Буран неистовствовал. Рвал деревья с корнями, ровнял лес с землей. Дул ледяной ветер, сек лицо, проникал под одежду. Стекленели глаза, жизнь затухала.
– Ты никогда меня не любила… Ты бросила меня. Хочешь, чтобы я сдохла в этом лесу? Нет, я выберусь и расскажу ему, какая ты дрянь.
«Стена?» Мысли путались, силы на исходе. «Соберись, ползи вдоль. Найдешь вход – спасешься, нет – умрешь».
1
Буран, лютовавший трое суток, закончился. Снегу навалило – по пояс. Лес ревел моторами тракторов разбирающих поваленные деревья. Тут и там визжали бензопилы. Отродясь такого не было. Лесокомбинат стоял на ушах. Люди не спали вторые сутки. Все искали четырнадцатилетнюю Тоню Дубравину, дочь директора, и тридцатилетнюю Наталью – няню Виталика Дубравина. Они ушли за два часа до бурана и не вернулись. Упросили соседку присмотреть за пацаном, взяли лыжи. Позвали Дуську-заику, но она неуклюжая, только в лес зашли – лыжу сломала и вернулась. Заика-заика, а вот, гляди, как свезло – сидит сейчас в тепле, мильтоны районные ее допрашивают. Правда, толком не говорит ничего, только про лыжу сломанную. Поди вовсе онемеет?
Наталья – любовница директора, из города привез. Жены два года как нет, а мужик видный – фигура регионального масштаба. Он на все педали нажал, людей с производства снял – всех на поиски. Надежда таяла, как свежий снег в алюминиевых чайниках на костре, около которого грелись поисковики.
– Че сказать… Бабы в доме директора не приживаются, – подытожил за всех Сашка-рыжий, и получил тычок в печень от рослого бригадира.
– Рот закрой! Чего каркаешь?
Все притихли. Подъехал «ЗиЛ–157» с будкой, из кабины выскочил серый, как зола, Дубравин.
– Щас все в кунг и по домам. Переодеться, поесть, отдохнуть. Через четыре часа жду у конторы добровольцев.
– Василь Максимыч, мы все как один!
– Спасибо, товарищи. В машину!
Осталось проверить нежилой сорок первый участок. Дубравин сел за рычаги трелевочника. Подъехал к самому кордону. Снегу-то сколько. Ни следа! Открыл дверку трактора и отчетливо уловил запах гари. Задрал голову, из трубы вьется еле заметный дымок! Спрыгнул и провалился до подбородка. С трудом выбрался, достал закрепленные за кабинкой охотничьи лыжи, снеговую лопату и пошел к избушке. Ввалился в дверь, у порога запнулся и грохнулся во весь рост. Полетели искры из глаз, и свет погас.
Первым вернулся слух.
– Папа, папа, очнись! – ревела в голос Тоня и отчаянно лупила по щекам.
– Слава Богу, нашлись! – подумал член КПСС Дубравин. Голова гудела, дочь двоилась в глазах. Заплаканная, с растрепанными волосами, испуганная, живая.
– Давай помогу встать.
– Я тяжелый, зови Наташу.
– Нет ее.
Дубравин мгновенно пришел в себя.
– Ты здесь одна?
– Буран налетел. Мы бросили лыжи, так пошли. Друг за другом. Я упала. Встаю – Наташи нет. Я испугалась. Кричала, звала. Наткнулась на дом. – Тоня закрыла лицо руками, сквозь пальцы текли слезы.
– Все позади, успокойся, – Дубравин обнял ее.
Ему нужно было собраться с мыслями. Два года назад он потерял жену. В том была и его вина, но мог ли он подумать, что Людмила так с ними поступит? Ну, гульнул. А она пьяному делу Виталика чуть не заморозила, а потом возьми да и накинь петлю себе на шею.
Когда все пошло не так? Когда увел Люду у Крючкова?
– Папочка, где тетя Наташа?
– Ищут ее. Поехали домой.
Наталью нашли утром в ста метрах от кордона. Стояла у разветвленного ствола березы, будто заглядывала в приоткрытую дверь. В волосах трепетал бант. Обессилела Наталья и замёрзла.
2
Дубравин ушел в работу. Тоня в доме была за хозяйку, а Дуся помогала ей как сестре. Потом девочки поступили в пединститут. Через год Тоня перешла на заочный и вернулась в Лесное. Отец не справлялся один. Пошла работать в школу.
В прошлом году закончила институт Дуся. Учительских ставок не было, и Дубравин взял подругу дочери секретарем. Завязались отношения. Разница в возрасте – не помеха. Василий – мужчина видный, многие женщины хотели его заполучить в мужья, а он выбрал пигалицу Дусю. Причем она уже и не заикалась. Говорят, в городе вылечилась у профессора.
За Тоней ухаживал школьный военрук Коля Бойцов. Дело шло к свадьбе. А что? Виталик подрос. Можно и о себе подумать, бабий век короткий.
Поговаривают, что Дубравина в министерство заберут. Председатель Райисполкома давно ему не указ. Забрали бы уже, если бы не истории с женой и любовницей. Остепенился Дубравин, в работе поднажал. Глазом моргнуть не успеешь – на такую высоту взлетит!
3
Дубравин закрыл лицо ладонями и задумался. Вчера объявили домашним, что после Нового года пойдут с Дусей в ЗАГС. Коля и Тоня потупились и сознались, что тоже решили пожениться. Получилось неловко. Как же отец и дочь будут одновременно свадьбы праздновать? Слово за слово, про деньги ляпнул.
– Деньги тебе дороже людей? Заработаю и верну! – вспыхнула, как порох, дочь.
Рассорились так, что Тоня собрала вещи и ушла к Бойцову. Ладно, взрослая, и с Николаем знакомы со школы.
После работы поехал мириться и дать отцовское благословение. Заскочил домой, а в почтовом ящике записка: «ВСЕ НЕВЕСТЫ УМРУТ». Буквы вырезаны из газет и наклеены на тетрадный лист. Волосы встали дыбом, даже шапка съехала. «Что за чертовщина? Шутка? Или…»
Помчался к начальнику милиции, а тот руками развел: «Этим никто заниматься не будет. У тебя то суицид, то несчастный случай, то дурит кто-то. Из-за твоей Натальи, я всю милицию на уши поставил, а мне полковника задержали. Сейчас перевод на повышение – на подписи у министра. Рисковать не хочу. Сам разберись со своими бабами».
Подъехал к дому Бойцовых. Посигналил. Вышел Коля.
– Здорово, зять! Ну-ка читай.
– Дурацкая шутка?
– Непохоже. За Тоню головой отвечаешь.
Думал всю ночь. Сашка хоть и врач, но где-то в верхних эшелонах МВД обосновался. Нашел старую записную книжку и рано утром позвонил Крючкову.
4
«Командирские» показали шесть. Нашарил блокнот на тумбочке, хотел записать сон. Передумал. Чего писать? Увел армейский друг Васька мою любовь, увел, но не сберег. Встал, пошёл на кухню. Набрал в чайник воды и чуть не расплескал. Утреннюю вязкую тишину разорвал резкий звонок межгорода.