Маяк на краю времени бесплатное чтение

Глава 1

Большинству людей трудно воскресить в памяти свое первое воспоминание – за ним приходится тянуться, как за банкой на верхней полке, – но для Джо это проблемы не составляло. Ведь первое, что он помнил, произошло через неделю после того, как ему исполнилось сорок три.

Он сошел с поезда. Да, именно это стало его первым воспоминанием, а вот второе труднее поддавалось определению. Это было тягостное, зловещее чувство, будто все вокруг в порядке вещей, жизнь идет своим чередом, но вместе с тем что-то явно не так.

Было раннее утро, стоял страшный холод. Черный паровоз со свистом испускал пар прямо у Джо над головой. Платформа возвышалась над путями всего на пару дюймов, и двойные поршни колес были на уровне его пояса. Джо находился так близко, что слышал, как над топкой кипит вода. В уверенности, что паровоз вот-вот накренится, он отступил подальше.

Поезд только что прибыл. Платформу заполнили сомлевшие с дороги люди, которые медленно двигались в сторону вестибюля станции. Воздух пропитал сладковатый запах угольного дыма. Солнце едва показалось из-за горизонта, и слабый свет круглых фонарей окутывал вокзал бледным сиянием. Предметы отбрасывали длинные, неясные тени: тень падала даже от пара, который словно застыл в нерешительности, размышляя, становиться ему твердым или нет.

Джо понятия не имел, что его сюда привело.

Он немного выждал: вокзалы по всему миру одинаковы – уж где замешательство естественно, так это здесь. Но это не помогло. Джо не помнил, ни как прибыл сюда, ни куда направлялся. Оглядев себя, с ужасом обнаружил, что не помнит даже, как одевался. Он не узнавал свою одежду. Тяжелое пальто с тартановой подкладкой. Жилет прямого кроя с оригинальными пуговицами, украшенными оттиском в виде лавровых венков.

Судя по знаку на стене, это была платформа номер три. Позади Джо по вагонам ходил проводник, раз за разом повторяя одни и те же слова тихим, почтительным голосом: ему нужно было разбудить пассажиров первого класса.

– Лондр, Гар-дю-Руа, просьба освободить вагоны, Лондр, Гар-дю-Руа…

Джо удивился, с чего это вдруг железнодорожная компания объявляет названия лондонских станций по-французски, и тут же беспомощно подумал: а чему он, собственно, удивляется? В Лондоне все станции носят французские названия. Это общеизвестный факт.

Кто-то коснулся его руки и по-английски спросил, все ли с ним хорошо. От неожиданности Джо так дернулся, что у него защемило затылочный нерв. Шею пронзила острая боль.

– Прошу прощения… Не подскажете, где мы? – спросил он, тут же поняв, как глупо это звучит.

Но мужчина, который столкнулся на вокзале с незнакомцем, потерявшим память, похоже, вовсе не удивился.

– В Лондоне, – сказал он. – На Гар-дю-Руа.

Джо и сам не знал, почему надеялся, что прохожий скажет нечто иное, чем проводник. Сглотнув, он отвернулся. Пар рассеивался. Повсюду были указатели на французском: «Колониальная библиотека», «Британский музей», «Метро». Одна из табличек гласила, что линия Демулен закрыта в связи с буровыми работами. Чуть поодаль виднелись изящные железные ворота, ведущие в туман.

– Ну конечно… Лондон – в Англии? – наконец спросил Джо.

– Да, – сказал мужчина.

– М-м, – ответил Джо.

Поезд снова выпустил пар, превратив прохожего в призрака. Несмотря на клокочущую внутри панику, у Джо мелькнула мысль, что этот мужчина, должно быть, врач: даже сейчас он не казался удивленным.

– Как вас зовут? – спросил мужчина. У него был молодой голос, а может, он просто выглядел старше своих лет.

– Джо, – ответ пришел не сразу, но свое имя он знал – он испытал прилив облегчения, – Турнье.

– Вы знаете свой адрес?

– Нет, – ответил Джо в полном изнеможении.

– Тогда вам нужно в больницу, – сказал прохожий.

Он заплатил за кэб. Джо полагал, что на этом они распростятся, но тот поехал с ним: все равно, мол, спешить ему некуда. В последующие месяцы Джо тысячу раз пытался вспомнить, как этот человек выглядел, но так и не смог, хотя всю дорогу до больницы сидел напротив, – лишь помнил, что незнакомец сидел очень прямо и чем-то напоминал иностранца, хотя у него было очень четкое, правильное произношение: так говорят упрямые старики, которые всю жизнь отказывались учить французский и смотрели волком на всякого, кто осмеливался назвать их «месье».

Джо сводил с ума этот маленький, но такой безнадежный пробел в памяти, ведь все остальное он помнил прекрасно. Кэб был новым: свежая кожа, запах политуры, которая все еще была чуть липкой на ощупь. Позже он даже вспомнил, как от спин лошадей поднимался пар и как скрипнули рессоры, когда повозка съехала с грубых булыжников у вокзала на гладко вымощенную Рю-Юстон.

Все, кроме того мужчины. Казалось, будто Джо не забыл его, а просто не мог найти это воспоминание в затянувшей разум пелене.

Дорога казалась знакомой и незнакомой одновременно. Каждый раз, когда они проезжали поворот, будто бы встречавшийся Джо прежде, на месте лавки, которую он ожидал увидеть, оказывалась какая-то другая, а то и вовсе не было здания. Мимо со стуком проносились другие кэбы. Небо посерело. У Джо мелькнула мысль, что прохожий помогает ему вовсе не от доброты, а из корыстных побуждений, но зачем ему это, придумать не мог.

Чуть поодаль гигантские башни испускали дым в свинцовое небо. Их плотно опоясывали конструкции из рабочих площадок и переходов, в трубах плясали крошечные огоньки. На боковой стороне огромного здания Джо различил надпись на французском, отпечатанную белыми буквами: «ДОМЕННАЯ ПЕЧЬ 5». Джо сглотнул. Он прекрасно знал, что это металлургический завод, и тем не менее его вид вызвал то же чувство нереальности происходящего, что и французские указатели «Метро» на вокзале. Джо закрыл глаза и попытался собрать воедино все, что знает. Металлургические заводы – да, Лондон славится своими металлургическими заводами, это его основная достопримечательность. В семи доменных печах, расположенных в Фаррингдоне и Кларкенуэлле, отливают сталь для всей Республики. Панораму города на открытках с видом Лондона всегда венчает причудливое переплетение дымовых труб, газоходов и угольных желобов. Заводы простираются на квадратную милю, и все здания вокруг стоят черные от копоти: руины собора Святого Павла, покосившиеся старые дома вдоль Чансери-лейн… Потому-то Лондон и называют Черным городом.

Но все это Джо мог прочесть и в энциклопедии. Он не представлял, откуда об этом знает. Не помнил, как ходил по этим черным улицам или мимо заводов, – решительно ничего.

– Мы с вами ехали в одном поезде? – спросил Джо, надеясь, что, если он сосредоточится на чем-то одном, тошнота отступит.

– Да. Из Глазго. Мы были в одном вагоне, – его спутник говорил резко и отрывисто, но всем своим видом выражал сочувствие. Казалось, он хочет наклониться поближе и взять Джо за руки, но сдерживает себя. Джо был этому рад: он бы тут же расплакался.

Дорогу в поезде он не помнил. Сопровождающий рассказывал ему о разных запоминающихся деталях: о смешных ужимках кондуктора, о полках, которые так и норовят тебя съесть, если раскладываешь их не до конца, но все впустую. Он заверил Джо, что тот не падал и не ударялся, разве что казался потерянным, когда проснулся.

Было девять часов. Джо склонил голову. Его сковал ужас. Он открыл окно, чтобы вдохнуть свежего воздуха. На улице пахло сажей. По крайней мере, этот запах Джо узнавал. Из железных ворот метро на тротуары стаями устремлялись мужчины в черных пальто и черных шляпах. Они походили друг на друга как две капли воды. Около минуты кэб простоял на железнодорожном переезде. В сторону завода прогрохотал грузовой поезд с углем. На пути выскочило с десяток детей в поисках угля, попадавшего с паровоза; кучер засвистел в свисток, чтобы их разогнать.

– Все будет хорошо, – тихо сказал сопровождающий. Это были его последние слова – пока Джо был у врача, незнакомец исчез. Медсестры не видели, как он уходил, – да и вообще не видели его, – так что Джо начал думать, что добрался до больницы сам, а мужчина ему просто привиделся.

Он побывал в двух больницах. Первая, «Колониал Фри», была темной и холодной: помещения все время проветривались и все окна были открыты нараспашку. Изможденный доктор в срочном порядке направил Джо в психиатрическую лечебницу на другом берегу реки. Он сел в очередной кэб, на этот раз один. Дорогу оплатила больница. Джо съежился в своем пальто, продрогший до костей. За окном снова замелькали черные улицы, отороченные рядами домов, словно траурным кружевом. Потом он проехал Тамиз – Темзу. Река тоже была черной, и ее усеивало столько грузовых судов, что какой-нибудь ловкач мог бы перебраться на другой берег, просто прыгая с палубы на палубу. Словом, ничего необычного. Вот только Джо чувствовал себя так, будто оказался на Марсе.

Вторая больница называлась «Нувель Сальпетриер». Она оказалась куда приятнее, чем Джо ожидал. Изящное здание, расположенное в Саутуарке, на юге города, походило скорее на банк или музей, чем на больницу. Джо представлялось, что интерьер будет унылым и белым, но в действительности это место едва ли напоминало психиатрическую лечебницу. В мраморном вестибюле, украшенном колоннами, стояли уютные диваны и висели электрические люстры. Из глубины здания доносились звуки фортепиано.

Медсестра проводила Джо наверх, в кабинет дежурного врача. По пути он заметил две палаты с обшитыми пробкой стенами, но двери были открыты, а внутри – никого. Медсестра сказала, что в больнице есть крыло для преступников, где содержатся особо опасные пациенты, но оно отделено от основного здания. В остальном же иллюзию полной безмятежности нарушали лишь клетки вокруг каминов.

Пока Джо ждал у кабинета, какой-то мужчина протянул ему газету «Монд» и объявил, что умеет управлять погодой. Джо держал газету, вглядываясь в слова, в шрифт и пытаясь понять, почему все это кажется ему таким чужеродным. Газета не сообщала ничего необычного. Одна из колонок содержала прогноз погоды – он не совпадал с тем, что предсказывал мужчина, – а также рекламу шелковых рубашек и последнего изобретения месье де Лева – электрического корсета, который, по-видимому, служил отличным средством от дамских недугов. Джо это удивило, ведь Мэделин никогда не испытывала недомоганий, требующих лечения электрическим током. Он хмуро глядел на свои колени, когда вдруг понял, что вспомнил имя и лицо женщины – миниатюрной темноволосой женщины, которой шел темно-зеленый цвет. Джо не мог вспомнить ни ее фамилии, ни кем она ему приходилась: сестрой, женой или кем-то еще.

Кабинет врача был просторным. Из окон, выходивших на подмерзшие больничные газоны, открывался чудесный пасмурный пейзаж. На стене висел диплом какого-то парижского университета. Вверху одной из ножек стола виднелись следы зубов. Джо предположил, что их оставила собака, но, оглядевшись, не обнаружил ее, и это обескуражило его гораздо сильнее, чем того заслуживал случай. Все детали, которые он подмечал, вонзались в его сознание, словно острые булавки.

Врач сообщил, что Джо пробудет здесь неделю, при этом плату за проживание с него брать не станут.

– Как я вижу, вас направили из «Колониал Фри». Я готов объявить вам причину вашего состояния. У вас был припадок: вы страдаете одной из форм эпилепсии. При удачном стечении обстоятельств вы скоро поправитесь.

– Припадок?

Доктор отложил свои записи и улыбнулся. Это был молодой, хорошо сложенный парижанин; видимо, в колониальную больницу его направили временно, набраться опыта перед возвращением во Францию. Джо почувствовал прилив отчаяния. Чем дальше, тем отчетливее он понимал, что знает лишь общеизвестные вещи, но ничего конкретного.

– Да, – сказал доктор. – Меня очень интересует эта форма эпилепсии, и я просил направлять таких пациентов ко мне, потому вы здесь. Такая эпилепсия называется бессудорожной – она не сопровождается конвульсиями, только симптомами, которые обычно связывают с эпилептической аурой: амнезией, парамнезией, видениями. Последние два вам знакомы?

– Что такое парамнезия? – спросил Джо. Тон доктора был таким высокомерным, что Джо хотелось отвечать как можно короче, не задавать лишних вопросов и не тратить время впустую.

– Стирание границ между воображаемым и реальным. Чаще всего это déjà vu – ощущение, будто вы уже видели раньше то, с чем столкнулись впервые. И его противоположность, jamais vu, когда вам кажется совершенно незнакомым то, что вы на самом деле хорошо знаете.

– Да! – быстро сказал Джо, чувствуя, как к глазам подступают слезы благодарности за то, что кто-то облек его чувства в слова. – Да, вот это, второе, – я чувствую это с момента, как тот мужчина подошел ко мне на вокзале! Я думал, что Гар-дю-Руа не в Лондоне, все улицы казались какими-то странными, и газеты… казались странными…

– Все как по учебнику, – мягко сказал доктор. – Точь-в-точь. В чем я могу вас заверить, так это в том, что Лондр вы знаете: у вас очень сильный кларкенуэлский акцент, – он снова улыбнулся. – Посмотрим, что изменится, если вы пару дней проведете здесь, в тишине и покое. Я укажу, что ваша болезнь излечима, – добавил доктор, кивнув на форму, лежавшую перед ним.

– Но что, если это не пройдет? – спросил Джо. Он с трудом подбирал слова. Ему казалось, будто он очень, очень давно не говорил, что было просто смешно, ведь он разговаривал в первой больнице и на вокзале. Но порядок слов казался ему неестественным. Правда, сейчас они говорили по-французски, а мужчина на вокзале – по-английски; может, дело в этом.

– Ну, это мы обсудим, когда…

– Нет, давайте обсудим это сейчас.

– Не нужно агрессии, – резко сказал доктор. Он отклонился на стуле на несколько дюймов, словно боясь, что Джо его ударит.

Джо нахмурился.

– Никакой агрессии. Мне просто очень страшно.

Такая честность, казалось, застала доктора врасплох. Он изобразил смущение.

– Вы ведь понимаете мои опасения. В истории болезни сказано, что в «Колониал Фри» вы говорили по-английски и что у вас на пальто тартановая подкладка. Поезд, в котором вы ехали, прибыл из Глазго, – вопросительный тон постепенно перешел в обвинительный.

– Простите? – растерянно сказал Джо.

– Название «Святые» вам о чем-нибудь говорит?

Джо порылся в памяти, но безрезультатно.

– Это какая-то церковь?

– Нет, это террористическая группировка, которая имеет обыкновение взрывать поезда и случайные регионы Республики.

– О. И они…

– Говорят по-английски, носят тартан и базируются в Эдинбурге, который, по очевидным причинам, не имеет прямого железнодорожного сообщения с Лондром. Они делают пересадку в Глазго.

Джо уставился на подкладку рукава своего пальто.

– Я… не представляю, чтобы мог что-нибудь взорвать. Я бы просто сошел с ума от напряжения. Я и так схожу с ума. Или уже сошел…

Доктор, по-видимому, разделял его мнение и потому смягчился.

– Если память не вернется, то можно предположить, что у вас в голове опухоль, которая давит на участок мозга, и в таком случае мы практически бессильны: в конце концов вероятен смертельный исход.

Доктор произнес эти слова совершенно бесстрастно – в отместку за то, что Джо его напугал.

– А пока мы разместим ваши данные и описание в газетах. Возможно, нам удастся найти ваших родственников.

Джо понимал, что должен поблагодарить доктора, но ему становилось все труднее говорить.

– А если никто не придет?

– Есть бесплатная окружная лечебница, так что мы сможем перевести вас туда, – при этих словах доктор поморщился, и Джо постарался не представлять, как выглядит эта окружная лечебница. – Но, как я и сказал, эту неделю вы проведете здесь, так что у вас есть время до следующего вторника.

– Понятно.

В комнату вбежала огромная собака. Она положила голову на колени Джо и с надеждой смотрела на него, пока он не почесал ее за ухом. Джо почувствовал облегчение, убедившись, что собака все-таки существует и ножку стола погрыз не пациент.

– Не бойтесь Наполеона, он очень дружелюбный. Однако, – продолжил доктор, словно о собаке и речи не было, – мне еще не доводилось встречать людей, к которым не возвращалась бы память в течение пары дней, а то и часов. Это крайне распространенное заболевание. Пару месяцев назад у нас был большой приток таких пациентов, и все они полностью восстановились. Конечно, те случаи были менее серьезными, но симптомы в точности совпадали с вашими.

Джо перевел взгляд с собаки на доктора.

– То, что у группы людей в одно и то же время возникли одни и те же симптомы, подразумевает наличие внешнего воздействия. Не так ли?

Доктор выпучил глаза, а затем рассмеялся, по-видимому, найдя удивительным, что Джо знает такие слова, как «подразумевает» и «воздействие».

– Да, верно. Подобная концентрация случаев в самом деле подразумевает, что есть некий внешний фактор. Но географически они никак не связаны. Такие пациенты рассредоточены по всей Республике, от Рима до Дублина. Мы рассматриваем самые разные причины: погода, грунтовые воды, зерновые культуры, загрязнение воздуха. Но вы не волнуйтесь. Мы во всем разберемся.

Джо кивнул.

– Отдохните, сыграйте с кем-нибудь в теннис. Здесь много ветеранов. Они славные ребята, вот только не любят резкие звуки. Увидимся через пару дней.

Джо хотел задать доктору еще несколько вопросов, но на этом разговор прервался: в кабинет вплыла женщина, крепко сжимающая куклу, и указала на Наполеона. Доктор поспешил ее увести. Собака последовала за ними.

Глава 2

Медсестра, стройная белокожая дама, с Джо не церемонилась. Большинство пациентов – образованные люди, так что, будьте добры, последите за своими манерами. Доктор сказал, что у него кларкенуэлский акцент, – видимо, в его системе координат «кларкенуэлский» означал «второсортный». Непрерывно браня Джо, медсестра проводила его в узкую комнату с койкой и письменным столом, окна которой выходили в сад.

Сперва Джо решил, что она просто плохо воспитана, но потом понял: это его присутствие так ее нервирует, – и потому забился в угол и стал думать о всякой ерунде, пока медсестра объясняла, где что находится и во сколько здесь кормят. Джо пришел в замешательство: учитывая его телосложение, он едва ли выглядел угрожающе. Он снова вспомнил слова доктора о тартановой подкладке. С осторожностью, будто сама мысль была взрывоопасной, Джо подумал, не может ли он в самом деле иметь связей с террористами. Но и теперь это казалось нелепым. Он считал матерых террористов озлобленными людьми. И хотя сейчас Джо мало в чем был уверен, он знал наверняка, что на взрывную реакцию способен не больше, чем обыкновенная соль: с ней нужно знать меру, но в целом она нейтральна.

Краешком сознания Джо отметил, что это был химический каламбур. Откуда английскому оборванцу из Кларкенуэлла знать химию?

Но сейчас об этом думать бессмысленно.

– Эм, – набравшись смелости, спросил он, – здесь есть книги? – раз уж нельзя ничего изменить, то бегство в воображаемый мир – не худшая идея.

– Здесь есть библиотека. Она создана в воспитательных целях, – судя по виду медсестры, она явно считала, что немного воспитания пациенту не повредит. – Разумеется, там только французская классика.

Слово «классика» навевало мысли о тяготах жизни в трущобах и о падших женщинах, которые всегда оказывались слишком скучными, чтобы пасть по-настоящему.

– А что-нибудь на английском? – спросил Джо без особой надежды.

Сестра воззрилась на него.

– Где вы, по-вашему, находитесь?

Не дав ему ответить, она прошла к открытой двери и исчезла в коридоре, презрительно фыркнув.

Он сунул руки в карманы и выложил их содержимое на стол.

Среди вещей нашлось несколько новеньких, только отчеканенных франков, на которых Наполеон IV выглядел его ровесником. Еще Джо обнаружил сигареты. Это были самокрутки, но табак пах приятно. Из кучки, вынутой из того же кармана, он извлек жестяную банку с эмалевой крышкой и крошечным изображением корабля. Сначала Джо решил, что это табакерка, но потом открыл ее и увидел внутри спички. Во внутреннем кармане оказалось два билета на поезд. Два места от Глазго до Гар-дю-Руа. При проверке билетов контролер оторвал «Глаз».

Его сердце замерло и сжалось. Два билета.

Джо повернулся к двери, чтобы догнать медсестру, но потом понял, что не знает, кого ему просить отыскать. Он в смятении отложил билеты и, решив последовать совету доктора и немного отдохнуть, пошел вниз – осмотреться. Джо старательно убеждал себя, что мужчина, который ему помог, заметил бы, будь он не один, или что он случайно подобрал чужой билет, – и все же никак не мог избавиться от ощущения, словно разминулся с тем, кто его искал. Чем больше Джо думал об этом, тем сильнее уверялся, что прав.

Он снова попытался восстановить в памяти поезд, вагон, вспомнить, была ли с ним брюнетка, которой шел зеленый цвет, но не мог.

– Мэделин, ну же, ее зовут Мэделин, – сказал Джо вслух, пытаясь обмануть свой разум и хоть одним глазком заглянуть за завесу беспамятства.

Но тщетно.

Он надеялся, что она его ищет.

Остаток дня Джо в смятении блуждал по открытым комнатам на первом этаже и по саду, засаженному вишневыми деревьями. То, что последний его так впечатлил, наводило на мысль, что ему нечасто приходилось бывать в садах, но это была лишь догадка. Потом Джо пытался читать книгу, но безуспешно: сдавленность в груди то и дело давала о себе знать, и он не мог сосредоточиться. Так что он взялся за газеты. В них освещались самые обыкновенные события. Император прибыл из Парижа и проведет сезон в Букингемском дворце; в парке Сен-Жак всю неделю идут публичные празднования с фейерверками. По окончании длительных работ по возведению подземной сети обогрева виноградников цены на плантации в Корнуолле взлетели до небес, как и цены на рабов, поскольку многие из них были истрачены на строительство и обслуживание системы подачи горячего воздуха. Рынок невольников в Труро, обычно процветающий, сейчас практически опустел. В разделе вечерних объявлений Джо обнаружил свое имя. Джозеф Турнье, потерявший память пациент Сальпетриера, ищет родственников.

Ничего не менялось. Всю ночь он сидел без сна, старательно прислушиваясь к собственной памяти. Чем больше Джо прислушивался, тем сильнее ощущал звенящую пустоту. Но это крошечное воспоминание о Мэделин было настоящим. При мысли о ней Джо видел ее лицо и потому вспоминал ее изо всех сил. Джо сообщил ее имя доктору. Тот обещал передать его полиции, но недобро посмотрел на Джо, когда он сказал, что так и не вспомнил, где живет. Вторник – последний день его пребывания здесь – неумолимо приближался.

В субботу утром к нему наконец пришли, но такого Джо не ожидал: перед ним предстал одетый с иголочки господин в лиловом галстуке. Когда доктор привел визитера в комнату посещений, Джо замер, гадая, что он мог сделать этому господину, но тот выдохнул с облегчением и улыбнулся.

– Это ты! О, Джо. Ты меня узнаешь?

Французский. Парижский выговор.

– Нет, – тихо сказал Джо. Его желудок завязался в узел. Что у него может быть общего с таким человеком? Боже, а вдруг доктор прав и он в самом деле имеет отношение к Святым? Незнакомец был одет так хорошо, что вполне мог оказаться комиссаром полиции или представителем правительства – одним из тех, кто вежливо представляется, показывает красный жетон, а потом увозит тебя «до выяснения обстоятельств».

Его охватила злость на самого себя. Как он мог знать о красных жетонах и о «выяснении обстоятельств», но не знать, кто такая Мэделин и кто, черт возьми, он сам?

– Я месье Сен-Мари. Твой хозяин. Ты живешь в моем доме с самого детства, – его голос звучал ласково. – Я слышал, у тебя проблемы с памятью.

У Джо сдавило в груди. Он хотел было сказать: «Рад знакомству», но это, конечно, прозвучало бы неуместно.

– Прошу прощения, я не… – Джо беспомощно умолк. Визитер казался слишком важным для комнаты посещений.

– Ну ничего, – поспешно сказал доктор. – Быть может, мадам Турнье?

Джо быстро поднял взгляд. Возможно, это Мэделин.

Ему страстно хотелось, чтобы это оказалась она. Хотя он до сих пор толком не мог ее вспомнить, это уже было бы кое-что. Увидь он ее, ему бы это помогло, Джо не сомневался, и Мэделин бы ему помогла, ведь он точно знал: она способна помочь в любом деле. Она была из тех, кто мог проходить сквозь стены, едва их замечая.

Из глубин его сознания донесся посторонний голос, который заявил, что, по его скромному мнению, Джо, кажется, выдумал себе женщину мечты.

Заткнись, заткнись.

Она действительно существует. Возможно, она прямо сейчас стоит за дверью.

– Мадам Турнье? – спросил Джо. Его голос прозвучал сдавленно.

– Да, – подтвердил господин. Он выглядел встревоженным, но вслух сказал лишь: – Я ее позову.

Джо ждал, чувствуя, будто вот-вот взорвется. Ни он, ни доктор не проронили ни слова. Детали интерьера врезались в его сознание. Тишину нарушало только звяканье стекла у окна: садовник поливал папоротники, которые кто-то из пациентов выращивал под стеклянными колпаками. Он поднимал колпак, опрыскивал папоротник из пульверизатора и снова водружал на место. За окном мужчина, который говорил, что может управлять погодой, разговаривал с вишневым деревом.

Доктор поигрывал перьевой ручкой, щелкая колпачком. В какой-то момент Джо яростно подумал, что он вполне заслуживает получить гранатой в лицо.

Что ж, сказал тот же голос, возможно, ты все же смог бы стать одним из Святых.

За дверью скрипнули ступеньки.

– И снова здравствуйте, – сказал господин, входя в комнату. Он придержал дверь. – А вот и мадам Турнье.

Сердце Джо замерло, а затем разбилось на мелкие осколки.

Это была не она. Женщину, которую называли мадам Турнье, он вовсе не знал. На ней было скромное, но тщательно выглаженное платье, а когда она тихо поздоровалась, в ее речи послышался ямайский акцент. Ее движения были быстрыми и четкими, и Джо подумал, что она, вероятно, гувернантка или медсестра.

– Я Элис. Ты меня узнаешь? – спросила вошедшая. Она была совсем юной. Джо перевел взгляд с нее на пожилого господина. Ему хотелось спросить, как им вообще могло прийти в голову, будто он на ней женат, ведь она годилась ему в дочери, но никто из них, похоже, не усматривал в этом ничего странного. Они только выжидающе смотрели на него: господин – встревоженно, а мадам Турнье – устало. Джо понял: ей все равно, узнает он ее или нет.

– Нет, – сказал он с негодованием в голосе.

Господин стал еще более встревоженным, а Элис Турнье – еще более усталой.

– И все же я твоя жена, – сказала она.

Джо хотелось возразить или просто убежать прочь. Она была совсем ребенком. Но доктор уже стоял рядом с ним, положив ему руку на плечо, чтобы его удержать.

Элис даже принесла с собой фотографию. Джо рассмотрел снимок, когда доктор увел Элис назад в комнату ожидания. Он был сделан в день их свадьбы – видимо, на неплохую камеру, поскольку на их лицах не было натянутого выражения, свойственного людям, просидевшим три-четыре минуты без движения. Но и счастливыми они не выглядели. Джо не понимал, что выражает его лицо. Оно было сдержанным, нейтральным – хотя обычно его лицо в состоянии покоя казалось напряженным, из-за чего он выглядел так, словно читает учебник физики, даже если просто брился.

– Джо, – вернувшись, мрачно сказал доктор, – месье Сен-Мари сообщил нам, что вы раб. Вы исчезли два месяца назад. Вас искали жандармы. Дело очень серьезное. – При каждом слове он постукивал колпачком ручки по одному из золотых гвоздиков на подлокотнике кресла. Кресла были роскошными, но старыми. Поговаривали, что это подарок джентльменского клуба, и это было похоже на правду: кресла испускали запах сигарного дыма, если в них опускались слишком резко. – Скажите честно. Вы в самом деле потеряли память или просто решили сбежать, а потом передумали? Если так, то не бойтесь признаться. Месье Сен-Мари не будет выдвигать обвинения. Он просто хочет забрать вас домой.

– Нет! – сказал Джо и постарался взять себя в руки, увидев, что доктор напрягся и, судя по виду, готов был призвать дородную медсестру с транквилизаторами. – Нет. Я понимаю, как это выглядит, но…

– Предпочитаю вам верить, – медленно проговорил доктор. – Именно это я внесу в вашу карту, копия которой будет направлена жандармам. Это оградит вас от судебного преследования, даже если ваш хозяин передумает, – он явно не верил ни одному слову Джо. Вид у эскулапа был несколько уязвленный.

Джо кивнул, чувствуя, что в очередной раз теряет контроль над своей жизнью. Раб. Возможно, беглый. Он сглотнул.

– Послушайте, я впервые вижу эту женщину. Мою жену зовут Мэделин. Я уверен…

– Ложные воспоминания – обычное дело. Очень маловероятно, что Мэделин действительно существует, Джо. Воспоминание о ней – это галлюцинация.

– Но у меня было два билета на поезд…

– Джо, мы разместили информацию о вас в каждой городской и национальной газете. Вы не думаете, что если бы она вас искала, то уже бы нашла?

Джо опустил взгляд на ковер.

Доктор какое-то время смотрел на него.

– Мадам Турнье показала вам фотографию. Как по мне, это достаточное доказательство. И имейте в виду: если вы отвергнете этих людей, ваше исчезновение однозначно будет расценено как попытка бегства. И тогда никакие медицинские данные не остановят жандармов.

– Но…

– Я расскажу вам, – рявкнул доктор, начиная злиться, – что именно вам скажут жандармы. Они скажут, что вы один из множества английских рабов, которые решили присоединиться к Святым в Эдинбурге. Вы сбежали, добрались туда, обнаружили, что это вовсе не земля обетованная, а кромешный ад: адептов много, а вот с едой туговато. И вы решили вернуться домой, выдумав историю о потере памяти, поскольку знали от знакомых или из газет, что это очень распространенное заболевание. В лучшем случае полиция скажет, что вы сделали ужасную глупость, в худшем – решит, что вы не просто разочаровались и уехали домой, а что вас отправили на юг, дав задание взорвать поезд. И, будем откровенны, я вполне могу понять тех, кто поверит в эту версию событий.

Джо почувствовал себя в ловушке. Месье Сен-Мари и Элис могли оказаться кем угодно: быть может, это какая-то афера, и в конце концов его продадут на плантацию где-нибудь в Корнуолле.

Но если он не пойдет с ними и окажется в жандармерии, то может никогда оттуда не выбраться. Джо слабо представлял себе, что бывает с беглыми рабами, но знал: он ступает на узкий мост над темной пропастью – он уже слышал, как обломки скал летят вниз, в мрачную бездну. Джо поймал себя на том, что мотает головой, пытаясь отделаться от этой мысли. Он не испытывал никакого желания исследовать эти глубины в деталях.

Взглянув на доктора, Джо вдруг понял, что, если бы не был рабом, не испытывал бы таких чувств. У людей, которым ничто не угрожает, нет такой бездны внутри. Разве что уютный винный погребок.

– Я пойду с ними, – сказал он.

Доктор поднял брови.

– Правильный выбор.

Так что Джо отправился с Элис Турнье и месье Сен-Мари в незнакомый дом. Тот располагался в небогатой части Кларкенуэлла. В комнатах были высокие потолки и мебель, которая лет шестьдесят назад считалась бы дорогой. Месье Сен-Мари заключил Джо в объятия и несколько сентиментально поздравил с возвращением. Больше всего он напоминал Джо наседку, которая только что нашла потерянного цыпленка и теперь вовсю суетилась и кудахтала.

– Я не сбегал, – сказал Джо. Внутри у него все разрывалось. – По крайней мере, я так думаю.

Месье Сен-Мари замотал головой еще прежде, чем Джо договорил.

– Ну конечно. Ты ведь такой красивый мальчик – наверняка тебя кто-то украл и неудачно ударил по голове.

Джо это обескуражило. У него была очаровательная улыбка, это он выяснил в больнице: стоило ему улыбнуться, как все медсестры становились с ним необычайно любезны, – но Джо не приходило в голову, что его могли украсть. Всю неделю он думал о том, какая у него странная внешность: темные волосы были прямыми, но телосложение не походило на европейское, а кожа казалась слишком смуглой для выходца с севера. Кто-то из пациентов предположил, что он с юга Франции, а один из врачей – что из Персии, а еще одна женщина сказала, что в нем есть что-то славянское, и спросила, не знает ли он ее кузена Ивана.

– На черном рынке тебе бы цены не было, даже без свидетельства о происхождении, – говорил месье Сен-Мари. – Там одни валлийцы – знал бы ты, до чего они уродливые. Но теперь ты дома. Слава богу. А если жандармы начнут канючить, предоставь это мне. Я за тебя отвечаю, так что и все вопросы – ко мне.

– Эм… а у меня есть свидетельство о происхождении? – спросил Джо. Ему хотелось знать свою родословную, хотя бы потому, что это могло помочь ему понять, где он был до того, как оказался на вокзале.

– Нет, извини. Я купил тебя у… эм, у неофициального заводчика. У одной милой девушки из Уайтчепела.

Уайтчепел был далеко от Глазго, Джо знал. Его должно было это заинтересовать, он должен был, как ищейка, уцепиться за ниточку, ведущую к его родителям, но это была лишь очередная переменная в уравнении со всеми неизвестными.

– Твоего брата мы, конечно, тоже взяли у нее. А мужа ее я не видел, – сказал месье Сен-Мари смущенно. – Полагаю, она рожала детей на продажу. Они все были метисами, очень хорошенькими – она показывала фотографии. У Тоби была восточная внешность, но вы могли быть от разных отцов, так что я не знаю наверняка… Впрочем, неважно. Как ты себя чувствуешь?

Хозяин смотрел на него с надеждой. Элис смотрела подавленно. Джо оглядел гостиную. Выцветшие на солнце коврики и диван эпохи Регентства, подходящий скорее для того, чтобы собирать пыль, нежели сидеть на нем: в обивке виднелись дыры. В трубах булькала вода. Джо ничего в этом доме не узнавал.

Но вслух заявил, что теперь, когда он здесь, обстановка кажется ему страшно знакомой.

Глава 3

Память так и не вернулась.

Джо хотел снова обратиться в Сальпетриер, но там ему сказали, что раба может записать на прием только его опекун, и ему пришлось попросить помощи у месье Сен-Мари. К счастью, тот сразу же согласился с ним пойти. Доктор предполагал, что у Джо опухоль, но убедиться в этом без операции не представлялось возможным, а риск смертельного исхода при ее проведении был так велик, что она походила скорее на очень дорогостоящую казнь. С другой стороны, новых эпизодов потери памяти у Джо не появлялось, и это внушало надежду, что он будет жить. Все это доктор сообщил с таким видом, словно ни на минуту не допускал, будто Джо в самом деле болен. Месье Сен-Мари подал на доктора официальную жалобу на том основании, что он болван.

В конечном счете то, что Джо ничего не помнил, оказалось не так уж важно. Месье Сен-Мари был добрым и даже более мягкотелым, чем Джо показалось вначале. Насчет Элис у него оставались сомнения, но месье Сен-Мари сказал, что это совершенно естественно. Элис должна была выйти замуж за брата Джо, Тоби, но тот погиб в бою при Глазго полгода назад. По-видимому, брак с Джо был для Элис единственной возможностью избавиться от жестокой хозяйки и перейти во владение уравновешенного, безобидного месье Сен-Мари, который согласился выкупить ее только на основании некой брачной лицензии: ее условий Джо не понимал, но, если бы Элис не вышла замуж, лицензия оказалась бы недействительной.

Джо долго раздумывал над услышанным, но так и не вспомнил ни брата, ни свадьбу.

Он был рад, что у него есть Элис и месье Сен-Мари. Внешний мир его пугал. Джо и знал Лондр, и не знал его. Он неплохо ориентировался, представлял, где находятся все станции метро, как покупать билеты и управляться с прочими скучными, но необходимыми вещами, но не помнил названий улиц и станций, и, когда месье Сен-Мари впервые попросил его сходить на рынок за продуктами, Джо испытал приступ неподдельного страха. Месье Сен-Мари это заметил.

– Ах, Джо, – сказал он. – Конечно, ты пойдешь не один, да одному и нельзя, это незаконно. С тобой пойдет Анрик из дома через дорогу – ну, раб, который служит на кухне у мадам Фино. Вы с ним присмотрите друг за другом.

– Ну конечно, – с облегчением произнес Джо. Анрик был суетливым немцем, с которым Джо иногда болтал, если им доводилось развешивать белье в одно и то же время. В основном они обсуждали нескончаемый спор о выборах в местный совет, который хозяйка Анрика вела с чьей-то еще хозяйкой, и размышляли, не выйдет ли так, что Анрику придется учиться выводить с шелка пятна от вина.

Месье Сен-Мари показал ему официального вида карточку со специально отведенными местами для печатей. Вверху было напечатано имя Джо и длинный регистрационный номер раба.

– Вот, это твоя учетная карточка. Тебе нужно предъявить ее в газетном киоске на углу рынка, Анрик знает, где это. Там тебе поставят печать – чтобы подтвердить, что ты добрался до рынка. Видишь ли, если с рабом что-то случается и он не может найти дорогу домой, жандармы проверяют учетную карточку, чтобы выяснить, куда он ходил. И на ней есть мое имя и адрес, так что они будут знать, чей ты.

Джо кивнул.

– Как паспорт.

– Именно так, – месье Сен-Мари погладил его по пояснице. – Мы не допустим, чтобы ты снова потерялся. И не бойся о чем-то забыть. Тебе ничего не продадут, пока ты не покажешь продавцу печать. На обороте карточки перечислено то, что тебе покупать запрещено. Никакого алкоголя и острых предметов. Разумеется, в списке покупок ничего такого и нет, но ты понимаешь. – Джо наблюдал, как Сен-Мари пытается придумать какую-то причину, не связанную с возможной попыткой бегства. Хозяин из кожи вон лез, убеждая Джо, что вовсе не думает, будто его прошлое исчезновение объясняется этим. – Вдруг дети попросят тебя что-нибудь им купить или что-то вроде того.

– Да, понимаю.

– Вот и умница, – он схватил Джо за руки, и его глаза увлажнились. – Ты точно не против пойти с Анриком?

Джо улыбнулся. Он понимал, почему Элис все это раздражает, но, учитывая его состояние, лишь радовался, сколько людей печется о том, чтобы он находился там, где должен, и всегда был под присмотром.

– Точно.

– Чудесно. Вот список. Если не вернешься через час, я пошлю жандармов тебя искать. Поцелуй меня, мой милый мальчик.

Джо сделал, как ему было сказано, подавив желание увернуться. Вблизи кожа Сен-Мари напоминала гофрированную бумагу, которую кто-то смял, разгладил, а потом надолго оставил на солнце. От него пахло старым одеколоном, и Джо чувствовал на себе этот запах еще долгое время после того, как прикасался к Сен-Мари. Но злить его явно не стоило. Жандармы всегда были рядом.

Анрик не поддержал Джо. Его хозяйка постоянно требовала от него самых безрассудных вещей, и, по его словам, он бы только радовался, если бы все, чего она хотела, – лишь поцелуя в щечку время от времени. Анрик мрачно обмолвился, что предложил бы Джо поменяться, да тот немедленно запросится назад к Сен-Мари, стоит ему неделю порыскать по прилавкам в поисках колибри, перья которой пойдут на подушку для кукольного дома.

– У дикой утки перья такого же цвета, – сказал Джо и тут же удивился собственным словам. Он пока плохо знал самого себя и не ожидал, что окажется таким изворотливым.

Анрик велел ему не умничать, но Джо заметил, как приятель заглядывается в окно лавки мясника.

На стене лавки была надпись на английском. Она гласила: «ГДЕ ВСЕ??»

Джо почувствовал, как его желудок сделал сальто. В чем была причина, он не знал, но что-то в его организме явно дало сбой.

– Что это значит?

Анрик едва удостоил надпись взглядом.

– Тьфу, недоумки, – сердито сказал он. – Сейчас идут выборы. То, что случилось с тобой, – эпилепсия, ложные воспоминания – это не редкость. Только вот кое-кому не хватает ума понять, что такое эпилепсия. Они думают, что потеряли родных, что правительство напичкало их наркотиками и тем временем уничтожило все документы.

– А это возможно? Что их напичкали…

Анрик фыркнул.

– Ну, моя хозяйка водится с одним джентльменом, который заседает в сенате, и, если судить по нему, правительство и китайца-то опиумом одурманить не может, что уж говорить про целую Англию.

Приятель сжал плечо Джо и больше ничего не сказал.

Джо пришлось признать, что он не представляет, как и зачем кто-то мог бы устроить подобное. Но, увидев эту надпись впервые, стал встречать ее повсюду: на бортах старых повозок, в общественных туалетах (в учетной карточке даже там следовало ставить печать), а однажды – на стене собора Святого Павла. Каждый раз, когда Джо ее видел, он думал о Мэделин.

Через три месяца истек тридцатипятилетний срок, который Джо должен был отработать, чтобы расплатиться за чердак, и он официально получил свободу. Месье Сен-Мари устроил праздничный ужин и за бокалом вина расплакался. Джо обнял его. Он чувствовал себя виноватым. Сен-Мари не молодел, состояние таяло, и он больше не проводил сезон в Париже. Почти все друзья от него отвернулись, и сейчас он, должно быть, ожидал того же от домочадцев.

– Я знаю, ты уже взрослый, знаю, но ведь я купил тебя еще совсем крошкой. Я с ужасом думаю, что придется отпустить тебя на все четыре стороны и о тебе будет некому позаботиться…

– Ах вы дурачок, – сказал Джо. Он был тронут. – Не надо меня никуда отпускать. Я останусь жить на чердаке. Не зря ведь я столько работал.

– Ты не уйдешь?

– Нет, – сказал Джо и улыбнулся, увидев, что у Сен-Мари вырвался смех облегчения. Впервые с тех пор, как он оказался на Гар-дю-Руа, Джо почувствовал, что у него есть дом.

Элис была в восторге от новообретенной свободы: она сожгла все свои старые учетные карточки в горшке на подоконнике и выкрасила серое повседневное платье вином в бордовый цвет. Но Джо не разделял ее радости. Он чувствовал себя беззащитным, выходя на улицу без карточки с печатями и без Анрика. В ту неделю, когда Джо ходил искать работу, – тогда как раз испортилась погода – его дважды без всякой причины остановили и обыскали жандармы. Во второй раз за вопрос «в чем дело?» он получил удар дубинкой под ребра. Когда он рассказал об этом Сен-Мари, тот вырезал из его пальто тартановую подкладку. Это огорчило Джо куда сильнее, чем он готов был признать: эта клетчатая ткань была одной из немногих вещей, оставшихся у него от того времени, которого он не помнил, – но с тех пор жандармы его больше не останавливали.

Джо не хотел выходить из дома в ближайшие пару дней, но в понедельник ему все же пришлось взять себя в руки. Стояла середина декабря, и даже в девять утра еще было темно. Вспышки пламени, вырывавшиеся из дымовых труб металлургического завода, оранжевым созвездием нависали над уличными фонарями, которые горели слабо и прерывисто из-за постоянных неполадок с газопроводом.

Прямо на выходе из задней двери Джо столкнулся с почтальоном, который взвизгнул от неожиданности. Явно раздосадованный, что издал столь неприличный для мужчины звук, он ткнул в грудь Джо листком бумаги с ручкой.

– Месье Турнье? Распишитесь.

– За что? – спросил Джо. Он ничего не заказывал, да и знакомых у него не было. Джо вгляделся в форму. Под местом для подписи маленькими полупрозрачными буквами значилось: «получатель / опекун получателя». Он помедлил, поскольку еще не придумал себе подпись, а затем просто написал своим обычным почерком: «Джо Турнье».

– Письмо, – сказал почтальон, нисколько не прояснив ситуацию. Впрочем, на Джо он поглядывал с любопытством. – Его целую вечность держали в сортировочном центре. Девяносто три года.

– Что? Зачем?

– Затем, что его нужно было отправить в указанную дату и указанная дата наступила, – огрызнулся почтальон и сразу же, как только Джо расписался, поспешил прочь, словно любое проявление любопытства в его представлении было хуже девчачьего визга.

Джо в недоумении уставился на письмо. Конверт пожелтел от старости. Джо открыл его, стараясь обращаться с ним как можно аккуратнее. Внутри оказалась первая страница старой газеты. На ней стояла дата: 1805 год. Это было одно из самых первых изданий после Вторжения. Тогда газеты только начали издавать на французском и в текстах приходилось использовать простые, короткие слова, поскольку англичане еще не знали языка.

Кроме того, в конверте лежала открытка. На лицевой стороне была гравюра с изображением маяка. Внизу, в аккуратной медной табличке, красовалась надпись:

МАЯК ЭЙЛИН-МОР. ВНЕШНИЕ ГЕБРИДЫ

На обороте было всего несколько слов, написанных старомодным петляющим почерком, который Джо с трудом удалось разобрать. Ему никогда еще не доводилось читать по-английски – исключением стали только те надписи на стенах – и некоторое время пришлось сосредоточенно вглядываться в текст.

Милый Джо,

Возвращайся домой, если вспомнишь. М.

Джо непроизвольно бросил взгляд влево и вправо и вздрогнул, увидев жандарма, который патрулировал улицу чуть поодаль. Он бросился обратно в дом, захлопнул за собой дверь и немного постоял, облокотившись на кухонный стол. Если бы почтальон остался и разговорился с ним, если бы увидел открытку с английским текстом и изображением шотландского маяка, жандарм бы уже вовсю спешил сюда.

М… Возможно, это Мэделин. Вот только Мэделин Джо знал в этом веке, а не по какой-то книге или картине столетней давности.

Маяк на открытке казался ему знакомым: он не сомневался, что мог бы сказать, как тот называется, еще до того, как прочел подпись. Эйлин-Мор – он знал это. Джо вспомнил его очертания. Более того, на каком-то подсознательном уровне он уже давно эти очертания искал.

Он снова перевернул открытку и коснулся надписи на обороте. Чутье подсказывало ему, что она не могла быть отправлена девяносто с лишним лет назад и что это какая-то странная ошибка. Ему не девяносто лет, и он явно не тот Джо Турнье, чье имя значилось на конверте. Половину населения Лондона звали Джо Турнье. Турнье – это фамилия, которую в эпоху Террора брала вся старая аристократия. Сейчас это имя было самым распространенным среди рабов по всей Республике.

Но он знал этот маяк.

Джо достал с верхней полки справочник предприятий города. Около получаса пытался найти кого-то, кто может что-то знать о маяках: архитекторы, транспортные компании, хоть кто-нибудь. Он уже записал несколько имен и адресов, но потом ему попался месье де Меритан, который занимался изготовлением двигателей и генераторов для маяков. Не зная, что именно он хочет спросить, но зная, что непременно должен это сделать, Джо вышел на улицу. Открытку он положил в карман. Даже если бы у него при себе была бомба, он и то чувствовал бы себя безопаснее, но оставить открытку дома у него не хватило духу.

У месье де Меритана, чье предприятие родилось на Рю-Бурсо в Париже, а теперь располагалось в Кларкенуэлле, был государственный контракт на обслуживание всех маяков в Республике – по воле его величества Наполеона IV. Так гласила позолоченная табличка над входом. Висевший на стене плакат сообщал, что генераторы де Меритана способны обеспечить электроэнергией дуговые лампы силой света до 800 тысяч кандел и на них предоставляется гарантия в сто лет.

Джо подошел к испытательной площадке. Из-под двустворчатых ворот вырывался пар, а оттуда, где велись сварочные работы, летели снопы искр. Машины выглядели устрашающе: трубы и балки, проглядывавшие сквозь пелену пара, напоминали чьи-то локти или хребты. Одна из машин издала шипение, когда рабочий пропустил через поршни пробную струю пара под высоким давлением. Прямо у Джо над головой проплыла партия стали – подъемник скрывался за густой завесой дыма. По мере приближения к цеху запах раскаленного металла и угля становился сильнее, а доменные печи озаряли все вокруг яркими отблесками света. Джо спросил у кого-то, где кабинет начальника, и ему указали в сторону стеклянной двери.

Месье де Меритан сидел за широким столом и рылся в груде бумаг и деталей оборудования, пытаясь отыскать там что-то с решительным видом человека, у которого есть система. Это был тучный господин, который, по-видимому, набрал вес недавно: жилет он носил не по размеру. Он что-то сипло бормотал себе под нос, казалось, сам того не замечая.

– Здравствуйте, – сказал де Меритан, когда Джо вошел в комнату. – Вы насчет работы сварщика? Сразу говорю, если вы не пьяны и способны членораздельно выражаться, она ваша.

– Нет, – Джо помедлил. – У меня к вам странный вопрос. Вы случайно… не знаете это место?

Он показал де Меритану открытку, не выпуская ее из рук и прикрывая большим пальцем английский текст на обороте.

Де Меритан надел очки.

– Да, это маяк Эйлин-Мор. А что в этом вопросе странного?

– Вы не знаете, там не было каких-то происшествий в последнее время? Скажем, три месяца назад?

– Происшествий? Нет, не было. Его только построили. А в чем дело? У вас что, жалоба? Боже, если вы из Бюро маяков…

– Нет, нет, – сказал Джо, смутившись. Это было дико – разговаривать с человеком, который обращался к нему так, словно он мог что-то знать. Джо почувствовал себя обманщиком. – Ни к чему такому я отношения не имею, меня зовут Джо Турнье. Меня нашли на вокзале Гар-дю-Руа три месяца назад, и до того момента я совершенно ничего не помню. Но сегодня утром я получил эту открытку, и маяк кажется мне знакомым.

Де Меритан был заинтригован.

– Так вы один из тех, кто потерял память? Как интересно. Но вряд ли я могу вам чем-то помочь, ведь… как я уже сказал, это новый маяк. Его построили всего полгода назад.

Джо нахмурился.

– Новый… А другого маяка на его месте не было?

– Нет. А что?

– Открытка… – он принужденно рассмеялся. – Открытка была отправлена в 1805 году.

У де Меритана оказался бесподобный смех. Он в самом деле произнес: «Хо-хо-хо».

– Боюсь, вас кто-то разыгрывает, – сказал он.

Джо убрал открытку в карман, на его губах еще догорала улыбка. Он не рассчитывал, что все разрешится, стоит ему только найти в справочнике адрес и кого-нибудь расспросить. А поскольку не питал особых надежд, то и не был слишком разочарован.

– Что ж. В любом случае спасибо, сэр, я… Погодите. Вы сказали, работа сварщика?

Глава 4

Джо снова получил приглашение на ежегодный ужин от Психического общества. Он был назначен на завтра.

Судя по всему, члены общества, которые узнали о его состоянии в Сальпетриере, питали немалый интерес к пациентам с такой формой эпилепсии. Они приглашали его и в прошлом году, и в позапрошлом. Джо регулярно получал бесплатные экземпляры их ежеквартального журнала. Читать их дома он не мог. Элис и так считала, что он думает не о том. Так что Джо спрятал журналы в ящик для инструментов на работе и изучал их урывками во время обеда. Остальные работники держали там журналы непристойного содержания. Но хранить приглашение даже в этом ящике было подозрительно, поэтому Джо носил его в кармане, вместе с открыткой с Эйлин-Мор.

Всю неделю острые углы приглашения царапали ему руку. Он и сам не знал, почему не выбросил карточку. Джо все равно не смог бы пойти: общество находилось в Пон-дю-Кам, в семидесяти милях от Лондра. Дорога на поезде занимала полдня, а билеты стоили слишком дорого. И чтобы успеть на работу в пятницу, Джо пришлось бы возвращаться назад поездом, отбывающим в полночь. Но он продолжал об этом думать. Джо бы не стал ввязываться во все, что именовало себя «психическим», но от доктора из Сальпетриера помощи было мало, а эти люди казались настоящими учеными. Он собрал уже десять номеров их журнала, и опубликованные там статьи казались ему вполне толковыми.

Джо не верилось, что с того утра на Гар-дю-Руа прошло уже два с половиной года. Ему все казалось, будто он до сих пор пытается разобраться в себе и во всем, чего не знает.

Два с половиной года с Гар-дю-Руа. Два года и два месяца с того дня, как он начал работать у месье де Меритана. Год и четыре месяца с рождения Лили.

Когда Джо вошел на испытательную площадку, солнце едва встало. Он держал Лили на руках: его пугала мысль, что ей придется самой пробираться между рабочими и машинами. При каждом движении девочки угол приглашения от общества впивался ему в бедро. Время от времени завывание пил и сварочных горелок перемежалось криками каменщиков с разрушенного купола собора Святого Павла. В прошлом году, когда вокруг здания возвели леса, Джо подумал было, что его собираются перестраивать, но в действительности храм просто очищали от копоти – глупая затея. От соседства с Фаррингдонским металлургическим заводом он вскоре снова почернеет. Доменная печь номер четыре возвышалась над развалинами собора всего в ста ярдах к северу, а поодаль сквозь дым и рассветный туман проступали очертания буровой установки. Над дымоходами вспыхивали огни. Джо указал Лили на них:

– Видишь? Это феи. Я же говорил.

Она засмеялась. Джо поцеловал упругие, как пружинки, волосы дочки. Она выглядела точь-в-точь как Элис: такая же смуглая и совершенная. В своей курточке Лили была круглой, как шарик. Джо локтем открыл дверь в цех. Внутри послышался треск, мелькнула голубая вспышка, а затем раздался хлопок и ругательства.

– Доброе утро, сэр, – сказал Джо, обращаясь к какой-то груде у двери. Это был де Меритан. То, что имя директора красовалось над дверью цеха, не мешало ему там работать, о чем Джо порой сожалел. Он опустил Лили на пол, чтобы помочь де Меритану.

Пытаясь подняться, он схватил Джо за руку, и того пронзил резкий удар статического электричества.

– Ох, черт…

– Да, доброе утро, – благодушно сказал де Меритан и добавил: – Это что, ребенок? Боже правый! Где же ваша жена?

Джо не знал, посмеяться ему или обидеться. Он не отличался особыми талантами в обращении с детьми, но, судя по поведению месье Сен-Мари и месье де Меритана, они беспокоились, что он забудется и ненароком съест девочку.

– Она скоро придет, – солгал Джо. У Элис была дневная смена в больнице. Там ей приходилось скрывать, что она замужем, потому она не могла взять Лили с собой или попросить кого-то за ней приглядеть. Пожилые доктора и медсестры, похоже, считали, что замужние женщины не должны работать, будто мужья – это такие необузданные существа, которых нельзя надолго оставлять без присмотра. Представители среднего класса, объясняла Элис, ничего не понимают в жизни, так что лучше всего просто кивать, улыбаться и не обращать на них внимания.

Днем Лили обычно оставалась с месье Сен-Мари, но по средам он ходил в бридж-клуб.

Джо опять закинул Лили на плечо. Малышка разжала и снова сжала кулачок: так она махала.

– Почему вы не в Париже, сэр? – спросил он, надеясь, что его вопрос прозвучал естественно. Месье де Меритана все любили, но все же с нетерпением ждали вторника и среды, которые директор обычно проводил во Франции. Насколько Джо мог судить, необходимости в этом не было: парижский офис вполне справлялся без него, но де Меритан был в восторге от нового тоннеля, соединявшего Лондон и Париж. По возвращении он каждый раз твердил о чудесах современной инженерной мысли и все повторял историю о том, как математические расчеты архитекторов оказались столь точны, что, когда две бригады землекопов – одна из Дувра, другая из Кале – встретились в середине, они разминулись всего на фут. Все подозревали, что у него во Франции любовница.

Де Меритан помахал Лили в ответ, а потом, похоже, вспомнил, о чем шла речь.

– Ах да, я не в Париже, да-да. Потому что мы получили письмо по поводу двигателя из Бюро маяков… – как это часто бывало, директор перешел на невнятное бормотание. Он мог издавать нечленораздельные звуки часами. Джо уже привык не обращать на них внимания. Де Меритан шарил по своему столу.

– …гроб за двести франков.

– Простите? – сказал Джо.

Де Меритан его не услышал.

– Ну так вот. Сломался двигатель. Они хотят, чтобы мы послали туда инженера, – он умолк, снова перечитывая письмо. На бумаге с водяными знаками на просвет виднелась правительственная эмблема с орлом. – Это срочно. Маяк стоит на судоходном маршруте, нам нужно поскорее кого-то туда отправить, не то начнется зима и море замерзнет.

Джо нахмурился.

– Где это?

– Внешние Гебриды.

У Джо пробежал холодок по спине.

– Это маяк Эйлин-Мор.

– Верно, – де Меритан выглядел смущенным. – Мне нужно послать туда Ателье, но он и так на меня злится за то, что я напился на вечеринке его жены. Сделайте одолжение, сообщите ему эту новость, ладно? Вы ведь такой… – он махнул рукой в сторону Джо, – обаятельный. И у вас очаровательная малышка. Так что вам это не составит труда, правда? Только, эм… скажите ему, что отъезд в пятницу. А назад – в середине марта. Ну да, нескоро, но что поделать, море замерзает. А оставлять маяк без присмотра на всю зиму весьма неразумно. Обычно наши машины не требуют обслуживания, но там такой холод – от низких температур сталь трескается, – директор забарабанил пальцами по животу, давая понять, что убежден в несокрушимости своего аргумента, но затем осекся. – Вы смеетесь! – сокрушенно сказал он.

Джо действительно смеялся.

– Я не настолько обаятелен, чтобы пробудить в месье Ателье желание уехать на шотландский остров на три месяца.

Отчасти Джо засмеялся, поскольку хотел скрыть, что весь обратился во внимание. Свободной рукой он непроизвольно сжимал в кармане открытку с маяком Эйлин-Мор. Вот она – причина, по которой Джо хотел здесь работать: это был его шанс поехать на север и проверить, не вспомнит ли он что-нибудь, а может, даже найти человека, который прислал ему открытку, узнать, почему она была отправлена сто лет назад, разобраться во всем. Может, Мэделин все еще там. Если она вообще ждала его, чего Джо не мог знать наверняка. Возможность увидеть маяк была такой притягательной, что противостоять искушению он уже не мог.

Ему пришлось сосредоточиться, чтобы продолжать улыбаться. Если его слова прозвучат естественно, это может сработать.

– Может, я поеду вместо него?

Де Меритан открыл рот, замер, а затем все же заговорил:

– Может – что?

Открытка была гораздо более мягкой и истрепанной, чем приглашение от Психического общества. Каждое утро Джо думал, что нужно от нее избавиться. Держать при себе англоязычный текст было неразумно. Но каждое утро снова это откладывал.

Он прижал Лили покрепче: ее близость давала ему необъяснимое чувство защищенности.

– Не знаю, помните ли вы, но когда я впервые пришел сюда, то расспрашивал вас о маяке. Я… хотел бы поехать и взглянуть на него, если это возможно. Я сдавал экзамен на звание смотрителя, – добавил Джо, чувствуя, как его внутренности завязались в узел в ожидании отказа. Обычно бывших рабов не посылали на такую работу. Для большинства людей слова «бывший раб» означали то же, что «низкоквалифицированный», даже если этот бывший раб сдал те же экзамены, что и все остальные, и регулярно беседовал с гражданскими инженерами о высшей математике.

Но де Меритан, казалось, всерьез обдумывал его слова.

– Послушайте, – сказал он, – прежде чем вы примете решение, я должен вам кое-что сказать. Этот маяк не должен работать без персонала. На нем должно быть три смотрителя. Но они исчезли.

Джо поднял брови.

– Происки Святых?

– Вот и я так сказал, – ответил де Меритан, словно оправдываясь. – Но в Бюро говорят, что нет. Внешние Гебриды – та еще дыра. Там некого терроризировать, нечего красть. Внимание Святых сосредоточено на порту Ньюкасла. В другой части страны, – он умолк. – Учитывая все это, вы уверены, что хотите поехать – с вашим текущим жалованием? Я не могу вас повысить. Мы оплатим все расходы и прочее, но… – директор бросил взгляд на Лили.

– Нет, я хочу поехать, – сердце Джо ударилось в грудную клетку, словно собираясь отправиться на маяк в одиночку, если сам Джо не поедет. – Знаю, это звучит безрассудно, но… Я не знаю. Может, если я его увижу, то что-то вспомню.

Де Меритан посмотрел на него со смесью сочувствия и тревоги. Этот взгляд был ему знаком – Элис постоянно на него так смотрела. Люди видели, что ему нелегко живется, ведь он не помнил ничего, кроме последних двух лет, но это делало Джо иным в их глазах, и не в лучшем смысле. С ним происходило то, чего другие так боялись, и они опасались, что это может быть заразным.

– Что ж. Я этого не забуду, простите за каламбур. Вы молодец, что вызвались, независимо от причин. Вы храбрее меня. Мадам де Меритан меня бы просто растерзала.

Джо одернул себя, умолчав, что Элис все равно, ведь тогда де Меритан решил бы, будто он жалуется, хотя это было не так. Жить с двадцатичетырехлетней девушкой, которая тебя любит, было бы еще хуже, чем знать, что жена воспринимает тебя как нечто вроде удобной мебели. Если бы Элис его любила, Джо страдал бы от того, что не отвечает ей взаимностью. А на это он был не способен. Часть его сердца продолжала ждать кого-то другого, кого он оставил в прошлом, – Мэделин или… кого-то еще.

– Элис справится одна, – сказал Джо.

Де Меритан кивнул и снова что-то забормотал, разыскивая какие-то бумаги у себя на столе.

Лили повернулась, чтобы посмотреть на искры, летящие из сварочной горелки. Джо зарылся носом в ее волосы. Он мог бы взять ее с собой. Элис будет не против: она не очень-то горела материнством. И даже если он ничего не найдет на Эйлин-Мор, не страшно: Лили понравится на маяке, а для него это возможность приучить ее к машинам.

Джо никогда не говорил о том, какие надежды возлагает на Лили. Рано или поздно он хотел открыть свой цех, даже если придется просто чинить всякие мелочи. Тогда он сможет нанимать, кого захочет, а значит, Лили получит профессию.

Он молчал об этом: Элис наверняка скажет, что это глупость, и будет права. Если он не сумеет открыть цех, значит, детство Лили будет потрачено впустую на то, чем она никогда не сможет заниматься. Лучше бы ей стать акушеркой, как Элис, или швеей – одним словом, получить солидную профессию и не находиться среди мужчин, которые не прочь поколотить женщину, чтобы та знала свое место. Но вот во что Джо верил свято: любая возможность зарабатывать на жизнь чем-то, кроме акушерства, стоила того, чтобы за нее ухватиться. Акушерство хуже всего. Уж он-то это знал. Он принимал Лили. Это оставило в душе Джо такой след, какой не оставил бы ни один взорвавшийся двигатель. Во всяком случае, она должна иметь выбор.

С этой точки зрения его намерения казались весьма благородными, но была и другая причина, по которой Джо молчал: он прекрасно понимал, что на самом деле для него это лишь способ удержать дочь при себе. Лили – единственное существо во всем мире, для которого он был самим собой, а не бледной тенью себя прежнего. И, судя по всему, он ей нравился. Эта мелочь значила для него больше всего на свете. Мысль, что Лили пойдет работать в больницу, вызывала у него такой ужас в том числе и потому, что тогда ему придется с ней расстаться.

Джо очнулся, услышав, что бормотание де Меритана снова превращается в членораздельную речь.

– Можете себе представить – жить на Внешних Гебридах? – сказал де Меритан, качая головой. – Надо думать, эти бедолаги просто сбежали. Там же настоящие варвары: разве что жертвоприношений не хватает!

– Ну, если я вернусь в килте и с черепом, вы все поймете, – с улыбкой сказал Джо. Ему нравилась бестактность де Меритана.

Когда директор радостно удалился, по площадке прошел мужчина в длинном пальто, который держался очень прямо.

Сердце Джо до боли сжалось. Он опустил Лили на землю и побежал следом.

Джо чувствовал приближение эпилепсии. За последние два года это случалось часто, но амнезии больше не было. Только эйфория. Его грудь словно наполнялась солнечным светом, и, глядя на себя, Джо удивлялся, что не видит, как свет пробивается сквозь ребра. Ему пришлось зажать рот рукой, чтобы не расплакаться. Обычный мир был всего лишь декорацией, которая теперь отошла на второй план. Он видел двигатели и ворота площадки, но они казались призрачными. Реальным был только тот мужчина.

– Эй… эй… – Джо схватил его за руку. Он дрожал от счастья. – Это вы. Что вы здесь делаете, что…

Но тут мужчина обернулся. Это был незнакомец, и Джо под страхом смерти не вспомнил бы, за кого его принял.

– Боже, извините. Я думал, что вы… другой человек.

Мужчина вполне дружелюбно посмотрел на него и пошел своей дорогой. Джо коснулся груди, пытаясь поймать ускользающее воспоминание, но его уже не было. Испытательная площадка была лишь испытательной площадкой. Мир был не декорацией, а реальностью, и то, что он увидел где-то за ним, исчезло. На него обрушилось страшное разочарование. Это случалось каждый раз, и видение каждый раз было одним и тем же, но от этого ему легче не становилось.

За последние два месяца это был четвертый раз. Приступы учащались.

Джо никому об этом не говорил. Денег на врачей все равно не было.

– Турнье, ты чертов идиот, какого дьявола здесь делает ребенок?!

Джо резко обернулся. Все звуки словно исчезли, хотя он видел, что сварщик все еще кричит на него. Лили вышла на площадку вслед за отцом. Она остановилась прямо напротив одного из локомотивов, чтобы посмотреть на сварку, и встала на испытательных путях так, что ее не мог видеть никто из машинистов, которые медленно пустили вперед паровоз, окруженный облаком пара. Локомотив приближался к девочке, но настолько медленно, что она этого не замечала.

Джо подхватил ребенка на руки. Локомотив проехал мимо, и у него перед глазами промелькнула картинка из будущего, которого ему удалось избежать: паровоз своим клювовидным отбойником наезжает прямо на Лили, и раздается страшный хруст – его Джо никогда не забыть, хотя на самом деле он его и не слышал. Джо не замечал, что пятится, пока не врезался в стену склада, где хранился уголь. Стена из гофрированного железа с грохотом задрожала.

Лили неотрывно смотрела на отца, потрясенная тем, что ее так резко схватили.

– Не отпускай ее, не то я тебе врежу, – прорычал сварщик. Он тоже дрожал. Он с такой силой швырнул молот об пол, что тот дважды отскочил, хотя весил не меньше пушечного ядра. Лили подпрыгнула.

Джо бросился в сторону, чувствуя одновременно сожаление и ярость.

– Черт возьми, ты ее пугаешь!

– Это я ее пугаю?! Убери ее отсюда! Болван несчастный!

Джо поспешил к воротам и встал у дороги, безуспешно пытаясь успокоиться. Он так и не мог вспомнить, за кого принял того мужчину. Ему это никогда не удавалось.

Глава 5

Джо лежал и смотрел на газовую лампу, которая в последнее время горела прерывисто. От нее исходил химический запах, даже когда ее выключали. На всякий случай они держали окно открытым, так что в вытянутой комнате на чердаке всегда было холодно.

Изголовье со стуком ударилось в стену. Джо пришлось сделать над собой усилие, чтобы не поморщиться. Он не сомневался, что месье Сен-Мари внизу все слышит. Элис просунула руки ему под рубашку, сдавив ключицы. От этого Джо еще острее ощутил нестерпимую тяжесть над сердцем. Чтобы отвлечься, он стал думать о другом.

По дороге домой, все еще потрясенный тем, что едва не случилось с Лили, он зашел в собор Святого Павла. Из-за работ на куполе в соборе стоял шум, и сквозь переплетение лесов пробивался слабый свет заводских фонарей. Таблички на исповедальнях гласили, что исповедоваться можно с 15:30 до 18:00. Джо с облегчением понял, что опоздал. Месье Сен-Мари давно сюда его отправлял, но сейчас смотреть в глаза отцу Филиппу было выше его сил.

Хорошо бы Элис поторопилась.

В соборе провели электричество. Настоятель несколько перестарался, и отныне нимб Марии излучал электрическое сияние. Но Джо нравилось, как теперь ставились молитвенные свечи. Вместо того чтобы зажигать свечу от вощеного фитиля, нужно было опустить монетку в щель, и электрическая свеча загоралась автоматически. Он опускал сантим и молился – как всегда, о том, чтобы не сойти с ума.

Элис остановилась и вздохнула. Это было одно из тех кратких мгновений, когда она осознавала, что перед ней не Тоби, а Джо, и на ее лице отражалось сожаление. Она никогда об этом не говорила, но Джо знал: это так. Он провел немало времени, изучая фотографии, они с Тоби были невероятно похожи – если не принимать во внимание, что Джо был старше и не столь крепко сложен. Видимо, в сумерках их сходство становилось особенно заметным, ведь именно в сумерках Элис находила его таким разительным, что хотела проверить, так ли Джо похож на Тоби на ощупь, как на вид.

Джо хотел бы, чтобы это прекратилось, но хотел он многого, невозможно ведь всегда получать все, что пожелаешь.

– А страховку они дают? – сказала Элис, возвращаясь к прерванному разговору. – Ну если с тобой там что-то случится?

– Нет. Но все будет в порядке.

– Х-м-м, – протянула она, вставая, и задумчиво сказала: – Любопытно, как там живется, правда? Никакого рабства. Женщины могут свободно работать. Каждый сам выбирает, как жить. Не верю, что там все так, как рисуют газеты.

Джо медленно сел, чтобы не показалось, будто он торопится, хотя всякий раз, как и теперь, чувствовал себя грязным. Элис улыбнулась, словно говоря, что она просто ворчит, а вовсе не требует, чтобы он остался, и исчезла в соседней комнате. Звук ее голоса сменился плеском воды. Джо смотрел в пол, поправляя одежду и снова надевая шарф, а затем и перчатки, – чтобы ничего не чувствовать.

Поначалу брак с чужой ему женщиной его даже устраивал. Они были друг с другом вежливы и щепетильны до крайности – на этом все. Но потом Элис вдруг увидела в нем Тоби. Он отказывался: сама мысль об этом необъяснимым образом его пугала. Джо считал происходящее предательством по отношению к женщине, которую оставил в прошлом, и то, что он ее не помнил, дела не меняло, но на этом унижения не закончились. Элис пожаловалась отцу Филиппу, и тот потащил Джо к доктору, чтобы его осмотрели и выписали лекарства, а затем решил проконтролировать процесс сам. После Джо пришлось выйти, чтобы поплакать.

Он не знал, в чем дело. Элис была красива: он должен был радоваться, но не чувствовал ничего, кроме отвращения. Джо пытался поговорить с ней, но она пришла в ярость. Дошло до того, что она холодно заявила: он, видимо, ненавидит женщин, раз для него так мучительно быть с одной из них. Услышав это, Джо едва не закричал, ведь если бы он обвинил ее в ненависти к мужчинам лишь потому, что она не захотела спать с одним из них, она бы его ударила. Хотел бы он знать, как бы Элис себя чувствовала, если бы кто-то, с кем она едва знакома, потребовал от нее секса, а получив отказ, призвал на помощь церковь. У женщин были целые общества, которые выступали против подобного обращения.

Джо ничего не сказал. Отец Филипп заявил, что для мужчины это противоестественно, и вообще: если это делаешь, значит, сам того хочешь, верно? Джо с трудом подавил желание сказать, что вообще-то это очень даже бывает рефлекторно и вы бы об этом знали, если бы воздержание не входило в ваши должностные обязанности.

Но в первую очередь он молчал потому, что Элис была ни в чем не виновата. Тоби погиб, и она по нему скучала, и скучала в одиночку, ведь Джо его не помнил. Наверное, она чувствовала себя покинутой. Что бы там Джо ни думал, их связывали узы брака, Элис была его женой перед Богом, и он считал своим долгом делать все, что в его силах, чтобы ей стало легче, пусть даже всего на десять минут. Ну а его собственные глупые терзания значения не имели.

Он понял, что так ничего и не ответил.

– Да, пожалуй, ты права.

– С возрастом меня это злит все сильнее. Не понимаю, как это правительству невдомек: если бы они признали, что Святые – это просто-напросто… крошечный осколок старой Англии, какой она была до оккупации, мы бы перестали так чертовски злиться. Если бы они просто сказали: «Да, это не террористы, не пираты, не преступники, это лишь остатки полноправного государства со своими законами, и эти законы отличаются от наших»… Ты меня слушаешь?

Джо мог думать лишь о том, какая же она еще юная.

– Какой смысл злиться, если ты не можешь голосовать.

Элис прислонилась к двери. Она распустила волосы, которые днем собирала в тугой узел, и теперь они обрамляли ее лицо золотистым нимбом. Любой нормальный мужчина ей бы прохода не давал.

– Не ты, а мы, Джо. Это и твоя жизнь тоже – может, стоило бы начать интересоваться, какого дьявола в ней происходит.

Он кивнул, не сказав, что до сих пор не считает эту жизнь своей.

– Кстати о твоей жизни. Есть идеи, кто бы мог присматривать за Лили по средам?

Джо поднял глаза.

– Нет, я возьму ее с собой.

Элис одарила его взглядом, который обычно пускала в ход, когда замечала, что Джо снова смотрит на кого-то невидимого.

– На маяк, который окружает замерзшее море и предыдущих смотрителей которого, возможно, убили.

Он нахмурился.

– Я думал… ты будешь рада отдохнуть.

– Ты сошел с ума, – отрезала она. – Я не позволю тебе увезти ребенка в Шотландию.

– Я не сошел с ума, – с трудом выговорил Джо. Он знал, она не хотела ранить его так сильно. – Все будет в порядке, ничего с нами не случится…

– Нет, – сказала Элис. – Она не поедет.

– Но ты… – Джо умолк, не зная, как бы поделикатней сказать, что Элис никогда не укладывала Лили спать, никогда не купала ее; что они оба понимали: Элис не любит Лили, потому что ее отец не Тоби. Она не могла ничего с собой поделать, и это явно расстраивало ее не меньше, чем Джо. – Лили не очень хорошо тебя знает, – осторожно сказал он.

– Что ж, придется ей ко мне привыкнуть. Потому что в Шотландию она не поедет, это я тебе точно могу сказать. Джо, ну хватит. Ты сам толком жизни не знаешь, а хочешь ее взять с собой. Ты доверяешь любому, кто к тебе добр. Так нельзя – тем более когда с тобой ребенок. Я не против, чтобы ты брал ее в цех, там есть кому присмотреть за тобой, но Шотландия – исключено.

На это ему было нечего сказать. Элис права.

Когда она вышла из ванной, Джо встал, помылся, посмотрел на спящую Лили, а потом прошел в кухню, под которую был отведен дальний угол спальни. Пол был сделан из простых досок, и сквозь просветы между ними виднелся кабинет внизу. Месье Сен-Мари, должно быть, слышал каждое слово Джо и Элис, но никогда не жаловался.

Он оперся на локоть и взялся за болевшее плечо. Он не сразу заметил, что с силой вонзается ногтями в кожу над ключицей, причиняя себе боль. Убрав руку, Джо почувствовал, что на коже остались полукруглые отметины.

Три месяца без Лили. Боже, какой же он дурак. Надо сказать де Меритану, что он все-таки не сможет поехать.

Но он должен. Он должен, потому что сойдет с ума, если не узнает. Лишь будет все глубже погружаться в ощущение, что это не его жизнь и что он здесь чужой. Будет и дальше гоняться за призраками, пока однажды не бросится за одним из них прямо перед проезжающим экипажем и не погибнет.

– М-у-у, – сказала Лили, кусая перила колыбели с таким видом, словно лопнет, если не расскажет ему шутку. Она замахала руками.

– Летающая корова? – улыбнулся Джо, радуясь, что она проснулась. Элис уже спала, свернувшись в клубок. – А бывают летающие коровы?

Лили ухмыльнулась и спряталась. Это ей не очень хорошо удавалось, потому что от смога у нее был постоянный насморк. Джо притворился, будто не видит ее, и стал рыскать вокруг, а затем, найдя малышку под одеялом, опустился на колени, чтобы снова уложить. Когда она заснула, он еще долго сидел у колыбели, прислонившись спиной к своей кровати и держа одну руку на ребрах дочери, ощущая, как поднимается и опускается грудь. Джо вышил на ее ночной сорочке уточку, и стежки уже выцвели, потому что Лили постоянно поглаживала вышивку, словно птица была настоящей. Глядя на дочь, он чувствовал, как становится чище.

Джо снова услышал этот хруст – звук наезжающего на нее паровоза – так отчетливо, словно это произошло на самом деле.

Возможно, это и к лучшему, что он проведет три месяца вдали от нее.

Как и всегда, в четверть пятого утра Джо резко проснулся, чувствуя, что у него в груди поднимается страшная паника. Он сел и закурил, опершись затылком о стальную планку изголовья. В такие моменты ему ничего не помогало, но курение позволяло хоть немного отвлечься.

Ночные приступы паники у него начались после того первого эпилептического припадка на Гар-дю-Руа, и с тех пор улучшений не наблюдалось. Он снова испытал жгучее желание увидеть человека, который ему привиделся. Но никто не появлялся. Лишь лиловые отсветы огней клуба напротив отражались на глянцевой поверхности крашеного плинтуса.

Джо с отвращением подумал о том, как его эпилепсия отравляет все вокруг. Он оставил маленькую девочку перед паровозом, он выбрал работу из-за какой-то там открытки, он тосковал по людям, которых не знал, а тех, кого знал, не мог полюбить. Это медленно уничтожало его изнутри.

Отблеск огней клуба осветил золотистое приглашение, торчащее из кармана его пальто, что висело на двери. Джо разобрал слова: «Направьте ответ секретарю профессора Э. Сиджвик». Если выехать утром и отправиться на Эйлин-Мор прямо из Пон-дю-Кам, то можно пойти. И узнать, почему их так интересует эпилептическая амнезия. А может, они даже сумеют ему помочь.

Джо хотелось, чтобы Лили проснулась и он мог бы чем-то себя занять, но она с двух месяцев спала как убитая, а сейчас сердилась, если ее будили раньше восьми.

Часа через два он успокоился, и ему приснился мужчина из его видений. Это случалось раз в пару месяцев. Во сне Джо всегда оказывался в одном и том же месте. На холодном, туманном пляже. Берег был усыпан мусором, вынесенным на берег: обломками мачты, черными водорослями и обрывками веревок, которые выцвели и сливались с белой галькой. Мужчина ждал впереди, на границе прилива, и, хотя ничто на это не указывало, во сне всегда было ясно, что он ждет Джо.

Глава 6

В Пон-дю-Кам было гораздо холоднее, чем в Лондре. Ландшафт здесь был другим: на смену холмам и низинам пришла плоская болотистая местность. Поля затопило. Ни деревьев, ни зданий, лишь придорожные кусты, торчащие из воды. Поезд подъехал к станции, которая казалась полузаброшенной; кое-где между путями скопилась вода. Казалось, это место едва извлекли из болота, и оно вот-вот поглотит его снова.

Джо еще никогда не уезжал так далеко от дома. Очутившись на платформе, он ожидал, что станционный смотритель потребует у него документы об освобождении, а затем объявит, что по той или иной причине ему запрещено путешествовать, но его никто не остановил. Локомотив окутывал паром выходящих из вагонов пассажиров. По сравнению с Лондром местные жители казались какими-то простаками. Хоть Лондр и звался Черным городом, но жизнь в нем била ключом, и всюду деловито сновали люди в дорогих костюмах вроде де Меритана. Здесь на них не было и намека. Все вокруг выглядели как типичные англичане: неуклюжее телосложение, землистый цвет кожи, тяжелая бесформенная одежда; на лицах этих людей читалось, что им предстоит пройти много миль, прежде чем они смогут дать себе отдых. В своем ладно скроенном пальто – Джо до сих пор не знал, откуда оно взялось, и до сих пор тосковал о его тартановой подкладке – он выделялся из толпы.

Вдоль дороги, ведущей к станции, выстроились деревянные дома, усеянные рисунками и надписями; их было так много, что они наслаивались друг на друга, увивая здания, словно плющом. Изображения флага Старой Англии, неровные надписи «Боже, храни короля», отличительные знаки уличных банд и, как и в Лондре, «Где все?».

Над каждой крышей возвышался короткий шест с привязанным к нему куском ситца. Клочки ткани были желтыми, красными или синими. Желтый означал, что здесь продается пиво, красный указывал на наличие свободной койки, а синий вывешивали над домами, где можно было пообедать. Месье Сен-Мари велел Джо не заходить в такие места, учитывая, как он выглядит.

– А как я выгляжу? – недоуменно спросил Джо.

– Дорого.

Он отошел подальше от домов.

На улице было довольно много женщин, в основном пожилых. Они продавали мясо на шампурах, размахивая ими перед прохожими. Жареные куриные сердечки, потроха в бумажных стаканчиках. Поодаль сидели, прислонившись к стенам домов, дети и молодые женщины, а перед ними на мостовой были выставлены корзины с овощами. В основном продавали картошку и брюкву: их взвешивали на веревочных весах, которые цеплялись за крючок, прибитый к подоконнику. В палатках, где готовили еду, стояли клетки с несчастными курицами, которые втягивали шеи и отчаянно скреблись. В воздухе пахло скотом, сыростью и рогожей. В лужах валялись подгнившие овощи.

Джо выучил дорогу наизусть, чтобы не приходилось останавливаться и смотреть на карту; как сказал месье Сен-Мари, иначе его точно ограбят, а то и чего похуже. Город был направо. Идти предстояло около мили, но месье Сен-Мари запретил Джо брать кэб в Пон-дю-Кам. Слыхал он такие истории, и всех, с кем они случались, потом находили в реке.

Кое-где дорогу затопило. Местные жители возвели шаткие мостки из старых досок. Фонарей не было. Вместо этого по улицам носились дети с лампами в руках. Из ветхой скорлупы здания, которое когда-то было почтой, вылетела целая свора светляков: видимо, здесь у них располагался штаб. Полустертые буквы на кирпичной стене, которым было, наверное, лет сто, гласили: «Кембриджский сортировочный центр». Джо улыбнулся. Пон-дю-Кам[1] – очевидно, в переводе это означало то же, что и Кембридж, но раньше Джо об этом не задумывался.

Улицы между колледжами были очень узкими. Все указатели – на английском, хотя на карте значились современные названия учебных заведений. Сиджвики – их было двое – оказались профессорами в Наполеоновском колледже, и Джо предполагал, что найти его не составит труда, однако заблудился дважды. Ему потребовалось время сообразить, что Наполеоновский колледж – это бывший Королевский.

Место, адрес которого дала ему мадам Сиджвик, было не только трудно найти – до него было трудно добраться. Нужное здание стояло прямо у реки, а парадная дверь возвышалась над водой всего на фут. В приглашении говорилось, что следует показать его человеку, который сдает в аренду лодки у запруды. Так Джо и сделал, и этот человек проводил его к лодке, в которой, помимо него, было пятеро студентов: они проявили вежливость, предложили ему пива, а потом рассмеялись, когда лодочник остановился, подождав, пока Джо заберется на широкую ступеньку, что служила причалом. Он постучал и стал ждать, отвернувшись от двери.

Ивы на противоположном берегу колыхались на ветру, а у их корней умостилась пара лебедей. По-видимому, там было много птиц, поскольку тонкая трава была усеяна перьями. В залитой солнцем воде отражались эркеры.

Дверь отворилась внутрь, и его с улыбкой встретила женщина в платье глубокого синего цвета.

– Вы, должно быть, месье Турнье, – сказала она. – Вы как раз вовремя: гости уже собрались, но их еще не слишком много. Я Элеанор Сиджвик, – она протянула руку, и Джо не сразу понял зачем, но потом все-таки пожал ее. – Позвольте спросить, вы говорите по-английски?

– Да.

– Мы здесь в каком-то смысле занимаемся возрождением традиций. Некоторые исследователи языка весьма этим увлечены.

Джо нахмурился.

– А они не боятся, что жандармы решат, будто вы набираете новых сторонников для Святых?

– Видите ли, я вас прекрасно понимаю, но не могу этого утверждать, ведь тогда может показаться, что я невежественна и не поддерживаю наше Дело. – Она, должно быть, заметила, как Джо отшатнулся, и коснулась его руки: – Да не то Дело, я же просто шучу. Боже правый, у вас всего одна сумка? Помнится, в телеграмме вы сообщали, что потом едете в Шотландию?

– Да, но я не хотел брать в поезд слишком много вещей. Эм… миссис Сиджвик, – сказал Джо, и ему вдруг показалось грубым, что он назвал ее миссис, а не мадам. – Зачем я здесь?

– В первую очередь – чтобы поужинать. Проходите, нужно найти моего мужа. Он хотел с вами познакомиться.

– Понимаю, – ответил Джо, размышляя, поймет ли хоть что-нибудь, но затем решил: если он так ничего и не узнает, выйдет даже смешнее, когда он расскажет об этом Элис.

Внутри дом был столь же необычным, как и снаружи. Каменная винтовая лестница спиралью уходила в темноту. Резные балясины выглядели как маленькие колонны, а одна из них была в виде дуба со стеклянными желудями. Контраст между крайней бедностью снаружи и богатым убранством внутри – напоминанием о том, каким некогда был весь университет, – был разительным. Джо и не знал, что такие места еще существуют.

– Вы здесь преподаете? – потрясенно спросил он.

Элеанор Сиджвик рассмеялась.

– Ах, что вы, нет. Сейчас все старые здания университета отданы под гостиницы, и наше в том числе. Занятия проходят в помещениях факультетов – увы, совершенно непримечательных. Мы арендовали это здание на вечер.

Она проводила его в следующую комнату – просторный зал, где группы гостей в платьях и вечерних костюмах увлеченно беседовали друг с другом, как друзья, которым редко доводится повидаться. Краем уха Джо услышал, как кто-то сказал:

– И, наконец, в-девятых…

– А, вот и Генри, – добавила Элеанор и приподнялась на цыпочки, чтобы ему помахать.

Второй профессор Сиджвик был красивым мужчиной. Обеими руками он обхватил протянутую руку Джо.

– Мистер Турнье, как я рад. Ваш случай поистине уникален.

– Неужели, – отозвался Джо, чувствуя себя странно и от того, что его назвали мистером, и от вида такого количества хорошо одетых людей, говоривших по-английски. Ему так и хотелось сказать им, чтобы прекратили эти глупости. На английском светские беседы не ведут. Английский нужен, чтобы кричать на водителей омнибусов, ну или для пьяных сборищ за сомнительными клубами.

Позвонили к ужину.

– Кажется, мы договаривались на восемь? – сказала миссис Сиджвик.

Явился дворецкий.

– Если мадам желает использовать рабов Колледжа, то мадам придется следовать расписанию Колледжа, – сказал он на французском языке, который показался Джо несколько нарочитым, эдаким намеком на то, что он думает обо всей этой англичанщине. Джо почувствовал облегчение, наконец увидев здесь нормального человека. Ему захотелось уйти вместе с ним. – Полагаю, старинные часы звонят только в одно время. Но я сопровожу гостей, когда они приедут.

– Сопроводите, – сказал Сиджвик.

– Сопровожу, любезный, – твердо сказал дворецкий и ускользнул прочь.

– Справедливо. Нечего и возразить. Пойдемте, пойдемте.

В столовой был накрыт роскошнейший стол, который Джо когда-либо доводилось видеть.

Сиджвик отодвинул для жены стул и усадил Джо между собой и Элеанор. В узкую боковую дверь вошли четыре раба, чтобы прислуживать за столом. Все четверо были блондинами, очень похожими друг на друга. Над блюдами и тарелками возвышались цветы.

Джо оглядел собравшихся и смущенно заметил, что некоторые из них его рассматривают.

– Чувствую себя как новый жираф в зоопарке, – сказал он.

– Ну, – сказала миссис Сиджвик, но муж оборвал ее, и она с веселым видом уставилась на свой салат.

– Мы бы хотели поговорить о вашей эпилепсии.

– Конечно, – сказал Джо, не понимая, какое отношение это имеет к собравшимся. Некоторые из них, завидев рабов Колледжа, стали обсуждать породу собственных слуг.

– Расскажите, что вы помните о приступе, который случился с вами два года назад.

– Если вы, конечно, не против, – вставила мадам Сиджвик, обращаясь скорее к мужу, чем к самому Джо.

Сиджвик кивнул:

– Да, разумеется, прошу прощения.

– Откуда вы об этом знаете?

– О вас писали в газетах. Вы бы предпочли не?..

– Нет, все хорошо, – сказал Джо. – Меня нашли в Лондре, на Гар-дю-Руа. Я не помню, как там оказался. В тот момент я не помнил ничего, кроме своего имени. Через пару часов я обнаружил, что знаю некоторые общеизвестные вещи: например, понял, что умею читать, говорю по-английски и по-французски, отчасти знаю географию Лондра. Но никаких деталей. Я до сих пор не помню ничего до того дня. Доктор говорит, что это был припадок. Занимательно, но, полагаю, не настолько, – добавил Джо, кивая на стол.

– Нет-нет-нет, как раз настолько. Вы говорите, ваше сознание было затуманено. Нам известно, что… прошу прощения… что вы были в психиатрической лечебнице. И утверждали, будто женаты на женщине, которая в действительности не была вашей женой.

– Откуда вы знаете?

– Мы запросили ваши данные, – прямо сказал Сиджвик. – Вы ведь раб, так что это довольно просто, и даже не пришлось выслушивать эту чепуху насчет неприкосновенности медицинских данных. Мы хотели вас купить, но ваш срок службы закончился, и было поздно, – последнее он произнес с некоторым раздражением. Джо напрягся. Если Сиджвик до сих пор хотел его заполучить, по-настоящему хотел, то ничего, кроме социальных условностей, не мешало ему надеть на рукав Джо синюю повязку, отобрать документы и заявить, что нашел его гуляющим без присмотра возле табачной лавки.

– Генри, ты его нервируешь, – сказала миссис Сиджвик.

– Я – что?

– Не обращайте на него внимания, – сказала она Джо. – Вы помните, какое имя называли доктору?

Джо с трудом вспомнил, о чем они только что говорили.

– Да, я… Но это было ложное воспоминание. В лечебнице сказали, что эпилептическая парамнезия – частое явление, – сказал он, глядя в пространство. Он хотел, чтобы это поскорее закончилось. Чем раньше Сиджвик потеряет к нему интерес, тем лучше. – Почему вас это интересует? При чем здесь все это?

– Это действительно довольно частое явление. Более того, это случалось с каждым из присутствующих, – сказал Сиджвик. – Каждый из них переживал в точности то, о чем вы говорили, но обычно это заканчивалось гораздо быстрее. Через час, два. Та же потерянность, та же убежденность, что их семьи – это не их семьи. Но на следующий день они приходили в себя. На данный момент мы установили, что мужчины и женщины подвержены этому в равной степени. Это не связано с неврозами, присущими одному из полов, и тому подобной чепухой. А ведь кое-кто даже пытался объяснить тем же феноменом изменения в поведении собак.

– Д-да, хорошо, – Джо стало легче от осознания, что не он один подвержен этому безумию, но ненамного. – Я чего-то не понимаю? Вы ведь Психическое общество, а не Психиатрическое.

Миссис Сиджвик улыбнулась.

– Некоторые из этих историй перекликаются между собой.

– Что? – медленно выговорил Джо. Он чувствовал себя так, словно миссис Сиджвик швырнула в него булыжником и, вместо того чтобы отскочить, камень влетел прямо ему в грудь и с грохотом приземлился внутри. – Как перекликаются?

Элеанор наклонилась к нему.

– Мы обратились к вам, потому что пытались их соотнести. Мы попросили разных людей написать нам о своем опыте. Получив письма, мы обнаружили, что в них фигурирует одно и то же имя. Конечно, нам написали всего несколько человек. Но тогда мы стали посещать психиатрические лечебницы в поисках случаев проявления этого синдрома и наткнулись на ваш. Имя, которое вы назвали, – женщина, на которой вы якобы были женаты, – Мэделин Шейл. Верно?

Джо не ответил: он не помнил, чтобы называл доктору фамилию. Должно быть, она задержалась в его памяти совсем ненадолго, как тот мужчина с вокзала, который отвез его в больницу. Это была крошечная деталь, но Джо пришел в отчаяние. Одному богу известно, что еще он с тех пор забыл, сам того не заметив.

– Затем нам написал некий Альберт де Виньи и сообщил, что целое утро был свято уверен, будто на самом деле его зовут Альберт Шейл и что у него есть сестра по имени Мэделин, которая исчезла вместе со своим сыном, и ее никто не искал. С ним это случилось примерно за пять недель до того, как то же самое произошло с вами. Это вон тот господин. Если это та же Мэделин, то он, выходит, ваш шурин. Вы его узнаете?

Джо посмотрел на него.

– Нет, – тихо сказал он. Ее сын. Значит, и его сын тоже?

– Вот и он вас не узнал. Но имя одно и то же. Женщина того же возраста, из тех же мест – то, что вы с ним сообщили одинаковые сведения, кажется слишком невероятным совпадением.

– Это… ну, может быть, мы оба прочли о чем-то в одной и той же газете.

– Нет. Этой женщины не существует. Мы проверили газеты и метрические книги, мы говорили с родителями Альберта. Ее нет.

Джо уставился в свой бокал с вином.

– Вы хотите сказать, что все это – правда?

– Да-да, – сказала Элеонор так, словно это не имело значения. – Что нас особенно интересует в вашем случае, так это то, что с вами это произошло значительно позже, чем с основной массой пациентов, и длилось значительно дольше. Ко всем остальным память вернулась в течение нескольких часов. Но вы так ничего и не вспомнили. Совсем ничего?

– Нет.

Сиджвик поправил очки.

– Дело в том, понимаете ли… это означает, что причиной всему – некое событие, которое произошло два года назад, примерно в конце октября. Именно тогда была зафиксирована первая волна таких случаев – причем практически в один день. С тех пор были и другие волны, но уже не столь значительные, как первая.

– С чем это может быть связано?

Джо увидел, как они оба заерзали: им предстояло сказать все как есть, не прячась за научным языком. Теперь он понимал, почему члены общества настаивали на использовании английского. Научным языком был французский. А английский позволял понять, имеет ли идея смысл, если высказать ее без красивых оборотов.

– Мы не знаем, – миссис Сиджвик помолчала. – Ничего подобного ранее зафиксировано не было.

– Ваш случай уникален, – сказал ее муж. Он говорил нарочито громко, так, словно выступал перед студентами. – Для вас что-то было иначе, чем для остальных. Либо вы сами оказались более восприимчивы к случившемуся, либо обстоятельства были иными.

Джо почувствовал себя пьяным, хотя выпил всего глоток вина. Он постоянно косился на мужчину в другом конце стола, Альберта. В этот раз они с Альбертом посмотрели друг на друга одновременно. Джо увидел в его взгляде лишь то же безразличие, которое, по-видимому, отражалось и у него самого на лице. Этот человек был ему совершенно незнаком.

– Вы что-нибудь помните? – спросил Сиджвик. – Хоть что-то из тех якобы ложных воспоминаний?

– Нет… извините, – Джо поколебался. Мужчина из его видений был ему слишком дорог, чтобы делиться им, как старой библиотечной книгой. Кроме того, он не хотел давать Сиджвику повод думать, будто разговор с ним может представлять какой-то интерес. – Послушайте, извините меня, но я не понимаю, что вы хотите сказать.

Миссис Сиджвик положила руку ему на плечо. Когда Джо вздрогнул, по ее лицу пробежала тень тревоги.

– Мы хотим сказать, что эти пропавшие люди пропали куда-то.

У Джо в груди стала подниматься та же острая паника, из-за которой он каждый раз просыпался в четыре часа утра.

– Куда? – беспомощно спросил он.

– Мы не знаем, – Элеанор наклонилась совсем близко к нему. – Но масштаб происходящего поистине огромный. Так называемая эпилепсия встречается очень часто. По нашим оценкам, с этим сталкивался каждый четвертый житель Англии. А значит, количество пропавших людей, таких как Мэделин, может доходить до сотен тысяч. Наши коллеги в Шартре собрали аналогичные данные и по Франции.

Джо кивнул.

– Но они существовали. В каком-то… – он не знал, как закончить фразу. В каком-то другом месте, которое находится так близко, что многие о нем помнят.

– Да, – миссис Сиджвик помолчала. – Мы не знаем, что произошло, не можем даже предположить. Мы хотели спросить… может быть, вы вспомнили что-то еще с тех пор, как говорили с докторами?

Джо покачал головой. Он смотрел в отражение собственных глаз в бокале вина и думал: а может, и мужчина, который ждал его у моря, тоже когда-то существовал.

Или даже все еще существует.

Глава 7

Граница была чуть к северу от Глазго. Поезд остановился, и все выстроились в очередь на пропускном пункте. Очередь не двигалась, Джо опустил сумку на землю. Мимо, изучая вновь прибывших, прошагал солдат-сенегалец в зимней флотской форме.

Джо надеялся, что это лишь традиционная замена личного состава, которая проводилась в случайных районах Республики, но постепенно пришел к выводу: очевидно, границу должны охранять солдаты, не знающие тех, кого им порой приходилось убивать. Тот же солдат вывел из очереди двоих мальчиков. Они не разговаривали, Джо не мог понять, чем дети провинились. Им хватило благоразумия не спорить. Все трое скрылись в конторе чуть в стороне.

На пропускном пункте другой солдат просмотрел документы Джо, а затем с хмурой вежливостью попросил показать письмо от де Меритана. Джо стоял молча, пока письмо передавали другому солдату, на форме которого было больше шевронов. Как он и думал, его отвели в сторону, но не в контору, куда ушли мальчики. Он не мог понять, хороший это знак или плохой.

– Вы англичанин, – сказал офицер на старомодном сенегальском французском, который делал его речь такой учтивой.

– Да, сэр.

– Освобожденный раб. Как давно истек ваш срок службы?

– Два года назад.

– Поясните еще раз цель вашего приезда.

Все это пояснялось в письме, но Джо кивнул и пояснил еще раз. Позади другой солдат обыскивал его сумку. Открытку с маяком Джо спрятал за подкладкой. Он сам не мог поверить, что это сделал. Пытаться провезти такую вещь через границу было невообразимо глупо: если ее найдут, его арестуют за хранение документа, содержащего текст на английском, что правительство и газеты расценивали как принадлежность к Святым. Но Джо так и не смог ее выбросить.

– Часто ли англичане становятся инженерами-электриками?

Джо постарался придать своему лицу как можно более бесстрастное выражение. Перед отъездом Элис заставила его репетировать ответы на такие вопросы, чтобы они не застали Джо врасплох. Он сжал в кулаке свои четки так, чтобы они были видны. В сумке поверх остальных вещей лежала Библия на латыни. Солдат, стоявший позади, обнаружил ее и теперь пролистывал страницы, проверяя, не выпадет ли оттуда что-нибудь.

– Многие англичане становятся инженерами, сэр. Начинаем мы зачастую как сварщики.

Офицер изучающе на него посмотрел. Его форменная куртка была оторочена мехом. Джо начал замерзать – даже внутри.

– Двигатели для маяков – довольно узкое направление. Что еще производит цех де Меритана?

Джо сглотнул. Цех был довольно знаменит, и эта информация могла быть общеизвестной.

– Двигатели для паровозов. Артиллерию.

– Вы участвуете в производстве артиллерии?

– Нет.

– А раньше участвовали?

– Нет, – солгал он. – Никогда.

Второй солдат наконец закончил обыскивать его сумку. Джо постарался скрыть облегчение.

– Поясните еще раз, что случилось на маяке.

Джо сделал медленный глубокий вдох.

– Маяк находится очень далеко, за побережьем Льюис-энд-Гарриса, на острове под названием Эйлин-Мор. Лампа погасла. А этого допускать нельзя, особенно в такое время года. Местные отправились посмотреть, в чем дело. Оказалось, что смотрители исчезли, а лампа не включается. Затем о проблеме доложили в Бюро маяков. Бюро отвечает за все маяки в Республике, но оборудование изготавливает цех де Меритана, поэтому при технических поломках именно месье де Меритан отправляет на место механика. Моя задача – устранить поломку и пробыть на маяке до конца зимы в качестве временного смотрителя.

– Полагаю, что работа механика несколько отличается от обязанностей смотрителя маяка.

– Нет, сэр. Все смотрители умеют обслуживать и чинить двигатели маяков, а все механики де Меритана способны выполнять обязанности смотрителей.

– Тогда почему бы не послать кого-то из местных? Уверен, что в Глазго есть специально обученные люди.

– Так дешевле.

– Почему же?

– Я бывший раб, не гражданин. У меня минимальная заработная плата.

Разговор продолжался в том же духе еще три часа: к тому моменту Джо потерял всякую надежду пересечь границу. На другой стороне его встречал человек, который должен был проводить Джо на корабль, идущий на острова, но не стоило и надеяться, что он прождет так долго. Вопросы прекратились, и теперь Джо оставили в небольшой комнатке одного. На улице стемнело, загорелись мощные прожекторы. Он увидел, как один из них повернулся вправо. Затем раздались выстрелы. Джо постарался об этом не думать.

Прибыл очередной поезд. Доктора – их солдаты тут же пропустили. Должно быть, они направлялись в гарнизон, сражающийся на востоке. Джо увидел, как поезд отъезжает от станции обратно в Глазго. Через двадцать минут станция снова опустела и стало тихо.

Джо уронил голову на руки, сложенные на столе, и закрыл глаза. Свет был слишком ярким. У него перед глазами плясали зеленые круги. Он бережно восстановил в памяти образ мужчины, который ждал его у моря. В этом Джо находил некоторое успокоение. Лучше бы Сиджвики не говорили, что он мог оказаться настоящим. Мысль о том, что он действительно существовал, но затем исчез, причиняла Джо гораздо больше боли, чем если бы этот образ был лишь плодом его воспаленного воображения. И Мэделин тоже. Но ее лицо Джо вспомнить уже не мог.

Молодой солдат открыл дверь. Джо прикрыл глаза рукавом. Должно быть, заступила новая смена – этот солдат был гораздо моложе предыдущего.

– Вы проведете ночь здесь, вас ждет дальнейший допрос. Пойдемте со мной.

Джо затошнило.

– Мне нужно идти. Пожалуйста. Я потеряю работу, если не доберусь до этого маяка.

– Это не мои проблемы, – сказал молодой человек.

Джо вытащил половину тех денег, которые взял с собой на ближайшие три месяца.

– Не подумайте, что я отношусь к вам без должного почтения. Я не стал бы просить вас о чем-то подобном, не предложив вам достойную плату.

Молодой человек явно был доволен, и Джо почувствовал себя глупо, поняв, что солдат ожидал взятки.

– Ладно. Скажете полковнику хоть слово, и я вас пристрелю.

– Понимаю.

Он позволил Джо взять сумку и провел его по темному коридору к узкой двери. Когда солдат открыл ее, огни пропускного пункта остались позади.

Джо склонил голову.

– Спасибо, сэр.

Молодой человек кивнул, не сумев скрыть удовольствие от того, что его назвал сэром мужчина вдвое его старше, поставил печать на документах Джо и закрыл за собой дверь.

Даже с печатью на документах идти по бездорожью между двумя границами было страшно. Всю дорогу за ним следовал луч прожектора, и Джо постоянно видел перед собой собственную тень. Его позвоночник остекленел. Ночь была такой тихой, что он слышал скрип прожектора каждый раз, когда солдат поворачивал его, чтобы луч следовал за Джо. Он старался не дышать, чтобы не пропустить щелчок спускового крючка пулемета.

Шотландский пропускной пункт представлял собой обыкновенную деревянную хижину. Над ней возвышалась сторожевая башня, состоящая в основном из строительных лесов. Наверху Джо различил силуэт женщины, которая сидела, скрестив руки, на старой картечнице Гатлинга[2]. Джо молча вытащил свои бумаги. Он до сих пор чувствовал у себя на шее прицел французского пулемета. Луч прожектора был направлен прямо на него.

– Вы француз, – сказал солдат по-английски. Ему приходилось держать у лица ладонь, чтобы свет не бил ему в глаза.

– Нет, я из Лондра.

Мужчина фыркнул и бросил взгляд на письмо де Меритана.

– Я не знаю французского.

Джо перевел письмо. Только бы солдаты на французской стороне выключили прожектор.

– А, маяк, – сказал охранник с неожиданным дружелюбием. – Макгрегор! Это к тебе.

Макгрегором звали того человека, который должен был встречать Джо.

Макгрегор вынырнул из маленькой темной комнаты в сопровождении дыма и паров бренди. Прежде чем дверь захлопнулась, Джо успел мельком увидеть, что было внутри: люди сидели на полу и играли в карты. Макгрегор все еще держал в руках свой напиток в банке из-под джема.

Он кивнул Джо, словно и не было этого затянувшегося ожидания, и жестом велел следовать за ним к повозке, запряженной сонной лошадью.

Порт был неподалеку. Когда они подъехали, море издавало тихое шипение, и пароход китобоев, на котором должен был плыть Джо, готовился к отплытию не раньше, чем через пару часов. Никто, похоже, не думал, что он опоздал, и мало-помалу Джо догадался: они и не предполагали, что он перейдет границу быстро, для этого всегда требовалось прождать три часа и дать взятку. Джо не так хорошо понимал их английский, чтобы спросить, почему его об этом не предупредили, когда связывались с ним через телеграф. Возможно, это посчитали само собой разумеющимся.

Джо был не последним пассажиром. Сразу за ним появилась молодая женщина в тартановом шарфе и с ружьем через плечо. Коренастые китобои проводили пассажирку в просторную каюту, тревожно на нее поглядывая. Один из них втолкнул Джо в крошечную каюту, отведенную для него; тот попытался сопротивляться, но китобой схватил его за руки.

– Я не причиню вам вреда. У вас есть при себе франки? – взволнованно сказал он.

Джо только со второго раза понял, о чем он говорит.

– Франки, да…

– Дайте сюда.

– Что?

– От них нужно избавиться, ей нельзя их видеть. Живо!

Джо быстро отдал ему оставшиеся банкноты. Он думал, что это обыкновенный грабеж, но, как только деньги оказались у китобоя в руках, тот выбросил их за борт и повернулся к Джо с таким видом, словно это были не деньги, а граната.

– Зачем вы…

– Тихо! – прошипел китобой.

Молодая женщина в тартановом шарфе скользнула по ним взглядом, и китобой кивнул ей с преувеличенной вежливостью. Когда он заметил, что Джо с ошарашенным видом стоит в дверях, то велел ему не выходить из каюты, пока пассажирка не сойдет в Форт-Уильяме.

Джо долго сидел на краю койки в полном замешательстве. Но он слишком устал, чтобы искать другой корабль, и в конце концов провалился в мертвый сон, который, как и всегда, прервался в четыре утра. Полтора часа он читал при свете свечи, а затем снова заснул и уже не просыпался до самого прибытия на Льюис-энд-Гаррис.

Глава 8

Маяк Эйлин-Мор располагался не на побережье, а на крошечных островах в десяти милях от ближайшей гавани. Вытянутая башня вырастала из каменистого склона, как ребро кита. Даже издали маяк выглядел так, словно вот-вот рухнет.

Одно из стекол фонарного отсека было разбито, и внутрь то и дело влетала стайка белых птиц. Когда они подплыли ближе, Джо рассмотрел маяк получше. Стену, которую омывал прилив, покрывали зеленоватые полосы. Потертые ступени, усыпанные ракушками, уходили прямо в море, и швартовочные кольца, которые должны были располагаться на уровне пристани, оказались под водой.

Трудно было представить, что топографы допустили такую погрешность при оценке уровня моря и погодных условий, что здание превратилось в руины всего через два года после постройки. Джо еще предстояло как следует осмотреть маяк, но если окажется, что окна разбиты, то на зиму он остаться не сможет. Он в смятении подумал о том, что ему тогда делать. Вероятно, надо будет сообщить в Бюро маяков, вот только Джо не знал, как с ним связаться.

В глубине души он испытывал горечь, обнаружив полуразрушенным маяк, который привык видеть новым, рассматривая ту открытку. Вдоль береговой линии материка тянулись огни, мерцающие между дозорных вышек, в сотнях футов над пляжем.

Джо слышал о вале Гарриса, который был даже древнее, чем вал Адриана, но изображений никогда не видел. Увидев его реальный масштаб, он поднялся на ноги. Вдоль размытых водой утесов тянулись башни и стены. Некоторые из них были построены из камня, другие – вырезаны прямо в скалах. Пустоты между скалами заполняли стены. Дозорные башни пребывали в разной степени обветшания: у некоторых до сих пор были крыши, а другие совсем обвалились. Джо оглянулся на воду. Ближайшим материком была Америка. Он не мог сообразить, от кого должно было защищать это сооружение.

Кто-то вскрикнул, корабль накренился вправо, и Джо потерял равновесие. Когда он обернулся, капитан указывал куда-то за борт. Из воды торчали два столба, которые были выше корабля. Должно быть, изначально это были просто камни, поставленные друг на друга, но потом их обтесали. Джо держался за перила, пока корабль огибал препятствие. Необходимости в этом не было: судно легко могло проплыть между ними. Описав широкий полукруг вокруг колонн, корабль оказался по другую сторону от них. Возможно, столбы указывали на скрытые под водой скалы.

Гавань находилась в западной части Льюис-энд-Гарриса, из нее открывался вид на темное море, столбы и Эйлин-Мор. Судя по карте, они приплыли к деревушке Эйрд-Уиг, но Джо никак не мог запомнить ее название. Китобои называли ее просто станцией. Поселение, притаившееся среди руин вала, казалось беззащитным.

Один из китобоев сказал Джо, что ему могут выделить комнату в пансионе для матросов (который служил и пабом), если до конца вечера он воздержится от нецензурной брани: хозяин очень строг. Китобой умолк, увидев, что Джо сосредоточенно на него смотрит.

– Что? – спросил он.

– Прошу прощения. Мой английский оставляет желать лучшего, – сказал Джо. Он счел, что это прозвучит вежливее, чем «Вы точно говорите не по-норвежски?».

Галечный пляж пах водорослями и железом. К пансиону вела лестница, но перила полностью проржавели, и в качестве замены кто-то поставил рядом со ступенями якорь. Джо, который никогда прежде не видел якорей, с удивлением обнаружил, что тот как минимум в три раза выше человеческого роста и вполне подходит для отведенной ему роли.

Изнутри доносилась музыка. Когда дверь открылась, на улицу повеяло теплом. Джо и китобои остановились в просторной прихожей, чтобы снять куртки, скользкие от дождя и тумана. В тепле дождевая вода на коже Джо неприятно напоминала пот. Джо проследовал за остальными к бару. Какой-то молодой человек начал раздавать ключи, но при виде Джо остановился и с сомнением спросил, не новенький ли он на корабле.

– Я еду на маяк, – впервые сказал Джо. Капитан китобойного судна не спросил, зачем он сюда направляется, а все остальные, похоже, слишком устали, чтобы задавать вопросы. – Нужно починить двигатель. Но я бы переночевал здесь, если для меня найдется место.

– Места здесь много, – протянул мужчина. Он взглянул на Джо повнимательнее. – Пять шиллингов. Дрова по шесть пенсов за ведро, и если вы хотите посидеть в зале, то придется заказать еду.

– Вы забрали мои деньги, – сказал Джо китобою, который вздохнул, но все же заплатил за него с таким видом, будто сожалеет, что не сдал его той женщине из Святых.

– Ну ладно, вы откуда? – спросил бармен, недоверчиво глядя на Джо.

– Из Кларкенуэлла.

– А родились где?

– В Кларкенуэлле, – смущенно повторил Джо. Кто-то – он уже не помнил кто – однажды сказал, что, судя по его виду, он мог происходить откуда угодно, только не из тех краев, которые называл, и это было чистейшей правдой. – Я не француз.

Бармен снова недоверчиво посмотрел на него и дал ему немного рома, сказав, что еду – жаркое – принесут позже. Джо уселся за свободный стол. Столов было больше, чем требовалось для размещения такого количества людей. Должно быть, пансион построили во времена, когда рыбалка еще приносила приличный улов.

Все вокруг было сделано из дерева, со стропил свисали мертвые птицы и куски мяса. Примерно так Джо представлял себе быт первых переселенцев в Америке. Он вытащил из сумки «Графа Монте-Кристо». Он взял с собой именно эту книгу, потому что она была толстой и ее должно было хватить надолго – по крайней мере, Джо на это рассчитывал, – но книга оказалась захватывающей, и четверть он уже прочел в поезде. Он не сразу заметил, что какие-то мужчины за соседним столиком разглядывают его и его ящик с инструментами, который он задвинул под стул. Один из них обратился к Джо, и тот отложил книгу.

– Вы сказали, что едете на маяк?

– Верно.

– Вас никто не повезет.

Джо подумал, не хотят ли у него вытянуть взятку за то, что на пути к Эйлин-Мор им придется мириться с его акцентом. Но в таком случае он не понимал, к чему все это. Все ведь знали, что у него больше нет денег. Но Джо все равно не представлял, что сказать, и поэтому просто кивнул. Что бы они ни говорили, ему все равно так или иначе нужно добраться до места.

Он почувствовал, как кто-то крепко ухватился за полу его пальто и потянул. Джо ожидал увидеть собаку. Но это оказалась самая большая черепаха, какую он когда-либо видел, на спине которой кто-то нарисовал цифру четыре белой краской. Зверюга моргнула, не выпуская пальто из клюва. Джо нерешительно погладил ее по голове. Явно удовлетворенная, черепаха побрела к китобоям. Похоже, они давно ее знали.

У очага сгрудились еще три черепахи. Одна из них была укрыта одеялом. Какой-то мужчина кормил их капустой. Заметив взгляд Джо, он поднял брови, собираясь спросить, что ему надо.

– Э-э, – сказал Джо. В таком месте явно не стоило лезть не в свое дело, но четыре гигантские черепахи – это было уже слишком. – Что здесь делают четыре?..

– На улице мороз. Не во дворе же их держать, правда? – сказал мужчина и снова принялся шинковать капусту.

Возможно, черепах в этих краях ели.

Джо с беспокойством подумал о том, из чего тут делают жаркое.

Однако, когда его принесли, Джо обнаружил, что в нем всего лишь баранина, и решил: пожалуй, нужно быть благодарным за эту небольшую удачу.

Спальни были рассчитаны на двоих, но людей было мало, так что свободного места оказалось предостаточно. Окно выходило на море, которое теперь яростно бушевало под угольно-черным небом. В Лондре такой погоды не увидишь. Это завораживало.

Джо написал письмо Элис, Лили и месье Сен-Мари. О Психическом обществе он не упомянул – Элис бы это не понравилось, – но рассказал о дороге, о границе, о черепахах, и даже это повествование заняло около двух страниц. Он не стал запечатывать конверт на случай, если завтра удастся дописать что-то еще.

Лили, наверное, уже его потеряла. Джо потер лицо. Элис не поймет шуток Лили и животных, которых она выдумывала. Когда он вернется, то обнаружит угрюмого ребенка, которому слишком часто велели молчать. Внутри у него все сжалось в мучительной уверенности, что он не должен был ее оставлять. Ни одна из причин для отъезда уже не казалась ему убедительной.

И все же он уехал всего на три месяца. Это не конец света.

Внутренний математик подсказывал, что для Лили три месяца составляли пятую часть жизни. Пятая часть жизни Джо – это восемь лет.

В окно стучал град.

Вскоре началась буря. Море разбивалось прямо о скалы и стены. За пансионом послышалось глухое шипение: вода проникала в пещеры и пробитые дверные проемы крепости. Джо, как и всегда, не мог уснуть, но на сей раз был этому даже рад. Чем дольше ветер бушевал вокруг башен, тем сильнее он чувствовал, что приближается к дому.

Глава 9

Утренняя тишина казалась неестественной. Это было затишье, наступившее после ночного завывания ветров и плеска воды о стены. Море было спокойным. Хотя на часах Джо было девять утра, за окном только занимался рассвет. Небо горело пурпуром.

Когда Джо отважился спуститься вниз, то обнаружил, что половина паба завалена форелью. В той части комнаты было так холодно, что запах почти не чувствовался. Две женщины расставили рядом с собой по две бочки: одна для рыбы, а другая – для тех ее частей, которые не годились в пищу. Джо поколебался, но потом решил, что никакие слова не убедят его предложить свою помощь.

Он обошел рыбу, направившись к бару и очагу, чтобы попросить кофе. Четыре гигантские черепахи были на месте: теперь они спали. Ожидая, пока бармен помелет зерна, Джо смотрел в окно на море. Поверхность воды странно утолщалась: море замерзало. На слабых волнах прибоя раскачивались ледяные пластины. Неудивительно, что никто не хотел везти его на маяк. Нужно было кого-то уговорить. Но сначала – кофе.

Позади бара, за стеклянной дверью, ведущей на задний двор, показались какие-то люди в темно-синей форме, нагруженные мешками. Бармен настороженно посмотрел на Джо.

– Вы этого не видели.

Похоже, это были контрабандисты.

– Чего я не видел? – подыграл ему Джо.

На лестнице появилась девушка в свадебном платье.

– Мама, – сказала она. Похоже, рыба занимала ее не больше, чем всех остальных. Джо уже начал думать, что он один ее видит. Однако девушка остановилась, не решаясь ступить на пол.

– Можешь не спрашивать, у меня нет телеграфной связи с Богом, – сказала одна из торговок рыбой.

– Можете выглянуть в окно? – обратилась девушка к Джо. – Как думаете, сегодня придет зима?

– Я… понятия не имею, – сказал он. Ее слова показались ему странными – будто бы зима приходит в одночасье, – но Джо решил, что это, должно быть, местная фигура речи. – Море начинает замерзать.

Она моргнула.

– Вы откуда?

– Из Лондра. Я приехал, чтобы починить двигатель на маяке. Если я смогу убедить кого-то меня туда отвезти. Поздравляю, – добавил он.

Девушка так и впилась в него взглядом.

– Починить двигатель, – сказала она. – Значит, вы хорошо разбираетесь во всяких технических штучках?

– Да, неплохо.

– А как насчет ящика для фотографий?

Мать девушки тоже посмотрела на него.

– Ящик для… вы имеете в виду камеру?

– Точно. Камера в церкви сломалась. А если сегодня придет зима, будет жаль, если мы не…

Джо помолчал.

– Ваш отец случайно не моряк?

– А если и так?

– Я взгляну на камеру, если он потом отвезет меня на маяк.

– Это не по-джентльменски, – сказала ее мать. – У нее сегодня свадьба, ради…

– Папа! – крикнула девушка с лестницы. В ответ послышалось тихое «Да?». – Если ты отвезешь француза на маяк, он починит камеру, скажи, что ты согласен, или я перееду на Скай и вы меня больше не увидите!

Возникла пауза, и девушка, подмигнув Джо, развела руки, подобно священнику, который надеется, что на него снизойдет долгожданный луч света.

– Ох… ну так и быть, – ответил голос сверху.

– Та-дам! – сказала девушка. – Решено. Теперь идите в церковь, мне нужна эта чертова фотография.

– Не ругайся, Фиона, – рассеянно сказала мать.

– Церковь слева, вы ее сразу увидите, – сказала Фиона. – Это единственное здание со стеклянными окнами.

– Понятно, – с сомнением сказал Джо и выглянул за дверь посмотреть, близко ли церковь. От ветра ему едва не снесло голову, но колокольня оказалась совсем рядом. Внутри горели свечи.

К церкви вела крутая обледенелая лестница, и наверх пришлось карабкаться мелкими шажками. Добравшись до дверей, Джо понял, что почему-то оказался у ризницы, а не у нефа, и ему пришлось постучать в окно. Священник пристроился у очага. Завидев Джо, он торопливо направился к двери, повязывая шарф поверх стихаря.

– Вы кто такой?

– Меня прислала Фиона, – сказал Джо, оглядываясь на пансион.

На маленьком пляже, возле самой бухты, которая была видна лишь потому, что церковь стояла на возвышении, небольшая группа людей в темно-синей форме толкала в море баркас. Джо вздрогнул, почувствовав к ним жалость, пусть они и выглядели как приверженцы Святых. Холод пробирал до костей.

– Я попробую починить вашу камеру.

– О! – обрадовался священник. – Что ж, вы вовремя. Говорят, что сегодня может прийти зима.

Джо с благодарностью вошел в теплую церковь.

– Я то и дело слышу, что сегодня придет зима, но времена года ведь не наступают в один миг. Что это значит?

Священник оживился.

– Вы не слышали о зиме в Гаррисе?

– Нет…

– Что ж! Тогда вас ждет интересное зрелище. Вот камера.

Камера занимала большую часть стола. Она была старой и представляла собой ящик со шторкой на задней стенке. Джо разобрал ее, стараясь не повредить пластины. Он обнаружил, что от затвора отошла пружина. Других поломок не было. Джо поставил пружину на место и уже хотел сказать священнику, что все готово, но не успел.

Со стороны моря завыла сирена. Вой разносился над утесами, эхом отдаваясь в церкви. Джо захлестнуло чувство, что он уже слышал этот звук и сможет вспомнить, что он означает, нужно только сосредоточиться.

– Началось! – просиял священник. – Скорее, вынесите ее на улицу. Я позову Фиону.

– Что началось? Куда – на улицу?

– На кладбище, это за церковью! – отозвался священник, уже спускаясь по ступеням с неожиданной быстротой.

Джо отнес камеру вместе с деревянной треногой на кладбище, которое представляло собой участок травы среди камней. Он как раз устанавливал треногу, когда вернулся священник с матерью Фионы и еще несколькими женщинами, раскрасневшимися от бега в гору; в руках у них были букеты вереска.

– Направьте ее к югу, тогда вы сможете заснять, как она идет, – крикнул кто-то Джо.

– Кто идет? – беспомощно спросил Джо.

– Зима, смотрите! Эта штука готова?

– Да, – сказал Джо. – Но… – он умолк, наконец поняв, о чем они все говорили.

Над морем стремительно неслась зима. Она надвигалась с запада, оставляя за собой на поверхности воды четкую серую полосу льда. Джо подошел к краю кладбища, чтобы посмотреть, как она достигнет пляжа. Послышался треск: видимо, это образовывался иней. Фиона бросилась вверх по ступенькам, и он наконец понял, чего они хотят, когда мать велела ей встать в десяти футах левее от камеры. Она ждала, когда морозная линия окажется рядом, чтобы побежать вместе с ней, так чтобы впереди нее оказалось лето, а позади – зима. Чуть поодаль рыбаки и их жены тоже бежали, смеясь.

Джо уставился на стремительный морозный вихрь. Это было невозможно – нигде, совершенно нигде в мире не бывало такой погоды. Разве что налетел бы какой-то необычайный полярный ураган – но шторм давно затих.

По-видимому, это было как-то связано со столбами в море. Зима распространялась от этих парных колонн, стоящих в воде, словно они вбирали в себя холод откуда-то еще.

– Еще двадцать секунд! – закричал священник.

– Готовы? – обратилась Фиона к Джо. Она подобрала подол свадебного платья, готовясь бежать. – Она близко!

– Да… – он поднял руку, глядя в объектив камеры. Морозная полоса была уже позади Фионы.

– Пора! – кричали все.

Ей не пришлось бежать быстро, чтобы поспеть. Фиона оглянулась как раз вовремя, и магниевая вспышка сработала в нужную секунду, уловив, как она смеется и как замерз край ее влажной вуали, свернувшейся на ветру. Собравшиеся ликовали. Кто-то осыпал Джо рисом, а когда он выпрямился, священник хлопнул его по плечу.

– Добро пожаловать в Гаррис, приятель. Теперь понимаете? Вот так! Пойдемте-ка внутрь. Всем быть здесь в одиннадцать!

Вчерашний китобой, отец Фионы, уже ждал. Он кивнул Джо.

– Пора вас отвезти, – сказал он. Рыбак был доволен и понимал, что нужно отблагодарить Джо. – Самое время.

Джо пошел за своими инструментами. Его переполняла бурная радость от того, что он увидел нечто необъяснимое.

Глава 10

Пляж поблескивал от инея. Повсюду грудами валялись ребра китов, а на костях сидели десятки бакланов, все до единого мертвые: когда пришла зима, птицы сушили крылья, да так и замерзли.

Едва Джо забрался в лодку, рыбак сразу отплыл от берега. Двигатель тут же затарахтел и не умолкал всю дорогу, потому что лодка прорезала лед стальной бороной. Она оставляла за собой черный след, который снова начинал замерзать примерно через пятьдесят ярдов. Каюта была совсем крошечной, так что Джо сел на скамейку на палубе рядом с сетями для ловли омаров. К нему тут же подошла колли и положила голову ему на колено.

Выйдя в открытое море, маленькая лодка набрала скорость. Вдали от гавани лед был гораздо тоньше: сильные течения постоянно взбалтывали воду. Впереди были столбы, которые они вчера обогнули, но сегодня рыбак этого не сделал. Судно проплыло между ними, и в лицо экипажу подул еще более холодный ветер. Между столбами вполне мог проплыть и крупный корабль. Когда они поравнялись с колоннами, Джо поднял голову, чтобы рассмотреть, что на них вырезано. Поверхность была сплошь усеяна именами.

Пытаясь разглядеть основания столбов, Джо склонился к воде. Собака последовала его примеру. Далеко в глубине виднелись очертания затонувшей каменной постройки. Он уловил нечто похожее на зубцы, а затем, почти у самой поверхности, на расстоянии вытянутой руки, – флюгер. По-видимому, там был целый город. Джо ощутил странное волнение. Возможно, это все потому, что он почти ничего не помнил, но Джо не покидала мысль, будто каждый забыл здесь что-то важное.

Собака заскулила и спряталась под скамейку. Джо почесал ее за ухом. Она лишь грустно засопела, а потом, словно испугавшись какого-то звука, бросилась прочь. Прежде чем Джо успел ее остановить, псина выскочила за борт прямо на лед.

– Эй! Месье, ваша собака!

Рыбак, похоже, нисколько не встревожился.

– Ничего, она легкая. Как-нибудь доберется.

Джо, не разделявший его уверенности, стоял у кормы. Собака мчалась к берегу на такой скорости, что не успела бы остановиться, оказавшись на тонком льду. Она дважды наступила на бугристые груды льда, и у Джо едва не остановилось сердце, а затем наконец приземлилась на гальку и встала там, глядя на них и лая.

Джо снова опустился на скамейку. Холод был таким обжигающим, что пробирал до костей даже сквозь котиковую накидку, которую одолжила ему Фиона. Он подышал на руки. Теперь, когда они миновали столбы, над морем сгустился туман, хотя в гавани его не было. Острова приближались.

Эйлин-Мор был самым крупным из островов. На его плоской вершине возвышался маяк, едва различимый в тумане. Лодка оказалась перед скалами, торчащими из воды. Рыбак пробрался чуть дальше. В одной из скал притаился крохотный грот. Крутые ступени, вытесанные в камне, образовывали неровную зигзагообразную лестницу. Возле нее был причал и лебедка – чтобы поднимать припасы наверх.

Окна были целы. В фонарном отсеке не оказалось птиц, а на стенах – зеленоватых следов от штормовых волн. Маяк выглядел совершенно новым, словно его только что построили. У Джо внутри что-то перевернулось. Он мог поклясться, что вчера маяк был полуразрушенным. Джо перелез через ловушки для омаров и кучу рыболовных поплавков, чтобы заглянуть в каюту. От прикосновения к снастям на его перчатках остались ржавые следы.

– Месье, здесь что, два маяка?

– Два? Нет. Только этот.

– Просто… когда мы были здесь вчера, я видел разрушенный маяк. А этот – новый.

– Это он и есть, – сказал рыбак. Похоже, он понял, что даже по местным меркам этого ответа недостаточно, и добавил: – Иногда маяк новый, а иногда – старый.

– Но что это значит? – сказал Джо. Это было просто смешно, однако на лице рыбака не отразилось и тени улыбки. – Как он может быть иногда старым, а иногда новым?

– Ну вот так.

Джо снова вышел на палубу, ожидая, что с другой стороны маяк окажется обветшалым, но нет. Они подплыли к ступеням пристани.

– Вы не могли бы подождать, пока я проверю припасы? – сказал Джо. – Бюро маяков должно было оставить их здесь, но…

– Я не пропущу свадьбу дочери. Если что-то пойдет наперекосяк, подайте сигнал дымом, и кто-нибудь приедет, когда сможет.

Джо хотел сказать, что это несправедливо, но это было не так. Сожалея, что не может расплатиться с рыбаком, он выбрался из лодки, держась за швартовый кнехт на случай, если поскользнется. От мороза перчатка прилипла к его руке. Как только пассажир оказался за бортом, рыбак развернулся, с трудом проталкиваясь через лед.

Джо стал медленно карабкаться наверх. Левое плечо ныло под тяжестью сумки и ящика с инструментами, но он хотел оставить правую руку свободной, если вдруг поскользнется. Ступени были неровными, и из-за тумана покрывавший их лишайник был скользким. Перил не было, и Джо приходилось держаться за жесткую траву, которая росла между камнями. На полпути к маяку он оглянулся, чтобы взглянуть на рыбака. Ветер гнал град прямо на лодку. Джо почувствовал укол совести. Он снова отвернулся и продолжил подниматься.

Верхняя ступенька служила крыльцом башни. Он нажал на дверную ручку. Дверь оказалась не заперта.

Внутри оказалось холодно и темно. Первая комната была гостиной. К очагу, пол рядом с которым устилала шкура, придвинули несколько кресел. Оконные стекла побелели от мороза. Лестница закручивалась в спираль, как раковина аммонитов. Она вела на самый верх башни, во мрак. Шторы в фонарном отсеке были опущены. Джо крикнул и прислушался, но не услышал ни ответа, ни какого-нибудь шороха. Через некоторое время до него донеслось эхо собственного голоса.

Двигатели обычно располагались в отдельной пристройке, но здесь пристроек не было: по-видимому, строителям не хотелось проводить на улице больше времени, чем необходимо. На этом маяке помещение с двигателями находилось в подвале. Лестница вела в темноту. Джо порылся в сумке в поисках спичек. В тишине чирканье спички и шипение пороха прозвучали очень громко. Он обнаружил лампу как раз в тот миг, когда спичка обожгла ему пальцы. Джо ее затушил. Пока зажигал следующую, темнота надвинулась на него, и он запаниковал, подумав, что рядом кто-то есть. Но он был один. Наедине с двигателями.

При свете лампы ремень паровой машины и острые зубчатые магниты генератора отбрасывали пугающие тени. Джо зажег все четыре лампы, которые смог найти, и перенес их поближе к машинам.

С паровой машиной все было в порядке, но как только он взглянул на генератор, то сразу понял, в чем дело. Не хватало одного из электромагнитов.

Наверху послышался стук.

– Кто здесь? – крикнул Джо и подождал, но ответа не последовало. Изо рта у него шел пар. Даже в доме месье Сен-Мари зимой раздавалось множество звуков. А уж здесь что угодно могло сместиться или лопнуть: температура была такой низкой, что замерзли топливопроводы.

Джо заменил магнит за полминуты – у него в запасе было две штуки. Покончив с этим, опустился на четвереньки, чтобы заглянуть под генератор. Тот был встроен в пол – генераторы стоили по тысяче франков. Сломанный магнит лежал прямо под ним. Он разломился на две неравные части. Джо пришлось лечь плашмя, чтобы достать вторую половину.

Он ухватил ее кончиками пальцев и сел, скрестив ноги, на холодный пол, затем соединил обе части, чтобы убедиться, что нигде не осталось осколков, которые могли бы попасть в механизм. Осколки идеально совпадали, но, увидев след на левом, Джо замер. По нему явно ударили молотком.

Он провел большим пальцем по глубокой вмятине. К смотрителям маяков предъявлялись жесткие требования. На эту должность принимались мужчины моложе определенного возраста: они должны быть достаточно сильными, чтобы выйти в море во время шторма и вытащить моряков с потерпевшего бедствие корабля. Единственной причиной, по которой Париж мог бы отозвать смотрителей, было полное прекращение поставок продовольствия. Но и в этом случае они, скорее всего, оказались бы предоставлены сами себе. Судя по тому, что Джо слышал о Бюро маяков, руководили им мелочные, прижимистые люди. Даже в критическом положении помощи от них ждать не приходилось.

Но те, кто знал директивы, понимали, что куда проще вывести из строя генератор. Как только лампа гаснет, материк обязан немедленно связаться с Бюро.

Джо зажег топку двигателя. Потребовалась всего одна спичка. Некоторое время он постоял рядом, прислушиваясь к топливопроводу. Тот заскрипел, но не лопнул. По мере нагревания двигателя поршни начали вращаться, как и ремень, подсоединенный к генератору. Положив на него кончики пальцев, Джо чувствовал, как скользит лента. Он ожидал обнаружить разрывы, но ремень был новым.

Маяк погас не сам. Кто-то отключил лампу в фонарном отсеке. Джо снова закинул сумку на плечо и неохотно побрел вверх по винтовой лестнице.

Двери во все комнаты были распахнуты. Смотрители попытались создать здесь уют, насколько это возможно: в круглой гостиной стояли кресла и жаровни, а на спинке стула висел чей-то свитер. На кухне до сих пор пахло выпечкой. На полке у остывшей печи лежали засохшие фруктовые кексы, а рядом – открытая бутылка бренди. Джо вошел и огляделся. Посуда была расставлена на сушилке. На столешнице стояла банка с сухофруктами и была рассыпана смородина. Дотронувшись до одной из ягод, Джо обнаружил, что она до сих пор липкая. Он открыл дверцу печи. Внутри оказалось несколько сгоревших кексов. Джо было приятно предполагать, что последним, о чем подумал этот человек, была не семья, не деньги, не что-то душераздирающее, а черт, кексы же сгорят. С другой стороны, то, что произошло, произошло так быстро, что смотритель выбежал из кухни, не потушив огонь в печи и так и не закончив уборку.

Наверху, в фонарном отсеке, было темно.

В центре комнаты стояла небольшая стальная лестница, ведущая к лампе. Поднявшись наверх, Джо обнаружил, что угольные стержни лампы сгорели: от них остались лишь черные огарки. Зажимы, которые удерживали стержни, были жесткими, пришлось сильно на них надавить, прежде чем они поддались. Сменные стержни лежали в картонной коробке у лестницы. Они напоминали копья. Установив их в зажимы, Джо выровнял их, затем нажал переключатель.

Поначалу слышалось лишь пощелкивание механизма, благодаря которому стержни не смыкались при сгорании. Прошло около минуты, прежде чем углерод нагрелся настолько, чтобы вступить в реакцию. Появилось слабое свечение, раздалось шипение, и вот между стержнями образовалась электрическая дуга. Шипение сменилось треском, и фонарный отсек озарился светом – более ярким, чем дневной. Джо улыбнулся сам себе и ощутил облегчение. Теперь, хоть что-то починив, он начинал чувствовать себя здесь хозяином. И теперь, когда стало светло, по-настоящему светло, мысль о том, что здесь может оказаться кто-то еще, уже не так его пугала.

В линзу была встроена узкая полоска из красного стекла. Лампа не вращалась, от нее исходил равномерный, неподвижный свет; красная полоса была направлена в сторону материка. Джо нахмурился, ведь по пути сюда не видел в той стороне никаких опасных отмелей. Но он понял, куда падает красный свет, еще до того, как вышел на балкон. На столбы в море.

Решив, что лучше не откладывать это на потом, он спустился вниз за водой, а затем снова поднялся, чтобы вымыть окна в фонарном отсеке. Снаружи завывал ветер. Ему приходилось постоянно нырять в помещение, чтобы отдышаться, и это раздражало: по загадочным причинам дверные ручки были деревянными, от холода они потрескались, так что Джо постоянно цеплялся за них перчатками. Покончив с окнами, он сел за стол и в замешательстве оглядел коробку с четырьмя новыми, аккуратно вырезанными деревянными ручками.

– Но можно же использовать металлические, – сказал он вслух. Придирчиво оглядев окна, Джо оттер пятнышко на внутренней стороне стекла и зашипел от боли, обжегшись о стальную раму. Она была такой холодной, что на ней остался кусок его кожи. – Ну или деревянные, – сказал он, чувствуя себя глупо. Джо снова надел перчатки и поменял дверные ручки. Прошлые смотрители оставили в ящике отвертку. Пока он выкручивал винты, море побелело. Земля вдалеке казалась серой; очертания разрушенных стенных башен растворялись в тумане, и их крыш не было видно.

Но внутри, благодаря свету дуговой лампы, было тепло.

Закончив с ручками, Джо вспомнил о припасах. По крайней мере, здесь Бюро маяков расстаралось: в кладовке было все, что только могло ему понадобиться, и даже больше. Рыба в большом ящике со льдом, копченое мясо, висевшее на стропилах, банки с овсом, ячменем, рисом; продукты были самыми обыкновенными, но их оказалось так много, что при их виде Джо почувствовал себя уверенно и с новой силой осознал, как скромно они всегда жили дома. Этой еды гарантированно хватит на три месяца. Он не мог вспомнить, когда в последний раз был чем-то обеспечен на три месяца вперед.

Джо вдруг показалось маловероятным, что здесь происходит какая-то чертовщина, и он немного расслабился. Ночь в это время года длилась двадцать часов, поэтому он перенес постельные принадлежности в караульное помещение и разложил их на вентиляционной решетке в полу: если что-то случится с лампой, он сразу заметит. Наслаждаясь тишиной, Джо достал «Графа Монте-Кристо». Новизна обстановки пьянила его, хотя он чувствовал, что это место начнет его раздражать прежде, чем он успеет к нему привыкнуть.

Внизу послышался какой-то звук. Словно кто-то тащил стул по полу. Не раздумывая, Джо тут же спустился вниз, в темноту, подальше от гула лампы. Из спальни доносились голоса. Их нельзя было спутать с шепотом моря или шумом ветра, завывающего над утесами. Слов он разобрать не мог, но слышал, что говорили по-английски. Дверь была открыта, но Джо все же постучался прежде, чем войти. Внутри никого не оказалось.

Он долго стоял в пустой комнате. Голоса умолкли, но потом возобновились. Джо медленно кружил по комнате, пытаясь понять, откуда доносится звук, но безуспешно. Еще он чувствовал запах – рома, соли, мокрой одежды.

Может, это контрабандисты, которые вывозили сахар. Если они отправлялись в дальнее плавание на той жалкой лодочке, было разумно сделать здесь остановку.

– Я вас слышу, – крикнул он. – Послушайте, не надо прятаться. Выходите, выпьем чаю. Его здесь много.

Снова тишина.

Джо в раздражении вернулся в комнату с двигателями, чтобы взять рулетку и тетрадь, и следующий час провел, измеряя каждую стену и балку в башне, не сомневаясь, что найдет тайное помещение. Он и в самом деле нашел пару потайных кладовок, двери которых скрывались за стенными панелями, но не обнаружил в них ничего, кроме ботинок и вешалок для одежды. Все остальное в точности соответствовало плану. Он не пропустил ни дюйма. В местах, где стены или полы утолщались, пустот не было.

Вернувшись в спальню, Джо снова услышал голоса. В этот раз он не издал ни звука, а только слушал. Они смеялись. Он чувствовал запах дыма. Камин к тому времени уже потух.

Рядом с ним что-то разбилось. Но никаких осколков он не увидел.

Джо захлопнул за собой дверь и запер ее. На другой стороне снова наступила тишина. Затем что-то тихо заскребло по полу. Кто-то подметал невидимые осколки.

Сам не зная, куда идет, но нестерпимо желая оказаться на улице, Джо натянул тяжелую куртку, оставшуюся от предыдущих смотрителей, и снова начал спускаться: через скалы к лестнице и морю.

Глава 11

Джо нашел подходящий камень и сидел на нем, пока холод не пробрал его до костей. Местами морская пена примерзла к песку, и граница прилива казалась вытканной ледяным кружевом. Редкие брызги воды издавали не плеск, а пощелкивание.

Голоса здесь были не слышны, раздавался только крик чаек. Было, наверное, не больше двух часов дня, но уже опять совсем стемнело и на горизонте переливались отблески полярного сияния. Свет дуговой лампы пробивался сквозь сгущающуюся темноту, озаряя поверхность моря. Вокруг не было ничего, кроме нескольких камней на участках, лишенных растительности. Полоса красного света проходила прямо между столбами.

Джо вытащил тетрадь. Снова просмотрел замеры и рисунки, которыми их сопроводил, ожидая найти очевидную ошибку. Но не нашел.

Неудивительно, что китобои не хотели его сюда везти.

Он все еще был слишком взволнован, чтобы возвращаться. В углу страницы Джо нарисовал маленькое привидение.

Он различил в воде силуэт мужчины, не сразу поняв, что это в самом деле человек, а не иллюзия. Затем волна, пробившая тонкий лед, накрыла фигуру с головой.

Мужчина показался на поверхности и ухватился за край скалы. Его снесло очередной волной, но вместо того, чтобы бороться, он просто отдался течению. Видимо, слишком устал, чтобы сопротивляться. Джо спустился к подножию скалы, с трудом сохраняя равновесие на участках, где вместо водорослей росли лишайники. Ему не приходилось видеть, как кто-то плавает или просто лежит на воде. Он не знал, как это обычно выглядит, но понимал, что точно не так. Это было странно, даже противоестественно.

Наконец Джо сбросил оцепенение. Вода была буквально ледяной; он понятия не имел, сколько человек может прожить при таких температурах, но предполагал, что счет идет на минуты.

– Эй, сюда! – он схватил мужчину за руку. – Выбирайтесь. Вы целы? Я не видел крушения, иначе сразу бы спустился…

Мужчина уставился на руку Джо, а затем медленно поднял взгляд. Если бы он оказался убийцей и Джо вдруг явился перед ним в облаке дыма и перьев, незнакомец и то смотрел бы на него с меньшим отчаянием. В его глазах отражались всполохи красного света.

– Я механик, – поспешно объяснил Джо по-английски. Если все китобои и жители Эйрд-Уиг относились к маяку с опаской из-за того, что его населяли привидения, то моряк, переживший кораблекрушение, вполне мог решить, будто перед ним призрак. – Не бойтесь, я здесь, чтобы починить маяк. Ну же, вам надо выбраться…

Мужчина вырвал руку. Он продолжал смотреть на Джо так, словно предпочел бы замерзнуть до смерти, чем ступить на остров.

Джо хотел просто взять и вытащить его, но сомневался, что у него хватит сил и что он сможет устоять на ногах.

– Вы что, шелки[3]? – спросил он.

– Нет, – ответил мужчина, и Джо испытал облегчение, увидев, что незнакомец его понимает и может говорить. Причем по-английски.

– Тогда пойдемте со мной, вы же здесь погибнете.

У Джо возникло странное, неприятное чувство, что сейчас этот человек передумает и снова скроется под водой. В какой-нибудь гостиной за светской беседой у стола, уставленного фарфором, мужчина выглядел бы уродливым. Одну сторону лица, от глаза и до шеи, пересекал след от ожога. Как будто он слишком поздно увернулся от взрыва. Но в море незнакомец воспринимался иначе: он казался не столько человеком, сколько неким человекоподобным существом, казалось, его место – в соленой воде, а не на суше; и все же он позволил Джо себе помочь.

Когда мужчина очутился на берегу, Джо снял куртку и быстрым движением накинул на незнакомца, но тот отшатнулся, и Джо пришлось поднять руки, чтобы показать, что делает, а затем повторить попытку, на сей раз медленнее. Если у этого человека и была куртка, то ее поглотило море. Его рубашка от воды стала полупрозрачной. Хотя он и выглядел сильным, у него торчали ребра. Это была сила вечно голодного шахтера или бойца, а не здорового человека. В волосах чужака уже застыл лед. Когда он все-таки позволил Джо накинуть на себя куртку, то не смог ее застегнуть – руки не слушались, так что он просто скрестил их на груди, запахнув полы.

– Откуда вы взялись? – недоуменно спросил Джо. На пустой морской глади не было ничего, кроме ледяных глыб.

Мужчина так дрожал, что ему было трудно говорить, но он все же произнес:

– Я упал.

Джо торопливо повел спасенного наверх, опасаясь, что тот потеряет сознание. Фонарь качнулся, и их тени закружились. Мужчина протянул руку, чтобы помочь Джо преодолеть последние ступеньки, которые почти осыпались. Ногти у него посинели, но он смог сжать ладонь Джо. Это внушало надежду.

– Внутри тепло, – заверил его Джо. – Там горит очаг.

Захлопнув дверь, Джо выдохнул: после завывающего снаружи ветра тишина внутри казалась очень громкой.

– Сейчас я найду… – не договорив, он огляделся в поисках полотенца и какой-нибудь сухой одежды. – Спускайтесь и встаньте у парового двигателя, он горячий. Идите на шум.

– Х-хорошо, – неуверенно произнес мужчина. Казалось, он чего-то боится.

Сперва Джо не понял, в чем дело, но затем предположил, что местные просто не привыкли к машинам. Да, лодки были оснащены моторами, но едва ли кто-то из жителей Шотландии, от островов и до Глазго, хоть раз видел двигатель промышленной мощности, с генератором. Генераторы вполне могли внушать опасение: ремни двигались быстро, а толстые магнитные шестеренки с острыми зубцами выглядели так, словно вот-вот отлетят. Джо помнил, как впервые увидел генератор в цехе де Меритана. Ему тогда тоже было не по себе.

– Не бойтесь, это всего лишь двигатель. Он питает генератор. Там безопасно. И тепло. Идите, идите.

Спустившись, он обнаружил, что мужчина стоит у топки спиной к чуть приоткрытой дверце. Джо накинул на него полотенце и пробормотал нечто неразборчивое насчет размера одежды. От прошлых смотрителей осталось много вещей, и они по-прежнему лежали в комоде, выглаженные и пахнущие древесиной.

– Спасибо, – сказал мужчина.

– Пожалуйста. Я рад, что вы здесь.

Незнакомец улыбнулся.

– Вы давно здесь?

– Нет, но прошлые смотрители пропали, а я довольно пугливый, – Джо наблюдал, как он переодевается: все его тело покрывали шрамы. Страшнее всего были следы от ожогов. Они пересекали половину его лица, спускаясь вниз по шее и плечу до самой кисти. Джо осознал, что сверлит незнакомца взглядом, только когда тот смущенно вздрогнул.

Джо повесил мокрую куртку на двигатель, поближе к теплу, и повернулся к мужчине спиной.

– Это странное место. Когда маяк только построили, – осторожно начал мужчина, давая понять, что не сердится, – чего только о нем не рассказывали. Когда на него смотрели со стороны материка, было видно, как его строят. А со стороны моря казалось, что он стоит в руинах.

Незнакомец коснулся локтя Джо, сообщая, что уже одет. Было нечто иностранное во всем его облике и в чистом, правильном выговоре, непохожем ни на шотландский, ни на лондрский гибридный язык, ни на отрывистую речь, которую можно было услышать на станциях к северу от Йорка. Его голос звучал молодо – Джо вдруг понял, что он намного моложе, чем выглядит: ему ближе к тридцати, чем к сорока.

– Вы тоже это видели? – сказал Джо, чувствуя необъяснимую благодарность. – Я думал, что схожу с ума. Никто в городе мне об этом не рассказывал.

– О, еще как видел, – сказал мужчина, иронично закатывая глаза. – В этом городе только и знают, что наводить таинственность.

Джо засмеялся и почувствовал себя куда увереннее, чем час назад.

Когда они перекусили – ни много ни мало лососем, – Джо устроил мужчине экскурсию, которая завершилась в фонарном отсеке. Незнакомец медленно вошел и замешкался в дверях, испугавшись шума карбоновых стержней. Джо показал ему, как они работают. Мужчина, не щурясь, смотрел на яркий лиловый свет. Шум явно по-прежнему его тревожил, хоть он и промолчал, так что они вернулись вниз и сели играть в карты в маленькой гостиной, прислонившись к трубам, по которым шел горячий воздух из печи. Гость проиграл и, нисколько не раздосадованный, расплатился с Джо старой английской золотой монетой, которую извлек из кармана своей мокрой одежды, висевшей на самой широкой трубе, – теперь от нее шел пар. Посмотрев на монету, Джо решительно отодвинул ее от себя.

– Нет, я не возьму. Здесь золота на пятьдесят франков…

– Нет, не в этих местах, – мягко сказал мужчина. Он снова подвинул монету к Джо. Два пальца у него были сломаны и неправильно срослись; он не мог ими свободно шевелить. – Возьмите. За использование франков здесь линчуют. Я бы предпочел этого избежать, – хотя гость не показывал зубы, по шрамам вокруг глаз было видно, что он улыбается. – Я и так доставил вам массу хлопот.

– Вам все равно больше некуда пойти. Море еще не совсем замерзло, и ходить по нему нельзя. Что же вы, полетите по воздуху?

Мужчина расправил плечи, давая понять – он осознает, что выглядит как головорез, и не станет винить Джо, если тот закричит и столкнет его обратно в море.

– Если придется.

Джо охватили сомнения: они даже толком не познакомились, и у него возникло неприятное чувство – в этих местах нельзя вот так вытащить таинственного незнакомца из моря и просто надеяться, что он окажется хорошим человеком. Что-то в его госте было не так. Едва ли он получил столько шрамов и такую недюжинную силу, служа каменщиком или строителем.

Джо вдруг услышал собственный голос со стороны и осознал, какой французский у него выговор. Здесь линчуют за использование франков. Он вспомнил, как разволновался моряк, который выбросил деньги Джо за борт, чтобы их не углядела та женщина из Святых.

Джо не видел поблизости ни одного корабля, хотя с башни морская гладь была как на ладони. В таких условиях трудно остаться незамеченным – если, конечно, не прятаться специально.

– Не хочу показаться… но вы случайно не из Святых? Если у вас здесь задание, я не… мне не нужны неприятности.

– Из Святых? – удивление мужчины казалось искренним, хотя в это было трудно поверить. Едва ли такой вопрос мог показаться кому-то странным. – Нет.

Но гость не сказал, кто он. Теперь он внимательно наблюдал за Джо. У него были очень светлые зеленые глаза, которые делали его похожим на волка.

Джо сглотнул. Должно быть, на него так подействовали уединенность маяка и спасение неизвестного из моря, но до этой минуты Джо не приходило в голову, что привести подобного человека на маяк, возможно, опаснее, чем оставить его в воде.

– Как я и сказал, что бы вы здесь ни делали, меня это не касается. Я всего лишь смотритель маяка.

– Да, понимаю. Я не… не причиню вам вреда, – казалось, гость наконец-то понял, в чем дело. – Мы всего лишь везем сахар контрабандой. Мы уже отплывали из гавани, когда на маяке загорелась лампа. От неожиданности рулевой подпрыгнул, выпустил штурвал, нас закружило, и я, как последний болван, свалился в водоверть, – Джо понял, что незнакомец намеренно пытается себя принизить: он не хотел, чтобы его боялись. Руки он сложил на коленях.

Речь неизвестного звучала несколько старомодно по сравнению с речью Джо.

– Водоверть?

– Быстрое течение. Это опасно: плыть против него невозможно.

– А, – сказал Джо. Затем он рассмеялся, чувствуя себя глупо. – Точно. Сахар! Я видел вас, когда вы его грузили. И сегодня, на пляже.

– Здесь это распространенный способ заработка, – нерешительно сказал мужчина, словно сомневался, что Джо уже готов воспринимать шутки.

Джо улыбнулся.

– Что ж, извините за истерику. Я Джо. Рад знакомству. С этого и надо было начинать.

На секунду глаза мужчины снова расширились.

– Кайт.

Джо не мог понять, имя это или фамилия: гость не сказал. На севере люди носили странные имена, унаследованные от древних кланов или королей, которых уже никто не помнил.

– Могу я спросить, как вас занесло на маяк на скале едва ли не в Арктике?

– Меня не занесло, я сам вызвался, – сказал Джо. Он хотел отделаться какой-нибудь пустой фразой, мол, такая уж у меня работа, но вдруг ощутил странное желание быть честным. – Эм… это долгая история. Пару лет назад я потерял память. Приступ эпилепсии. А потом кто-то прислал мне открытку с изображением этого маяка. Просто безумие: ее продержали на почте сто лет, в то время маяк еще даже не построили, но на ней стояло мое имя. Наверное, это какая-то шутка, но я не понимаю, кому это было нужно. Сейчас покажу.

Джо вытащил открытку из кармана и протянул гостю. Видимо, его голос звучал вовсе не так равнодушно, как ему бы хотелось: Кайт взял открытку столь бережно, словно прикасался к чужим четкам.

– На ней стоит подпись «М», и я… вроде бы помню женщину по имени Мэделин. Я думаю, она была моей женой. Так что я отыскал цех, который изготавливает двигатели для этого маяка. Устроился туда работать. А неделю назад мы получили известие, что здесь поломка, вот я и вызвался сюда поехать. Хотел проверить… ну, вдруг узнаю маяк. И вот я здесь.

– И как? Узнаете?

Кайт все с той же бережностью вернул открытку. Он изучил ее с обеих сторон, рассмотрев даже марку и сохраняя при этом непроницаемый вид. У него хватило такта не рассмеяться и не согласиться с мыслью, что это чья-то шутка.

– Отчасти, – с усмешкой сказал Джо. – Мне кажется, я раньше здесь бывал. Но при эпилепсии случаются приступы дежавю.

Кайт медленно кивнул, не изменившись в лице. Подобный невозмутимый вид обычно принимают, когда общаются с очень старыми или просто невменяемыми людьми.

– Первый и единственный сумасшедший смотритель в Шотландии, – сказал Джо, тут же пожалев о своих словах. Его захлестнул тот же жгучий стыд, который он испытал тогда в цехе. Чтобы справиться с эпилепсией, от него требовалось лишь не гоняться за незнакомцами и не болтать всякую чепуху. Не так уж это и трудно.

– Но эпилепсия – это не сумасшествие, так ведь? – сказал Кайт. – Подумаешь, припадки. Одно притворство. Не кокетничайте.

Джо рассмеялся.

– У меня и припадков-то не бывает.

Кайт опустил голову, притворившись, будто заснул. Джо толкнул его, чувствуя облегчение от того, что его поддразнивают. Дома все относились к состоянию Джо слишком серьезно, чтобы над этим смеяться.

– Что ж. Надеюсь, вы найдете то, что ищете, – сказал Кайт. Он поколебался, а затем, казалось, принял какое-то трудное решение. Несколько секунд Джо наблюдал за его внутренней борьбой. – Но вам не стоит здесь задерживаться. Это небезопасно. Как только море замерзнет, возвращайтесь в Гаррис.

– Что?

– Маяк не горел неделю, а сейчас вы зажгли лампу… – он умолк, не закончив свою мысль. – Предыдущие смотрители исчезли. А теперь вы здесь совсем один, и вы знаете, как работают машины. За вами придут: вы представляете ценность. Вам нельзя здесь оставаться, – его голос звучал встревоженно, но негромко.

Прежде чем Джо успел ответить, сверху раздался какой-то стук. Они оба затихли. Несколько секунд не было слышно ничего, кроме завывания ветра за окном, но затем голоса снова заговорили. Звук исходил из спальни. Кайт прислушался, а затем направился туда. Джо пошел с ним. В комнате никого не было.

Джо ожидал, что Кайт скажет, будто это какое-то необъяснимое эхо, доносящееся из Эйрд-Уиг, но гость этого не сказал. Он трижды с силой стукнул костяшками пальцев в стену. Звук был глухим.

Они ждали. Джо подпрыгнул, когда со стороны стены донеслись три ответных удара.

– Господи.

– Хм, – сказал Кайт, столь же невозмутимый, как и тогда в море.

– Я обошел весь маяк с рулеткой, в стенах нет таких широких участков, чтобы там можно было спрятаться, – сказал Джо. – Я был на улице, потому что пытался понять, что происходит.

Если Кайт и разозлился, что его не предупредили о наличии на маяке привидений, то он этого не показывал.

– По крайней мере, кроме вас здесь никого.

– Да, не считая призраков. Полагаю, знакомых экзорцистов у вас нет?

– Нет, – он снова бросил взгляд на Джо, и тот увидел, что Кайт притворился, будто не заметил панической нотки в его голосе. – Но как-то в Глазго я познакомился с одним заклинателем.

– Кто такой заклинатель? – сказал Джо, испытывая одновременно благодарность и вину за то, что ищет поддержки у человека значительно моложе себя.

– Это как экзорцист, только без латыни. В общем, он просто что-то пробормотал на лестнице, и все были очень впечатлены: подозрительные звуки прекратились, как только соседи переехали.

Кайт коснулся стены кончиками пальцев, затем снова постучал по ней, на этот раз в определенном ритме, причем таком четком, что это напоминало мелодию песни. Повисла пауза. Кайт дернулся, когда стена постучала в ответ. Было непохоже, что стучат с другой стороны. Звук был в точности такой же, как когда стучал Кайт, – словно рядом с ними стоял кто-то невидимый. Джо уже немного успокоился. Ему придавало сил то, что боится не он один. От этого он чувствовал себя менее глупо.

– Вернемся вниз, – сказал Джо. – Если здесь призрак, то и бог с ним. Если ему что-то понадобится, пусть постучит.

Кайт кивнул и закрыл за ними дверь. Голоса возобновились, словно только и ждали, пока мужчины уйдут. Они переглянулись, но открывать дверь уже больше не стали.

– Вам придется лечь со мной, если хотите хоть немного поспать и не проснуться в три часа утра от моей истерики, – сказал Джо. Он не чувствовал неловкости, прося об этом. Поразительно, как уединение в замкнутом пространстве сближает людей. В тот миг он готов был доверить Кайту свою жизнь, а может, и жизнь Лили.

Беспокойный голос на задворках его сознания сказал, что это ошибка.

Столбик термометра все опускался и опускался: холодало даже внутри. Барометр свидетельствовал о шторме, и в перила балкона фонарного отсека бился ветер. Они вместе спустились к топке, чтобы заложить дров на ночь, затем вместе поднялись наверх, к постелям, которые устроили возле труб, разложив на полу подушки и одеяла. Снаружи над замерзшим морем змеился снег, переливаясь под светом лампы. Где-то через час голоса наверху стихли. Оторвавшись от очередной игры в карты – теперь на кону были только спички, – они переглянулись, но промолчали.

Что-то с грохотом ударилось в стену. Джо не сразу понял, что это всего-навсего распахнулась одна из ставен. Удар повторился.

– Как вы? – спросил Джо, увидев, что Кайт склонил голову и зажал руками уши. Кайт не то чтобы впал в панику – он казался слишком уравновешенным человеком, чтобы визжать или прятаться, – но его порыв явно был непроизвольным. Джо поставил бы не один коробок спичек на то, что в этом стуке дерева о стену Кайту слышалось нечто гораздо страшнее. Откуда-то же взялись шрамы от ожогов.

– Да, извините. Осторожно, – добавил Кайт, увидев, что Джо встал и распахнул окно, чтобы закрыть ставни. На пол посыпался град. Закрыв створки, Джо постоял пару секунд, пока к нему не вернулся слух. Кайт все еще напряженно смотрел на ставни.

– Это страшно? – наконец спросил Джо.

– Это… ну, вы сами знаете, – сказал Кайт. Он говорил тихо, но в голосе звучало напряжение. Он словно воздвиг каменную стену между собой и своими воспоминаниями.

– Нет, не знаю, – сказал Джо, сознавая, что давит на него. – Я отсиживаюсь в цехе, и единственное, что меня связывает с войной, – это производство артиллерии.

Джо видел, как Кайт пытается найти в каменной кладке зазор, стараясь не разрушить стену. Обнаружив его, он кивнул.

– Перед каждым боем мы засыпали палубу песком. Он был повсюду. Ходишь по ней, как по пляжу.

Джо кивнул.

– Как вы относитесь к пляжам?

– Страстно ненавижу, – сказал Кайт, оба рассмеялись, и стена выстояла.

Джо включил масляную лампу. Даже при обычном освещении, не говоря уже о беспощадном свете дуговой лампы, Кайт выглядел таким бледным, что местами казался почти прозрачным. На запястьях проступали синие вены. Теперь, когда его волосы высохли, стало видно, что они темно-рыжего цвета – такой оттенок Джо доводилось видеть только в окнах церкви. Руками гость обхватил собственную шею, словно мученик. На обожженной стороне он держал пальцы чуть выше шрамов, чтобы их не касаться. Джо протянул ему колоду карт. Сверху снова послышались голоса. Джо уставился в потолок. Он посмотрел вниз, когда Кайт перетасовал карты, с треском соединив две стопки. Его глаза были устремлены на Джо, и в них отражалась молчаливая просьба не обращать внимания на то, что происходит наверху. Джо уселся рядом с ним, прислонившись спиной к стене, и сложил из нескольких спичек пирамиду.

Вскоре голоса затихли. Теперь до них доносилось лишь завывание ветра в скалах и утесах. Этот звук вызывал ассоциации с утром: шум ветра напоминал свист кипящего чайника.

Джо так быстро заснул, что даже сам не заметил. Проснувшись ночью и обнаружив, что рядом никого нет, он сел и попытался вспомнить, не было ли воспоминание о мужчине, которого он вытащил из воды, лишь очередной эпилептической фантазией. Но тут снова послышались голоса, а затем тихие шаги по лестнице. Когда Кайт проскользнул в комнату, Джо вдруг охватила грусть.

– Вы тоже призрак, да?

Кайт опустился рядом с ним на колени.

– И да, и нет, – сказал он. – Поговорим об этом утром?

Согласившись, Джо снова погрузился в сон, невесело подумав: «Может, Кайт и призрак, но этот призрак, по крайней мере, к нему добр».

Глава 12

Кто-то потряс Джо за плечо. Он открыл глаза.

– В чем дело? – глухо спросил Джо. Было еще темно, и сперва он решил, что сейчас середина ночи, но потом вспомнил, что в этих краях почти всегда ночь. Рядом стояла лампа, и густые тени от мебели причудливо преломлялись на сужающихся стенах жилой комнаты.

– Уже утро. Лед замерз. Можем идти.

– Что?

– Сейчас шесть часов, – снова начал Кайт.

– Вы шутите.

– М-м, нет.

Джо изумленно рассмеялся.

– Я целую вечность нормально не спал. Я заберу вас домой, ваше общество идет мне на пользу. Ладно, давайте поищем снаряжение. У входа есть шкаф, – на полпути к двери Джо остановился: он смутно вспомнил, как проснулся среди ночи, охваченный тоской, но воспоминание было таким мимолетным, что он принял его за сон.

После ветреной ночи темное утро казалось неестественно спокойным. Тишину нарушало лишь потрескивание льда. На ступеньках и на каменистой пристани замерзли морские брызги, и спуск на лед занял целых десять минут.

Поскольку башня стояла высоко на скале, свет от дуговой лампы падал таким образом, что лед, окружавший остров вдоль берега, был погружен в глубокую тень. Им пришлось преодолеть не меньше ста футов в полной темноте, пока на лед наконец не легли первые проблески света. Их собственные тени, выступившие из тени острова, казались неестественными, непропорциональными, как гигантские куклы с карнавала Марди Гра.

Джо удивленно взглянул на Кайта, когда тот жестом указал, что им следует держаться левее.

– Чтобы добраться до места, нужно пройти между столбами, – он говорил тихо, словно кто-то стоял рядом и подслушивал.

Джо растерянно огляделся. Густой красный свет, лившийся сквозь цветную линзу маяка, образовывал на льду пугающую кровавую полосу. Столбы были совсем не по пути.

– Что? Это, конечно, очень интересно, но я не хочу задерживаться здесь дольше, чем…

– Вы ведь проплыли между ними по пути сюда?

– Да.

Кайт кивнул.

– Если не перейдете между ними снова, то окажетесь не в той гавани, откуда приплыли.

Джо замедлил шаг.

– Что?

Кайт оглядел Джо своими зелеными глазами, снова напомнив ему застывшего в нерешительности волка.

– Я не смогу объяснить, это нужно показывать.

То, что было ночью, ему не приснилось. Джо проснулся, и Кайт сказал, что он призрак. Теперь он вспомнил.

Весь этот путь Джо проделал в компании призрака.

По крайней мере, это был добрый призрак. Сглотнув, Джо кивнул и последовал за ним к столбам.

– Посмотрите на сушу сквозь столбы, – сказал Кайт. – А потом – слева или справа от них.

Все было так же: лед, холод, снег, кружащийся на ветру, – но огни в гавани изменились. Их стало меньше.

Когда Джо смотрел между столбами, огни, которые он видел справа и слева от них, исчезали. Как если бы он стоял на месте и следил за движениями своего пальца, закрывая попеременно то один, то другой глаз. Он встал прямо за одним из столбов и посмотрел налево, а затем направо.

– Видите? – спросил Кайт.

– Я… не понимаю.

– Подойдите к столбам с другой стороны и посмотрите на маяк. Сначала между ними, а потом – слева или справа от них.

Помедлив, Джо подошел к столбам со стороны материка и посмотрел на запад по правую сторону от них. Маяк был темным и полуразрушенным, а человек, стоявший в трех футах от Джо, исчез. Затем он встал между столбами и посмотрел на маяк снова. Теперь тот выглядел новым, фонарь был включен, а рядом, прислонившись к камню, стоял Кайт. Джо пришлось проделать это трижды, чтобы убедить себя в реальности того, что видит.

Джо понял, что до этого момента толком не рассматривал Кайта и не слушал его. Песок на палубе? Корабли были уже не такими хрупкими, чтобы от одного выстрела пойти ко дну вместе со всеми пушками, да и откуда на палубе возьмется столько крови, что ее пришлось бы засыпать песком. Даже в Шотландии.

– Где, вы сказали, вы сражались?

– Трафальгар. Лондон. Ньюкасл.

Джо почувствовал, как его желудок ухнул вниз, ударившись о тазовые кости.

– Значит… я смотрю сквозь время?

Кайт кивнул.

– Да. Ваше время – там, за столбами. А на этой стороне 1807 год.

1807 год – девяносто три года назад. Одно дело – осознавать разницу во времени, и иное – слышать, как другой человек говорит о ней как об очевидном факте.

– Но маяк ведь новый, как он может… – начал Джо, а потом наконец понял. – Мы построили маяк не на той стороне.

– Да. Ваши строители проплыли между столбами, ни о чем не подозревая. На нашей стороне об этом узнали, потому что местные связались с адмиралтейством. Они подумали, что это французы занимаются на острове чем-то подозрительным.

– Понимаю.

Кайт склонил голову, словно хотел сказать, что не понимать – вполне естественно.

– Призраки, которых вы слышали на чердаке, – это мои люди, просто они на стороне будущего. Видимо, их снесло течением после того, как я упал.

Джо скрестил руки на затылке. От нахлынувших мыслей его голова отяжелела.

– И резкий приход зимы на моей стороне. На этой стороне холоднее, но столбы служат воздушным клапаном, так что…

– Да. Похоже, что в будущем действительно теплее – не знаю почему.

– И моя… моя открытка! – его собственный голос звучал словно издалека. Джо поразился, как быстро человек может принять то, что прежде казалось ему невероятным. Но, возможно, дело было в нем самом: ему все в этом мире казалось удивительным, ведь у него не осталось базовых представлений о том, что такое норма. – Кто-то прислал мне ее… с вашей стороны. А может, и я на самом деле с вашей стороны? Это бы многое объяснило.

– Может быть, – тихо сказал Кайт.

Джо почувствовал, как внутри у него затеплился огонек надежды.

– Можете взять меня с собой? Я не знаю, что со мной произошло, и это сводит меня с ума. Если я правда оттуда…

– Нет, – сказал Кайт. – Нет, не могу, – казалось, его что-то терзает. – Мы с экипажем приплыли сюда, потому что нам приказали забрать вас. То есть забрать того, кто приехал починить маяк. В наше время идет война против Франции. Вы… слышали об этом?

– Да, Наполеоновские войны.

– Мы терпим поражение. Французы окружили Эдинбург и перебрасывают туда войска с материка, скоро начнется настоящая осада. Адмиралтейство – английское адмиралтейство – хочет заполучить изобретения будущего, чтобы спасти положение. Оружие, машины, что угодно…

– Ну и прекрасно!

Джо был потрясен. Он сам не верил, что только что это произнес. Часть его разума – та, где непрестанно крутились мысли о Мэделин, той открытке и человеке, ждавшем на темном берегу, – никак не затихала. Все остальные мысли отошли на задний план. Что насчет Элис, и работы, и Лили, которая, ничего не понимая, ждет его в крошечной ночной сорочке с уточкой? Но той, первой, части не было до этого дела.

– Ничего прекрасного! – Кайт крепко схватил Джо за плечи. – Вы окажетесь на страшной войне. Каждый третий моряк через год службы погибает. Даже если вы выживете, не надейтесь, что я смогу вернуть вас обратно. Так что если вы не готовы оставить свою жизнь навсегда и пойти навстречу тому, что, возможно, вас убьет, – тогда нет. Вы только что спасли мне жизнь, – его голос сорвался. – Пожалуйста, не заставляйте меня вести вас на смерть.

Джо почувствовал, что разрывается надвое. Он должен был узнать, должен, ведь Джо понимал: скоро наступит день, когда он сдастся. Он будет лежать ночью без сна, глядя на отблески лиловых огней на крашеном глянцевом плинтусе в спальне, не зная, почему не спит, не зная, почему ему привиделся человек, который его ждал, не зная, кто такая Мэделин и где она. Все это будет уже не важно – и от этой мысли ему становилось не по себе.

Но еще есть Лили.

На самом деле выбора у него не было.

– Наверное, вам нужно помочь своим людям? – с трудом произнес Джо. Он был готов расплакаться, но разум подсказывал, что, если слезы замерзнут, пробираться по льду придется вслепую.

– И найти наш корабль, – подтвердил Кайт. Он смотрел на Джо с грустью и сожалением. Джо машинально кивнул. Решение остаться, не знать, не выяснять надломило что-то у него внутри. Он не мог сказать, что именно и каковы будут последствия, но понимал, что последствия будут. Может, так лучше – оставить все это в прошлом. Лили скоро подрастет и начнет говорить. Ну а если он сломлен, ему придется научиться с этим жить.

– Удачи, – сказал он.

– Спасибо, – в голосе Кайта не прозвучало особенного облегчения. – Когда вернетесь в пансион, не поддавайтесь на уговоры остаться. Хорошо? Вам нужно выбираться отсюда.

– Ладно, – тихо сказал Джо. Он обнял Кайта. Это было мучительно – даже сквозь одежду Джо чувствовал, какой тот худой. Кайт выглядел так, словно мог убить кого-нибудь одной левой, но вблизи оказалось, что Джо крупнее его. Оставить Кайта на палубе, которую приходилось засыпать песком, казалось Джо равносильным убийству. – У вас не будет проблем из-за того, что вы меня не забрали?

– Нет. Я могу сказать, что на маяке никого не было. Кто-то починил фонарь и уехал.

Джо не мог просто взять и уйти. Он пытался придумать, что сказать Кайту, чтобы хоть как-то ему помочь.

– Вы правы. Насчет осады Эдинбурга. Это знаменитое событие. Оно скоро произойдет. В этом году.

– Как это будет?

Джо тряхнул головой.

– Французский флот обстреливал город до тех пор, пока не сровнял его с землей. А потом… – он умолк, потому что читал об этом не так давно. Месье Сен-Мари принес Джо груду книг по истории, чтобы он должным образом изучил мир. Когда Джо их читал, все это казалось ему обыденным, это были просто факты, но теперь, когда он рассказывал о них человеку, которому только предстояло это пережить, все события и цифры комом встали у него в горле. – Они приказали всем выжившим вырыть длинную траншею за городом, якобы в оборонных целях, а потом заставили спуститься туда и расстреляли. На этом война закончилась. Вам нужно бежать. Плывите на Ямайку вместе с экипажем – там сопротивление имело успех. Сейчас это свободная страна. Ну, относительно, – вынужден был добавить он, потому что у него перед глазами предстала Элис, которая, постукивая ногой по полу, напоминала, что родная тетя продала ее за кусок земли на ананасовой ферме.