Я не могу с тобой проститься бесплатное чтение

Как трудно заглянуть в глаза любви,

Как тяжело бывает временами

Назвать по-честному своими именами

Обиду, ревность, комплексы свои…

Как просто совершить неверный шаг,

Обидеть и обидеться к тому же,

И делая ему, себе же делать хуже,

И думать, что любимый – это враг…

И как потом болит, то что должно цвести,

Как горько плачет, что должно смеяться,

Как силам больше просто негде взяться,

Как счастья нет на жизненном пути…

Глава1.

Интересно, почему это случилось со мной? Не с инженершей Аллой, не с прачкой Татьяной, не с уборщицей Людкой, ну с Людкой допустим, понятно и даже не с поварихами Наташкой и Светкой, а именно со мной?

На весь наш временный посёлок при буровой, шесть особей женского пола, но выбор «фортуны» почему-то пал на меня – врача, волею судьбы, оказавшегося в этой дикой местности, лишь для того, чтобы в случае чего, оказать первую помощь пострадавшему, а потом вертолётом отправить на большую землю, а для себя самой хотя бы на время сбежать от личных проблем, но видно, волю судьбы я не поняла.

Проблемы притащились следом за мной! А теперь ещё и все сорок пять особей мужского пола, вернее сорок три, смотрят на меня недобро. Ну этих-то понять можно – мужская солидарность, но ведь и бабы на их стороне. И все вместе против меня!

Спрашивается, за что? Я, что ли столкнула лбами двоих идиотов: Стрельцова и Красавина? Мне нужны эти петушиные бои? Да мне вообще никто не нужен! Я личную драму трудотерапией лечить приехала! Вот и подлечилась…

Мы с Никитой пришли в вагончик-столовую вечером. Так-то в это время здесь особо делать нечего, поужинал, чем Бог послал, а точнее повар, и дуй восвояси. Но нынче наши кухонные феи расстарались!

Да и как не расстараться, когда у бурильщика Семёныча юбилей! Пятьдесят пять нашему аксакалу стукнуло! Народу битком, и то за два захода праздновать пришлось. Красавин за мной зашёл в медпункт, являющийся по совместительству моим временным жильём, и мы отправились поздравлять.

Я заблаговременно выяснила, в какой заход приглашён Стрельцов, чтобы нам не совпасть, и была уверена, что всё пройдёт спокойно. Но почему-то мы совпали!

Он уже вовсю мутит с Аллой – она у нас, можно сказать, местная элита – инженер-лаборант, проверяет пробы грунта из скважины, закончила Московский Горный институт. Я с Красавчиком, в отличие от некоторых, просто приятельствую, но зато никто больше не домагивается, так что, ничто, как говорится, не предвещало.

Я даже старалась в их сторону не глядеть, и сделаться невидимкой, но с моим бойфрендом, это вряд ли. Где Никитос, там куча пафоса и шума. Словом, рубаха-парень, даже мне временами его слишком, что уж говорить о моём личном враге Стрельцове.

Вечер перестал быть томным, каким казался, когда я решила выйти на воздух. Народу в столовке набилось, как сельдей в бочке, а поскольку в этом вагоне для курящих белой вороной я оказалась одна, то вскоре, прямо по Крылову у меня «в зобу дыханье спёрло» от дымовой завесы. Никита порывался со мной, но я его притормозила, уж больно хорошую беседу они вели с юбиляром на смеси профессионального с матерным языка, которого я не понимала ни в той, ни в другой части,

– Я скоро, – пообещала и стала протискиваться за пуховиком к вешалке, а потом к дверям.

На улице ночь во всех смыслах: и по часам, и по календарю тоже: начало времени, когда солнышко лишь показывается к полудню, чтобы немного подразнить и закатиться за горизонт. Морозы не пятьдесят, конечно, но за двадцать уже шкалят. Дома в это время ещё запросто хляби небесные и унылая грязь.

Стою возле крылечка, дышу. От моего дыхания завивается кудрявый парок. Смотрю на то, как он рассеивается, отдаляясь от лица. Настроение после двух фужеров шампанского философское. Кругом белым-бело, лишь двумя стройными рядами темнеют прямоугольники вагончиков временного бурового посёлка. Уже месяц прошёл, как меня сюда занесло, но по дому пока не скучаю, некогда. Здесь жизнь кипит, хоть и на морозе.

Вдруг отворяется дверь, и с клубами пара и сигаретного дыма, подышать кто-то выходит ещё, ну думаю, не одна я такая, отравившаяся «озоном». Не сразу в этом клубящемся ореоле узнаю знакомую личность! Стрелец! Может, мимо пройдёт? Может, напраздновался уже и домой почесал?

Фиг вам, называется! Ко мне топает!

– Привет, – говорю, не сразу же в морду плевать. Вдруг, в кои-то веки у человека благие намерения?

Ошибаюсь…

Он, как с катушек слетел: вместо обычного высокомерно-холодного пренебрежения,

– Привет, шлёндра! – как поставил клеймо полжизни тому назад, так и клепает придурок. Правда, вот так, прямо в глаза впервые. В нос шибает запах алкоголя, Стрельцов пьян?! Первый раз вижу. Пока собираюсь ответить чем-нибудь не менее оскорбительным, добавляет, – новому ослу мозги пудришь?

– А тебе, я смотрю, завидно? На его место хочется? – парирую, наконец-то.

– Да я уж сто раз мог быть на его месте или на чьём-нибудь другом из предыдущих, только… – тут он замешкался на секунду, то ли обдумывая, чем меня ещё задеть побольнее, то ли просто воздуха в лёгкие набрать, но я опережаю,

– Только ты трус, Игорь! Вот и все твои аргументы! Путаешься у меня под ногами всю жизнь, ни себе, не… – дальше не успеваю! Вообще, наобум ляпнула, может, я ему и не сдалась вовсе, но что-то в тот момент толкнуло к такому выводу, а он совсем озверел! Я что же, в точку попала?

Эта скотина хватает меня за грудки, вернее за пуховик и резко дёргает на себя. От неожиданности поскальзываюсь, и уже было валюсь ему под ноги, но удерживает и только шипит мне пьяно в самые губы,

– Он тебе не пара! Поматросишь и бросишь, как обычно! Потому что сука, шлёндра!.. Всю жизнь мне испоганила! – я хочу спросить,

– Это кто ещё кому испоганил?! – но он, не дав и пикнуть, вжимается своими губами в мой рот, уже открывшийся для новой тирады, и у меня… подкашиваются ноги. И не потому, что скользко. Сквозь алкогольный дурман мой чуткий нос поймал его запах, личный, мужской, до одурения притягательный. Тот самый Стрельцовский флёр, от которого сносит крышу.

Его язык нагло и вероломно насилует мой рот, а руки не обнимают, вдавливают в его же грудь, не вырваться, не вздохнуть, но я и не рвусь и не дышать, готова до черноты в глазах. Игорь Стрельцов – мой яд и наркотик, и это не лечится…

Глава 2.

В это время раздаётся скрип открываемой двери, и враг отталкивает меня так же резко, как несколько минут назад схватил, я с трудом удерживаюсь на ногах, в голове туман, пульс бьёт набатом по вискам, но успеваю выплюнуть ему в лицо,

– Трус! – для закрепления эффекта.

– Иннуся, ты где пропала? – Никитос обо мне вспомнил. Ох, как кстати! Пока этот мерзавец не успел размазать остатки моего потрёпанного достоинства.

– Да вот, дышим тут с земляком, – сообщаю, пряча измученные губы под рукавом, будто бы отогревая нос, – впрочем, я уже надышалась, можем возвращаться, – пытаюсь завернуть своего товарища обратно в вагончик, но он отправляет меня одну,

– Иди, не мёрзни, я сейчас остыну чуток и за тобой следом.

Я ухожу, не оборачиваясь, спинным мозгом чуя ненавистный взгляд. И жду, когда кто-нибудь из этих двоих вернётся.

Но тщетно…

Во всеобщей кутерьме отряд потери двух бойцов не замечает довольно долго. Меня хватает ровно на пятнадцать минут, потом снова ломлюсь к выходу, а выйдя, никого не вижу! Обегаю вокруг столовой, мужиков нема! По следам ничего не разберёшь, здесь сегодня не потоптался только ленивый, а точнее, поздравить Семёныча все приходили.

Что делать? Возвращаюсь на праздник. В столовой весело и жарко и никому нет никакого дела, что те двое исчезли не просто так. Может, взять стакан и постучать ложечкой, как на собрании с президиума, чтобы все угомонились, а потом заявить во всеуслышание:

– Товарищи! Там из-за меня два идиота дуэль решили устроить, нужны секунданты и зрители! – самой смешно.

А вдруг, это больное воображение разыгралось от асфиксии из-за Стрельцовского поцелуя? Как подумала, аж губы защипало! И внутри зазвенел какой-то особенно натянутый нерв, который мне очень хорошо знаком. Он всегда о себе напоминает, когда сталкиваюсь со своим врагом или даже просто о нём думаю. Может, они просто по вагончикам разошлись и спят давно? А я тут места себе не нахожу.

Пойду-ка и я к себе…

Как в нашем дружном коллективе оказался Стрельцов, в душе не понимаю! В последний момент перед отправкой, откуда-то взялся. Он, кстати, вовсе никакой не буровик и рядом не стоял даже. Что инженеру по радиоэлектронике и прочим микросхемам, кои для меня тёмный лес, но все же понимаю, что не та тема, делать на буровой?

Я-то хоть врач, тут вдали от цивилизации медик необходим, но вот эти его тонкие материи, точно не по адресу! Да и работа дежурного электрика на буровой станции, явно требует других навыков и закалки, больше физическая, а он тяжелее микропаяльника или компьютерной мыши ничего, наверное, в своей жизни в руки-то не брал!

А какого, извиняюсь, рожна Красавину не жилось спокойно? Приехал бабки зарабатывать – флаг и барабан всегда наготове! Тем более, думать обо мне, как о личной собственности, я ему повода не давала. Зачем полез в разборки со Стрельцовым?

Я не могу избавиться от мысли, что мужики не по норам разбрелись, а именно, занялись излюбленным русским народным аттракционом: свадьба без драки – деньги на ветер! В нашем случае юбилей.

Ни к чему это. Совсем ни к чему!

Красавчик тут третий лишний. Это наше дело! Всегда, всю мою сознательную, начиная с подросткового возраста, жизнь, это дело было только нашим: моим и Игоря… и больше ничьим!

Никто не понимает, почему буквально чуть ли не с первой встречи мы с ним, как кошка с собакой, я сама не понимаю, да и он, наверное, тоже! И при всём при этом злодейка – судьба, словно играя в какую-то свою странную жестокую игру, сталкивает нас по жизни.

А уж на этот раз столкнула там, где я ожидала всего меньше! Страна огромная, профессии вообще далеки друг от друга, да и мало ли буровых станций понатыкано в самых разных уголках нашей богатой на нефтяные и прочие месторождения, родины, но она так извернулась снова, что мы оказались в одном посёлке в одну вахту!

Я сразу спросила, как только стали грузиться в автобус, отправлявшийся до вертолётной площадки,

– Какими судьбами? Назло мне что ли?

– Очень надо, – фыркнул насмешливо, – тоже мне королева! – как всегда пренебрежительно, холодно и высокомерно. Сколько лет знакомы, а вот это высокомерие, словно я не человек, а какая-то букашка, прилипшая к его дорогому ботинку, так и остаётся в нашем уравнении со множеством неизвестных, постоянной величиной!

То, что королевой обозвал, не удивительно, фамилия обязывает, потому что я – Инна Королёва. А вот высокомерие и пренебрежение бесит! Я отнюдь не дура и далеко не уродка! Многие говорят, что красавица. Да и сама, критически оглядывая себя в зеркале, признаю, что мне повезло больше многих. На горизонте маячит тридцатник, но по виду не больше двадцати. В магазинах при попытке купить алкоголь до сих пор требуют паспорт, и увидев год рождения, после нехитрых подсчётов, непременно интересуются,

– Кому душу продавать? Адресок не подскажете?

А я так же непременно отвечаю,

– Генетика! – спасибо родителям за вечное тинейджерство, ну и стиль, конечно – моя собственная фишка. Не люблю дамочек изображать, в моём гардеробе, безусловно есть и тонкие шпильки, и платья в пол с глубоким декольте, и богатый выбор косметики, но это всё так, для особых случаев. А любимое: джинсы всех фасонов, фланелевые рубахи в клетку, толстовки и футболки. Конечно, к такому набору кроссовки всех цветов радуги и бейсболки, ну и рюкзаки.

Волосы тоже когда-то под мальчишку стригла, но это в прошлом, всё-таки я женщиной чувствую себя в душе и когда-то экспериментировала с цветом, мой разброс от платиновой блондинки через синий и даже зелёный, до жгуче-чёрного, тоже в прошлом. Самым практичным оказался собственный пепельно-русый. На нём и седина не так заметна, как на черноте. Её немного пока, но уже и не столько, чтобы выдирать по волоску, так и лысой можно остаться.

Ранняя седина – ерунда, тоже по наследству, главное с лицом всё в порядке, глаза карие яркие, брови без разницы, подрисовала бы, если что, но и с ними повезло, и с носом, и с губами, силикон точно лишний, словом, жаловаться не на что. Фигура стандартная, если заниматься, может стать идеальной, ноги конечно не от ушей, но откуда надо и сколько надо, словом, красотка.

Но, как говорится: не родись красивой…

Глава 3.

С остальным как-то не задалось.

Хотя, предпосылок не было. Первая любовь, если не считать, как мне в полные четыре года сносило крышу поочерёдно то от, не побоюсь этого слова, Рикки Мартина, что такое гендерные отклонения у мужчин, тогда не только я не знала, все были далеки, то от Андрея Губина, случилась вовремя, в пятнадцать! В летнем загородном лагере.

Мы там сдружились с Викой и так зажигали! А пацаны! Что за чудная компания приехала всем скопом, и все в наш отряд! Не спали ни одной ночи! Мы с подругой перемутили со всеми красивыми мальчиками за двадцать четыре дня! Я эту смену никогда не забуду! И Игоряшу Стрельцова не забуду тоже!

Тогда, весёлая и юная, я ещё не представляю, что мы будем сталкиваться непрерывно на протяжении следующих пятнадцати лет. Иногда перерывы будут короткими, а иногда большими: по году, по два и даже дольше, но никогда такими, чтобы я успевала его окончательно забыть. И с того самого лета начнётся наша война. Чаще холодная, но иногда всё-таки переходящая в горячие боестолкновения.

А я даже не помню, когда началась эта затяжная вражда. Вернее, это помню, но из-за чего, до сих пор не пойму.

В то лето мы и перезнакомились. Парни были – огонь, один одного ярче и горячее. Кому-то шестнадцать, кому-то уже почти семнадцать, последняя поездка в детский загородный лагерь под названием «Огонёк». Они все уже достаточно рослые, с наметившимися мужскими фигурами, уже плечистые, но всё ещё угловатые и несуразные, по-мальчишески худые: кудрявый Макся, задумчивый сероглазый молчун Василёк, его неразлучный друг и одноклассник Вова, огненно-рыжий балагур Славик и вот этот вот принц Датский, звезда по имени Солнце! Только не тёплое и ласковое, а холодное и высокомерное!

Я разу его выделила, ещё в тот момент, когда мы с чемоданами и рюкзаками грудились и галдели возле Д/К, откуда нас должны были забрать лагерные автобусы. Мама давала мне последние наставления, чтобы следила за личной гигиеной, регулярно мыла голову, потому что привезти из лагеря вшей в их времена было чуть ли не доброй традицией, чтобы не зябла и не сгорала на солнышке, так как кожей с оттенком синевы пошла в отца, и сгореть мне – раз плюнуть.

Ещё тогда попался на глаза русоволосый высокий широкоплечий парень с длинной чёлкой, высматривающий кого-то в толпе, он лишь мельком мазнул по мне серо-синим взглядом, чтобы сразу переключиться дальше, но я уже зацепилась. Вскоре радостно замахал, найдя потерю, и больше мной не интересовался, зато я наблюдала затаив дыхание. Почему-то казалось, что расстроюсь, если на его призыв подойдёт девчонка. Но подошёл кудряш выше его ростом, осклабился на какую-то шутку, и они по-мужски пожав друг другу руки, стали выискивать ещё кого-то.

Когда их собралось пятеро, и все они, не в силах стоять спокойно, то и дело толкали друг дружку, громко хохотали, привлекая внимание окружающих и плевали с высокой колокольни, когда кто-то из воспитателей пытался их приструнить, меня отвлёк девичий смешок,

– Ох! Чую, сменка будет жаркой!

Я оглянулась и встретившись взглядом с лукавым и задорным, прыснула в ответ. Мы друг друга поняли! И сразу решили дружить.

Вика Ковалёва оказалась старше меня на полгода и выше на полголовы. Спортивная, яркая, уверенная в себе и невероятно певучая, прямо, как я! С такой подругой не пропаду – подумала и не ошиблась.

Кому и с кем мутить из весёлой пятёрки не договаривались, решили, пускай, как пойдёт. А, когда нам объявили, что в первый же вечер состоится дискотека в честь начала смены и за знакомство, возрадовались вдвойне…

Я до сих пор помню ту дискотеку, перетанцевала со всеми. И Викуся тоже! И медляк со Стрельцовым не забуду никогда. Больше танцев у нас с ним не было ни разу. Но даже спустя пятнадцать лет, память тела откликается на тот контакт.

Неумелые топталки под душераздирающую балладу из «Титаника» утащили меня в романтическую сказку. Голос Селин Дион проникал под кожу, в каждую клеточку. Было ощущение, что оголились нервы, обострились чувства, а от сильных рук, целомудренно удерживающих меня строго в районе талии, прошивали внутрь такие токи, что казалось, он обязательно почувствует мою неконтролируемую внутреннюю дрожь. Я обнимала его за шею, а кончики пальцев в это время сами собой ерошили и гладили его затылок. Они и сейчас спустя пятнадцать лет помнят горячую нежную кожу и упругость коротких волос. Душа пела вместе с певицей, я с трудом удерживалась, чтобы не заголосить вслух.

Что происходило с партнёром в это время, не знаю, но к концу танца я оказалась прижатой к нему вплотную, чувствовала его дыхание на своей макушке, задыхалась от его запаха, представляющего собой смесь геля для душа, табака, что уж кривить душой, мы все в этом возрасте баловались, а пацаны считали курение особой взрослостью, и ещё чего-то не то чтобы мужского, а именно его личного, чего потом не улавливала ни в ком, и не могла надышаться им.

Его запах… Эта штука ещё сыграет со мной злую шутку, но позже. Значительно позже.

Музыка смолкла, уже пошло что-то забойное, а мы всё никак не могли расцепить руки.

Ну всё же было хорошо! По большому счёту душа и тело после такого единения, требовали пойти куда-то прогуляться по аллейкам лагеря, продлевая контакт. Как говорится: «темнота – друг молодёжи». По крайней мере, мне такое продолжение казалось вполне логичным.

Но тут честная компания увлекла нас в круг и потащила в какой-то немыслимой скачке под очень ритмичную громкую мелодию. Мы с Игорем оказались далеко друг от друга, и следующие три минуты я вынуждена была сосредоточиться лишь на том, чтобы мне кто-нибудь большой и сильный не отдавил ноги, ну и чтобы я тоже не отдавила.

Потом был медляк с Васей, потом с Максом и вот он-то как раз и претворил в жизнь то, о чём я думала после Селин Дион, а вернее, после танца со Стрельцовым, потащил меня прогуляться и остыть. Не сказать, что была в восторге, но поскольку безумно хотелось пить, то согласилась. Всё равно сегодня уже ничего не светило, дело к отбою, а мой загадочный партнёр то уже кем-то занят, то болтает с друзьями, то пропадает куда-то, видимо на перекур, так почему бы и не прогуляться.

Глава 4.

Пока шли до водопоя – уличного фонтанчика, установленного около спортплощадки, как раз для таких страждущих, болтали с Максом о том, о сём, так, пустяки. Потом я припала к вожделенной струе, а наглотавшись, подставила лицо. Холодная вода ударила в лоб, в сомкнутые веки, побежала струйками вниз по щекам, на шею и за ворот футболки, охлаждая и освежая. Так приятно! Насладившись, подняла лицо и, не открывая глаз, оказалась в Максовых руках, не успев удивиться и возразить – в поцелуе! Его руки были крепкими, а губы уверенными, в ответ на мой разомкнутый для протеста рот, язык смело ворвался вовнутрь. Я ошалела! Разрешения не было! Мы пошли попить! Мне вообще не понравилось! Я не так себе представляла свой первый настоящий поцелуй! Не с этим парнем! Скандалить конечно, не стала, ещё только начало смены, но длить вероломство не позволила, а выкрутившись из объятий опешившего Макса, спросила,

– Был повод?! – на что он среагировал уверенно и быстро,

– Конечно! Ты мне нравишься, Ин… очень!

– А, ты мне нет! – хотелось ответить, но сказала другое, – слишком быстро! Я так не могу.

– Это нормально, – рассмеялся и для себя уже всё решил, но я тогда не поняла. Лишь потом, когда не давал прохода нигде, ни в столовке, ни в купальне, ни в конкурсах, коими нас закидали студенты педа Костя с Катей – наши воспитатель и вожатая. Везде рядом со мной оказывался Макс, но я-то хотела не его!

Впрочем, не важно, чего я хотела, меня никто не спрашивал. А Игорь, как бы ни старалась, упрямо смотрел сквозь меня, в ему одному понятные дали, до которых мне не дотянуться.

Мои попытки попасть в фокус его обзора, привели к забавному результату, мини-юбка, нарочито громкий смех и безудержное веселье, зажигательные танцы и то, что я во всех мероприятиях лезла из кожи вон, чтобы стать фигурой номер один, довели до того, что к концу смены за мной носилась вся мужская половина нашего отряда и соседнего тоже!

Все, но только не принц Датский, которого я так нарекла за холодность и безразличие. Вичка на меня злилась, мы даже чуть не поссорились на почве того, что я играю не по правилам, и куда мне столько, надо же и о подруге подумать, не говоря о том, что мы не единственные девчонки в лагере! Но когда я открыла ей тайну своей активности, прониклась и даже решила помочь, хотя это вылилось лишь в то, что сама и замутила со Стрельцовым. Не всерьёз, так, на время смены, потому что я же – поганка всех остальных собрала на себя, как магнит булавки. Я не обижалась, никто не виноват, а подруга искренне недоумевала, почему я его так обзываю, вроде он ничего, не выпендрёжник, умный, спокойный, и ни капли не высокомерный. Ну, кому как…

Принц Датский в своём стремлении избегать со мной любого контакта, дошёл до апогея! Когда мы с ним в купальне случайно врезались друг в друга, отскочил так, словно я ядовитая медуза, и коснувшись, обязательно его обожгу.

Под конец смены, то ли в насмешку, а может быть и специально, заметив демонстративную отстранённость, Костя с Катей, поставили нас в пару в постановочном танце на первой же репетиции. Первой и последней, когда мы были парой, потому что Стрелец, как его звали друзья, поняв, кого ему назначили в партнёрши, отшатнулся сразу и заявил, что не танцует. Поскольку парней в таком деле, как всегда не достаёт, его всё-таки уговорили, и он встал в пару с Викой. Ко мне тут же пристроился Макс, но я выбрала Славку. Так что все перемешались по-своему, сломав коварные планы худруков…

Прошло целых два года до нашей следующей встречи со Стрельцовым. Снова было лето, и мне захотелось вернуться в прошлое…

***

Можно было бы не тащить холод отношений в суровые условия вечной мерзлоты, где и без этого трудно согреться, но не мне решать.

Всё, чего я хотела, собираясь на эту авантюру: сбежать от навязчивого бывшего, сменить обстановку, обдумать дальнейший путь, проанализировать ошибки, коих набралось предостаточно. И что уж греха таить, как и любая женщина, не устроившая личную жизнь к тридцати, маячащим красным сигнальным фонарём впереди совсем близко, попробовать встретить в новом месте настоящего мужчину. Не на время, а всерьёз, надёжную опору, крепкую спину, каменную стену и всё, что к этому прилагается. Но это программа максимум, на которую особо рассчитывать не приходилось.

Тем не менее, по максимуму понеслось практически сразу. Ещё в офисе компании, в отделе кадров, куда шла подписывать контракт, столкнулась с красивенным богатырём в кожанке, он выходил, как раз. Ну столкнулась и столкнулась, мало ли…

Но оформив документы, получив инструкции, примерно через полчаса увидела его снова на улице. Стоит напротив входа, высокий, широкоплечий, модный, красуется, кого-то поджидает. Оказалось, меня,

– Привет! – непринуждённо, словно каждый день видимся. Ладно, думаю, чего ж не поздороваться,

– Привет, – а дальше что?

– Я – Никита, – нормальный ход, безо всяких там реверансов.

– Инна, – так ретиво у меня ещё не начиналось. Так сказать, оптимизация процесса знакомства.

– Я услышал случайно, с нами едешь медиком, – и на «ты» сразу же, по-простому. Может у буровиков такие порядки?

– Да, я – врач.

– Первый раз на вахту?

– Ага, немного страшновато, – мы неспешно идём вдоль набережной. Ветрено, прохладно, на носу октябрь.

– А, чего собралась вдруг? Обычно фельдшера ездят, врачи и на большой земле дефицит. Из-за денег?

– Да! – не объяснять же, что после очередного разбитого корыта, меняю обстановку, – и впечатлений новых поднабраться.

– Ооо! Этого у нас хватает, – смеётся, а потом добавляет, – только надоедает быстро. Там же ни мобильная связь не берёт, не интернета нет, дичь…

– Может и к лучшему? Это ж ненадолго.

– Ну, не знаю, мне три месяца, во! – рубит ладонью по горлу.

– Никто же не умер? – бодрюсь и, чтобы дальше не испугаться, какой смысл, контракт подписан, перевожу тему, – а ты кем едешь?

– Я – помбур! – заявляет горделиво.

– Кто? – как будто этот обрубок слова, имеет для меня хоть какой-то смысл.

– Помощник бурильщика пятого разряда, – вроде бы обиделся, – скоро на шестой буду сдавать.

– Ну, ты пойми, я ж дилетант, – оправдываюсь, – первая вахта, ничего не знаю.

– Может, над тобой шефство взять? – предлагает и расползается в масляной улыбке. Ничего себе, резвый конь!

Глава 5.

– Смотря что вкладывать в смысл слова «шеф», – отвечаю с нажимом, хмурюсь, чтобы сразу притормозить. Я уже учёная, с летнего лагеря пятнадцать лет прошло, приоритеты расставлять научилась и говорить «нет» без церемоний, тоже. Но пока не спешу отказываться от шефства, я ж человека не знаю, а мне с ним в одном коллективе три месяца куковать. Может он там из всей бригады самый приличный и человечный. Хоть будет за кого спрятаться.

– Пока только то, что оно обозначает. Ну и почему бы не подружиться?

– Логично, – соглашаюсь и поднимаю воротник пальто, – погодка шепчет.

– Пошли греться, – тут же предлагает, указывая на вывеску кафе. Я никуда не спешу, дело сделано,

– Пошли.

Заходим, улыбчивый администратор, радостно подскакивает с приветствием, предлагая выбрать любое место. В кафе пусто. Рабочий день, время обедов ещё не наступило, тишину нарушает ненавязчивая музыка, доносящаяся откуда-то со стороны бара.

Садимся у окна. Лицом к лицу. Могу разглядеть нового друга. Официант приносит пару книжечек меню. Я не голодна, выбираю медовик с чаем и наблюдаю за своим визави.

Ему, наверное, примерно столько же, сколько и мне. Кольца на правой руке нет и отпечатка на безымянном пальце тоже. Правда, это ещё ни о чём не говорит, теперешние отношения не то, что во времена родителей. Симпатичный блондин, спортивная стрижка и рыжеватая бородка по последней моде. Глаза голубые, яркие, но сейчас взгляд внимательно изучает меню, красивые слегка пухловатые губы беззвучно читают замысловатые названия блюд, что-то вызывает улыбку. Он, призывая меня посмеяться вместе с ним, поднимает взгляд, глаза опаляют искрами, до того ярки, а на щеках ямочки,

– Смотри, крутоны! Я думал это прикол, когда в фильме попалось! Оказывается, правда!

– Так и дефлопе есть!

– Не может быть! – он так заинтересован и так непосредственен! Чем-то напоминает большого плюшевого медведя. Сразу становится весело и легко. Классный парень. А ему любопытно, – и что же это такое? Какое-нибудь пирожное, типа безе?

– Мимо! Закуска из вяленого мяса к пиву или к вину. Говорят, на вкус замечательно. Мясо на него пускают любое – слонину, страусятину, буйволятину, говядину.

– Слонину? – округляет глаза Никита. Мимика у парня что надо! Интересно, он догадывается, что я любуюсь? Такой колоритный экземпляр, похож на богатыря из русских сказок.

– Я не пробовала, если что, – опережаю вопрос.

– А я, тем более. У нас свинки в хозяйстве.

– Ты откуда?

– Из-под Рязани, сама понимаешь, в посёлках работы мужикам нет, ещё летом хозяйство, а зимой куда? У нас многие вахтами ездят. А ты?

– Горожанка, никакого хозяйства, живу с родителями в обычной квартире.

– Недавно врачебный диплом получила?

– Пять лет тому, – он удивлён,

– Думал, ты мелкая!

– Хорошо сохранилась, – смеюсь, а он задаёт вопрос,

– Замужем, – и тут же отвечает, – точно нет, никакой муж бы не отпустил!

– Сам спросил, сам ответил. Молодец! А ты?

– Неа… и нет никого!

Нашу содержательную беседу прерывает официант, я заказываю, что выбрала, а богатырь решил подкрепиться по серьёзному, попросил борща, но сказали, что до обеда далеко, первое ещё не готово, расстроился, но нашёлся,

– Тогда мяса любого, двойную порцию! Слонину не надо! – у официанта секундный столбняк, потом отмирает,

– Свинина у нас,

– Самое то, – радуется Никита, – потом переключился на меня,

– Давай тебе тоже возьму, выбирай! – хороший парень, простой, он определённо мне нравится, но,

– Не хочу, до обеда и правда, далеко, – да и не в тех мы отношениях, чтобы мне питаться за его счёт.

– Смотри, не стесняйся, я не бедствую! – поясняет, потом добавляет к своему заказу жареную картошку на гарнир и компот, тоже двойной. Настоящий богатырь или медведь!..

Ест он аппетитно, с удовольствием по-мужски. Чувствуется в человеке здоровая добрая сила, ничем не отравленная и не замутнённая. Как же такой уникум сохранился? Не иначе в их посёлке девушки все ослепли, если до сих пор не женат, или там таких Никит клонируют?

– Тебе сколько лет?

– Двадцать восемь, – отвечает солидно, – пора детей заводить, а я всё по буровым.

Вот, думаю, отличный экземпляр для пополнения генофонда родины, надо присмотреться…

Потом Никита меня провожает до автовокзала и пока ждём автобуса, обмениваемся телефонами и заводимся друг у дружки в друзьях в контакте. Этот красавец ещё и Красавин, оказывается! Говорящая фамилия!

Еду домой и размышляю о новом знакомом. Ещё мало его знаю, но чувствую: медведь – хороший человек!

***

И куда, спрашивается, унесло этого хорошего человека? Я обежала весь наш небольшой посёлок вдоль и поперёк, и по периметру, а его нигде нет! И Стрельцова – гада, тоже нигде! И свет не горит, ни у того, ни у другого! Спят, что ли? А соседи их? Надеюсь, всё ещё гуляют на вечеринке юбиляра.

У нас все вахтовики проживают парами, по два человека на вагончик. Исключение я и Алла. У неё половину жилья занимает лаборатория, у меня медпункт. Удобно.

А мне сейчас очень неудобно колотиться чужим людям в двери! И что спрошу?

Помаявшись некоторое время, выбираю Красавина и иду туда.

Впрочем, напрасно выжидала, там никого. Стучала, стучала, а потом толкнулась, оказалось, дверь не заперта. Огляделась в темноте, не поверила, плюнула и включила свет. Постели даже не смяты!

Пришлось идти ко второму. Там заперто, не отозвался никто, хотя я лупила что есть мочи даже ногами. Ну это уж от растерянности и бессилия, словно от силы моих ударов, в пустом доме могла зародиться жизнь.

Глава 6.

За этим увлекательным занятием меня застал Толик Верховцев, слесарь из Никитиной смены,

– Ин, ты чего дом ломаешь? – спросил, растягивая окончания, явно сильно под парами.

– Привет, Толик, – отхожу поскорее от двери, – соседа своего не видал? Или Никитоса?

– Видал! – заявляет. Меня сначала отпускает, но потом приходит нехорошая догадка,

– Давно?

– С тобой на юбилее у Семёныча, и того, и другого, а больше не видал…

– Значит, в столовую не возвращались… хреново!

– А, куда они подевались? – Толик явно соображает со скрипом и мечтает только удариться головой о подушку, но что, делать-то?! Сейчас все попадают, а эти болваны может замерзают где-то? Тут ещё и снежок начинает заметать потихоньку, вот занесёт их в сугробах, к утру и тел не найдём! Тьфу, тьфу, не дай Бог!

– Пошли искать! – командую, отгоняя страшные мысли.

– На кой? Когда люди спрятались, то им не понравится, если их найти, – мерзко хихикает Толик, и я понимаю, на что он намекает.

– Ты в своём уме? Идиот! – они скорее морды друг другу начистят, или вообще поубивают, чем это!

– Вот дура! – слесарь выражения не подбирает, как и я, – в столовке только две поварихи со столов убирают, а окромя тебя ещё есть к кому податься! – и точно, как я не подумала,

– Пошли к Алле!

– Сама иди, я спать, – цепляясь за перила, сильно уставший мужчинка, ползёт домой. Толку всё равно не будет.

Бегу к Алле. У неё горит свет, стучу,

– Открыто! – сразу залетаю,

– Ал, Игорь не с тобой?

– Я думала с тобой, – отвечает равнодушно, уже переодевшись в пижаму, но вижу, что злится.

– Чего ему со мной? А Красавина видела? – мне плевать, злится она или нет, надо что-то делать!

– Ты бы, подруга, определилась! За двумя зайцами погонишься… сама знаешь, – язвит, морду кремом мажет, намекая, что ко сну собралась.

– Забирай обоих! – рявкаю, – можешь холодными трупами! Упаковать?

– Охренела? – бросает своё занятие, – что стряслось?

– Пропали оба! Вышли подышать, я в столовку вернулась, подождала минут пятнадцать, никто не зашёл, выглянула, никого! Уже второй час ищу! – голос дрогнул, когда представила, что за это время может случиться на морозе с пьяным человеком.

– Ясно, – инженерша начинает натягивать стёганные штаны прямо на пижаму, – я сейчас.

– На улице подожду, – выхожу на воздух. Народ весь расползся по вагончикам, и уже кое-где гаснет свет, завтра подъём полшестого.

– Может, подмогу позовём? – компаньонка в полном облачении выходит на улицу, готовая к поискам, явно не верит в собственные силы. Я в свои тоже,

– Давай!

Вскоре поисками пропавших занимается практически весь посёлок, кроме уставшего юбиляра, некоторых, не особенно сдержанных в алкоголе и женской половины, за исключением нас с Аллой…

***

Пропажа нашлась через пару часов. Поисковики стоптали все ноги, а обнаружил две припорошённых снегом тушки, Серёга Овчинников – помбур из параллельной смены, когда отскочил с рабочего места по-быстрому до ветру. И отбежав совсем недалече, наткнулся.

– На вот! – притащили ко мне в медпункт обоих, – хотела сразу двоих? Играйся! – с чего они все взяли, что я хотела кого-то? Дураки, никого я не хотела, лишь бы выжили!

Медпункт рассчитан на одного лежачего пациента, второго приходится громоздить на мою кровать в другой половине вагончика, и этот везунчик – Никита. А, что ещё остаётся?

Рассматриваю свою добычу. Морды разукрашены под хохлому, у Красавчика, похоже, перелом носа. Анализирую. Оба никакие, но дышат. Надо подождать, пока отогреются, предполагаю, что переохлаждение даст о себе знать, насчёт обморожений тоже будем посмотреть. Бегаю туда-сюда через тамбур, перегородку между приватной зоной и лазаретом даже не пытаюсь закрывать. Раздеваю по очереди обоих, изучаю повреждения. Кроме боевой раскраски на лицах, да нескольких синяков на телах, ничего страшного не вижу.

У меня тепло, но раздев их до трусов, укутываю каждого под два одеяла, организм должен согреться изнутри не резко, чтобы внутренних повреждений в остывших конечностях было минимум. И сижу, клюю носом, жду…

Посёлок угомонился, забывшись коротким сном, скоро подъём дневной смены, а по их милости люди гуляли полночи…

Сначала очнулся Красавчик, завозился, застонал, закашлялся. Меня разбудил своей вознёй,

– Ну, слава Богу! Как ты, Никит? – по виду, ни хрена не красавчик, два фингала, как очки разливаются вокруг глаз, и нос опух.

– Попить дай, – хрипит, потом спрашивает, а на носу будто скрепка прицеплена, – что у меня с лицом?

Наливаю целую кружку воды из чайника, подаю,

– Красота! – отвечаю, – хочешь полюбоваться?

Он выпивает залпом и падает на подушку,

– Не надо… Болит вся морда!

– А, ещё что-нибудь болит?

– Пока не понял, голова тоже гудит, но может из-за носа? – прикасаюсь ко лбу, если и есть температура, то небольшая,

– Из-за похмелья! – давай-ка кольну сразу от всего. И голове полегчает, и жар спадёт, и нос меньше болеть будет. Он не спорит, подставляет попу и, не шелохнувшись, сносит укол. Потом, устроившись поудобней, ловит за руку,

– Ин, ты напугалась?

– Ха! Напугалась! Я тут из-за вас весь посёлок на уши поставила! Позорники!

– Прости…

– Конечно же, драку устроили? Зачем? Почему от столовой ушли?

– Ну мы ж не представление показывали… – усмехается, тут же со стоном хватается за лицо и от прикосновения ещё больше стонет. А я беру полотенце и иду на улицу за льдом. Откалываю сосульку с козырька и возвращаюсь обратно, заворачиваю прямо в полотенце,

– На вот, приложи к носу, герой!

– Спасибо! – накрывает поллица. Мне смешно, но надо воспитывать,

– Нравится? Я ж звала тебя вернуться! Зачем остался?

– Надо было кое-что выяснить, – сопит из укрытия.

– Выяснил? – представляю, какого дерьма про меня наболтал тот говнюк, что лежит сейчас на второй койке! Медвежонка я в своих апартаментах устроила, и он, похоже, оценил, – меня в какое положение поставили! Что люди подумают?

– Что ты – классная баба, раз два мужика из-за тебя схватились! – вывод хоть куда! Так и мечтала стать звездой нарасхват!

– Они подумают, что я – шлёндра, какая-то! Болван!

– Сама сказала, – слышу с другой половины!

Глава 7.

Проснулся, сволочь! Никитос делает попытку вскочить, пресекаю в корне,

– Лежать! – а мне пора кое-кому тоже уделить внимание. Иду и соображаю, не заехать ли чем потяжелее, но видок у Стрельцова немногим лучше Красавчика, так что ограничиваюсь недовольством, – давно подслушиваешь? – как же не вовремя он очнулся!

– Вообще не подслушиваю, просто лежу и слушаю, – даже не стыдится, – воркуйте, голубки! – тут же заходится в душераздирающем кашле, и мне очень не нравится его кашель!..

Почему так? Почему я вынуждена лечить своего врага? Волноваться за него? Смывать кровь с рассечённой брови, сдерживая дрожь в руках, щадить его разбитую губу, остужая кипяток, чтобы напоить, холодного ему нельзя. Почему я особенно внимательно прислушиваюсь к дыханию, подолгу прижимая к нужным точкам тела стетоскоп, боясь коснуться и ещё больше боясь пропустить хрипы, сигналящие о пневмонии? И, как мне удаётся при этом практически не дышать и сохранять видимость спокойствия и равнодушия?!

За что мне это? Как только наступит утро, попрошу, чтобы вызвали вертолёт, и отправлю на большую землю! Пускай там с ним нянчатся. Обоих отправлю. Здесь только первая помощь! А пока трясусь над ним, как над хрустальной вазой, с трудом удерживая маску профессионального долга, устала. Интересно, долго получится её носить? Я даже ненавидеть его не научилась!..

Спустя два года я вновь сблизилась с той компанией. На поверку она оказалась намного больше, чем те пятеро смелых, ездивших в летний лагерь.

Пересчитать всех не удавалось, но думаю, в ней перебывало человек пятьдесят, не меньше, парней и девчонок. Кто-то приходил, кто-то уходил и появлялся вновь. Вся эта масса напоминала броуновское движение молекул, не знающих покоя. Вот и я в какой-то момент стала молекулой этого гремучего, активного, никогда не знающего покоя, подвижного, как ртуть, вещества.

Естественно сразу же подкатил Макс, да кто бы сомневался? Собственно, через него я к ним и попала вновь. Он сразу начал демонстративные ухаживания, давая понять, что девушка занята.

Но мне этого было не нужно. Никого не нужно, я просто хотела общения и всё.

Кое-кто находился по уши в отношениях. Её звали Катя, и она была даже очень ничего. Мне понравилась, хорошая девчонка, открытая и симпатичная. Высокая, светлая, похожая на совёнка большими круглыми глазами. Весёлая… Мы почти подружились.

Почему почти? Потому что нашей дружбе всё время мешал её парень – молчаливый субъект с холодными серо-голубыми глазами по прозвищу принц Датский. Ничего не говоря, лишь только высокомерным присутствием, пренебрежительным взглядом и холодной полуулыбкой умудрялся отравить любую радость общения.

В один из дней, ближе к вечеру, отколовшись от группы, я пошла на свой автобус, потому что жила в другом районе, за мной увязался Макс. После очередного его признания, попытка отделаться шуткой не удалась, объяснения, что дружба с ним – это здорово, а любви не получится, ни к чему не привели,

– Ты же, всё равно, ни с кем? – задал он резонный вопрос.

– Потому что мне, не всё равно, с кем, – переиначила я, но он не отступился,

– Тогда зачем? – на недоумённый взгляд, прояснил, – ведёшь себя так, что все пацаны шеи сворачивают, все хотят с тобой, а ты лишь смеёшься. Зачем ты в нашей компании?

– Лето, отдых, хорошие ребята, в мед, как мечтала, поступила… – что ещё сказать? Я сама тогда не понимала, что моё зажигательное поведение и неуёмный флирт, за которым дальше стена, лишь желание повысить не слишком высокую самооценку. Поверить в себя, в то, что могу нравиться парням, и главное, в чём ни за что бы, не призналась, обратить на себя внимание лишь одного человека.

– Так нельзя! – ответил он напоследок и ушёл…

А я выбрала Василька. Почему? Потому что надо было кого-то выбрать, чтобы досадить одному холодному неприступному болвану, чтобы Макс успокоился, чтобы успокоились все. Потому что надоело одиночество. Почему его? Он показался самым безобидным и спокойным, тем, кто ничего не потребует. К тому же в его спокойном молчании мне почудилась какая-то загадка. Он за те пару лет после лагеря вымахал почти под два метра, серьёзные занятия плаванием сформировали отличную фигуру, с ним было не стыдно выйти.

И я просто взяла его за руку и повела. И он пошёл. И шёл целых два года, пока я не отняла руку. Загадочность Василька рассеялась ещё на первом году отношений. За молчаливостью тайны не оказалось. Но мне было с ним хорошо и спокойно. Я уехала на учёбу в областной центр, он учился дома. Но исправно и честно ждал, и все выходные мы проводили вместе.

Как-то в порыве болтовни, что случалось нечасто, он меня спросил,

– Почему ты выбрала меня?

– Понравился, – я была честна с ним, потому что сама верила в эту правду, потому что это и было правдой, он действительно, не вызывал никаких неприятных эмоций, – считал тогда себя недостойным?

– Не знаю, пацаны ставки делали, кому повезёт, меня даже в расчёт никто не брал… А Стрелец сказал, что никого не выберешь.

– Почему? – вида не подала, но желудок скрутился узлом, и я, как обычно, как, если бы Игорь был поблизости, остановила дыхание.

– Потому что шлёндра…

– Что?! – стало тошно и обидно, вот значит, что обо мне думает этот гадёныш? – Что это за слово такое? Может, ещё и шлюха? Почему он посмел? Там девочки из вашей компании прошлись уже по всем рукам вдоль и поперёк! Я вообще, ни с кем, ты первый! Максе отказала!

– Девочки со всеми, но тихо, а ты ни с кем, но громко, наверное, поэтому, – пожал плечами Василёк, – зря сказал, прости.

Мы оба друг у друга стали первыми. Безумной страсти не случилось, всё было спокойно, без колебаний, ни фейерверков, ни ссор. Я, вообще, ничего не понимала, в нужные моменты подавала голос и изображала, как могла, то что казалось логичным, но просто ждала конца. Он верил. Строил планы, в которых я прочно занимала место его единственной и неповторимой супруги.

Поэтому, когда по истечению двух лет сказала, что нам не по пути, он был просто убит наповал. Требовал признаться, что я кого-то завела в академии или ещё где на стороне. А я никого не заводила, просто надоело обманывать себя и его, что у нас всё прекрасно. Он, конечно, напоследок обозвал меня шлёндрой, но спустя месяц, сам догнал, увидев на улице, извинился, и мы нормально поговорили. А ещё через год, сказал,

– Спасибо, что так всё сделала, всё равно бы у нас ничего не получилось, просто ты поняла раньше…

Глава 8.

Сейчас

– Вертолёта не будет, – докладывает Михаил Иванович – буровой мастер, – погода нелётная. Пока до вас добрался, чуть самого не унесло. Да и метель обещали.

– Прогноз надолго? – спрашиваю. Мой арсенал не рассчитан на длительное, серьёзное лечение.

– На три дня вперёд сообщили. Продержитесь? – спрашивает, заглядывая на жилую половину, явно обращаясь к Никите, и видя его цветущую физиономию, добавляет, – красавчики мои.

– Продержимся! – бодро гнусавит Никитос. Если бы не маска Бэтмэна, разливающаяся на верхнюю половину лица лилово-чёрной кляксой, да лёгкий кашель, которым обзавёлся, отдыхая в сугробе, то можно сказать, что он огурец.

– Не факт, – осаждаю его оптимизм, – у нас тут, кажется, назревает пневмония, – имею ввиду второго красавца, – а у меня, сами понимаете, лекарств выбор невелик.

Стрельцов не перечит, потому что уже пышет жаром, как печка и ручаться за себя не может.

– Не было печали! – охает мастер, – ты, если что потребуется, говори, Инна, я вечером ещё зайду, – и отправляется на выход.

– Иваныч, погодь! – окликает Никита, – я с тобой!

– Куда?! – мы в один голос с мастером.

– К себе в вагончик, – поясняет герой, – эта бадяга надолго, а тебе спать негде, я ж не инвалид, буду сам на осмотр приходить, – он прав, температура спала, от сломанного носа не помрёт, таблетки я тоже ему подобрала, главное, чтобы больше не переохлаждался,

– Я сама буду тебя навещать, иди, – отпускаю.

Спустя минут десять, они уходят, Никита бросает уже в дверях,

– Занимайся своим оранжерейным!

– Почему моим? – успеваю спросить, но он уже не слышит…

***

Покопавшись в нехитрых аптечных запасах, выбираю анальгетик с жаропонижающим эффектом и не очень сильный антибиотик, за неимением лучшего. Набираю шприцы,

– Давай, лечить тебя, что ли буду! – даже не представляю, каким тоном с ним разговаривать. Он молча поворачивается ко мне задом. Надрать бы этот зад хорошенько за все мои обиды! Но я же, всё-таки, врач…

Потом в медпункт не зарастает народная тропа.

Сначала Толик Верховцев перед сменой,

– Ну, как там мой сосед? Жив курилка?

– Жив, пока. Ты принеси смену белья ему: трусы, футболку или майку, будь добр.

– Ладно, после работы зайду, занесу, – сегодня он покладист, не то что вчера, – ты, Ин, прости, я не понял, еле до дому дошёл, сама видела.

– Иди уж, – прощаю, – бельё не забудь.

– А ведь это ты – виновница торжества! – помигивает перед уходом уже в дверях довольно гадливо.

– Да нет, это у кого-то в голове опилок много накопилось, видно слежались, вот и решили встряхнуть! – тоже мне, воспитатель.

Через час вчерашний юбиляр Семёныч,

– Это, как же так вышло-то? Вроде всё тихо, мирно… – и опять эта укоризна во взгляде. А у самого, лицо помятое.

– Видите, что алкоголь с людьми творит, – развожу руками.

– А Игоряха надолго слёг? – косится на Стрельцова, – вдруг, чего по электрике.

– Ненадолго, – хрипит тот из-за моей спины, видимо, после укола вынырнув ненадолго из горячки, отчего ему полегчало.

– Запрашивайте подмену, – напутствую Семёныча.

– Понял, – и уходит, а сам всё бормочет, – да как же так вышло-то? Вроде всё было…

Потом зашла Алла, обеспокоенная и недовольная,

– Ну, как они?

– По-разному, – я сторонюсь, пропуская её из тамбура в лазарет и давая обзор, – Красавин ушёл к себе, а этот, вот…

Алла, снимает меховую шапку, напоминающую сугроб и, обстукав с ботинок снег, осторожно двигается к койке, а я, не желая смущать, накидываю пуховик и выхожу на воздух.

На улице метёт так, что соседнего вагончика почти не видать, ледяной ветер зло швыряет в лицо не то что снегом, а колючим, царапающим льдом! Погода, точно, не лётная. Хоть бы поскорей стихло. Интересно, у них со Стрельцовым серьёзно?

Вскоре инженерша выходит, останавливается и молчит, потом, спрашивает,

– Всё хреново?

– Не фонтан, думаю нас ожидает двухсторонняя пневмония, а у меня такие лекарства, что на медведя с рогаткой сходить успешней, чем его тут вылечить, и вертолёта не дождёшься!

– Что ты ему сделала?

– Вколола жаропонижающее и антибиотик из того, что есть, но слабоват, здесь нужно лечение посерьёзней, – объясняю, как могу, чтобы поняла.

– Я не об этом, – мнётся, потом поднимает на меня обиженный взгляд, – что ты сделала? Почему они схватились с Красавиным? Ну ладно, тот сельский парубок с дальнего хутора, не шибко обезображенный интеллектом, а этот – нормальный разумный мужик!

– Поверь мне, НИ-ЧЕ-ГО!

– Не верю, – мотает головой, – когда ты успела? Как успела за неполный месяц снести башку двоим мужикам сразу? Зачем? Зачем тебе эти игры? Ты взрослая образованная баба, тебе детей пора рожать и растить, а не стравливать мужиков на потеху!

– На потеху?! – тут меня словно подбрасывает изнутри, – хороша потеха! Я вижу, как все вы смотрите на меня волками! Осуждаете, словно я в чём-то провинилась! Вы ничего не понимаете, ничего не знаете! – на последнем слове срывает кран, и я начинаю реветь. От обиды, от боли, что всё так хреново, и от страха, что не сумею спасти Стрельцова, что вертолёт опоздает, что будет уже поздно. Он помрёт прямо у меня на руках, а я вместе с ним от горя!

– Ладно, прости, – Алла трогает меня примирительно за плечо, – я мёду принесу. У меня настоящий, липовый, всегда с собой беру на вахту, – я стараюсь заткнуться, благодарно киваю, зажав рот ладонью, а она уходит. Какой уж тут мёд, тоже мне панацею нашла.

Остудив на ветру зарёванное лицо, возвращаюсь в дом, сбрасываю пуховик на вешалку и уже хочу пробраться на свою половину,

– Стой! – хрипло, но вполне здраво и в приказном порядке. Стою, – иди сюда!

Глава 9.

Иду, ставлю табурет напротив и сажусь. Руки на колени, как школьница. Рассматриваю своё вражеское чудовище. Волосы дыбом, на брови пластырь, на скуле ссадина, губа слева распухла, под глазами болезненные тени залегли. Жуть! Чего я в нём нашла?

Молча жду, что скажет ещё.

– Дело дрянь? – сразу к конкретике.

– С чего ты взял?

– В зеркало на себя давно смотрела? Там всё написано… – похоже я не лучше.

– Если ты такой востроглазый, значит, не всё потеряно, – усмехаюсь, – просто не спала ночь из-за вас идиотов. Сейчас умоюсь, накрашусь, чего тут не делала ни разу, да у меня и косметики-то с собой нет почти, и буду как майская роза.

– Лучше поспи, – предлагает, и в голосе как будто даже забота проскальзывает и сочувствие, – мне вроде полегче. Не помру пока.

– Спасибо, – встаю и собираюсь последовать его совету. С трудом. С ног валюсь от усталости и от нервов, но как оторваться от него сейчас? Мне кажется, он тоже не хочет, чтобы я ушла. Отсылает, а сам в тайне надеется, что останусь. И я нахожу повод задержаться,

– Сейчас температуру проверим, и пойду.

Я долго и упорно трясу термометр, прежде чем вставить ему подмышку, потому что любое прикосновение не проходит для меня бесследно, а ресурс хладнокровия исчерпан, тем более, и он потеплел как-то. Выключить себя я не в силах, особенно, когда Игорь глядит на меня в упор. Фиг знает, может он это понимает, поэтому спасает, забирая градусник из моей руки, даже не касаясь.

Потом мы пять минут молчим. Нам и поговорить-то, не о чем, да и не нужно. Потому что опять наговорим такого… А вот молчится у нас прекрасно. Я гляжу на него, он на меня. И столько в его взгляде! Там есть место и прости! И ну, как ты? И ещё, что-то важное и главное, но, наверное, я ошибаюсь, приписывая всё это молчаливому взгляду своего заклятого…

Термометр зафиксировался на отметке тридцать семь и восемь, и это прекрасно! Потому что ночью, когда оттаял под одеялами, он меня напугал своими тридцатью девятью с половиной! Вернул его так же, как и забрал, не касаясь. А я держу и чувствую на тонкой стеклянной трубочке его тепло и запах. Он там вспотел сто раз за эту ночь, но от запаха его пота мне сносит крышу… опять! Беру себя в руки, говорю,

– Молодец, – скорее стряхиваю и убираю в футляр, – я и правда, могу отдохнуть.

– Можешь, – разрешает, и даже одаривает улыбкой. Тут же зажимает трещину на губе, и она начинает кровить.

Без контакта не выйдет. Беру марлевую салфетку, смачиваю в перекиси и нагибаюсь к нему. Он в это время садиться, да так резко, что сталкиваемся лбами,

– Прости! – оба в один голос. Тут срабатывает какой-то скрытый механизм, щелчок, и нас отпускает. Словно и не хватало этого удара в лоб, чтобы лопнула нервная струна, и пришло облегчение. Начинаем смеяться, сначала непривычно, робко, пугливо, он, зажимая разбитую губу, я голову.

Потом аккуратно прикладываю салфетку к его ране, а он сверху накрывает горячей ладонью. Всё! Законтачились!

Отнимает мою руку от губы, целует ладонь, не отрывая взгляда, а я, как заворожённая, боюсь шелохнуться и спугнуть видение. Игорь с сомнением, но всё же, тянет меня на себя, и я тянусь, и оказываюсь в его руках, прижатой к горячей груди, захваченной в плен, теперь уже намертво, как глупая муха в крепких безжалостных лапах паука, да ещё и одурманенная его запахом! Интересно, ему слышно, как колотится моё сердце?

Он сегодня на удивление чуток, разворачивает лицом к себе и прижимается губами, мягко, нежно, робко. Я так же робко с сомнением отвечаю, у него там рана, какие поцелуи через боль? Потом я уже не помню, что там у него с губой, потому что реально сносит крышу. Где я? Кто я? Зачем? Хорошо, что сижу у него на койке, потому что ноги ватные, я вообще в кисель превращаюсь, ещё немного, и лягу к его ногам…

Не судьба!

Стук в дверь, только успеваем оторваться друг от друга, вскакиваю,

– Эй, болящие! Пора обедать! – повариха Наталья, румяная от ветра, запорошённая снегом, пышущая зимней свежестью, стаскивает с плеча широкий ремень, на котором у неё висит большой квадратный короб термосумки. Ставит на мой табурет и начинает вынимать на стол вилки, ложки, судки, – это борщ, две порции, это пюрешка с котлетками, тоже две, это хлебушек, это компот, – достаёт пластиковую полторашку с питьём, – поправляйтеся! – добавляет по-деревенски.

– Наташа, миленькая, – какая же она молодчина, – так ведь больной-то у нас здесь один, второй у себя в вагончике хворает!

– Да знаем мы! Алка сказала! Это вам на двоих, чтобы тебе не мотаться, а то сейчас мужики набегут, всё сожрут, пока соберёшься, ничего и не останется! Никитке уж занесла!

– Спасибо, Наташ! Ты такая, такая… классная! – от избытка чувств расцеловала бы эту сдобную плюшку! А ведь раньше, я думала, она на меня зуб имеет, всё время что-нибудь недодавала, а добавки и вообще, не допросишься. Или Алла подмогнула?

– Чего уж, там, ерунда, – мнётся, – ты давай, лечи инвалида. Он нам ещё пригодится! – взглядывает на Игоря, – а ты ешь, как следует, чахлик, поправляйся! – забирает свою полегчавшую ношу, – ну, покедова!.. – и пошла.

– Ну, что, чахлик, будем питаться, – смеюсь, приношу ещё одну подушку от себя, устраиваю ему под спину повыше, открываю судок с борщом, он ещё горячий. А аромат! – ммм, вкуснота, наверное, нечеловеческая! – беру ложку, размешиваю сметану, молодцы девчонки, даже такую мелочь не забыли, – открывай рот!

– Я сам могу, не инвалид, и не чахлик, – ворчит. А меня, как холодным окатило! Чего лезу?

– Ну, сам, так сам, – подаю миску, – ешь! – и поднимаюсь, мне здесь делать нечего, разберётся!

– Не хочу! – а мне плевать!.. Ни хрена мне не плевать,

– Надо есть. Организм должен получать питание и набираться сил. Это из-за температуры аппетит снижен. Ешь через не хочу!

– Сам не хочу, – вздыхает, – покормишь, тогда поем, – и хитро так поглядывает, сволочь!

– На голову надену! – добрею, усаживаюсь на табурет, забираю всё в свои руки и начинаю кормить, как маленького: дую в ложку, пробую, даю, он только рот открывает.

Глава 10.

Господи, скажи мне кто-нибудь ещё вчера, что я Стрельцова буду кормить с ложечки, ни за что бы не поверила! Опрокинуть борщ на башку – этому бы не удивилась. И вот, поди ж ты: кормлю, а он и не противится, чудо моё вреднючее! Кормлю и понимаю, что со вчерашнего дня сама ничего не ела, думаю, сейчас с Игорем закончу, и до себя руки дойдут, а он будто мысли читает,

– Себе!

– Что себе?

– Сначала себе, потом мне… По очереди.

– Из одной тарелки? Одной ложкой? – это принц-то Датский? Тот холодный чистоплюй?

– А, что тебя смущает? Боишься заразиться? Брезгуешь?

– Да ты не заразный, вообще-то, – я даже растерялась, – и микробами мы обменяться успели.

– Ну так, ешь тогда и не ломайся! – вот так и едим, одна ложка ему, другая мне, как будто близкие люди.

Наобедались, и меня начало морить в сон, реально, сейчас тарелки соберу и упаду на часок. Да хотя бы просто ноги вытяну, я ж прометалась полночи по лазарету, да просидела на табуретке, а до этого пробегала по сугробам в поисках своих потерявшихся дураков. Мне ещё второго надо будет проведать. Но это потом, позже. Заодно посуду в столовку верну и поблагодарю девчат за вкусный обед и заботу.

Смотрю, Игорь куда-то засобирался,

– Куда?!

– В туалет… я же человек всё-таки, не памятник! – злопамятен, – где мои штаны?

– Вот! – подаю судно. Есть в моём арсенале и такой гаджет, лучше бы запас современных антибиотиков положили!

– С ума сошла?! – таким взглядом одарил, словно я ему принародно предложила клизму поставить, – убери свой горшок подальше и меня не позорь! Не дай Бог ещё кто увидит! Что подумают?!

– А, что подумают? Лежачий больной, что тут ещё можно подумать?

– Что я засранец какой-то!

– Сам сказал! – возвращаю подачу.

– Квиты, – подытоживает, – но в туалет я схожу по нормальному и без тебя.

– Со мной! Я провожу и дождусь! – у нас там уборная в пристройке в виде очка, мало того, что неотапливаемая, так ещё и дыра на троих вырезана, хоть хором сиди, – не хватало потом тебя вылавливать!

– Не утону, там всё замёрзло намертво!

Подаю одежду,

– Дождусь и не спорь! С врачами не спорят!

– Пошли, врач, – соглашается нехотя, – ну хоть не шлёндрой в этот раз назвал…

Туалет нам дался не просто. Игорь хоть и бодрился, но я сильно сомневалась, что он там управится сам. Да его ещё и штормит немного. У меня на случай долгих походов имеется фланелевая накладка на подставку, взяла её с собой. Подаю,

– Седушку поставь, а это положишь сверху.

– Да ну, конечно! – отпихивает. Вот идиот!

– Давай ещё задницу отморозь там и прочие богатства! Мало мне проблем с тобой! – он зыркает злобно, хватает накладку и, громко хлопнув перед моим носом дверью, исчезает в уборной.

Тоже мне, эстет нашёлся!..

Пока ходили по нужде, освежилась на ветру и разгулялась,

– Ты ложись, а я пойду навещу Никиту, надо проверить как он там, наверное, нос сильно болит. Ты бы хоть глядел, куда бьёшь-то! Вывел парня из строя! И как вообще умудрился? Он выше на полголовы и шире в два раза!

– Он первый начал, – ворчит, укладывается, – я его не звал, – разбираю пожитки, из которых он вывернулся, как змея из старой кожи, оставив на полу всем скопом, складываю всё на стул рядом с кроватью. Потом набираю, что может пригодиться Красавчику: анальгетик, шприц, антисептик, на всякий случай, и таблетки, если нос не сильно болит, чего зря попу дырявить, а Игорь заявляет, – не ходи!

– Нормальная тема! Может, мне у тебя спросить, кого лечить, а кого на помойку выбросить?

– А, сможешь меня выбросить? – какого ответа он ждёт? Честного? Я могла бы ему признаться, что если бы было в моей власти, то уже не одну сотню раз, выбросила бы его, сожгла, разорвала, растоптала и забыла! Но нет у меня такой функции! Лишена! Или она сломалась в процессе борьбы с самой собой. Только не признаюсь! Наоборот, оборачиваюсь и с холодным профессионализмом, на какой только способна, прямо в глаза, прямо ртом отвечаю,

– Нет, не могу, – он светлеет, но я отрезвляю, – и его не могу! Я клятву Гиппократа давала! Даже врагов лечить обязана! – сразу потухает и бухается на постель со всей силы, – вот и правильно, сон – лучшее лекарство…

***

Сначала по-быстрому заношу посуду в столовку, девчата крутятся, как белки в колесе, принимая вторую партию едоков, всё оставляю, благодарю и пулей, пока не начались расспросы, что, да как, да все эти намекающие улыбки, будто я – главная зачинщица вчерашнего беспредела.

Потом мчусь навещать вторую свою жертву…

На улице ненадолго сереет день, но так сдувает и метёт, что даже краешка солнца, которым можно полюбоваться в спокойную погоду, не видно.

Я питаю тайную надежду, что Никитос спит, думаю, загляну к нему потихоньку, убедиться, что он в порядке, и уйду. Потому что не нужен он мне совсем, где-то глубоко в душе, я об этом догадывалась сразу, но не каждому же любовь до гроба даётся, что ж теперь в монастырь, что ли? Тогда и монастырей-то на всех не хватит.

Но теперь, после Стрельцовских нежностей, после правды самой себе, обманывать хорошего человека не хочется…

Зря надеялась, Красавчик ждал. Как только сунула нос в незапертую дверь их с соседом вагончика, сразу подорвался навстречу.

– Лежи, лежи, – останавливаю, – тебе постельный режим прописан. Вдруг ещё и сотрясение. Не тошнит? Голова не кружится? – подхожу и присаживаюсь на краешек кровати. Смотрю у него телефон в одеяле завалился, а там тетрис включён, – Никита, ты с ума сошёл? У тебя травма головы! Бросай все эти мелкие игры, нельзя напрягать зрение!

А он смеётся дуралей, ему нипочём,

– Мне всё можно напрягать! Не тошнит и не кружится! – потом передумывает, – нет, вру! Кружится!

– Ну вот! – всё-таки сотрясение мозга!

– От тебя, Ин! Ты кружишь мою голову! Только ты! – короче, у него там точно в башке что-то стряхнулось, раньше хоть намёки были, а теперь лепит всё напропалую! И что с ним делать?

Глава 11.

Надо рубить концы, реально понимаю, что ничего не выйдет! Если бы Стрельцов не приехал на эту чёртову вахту, то может быть и вышло бы, а теперь осознаю с прозрачной ясностью, что ничего, никогда и не с кем не получится! Иногда кажется, что этот гад всё понимает и смеётся над моими жалкими потугами изображать счастливую независимость. Надо наконец разуть глаза и назвать вещи своими именами: Игорь Стрельцов – мой пожизненный приговор.

Вот есть же люди, у которых за жизнь бывает несколько любовей, ну или скажем, хотя бы привязанностей, и нет одной-единственной настолько глубокой, чтобы она тупо мешала жить! Память о прошлом, о первой любви остаётся светлым чувством, у кого ни спроси, но люди при этом строят новые отношения и довольны. А у меня ничего светлого, просто, клин какой-то! В принципе, если бы я умела ловить знаки свыше или прислушиваться к внутреннему голосу, ответ о том, что рыпаться бессмысленно, получила бы давно.

Но как объяснить Никите? Как обидеть вот этого доброго большого медведя? Он сейчас с сине-чёрными кругами вокруг глаз и невероятно раздувшимся носом и впрямь напоминает большую панду. А она занесена в Красную книгу! Её надо беречь и охранять, а я вот возьму и убью наповал! И я беру тайм-аут: пусть сначала поправится, а потом, когда будет в форме и сможет легко держать удар, я ударю. Не хочу, но придётся.

– Давай-ка не скачи! – отвлекаю, – температуру померяем, может, это всё-таки от неё головокружение, а не от меня, – ставлю ему градусник, оттянув ворот футболки, чтобы попасть подмышку. Но и так вижу, что он настолько крепок и здоров изначально, что уже идёт на поправку.

Мы болтаем о том, о сём. Никита рассказывает, как Наталья притащила ему двойной обед, и он всё съел, потому что никакая болезнь не сможет отнять у него аппетит, тем более, если на первое его любимый борщ! Я слушаю, и мне это всё не нравится. Вернее, не так! Я сравниваю, насколько непохожи эти двое, и насколько правильно и естественно то, как Игорь отказывался есть, потому что ему плохо, потому что он чувствует всё по-человечески, а этот жизнерадостный, крепкий неубиваемый чурбан меня уже бесит!

В довершение всего, когда он возвращает термометр, в мои чуткие ноздри ударяет запах пота, и становится тошно! Я раньше не замечала, от Красавчика всегда пахло мылом и свежестью, или чем-то техническим, связанным с работой, но сегодня ему никак не помыться, и вот меня передёрнуло.

– Тридцать семь и два, однако, – всматриваюсь в шкалу, заодно делая серьёзнейшее лицо, – спать, только спать! – на самом деле, у него тридцать шесть и семь, но надо же как-то осадить его хотя бы на пару-тройку дней, – у тебя нос болит?

– Болит, – он сводит к переносице оба глаза, силясь разглядеть свою травму, чем вообще меня пугает!

– Прекрати так делать! Мы не знаем, что у тебя там внутри, ещё останешься косоглазым на всю жизнь! Вот, – выдаю ему пару таблеток сильного анальгетика и баночку с антибиотиком, я же не хочу, чтобы у него серьёзный бронхит разыгрался, хотя с таким запасом прочности, думаю, он бы и его победил без таблеток, – из баночки пей два раза в день, а обезболивающее прими сейчас, вторую оставлю на ночь, потому что таково свойство человеческого организма: всё плохое случается к ночи.

– А ты больше сегодня не придёшь? – жалобно и по-детски.

– Будет плохо, присылай за мной соседа, но сам пойми, я вторые сутки на ногах, уже просто валюсь!

– Прости, – винится, – ну хоть поцелуй перед уходом! – и я, затаив дыхание, чмокаю его в колючую щёку, но теперь уже так и мерещится этот чужеродный мужской запах… не мой.

– Всё побежала! – скорей ныряю в рукава пухана, шапку на голову, и только слышу вдогонку сожалеющее,

– Лучше бы я сейчас лежал в твоём лазарете! – делаю вид, что не расслышала, а сама бегу и думаю,

– Не лучше бы! Нисколько не лучше! Потому что только один человек, один-единственный мужчина в любом своём состоянии пахнет так, что мне не то что не противно, мне невыносимо сладко! Потому что он – мой!

***

То, что у меня особенный нюх, я знаю давно. Слишком острое обоняние иногда даже вредит. Не могу ездить летом в общественном транспорте в час пик, задыхаясь от всеобщего пота, как в конюшне. Не могу заходить в рыбный отдел, а если ещё что-то с душком залежалось на прилавке, вообще, убегаю. Все мои подруги курят лет с шестнадцати, я тоже пыталась, тошно! Не смогла. Родители даже предлагали податься в парфюмерное дело, надеялись выучить на эксперта по духам. Нюхачом я не стала, просто сжилась со своим феноменальным носом.

Но однажды моё чудесное обоняние сыграло со мной злую шутку, и конечно, эта история напрямую связана с Игорем Стрельцовым…

Мне тогда было года двадцать три. Студенческие каникулы не то, что школьные – всего один месяц, да и тот скука, если приезжаешь домой, а друзей нет. Все куда-то подрастерялись. Моя компания теперь складывалась из однокурсников и соседей по общежитию.

И вот в состоянии такой скуки я прогуливаюсь по нашему городу и сталкиваюсь с Максом и через него, соответственно, оказываюсь в знакомой компании. Вообще-то мы и не терялись, иногда перекидывались смайликами в соцсетях, периодически я набегала в их поредевший коллектив. Так, разовыми акциями, не часто. Всегда была бодра, весела и независима. На личном фронте в это время шло с переменным успехом, но ничего серьёзного: так, пара-тройка свиданий, киношка, кафешка и, понимая, что не хочу – не моё, расставание.

Зато у поборника нравственной чистоты и пуританства гёрлы менялись, как перчатки, причём каждая последующая казалась мне хуже предыдущей, дешевле, глупее, неприятней. Та Катя, похожая на совёнка, была самой нормальной, но она в прошлом. Степень его с ними близости меня не интересовала. К тому времени я уже вычеркнула Стрельцова из круга не то, что друзей-приятелей, а вообще, знакомых. Во время моих редких набегов, он болтался со своими подружками где-то на периферии обзора.

Но несмотря на это, я заметила одну странную тенденцию, все эти шкурки были подобраны, словно по одному лекалу: высоченные, почти с него ростом, светлые, длинноволосые, длиннолицые, носастые, с невыразительными глазами и тонкогубыми ртами. В общем, полная моя противоположность, да ещё и слащаво-тупые на мой взгляд. Ну, что поделать, видно, у парня такой вкус.

В тот приход на нём висла очередная. Но дело было не в ней. К своим двадцати трём я окончательно утвердилась в неприятии жеманства и бабской тупости, особенно раздражали курицы, постящие на стену всякие «умные» изречения, и вставляющие их при общении надо и не надо.

А тогда рассмешила до дыр затёртая фраза: «мужчины любят глазами, а женщины ушами», выпавшая из надутых губок одной такой умнушки. И я решила поспорить. Во-первых, мужики на самом деле, любят похвалу не меньше, чем женщины. Во-вторых, физиологию мы уже давно прошли, я кое-в чём разбиралась. В тот момент вспомнился один факультатив, на котором показали видео с экспериментом, и я спросила,

– А, если мужчина молчит? Значит, ему не светит женской любви? – чем повергла курицу в ступор,

– А ты, как думаешь? – это был он.

Глава 12.

Первый раз за много лет он со мной заговорил! Желудок подкатил к рёбрам и, как мне показалось, сделал кувырок, ладони вспотели мгновенно. Выходит, держать его в игноре я могу только, когда он сам не проявляет инициативы? Открытие не из приятных!

Но ведь об этом знаю только я! И уж если сказала А, то надо договаривать до Б и далее по алфавиту. Ничуть не дрогнув голосом, продолжаю,

– Сначала женщины любят носом, это инстинкты древние и неизменные, мужчины значительно позже начали развешивать лапшу на выносливые женские уши, когда человечество обрело речь. Уши у слабого пола тоже крепли постепенно с развитием речи, первобытной леди много серенад не напоёшь, если без мамонта на свидание пришёл.

– Ну, не знаю, – промямлила раздумчиво та самая кура, что затеяла диспут, остальные тоже принялись рассуждать, но только не Стрелец, он просто спросил,

– Можешь доказать? – и что-то меня дёрнуло ответить,

– Могу! – тот эксперимент, что был на факультативном видео, не требовал особенных условий, и я решила предложить его провести.

Суть дела сводилась к тому, что женщинам завязывали глаза, и они по запаху должны были выбирать партнёра, руководствуясь только обонянием. И они там упорно выбирали одного и того же кадра! Самого брутального и самого красивого! Зато во второй части, когда давалось пять минут на общение уже с открытыми глазами, ряды его поклонниц сильно поредели, бабы начали присматриваться к менее казистым мужичкам, но видимо мастерам художественного слова, что и требовалось доказать: слух вторичен.

Настоящим экспериментом нашу самодеятельность назвать было нельзя, потому что там женщины ни разу не сталкивались с теми, кого им предстояло обнюхать, а тут все друг друга знали.

Но моя идея зашла так глубоко в умы, а народу хотелось новизны и движухи, что решили проводить тут же. Участвовать пожелали все. Но так как это невозможно, кто-то должен контролировать, то я, как податель мысли, взяла дело в свои руки, на что получила,

– Нет! – сами знаете от кого, – для чистоты эксперимента нужен кто-то нейтральный!

– Да, пожалуйста! – выбрали семейную пару,

– Нечего мужней жене чужих мужиков обнюхивать! И мужа чужим бабам тоже!

Нет смысла пересказывать то, чем мы занимались в следующий час, смеху было, шуток, подколок – море. Меня потряхивало: несмотря на то, что результат доказан наукой, я боялась облажаться в глазах Стрельцова. Как будто он бросил мне вызов, а я приняла, и теперь от результата зависит моя жизнь.

Сразу скажу – его я и выбрала! Не нарочно! У меня и в мыслях не было! Если бы знала, если бы вспомнила его запах, то нарочно обошла бы стороной! Но мы уже столько лет друг к другу не подходили ближе десяти, а то и более шагов, что я забыла. И оскорбившись его подозрением, что хочу подтасовать результаты предложенного мной эксперимента, чтобы доказать свою версию, честно пошла за своим чутьём.

И пришла! Он пах так, как должен был! После пяти или семи других запахов, которые если не были мне неприятны, то безразличны, бивших в нос, этот показался сначала слабым, но заинтересовал. Я подошла ближе и сделала настоящий вдох, чего обычно не позволяла себе, с моим нюхом так можно отравиться. Потом не удержалась и вдохнула полной грудью, ещё сильней. И остановилась, выбрала!

Аромат смеси табака, туалетной воды или геля для душа, а может быть шампуня, соединяясь с уникальным запахом мужского тела, превращался в неразделимую композицию, и она манила, притягивала, сводила с ума.

Запах не был резким или терпким, он был сладким и одновременно маскулинным, немного с горчинкой, будоражил, дразнил обонятельные рецепторы и будил в мозгу до этого спящие беспробудным сном клетки! Появилось лёгкое головокружение, которого я не поняла по причине завязанных глаз, под солнечным сплетением начала подниматься странная волна, заполняя собой тело, она разливалась вверх, тесня лёгкие, отчего дышать стало трудно, и одновременно спускалась вниз, спирально сужаясь и указывая тот самый путь, который может подтвердить неопытной женщине, что она ни разу не фригидна.

Не проигнорировать, не уйти! Я была ошеломлена! Открытие ударило громом среди ясного неба, а когда сняла платок в полной тишине, практически убило!

Тело предало разум, выбрав того человека, которого я меньше всего хотела выбрать! Я подняла глаза, он смотрел свысока насмешливо и высокомерно. Собрав остатки достоинства и сделав вдох в сторону, чтобы прочистить нос и мозги от ненавистного запаха, такого волнующего, что подкашивались ноги, я рассмеялась,

– Шутка! Памятники не пахнут! – и все расхохотались вслед за мной, кроме Стрельцова. Он так ковырнул меня взглядом напоследок, что показалось, выдернул сердце, но там же, выдранное, кровоточащее и бросил…

К слову сказать, я доказала, что хотела, больше половины баб прилипло к Максу, самому яркому, самому волосатому и самому красивому. Хотя интеллектом он не блистал, зато был самоуверен и брутален.

А я взяла Глеба. Его не выбрала ни одна. Он не пах ничем, кроме мыла, и это было хорошо! Не больно и безразлично. Он, как и я в той компании, оказался случайным кадром, ещё случайней меня. Приехал к кому-то в гости, и его взяли с собой. Весь месяц мы с ним и прогуляли. Ходили по городу, катались на велосипедах, много спорили на разные темы, казавшиеся тогда умными, соревнуясь в интеллектуальности, смеялись и иногда целовались. Потом он уехал к себе, а я на учёбу.

Эксперимент почти забылся, но я дала себе установку: навсегда запомнить запах врага и больше не приближаться, и с экспериментами покончила раз и навсегда…

Глава 13.

Возвращаюсь к себе. Уже темно, по-прежнему ветрено и снежно. В медпункте горит слабый свет ночника. Может, Игорь включил?

Захожу, отряхиваю снег с шапки, тут Алла. Пока снимаю верхнюю одежду, подходит ко мне,

– Я мёд принесла, – оправдывается, – он спит.

– Спасибо, Ал.

– Ну, я побегу?

– Не торопись, можешь побыть с ним, я спать пойду, уже ноги не держат, и голова чугунная.

– Побыла, тебя долго не было, и я посидела, – она честно признаётся в ерунде, а я понимаю, что имеет в виду: даёт понять, что Игорь ей не безразличен. Оглядываю её новым оценивающим взглядом. Высокая, худая, бледная и бесцветная, такая же, как все его предыдущие моли. Ну что ж, девушка во вкусе Стрельцова. Констатирую, что у неё все козыри на руках.

Она уходит, а я сразу к себе. Может, он и не просыпался, пока Алла сидела, но сразу после неё видеть его не хочу.

Собираю бельё со свой кровати. Стирка здесь – великая роскошь, и Татьяна по головке меня не погладит, что не по расписанию притащу ей комплект, но физически не в силах лечь в постель, пропитанную запахом чужого мужчины.

Пока стелю свежее, провожу анализ: несмотря на то, что не кидаюсь к Игорю сразу после Аллы, у меня нет ревности, я не чувствую в ней конкурентку в борьбе за сердце Стрельцова, не потому, что уверена в себе, а она – мне не ровня, нет! Я за него не борюсь. Он не был моим никогда, его обычное состояние – высокомерная льдина, от которой холодные мурашки даже на расстоянии.

То, что произошло между нами сегодня – временное, вынужденное перемирие, потому что мой враг ослаб и находится в моей власти. Вынужден вести себя по моим правилам. Как только поправится, всё вернётся на круги своя. Ещё вчера он был совершенно другим.

Вчера… То, что произошло вчера – событие из ряда вон выходящее! Даже не то, что они подрались с Красавчиком, а его бешенство по отношению ко мне!

Я, конечно, понимаю, что определённая доза алкоголя в крови всё тайное делает явным, но что же получается? Холодный принц Датский меня возненавидел? А это уже не ледяное равнодушие, это что-то иное! Или с самого начала…

***

Просыпаюсь резко, будто кто-то в бок толкнул, тянусь за часами, включаю подсветку, восемь вечера! Я продрыхла целых пять часов! Скорее сую ноги в валяные боты, которые тут работают тапками, и бегу на вторую половину! Пора укол делать! Натыкаюсь в потёмках на что-то в тамбуре, включаю свет: термокороб столовский, сверху стопка мужского белья и зубная щётка с пастой! Надо же, какое внимание к деталям!

Ни фига себе я придавила! Не слышала, как повариха принесла ужин, и как Толян заходил! А если Игорю там плохо? Он может, умирает, а меня хоть из пушек пали, не поднять!