Учитель. Книга вторая бесплатное чтение

Глава 1

Конец учебного дня в школе для девочек традиционно знаменовал шумный поход в столовую. В эти часы долгожданной свободы уже никто никуда не спешил и если бы не ворчание кухарки, которая требовала от учениц, чтобы те не засиживались, кое-кто мог бы торчать там до самого отбоя. Вот и теперь по праву работников СМИ группе школьниц всё же удалось сговориться с фрау Штосс и выпросить полчасика пребывания за удобным широким обеденным столом.

Со времени осеннего бала прошло уже больше недели. Многое было если не забыто, то затолкано в дальние закоулки памяти. В личной жизни некоторых выпускниц после того вечера произошли перемены. Ханна теперь встречалась с молодым человеком из числа студентов местного колледжа, Карен – с тем самым сыном мера. Насчёт Марты всё было ясно без слов, но всё же по вечерам после отбоя она под грифом «секретно» делилась с соседками деталями жарких выходных, которые ей довелось провести с будущим мужем уже без строгого надзора родителей. Гретта и Фридрих нашли друг друга. Этим двоим мало было свиданий по выходным. Они не уставали созваниваться и переписываться, то осенённые каждый своей догадкой, касательно проводников и полупроводников, то просто из-за того, что соскучились друг по другу. Родителям молодого человека, как и матери Ханны пришлось смириться с выбором каждого. Тем более что на фоне несостоявшегося жениха, который столь внезапно избрал другую, легкомысленное поведение Ханны отошло на дальний план.

Кристина после признания Теодора и всего случившегося тем вечером не спешила отвечать мужчине взаимностью. Встреча с Хоффером в коридоре школы всё ещё казалась ей настолько унизительной и гадкой, что невольно она находила причины откровенности учителя в чувстве жалости по отношению к ней. Она была благодарна ему за спасение, но даже несмотря на то, что Хоффер так и не успел ничего с ней сделать, она почему-то чувствовала себя грязной и порочной, недостойной внимания того, кто так неосторожно признался ей в любви. Эта удобная отговорка вписывалась в стремление девушки посвятить себя работе и заботам о маме. После пережитых событий Кристина ещё явственнее осознала тот факт, что она всегда была и навсегда останется дочерью проститутки, даже если Лили оставит своё ремесло. Подобное невозможно изжить.

Одноклассницы оккупировали стол возле окна, где было особенно светло и, разложив перед собой груду разнообразных бумаг, шумно обсуждали дальнейшие планы.

– Молли! Это просто великолепно! – Марта выудила из стопки белый листок с рисунком, на котором изящными контурными мазками была изображена девушка в откровенном платье, а совсем рядом с ней – высокий, стройный мужчина с небрежно растрёпанными тёмными волосами. Было ясно, что рисунок делался наспех карандашом, а позже его аккуратно доработали тушью. – Это же мы с Гансом! – она повернула листок к подругам, чтобы все могли обозреть сей шедевр.

– Обалдеть, – протянула Ханна. – А кого ты ещё успела нарисовать, Молли? – она кинулась перебирать картинки в надежде отыскать себя.

– Я не помню, – призналась Пэкс. – Людей было много и приходилось очень быстро выхватывать взглядом хоть кого-нибудь. Некоторые наброски так и не получилось закончить.

– Жаль, – протянула Ханна, убедившись, что её портрета среди картинок нет.

– На этот случай всегда есть фотик! – самодовольно выпалила Карен. – Фотографий у меня вагон – столько плёнки извела. Найдёшь себя, так и быть – подарю, – она снисходительно подтолкнула подруге гору снимков.

– Сначала нужно выбрать то, что пойдёт в печать, – остановила щедрый порыв фотографа Кристина. – Потом что останется, заберёте.

– Согласна, – поддакнула ей Гретта. – Тем более что нам всего полчаса выделили.

Смирившись с доводами здравомыслящих, все принялись за работу. На большом столе инициативная группа из шести человек разложила лист, испещрённый набросками текста и условными рамочками для изображений. Со стороны школьницы выглядели теперь как собрание штабных офицеров, самоотверженно нависавших над картой военных действий, и нельзя было с точностью заявлять, кому при данных обстоятельствах было бы легче принимать решения. Дело шло бы куда проще, не будь красивых снимков и рисунков настолько много. Девочки всякий раз расходились в вопросах о том, где то или иное изображение будет смотреться лучше, а ближе к концу отведённого времени даже чуть не поссорились, но быстро всё уладили.

Марта до последнего надеялась, что их с Гансом портрет не попадёт в газету и его можно будет забрать себе, но большинство признало его самым колоритным, а потому фройляйн Крюге суждено было красоваться вместе с женихом на первой полосе издания. Договорились, что ей всё-таки выдадут один экземплярчик газеты с барского плеча.

– Вот это ставим в галерею после статьи, – безапелляционно постановила Карен, являя взорам подруг фото, на котором Кристина, сидя на плече у Теодора, сосредоточенно тянулась рукой к картонной звезде. Девочки разом округлили глаза.

Первой не выдержала Марта.

– Это что такое? – она с усмешкой глянула на Кристину. – Так усердно готовились к спектаклю, что пришлось оседлать учителя?

– У нас там, вообще-то, стремянка есть, – ехидно добавила Ханна.

Кристина выхватила у Карен фото и с минуту напряжённо вглядывалась в замысловатую композицию из тел при участии картонной звезды.

– Насчёт лестницы могла бы и сказать, – проворчала она Карен, не глядя на неё. – А то я как дура тут, – она сконфуженно закусила губу, вспоминая прикосновения рук Теодора в те минуты и тепло его дыхания, опалявшее кожу бедра. Оно ощущалось даже сквозь плотную ткань костюма, рождая в воображении девушки не самые целомудренные образы.

– Ничего не дура, – Фром вернула себе фото. – Здорово получилось. Надо печатать.

– Расскажи, Крис, каково это, когда тебя вот так тискает учитель? Нам всем интересно, – Марта подалась вперёд, окидывая взглядом группу поддержки. – Хольман тебя возненавидит.

– Она меня и так ненавидит, – вставила Кристина.

– Ты не ответила на первый вопрос, – Марта хитро сощурилась.

– Отвечать нечего. Никто меня не тискал и хватит уже, – Луческу безуспешно пыталась уйти от неудобного разговора.

В следующую секунду фото перехватила Гретта.

– Вы хорошо смотритесь вместе, – сказала она, не замечая румянца, который окрасил щёки Кристины после её слов. – Если не знать, что он твой учитель, можно подумать, что вы, – она многозначительно промолчала, притягивая как магнитом заинтересованные взгляды одноклассниц. Теперь девушки с ещё большим вниманием рассматривали фото, находя подтверждение повисшим в воздухе словам старосты.

– Глупости не говори, – буркнула Кристина. – Так, закончили, – она забрала фото у Гретты и кинула в стопку забракованных, надеясь, что никто не хватится.

– Эй, куда?! – вскрикнула Карен. – Такой кадр! Однозначно в печать и даже не спорь. – Она переложила снимок в стопку поменьше. Кристина лишь отмахнулась от неё, закатывая глаза.

– Куда засунем Хоффера? – Карен вытянула следующий снимок, на котором мужчина с проседью, находясь вполоборота от фотографа с предельным вниманием смотрел прямо перед собой. Фром сумела тогда извернуться и очень удачно подловила его во время танца, не захватив при этом Кристину. Видно было лишь её руку, смиренно возлежащую на его плече и небольшой краешек причёски.

Луческу словно кипятком ошпарило. Она никому не рассказывала о случившемся, и сама старалась не вспоминать, но, к несчастью, подобные происшествия врезаются в память на всю жизнь и с завидной регулярностью терзают сознание детальными и до крайности болезненными образами. Пришлось упереться в стол, чтобы сохранить вертикальное положение. Кристина изо всех сил постаралась не выдать себя, но всё же пауза затянулась слишком надолго.

– Крис, – перед её лицом уже махала рукой Ханна, обводя вопросительным взглядом напряжённую фигуру.

Девушка очнулась, моргнув несколько раз, чтобы отогнать чудовищные картины памяти.

– Что? – дрогнувшим голосом спросила она.

– Всё нормально?

– Да, – включилась в работу главред. Собрав всю волю в кулак, она проговорила, небрежно откидывая фото спонсора в сторону. – Хоффера на вторую страницу. Марта, твою колонку переместим чуть выше, тогда влезет таблица с победителями осенней олимпиады. История котят переходит на третью страницу и после них твой школьный сплетник, Хани. На этом всё, – она глянула исподлобья поверх голов подруг на дверь, ведущую в кухню. В проёме уже стояла фрау Штосс, нетерпеливо поводя указательным пальцем в сторону настенных часов.

– Пошли к нам, – предложила Ханна, когда девушки поднимались по лестнице в направлении своих комнат. – Доработаем выпуск.

– А уроки? – неуверенно вставила Молли. – Может, завтра доработаем?

Ответом ей было несколько закатившихся к потолку недовольных взглядов.

– Она права, девочки, – Гретта подтянула очки. – Мы так можем провозиться до вечера и ничего не успеть, а на завтра биологию учить нужно.

– И физику две задачи, – неожиданно вспомнила Марта.

– Точно. Ещё алгебра с химией. Чёрт, – в отчаянии проговорила Ханна. – Ладно. Потом так потом.

– Подождите, – остановила всех Карен, – на этой неделе герр Макинтайер уезжает. Что будем делать? – она со свойственной ей горячностью оглядела подруг.

– В смысле? – усмехнулась Марта, облокачиваясь на периллу лестницы. – Предлагаешь его связать и не выпускать?

– Я не о том! – раздражённо ответила девушка. – Надо же как-то его проводить. Подарить что-нибудь.

– А что дарить-то? – озадаченно спросила Ханна. – Что он любит?

– Чай, – глухо произнесла Кристина прежде, чем подумала. Все пятеро недоумённо уставились на неё. – Что? – девушка попыталась скрыть волнение и на ходу выпалила. – Он же англичанин, а они все любят чай, – она вложила в интонацию всю возможную экспертность, на какую только была способна.

Девочки закивали. Некоторые даже удивились, как это они сами не догадались – очевидно же, как белый день. Решено было скинуться на красивый сервиз и набор травяного чая в подарочной упаковке. Молли упросили нарисовать для учителя и оформить в рамочку какой-нибудь живописный пейзаж города, а ещё следовало купить большую открытку, и чтобы все желающие что-нибудь написали на обороте. Кристина одобрительно кивала потоку идей, внутренне ругая себя за то, что в нужный момент не сумела удержать язык за зубами и чуть не проболталась.

Они всё же нашли в себе силы расстаться и разойтись по комнатам. Домашнее задание тем вечером некоторые делали почти до самого отбоя, отвлекаясь на поболтать с подружкой, или помечтать о грядущем свидании. Когда на улице совсем стемнело, а Ханна в голос зевала, отдаваясь полудремотному состоянию, она в момент предельной усталости с некоторым остервенением захлопнула ненавистный учебник. Соседки тут же вздрогнули.

– Я больше не могу! – процитировала она типичную для вечернего времени мантру школьника. – Будь что будет. Ничего уже в голову не лезет.

– Ты, как всегда, права, – зевнула ей в ответ Марта потягиваясь. – Предлагаю готовиться ко сну, а чтобы нам всем спалось сладко-сладко, пусть кое-кто нам почитает. Я уже соскучилась по героям романа. – Она послала Кристине самую умильную свою улыбку.

– Я почти не писала в эти дни, – пробубнила девушка, покусывая ручку и нависая над тетрадью. – Некогда было.

С момента злосчастного события на балу вдохновение покинуло юную писательницу. Более того, у неё с тех пор не возникало ни малейшего желания снова браться за рукопись. Нападение Хоффера, будто, отрезвило её и та сказка, которая всё это время выходила из-под пера Кристины, теперь раздражала её саму, казалась глупой и до крайности наивной. Тем не менее девочки всё же сговорились перечитать кое-что из особенно пылких глав рукописи.

Меры предосторожности в виде дежурившей у двери Ханны и пальца Марты на выключателе лампы были приняты с завидной слаженностью. Соседки заняли места, предвкушая детальные описания жаркой встречи Фернандо и Марин на корабле, где девушку чуть не схватили пираты, а бравый итальянец в последний момент спас возлюбленную.

Глаза обеих уже горели нетерпением, которое только возрастало оттого, что Кристина как-то уж очень долго рылась в своей сумке. Через минуту она выпрямилась, с ужасом всматриваясь в лица подруг.

– Рукопись пропала, – сказала она загробным голосом.

Глава 2

Худощавая светло-русая девушка, сутулясь сильнее обычного, торопливо двигалась по коридору школы. Она то и дело озиралась по сторонам в страхе, что кто-нибудь раскроет её злодеяние. Она никогда раньше ничего подобного не делала и не сделала бы, если бы её не попросила та, кого она боготворила. Несчастная уже жалела о содеянном, ощущая, как глаза наполняются слезами отчаяния, но всё же требовалось закончить начатое, а потому, собрав всю возможную уверенность в кулак, она без стука вошла в нужную ей комнату, где её прихода ждали с большим нетерпением.

Взору гостьи немедленно открылась картина быта типичной пустой и ничем не примечательной красотки. Сама по себе эта комната не сильно отличалась от всех остальных в школьном общежитии. Здесь также стояли три кровати, тумбы и шкаф, но помимо всего этого, то тут, то там по спинкам стульев и торцам кроватей висело что-нибудь розовое и с блёстками. Главным отличием этой комнаты и предметом зависти соседок было шикарное трюмо из светлого дерева, купленное родителями Мелиссы Хольман специально для их ненаглядной принцессы. За этим самым трюмо блондинка проводила большую часть свободного времени. Вот и теперь она гордо восседала на мягком пуфике перед панорамными зеркалами, облачённая в розовый халатик с пушистыми рукавами и позволяла одной из невзрачных соседок делать себе причёску, а другой – маникюр.

При появлении гостьи она нетерпеливо подскочила с места, чем выбила из рук своей добровольной служанки расчёску. Та не издала ни звука – лишь молча полезла под трюмо доставать аксессуар.

– Принесла? – по-змеиному прошипела Хольман, быстро приближаясь к девушке.

– Мелисса, – начала та, слегка заикаясь, – блокнота не было. Она, наверное, с собой его носит. – Несчастная уже видела, как загорелись яростью глаза Хольман, намеревавшейся излить на свою жертву всё негодование, – но я принесла кое-что другое! – Поспешила реабилитироваться воровка. – Вот, – она вынула из-за пазухи толстую стопку листов, которую всё это время прижимала к себе, боясь выронить.

– Что это? – прорычала Мелисса, выхватывая из рук девушки бумаги. Несколько листков отлетели в сторону и приземлились на пол.

– Там самое интересное отмечено закладками, – добавила пояснений гостья. Она продолжала стоять как вкопанная на одном месте, боясь лишним шевелением вызвать бурю упрёков в свой адрес.

Хольман вернулась за трюмо и небрежно уронила на столешницу перед собой стопку. Всё то время, пока она изучала записи, изредка отмахиваясь от любопытных соседок, то и дело нависавших по обе стороны от своей предводительницы, её искажённое злобой лицо выравнивалось и к концу чтения на безжизненных губах сияла теперь уже победоносная улыбка. Мелисса с трудом разбирала почерк, но всё же главное она уловила. В голове, не обременённой особыми умственными способностями, немедленно выстроился план свержения её главной конкурентки.

– Это даже лучше блокнота, – процедила она сквозь зубы. – Теперь я её уничтожу.

***

– Чего? – Марта недоумённо вытаращилась на побледневшую Кристину. – Как пропала?

– Может быть, ты её куда-то в другое место убрала? – взволнованно предположила Ханна.

– Я никуда её не перекладываю, – с дрожью в голосе продолжала Кристина. – Она всегда лежала здесь, – Луческу отшвырнула пустую сумку на пол, подскочила с кровати и принялась судорожно шарить по всем возможным полкам и закуткам, бормоча что-то себе под нос.

– Подожди, – попыталась привести всех в чувство Марта, – давай успокоимся. Сейчас мы вместе везде-везде залезем и обязательно её найдём. Ну, не могла же она в воздухе раствориться.

Сонливость как рукой сняло, после чего все трое кинулись шумно перебирать вещи в шкафу и тумбах, невзирая на комендантский час. Чем дольше длились поиски, тем сильнее Кристину окатывала волна отчаяния. В это невозможно было поверить, но её рукопись, над которой она так тряслась и которую хранила в самом укромном месте, пропала. И пропала она прямо из сумки.

В какой-то момент Кристина перестала себя контролировать. Она упала на колени, сотрясаясь от рыдания. Голову одолели разом все возможные тяжёлые мысли. Её позорное разоблачение грозило исключением из школы. Что она скажет матери? Как посмотрит ей в глаза? Столько лет она держалась и не выдавала себя, а тут из-за этой глупой писанины ей грозило самое страшное, что только можно было себе представить.

Подруги бросились её утешать. Они опустились по обе стороны от плачущей Кристины и принялись говорить ей что-то, что должно было успокоить девушку. Но та не слышала ничего, кроме гула самоуничижения у себя в голове. В конце концов, устав от рыданий, она сама не заметила, как оказалась прижатой к груди Марты, которая ритмично гладила её по голове, не обращая внимания на взмокшую от слёз сорочку. Ханна прижималась к её спине, поглаживая по плечам и все трое в свете полной луны походили на древнегреческих нимф, принявших в один момент на себя все скорби людские. Троица, сидя на холодном полу, размышляла теперь об одном и том же.

– Её кто-то выкрал, – шмыгнув носом постановила Кристина. – Но кто и для чего?

– Это определённо тот, кому ты поперёк горла, Крис – продолжила её мысль Марта. – Таких мало, а потому, я уверена, мы быстро отыщем вора.

– Их не мало, – подключилась к разговору Ханна. – Всего одна, – она отстранилась от подруг и, сурово сведя брови, многозначительно оглядела их.

– Хани, ты же понимаешь, что мы не можем выдвигать обвинения без доказательств? – остановила её праведный порыв Марта. – Я тоже сразу подумала на Хольман – подозревать, по сути, больше некого.

Кристина закрыла глаза. Вариант с Мелиссой Хольман почему-то не показался ей таким уж пугающим. Куда хуже было бы, окажись кража делом рук некоего посланца от ректорши, которая после известных событий особенно обозлилась на девушку. Луческу издала протяжный стон.

– Девочки, да какая разница, кто украл? – она порывисто отёрла раскрасневшееся лицо ладонями. – Уже завтра это не будет иметь никакого значения. Меня просто выгонят из школы! – к горлу подступил новый поток рыданий.

– Да почему же выгонят? – возмутилась Марта. – Разве ты совершила преступление? Ну да, могут наказать, но я не думаю, что с тебя возьмут больше, чем с любой другой нарушительницы дисциплины. Отстранят от занятий на неделю. Посидишь, отдохнёшь, вдохновения наберёшься, – последние слова явно были лишними и, получив гневный прищур от Ханны, которая до этого согласно кивала на её тираду, Марта поспешила реабилитироваться. – Давай так, – решительно проговорила она. – Сейчас мы постараемся уснуть, а завтра с утра при свете ещё раз хорошенько всё осмотрим. Кто бы ни приходил, он или, скорее, она, наверняка где-то прокололась. Будем искать улики, чтобы потом было что предъявить.

– Точно! – подхватила охочая до всего загадочного и таинственного Ханна. – Надо будет встать пораньше. Но нам не привыкать. Крис, всё будет хорошо. Тем более, фрау Мадлен тебя в обиду не даст, что бы ни случилось. Успокойся и давай попробуем уснуть, – она порывисто обняла немного ожившую Кристину, после чего все трое разошлись по кроватям.

***

Теодор, как и прежде, вошёл в школу задолго до звонка на первый урок. Эту привычку он выработал ещё в начале года, когда его на протяжении всего пути от крыльца до кабинета поджидали страждущие внимания ученицы. Они выдумывали небылицы о том, как тяжело им вникнуть в принципы стихосложения Шекспира или замыслы Шиллера, расспрашивали о том, можно ли позаниматься дополнительно до или после уроков, а также как бы невзначай делали учителю маленькие подарки. На третий месяц пребывания в школе его рабочий стол был уставлен по периметру разнообразными статуэтками, фигурками и поделками местных умелиц. Большого труда стоило не зацепить что-нибудь и не повалить произведение искусства на пол.

К ноябрю запал юных барышень заметно поутих. То ли любовь прошла, то ли они смирились с неприступностью гордого англичанина. Как бы то ни было, их успокоение не могло не радовать учителя, который заметно удивился, обнаружив тем утром нерешительно переминающуюся с ноги на ногу Мелиссу Хольман, которая дежурила возле его кабинета.

– Господин Макинтайр, здравствуйте! – прошелестела она, порываясь кинуться на него. Видно было, с каким трудом девушка сдерживается, чтобы не выложить здесь же на пороге всё то зачем она пришла в такую рань.

Теодор огляделся, видимо, надеясь втайне, что можно будет переложить на кого-нибудь общение с надоедливой ученицей. К сожалению, никого рядом не оказалось и пришлось натянуть на губы любезную улыбку.

– Доброе утро, Мелисса. Вы что-то хотели? – он быстро отпер ключом дверь и прошёл, оставляя её открытой для ученицы, от которой, судя по всему, ему уже было никак не отвязаться.

– Господин Макинтайер, – заговорщическим шёпотом продолжила она, когда учитель обошёл свой стол и вознамерился сесть в кресло. – Мне нужно сообщить вам нечто важное.

– Это не подождёт? Я хотел немного подготовиться к лекции перед началом урока, – сделал последнюю попытку остаться в покое мужчина. Но встретившись с пылающим от нетерпения взглядом Мелиссы, понял, что сопротивление в данном случае бесполезно.

– Нет, это не может ждать. Мы слишком долго держали в наших стенах змею, которая не заслуживает доверия. Пришло время показать всем истинное лицо Кристины Луческу. И я рассчитываю на вашу поддержку.

Теодор, который успел поднять со стола ручку, тут же после этих слов выронил её. Его взгляд, до того абсолютно равнодушный и безучастный, за секунду сменился на полный недоумения. Мужчине вдруг явно представилось, что эта безмозглая Хольман каким-то образом сумела раскрыть ту страшную тайну, которую Кристина скрывала ото всех и теперь, вооружённая этим знанием, намеревалась перечеркнуть несчастной все надежды на светлое будущее.

– Что вы имеете в виду? – хрипло спросил Теодор, борясь с желанием придушить эту дуру.

Мелиссе не понравился его взгляд, и она машинально отступила на шаг.

– Она обманывала всех, господин Макинтайер, – продолжила девушка уже без прежнего энтузиазма. – К счастью, я сумела разоблачить её.

– Рассказывайте, – повелел Теодор, с большим усилием возвращая лицу благодушный вид. – Что она такое натворила?

Мелисса облегчённо выдохнула, предвкушая триумф. Она раскрыла сумку, висевшую у неё на плече, и вынула оттуда стопку исписанных мелким почерком листков.

– Вот, – девушка вытянула перед собой руки с зажатой в них рукописью. – Это её почерк, без сомнений. Здесь и сейчас, господин Макинтайер, я со всей уверенностью заявляю, что Кристина Луческу втайне ото всех на территории школы всё это время писала эротический роман.

Теодор глянул на стопку бумаг, сжатую в наманикюренных пальцах, затем на ухмылявшуюся девушку и с большим усилием постарался сдержать смех. Он ждал всего, чего угодно, но только не этого. Глупый вид Хольман перестал раздражать. Теперь хотелось подойти и расцеловать эту безмозглую куклу, но следовало дотянуть роль сдержанного в чувствах учителя до конца.

– Что вы говорите? – выдавил из себя мужчина, почёсывая подбородок. – А он точно эротический? Вы ничего не путаете?

Хольман с жаром плюхнула рукопись на стол прямо перед ним.

– Сами посмотрите, господин Макинтайер, – предложила она. – Особенно непристойные эпизоды у неё помечены закладками.

Теодор поднял край рукописи над столом и легко перелистал внушительный ряд клейких закладок. Усмешку скрыть не удалось. И всё же вернув себе серьёзный вид, мужчина сцепил пальцы в замок и положив руки на стопку, которую теперь уже не намеревался кому бы то ни было отдавать, спросил:

– Скажите, Мелисса, как рукопись фройляйн Луческу попала к вам?

Глаза Хольман судорожно забегали. Она хоть и была глуповата, но этот момент худо-бедно продумала.

– Мы договорились с Кристиной, что я зайду к ней за конспектом по биологии. Когда в назначенное время я пришла, никого в комнате не оказалось, а тетрадь лежала на столе. Я подошла, чтобы взять её и увидела, что на кровати из-под покрывала что-то выглядывает. Я подошла ближе, откинула его и начала читать. Почти сразу стало ясно, что это такое и я поспешила забрать эту мерзость, чтобы сообщить администрации о том, что позволяет себе вытворять Кристина Луческу. Я сама не ожидала подобного, господин Макинтайер, – теперь она говорила с придыханием на манер драматической актрисы. – Кристина вся такая положительная, ответственная и пишет подробную похабщину! В голове не укладывается, – Хольман театрально прижала ладонь ко лбу, демонстрируя, что и как у неё не укладывается в голове.

Всё то время, пока она оправдывалась, Макинтайер смотрел на неё невидящим взглядом и размышлял о своём. Когда она закончила, он спросил:

– Кому ещё из педагогов вы показывали рукопись и говорили о ней?

– Никому, господин Макинтайер. Вы первый. Я хотела явить вам её истинное лицо потому, что, как мне показалось, она пытается влиять на вас, – девушка смущённо потупилась.

– С чего вы взяли?

– Луческу очень хорошо умеет прикидываться святошей, и парни ведутся на этот её ангелоподобный образ, прогнивший на корню, – последние слова Мелисса проговорила, искажая рот в яростной гримасе. Теодор как-то особенно колко глянул на неё после этих слов, отчего захотелось реабилитироваться. – Я, конечно, не сравниваю вас с глупыми юнцами, которые довольствуются малым, господин Макинтайер. Вы не подумайте. Просто мне было важно, чтобы вы узнали, кто она на самом деле. С вашего позволения я намерена передать рукопись госпоже Готфрид, чтобы она приняла решение о дальнейшей судьбе фройляйн Луческу, – Мелисса потянулась было к стопке, чтобы забрать её, но Теодор тут же накрыл листки своей ладонью и подтянул их к себе. Рука Хольман, зависшая на полпути к цели, неуклюже дёрнулась и чуть не повалила фарфоровую статуэтку котика, стоявшего на краю стола.

– Не трудитесь, фройляйн Хольман, – властно проговорил он. – Я сам передам рукопись куда следует. Вы очень помогли школе. Спасибо вам за бдительность от администрации и лично от меня, – добавил он, чем тут же стёр с лица ученицы недовольное выражение. Мелисса просияла, полагая, что всё сделала верно.

– Рада, что мы с вами поняли друг друга, господин Макинтайер, – прощебетала окрылённая вниманием девушка. – Уверена, виновница получит по заслугам.

– Не сомневайтесь, Мелисса. А пока, – он подался вперёд, ловя её взгляд, – пусть это останется между нами. Когда придёт время разоблачения, никто не избегнет наказания. Я вам обещаю.

Мелисса чуть не запрыгала от радости, по-своему поняв эту скрытую угрозу. Присев напоследок в глупом реверансе, она почти вылетела из кабинета, забыв прикрыть за собой дверь. Вознамерься она обернуться на полпути, взгляд, которым учитель провожал её, разом смахнул бы всё её ликование.

Через минуту Теодор поднялся с места, приблизился к двери и закрыл её, повернув ключ в замке. Вернувшись за стол, он несколько раз погладил исписанный мелким почерком верхний лист рукописи. Ему действительно следовало немного подготовиться к лекции, но решив, что есть дела и поинтереснее, он не без удовольствия погрузился в изучение текстов, которые даже не мечтал заполучить с такой лёгкостью.

Глава 3

Кристина гипнотизировала входную дверь. Она была уже при полном параде и намеревалась, как обычно, выйти из своей комнаты в коридор, чтобы отправляться на первый урок, но не в тот день. В тот день ей казалось, что открой она эту самую злосчастную дверь, тут же наткнётся на волну народного суда с вилами и факелами. Толпа непременно закидает её обвинениями и тогда всему придёт конец.

– Крис, – с ней поравнялась Ханна, – ты держись. Мы с тобой, слышишь?

– Выйди первая, – взмолилась побледневшая девушка. – Посмотри, как там, – она неопределённо махнула рукой в сторону двери, с трудом удерживая всхлип.

Ханна кивнула. Она медленно, заражаясь страхами подруги, на цыпочках подошла к двери, надавила на ручку и потянула её на себя. Кристина зажмурилась. Вопреки ожиданиям, на неё из-за приоткрытого проёма не хлынул поток осуждения. Более того, возле комнаты двадцать эс вообще никого не было. Лишь редкие школьницы проносились мимо, не удостаивая девушек вниманием.

– Просто глубоко дыши, – спокойно повелела Марта, перекидывая через плечо подруги сумку и подхватывая её под локоток. – Сейчас мы вместе дойдём до аудитории, сядем за парту и будем вести себя как ни в чём не бывало. Главное, не вызывать вопросов. Ты сможешь. Я в тебя верю. – Она двинулась вперёд, увлекая за собой Кристину. Та, с трудом перебирая ватными ногами, последовала за ней, готовая ко всему.

– На таблеточку, – Ханна буквально вложила ей в рот белый кружок. – Давай, запей, – она уже заботливо подставляла к искривлённому рту горлышко бутылки. Кристина отмахнулась.

– Что это? – недовольно спросила она, перехватывая рукой таблетку.

– Это успокоительное, – пояснила Ханна. – Мать чуть что прикладывается. Я иногда таскаю у неё. Они какие-то особенные, немного веселят.

– Веселиться мне сейчас совсем не хочется, Хани. Прости, но забери, – Луческу протянула лекарство обратно.

– Да это не то, что ты подумала. Расслабляет просто, нервничаешь меньше. Я иногда перед особенно важными контрольными их принимаю. Сдаю в итоге так себе, зато не расстраиваюсь, – девушка не сдержала смешок. – Выпей. Полегчает. Обещаю.

Кристина шумно выдохнула. По правде говоря, теперь, когда её судьба висела на волоске, она остро нуждалась в том, чтобы хоть ненадолго сбавить нервное напряжение. Ещё раз скользнув взглядом по таблетке, зажатой между пальцами подруги, Кристина со всем возможным скепсисом приняла её, запила водичкой и стала ждать. Эффект самовнушения сработал почти сразу. На минуту в душе воцарилось некое подобие спокойствия, но оказавшись в классе, девушка снова испытала гнетущее предчувствие. Как из ниоткуда к ним подскочила Гретта Андельштайн.

– Привет, – поздоровалась она и тут же склонила голову набок, внимательно разглядывая лицо подруги. – Кристина, с тобой всё хорошо? Чего такая бледная?

– Нормально всё, – с вызовом ответила за страдалицу Марта. – Ты чего хотела?

Староста тут же переключилась.

– Сегодня последний урок у господина Макинтайера. Будем дарить подарки. Присоединяйтесь.

– Хорошо-хорошо. Обязательно, – похлопала её по плечу Ханна, после чего все трое продолжили путь к местам, озадачивая Гретту странной недосказанностью.

– Смотри внимательно, – Марта прижалась губами к самому уху Кристины, когда они уселись посреди амфитеатра и принялись разглядывать праздно снующих мимо одноклассниц. – Подозревать можно всех. Хольман, если это она, могла подослать кого-нибудь вместо себя. Такие как она стараются не марать рук. Смотри, смотри, Тереза на нас как-то странно поглядывает.

– И Мэгги подозрительно замкнутая сегодня, – включилась в расследование Ханна. – Никому нельзя доверять.

– Это мог быть вообще кто-то не из нашего класса, – охладила пыл подруг Кристина. Ей совсем не хотелось бросаться паранойю. – Девочки, давайте пока отложим расследование. Я устала бояться.

– Значит, таблетка всё-таки начала действовать, – сказала Ханна. – Не зря я побольше взяла.

В это самое время, вышагивая походкой от бедра, в класс королевой вплыла Мелисса Хольман с неизменной свитой позади себя. Если до сего момента таблетка Ханны и начинала действовать, то теперь всё её влияние сошло на нет. Луческу и Хольман скрестили взгляды и в тот же миг всё стало ясно как день. Побледневшее до мелового состояния лицо Кристины и самодовольная ухмылка Мелиссы были красноречивее любых слов.

– Вы видели? – округлила глаза Ханна, которая наблюдала явление Хольман народу вместе с подругами. – Даже не стесняется!

– Вот же стерва, – прошипела Марта. Её негодование потонуло в дребезжании звонка, возвестившего всем о начале урока.

Кристина уже больше ничего не слышала вокруг себя. К голове снова подкатил шум из неразборчивых мыслей и отчаянных стенаний, которые невозможно было изгнать. Несчастная ждала теперь с минуты на минуту прихода ректорши или кого-то из дежурных, которые явятся по её душу и уведут на допрос, а после её настигнет неизбежное наказание. Кристина вся сжалась, когда через минуту дверь аудитории начала отворяться, но вопреки ожиданиям вместо инквизиторов за ней обнаружился учитель. Он спешно прошёл к кафедре, на ходу вынимая из портфеля журнал и ручку. Все тут же подскочили с мест.

– Садитесь, – начал мужчина. – Прошу прощения, задержали дела. Так, что у нас сегодня? – задал он вопрос самому себе, бегло просматривая план в журнале.

– Последний урок, – грустно бросил кто-то смелый с первого ряда.

Теодор жалостливо поджал губы, отрываясь от записей.

– Что поделать, – произнёс он. – Я тоже буду по вам скучать, привык к вам, знаете ли. Но всему своё время и место.

– Лучше и не скажешь, – разнёсся по классу слащавый голосок Мелиссы Хольман.

И вроде бы ничего особенного она не сказала, но как минимум четверо после её слов напряглись, сменив выражения лиц. Теодор всё же нашёл в себе силы направить Хольман в меру одобрительный взгляд, чтобы продолжала думать, что он на её стороне. Кристина же после услышанного готова была грохнуться в обморок. Она закрыла глаза, вытянула перед собой руки и без стеснения улеглась на них лбом. Сил выносить напряжение, особенно после бессонной ночи, не оставалось.

Получив тычок коленом от Марты, она неуклюже выпрямилась. Оказалось, что её манипуляции не прошли бесследно и теперь Теодор как-то особенно беспокойно поглядывал в их сторону. Пауза затягивалась и, осознавая это, учитель всё же приступил к уроку.

– Сегодня, – начал он, – по плану мы с вами должны писать тест на знание творчества Гёте. – После его слов по классу прокатилась волна разочарованных вздохов, – но чутьё подсказывает мне, что делать этого не стоит. Давайте я просто расскажу вам что-нибудь, а вы послушаете. Тесты и сочинения переложим на мою сменщицу, – он навис над кафедрой, облокачиваясь на неё всем телом, не без удовольствия наблюдая за всеобщим воодушевлением.

– Вы вернётесь в Англию? – донеслось откуда-то сбоку? – Теперь шепотки и приглушённый смех перестали сопровождать вопросы любопытных. Они больше не были чем-то неожиданным – Теодор привык к жгучему интересу относительно своей скромной персоны со стороны девочек.

– Нет, не собирался, – проговорил он с улыбкой. – У меня другие планы.

– Куда поедете? – последовал новый вопрос. – Если не секрет, – добавила девушка, слегка смутившись.

– Не секрет. Некоторое время поработаю в Геттингене, а там посмотрим.

– Это же совсем рядом! – оживилась Карен Фром. – Заезжайте в гости, господин Макинтайер.

– Непременно, – пообещал мужчина. – Тем более что у меня здесь остались кое-какие незавершённые дела. Если вопросов больше нет, начинаем урок. Раз у нас по плану Гёте, то о нём и поговорим.

Догадаться о том, что за дела у него остались в Ганновере, было нетрудно. И всё же вопреки привычному желанию замереть и прикинуться мебелью, после слов учителя Кристина с трудом удержала смешок. От непрозрачного намёка в свой адрес она по неясным для себя причинам развеселилась и если бы не толпа одноклассниц, обязательно ответила бы Теодору что-то вроде: «Будьте благоразумны, господин Макинтайер. Всё, что могли, вы здесь уже сделали и нечего тешить себя ложными надеждами.» Она сама удивилась всплывшей из ниоткуда кокетливой иронии.

Девушка внимательно слушала его, подперев щеку рукой. Её как-то по-особенному восхищало теперь, как легко и уверенно мужчина держится перед слушателями. Он говорил ровно, без сложных речевых оборотов и голос его, будто бы проникал внутрь, растекаясь по венам. Кристина уже не скрывала умильной улыбки, будучи не в силах отвести взгляд от красавца в тёмно-зелёном, почти чёрном, костюме, который вещал благодарным слушателям, облокотившись одной рукой о кафедру… Ей вспомнился его разговор с Готфрид, который она невольно подслушала. В тот момент его дерзкое намерение обучить всему свою избранницу показалось чем-то пугающим и недопустимым. Теперь же, лаская взглядом фигуру в облегающим длинном пиджаке, она позволила воображению нарисовать пару непристойных картин в помутнённом сознании.

– Как вы думаете, где чаще всего черпал вдохновение поэт? – неожиданно спросил Теодор у слушателей. – Неважно, о чём его стихи – о природе, о погоде или о потерях и разочарованиях.

– В красотах родного края? – наивно предположил кто-то.

– Во впечатлениях от путешествий по новым местам и от общения с людьми, – выдала другую версию вторая.

– В событиях и происшествиях, которые особенно потрясли его, – скорее спросила, чем ответила третья.

– И нет, и да, – расплывчато заключил учитель. – Отчасти красивый цветок в июне или густой туман в конце лета могут вдохновить на написание целой поэмы. Но я скорее соглашусь со вторым вариантом. Люди, а точнее, женщины, были главным вдохновением Гёте. Он влюблялся как безумный, находя всякий раз одну-единственную, к которой вскоре охладевал и бросался с головой в новый омут. Никого сейчас не будем осуждать. Мне думается, что в случае с великим поэтом такое поведение если не простительно, то объяснимо и не будь он столь охоч до дам, не видать нам с вами «Фауста» и других его бессмертных произведений.

Повествование неожиданно прервал довольно громкий смешок. Теодор в недоумении обернулся в ту сторону, где сидела Кристина с девочками. Почти сразу по облику ученицы, вальяжно откинувшейся на спинку скамьи с застывшим в глазах озорным блеском, стало ясно, что что-то не так.

– У вас есть что сказать, Кристина? – настороженно спросил учитель.

– Почему-то, мне кажется, – начала она, прокручивая между пальцами ручку, – что для того, чтобы заменить надоевшую даму сердца другой, не обязательно быть литературным гением. Подобные истории случаются сплошь и рядом, далеко ходить не нужно. Но, боже, упаси, кто я такая, чтобы кого-то осуждать.

Гробовая тишина нависла над аудиторией после этого неожиданного выпада. Подруги разом скосились на Кристину, Теодор нахмурился.

– Господин Макинтайер, – вступила Ханна, осознавая свою вину за происходящее, – простите её. Кристине с утра немного нездоровилось, она не понимает, что говорит. Наверное, стоило на сегодня отпросить её с уроков. – Девушка послала подруге суровый взгляд, но та даже не посмотрела в её сторону и как ни в чём не бывало продолжила:

– Скажите, господин Макинтайер, правда, что как-то раз, возвращаясь через лес от очередной единственной возлюбленной герр Иоганн был настолько окрылён и охвачен очарованием момента, что написал стих прямо на домике егеря?

– Да, было такое. Домик до сих пор стоит. Это произошло недалеко от Ильменау, – проговорил мужчина, пряча за лёгкой улыбкой довольно сильное напряжение. Поведение девушки вселяло тревогу.

Кристина несколько раз кивнула каким-то своим мыслям, запуская пальцы в волосы и ритмично поглаживая их. В этот момент в её облике уславливалось некоторое сходство с Даниэлем из музыкального магазина.

– Как там было? – она легонько пихнула Ханну по плечу и принялась с нетипичной для себя раскрепощённостью щёлкать пальцами, затем с видом мечтателя очень проникновенно и с чувством продекламировала:

«Горные вершины

Спят во тьме ночной;

Тихие долины

Полны свежей мглой;

Не пылит дорога,

Не дрожат кусты…

Подожди немного,

Отдохнёшь и ты.»

На последнем слове девушка окинула учителя предельно одухотворённым взглядом. Ей никто не мешал. Все пребывали в лёгком шоке от происходящего. Теодор же старался не спугнуть это чудаковатое явление, пытаясь осознать, что происходит.

– Видимо, это тот самый случай, когда встреча с возлюбленной вдохновила на стишок о природе. – промурлыкала девушка и тут же добавила, – а горные вершины – это такая метафора и людям воспитанным лучше не вдаваться в детали того, что имел в виду автор.

Кто-то с дальнего ряда не выдержал и прыснул со смеху, но немедленно умолк. Всё то время, пока с подругой происходило нечто необъяснимое, Ханна фон Кольдейн смотрела на Кристину, выпучив глаза, а Марта вовсе закрыла руками лицо и старалась не вникать.

Теодор всё же решился задать вопрос:

– Кристина, у вас всё нормально? Как вы себя чувствуете?

– О! Я чувствую себя прекрасно, господин Макинтайер. Никогда не чувствовала себя лучше. Вы можете не верить, но сегодня я осознала, что не зря живу свою жизнь. Вот скажите, у Гёте когда-нибудь крали рукописи? – она говорила без тени злорадства. Сравниться с ней светлым лучистым обликом в тот момент могла разве что Мадонна с флорентийской фрески.

– Насколько мне известно, таких случаев не было. По крайней мере, я подобного нигде не находил, – произнёс мужчина размеренно, будто, пытаясь не спугнуть что-то хрупкое и тонкое.

– Уверена, у него крали, – заключила девушка. – Я вообще считаю, что если у автора воруют его интеллектуальную собственность, значит, он чего-то да стоит. Вам так не кажется?

– Уверен, так и есть, – подыграл ей учитель. – И автор обязательно добьётся успеха, невзирая на старания неприятелей. У Гёте же получилось, вот и у автора получится. Главное – верить.

Этот до предела абсурдный диалог привёл к тому, что в конце урока лица некоторых девушек скривились в гримасе полнейшего непонимания происходящего. И всё же малочисленные зрелые умы смогли сохранить здравомыслие.

– Господин Макинтайер, – подала голос Гретта Андельштайн, – простите, что отвлекаю, но урок скоро закончится и я так понимаю, новую тему вы уже не успеете рассказать, – она искоса глянула в сторону троицы, – поэтому позвольте нам с девочками вручить вам памятные подарки. – Она махнула рукой, заставляя очухаться Карен и Молли. Все вместе они поднялись со своих мест.

– Девочки, дорогие, не стоило, – искренне растрогался учитель. – Спасибо, – он принял у школьниц подношение, с любовью упакованное в красивый бумажный пакет.

Другие тоже отвлеклись и начали потихоньку спускаться к кафедре, намереваясь попрощаться с учителем лично. Когда возле Макинтайера собралась внушительная толпа, а вскоре раздался звонок, и троица из комнаты двадцать эс поднялась со своих мест, Ханна, наконец, решилась заговорить.

– Предлагаю уносить ноги.

– Поддерживаю, – буркнула Марта, подхватывая Кристину под локоть.

Глава 4

Они почти бегом выбежали из класса. Справились бы скорее, да только Кристина не особо разделяла их энтузиазм.

– Девочки, милые, куда мы спешим? – ласково спрашивала своих конвоиров Луческу, прихваченная с двух сторон.

– Не куда, а откуда, – прорычала Марта. – Что делать будем? – спросила она сквозь зубы, обращаясь к Ханне. – Сколько ещё твоя таблетка будет действовать?

– Понятия не имею, – чуть не плача, отвечала та. – У меня такой реакции не было. Давай-ка её умоем, – осенило девушку, когда они пробегали мимо туалета.

Все трое буквально ввалились в дверь. Они протащили не особо сопротивляющуюся и вполне довольную происходящим Кристину к ряду раковин, после чего Ханна повернула кран и принялась отирать смоченными холодной водой ладонями лицо Кристины. Та немного поморщилась.

– Хани, ты чего делаешь? Зачем это? – удивилась девушка, чуть отступая.

– Стой, – приказала Ханна. – В чувства тебя привожу.

– Давай быстрее, – ворчала Марта. – Через пять минут надо быть на биологии! Чувствую, она и там чего-нибудь отчубучит. Что это вообще за таблетка была? Успокоительные так не работают.

– Марта, замолчи! – взвилась Ханна, продолжая охаживать подругу. Она огляделась в надежде, что никто их не слышит, – и без тебя тошно! Это антидепрессант – у него сильный эффект, но я не ожидала, что будет так!

– Девочки, – в пылу ссоры умиротворённый голос Кристины показался немного неуместным, – ну чего вы ругаетесь? Вы же у меня такие славные. – Она отвела ладонь Ханны, слегка отёрла рукавом лицо и обняла обеих подруг, прижимая их к себе, – я так вас люблю. У меня нет никого, роднее вас. Только мама и, – она замялась, ничуть не смущаясь, а потом продолжила, – и вы. – Каждая из подруг получила по поцелую в щёку.

– Смотри, что ты наделала, – продолжала ворчание Марта, стиснутая в жарких объятиях. – Залюбит теперь и никто не знает, когда её отпустит.

– Предлагаю отвести её в комнату и сказать, что заболела, – промямлила Ханна, прижатая щекой к щеке Кристины.

– Не успеем уже – звонок скоро. Сами опоздаем, ещё и за это влетит.

В следующую секунду дверь туалетной комнаты резко отворилась и взорам троицы открылось непривычное зрелище. Немного бледная и заметно взволнованная Мелисса Хольман застыла на пороге, узрев одноклассниц.

– О, – усмехнулась Кристина, – Мелисса. Как я рада тебя видеть. Нет, сегодня явно что-то в воздухе летает. Я почему-то всех рада видеть, даже Мелиссу. Удивительно. – Она выпустила из объятий подруг.

Хольман скривилась в недоумении, после чего решила проигнорировать выпад в свою сторону.

– Плохо выглядишь, Хольман, – не удержалась от комментария Марта. – Случилось что?

– Пошла к чёрту, – прохрипела Мелисса, нависая над раковиной.

– Ты бы побереглась. По тебе сразу видно, как много ты на себя берёшь. Как бы потом не пожалеть, – Марта не намеревалась оставлять злодейку в покое.

Хольман заводилась на ходу и уже начинала злобно посапывать.

– Марта, пойдём, – предупредительно повелела Ханна, не желавшая продолжать ссору. – Звонок скоро.

– Хорошо, – покорно отозвалась девушка, успевшая присесть на край раковины возле противницы, – вот только гляну разок в эти кристально честные глаза.

Её слова стали последней каплей, сорвавшей с тормоза самообладание Хольман. Ей уже хватило нервотрёпки на уроке литературы, когда каждую минуту странной тирады Луческу она боялась, что вот-вот на неё посыпятся обвинения в воровстве. До крайности непредсказуемое поведение некогда скромной тихони напрочь выбило почву из-под ног Мелиссы, а Марта довела это состояние до предела.

– Ты что хочешь сказать, Крюге? – яростно прошипела она, оборачиваясь на Марту.

– Ничего, кроме того, что я уже сказала, Хольман, – бесстрашно ответила та. – А тебе есть что скрывать? – в голосе наравне с издёвкой прозвучало довольно искреннее удивление.

Мелисса не ответила. В ту же секунду она кинулась на Марту и схватила её за волосы, намереваясь стукнуть лицом о раковину. Та вскрикнула от неожиданности. Мелисса вполне успела бы провернуть задуманное, если бы позади неё очень своевременно не возникла Ханна. Она обхватила её руками за торс, стараясь оттащить разъярённую одноклассницу от подруги, но та уже мёртвой хваткой вцепилась в волосы Марты и не намеревалась выпускать их. Крюге кричала и пиналась, тогда как отупевшая от ярости Хольман даже не замечала этого. Несчастная вполне могла потерять внушительный клок волос, если бы в следующую секунду не случилось то, чего никто не ожидал. Кристина кинулась на обидчицу и со всей силой укусила за руку. Хольман завопила как поросёнок и только тогда отпрянула, тряся пальцами в воздухе.

– Сучка, – вскричала Мелисса. – Ты за это ответишь!

– Как и ты! – прогремел на всю комнату страшный голос взъерошенной и помятой Марты. – И поверь, Хольман, отвечать ты будешь не только за драку.

Обе буравили друг друга уничтожающими взглядами. Мелиссе вернулось самообладание, и она не спешила отвечать. К тому же вокруг них за время драки собралась внушительная толпа привлечённых шумом школьниц, которые многое видели и многое теперь могли рассказать. Хольман в отчаянии обвела всех взглядом, после чего, с трудом удерживая истерический припадок, рявкнула:

– Что уставились?! Дел других нет?! Дайте пройти! – она зашагала к выходу, расталкивая собравшихся. В ту же минуту раздался звонок к началу урока.

Кристина пришла в себя почти сразу после инцидента в туалете. За время марафонского забега оттуда до кабинета биологии ей во всех подробностях и красках вспомнился урок литературы и все её тамошние непотребства. Она то и дело останавливалась, хватаясь за голову с тоскливым подвыванием, но тут же получала нагоняй от подруг, и все трое снова бросались бежать.

Запыхавшимся и измотанным до предела девушкам в придачу ко всем неприятностям добавили ещё и недельное дежурство в кабинете за опоздание, куда входила уборка класса и мытьё инвентаря для лабораторных работ. Вишенкой на торте стал неуд за контрольную, который никак не вписывался в планы Ханны фон Кольдейн.

– Да что за день-то такой? – взвыла она, падая лицом на парту, когда раздался звонок с урока и все зашевелились.

– Таблеточку прими – полегчает, – кольнула её Марта.

– Ой, вот не надо! Давайте уже забудем!

Кристина, которая всё это время бездумно сверлила взглядом горизонт за окном, глухо протянула:

– Забудешь тут.

Внезапно возле их стола возникли две фигуры. Вопреки заведённому обычаю, они не спешили с ходу говорить, зачем пришли и просто стояли, с напуганным видом ожидая, когда на них обратят внимание.

– Вам чего? – отреагировала Марта, сидевшая ближе всех к проходу.

Карен с Греттой были сами на себя непохожи в этой скованной настороженности. Они коротко переглянулись, после чего Гретта решилась заговорить:

– Крис, ты как? Всё хорошо?

Кристина подняла на них уставший взгляд.

– Да, девочки, всё нормально. Простите, что напугала. Вообще, не понимаю, что на меня нашло.

Марта не сдержала смешок.

– Уверена? – уточнила Карен. – Фу ты, ладно. А то мы не на шутку перепугались. Тебя, как подменили. Слушай, – девушка заметно расслабилась и, вернув себе привычную бойкую решимость, переняла инициативу, – Макинтайера ты, похоже, тоже напугала. Просил тебя зайти к нему в кабинет после уроков. Уж не знаю, что он там намерен делать, но вид у него был тот ещё. Ты давай, держись.

Кристина уставилась перед собой и бессильно сомкнула веки. Ей страшно было теперь не то, что разговаривать с учителем – в глаза ему смотреть. Угораздило же.

– Вряд ли накажет. Он же тут последний день, – с надеждой в голосе проговорила Ханна. – Мог бы сделать вид, что ничего не произошло.

– Не знаю, – Карен покачала головой. – После подобного даже такой душка как Макинтайер вряд ли спустит всё на тормоза.

Она получила толчок локтем от Гретты.

– Всё будет хорошо, Крис, я уверена, – подключилась к разговору староста. – Он больше волновался, чем злился. Поэтому бояться нечего. Вот увидишь.

– Хочешь, с тобой сходим? – участливо предложила Ханна.

– Нет, – уронила Кристина. – Лучше я одна.

На протяжении всего пути до кабинета Теодора девушка прокручивала в голове оправдательный монолог. Вариантов его за те несколько минут, что занимала дорога, родилось великое множество, но каждый разбивался в дребезги, когда подходила очередь мнимого собеседника отвечать. Кристина представить себе не могла реакцию учителя. Иногда ей казалось, что если после всего, что она позволила себе этим утром, мужчина решит отречься от неё, то будет даже лучше. Но вскоре на смену облегчению приходило гнетущее уныние. Ей совсем не хотелось терять друга.

Собравшись, с третьего взмаха она всё же постучала.

– Войдите, – послышалось с той стороны.

Кристина неспешно толкнула дверь и, чуть вжимая голову в плечи, просеменила вперёд. Она всё ещё продолжала держаться за ручку двери, стоя в проёме, даже когда Теодор остановил на ней сосредоточенный взгляд. По раскрытой дорожной сумке, брошенной возле стола, ясно было, что он собирал вещи.

Мужчина молча поманил девушку. Кристина покорно сделала шаг, после чего закрыла за собой дверь и прижалась к ней спиной. С минуту они молча смотрели друг на друга. Превозмогая уже ставшее привычным желание бежать, девушка очень явственно ощутила, как за ворот её рубашки закатилась капелька пота. Теодор первым подал признаки жизни. Он обошёл свой стол и уверенной походкой двинулся по направлению к гостье. Кристина вжалась в дверь ещё сильнее, а когда он подошёл совсем близко и слегка наклонился к ней, не выдержала, уведя в пол виноватый взгляд. В ту же секунду до её слуха долетел скрип, ключа, который прокрутили в замке, чтобы запереть дверь.

Глава 5

Кристина недоумённо глянула на учителя. Волнение другого рода на некоторое время уступило место стыду.

– Дыхни, – тихо приказал он.

– Вы что, решили, что я пьяная? – возмущённо прошептала Кристина.

– Или покурила, – мужчина повёл носом, после чего изобразил на лице полнейшее непонимание. Невзирая на возмущённо раскрытый рот ученицы, он отошёл, присел на край стола и, скрестив руки на груди, продолжил. – Очень странно. У вас там на этаже нигде не красят? Может, ремонт или ещё что?

– А, то есть теперь вы думаете, что я краски нанюхалась? В таком случае мы бы всем этажом ходили по школе как пришибленные.

– Но что-то точно было. Ты бы никогда не решилась на подобное по своей воле.

Кристина глубоко вдохнула, чтобы сдержать порыв посоветовать ему, куда лучше запрятать всякие оценочные суждения, касательно её скромной персоны.

– Скажите, а чего это вы мне тыкаете? Мы вроде ещё в школе.

– Ты же не думала, что я вечно буду обращаться к тебе на «вы»? Скоро и тебе придётся отбросить формальности. Тем более что с этого дня я тебе больше не учитель.

Кристина замерла. После слов Теодора она вновь ощутила нечто сродни боли невосполнимой потери. Хоть он и обещал быть рядом, здесь, в стенах школы, с этого дня оставалась лишь память о нём и обо всём, что их связывало. Девушка обессиленно прижалась затылком к двери.

– Я должна извиниться за своё поведение, господин Макинтайер, – проговорила она, не глядя на мужчину. – Чем бы оно ни было вызвано, я не имела права грубить вам и нести околесицу. Боже, мне так стыдно, – она прижала ладонь ко лбу. – Чтобы быть до конца честной, признаюсь – я действительно находилась в тот момент под действием препарата, но это не то, что вы могли подумать. Подруга из лучших побуждений дала мне своё успокоительное и меня накрыло. Прошу, только не жалуйтесь на неё никому.

– Не буду, – Теодор улыбнулся. – Спасибо за честность. А то я волновался – места себе не находил, – мужчина снова приблизился. Теперь, после признания Кристина ощутила небывалое облегчение. Больше не хотелось прятаться и она даже позволила себе улыбнуться, глядя в милые сердцу серо-зелёные глаза. Мужчина взял её за руку и очень нежно поцеловал её. Кристина не сопротивлялась, лишь слегка вздёрнула брови.

– Вот только кое-что мне хотелось бы прояснить, – ласково продолжил он, поглаживая большим пальцем ладонь девушки. – Ты там говорила что-то про то, как легко некоторые меняют одних возлюбленных на других.

– Я была не в себе, – с отчаянием в голосе перебила его девушка. – Вы же понимаете.

Теодор легко коснулся её губ указательным пальцем, призывая к молчанию. Девушка скосилась на этот самый палец, но бунтовать не стала.

– Ты была в том состоянии, в котором человек легко говорит о том, в чём никогда не признался бы на трезвую голову. Кристина, я понял, чего ты боишься и прошу, поверь – всё, что я говорил тебе – правда, и от своих намерений я не отступлюсь. Прошлое забыто не потому, что мне надоела та женщина, а потому, что я, наконец, взглянул на неё трезво и понял, что она за человек. Нам с ней не по пути.

Кристина припомнила подслушанный разговор и вновь испытала неловкость. Теперь она точно знала, кого Теодор так преданно любил все эти годы. Возможно, он и раньше что-то подозревал в Готфрид, но влюблённые часто бывают слепы, а потому он, возможно, даже полагал, что сумеет изменить её своей любовью.

– Я не сомневаюсь в ваших словах, господин Макинтайер. Но как бы мне ни было больно, я не могу ответить вам взаимностью. У меня есть долг, и он не предусматривает деления на двоих, – захотелось извиниться, глядя на то, как мужчина поджал губы на манер родителя, готового очередной раз пожурить непослушного ребёнка. Кристина сдержала порыв. – Наверное, я пойду, – попыталась она спугнуть наваждение. Всякий раз в столь интимные моменты она чувствовала, как крепнет её привязанность к человеку, с которым она не намеревалась больше переступать грани дозволенного.

– Мы так и не попрощались с тобой, – проговорил он, оставляя новый поцелуй на пальчиках, легко обвивших его ладонь.

– Тогда давайте попрощаемся, и я пойду, – Кристина высвободила свою руку.

– Подожди, – остановил её мужчина. – Что ты там утром говорила про кражу рукописей? – он сощурился, будто бы, вспомнив что-то важное, что совсем вылетело из головы.

Кристина, успевшая ненадолго забыть о своих неприятностях, вернулась в реальность. Под выжидающим взглядом она судорожно подбирала слова. В конце концов, пришлось сознаться:

– Кто-то украл мою рукопись. Теперь мне конец, – она пожала плечами, нервно усмехнувшись.

– И поэтому тебе дали ту таблетку? – Кристина кивнула. Теодор некоторое время размышлял о чём-то, затем бережно обхватил девушку за плечо и настойчиво повёл подальше от двери. Луческу хотела было возмутиться инициативе, но увидев, каким сосредоточенным в тот момент было лицо мужчины, сдержалась.

– Ты знаешь, кто бы это мог быть? – спросил наконец Макинтайер, остановив её посреди комнаты и продолжая удерживать.

– Я почти уверена, что знаю, – с какой-то зыбкой надеждой на спасение проговорила Кристина.

– Понятно, – мужчина выпустил её из объятий и поставил руки на пояс, отведя при этом в стороны полы пиджака.

– Вам что-нибудь известно? – срывающимся голосом спросила девушка. – Скажите, умоляю! Она уже отнесла рукопись Готфрид, да? Конечно, этого следовало ожидать, – Кристина в отчаянии закрыла руками лицо.

– Нет-нет, – поспешил утешить её Теодор. – Всё хорошо. Успокойтесь, прошу вас. Она не успела.

Кристина медленно выглянула из-за прижатых к лицу ладоней. Буравя взглядом учителя, она хрипло спросила:

– Как это не успела? А где же она тогда?

– Она у меня, – пояснил Теодор. – Ваш недоброжелатель вознамерился очернить вас в моих глазах, а я поспешил воспользоваться ситуацией. Ничего не бейтесь, мой милый автор. Ваше творение в надёжных руках.

Кристина ахнула. Она уставилась на мужчину так, будто, он только что спас её от гильотины. В некотором смысле он именно это и сделал, а потому девушка в порыве еле сдерживаемого ликования даже позволила себе рассмеяться в голос и с жаром кинулась на Теодора, заключая его в невероятно крепкие для своего телосложения объятия.

– Простите, – отпрянула она, опомнившись, но всё ещё продолжая улыбаться. Девушка неловко поправила лацкан пиджака мужчины, который из-за её бурной радости немного перекосило.

– Ничего страшного. Я всё понимаю, – проговорил довольный всем происходящим Макинтайер.

– Это же просто чудо какое-то. Я думала, что умру от страха ещё до того, как меня поведут на допрос. Как вам это удаётся, Тео… господин Макинтайер? Вы всегда оказываетесь в нужное время в нужном месте и всякий раз спасаете меня. Спасибо вам, – она тараторила, как заведённая от переизбытка чувств.

– Не за что, Кристина, – ласково ответили ей. – Это было случайное и очень своевременное стечение обстоятельств и не более того.

– Да-да, – облегчённо продолжала девушка. – И где же она теперь? Давайте, я её заберу, – Кристина уже начинала рыться в своей сумке, выискивая место, куда можно было бы затолкать стопку бумаг.

– Я не могу, – мягко ответил мужчина. – У меня с собой её нет.

Кристина подняла на него вопросительный взгляд.

– Как нет?

– Так нет.

– Подождите, – девушка несколько раз моргнула в пустоту. – А где же она?

– У меня дома. Здесь в школе её опасно хранить.

Кристина некоторое время переваривала информацию, после чего заявила со всей уверенностью:

– Тогда я зайду к вам, и вы мне её отдадите, – она кивала сама себе, продолжая смотреть на учителя.

– Нет, – всё так же спокойно отвечал мужчина. – Не отдам.

– Почему это? – светлые брови уже ползли к переносице.

– Ты сама прекрасно знаешь, почему. Один раз её уже украли и если у вас в комнате в ближайшее время не появится сейф с кодовым замком для хранения рукописи, я её тебе не отдам, как бы ты меня об этом ни упрашивала.

Кристина даже рот приоткрыла от неожиданности этого довольно очевидного вывода. Но всё же оставлять всё как есть она не намеревалась, а потому продолжила.

– Что же делать?

– Я вижу здесь только один вариант, – Теодор снова обнял понуро ссутулившуюся фигурку за плечо. – Можешь приезжать ко мне на выходных и работать у меня.

– Каждый выходной в Геттинген не наездишься, – начала было рассуждать рациональная часть Кристины, тогда как её эмоциональная часть с некоторым опозданием в следующую секунду пихнула Теодора вбок, разрывая объятия. – В смысле? – недоумённо спросила девушка. – Вы что такое говорите? Не стану я к вам ездить! – Кристина вдруг до предела округлила глаза и прикрыла ладонями рот, осознавая весь ужас собственной догадки. – Вы её читали?

Теодор лишь пожал плечами, уверенно глядя на девушку.

– Не мог удержаться. Ты очень увлекательно пишешь. Я это ещё по твоим школьным сочинениям заметил. Кстати, чуть не забыл. За сегодняшний стих я там тебе «отлично» поставил. Ты очень хорошо прочувствовала настроение автора.

– Эту пятёрку вы не мне поставили, а таблетке!

– Ошибаешься, – Теодор игриво погрозил ей. – Сегодня на уроке ты была искренняя и настоящая, тебя ничто не сдерживало и ничто не ограничивало твою свободу. Такой я буду видеть тебя каждый день, когда ты, наконец, впустишь меня в свою жизнь. Я жду этого дня с нетерпением, – он снова захотел сократить расстояние между ними, но Кристина тут же попятилась, не намереваясь поддерживать игру.

Она прерывисто выдохнула, с трудом пресекая новый виток волнения после столь откровенного признания.

– Какие смелые прогнозы! Подумайте хорошенько, господин Макинтайер, как бы потом снова не разочароваться в выборе.

– Не пытайся меня напугать. Всё равно не получится.

Кристина отчаянно всплеснула руками.

– Вы не должны были читать! – недовольным полушёпотом наседала на него девушка. – Это же всё равно как соваться в чужой личный дневник. Вы знали, что я не готова была делиться с вами этим, но всё равно поступили по-своему. Не ожидала от вас такого. – На самом же деле Кристине в тот момент было безумно стыдно за все тамошние откровенные сцены, помеченные для удобства поиска клейкими закладками. Но как известно, нападение – лучшая защита, а потому следовало что-то предпринимать. Щёки её всё же окрасил стыдливый румянец, который так и не получилось перебороть. Она поспешила отвернуться, чтобы скрыть неловкость.

Теодор подошёл к ней и, положив ладонь на её плечо, тихонько произнёс:

– Я никому не стану ничего говорить или показывать без твоего ведома, Кристина. Всё написанное останется между нами. К тому же я обещал тебе помочь довести работу до ума, а потому воспринимай всё это как подготовку к передаче рукописи в печать. Поверь, у тебя там не всё настолько откровенно, как ты думала и если хорошенечко подкорректировать кое-какие места, можно рассчитывать на успех.

– Вы что, уже всё прочитали? – с дрожью в голосе спросила девушка, продолжая стоять к нему спиной.

– Не всё, – он наклонился над её ухом и шепнул, обдавая тёплым дыханием шею. – Только то, что было помечено закладками. У тебя богатая фантазия.

Кристина отскочила. Это стало последней каплей. Чтобы не лопнуть со смеси стыда и гнева прямо тут на глазах ухмыляющегося учителя, она бросилась к двери и схватилась за ключ, который торчал из замка. За те секунды, что она прокладывала себе путь к отступлению, Теодор успел сообщить ещё кое-что:

– Готмарштрассе, дом шесть, квартира сорок четыре. Приезжай, буду ждать, – встретив суровый взгляд девушки, он с лёгкой улыбкой добавил. – Запиши, а то забудешь.

Кристина ничего не ответила. В следующую секунду она яростно прокрутила ключ и вылетела из кабинета, не попрощавшись с Теодором. Проходившая мимо девочка проводила широко вышагивающую Кристину задумчивым взглядом.

Она вбежала в комнату, всё ещё оставаясь под впечатлением от разговора. Подруг не было, что при текущем душевном состоянии Кристины это оказалось вполне своевременным. Следовало радоваться тому, что рукопись нашлась, но при всём желании радоваться у Кристины не получалось. Теперь она могла лишь смириться с потерей. Мысли о поездках к Теодору она отметала на подлёте, силясь успокоиться и хорошенько всё обдумать.

Устав от наплыва мыслей, в какой-то момент девушка размашисто плюхнулась на свою постель. Она дышала глубоко и ровно, положив руки на живот, и старалась примириться с тем, что всё случившееся – наилучший исход. Она закрыла глаза. Воображение тут же нарисовало ей образ мужчины в тёмном костюме, который напоследок одарил её насмешливым взглядом своих колдовских глаз. Она вспомнила его лёгкие ненавязчивые прикосновения, от которых всегда можно было, но не всегда хотелось отмахнуться, тихий чарующий голос, заполнявший пространство маленького кабинета, запах – необъяснимый, ни на что не похожий, но до одури приятный и манящий. Ощутив лёгкое головокружение, Кристина громко выдохнула и повернулась набок, собирая себя в позу эмбриона. Почему он никак не успокоится? Чем она заслужила столько внимания? Как дальше жить? Вопросов было больше, чем ответов.

Некоторое время она, не моргая, смотрела в одну точку, после чего вновь села на покрывале и потянулась к тумбе, резко стаскивая с неё обрывок тетрадного листа. Повертев клочок в руках, она зачем-то оглянулась на дверь, видимо, боясь, что именно сейчас кто-то зайдёт и уличит её за неким злодеянием. Порывшись в сумке, Кристина вынула ручку, щёлкнула ею и быстро, не заботясь о почерке, сделала короткую запись на бумаге. Почти сразу после того, как она закончила, листок был схвачен, смят и брошен в дальний угол – туда, где стояла мусорная корзина. Стукнув пару раз кулаками по своей кровати, Кристина кинула злобный взгляд на эту самую корзину, резко вскочила, в пару шагов преодолела комнату, вынула из горки бумажного мусора листок и небрежно закинула его в сумку, до крайности недовольная собой. Конечно, она не намеревалась делать глупости, а новый адрес Теодора пусть останется. На всякий случай.

Глава 6

Она вышла на крыльцо вместе со всеми, когда Теодор в последний раз покидал школу. Кое-кто из девочек даже расплакался после того, как учитель шагнул за калитку. Кристине тоже хотелось плакать, но, приложив немыслимые усилия, она всё же сдержалась. Как и обещал, заметно подросшего чёрного котёнка Макинтайер прихватил с собой и тот, выглядывая из сумки, перекинутой через плечо мужчины, всю дорогу с предельным интересом рассматривал провожающих.

Новая учительница литературы оказалась ничем не примечательной пожилой фрау, такой же высокомерной и чопорной, как большинство педагогов школы. Возможно, поэтому все к ней привыкли довольно быстро. И всё же вечером после первого урока литературы с госпожой Амалией Пикхем, когда соседки заснули, Кристина расплакалась и долго ещё прижималась лицом к мокрой подушке, не в силах унять тоску от расставания с тем, кто стал ей ближе, чем она думала.

Кристина так и не решила, что сказать девочкам про рукопись. Но так как сама она перестала переживать по этому поводу, а Мелисса Хольман вообще залегла на дно и старалась не отсвечивать, соседки Луческу тоже успокоились, приняв исчезновение недописанного романа как досадную данность. За новый труд по понятным причинам Кристина решила не браться. Никто и не настаивал.

Через пару недель Кристина примирилась с расставанием. Она, конечно, всё ещё скучала по учителю, но, в конце концов, ей пришлось затолкать свою печаль в дальний уголок памяти, чтобы не иссохнуть окончательно от тоски. Вместе с долгожданным успокоением вся школьная жизнь вошла в привычное русло и почти до самого Рождества ни радостные, ни печальные события не сотрясали её суровые стены. Но долго так продолжаться не могло и в один из дней госпожа Мадлен Дитер начала урок домоводства с важного объявления:

– Девочки, – обратилась она к классу, – сегодня я получила прекрасное известие. Наша школа, благодаря усилиям тех, кто, помимо своих прямых обязанностей, весь семестр готовил школьную газету, заняла второе место на городском конкурсе просветительских инициатив, – женщина поднялась со стула, расправляя в руках бланки с печатями и подписями.

По классу прокатился ропот. Главный редактор с командой тут же принялись переглядываться, рассылая друг другу немые восторги. Как бы ни хотелось радоваться, дисциплина была превыше всего. Учительница с пониманием отнеслась к этому короткому всплеску ликования, а когда все успокоились, продолжила:

– За почётное второе место, помимо премии и наградных дипломов, всех причастных к созданию газеты колледж журналистики города Бонна приглашает на обучение по специальности издательское дело на бюджетной основе, – Марта вскинула руку. – Да, фройляйн Крюге? – отозвалась женщина.

– Скажите, а кого именно приглашают?

– Здесь есть список, – Мадлен нацепила на нос очки в тонкой оправе и вынула из стопки белый листок с напечатанным текстом. – Если вы видите себя в будущем на поприще журналистики, фройляйн Крюге, то, пожалуйста. Ваша фамилия числится среди приглашённых.

– А кто ещё? – с надеждой в голосе спросила Ханна, сразу же, как только её рука взметнулась ввысь.

Женщина не стала выискивать её фамилию. Вместо этого, предугадывая дальнейшие вопросы, она решила огласить перед классом весь список.

– Среди победителей значатся, – начала она. – Главный редактор Кристина Луческу, ответственная за типографию Генриетта Андельштайн, корреспонденты Марта Крюге и Ханна фон Кольдейн, фотограф Карен Фром и художник-оформитель Матильда Пэкс.

– Ого, – не выдержала Карен. Ей в этот момент трудно было совладать с эмоциями, а потому, понимающая фрау Дитер не стала делать замечание. – То есть мы фактически уже одной ногой в профессии? Обалдеть. Я не думала, когда соглашалась на участие в конкурсе, что всё настолько серьёзно.

– Серьёзно – не то слово, – сказала учительница. – Победителям уже сейчас обеспечены бюджетные места на факультете журналистики в государственном университете.

Девушки снова принялись обмениваться изумлёнными взглядами. Конечно, столичный вуз – не то же, что колледж, но и так было более, чем неплохо. Никто из победителей не ожидал, что их участие в самом обыкновенном городском конкурсе будет иметь столь судьбоносные последствия для его участников, а потому сразу же по окончании урока девочки выскочили в коридор и принялись шумно поздравлять друг друга. Мимо них проходили одноклассницы, и далеко не все искренне радовались успеху товарищей. Однако же, обращать внимание на завистливые взгляды в те минуты совсем не хотелось.

– Какие вы молодцы, что всех нас записали! – прыгала от радости Ханна, обнимая поочерёдно то Кристину, то Гретту.

– Этого требовали правила участия, – поясняла ей сжатая объятиях Андельштайн, поправляя очки. – Следовало указать всех причастных.

– Тем более, вы с Мартой сразу на двух ролях выступали, – добавила Кристина, насмешливо поглядывая на переполненную радостью подругу, – и как корреспонденты, и как авторы колонок.

– Уеду в Бонн и вздохну спокойно. Хоть немного отдохну от бесконечных требований матери, – продолжала не верить своему счастью девушка.

– Слушайте, это надо отметить! – вступила Карен. – Я лопну, если не выплесну радость в каком-нибудь кафе или клубе с музыкой и танцами.

– Идея – супер! – поддержала её Марта. – Куда пойдём?

– Девочки, у нас зачёты на носу. Какой клуб? – возмутилась Гретта.

Но Карен не намеревалась сдавать позиции:

– Ой, один вечерок потратим на себя – ничего твоим зачётам не будет. Мы имеем право – заслужили!

– Мы же не станем напиваться и уходить в загул, – добавила Марта.

– Говори за себя, – многозначительно вставила Карен, чем вызвала испуг в глазах некоторых.

– Девочки, вы не обидитесь, если я с вами не пойду? – смущённо спросила Молли.

– С чего бы? – Карен упёрла руки в боки, готовая возмущаться. – Это наша общая победа и мы вместе должны её отпраздновать! Ты художник, каких поискать и заслуживаешь загула не меньше всех остальных.

– Да, но не накануне зачётов, – встала на сторону здравомыслящей части команды Кристина. – Сдадим всё и тогда отпразднуем.

– Потом Рождество! Все разъедутся!

– Давайте на каникулах? – предложила Ханна. – Ну и что, что время пройдёт, а то сейчас, правда, никакого удовольствия, подготовка к зачётам зудеть будет в одном месте и не расслабимся.

– Точно! – оживилась Гретта. – Можем вообще собраться и укатить куда-нибудь все вместе. Только заранее продумаем и подготовимся к поездке. Я давно хотела выбраться из Ганновера на денёк-другой.

– Ничего себе, – усмехнулась Марта. – Не узнаю нашу старосту. Вот так вот сорваться и вжух, – она махнула рукой в воздухе. – Не страшно?

Гретта, которая ни разу не выезжала из родного города, слегка напряглась.

– Далеко не поедем, – уточнила она, немного пожалев о своей горячности. – Надо будет изучить этот вопрос, – девушка снова подтянула очки, досадливо потупившись.

Кристина вспомнила их разговор в день подачи документов и то, как загорелись глаза подруги при упоминании совместной поездки, а потому, приобняв её за плечо, она с ободряющей улыбкой произнесла:

– Прекрасная идея, Гретта. Я за. Каникулы – самое лучшее время для того, чтобы ненадолго выбраться из города.

– У нас с Гансом, вообще-то, были планы на эти каникулы, – с тоской в голосе призналась Марта.

– У меня тоже, – буркнула Молли, покраснев до ушей.

Карен вновь завладела инициативой.

– Ну так мы с вами до лета будем тянуть, а потом вы снова найдёте повод свинтить. Всё, решено! Едем на каникулах на три дня. Ещё три дня останется на ваши эти планы, распутницы.

– Фром, ты за словами следи! – возмутилась Марта, тогда как Молли уже чуть не плакала от смущения.

– Можно подумать, у меня другие планы были! Но уж как-нибудь подвину их ради такого случая, и Фердинанд потерпит без меня пару дней. Ему не впервой, – Карен сделала паузу, выжидая, пока некоторые отсмеются, затем спросила приказным тоном. – Все всё поняли?

– Ты кого угодно уговоришь, Карен, – усмехнулась Кристина.

– Ладно, ради такого случая придётся потерпеть, – Марта досадливо закусила губу.

Неожиданно до компании, собравшейся в коридоре, донёсся довольно громкий голос. Кто-то явно хотел привлечь их внимание к своей персоне, отчего этот самый голос срывался на визг:

– Второе место – это унизительно, – вещала группе своих невзрачных подружек Мелисса Хольман. Она стояла за несколько метров от девушек и прилагала усилия, чтобы быть как бы случайно услышанной. – Если бы на должность главного редактора выбрали меня, я бы обязательно довела школу до первого места. У меня есть кое-какой опыт.

– Ты бы из школы министерство пропаганды устроила, фрау Гебельс. Уж молчала бы, – отреагировала на её выпад Марта.

Девочки сразу же стали её упрекать за то, что повелась на провокацию. Но было уже поздно.

– Что ты сказала, Крюге? Хочешь, чтобы я пожаловалась на тебя госпоже Дитер? Второй раз она такие шуточки не стерпит, – на губах Хольман заиграла нахальная улыбка.

– Жалуйся хоть ректору, хоть рейхсканцлеру, мне плевать. Ты злобная стерва и все твои потуги навредить нам можно размазать пальцем по стеклу, как надоедливую муху, которую терпят до поры до времени. Уймись, Хольман, и осознай уже своим скудным умишком, что пора бы направить чрезмерную активность на благие цели – толку будет больше.

– Это ты мне так мир предлагаешь заключить? – Мелисса недоумённо выпучила на неё глаза. – Грубовато, тебе не кажется?

– Упаси боже, мне с тобой мириться! Пырнёшь в спину при первой возможности. Просто сотрись из нашей жизни и живи уже наконец свою, Хольман! – Марта наседала на надоевшую одноклассницу, с каждым словом сокращая расстояние.

– Мне до вас нет никакого дела! – рявкнула Мелисса. – Вы просто сборище неудачниц и всегда будете середнячками, готовыми довольствоваться мелкими подачками! Не спешите радоваться своему «успеху», – она скривила рот в брезгливой гримасе. – Это вовсе не победа, а спуск на дно социальной лестницы. В колледже Бонна учится сброд со всей страны и окраин. Хотя, что это я! Вам там самое место!

Мелисса замолчала, резко развернулась и зашагала куда-то по коридору, преследуемая сворой подружек. Громкий смех, раздавшийся позади заставил девушку внутренне сжаться в комок ярости.

Хольман чувствовала себя униженной после разговора. Таким как она подобный опыт причиняет боль сродни физической и для того, чтобы излечиться от неё, требуется, как минимум, купить себе что-нибудь и удостовериться в собственной неотразимости, либо когда градус гнева переваливает все мыслимые отметки, продумать план мести. Хольман всё ещё злилась на то, что идея с разоблачением Кристины сорвалась и теперь в порыве отчаяния готова была на крайние меры. Повелев подружкам ждать её в комнате, она поднялась на нужный ей этаж, преодолела коридор и довольно требовательно постучала в дверь.

– Кто? – раздался недовольный голос ректорши.

Мелисса чуть сбавила пыл. Как бы она ни злилась, перед Ирмой девушка трепетала не меньше остальных.

– Госпожа Готфрид, это я, – смиренно проговорила она, оказавшись на пороге кабинета. – Мне нужно сообщить вам кое-что важное.

Глава 7

– Подождите, фройляйн Хольман, – Ирма выставила перед собой ладонь, останавливая речевой поток ученицы. – То есть вы хотите сказать, что уличили свою одноклассницу в непристойном занятии на территории школы?

– Так и есть, госпожа Готфрид. Кристина, похоже, возомнила себя писателем, и я даже не удивлюсь, если окажется, что она готовилась предъявить свою посредственную рукопись издательству. Уж не знаю, на что она рассчитывала.

– И что же там было? Вы читали?

– Я пробежалась, – оправдательным тоном промямлила девушка, – но поверьте, и этого мне хватило, чтобы волосы на голове встали дыбом.

Глаза ректорши полыхнули неподдельным интересом.

– И где же теперь эта рукопись?

Мелисса виновато потупилась.

– Я показала её господину Макинтайеру в его последний день здесь, и он её забрал, пообещав принять меры, но, похоже, забыл или не захотел, – с обидой в голосе проговорила девушка. – У меня осталась только пара листков, случайно залетевших под кровать, но в них нет ничего интересного. В смысле, ничего, за что можно было бы зацепиться, – исправилась Мелисса.

– Не захотел, значит, – процедила Готфрид сквозь зубы. – А почему вы не принесли рукопись сразу мне? – она злобно покосилась на ученицу. – С каких пор дисциплинарные вопросы у нас решает господин Макинтайер?

– Простите, госпожа Готфрид. Мне хотелось, чтобы он перестал восхищаться этой Кристиной, чтобы понял – она наглая обманщица и не заслуживает его внимания.

– А с чего вы взяли, что он ею восхищается? – Ирма скрестила руки на груди.

– Госпожа Готфрид, для него переставали существовать другие, когда она появлялась в поле зрения! На уроках господин Макинтайер уделял ей внимания больше, чем остальным! А на балу…

– Что же было на балу? – женщина сурово свела брови. Меньше всего ей хотелось оставлять свидетелей того происшествия.

– Он танцевал с ней, и они смеялись. Он что-то говорил, она жеманничала и прятала глаза, а когда закончился танец, он продолжал её обнимать и смотрел так, так… как смотрят на любимую женщину, – Мелисса чуть не расплакалась. Девушка прижала ладонь тыльной стороной к губам и несколько раз глубоко вздохнула.

Готфрид некоторое время молчала, буравя девушку взглядом. Она вовсе не имела к ней претензий. Мелисса вообще не заслуживала её внимания. Ирма размышляла о своём.

– Значит, вот как, – глухо проговорила она, возвращаясь за стол. – Мало того что Кристина Луческу позволяет себе писать неприличные тексты, так она ещё и провоцировала учителя на противоправные действия. Она соблазняла его. И это в стенах моей школы, – женщина глянула на девушку, которая после этих слов разом изменилась в лице.

Мелисса, не веря своему счастью, стояла и кивала речам Ирмы как китайский болванчик. На красивом безжизненном лице промелькнула зловещая улыбка.

– Совершенно верно, госпожа Готфрид, – согласилась она. – Я убеждена, подобное здесь недопустимо и виновница понесёт наказание.

– Обязательно понесёт, фройляйн Хольман. Благодарю вас за бдительность. Не спешите уходить. Мне потребуется ваша помощь.

На другой день пришло время беспокоиться. Хотя беспокоиться следовало раньше, а не тогда, когда между тобой и первым зачётом в сессии оставались считаные минуты. Конечно, не все недоумённо переглядывались, осознав неожиданный приход экзаменов. Были и те, кто во всеоружии шёл в бой без страха и упрёка. К сожалению, Ханна фон Кольдейн из года в год по большей части предметов попадала в первую группу.

– Я не сдам! – страдала она. – Как вообще во всём этом можно разобраться?

– У тебя на это было полгода, Хани, – пробубнила Марта, пробегая глазами конспект по алгебре.

– Да я и за десять лет эту белиберду не освою! Девочки, всё! Мне конец, – несчастная закрыла руками лицо.

– Всё нормально будет, – решила поддержать её Кристина. – Ты всегда до троечки худо-бедно дотягивала. Не дрейфь. Напомни фрау Пельц, что ты в группе спортсменов, что имеешь право на автомат.

– А ведь и правда! – просияла девушка. – Как это я могла забыть?

– С непривычки, – вновь отозвалась Марта. – У нас же не каждый год такая лафа случается.

В это время из кабинета математики, довольно улыбаясь, вышла Гретта Андельштайн.

– Вот это я понимаю, человек счастлив, и больше ему в жизни ничего не надо, – отвлеклась от тетради Марта. Она насмешливо глянула на старосту.

– Зависть – плохое качество, – ответила ей Гретта. – Кристина, иди. Ты следующая.

В ту же секунду, как Луческу схватилась за ручку двери аудитории, случилось то, чего в данных обстоятельствах никто не ожидал. К собравшимся, вышагивая твёрдой походкой, приблизилась одна из дежурных дам и голосом, не терпящим сопротивления, проговорила:

– Фройляйн Луческу, вас просят пройти в кабинет госпожи Готфрид, – женщина выжидательно уставилась на девушку.

– Но у нас зачёт. Я могу позже подойти? – Кристина обвела взглядом подруг, которым происходящее казалось не менее странным, чем ей.

– Она ждёт вас немедленно, – отрезала все пути к отступлению дама.

Нехорошее предчувствие больно кольнуло девушку. Она нехотя отпустила ручку двери и, стараясь не поддаваться волнению, под сочувственными взглядами подруг двинулась в сторону кабинета ректорши. Ей было совершенно неясно, что понадобилось от неё этой женщине, но всё ещё памятуя о событиях на балу, Кристина готовилась ко всему. Как бы она ни старалась храбриться, на последнем повороте пульсация в голове начала заглушать её собственные мысли и, встав около двери кабинета Ирмы, она сделала несколько глубоких вдохов.

– Войдите, – приказала Ирма после того, как Кристина робко постучала.

Она толкнула дверь и шагнула за порог. Готфрид сидела за столом, не поднимая головы от своей работы. Кристина сделала ещё шаг, после чего остановилась, молча глядя на женщину. Волнение немного спало. Девушка вдруг чётко ощутила, как оно переходит в другую ипостась. Она вспомнила Хоффера, который чуть не изнасиловал её прямо в стенах этой самой школы, где, по мнению некоторых, царят дисциплина и порядок. Вспомнила то, с какой трепетной заботой Ирма охаживала его потом. Стало как-то гадко на душе и сдержать гримасу пренебрежения не вышло. Когда Ирма, наконец, изволила оторваться от дела, Кристина продолжала стоять, одаривая её вполне заслуженным взглядом.

– Вызывали, госпожа Готфрид? – с неожиданной для себя твёрдостью в голосе спросила девушка.

– Вызывала, – снисходительно ответила та, откидываясь на спинку стула. – Фройляйн Луческу, до меня дошли довольно интересные сведения, касательно ваших сомнительных увлечений. Что вы можете об этом сказать?

– Смотря что вы имеете в виду.

Женщина помедлила, с высокомерием оглядывая девушку. Казалось, она что-то искала в её облике и не находила, отчего напряжение в комнате возрастало.

– Скажите, в каких отношениях вы состоите с господином Макинтайером? – неожиданно спросила она.

Вопрос окатил Кристину не хуже ледяного дождя.

– Я вас не понимаю, – сказала она, выдавливая из себя каждое слово. Сохранять самообладание становилось всё труднее.

– Странно. Мы ведь на одном языке разговариваем. Тогда спрошу иначе: у вас с господином Макинтайером была любовная связь во время его работы здесь?

– Нет.

– А после его отъезда?

– Нет. Я не понимаю, почему вы спрашиваете?

– Не обессудьте, фройляйн Луческу. Я вынуждена задавать неудобные вопросы потому, что мне кое-что стало известно, – она помедлила, не без удовольствия глядя на то, как бледнеет девушка. – Но сегодня я убедилась, что слухи ложны, и вы не воспримете действия герра Макинтайера как предательство. На днях он передал мне кое-что очень интересное. И судя по всему, это кое-что ваших рук дело, – Ирма по-издевательски медленно выдвинула ящик стола, вынула из него стопку листков и продемонстрировала их девушке.

Кристина округлила глаза и чуть не ахнула. Прямо перед ней лежала её пропавшая рукопись. Узнав свои каракули, она пошатнулась на месте, но вовремя отошла на шаг, чтобы не упасть.

– Он не мог, – беззвучно пролепетала она, не отводя изумлённого взгляда от бумаг.

– Что вы сказали? – насмешливо спросила женщина, осознавая триумф. – Думаю, спорить тут не о чем, и вы узнали свою пропажу. В связи с этим у меня к вам один вопрос, фройляйн Луческу: как вы посмели творить подобную мерзость в стенах школы? – Голос ректорши снова обрёл тяжесть, которая всегда вводила в оцепенение девочек.

– Я сказала, что он не мог, госпожа Готфрид, – девушка, будто бы, не слышала её. – Что бы ни лежало сейчас на вашем столе – это не то, за что вы стараетесь её выдать. Теодор никогда бы не посмел меня обмануть, разве что кто-то выкрал у него рукопись.

Женщина гневно сдвинула брови. Ей не понравилось, с какой лёгкостью девушка назвала бывшего учителя по имени.

– Вы обвиняете меня в воровстве? – чеканя каждое слово, проговорила женщина.

– О, нет, не вас, а ту, кто уже однажды украла её прямо у меня из сумки.

С минуту женщина и девушка буравили друг друга взглядами. Кристина сама себе удивлялась. Куда делись привычный трепет и позыв упасть в обморок от одного вида этой ведьмы? Похоже, неприязнь, скопившаяся за всё время, вселила в девушку силы к сопротивлению.

– И кого же вы обвиняете?

– А Теодор вам разве не сказал? Я от него узнала, кто посмел сунуться ко мне в комнату без моего ведома и обчистить сумку. Странно, что сейчас вы наказываете меня за невинную рукопись, а не её за воровство.

– Не вам решать, кого и за что я должна наказывать. Помните своё место, фройляйн. Здесь, – она ткнула худым пальцем в лист, – доказательство вашего недостойного поведения и этого достаточно для того, чтобы я составила приказ о недопуске вас к зачётам.

– Позвольте взглянуть, – без тени испуга повелела девушка. – Я же должна знать, за что меня лишают возможности сдать сессию.

Женщина машинально прижала стопку ладонью к столу.

– Вы забыли, что писали? Странно для автора. А вы ведь ещё и редактор школьной газеты. Нет, это уже слишком. Я отстраняю вас. Ваше место займёт более достойная кандидатура.

– Дайте-ка угадаю, – Кристина с деланной задумчивостью приставила палец к подбородку. – Неужели Мелисса Хольман? Прекрасный выбор. С этим я соглашусь. Хоть отдохну немного, а то обязанности главного редактора учиться не дают. Насчёт отстранения меня от зачётов скажу лишь, что буду обжаловать ваше решение в совете администрации и там вам придётся предъявить мою рукопись во всём её неприличном содержании, ведь если вы этого не сделаете, у совета не будет доказательств моей вины.

– Как ты смеешь говорить со мной в таком тоне? – прошипела женщина. – В моей власти выставить тебя из этих стен без объяснения причин.

– Ошибаетесь, госпожа Готфрид. Я читала устав и знаю, что подобные решения принимает совет. А если вы вознамеритесь и дальше строить против меня козни за то, что не раздвинула ноги перед вашим драгоценным спонсором, то мне будет что рассказать о таинственной даме в чёрном плаще, которая виртуозно выкручивает прутья из калитки, чтобы бегать на свидания.

– Что ты сказала? – Готфрид впервые за все эти годы побагровела от ярости.

– Не беспокойтесь, Теодор мне ничего не рассказывал. Он до сих пор наивно убеждён в том, что я не знаю, кто посещал его коттедж под покровом ночи. Вам просто не повезло попасться мне на глаза. Что поделать, главные редакторы, хоть и бывшие, люди наблюдательные. Я могу идти? А то у меня зачёт, не хочется опаздывать.

– Пошла вон, – прохрипела женщина, стремительно меняясь в цвете лица от багряного к бледному. – Вон!

Кристина присела, изображая что-то вроде реверанса, после чего, сохраняя осанку, горделиво прошествовала к выходу и вышла в коридор. В ту же секунду, как дверь за ней захлопнулась, девушка прижалась спиной к стене, теперь лишь осознав, что натворила. Она схватилась руками за голову и принялась растирать виски с яростным нажимом. Мозг кипел, как паровой котёл, отчего хотелось прямо сейчас выбежать во двор и сунуть её в снег. Кристина почти бегом бросилась от злосчастного кабинета. Запыхавшаяся и раскрасневшаяся, она, чуть не споткнувшись на последней ступени лестницы, выскочила перед дверьми кабинета математики. Марта с Ханной всё ещё оставались там.

– Крис, скорее! – подозвала её Ханна. – Фрау Пельц грозилась уйти, если через минуту ты не явишься на зачёт. С тобой что? – обе подруги выпучили на неё изумлённые глаза.

– Ох, девочки, – срывающимся от бега голосом проговорила Кристина, – кажется, я нажила себе врага и вот ещё что: я больше не главный редактор.

Глава 8

В комнате двадцать эс тем вечером было особенно шумно. Фройляйн Крюге маршировала из угла в угол, как заправский фельдфебель, сжимая и разжимая кулаки, Ханна судорожно теребила переброшенные на плечо волосы и причитала о несправедливости бытия, а Кристина, подбирая слова, рассказывала им свою историю.

– То есть эта тупица передала рукопись Макинтайеру? – Ханна с трудом верила услышанному, а потому переспрашивала уже трижды.

– Хани, ты что, с первого раза не поняла? – сорвалась на неё Марта. – Тебе же всё рассказали.

– А что это ты на меня кричишь? – взвизгнула Ханна. – Я, может, тоже волнуюсь, и кто его знает, этого Макинтайера, как бы он дальше поступил? А вдруг он и впрямь передал её Готфрид.

– Это невозможно, – донеслось со стороны Кристины. Она подняла взгляд на девочек, осознавая, что те не совсем поняли, откуда взялась такая уверенность и ждут пояснений. – В смысле, он же осознавал, чем мне это грозит. Надеюсь, господин Макинтайер унёс рукопись и спрятал где-то или выбросил.

– Или читает тихими одинокими вечерами, – усмехнулась Марта.

Кристина закрыла руками лицо. Она с трудом нашла в себе силы сознаться подругам в участии Теодора, но обстоятельства последнего времени требовали хотя бы частично быть откровенной с ними. Конечно, она не рассказала им про намерения учителя на её счёт, про ночные побеги Готфрид к нему в коттедж и про то, что на дне её сумки запрятан его новый адрес. Но даже теперь, после этого, казалось бы, незначительного признания ей стало не по себе. Девушке очень хотелось быть честной с подругами, и нагромождение тайн, в которых она всё больше тонула день ото дня, давило на совесть. Как, наверное, прекрасно, когда можешь позволить себе делиться с близкими всеми своими переживаниями без страха осуждения, и как вообще можно называть себя подругой, если таишь секреты, от которых уже буквально распирает изнутри.

– Но Готфрид показала тебе рукопись, – прервала её мысли Ханна.

– Я видела только первый лист и смею думать, она блефовала. Возможно, у Хольман он случайно остался. Когда я попросила показать мне всю стопку, Готфрид напряглась.

– Уверена, будь она у неё, ректорша бы не удержалась от того, чтобы зачитать кое-какие горячие эпизоды вслух. С неё станется, – добавила заметно остывшая Марта.

– Вот и я так подумала. А когда она пригрозила недопуском к зачётам, то заявила, что знаю свои права и что буду обжаловать решение. Её пыл поубавился после того, как я напомнила, что на пересмотре придётся предъявлять доказательства вины.

– Молодец! – восхищённо пролепетала Ханна. – Я бы не смогла с ней спорить. Она такая жуткая.

Марта хмыкнула.

– Знаешь, Хани, если тебя прижмут к стенке, инстинкт самосохранения включится – не заметишь. А ты, Крис, всё правильно сделала, горжусь тобой. Жаль только, что теперь мы больше не в газете. Я привыкла колонку писать, опросы устраивать.

– А мне нормально, – сказала Ханна. – С подготовкой к соревнованиям вообще времени ни на что нет. Тем более, самое главное от участия мы уже получили.

Кристина улыбнулась.

– Я тоже так считаю, – проговорила она, – и ни о чём не жалею.

Тревожное предчувствие подтачивало Кристину на протяжении всей сессии. Она хоть и убедила себя в том, что выиграла битву, и всякий раз, впадая в сомнение, приземлялась на мягкую подушку поддержки дорогих подруг, всё же не могла не опасаться подвоха. К тому же её, как и остальных, ожидала курсовая по объединённым темам из химии и биологии, проверять которую год от года бралась комиссия с госпожой Ирмой во главе. Луческу даже слегка затрясло во время объявления оценок, но услышав заветное «удовлетворительно» за свою, по всем меркам, отличную работу, она не стала спорить. Попытка ректорши таким образом унизить девушку выглядела жалко и больше похожа была на жест отчаяния. К несчастью, кое-кому подобная несправедливость заметно подпортила настроение.

Гретта Андельштайн смотрела перед собой, бледнея на глазах. Круглая отличница не могла даже подумать, что за свою безукоризненную работу получит четвёрку. Девушка шла на идеальный диплом с отличными оценками, но внезапно споткнулась на итоговой курсовой и, как ни пыталась, не могла понять причин подобной несправедливости.

Когда после всех уроков одноклассницы оказались в столовой и Гретта приземлилась на стул, почти роняя поднос с тарелкой и чашкой из трясущихся рук, её прорвало. Она глухо заплакала, стянула с себя очки и прижала к лицу ладони.

– Эй, эй, эй! – Карен уже была тут как тут, готовая утешать. – Ты чего? Какое горе оплакиваем?

Сидевшая по другую сторону от старосты Молли с застывшим в глазах испуганным сочувствием принялась гладить свою соседку по спине.

– У неё четвёрка за курсовик, – пояснила Ханна, пережёвывая салат, после чего отвлеклась на более важную тему. – Зачем столько лука класть? Гадость, – она отодвинула свою тарелку поморщившись.

Разочарованная в ожиданиях Карен с недовольным видом вернула себя на место и взялась за ложку.

– Да ну. Я-то уж думала, – фыркнула она.

– У тебя же всегда пятёрки были, – вступила Марта. Гретта несколько раз кивнула, продолжая еле слышно подвывать. – И над курсовой этой ты днями и ночами работала, – снова кивок. – Так откуда четвёрка? – Гретта отрицательно покачала головой, сообщая, что не имеет ни малейшего понятия.

Кристина, которая всё это время наблюдала сцену с некоторым напряжением, наконец тоже вступила в разговор:

– Ты не спрашивала, в чём ошибка?

– Спрашивала, но они ничего определённого не сообщили, плели что-то про недостаточно глубокое знание темы и отсутствие подробных пояснений. И это притом, что у меня там этих пояснений на десять листов! – она снова залилась плачем.

– Мне бы твои проблемы, Гретта, – проворчала Карен, снисходительно покачивая головой. – У меня вообще по физике между двойкой и тройкой, а ты из-за какой-то четвёрки нам тут потоп устраиваешь. – Несчастная после этих слов совсем сникла.

– Фром, ты по себе-то всех не ровняй, – встала на защиту недооценённой одноклассницы Марта. – Перебиваешься с двойки на тройку и рада, а у человека горе, можно сказать, планы на жизнь под откос, – она старалась говорить без иронии, но выходило плохо. Как и большинство присутствующих, дочь богатых родителей не видела особой ценности в дипломе с одними пятёрками.

– Гретта, не переживай, – попыталась разрядить обстановку Кристина. – Меня вон тоже засудили. Неделю этот курсовик готовила и схлопотала трояк. Ничего, средняя-то у тебя всё равно пятёрка.

– Пятёрка будет, если в летнюю сессию не завалят, – простонала Гретта.

Карен не унималась:

– Да с чего тебя завалят-то? Учтёшь ошибки, сделаешь ещё лучше и помашешь им потом дипломом своим. Всё, давай-ка слёзы вытирай – есть разговор, – девушка отодвинула поднос, подалась вперёд и уложила на стол локти. – Куда едем на каникулах? Вы решили?

Присутствующие попарно переглянулись. За всеми зачётами и экзаменами досужие мысли сами собой покидали головы, уступая место формулам, правилам и многословным определениям.

Находчивая Марта ответила вопросом на вопрос:

– Есть предложения? – она с вызовом глянула на Карен, перехватывая инициативу.

– Вы чего, серьёзно? – девушка не намеревалась сдаваться. – Со вторника уже каникулы начинаются, а вы не решили, куда мы поедем? Нет, я в шоке, – она откинулась на стуле с видом творца, который только что разочаровался в человечестве.

– А чего это ты на нас всё вешаешь, Карен? – возмутилась Ханна. – У нас, у всех сессия, не до того было, знаешь ли.

Карен обвела подруг осуждающим взглядом.

– Нет, вы интересные такие, – укоризненно проговорила она. – У меня впечатление сложилось, девочки, что эта поездка мне одной нужна, и я вас, несчастных, заставляю.

– Теперь уже и праздновать не хочется, если честно, – раздался грустный голос Молли. – Мы ведь больше не в газете.

– И что? Это не умаляет наших прошлых заслуг! Молли, что за упаднические настроения? Ты что мне тут тоску разводишь? Нет, в такой обстановке невозможно работать. Я умываю руки. Никуда не хотите – всё, сидим на попе ровно. Если вам не надо, то и мне не надо. – Она вновь придвинула к себе поднос, схватила ломоть хлеба, ложку и с чувством откусив внушительного размера кусок, принялась жадно поедать остывший суп.

– Можем в Ольденбург съездить, – вызвалась исправить ситуацию Кристина. – Там много интересного: замки, парки. – Она огляделась, ища поддержки.

– Или в Оснабрюк, – отозвалась Ханна. – Я там никогда не была.

– Мне бы хотелось в Лер, – подключилась к разговору Молли, которая не особенно рвалась в этот самый Лер, но, склонная винить себя в любой происходящей неприятности, теперь была согласна на всё. Лишь бы Карен перестала шуметь.

– Да! Лер классный! – поддержала её Марта. – И Геттинген.

– Я за Геттинген, – подняла руку Гретта, привыкшая именно в таком положении отвечать на большинство вопросов. – Он ближе всех от нас.

Карен Фром победоносно улыбнулась. Не поднимая лица от своей тарелки, она исподлобья оглядела собравшихся.

– Вот и славно, – девушка выпрямилась и неспешно промокнула губы салфеткой. – Два голоса за Лер и два за Геттинген. Мой – решающий, а это значит, отгуляем Рождество и в Геттинген. Давно бы так, девочки.

Глава 9

Рождество было для Кристины самым лучшим временем в году. Она каждый раз приезжала в Хайдельберг на все каникулы и проводила несколько дней с матерью в какой-нибудь квартирке, которую для этой цели снимала женщина. У Лили и её коллег по цеху в период волшебных гирлянд, пряников, пирогов и тёплых встреч работы почти не было, ведь большинство постоянных клиентов «Лотоса» становились на некоторое время любящими и преданными мужьями. Коллеги Лили иронично называли свой простой отпуском, но как бы они ни посмеивались над происходящим, все как одна с жаром выстраивали планы, куда поедут, что будут делать и какими подарками себя побалуют. Лили же ничего подобного не требовалось, а потому теперь вместе с дочерью они сидели на мягком диване в небольшой уютной комнате, а перед ними гордо выпячивал содержимое тарелок журнальный столик, заставленный закусками.

– Я так и не спросила тебя, – Лили отпила шампанское из своего бокала и поставила его на столик, – почему вы сбежали с рождественского бала?

– Мы не сбегали, мам. Просто решили не идти.

– Это одно и то же.

– Нет, сбегать – это когда тайком, а мы просто собрались и уехали по домам после сессии.

– Но почему? – Лили поджала под себя ноги и мягко улыбнулась.

– Просто не захотели выслушивать новый поток лицемерия от нашей ректорши. В последнее время много всего произошло, и нас вдобавок выгнали из школьной газеты. Точнее, выгнали меня, а девочки просто не захотели оставаться.

– За что же с тобой так? – сочувственно спросила мать.

– За стремление докопаться до правды, как это часто бывает у журналистов, – с усмешкой проговорила девушка. – Ерунда, на самом деле. Не бери в голову. Останься мы в газете, пришлось бы опять собирать материал, слушать фальшивые речи, беседовать со спонсорами, – Кристина запнулась на секунду, но быстро взяла себя в руки. – В общем, всё сложилось как нельзя кстати, и через пару дней мы с девочками едем в Геттинген, чтобы немного отдохнуть.

Лили округлила глаза.

– То есть ты добиралась ко мне через всю страну, чтобы спустя пару дней вернуться и махнуть в Геттинген, до которого от Ганновера можно пешком дойти? Вы бы хоть в Бонн съездили или в Бремен. А лучше в Париж.

– Нет, Париж нам пока не светит. С нами будет Гретта, которая никогда никуда не ездила и поэтому боится отправляться далеко. Останемся в Саксонии, но зато обстановку сменим.

– У вас там, в Саксонии, много земель, почему именно Геттинген? – не унималось Лили.

В этот момент впервые в жизни Кристина ощутила, что вот-вот вспылит на мать. Ей очень хотелось ответить что-то вроде: «Да не знаю я!» или «Будь моя воля, я бы вообще никуда не ездила!», но она этого не сказала. Там в этом самом Геттингене одной её части хотелось побывать меньше всего, но при этом другую – вольную и страждущую испытать прежний трепет от тайных встреч с учителем – тянуло туда с непреодолимой силой. Она знала, что когда окажется в городе, не устоит от искушения увидеться с ним, но как, она пока не знала и изгоняла на подлёте планы побега от подруг. Она не желала признаваться в том, что всей душой безумно соскучилось по человеку, так неосторожно пробудившему в ней нежные чувства. «Нет, если они и увидятся» – рассуждала она, оправдывая жгучее желание, – «то только, чтобы решить вопрос с рукописью. Нужно понять, врала ли Готфрид. А когда всё станет ясно, я уйду.» – Кристина кивала собственным мыслям, тогда как всем своим существом понимала, что встреча их вряд ли закончится именно так.

Следовало всё же сказать что-нибудь матери, которая терпеливо ждала ответа.

– Большинство проголосовало за Геттинген. Я вообще в Ольденбург хотела, – девушка насупилась.

Лили задумчиво кивнула, после чего слегка поникшим голосом проговорила:

– Ты знаешь, я тут пыталась недавно работу сменить, – она натянуто улыбнулась. – Но не вышло.

– Почему? – голос Кристины немного сорвался и прозвучал глухо. Мать и дочь редко заговаривали на эту тему, а потому в маленькой съёмной комнате на окраине Хайдельберга на краткое время повисло напряжённое молчание.

– В Ульме не так давно расширили рынок, и туда требовались продавцы. Я особо ни на что не надеялась, сама знаешь, какая сейчас безработица, но всё же решила съездить на разведку. Мне даже удалось пообщаться с одной почтенной дамой – владелицей сети цветочных магазинов, и мы неплохо поладили. Она почти уже согласилась принять меня, но тут к ней в магазин зашёл кое-кто и с порога узнал меня, – Лили нервно усмехнулась, тут же прильнув губами к бокалу. – Не стоило даже пытаться, – её голос отяжелел. – Это моё проклятье, ничто уже не изменится. Где бы я ни очутилась, обязательно найдётся доброжелатель, который укажет мне моё место.

Кристина некоторое время молчала, не зная, что сказать. Она смотрела на мать с жалостью и тревогой. Лили редко сетовала на свою жизнь, она вообще не имела такой привычки, но, судя по всему, чаша терпения переполнилась.