Вспышки бесплатное чтение

Первое свидание

Татьяна Бархатцева, милая девушка двадцати лет, свежее и трепетное существо, с восторгом ворвавшееся в зарю жизни, волей судьбы оказалась в университете Испании. Оказалась не благодаря протекции состоятельного ухажера или заботе тщеславных родителей. Нет, Таня, хрупкая лань с сияющим личиком, сама лично впряглась в эту колымагу бесправия и тревог. Первые месяцы прошли в трясущемся волнении и напряжении всех нервов. Мелькали старинные здания, плескались осколки солнца в пучине новых впечатлений, горели страстные глаза случайных прохожих. После первые восторги, слепые и бездумные, уступили место здравым размышлениям. Таня сидела одна в комнате перед новым годом, в чужой, незнакомой стране и рассуждала. И надо заметить, мысли в этой миловидной головке, поражали отнюдь не невинностью и целомудрием. Скорее наоборот, юный ангел поражал преждевременной жизненной хваткой. Танечка подперла острый подбородочек кулаком и думала так:

– Итак, время идет, хватить сопли жевать в комфортном кисельке. Я окружила себя такими же неудачниками, как сама. Буду с ними якшаться – новой дороги мне не видать как своих ушей. Кто вокруг? Одни нищие студенты, такие же горемыки из глубинки, штаны с дырой. Глянуть вокруг – красота неописуемая. В витринах дорогие сумочки, так и светятся в огоньках, так и манят. А платьица на манекенах? Мне бы такое, я бы сразила наповал роту солдат и стадион болельщиков. Да где там? У меня не то, что вошь в кармане, таракан последний в холодильнике «Аве Марию» тянет с голодухи. Все бабки идут на хату и коммуналку, не видать мне ни наряда нового, ни исподнего достойного. Молодость моя проходит в череде будней и зубрежки непрерывной. Аж зубы ноют от тоски. Друзья мои все такие же, черти в лохмотьях. Да еще внезапный ковид душит изоляцией. Мало мне здесь трудностей. Ну, ничего: как только выпустят на воздух, тут же примусь за дело! Всех знакомых студентов, нищебродов убогих – побоку. Я начинаю новую жизнь прямо с первого дня января. Хватит ждать у моря погоды, ведь мне уже почти двадцать первый годок подкатил. Сохнуть нечего и совестно! Вот прямо сейчас задвину бокальчик шампусика за светлое будущее.

Танечка откупорила бутылку с поражающей легкостью, невиданной для столь юной особы женского пола, и пенящееся шампанское с победоносным шипением вырвалось наружу. Девушка схватила салфетку со стола и крупными, размашистыми буквами накарябала пожелание: «Хочу в новом году отдалиться от нищеты и вступить моей ножкой в храм красоты. Хочу, чтобы испанцы полюбили меня, а я постараюсь ответить им взаимностью. А если не отвечу, то облагодетельствую лишь спонсоров, которые откроют мне новую жизнь. Яркую и пышную как райский сад». После последовал ритуал сожжения записочки, золы в бокале, разливающегося тепла в сердце. Таня томно откинулась на подушках и осветилась блаженной улыбкой веры в чудо. Она чувствовала себя всемогущей ведьмой на пепелище отживших нужд. Наступал новый год, год золотой свиньи, мясного, благородного борова.

Вопреки обыкновению подлой фортуны, чудо не заставило себя ждать долго. Уже в середине января Таня увидела сообщение первого испанского идальго в сети. Ловкая штучка хлопнула в ладоши и принялась читать посвященный ей мадригал. Читала она уже без переводчика, но, надо отметить, приложение и не требовалось. Джентльмен не отличался красотой слога, скорее пленял силой напора. Он красочно описал, что хочет встретиться с Татьяной во имя интернациональной дружбы и объединения народов всего мира. Педро радостно сообщил, что он почти два года жил в Украине и знаком со славянской культурой до мельчайших подробностей, так как лично употреблял борщ c чесноком и салом, холодец, а также ловко катался на санках с горы. Он молил случайную встречную просто приятно провести вечер, облагораживая друг друга культурным обменом. Ведь что есть жизнь, как не познание неизвестного?

Сердце Тани дрогнуло от такого искреннего платонического призыва. К тому же мелькнула преступная мыслишка, что записочка в бокале сработала на ее благо. Очарованная дама решила, что пока не готова встречаться с настоящими кавалерами, преследуя корыстные цели. Навыки устной речи были ей чужды и новы. А этот вариант, чистый и сердечный, был вполне удобоварим для первого свидания на чужбине. Таня решилась.

Высокая и стройная, Бархатцева стояла перед зеркалом и умилялась собственному отражению, ласково очерчивая пальчиком контуры соблазнительного тела.

– Ах, до чего же я хороша! Неспроста у меня такая фамилия. Глазки у меня огромные, миндалевидные, бархатные. Волосы густые и вьются колечками игривыми. Конечно, он падет жертвой моего бездонного обаяния. Кожа у меня такого благородного оттенка, светлая и прозрачная. Родинки рассыпаны с деликатной утонченностью и шармом. Полна я томления и очарования, тут не отнять. Попрактикуюсь на новичке, пройдусь коготками по его сердечку. Пусть знает, каково это: связаться с настоящей бестией из России. Не все же ему сохнуть во цвете лет среди дебелых испанок, мужиковатых и низкосраких. Но одного личика мало. Поддам-ка я огонька: надену свои короткие шортики, пусть сомлеет с первого взгляда! Вот придет моя сорокалетняя старость – буду, как леди, кутаться в длинные платья, а пока пальну ему прямо в нижнее сердечко!

И Танечка побежала на каблучках в центр города, стреляя глазками в проходящих мимо мужчин. Испанцы столбенели, выкатывали черные глаза, клокотали утробным звуком восхищения. Женщины шипели как старые кошки и резали воздух лезвиями взоров. Таня была поистине неотразима в тот вечер!

Герой вечера сидел на открытой террасе кафе и методично считал перистые облачка в розовеющем небе, но заметив неземного мотылька, подскочил на жирненькие ножки любителя чревоугодия и, потрясывая увесистым брюшком, поторопился к студентке. Педро оказался упитанным мужчиной сорока лет, с намечающейся лысиной и испариной на лбу. Но глазки его все еще были полны живительного пламени сладострастия, и пухлые губы влажно блестели в вечернем воздухе. Нетерпеливо облизнув их, кавалер поцокал языком, гордо вскинул голову и уверенно провозгласил:

–Добро пожаловать к моему столику, милая незнакомка.

Таня успела заметить, что ухажер ниже ее ростом на две головы, а спинка у него свернулась сдобным рогаликом. Костюмчик на кабальеро трещал с дробным хрустом, шарфик на шее сморщился с небрежной ленцой. В целом мужчина производил впечатление округлого жука, барахтающегося на спинке с радостным улюлюканьем. Жук сучил лапками, бодро заказывал кофе, впивался булавками глаз в щечки Тани с коварным злорадством, словно ведал некую тайну вселенского масштаба, неизвестную самой барышне. Руки Тани затряслись от подобного внимания. Она ожидала расслабленной дружеской встречи, непринужденной в первичном равнодушии. Жук же смотрел с ехидным сарказмом и подло молчал. Жертва многозначительной паузы не выдержала и прорвалась быстрым потоком испанских слов. Девушка тараторила о Родине, родителях, рано подохнувшей собаке, Мадриде как столице Испании, аппендиците в средней школе, учебе в университете, отсутствию кефира на новом месте. Хлынувший ливень нервного красноречия закончился так же внезапно, как и начался. Таня побледнела еще больше, осипла и не могла больше вымолвить ни единого слова. В голове было пусто и гулко стучало в висках. Она ошалело вонзилась взглядом, молящим о помощи, в ухмыляющегося собеседника напротив. Тот по-прежнему молчал и похотливо скользил взглядом по груди и бесконечным ногам девушки. Наконец щечки идальго залоснились еще больше, и Педро, вальяжно откинувшись в кресле, спокойно произнес:

– Понятно, понятно. У тебя что, совсем нет испанских друзей здесь?

– Пока нет. Я еще не вполне освоилась после родного дома и поспешила себя окружить привычным комфортом русских знакомых.

Испанец в негодовании округлил глаза, нахмурился и внезапно взорвался громкой спесью.

– Серьезно? Ну, это никуда не годится! Ты приехала в нашу страну и просто обязана адаптироваться! Это твой долг. Ты не гость, ты – студентка. Твоя первая задача – полностью искоренить твою славянскую лень и начать общаться с коренными испанцами. Выброси всех своих комфортных друзей на помойку, только так ты сможешь достигнуть новых высот. Кто ты сейчас? Неуверенная в себе моль сутулая, да и только. Нет развития, нет здравого смысла, нет логики и смысла! Ты бы могла с таким успехом остаться в России. Зачем приехала?

Припечатав Таню к стулу своим уверенным апломбом, Педро потянул кофе из чашки со вздохом полного блаженства. Взгляд его жадных глаз по-прежнему впивался в ноги собеседницы. Девушка трепетала внутри и испуганно поглядывала в сторону утихомирившейся стихии. Она тоже покорно пила кофе, хотя никогда не делала этого вечером, предусмотрительно опасаясь за бессонницу. Но Бархатцева просто стеснялась отказаться в присутствии этого сурового педагога жизни. Внутренне Таня обиделась на непрошеного советчика и поставила на нем крест, но правила приличия, навязанные родителями и обществом, пригвоздили ее к стулу. Проглотив необъективность и несправедливость замечания, Таня решила продолжать быть легкой и дружелюбной. Она взмахнула длинными ресницами и обратилась к зарвавшемуся знакомому с банальным вопросом:

– А Вы кто по профессии будете?

– Я – пластический хирург.

– Правда? Невероятно! Какая интересная и необычная работа. И такая редкая! Вы, вероятно, имеете тысячи увлекательных историй из вашей практики.

Ответа не последовало. Педро со скучающим видом полировал ноги Тани глазками профессионала. Словно очнувшись от грез, он вскинул на Бархатцеву южные очи и снова поразил деву спонтанностью идей и намерений:

– Слушай, а не пойти ли нам куда-нибудь выпить? Эй, кошелек не доставай, я плачу. Я прекрасно знаком с правилами свиданий в твоей стране и знаю, что у вас всегда банкует мужчина. К тому же ты еще нищая студентка, а я – практикующий врач и очень хорошо зарабатываю.

И Таня, не смея возразить, покорилась. Покорилась тому, что дружеская встреча неожиданно превратилась в свидание. Покорилась предложению продолжить вечер в незнакомом месте с алкоголем. Покорилась своему раболепному состоянию безответной жертвы. Позже она помнила, как они довольно долго шли по ожившему, бурлящему городу, чувствовала, как неудобные каблуки попадают в выбоины мостовой, как ветер ласково касался ее растрепанных чувств и волос. «Живем один раз» – так думала юная Таня и сжималась во внутреннем смирении как цветок, закрывшийся на исходе дня.

Они долго сидели в уютном кафе. Приглушенный свет падал на лицо Татьяны, и она казалась ослепительно прекрасной в этом склепе оттаявших чувств. Бокалы вина сменяли друг друга, и сердца раскисали в теплом всепринятии. С каждой выпитой дозой испанский язык становился все более родным, словно впитанным с молоком матери. Изменилось все: напряженность сменилась расслаблением, опасения – безмятежностью. Лишь одно оставалось прежним, не смотря на новые декорации и возникшее доверие – взгляд жука-испанца, скользивший по точеным ножкам спутницы. Ведь, как известно, постоянство – залог успеха.

Педро совершенно обмяк и, вбирая в себя коктейль за коктейлем, серебристый смех успокоившейся девушки, истому вечера, вдруг спросил, сыто икнув и подмигнув с томной ленцой:

– А вот скажи мне, милая донна, а что бы ты хотела изменить в своем теле? Только честно скажи, без утаек и всех этих ваших женских хитростей-премудростей! Терпеть их не могу, сказать по правде. Ты очень красивая, конечно, но, если подумать, все мы несовершенны. То бок кривой, то одна нога короче другой, но то нос не поражает выразительностью ноздрей. Я интересуюсь исключительно как профессионал, не подумай ничего дурного. Хоть ты и ничего, но шила в мешке не утаишь, есть и у тебя секретики.

Таня опешила и на миг потеряла дар речи, не смотря на выпитый алкоголь и успокоившееся сердце. После осторожно, подбирая каждое слово, словно нанизывая звуки на вечерний воздух, произнесла избитые истины:

– Эммм, меня как бы все устраивает по большому счету. У меня неплохая фигура, миловидное лицо. И вообще я придерживаюсь такого твердого принципа, что принимать себя надо в любых проявлениях физиологии. Можно изменить форму губ, скул и груди, а остаться с той же самой болью, что была в начале. Так как боль эта не зависит от внешних проявлений.

Испанец гортанно расхохотался и, указывая жирным пальчиком на хрупкий бюст Тани, позволил себе мимолетную вольность.

– Ну уж! Говори, говори, да не заговаривайся! Кстати, по поводу груди. Не хотел тебе говорить, но скудна она у тебя, недоразвита. Беда это для любой особы женского пола, а особенно для особы, активно участвующей в брачных соревнованиях. Поверь мне как знатоку – всем мужчинам без исключения нравится большая грудь. А чьи мужчины восхищаются убогим первым размером, так они просто любят своих женщин бездумно, но были бы счастливы, если б каким-то чудом грудь их избранницы увеличилась хотя бы на один размер. Наверняка, когда спадет первый дурман влюбленности, каждое воскресенье ставят свечку в соборе святой Терезии во имя увеличения размера и тайно уповают на чудо Господне. Поклоны бьют, лбом мрамор крошат в храме… тут без сомнений. Ведь маленькие сиськи – что это по большому счету? Две медали, дарованные женщине за тяжелую судьбу. Вот все свистят, что, мол, упругая единичка лучше вялой троечки. А кто честно скажет вслух, что упругая тройка лучше отвисшей единицы? И такое случалось видеть (не приведи Господь такое узреть пред сном) – уши спаниеля, но очень маленькие и коротенькие, как тряпицы унылые. Давай уж не сравнивать мягкое с теплым. Упругая тройка лучше, чем отвисшая тройка. Упругая единица лучше, чем отвисшая единица. Но при равных данных большая грудь всегда выигрывает у маленькой. А теперь секрет открою! Ежели тройка стоячая, то это никак не может быть натюрель. Законы физики не изменишь: естественная тяжелая грудь тянется к земле. Импланты же стоячие, правильно приделанные всегда будут смотреть вперед и идти строго по курсу своих желаний и нужд! А сколько разбитых сердец и несостоявшихся свиданий случилось по вине предательского пуш-апа! Сколько обманувшихся страдальцев, добравшись до груди, получали сердечный приступ из-за того, что там оказывались прыщи или неправильной формы груди! Поверь мне, это низко, подло и аморально! И недостойно человечества! А если брать в расчет, прошу прощения за вольность, задницу дамы? Сколько предательских обвислостей и складок в этой нежной, чувствительной зоне тела! Татьяна, ты еще так молода, но уже не можешь похвастаться округлым совершенством нижнего плода. А стоит мне взять лишь часть твоего жира из талии и перенести его к укромным половинам твоей плоти, и не будет счастливее человека, чем мужчина рядом с тобой! Ведь нет ничего хуже, чем лицезреть целлюлитные горы хлама в бассейне, эти извергающиеся мерзости, фонтанирующую пошлость. Родинки твои тоже спорны, они портят совершенство твоей благородной, аристократической кожи. В старину по родинкам вычисляли ведьм, а я лишь борюсь за торжество красоты, за вопиющую радость прелести! Поверь мне, я могу столько изменить в тебе, чтобы слепить лучезарную богиню, подминающую своей стопой почитателей и мечтателей. Лишь твои ноги вполне приятны, их можно оставить. Но это временно, ведь, как известно, время беспощадно и губительно даже для природного совершенства. А я исправляю огрехи вечности! Я спасаю человеческие души и глаза от гнета тлена!

Закончив свою бурную тираду, Педро, воспользовавшись моментом ошарашенной слабости подруги сердца и будущей музы для пластических поползновений, припал пенящимися устами к несовершенным губам спутницы. Таня, скованная омерзением и тревогой, забыла, что может сопротивляться, и превратилась в покорного истукана. Так случился первый поцелуй. Довольный кавалер, вполне обрадованный согласием юного существа, продолжил свою пламенную речь:

– Что греха таить: присутствует у меня своеобразная профессиональная деформация. Мы ведь с тобой уже вполне близки, и я теперь могу открыться, не таясь. Есть у меня секретное хобби. Люблю я похаживать на местный городской пляж. И не потому, что являюсь страстным поклонником омовения тела. О, нет! Я – сторонний наблюдатель и эксперт в области тел. Как ты заметила, местные девушки не любят загорать в бюстгальтерах, а предпочитают топлесс для равномерного воздействия солнца на слабую плоть. Это мне бесконечно на руку, хе-хе! Я просто прикован опытным взглядом к их телам и могу беспрепятственно наблюдать и делать непредвзятые выводы. И вот к чему я пришел в конечном итоге! Заключение мое, надо заметить, скорбно, но бесконечно справедливо. Нет ни одной совершенной груди, ни одной достойной ягодички в моем родном отечестве. Все надо резать, кромсать, приводить к идеалу! Иначе никак! Красота спасет мир, а сало погубит душу. Особенно сало дребезжащее, потное, желейное. Нет упругости – нет и счастья, нет и летней радости момента! Я задыхаюсь в этом развале тюленьего пренебрежения к своему телу! Пойми меня, Татьяна, таков уж я, Педро Гарсия, борец за красоту и желание.

Мысли Тани начали пробираться к выходу. Пьяная откровенность кавалера полностью обескуражила юную деву. Ее словно кинули тушкой на операционный стол, разобрали тело на филейные кусочки и рассматривали под микроскопом. Поджилки тряслись, косточки раздраженно звенели, вторя джазовому фону заведения. Редкая девушка способна принять пламенную открытость чувств за комплимент. Таня робко пролепетала:

– Мне уже пора домой, к сожалению. Ты – прекрасный парень, Педрито. Мы мило провели вечер и обязательно еще встретимся, но сейчас я просто вынуждена бежать по причине полного отсутствия времени.

Педро смирился с неизбежным, как рыцарь без страха и упрека, и галантно засеменил ножками за юной газелью, периодически пытаясь примоститься и притереться к телу, так огорчившему его с точки зрения первичной эстетики. Прощаясь, он вновь пытался сорвать поцелуй с недостаточно пухлых уст избранницы, но порыв не увенчался оглушительным успехом первой попытки. Губы скользнули по подбородку, зубы стукнули, и Таня, убегая и нервно хихикая, скрылась за поворотом. Вернувшись домой, она тут же заблокировала усердного профессионала и постепенно забыла о нем. Тот же страдал, не ел паэлью целых две недели от нервного расстройства и проклинал ветреных женщин, но вскоре смирился, переключившись на новых жертв своего творческого старания.

Время бежало бодрой рысью. Вскоре Бархатцева встретила высокого и рослого парня, не отличавшегося увесистым кошельком и умственным гением, но обладающего прочими житейскими удовольствиями. Он был высок, статен, почти обладал лицом голливудской звезды. Подобное очарование полностью перечеркнуло меркантильные задумки Татьяны о собственной судьбе. Она сдалась и радостно затрепетала в вихре чувств. Однажды влюбленная парочка летела по тротуару вечернего города, вглядываясь в первые звездочки, проклевывавшиеся в парусе неба. Играли уличные музыканты, собаки начинали чесать блох, очнувшись от удушающей сиесты. Царила полная гармония и отрада. И вдруг Таня заметила Педро, еще больше округлившегося с момента их первой встречи. Он вскинул черные бусины глаз на неудавшуюся пассию, затем брезгливо пробежал взглядом сверху вниз по ее спутнику и, впившись на миг зрачками в его икры, сплюнул себе под ноги и злорадно ухмыльнулся. Маленький эстет засеменил прочь от парочки, злорадно приговаривая сквозь зубы шипящей скороговоркой:

– Тьфу, корчит из себя Бэтмена долговязого, поди, а ноги кривые как мельничное колесо. Так ей и надо, стерве малолетней! Эх, нет совершенства в этом мире, нет совершенства!

Новоселье

С Иркой дружу, сколько себя помню. Веселая она, задорная, всегда умеет поднять настроение. Бывает, тоскливо на душе, кошки скребут, в печенке грусть ходуном ходит, а тут, бац, и она со своей придурью выскакивает, как черт из табакерки. Шальная она девица, неугомонная. Один грешок лишь имеется: любит Ирка напрячь кого-нибудь, а сама слиться. Сколько раз мы на этой почве спорили, сколько раз я косы ей драла – суть одна, все равно норовит скинуть фронт работ на зазевавшихся. Да что уж с ней поделать, куда от нее спрятаться. Все равно после найдет и умилительно так покается, прижмется всем тельцем, слезу пустит на кофточку – сердце растопит в один миг. Прыгала Ирка до тридцати годков в бесноватой пляске, шумной одури. Мужиков использовала для своих прихотей, крутила ими направо и налево, по часовой стрелке и против ее. Они и сами уже терялись в направлениях бурных романов, стонали и проклинали все на свете. Да какое там! От Ирки еще никто по доброй воле не уходил! Но настал тот счастливый день, когда встретила эта хитрая ведьма Геру. Ничем он не выделялся из многоликой массы Иркиных ухажеров: хилая комплекция, узко посаженные глазки, тонкие ручки. Слова не дождешься, даже если напился, как последний бич на Пасху. Тихий был, смиренный, покорный мужичок. Во всем он Ирку слушался, боготворил ее и потакал желаниям, а втайне, наверное, постоянно прикидывал, как дать деру при счастливом стечении обстоятельств. Но было у Геры одно весомое достоинство, которое пересиливало его покорную ущербность и подлые мыслишки. Он купил квартиру. И не где-нибудь, а в спальном районе нашего славного города. Если до встречи с Герой я и не догадывалась, что подобное расположение дома следует свято чтить и бить земные поклоны судьбе, то здесь впервые в жизни уста ухажера разверзлись, как хляби небесные. Первым делом кавалер гордо показал нам свой дом и подъезд в типичном панельном доме. Затем он поднял в небо тощий палец и весомо произнес длиннейшую тираду в его бледной жизни:

– Новостройка, девки, в спальном районе – это милость Господа нашего, лучезарная улыбка фортуны. Ибо я ее купил на свои кровные, а не в лотерею выиграл. Благо дело бабка померла, да деньжат подкинула по завещанию. Долг каждого пенсионера в нашей стране – приблизиться к концу земного пути по уровню благосостояния к олигарху. Вот и моя покойница, царствие ей небесное, не отстала, уважила! Благодаря ее воздержанию и накопительскому инстинкту я могу себе позволить истинную роскошь потребления и выбора. Только посмотрите на мое приобретение! Вскиньте свои взоры от бренного бытия земного в даль небесную, обетованную. Воздух здесь чистый, прозрачный, каждая звездочка как тряпочкой протерта до блеска! Опять же озерцо рядом есть, можно после трудов скорбных лодыжки прополоскать и впитать в себя силу матушки-землицы. А если не пить и заострить свой слух отсутствием возлияний, то есть возможность и послушать, как соловьи горлышко продирают в сонном блаженстве. Помяните мое слово, лучше места в нашем городе не сыскать во веки вечные!

Подобный всплеск словоблудия встретил с нашей стороны шок восторженный и преклонение перед таким редким, но таким убедительным ораторским искусством Геры. Мы словно соприкоснулись с одаренным поэтом. На душе потеплело, и мы закивали с пламенным умилением. Гера, заметив наше податливое усердие, пустил малодушную слезу и вздохнул со счастливым присвистом. Назревала новая жизнь.

И вот наступил долгожданный день новоселья. Ирка позвала всех близких людей, завлекая красочными словами об обильном ужине. Пробираясь в темноте по необжитому спальному району на высоких каблуках, я проклинала собственную доверчивость, извечную женскую жажду веры в чудо, позволившую воспринять речь Геры за истинное золото. По факту фонарей почти не было, а случайные тусклые лампочки, не разбитые новоселами, скудно освещали мой тернистый путь. Вывихнув несколько раз ногу, с проклятьями утопая в раскисшей земле, порвав колготки о торчавшую арматуру, я наконец-то оказалась перед знакомыми очертаниями подъезда. Оглянувшись вокруг, я начала критически осматривать местность.

– Вот же черт, вроде и дом тот, и скамейки кривые похожи, но словно чего-то не хватает, да вот не могу припомнить. А-а-а-а, мусорки нет почему-то. Может, все же не тот подъезд? Как тут определишь? Все эти новые панельки похожи друг на друга, как единоутробные братья. Вот же бесово наваждение! Дьвольская пытка нервов! Хотя нет, вероятнее всего, урну просто свистнули, как это и бывает в благородных домах Лондона и Парижа. Слишком она хороша была на свою беду, вот и приделали ноги!

Сомнения сбились внезапным звонком взбудораженной Ирки, жадно пыхтевшей в трубку. За пламенной одышкой таилась привычная подстава.

– Маруська, привет! Прости, родная, эти аспиды на работе задержали! Вот же подляна извечная, проклятый закон жизни. Ни вздохнуть – ни пукнуть с этими иродами! Сколько сейчас? Половина четвертого? Вот же блин! Спасай, Мурмурсик! В семь гости придут, а на столе ни шиша! Беги со всех ног в квартиру, я просила Герку не закрывать двери, чтобы ты без проблем вошла. Он же дрыхнет после смены, пушками не разбудишь. Но ты все равно аккуратнее, береги его покой. Он же мой кормилец теперь! В холодильнике все харчи, придумай там что-нибудь на скорую руку, не посрами. Я тебя отблагодарю, за мной не застоится. Все, все, целую и убегаю, времени в обрез. Через час буду, прибегу на подмогу.

В телефоне раздался громкий щелчок, и я в ярости кинулась прямо в подъезд, не разбирая ни количества ступеней пригласительного марша, ни нумерации квартир. Взлетев вихрем на второй этаж, я открыла знакомую серую дверь и ураганом промчалась на кухню, проклиная Ирку и ее предков до десятого колена, прах ее предков и гены ее потомков. В темноте гремел на всю квартиру воинственный храп Геры. Делать было нечего – снова Ирка надула меня с чувственным восторгом. Открыв в негодовании дверцу, я устремила испепеляющий взгляд в недра светящегося холодильника. Взору моему предстал скудный набор джентльмена: старая обветренная кость доисторического ящера и овощная смесь в банке, покрывшаяся заплесневелой коркой. Опешив от крамольной, побивающей все рекорды и достижения прошлого наглости со стороны Ирки, я вновь ощутила внутри своего сердца воинственный мятеж.

– Так вот шиш тебе с маслом, ушлая тварь! В магазин меня теперь поганой метлой не загонишь. Свои собственные бабки тратить на твою новосельную причуду! Не обломится, крыса! Знаю я тебя, крашеную бестию, ты потом ни рубля не вернешь ведь, ни копеечки чалой. Глазками будешь хлопать, как бабка в маразме! Не бывать моему униженному падению. Что подкинула мне, то и выгорит! Жрать тебе и твоим гостям суп с голой костью, пусть подавятся! Мне плевать!

И я поскребла по сусекам, нашла набор старых специй и твердую соль, пропитанную напластованием лет, и принялась с подлинным азартом графа Монте-Кристо за дело. Через час суп был готов, точнее, не суп, а бурда, чадившая сомнительным духом. Потирая мятежные руки и искренне удивляясь жеребячьему храпу Геры, я сладострастно приговаривала:

– Получи, фашист, гранату! Век будешь помнить свою мерзкую выходку с лучшей подругой. Больше не посмеешь в такой абсурд втянуть, в дремучую подлость! А этот идиот в спальне даже от вони заветренной костомары не проснулся! Небось, еще и сны видит о колбасном отделе, облизывается. Кот драный! Скажите тоже, сам от горшка два вершка, а храпит, как огромный бульдозер. Откуда только сила взялась? Не смотри, что мал, раскатываться громом мастак! Чудо, да и только! Как его только Ирка терпит? Наверное, это у них взаимное. И она змея подколодная, и он храпун голосистый. Два сапога пара! Муж и жена – одна сатана. Вот и серы вам в дом нагоню, нюхайте в четыре ноздри и любитесь! Даже тост вам подниму за исправную вентиляцию!

Поток малодушного сознания прервал очередной звонок Ирки. Вглядываясь в светящийся экран телефона, я кровожадно посмеивалась, томя любимую подругу ожиданием:

– Звони, звони, стерва. Суп от этого вкуснее не станет, магазин на районе выручку не сделает. Знаю я, что ты задумала. Мол, запаздываю, сиротина скорбная, выкрутись сама, милочка. Да вот кукиш тебе в рыло, я сама не лыком шита. Изучила твои повадки за долгие годы совместного прозябания! Меня не натянуть, не выпотрошить! Я тебе не индюшка невинная!

Выждав положенное количество звонков, я наконец с гордой миной приняла вызов. Сладкий вкус изысканный мести нарушил крик Ирки:

– Марусь, ну коня твоего за ногу, псину за косматую холку. Ты где?

– В смысле «где»? В кухне, где отбываю повинность. В былые времена подобные отношения назывались «рабовладельческий строй», а нынче ты возвела их в ранг добровольного служения. Суп уже сварила, тебя жду.

– Какой «суп»? Кого ждешь? Совсем ополоумела?

– Эй-эй, попридержи коней. Я здесь батрачу на благих началах, а меня же еще и попрекают. Совесть у тебя есть или продала в Дубаях за три копейки?

– Марусечка, что с тобой происходит? Ты хорошо себя чувствуешь? Я уже давно дома, а тебя и в помине нет. Герка проснулся, на меня зенки таращит. Гости скоро придут, а на столе шаром покати.

Сбивчивую скороговорку Иры внезапно прервал горловой всхрап из соседней комнаты. После пары продолжительных причмокиваний заскрипели пружины, последовало кряхтение, и неведомое тело вновь погрузилось в омут рокочущих фанфар. Словно и не человек там спал, за перегородкой, а хищное животное, задравшее зайца.

Мозг озарился догадкой, вспыхнул просветлением. До меня вдруг отчетливо дошло, что я в чужой квартире уже тусуюсь часа полтора. Перепутала, вероятно, секцию дома. И спит там вовсе не Гера, а чужой мужик. Я быстро выключила плиту и тихонечко, на цыпочках, как незримый эльф, выпорхнула их квартиры. Легкости моей поступи в этот момент позавидовали бы даже прима-балерины Большого театра. До подруги я все же дошла, следуя ее четким указаниям по телефону. Мы еще долго втроем смеялись над нелепой ситуацией. За час мы успели сварганить легкие закуски, настрогать бутербродов, поставить мясо и картофель в духовку. Застолье было спасено. Хозяин квартиры разошелся в очередной раз, втайне гордясь воспоминаниями о первом удачном ораторском искусстве. Подняв первую рюмку за столом, Гера вдруг раскатился дробным смехом. Он схватился за край стола и произнес неожиданный тост, сверкая хитрыми глазками и лукаво подмигивая собравшимся гостям:

– Нет, вы только на миг представьте себе эмоции того мужика, когда он проснется, отольет и забредет ненароком на собственную кухню чайник поставить. А там его приветствует кастрюля свежесваренного супа собственной персоной! Сущий сюрреализм, товарищи! Так выпьем же за то, чтобы и в нашей жизни случались подобные чудеса, неизменно привлекающие нас в собственный дом. Новый дом, новая кастрюля борща, новая страница истории! Ведь как говаривал старина Сенека (а он был далеко не дурак, надо заметить, недаром в горячей ванне не просто отдал концы, а обрызгал предварительно кипятком рабов своих): «Новизна восхищает часто больше, чем величие».

Скачать книгу