Сибирский кокон бесплатное чтение

Часть 1. Пробуждение Теней

Глава 1: Город, который забыли

Лето 1993 года встретило город Колымажск холодным утром. Туман, словно серая вата, цеплялся за ржавые трубы котельных и пустые глазницы заброшенных домов. На улицах пахло сыростью и гниющими листьями, хотя июль давно должен был высушить грязь. Город, затерянный в сибирской тайге, медленно разлагался, как старая рыба, выброшенная на берег.

Иван прижался спиной к облупившейся стене магазина «Рассвет», сжимая в кармане пустой полиэтиленовый пакет. Сквозь треснувшее стекло витрины он разглядывал полки: банки с тушёнкой, пачки макарон, бутылки подсолнечного масла. В животе урчало – отец снова пропил продукты.

– Ну давай, герой, – прошептал он себе, натягивая на лицо шерстяную маску.

Дверь магазина скрипнула, будто протестуя. Продавщица Марфа, женщина с лицом, изрезанным морщинами глубже, чем колеи на грунтовке, копошилась за прилавком.

– Ты чего, Ванька? – не оборачиваясь, буркнула она. – Опять папка зарплату пропил?

Иван замер. Он и не знал, что Марфа видит его отражение в стеклянной витрине с дешёвыми духами. Рука сама потянулась к банке сгущёнки.

– Стой! – Марфа швырнула в него мокрой тряпкой. – Всё равно ж тебя милиция в лепёшку расшибёт. Как отца.

Из-за угла донесся смех. Трое парней в куртках с меховыми капюшонами, расшитых цветными нитками, блокировали выход. «Тени тайги». Лидерша, Аня, щёлкнула складным ножом.

– Наш район, русский, – сказала она, и бисер на её амулете в виде медведя звякнул.

– Твоя тайга вон там, – Иван кивнул на север, но сердце ёкнуло. Аня смотрела на него так, будто видела насквозь.

На стене СТО через дорогу алела свежая надпись: «Здесь нет будущего. 1993». Ветер донёс запах гари – где-то горела свалка.

– Убирайся, пока цел, – Аня провела лезвием по косяку, оставив белую царапину.

Иван выронил банку. Сгущёнка со звоном покатилась к ногам Марфы.

– Всё, – фыркнула продавщица, – ваши банды скоро друг друга сожрут.

Он выбежал на улицу, спотыкаясь о разбитую плитку. Где-то вдали, за рёвом дизельного генератора, послышался гул – низкий, как стон земли. Но Иван не обратил внимания. Он думал о том, как ненавидит этот город, где даже вражда стала обыденностью, как ржавчина на трубах.

Глава 2: Волки и духи

Лесопилка Колымажска напоминала скелет гигантского зверя: ржавые пилы торчали из земли, как клыки, а горы опилок гнили под дождём, пахнув кислой плесенью. Цех №3, давно заброшенный, стал штабом «Волков». На дверях красовалась выцветшая табличка: «Сила – наш закон».

Иван пнул пустую бутылку из-под водки, и та со звоном покатилась по бетону. Внутри цеха горел костёр из старых паллет. Дым стелился под потолком, цепляясь за паутину и облупившуюся краску.

– Ну что, вождь, снова с пустыми руками? – Серый, правый глаз Ивана, поднял голову от точения ножа. Его лицо освещалось пламенем, делая шрам от уха до подбородка похожим на трещину в камне.

Остальные пятеро обернулись. В углу спал Бородач, укрывшись курткой с нашивкой волка. На стене за ним висел «трофей» – эвенкийский лук, отнятый в прошлой стычке с «Тенями».

– Аня опередила, – буркнул Иван, швыряя в костёр пустой пакет. – Марфа чуть тряпкой не прибила.

– Тряпкой? – засмеялся Костястый, самый младший. – Да мы бы весь «Рассвет» в щепки…

– Заткнись, – рыкнул Серый. – Ты ещё молоко под мамкиной юбкой пил, когда мы с «Тенями» на ножах рубились.

Флешбек нахлынул внезапно. Иван снова почувствовал запах перегара. Отец, шатаясь, бил его ремнём по спине: «Чмо ты! Кому ты нужен?». А потом – холодный пол, кровь на губах и надрывный вой ветра за окном. Сейчас тот же вой доносился из щелей цеха.

– Слышь, – Серый ткнул ножом в сторону двери. – Петрович сказал, «Тени» опять шаманят у реки. Говорят, духи злятся из-за шума на лесопилке.

– Какие духи? – засмеялся Костястый. – Они сами как призраки: шарятся, шепчутся…

– Молчи, – Иван схватил его за воротник. – В прошлом году их шаман наслал на Бородача лихорадку. Ты б тогда видел, как он три дня трясся.

Тишину разорвал грохот. Все вздрогнули. Бородач упал с лавки, смахнув лук со стены.

– Чё за…? – Серый вскочил, сжимая нож.

Иван подошёл к окну, затянутому плёнкой. За лесопилкой, у штабелей брёвен, метались две фигуры в меховых капюшонах. «Тени». Один из них что-то чертил на земле палкой.

– Опять ритуалы свои устраивают, – прошипел Серый. – Надо бы их…

– Не трожь, – Иван схватил его за руку. – Батя Петровича говорил: «Не лезь в их дела, пока они за реку не зашли».

Костястый поднял лук «Теней», натянул тетиву.

– Брось! – Иван выбил оружие. Лук со звоном ударился о станок. – Ты не знаешь, как они стреляют.

Внезапно завыл ветер. Пламя костра погасло, будто кто-то дунул со стороны тайги. В темноте заскрипели балки.

– Эй, это они? – прошептал Бородач.

Иван зажёг спичку. На стене, где висел лук, теперь зияла надпись, выжженная будто молнией: «Они близко».

– Что за хрень? – Серый тыкал ножом в почерневшие доски.

– Духи, – пробормотал Бородач, крестясь. – Это они…

Иван потрогал надпись. Пальцы обожгло холодом. Где-то в глубине цеха что-то щёлкнуло – точь-в-точь как звук отцовского ремня, расстёгиваемого ночью.

– Всем спать, – приказал он. – Завтра проведаем «Теней».

Но сам он не спал. Лёжа на мешках с опилками, смотрел, как луна пробивается сквозь дыры в крыше. Надпись на стене светилась слабым синим светом. «Они близко» – но кто?

Аня бы знала. Но спросить её он не мог.

За стеной завыл волк. Или ветер. Или что-то ещё.

Глава 3: Школа-призрак

Заброшенная школа №2 стояла на краю Колымажска, словно призрак советского прошлого. Окна зияли битым стеклом, а по стенам ползла чёрная плесень, напоминающая паутину. Аня прижала к груди потрёпанный рюкзак, озираясь по сторонам. Она знала, что учебники для сестры Маши надо искать в подвале – там когда-то был склад, куда свалили всё, что не успели сжечь после закрытия школы.

– Духи, простите за вторжение, – прошептала она на эвенкийском, переступая через порог.

Ветер гулял по коридорам, шурша обрывками газет с портретами Ленина. На полу валялась разбитая парта, из неё торчал ржавый гвоздь, похожий на коготь. Аня спустилась в подвал, освещая путь фонариком. Луч выхватил из темноты груду книг, покрытых пылью.

– «Алгебра. 7 класс», – прочитала она вслух, смахивая паутину. – Идеально.

Внезапно сверху донеслись шаги. Аня замерла. Чьи-то ботинки скрипели по битому стеклу.

– Серый, ты? – раздался мужской голос.

Иван. Он спускался по лестнице, прижимая к боку окровавленную руку. Его куртка была порвана, а в глазах читалась ярость.

– Ты что здесь делаешь? – Аня схватилась за нож за поясом.

– Милиция гонится… за «Волками», – выдохнул он, прислонившись к стене. – Думал, тут спрятаться.

Аня заметила, как дрожат его руки. Не от страха – от злости.

– Ваши люди сожгли наш лагерь в тайге, – сказала она холодно. – Теперь и школу хотите уничтожить?

– А ваши шаманы наслали болезнь на лесопилку! – Иван вытер кровь с лица. – Бородач две недели с температурой метался.

– Не шаманы, – Аня шагнула ближе, – а духи. Вы разорили священное место.

Они замолчали, услышав скрип тормозов у школы. Чей-то голос прокричал: «Ищите внутри!».

– Чёрт, – прошипел Иван. – Это Семёнов, начальник милиции.

Аня потушила фонарик. Темнота сомкнулась вокруг, и вдруг из глубины подвала донесся слабый синий свет.

– Туда, – толкнула она Ивана к узкому проходу за стеллажами.

Они протиснулись в комнату, где когда-то хранили реактивы. Стены были испещрены странными символами – спиралями, переплетавшимися с угловатыми линиями. Знаки светились, как фосфор, отбрасывая тени на лица.

– Что это? – Иван прикоснулся к стене.

– Не знаю, – Аня почувствовала, как амулет с медведем на груди стал тёплым. – Похоже на… письмена. Но таких я не видела.

Символы пульсировали в такт их дыханию. Внезапно изображение в центре стены ожило – треугольник с глазом, как у совы, повернулся к ним.

– Надо валить, – Иван отшатнулся.

– Подожди, – Аня вытащила блокнот и быстрыми штрихами зарисовала символы. – Это может быть важно.

Сверху грохнула дверь.

– Здесь! – крикнул чей-то голос.

Аня потянула Ивана за рукав:

– Знаю выход. Через тоннель в котельной.

Они бежали по подвалу, обходя ямы в полу. Синие символы мерцали за их спинами, будто провожая. Когда они выбрались наружу через ржавую решётку, Иван остановился, задыхаясь.

– Спасибо, – пробормотал он. – Но это ничего не меняет.

– Знаю, – Аня сунула блокнот в рюкзак. – Но если эти знаки связаны с тем, что происходит… нам придётся говорить снова.

Она исчезла в сумерках, а Иван посмотрел на свою окровавленную ладонь. Там, где он коснулся стены, остался след – крошечный светящийся треугольник. Он стёр его о куртку, но пятно продолжало пульсировать, как второе сердце.

Глава 4: Пророчество бабушки

Чум бабушки Ани пах дымом можжевельника и сушёной рыбой. Стены из оленьих шкур, прошитых сухожилиями, дрожали от ветра, а амулеты на потолке – когти медведя, перья филина, пучки трав – шелестели, будто перешёптывались. Бабушка сидела у очага, её лицо, изборождённое морщинами, напоминало карту забытых троп.

– Садись, девочка, – сказала она, не поднимая глаз от костяной чаши, где дымилась густая смесь из кореньев. – Духи шепчут, что ты принесла в рюкзаке не только книги.

Аня вытащила блокнот с зарисовками символов из подвала. Бумага хрустнула, будто живая.

– Это… в школе нашла. Ты такое видела?

Бабушка провела пальцем по рисунку, и чаша внезапно вспыхнула синим пламенем. Аня отпрянула.

– Когда я была меньше тебя, – начала шаманка, – мой отец рассказывал о времени, когда небо расколется. Придут духи металла и огня. Они не будут слушать голос тайги. Их сердца – холодные камни.

Она встала, её тень заплясала на шкурах, превращаясь в силуэт зверя с клыками.

– Они накажут тех, кто губит землю. Кто рубит священные деревья, отравляет реки… – Бабушка посмотрела на Аню так, что та почувствовала холод в груди. – Или тех, кто не верит.

– Это всего лишь сказки, – Аня сжала блокнот. – Такие знаки… может, учёные их оставили? Геологи?

Бабушка хрипло рассмеялась:

– Учёные не рисуют глазами совы. – Она ткнула в центральный символ. – Это знак Найнача – духа, что живёт между мирами. Он приходит, когда равновесие рушится.

За стеной чума завыла собака. Не обычный лай – протяжный, похожий на стон. Аня вспомнила отца: он тоже смеялся над «бабушкиными сказками», а через неделю исчез в тайге. Нашли только его нож – лезвие было скручено в спираль.

– Возьми, – бабушка сунула ей мешочек из рыбьей кожи, туго перевязанный конским волосом. – Полынь, корень морошки и… кое-что ещё. Защитит, когда металльные духи коснутся тебя.

Аня потянулась было отказаться, но мешочек вдруг стал тёплым, словно живой. Спрятала его в карман.

– Ты должна быть готова, – голос бабушки стал резким. – Твой русский мальчик…

– Он не мой! – Аня вскочила, задев амулеты. Коготь медведя упал в пепел.

Бабушка закрыла глаза:

– Он будет рядом, когда небо загорится. Но выберет ли он правильную сторону?

На улице заскрипели шаги. Маша, младшая сестра, вбежала в чум, задыхаясь:

– Аня! В лесу… волки… они светятся!

Бабушка кивнула, как будто ждала этого.

– Начинается.

Аня выбежала наружу, сжиная мешочек. Санька, её младший брат, спал в углу чума, укрывшись оленьей шкурой…За рекой, над лесопилкой, мерцало багровое зарево – будто кто-то поджёг само небо. Но это не был пожар. Это было что-то… живое.

Мешочек в кармане вдруг затрепетал. Аня не поверила бабушкиным сказкам. Но почему же ей так хотелось кричать от страха?

Глава 5: Пожар на СТО

Сарай СТО пах машинным маслом и пылью. Николай, хозяин мастерской, сидел на перевёрнутом ящике из-под снарядов, чистя ствол старого автомата Калашникова. Шрамы на его руках – не от войны в Афгане, а от «мирной» жизни в Колымажске – белели при свете керосиновой лампы. Сегодня ночью он видел, как «Волки» шныряли возле склада. Ждал.

– Пацаны, давайте быстрее! – зашептал Костястый, обливая бензином ящики с запчастями. – Старый афганец тут как танк прикопан.

Серый чиркнул зажигалкой. Пламя прыгнуло на лужу бензина, поползло к стенам.

– Гори, ящер! – засмеялся Бородач, швыряя в огонь промасленную тряпку.

Через минуту склад пылал. Дым, густой и едкий, выбивался из щелей, смешиваясь с туманом. «Волки» отбежали к лесу, но Иван замер, глядя, как огонь лижет табличку «СТО Николая. Ремонт с 1987». Он вспомнил, как Николай вышвырнул их друга Толика за кражу аккумулятора: «Армия вас, сопляков, не научила уважать чужое?». Теперь месть осуществилась.

Сарай СТО наполнился едким дымом, но пламя, охватившее угол с ящиками запчастей, ещё не успело перекинуться на главный цех. Николай, хозяин мастерской, выскочил наружу, хрипло крича в телефонную трубку:

– Пожар! Улица Ленина, 12!

«Волки», спрятавшиеся за штабелями брёвен, наблюдали, как огонь лижет стену.

– Чёрт, – прошипел Иван, – тут всё взлетит на воздух…

– Нас же спалят! – дёрнул его Серый. – Валим!

Они скрылись в тайге, а через десять минут к СТО подъехала пожарная машина Урал-375. Из кабины выпрыгнул начальник пожарной охраны Виктор Огнев – коренастый мужчина с щетиной и глубоким шрамом через бровь. Его люди моментально раскатали рукава.

– Воды давай! – рявкнул Огнев, натягивая противогаз. – Только не цех, тушите угловой склад!

Струя воды врезалась в пламя. Дым смешался с паром, но уже через полчаса огонь сдался. Николай, стоя в стороне, разглядывал повреждения: обгорели три ящика с болтами, почернела стена, но станки и инструменты в цехе даже не покрылись копотью.

– Повезло, – Огнев снял каску, вытирая пот. – Подожгли аккуратно. Словно хотели напугать, а не уничтожить.

– Напугать? – Николай пнул оплавленный угол балки. – Посмотрите на это.

Металл был скручен в спираль, будто его нагрели до тысяч градусов. На стене проступал едва заметный символ – треугольник с зубчатыми краями.

– Как будто резали лазером… – пробормотал Огнев, проводя рукой по шраму на щеке. – Это не подростки.

– Вот именно, – Николай поднял с земли металлический осколок. Тот был холодным, хотя вокруг всё ещё тлело.

В небе прогудел вертолёт. Мешок с красным крестом упал у ворот, подняв облако пыли. Огнев нахмурился:

– Военные? Что они тут забыли?

– Не ваше дело, – Николай сунул осколок в карман. – И это тоже.

Мэр Григорий Павлович Барсуков подъехал на чёрной «Волге», едва пожарные свернули рукава. Его пиджак трещал по швам, когда он тыкал пальцем в Петровича, хозяина лесопилки:

– Твои волчата чуть город не спалили! Ещё одна выходка – закрою лесопилку!

Петрович молча курил, глядя, как Огнев забирает в пакет обгоревшие обломки. Николай отвернулся – в кармане жгло, будто осколок излучал холод.

Аня, спрятавшаяся за забором, сжала бабушкин мешочек. Трава внутри пахла горелым металлом. Она видела, как Иван убегал в лес, но сейчас думала не о нём. На стене СТО, под копотью, светился тот же символ, что и в подвале школы.

– Начинается, – прошептала она, а вдали, над тайгой, мелькнула синяя вспышка.

Глава 6: Река двух миров

Река Колымажка делила город на два берега – русский, с покосившимися заборами и ржавыми трубами, и эвенкийский, где из-за сосен выглядывали остроконечные чумы. Старый мост, когда-то красный, теперь покрылся ржавчиной и седыми лишайниками. Его перила давно сгнили, и только ивы, сплетённые над водой, держали конструкцию, словно руки молящегося.

Иван сидел на краю моста, свесив ноги в пропасть. Рукава его куртки были закатаны, обнажая ожог от пожара на СТО – красная полоса, похожая на след когтя. Он тыкал ножом в гнилые доски, выковыривая ржавые гвозди. Каждый удар отзывался болью в ране.

– Хочешь, чтобы сепсис добил? – раздался голос за спиной.

Аня стояла в трёх шагах, держа в руках пучок мха и берестяную коробочку. Её амулет с медведем покачивался на ветру.

– Отвали, – буркнул Иван, но тут же вздрогнул: она уже опустилась рядом, вытаскивая из коробочки что-то похожее на жир.

– Это жир барсука и чага, – сказала Аня, намазывая смесь на тряпицу. – Если не хочешь, чтобы рука отсохла, сиди смирно.

Иван стиснул зубы, когда она прижала компресс к ожогу. Холодок сменился жжением, но боль утихла.

– Почему вы ненавидите нас? – выдохнул он, глядя на противоположный берег, где дымились трубы лесопилки.

Аня завязала тряпицу узлом, резче, чем нужно.

– Вы даже не видите, как убиваете то, что вас кормит. Каждое срубленное дерево – это горечь в воде. Каждый пожар – крик земли.

– Мы просто выживаем, – Иван сжал кулак. – Ваши шаманы тоже не святые.

Иван потёр ладонь. Светящийся треугольник, оставшийся после прикосновения к стене в школе, пульсировал в такт гулу из тайги.

Аня встала, отряхивая руки.

– Шаманы слышат голоса, которые вы заглушаете водкой.

Она повернулась уходить, но Иван выхватил из кармана перочинный нож – тот самый, с гравировкой волка. Положил его на перила моста, где когда-то висела табличка «Дружба народов».

– Возьми. Чтобы резать травы или… что там вы делаете.

Аня взглянула на нож. Символ волка на лезвии мерцал в такт её амулету, будто они оба чувствовали приближение чего-то чужого. В её глазах мелькнуло что-то, похожее на грусть.

– Ты не понимаешь, что уже началось, – сказала она и исчезла в зарослях ивняка.

Иван остался один. Под мостом вода несла обломки – щепки от лесопилки, пустые бутылки, обрывки газет. Нож на перилах блестел, как единственное целое в этом хаосе.

А через час, когда стемнело, символы на лезвии – волк, выгравированный Иваном, – начали светиться синим, будто отвечая на звёзды, которых в небе становилось всё больше.

Глава 7: Тайна милиции

Кабинет начальника милиции Семёнова напоминал бункер: окна завешаны тёмными шторами, на столе – ворох бумаг с печатями «СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО», а на стене висела карта района с десятком красных крестов вокруг Колымажска. Сам Семёнов, грузный мужчина с щетиной и вечными пятнами пота на рубашке, разминал виски, глядя на телеграмму. Бумага пахла химической горечью, как будто её печатали не чернилами, а кислотой.

**«15.07.1993. Подготовить объект «Метеор». Уничтожить свидетелей. Группа «Рассвет» в пути. Не допустить утечек. Ответ: 145-32».

Он достал из сейфа папку с тем же номером – 145-32. Внутри – фотографии: перекрученные деревья в тайге, оплавленные камни, следы, похожие на когти трёхметрового зверя. И отчёт геологов: «Аномальное магнитное поле. Радиация в норме. Природа явления – неземная».

– Чёртов цирк, – проворчал Семёнов, наливая в стакан тёмный самогон.

В дверь постучали. Вошёл участковый Горохов, щуплый и вечно напуганный.

– Товарищ начальник, в камере тот эвенкец… опять бредит. Говорит, видел огненного змея с глазами как у совы.

– Отпусти, – Семёнов отхлебнул самогонку, морщась.

– Но он же…

– Отпусти, я сказал! – Семёнов швырнул стакан в стену. Осколки брызнули на портрет Ельцина. – Чтобы ни единой жалобы! Никаких протоколов!

Когда Горохов сгинул за дверью, Семёнов открыл нижний ящик стола. Там лежал пистолет Макарова и медальон – подарок «друзей» из Москвы. На медальоне был выгравирован тот же символ, что и на стене в подвале школы: треугольник с совиным глазом.

– Готовьте объект, – пробормотал он, глядя на карту. Красные кресты теперь складывались в круг, центром которого была лесопилка.

В камере эвенкийский охотник, Тускар, сидел на полу, напевая горловую песню. Его лицо, изрезанное морозами и ветром, не выражало страха – только грусть.

– Вали, старик, – проворчал Горохов, отпирая дверь. – И чтоб я тебя больше не видел!

Тускар вышел, вдыхая воздух, пахнущий грозой. Он посмотрел на небо, где клубились чёрные тучи, и достал из-за пазухи коготь медведя.

– Духи уже здесь, – сказал он на эвенкийском, – но слепые не увидят огня, пока не сгорят.

А в кабинете Семёнов обвёл дату «15 июля» в календаре жирным крестом. Ровно через три дня. Он не знал, что в ящике стола его пистолет уже покрылся лёгким слоем инея – словно его принесли с сорокаградусного мороза посреди лета.

Глава 8: Пир перед концом

Бар «У Геннадия» утопал в сизом дыму и гуле пьяных голосов. Геннадий, хозяин заведения с лицом боксёра-неудачника, швырнул на стол поднос с облупленными рюмками. «Волки» заняли весь угол – пили самогон, закусывая воблой, и орали похабные частушки. Серый барабанил ножом по столу, а Бородач, уже нарезавшийся, пытался танцевать на столе, сбивая плакат «Спасибо, Ельцин, за свободу!».

Иван сидел в стороне, вертя в руках пустую рюмку. На столе перед ним лежал перочинный нож, который он так и не забрал с моста. Отблески огня от печки-буржуйки дрожали на лезвии, будто пытались оживить гравировку волка.

– Эй, вождь! – Костястый шлёпнул его по плечу, расплёскивая самогон. – Чего киснешь? Мы ж победили!

– Да он по эвенкийской шаманит, – фыркнул Серый. – Слышь, Вань, она тебе наворожила, да?

Иван хотел ответить, но дверь бара с треском распахнулась. В проёме стоял его отец, Алексей Фёдорович, в грязной телогрейке и с бутылкой «Столичной» в руке. Его глаза, мутные и красные, метнулись к столу.

– Сыно-о-к! – заорал он, шатаясь. – Ты чего это… шашлык без бати жрёшь?

Бар затих. Геннадий схватился за дубинку под стойкой. Иван сжал кулаки:

– Уходи, отец.

– Я тебе уйду! – Алексей Фёдорович швырнул бутылку. Та разбилась о стену, забрызгав пол осколками и водкой. – Ты СТО спалил! Меня Петрович выгнал!

Он рванулся к столу, сгребая всё на своём пути. Бородач, споткнувшись, рухнул на пол. Серый вскочил с ножом, но Иван перехватил его руку:

– Не лезь!

– Ах ты… – Отец схватил Ивана за куртку. – Сука! Я тебя…

Удар пришёл сам собой. Иван всадил кулак в отцовский живот, потом в челюсть. Тот рухнул на пол, захлёбываясь слюной и проклятиями.

– Ты… ублюдок…

Иван наклонился, дрожа от ярости:

– Ты сам меня научил бить слабых.

В этот момент он встретился взглядом с Аней, стоявшей в дверях. Она пришла за лекарством для бабушки – бар «У Геннадия» был единственным местом, где продавали бинты. В её глазах не было ни страха, ни осуждения. Только холодная ясность, как у того совиного символа в подвале.

– Всё, шоу кончилось! – рявкнул Геннадий, выдворяя пьяную толпу.

Иван выбежал на улицу, давясь гневом и стыдом. За углом его догнал Николай, хозяин СТО. На лице афганца не было злости – только усталость.

– Ты ещё пожалеешь, что разбудил то, что спало, – сказал он, кивая на чёрное небо.

Николай сунул ему в руки холодный металлический ящик: "Возьми. Твоим волчатам это пригодится больше, чем мне"

Иван поднял голову. Над тайгой мерцало багровое зарево – будто гигантский глаз приоткрылся за облаками. Ветер донёс вой, похожий на скрежет металла.

– Что это? – прошептал Иван.

Иван сжал кулак, чувствуя, как треугольник на ладони жжёт кожу. Он словно реагировал на багровое зарево…

Но Николай уже ушёл, а из темноты вынырнула Аня. Она бросила к его ногам мешочек с травами.

– Это не для тебя, – сказала она. – Для тех, кому придётся тебя спасать.

Когда она исчезла, Иван поднял мешочек. Внутри, среди кореньев, лежал крошечный кристалл – синий, как те символы в подвале. Он обжёг пальцы, но Иван не бросил его. Где-то вдали, за рекой, завыла сирена.

Глава 9: Знамения

Тайга молчала. Не так, как затихает перед грозой, а словно затаила дыхание. Даже комары, вечно звенящие тучами над болотами, исчезли. Аня шла впереди, сжиная в руках берестяную корзину, а её младший брат Санька плелся следом, лениво пиная шишки.

– Бабушка говорила, тут рыжики должны быть, – Санька скривился, раздвигая папоротник. – А тут только гниль да мох.

– Не ной, – Аня остановилась, прислушиваясь. Где-то вдали, за стеной кедров, завыл волк. Один, другой. Звук, обычно леденящий душу по ночам, сейчас казался неестественным – будто звери выли от боли, а не от голода.

– Слышал? – обернулась она.

– Ну и что? – Санька сгрёб горсть мха, швырнул в сторону. – Может, волчата балду гонят.

Но Аня уже шла на звук. Ноги сами несли её вглубь чащи, где воздух густел, словно желе. Санька, ворча, поплёлся за ней.

– Ты как шаманья кукла, – буркнул он. – Всю жизнь за этими духами бегаешь…

Он замолчал, когда они вышли на поляну. В центре, под сломанной сосной, лежал лось. Величественные рога впились в землю, а бока, ещё недавно могучие, теперь были втянуты, как у старой лошади. Но страшнее всего была шкура – покрытая синеватыми кристаллами, они росли из плоти, как ледяные цветы, переливаясь в редких лучах солнца.

– Что… это? – Санька шагнул назад.

Аня опустилась на колени. Кристаллы были тёплыми. Её амулет с медведем затрепетал, будто пытался вырваться.

– Не трогай! – Санька схватил её за рукав. – Это радиация, да? Мы сдохнем!

– Это не радиация, – Аня провела пальцем по кристаллу. Тот отозвался тонким звоном, как стеклянный колокольчик. – Они… живые.

Из чащи донесся хруст. Санька вскрикнул – на опушку вышла волчица. Её шерсть слипалась от тех же кристаллов, а глаза светились неестественным синим. Она не рычала, не бросалась – просто смотрела, будто что-то передавая взглядом.

– Бежим, – прошептал Санька, таща Аню за собой.

Она позволила увести себя, но обернулась на прощание. Волчица склонила голову над лосём, и кристаллы на её шкуре вдруг вспыхнули, осветив поляну мертвенным светом.

– Бабушка права, – пробормотала Аня, когда они выбежали к реке. – Они уже здесь.

Санька, бледный, ухватился за её рукав:

– Кто?

Но ответа не последовало. Над тайгой, в стороне лесопилки, с рёвом пролетел военный вертолёт. Из его брюха сыпались листовки, как белые птицы. Аня поймала одну: «ГРАЖДАНЕ! Избегайте зон с аномальными явлениями. Сообщайте в штаб ГО».

Санька засмеялся истерично:

– Видишь? Власти всё знают! Это эксперименты, химия…

Аня сжала листовку. На обороте, в луже воды, проступил треугольный отпечаток – как совиный глаз из подвала.

– Хуже, – сказала она. – Это война. И мы уже на поле боя.

Они не заметили, как кристаллы с поляны начали расти, оплетая деревья. К ночи вся тайга светилась синим, как небо перед грозой.

Глава 10: Последний закат

Лесопилка к вечеру опустела. Петрович, в засаленной фуфайке и с фонарём в руке, обходил территорию, проверяя замки на складах. В кармане его брюк позвякивал старый компас – подарок отца, геолога, говорившего: «В тайге только земля и стрелка не предадут». Но сейчас стрелка бешено вращалась, будто пыталась вырваться из стеклянной капсулы.

– Чёрт… – пробормотал он, стуча компасом по ладони. – Опять глючит?

Он поднёс прибор к уличному фонарю. Стрелка замерла на мгновение, указав на северо-запад, туда, где стоял заброшенный цех «Волков», а затем завертелась снова, описывая полные круги. Петрович глянул в ту сторону. Над крышей цеха висело марево – будто воздух дрожал от невидимого огня.

– Неспроста, – прошипел он, шагая к будке сторожа.

Телефонная трубка пахла табаком и пылью. Мэр Григорий Барсуков ответил на пятый гудок, чавкая:

– Петрович? Ты опять про банды?

– Не про банды. Тут компас… земля, видать, болеет. Стрелка как угорелая.

– Выпей, проспись! – Барсуков фыркнул. – Спи меньше, а то галлюны одолели.

Петрович бросил трубку, глядя на карту района, приколотую к стене. Красные отметки – места, где находили мёртвых животных, кристаллы, следы пожаров – складывались в кольцо вокруг лесопилки.

– Кольцо… как ловушка, – пробормотал он, гася фонарь.

Иван проснулся от гула. Звук проникал в кости, будто земля вибрировала на низкой ноте. За окном, в доме отца, было темно, но не так, как обычно. Тьма казалась густой, тяжёлой, словно её вылили из котла.

Аня вскочила на койке в чуме, схватив амулет. Медведь на груди жёг кожу. Санька ворочался рядом, бормоча во сне.

Они выбежали почти одновременно – Иван на крыльцо, Аня – к реке. Багровое зарево висело над тайгой, но это не было закатом. Свет пульсировал, как сердце, а в его центре чернел силуэт, слишком угловатый для облака.

– Корабль… – прошептала Аня, ощущая, как мешочек с травами в кармане превращается в лёд.

Иван, не зная почему, полез под крыльцо. В старом ящике с инструментами лежал прибор, сброшенный вертолётом – подарок Николая. Шкала мигала красным, стрелка указывала прямо на зарево.

– Объект «Метеор», – вспомнил он слова отца.

Гул нарастал. В домах зажигались огни, залаяли собаки. Где-то вдали взвыла сирена – то ли милиция, то ли военные.

Огнев, глядя на зарево, вспомнил об осколке из СТО. Завтра он передаст его тем, кто в чёрном..

Петрович стоял у ворот лесопилки, глядя, как компас в его руке наконец замер. Стрелка указывала вверх.

– Прилетели, – пробормотал он, а над головой, разрывая багровую пелену, выползли тени – огромные, бесшумные, как ножи.