Чужое солнце. Начало бесплатное чтение

1. Миры Серхио. Титан. Земля. (3025 г.)

Брифинг руководителей технологического агентства «Отдел.1580» с ведущими сотрудниками подходил к концу.

– Две недели, господа! За это время нам необходимо разработать усовершенствованную силовую защиту, – повторил директор агентства и закончил любимым напутствием: – Это должен быть идеальный мозговой штурм, господа! Прошу приступить к работе незамедлительно. Госпожа Соренсен, задержитесь, нам нужно обсудить стратегию вашей лаборатории.

Он сел напротив нее.

– Мы намерены продлить контракт с Миягавой! Я не жду от вас ни критики, ни одобрения. Но не собираюсь делать это за спиной. Госпожа Соренсен, я, как и прежде рассчитываю на вас. Ваш конфликт с Миягавой уже отразился на работе агентства. Случайных людей у нас нет, мы ценим каждого. И мы так же продолжаем скорбеть вместе с вами … – он неожиданно взял ее за руку: – Хельга, не уходи от нас. Я знаю, корпорация «ЗАСЛОН» пытается переманить тебя … Тебя уже ничто не держит в агентстве, но все же …

– Кирилл погиб из— за просчетов Миягавы. И как мне жить с этим? Сделать коррекцию памяти?.. Провести пару лет в духовном путешествии?.. Сейчас вы скажете, что это была трагическая случайность. Ряд математических ошибок в расчетах изначально парадоксальной физической модели.

– Никто от таких ошибок не застрахован. Синтетики тоже не смогли сделать верных расчетов.

– Не смогли или сделали это намерено?

Директор выпустил ее руку и побарабанил пальцами по столешнице.

– Я скажу неприятную вещь, но я должен сказать это. Кирилл Андреевич в равной степени с Миягавой допустил ошибки в расчетах. Прошу меня простить. Ибо это не умаляет тяжесть невосполнимой утраты …

Неожиданно обстановка перед глазами Хельги качнулась. Она услышала незнакомые голоса. Кажется какой-то мужчина говорил с детьми. И, кажется, говорили они на устаревшем словио1. Одна из ее бабушек Паулина знала этот язык и эсперанто. Хельга с трудом разобрала несколько слов. И еще она заметила в углу кабинета большого черно— белого кота, свернувшегося калачиком. Кот почувствовал ее взгляд, нехотя поднялся, зевнул и неспеша направился к ней. На его ошейнике поблескивала матрица расширенной памяти. Кот смотрел на нее, не отрываясь. И в какой-то момент Хельга поняла, что слышит мысли животного: «Забери матрицу. Спеши. Времени не осталось. Загрузи матрицу. Загрузи машину. Без вопросов. Спеши. Это был русский».

Кот потерся об ее ногу, выгнул спинку и требовательно посмотрел в глаза. Хельга еще неуверенно протянула руку и сняла с его ошейника матрицу.

– Госпожа Соренсен, – донесся до нее глухой голос директора. – Я надеюсь, мы пришли к взаимопониманию … – впечатление было такое, словно он говорил из— под воды.

Она отвлеклась на мгновение. А когда перевела взгляд с директора на кота, того возле ног уже не было.

– Ваш кот, – сказала она. – Не видела его раньше.

– Кот? – с удивлением посмотрел на нее директор. – У меня нет кота и никогда не было. Так что вы скажете?

– Простите, мне нужно кое— что проверить. И это срочно.

Директор неожиданно улыбнулся.

– Я расцениваю это как добрый знак. Для вас, госпожа Соренсен, моя дверь всегда открыта.

На двадцать седьмом уровне ее попытался перехватить Саята.

– Позже. Немного позже, Окинава—сан, – по привычке отмахнулась она.

В лаборатории царила непривычная тишина. Ее команда, вся чертова дюжина, сидели каждый возле своего стола на полу в позе исконного сомнения.

– И что мы прохлаждаемся?! – громко спросила она. – У нас дела закончились?

– Хельга, – начал было от лица всех Пратап Рай.

– Позже, – но уже с улыбкой сказала она. – Поговорим немного позже. Приступайте к работе.

Она заперлась в кабинете. Произнесла код активации платформы «Golem530». Несколько мгновений смотрела на прозрачную зеленоватую сферу, словно не решалась сделать последний шаг. Но все же шагнула в зеленоватую дымку, сливаясь с синтетическим интеллектом охранной системы.

– Изолированная локация высшего уровня, – распорядилась она.

– Подтвердите свои права в системе.

Хельга назвала код допуска.

– Одна сессия. Строго аналоговый интерфейс доступен без ограничений.

Дымка сгустилась и перед ней появилась клавиатура, несколько плоских мониторов и таймер с обратным отсчетом времени. На сессию в аналоговом режиме по умолчанию отводилось три четверти часа. Теперь она была изолирована не только от всех версий синтетического интеллекта, кроме одного из нишевых алгоритмов охранной системы – «песочницы». Этот уровень работы с системой и информационными блоками был доступен ограниченному числу разработчиков, силовиков и государственных чиновников. И по умолчанию же это был единственный не запрещенный законом способ обойти контроль и все возможные ограничения «Протокола Ζ—Δ». Закон и этические нормы требовали от политического, научного и исследовательского сообществ полной прозрачности инженерного проектирования и манипулирования сознанием в любой сфере деятельности для глобального синтетического интеллекта2. Был еще один легальный способ избежать контроля синтетики – использование даже не аналоговых, а уже музейных средств инженерных разработок – графических планшетов, бумаги и канцелярских принадлежностей. Но этот способ научных разработок и творчества порицался обществом с момента внедрения «Протокола Ζ—Δ» во все значимые сферы человеческой деятельности.

Хельга подключила гарнитуру совмещенной реальности, загрузила матрицу и на мгновение снова потеряла ориентацию. Приятный женский голос произнес несколько слов. Ей снова показалось, что говорят на устаревшем словио. Но теперь Хельга не поняла ни слова, лишь различила то ли свое имя, то ли слово похожее на него. И поняла, что каким-то образом в ее собственную, ни разу не модифицированную биологическую память загрузили неизвестный объем данных.

– Здравствуйте! – Спустя мгновение она уже понимала язык собеседницы. – Прошу прощение за вторжение в вашу жизнь и ваше сознание. Но времени у нас почти не осталось. Меня зовут Карина. В данный момент вы взаимодействуете с оцифрованной версией KF.3103299825 Вся информация о данной технологии будет загружена в вашу память вместе с Машиной.

– Тайм-аут, Карина, – попыталась остановить незнакомку Хельга, но та оборвала ее.

– Простите, но у нас нет времени на сессию вопросов и ответов! Все позже! Все позже. Ваше любимое выражение. Группа «Крест» активировала ICE3– протокол. Цепная реакция изменений миров Серхио запущена. Кот предупредил вас о необходимости загрузить Машину?

– Что?! – внезапно происходящее показалось Хельге чем-то невозможным.

– Загружаю Машину, – буднично произнесла Карина.

Она сказала еще что-то, но этих слов Хельга уже не разобрала в нарастающем мощном гуле и грохоте.

Очнулась она среди ночи от необъяснимого животного ужаса. В спальне было непривычно темно. Она так и не смогла различить ни окон, ни иллюминации ночной улицы. Лишь тусклое мерцание круглого циферблата допотопных часов. Она несколько мгновений смотрела на него, не понимая откуда эти часы взялись в ее спальне. Наверно это была реплика старинного будильника. И наверняка он должен был мерно тикать, как и положено будильнику. Но спальню, и улицу за стенами дома, и небо над головой затопил мощный, почти невыносимый гул. Словно посреди города происходило терраформирование, либо на площадке для грузовых шаттлов, игнорируя запреты, запустили стартовые двигатели. И то и другое было невозможно.

Но спустя мгновение и это уже стало несущественным. Потому что рядом с ней кто-то пошевелился.

– Что это? – почти неслышно прошептала она.

И только сейчас поняла, что лежит на чем-то жестком и неудобном. И накрыта тяжелым несвежим одеялом. И воздух в спальне чужой. И поняла причину животного ужаса. Все здесь в этой темноте было незнакомым и казалось враждебным.

Почти не дыша, она выбралась из-под одеяла. И наощупь двинулась в неизвестность. Гул над головой незаметно стих. И так же незаметно глаза привыкли к темноте. Постепенно она начала различать обстановку, разглядела наконец плотно занавешенные окна. Ощутила слабый ток воздуха и пошла навстречу нему. Нашарила наконец едва приоткрытую дверь. Оттуда тянуло чем-то съестным, кажется это была кухня. Она замерла на мгновение, все еще не решаясь сделать следующий шаг. И едва не закричала, когда ее ног коснулось что-то пушистое.

Хельга открыла дверь. Здесь было немного светлей, хотя окно тоже было плотно зашторено.

Она вспомнила обстановку в доме бабушки Паулины. Та свое жилище превратила в подобие этнографического музея быта конца XX века. Нашарила на стене электрический выключатель и щелкнула им. Кухню залил тусклый свет маломощной стеклянной лампочки.

– Этого не может быть, – прошептала она, оглядывая обстановку.

Об ее ноги терлась трехцветная кошка. Терлась привычно безо всякой опаски, как и ластятся кошки к хозяевам.

Хельга огляделась. Сказать, что она была в ужасе, значить не сказать ничего. Небольшая кухня с допотопными посудными шкафами, большим обеденным столом и деревянными табуретами. Облупленная электрическая плита с круглыми конфорками, заставленная сковородами и кастрюльками со снедью. Если бы она в свое время не видела такой у Паулины, то даже не знала, как подступить к ней.

– Господи, – неожиданно даже для себя прошептала она. – Что же это?

Даже после гибели Кирилла она ни разу не вспомнила о древнем божестве предков.

– Оля, ты чего бродишь среди ночи? – донесся из спальни мужской голос.

Говорили по-русски. Она понимала этот язык, хотя и не могла вспомнить, почему понимает его. И не сразу сообразила, что обращаются к ней. Она взяла было кухонный нож, лежавший на пустой сковороде. Но почти тотчас бросила его обратно. Села на табурет и стала смотреть в темноту спальни. В голове у нее в этот момент было пусто.

В спальне послышался негромкий шум и такие же негромкие осторожные шаги. Через несколько мгновений в дверном проеме появился светловолосый мужчина среднего роста. Он прикрывал глаза ладонью, и потому Хельга почти не видела его лицо. На нем было поношенное нательное белье. На шее из-под футболки выскочил маленький нательный крестик на кожаном шнурке.

Мужчина прошел за стол и тоже устроился на табурете.

– Не спится?

Теперь Хельга могла рассмотреть его лучше. Примерно ее возраста, с обычной европейской внешностью. Она смотрела на него, не чувствуя ничего. Она его не знала и не видела никогда. А он смотрел на Хельгу слегка встревоженно. Но было заметно, что еще не пришел в себя ото сна.

За окном снова послышался нарастающий гул.

Кошка запрыгнула мужчине на колени и свернулась калачиком.

Хельга встала и подошла к окну, взялась было раздернуть плотную штору.

– Что ты делаешь?! – остановил ее мужчина.

На мгновение в его взгляде мелькнул страх.

– Что это за звук. Я не понимаю, – почти прошептала она.

Хельга посмотрела на отражение в стеклянной дверке кухонного шкафа. Внешне она почти не изменилась, только прическа выглядела ужасно.

– Ты чего, Оля? Это бомбардировщики … Надо было сразу выкинуть эти консервы, – негромко сказал он. – Я же говорил, сначала дай Мурке попробовать …

Она села напротив него. В этот момент ее снова накрыло давешним страхом.

– Как тебя зовут?

Теперь и в его глазах застыл неподдельный ужас.

– Андрей … Тебе плохо? Какую таблетку принести?

– Не нужно таблеток, Андрей. Мне просто нужно подумать … Я не понимаю, что происходит … Я не понимаю, что произошло … Какой сейчас год?

– Три тысячи двадцать пятый …

– Мы на Титане?

– Какой Титан, Оля? В Новой Ладоге мы. Под Петроградом.

К утру в ее положении так ничего и не прояснилось. Андрей вообще ничего не понимал. Списывал все на просроченные консервы, которые добыл у какого-то жульена. Что за жульен? При чем тут вообще старинное блюдо с грибами? Но благо уже, что не сорвался вызывать врачей или силовиков каких-нибудь. Да, наверно и не мог. То ли комендантский час до утра был, то ли не было в этой местности ни врачей, ни силовиков. И она тоже не решилась внести хоть какую-то ясность. Если бы рассказала, что произошло, он бы точно помчался за помощью и наломал дров. Это «наломал дров» и прочие доселе незнакомые выражения сами собой наворачивались на язык. И еще бесконечный внутренний диалог и как бы по умолчанию взывание к древнему божеству. О чем бы она ни начинала думать, заканчивалось это взыванием к Господу.

Так и сидели до утра, перекидываясь фактически пустыми фразами. В шесть часов включился громкоговоритель. Включился сам. Звук был негромкий. Из раструба разливалась бравурная песня. Наверно, это был гимн страны. Пели мужчины и женщины, пели протяжно и величаво. Пели о родных просторах, зачем-то о степях, победах и жертвах.

И в какой-то момент Хельга вдруг поняла, что кроме русского языка, она никакого другого не помнит и не знает. И это снова вогнало ее в ступор, потому что теперь она не могла и ту малую часть воспоминаний, что удерживались еще в памяти, переосмыслить правильно и внятно описать другому человеку, если дойдет до такого.

– Господь милосердный, – прошептала она, вновь против воли обращаясь к древнему божеству.

И машинально пошарила у себя на груди, зацепив пальцем кожаный шнурок с нательным крестиком. Через мгновение у нее наверняка случилась бы истерика. И наверняка на этом бы все закончилось – появились бы после этого врачи или силовики … Но в этот момент на кухню заглянула девочка лет семи. Тоже светловолосая, с заспанным личиком, в застиранной пижаме с елочками да зайчиками. Она подбежала к Хельге, забралась на колени, обвила ручками шею и зашептала на ухо, щекоча волосами.

– Мам, мне поход приснился! Здорово же было! И картошка печеная вкусная такая! Мы же сходим еще в поход?

И вместо истерики и нервного срыва, Хельга обняла ее еще крепче и тоже уткнулась в ее волосы.

– Лена, ты давай зубы чистить шагай, – тем временем распорядился Андрей. – В школу скоро. Мамка сейчас завтрак приготовит. А Ксюха валяется еще, что ли?!

Он аккуратно разъял Хельгу с ребенком и вместе с дочкой вышел с кухни. Через мгновение заглянул обратно.

– Оля, ты эти консервы убери от греха подальше. Там суп остался да хлеба с вареньем сделай, – и добавил после краткого раздумья: – Чайник поставь вскипеть, чай пить будем.

Она закрыла глаза и сделала несколько медленных глубоких вдохов. Оставшись в одиночестве, она вновь усомнилась в реальности происходящего.

– Сегодня шестое апреля три тысячи двадцать пятого года, – тем временем раздался из громкоговорителя бодрый мужской голос. – Великий Евразийский Союз вступает в новый день, полный эпохальных побед и событий! В этот переломный исторический момент вождь нации и отец народов Оягуул Шэнге призывает сплотиться в едином порыве побед и свершений! – и вновь невидимый хор затянул что-то об эпохах великой истории великих народов.

Хельга прислушалась к какофонии из громкоговорителя и решила пока не спешить с выводами, а воспринимать происходящее как погружение в игровой квест. Только где-то по краю сознания эхом скользило понимание – постараться и не слететь в безумие окончательно и постараться сохранить отблески настоящих воспоминаний. Интуитивно она понимала, что рано или поздно они развернутся в нечто связное, узнаваемое и наполненное смыслом. Но ужас положения продолжал накатывать волнами. А что, если она на самом деле больна? И они на самом деле – ее муж и ее дети … В этот момент она осеклась. Какой муж? Какие дети? Второго ребенка она даже не видела. И не было у нее никаких воспоминаний об этом ребенке.

Она сняла с плиты чайник, точно такой же как у бабушки Паулины. С той лишь разницей, что у Паулины он сиял чистотой и был без накипи от скверной воды. Хельга набрала воду из-под крана. Бронзовый кран с двумя вентилями для холодной и горячей воды. От воды несло хлоркой и ржавчиной. Время от времени ее все равно накрывало ощущением нереальности происходящего.

– Хлорка и ржавчина, – прошептала она, включая одну из чугунных конфорок. – Почему я помню тебя так отчетливо, Паулина? Почему я помню тебя? Быть может ты тоже рядом …

Она машинально провела над конфоркой ладонью, почувствовала тепло и поставила на нее чайник.

– Мам! Ленка опять мне мешает!

На кухне появилась стройная, высокая девочка лет тринадцати. Хельга коротко глянула на нее и отвернулась к плите. Она не знала, как себя вести с ней.

– Мам, – Ксюша обняла ее сзади и прижалась к матери. – Скажи ей, чтобы не приставала. Надоело ведь уже.

– Девчонки, хватит уже кричать! – донесся голос Андрея. – Вы проснуться не успели, а уже столько шума!

– Поставь ей двойку сегодня, – сказала Ксюша, судя по голосу, она улыбалась. – Ну, я тебя прошу – поставь ей двойку этой зубрилке.

– Ты помнишь бабушку Паулину? – вместо ответа спросила ее Хельга, упуская из виду что-то важное.

– Нет … – как-то раздумчиво протянула Ксюша.

И в этот момент Хельга выдохнула даже с облегчением.

– Ну какая же она бабушка? – добавила Ксюша после паузы. – Всего на два года тебя старше.

Хельга на мгновение замерла, услышать в ответ такое она все же не ожидала.

– Мы можем увидеть ее сейчас?

– Мам, ты чего? Она же на Петроградской стороне живет. Туда два дня добираться, а без пропуска из комендатуры можно сразу в околоток4 идти … Позвони ей из школы. У них в лаборатории тоже телефон есть. И машинка печатная, – даже как-то мечтательно добавила она.

– Хорошо, – улыбнулась Хельга, теперь она уловила информацию о школе и техническую убогость этого мира. – Папа, – она с трудом выговорила это слово, – сказал суп разогреть и бутербродов с джемом сделать. Где у нас джем?

– Варенье, что ли? – переспросила ее Ксюша. – В холодильнике в банке еще осталось немного.

2. Миры Серхио. Земля. (2125 г.)

Аудиторию щедро заливал солнечный свет. За приоткрытыми окнами в ветвях деревьев гомонили воробьи. И голоса прохожих были вполне себе различимы, как и голоса шалопаев, прогулявших пары.

За кафедрой прохаживался профессор масс-прогнозирования Влад Николау. Его четкий баритон и без всяких усилителей разносился по аудитории.

– Технология терраформирования открывает великолепную и вполне осуществимую возможность расширения территории жизни, – и повторил на латыни: – Il territorio della vita5. Вы еще не забыли в каком заведении учитесь?

– «Академия Технологии», – привычно отозвались студенты.

Михаил в это время рисовал карандашом Настю Рост – какой виделась ему с этого ракурса. Преподавателя он слушал вполуха. Но не из-за отсутствия интереса, а потому что изучил все аспекты излагаемой профессором темы еще в пятом классе гимназии. А вот все возможные ракурсы Насти терялись в бесконечности. Он улыбался, прищуривался, вытягивал руку с карандашом, сверяя размеры. В какой-то момент даже встал, выискивая что-то известное только ему да Господу Богу.

– Господин Мэллок, – как сквозь вату пробился до него наконец голос лектора. – Извольте изложить хотя бы несколько общеизвестных мест из обсуждаемого нами вопроса последующего и последовательного, что немаловажно, развития нашей цивилизации.

Михаил с удивлением даже посмотрел на профессора.

– Тенденции в развитии, упомянутой вами цивилизации остаются неизменными в течение последних шести-семи тысяч лет, по крайней мере, – ответил он спустя мгновение. – Это нам известно из зафиксированных и верно интерпретированных свидетельств, сохранившихся в материальной культуре. Оставшихся в свободном доступе, разумеется. Вероятно, под упомянутым вами extensio vitae6, следует понимать безудержную экспансию более продвинутых либо в экономической, либо технологической сфере и как правило весьма сплоченных группировок. Я бы таким группировкам, рассеянным по нашей общей истории, присваивал уже устаревшее название «мафия». Жаль, но со мной определенно не согласятся в этом вопросе. Нельзя же так называть десятки миллионов мигрантов из Европы и Азии в свое время захвативших три материка, известных сейчас как Северная Америка, Южная Америка и Австралия. И множество островов и островных архипелагов в мировом океане.

– Прекрасно! – усмехнулся профессор. – То есть освоение новых миров и расширение человеческой цивилизации в вашем понимании – это нечто преступное.

– В основе своей, безусловно. Это неприкрытое преступление против человеческих сообществ и устоявшейся экосистемы, – кивнул Михаил. – И как юридический факт и как противоправное деяние, я бы уточнил. Не берусь расценивать это как технологический и социальный рывок. Все аспекты и последствия становятся понятны лишь по прошествие немалого времени. Собственно говоря, существует вероятность в ходе экспансии натолкнуться на организованное сопротивление разумных обитателей в колонизируемых мирах. Если этого не произошло до сих пор, нам просто повезло. Либо тщательно скрывается. Мы не можем полагаться на каталоги описанных внеземных форм жизни. Такими могут быть с нашей точки зрения невозможные формы в парадоксальных условиях существования. С такими же парадоксальными и даже невозможными свойствами и способностями. Мы не имеем право исключать такой вероятности. Пока что мы и их либо не встретили, либо не осознаем наличие контакта с парадоксальными формами жизни. А как гуманитарное явление техно-оптимизм ожидаем и объясним. Как и беспочвенные надежды, связанные с колонизацией ближнего внеземелья. Но история полна примеров ничем не подкрепленного всплеска таких ожиданий в начале любых войн …

– Прекрасно—прекрасно! Мне понятна ваша позиция, господин Мэллок. И вы, к сожалению, не одиноки. Мне известно о миллионах усомнившихся, о миллионах выступивших против расширения данного нам в употребление мира. Временами на фоне этого противодействия мы узнаем о более чем экзотических формах убеждений.

– К сожалению, мне об этом ничего неизвестно, господин Николау, – Михаил убрал незаконченный рисунок в папку. – Моя позиция не закамуфлирована экзотикой или убеждениями. Я считаю, что время для этой экспансии еще не пришло. Еще не разработаны безупречные методы и технологии для освоения новых миров …

– Я рад за вас, господин Мэллок! – снова прервал его лектор. – Господа, вы должны прийти к подобной точке зрения, но с точностью до наоборот, со знаком «плюс». Ибо господин Мэллок к концу своего замечательного спича, сформулировал именно ту причину, что собрала нас здесь, сплотила под крышей этого замечательного учебного заведения. Именно поэтому мы проводим долгие часы в аудиториях, лабораториях и на испытательных стендах. Безупречные технологии! И безупречные методы работы и внедрения этих технологий в жизнь! Это и есть залог будущего нашей цивилизации! И не побоюсь этого слова – блистательного будущего всех миров, которые со временем станут для людей родным домом! Благодарю вас! Лекция окончена! – профессор принялся собирать материалы с пюпитра в папку. – Господин Мэллок, уделите мне еще несколько минут! – окликнул он Михаила, проходившего мимо кафедры.

Тот проводил Настю Рост взглядом.

– С удовольствием, господин профессор.

– Михаил, я не раз отмечал твой потенциал, – уже без церемоний сказал Николау. – Но талант – вещь обычная. Почти в каждом человеке можно обнаружить некоторые эксклюзивные способности. И чаще всего они находятся в латентном состоянии. А потерять уже развитые способности еще проще. Потому что их считают чем-то само собой разумеющимся.

– Очень интересно, – покивал Михаил.

Сейчас ему было скучно. Если во время лекции профессор подловил его и попытался слегка макнуть в помои, и ему пришлось блокировать эту попытку ворохом слов. То сейчас Николау говорил откровенно неинтересные, очевидные вещи.

– Михаил, твой дар – сводить в единое целое разрозненные факты и обрывочные сведения. Ты видишь сокрытое от других, чувствуешь перемены. Я не скажу, что это редкость. Потому что редкость в ином – в точке приложения такой способности. Не так уж и много этих точек приложения. Я позволил себе отправить твое резюме в корпорацию «ЗАСЛОН», это старейшее агентство технологических разработок. Скажу без хвастовства, я сам начинал работу в «ЗАСЛОНЕ». Это прекрасная возможность совмещать новейшие инженерные разработки с научной деятельностью.

– Я вас благодарю за участие. Но я ни на что не претендую. И всегда осознаю свои силы и возможности.

– Именно поэтому я сделал запрос за тебя и снабдил его своими рекомендациями.

В этот момент смарт-помощник Михаила сообщил о входящем вызове. Звонила Настя.

– Хорошо, не буду задерживать, – усмехнулся Николау. – Вернемся к этому разговору позже. Я выписал тебе разовый пропуск в закрытый архив Академии. Сегодня на семь часов вечера. Будет еще несколько человек. Но посетители архива практически не пересекаются. Так что мешать тебе не будут.

– Зачем мне это? – попытался отказаться Михаил. – Мой вечер уже распланирован.

– Держи, – Николау протянул ему электронный пропуск. – Как провести вечер – решать тебе.

Профессор подхватил рабочую папку и вышел из аудитории.

Михаил несколько мгновений разглядывал пропуск. Он чувствовал почти непреодолимое желание оставить его на кафедре – вдруг пригодится еще кому-то. Но все же убрал пропуск в карман.

Друзья ждали его на улице, дурачились с подтанцовкой. Настя с улыбкой смотрела, как он неспеша спускается по широкой лестнице.

Фасады домов от фундамента до кровли переливались выпусками коммерческой рекламы, публичных новостей и популярными сюжетами из соцсетей. В полной тишине. Звук через систему смарт-помощника появлялся, когда взгляд задерживался на картинке дольше семи секунд.

По дорогам бесшумно проносились модули общественного транспорта.

Над площадью была расположена взлетная площадка челноков малого радиуса. Взлетные площадки в других районах и на окраинах работали круглосуточно. Эта использовалась только в экстренных случаях – все-таки исторический центр города. Хотя после Четвертой мировой войны исторические места по всей планете были воссозданными новоделами.

По тротуару трусцой передвигалась вереница адептов здорового образа жизни. Некоторые неспешно крутили педали велосипедов. Почти всем бегунам и велосипедистам перевалило за сто лет. Определить это по внешнему виду было невозможно – долгожители выглядели на пятьдесят с небольшим лет. Выдавала спортивная форма торговой марки «Prima Generatio7», устаревшая гарнитура да само стремление поддерживать здоровый образ жизни. Как правило до восьмидесяти пяти – девяноста лет граждане продолжали трудиться. Если их работа не была связана с космосом или вооруженными силами. Эти специалисты, следуя положениям «Меморандума Маска—Брюля—Китагавы», продолжали работать и после девяноста лет. Обыватели после выхода на покой три-четыре года проводили в так называемых ретритах и духовных путешествиях. Такой уклад жизни сформировался после Четвертой войны, когда корпорации и конгломераты были упразднены и все частные капиталы стали общественным достоянием. Вскоре после этого начался следующий за седьмым технологический рывок. Медицинские и синтетические технологии предполагали продление продуктивного периода жизни до двухсот лет. Практически все известные болезни были побеждены, а замена изношенных органов на импланты стала повсеместной и безопасной процедурой.