. То покушение, когда мы были вместе, – говорю растерянно. Нет, не может быть. Как? Как мир мог оказаться таким тесным?

– Да, Рада. С тех пор мало что изменилось. Мы, как бы это помягче сказать, – злобно усмехается, – далеко не друзья с этим уродом. И что я вижу? Тебя с ним на фото. Встречались? Что между вами было? Что есть?

– Ты прекрасно знаешь, что ничего нет! – раздраженно выдаю я.

– Правда? – злобно хмыкает, – тогда просто просвети, как так получилось, что Аскеров оказался первый, кому слили факт твоего возвращения в Россию.

– Я. – теряюсь еще больше, – я рассчитывала на то, что он забудет. Между нами и правда не было ничего серьезного. Встретились на вечеринке. Он ухаживал пару недель, несколько раз сходили на свидание. Потом. – испуганно сглатываю.

– Что потом?! – воспламеняется еще больше.

– Потом. Появился тот крупный заказ на корпоратив для «ГазСтроя».

– Дай угадаю, через Эльдара? – усмехается Анзор.

Чувствую, как во рту пересыхает, и киваю.

Неужели. Неужели меня использовали в качестве разменной монеты.

– Что потом, Рада? Только попробуй мне соврать!

– Потом… случилось то убийство. Я испугалась. Меня допрашивала полиция. Страшно стало от того, что там замешан косвенно был Магомед, с которым. Ну, ты помнишь, что у нас был конфликт в институте. Вот тогда уже мне стало страшно, а потом. Появился Эльдар и сказал, что мне может угрожать опасность, и. что мне следует принять его поддержку и опеку.

Анзор рычит и отворачивается.

– А ты.

А я сбежала в Дубай. Потому что знала, что он туда не въездной после драки. Сам рассказывал. Карты оперативно сошлись. Катька с Владом уже были там и готовы были поддержать, визы было делать не надо. Короче, я решила уехать, как только полиция разрешила. Пока Магомед был по уши в проблемах, а Эльдар типа как дал «время на подумать».

Смотрю в пол. Пытаюсь восстановить дыхание. На самом деле, сама сейчас понимаю со стороны, что история теперь заиграла совсем другими красками. Просто я не знала этих нюансов, не придавала им значения. Эльдар и правда был просто навязчивым мужчиной в среде тех, кто подбивал клинья, но не вызывал никаких эмоций. Я не думала, что.

Из потока собственных хаотичных мыслей меня вырывает дикий взгляд Анзора.

Поднимаю глаза и замираю.

Подозрение, злость, раздражение.

– Радмила, – говорит он сипло, – а сейчас ты ответишь мне предельно честно. Имей в виду, что второго шанса у тебя не будет. Это какая-то подстава против меня, да? Ты спелась с Эльдаром, чтобы докопаться до меня? Твое появление у Мамдуха неслучайно? Ты знала, что я там буду, и специально подстроила ситуацию, чтобы я заступился за тебя, а потом взялся помогать, как лох?!

Глава 12

Сначала было теряюсь от его обвинений, а потом. Чувствую, как сознание затопляет абсолютная, сокрушительная ярость.

Делаю шаг к нему в темноту. Ударяю в грудь.

– Ты. Да ты. Ты реально мог представить, что я могла специально это все делать? Решил, что мне заняться нечем, кроме как участвовать в кознях против тебя – великого?! – Не могу дышать от злости и возмущения.

На подкорках сознания понимаю, что отчасти он имеет основания докручивать, но. Эта логика разбивается в щепки о мою внутреннюю правду. Единственную истину. И от этого на сердце болезненная колючка.

– Я ничего о тебе не знаю, Рада! – выдает так же обвинительно Анзор, ничуть не смутившись, – за четыре года могло произойти что угодно! Я отталкиваюсь от фактов! А что мы имеем в сухом остатке?! Твои сплошные проблемы на нескольких континентах, сильные мужики, точащие на тебя зуб, какие-то сомнительные бизнес-проекты и махинации, еще более сомнительные друзья. Знаешь. Это уже не та хорошая девочка Рада, которую я знал.

А вот теперь я делаю пару шагов назад.

Это уже прямо за пределами даже какой-то здравой логики.

Внутри назревает буря. И она сейчас прорвется наружу.

– Вообще-то я не просила тебя впрягаться в мои московские дела! Ты сам за это взялся! Твоя помощь должна была закончиться на этапе порки Мамдуха! Все! Дальнейшие твои действия – это твоя инициатива, Анзор! И нет! Я и сейчас не хочу здесь находиться! К черту такую «опеку»! Пошел ты со своим гаремом на хер! Хренов благодетель! Знаешь, сколько у меня могло быть таких благодетелей?! Очевидно, что у меня не было бы и четверти таких проблем, если бы я. хорошенько дала тому, кому нужно. Чтобы хотя бы было за что сейчас видеть вот это вот все презрение в твоих глазах! Так что пошел-ка ты на хер!

В состоянии аффекта обхожу его и, шлепая босыми ногами, направляюсь к входной двери. Она заперта!

– Открой дверь – и я уйду!

Вместо этого нахал, совершенно меня проигнорировав, идет в противоположную сторону, хлопая дверью в спальню!

Несколько раз глубоко и порывисто дышу.

Хочется расцарапать ему морду! Наглая рожа! Мерзавец! Урод!

Подрываюсь к межкомнатной двери. Кричу через нее. Во мне сейчас столько драконьего огнедышащего жара, что его надо выплеснуть.

– Признайся, ты так бесишься не потому, что я что-то там тебе недосказала! Тебя бесит то, что это другой мужчина! Что рядом со мной может быть другой! И я могу ему улыбаться! И да, он тоже может меня интересовать! Но ты забываешь главное – я свободная женщина! Ты себя ни в чем не ограничивал! Так почему я должна играть в монашку?! Мы расстались! Ты спустя пару месяцев женился на двух бабах сразу, Анзор! Ты почти все время менял телок в своем окружении, прекрасно проводя с ними время! Так какого черта ты лезешь в мою жизнь?! Мне не нужна твоя помощь, все! Разберусь сама! Вывез из Дубая – спасибо! Повторюсь – я готова оплатить расходы на свои проблемы, а дальше без тебя справлюсь. Слышишь?!

Ноль реакции. Полнейший игнор! Словно бы там портал в другой мир и он просто куда-то вышел из этой чертовой спальни и не слушает меня.

Да что он себе позволяет?!

Я с ним вообще–то разговариваю!

Псих окончательно срывает все предохранители.

Врываюсь, не удосужившись постучать, и. останавливаюсь как вкопанная.

Там, в темноте коридора, я не смогла понять, что черно-красные пятна на его теле – это.

– Что. Что случилось? – говорю хриплым шепотом, когда глаза в панике бегают по голой спине в кровоподтеках и синяках. – На тебя напали? Ты дрался?!

Анзор разворачивается на меня медленно. А когда оказывается лицом к лицу со мной, то я невольно вскрикиваю, прикрывая рот рукой.

Лицо его тоже все в ссадинах и кровоподтеках. Это не мрачный свет позднего вечера так его оттенял. Это реальный цвет кожи.

– Что. Что произошло? – повторяю вопрос, а потом резко вскрикиваю.

Он совершает всего один рывок ко мне.

Дергает на себя, впечатывая в каменный голый торс.

Тут же резко разворачивает к себе спиной и толкает к ближайшему столу.

Вскрикиваю от громкого болезненного шлепка по ягодице, когда длинная футболка бесцеремонно задирается выше талии.

– Анзор, нет! – кричу в панике. Парализующий шок вперемешку с дикими волнами страха и чего-то еще начинает сжиматься вокруг меня жгутами.

Он бесцеремонно дергает ластовицу трусов в сторону, нависая всей тяжелой массой своего тела и хрипло дыша.

Еще более бесцеремонно проталкивает в меня сразу два пальца.

– Прекрати! Мне больно! Я. не хочу! – кричу, впиваясь ногтями в его руку, что есть мочи,

Он порочно-свистяще хмыкает прямо на ухо.

– Так уж не хочешь?! А, по-моему, киска помнит своего хозяина!

Всхлипываю, когда те же два пальца, которые только что побывали во мне, теперь быстро ложатся на мои губы и порочно растирают по ним мою же влагу. Много влаги.

Анзор не спешит. Упивается моментом, наплевав на мои бессмысленные попытки вырваться.

Его ярость такая острая и не подавленная, что даже страшно. Что он будет делать дальше?!

Палец сильно надавливает на ряд зубов, заставляя рот открыться.

Проскальзывает внутрь.

– Хорошенько запомни, Радмила: когда в другой раз соберешься в мою спальню, твой рот будет говорить только «да», ясно?!

Со всей силы кусаю его палец, все еще бесстыже орудующий в моем рту. Чувствую солоновато-металлический привкус крови.

– Сучка,– злобно шипит и опять больно шлепает по ягодице. – Я спрашиваю, ты усекла?!

– А-а-а-а! – пытаюсь все-таки капитулировать и отступить. Голова кружится. Стыд опоясывает кольцами. На глаза наворачиваются слезы.

Анзор внезапно вытаскивает свой палец и встает с меня, а я цепляюсь за столешницу, чтобы не упасть. Отчетливо чувствую прохладу воздуха на бедрах. Уязвима до предела.

– Теперь выйди и дай мне переодеться, – больше не смотрит на меня, – и сама надень что-то приличное, а не майку с проглядывающими сосками. И тогда мы поговорим о том, что будет дальше.

– В. смысле, что будет дальше?

Он поворачивает на меня совершенно ошалевший взгляд и слегка усмехается, хотя разбитая губа это ему едва ли позволяет.

– Речи о том, что ты теперь куда-то там самостоятельно уйдешь и самостоятельно что-то решишь, не идет, Рада. Это тебе главная линия нашего предстоящего разговора. А детали я обрисую, как только смою с себя ебучую кровь и пыль.

Глава 13

В моих ушах все еще гудит. А в душе – настоящее смятение.

Прикосновения Анзора горят на коже, как стигма.

В области промежности ощущается жжение и влажность.

Этот мужчина. Хочется убить его, бежать от него куда подальше. И в то же время.

Выдыхаю и закрываю глаза.

Что это за водоворот, который утянул меня за собой вместе с ним? Как все так быстро закрутилось?!

Натягиваю на себя спортивный костюм, который он всучил мне еще в Дубае, собираю волосы в пучок. Пытаюсь восстановить самообладание и дыхание.

Выхожу-таки в гостиную.

Он там сидит и пьет виски, задумавшись, всматриваясь в пустоту.

Господи, нет живого места на его правой скуле. Душ помог смыть запекшуюся кровь и грязь, но от этого не легче.

Цепляет меня глазами. Смотрит колюче. Так, как репей – не отпуская.

А я снова призываю все свое самообладание, чтобы вести себя адекватно в его густом, слишком ощутимом и вибрирующем в каждой моей клетке присутствии.

Прохожу на кухню, накладываю кусочки льда из морозилки в свежее вафельное полотенце, завязывая его в жгут.

Пару шагов под пристальный взгляд назад.

Протягиваю ему, чтобы приложил к скуле, и даже не ожидаю благодарности, которой, конечно же, и не следует.

– Присядь, – командует вместо этого, кивая на кресло напротив.

Сажусь. Что еще остается?

– Не говори мне, что ты подрался с Аскеровым, – молчание Анзора затягивается, и я озвучиваю самое логичное, но от этого не менее пугающее предположение.

Он лишь хмыкает.

– Что, понравился тебе? – его усмешка с вызовом и предостережением одинаково.

Ревнует. Мать его, он меня ревнует! Он смеет меня ревновать после всего!

Поднимаю лицо, держа его вызов.

– Понравился бы, не сидела сейчас с тобой.

Это правда, конечно же.

Ухаживания Эльдара сначала начали просто раздражать, а потом уже даже пугать. А когда я, по сути, его руками оказалась замешана в этом мокром деле, и он прямым текстом сказал, что без его помощи мне не сдобровать, рассчитывать на то, что мы сможем с ним мирно закончить, так и не начав, не было.

– Он утверждал обратное сегодня. Говорил, что вы прекрасно проводили время. Очень волновался за тебя и рвался забрать как свою девушку.

На лице аж нерв дрожит. Как же раздражают эти кавказские мерения причинными местами.

– Как он так быстро узнал, что я в России? Кто слил?

– Таможня, Рада. Не нужно никому сливать. Если у него есть человек в органах, а у него есть человек в органах, то это не проблема. Система автоматически фиксирует въезд в Россию.

Опускаю взгляд, задумываясь о превратностях судьбы. Угораздило же меня вляпаться.

Чувствую на себе его изучающий взгляд. Опять острый и совсем нечитаемый. Что он там себе напридумал?

– У меня ничего с ним не было. Это и обидно, Анзор. Он не имеет права так себя вести.

– Я верю, Рада. Он ведет себя так не из-за тебя, а из-за меня. Все это изначально было из-за меня. И Мамдух – это тоже его грязный схематоз.

– То есть… – сипло произношу, – но как же. Эльдар не въездной в Эмираты.

Потому и загребал жар чужими руками. Не смог дотянуть свои лапы до тебя напрямую, решил действовать через Мамдуха. Я вот только понять пока не смог, я в этой истории – это тоже часть плана или просто случайность, которая спутала им карты. Не могу понять, он хотел нашей встречи в тот вечер или нет. Или думал тебя украсть и уже потом предъявить мне этот факт. А тут – сюрприз. Ты у меня. Судя по его реакции сегодня, он реально не ожидал, что ты будешь со мной.

Смотрю в сторону. Думаю. Думаю.

– Зачем ему это? Зачем копать под тебя через меня? Мы. Мы ведь разошлись. Чужие друг другу.

– Ты – мое слабое место, Радмила. И все умные люди прекрасно это понимают. А неумным уже давно все на пальцах объяснили, – он смотрит прямо, не моргая. И говорит об этом прямо.

А у меня сердце в горле стучит.

Почти разрывается.

– Почему вы подрались? – пытаюсь звучать не так сипло, но не выходит. Нервы сдают.

Анзор тяжело выдыхает.

Откладывает в сторону завернутый мною в полотенце лед.

– В сухом остатке, Рада, сейчас такой расклад, – игнорирует мой вопрос, зато выдает вердикт, – если у тебя нет желания прямо сейчас кинуться в объятия к Эльдару, то придется немного потерпеть мое общество. Войны нам избежать не удалось, что было и логично. Ситуация вокруг тебя – лишь повод. Сегодня все немного вышло из-под контроля. Мы с ним серьезно покрошили друг друга. Люди наши пострадали еще больше. Я знаю его методы и его серые зоны. Нужно хорошенько затаиться. «Уйти под воду», так сказать. За это время мои адвокаты смогут собрать недостающие пазлы – и я смогу сделать то, что хотел уже не первый год – уничтожу его и его подпольную империю. История с «ГазСтроем» – это недостающая вершина айсберга. Не исключу, что понадобятся и твои показания. Безусловно, только в том случае, если я буду уверен, что тебе ничего не угрожает. А уверенным я могу быть только в одном случае – ты будешь рядом. Пока.

– А я? – выдавливаю из себя, мямля. В голове сейчас столько вопросов, что нормально их и сформулировать-то не получается. Все в кашу.

– Как только я ликвидирую Эльдара с шахматного поля, он не будет представлять для тебя опасности ни в каком виде. Поверь.

– О каких сроках речь?

– Недели две придется поскрываться. Реально поскрываться, Рада. Не в квартире отсидеться, а прямо раствориться. Потом посмотрим. Надеюсь, двух недель хватит.

– И. где ты будешь растворяться?

– Мы.

Порывисто хватаю губами воздух. Жду его ответа, потому что изначально прекрасно понимала, что речь идет о «мы».

– На рассвете мы уезжаем в Республику. На машине. С поддельными документами. На самолете нельзя – опять же, таможня. Там придется потеряться в горах.

– Это… опасно? – все также спрашиваю.

– Будет враньем сказать, что нет, не опасно. Если мы говорим про Эльдара. Если ты про горы. Ну, опасно, если только ты боишься диких зверей.

Невольно ежусь.

На губах Анзора легкая, чуть заметная улыбка. Он сейчас шутит или правда?

– Успокойся, Рада. Постарайся включить мозг на рефлексию краткосрочными категориями. Не думая, заглядывая далеко вперед. Думай на короткую перспективу. Так будет легче и менее волнительно. На худой конец, могло быть хуже, если бы. то ли подстава, то ли судьба не послали меня в тот гадюшник к Мамдуху. Как думаешь?

Смотрит испытывающе, ждет от меня реакции.

– Согласна, – говорю хриплым шепотом. Даже сама не зная, к какому из констатированных им фактов, а не просьб или предложений я это адресую.

Глава 14

Восьмой час пути. Понимаю только по тому, как бежит стрелка часов. Время будто бы растворилось в эйфории, смешанной со страхом и нашей близостью в машине.

Мы почти не говорим. Каждый предельно напряжен и в своих мыслях. А у меня вообще ощущение, что я лечу куда-то в бездну. Бесповоротно. И ухватиться не за что.

За все эти часы мы только пару раз остановились – заправиться, выпить кофе, зайти в уборную – и дальше вперед.

У нас большой и надежный «Форд» – какая-то огромная модель для бездорожья, которую я не знаю. Только вижу надпись на руле, который он мастерски сжимает своими благородными руками с проступающим рельефом вен.

В последние полтора часа то и дело трет глаза. Устал. Еще бы.

– Давай я поведу, – предлагаю Анзору искренне.

Он скептически косится на меня. Усмехается.

– Серьезно? Думаешь, я доверю тебе руль?

– Не будь таким шовинистом! Я неплохо вожу, вообще-то.

– Вот это «неплохо» в исполнении женщины очень меня пугает. И когда это ты научилась, Рада?

Не могу сдержать усмешку.

– Где-то в перерывах между неудачными попытками строительства бизнеса и прятками от «властных пластилинов».

Не знаю, моя подколка так подействовала или что, но он вдруг резко съезжает на обочину, дергает ручник и выходит из машины, давая возможность мне занять место.

Пальцы немного покалывает, а по спине бегут мурашки. И что за фигня? Я вообще-то и правда неплохо вожу! Так почему сейчас эта ненужная паника?! Словно бы я на экзамене перед строгим учителем!

Тщательно и внимательно настраиваю машину под себя: поправляю сидение, зеркала, поднимаю руль. И все под его ироничный взгляд.

Стартую. Немного резковато, потому что такие большие машины я еще не водила.

– Привыкну к габаритам немного, – рассуждаю вслух, – и подвеска жесткая.

Сознательно не перевожу глаза на Анзора, но прямо чувствую эту фонящую от него едкую иронию.

Сжимаю зубы от злости. Чертов засранец.

Пять минут – глаза привыкают к формам и размерам, нога увереннее вдавливает газ в пол. Я легко лавирую между сонными машинками, смелея.

– Ты сказал, что мы без остановок на ночлег, – говорю ему, – так что поспи. Навигатор показывает, что еще впереди восемь часов пути.

– Нет уж, я пободрствую, – опять скрытая подколка с его стороны, – едва ли получится закрыть глаза, когда за рулем девушка.

Злобно щурюсь и перевожу на него взгляд. И тут же нервно сглатываю, потому что он сейчас так смотрит на мои ноги, обтянутые черными джинсами, что не по себе становится.

Пересекаемся глазами. Мимо проносится грузовик, злобно сигналя.

– Осторожнее, – укоризненно произносит Анзор и облизывается зачем-то.

И непонятно, к чему он адресует это «осторожно».

Или я уже сошла с ума?

Через минут двадцать глаза все-таки смыкает.

Даю ему возможность поспать еще около полутора часов, а потом он как на автомате открывает глаза и просит съехать.

Повинуюсь, потому что реально устала. Все-таки какой надо обладать выносливостью, чтобы ехать восемь часов без остановок, как он.

Светает. Мы на подъезде к Республике.

Анзор идет в кафе и возвращается с ароматными круассанами и кофе.

Когда протягивает мне стаканчик, наши пальцы пересекаются.

Нервно сглатываю, потому что перед глазами навязчивое дежавю.

Я это уже переживала.

Он, я, машина, свежий утренний воздух российского Юга, переплетающийся с щекочущим ноздри запахом бензина.

И мое «я тебя люблю», сорвавшееся с губ.

Нервно сглатываю и дергаюсь. Осознаю в моменте, что его и мои пальцы так и застыли на горячем бумажном стаканчике, соприкоснувшись.

И я тут же делаю то, что делать точно не стоило.

Поднимаю на него глаза и понимаю, что он сейчас пристально, пронзительно на меня смотрит.

Сомнений в том, что он вспоминает то же самое, не остается.

Это американские горки, мать его. Притом такие, где нет даже мгновения на то, чтобы перевести дух.

Рада как самый дикий аттракцион для отшибленных на голову – снова и снова кидает меня в пропасть без страховки. И только мысль о том, что все это происходит только у меня в голове, дает хрупкую надежду на то, что я не свихнусь окончательно и не сделаю нечто ужасное этой женщине. Не превращусь в животное окончательно и не сорвусь в кровавую ярость, не вцеплюсь ей в горло когтями, которых у меня нет, но которые так явственно скребутся изнутри.

Глава 15

– Поздравляю с женитьбой, брат! Взаимопонимания вам и ораву детишек! – смотрю в приоткрытое окно на искренние рукопожатия мужчин, переходящие в радушные объятия. – Прости, что лично не был на торжестве. Сам видишь, обстоятельства.

Мы встретились с другом Анзора, Алиханом, в приграничном городке, стоило только въехать в Республику. Анзор сказал, что появляться в столице пока небезопасно, и потому его друг встретил нас в ближайшем крупном населенном пункте.

Он открыл багажник и вытащил два огромных рюкзака больше меня ростом. Пока просто представить себе не могу, как я это все потащу!

Перевел глаза на меня, сдержанно кивнул мне в знак приветствия.

Помню его еще по тому разу, когда мы были вместе с Анзором и приезжали в Республику. И потому невольно вслушиваюсь в разговор мужчин, хоть часть его и на их родном языке и совершенно мне непонятна.

Разговор длится не более пяти минут, но выглядит очень теплым и добрым.

Мужчины прощаются, но Алихан тут же окликает друга.

– Совсем забыл! Сабина тут передала вам завтрак! Еще теплый.

Он протягивает бумажный пакет из салона и снова мне кивает, как только наши глаза пересекаются.

Анзор тут же раскрывает заготовленный сверток. У меня и правда слюнки текут после многих часов скудных перекусов на трассе.

Ароматные чуду – лепешки с сыром и зеленью, свежесваренный кофе в термосе. Еще какая-то кашеобразная паста в небольших контейнерах.

– Попробуй, это абрикосовый урбеч. Его делают из косточек спелых плодов и потом разводят с медом. В Москве он тоже стал продаваться, но его делают более густым, под местных. А мы едим его именно так.

Он демонстративно макает свернутую рулончиком пышку в урбеч.

Повторяю за ним – и не могу не прищуриться от удовольствия.

– Очень вкусно, – говорю честно.

– Лучше твоего шоколада с фисташками? – усмехается Анзор.

А мои глаза загораются идеей.

Он видит это и улыбается еще шире.

– Неугомонная, – машет головой.

– Всем нужно выживать.

Он теперь смотрит острее и темнее. Открывает рот, чтобы что–то сказать, но в итоге решает промолчать, концентрируясь на еде.

Делаю то же самое. А вот я не могу не спросить то, что прямо раздирает изнутри меня любопытством.

– Если мне не изменяет память, этот твой друг Алихан уже был женат, когда мы с тобой. Расставались. Почему ты поздравил его со свадьбой? Он развелся и женился снова?

Анзор переводит на меня ироничный взгляд.

– Нет, не развелся. Он взял вторую жену.

Внутри все клокочет. Надуваю губы и перевожу глаза на окно. Какой красивый пейзаж. И почему эти похотливые уроды-многоженцы имеют счастье жить в такой красоте!

– Это отвратительно.

– Почему? – нагло хмыкает. – Он может себе это позволить. И финансово, и физически. Так в чем проблема?

– У вас все сводится к деньгам и физиологии.

Анзор теперь ржет в голос.

– А что еще важно, Рада? А, понимаю, к чему ты ведешь. Внимание, романтика, жизнь душа в душу. Не переживай за Алихана, у них этого предостаточно.

Этот издевательский, самодовольный тон прям бесит. Хочется колоть и колоть в ответ. А я все никак не могу нащупать, чем именно его ковырнуть так, чтобы стереть эту говноулыбочку.

– Хорошо, что я родилась русской девушкой и вправе выбирать себе столько мужчин, сколько захочу. И не думать о том, что кого-то с кем-то придется делить. Выбор слишком велик, чтобы зацикливать свой мир вокруг того, кто уже не свободен.

Укол оказывается эффективным. Глаза Анзора на этот раз загораются ядовитым блеском. Вызов принят.

– Вторая жена Алихана – русская, Рада.

Фыркаю.

– Идиотка. В жизни не поверю, что она сама, добровольно сказала ему «да».

– Судя по довольному, как у кота, выражению лица друга, уверен, что в определенных позах и ситуациях она точно говорит ему «да» и не один раз.

– Животные, – бурчу себе под нос. И, черт возьми, смущаюсь! Рядом с ним смущаюсь! Какого черта он продолжает смотреть на меня!

– Забыла, ты ж у нас тоже многоженец, – продолжаю обострять, дожевывая последний кусок, который едва ли комом не встает, – и каждая твоя баба знает свое место.

Знаю, знаю, что я сама виновата, что провоцирую. Но не могу промолчать. Таков уж мой характер. Потому что все это дико, жутко, унизительно, шовинистически и неправильно.

– Ты права, Рада. Каждая моя баба знает свое место.

Тон в голосе невольно заставляет снова поднять на него взгляд.

Осекаюсь, когда вижу эту горячую черную бездну. Сердце дико стучит в груди, в горле растет ком.

Его самоуверенность сильно бьет и по нервам, и по моему самообладанию.

– У тебя есть на эту тему другие вопросы? – высокомерно вскидывает бровь.

– Нет, у меня нет к тебе других вопросов, – отвечаю тихо и тут же отворачиваюсь к окну.

– Тогда поехали. Нам еще в горы подниматься.

Глава 16

– Зачем мы приехали в Республику, если Аскеров тоже из этих мест? Разве это безопаснее, чем быть в Москве?

– В разы, – невозмутимо отвечает Анзор, выкручивая руль на очередном вираже серпантина. – Особенность Республики в ее клановости, Рада. Здесь каждый склон – это своя крепость. По-настоящему безопасно я могу себя чувствовать только на своей исторической земле, где никто не предаст. Где каждый камень пропитан кровью моих предков.

– Но ведь у Аскеровых, если я правильно тебя поняла, тоже есть свои горы.

– Именно. И потому мы едем в мои родовые места инкогнито. Потому не даем себе передышку на ночевку.

– Мы будем. жить в том доме, где я уже была? – эти слова невольно царапают горло остротой смущения. Стоило нам только въехать на серпантин, воспоминания затопили меня, как сель, сбегающая с горы. Помню эту романику, помню жаркий секс ночью, помню наше соитие у окна с видом на обрыв. Я была счастлива в тот момент в его объятиях. А он – в моих. Я знала точно. И именно после той нашей поездки, прерванной покушением на отца Анзора этими самыми Аскеровыми, и начался обратный отсчет нашего счастья.

– Через час мы подъедем к заповеднику, Рада. На машине туда нельзя, но нам и не стоит туда подаваться на машине. Потому что высока вероятность, что за время нашего пути Аскеровы уже вычислили, что я уехал из города вместе с тобой. Проверить камеры по трассе – не очень сложное дело, тем более для них. Я и не сомневался в том, что так будет. Мы просто выиграли время.

– И что мы будем делать. в заповеднике?

Он бросил на меня острый взгляд, потом снова вернулся к непростой дороге. Мы поднялись так высоко, что сейчас то и дело въезжали в молочный туман нанизанных на горные пики низких облаков.

– Алихан передал мне, если ты что-то помнишь, кроме его женитьбы на второй жене, два больших рюкзака. Там все необходимое на несколько суток, чтобы мы могли совершить переход через гору. На другой стороне заповедника начинаются исторические владения нашего рода. И там мы в безопасности. Там я смогу на время спрятать тебя и решить все вопросы. Раз и навсегда. Все понятно?

– Понятно, – кивнула головой, хотя, откровенно говоря, ни черта мне не было понятно. – Нам долго идти?

– Ходила когда-нибудь в походы? В лагере, например.

– Нет, – покачала головой. – Мама не отпускала в лагеря, потому что боялась, что меня там научат плохому. Совратят. И что-то еще сделают «страшное», как она говорила.

Не посмотрела на него. Зато почувствовала на себе его неизменный острый взгляд и кривую усмешку.

Даже думать не хочу, что именно в голове у этого шовиниста.

В этот момент у Анзора зазвонил телефон. С удивлением посмотрела на аппарат – это не его смартфон. Какой-то странный агрегат, который до этого ни разу не давал о себе знать.

Анзор почти ничего не говорил. Только кивал и отвечал: «Да, нет, потом». Как только положил трубку, напрягся. Я прямо видела, как играли его желваки на лице, как сильные руки сильнее вцепились в руль.